Джойс Джеймс : другие произведения.

Поминки по Финнегану (часть 1)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


Оценка: 3.82*20  Ваша оценка:

  По течению реки, мимо церкви Адама и Евы, от уклона берега до изгиба залива несет нас удобный, как комод, замкнутый круг водоворота деревенской жизни, описанный философом Вико, обратно к замку Хоут и окрестностям.
   Это не сэр Тристрам, игравший на виоле-д'амур, из-за неспокойного моря вернулся, из Северной Арморики, на этот берег чахлого перешейка Малой Европы, чтобы продолжить свою пенисоционную войну на полуострове; это не камни скалы Топсойер были отнесены рекой Окони к ногам гаджо графства Лоренс, попрошайничающих на дорогах, ведущих к Дублину; это не далекий отблеск неопалимой купины кричит: 'Я есмь' и нарекает: 'Ты Петр'; это не волк в козлиной шкуре целится прикладом в старого слепого Исаака, подобного быстро загнанной дичи; несмотря на то, что в суете и тщеславии все средства хороши, это не сестры-близняшки Ванесса и Стелла злятся на двуединого Натанджо. Два галлона хмельного напитка сварил Джем или Шен при свете дуговой лампы, и
  блестящий красный край королевского венца радуги витал над поверхностью вод.
   Падение (бабабадалгараткамминарроннконнброннтоннерроннтуоннтуннтроваррхоунаунскаунтухухурденентурнук!) цитадели Уолл-Стрит и старика Томаса Парра снова обсуждается после раннего ухода ко сну и в дальнейшей жизни всеми христианскими менестрелями. Великое падение стены из яичной скорлупы повлекло за собой, с уведомлением за короткий срок, пфуйпадок Финнегана, цельного ирландца, шалтаесбежавшего, который, не откладывая в долгий ящик, отправляет любого, кто спросит о стене, в западные земли мертвых на поиски его болтаепальцев: место, где их тела были пронзены копьем шлагбаума, находится на холме Касл-нокаут в парке, где апельсиновые деревья покоятся в зелени с тех пор, как термопластик влюбился в реку Лиффи.
  
   Что за лязг оружия в противостоянии желаний, боги-устрицы остготов душат богов-рыб вестготов! Брекекекс, коакс, коакс! Улалу улалу улалу! Ква!
  Где партизанские войска Бодлера, вооруженные баделерами и протазанами, изгнаны гранатометом учителя математики Малахуса Макгрейна, и жители Вердена стреляют на рассвете из людоедских баллист по белым мальчикам в белых капюшонах.
  Осаждающие с африканскими копьями ассагай и град бумерангов. Дитя содомского греха, я охвачен страхом!
  Бесславная кровь святого Лаврентия, спаси нас! Войска в ужасе взывают о помощи неистовой сиреной. Церквоцид: пошлина безумного колокольного звона.
  Какие нежные дубины для неумышленных убийств, что за кашель церковных стен, открытые всем ветрам и продырявленные воздушные замки!
  Какие 'вели-мне-любить' протестанты, соблазненные 'отпускаю-тебе-грехи' католиками! Что за истинное ощущение появления соломенного хвоста кометы с такой громкой мнимой икотой, подобной гласу Иакова!
  О сюда сюда сюда как убийца Бальдура слепой Хед распластался, встретив в пылемраке отца греха, но (о, мои сияющие звезды и тело!) как его благородное знамя достигло самых высоких небес бигбордом ненавязчивой рекламы!
  Но были ли это силы и власти? Изольда? Ирландцы были северными швецами водостоков? Древние дубы, сейчас они покоятся в торфяном болоте, и Ева скачет вокруг пепла Адама.
  Упади, если желаешь, но подняться ты должен:
  и так быстро фарсовый фарш маяка Фароса Александрийского не превратится в мирского финикийского феникса, описанного в книге Сета.
   Строитель Финнеган из 'Неверной руки', вольный каменщик, жил на самой широкой улице, где кипела театральная жизнь, какую только можно себе представить в его далекой двухкомнатной хижине, освещенной лучиной, которой никогда не достигали сообщения, предназначенные для усадеб, пока судьи пророка Исайи не даровали нам 'Числа' или книгу Гельвита 'Второзаконие' (вчера он буйно и серьезно врезался головой в бочку, чтобы омыть прозрачной водой черты своего будущего, но поскольку он немедленно наполнил ее снова с помощью силы Моисеевой, воды расступились и испарились, и весь 'Гиннесс' Книги Бытия достиг своего исхода, что должно было продемонстрировать вам, каким малым, поклонником Панча и Джуди и знатоком Торы, он был!), в свои восемьдесят лет этот необычный человек с лотком для переноса кирпичей, цемента и доктрин заваливал учебные учреждения хутора Пьянчуги и дома жителей берегов желтой реки Имярек.
  Он испортил, превратив в тухлое яйцо, малышку из Зазеркалья женушку Энни своим тошнотворным дружком. С ее несвежими волосами, подобными шерсти борзой, в руках подоткните свое одеяло и приступайте к исполнению роли своего амплуа.
  Часто жаждущий выпить, как амфороподобный строитель стены Бальб, в шапке Митры на голове, с большим мастерком в кулаке и в костномасленой спецовке, которую он орошал с привычной нежностью к предметам гардероба, как Гарун Хильдерих Эгберт, он калигулировал бы путем умноможения высоту жидкости над уровнем стакана и количество солода, пока раскачивался в свете ночника хмельного дурмана, с любовью к которому он был рожден, его круглая башня былых времен должна восстать в необработанной каменной кладке (даруя огромную радость!), увитый черной бузиной из царства Ваала небоскреб универмага 'Вулворт', самой прежасной эльфовой башни Земли, возникшей из пустоты и возвышающейся до небес подобно Гималаям, иерархитектурнапыщенной, с удивительным пучком неопалимой купины на ее вавилонской погремушке,
  
  и шумные воры первородства с резцами поднимают и опускают со звуком трения свертывающиеся корзины.
   Сначала раскрыл он герб и имя: Веселий Буслаев из Великанборо. Его геральдический герб бастарда на зеленом поле со служанками, волнующий, серебряный, козел под дубом, оруженосец, ужас глупца, рога. На щите его герба горизонтальная полоса, лучник с натянутым луком, солнечный гелиотроп, второй цвет - пурпурный. Самодельный виски для фермера с мотыгой. Хохохо, мистер Бело-Финн, вы станете мистером Финнеганом снова! В какой-нибудь комедии, идущей в понедельник, о, вы виноградная лоза! Вечер воскресенья и, ах, вы винный уксус! Хахаха, мистер Фанн, вы будете очищены снова!
   Как агенты стали в тот трагический грозовой четверг виновниками муниципального греха? Наш дом из кубиков Каабы всё еще трясется, как свидетель, слышавший гром на горе Арафат, но через столько веков мы тоже слышим хористов царицы Савской в ветхих одеждах и нехалифицированных муэдзинов, которые превращающают в клеветника белый камень, низвергнутый с небес. Поэтому останови нас в нашем поиске справедливости, о, Вседержитель, когда мы просыпаемся и берем зубочистку, и прежде чем мы свалимся на перину, и ночью, когда исчезнут звезды! Потому что один намек на соседское пиво в надире лучше, чем подмигивание насчет абсента в зените. В противном случае шептун склонит нас к греху, как тот ректор, который поднял на смех у могилы пророка бедуинов с гор и цыган Египетского моря. Хрустящий папоротник собранного урожая должен решать. Тогда мы узнаем, будет ли праздник в пятничной мечети. Она обладает даром пророчества в определенном месте и иногда отвечает мечтательным погонщикам верблюдов. Осторожно! Осторожно! Это может быть отсыревший по ошибке кирпич, как говорят некоторые, или колоссальный ляпсус его заднего прохода, с точки зрения других (к настоящему времени общее количество вариантов истории достигло тысячи и одной). Но, как ни прискорбно, Ева действительно съела червивые плоды яблони, увитой плющом,
   (что сочетается с ужасами Валгаллы - катящимися роллс-ройсами, менгирами Карфакса и тесного Стоунхенджа, могильными дольменами, деревьями Тристана, протестантскими горлопанами, самоходными повозками, деревянными иппо-качалками, автопарком Флит-Стрит, переворачивающимися такси княжества Турн-унд-Таксис, мегафонами Филеаса Фогга, цирками и собраниями жителей административного района, королевскими базиликами, ареопагодопланами, покупательницами, которые выносят товары в чулках, веселым шепотом, полицейскими-стриптизерами в плащах и макленбургскими шлюхами, которые стреляют копейку, и бараками Мальборо в скале, где спит сокол Мерлин, и старым пристальным передним двором, и черными, как гнилой картофель, пучками рабочих тростей по шиллингу за дюжину, и нависшими облаками омнибусов, которые скользят по Семьдесят первой улице, и деррижаблями, которые шпионят на углу улицы Не-говори-портному-Тому, и дымом надежд, и суетой кокоток, сторожей, подметальщиков и звонарей Ромвилля, башнями из прекрасной грязи, пускай тяжким трудом не воздвигнешь стену, и всем этим сыр-бором воззваний с крыш, кровля для возможного и риф под мостом Исаака Батта, столкнуться с которым согласен простофиля Светоний), и, предупрежденный ее болезненной бледностью, любитель ипподромов Фил чувствовал себя полным хмеля до краев. Голова его отяжелела и дрожала. (Стена воздвигалась). Черт! Он запнулся и упал с лестницы. Черт! Он был бесполезен, как невзорвавшаяся бомба или необеспеченный вексель. Мусор падает беззвучно! Пустая египетская мастаба для греха Онана, когда Аминь Ра женится на своей лютне. Чтобы весь мир это увидел.
   Безумие? Я посмотрел бы на ее могилу! МакКул, МакКул, почему ты так глупо погиб? От тяжелой утренней жажды четверга? Утирали они слезы над рождественским пирогом на поминках снова полного Финнегана, все святые дебоширы нации, распростертые в ужасе, рыдая богато и изобильно. Там были сантехники с отвесами, и грумы, и шерифы, и музыканты с цитрами и кифарами, и писатели-мародеры, и статисты кинематографа с нотой корицы-кинамона. Они все возвышались и сияли впечатляющей жовиальностью. Жаждущие Гог и Магог, и грог для всех. Да продолжится банкет до уничтожения Ханьихуннуганна! Плач хора Кинкоры о бочонке, надгробный плач канкана. Рыдают над ним и наполняют его. Это труп, но он остается Первым поэтом Приамом. Он был скромным юношей и любил поденный труд. Острил подгоревшую корочку своего надгробного камня, наполнял пивную кружку до краев на похоронных дрогах! Где еще в этом спиральном мире вы увидели бы такую суматоху? Со всеми их находками де-профундис и честной пылью Фиделио. Они положили его лицом вниз на большое мягкое ложе, как лосося. Абокалипсис чистой воды у его ног. И каталка с бочонком гиннесиса у него в головах. Приготовьте чай на случай полной абстиненции, жидкость для глупой беседы опьяненных, о!
  Ура, вот мы видим юного копьеносца с головой, как старое круглое колесо, что в рамках тавтологии одно и то же. Скверный мальчишка лежит больной в кровати, его плоть расплылась, как дублинский Бэбилон, достанем свой карандашик и помочимся на них, смотри, фаллос на обеденной тарелке. Ам! От списка покупок церкви Изольды до маяка Бэйли под юрисдикцией бейлифа, или от пепелища Эштауна до вотчины баронов Хоута, или от берегов моей любимой реки Ли до обрезанных пуритан былых времен, или от счетов, оплаченных у подножия холма, до взгляда Ока Ирландии, простирающегося плавно. И на всем пути (горн из 'Летучего голландца'!) от фьорда до фьелда его гобои будут оплакивать его среди скал (хоахоахоа!) во всех формах глагола 'плавать' весь день и всю ночь твоей жизни, болтливая пестрая ночь в долине, ночь туманных колокольчиков, порхание флота флейт в мудреных хореях (О, лодочка-карина! О, лодочка-карина!) поминает его. Саван Ванессы и ее краснобаи Питер, Джек и Мартин со всеми их мелкими деталями для соития. Открывается ящик для денег, рассказывается сказка бочки, бум, соленый от слёз дорогой грязный глухой Дублин. Благодарственная молитва чревоугодника. За то, какие мы есть, насколько мы обильны телесами, готовы верить. Так что позвоните в колокол, поставьте судно на якорь и передайте плетеную корзину во имя желудка. Знамение. Оплакивайте нас. Дедушка-серый дельфин упал, но бабушке достались все фишки, накрытые на стол. Что это за бифштекс при смерти на блюде для веселого великана? Финфофум. Что в его печеной голове с начинкой из жареного бекона? Буханка хлеба Кеннеди из пекарни Святого Патрика. И что за хмель вьется в его ногах, что за хмель в осадке? Кружка старого доброго дублинского эля Дэниела О'Коннела. Но, чу, если бы вы выпили залпом лукавый напиток Фрейда и вонзили зубы в сердцевину тела белоснежного цветка, который смотрит на него, как Бегемот, потому что он умер. Финиш! Только исчезающее фото вчерашней сцены на Западе. Почти красный атлантический лосось Салманасар из древнего царства свободной любви династии Агапемонидов, молодой лосось разлился огненной жидкостью пелены перед нашими глазами, упакован в консерву скорби известной марки. Испорченная трапеза поющих лососей, ни рыба, ни мясо, ни копченая селедка, конец.
  
   Хотя мы еще не можем видеть бронтоихтиологические формы, описанные и покоящиеся, даже в нашей ночи у осоки, где поток сплетничающей форели, любимый громогласными бронтозаврами семьи Бронте и подвергавшийся угрозам Брунто. Здесь покоится съедобный судья с освобожденной девочкой. Что, если она будет в переднике с ирисами или в поношенных тапочках, в тряпье или в воскресном платье, с золотом копей царя Соломона или нищенкой с бриллиантом в полтора грамма. Вот как, конечно, все мы любим малышку Энни Руни, или, точнее сказать, маленькую любимицу Анну Рэйни под волнами ее зонта, глупость мочеиспускания в стоячую воду, простушка, глупое козлище, любительница танцев. Йог-Сотот! Ворчун спит, вы храпите. Тоже у Бен Эдара, в Гелиополисе поселка Чейплизод. Подобная черепу голова смотрит на него, литейщик его доводов рассудка, чтобы рассмотреть что-то в самом дальнем тумане. Что? Его глиняные ноги, укрытые дерном зеленой ярь-медянки, возвышаются неподвижно там, где он вышел сухим из воды, у стены порохового склада, где наша Мэгги и ее сестра в шали видели всё. Перед этими красавицами у Холма 60, в лощине! Задний двор форта, бум, тарабум, тарабум, красться, остерегаясь сидящих в засаде Омбоса, где воды Лиффи ожидают команды 'пли!' или эффектной сцены битвы на мечах. Значит, когда облака будут проплывать мимо, Джимми, самодовольство с высоты птичьего полета насладится зрелищем нагромождения нашей утренней мессы, сейчас - национальный музей Веллингтона, на некотором зеленоватом расстоянии находится очаровательно вредное деревенское Ватерлоо и две абсолютно белые деревеньки, которые показывают себя, чтобы вызвать смех в обрамлении листвы, крошки-чаровницы! Вход в холм-музей свободный. Для жителей Уэльса и ирландских Пэдди Пэткинсов билет стоит один шиллинг! Лишившиеся конечностей инвалиды Старой Гвардии подзывают 'кис-кис' тележку рикши, чтобы разместить там свой зад. За ключом обращайтесь к уборщице миссис Кейт. Рекомендация.
  
   Это дорога к музею муз. Снимайте шляпы, входя в него! Сейчас вы в музее Веллингтона. Это промаршировали прусскаки. Это французы. Рекомендация. Это знамя пруссаков, чашка и блюдце, чародей и чепец.
  Это пуля, пробившая знамя пруссаков. Это француз, который выстрелил в Быка, прострелившего знамя пруссаков. Салют Сало, доброго здравия Корсиканцу на мосту Кроссганн. Поднимите свои пики и вилы! Рекомендация. (Нога быка! Отлично!). Это треуголка Наполеона из линолеума. Рекомендация. Дипломат. Это Веллингтон на своем белом рысаке Копенгагене. Это великий Мясник Веллингтон, импозантный и соблазнительный в золоте и пурпуре, железе и жести, в шпорах Железный Герцог, в непромокаемой обуви 'кватребра', с орденом Подвязки магната Великой хартии вольностей, в своем лучшем одеянии из соломки 'бангкок', в голиафовых галошах менестреля, и пелопонесских клетчатых штанах Ватерлоо. Это большой просторный катафалк. Рекомендация. Это миска участников битвы при Бойне, склонившихся жалобно в страхе перед маршалом Груши живыми мертвецами. Это вражеские англичане из королевского полка Иннискиллинг, это серые шотландцы, это Давид, согбенный. Это Мордред, большой Наполеон, убивший маленького Наполеона. Шумный спор при Гавилгуре, прения при Аргауме. Это хорошенький мальчик, ни большой, ни маленький. Довольно, садитесь! Благоразумная вульва для влиятельных лиц. Вульва Фицтомас. Грязный МакКлозет. И волосатый Вульв-О'Гарри. Все они подчиняются Арминиусу-Вариусу. Это Делианские Альпы. Это гора Тивель, это гора Типси, это индианская гора Мон-Сенжан, большая жировая ткань. Это контур кринолина Крымской войны, объятия надежды Альп, убежище от военного невроза трех Наполеонов. Это легионы джиннов из Ливорно, леггорны в шляпах из итальянской соломки совершают ложную атаку, читают в своем справочнике ручной работы по стратегии, астрологии и стрельбе из лука, воюя в нижнем белье на стороне Веллингтона. Это джинны воркуют в ее руках и вырывают вороньими когтями ее волосы, и Веллихочутон поднимается по сигналу боевой тревоги, получив данные разведки. Это большой мраморальный телескоп Веллингтона. Чудотворец против флангов джиннов. Шестицилиндровый Сэкскалибур, лошадиные силы. Рекомендация. Это мой бельгийский генерал Блюхер, достающий свою чрезвычайную любовь к лошадям Филиппа Македонского. Жесточайший Гиннесс Кромвель. Таится в засаде. Это кастинг ранней жатвы джиннов при Гастингсе, бегство для раздражающего орошения Веллингтона. Бегство по тонкой красной линии через манишку моего бельгийского Блюхера. Ты зияешь, зияешь, зияешь! Дорогой освободитель Артур. Мы победили и высохли! Как поживает ваша маленькая женушка? Искренне сжимаю вас в объятиях. Остановить Наполеона венерической болезнью. Такова была тактика джиннов для фонтанирования Веллингтона при Фонтенуа. Она, смотри, хи-хи! Джинны снова ревнуют, соблазняя всех Наполеонов при Азенкуре. А Наполеоны сходят с ума от бойкота против Веллингтона. А Веллингтон поднимается и волнуется. Это пенис гонца бельгийского Блюхера, боннет и кивер, говорит священный пароль и сбивает Веллингтона с толку. Это герольд Гарольд Веллингтона, посланный быстро. Беглецы расположились в боковых областях моего бельгийского Блюхера. Саламандра Саламанки! Ай-ай-ай! Непорочные вишенки-джинны. Победа, черт, фиговое дерево! Это неважно, искренне ваша, Энн. Веллингтон. Это была первая шутка герцога Веллингтона, одержимость взамен. Он, хи-хи! Это мой бельгийский Блюхер в двенадцатимильных сапогах из каучука, мокрые, трещат, передовая Стемфорд-Бридж, побег из лагеря джиннов. Отхлебните глоток, выпитый глоток, он как можно быстрее покупает пинту гиннеса и крадет дозу крепкого портера. Это русские ядра. Это французская траншея. Это снаряды войск омелы. Это ставка на пушечное мясо опийного мака. После его стодневной индульгенции. Это раненые. Торрес-Ведрас, город земных вдов! Это джинны в роскошных белых блюхерах. Это Наполеоны в красноватых домах. Это Веллингтон у развалин Корка, приказывает стрелять. Гром Тоннера! (Клоун! Отхожее место!). Это верблюдерия, это пехота Потопа при Флодден-Филд, это обломки серных субмарин при Сольферино в действии, это их мобильные Фермопилы, это их Бэннокберн. Всемогущебогальмейда! Ортезартур проиграет! Это кричит Веллингтон. Фальшивка! Фальшивка! Камбронн! Это кричат джинны. Гром и молния! Да покарает прусский козел финнагнцев! Это джинны бегут потоком на свое стоптанное поле Аустерлица. Быстро бегут-убегают легко в Типперари. Потому что их сердца там. Рекомендация. Это моего бельгийского Блюхера мерси мерси сильвупле серебряная тарелка для хранения траурного крепа и винограда в холоде его жестянки. Ради мира и процветания государства! Это кусающийся Бисмарк марафонского веселья джиннов, которого они оставили позади. Это Веллингтон бряцает оружием Онана у своего мармориального телескопа мудреца Софии СОС с отростком в ночном горшке для развлечения королевского развода сбежавших потоком джиннов. Длинноногая официантка со свининой Джанбарриста делла Порка! Прямо как женщины городка Талавера-де-ла-Рейна, навсегда убереги нас от ошибок Вимейро! Это самый маленький и хорошенький из Наполеонов, воришка ирисок Фертристо, шпионящий за Веллингтоном на его большой белой лошади Копенгагене. Упорный Веллингтон - старый лис-многоженец, совершивший большую ошибку. Наполеоны - красивые юные холостяки-рабочие с большими гениталиями.
  Это геенна хеннесси смеется сутуло над Веллингтоном. Это лейпцигская болезнь черных воинов, воюющих в искрах хеннесси. Это арийский светло-черный трилистник, лев битвы Самар Сингх между мальчишкой, которому задали трепку, и хеннесси. Рекомендация. Это злисий старик Веллингтон ухватил половину треуголки Наполеонов из кровавой грязи поля битвы. Это арийский злисий игрок в крикет Ранджи из касты раджпут мочеиспускается неистово. Это Веллингтон привязывает прядью половину шляпы Наполеона к хвосту своей белой лошади. Рекомендация. Это была последняя шутка Веллингтона. Пли, пли, пли! Это та же самая белая лошадь Веллингтона, Копенгаген, трясет телескрупом с половиной шляпы Наполеона, чтобы оскорбить, как изольдов маршал Сульт, арийского сипая. Нэй, Нэй, Нэй! (Красная тряпка для быка! Нарушение!). Этой сипай, безумная война Махратты, к ружью, пли, кричит Веллингтону: Абукир! Кирабу! Это Веллингтон, урожденный в конюшне джентльмен, поджигает шнур из спичечной коробки, проведенный к корсиканскому Самару Сингху. Базуко ты! Это раненый лордом Дюфференом сипай сорвал половину шляпы Наполеонов с хвоста его большой широбелой лошади. Рекомендация. (Мишень! Игра!). Как окончил свой путь Копенгаген. Это была музокомната. Думай о своих ушедших ботинках.
   Пфуй!
   Сколь долго ни были бы мы там, и как ни было бы там жарко, но как убийственно охлаждает воздух! Мы нигде, где живет она, но не говорите никому о лампе Тыквалладина! Это освещенный свечами домик и хвастливые шаги под окном. Внизивниз, выше внизивниз. И пронумерованный список из тридцати искусно изготовленных вещиц. И такая погода по сезону! Скитается при Ваграме ветер в колоннах Пилтдауна, и в каждой взорванной скале (если вы можете вывести пятьдесят пятен, я найду в четыре раза больше) шишковатые искривленные собирающиеся в стаю птицы, маленькие руны, маленькие неполноценные, попробуй, льется, маленькая ветошь, маленькие ботинки, маленькие осколки, немного пищи, немного вина, узкий кругозор, немного помощи, немного порчи искривленной стаи птиц. Подлинное плоскогорье, черный дрозд бесплодной земли! Под семью оболочками зла Ротшильдов лежит один в суматохе император.
  Его мечь рядом с ним. Рана под лацканом щита. Наша пара голубков улетела к северным утесам.
  
