Танюшка уговорила мама и тетку Степаню разрешить ей спать в сенцах под пологом. Во-первых, там было прохладно, и вместо перины на досках лежал обычный матрац: перины, показавшиеся сперва верхом блаженства, просто душили ее в своих жарких объятиях. Во-вторых, она там будет одна и, в-третьих, под пологом - это как принцесса.
Забравшись под полог из ситца с рисунком пчелиных сот, выгнав всех комаров, укрывшись до самого носа теплым одеялом, рассказав себе в сумерках позднего летнего вечера сказку про принцессу, Танюшка заснула счастливейшим сном.
"Ко-о-о, ко-ооо-ккко, ко-ко-ко-ко, ко-ооооо" начавшаяся чуть слышно песнь нарастала и превращалась в настоящую "ко-ко-фонию". Одна, вторая, третья "солистки" вливались в хор. Танюшка открыла глаза, сквозь нежную сетку сот едва виднелся свет. Приподняв полог, она убедилась: утро еще только думало начаться, уснуть было невозможно. Она тихонько слезла с матраца и босая вышла во двор. Куриный насест был устроен рядом с домом как раз за стенкой сеней. На крыльцо вышла тетка Степаня.
- Что? Разбудили тебя? - она кивнула в сторону голосистого хора - Поди-ка ложись, скоро угомонятся.
Пришлось снова забраться под полог. Сначала даже было интересно это куриное пение, но потом уже казалось - "утренняя перекличка" никогда не закончится. Так и уснула под напористые кудахтанья.
Проснувшись в тишине, Танюшка почти забыла утренний куриный концерт.
В избе тетка Степаня крутила какую-то шарманку с двумя краниками. Из одного краника текла тоненькая струйка, а из другого - побольше.
- О, городская прынцесса выспалась! Возьми кружечку, попей, - она кивнула на тоненькую струйку, продолжая медленно вращать ручку чудо-машины.
Танюшка взяла маленькую чашечку, подставила под струйку:
- Что это?
- Это сепаратор. Здесь сливки, а здесь обрат...
Попробовав из двух струек, Танюшка выдала свое заключение:
- Здесь вкуснее, - кивнула она на тоненькую струйку.
- Городская, я толк понимаешь, - добродушно усмехнулась тетка.
- А можно я покручу?
- Это можно. На, крути, только тихонько... не спеши.
Танюшка уселась, взялась за ручку.
- Тетя Степаня, а зачем это нужно?
- Ну, как? Обрат - для телочки, да и тесто замешу, а из сливок сметану, масло сделаем.
- Сами сделаем? - ручка сепаратора остановилась.
- Ты крути-крути. Сами, конечно. Мы в деревне все сами делаем: не баре.
Завтра по малину пойдем, я тебе кузовок приготовила маленький, - она поставила на стол берестяную корзиночку.
Для Танюшки все было чудом. Закончив с сепаратором, напившись сливок со свежим хлебом, она захотела новых чудес. Жаль, что взрослые вечно заняты какими-то делами, да и деревенская ребятня с утра тоже не бездельничает: кто на элеваторе помогает, кто в огороде, кто на ферме.
Сидя на лавочке возле печки, смотрела на стену с фотографиями. Озорные бегающие глазки ходиков снова рассмешили ее.
- А это что? как это я не заметила? - она подошла поближе.
Две цепочки свешивались из кошкиного домика. На одной - потертая золоченая шишечка, а на второй - тяжелый замок с прицепленной магазинной гирькой. Танюшка хотела поближе посмотреть на гирьку, подставила табурет...
- Ты куда собралась? - в дверях показалась тетя Степаня.
- Я? - она уже успела залезть на табурет,- просто посмотреть.
Тетушка взяла с полочки, где стояли иконы фотографию, и подошла:
- Себя-то видела?
- Где?
Тетушка воткнула новую фотографию уголком под рамку. - Павлуша новую рамку сделает, он у нас мастер...
- Где? Где же я? - Она перебегала взглядом от одной рамки к другой
- Да вот же: это ты на стульчике стоишь, а это Василиса с Зиной. Бабушку-то узнала свою с мамой? - и она показала на рамку прямо перед ней.
