Аннотация: Сказка о непримиримой борьбе добра со злом.
Голод никогда не отпускает волка. Он всегда рядом. Вечный спутник, вечный друг. Иногда он тихо сидит внутри и выжидает. Но если его долго не утолять, он начинает расти, он заполняет мозг и заливает кровью глаза. Единственное, что тогда становится нужно - это мясо. Свежее, сырое мясо. Сахарные косточки хрустят под зубами. Они такие нежные. Пока не обсосешь каждую, не успокоишься. Но вот проходит час, другой, и снова хочется есть. Рвать ляжки, глотку, перекусывать жилы, впиваться в кровоточащую тушу. Волк не виноват, что он - волк. А мясо не виновато, в том, что его всегда мало. Это такой закон. Закон природы.
Мать. Сухая, поджарая коза. Слишком сухая, слишком много жил. Такое мясо тяжело жуется, да и для желудка не самый мед. Старовата уже козочка. Хотя, конечно, глотку перегрызть ей ничего не стоит. Когда она идет вот так по тропе, махая своим дурацким хвостом, что проще - выйти из кустов, да просто лапу протянуть - и свернуть шею рогатой. На день, два, пожалуй, хватит мясца. Но ублюдки малолетние! Как только она из дому выходит, приказывает им дверь на замок запирать. Привычка у них такая, видите ли. А замки в доме крепкие... Эх, козлята! Совсем другое дело. Молодые, свеженькие. Такие сочные! Нельзя, нельзя мамашку пока трогать. Сперва надо в дом проникнуть. Например, подгадать момент, когда она возвращается и дверь будет открывать. Только больно она прыткая, можно не успеть. Тогда все - облом. Нет, это дело надо обмозговать как следует.
Волк мозгует, анализирует ситуацию. В окно не пролезть. И это ж надо - собственная мать детей за решеткой держит! Со всех сторон дом закупорила. Хорошо, хоть не замуровала. Ну да, ну да. О безопасности беспокоится. Как бы кто не залез. Ну, ничего, терпения ему не занимать. Рано или поздно детишки выйдут. Должны выйти. Надо же им гулять хоть иногда... А не выйдут, так можно и в гости напроситься. Только вот как? Вопрос...
Волк лежит, развалясь на мху под березкой, его одолевают сон и лень. Он вял, вокруг вьются вялые мысли... Все козлы блеют; и мать-коза блеет. Поганые звуки. Но попробовать надо. Хо-хо, типа, мамашкой прикинуться.
- Ме. Ме-е. - Нет, он явно не козел. Что ж, придется тренироваться. - Мее-е-е. Мее-ее-е. Тьфу!
Так, ладно. Что дальше? Подойдет он, ну, проблеет допустим, бе, ме. Ему тут же откроют? Крыльцо наверняка просматривается. Так что кроме голоса нужна еще и шкура. Или хотя бы рога какие-нибудь... Ну-ка, еще раз:
- Меее-ее, мее-е-е...
Ничего, ничего, тренируйся, Волк, зарабатывай на мясо.
Два дня прошло. Теперь он блеет, как заправский козел. Реальный такой козлина. Теперь он познал всю сущность блеяния - этого клича его рогатых собратьев. Осталось только бороду отрастить, да рога. Да простит его волчица-мать. До чего он дошел! Что голод со зверем делает. Однако, рога ему, действительно нужны, без рогов ему никак... Да, блеет он теперь просто сказочно:
- Мэээ-эээээ...
Что же с рогами делать? Без них его мелочь парнокопытная враз раскусит. Волк точит зубы о уже отслужившую кость. В брюхе пусто и неприятно. За это время только один кабан, зараза, попался. Да и надоела свинина. Ему козлятины хочется!
Кстати. Мать-коза-то не при деле. У нее и надо рога, с башкой вместе одолжить. Правда, мала у нее голова, но это ничего. Он как-нибудь на морду да натянет.
Волк сидит, замерев, полностью уйдя в себя. Ветер выглядывает из-за дерева и гладит шкуру. Шерсть чуть заметно шевелится. Ветер приносит с собой воспоминания, похожие на неоконченные сны.