  Три ворона взмахнули крыльями на юге, убивая в петушином крике битвы в границах района этого неба трех волов и трех парней, не задав вопрос; громкий плач, это хорошо! Она никогда не выходит из реки, когда юный Тон низвергает потоки воды или проносится с девчушками-эльфами никси, или будит трубным гласом своих кельтов.
  Небо не скроется за облаками! Никакого тумана! Она переигрывает, притворяясь нищим испуганным джинном. Бэримлег и Биндмероллингайз и все мертвые мира в скорби. Фи-фо-фум вера-огонь-пена! Она просто надеется, что мальчишки останутся мальчишками, что было, то было. Сейчас выясняется, она идет, птица мира, первая в стае, райская птица Перидиза, богиня пери мать разбитых горшков, прингленис в пейзаже корабля, малютки-знахари в маленькой сумочке на ее спине, хватает флакон и взбалтывает его, поддатые пакеты, счастливые радуги-платки, мирный договор, птичка клюет по зернышку то там, то здесь, кис-кис ограбление с револьвером. Но этой ночью перемирие слишком близко, солдатский мир стрельбы и завтрашняя скорбь, желаем счастливого Рождества грязных поцелуев миниатюрным работникам вооруженных сил, роскошное перемирие.
  Но этой ночью слишком близко перемирие, мирные солдаты с пугачами, и завтра желаем мы оплакивать грязные поцелуи счастливого Рождества миниатюрной амуниции рабочих в ожидании шикарного перемирия для счастливейших детей на свете. Пади на меня небо и шепчи мне песню в день, когда мы празднуем рождение Салли. Она пробуравлена заемной скважиной фарами кучера с любопытством (кто идет здесь такой милый идет мирно такой любимый) и все испорченные товары кладутся в ее ранец: патроны и завязанные морским узлом лини, хмельные ворсистые чулки в напалме и флаконы с флагами всех наций, ключики клавикордов и скапулярии монахов, карты, ключи и поленницы полупенсовиков, и маленькие броши в форме луны кровавым пятном гелиотропа, разрывающим овечью шерсть, Бостонские вечерние вести карточной игры и горы масачуссетских носков, и никелевые безделицы старого дьявола Ника, и фураж для скота, и деликатесы для безобразных викариев, и множество гаубиц, и мошкара галлиц-дергунов, и личинки с опарышами, хворые холмы и полные эля колена колодцев, много конфет для смеха и любви франтов, и грудная клетка колоколов, и последний вздох из самого сердца (книга лежит!) и честнейший сын увиденного им греха (вот правильный цыпленок!). С поцелуем киски. Кресс-салата. Крест-на-крест. Кискин кросс. До самой смерти. Прощай и будь здорова.
   Как красиво и как правдоподобно для ее жизни во времена существования столь строгого запрета воровать наши исторические подарки настоящего времени у пророков задним числом, превращая нас в удивленных наследников лорд-мэров и в горничных их жен с вот такими пирогами, что славятся своей фруктовой начинкой. Она заблудилась в чаще смертельных долгов и смеется над нами сквозь рыдания (ее веселье неконтролируемо, как рождаемость), передник служит ей маской, а ее сабо сабинянки отбивают арии в воздухе (так больно Саре! Так одиноко и жаль!), если вы спросите меня и я отвечу вам, как Исаак. Хой! Хой! Греки могут восстать, и троянцы падут (у каждой медали есть две стороны), поскольку на обходных путях
  ________________________________________
  12
  непредвиденного и невозможного именно это делает работу жизни заслуживающей выполения, а мир - клетушкой для горожан. Пусть молодые женщины разносят свои истории про серого бычка, и пусть молодые мужчины приукрашивают свои истории любви за спиной дворецкого. Она знает о долге своего рыцаря, пока Лонтом спит. - Сэкономила ли ты что-нибудь? - спрашивает он. - Сэкономила что? - с ухмылкой отвечает она. И все мы схожи с замужней брюзгой Анной, потому что она корыстна, как наемник. Хотя тучные нивы подлежат процедуре ликвидации (поток брани флейт!) и никогда не было бровей или ресниц на этом лишенном растительности и награжденном глаукомой самоуверенном лице герра Обмишурра Водокачкера, она дает взаймы восковую спичку Весты и берет напрокат брикет торфа, и
  ищет берега, чтобы нагреть свои плевела морщинистых моллюсков, и сделает всё, что может сделать завсегдатайка скачек, чтобы имитировать действие. Крещ-пуфф. И даже если скорлупа Шалтая-Болтая снова упадет фригидной неуклюжей неряхой всех наших величественных протестантов, яйца на завтрак придут оплакивать его, поджаренные с одной стороны с должной заботой. Правда в том, что поворот готовой к употреблению чайномокрощелки свершился, и когда ты думаешь, что поймал взгляд женатого фермерского батрака, убедись в том, что он не нагнул тебя.
   Затем, поскольку она занимается своим любезнохевиоризмом хоккея с мячом, играя на корнежабьей флейте первых в своем роде плодов и принимая свою десятину, мы можем открыть свое ревю двух миров, чтобы не увидеть ничего иного, кроме небес в прыщах и сосках ныне и вовеки веков в полном беспорядке, подобно многим горцам и девам холмов, сидящим вокруг, дорогая, затвор святых Патрика и Бригитты с их миссионерским свистом сатиновых платьев и тафтяных трико, играющих редколлегию журнала 'Безумие Уортона' на чайной вечеринке по случаю презентации рукописи о жизни святого Патрика на землянодревесном полу парка. Поднимайтесь, Миккиминнипенисы! Ударьте по минниминах! Незамедлительно, секретарь Николас Прауд. Мы ничего не сможем увидеть и услышать, если выберем коротконогие бергоскрипки Корк-Хилл или виолабергамуры Арбор-Хилл, или берговиоларезвогамбы Саммер-Хилл, или вермивиолончели Мизери-Хилл, или контрабасовиолоны Конститьюшн-Хилл, хотя любой фидель имеет несколько тонов, и каждое ремесло клавирумную механику, и у каждой гармоничной гармоники есть своя точка отсчета, Олаф Белый восстает справа, а Олаф Слоновокост - слева, и площадь Цитрус-Плейс простирается между ними. Но они кое-как уживаются друг с другом, чтобы низвести себя до полного сходства, которое решит и исцелит ромулоремово неприличие ребуса жизни, прыгая вокруг его центра подобно лососю на сковороде. О, вот он лежит гороспящий на просторах от макрогоры Так-Держать до микрогоры Порох-Коробейник. Используйте этот звук ирландского чувства. Правда?
  ________________________________________
  13
  Здесь можно было бы увидеть англичанина. По-королевски? Один соверен фунтоплонен до налога Питерова пенни. Царственно? Тишина говорит со сцены. Взгляни на это плутовство!
   Так что это и есть Дублинг?
   Молчание! Осторожность! Эхоленд!
   Как чарующе утонченно! Это напоминает вам смытую гравюру, поскольку мы привыкли к размытости контура помарок на торцевой стене его заброшенного дома. Привыкли ли они на самом деле? (Я уверен, что тот утомительный навальщик с мужицкой музыкальной бонбоньеркой, Мировяз Митчелл, слушает), я говорю, что остатки изношенных стеновюр размытонены Птольменом Инкабусом. Привыкли ли мы? (Он - единственный притворщик-претендент на то, чтобы быть заколотым юбилейной ирландской арфой второго истощенного слушателя, Огни Фарелли). Об этом хорошо известно. Запертый Локи брошен на произвол судьбы и видит старый, но новый холм. Дблн. W. K. O. O. - позывные Северной Каролины. Слышите? У стены мавзолея. Фим-фим, фим-фим. С великой верой в фанфары фанфаронства. Фум-фум, фум-фум. Этот оптофон онтологичен. Слушай! Волшебный лжец Уитстоун на голубом глазу. Они будут сражаться за Айвора всегда. Они будут слушать о коросте Олафа. Они будут катиться вперед. Арфраздор пребудет с ними благодаря ученым людям древности.
   Следовательно четыре вещи, говорит наш геродотный Маммона Ливий в своем большом старом историуме, перечислены в 'Бореуме', лучшескучной книге бальных анналов, и в данный момент в районе Диффинарски никогда не падут они до тех пор, пока дым от вереска и семена облаков Эйра не покроются гробовой пеленою. И вот они, четверо. Т. Многоверт! Унум. (Адар.) Неопалимый бугор-верховода, возвышащийся над олдерменом. Йе, йе! Ay, ay! Дуум. (Нисан.) Ботинок на хлипкой старой подошве. Аххо! Триум (Тамуз.). Рыжевато-каштановые волосы девушки из Оберна, тузлук покинутой невесты. Боже, боже! Кводлибет схоластических споров. (Мархешван.) Перо весит не больше, чем одинокий столб. Следовательно. И всё. (Суккот)
   Как ветер-лентяй листает страницу за страницей, невинные играют с Анаклетом в Попейю и антипапу, листья живущих в жиле книги деяний, анналы сами регулируют циклы событий значительных и национальных, показывая, как минует мудрость ископаемых.
   В 1132 г. н. э. людям нравилось, когда муравьи-туристы скитались по огромной грязной скрытно-белой спине кита, который лежал в Канаве. Кровянистая эблаитская ворвань.
   В 566 г. н. э. в день костров Ваала, отмечавшийся в соответствующем году, после потопа старая карга, которая припрятала
  ________________________________________
  14
  плетеную корзину для перетаскивания мертового торфма из болота, увидела на дне своей корзины уклейку, когда спешила удовлетворить богиню Сотис своего коровьего любопытства, продажная моя душа, укутанная в шаль, но она нашла у себя полный мешок ботинок для смуглых добреньких подвижных божков и маленькие элегантные полуботинки, очень сильно при этом вспотев.
  Темные дела творятся в Хардлсфорде.
   (Тишина.)
   566 г. н. э. В это время случилось так, что бесстыжая девица с бронзовыми волосами тосковала (всхлипнадволнами!), потому что Пепетта ее любовника была насильно разлучена с ее по своеволию огра Целенаправа Святочистовара. Кровопролитные войны в Бальиатаклиат.
   1132. г. н. э. Два сына родились в течение одного часа у мужа-лендлорда и его мегеры. Эти сыновья назвались Кадет и Примус. Примус был часовым и дырявил всех честных людей. Кадет пошел в таверну и сочинил фарс. Возбужденные речи о Дублине.
   Где-то, видимо, в стране джиннов Гинунгагап между допотопным и нашерным временами переписчик должен спасаться бегством от своего манускрипта. Козлиный потоп разлился, или лось испытал по отношению к нему трепет, или сатрап всемирный ремесленник из высших эмпиреев (молния, в итоге) устроил землетрясение, или зловещий горбун-информатор Дэннимен болтается на виселице, как галльский петух, которого жарят лицом к занавешенной двери. Затем происходит письмоцид, и лёд забирают из-под старческого устава вместе со штрафом в размере шести марок или кеглей в железном человеке ради его трудового шлака, но это будет случаться лишь иногда в нашу редкую эру, как окончательный результат военных и гражданских занятий, которые гвоздю программы Полярной звезде позволили выполнять на подмостках эшафота для взимания той же суммы штрафа посредством тайного вторжения под панталоны жены соседа.
   Теперь после всех этих баснословных и заморских или возмутительных и очевидных вещей поднимаем мы свои глаза, очи тьмы, от тома Liber Lividus, и (смотри!), как мирно и гармонично все затемненные дюны и сумеречные поляны простираются перед нами на мирных стогнах Фридланда! Под стройной пинией пениса лежит пастор овец со своим посохом, молодой олень со своей оленихой понемногу обгрызает незрелую зелень, среди скалистых майских трав поляна фиалок имитирует скромность и покорность, и надо всем этим вечносерое небо. И так долгие-долгие годы. Со времен сражения пенисов Хевера и волосатого Исава с васильками при Баллимуне мускусная роза избрала изгороди Козлотауна, тюльпаны были поглощены сладким тростником деревни Раш, деревландии вьющихся
  ________________________________________
  15
   огней, боярышник и красный терновник символически испестрили долины Мойвэлли и каштановый Нокмарун-Хилл, и, несмотря на кольца вокруг них, в течение промозглых Тысячелиад перегилия форморианцы раскрошили зубы датчанам, а волопасам-викингам досаждали клопы-солдатики, а соединения великанов наспех возвели укрепления против адептов евгеники, а Маленький Зеленый Рынок является сыном-отцом Города (Слушай! Слушай! И смех сквозь слезы!), эти петли для пуговиц, словно пакт о мире, пляшут кадриль сквозь столетия, и сейчас веют на нас, свежие и вызывающие все улыбки, на паперти церкви святой Далии.
   Вавилонцы со своим языком танга тщеславны были (конфуцианский конфуз смешал всё!), были и ушли, были думающие гангстеры-попрошайки и гуингмы Содома, миловидные жалобщики и игривые невесты. Люди оттаяли и смягчились, клерки шептали молитву 'Вознесем сердца наши', блондины жаждали брюнеток, Элзекис мог спросить у Кэрри: 'Любишь ли ты меня, моя свинюшка?', и темноволосые дамы встречались с дьявольскими дружками: 'Где твой подарок, дурак?'. И они бросались в атаку друг на друга, и падали. И в эти ночи, и в свои ночи делай то, что дерзновенная флора полей делает по отношению к скромной фауне, скажи своему возлюбленному: 'Позови и оттолкни меня, потому что я увядаю ради тебя!', и, немного позже: 'Сорви меня, пока я цвету!'. Хорошо могут они увядать в браке и обильно цвести, сказать по правде! Эти слова настолько же стары, как мортиры мира. Увези кита на некоторое время на тачке (разве не правда всё то, что я тебе говорю?), чтобы помахать плавниками, танцуя шимми и шейк. Тим Тиммикен подбивал к ней клинья, волнующий Тэм. Флепти! Флипти! Флипау!
   Хоп!
   Во имя Адама этот виллан на южноафриканском холме в полосках стрингов, одинокий Парталон, кем, во имя Джо Биггара, мог бы он быть? Изменил свою пигмейскую свиную бочку, скукожился от усталости. Его локти в лактозе, короткие голени, посмотри на эту пектораль, его материнские грудные мышцы таинственно монструозны и принадлежат к мустьерской культуре. Это гаснущий ланч вне пределов черепа. Мне мнится, что это человек-дракон. Он почти целый месяц очевидно находится под присмотром и попечением феодала, Едопив Саксон, будь это можжевеловый январь или пивной февраль, мартовская арака или апрельский эль, или бесчинные восстания плювиоза и фримера.
  ________________________________________
  16 Что за странная квир-стряпня, некая мужская ячменная медвежатина. Это, очевидно, скрытые дьявольские козни. Давайте перешагнем через его огненную защиту и эти краали костного мозга, высосанного через щели. (Осторожно!). Он может нелепо проложить путь от позорного столба с почтовым ящиком к козлиным Геркулесовым столбам. Давай, глупый подавальщик пивных кружек, женщины в чулках испортили моего доброго мужа? Прости нас, простофиля! Ты говоришь по-датски? Н. Ты разговорчивый переводчик скандинавско-норвежского? Нн. Ты латинос-англичанин? Ннн. Ты говоришь на саксонском? Нннн. Всё ясно! Это ют. Давайте пожмем друг другу руки, обменяемся шляпами и парой крепких словечек относительно этого вкривь и вкось происшествия с голыми окровавленными греками в бухте.
   Ют: Юта!
   Остолоп: Удорад молчаливой свинье.
   Ют: Ты глухой простак?
   Остолоп: - Некоторые затруднения со слухом.
   Ют: Но ты не глухой дурак?
   Остолоп: Ни в коей мере. Только дремуч.
   Ют: Но как? Что с тобой случилось?
   Остолоп: Я споткнулся и был оглушен.
   Ют: Как ужасно это слышать, что за причина! Как это, Остолоп?
  
   Остолоп: В бытность мою официантом, сурдо-сэр.
   Ют: Почему ты запинался при ходьбе? Где?
   Остолоп: В гостинице Клонтарфа, где это должно было произойти.
   Ют: С этой стороны твой голос почти несъеслышим для меня. Стань немного больше мудровидим, как если бы я был тобой.
  
   Остолоп: Имеет? Имеет в? Колебание? Ух, Брайан Бору! Узурпатор буров! Я дрожу от этого топота у форта на краю мира!
   Ют: Минуточку. Бизоны есть бизоны. Позволь мне, несмотря на всю твою нерешительность, ослабить твой приступ страха с помощью золоченой безделушки. Это серебряная лесная коническая монета, кусочек дуба-полупенсовик. У Гиннеса кое-что есть для тебя.
   Остолоп: Это он, луидор, луидор! Не знаю, насколько это полупенсовик, непроизносимый и не сдвигающийся с места великий Гаральд Серый Плащ, сын кельта Седрика Шелковая Борода! Сотни тысяч приветствуют тебя, мучнистый нездоровый рис для одного влажного дублинского бара. Старый ужасающий гризли-синюшка! Его тушили там же, где и яйца. Вот где ливреи для зрелищ района Либертиз, условный фирменный знак один в поле воин.
  ________________________________________
   Была месса для мечтательных девиц, старомодный писающий мальчик.
   Ют: Просто потому что, как предсказывал молчаливый притворщик Тацит, в двух словах он свалил содержимое тачки - курган мусора - на землю именно здесь.
   Остолоп: Как пудинговый камень препятствует ручейкам у речного плёса.
   Ют: Господь милосердный! Это было еще при викингах?
   Остолоп: Подобно Ромулу с булло й, топающему по дёрну. Царь Рима - мера вещей! Я мог храпеть на него в пенистый горн, с его одеянием из грубой полушерстяной ткани в узком проливе, пока я сидел в Саттоне, как Брайан О'Линн.
   Ют: Кипяченое масло и сырой мёд на мою голову, если я хоть немного могу понять слова о судьбе человека от молодого бычка до финского финала в твоем стиле роттердамских сумерек богов. Никогда не слышал и не видел такого! Будь здоров! Увидимся после вынесения приговора.
   Остолоп: Полностью согласен с этим сном. Но погоди секунду. Осмотри со всех сторон этот полуостров, и ты увидишь, насколько стары эти два старца, Хэмфри, освобожденный от гуннов, и медведи, вопящие подобно куликам или чибисам на низине, заливаемой приливом, где будет город по закону перешейка Саттон, где по праву сеньора плавучая льдина плыла от таверны 'Начало времен' в свой пункт назначения у мыса Финистерре. Пустьирландиявспомнитстарыедни. Размечает межу двух течений, сладко-белого и солено-черного. Материнские рифы лисьей скорби. Ближе звон шампуров речного устья, это бурные волны мятежа: следовательно, в холоде отлива находят они отдохновение. Неисчеслимость житейских историй падает на эту пляжную страницу, укрытую грациозными бликами снежинок, сор писем в полете, как пустынный туман просторов вьюги волшебника и завихрений смерча. Теперь все они погребены в кургане, прах к праху и лёд ко льду, и земля к земле. Гордись, о, гордись, приз твой!
   Ют: Ну и вонища здесь!
   Остолоп: Да будет свет! Здесь внизу погребальная щелочь. Большой простор для маленькой еженощной жизни незнакомцев и иностранцев, гранд-отель 'Вавилон' с домиком для любимой синицы, альпийский снегирь на уховертке, пасторальная сцена, пьяная топь огненной хвори, подобное равно иному на этом смиренном кладбище, где любовь-смерть.
  ________________________________________
  18
   Ют: Смерть!
   Остолоп: Мягко и нежно! Неистово накатила волна. Песнь уныния. И курган наследницы туз-голодный танатос разбух от их тел. Эта твоя земля небезопасна для толченого кирпича и снова превращается в гумус. Песнопевец может предсказывать по рукам и коленям карточной игры на двоих. Олдкасл, Ньюкасл, Трикасл, крошево Крамлина! Скажи мне правду о тарифах покорного Публина! Ярмарка кроткости. Но говори сквозь сито, формовщик! Молчи!
   Ют: Почему это?
   Остолоп: Великан Уховёртка с речной фэйри.
   Ют: Как, лощина?
   Остолоп: Это захваченная могила вице-короля.
   Ют: Что!
   Остолоп: Ты удивлен, как неандерталец, не так ли?
   Ют: Я поражен, как ударом грома, внучек.
   (Останавливается, сгорбившись) если ты не обращаешь внимания на эти глиняные таблички, какие любопытные знаки (пожалуйста, остановись) в этом алфавите речного русла! Можешь ли ты прочесть (поскольку мы с тобой уже всё обсудили) это слово? Тут сказано всё. Мене. Смешанные браки процветают. Текел. Они жили, смеялись, любили, а потом ушли. Фарес. Твое королевство отдано Мидии и Ричарду Порсону. Меандерталец, снова потерян, нашего старины человека из Гейдельберга, в те дни, когда Голова-в-Облаках ходила по земле. У невежд создавалось впечатление, что вязание знаний, которое помогает найти имя, которое затачивает остроумие, которое передает контакты, которые подслащивают чувства, которые вызывают желание, которое держит в плену любви смерть этих сторожевых псов, которая является рождением этих паскуд, которое влечет за собой появление экзистенциализма. Но в спешке его флота, достигщего запрестольного образа зада Рамы-барана. Жители земли листают эту кипучую книгу жизни, безумцы продолжают трепетать. Топорик, тесало, лемех, целью которых были разрушение и проба земной коры во всякий час, борозды туда и обратно, как вол за плугом.
  Посмотри на фигурки воинственных вооруженных всадников. Всадников и вооруженные воинственные фигурки увидишь здесь. Футарк, эта статуэтка для огнива. Лицом на восток! О, я вижу фею! Лицом на запад! Хой, тьфу! Рывок и груда хлама, лицом к лицу! Когда столь маленькая хорошенькая часть выполняет обязанности целого, очень скоро мы дорастаем до использования синекдохи алфавита.
  ________________________________________
  19
   Здесь (пожалуйста, остановитесь) сребролесные выстроившиеся в очередь по сигналу мелкожареные бобы довольно меркантильного интереса ввиду того, что это шарики, заставляющие пустой желудок плуга оплачивать счета по ведомости. Ровные шеренги скал Рагнарека, а с ними вместе гнилые скалы-орангутанги, в пылу спора пеерворачивающие всё с ног на голову. Да ну, да ну, неужели? Это шип, истязающий свою почву, словно дурак, верящий в правду возмездия. Какую неразбериху это создает! Полуночная навозная куча вещей! Оливки, свекла, тминные бочки-верблюды, куколки, флфриды, битти, кормаки и далтоны. Яйца сов (о, пожалуйста, остановись!) здесь, бледноватый скрипучий сыр и довольно худой скоромный ипсилон, и старомодные камнепады, недостойные вытоптанной травы. Шшш! Посмотри на извивающихся червезмей повсюду! Наш пылесборный полевой бинокль Дублина окружен крадущимися и извивающимися змеями. Они прибыли на наш остров из треугольного Приземлера в дождливой прерии, возвышающейся в центре котла запретных плодов, но приставший к берегу в отдалении Патрик Рисокоп Хлестозмей и его мусорныебаки уловили их тьмы вздымающиеся, а затем наша не пойми из чьего ребра смогла задвинуть свои ящики. Разделяет слишком многое, но учет ведется в той же области согласных. Рекетеры и бутлегеры.
   Ось туза в два тяжелых удара, мудрость оси. Один к одному плюс один равняется трем вышесказанным и одному прежде. Два минус один равно достойной аплодисментов свободной единице. Пускаясь в путь с большим боа констриктором и трехногими стельными коровами, и клячами вечнозеленой Игрейн, в зубах которых спрятано послание. И сотни тонн книг, которые необходимо прочесть, если сможем, до Хэллоуина. Какой меандертализм развернулся перед нами, скваттор и антискваттор, и будущий антискваттор, что мы видим! Сказать нам, чтобы мы превратились в смущенных имяреков, сыновей родного дерна, сыновей, внуков, да, и внуков тоже, если еще не были, все наши сестры свистульки и сальные остроты, дщери от груди радуги Нэн. Винительный-обвинительный ответ предка! Дамдам в беспредельность!
   Истинно, в те дни никто из парней не тратил тряпичную бумагу впустую, и гора авторучки рожала мышь со стоном мухи, которая просится на волю. Всё это была древность. Ты дала мне отставку (следовательно!), а я строил воздушные замки. Я спросил у тебя, где соверен (что взамен чего?), а ты села в тюрьму Бога. Но мир, заметь, моя душа, писал, пишет и будет писать свои собственные руны для каждого по всем вопросам запрета панорамных планов наших внерациональных чувств ради последнего молочного верблюда,
  ________________________________________
  20
  и вена дрожала над его бровями, поскольку ему все равно нужно было бросить якорь у могилы своей кузины Чармиан, где его финики скованы пальмой, принадлежащей ей. Но горн, пьянство, день ужаса не сегодня. Кость, гравий, баранья шкура; руби их, разбивай их, разрезай их всегда; оставь их терракоте плавильного котла: и Иоганн Гутенморгенберг со своей кроманьонской хартией, изменение оттенка чернильницы и двойной боргес должны раз и навсегда попасть в свою рубрику красной строкой, очищенной для новых оккупантов от мировой прессы, поскольку нет больше силы в Алкоране. Вот за что (зашибись) папирус служит наградой, из чего он сделан, тайники и намеки, и ошибки в печати. Пока ты в конце концов (но не в конце) не познакомишься с мистером Типусом, миссис Топос и маленькими топами. Довольно, хватит. Так что вам едва ли нужно объяснять мне по буквам, как каждое слово обязывает к семидесятилетнему чтению книги Дублинского Велиджинна (да покроется грязью лоб того, кто отделился и погряз во грехе!) до далефа, Махаманвантары, отворяющей закрытое. Фарс.
   Но не плачь! Много миль улыбок до Несейчасона, в городе семидесяти гурий для одного мужчины, сэр Осирис, и парк так темен при детском свете свечи. Но взгляни, что за подарок ты получил на счастье! Подвижные литеры шрифта со скрипом нагромождают вавилоны, маршируют, все давно, постукивая, загзагами, поскольку о зловещем виге-уховертке нечего рассказывать слишком долго. В стародавние времена тимьяна в два прыжка от салата-латука Лейкслипа и в три прыжка от неприбранной земляничной поляны. И юные цыпочки спрятали свои зубки, и раздался неуверенный ослиный рёв. Можешь спросить у афедрона своего ишака, верит ли он этому. И так ишак помог мне, пустившись вскачь, поскольку у стен есть уши. Вот грядет жена, облаченная в сорок чепчиков. Потому что были времена, когда надежда фижм вздымалась. Ковчег архонта Ноя и отбивные приказчицы, картофельно-яблочное древо могилы и корсаж дамы легкого поведения, или золотая молодежь, жаждавшая кастрации, или то, что озорные девицы делают с мужчинами. Несчастный брак маль маредаде, реверграсс, он был поражен бесшабашностью ее выкрутасов и прелестью ее пиррихия. Моргана ле Фэй, она танцует гайе, эта женщина-змея! От трипьера до экспеунпо. Вуаль, волан воланте, глаза Валентина. Она - юго-западный ветер беш, не приносящий добрых вестей. Плывущий челн Анны. Хой, слушай, подстилка! Наверняка это была она, а не мы! Но полегче, достойные дженльмены, мы воздвигаем башню в аръергарде вигов.
  ________________________________________
  21
  Такие малюсенькие крошки. Посмотрите на это! Буква хетт, как если бы она ее знала. Слушай, оглобля! Слушай! Я делаю это. Внемли, угловой горн умоляет! И арфы лепечут.
   Была поздняя ночь очень давно, в древнекаменном палеолите, когда Адам рыл канавы, а его мадам месила песок в ступе, когда облеченный властью человек из Монтенотте мог быть любым Балли Гайесом, и первый настоящий речной любовник Адамова ребра, который когда-либо владел ею за ее жаждущие любви глаза, и парнишка Билли жил в любви и мире с любой Бидди, и ярл ван Хутер поднял свою обожженную голову от лампы и кладет на себя холодные руки. И два его маленьких божемой, наши кузены Тристофер и Хиллари, били баклуши своей глупости на линолеумном полу его замка-землянки Ваномри. И, чертов Дермот, кто пришел в цитадель его постоялого двора, только племянница по свойству, подстилка-проказница. Она бросает розу и говорит что-то остроумное, повернувшись к двери. Она разодета, и Ирландия украшена огнями. И сказала она, повернувшись к двери, какую-то ерунду из 'Пти Паризьен': 'Марк Однолюб, почему я выгляжу, как взболтанная кружка портера портье?' Вот как началась стычка. Но дверь ответила по своей милости на родном языке герцога Нассауского: 'Закрой!'. Так что ее милость или злая воля стала причиной похищения брата Тристофера в пустоголовость дикой природы, и бежит она сорок дней и сорок ночей. И ярл ван Хутер передал ей по беспроводной связи нежный любовный призыв: 'Остановись, оглохшая воришка, остановись и вернись в Ирландию, остановись'. Но она ответила ему: 'Это невозможно'. И абсолютно новые неприятности в ту же субботу восстания падающих углов где-нибудь в Эйре. И подстилка-озорница через сорок лет достигла острова женщин Тирнамбан и смыла благословение любви с первого взгляда мыльными пятнами, и четверо ее старых мастеров - контрабандистов овец щекотали его, а она обращала его в единственно верную марь цельнолистную Сары Оллгуд, и он стал ленивым почтальоном-лютеранином. Так что потом она пустилась бежать, и бежать, и бежать, и, разрази меня святой Дермот, она вернулась к ярлу ван Хутеру в мгновение ока, и джинны с ней в ее переднике, кружева в ночи, в другое время. И пошла она не куда-нибудь, в в бар его бристольского трактира. И ярл фон Хутер стер свои подметки в погребе, полном пивных бочек, пожимая теплые руки ему и сестрице Хилари, и
  ________________________________________
  22
  манекены в своем младенчестве были в нижней части отрывного листа,
  сжибаясь и кашляя, как братец-моряк Бродар и сестрица-колотушка. И озорная подстилка ущинаполеонула бледнолицего, и одурманила свечами снова, и красные петухи порхали в полете, покидая холмы. И она стала еще остроумнее у турникета для грешников, говоря: 'Марк и дважды Твен, почему я похожа на актрису, принявшую две пинты портера?'. И: 'Заткнись!' - отвечают грешники королеве. Так что ее величество обдумала всё заранее, усадила братца и сестрицу, подхватила братца и сестрицу и все лилипутские пути в Женобезмужнюю страну, она бежала сорок дней и сорок ночей. А ярл фон Хутер нес горький вздор ей вслед, громогласный Фингал: 'Остановись и замолчи, вернись с моей серьгой, остановись'. Но остроумица-подстилка ответила: 'Мне это нравится'. А еще был старый добрый Граннуаль, в ту ночь святого Лаврентия с ее звездопадом где-то в Эйре. И остроумная подстилка через сорок лет пришла в тот же Тирнамбан и развеяла проклятия Кромкруача Кромвеля, указав своим острым ноготком на двойняшек, и произнесла свои четыре шуточных инструкции, чтобы тронуть его и вызвать слезы на его глазах, и соблазнила его вернуться в одно безопасное место, и он стал печальным Кристаном. Так что потом она пустилась бежать сорок дней и сорок ночей, и спустя несколько смен она снова вернулась к ярлу вон Хутеру в Камнехилл, укрывшись своим передничком. И с чего бы она вдруг остановилась, если не под присмотром резиденции лорд-мэра в кружевах глубокой ночи, поскольку Бог любит троицу? А ярл фон Хутер перевернул ураган в караульную будку буфета,
  пережевывая жвачку для своего четырехкамерного желудка (Решись! О, решись!), а двойняшки Тристоферы и чучело завернувшись в скатерти и столовые полотенца, целуясь и брызгая слюной, мошенничая и целуясь, как презренный прислужник и святая Бригитта, оба впали в детство. А остроумная подстилка взяла чистый лист и удрала с ним, и долины мерцали. И она сыграла свою самую остроумную шутку у триумфальной арки, спросив: 'Марк Третий, почему я выгляжу так, словно приняла три пинты портера?'. Но вот как оконачалась стычка. Как Кэмпбеллы приближались с копиями молниеносных копий, ярл фон Хутер, сам Воанергес - сын грома, гроза дам, преодол в своей пляске с препятствиями заостренную ярку троих сумеречносаттонских замков, в своей шляпе из Бробдиньяга в форме имбирного пряника и в своем венце из листьев дуба, и в желчном воротничке, а также в рубахе из буйволовой кожи, и в англо-саксонских носках и перчатках из Баллбриггана, и с волосатым задом Ладброка, и с кетгутовым патронташем из Каттегата, и в отороченных мехом полуостровных резиновых сапогах, как грубо вопящая
  ________________________________________
  23
   голузеленая оранжемужчина в своем фиолетовом индиговании, по всей длине счета алебарды стрелка из лука Ричарда Стронгбоу. И он хлопнул в свои грубые ладоши, и приказал удобрить землю, и его туманная рч обрщн к ней, чтобы она заткнулась, глупышка. И призрак прикрыл лавочку (Перкунперунбоггромагремитгрозовоенебогромгремитгромгромгром!). И все они пили бесплатно. Один мужчина в своих доспехах всегда был выгодной парой для любых девчонок под короткими рубашонками. И это была первая заваруха невежд-портье во всем мире, полном огня, ветра и воды. Как вишневый страж открыл дверь масонской ложи нарвалу капитула. Всё еще должен ты видеть. Между да и может быть. Остроумная подстилка должна была попридержать свою пустоту, а двойняшки должны были держать мирную волну, а ванн Хутер впал в панику вместе со своими сообщниками. Так покорность бюргера - залог счастья целого полиса.
   О счастливая вина феникса-грешника! Из отстутствич зла выходит добро Михайлова дня. Холм, речушка, кто-то в компании, резместили на постой, давайте гордиться ими. По самую грудь и сесть верхом! Только благодаря этому не замарают свою репутацию древние исландцы или ирландцы конфискованными тайными товарами своего одиночества. Кварц из карьера, нет ответа, озеро Альберта! Прочность волнистой горечавки, Ливия Озерная? На нем шерстяной колпак облаков, насупленный, желая слышать, он подслушивал бы речи мыши, весь этот звон бутылок на Дальнем Востоке. Мрак, его глаза-долы темнеют. Шепчет она ему устами, как есть. Она он она хой она должна смеяться. Это будет большая удача, если он сможет ее понять! Неосязаемого он гнушается. Волны песка сражаются с ним, они насылают на него морок своими фанфарами, волна рёва и волна шиканья, и волна хахаха, и волна никогданепряталихскаковыхлошадейпесокпослушайменя. Закрытый сушей своей соседки и обращенный в камень своих потомков, мылашпертов и сосунков, стенающие волынщики могли бы сказать ему прямо в лицо, отвратительный округ Лоут, чью буханку плоти мы пожираем, как палтус святой бочки, или вдох ее скромной пуховки,
  Отпечаток губ того, чье вино любви и жизни мы пьем, как он бьет ее кулаком, моргающий опадыш, те, кто дает нам хлеб и воду, не были бы ноздреватой тонконожкой в городе или сосудом весталки, ни девственное плавание насмешек в док, не болтай лишнего по пьяни, не играй в прятки каш-каш в Новом Дублиниле при свете лампы или
  ________________________________________
  24
  оплачивай инструментоформосчет, глупо кивая головой на удобство транспортировки.
   Он упорствовал и продолжал раскопки день и ночь, едва ноги унеся после обработки почвы и забрав все свои пожитки, и он оплавил свой экипаж под своим покровительством для пропитания, и заработал урну для своего ужаса, этого драконового волана, и создал вошь законной любви Люцифера для нас, и доставил нас на полной скорости к хлоковым долгоносикам, аминь, этот могущественный освободитель, Хэмфри Чимпден Уховерткер, и нежную присягу он принес, наш предок самый почтенный, пока он думал о лучшем в окне своего дома вдовца в этой розово-голубой мантии от края земли до другого уха. И смогли ли бы снова шепчущие попугаи разбудить его, когда огненная птица разрывается на части. И будет ли это снова в таком случае правдой, произнесенной самым старшим из его младших детей. Есть ли у вас винный визг на мою свадьбу, привели ли вы невесту с постельным бельем, будете ли вы плакать, когда я буду умирать? Пробуждение? Виски даже перед смертью!
   Душа дьявольской свиньи! Выпил ли ты со мной на посошок у мертвого дверного гвоздя?
   Теперь успокойтесь, добрый мистер Финниморбазар, сэр. И воспользуйтесь своим досугом, как бог на пенсии, и не выходите за порог своей страны. Конечно, вы просто потеряетесь в Гелиополисе, так что направьте свои стопы в дом хозяина Капилавасту, к изгибам Голгофы, на север умбрийского Нортумберленда и Фибсборо, и Уотлинг-Стрит, и Богермора, и, возможно, омойте ноги в туманной росе чужих полей. Встретив старого больного банкрота или осла Коттерика с понурой подковой, кантакакатачанка, или шалашовка, храпящая с грязным ребенком на скамейке. Это отвратит тебя от жизни, действительно отвратит. Еще и погода скверная. Расставаться с Девлином тяжело, как было известно Ньюгенту, покинуть эту спутанную растительность, более сочную, чем на полях его соседа с правом самоуправления и беспошлинной торговли, но пусть ваш призрак не жалуется. Вы в лучших условиях, сэр, там, где вы сейчас находитесь, с крестом на одежде, кроворлиный жилет и все, помнящие твои формы и размеры на подушке твоих младенческих кудряшек под твоим платаном у холодного речного плёса, где ил Тори-Айленд напугает хищников и получит всё, что ты хочешь, кошелка, перчатки, фляжка, брикет, носовой платок, кольцо и зонт, целые сокровищающих с погребального костра в стране душ, пребывающих с Хомином и Броин Бароком, и со старой мачтой Лонаном, и с Навуходоносором, и с Чингисханом. И мы придем сюда, в призрачной ретуши игроки, чтобы заровнять твой гравий и принести тебе дары, разве нет, фении?
  ________________________________________
  25
  И это не наш плевок полагает тебе предел, разве нет, друиды? Не фигурки мертвецов на египетских саркофагах, копеечные и обманывающие взгляд, которые ты покупаешь в грязных городских магазинах для индийских вдов. Но дары полей Осириса. Мёд тысячи даров и слёз, тот доктор Фагерти, знахарь, обученный тебе во благо. Паспарту маковой кашицы. И мёд - святейшая субстанция из всех когда-либо бывших, пчелиный рой, соты, ушная сера и воск, пища славы (помни, что ты держишь котелок или чашу с нектаром, которая может оказаться слишком легкой!) и молоко козы, сэр, которое обычно приносит вам девица. Ваша слава распространяется подобно целебной мази, с тех пор как оркестр Финтан Лалор играл на духовых, когда ты пересекал границу и все эти домашние хозяйства за Ботническим проливом, и называют имена тебе вслед. Менгир-майнгерры всегда говорят о тебе, сидя вокруг свиных щек под священными стропилами, через края кубков памяти, где каждая пустота содержит святые мощи,с обетом до пришествия свободных арендаторов в Дом Соломона. И восхищаясь твоими сверх-орясинами, где пальмовое масло в выси обозначает присутствие твоего ручного монумента. Все зубы отбойных молотков изжеванных Миронезцев - это крошки яблока от яблони, обтесанные с этой батареи Веллингтона. Если бы тебя купили и продали с потрохами, как мздоимца, и отпустили как уникума за сотню фунтов со всей твоей ношей, только сеятели риса могли бы упаковать столь великое множество, и если бы тебя уничтожили в каждой точке на коленях богинь фатума, которым ты продемонстрировал нашу беззаботность и непринужденность. Старая игра, пистолет Ганна, говорят они (череп!), что это был сеятель для тебя, единственный в своем роде аптекарь для них всех. Но богом мягких обетов он был, Г. О. Г! Он мертв и ушел теперь, и после этого мы находим справедливые язвы на его ягодицах, но мир его огромным конечностям, бедру Будды, отправка к праотцам по последнему разряду, пока око маяка Тускар в миллион свечей обозревает море Мойла! Никогда не было полководца в Великой Эринии и в Бретландии, нет, и во всем Щучьем графстве, как у тебя, говорят они. Нет, ни король, ни верховный король, король затычки, король солнце или хорошо оснащенный король. Таким образом ты мог сбросить с вяза двенадцать сорванцов, которые не могли окружить и поднять камень, который уронил король Вильгельм. Кто, кроме великого МакКула, который возвращает нам удачу и острит на похоронах, проложит нам курс? Если бы ты был самим спорщиком Гекльберри и тебе было бы пятьдесят лет, тебя спустили бы в тихие воды, где ты, скорее всего, накрывал бы на стол, и какой игрок с битой превзошел бы Вашу Милость? Ирландец МакМагнус Маколей может имитировать тебя
  ________________________________________
  26
  до полного совершенства, и Кожмешок Рейнольдс испытывает твою хитрость и внешность. Но когда кузнец и ювелир Хопкинс и Хопкинс выскажутся по этому поводу, ты станешь сварливым гоголем-магоголем и поцедуешь плетеную корзину с довеском. Мы называем его путешествующим поганцем Бобриковым, с тех пор как он посетил
  Иерусалим в Малой Азии. Тогда у тебя был бойцовский петух Пит, Джейк или Мартин, и твой архигусь из гусей был ощипан на День Всех святых.
  Пусть пастырь семи червей и раскаленный кипятильник, диакон в ризнице, никогда не пройдет мимо тебя, потому что твои волосы побелеют у вод небесной Лиффи! Бедра в небесной реке Хеп, ура! Герой! Семь раз мы привествуем тебя! Полная сумка сюрпризов, соколиных перьев и кованых сапог в придачу, которые ты бросил туда.
  Твое сердце в созвездии Волчицы, а твоя хохластая голова - в тропике Козерогокопра. Твои ноги в монастыре грозди Девы. Твоя олала в районе Саху. Это так же верно, как то, что ты родился. Твоя раковина стучит и набухает. И на палубе развивается льняное полотно. Одинокие скитания Лафайетта окончены. Следуй своей тропой, малыш! Не будь неутомимым! Главный посудомойщик приходского храма Исиды, спокойный Тутанхамон, говорит: 'Я знаю тебя, посланец Мехир. Я знаю тебя, лодка спасения. Мы предстали перед тобой, о твое разоблаченное кощунство, всегда являющееся без призыва, чей приход невидим, все вещи, которые труппа канторов и грамматиков соборов Христа и Святого Патрика заказывает тебе в связи с трудами по погребению. Могила моряка, спи спокойно!
   Ничего не меняется и является всем нам в старой усадьбе. Кашель в святилище, не везет, так не везет, тетя Флоренца. Горн созывает к завтраку, время ланча и обеда. Столь же популярно, как во времена короля Вильгельма Завоевателя, когда его члены встречались в 'Диете Мужчины'. Та же витрина магазина готового платья. Бисквиты Якова и какао доктора Выпивохи, и растворимый суп Эдуарда рядом с сиропом Матушки Ласточки. Мясо приняло на грудь, когда Перси О'Рейли пал.
  Угля мало, но у нас много болота во дворе. И ячмень поднимается снова, всегда окрашенный им. Парни регулярно посещают уроки, сэр,
  изучая правописание крутого бизнеса с аморальной нерешительностью и занимаясь столовращением посредством умножения. Всегда на стороне книг и никогда не целясь, наносят сокрушительный удар вслед за Томом Боу Глассарсом или Тимми Онанистом.
  ________________________________________
  27
  'Это действительно правда! Нет, ну правда, римские католики из собора Святого Патрика? Ты был гуттаперчевым двуликим хранителем дверей в тот день, когда их доставили, и ты будешь дедом, когда правая рука не знает, что делает левая. Близится рождение Кэвина, нежность к идиоту с его щечками херувима, мелковые огры на стенах, и его маленькая лампа, и сумка, полная сюрпризов-безделушек, игра в звонок почтальона по всему дому, и если бы влага сочилась из спящей тряпки, ты вложил бы меч в любимые ножны, хвала, дьявол иногда вселяется в этих ребятишек Джерри, бабника в красивом тартане,
  в непромокаемом багрянце чернил после последнего своего купания и чертит поток слов на своей выходной рубашке для рынка ценных бумаг. Хэтти-Джейн - дочь Мэри. Она придет (потому что они конечно же выберут ее) в белизне своего золота, с факелом из ивы, чтобы снова зажечь пламя Дня Счастливого феникса. Но Эсси Шенахэн удлинила свой подол. Вы помните Эсси в нашем монастыре Луны? Ее называли веселой Мэри, ее уста были красны подобно бруснике и нежны подобно благочестивым войнам, когда восстания красных манорин бушевали вокруг нее. Когда я был клерком, которого назначили на мануфактуру Вильяма и Вудса, я наклеил эти уста на каждую дверь в городе. Она создает свою репутацию и репертуар в пивоварне Кэтти Леннер дважды за ночь. С тамтамами и тамбуринами кружащихся яичек. Ровно отбивает ритм качучи. С радостью отпускаю твое сердце.
   Теперь расслабь, порядочный человек, свои колени, лежи спокойно и дай отдых власти своей гордыни! Держи его здесь, Изекииль Айронс, и да укрепит тебя Господь! Это наши духи-черви, парни, он выслеживает, Деметриус О'Фланаган, закупори пробкой это лекарство для Кланкарти! Вы достаточно залили себе глаза, покинув Портобелло и затопив Помрой. Привлеки вечный покой! И вечную память! Где несть ни печали, ни воздыхания сынов Авраамовых! Здесь поясница лимба. Где туман пеленает их, где не квартируют мыши, где разлита тайна, о, соня! Да будет так, аминь!
   Я окинул взглядом пьянчугу Бехана и старуху Кейт, и масло, поверь мне. Она не выставляет на показ свои сувенирные открытки с войны, чтобы помочь мне воздвигнуть мемориал солевого раствора, давайте чаевые! Я обойду ваши ловушки! Это так же верно, как то, что вы сейчас сидите передо мной! И мы снова запускаем ваши часы, сэр, для вас. Да или нет, бормотуны? Так что вы не окажетесь в полной растерянности. Так что не прячьте свои следы. Кормовое гребное колесо сильно согнулось.
  