Танюшка смотрела на фотографию: красивая статная женщина с уложенной вокруг головы косой и девочка с прямой челкой и маленькой белой сумочкой в руках, в одинаковых платьях, как сестры близняшки, в белых носочках и тряпочных туфлях стояли возле столика на высоких гнутых ножках, покрытого ажурной салфеткой.
- Это бабушка? ... С мамой? - девчушка никак не могла признать своих любимых маму и бабушку.
- Оне... Зина вокурат школу закончила - восьмой класс, а Василисе тогда в премию дали отрез - на два платья хватило.
- А это деда Фрол, я знаю, у бабушки тоже есть такой - указала Танюшка на большой портрет мужчины с седеющей окладистой бородой.
- Да, это наш дедушко, у царя во дворце служил, под два метра роста был. Во-от такой большой - она приподняла Танюшку, снимая с табурета.
- Ва-а! ... А это зачем? - успела она тыкнуть пальцем гирьку, которая не давала ей покоя.
- Ох, и любопытна же ты... Это чтобы ходики правильное время показывали. Один постреленок, такой же любопытный, утопил гирьку в пруду... Вот Павел мне настроил, идут теперя точно, радиво сверять можно. А чего это оно у нас молчит. Поди-ка включи его, песню какую передадут хорошую, послушаем...
Тетушка хлопотала на кухне:
- А ты, прынцесса, пошто в горнице? Поди на пруд погуляй, а то пойдем со мной пчелок смотреть.
- Они же жалятся... нет, я боюсь.
- Зачем им жалить тебя? Ты их не тревожь, и они не тронут... Идешь?
- Не-а
- Часы не трожь, - тетушка скрылась за дверью.
В маленькое окошечко сенок бьется несколько пчелок, натужно гудя... Рамки с пустыми сотами выстроились в ряд. На широком амбарном полке стоят шеренгой берестяные туески, как в сказке про трех медведей: от малюсенького до огромного, сюда даже она бы залезла. Тяжелый! Сколько же здесь непонятных вещей...
Одна показалась особенно странной. Это был длинный, вернее высокий и узкий берестяной кузовок. Сверху крышка с дыркой, из которой торчала палка - как черенок от лопаты или... или метлы! Танюшка потянула вверх за палку, в туеске что-то булькнуло... Испугавшись, она опустила палку на место - снова булькнуло. Забавно! Поворочав еще несколько раз палкой, послушав бульканье из туеска, она забралась на стоявший рядом огромный сундук, зажала туесок между ногами и ... пошла музыка: "Бульк-чав-хлюп-п-п, чав-бульк-бульк-чав-хлюп". Танюшка представляла себя Бабою-Ягой на ступе... черенок волшебной метлы взлетал и падал, волшебная ступа чавкала заклинания... Трудно сказать, сколько длилась эта песня, только вдруг её волшебная метла остановилась, застряв в чем-то вязком. Танюшка потянула - нет, не поддается... "Ой, что я наделала!" Приоткрыв крышку, незадачливая Баба-Яга заглянула внутрь: там что-то белое плавает. "Это не я!" Быстренько водрузив "ступу" на место, Танюша выскользнула из дома.
Яркое солнце заливало двор: куры купались в пыли под неусыпным надзором петуха Пети, который предпочел устроиться под насестом, в тенечке. Черный Шайтан, позвякивая цепью, даже морду спрятал в своей будке; с тяжелым гулом пролетела нагруженная нектаром пчела. Славка, зажав в кулачке огурец, целился в невидимого врага. Увидев сестренку, он обрадовался компании и побежал, растревожив сонное куриное царство. Даже Петя-петушок вскинул свой гребешок: "Ко-о-о, ко-о, ко!"
Танюшка взяла братишку за руку:
- Пойдем, погуляем! - И быстрыми удирающими шагами поспешила со двора.
Еще накануне Танюшка приметила поляну около пруда. Прихватив одеялко, укрывающее завалинку под окном, они отправились в путешествие.
Славка прыгал как кузнечик по лугу, размахивая тонким прутиком. Белые шапки ромашек падали головами ниц, а пушистые - одуванчики - взлетали вверх. Вот целый ряд солдат в розовых кафтанах выстроился, как на парад... нет, это - заслон врага!