Вот, он залез в овчарню. Снаружи зима, холод, а здесь тепло. Бараны толпятся у стены, от их тел идет пар. Зверь чувствует за этим паром теплую кровь, а бараны жмутся друг к другу, стараясь спрятаться от него, хотя еще не понимают, что сейчас будет. Они тупые, и это его раздражает. Покладистость и глупость добычи делает из охоты примитивный обед, а Волку нужен азарт, желание жертвы посопротивляться. И тогда он, утолив сполна голод, начинает резать оставшееся стадо просто, чтобы наказать этих тварей за их тупость. Скот - скот и ест. Кровь залила почти весь пол. Зверь устал, его слегка шатает, он уже опьянел от крови. Осталось еще голов десять. Вдруг где-то за стеной поднимается шум и собачья ругань. Надо уходить. Срочно. Он лезет через дыру обратно и пускается, что есть мочи, прочь, по тропе вниз, к оврагу и дальше. Там лес. Лес укроет. Но он тяжел от крови и мяса, и бежать совсем не хочется. Сзади раздается ненавистное гавканье. Опушка совсем рядом. Вот уже ближайшие деревья. Прямо перед носом. Но кто-то дышит в холку, в хвост. Чьи-то клыки уже клацают с боков. Еще немного, и они вонзятся. И тогда конец.
Волк открыл глаза. Поток воспоминаний потерял свои очертания и уплывает куда-то назад. Волк ведет носом. Воздух холоден и неприветлив вокруг. Тогда ему повезло. Был он здоровый и сильный, а собак было только трое. Хотя он до сих пор не понимает, как смог убить двоих. Третий пес отступил. Да, давно это было, теперь это лишь сон. Сон памяти.
А сейчас? Смог бы он справиться с большой собакой? Хотя бы с одной. Мышцы уже не те, не такие упругие, сам стал тяжелее - брюхо отрастил, да и зубы подгнивают уже. Да. С собакой были бы проблемы. Но козлы-то не собаки. Козел - это даже не кабан... Кабан, кстати, юркий такой попался. Все вертелся, он ему никак вену нужную не мог перекусить. Все хрипел, свинья паршивая... А козленок, это не кабан.
- Мээээ-эээ-эээ!
Ну, в натуре, чем не козел.
Ночь шуршит разной мелкой тварью. Лес не спит, скрипит над головой кронами. А козлики лежат, должно быть, в своих кроватках, мирно посапывают, блеют, глядя свои козлиные сны... Что-то он часто чесаться стал. Блохи что ли завелись? Да вроде неоткуда. Если только с кабана того переползли.
Волку спать не хотелось. Хотелось выть: в пустоту, в бескрайность мерцающего неба. Но он просто сидел и молча объяснялся с прогорающей ночью.
Рассвет. Быстро наступает. Стекает росой на траву. Все-таки он задремал под утро. Открыв глаза, зверь увидел, как солнце, еще не яркое, струится вдоль самой земли. Судорожно зазевал и начал жадно вдыхать запахи нового дня. Запах свежей крови проступал меж ними. Скоро. Уже очень скоро!
Идет, не спеша. Неужели совсем ничего не чувствует? Какая же все-таки тупая скотина. Никакого чутья. Ну, обернись, дура! Хоть разок!... Нет. Полное нежелание подумать о собственной безопасности. Было бы преступлением не воспользоваться этим. Он просто обязан свернуть ей шею!... Ты же коза, у тебя козлята, подумай о них! А ты ходишь тут и плюешь смерти в лицо, словно забыв про нее. Нет, его не будут мучить угрызения за невинно убиенную скотинку. Сама виновата!... Правда, угрызения его так и так мучить не будут.
Хруст. Раздался в лесу чересчур громко, словно что-то чужеродное. Словно что-то ужасное случилось. А что такое? Одной козой меньше, ну и что? Конечно, теперь козлята остались сиротами. И как ответственный за данное злодеяние, за эту, можно сказать, беспредельную жестокость, он, безусловно, обязан позаботиться о несчастных детях. Чего тянуть? Прямо сейчас и позаботится. Только морду с черепушки снимет. Мясо, пожалуй, он есть не будет. Его мясо помоложе ждет... Да. Натягивать на себя рожу подобного размера довольно хитрое занятие. Такая маленькая! Наконец, с горем пополам, натянул. Рога, конечно, висят, как неродные, но, в общем, держатся -самое главное. Шкуру он, пожалуй, надевать не будет - и так сойдет.