  ________________________________________
  28
  Я видел вашу жену в зале. Как королеву Гвиневру. Это еще что, само по себе это так прекрасно, и не говори! Ускользнем и пожмем друг другу руки? Иди-ка сюда, поторопись, соломенная вдова - здоровая форель. Пожмем друг другу руки. Роет ямки в земле вилами неправильно, своим единственным законным лекарством. Старая облезлая кошка зевает и улыбается, проводя свои кошачьи часы у польского минтая Кастора и Поллукса, накрывая вязаными салфетками круглые подушки для табуретов, наблюдая, как она вяжет мечту, дочь портного, делает последний стежок. Или ждет зиму, чтобы зажечь чары обаяния, приманивать больше птиц в свое гнездо, чтобы они падали в дымоход. Это лавина Авалона, которая не приносит кошке корм. Если бы только ты был там, чтобы объяснить смысл, лучший из людей, и поговорил бы с ней по-доброму о гульденах из серебра и злата. Уста увлажнились бы снова. Как тогда, когда ты ездил с ней на ярмарку белой бронзы. Чтобы твои руки были заняты уздечками и лентами, чтобы она никогда не знала, на земле она или на море, или унесена на небо подобно невесте авиатора. Она флиртовала тогда и волнуется сейчас. Она может подпеть песню и обожает скандалы при звуках последнего погребального горна. Любит концертино и проходящие мимо во время послеобеденного сна пары, после картофеля, толченного с капустой и сливочным маслом, пищи Каина и Авеля, и яблок в тесте, сидит в своем инвалидном кресле Мерлина, читает свою 'Ивнинг Ворлд'. Чтобы увидеть, красиво ли это, полная длина или пальто свободного покроя с фалдами. Новости, новости, все новости. Смерть, леопард, убил феллаха в Фезе. Сцены насилия в Стормонте. Капля-звезда с ее счастьем исчезает. Ярмарка возможностей с китайскими потопами, и мы слышим эти цветущие слухи. Старина Том разносит слухи про Гарри. Она ищет свой путь,
  тихонько посмеивается над их романом с продолжением 'Любовь Селскара и Литорины', свободно адаптированным для 'Вестника норвежских жен'. Колокольчики будут цвести на соленых могилах в ту ночь, когда она уронит свою последнюю слезу. Конец моря. Но это мир потерянных дорог. Пока путь не оправдает время. Никакого серебряного пепла или шиньонов для нее! От лести свечи горят ярче. Анна-Стейси, не будь смешной! Чем хуже слова на талии самых благородных, говорит Адам и сыновья, будущие акционеры. Ее волосы так же темны, как раньше. И так же вьются. Теперь отдохни! Больше никаких грехов!
  Но если этот тезка - брат-близнец крючковатого лосося, большой красный баран уже ворвался в свое убежище сотни борделей, как мне сказали.
  ________________________________________
  29
  Запретная лавка, цветущая, как лорд-мэр или дерево баобаб, освещая спальню с множеством мертвых петель (что поделать!) с подветренной стороны, поднимая дерево морингу для Бену длиной в ярд (эвое!) ветреная сторона (для эффектности!), высотой с трубу пивовара и шириной в обхвате с Финеаса Барнума, хмыкает над своей долей плеч на шоу, которые затапливают его, он великий вальщик-бабочка с
  карманной женой-ножиком в запасе, это светлячок и три проводка клинкера, двое школьников в сарже и одна крохотная девушка. Он проклял, и вернулся, и его всегда видели делающим то, что видели глупые четвероногие, или он никогда не делал видя то, о чем могли знать твои подсадные утки, сметал облака вверху для улыбающихся внизу свидетелей, и этого достаточно теперь для фейри обоих полов.
  Хотя Эзоп разносил привычную ложь своих басен сефиротам и звездам Эреца с поспешным гулом, небеса окружают ее всегда. Творец создал для своих творений творение. Белый монолит? Красный театрократ?
  И все розовые пророки в созвездии пасторов? Именно так! Но поскольку это верно для одной вещи, что закон серафимов шерифской Торы говорит по этому поводу и точка над буквой 'хех' произносит, что мужчина, Солнце Чипнер, эсквайр, контролировал, когда мы думали о нем, достойном приятного сонного имени, пришел в свое исконное место, где мы живем под своим приходским небосводом волна за волной, с изгнанием в трюм баржи, двойная турбина-тюрбан арабской лодки доу 'Дублинский залив', эта шхуна, впервые посетившая архипелаг, с синим китайским узором восковой девушки, фигуры на носу судна, дюгонь мертвого моря поднимается из своих глубин, снова молится и бранится, как рыба-мим, все эти семьдесят лет, его любимая пустая жена рядом с ним, обычный орнамент, Адам и ребро, седеет под тюрбаном и меняет сахарный тростник на целлюлозный крахмал (проклятье Тутанхамона да падет на него!), а также с брюхом-дверью возвышается и плывет он туманный и пьяный,
  наш старый нарушитель унижен, откровенен и насекомоподобен по своей природе, которую вы можете измерить после наречения его вторым именем в богатстве языка (позор тому, кто дурно об этом подумает, и хвала!), и, тотализируя его, даже Пятикнижие его, трезвое и серьезное, он - око, и нет границ для него, за которые он в конце концов не будет отвечать так же, как за шум и смятение, вызванные в Эдембурге.
  