- Щас я вас улозу, - прутик засвистел, рассекая горячий воздух, настоеный на душице и Иван-чае, - щас я вам показу, я вам показу -у...
- А-ааа, убили, убили меня. - Это был уже нешуточный вопль, просто сирена скорой помощи взвыла.
От неожиданности Танюшка вздрогнула и мигом соскочила с расстеленного на траве одеяла, а в следующую секунду уже мчалась в ту сторону, откуда летел Славкин вопль. Только что весело и воинственно скакавший мальчуган катался по траве.
- Убили меня,...о-о -ооой, убили, умираю, ой-ёёё-ооой,- вопил он что есть мочи.
- Да, где же ты? Славка, ты где! - крутилась она посередине поляны. Наконец, увидела его. Братишка, как полоумный, катался по траве и орал. Таня подбежала к нему.
- Да, не кричи ты! что случилось?? - она поймала Славку, усадила к себе на колени.
- Смотри, пуля залетела мне в ногу, умираю я, умираю - глаза мальчугана были готовы закатиться под лоб.
- Да успокойся ты, дурачина! Меня перепугал... Давай я твою пулю посмотрю. - Ласково, стараясь не засмеяться, увещевала сестра.
Славка отнял руку от ляжки:
- Смотри, смотри какая дыра, ой-ёё-ооой, умру...
- Славик, да это же пчела тебя ужалила! Не дрыгай ножкой, я жало достану...
Не пасечная ли пчела мальчонку цапнула? Сбивая прутиком цветы, он потревожил добытчицу, которая пила нектар. Вот и получил...
- Это заживет, все пройдет, - сестра дула на ранку, стараясь успокоить раненого. - Не кричи, ты же уже большой. Ты же солдат!
Славка было замолк, потом застонал, как в кино про войну:
- Умираю я, смотри какая дыра ...
Было жалко "раненого героя", но вместе с тем смешно слышать причитания о смерти. Пряча улыбку, Таня нашла лист лопуха побольше, приложила к вздувшейся шишке, взяла брата за руку и повела домой. Но Славка то и дело останавливался, отгибал лопух и горестно смотрел на свою рану, полученную в бою...
Вечером все собрались за большим обеденным столом. Внушительных размеров чугунок манил золотистой корочкой запеченных сливок. Топленое молоко - это вкуснятина! Прозрачный янтарный мед, налитый в плошечку, отражал в блестящей глади низкое солнце. Мама в повязанном по-деревенски платке - разрумянившаяся, с веселыми бусинками карих глаз - принесла из кухни большую булку ржаного хлеба.
- Какой ароматный, - зажмурилась она, - с детства люблю этот запах. И подала хлеб хозяйке.
Тетушка, нарисовав на буханке широкий крест, неспешно перекрес-тилась на иконы, благословила стол:
- Господи, благослови пищу и питие сие... - она обняла буханку, прижала к груди и начала резать широкими ломтями хрустящую корочку.
- А кто это мне сегодня масло бил, да не добил? - оглядывая сидящих за столом и улыбаясь, спросила тетка Степаня. - Танюшка, ты опять постаралась?
Виновница еще не придумала, что сказать и только растерянно хлопала глазами, но добрый тон тетушки вдохновил на рассказ, и она поведала, как нашла ступу Бабы-Яги и играла, а потом что-то случилось, и она убежала.
- О-ох! Любопытной Варваре нос на базаре оторвали. Ладно, добила я масло, - синие глаза смеялись лучиками тонких морщинок.
- Зина, там на столике... принеси-ка масленку. - Мама с явным удовольствием хлопотавшая на кухоньке, показалась из-за занавески, держа в руках стеклянную тарелочку, на которой красовалась золотистая масляная шишка.
- А вот оно, маслечко, - поставила на стол масленку и присела с краешку.
- Подарочек от Баба-Яги, - подхватила тетушка.
Она взяла широкий ломоть ржаного ноздристого хлеба, зачерпнула деревянной ложкой янтарный мед; он потянулся мягкой струйкой, вылился затейливым узором и утонул в мякише. Потом отрезала тем же ножом масло, намазала на кусок и протянула Танюшке:
- Прынцессе первой - за работу.
Смутившаяся Танюшка ела вкуснейшее в мире угощение, недоумевая: "Как это из булька-чавка масло получилось?" Чудеса!