- Мэээ.
За дверью тихо, словно нет никого. Ишь притаились. Волк слушает, пытаясь уловить своим волчьим ухом хоть что-то. Тишина. Что-то уж слишком тихо. Разве детям не полагается шуметь, скакать, веселиться. Ну, что там молодые козлы делают: бадаться, цокать копытцами своими неокрепшими? Нет, что-то здесь не то... Неужели что-то почуяли. Да не может быть, он слишком тихо двигался для их козлячьего слуха. Ладно.
Волк поскребся. Потом тихо постучал. Молчит тайга.
- Мэээ. Мэээ-ээ, - тихо. Вдруг что-то зашебуршилось, зашевелилось. К двери приблизились.
- Мэээ-ээ.
Тихо. Наконец, открывают замок. Ну. Давайте же. Ваша мама пришла!... Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой - он трудный самый... Что-то долго копаются. Ключ застрял? Ну, же.
Все смолкло. Неужели почуяли? Может еще поблеять? Только он собирался вновь заголосить по-козлиному, как что-то щелкнуло и... Дверь подалась. Открыто.
Внутри тихо, никого не видать. Комнаты. Лестница, ведущая на второй этаж. Где же вы, козлятушки? Ребятушки? Волк ведет носом, но нюх здесь бесполезен - тут повсюду козлиной воняет. Ну, ничего. Кто ищет, тот найдет... Что-то неприятно тяжелое упало на Волка сверху. Темные пятна пошли перед глазами, замелькали, потом снова прояснело. Зверь потряс головой, стянул козью морду. Сзади валялась доска. Здоровенная такая. И шишка, должно быть, будет здоровенная. Хороши шутки! Так ведь и помереть можно. Нет, ребятки, сегодня ваш день!
- Кто же так гостей встречает?! Мэээ-эээ. Мэээ-эээ!
Что-то ему подсказывало, что детки прячутся наверху. Тихо ступают лапы по старым избитым ступеням. Всюду следы от копыт. Они там, точно! Вот, верхняя ступенька... А вот и козлик! Белый такой , рогатый уже, стоит, смотрит на него своими тупыми глазками. Что-то крупновата молодежь пошла. Ну, да ладно, мяса больше, значит, будет. Ну, иди сюда. Боится. Не бойся... Не хочешь подходить к дяде Волку. Ну, ничего, он к тебе сам подойдет. Вдруг что-то стало надвигаться на него. Огромный шкаф, гремя, оттесняет Волка к лестнице. Можно было проскочить мимо, но он не сообразил, и вот уже шкаф перегородил весь пролет. Вот он уже завис над ним и наклоняется. Зверь успел отпрыгнуть в последний момент. Деревянная дура опрокинулась на ступени и с каким-то невероятным шелестением поехала вниз. Грохот и треск заполнили на несколько мгновений дом, когда шкаф въехал со всей дури в стену, затем все снова покрылось тишиной.
Что ж это за дети, думал Волк. Это кони здоровенные, а не козлята уже, такие шкафы толкать. Он посмотрел наверх. От резких прыжков его слегка шатало. Да, добыча оказалась менее покладистой, чем предполагалось. С мамашкой он как-то по быстрому разобрался, а тут прямо-таки гонки на выживание. Ну, вырастила мать чад! Это уже начинало действовать зверю на нервы. Ладно. Вряд ли у них там еще шкаф припасен. В любом случае, нечего рассусоливать. И он не стал рассусоливать, а ринулся уже на полной скорости на второй этаж. Два прыжка - и он на месте. Пусто. Только козьи койки, да козий стол, да еще сундук с козьим барахлом. Козлы-то где? Были же козлы. В прятки решили поиграть? Сейчас будут вам прятки. Под кроватью спрятались? Одеяла пониже спустили, чтобы никто не догадался.
- Не надо бояться. Мэээ.
Под кроватью никого. А под той? Тоже... Эх, молодежь. Никакого уважения к возрасту. Он же все-таки уже не мальчик, чтобы вот так бегать за ними. Что за баловство такое!
