Аннотация: ПРОИЗВЕДЕНИЕ,ПОСВЯЩЕННОЕ ПРИЧУДЛИВЫМ И СТРАННЫМ ИГРАМ ЛЮБВИ И ОБЛАДАНИЯ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
Прощальное письмо.
В волшебных сумерках угасающего дня, посреди протяжной песни ночи, опускающейся на плечи усталого города, распятого чаяниями и заботами дня, я сижу и пишу это письмо, которое никогда не прочтет та, кому оно предназначено...та, что стала причиной его появления и всего того, что заполнило страницы вперемешку с тенью светильника, проникающей в слова и буквы. Я увидел ее однажды и весь мир для меня перевернулся. Он полетел вверх тормашками прочь и все, что радовало меня в нем, просто перестало для меня существовать. Моя жизнь разделилась на две неравные по объему и равные по содержанию половины - до ее встречи и после того, как я встретил ее. Ее длинные черные волосы, словно журчащие горные ручьи, путешествовали по ее изящным плечам, ее дивные прекрасные руки содержали в себе столько нежности и ласки, ее губы напоминали лепестки только что распустившейся розы в самом дивном саду. И только ее глаза были словно не живые. Они смотрели сквозь меня и сквозь всех: либо критически оценивая мир, либо просто не считая его достойным внимания.
Ее всегда интересовали деньги, и только значительное обладание ими давало мужчинам возможность быть рядом с ней. Остальные претенденты, впрочем, и другие люди, в иерархии ее предпочтений находились на уровне холодного и равнодушного презрения. Она брала от жизни все, дожимая без остатка любые остатки, и совершенно не церемонилась с теми, кого бросала. Чужая боль от костра из разбитых чувств трогала ее меньше, чем жужжание мухи паука, подбирающегося по своим разбросанным смертельным нитям к обреченной на гибель жертве.
Но я любил ее...я любил ее так, как никого и никогда не любил, и возможно не смог бы полюбить. Такие чувства преодолимы, скажете вы, они не вечны. Возможно, но что толку говорить об этом до или после, когда я находился в самом центре разбушевавшегося пламени, жара которого окружающие меня люди совершенно не замечали? Все эти заумные и высокопарные слова не в состоянии были затушить огонь в моей груди и изгнать невыносимую боль из моего сердца.
Я презирал себя за то, что люблю меркантильное существо в женской оболочке достойной Рафаэля и Боттичелли, но от этого мне не становилось легче. Я пытался уйти в мир грез, но всюду там меня преследовал ее образ. Я сопротивлялся наваждению любви, я пил как проклятый, вливая в себя литры опротивевшей дурманящей жидкости, но неизменно посреди скрюченных пьяных тел, словно нарисованных нелепой кистью равнодушного лунного света на полотне жизни, оставался трезв как стеклышко, один на один со своими треклятыми чувствами.
Я пытался с ней поговорить и назначал встречи, сталкивался невзначай, ожидая ее появления долгими часами, писал переполненные чувствами стихи и подбрасывал ей их. Но в ответ получал лишь холодное презрение во взгляде, которым окидывала она меня, удаляясь прочь, и все мои попытки превращались в унижения и мучения, а также в издевки, мелькающие в ее холодных глазах и задевающие желанные прекрасные губы улыбкой абсолютного доминирования и превосходства.
И тогда в один из дней такого же унижения я решил, что мне остается только одно: стать человеком ее круга, сделав деньги. Как можно больше денег. Стать богатейшим человеком.
К своей цели я шел долгим и упорным трудом, с лихвою разменивая свои моральные принципы на жонглирование и преступление почти всех библейских заповедей. Через несколько лет после череды махинаций с акциями предприятий, которые лишили многих людей работы и заслуженного куска хлеба, темными делами с криминальными структурами, запустившими свои жадные щупальца в артерии всего общества, с государственными предприятиями и организациями, падкими на сладенькое в особо солидных суммах и размерах, несмотря на строжайшие законы, я, продираясь сквозь сломанные судьбы и разбитые мечты по головам, плечам и трупам, в конце концов достиг своей цели.
Владелец трех заводов, десяти вилл, нескольких яхт и целого ряда загородных домов, больше напоминавших замки,VIP-персона в таких местах, где не ступала нога не то что рядового обывателя, но и бизнесмена средней руки, я официальным образом пригласил ее на банкет, который был организован в честь реорганизации одного из заводов, специализирующихся на переработке и продаже ценных сплавов за рубеж.