СОБАКА, ТЫ ЖЕ ХОРОШАЯ!
Белая собака с хвостом, который загибался как кралька, лежала по середине дороги в самой пыли. Было жарко, Беляк отмахивался от мух и от жаркого нещадного солнца своим крючковатым хвостом, словно веером. Морда лежала на вытянутых передних лапах, то один, то другой глаз открывались, чтобы видеть, если кто нарушит его полуденный отдых и ход его размеренных мыслей. А обдумать было что: "Хорошо что не голова, а хвост попал под колеса... видать я совсем стар становлюсь, как я мог не слышать такого рева... Нет друг - это все твоя задумчивость... Да-а... как задумаешься и ничего не видишь и не слышишь, ну совсем как эти двуногие... Хвост болит, да и спину ломит... Ну, вот идет, двуногая... девчонка" Беляк приоткрыл глаз: "Что-то я тебе не знаю.... Иди-иди мимо..."
Танюшка еще издалека увидела Беляка.
- Собачка, ты чего это тут лежишь? Это же дорога, а вдруг машина? - Танюшка задумалась... нет, машина наверно не грозит, машины там - по большой дороге едут...
"Надо же какая заботливая, опоздала ты со своей заботой...", - по стариковски проворчал Беляк.
"Ага, пытаюсь", - Беляк одним глазом глянул и сделал вид, что погрузился в спячку.
Девчушка присела рядом.
- Эй, городская, ты его не трожь - донеслось до Танюшки из соседнего двора. Она огляделась, но никого не увидела.
- И чего они меня городской обзывают? Ты хорошая собачка, ведь правда? - маленькая ручка коснулась головы, белая шерсть оказалась жесткой и колючей.
"Ой, не дело ты удумала, сказано же, не трожь!", - Беляк снова посмотрел на Танюшку своим черным глазом.
- Я знаю, ты хороший, - как можно мягче и добрее говорила девчушка.
Она была уверена, что если собаку не обижать, то и она не обидит. Придумывая всякие ласковые слова, говорила их собаке и гладила, проводя рукой все дальше по спине.
Слова действовали на пса успокаивающе, от маленьких ручек исходило тепло, которое он чувствовал каждой шерстинкой своей старой шкуры, но боль затмевала мысли. Он стиснул зубы и только вырвалось:
- Р-р-р...
- Ну что ты, ты же хороший, добрый, - жесткая шерсть щекотала ладошку.
Когда рука спустилась ниже шеи, не выдержав боли, пес мотнул головой и гавкнул, только вот не рассчитал, зацепил лапой за маленькую ручку и почувствовал как морда тоже коснулась нежного тела.
- Р-р-р-гргр-рр-ав! - вскочил и отбежал в сторону: "Что делать с этими девочками!" Глаза наполнились слезами не то от жалости не то от боли.
Танюшка от испуга потеряла дар речи. Она сидела в дорожной пыли, рука была исцарапана, из губы текла кровь. Улица была пуста. Ничего не понимая, она погрозила собаке пальцем, душили слезы.
- К-как ты можешь, я же тебя гладила! - задыхаясь от слез и обиды, сипела Танюшка вслед медленно уходящему псу.
Она встала и пошла к тете Вере. Сережка выбежал к воротам, услышав рык Беляка.
- Говорил же тебе, не трожь его! Его машина подавила, а ты его трогаешь!
- Ему что? больно? - ахнула Танюшка.
- Конечно, машина по хвосту проехала!
Танюшка стояла и рыдала.
- Пошто ты теперь-то ревешь?
- Жалко, - только и могла всхлипнуть Танюшка.
Ей было жалко собаку. И себя жалко...
Беляк снова улегся в прохладу дорожной пыли и в ушах все еще стоял плач девочки: "Вот что значит быть человеком, ей больно, но ей меня жалко, а у меня только досада, что не стерпел боли". Пес зажмурил глаза, хотелось провалиться в сон и все забыть.
А Танюшка с мамой ездили в Константиновку в больницу. Мама переживала, Танюшке ставили уколы, и она снова и снова объясняла врачу:
- Он не бешеный, ему просто больно было, а я же не знала, что его машина переехала.