Все исчезло вдруг. Свет погас, черная пелена накрыла зверя! Спокойно. Это детки шутят. Накинули на него какую-то тряпку и смотрят как дядя Волк пытается выбраться. Но выбраться никак не получается, и страх вдруг накатывает черной волной. Козлята, козлята, не надо так шутить - какие-то не детские у вас шутки. То доской по голове озадачили, то теперь это. Что же это такое!?! Волк начинает задыхаться. Ткань плотная, сквозь нее не прорваться. И тут вдруг - сильный удар! Потом еще один. Потом еще. Удары сыпятся со всех сторон, как шишки сыпятся с сосен. Их много, и они не прекращаются. Волк, оглушенный, все еще пытается удержаться на ногах, но куда-то проваливается, словно погружаясь в липкую непроницаемую лужу.
- Смотри, очнулся.
Молодой, но шустрый козлик нагло дышит ему чуть не в самую пасть. От его подросткового блеяния Волку становится тошно. Все тело болит, в голове гудит. Волк чувствует, что не может двинуться с места. Он лежит на кровати, лапы привязанными по углам какими-то жгутами. Жгуты стянуты неимоверно сильно, лапы свело.
- Ну, что, козел! - Этот звереныш что-то чересчур смел для козла. Дотянуться бы до его глотки. - Зря ты не сдох, падла!
- Ну-ка, развяжите меня. - Он не узнал свой голос. Какой-то полурык, полухрип. Проблеять бы сейчас он вряд ли смог.
Козлиное копыто опустилось ему между лап, примерно туда, где находится хвост. Резкая боль прошла снизу через спинной хребет по всему телу и на мгновение перекрыла дыхание. Волк взвыл и зашелся в судороге. Тут подошел второй козел, покрупнее. Явно старший братец, наверное самый главный во всей этой кодле. Он смотрел на мучения зверя с явным удовольствием. Еще издеваются, ублюдки малолетние! Внутри у Волка заиграли злоба и ярость. Никакая травоядная сволочь не смеет смотреть так на него. Он перестал дергаться, потом рванулся, что есть мочи. Бесполезно. Только в брюхе что-то болезненно зашевелилось. С голодухи, наверно. Придется жгуты эти перегрызать. Но не сейчас.
- Что хорошо? - козел говорил с ним надменно и как-то не по-детски. Да, это был уже явно не козленок. - А когда мать нашу резал, хорошо было?
Эх, козлята, козлята, за мамку, значит, обиделись. А ведь зря. У него работа такая, охотиться за вами, за мамкой-козой вашей, он по другому не может, он же - хищник. А вот козлам молодым так вести себя не полагается... Хотя, это же козлы, кто их знает.
Как же болит брюхо! Каждый раз, как он пытался двинуться, повернуться, внутри словно камни перекатываются. Сколько он уже здесь? Козлы спустились вниз и теперь орут свои козлиные песни. Давно уже блеют, как не надоело. Когда ж они замолчат? Да, попал Волк. Три раза уже пытался до жгутов дотянуться. Хорошо привязали ребятишки, крепко.
Да, в пузе бардак полный. Пожрать бы чего. Ладно, рано или поздно эти садисты малолетние успокоятся, улягутся, тогда он со жгутами разберется... А потом уже и с ними. Как хочется перерезать все это рогатое племя. Но нет. Просто так он их не сожрет (хотя жрать, конечно, очень хочется). Они у него долго подыхать будут, не как мать. Страшно будут подыхать. Мамку они пожалели. Себя скоро жалеть будете!
Сон. Псы. Кругом одни псы. Они не нападают, просто молча смотрят на него, обступив со всех сторон. Их так много, что они покрывают собой все видимое пространство вокруг. От них некуда деться, от их глаз не укроешься. Что им надо? Чего они ждут? Почему не нападают? Мать-волчица! Где ты?! Почему не закроешь сына своего от этих ненавистных глаз? Чего они ждут!...