Все эти годы я продолжал любить ее, вспоминая каждую черточку ее прекрасного лица, один взгляд на которое бросал меня в дрожь и погружал в оцепенение. Но когда ее представили мне, я совладал с собой и уже спокойно глядел в ее пустые глаза, объясняя такую реакцию тем, что уже не мальчик и равноправием ситуации. В ту же ночь она стала моей, а через месяц я сделал ей предложение и таким образом моя мечта окончательно сбылась. Но каждую ночь, переживающую бурю и потоки вырвавшейся на свободу страсти, чувствуя как ее холодность трещит по швам подобно льду и постепенно превращается сначала в приязнь, со временем в привязанность, после в нежность и окончательно в любовь, я ловил себя на том, что прежде обожаемая мною женщина, идеальная для меня во всем в моих грезах и мечтаниях, надоела мне и опостылела. Чем больше любила меня она, тем отдаленнее я слышал в своем сердце как умирают последние ростки моей любви к ней.
Вначале я мирился с этим, полагая, что это лишь последствие достижения столь труднодоступной и почти недосягаемой цели. Но холод окончательно охватил мое сердце и мои финансовые возможности легко могли решить проблему сотворения дополнительных, параллельных жизней. Приходя каждую ночь после посещения очередной героини из новых миров наслаждения и удовольствия, я уже не чувствовал ничего к той, которая заставила преобразиться всю мою жизнь. Я видел ее красоту ближе остальных, но она больше не трогала меня. Я смотрел на бесподобный прежде шелк ее волос, рассыпающийся с легким еле слышным звоном по атласной коже ее восхитительного тела, но мое сердце сохраняло ровное звучание, ни на йоту не ускоряя темп. Даже в ее глазах давно была повержена сталь и они светились при каждом моем появлении. Но мне было уже все равно.
И однажды она узнала обо всем. Я сам не знаю откуда, хотя такое от любопытства посторонних далеко не всегда можно скрыть, особенно когда ты на виду и на устах у всех тех, кто готов вылить на страницы газет и полотно экранов любую грязь и мерзость в целях прибыли и роста продаж.
Когда я пришел, она уже давно собрала вещи. Я заглянул в ее глаза, но овладевший ими стальной блеск вновь разделял нас. Она сказала, что больше не может так жить. Что она давно догадывалась обо всем и почти знала о происходящем за ее спиной. Я молча пожал плечами. Она громко закричала и набросилась на меня с кулаками, но я словно тряпичную куклу отшвырнул ее и она упала на пол.
- Я так сильно любила тебя! - кричала она со слезами на глазах и глухими рыданиями: - А во что превратил ты мою жизнь, проклятый эгоист!
- У тебя она по крайней мере была, - спокойно ответил я как истукан из льда: - Пока ты не отняла ее у меня. Ведь именно ты превратила меня, человека, который тебя боготворит и любит в чудовище, которое теперь полюбила сама. Чтобы заставить полюбить чудовище надо самому стать еще большим чудовищем, не так ли, дорогая моя?
- Я тебе не дорогая, - вдруг неожиданно сдержанно и тихо проговорила она: - Ты преподал мне жестокий и страшный урок. Но теперь я все поняла. Я ухожу...
Она сделала несколько шагов вперед. До двери оставалось всего десять шагов, когда я воскликнул, едва сдерживая негодование:
- Если ты выйдешь за эту дверь, ты навсегда будешь потеряна для меня.
- Пусть так, - проговорила она: - Но теперь я буду решать.
До открытой двери оставалось девять шагов...восемь...семь...она ускорила шаг, и когда наконец перешагнула за порог, я выстрелил.
Она умирала у меня на руках. Несколько секунд агония била ее, но вдруг, заглянув в мои глаза и судорожно охватив мою руку, она сказала тепло, нежно и почти по-матерински шепотом: " Прости меня..." И больше ничего.
И только тогда я осознал всем своим очерствевшим сердцем, как я любил ее. Я истошно кричал, будто раненный зверь и не сдерживал слез, которые катились по моим щекам не переставая. Она умерла и вместе с ней умерла вся моя прежняя жизнь. А значит, этот дом должен был стать ее последним пристанищем. Когда я уходил и шел, не оглядываясь вперед, словно ослепленный молнией с небес, здание уже вовсю охватил огонь, но в действительности, казалось, пожиравший снова мое сердце и душу. Потому я и не мог оглянуться, бессмысленно двигаясь вперед, но уже не пытаясь уйти от себя, и теперь я снова здесь, в своей старой каморке, в которой и начиналась вся эта невероятная история любви, сгоревшей дотла, чтобы вновь возродится и уйти прочь, оставив после себя прощальное письмо как предупреждение для тех, кто готов на все ради любви, даже если в результате он лишится ее совсем.