  И вот (чтобы выдержать красноречие Ирис Три и Лили О'Ранженс), относительно происхождения цехового прозвища Гарольда или Хэмфри Чимпдена (мы возвращаемся в предварительный период одноименования, конечно, когда Енос рисовал мелом ловушки) и отбрасываем все эти теории из более древних источников, которые могли бы его связать с такими важнейшими родственниками как Клеи,
  Подливы, Северовостоки, Якори и Уховерткеры из Сайдлсхема в округе Мэнхуд или объявить, что он произошел от викингов, основавших округ, и оседлать их в Херрике или Эрике, лучшая проверенная версия, Мудлат, читайте Чтения Голеда бен Эдара, где сказано, что всё было именно так. Нам рассказали, как в начале времен подобно выращивавшему капусту Цинциннату великий старый садовник берег дневной свет под своим красным деревом вечером хвойного шаббата, канун Хаг-Чевичейза в канун райского мира до падения, следуя за плугом и роя землю в
  заднем саду пивной, старый морской отель, когда посыльный имел удовольствие сообщить о том, что особа королевской крови остановилась на автомагистрали и за ней идет по следу любитель досуга-лис, со скоростью пешехода, вьюк леди и свора кокер-спаниэлей. Забыв обо всем, спасает верность своего вассала этнарху Хэмфри или Гарольду, не надеть ярмо или седло, но споткнуться с пылающим лицом (его потная бандана свисает из кармана пальто), торопясь на передний двор публичного дома в пробковом шлеме, подпруге, сола-шарфе и шотландском пледе, гольфах, крагах и ботинках 'бульдог', окрашенных киноварью с пылающим пахучим известняком,
  ________________________________________
  31
  звеня своими ключами от большой дороги и неся наверх среди неподвижных копий
  нападающей стороны высокую жердь, на которой прикреплен цветочный горшок земной стороной к верху. У его величества, который был или всегда казался заметно дальновиднее зеленой молодежи и хотел узнать, что на самом деле вызвало появление этих выбоин на магистрали, вместо этого просят сообщить, не была ли леска с грузилом и серебряные ножи-скребки более воображаемы в качестве наживки для ловли омаров, честный тупой Гарольд ответил без ноток сомнения в голосе и с бесстрашным челом: 'Нет, Ваше королевское личинчество, трепет и благоговение внушает ловля этих кровавых уховерток. Наш король-мореплаватель, который выпил кувшин очевидно воды Адамова эля, яд и жертва, после этого перестал глотать, улыбнулся с наибольшей теплотой в свои усы моржа и
  оправдываясь тем, что не слишком добродушный нрав Вильгельма Завоевателя
  по женской линии был унаследован как наследственный белый локон и некоторая короткопалость от его двоюродной бабки Софии, повернулся к своему вооруженному кортежу, Майклу, лорду Лейиша и Оффали, и юбилейному лорду Дроггеды Элкоку (двумя вооруженными людьми были Майкл М. Мэннинг, протосиндик Уотерфорда, и итальянское высокопревосходительство по имени Джубили в соответствии с последней версией, процитированной ученым Канаваном Шумли), в любом случае типичный триптих религиозного семейства, символизирующий чистоту учения, обычный ход деятельности и клок порога болиголова, где растут священники рыжих Пэдди, и заметил, как Дилси-Дулси: 'Мощи святого Губерта, как наш Вильгельм Руфус из дождливой Померании мечет громы и молнии, знал ли он, что у нас есть для верной волости бейлифа хранитель больших дорог, который время от времени становится копьеносцем-водолеем не реже, чем уховерткой! Поскольку он был потомком и знал Джона Пила, чей двор такой серый, и его домашние убежища хмурым утром (слышен смех гальки, вишневое веселье, среди придорожных деревьев, посаженных леди Холмпатрик, и всё еще можно почувствовать забвозорную тишину, утверждающую: 'Я тосковала по твоему ручью'). Теперь возникает вопрос, соответствуют ли факты его наречения записям и похвалам побочных антропоморфных историй. По чертам ли их фатума читаем мы пророчество между строк судьбы и несчастья? Нет компоста на дороге?
  ________________________________________
  32
  И будет ли Нехемия местом для нас? Да, Малахия, наш Кинг-Хан? Вероятно мы не скоро это увидим. Пинг-понг, выпущенный под залог в День Святого Духа в поисках алисовости там, где остались кентавры со скипетрами. Помни, сын Хохмы, если будешь хранить крупицу ее внутри, этот человек - гора и на небо вознесешься ты. Отбрасываем ложные софизмы, и коварные пунические, и незначительные финикийские, что это было не его королевское величество, а его неразлучные сестры, неконтролируемые ночные болтушки, задравшие подолы Скерцада и Дуньязада, которые потом, когда грабители задули светильник социалистов, сошли в мир, чтобы развлекать нас, и мадам Садлоу приняла их на сцену как Розу и Лили Мистингетт в панталомиме, патронами которой были два Питта, мёд тысячи даров, Милиодор и Галатея. Выясняется важнейший факт, что с этой исторической даты все эксгумированные олографы, завизированные Харомфри, содержат символы Н. С. Е., и пока он был единственный и всегда хороший уткодюк Хэмфри для голодных венгерских чернорабочих из Лукализода и Чилдерсом для своих закадычных друзей, в равной мере это был безусловно приятный разворот к простолюдинам, поскольку благодаря этим нормативным буквам он получил прозвище 'Вот идет каждый'. Импозантный кто угодно, он всегда выглядел одинаково равным себе, невероятно достойным любого и всех обобщений каждый раз, когда он озирает свои владения, вопит: 'Примите эти несколько орехов!' и 'Снимите эту белую шляпу!', успокаивается на словах: 'Грог ему больше не наливать' и 'Запишите это в журнал', и 'Деньги у него в (басом) ботинках', с хорошего старта к счастливому финишу собрание истинных католиков
  собралось в театре этого короля, в сатанинско-сатинововом блеске и в свете рампы, прибыли из своих вельдов и оксгангов, дабы в едином порыве аплодировать (вдохновленные его жизнью и хитами их карьеры)
  вечнозеленым гастролерам мистера Валленштейна Вашингтона Семперкелли в королевском представлении по специальному повелению с милостивым разрешением для благочестивых целей рутинно-бодрой проблемной пьесы страстей тысячелетия, которая собирает полные залы с момента создания, 'Королевский развод', и на пути к вершине кульминации вступает амбициозный оркестр для антрактов с попурри из 'Богемской подружки' и 'Лилии', исполняемом на каждом параде ножек по высочайшему повелению из балагана вицекороля Бута (его шляпа борсалино засижена пенницами и возвышается над партером менее заметно, чем
  ________________________________________
  33
  Красные шапочки МакКаби и Каллена), истинный Наполеон Энный, шедевральный шутник нашей мировой сцены и ушедший на покой кельтококомедиант по характеру, популярный автор - предок этого народа на все времена сидел перед своим домом, неизменный свободный шейный платок украшал его шею, затылок и лопатки, и в театральной уборной фрак с клиньями был отвергнут, поскольку не сочетался с рубашкой, фрак махаона, парусника-бабочки, отовсюду торчали отстиранные молотки-гвоздодеры, высокие комоды с мраморными крышками томились в партере и амфитеатре. Отрывок был такой: посмотри на лампы.
  Пример был такой: поищи под часами. Бельэтаж: часы могут быть слева. Яма и партер, только стоячие места. Запойные пьяницы-завсегдатаи появляются заметно.
   Низменные порывы были приписаны этим персонажам, буквальный смысл благопристойности которых виден благодаря малейшему намеку. Слухи были выболтаны некими острословами (утреннюю вонь хранит вечерняя ваза), говорили, что он страдает от дурной болезни. Мировая душа, атман, порази их! На такие предположения уважающий человек должен отвечать, что есть утверждения, которых быть не должно, и необходимо надеяться найти в себе силы добавить, что нельзя допускать эти утверждения. Даже его клеветники, принадлежащие к низшей расе теплокровных, очевидно воспринимают его как огромную белую гусницу-выползня, способную на любую гнусность в календаре, составленном для дискредитации вырожденцев семьи Джук и Келликек, не исправили их ситуацию подобными инсинуациями, напротив, ему выдвинули асбурдное обвинение в том, что он докучал уэльским стрелкам в народном парке. Хей, хей, хей! Хок, хок, хок! Фавн и Флора на лугу любят такие старые добрые шутки. Любому, кто знал и ценил христоподобие великана с ясным умом Х. С. Уховерткера на протяжении всего длинного порочно-воздержанного сущестования его превосходительства, даже само предположение о том, что он может быть уличен в порывах вожделения и попасть в переделку средь мин-ловушек, является нелепым. Истина, борода пророка, заставляет добавить, что по рассказам прежде (гиль! гиль!) бывали такие случаи, верования промежутка, некто (если бы он не существовал, его следовало бы придумать) в то время оступился гарунальрашидно в промокающих мокасинах
  ________________________________________
  34
  с записью достигнутых результатов и остался полнотично анонимным, но (придадим ему оттенок Абдуллы Гаммельгалактицки), как было заявлено, прибыл в распоряжение Меллона, чтобы надзирать за солдатами комитета общественной безопасности, и спустя годы, а кто-то кричит, что и больше, там же, правитель правоверных, похоже, где удовлетворенный сидел султан, кивая головой и теряя ее (гиль! гиль!) в ожидании своих первых за этот месяц потоков отбивных котлет и капусты где-то в старом доме для бригадиров, Роуч Хеддокс с Хоукинс-Стрит. Сияешь ты, белокурый лжец, моряк Богибсен видит тебя на раздраженном рынке и она дома унижает сосуды этих парней! Полная чаша тыква-горлянка действительно в гоморе юмора этой пищи. Тонкий Слендер, пусть лжет он в своей непогрешимости, никогда не мог он убедить нашего прекрасного, великого и неординарного Южанина Уховерткера, этого цельного человека, как назвал его благочестивый автор, в какой-либо более серьезной погрешности, чем эта, усиленная некоторыми старшими лесничими или их подчиненными, которые не решились запираться, часовые-шомеры, которые болтали с Тедом, болтали с Тэмом, болтали с Шэхемяфетом, в тот день поглотили их душу зерна, убедить в том, что он вел себя не по-джентельменски игриво по отношению к парочке хрупких служанок в опухоли камышовой низины, где, поскольку два платья и чепчики зияли в качестве улик, дамская природа предстала во всей своей спонтанной невинности, и в тот же вечерний час отослала их обеих, но чьи опубликованные комбинации свидетельств на шелке и шерсти являются, кроме случаев, когда можно усомниться в их чистоте, очевидно противоречивыми, как уток и основа, в незначительных пунктах, касающихся интимного характера первого грехопадения в вертограде или дичи, которая была по общему признанию излишне доверчивой, но, по своей дикости, частичное погружение в эти изнуряющие обстоятельства (в саду расползается зелень, где арендатор ищет невесту на час) как в аномальное бабье лето святого Мартина, и (Иессей Шарон!) подходящий случай для провокации.
   Мы не можем обойтись без них. Жены, поспешите в убежища! Мужчина - как золотая монета туман, красная роза. Необходимость - наш университет, виллаплетень, волапюк. Факафрика, во имя Нелли Фреш, новый мир, милый друг!
  если она - Лилит, прервись! Павел, позволь расторгнуть этот союз! И художники спрятались в засаде, сдерживают себя, сдерживают себя! Большая невиновность лежит на нем, поскольку он был или во всяком случае заявлял о себе как о человеке, вылечившем картавость, и мы узнали, что это правда.
  ________________________________________
  35
  Рассказывают историю (амальгама, впитывающая, как
  хлорид кальция и гидрофобные губки могли бы делать это), как в одно беззаботное утро мартовских ид (на которое пришелся юбилей его первого принятия в первозданной наготе и получения прав причасности к смешению рас) века и века после совершения предполагаемого нарушения, когда испытанный друг всего сущего, посох из астрониума ясенелистного для его поддержки, вздымался на просторах нашего крупнейшего парка в своем каучуковом кепи, с огромным поясом для игры в прятки, и в рубашке из бумазеи с оторочкой из голубого песца, и в ботинках с железными шипами, и в гетрах Бхагават, и в прорезиненном пальто с накидкой, и встретил он хама с трубкой. Последний, светоносный Люцифер без ореола часов (который, очень может быть, всё еще рыщет там в соломенной шляпе, держа пальто под мышкой наизнанку, так что он больше похож на сельского джентельмена, и дает зарок так весело, как вам это будет угодно) смело обратился к нему: 'Подадут мне наконец на обед пинту 'Гиннесса' и черного дрозда?' (милое приветствие в в 'Черном пруду' в то время, как некоторые наши старые деньки могут вернуться с прежним трепетом), чтобы спросить у него, не может ли он сообщить время, показываемое часами, и имеет ли он какое-либо представление о курином счастье, раз его часы отставали. Промедление было смерти подобно и его необходимо было избежать. Отвращение и стыд на его голову. Уховерткер в этих бодрящих обстоятельствах, узнав основополагающие либеральные принципы высшей ценности убийственной ночью физической жизни (помощь может быть предоставлена со свистом в День К. О. Св. Патрика и восстания фениев), но это было нежелательно, поскольку он чувствовал себя оставленным на произвол вечности, затем, закупоренный пулей дум-дум простофили, остановился, быстро выхватил пистолет и ответил, что чувствует себя помощником шерифа, намекал, достал из кобуры шрапнель Йоргенсона из Уотербери, нашу в соответствии с доктриной коммунизма, принадлежащую ему по праву узукапии, но с этим же ударом, слыша вверху грубый звук волынки восточного ветра Фокса и Гудмена, звонарь над стоками юга трудится над десятью тонами гремящего громовержца-тенора, звонарь в пестрой церкви (зов Кухулина!) сказал любопытствующему охотнику с ястребом, что, ей-богу, было двенадцать часов по сидерическому и по стандартному времени высокой кружки, добавив, устанавливая границы, поскольку он глубоко травмировал своим прокуренным сардинным дыханием, чтобы придать больше веса дубинке полицейского, которую он показал (хотя это выглядит несколько по-конфуциански конфузно, поскольку ее можно спутать с китайскими палочками из имбиря, которые содержали кислинку, кислоты, соли, сладость и
  ________________________________________
  36
  горечь в определенном сочетании и которые он использовал, как нам известно, для варенья из апельсиновой корки и пикулей, костей, мускулов, крови, плоти и витальности), и которая была использована в качестве доказательства против него, о чем было известно высоким незнакомцам, указанным в 'Морнинг-Пост', созданием в униформе человека, чувствующего себя, как молодой лосось пестрянка, и на несколько градусов хуже, чем ваш трехглавый змей. Для вящей убедительности своих слов (это необычное предвосхищение знаменитой фразы, переведенной из устной речи в письменную с сохранением ритуальной ритмики в римской законной тишине и сложенной из последовательных рядов Ноем Вебстером в издание, известное под названием 'Изречения, приписываемые Х. С. Уховерткеру', цена один шиллинг, доставка бесплатная), соломенного цвета гигант Гигес извлек свой хронометр-тамтам и теперь стоял, полностью выпрямившись, вздымаясь над амбиприлегающей поймой реки, декорацией всего происходящего, в одной перчатке из берлинской шерсти и с китайской палочкой в рульке локтя (в соответствии с древнейшим учением о знаках его жест означает:
   !), нацеленного под углом тридцать два градуса на верстовой столб-переростка Железного герцога, как
  парень на свой калибр, и после трещины паузы заявил в пылу торжественной эмоциональности: 'Шшш, змея, ко-комарад! Я один, а их пятеро, равная битва. Я выиграл вчистую. Следовательно, вот мой заброшенный просторный отель и молочный магазин. Открытый в честь наших му-му общих дочерей, верьте мне, я ву-ву желаю сделать заявление, сэр, обосновавшись на монументе, этом знаке нашего ру-ру освобождения, в любой гигиенический день до этого часа, и принести присягу своим грешным пальцам Шинфейн, даже если мне придется пожертвовать жизнью, на Открытой Библии и перед Великим Бригадиром (приподымаю шляпу!) в присутствии Самого Божества и Епископа, и миссис Мичен из Высокой церкви Англии, а также всех указанных моих ближайших соседей, и всякой живой души в любом уголке этого земного шара, которая использует английский в качестве основного языка и коммутативное право, что нет ни толики правды, позвольте вам сказать, в этих чистейших из-из-измышлениях.
   Зев пещеры Гейпинг-Гил, мягкий к совершающим ошибки, суровый к своему шаху и мату (диагностируя через евстахиеву трубу, что необходимо сделать с заметно постпубертатным типом гипофиза пещерной этики гейдельбергского человека), поднял свой наклон, плохой Святогор, хорошее утро короля Диармида
  ________________________________________
  37
  и дублинская добрая ночь, которой он был алчно обязан, и подобно чувствительной ветчине, с бесконечным тактом в деликатной ситуации продемонстрировала щекотливый характер своей гибельной темы, благодаря за полученные гульдены и время суток (тем не менее, была принята немаленькая кружка пива, несмотря на уханье совы - часов Бога), и, по смиренному долгу приветствия своего клыкастого десятника он попадет в Гинунгагап, в свое туманное ничто, идя по своим делам, кто бы это ни был, салютуя войскам (его могут травить собаками ради холмика скальпа и перхоти, прокладывающей его путь), в компании своего доверенного уволенного в запас пса и своего постоянного отражения, ненасытный; я встретился с тобой, моя птичка, слишком поздно, или нет, слишком рано, чтобы поймать своего червячка: он все повторял крепкое словцо в благодарность за свет на своем втором родном языке, поскольку многие знаменитые запрещенные слова, которые он мог бы вспомнить, запинаясь, в этот холодный вечер,
  в час полночного щебетания бардов между Друидией дьявола и Глубоким морем сна, когда когда время ужина и воспоминаний про Аллею Шарлатанов погружается в нежные и тихие сумерки канала Гранд-Рояль, фф, на краю пропасти, и кк, поскольку изгородь для множества сладкогласой болтовни может ответить на твои страдания поцелуем, река Арванд всегда уступает, хотя, изучая воздушные замки и осыпая ударами норан, он проткнул в осторожной греховности моисаическое Провидение каменной плиты под своим очагом,
  только представьте себе (ирландская слюна, как вам это понравится, но если респектабельный и имеющий связи парень ирландско-европейського происхождения возвращается к нарядным идеям, кто знал, что было нужно делать, что мистер Будемвздыхатлер или мистер Будемсмеятьсих выплюнули таким бездушным образом, нет уж, спасибо! когда его синий шейный платок в белый горошек брызжет слюной в его кармане, птак?), пока он занят своими мыслями, поужинав мясом, вином и похлебкой, которую он по-снобски прозвал Персиковым Бомбеем (только сыроватый пирог из козлятины Лукан известен ей, горчица и перец для него), превосходные бобы, сваренные в молоке молодой козы с добавлением белого солодового уксуса, провиант для маленького мошенника, радующегося хрипло, измельчает в снежное время года
  счастливый, что твой крысиный фенхель; и во время празднования по случаю счастливого исхода для увенчания пьяной бравады это местное блюдо, Вениамин
  ________________________________________
  38
  отварной говядины с полиспанскими оливками в точке зенита вступал в брак (жирная свинина!), роскошные арабески Эреба с бутылкой пива 'Феникс' 98-го года, за которыми следуют вторые браки писпорте и гран-крю, которые он возлюбил при канделябрах (сколь ни скромен был банкет влюбленного моряка в заточении), он непреклонно прикладывался к оплетенным паутиной пробкам.
   Жена нашего невежы (урожденная Беренис Максвелтон), обладавшая острым чутьем на плевательницы (в соответствии с позднейшими исправлениями), тщательно просеивала свой домашний скарб (никаких персиков и абрикос тебе, померанский гранат), но, меся глину своими ноготками, раскрыла тайну ста одинадцати другим, присев в своем привычном реверансе (как слаб этот первый вечерний шепот женственности, шепот в тайной комнате, безумие дневной любви их народа!), на следующую ночь ее слегка толкнули локтем, сплетни за чашкой чая, ее глаза сухие и маленькие, ее речь ставит в тупик, потому что он стал какого-то смешного цвета, словно больше не мог оставаться ни минуты с этими старыми клушами, к ее вящему благоговению директор, к которому она мысленно обращалась в первую очередь (цыц, войдите! только столовая ложка!), доверяя, меж сжатых губ и обещаний лисы Энни Лори (пусть никогда она не разделит свой пудинг Эснекерри с Гунановым во вторник масленицы!), эпистолу, доставленную его пистолем, погребенную трезвенниками в
  ирландском рагу, и не распространятся слухи за пределы его костюма, хотя
  (в бренди истина! прошайте, крылатые!) то был этот избалованный священник мистер Браун, одетый винцентианином, который, если взять факты, был известен в своей вторичной личности как Нолан, и был вознесен, птичья душа, волей случая, если, говоря другими словами, случай был катастрофой, поскольку здесь красный ветер Экклезиаста Гиппонского
  извлекает письмо Есть-бан-Ан ― до пианиссимо немного измененной версии конфиденциальных признаний Евы
  (что сказала матушка Гусыня Мария-Луиза в защиту Жозефины!) руки в интервале, в присяге на верность (хороший мой! мой брат!), и отрывок из 'Тайны ее рождения' молча пронзает рубиновую ушную раковину Филли Торнстона, мирского учителя сельского хозяйства и орфофонетики, почти грузного мужчины сорока с лишним лет, во время приходского порхания во имя безопасных и разумных пари на
  ________________________________________
  39
  ипподроме ветреного Белдойла на соответствующую дату
  (В. В. идет ва-банк), которые легко вспомнит любой собиратель подробностей национальных и дублинских событий, двойники Перкина и Поллока, пэры и пролетарии, когда поощрительный приз на классических скачках Хэкни завоевали две лошади, столкнувшиеся нос к носу на фотофинише, лошадь и шея, кто-то и никто, не зарекайся, от кремового жеребенка Дерзкого Парня Кромвеля после умного старта ослицы Сент-Дулах капитана-капеллана Блаунта Барабанщик-Рулевой, едва поддающийся описанию третьим, получив головокружительный гандикап, благодарит тебя, мировая малышка, крохотная ноша, Винни Видгер! Ты - их лучший эль! Кто в своей грязи и пурпурной кепке вступил в союз в отличие от других боксеров легчайшего веса, которые когда-либо
  взгромождались на наших деревянных брыкающихся пони.
   Это были два писонансных Тимпарня (мочегода - занудный вредитель, расы открыты для взора и грядут, и глас будущих скачек брякнет на наши ланды)
  по имени Приторный Том, который только что покинул места заключения вслед за вором свиного окорока Кехое, Донелли и Пекенхэма, и его родного единокровно-молочного брата
  Игривого Шорти (он был, в рамках предельной пунктуальности, резвым недомерком), наводчика, тронулся корпус корабля, они оба ужасно бедны, блуждают в поисках дойной коровы, двадцать шиллингов Джимми О'Гоблин или маленький толстый соверен, как повезет, в то время как военно-морские силы обхаживали честных девушек, слушали проповедь приходского священника в автомобиле, используя его юридическую терминологию (муж и так далее) при рассмотрении дела мистера Адамса,
  которое освещалось во всех воскресных газетах, он во всё тыкал их носом и пил ликер и закусывал сендвичем с маслом в черных ботинках и специальных очках.
   Этот Приторный Том, упомянутый выше,
  отсутстовал в своем привычном восхитительном убежище в краю графских капелланов в течение некоторого времени ранее (фактически он имел обыкновение часто посещать меблированные комнаты, где спал в обнаженном виде, близкий друг с метиловым спиртом на странной мужской койке), но во время ночного забега, вдребезги пьяный после нескольких глотков адского огня, красного вина со спиртом, коктейля 'бульдог', плохого джина и настойки вербейника, отборного травяного сбора из Энгадина, поставки на посошок таверн 'Утка и пес', 'Галопирующий первоцвет', пивоварня 'Сила поэзии', 'Петух', 'Рожок почтальона', 'У старичка-боровичка' и 'Всё то пучится, что хорошо опухло',
  ________________________________________
  40
  'Стременная рюмка', он искал свою согретую кровать в меблированных комнатах 'Терпеть друг друга' в блоке В. В. (почему он это не поддержал?), Помпа-корт, 'Либертиз', и, из-за родного языка - волапюка Вольта снова начал храпеть алког алкого алкогерентно ноше 'Я еду, мой конь припозднился', имяном, суть притчи про евангельского хлопотуна и деревню в городе -
  
  ________________________________________
  ________________________________________
  ________________________________________
  