Хорошо завязали ребятки. Надо отдать им должное, жгуты вяжут на славу. Наконец, на первой лапе вроде как поддаваться стал. Что-то тихо у них там внизу. Спят? Зубы увязали в упругих путах, жевали, но те никак не хотели перегрызаться. На каждый жгут ушла уйма времени. В конце концов, освободившись, он слез с кровати. Что ж с брюхом-то? Как у беременной собаки, вниз оттягивает. И рези страшные. Там точно - камни. Что эти гады рогатые с ним сделали? Кирпичей кучу насовали? До лестницы дошел, словно пол-леса обежал. Нет, так дело не пойдет. Так. Внизу никого... Куда ж вы подевались ребятки? Ушли. Тем лучше. Он тоже сейчас уйдет. Передохнет на своей, так сказать, территории, от камней избавится, а потом вернется. И пообедает, наконец! Сколько ж он не ел то уже? И второй раз он уже так не попадется...
Преодолеть лестницу - что может быть проще. Особенно, если брюхо бьет каждую ступень с гулким стуком. Кишки взрываются внутри, хочется скулить, тонко и непрерывно. Но надо терпеть. Вот уже и первый этаж.
Оказавшись внизу, Волк еще долго пытался отдышаться, унять спазмы. Но спазмы не унимались. Да и валяться здесь долго не стоит... Дверь не заперта. На дворе ночь. Он двигался аккуратно, волоча пузо по земле - так было легче. Наконец, лес. Еще немного. Зверь дополз до каких-то кустов, волочась на полусогнутых. Все брюхо в пыли. Сил почти не осталось. Он залез под кусты и отвалился. А теперь спать. Набраться сил. А потом надо будет как-то выковыривать эти камни. Иначе ему долго не протянуть. Ну, козлята, услужили. Хорошая получилась охота, ничего не скажешь!
Серое и словно разбухшее тело валяется в кустах обессиленной тушей. Зверь смотрит полуприкрытыми глазами сквозь ветку можжевельника. Там, где-то в небе, мерцает молодая луна, тускло и золотисто.
Хочется выть. На судьбу, на луну. Судьба ведь никогда особо не жаловала его. А теперь, видимо, решила совсем добить. Нашпигованный, как баран, он не знает, как все это вытащить. И никто ведь не подскажет. Никто, никогда и ни в чем ему не подсказывал и не помогал. Он Волк. Волк всегда один. Только мать-волчица иногда приходит к нему... Она где-то там, наверху - где луна. Где-то там. Когда он видит луну, ему хочется выть. Так он призывает мать. Мать иногда приходит. Но сейчас мать почему-то не слышит его. А луна - молодая и холодная, от нее самому становится холодно.
Жук - черный, блестящий, медлительный - исследовал серую шкуру. Он уже принял тело за мертвое и пользовался тем, что никто пока больше не обнаружил его добычу. Но вот тело задрожало, жук, поняв свою ошибку, быстро засеменил, стал спускаться. Но Волк стряхнул его раньше, вставая. Он проснулся, повел носом. Утро уже вовсю заполнило лес. Козлы, наверное, уже спохватились. Занервничали. Опять брюхо скрутило. Проклятые камни!
Он не будет носить эту дрянь до конца своих дней. Овраг где-то рядом. Лучше сдохнуть, чем так мучиться... А вот и овраг. Склон. Внизу выступают камни. Он прыгнет на эти камни, разрежет брюхо, и сможет тогда освободиться. Безумный план. Но что еще остается! Так они выходить не хотят. Придется им помочь. Только бы башку не разбить.
Когда козлы нашли его, он еще дышал. Кровь из брюха почти уже не шла; по разодранной шкуре ползало несколько мух. Напоровшись на каменный выступ, зверь смог еще как-то перевернуться на бок, и дыра в животе темнела на фоне серой с темным шкуры. Была она (дыра) недостаточно большой, чтобы камни начали вываливаться наружу, но вот крови вытекло прилично. Она уже впиталась в землю вокруг, а на шкуре высохла и темнела неровными потеками.
Когда они подошли, Волка вдруг начал бить озноб, недовольные мухи забеспокоились.
- Ну, что, добьем?
- Да, шкуру с него содрать!
- Нет, отрежьте ему голову. Он матери голову отрезал.
- Отрезать голову!
- Отрезать! Голову!
- Мээээ!
- Мэээ! Мэээээ-ээээ!!!
Запах сосны и ромашки в лесу. Запах весны. Козлы спустились в овраг. Старший из них продолжал стоять наверху и только смотрел, довольно кивая. Лес вокруг щебетал, весело шурша, пробуждаясь к новому сезону цветения и любви.