  ________________________________________
  
  
  ________________________________________
  И вот (чтобы выдержать красноречие Ирис Три и Лили О'Ранженс), относительно происхождения цехового прозвища Гарольда или Хэмфри Чимпдена (мы возвращаемся в предварительный период одноименования, конечно, когда Енос рисовал мелом ловушки) и отбрасываем все эти теории из более древних источников, которые могли бы его связать с такими важнейшими родственниками как Клеи,
  Подливы, Северовостоки, Якори и Уховерткеры из Сайдлсхема в округе Мэнхуд или объявить, что он произошел от викингов, основавших округ, и оседлать их в Херрике или Эрике, лучшая проверенная версия, Мудлат, читайте Чтения Голеда бен Эдара, где сказано, что всё было именно так. Нам рассказали, как в начале времен подобно выращивавшему капусту Цинциннату великий старый садовник берег дневной свет под своим красным деревом вечером хвойного шаббата, канун Хаг-Чевичейза в канун райского мира до падения, следуя за плугом и роя землю в
  заднем саду пивной, старый морской отель, когда посыльный имел удовольствие сообщить о том, что особа королевской крови остановилась на автомагистрали и за ней идет по следу любитель досуга-лис, со скоростью пешехода, вьюк леди и свора кокер-спаниэлей. Забыв обо всем, спасает верность своего вассала этнарху Хэмфри или Гарольду, не надеть ярмо или седло, но споткнуться с пылающим лицом (его потная бандана свисает из кармана пальто), торопясь на передний двор публичного дома в пробковом шлеме, подпруге, сола-шарфе и шотландском пледе, гольфах, крагах и ботинках 'бульдог', окрашенных киноварью с пылающим пахучим известняком,
  ________________________________________
  31
  звеня своими ключами от большой дороги и неся наверх среди неподвижных копий
  нападающей стороны высокую жердь, на которой прикреплен цветочный горшок земной стороной к верху. У его величества, который был или всегда казался заметно дальновиднее зеленой молодежи и хотел узнать, что на самом деле вызвало появление этих выбоин на магистрали, вместо этого просят сообщить, не была ли леска с грузилом и серебряные ножи-скребки более воображаемы в качестве наживки для ловли омаров, честный тупой Гарольд ответил без ноток сомнения в голосе и с бесстрашным челом: 'Нет, Ваше королевское личинчество, трепет и благоговение внушает ловля этих кровавых уховерток. Наш король-мореплаватель, который выпил кувшин очевидно воды Адамова эля, яд и жертва, после этого перестал глотать, улыбнулся с наибольшей теплотой в свои усы моржа и
  оправдываясь тем, что не слишком добродушный нрав Вильгельма Завоевателя
  по женской линии был унаследован как наследственный белый локон и некоторая короткопалость от его двоюродной бабки Софии, повернулся к своему вооруженному кортежу, Майклу, лорду Лейиша и Оффали, и юбилейному лорду Дроггеды Элкоку (двумя вооруженными людьми были Майкл М. Мэннинг, протосиндик Уотерфорда, и итальянское высокопревосходительство по имени Джубили в соответствии с последней версией, процитированной ученым Канаваном Шумли), в любом случае типичный триптих религиозного семейства, символизирующий чистоту учения, обычный ход деятельности и клок порога болиголова, где растут священники рыжих Пэдди, и заметил, как Дилси-Дулси: 'Мощи святого Губерта, как наш Вильгельм Руфус из дождливой Померании мечет громы и молнии, знал ли он, что у нас есть для верной волости бейлифа хранитель больших дорог, который время от времени становится копьеносцем-водолеем не реже, чем уховерткой! Поскольку он был потомком и знал Джона Пила, чей двор такой серый, и его домашние убежища хмурым утром (слышен смех гальки, вишневое веселье, среди придорожных деревьев, посаженных леди Холмпатрик, и всё еще можно почувствовать забвозорную тишину, утверждающую: 'Я тосковала по твоему ручью'). Теперь возникает вопрос, соответствуют ли факты его наречения записям и похвалам побочных антропоморфных историй. По чертам ли их фатума читаем мы пророчество между строк судьбы и несчастья? Нет компоста на дороге?
  ________________________________________
  32
  И будет ли Нехемия местом для нас? Да, Малахия, наш Кинг-Хан? Вероятно мы не скоро это увидим. Пинг-понг, выпущенный под залог в День Святого Духа в поисках алисовости там, где остались кентавры со скипетрами. Помни, сын Хохмы, если будешь хранить крупицу ее внутри, этот человек - гора и на небо вознесешься ты. Отбрасываем ложные софизмы, и коварные пунические, и незначительные финикийские, что это было не его королевское величество, а его неразлучные сестры, неконтролируемые ночные болтушки, задравшие подолы Скерцада и Дуньязада, которые потом, когда грабители задули светильник социалистов, сошли в мир, чтобы развлекать нас, и мадам Садлоу приняла их на сцену как Розу и Лили Мистингетт в панталомиме, патронами которой были два Питта, мёд тысячи даров, Милиодор и Галатея. Выясняется важнейший факт, что с этой исторической даты все эксгумированные олографы, завизированные Харомфри, содержат символы Н. С. Е., и пока он был единственный и всегда хороший уткодюк Хэмфри для голодных венгерских чернорабочих из Лукализода и Чилдерсом для своих закадычных друзей, в равной мере это был безусловно приятный разворот к простолюдинам, поскольку благодаря этим нормативным буквам он получил прозвище 'Вот идет каждый'. Импозантный кто угодно, он всегда выглядел одинаково равным себе, невероятно достойным любого и всех обобщений каждый раз, когда он озирает свои владения, вопит: 'Примите эти несколько орехов!' и 'Снимите эту белую шляпу!', успокаивается на словах: 'Грог ему больше не наливать' и 'Запишите это в журнал', и 'Деньги у него в (басом) ботинках', с хорошего старта к счастливому финишу собрание истинных католиков
  собралось в театре этого короля, в сатанинско-сатинововом блеске и в свете рампы, прибыли из своих вельдов и оксгангов, дабы в едином порыве аплодировать (вдохновленные его жизнью и хитами их карьеры)
  вечнозеленым гастролерам мистера Валленштейна Вашингтона Семперкелли в королевском представлении по специальному повелению с милостивым разрешением для благочестивых целей рутинно-бодрой проблемной пьесы страстей тысячелетия, которая собирает полные залы с момента создания, 'Королевский развод', и на пути к вершине кульминации вступает амбициозный оркестр для антрактов с попурри из 'Богемской подружки' и 'Лилии', исполняемом на каждом параде ножек по высочайшему повелению из балагана вицекороля Бута (его шляпа борсалино засижена пенницами и возвышается над партером менее заметно, чем
  ________________________________________
  33
  Красные шапочки МакКаби и Каллена), истинный Наполеон Энный, шедевральный шутник нашей мировой сцены и ушедший на покой кельтококомедиант по характеру, популярный автор - предок этого народа на все времена сидел перед своим домом, неизменный свободный шейный платок украшал его шею, затылок и лопатки, и в театральной уборной фрак с клиньями был отвергнут, поскольку не сочетался с рубашкой, фрак махаона, парусника-бабочки, отовсюду торчали отстиранные молотки-гвоздодеры, высокие комоды с мраморными крышками томились в партере и амфитеатре. Отрывок был такой: посмотри на лампы.
  Пример был такой: поищи под часами. Бельэтаж: часы могут быть слева. Яма и партер, только стоячие места. Запойные пьяницы-завсегдатаи появляются заметно.
   Низменные порывы были приписаны этим персонажам, буквальный смысл благопристойности которых виден благодаря малейшему намеку. Слухи были выболтаны некими острословами (утреннюю вонь хранит вечерняя ваза), говорили, что он страдает от дурной болезни. Мировая душа, атман, порази их! На такие предположения уважающий человек должен отвечать, что есть утверждения, которых быть не должно, и необходимо надеяться найти в себе силы добавить, что нельзя допускать эти утверждения. Даже его клеветники, принадлежащие к низшей расе теплокровных, очевидно воспринимают его как огромную белую гусницу-выползня, способную на любую гнусность в календаре, составленном для дискредитации вырожденцев семьи Джук и Келликек, не исправили их ситуацию подобными инсинуациями, напротив, ему выдвинули асбурдное обвинение в том, что он докучал уэльским стрелкам в народном парке. Хей, хей, хей! Хок, хок, хок! Фавн и Флора на лугу любят такие старые добрые шутки. Любому, кто знал и ценил христоподобие великана с ясным умом Х. С. Уховерткера на протяжении всего длинного порочно-воздержанного сущестования его превосходительства, даже само предположение о том, что он может быть уличен в порывах вожделения и попасть в переделку средь мин-ловушек, является нелепым. Истина, борода пророка, заставляет добавить, что по рассказам прежде (гиль! гиль!) бывали такие случаи, верования промежутка, некто (если бы он не существовал, его следовало бы придумать) в то время оступился гарунальрашидно в промокающих мокасинах
  ________________________________________
  34
  с записью достигнутых результатов и остался полнотично анонимным, но (придадим ему оттенок Абдуллы Гаммельгалактицки), как было заявлено, прибыл в распоряжение Меллона, чтобы надзирать за солдатами комитета общественной безопасности, и спустя годы, а кто-то кричит, что и больше, там же, правитель правоверных, похоже, где удовлетворенный сидел султан, кивая головой и теряя ее (гиль! гиль!) в ожидании своих первых за этот месяц потоков отбивных котлет и капусты где-то в старом доме для бригадиров, Роуч Хеддокс с Хоукинс-Стрит. Сияешь ты, белокурый лжец, моряк Богибсен видит тебя на раздраженном рынке и она дома унижает сосуды этих парней! Полная чаша тыква-горлянка действительно в гоморе юмора этой пищи. Тонкий Слендер, пусть лжет он в своей непогрешимости, никогда не мог он убедить нашего прекрасного, великого и неординарного Южанина Уховерткера, этого цельного человека, как назвал его благочестивый автор, в какой-либо более серьезной погрешности, чем эта, усиленная некоторыми старшими лесничими или их подчиненными, которые не решились запираться, часовые-шомеры, которые болтали с Тедом, болтали с Тэмом, болтали с Шэхемяфетом, в тот день поглотили их душу зерна, убедить в том, что он вел себя не по-джентельменски игриво по отношению к парочке хрупких служанок в опухоли камышовой низины, где, поскольку два платья и чепчики зияли в качестве улик, дамская природа предстала во всей своей спонтанной невинности, и в тот же вечерний час отослала их обеих, но чьи опубликованные комбинации свидетельств на шелке и шерсти являются, кроме случаев, когда можно усомниться в их чистоте, очевидно противоречивыми, как уток и основа, в незначительных пунктах, касающихся интимного характера первого грехопадения в вертограде или дичи, которая была по общему признанию излишне доверчивой, но, по своей дикости, частичное погружение в эти изнуряющие обстоятельства (в саду расползается зелень, где арендатор ищет невесту на час) как в аномальное бабье лето святого Мартина, и (Иессей Шарон!) подходящий случай для провокации.
   Мы не можем обойтись без них. Жены, поспешите в убежища! Мужчина - как золотая монета туман, красная роза. Необходимость - наш университет, виллаплетень, волапюк. Факафрика, во имя Нелли Фреш, новый мир, милый друг!
  если она - Лилит, прервись! Павел, позволь расторгнуть этот союз! И художники спрятались в засаде, сдерживают себя, сдерживают себя! Большая невиновность лежит на нем, поскольку он был или во всяком случае заявлял о себе как о человеке, вылечившем картавость, и мы узнали, что это правда.
  ________________________________________
  35
  Рассказывают историю (амальгама, впитывающая, как
  хлорид кальция и гидрофобные губки могли бы делать это), как в одно беззаботное утро мартовских ид (на которое пришелся юбилей его первого принятия в первозданной наготе и получения прав причасности к смешению рас) века и века после совершения предполагаемого нарушения, когда испытанный друг всего сущего, посох из астрониума ясенелистного для его поддержки, вздымался на просторах нашего крупнейшего парка в своем каучуковом кепи, с огромным поясом для игры в прятки, и в рубашке из бумазеи с оторочкой из голубого песца, и в ботинках с железными шипами, и в гетрах Бхагават, и в прорезиненном пальто с накидкой, и встретил он хама с трубкой. Последний, светоносный Люцифер без ореола часов (который, очень может быть, всё еще рыщет там в соломенной шляпе, держа пальто под мышкой наизнанку, так что он больше похож на сельского джентельмена, и дает зарок так весело, как вам это будет угодно) смело обратился к нему: 'Подадут мне наконец на обед пинту 'Гиннесса' и черного дрозда?' (милое приветствие в в 'Черном пруду' в то время, как некоторые наши старые деньки могут вернуться с прежним трепетом), чтобы спросить у него, не может ли он сообщить время, показываемое часами, и имеет ли он какое-либо представление о курином счастье, раз его часы отставали. Промедление было смерти подобно и его необходимо было избежать. Отвращение и стыд на его голову. Уховерткер в этих бодрящих обстоятельствах, узнав основополагающие либеральные принципы высшей ценности убийственной ночью физической жизни (помощь может быть предоставлена со свистом в День К. О. Св. Патрика и восстания фениев), но это было нежелательно, поскольку он чувствовал себя оставленным на произвол вечности, затем, закупоренный пулей дум-дум простофили, остановился, быстро выхватил пистолет и ответил, что чувствует себя помощником шерифа, намекал, достал из кобуры шрапнель Йоргенсона из Уотербери, нашу в соответствии с доктриной коммунизма, принадлежащую ему по праву узукапии, но с этим же ударом, слыша вверху грубый звук волынки восточного ветра Фокса и Гудмена, звонарь над стоками юга трудится над десятью тонами гремящего громовержца-тенора, звонарь в пестрой церкви (зов Кухулина!) сказал любопытствующему охотнику с ястребом, что, ей-богу, было двенадцать часов по сидерическому и по стандартному времени высокой кружки, добавив, устанавливая границы, поскольку он глубоко травмировал своим прокуренным сардинным дыханием, чтобы придать больше веса дубинке полицейского, которую он показал (хотя это выглядит несколько по-конфуциански конфузно, поскольку ее можно спутать с китайскими палочками из имбиря, которые содержали кислинку, кислоты, соли, сладость и
  ________________________________________
  36
  горечь в определенном сочетании и которые он использовал, как нам известно, для варенья из апельсиновой корки и пикулей, костей, мускулов, крови, плоти и витальности), и которая была использована в качестве доказательства против него, о чем было известно высоким незнакомцам, указанным в 'Морнинг-Пост', созданием в униформе человека, чувствующего себя, как молодой лосось пестрянка, и на несколько градусов хуже, чем ваш трехглавый змей. Для вящей убедительности своих слов (это необычное предвосхищение знаменитой фразы, переведенной из устной речи в письменную с сохранением ритуальной ритмики в римской законной тишине и сложенной из последовательных рядов Ноем Вебстером в издание, известное под названием 'Изречения, приписываемые Х. С. Уховерткеру', цена один шиллинг, доставка бесплатная), соломенного цвета гигант Гигес извлек свой хронометр-тамтам и теперь стоял, полностью выпрямившись, вздымаясь над амбиприлегающей поймой реки, декорацией всего происходящего, в одной перчатке из берлинской шерсти и с китайской палочкой в рульке локтя (в соответствии с древнейшим учением о знаках его жест означает:
   !), нацеленного под углом тридцать два градуса на верстовой столб-переростка Железного герцога, как
  парень на свой калибр, и после трещины паузы заявил в пылу торжественной эмоциональности: 'Шшш, змея, ко-комарад! Я один, а их пятеро, равная битва. Я выиграл вчистую. Следовательно, вот мой заброшенный просторный отель и молочный магазин. Открытый в честь наших му-му общих дочерей, верьте мне, я ву-ву желаю сделать заявление, сэр, обосновавшись на монументе, этом знаке нашего ру-ру освобождения, в любой гигиенический день до этого часа, и принести присягу своим грешным пальцам Шинфейн, даже если мне придется пожертвовать жизнью, на Открытой Библии и перед Великим Бригадиром (приподымаю шляпу!) в присутствии Самого Божества и Епископа, и миссис Мичен из Высокой церкви Англии, а также всех указанных моих ближайших соседей, и всякой живой души в любом уголке этого земного шара, которая использует английский в качестве основного языка и коммутативное право, что нет ни толики правды, позвольте вам сказать, в этих чистейших из-из-измышлениях.
   Зев пещеры Гейпинг-Гил, мягкий к совершающим ошибки, суровый к своему шаху и мату (диагностируя через евстахиеву трубу, что необходимо сделать с заметно постпубертатным типом гипофиза пещерной этики гейдельбергского человека), поднял свой наклон, плохой Святогор, хорошее утро короля Диармида
  ________________________________________
  37
  и дублинская добрая ночь, которой он был алчно обязан, и подобно чувствительной ветчине, с бесконечным тактом в деликатной ситуации продемонстрировала щекотливый характер своей гибельной темы, благодаря за полученные гульдены и время суток (тем не менее, была принята немаленькая кружка пива, несмотря на уханье совы - часов Бога), и, по смиренному долгу приветствия своего клыкастого десятника он попадет в Гинунгагап, в свое туманное ничто, идя по своим делам, кто бы это ни был, салютуя войскам (его могут травить собаками ради холмика скальпа и перхоти, прокладывающей его путь), в компании своего доверенного уволенного в запас пса и своего постоянного отражения, ненасытный; я встретился с тобой, моя птичка, слишком поздно, или нет, слишком рано, чтобы поймать своего червячка: он все повторял крепкое словцо в благодарность за свет на своем втором родном языке, поскольку многие знаменитые запрещенные слова, которые он мог бы вспомнить, запинаясь, в этот холодный вечер,
  в час полночного щебетания бардов между Друидией дьявола и Глубоким морем сна, когда когда время ужина и воспоминаний про Аллею Шарлатанов погружается в нежные и тихие сумерки канала Гранд-Рояль, фф, на краю пропасти, и кк, поскольку изгородь для множества сладкогласой болтовни может ответить на твои страдания поцелуем, река Арванд всегда уступает, хотя, изучая воздушные замки и осыпая ударами норан, он проткнул в осторожной греховности моисаическое Провидение каменной плиты под своим очагом,
  только представьте себе (ирландская слюна, как вам это понравится, но если респектабельный и имеющий связи парень ирландско-европейського происхождения возвращается к нарядным идеям, кто знал, что было нужно делать, что мистер Будемвздыхатлер или мистер Будемсмеятьсих выплюнули таким бездушным образом, нет уж, спасибо! когда его синий шейный платок в белый горошек брызжет слюной в его кармане, птак?), пока он занят своими мыслями, поужинав мясом, вином и похлебкой, которую он по-снобски прозвал Персиковым Бомбеем (только сыроватый пирог из козлятины Лукан известен ей, горчица и перец для него), превосходные бобы, сваренные в молоке молодой козы с добавлением белого солодового уксуса, провиант для маленького мошенника, радующегося хрипло, измельчает в снежное время года
  счастливый, что твой крысиный фенхель; и во время празднования по случаю счастливого исхода для увенчания пьяной бравады это местное блюдо, Вениамин
  ________________________________________
  38
  отварной говядины с полиспанскими оливками в точке зенита вступал в брак (жирная свинина!), роскошные арабески Эреба с бутылкой пива 'Феникс' 98-го года, за которыми следуют вторые браки писпорте и гран-крю, которые он возлюбил при канделябрах (сколь ни скромен был банкет влюбленного моряка в заточении), он непреклонно прикладывался к оплетенным паутиной пробкам.
   Жена нашего невежы (урожденная Беренис Максвелтон), обладавшая острым чутьем на плевательницы (в соответствии с позднейшими исправлениями), тщательно просеивала свой домашний скарб (никаких персиков и абрикос тебе, померанский гранат), но, меся глину своими ноготками, раскрыла тайну ста одинадцати другим, присев в своем привычном реверансе (как слаб этот первый вечерний шепот женственности, шепот в тайной комнате, безумие дневной любви их народа!), на следующую ночь ее слегка толкнули локтем, сплетни за чашкой чая, ее глаза сухие и маленькие, ее речь ставит в тупик, потому что он стал какого-то смешного цвета, словно больше не мог оставаться ни минуты с этими старыми клушами, к ее вящему благоговению директор, к которому она мысленно обращалась в первую очередь (цыц, войдите! только столовая ложка!), доверяя, меж сжатых губ и обещаний лисы Энни Лори (пусть никогда она не разделит свой пудинг Эснекерри с Гунановым во вторник масленицы!), эпистолу, доставленную его пистолем, погребенную трезвенниками в
  ирландском рагу, и не распространятся слухи за пределы его костюма, хотя
  (в бренди истина! прошайте, крылатые!) то был этот избалованный священник мистер Браун, одетый винцентианином, который, если взять факты, был известен в своей вторичной личности как Нолан, и был вознесен, птичья душа, волей случая, если, говоря другими словами, случай был катастрофой, поскольку здесь красный ветер Экклезиаста Гиппонского
  извлекает письмо Есть-бан-Ан ― до пианиссимо немного измененной версии конфиденциальных признаний Евы
  (что сказала матушка Гусыня Мария-Луиза в защиту Жозефины!) руки в интервале, в присяге на верность (хороший мой! мой брат!), и отрывок из 'Тайны ее рождения' молча пронзает рубиновую ушную раковину Филли Торнстона, мирского учителя сельского хозяйства и орфофонетики, почти грузного мужчины сорока с лишним лет, во время приходского порхания во имя безопасных и разумных пари на
  ________________________________________
  39
  ипподроме ветреного Белдойла на соответствующую дату
  (В. В. идет ва-банк), которые легко вспомнит любой собиратель подробностей национальных и дублинских событий, двойники Перкина и Поллока, пэры и пролетарии, когда поощрительный приз на классических скачках Хэкни завоевали две лошади, столкнувшиеся нос к носу на фотофинише, лошадь и шея, кто-то и никто, не зарекайся, от кремового жеребенка Дерзкого Парня Кромвеля после умного старта ослицы Сент-Дулах капитана-капеллана Блаунта Барабанщик-Рулевой, едва поддающийся описанию третьим, получив головокружительный гандикап, благодарит тебя, мировая малышка, крохотная ноша, Винни Видгер! Ты - их лучший эль! Кто в своей грязи и пурпурной кепке вступил в союз в отличие от других боксеров легчайшего веса, которые когда-либо
  взгромождались на наших деревянных брыкающихся пони.
   Это были два писонансных Тимпарня (мочегода - занудный вредитель, расы открыты для взора и грядут, и глас будущих скачек брякнет на наши ланды)
  по имени Приторный Том, который только что покинул места заключения вслед за вором свиного окорока Кехое, Донелли и Пекенхэма, и его родного единокровно-молочного брата
  Игривого Шорти (он был, в рамках предельной пунктуальности, резвым недомерком), наводчика, тронулся корпус корабля, они оба ужасно бедны, блуждают в поисках дойной коровы, двадцать шиллингов Джимми О'Гоблин или маленький толстый соверен, как повезет, в то время как военно-морские силы обхаживали честных девушек, слушали проповедь приходского священника в автомобиле, используя его юридическую терминологию (муж и так далее) при рассмотрении дела мистера Адамса,
  которое освещалось во всех воскресных газетах, он во всё тыкал их носом и пил ликер и закусывал сендвичем с маслом в черных ботинках и специальных очках.
   Этот Приторный Том, упомянутый выше,
  отсутстовал в своем привычном восхитительном убежище в краю графских капелланов в течение некоторого времени ранее (фактически он имел обыкновение часто посещать меблированные комнаты, где спал в обнаженном виде, близкий друг с метиловым спиртом на странной мужской койке), но во время ночного забега, вдребезги пьяный после нескольких глотков адского огня, красного вина со спиртом, коктейля 'бульдог', плохого джина и настойки вербейника, отборного травяного сбора из Энгадина, поставки на посошок таверн 'Утка и пес', 'Галопирующий первоцвет', пивоварня 'Сила поэзии', 'Петух', 'Рожок почтальона', 'У старичка-боровичка' и 'Всё то пучится, что хорошо опухло',
  ________________________________________
  40
  'Стременная рюмка', он искал свою согретую кровать в меблированных комнатах 'Терпеть друг друга' в блоке В. В. (почему он это не поддержал?), Помпа-корт, 'Либертиз', и, из-за родного языка - волапюка Вольта снова начал храпеть алког алкого алкогерентно ноше 'Я еду, мой конь припозднился', имяном, суть притчи про евангельского хлопотуна и деревню в городе ('девицами' привык он их называть из-за воротничка и юбки, пляжной шляпы и розовой плоти), к тому же (казалось, он предстал перед островками глаз марта или перед тремя фузилёрами, он Биан и вдова Катя, когда Лавиния отдала свой разум морю, оросив его на шоу мертвых Панча и Джуди, из-за чего он смотрел на дерущихся негров на диких лошадях) часто холодной ночью (метагностика! эпос эпиталамы!) во время нелегкого оцепенения в пределах слышимости маленького и полностью разрушенного продавца валлийского ситца,
  Питера Клорана (уволен), О'Мара, бывший личный секретарь без постоянного места жительства (известен в узких кругах как Плесень Лиза), который провел несколько ночей, довольно веселых, в дверном проеме под покровами бездомности на койке вечного исландского льда, на подушке камня судьбы, который холоднее, чем колено мужчины или грудь женщины, и Чужой (безделица имени) рожденный под несчастливой звездой уличный музыкант, без куска хлеба почесухи с маслом, подозрительно сидящий на поганке стула у края бездны самоудовлетворения, голодный, с чувством общей меланхолии (ночной бармен, ты подал ему соловьиный спирт с молоком!), льняные волосы разметались на импровизированной постели, замышляет способы и средства, что он любил, если бы у него была какая-нибудь лицензия или другая государственная бумага, чтобы купить парабеллум у того парня в надежде заработать несколько пенни дружеским обращением и упасть за борт гребного судна, идущего куда-то подальше от Дан-Лэри и трамвая пригорода Блэкрок, где он мог говорить правду в лицо и склонять самоубийственную голову над двумя кусочками кровавой стены блаженства в мире и покое над одной действительно приконченной бутылкой, после того, как он попробовал всё, благодаря женской помощи леди Гризельды он узнал подъемы восемнадцати каландров в госпитале сэра Патрика Дана через госпиталь сэра Хамфри Джервиса и на койку святого Кэвина в госпитале Аделаиды (от
  ________________________________________
  41
  этих неисцелимых Уэллесли среди стонов боли через Сент-Яго на шляпе паломника с раковиной, добрый Лазарь, доставь нас!), и после ничего не мог добиться хитростью. Плесень Лиза О'Дэвис и Скала Монган (душам которых присуще такое сродство, если позволительно сказать, вражда и зловоние без гроша в кармане), понятное дело, видят свои сны плывущих по морю в одной сладкой волнообразной матери вздора стаканов с Хости, как юные цирюльники в роще, деревещина Йейтс, или, ладно, мот Уайльд, и суетливая помощница кухарки на всё, про всё (награду гимном сейчас пропыхтим мы!) не чистила много мгновений крышки котелков, медь дверных дощечек, розовые чещки филологов и металл факельщиков, когда, попав в воронку, словно недруг, он долго предлагал завтрак и постель, бекон и яйца белому человеку, омолодившийся уличный музыкант (после доброночного сабантуя и рокота, и ветчины на утро, когда он был совсем другим человеком), и его просторный гостиничный номер с кроватью (наши мальчики, как называл их наш Байрон) шкарбали из своей любимой 'Бочки', пересекая омут холодного хутора Чайльд-Гарольда (три дороги и места для отдыха на их землях странным образом гармонировали с теми линиями и точками, где наши двухпенсовики и полупенсовики метро ручной работы из свинца под поверхностью рельс и станций в это время письма) в неумелую игру на флейте или скрипке, гул Кремоны, тяжкие поборы, смышленый и завитой, счастливый и игривый, ласкает уши подданных короля Святого Финнерти Веселого, которые в своих кирпичных домах и в своих ароматных клубничных кроватях пытаются с трудом скрыть крик пасечника-сутенера, сладкая лаванда редкого живого лосося, их педантичные рты раскрыты для более громкого восхваления этого долгожданного Мессии в ораторстве молитв, только пол-ночи они проспали, и после бодрящего перерыва в ломбарде с жертвенной целью выкупа действительно превосходных зубов поэта и продленного визита на извозчичью биржу на улице Кужа, шипучка, 'Дыра старой пьяни' в приходе Святой Цецилии в пределах привилегий великой музыки не тысяча или одна национальная лига, по оценке Гриффита, от места статуи премьера Гладстона, установившего границы для марша творца (возможно, последний из дворецких), где, как бают сказки,
  ________________________________________
  42
  к трио плутов присоединились дальнейшие - намерения - завтрашний случайный и приличный человек бывшего разнообразия, получивший недельную зарплату, ух, и все мелкие хранители секретов (кто говорит о существительном?) принимали стимуляторы в виде джиновульвы и джин оплачивал чертов приличный человек, после чего был ланч для мужчин и еще нескольких человек для празднования минувшего дня, пыл их лелеемой дружбы, шельмецы вышли из кафе с подачей спиртного. (сначала 'У Брауна', маленький постскриптум, экс-экс-администратор ломает шапку в тылу, как постскриптум леди: 'Я хочу денег. Пожалуйста, вышли'), вытирая сочащиеся смехом отпечатки губ скорби со своих рукавов,
  как мальчишки выкрикивают свои пылкие речи (Шинфейн, песня Шинфейн), и мир рифмоплетов благодаря этому стал богаче на одну будущую балладу, автору которой поющее человечество благодарно за нанесение на сладкую карту мелоса планеты своего слоя гнусных гоблинов, но самого привлекательного аватара в мире, который когда-либо требовал объяснения.
   Эта точнее завитая девица или парень - я - песня 'делай как я' была впервые разлита в том месте, где река Лиффи бурлит и перевал Гоудо горбится в тени памятника долженствовавшего быть законодателя (Древо свободы! Лесоруб, пощади его, пощади!) льется через края всех народов в Ленстере, заполняя все видимые пределы, и, как целеустремленная толпа, легко представить, что с масками, что с лицами, все группы и поперечные разрезы
  (винная лавка и кафе наливают по самый ободок початой бочки) наших жителей берега Лиффи (чтобы не упоминать материковое меньшинство и тех, кто путешествует по дорогам Уотлинг, Эрнинг, Икнилд и Стейн, в основном остановленный экипаж кокни со своей долей наемных текстовиков Хармсворта, северный тори, южный виг, восточно-английский хроникер и западный охранник) от юношей и дев Дублина, от карманников Кетперс-Роу, которые не могут придумать ничего лучше, чем фланировать, спрятав руки в караны бриджей, то есть глотают воздух, что не лезет ни в какие ворота, огромные брикеты, бок-о-бок со школьными надзирателями, три золотых шара и поплин в поисках корки хлеба до занятых профессиональных джентльменов, пары полисменов с пышными усами, движущихся в направлении клуба 'Дейли', свежие после стрельбы по бекасам и не попавшие в крякв на Рутлендской пустоши, обмениваясь презрительными взглядами,
  ________________________________________
  43
  толпа леди с Хьюм-Стрит в своих колясках, носильщики остановились перекусить,
  блуждающие простецы-бараны нашей родины с соседних клеверных полей садов доктора Моссе, католический патер с улицы Кожевников, кирпичники, фламандец в поплиновом дыму с супругой и псом, престарелый кузнец с пройдохами-резчиками под рукой, битва на палках, немало овец, больных брадзотом, два школьника в синем платье сиротского приюта, четверо парней без гроша в кармане из госпиталя Симпсона ресторана 'На скале', дородный и задиристый, пьет мелкими глотками турецкий кофе и сок с водкой у трехпенсовых дверей, Питер Пэн и Пол Прай, а потом Эллиот и, о, Аткинсон, страдающий в адской свистопляске от чирьев пенсионеров с желудями, не забывая о двух Дианах, готовых к охоте, пребендарий-партикулярист, размышляющий над римской Пасхой, вопрос тонзуры и греческие униаты, звон бьющейся посуды эмм, голова в лоскутах муслина, или две, или три, или четыре из окна, и так далее для нескольких старых добрых душ, которые, напившись после принесения обета бросить пить в лавке ростовщика очевидно находились под действием чар ликера, от пробуждения Смоляного Терри Тейлора честная девушка, веселый почтальон, думающий о трех флягах и еще одной, коммондор, полу-сэр из богадельни ткачей, который липнет, и липнет, и трёптрёптрёп липнет к ней, дамская облачная нижняя юбка, как ребенок, как викарий, как Каох О'Лири. Стрела прошла мимо, это правда (нация хочет всмотреться снова) и баллада, написанная фелибрианским размером транкопы, которому отдал предпочтение Уховерткер в своем 'Схождении Полишенеля во гроб', огрызки бросаются врассыпную, пустые бланки с заголовком чрезмерно небрежного лубка, частным образом напечатанные на рифмованном станке Дельвиль, вскоре разболтал свой секрет на белом тракте и коричневой проселочной дороге розе ветров и набегу кельтов, от арки до оконного переплета и от банды 'Черная рука' до розового уха, деревня кричит деревне, через пять зеленых провинций Соединенных Штатов Расписной Шотландии ― именно он отрицает это, да будут его волосы покрыты грязью! К дополнительным напевам (мирная флейта Парсифаля) ее величества флейты некоронованный король инструментов, чистейший Пиггот, небесная лютня ciello
  alsoliuto, какой мистер Делани (мистер Деласи?), рожок, в предчувствии великолепного шквала аплодисментов среди рапсодов, играет на трубе в своей приличной шляпе, но все равно выглядит скорее как его тезка Парсифаль, по замечанию жителей Галлии, но до побуждения
  ________________________________________
  44
  снежно-белые локоны в буйной шевелюре лидера,
  'дирижер' Хичкок поднял свой украшенный феской фусон на высоту дрына, что послужило знаком для его товарищей по чаше в 'Лонгфелло',
  парней и тишина в зале суда! (наше майское дерево снова, там он рос до старости), и песня была спета хором, и крещены они были у старой заставы, улица Святой Анноны и Церковь.
   И вокруг газона катрены равнин, и вот катрен, сочиненный Хости. Сказано. Мальчики и девочки, Скерреты и Причарды, юбки и бриджи, стихи и перси, выбьем историю жизни в камне.
  Здесь лежат их останки. Кто-то называл его викингом, а кто-то спорил с ним как с ирландским католиком, кто-то прозвал его Озером и Финном, в то время как другие окликали его 'Лаг Бог Данлоп, Закон, Лосось, Ганн или Гиннесс'. Кто-то присвоил ему имя 'Камень', кто-то окрестил его 'Варфоломей, Фундук, Голова, Сол, Уилл, Вилл, Стена, но я опишу его как Пирса О'Рейли, хотя у него совсем нет имени. Вместе. Вот как, оставь это Хости, морозному Хости, это человек, рифмующий катрены, катрены, катрены, король всех равнинных катренов. Был ли ты здесь? (Некоторые были). Были ли мы здесь? (Некоторые не были). Слышали ли вы? (Другие да). Носили ли мы (Другие нет).
  Оно приближается, оно жужжит! Цок-перестук! (Все цокают). Битые стаканы. Вот (киккаклаккакласкахлопхлопхлопсемминочьаплоаплодипкокот!).
  
  { Смелее, смельчаки!
  Вступление.
  
  ________________________________________
  45
  Слышал ли ты о Шалтае-Болтае,
  как он упал с громким стуком и громом,
  и свернулся клубком, как лорд Олаф Сморчок,
  у подножья Журнальной стены,
   (Хор) У Журнальной стены,
   Шалтай, без шлема совсем?
  Когда-то он был королем Замка,
  теперь валяется, как старый гнилой пастернак.
  и теперь с Грин-Стрит отправят его по приказу Его Милости
  в уголовную тюрьму Маунтджой.
   (Хор) В тюрьму Маунтджой!
   За решетку его, пусть радуется.
  Он был папапапой всех планов, которые беспокоили нас,
  Зюзи и прочные презервативы для простонародья,
  кобылье молоко для больных, семь сухих суббот на неделе,
  Любовь на открытом воздухе и религиозная реформа,
   (Хор) И религиозная реформа,
   Богомерзкая по форме.
  Как так, почему, спрашиваешь ты, разве он не мог решить эту проблему?
  Я уверен, мой дорогой молочник,
  как и у огромного быка Кэссиди,
  всё твое масло в твоих рогах.
   (Хор) Его масло в его рогах.
   Помасли его рога!
  (Повтор) Ура, Хости, морозный Хости, смени эту рубашку,
   [да,
  рифмуй катрены, король всех катренов!
   Заика, заика!
  У нас есть отбивные с китайской приправой, стулья, жвачка, цыпленок,
   [оспа и китайский горшок,
  обычно их поставляет этот льстивый продавец.
  ________________________________________
  46
  Неудивительно, что он обмишулил кого-то из наших местных парней, которые дали ему прозвище,
  когда Чимпден впервые выступил на митинге
   (Хор) На черном рынке
   по улице Сделок, ниже.
  Так скрывался он в здании роскошного отеля,
  но вскоре мы сожжем весь его мусор, трюки и мишуру,
  скоро шериф Клэнси накроет его компанию
   [с неограниченной ответственностью,
  бальи постучится в дверь
   (Хор) Бом-бом в дверь.
   Он больше не будет бить баклуши.
  Сладкая горечь судьбы на волнах, омывающих наш остров,
  судно-гукер викинга из Хаммерфеста,
  и проклятие Галла в день, когда Дублинский залив
  увидел его черный дубленый военный корабль.
   (Хор) Увидел его военный корабль.
   У песочной пристани.
  Откуда? Рычит якорь, Копенгаген, он дерет глотку дайте мне
   [креветок, свеча для жены и семьи,
  Фингал МакОскар Онесимус Полный Зад Бонифаций
  Это мой старый верблюд с норвежским именем
  Огр, как говорят норвежские мошенники.
   (Хор) Норвежский верблюд, старый мошенник.
   Это правда, ей-богу.
  Преподнеси дары, Хости, преподнеси их, да, черт возьми, да! Больше катренов, рифмованных
   [катренов!
  Это было в то время, когда свежая вода поступала по шлангу в сад,
  или, по сведениям 'Нерсинг Миррор', при восхищении обезь
   [яной
  Это наш тяжелый нехристь Хемфри
  Дерзнул ухаживать за девицей
   (Хор) Ухх, что она вытворяет!
   Домашняя прислуга потеряла любовь при Ватерлоо!
  ________________________________________
  47
  Он должен краснеть за себя, старый высокомерный философ,
  за то, что толкнул себя на этот путь к ней.
  Ей-богу, он - крест в каталоге
  нашего допотопного зоопарка.
   (Хор) Господа Миловальники.
   Жаворонки с Ноева ковчега хороши новизной.
  Он трясся у памятника Веллингтона,
  наш печально известный гиппопотам,
  и тут какой-то шельмец опустил ступени омнибуса,
  и он встретил свою смерть стрелка,
   (Хор) С прорехами на спине.
   Дайте ему шесть лет.
  Какое горе для его невинных маленьких деток,
  но взгляните на его законную супругу!
  Когда эта дама попала в обьятия старины Уховерткера,
  Разве не началась шумная потасовка?
   (Хор) Большая шумная потасовка,
   Самая большая, какую ты когда-либо видел.
  Задушить Софокла! Сила Шекспира! Суддхадана! Анонимы!
  Потом у нас будет свободная торговля с бандой галлов и массовое собрание
  для обкладывания дерном храброго сына скандинавского рыцарства.
  И мы похороним его в Оксмантауне
  вместе с дьяволом и датчанами,
   (Хор) С глухонемыми датчанами
   и всеми их останками.
  И вся королевская конница, и вся королевская рать
  не смогут его собрать,
  потому что нет таких чар в Коннахе или в аду,
   (бис) которые могли бы поднять хай воскресить Каина.
  
  
  
  
   Регистр С! Каденция! Плоть плотины! Вас обманывает зрение в аномальном тумане, случаи смешения полов у козлов, горная кошка и равнинная мышка, Двоеженец Боб и его Старушка! Доминиканцы льют патоку на алебастр, невелика обида! Вместе с тем в королевстве Нумидия был издан ядовитый том действительно облачных испарений.
  Все, кто слышал или повторял об этом, уже присоединились к сонму бардов и к самому Вергобрету, и к толпе Карактакулей, которых уже не так много, как не было раньше. Возможно, в будущем мы будем среди этих зуавов под Инкерманом, мимическая немота ирландского католика и его дьявол, изображающий барышень, Хилтон Сен-Жюст (Мистер Франк Смит), Иван Сен-Остель (мистер Дж. Ф. Джоунс), Коулман из театра 'Ливи', взявший четыре роли, хор О'Дейли О'Дойлов из двенадцати хоров в 'Фенн МакКоле' и 'Семи фейри Озера Всадника', 'Пустивший лошадь галопом' и 'Арлекин', играет на цитре о прошлом со своей честной компанией гаеров, все, цим-цим, цим-цим. О потерянных эта 'Сага Ербиггии' (которая хоть и может быть прочитана от начала до конца, сверху донизу является шуткой,
   не может быть опровергнута как клевета и не может стать предметом судебного разбирательства, и это касается всего тома) бедного Морозного Евхариста, описанного как музыкальный гений мелкого пошиба и обладатель чрезвычайно тонкого слуха, пел теноров, не одинок, но очень крупный поэт с низкими заработками (он начинал как подражатель Теннисона, но отработал свой проезд, поскольку все мы - повешенные вместе в оживленном ритме, ничей конец не известен. Если они свистели ему до того, как был опущен занавес,
  ________________________________________
  49
  они продолжают свистеть ему и после трагической смерти его занавеса. Тьфу. Его муж бедный старик О'Хара (Окаров?) друг мой, удрученный состоянием вещей и сносивший к тому времени подметки, они пищат, приняли (ночные англичане!) королевский шиллинг на окончание Крымской войны и, после того как улетели его дикие гуси, остался один в толпе, взлетай, моя детка, завербовали в Тайрон с лошадью, ирландские белянки, и немного послужил с Уолсли под вымышленным именем Бьянки Фусиловны Баклович (псевдоним), после чего башня и мраморные горы колумбария Памп-Корт, дом старых морских королей, смотрели друг на друга и отказывались от своего убежища навсегда, потому что стало известно, что с другой стороны воды оказалось, что на поле зловещих ворон Васильева он погиб со своим отрядом, говоря, что эта папская безлистность дает батеньке, жульническая жвачка для свекрови из Лута. Разгромили. Бедный дорогой старина Пол Хоран, чтобы удовлетворить свои литературные и криминальные стремления, по предложению судьи-паникера, страдая разговорчивым лунатизмом, по данным дублинской разведки, был переброшен в 'Ридли' для проживания в северных странах. Под именем Орани он был актером на выходных ролях в труппе, отвечая за поддержку больших ролей с малым сроком на подготовку. Он был. Омерзительный Сэм, угрюмый скромный дублинский нарушитель, немытый, всегда осаждаемый призраком своего Хама, нежеланный, по слову Израфеля Заклинателя, ушел безболезненно после жизненных взлетов и падений в ночь на Хэллоуин, пьяный и в природном виде, выталкиваемый из-за спины в великое Извне, со своей устрицей и атласом, повешенный и приносящий пользу, икающий и неуклюжий, с последней кроватной удалью своей плоти и крови, норвежец и его товарищ из класса морских волков. Хотя последний соломенный метеорит мерцал своей наготой, говорят, что на этом этапе опьянения (его западню в шутку называли 'суфлерской будкой'), если говорить торжественно, поскольку мысли коротки, но падали в его голову с поникшей шеей до первой мертвой корзины (зубчатый!): 'Мои драматические мечты, скандинавский О'Лохлан, подошли к концу! Теперь пусть во стократ
  возрастет зуд моего 'я', как называл их Николай Кузанский, всех тех, кого я здесь и далее возвращаясь к отставке, по совпадению их противоположностей уволить меня - по совпадению их противоположностей воссоединения в это личности
  ________________________________________
  50
  невидимого, где пекари и фляйшманы, если смогут они прекратить мучить нас и (но в этой точке железный напор его самоуверенности подготовил нас к тому, что мы почти вдыхаем резкий запах горчичного иприта в окончании) этот шила-в-мешке-не-утаишь коричневый подсвечник растопил О'Нуллана в мире! Он был. Сделали его непохожим на себя для дуодрамы, ее жена Лэнгли, пророк,
  и пристойнейший дюженнейший коротышка-попрыгун, который когда-либо вонзал колючку своей речи, исчез, (он ушел без разрешения, не раскрыв на прощание пороки 'Голубки Церкви') с поверхности кислого лица этой земли, этой звездной равнины южного неба, в которую он себя превратил, так полностью бесследно (мать книги с веником для пыли, стирают его, превращая в чистый лист под обложкой) для щекотания спекулятивных мнений (поскольку Ливи, который мог быть Лэнгли, действительно мог быть воскрешенным Паганини или волонтером Вусдена), что шаромыжник (со множеством немотивированных юморесок), превратил приказ о доставке своего юмориста в суд в подсознание Финистерре. Он был ею. Снова, если отец Сен-Браун, чай и тост для этого мудрейшего из сказителей - это падре Дон Браун, лояльный и заслуживающий доверия королевы далекой Западной Испании, был преподобным директором братства, этот жизнерадостно-порочный свежевальщик, бесстыжий кармелит, чьей пульсирующей дрожи кафедры (кто из нас не помнит преподобного и достопочтенного братомистера Боленуллана и Брауна) грешного общества серен (см. [римско-католический] и в других местах) к счастью с таким энтузиазмом прикреплен и был таким возмутительным тупицей, очень эпизодически кокардил лотерейный билет в своей шляпе, которую он носил всегда на одну сторону, как железный крюк его сковороды (если бы ЕЕ Элегантность видела его, она была бы в недоумении!) и в получастном порядке был обвинен в противозаконных действиях с помощью своего вымытого в горячей воде столового ножа (обойденного молчанием груза в его кармане), как сноб с трубкой данхилл, на несколько лет более зрелая пена, столкнулся с Генералом в то красное утро календаря или майский день юпитера, а были ли они? Былондасплыл. Когда филистимлянин Фил однажды раскатал губу на кокетливую фортуну и, кто бы ни явился в отель Мика, умыт соленой морской водой, ничего тут не поделать - он никогда не увидит море. Это всегда туманный факт из самоучителя для простейших о том, что форма среднего человеческого омраченного горем лица, раз сошла его землистая желтизна окоченения, часто меняла свое эго благодаря ливням (Не оригинально!).
   ________________________________________ 51 Поскольку это вопрос воды в туфлях-лодочках, при условии высокой влажности и плохой видимости (в этой скерцопаде тысяча и одной ночи меч определенности, который мог бы помочь идентифицировать тело, никогда не падал) определить личность в коротком парике, в сюртуке с прямыми полами, с привычным кулоном, подлежащая возвращению подмышка, мешковатые штаны и пантуфли (на него всегда тайно ссылались как на Слипатрика, парня со страницы Лэд-Лейн) на первой стадии закипания (похоть!) по направлению к лысине (беспрестанно устраивает первые свидания со странными другими любых возрастов!), которую попросили вольные прогульщики интерната в насквозь промокших плащах, Уилл, Умняк и Отто, еще раз сказать им через ворота, Будет, Может и Должен, что обмочивший кровать герой истории про приведений, сказки, в которую трудно поверить, о приключениях галантерейщика, двоих церковных ножей и троих внуков-бакалавров в праздничных козлиных шкурах! Девочки и мальчики, но его облик изменился со времен Торгила! Один, два, три, четыре, пять, шесть, шестежир, окодебоко, девять! Так много бородавок, эти трущобные заплаты, почти зловещие морщины (что появилось на лице кровного брата Е?), и (капище Горы Му, спаси нас!) большой грибопарк выристил он! Пейте! Развлечения - это обычное дело. Был личный божий день для того, чтобы залить за воротник (подождать неожиданного начала отложенной регаты - это не волан и не бадминтон - только у моря) и запрос о полностью вооруженном объяснении был направлен (вместо Пэт) портвейну (абориген сестрострова - из графства Мит или из Мекки? - видно по его грубым башмакам, рентгеновским глазам, местному колориту и местному запаху, который, как говорят, в целом присущ Клоунтурк-парку (носовые жидкости голоса из капеллы и то, как он чихал на звуке 'з', оттянуло нас обратно к скалам и холмам силурийско-ордовикского периода), который, чем меньше паломничеств туда совершается, состарил остров домашних свиней, южно-восточные утесы незнакомого трамплина, изгнание царей, пристанище гонимых (следовательно, тайный штаб), поскольку он остановился на достигнутом на несколько минут (кури опиум, мальчик Дэнни! Десять к одному, бармен. Возьму десять, чтобы победить) в дьявольской депрессии экваториальной зоны штилей (Яблоко у ее цветущего окна и шарлотка в ее гадании на хлебе, его одинокие почитатели, его удовольствия в запасе) из-за ароматного калабаша во время своего времяпрепровождения на выходных, _
  ________________________________________ 52 заключающегося в использовании боевой мощи Энни Оукли (заключительные пары провокаторов, из которых остались раздражающе двое, в одну из которых он влюбился, Лили и Туту, закупори их!) пустоты, которые не так давно содержали портер семьи Рейд (ты читал это прежде, пьянь, но все бутылки в проклятой истории не утолят твою жажду крови!), крепкий портер. Перезарядив свою винтовку и перенеся свой хронометр, Его Призрачество, у которого есть одна или две жизни, которые можно потратить на свою занятость миром за один раз, поднялся на ноги вдали от своего дома на реке Толка, в тихом английском саду (общее место!), известном как чаща Уиттингтона, его простой насыщенный вокал, мои дорогие братья, мои самые дорогие братья, поскольку он сосунок и пьянчуга, говорил об Аллахе и сказал о Сострадании, напомнил о троице не по летам развитых паникеров (подсчет очков: Зеркало не поможет уродцу. Уверена, что вы правы, ваше зеркало - это ваше лицо, - ответила юная леди), самое время доложить о мифическом убранстве Нашего Отца и Автора этой дюжины. Телевидение убивает телефон в братской перебранке. Наши глаза требу ют их возвращения. Пусть они станут видны! И костер волчьего аконита пылает позади лишь так, как воздушная Мэри Ничто может расчесывать свои упругие излишества. Когда зажгли огонь, она начала накаляться докрасна, так что мы могли воспользоваться возможностью согреться и войти во вкус, известной каждому поросенку, тебе или мне. Первая широкополая шляпа Хэмфри из боборового меха с тюрбаном сзади (узилище калабаша из тыквы-горлянки большого босса отца Конфуция) его шейного платка с четверным узлом, его свободный сюртук, новое исподнее имбирного оттенка, официальный темно-серый зонтик, его грубое сукно и серебряно-бронзовые пуговицы, и перчатка на руке, которая час назад не только по наущению диавола сразила могучего в прошлом д'Эстерре, в котором его народ, кажется, уже начинал нуждаться. Затем, присвоив его славу, но в подобающих неологизмах маленькой Ирландии (вероятные слова, возможно сказанные, о поле семейного блеска), немного мрачен, но с приправой улыбки, словно его мысли состояли исключительно из тостов за здоровье, он ловко набросал портреты наших будущих прародителей (ищите женщину!), трогательная сцена в сенатоде. Тишина утешения перегонки! Здесь слышно, как муха пролетит. ___
  ______________________________________ 53 Спекулянтские цветастры гремят! Это похоже на пейзаж Вилду Пиктореску или гобелен из Арраса, в немой бессловесности тишины, этот пантобраз семидесяти семилетней кузины Кристансена слышен нам из костей обезвиненной Ирландии, ни воды других ароматов, ни сплошного мрака, ни покоя крепости, после внушающего трепет в сказках тингмота (Украдено!). Вот они беспечно трясутся в ирландских экипажах лицом к лицу, неверно плечом к плечу, возница-иудей скажет жителю Христиании, святой мудрецу, Хэмфриада упадка и возвышения, пока маргаритка подмигивает своей более яркой сестре среди пучков травы и лошадей между древком и осью насмешек пары в автомобиле. А ты, могущий быть похожим на жителя другой стороны большой башни, твои одежды и слёзы, твои нет, нос и рай примера могут-могут вос-вос-тать в Эдеме. Последуем и мы вверх вслед за его карающим бичом. Тэрстона! Смотрите! Дерево, камень. Августейшие дапребудутонивмире дубы, грузный монолит, возвышающийся из песка над соснами в лунном сиянии. Со всем мужеством аяксовой неистрозовой стойкости. Час молитвы 'Ангелюс' и землекопы, склонившиеся над своими фермерскими инструментами, мягкий рык коокольчика охристых оленей (восславим Господа, преклоним колени!), возвещающих свое мягкое приближение, когда часы бьют полночь (восстань!), и как ярко великий трибун достал шагреневый кисет (подделка!) из кармана своего сюртука, парни, во имя Исайи, он достал элегантную манильскую сигару, не то что ваши стильросы, совсем наоборот, и как решительно он говорит, щека к щеке и город к городу, он глубоко затягивался, этот мулат, мой сын, и целых полчаса провел в Гаване. Сестра воинов, это будет речь не на старонемецком! Ибо он встретил Капитана, он хочет сказать, он встретил, сэр, лучшего из республиканцев, в таверне 'Орел' на улице святого Лаврентия О'Тула, и как же он хотел, чтобы его светлость попробовал пресную лепешку из ячменя близлежащих полей Мойры, Брея и Паддирика, ваше громчество, место в шлихтовальном корыте подложечной ямки его Святого Желудка - странное желания для тебя, мой друг, резак разрубит внука сына твоего сына полностью через твой старый пот и божбу, он процветал и поднимался ввысь много раз, когда их напугала башня жара. Ура ура ура королю Вильгельму и да здравствует Кровавый Каракант! __
  _______________________________________ 54 Но, парни, дайте ему шляпу! Смотрите! Хоть и утратила старая живопись маслом свою яркость, мы нашли следы Рембрандта, часы свиданий с наследниками, но где снега былых времен? Телевизоторикс и Бедностароженщина Карактакус, и его Анна ван Фогт. С.д.е.л.а.н.о! Эдна, всё кончено или спит беззвучно? Прояви уважение и помолчи! Внемли! В любой собачьей жизни, о которой ты слышал, по слухам, борются за существование, напористо и растерянно, веря в комету Галлея, улемы, женщины собрания, парни стортинга и девушки думы, которые проходят через сияющие бронзовые ворота вашего Дома мира и гармонии: Как ваши дела, мои маленькие леди? Как вы? Последняя дверь налево, мои маленькие леди, спасибо. Кроны 1132 года. Что творится на земле, Господи, почему, на здоровье. Не хотите ли чаю и хлеба с маслом, сахиб? Простите, сеньор, в его соке, знаете ли. Простите, Патрик, вы понимаете ирландский? Как-па-орально-лететь-высоко-страх-папа-исси-волк-пара-долго. Среди прочего слушайте эхо, Батист, вы собираетесь войти с монетой в маленький славный уголок. Комод для хлопка и оранжевых португальских чулок. Уборная. Бочки и трубки мои слишком громоздки для малыша. Сколько стоит помочиться? Тяжело один доллар. Извозчик, вы свободны? Спасибо, а вы? Хорошо, спасибо. И, Хам, говорит он со слезами индийского крокодила: 'Не затруднит ли вас узнать стоимость лиарда?' Мэгги, откажись от своей ночной новеллы! Месса хозяина таверны для праздношатающихся начинается снова! А это большое брюхо должно быть наказано! Мееее, славный малый, я призываю в свидетели нашу вселенную, столь же верно, как яйца долины Лиффи известны нашим славным домовладельцам столетий мамонтов, в дорогих эй британских кварталах (светских!) моя гостиница и кредиты для перегонщиков скота, немедленно огого откроется столь же верно, сколь памятник будет возведен по соседству для гигиенических глллл (именно там почтительный шаббат и разбиватель бутылок с гангстерами тянется к своему трехцветному канотье, которое он приподнял, напившись рассола (он дал за это Стетсону доллар и пенни) пока елей предколосиса капал на неопределенность его муцохитовых губ (безденежная глава, более умеренный комплот никогда не завивался разорванным карманом), сердечно приглашая юность, которую он наставлял действовать тем же образом, что и все, ___
  ______________________________________ 55 что он мог добавить) мочка уха в руках Великого Директора Школы. (Я не вру) Улыбнись! Жестокий дом Атрея повержен в прах (Илион, Илион! Скорбь Ильи Муромца в Мирамаре, глаза трески!), склоняется в упадке подобно илистым берегам Финна МакКула, но эти кости восстанут вновь. Жизнь, как он сам сказал однажды, (его друг-биограф фактически убьет его очень скоро, если еще этого не сделал) - это пробуждение, левитация или крокет, и на койке нашего кормильца лежит урожатело нашего отца-сеятеля, фраза, которую учредитель мира в соответствии с законом мог твердо и уверенно написать на груди всех мужеженорожденных. Эта сцена, оживленная, раззадоренная, никогда не должна была быть забыта, курица и крестоносец перо и бумага навсегдавзаимообратились, позднее в том же столетии один из этих юных вынюхивателей фактов (в то время бывший чиновник (с таможни) (в отставке), (понесший ущерб), по закону о выходе на пенсию в шестьдесят пять) в черном костюме модного покроя и сияющих ботфортах (шотландский берет, рубашка и манишка, услуга за услугу и тужурка) репетировал, указывая трубкой на папу, с величавым (скопированным) поклоном в сторону названной кузины последнего архидиакона Франциска Ксаверия Сохраненного Величества (горячий парень его ночью, да измажет его оратор стражи мастикой!) в полном женщин пульмановском вагоне нашей первой Транс-Ирландской магистрали с одним печальным обстоятельством - пулей в сердце навылет, если принести когда-нибудь льющиеся через кромку слёзы из мраморных глаз. Краткопично высовывать из окон с кружащимся трепетом круглых глаз туристов, спина к спине, денди-бахвал рядом с горнорабочим, в их воздушном ирладском кабриолете, лицезрея с интуристовской заинтересованностью одетого, который гонится за голым, зеленого за морозным, морозного за одетым снова, пока их конвой ездит кругами вокруг огромного древа жизни туи, наш огненнолистный счастливый любовник цветущее древо, феникс в нашей безлесности, кичливый, остроносый, вспыхивающий рюмянцем (повтор!), корни которого - пепел с отсветом боли. Всякий раз, когда Архи-Каденус откладывал свою Irish Field, взыскуя своими ушами воспринять подробности прежде, чем они столкнутся при Каслбаре (тусклые и далекие!), рассказывали всё по просьбе, тем самым слушая эту новую редакцию главы, потом что Двубог в своей машине, новые гримасы Гаррика, гримальдизм, ипостазированный воплощением аксиоматической гладкой речи величественного рыка старины Эрлингтона, __
  _______________________________________ 56 составленное подражателем описание игры того парня из пригорода и его мины, запросто могли представить себя в глубочайшей сердцевине своей груди как временного заменителя, переносится через зевоту (бездна), потому что когда-то они были завсегдатаями приморья, слушали слушали вечерню стрелков в тире, творчество проклятого, но всегда чревовещающего Агитатора (нетнет больше стенающих волн у соленого рифа Валгаллы!) силуэт шелковой шляпы, усы, как у моржа, в сумерках (будет ли Святой Муэдзин призывать в этот храм - священное пламя! - и эта феска без полей как бровь правоверного обивателя колен, было ли желание - да будут благословенны кости! - гази, сила его меча.), его человекоубийственный знаток ружей потянулся к тому графитовому карандашу-переростку, который вскоре, по крайней мере монументально, должен был восстать подобно свинцовому суставу, чтобы, чтобы стать, чтобы стать его мавзолеем (день Дэниела О'Коннелла стоял морённый валун в глазу девицы-синицы Шопен) по всему олову его оправдывающих черт, как звонил Роланд, полночные капли скорби избороздили его игрушечные щеки, призрак смирения рассеялся в призрачной привлекательности, как молодой мужчина, тонущий в судьбе своих вод, может любоваться того же происхождения и такой же эффективности солнечным лучем на листе выкружки для гребного вала. Не в другой гостинице дни творения отдалят нашего Путешественника, лишенного друзей, от Земли Ван-Димена, ленивого скальда или слоняющегося поэта кочерги, поднял бездельник свои медленные снобольные глаза на полу-знаки своего домо-зодиака и долго медлил у горлышка бутылки, капитель, стоптанный башмак, дикий ракитник, капустный лист, мерлуза, жадно узнает, что у Ангела было для него предвестие о гостинице, ирландском самогоне и чае, и картошке, и табаке, и вине, дыхание женщины стоит трелей: и неофициальное квази-начало почтиостроволыбки вопроса (Нонсенс! Не очень неистовый ум веял в данный момент через шляпу Мистера Плакальщика Медленноу!) Но в таком случае что за формальная причина вызвала улыбку Тотадума? Кем он был кому? (не произносите его имя и не румяньте его невесту). Где эти неведомые места? Почему, чей, куда, сколько, гнилой? Сказка долины страны бочки кургана. Дайте деревню могилы. Пусть это будет страна драчунов на дубинках, или рыбий город, или земля лизунов лука-порея, или страна яблочной воды по-венгерски. Какой царственный дождь сгладил всё, но мы слышим стрелки и можем ____
  _____________________________________ 57 настроить их компас на мелодию, передающую тональность, а тональность передает манеру политика, полицейского, богача, плебея. Цин цин цин цин! Популярные атворы праотцов претендуют на премию двух персиков династии Мин, Цзин и Пресветлых, лежа во прахе перелога. Мы усядемся на надежду призрачного вурдалака на беду сборщиков десятины, но его дом не здесь. Они отвечают из своих зой: 'Вот их четыре! Внемли их рыку! Я, говорит Арма, и я горжусь этим. Я, говорит Корк, спаси нас Господь! Я, говорит Ленстер, и не говорит ничего. Я, говорит Барна, и как насчет этого? Ослиный крик! Прежде чем он заболел, он наполнил рай: поток, бурлящий ручеек, застенчивый завиток, холод ее кудрей: мы были тогда горячими отшельниками-термитами, да, хихи. Свой муравейник мы принимали за гору Аллен, холм для Людей, Огромную Гору: пели Лазаря отряды свинины, поразивщие нас подобно грому, вон там.
  _ Таким образом, антифакты, владели ли мы ими, слишком неточно малочисленны, дабы питать нашу убежденность, свидетели-мистификаторы слишком непоправимо не заслуживают доверия, его приводящие к присяге - очевидно не от мира сего троица, но его судьи попросту двойка для третьего лишнего. Как бы то ни было, в восковых чучелах мадам Тюссо больше жизни (вход - один славный эскудо; выход - бесплатно) и наша умозрительная национальная галерея теперь полностью почивает на лаврах, элегически памятник себе воздвиг нерукотворный. Обяжи их своим терном; зонтики, помилосердствуйте! И многие замерли перед его выставлением на всеобщее обозрение старым Томом Четвериком, ретроспективная сцена, в которой он сидит, насытившись, облаченный в мантию, в духовном одеянии, наблюдая лучи мягкого солнца, скользящие по-доджсоновски вниз, крупица сентиментальности борозмыслит его нежную влажно-оспенную щеку и прощай, маленькая викторианка, прижатая его хромой свободой.
   Это определенно так и есть. Прежде чем следующая зима перевернула страницы книги природы, и пока первый город Хедлфорд стал Дублином Третьим, тень огромного инородца, анафемского юноши-толстяка, многоликого, величественного, возвышается над судебным присутствием списка судей в поместьи как в малине, интимная беседа и болтовня, на улице Мальборо через Молсворт-Филдс, здесь их привлекли к судебной ответственности по скорому суду и расправе, оправдательные совместные показания по неподсудности духовенства. __
  ______________________________________ 58 Его тингмот уничтожил его: и его пуля-дура убила его. Имя его бенефициарам - легион в созданном им образе: количество их превышает его возраст. Великим колесом Данлопа был наречен он: узрите, все мы лишь его исаакопеды. Красный день календаря в его доме, так что был он пастырем и царем в доме своем: осока пришла, зависть увидела, ива победила. Низковолк! Низковолк! Они увили его золотой цепью и разорвали его на мелкие кусочки. Для его умерщвления и истечения и проклятия и уничтожения. С воплями и криками, из бездны вздыхают сестры. Осторожнее, черноокие! Писающий мальчик! Лондонский мост падает, но бабушка сорвала банк. Придите, верные, уголовники, и почувствуйте, как мечет проклятья бокалом бренди, поскольку весь ваш глум не способен его развлечь, О! Встаньте в круг и спойте хорошо! Твое здоровье! Твое здоровье! И конечно все колокола звонят с превеликой игривостью. Набравшись до чертиков ромом и боне и шерри и сидра и негуса и цитронада тоже. Крепкие напитки. Ого, ого, Мейстер Плут, вас снова упрячут в болото. Полоумный. Но мягкосердые вздыхали: 'Увы, гази!'. Но, смотри! Смотри! Именем триликих богов на троне, человек, ошибающийся и заслуживпющий прощения, что за статуи статуса нашей страны кво, кто несет зло светочу нашего короля, дерево шу верно там, незабываемые деревья снова маячили за их противоречивыми суждениями, о которых все должны знать, скверные дни.
   Пробка и хлопок и снова пробка (залп первой перегонки, господа отбросольеры! Пингпеонг! За Зекселойтен!) три раза 'томми', три солдата, куриный суп с головы до ног, Колдстримский гвардейский полк. Гвардейцы шли по (извините пожалуйста, всё хорошо, да?) Монтгомери-Стрит. Один из них высказал противоположное мнение (простите!), кивая, все лагеря финвалов согласились (всё хорошо, да?). Это была первая женщина, сказали они, которая его подвела под монастырь, эта роковая веллингтосреда, Лилитолилия Каингэм, предложив ему пойти в поле. Гнев помутил рассудок отца его, горе способстовало примирению, гнев сорвал гроздья, признал рядовой Пэт Марчисон задним числом. (Короче!). Таким образом, согласоперники в пьесе 'Сантон'. Одна из наших актрис 'Воксхолла' решила минутку отдохнуть перед выходом (общепризнанный арбитр театрального искусства назвал ее пустым ведром Сары Сиддонс), и ее проинтервьюировали в вест-эндской оловянной гостиной. __
  ______________________________________ Смотрясь возможно даже более раскрасневшейся в своих вишневых лентах гро-гро и ткани в рубчик, ________________________________________ 59 в корсете с застежками полумесяцем и Семью Звездами, домотканой коричневой юбке из Головы Негра, среди карабкающихся наверх мальчишек из песни 'Орел и дитя', сквозь толпу покупателей зерна и сена в доме под названием 'Черный и еще чернее', г-жа Ф. А. сладкая Фанни Адамс пустое место, говорит в сторону, полушепотом на сцене своей конфидентке в стакане, получая обратно свою широкополую шляпу с каподомом (шляпа! - и теперь мы знаем, что значат наперстки в букевульве бормопениса), она надеялась, что Сид Артар получит нарисованное Криссманом в качестве рождественского извинения изображение оранжевых и лемоноразмерных орхидейных с тенью чистого неба, из театра Невинных, поскольку мирр был недобр. Затем, хотя его аромат сладок в сравнении с прорастающими цветами дня его рождения, который был подлинно зелен и цветущ пьянобожьем дождевых червей и шарласкатинов, и всех ветвей клематиса, это была такая чудесная ночь, добавила она, с превеликим почтением к пранафиалкам Майи (Гулящая!). Доисторический, мимоходом записал на свой диктофон этимолог: его личное имя - это пропериспомен. Мусорщик по прозвищу 'Семь церквей' на службе у компании 'Восставший из пепла, Азотнокалиевая соль и Восставший из пепла', возносящие молитвы, долина двух озер молниеносного взгляда, сестры задали ему больной вопрос во время его полдневного перекуса ливером и беконом с чесноком, или же стейком и пирогом с почками в тайной забегаловке, и, слава небесам, он ответил сгоряча: 'Мы просто находимся под воздействием пропаганды дела о его ничтожности и того, что извлекли из его уха при моем крушении. Все наши парни из премудростей О'Ди говорят о Аратаре Ручкомане, что этот парень - цементированный кирпич, он противостоит всему! Не всегда трезвый водитель, который весело орошал из шланга свой малолитражный автомобиль, Имбирная Джейн, прояви рассудительность. Грузовик облил ее, пока он говорил, и именно это он сказал переписчику газетных статей: 'Эйрбудитель - просто незамысловатый либеральничающий совместный реформатор в частной жизни, но народ воспринял законы от ирландских судей, в соответствии с которыми он наделен парламентскими почестями'. Кофе-гляссе сказал: (Луиджи, ты знаешь того парня, блестящего Брийя-Саворэна): 'Клянусь своей печенью, вы желаете птицезать омлет, да, леди! Отлично, моя дорогая! Яйца для вашего омлета он должен разбить сам. Смотрите, я их разбиваю, вот, он сидит на жерди сковородки, определенно! Покрылся испариной (старше шестидесяти), пытался сохранять лицо в своих фланелевых брюках, вот как сложно бороться с клеветой, в фланелевых брюках карабкаться на стену и и посягать на дверной звонок. По окончании фазы полного цветения Брэддон слышит эту игривую форельеллу! Взгляд буфетчицы на железной дороге (ее называют Ливнеслеза Скорби) проявлялся таким образом: __
  ______________________________________ 60 печальникам переулка Горя, проспекта Смерти, касательно предметов ее достойного жалости обслуживания, сострим, мужчина и его сифон. Что! Слишком поздно свистеть, когда Филлида затопила свою конюшню. Багряный румянец стыда заключит его темницу, как предложило ему создание Сэддона, какая разница, что за потаскуха прошлась с его револьвером в связи с тем, что он сирота и страдает от такой нищеты, что! Отличная работа, Ореховая Гряда! Красотка Тиррел гордится тобой, вот что ответил министр торговли, официальное лицо (О позор этому министерству!), пока Дочери Буфет лепетали в унисон: 'Господи помилуй деревянную ногу! Брайану Лински, проклинавшему молокосов, задали вопрос в его охотничьем домике в графстве Отходы Дистилляции, и неожиданно парировал, сказав: 'Гиль! Говорю вам еще раз! Я выступаю за преследование пещерных жителей и секс в Сахаре, болваны вы стоеросовые! Эти две шлюхи должны быть связаны вместе, берегитесь собак! Поднимите кабана и преследуйте седого! Гиль! Потенциальный мученик, который обслуживает здорого мудреца Аситу, его приучают носить браслеты, когда поджарили до необходимой степени, открыли неоспоримый факт, что последствием этого станет то, что поскольку Санкхья Мунди показывал свои фокусы с манго прикровенно, под сенью упсар, приютившихся в раздольи его листвы, и его преследователи были зажарены мощными молниями Индры, битва была бы на весь Куксхафен. (Вздор!) Миссионерка Ида Мраквелл, девушка семнадцати лет, состоящая в секте возрожденцев, сказала по поводу совпадения поверхнешипения гренадерского гренадина и других респектабельных и внушающих отвращение персон, которые пользуются парком: Это перпендикулярное лицо - животное Брут! Но великолепное животное Брут! 'Калигула' (г-н Перепих Маграт, букмекер, хорошо известный беднякам Востокавстралии, которые читают 'Бюллетень Сидни-Парад), как обычно, антиподы ему: стремящиеся умереть, надеющиеся созреть, Резонанс по Проводам. Чеботарь. Мы встречались дважды в год, пели 'Бойкот капеллану' с известным актерским ансамблем падре Турриду, встречались дважды в год, матадор! Дэн Мейклджон, регент церковного хора, святые театра 'Смок Элли', вошел в поговорку благодаря им сказанному опаньки: с соответствующими поправками. Владетель Даурана ('Табакерка') и леди Морган ('Радость комплиментов') приняли его сторону, скрестили взгляды и кивнули друг другу, и снова пересеклись. Грязнули-недотепы в своих наемных экипажах, ехали слишком свободно, вторили эхом шлюхи актрисы, неразумные вагины. __
  ______________________________________ 61 Соловушка Сильвия Тишь, девушка-детектив (Миминерва, но до сих пор слышно, как ловят черепах по всему Голубколенду!), когда ей предоставили информацию о нескольких аспектах дела в ее уютно-дремотной холостяцкой квартирке, довольно дотошное расследование провел Мечтатель, чайка, облокотилась на спинку своего действительно мягкого кресла, чтобы расслабленно задавать вопросы с помощью слогов, пронизанных гласными: 'Думали ли вы когда-нибудь, веповтев, что еев реличие было его твагедией? Несмотря на это, в соответствии с моим пводуманным отношением к этому акту он должен выплатить полную сумму штрафа в рамках текущего судебного преследования в соответствии с Подпунктом 32, пункт 11, Закон 1885 Ассоциации торгового права, без учета каких-либо положений настоящего закона, предусматривающих пвотивоположное. Джарли Джилк начал хандрить, потому что не мог попасть домой в Джелси, но закончил следующим: Он получил отставку, что помогло ему сбросить смрад своего приятного тряпья. Меагер, рядовой флота, сидел на одном из монолитов грантиного кромлеха наших новых рыбных развалов для обычного перекуса обещаниями после популярного актоусства, с ним были Квеста и Пуелла, пикантные и пышнобедрые (холодной оставалась ее голова, в то время как чувства охватили душу, волглые вульвостроты), его подбадривала, хоть и растоврился он почти что в нирване, одна из его со-обрученных, чтобы забрать твое дыхание, Вихлюшка, и комок пережеванной пищи, и когда ее укоряли тетушки и сестры, оседлай свою мысль, Нэвилл, так ответил он на ее прочие благодарственные поцелуи: 'Я кладу два моих перста указующих, нареченная Меагер (он говорит!), он собирался обвинить твои бархатные лядвия в Хорнимэн-Хилл - как дверной крючок и петля обвинят его или какого-то другогого рыбовульвока? - но я также думаю, Парадевульва, что при осаде его брюк рядом был еще кто-то - вы держали пари, будучи полностью уверенным - о троих барабанщиках на Кайзер-Лейн. (Избито!). Были ли это сущие басни частных портных о гонках, касающиеся проделок разнорабочего? Теперь всё увидено, услышано, а потом забыто? Могло это быть, человек склонен в этом свинцовом веке букв острить, что такие разнообразные бесчинства (они всё еще грядут!) были запланированы и частично осуществлены против такого непоколебимого контрагента, если правда, что какие-либо из зафиксированных фактов имели место множество раз, мы верим, принимая и отклоняя, если их предоставит нам человек, применяющий правду, но умеренно, и мы, по эту сторону вынужденные скорбеть о их колющих ручках в виду этого. Седьмой город, Уровелобибла, __
  ______________________________________ 62 его цитадель-убежище, в котором (поверим ли мы обывателям и их подсчетам), за пределами разорванного волнобреда Атриатики, меняя ключеводную нить у барж-мастера, хиджра исчезла, в тишине ночной высокой звонкости, одинокое судно, ворон волны (будь милосерд, Мара! Вот откуда Раулас!) из грязи поселенцев из Дании и Норвегии в театре 'Олд-Вик', чтобы забыть убийцу, вина которого заглажена, и, родившись заново в новом весельи из мертвой искоболи в божественном предвидении провидения (если вы ищете изображение небольшой лошадки, прильните ухом к фильмотону!), чтобы вступить в лигу с его долепартией, пальмодонью и рукой, с феей-паписткой. На моей жене я женюсь и связываю себя с моим мужем узами брака надеваю узду. Пустая земля, земля поедателей лотоса, земля скорби, Изумрудный остров, сермяжники на выпасе, в четвертой заповеди обещано, что будут его дни апостольские длинны по безмерной милости Его, кто мечет громы и молнии с высоты, рокот, восстали бы против него со всем, что в них было, граждане с правом голоса и жители, город как агора, илотофилы, причините ему боль, бедный ловкач, призрак следует за телом, как будто он их проклял, тление быстро, все нетленные святые святого народа, заурядный изгой в красном воскресении для порицания, чтобы они могли обвинить его, первого фараона, Хэмфри Хеопса Экзарха, в своих собственных грехах. Тоговля росла, если говорить, проявляя сдержанность английского характера, со всеми мужчинами, и в большинстве случаев Мужчина, которого мы знали, имел мало шансов победить в этой схватке, но, несмотря на это, он или его стараниями подверглись ужасам крупнейшего террора в Ошибколандии. (возможно, в настоящее время!).
   Мы кажемся себе (настоящим Себе!) читающими свои Аменции в шестой запечатанной главе 'Выхода к свету тьмы'. После представления в Веднесбери один высокий мужчина, сутулясь с подозрительным пакетом, возвращаясь поздно во тьме именно в свой дом по дороге со второго сеанса граждан Мура и Берджеса, загримированных под негров старыми кляксами, уголок Роя, в его лицо был направлен револьвер-пустолайка со словами 'Вы убиты, майор' неизвестным супостатом (в маске), к которому он ревновал, Лотта Дикая Яблоня или Помона Ивлин. Более чем тот Уэнн Подкараульщик (не из епархии Лукализода или даже из епископата Глендалу, но сошел с корабля, прибывшего из Бретани), указывая между делом, что он, алкобрюх, в дополнение к абордажной сабле Рида с лезвием тройской унции, заправился отсутствием выбора, в рамках которого ему оставили только две альтернативы, поскольку, наоборот, он, конечно, застрелил бы ее, проститутку, из пистолета (она могла в этом не сомневаться!), или, если бы ему это не удалось, он ударил бы по черному, как смоль, лицу до неузнаваемости, очевидно, об этом его попросил с гаэльской уверенностью в себе, обеспеченной вьюжной водкой, Торнтон с каминной решеткой Кейна, и на это можо было ответить только словесными оскорблениями и угрозами физическим насилием, что что что было легко и просто для него, Неделесреда, хорошо пропариться, пойти и выяснить, может ли он хорошенько промокнуть под дождем. Но какая просвечивающая неправда, джентлписатель! Ростом с один фут вовсе не высокий мужчина, отнюдь, мужчина. Нет такого человека. Нет такой каминной решетки. Нет такой древесины. Нет такой расы. Было ли это, возможно, связано с девушками, Мирами Хьюи или Колорес Арчер, под мостом Флагов (у нее есть только одна жизнь, и ее новый мост - это ее старый мост) или взорвать его двенадцатизарядный барабан и заставить шерифа выйти, крепко сбитый Трудоспособец в синей блузе из 'Одна жизнь - один костюм' (магазин мужской одежды), с наиболее убедительной бутылкой виски в распоряжении, после наступления темноты его схватила городская стража у врат воздержания Поймал-ли-ты-геморой, это было по дороге к воротам.
  В-пятых, какой верный тон он выбрал в разговоре с самим собой, когда впервые услышал заявление негодника о том, что, бормочет по-ирландски, у него было было было в достославные времена слишком много гостей в караван-сарае или емкостей с вином, которое можно было пить в 'Доме Ада', 'Попугае в Аду', 'Апельсиновом древе', 'Болтовне', 'Солнце', 'Священном Агнце' и, ляпсус, но не цепь, в овечьем отеле 'Барандаун', поскольку с утра он мог отличать белую нить от черной, пока двигатель законов не раскрылся перед Мюррэем, и и только падал филигрокнафлейте случайно встретился у врат датировочного камня дамбы, который, в коровьем капоре на голове, сделал ложный шаг в сторону солдата с чистейшими мирными намерениями. Но как хладнокровно прихрамывает береговое судно его затем мнимо шутливого объяснения, как, в соответствии с его собственной историей, он был судебным приставом и просто пытался открыть Зосимову бутылку крепкого портера, ожесточенно бил молотком по своей желтой сливе бутылки (чем короче дубина, тем больнее дикарь) у врат попрошаек о ботинках для лебедя, Морис Бехан, который поспешно впрыгнул в свои туфли, не держа планку и не подходя к сути дела, и сделал тройной прыжок, _____
  ___________________________________ 64 компостировал и прыгал на ристалище из западного сна отходов в своем колдовстве без верхней одежды или колье-ошейника, привлеченный норвежским шумом пистолетов, игравших песню 'Деланди-гужевик' на легком пути в Дублина, говорили, что в постели безопасно, поскольку ему снилось, что он разбогател в мраморных палатах Мормона, когда его разбудил четвертый громкий всхрап из его земли Беула, страны покоя и отдыха на берегу реки смерти, пока икающая утроба паслась в лунном свете, слыша удары и шлепки по мягкому месту по шкале из бара, где торговали спиртным без лицензии, и что-нибудь в таком роде (Уна! Уна!), во всей истории харчевни 'Вперемешку' он ни разу. Этот содом колошматенья позволил открыть дверь и дверные косяки, он всегда говорил, был не в самом дальнем месте, как бормотание бутылки с пойлом, что не пробудило бы его от глубокого сна, но напомнило бы ему военные марши инструязыков иностранных музыкантов или увертюры трех последних дней Помпеи, буде они существуют. И что после этого самого полдневного ноктюрна юная и чистая королева склонилась в отчаянии, и старый рекопотамус начал плакать вкривь и вкось, столько грязи, сколько могло в ней быть, разрывая передник мясника и салфетку инвестора, чтобы наступило сретенье Габриэль Режан, они всю ночь купались в бушующей стихии, бушующее стихийные стихийно бушующие. Белая ночь.
  Еще минуту. Щепотка во времена идеала, мушкетеры! Альфос, Буркос и Карамис, оставили Астрейю астрологам и во имя святых и в честь небесного отбытия шлепки по земле. И катится обратно катушка мира, катушка мира, катушка мира! Созывайте все свои дымящиеся кустарники, Белоснежек и Краснозорек, если у вас будут настоящие сливки! Теперь за клубничные утехи! Листья, сматываемся! Ищите женщину! Руку-руку! Рукурукуруку!
  Давай, обычный человек с большой незабытой основательной головой, и тот блондин с лицом рыбы и выражением презрения на лице Машински Шахтополос, Дузинаску или другой. Для вашей дубинки мясника нужна гора мышц, чтобы вас не втащили сюда. Ной Бири весил тысячу и один стоун, когда Рябчик был курицей. Теперь ее шляпа падает быстро. Следовательно, болтушки, почему не ваши? Есть 29 сладких причин, по которым пора цветения лучше всего. Стариков привлекает зеленый миндаль, когда они _
  _______________________________________ 65 поднимутся на каменный корень маргаритки имбирь, хотя зима над их головами, словно осень вокруг их пояса. Если вы страдали ерундой, не нужно выглядеть так, словно вы только что с оргии. Чернодрозд Нож-Разрушитель на вашей голове. Теперь слушайте, господин Хитрый Лир! И набейте это пустое место жеманной улыбкой! Возьмите старого хрыча, который требует свою женщину. Отметьте для себя его прилизанные волосы, так элегантно, живая картина. Он клянется ей быть собственным медовым ягненком, божится, что они будут любовниками и друзьями, под присягой, и разделят хорошие времена по пути на запад в гарантированном счастливом любовном гнездышке, когда она сияет, как майская луна, и они ленцой всю ночь рассказывают друг другу басни, расчесывая хвост кометы без обиняков и стреляя из пугачей по звездам. Пирожные со взбитыми сливками по десять центов! Каждая прекрасна, девица Маккензи! Для дорогого старенького угрюмого папочки, он окунулся в кутерьму удовольствий, пристально вглядываясь, и сходя с ума, и сверкая звездам. Пойми! Она хочет свой гардероб, вернуться туда с наличными, чтобы купить себе приданое у Питера Робинсона и щеголять с Арти, Бертом или, возможно, с Чарли Шансом (кто знает?), вы так толерантны, господин Ретроград, вы слишком папочка, чтобы я с вами танцевала (вот что она выпалила!), и вот как наполовину гель для девушек, получивших ящик в комоде для приданого, пока мрачный папа пытается застегнуть подтяжки на брюках. Но старый угрюмец, он не так очевидно спятил, выбирая между сладкими мной и тобой (ни в коем случае, мальчик! не в тех брюках! не из большого кувшина!) где-нибудь втайне, где его не коснутся сплетни и утки, у старого угрюмца есть его гель номер два (браво, наш Угрюмец!), и он хотел бы добиться ее взаимности на какой-то период, потому что он честно любит свой номер один, но О, он искренне увлекся персиком номер два, так что если бы он только мог ласкать вторую, изводить и мучить, все три чувствовали бы себя истинно счастливыми, это столь же просто, как алфавит азбучных истин, два общительных человека, мы имеем в виду, с их красными гусарскими штанами (потому что он просто притворился сумасшедшим), если бы все они плыли в лодке сна жизни, обнимаясь каждой тварью по пар в его зоо-делай-ты-делай, для тебя он нарядился франтом, для меня и как же ты так набралась для Цвета, в его великолепных, абсолютно неустойчивых, великолепно неустойчивых ласках, вы могли бы? Рыбное место.
   Принято, принято, принято. С какими громкими словами и нежданными сантиментами, по три на буханку, наши общие друзья каминная решетка и бутылка у врат кажутся косвенно в одной лодке, так сказать, также на них несколько ________________________________________ 66 клейм предварительного замысла, потому что фактически нет смысла в том, чтобы неволько обидеть детектива такого рода, и количество всех этих видов вещей, которые происходили изо дня в день и дважды в день, все другие дни и ночи промискуитета лиц всех возрастов в частных домах и республиках, везде и всюду сто лет подряд, по всей стране и за границей, было особенно колоссальным. Продолжение следует. Федеральные объединенные профсоюзы транспорта для криков радости и экстаза триумфаторов.
  Но подведем итоги расследования. Наступит ли когда-нибудь следующее утро, когда служащий почтового союза (официально именуемый курьером, шотландская почтовая компания Letters Scotch, Limited) странная судьба (Верцингеторикс зовут его, а именно - ничтожество, которое расшвыривает вокруг резиновые письма) вручит огромный конверт многоразового использования, семь разных градаций чернил, от белой эссенции до цвета лаванды, каждый крюк над очагом и крюк для кастрюли, заказанный прачкой, надписанный на конверте и подписанный вашей Достойной Осмеяния Партией, с припиской о доставке, Хайду и Чику, играющим в прятки, Эдемберри, Даблинн, Западный округ М/Ж?
   Будет ли, что бы ни было написано на лапландском ляпсусов языке с вторжениями венгров, всегда казаться благототворительной почтовой маркой, черное кажется белым и белое охраняет черное, в том диалоге сиамских близнецов использовалась между ними ванта кормы и Веселый Роджер? Будет ли он сиять между нами в ночи, и будем ли мы погружаться в свою участь? Ну, это может быть сейчас, чудо, как светло. Всегда и во веки веков, пока жена рулевого, дважды миссис Хан, не засунет свой нос в дело Оуэна К. после себя, чтобы посмотреть, что под обоями после, будет ли эта почтовая сумка из тыквы наполнена фрагментами пылинок и сора, которые скрываются во сне в желудке полубрата гермы, почтового ящика на столбе? Гроб, триумф искусства иллюзиониста, после первого закрытия глаз естественно берется в качестве ручной арфы (это ручная арфа для того, чтобы отличать джубу от джабула или от тубота, когда все трое только были изобретены), был вынесен из хозяйственного помещения компании 'Оцман и племянник', знаменитого дома мертвых, который в привычном русле вещей продолжает поставлять погребальные принадлежности любого необходимого сорта. Хотя зачем это нужно? Действительно нужно (разве не чувствовали бы вы себя, как ротанговый гусь, если бы у вас не было наличных!), потому что эффектные невесты или невеста в своем болеро цвета лилии ___
  _____________________________________ 67 играет в броские снежки, чтобы выйти замуж, и ваши держащие спину прямо женихи, которые всегда настигают вас (и боже мой, когда это случится!), что еще в этом смертном мире, сейчас нашем, встречают они свою полночь, полночь ночи, обнажение, впадают в ничтожество и часы бьют, возвращая их в плоть, знак неодобрения, к их лошадям и блюдам из рубленого мяса. Продолжим. Мы могли бы оставить этот нитрат кислорода, получать его прямо из воздуха и просто аналектрилизовать эту очень химеро-химическую комбинацию, газовую подушку для чудес тюремщика. И попробуйте налить немного веселья товарищам. Дело Гелиоса в бутылке живет, Дылда Лэлли Неистовое Дитя, особая персона, демонстрирует полную грудь медалей, и добросовестный читатель Священного Писания в дополнение к кирпично-жестяной церкви за углом коронера божился, как норвежский портной в свидетелем в суде перед соответствующим служащим, что он против людской откровенности в вопросах синего цвета мясничьего передника, затем он продолжил, что мясник в последний вечер после доставки туш приготовил бараньи отбивные и мясную похлебку от имени компании 'Отто Сэндс и Истмен Лтд.', рестораторов, пошел и в своем абсолютном изумлении икоты выпил у дверей на посошок все руны и, когда у него возникли проблемы из-за мнимого простака (с ним произошла потасовка) при произнесении клятвы вменили в вину и возвели напраслину, сказал просто: 'Я отрекаюсь от образцового порядка, капитан Филипп. Вы поступили, как я подчеркнул выше. Вы замешаны в совершение ошибки, сэр, мадам Затычка, позвольте в таком случае вам сказать, ответствует с достоинством леди салам МакПартланд (семья мясника, и старейшее в мире, исключая прозвища, имя). И мистер Фелпс был игрив со своей танцовщицей у шеста. Но его физиономия упала. Теперь наблюдения. От плиса до канифаса промежуток едва в пять пальцев, и, следовательно, эти излишества верблюжьих горбов считаются спровоцированными той или другой причиной причин, эти тростниковые полые героини со своими рубашечными рукавами, да будет она достаточно тонкой моей любовью, да будет она. О! О! Потому что это ужасно - если необходимо говорить говорить весь день, но одна Вольпита Лоретт, вскоре после удара неожиданности пьяного от карболки вся ее дорогая сердцу спокойная жизнь предстала перед ней и она побледнела, пока другие марали голубку пороками, что ее сводная сестра по любви, Волкоперкалия Латуш, выяснила ____
  ____________________________________ 68 однажды, избегая поденщины и рутинной работы, что она оголилась перед двуглазым мужчиной и ее ноги были так стройны и изящны, что могли видеть друг друга, девушка для танцев у шеста вскоре сочла свою плодотворную должность слишком незначительной для себя и скорее взяв время, посмотри, она скорее посвятила себя нежничаньям и ласкам, посещая вечеринки и продавая свои худощавые прелести в стогу сена или в чуланах, или в зеленой поросли с этой целью (определенные интимные факты во всех любовных историях леди мы оставляем на волю воображения) или в сладком церковном дворе заключила себя за толику каменного угля или ряд тонких стволов, которым в конце концов служила той самой горячей крольчатиной а-ля цыганка, которую наша собственная маленькая Груня со щеками цвета чили подала великому сэру Оскару, сыну МакКула. Гурия изумрудного берега, это еще что за дразнящий поцелуй, сдавайтесь все отрекайтесь от прав в ее пользу, не она ли, приехав из Ленстера, истинная дщерь-пунктирщица Дермута МакМарры (ее площадкой была 'Четыре шага', а ее насестом был квартал Кромвеля) с такой валькириевой лицензией, которая отправила беднягу боксера паковать до полного уничтожения снова и снова, ай, и снова потеснили его, доверяю и разрушаю тебя, да, доверяю и разрушаю, да да доверяю и разрушаю, падать с вершины без верха, остановись, вырытая собака гяура, да! Ангел-посланник! И разве не он, подобно Могучему Луку, вдали от прадеда, подделал ее поведение радужной шумихой низкой фальшивки пьяных коленей больного дурака? Дьявольский профессор Тойфельсдрок! Королева фэйри, королева кабака, королева розыгрышей. Мужчина с королевской походкой, королевской осанкой, царственно одет, да возрастет его слава! Обмен колкостями и взаимные компромиссы: Сейчас нет, не сейчас! Он был бы просто минутным воспоминанием. Страдающий герольд! Он думал, что хочет. Что? Послушай, о, слушай, населенье земли! Голод, мертвая эра, внемли! Он тяжел, смотрит алчно на ее губы, из которых торчит язык. Он слышит ее голос дня, который прошел. Он слышит! Говори, говори, говори! Но, клянусь бородой пророка, он не может ответить. Вечное зло до подъема проснись и пой! Никому не нужно ни гробницы, ни стелы из Финикии или Малой Азии для оси обелиска на жолобе, ни часов на столбе, ни народного камня, ни погружения в лес Томар для выяснения того, как шайка газетчиков посадила в калошу буколическую поэзию. Рот, который говорит, не всегда привлекает язык без мыслей, и поскольку повернувшиеся назад пишут о том, что услышали, вскоре до проклятия всей земли слепой будет вести глухого. Настоящий 'Татчо', маленькие внучата! Колонна комков ведет к узору листьев позади нас. Если жестокость к жизни, конечностям и движимому имуществу, как бывает очень часто, _____
  ___________________________________ 69 является выражением, непосредственно или через агента-мужчину, обиженной женственности (ах! ах!), подать шантажа с тех времен, когда существовали фэйри, и радость дикой земли расцветала, сменилась впечатляющей частной репутацией за перечисленные шепотом грехи?
  Теперь, вдохновленные памятью, повернем наши колеса снова к этой дыре подпольной винной лавки. Где Великан Карандаш встречается с Большим Графитовым Карандашом. В стародавние времена была стена, и эта стена была высока, и такая дыра Валгалла в стене существовала. И день за днем гнев и металл в этой Ирландии. Или вы волосистый дуб, или вы миссис Мозес, или ваша орда объедков и юных служанок выберет сад Одинодэма и потерянный рай, когда все адамы закончились накануне. Бедные люди, аминь? Темная крепость принадлежит им, и по-прежнему, чтобы увидеть одиночество если он ударит просветиля кухонных спичек, и мы придем к этим добропорядочным лилиям лака для обуви, если ты просто быстро станешь вторым. Да будут глазодухошиллинги старыми добрыми гусынями, и пусть Иштар Эсфирь играет Пасхальную Звезду. В драме Свободного государства больные. Врата Стоунхеджа тогда были для других примечаний, в то время как сверхоптимист купил и расширил ту лачугу за честную арендную плату одного барана-одногодки, (первоначальная) стоимость шесть пенсов, он станет старым и счастливым, и один маленький годовалый козленок, (курсант), стоимость восемь пенсов, он станет старым и счастливым (свиносхвати его и покажи всем) на все его оставшиеся годы; и когда всё было готово для целей, которые он вывесл на ябловоротах немедленно в никоим-образом-месте, как некое предисловие к нише для кровати, вместо того, чтобы предотвратить покупку ослов (свинская грязь свисает с зубцов до сего часа, и всё проясняет), и просто примерно тогда железная плата ворот, по древнему обычаю оставляемых открытыми, чтобы коты не могли попасть в шлюз, были закрыты на три поворота перед ним, чтобы его преданные воротограждане держали его внутри, возможно и вероятно на тот случай, если он почувствует себя явным лидером и слишком выпятит грудь, искушая милостивое провидение фланерской прогулкой в людный яичный день, что было не принято, из-за чего в него свободно начали швырять комки грязи.
   О, между прочим, давайте бахвалиться и похваляться о картошке, ее должно всегда помнить в связи с событиями, имевшими место до появления жильца северной комнаты, герр Вышеупомянкопф уехал на летние праздники, поселился в номере 32 'Рома и Бочки' (филиал вольного дома 'Грязный дружок') в 'Прыжке лосося' (где останавливалась Нерка во время апельсинового поста) перед этим, коммерсант (ей-богу, он изливал гнев, как Центральный Фактис) из Австрии, СШ Европы, платя
   70 (подумать только, галл-коневод) 11/- в неделю (клянусь, эти святые римляне-кочевники!), плату для успокоения совести в первую сделку Рождества, потому что он свистел в пчелином улье с удовольствием обид, и менялся в Швабии с акцентом ирландского мифа немецким лакомством, создавая репортаж о деле Адама для франкфуртской газеты 'Облицовка непуганых воров', континентального периодического издания, и он, как утверждалось, был Брайаном О'Линном, в поярковом тяжелом сукне мелтон, встревоженный, и так далее он может быть отправлен обратно из Цюриха, в противном случае он бы с гневом и сверхгневом грома и молнии нанес бы обезьяньи убытки. Теперь вы должны знать, француз, чтобы сделать сердце из стекла, что игра ворот и павильона для оркестра скотобойни была исключительно тканью угроз и обид Простушки О'Стрэп, например, самцы косули, грубые на острой вершине скалы и так далее. Незваный посетитель у Хэмфри, Аффидавит или Тит, из клана воришек, примаршировавший со Среднего Запада, мастер пеших экскурсий, топорный мужчина к дороги, знавший свои Белфастские горы, как птица скворец, после того как станцевал большой танец без названия с Зеленым Облаком, поставив свой Черный знак на подождитыможешьхотетьменя, после того как сдул нескольких квакеров (для вас! Белохвостая пеночка!) через замочную скважину мышиной норки для привлечения внимания, блеял сквозь шторм, вне которого портного его одеяний красили в цвет стриженой свиньи - сначала поклонники жесткой щетины, так что он разбил бы из-за того свою голову в большевицком парике, затем собиратель опивков, так что он сломал бы измерительный прибор над своей головой неуклюжего утенка таким же образом, как разбил бы орех гаечным ключом, и, в конце концов, суматошник овсянки, который подал бы ему (или образцу воздержания, или кому-то еще, черт возьми) кровь-не-водицу испить, и его кровный сводный брат в ведре. Он требовал еще метилового спирта, чтобы энергично приняться за дело, утверждая, что его деду принадлежали все таксомоторы, только после десятого часа Дэна О'Коннела, и именно его изба была общественной печью во имя вод ирландского Иркутска, а затем, с трудом обескураженный, открыл шлюзы для потоков гнева артиллерии Атиллы и уехал на невероятной скорости, защищенный от осадков смешанными метафорами с половины двенадцатого до двух часов дня даже без перерыва на легкий ланч, чтобы Дом, сын Земли, вышел, экий ты зяма-попрошайка, чтобы осуществить аминь. Уховерткер, это мыслящее шаблонами, хрестоматийное ухо, рецепторопредставитель Дионисиев, долготерпеливый, хотя
   71 белеющий от сдержанности в укромном уголке своей теплицы, за построенными от голода стенами, его термос-фляга и ревущие фанаты на его стороне, и морской конек с усиками для клыков, собранный, пока он скорбел о полете своих диких гусей, длинный список (теперь устрашиющий в утерянной части), который необходимо приобщить к делу всех бранных имен, которые он назвал (нас заставляют радоваться милые дамы с юмором Мильтона и так далее авторства Жозефины Пивовебстер в сюжете, известном как 'Спор с Экерманом', и так далее, и никакой защиты, кружева в отливе, свободные, китайские небесные светила, один чистый Бычий луг): Посетитель театральных премьер, Информатор, Старый фрукт, Желтый белый негр, Каменки, Золотые ворота коз без молока, Задняя красавица, Да, у нас нет бананов, Йоркская свинья на убой, Смешная рожица, Он врезался в оркестр лососей, Топленое сало с маслом лести, Покровительство при открытых дверях, Каин и Авель, Восемь чудесных чудес Ирландии, Сторгуемся, Человек божьей земли, Луноликий убийца, Седая волосатая газетная утка, Полуночная вспышка, Уберите эту безделушку, Еженедельные публикации, Тиран Тамерлан, Синяя глина, Скоро время пить чай, Читайте свои шутки с одышкой, Акустическое беспокойство, Считает себя благословенным славным уткографом Аргайла, Милость военного ведомства, Тараторящий рот Дублина, Его отец был Мандсахаром и она держала его в пивной кружке, Бернхэм и Бейли, Художник, Недостойный домашней протестантской религии, Махровая терракотовая заваруха, Добро пожаловать в Уотерфуд, подписано членом 'Союза зеленой ленты', Ловушка для лобстеров маленького лорда, Всё об Артурах этого города, Прогоняя кошку от бекона, Дональд Кожаные одежды, Туз и двойка нищенства, 'Удовольствие поцеловать мужчину за сверлом' О'Рейли, Гог и Магог, Сладкий новобранец пехоты, Страдающий подагрой гибеллин, Свободный Лютер, Высиживание куриных яиц, Путаница в планах, Счастье перед вступлением в брак, Я развожусь с мужем, Дубильщик и полпенни, Идите к Хелене или к незнакомке Конни, Пегий паровоз, Его невеста, Изгнанный из паба 'У Берка', Кузина легкого поведения, Варвар, Определенное лицо, Фактотум Совы-пехотинца, Двенадцать месяцев, Аристократ, Ликантроп, Вамп ливрейных курьеров, Настройка мелодии в его одиночестве, Гром и дерн, обвенчанные в деревне Клэндорф, Отправленный на утверждение левый ботинок, Коптильщик освященной земли Господа, Стереотипы о сытной еде ирландцев, Тетушка Чесотка, Чумка домашних питомцев Томми Фурлонга, Архидьякон-портной, Последнее прошлое почты, Волкоголовый не скажет тебе о платье Нэнси,
   72 Лаз в укрытие, Захват зарплаты, Рыба Энди МакНиш в комнате Энни, Шило снаружи, Дергающиеся шары-баловники, Лучший бестер с Ломбард-стрит, Блистательная Порта, Отлучение от церкви короля Бургундии и Выстрел в вас, сэр всех Рутледжей, Сниженная цена Офелии, И под номером Один Один Один, Что он сделал с Замком Костелло, Спит с перьями и вязанками, Известно, кто продал Горация Болтуна,приложение 'Сыновья Фингала, склонившиеся при его падении', Хочет жену и сорок человек, Позволим ему найти зазнобу, Епифания дымохода, Танец 'Вот идет ласка', Банкротство мелкого торговца, Он - молокоимедбоберобрукер, Он был виноделом, Сурепица сеятеля, Армянская расправа, Больная рыба кверху брюхом, Адамит - 'Человек лишен качеств, более присущих ирландцам', Плохое настроение Гомбурга, Ква-ква, Помощник кукушки, Грязь, Скрывшийся папочка, Предстань в наилучшем свете, Худшие товары 'Вулворта', Легкоатский фаллософист, Бастард виновника-свиньи, Пост в бочке, Запой на ложе, Мистер Толстый Братан, Под охраной полицейского полиса, Речь чревовещателя, Низложенный, но анархистски уважающий свободы неагрессивного индивидуума, не реагирует на единичный пароль сверх такой пассивности, хотя это было проще простого для осуществляющего пассивное сопротивление в телефонной будке, в которой к нему могли дотянуться тиски приветов и где он мог позвонить на церковный погост 17.67, поскольку, как объяснил фундаменталист, в конце концов, шокированный в речь, трогая свои раненные чувства в лисьем будущем доминиканской миссии совциалистского горшочка, в этот момент он включился, и он думал, что служение римско-католической церкви, известное как святой розарий, должно реформировать его, Пистолет в дар. Тот более чем очень неприятный погонщик, прежде чем он дал отбой, пьяно вбив несколько гладких камушков, все одного размера, с помощью окончательных намешек над его зеленым виноградом, у калитки в поддержку его слов, что он не был виновен, но, после того как он был так съязыкосбит, проводя через свое полубессознательное рекогнисцировку серьезности того, что он должен был бы сделать, если бы он действительно избавился от своих ужасных намерений, которые в конце концов заставили его изменить оранье и опустить весь холмик гальки ручейка саней отсебятины и, немного протрезвев, шагает громко по земле дьявольски меланхоличен от портера, ужас флегмы, наводнение плоти (кошелек, кошелек, кошелекодрок, я разбрызгаю пену их всех!) этот хам из дальней страны резко вывел из себя свой язык
   и вполне освободил палеологическую сцену, рассказывая, как в рамках своей линии поведения человека, отказывающегося от выгод, он покинул Спасителя на раскольническом столе, убедив Уховерткера, или, используя немного измененную фразеологию, господ или дам Уховерткер, сэр, его феминизированное имя множества, к какао выходи на Насмешковатерлоо и думать нечего, во славу Кремля, с его старыми кроваво-созерцательными рыбобогами, божье проклятье на них, чтобы он мог поразить и разорвать его головокружительно, будь уверен, как перелом Потта у Козленочка Приплюснутого Носа, и Никто Вообще с Полифемом Всем Известным, и возвел скалы над ним, или, если не возвел, тридцать две соломки, будь это Какао Кэмпбелл, он не знал, что бы он не сделал ни для него, ни для кого-либо другого, ничего больше, не для него, после чего, Бэтелл Мартель, ломая разрушая разрывая избивая, так что ярость Мальбрука, играя на мелочь его голоса шутника, первый героический куплет тропичеси-тематической фуги, Опус 11, 32: 'Мои планы послушания в это время разрушены: они прощаются со злостью со своим большим пальцем и, его патронташ его солдат, шум капель в бассейне или в болоте, желая утечки Филадельфии утром, приступая к сгорбленному бугорку в его плавках невыполненных обещаний (И ты, Хели?) в направлениях угольных и немых учреждений в течение десяти или одиннадцати сотен лет кренится в сторону в освещенном лунным светом ущельи Пэтсеф на ручейке Бах у маленького домишки. Адью!
   И таким образом, с этим выходом Задиры Акра из Ла-Рошели, подходит время последней сцены осады вокруг нашей архицитадели, которую мы хотели бы отозвать, если бы старый Нестор Алексис подмигнул и подал нам знак, что нам стоит это делать, сообщил нам пароль, как Бар-ле-Дюк и Рюмка-на-Посошок и Берген-оп-Зом. Хотя песня, которую он встретил, жила за много домов от Мира Волопаса, о чем свидетельствовали его заключенные в камеру пирамиды из камней безмолвных тучек, которые скользят вверх по холму и вниз в лощину, и на эолитомостовой, в Хоуте или в Калоге, или даже в Анескерви, не слишком прямолинейна теория оценки эволюции человеческого общества и завета скал от всех мертвых некоторым живым. Мы называем их овечками Оливера, бродягами камня, и их необходимо собрать вокруг него, их пастуха и паладина, как облачко в кучевые облака, в тот день, когда тот же молниеносный копейщик Азава, которого увенчал лаврами Артур
   74 (Финн, Финн, вперед!), он должен пробудиться от земного сна, в шлеме, надменно увенчанном гребнем, в своей долине слёз Возвышения Смотрителя площадки (ушедшие вожди живы! герои возвращаются!), и над крепостью дун, и над долиной Волковолкогосподь (защити нас!) раздается звук его могучего горна, Роланд, дуй в горн.
   В те молочные дни его Бог должен вопросить Авраама и воззвать к нему: 'Авраам!'. И он отвечает: 'Я здесь'. Веко не пошевелится. Дьявольская душа, ты веришь, что я мертв? Тишина царила в твоих праздничных залах, о Троя смерти, когда твои зеленые леса высохли, но звуки веселья будут литься в уши ночи, когда наш патриарх Константинополя будет надевать пуловер на ботинки. Ловерпул? Вовсе нет! Его мозги ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами, его кожа неприглядно мокрая, его сердце жужжит, ручейки его крови ползут, его дыхание пфф, его конечности крайне таковы: Чистый ручей, Пэмброк, Холодные упреки и Город темного чужестранца. Гм говорит сомнение в его доже. Теперь слова весят для него больше, чем капли дождя для предместья Ратфарнэм. Которые мы все любим. Дождь. Когда мы спим. Капли. Но подождите, пока мы не уснем. Отток. Капли.
   75 Как лев в нашем зоопарке помнит ненюфары своего Нила (разве забудет лев Сириус кровавый Ореон или Пегас дружеской ноги мадемуазель из мраморной плоти, армянской плоти мадемуазель из Армантье?), возможно, до встречи в двадцать девять, почтовый штемпель, вот что в нашем почтовом ящике, осажденном грезящим им, тихо и одиноко об этих Лилит под вуалью, которые уничтожили его, ушли навек, и не знали бдительные клеветники о его пробуждении, иными словами. Чаевые, чаевые, горничная мисс Кейт! В мыльной пене супа, полка для обуви! Мы есть, мы есть! Возможно, мы должны поспешить и объявить о том, что он увидел? предвидел? поля жара страсти и сбора пшеницы, где золотое зерно, Исида? пристыженный и озаренный. Возможно, мы должны искать маленькую дверь в газету для жителей нашего славного городка, чтобы узнать, что благодаря его проницательному взгляду (не желая быть всегда, но теряя хорошее время), в его патриархальной болтовне рождение города из тесаного камня (Город из саржи! Город из саржи!) он знает о врагах, король Вильгельм на белом коне на мельнице Фингласа, молился, сидя на месте кающегося грешника (разве можешь ты не подарить мне свой яд, Товит, две груши яиц всмятку!) в течение тех трех с половиной часов муки молчания), из бездны зла, и вырастил искренним благодеянием, так он ранит словами (ангелы английские до зубов, которые назвали мягкого Нэша из Гирахаша, ушли бы как-нибудь в рыдающий мир на его крапчатом животе (раб-свинья, мурашки на коленях) для молока (музыка или замужние миссис) мог, хвала милости провидения, которое ненавидит хитрости благоразумия, развернувшиеся перед первой выдающейся династией его наследников,
   76 мрачных жителей Коннемары, но старших детей его домашних, его самых близких идей (шествие его двенадцати основных страстей), которые являются образованием, как в большинстве обласканных Провидением стран, где текут медовые реки гостеприимства и гостей принимает Гора радости, действительно криминальная группа, грабители и воры Хама, тем самым в конце концов устраняя из всех классов и масс непосредственно вторичную ликвидацию текучести рабочей силы: убийца (так!) освобождает города от террора (еще точнее!): и таким образом отметить банковский африкаанс повиновения граждан счастливого града.
   Ну ладно. Оставим теории и вернемся в настоящее. Теперь слушай. Еще раз ладно. Гроб из тикового дерева, филенка со стекольной фабрики Пью, ногами на восток, доставить позже, и с сожалением быстро, почти достигнув цели тела, существенно повлияв на причину. А это, дорогуша, тингмот. Любое количество консервативных государственных органов, определенное количество избранных и других комитетов, наделенных властью добавлять новых членов, прежде чем голосовать самостоятельно, город, порт и гарнизон, посредством правильной и надлежащей резолюции, за которой следует судебное постановление конституции, раз и навсегда вне сюжетного существования, как было сказано выше, так что команда вашей компании могла бы поторопиться надеть свой новый костюм, заставить его, пока его тело существовало, их подарок временной могилы в Моелте лучшего узора озера Лох-Ней,пользовавшийся таким же большим успехом среди островоненавистников, как нынче остров Мэн среди водофобов. Подожди-выпей минутку! Там было очень много рыбы, целый котел, после того как глава банды охотников взял на себя то, что ему по силам, обогатив старой древесиной и дорогими голландскими впадинами, среди которых возвышалась старая возвышенность и бежал форелеручей, суета сует ее зарослей ивняка и болтливая старая ива с какой-нибудь Волей или Уолтоном, который пожирал бы ее под углом влюбленными глазами подобно Исааку, щекотавшему свою удочку и наблюдавшему за водами, ее глупыми водами, теперь бурыми и покрывшимися рябью (пусть их позолоченный килт развевается над его усыпляющей формой!). Ктодлявас лежит последним во гневе Божьем, как бывший первый проклятый гунн на ложе проклятого Дуная.
   Очень хорошо. Эти долженствовавшиебыть подземные небеса, или кротовий рай, который, вероятно, также был инверсией фаллофаросамаяка, предназначался для повышения урожая пшеницы и вдохновения туристического бизнеса (его архитектор месье Перлашез ослеп, поскольку должен был превратиться в камень, в то время как
   77 подрядчики господа Т. А. Биркетт и Л. О. Туохоллс стали неуязвимо почтенными) впервые на Западе, наш главный подрядчик, Кассивелаун, в открытую проклят и взорван водной миной системы 'Самайн и Белтайн', она взорвалась из заново изобретенного блок-поста для бомбардировок T.N.T., ура, одиннадцать и тридцать ошметков крыльев (приблизительно) по правому борту благодаря его воздушной торпеде, Автон Динамитон вступил в контакт с ожидаемым минным заграждением тоннами жестянок усовершенствованного аммиака, привязанный к ее укрытой пластинами верхней палубе, и был растоплен на трищенкабеля, скользя и уменьшаясь из рубки до коробки с плавкими предохранителями наземной батареи, все они разнятся, как часы и ключи, поскольку ни у кого не оказалось того же времени бороды, некоторые говорили о своих Войночасах, что сейчас полдевятого, они больше заняты байли Райаном, это была пятая трубка датчанина. После листья начали опадать с него, его бугристая кора была полностью сухой, и, постепенно, он приблизился к ней (лесоруб, избавься от этого дерева!), тщательно очертив армированный бетон результата гнилостойкими кирпичами и цементным раствором, лицом к лицу у крепостного рва, и скрылся за семивластием своих башенок, Бошан, дополнительная охрана, вол и лев, белизна, гардероб окровавленный, такие воодушевляющие (подъем стопы, пожалуйста, словно у него есть шляпа) дополнительные полезные народные консулы, сделки которых нравились дамам в съемных комнатах, дослушайте до конца, блудницы, включая Союз скотоводов, Гильдию купцов продуктов широкого потребления и, от года основания города до нынешнего его с траурной помпой, сверх того, каменная плита с обычным адресом прощания с МакПелахом, пример неверной трактовки приятнейших слов: 'Ты просветил и исцелил нас, герр Гервыпит, перестань, пошел вон!'.
   Но дома и на борту кораблей! Покажи саркофаги, саваны, дешевое пиво, погребальные урны, громколежащую бледность, табакерки, бутылки с ирландским самогоном, вазы для слез, шляпные коробки для тестикул, флаконы духов 'Вода рейха', рвотное средство, сопляки-мешки с солью для аппетита, включая ваше здоровье копченую колбасу и мясников со свиной ногой на вилке, да и уж если на то пошло, также бродяги, любое погребение, безделушки для украшения его стеклянного мавзолея, на поезде с условиями естественно следует, обычным порядком, делая возможным меняющее поведение кругосветной прогулки, идут ли они ему,
   78 оставить в безопасности дома предстарческие дни своей жизни изобилия прежде немощи старых времен, заем минувшей весны последней кротости, до грязной сцены начинщика, рубить с плеча в тяжелые времена (сон на тысячи веков!), спокойные воды Леты между взрывом и повторным взрывом (Разрази меня гром! Сотня молний!) от большой головы до огромной ноги, набальзамированный, старый, богатый в ожидаемой смерти.
   Но в ожидании времени Зевса восстань все равно. Взлети отсюда голубой молнией, зная стержни червей уникальных особенностей места проживания, погребенный, чтобы спрятаться в геенне, размножаться в подземном мире, пласт за пластом, шеол за шеолом, и посетите снова наше Созвездие сливок общества полезных, божественное, скопидом прячет свое плутобогатство, чтобы прокормить потомков, горшки, сковородки, кочергу и каламбуры дома и за границей, путь шпор, железная дорога.
   Другая весна наступает на лоне Авраамовом, может прийти совсем случайно, Отче наш (широкий хлеб в конце убедил его принять семикратное погребение, подобно Шиану в Финнтауне), не было трех монад в его водной могиле (какие вигиланты и конные шествия были тогда, и тосты сладким вином и картошкой!), когда гниение распространилось, как всегда, начало ползти, ползти, ползти, мальчики выгорают.
   Обманщик подал сигнал, и благословляющая бумага освободила поток. Почему куропатки-патриции напугали его брюзжанием? Потому что виноград мускатировал в дверь. Из лагерей Кельтиберии (допуская начало во имя аргумента о том, что люди находятся по обе стороны - в Новой Южной Ирландии и в Ульстере, Блааланд-Африка и лица пуль, во время ферментации С Поупом или На Поупе, были более-менее разрешенные идеи), все условия, бедные причины и богатый гумус, все, конечно, в ничтожном состоянии защиты, поскольку Бог всегда был мудр, как сова, со своей стороны, их тащили в танец блэк-боттом Беллоны, вальс Вулвайта (фу, какое преступление, проклятые поцелуи и онемение от них!), некоторые хотят надлежащее питание в молодости, другие уже затянуты в почетный акт нарезания ломтиками карьер во имя семьи и союза резчиков по дереву; и, если достаточно изнурить плоть, задушенной личности можно предложить, неважно, у кого он отнял время в деревне,
   79 ровный план, вовлеченный во тьму, низкие цирковые шутки, нет, даже первый старый шутник сам во плоти, виг из вигов алый, ложно увиденный как наемный убийца, как если бы он являлся таковым, на холме, поскольку там он ходил по кругу свободно среди своих противоположностей с чувством, что в состоянии сна мастер Евака, который прежде этой наполовину отделенной жизни был известен благодаря мнимым дням, сказал повар, между супами и приправами, выйти за пределы его собственной длины радужной форели и молодого лосося в пшеничной муке, поскольку мужчина не родится от женщины, не может, как чомга, поглотить жадно свои трижды по двадцать воблы дня жизни, ай, а как много мелкой рыбы в минуте (большая смесь, да задушит его Виселица!) было, словно путь лосося на нерест все это время тайно в итоге и при плохой игре кормился собственным неправильно помещенным жиром.
   Леди не презирали эти языческие закованные в кандалы времена первого города (названного в честь отвратительнейшего форта Дейн), когда ветвь была другом, которого нужно было нести, как уховертки поступают со своими мертвыми, скатывая почву в шарики, где в глубине мы будем тихо клониться к закату, наше наследство неизвестно. Венеры хихикали, искусительницы, вулканы грубо хохотали извержениями, и весь мир жен менялся подобно пинцету. Факт: любая человеческая дочь, которую ты любил или полюбишь, привезет своего голого божка, или даже пару, (бог солнца Луг! Черный Луг!) и будет изящно молиться ему (или даже им), где ей будет по вкусу, долго выпрашивая счастье, тапетка и ласковые шлепки, самые ласковые из всех. (Удар!) Она согласна покориться и она победит, но бог ее знает, где она выйдет замуж! Увитая зеленью беседка, комната со створками, фургон, канава? Карета, вагон, тележка, навозница?
   Кейт Стронг, вдова (Ударудар!) - она тянет для нас узкую картину в пейзаже диорамы, раскаленную и зрительно очень вдовью, старого Дублина, который она вынюхивает, похожего на родной дом коттеджа из гранитного порфира с пометом цыплят, воняющей рыбой, телятами и кошечками-собачками, гнилыми ведьмиными виляниями, гниющим мусором и камнями, если не с чем похуже, распространяя лососеобразные микробы с ликованием осколками оконного стекла - Сильная Вдова, в то время как ее слабая половина первая отвернулась к стене (Ударудар!), собирая мусор гульденов доброго короля Гамлета, подметая тощей метлой, но редко, и в ее пустой ведомости сказано, что
   80 нет щебеночных тротуаров в эти ночи старых некрополей, кроме ступеней, Дорога гигантов, у которой растет вероника, клевер белый и щавель, бог весть какая роща, брошенная, протоптанная, где был атакован истец, он остался, как мусорщики, которые будут мусорщиками по велению долга, ее грязная куча хлама у серпантина в арке Феникс-парка (в ее времена это называлось 'прощальный сувенир', а позже - помогло очиститься глухой крещеной Пэт Пердж), это опасное кружение в Лесу мясника, где пиротехник О'Флайбертах нанял сборщика орехов из твердыни диких уток вместо дикого борова Арчера Старка, который всюду оставляет отпечатки окаменелостей, закладки, отпечатки пальцев, вмятины от локтей, шерстяные чаши и т.д., где все успешно чертили чаши седалищ, и т.д., всех успешно выследили на основании самого захватывающего описания. Что за утонченное время-место пустоши, волчье чрево кастрационного лагеря спрячет книгу огненных рук Тарсмена или любовное письмо, похотливо ее, это будет влечение к Ма, большее, чем после окончания перебранки, когда начались гонки: и четыре руки предусмотрительности кладут первого младенца примирения в его последнюю колыбель дома, милого дома. Перестаньте! Больше не надо! Отдайте урожай ради блага ребенка! О люди!
   Слышно, как Всевышний обращается к христианам конгрегации пропаганды, и его венчальные орлы острят свои хищные клювы: и каждый смертный из нас, яблоко по яблоку, падает обратно в этот мясной деликатес: хотя и так будь что будет, сказал он! Словно Агни возжег золотое пламя, и Митра делал наставления, и Шива поразил как майямудру воды забвения нашей первобытной памяти снятия с курса, извивающийся послушник, некий вспыльчивый плотник-первосвященник, жрец, страж ветра, зажигающего огонь, который накрывает лес Юпитера, по его бранному слову. Посейдон Изменчивый! Оставь этот кровавый камень, как он есть! Что ты делаешь, грязная расптутница, и его большой лес стоит на твоем пути? Выскользни из бока священников! А ты верни эту бочку туда, где ты ее взял, и иди путем, которым шли твои старики, по Дороге зарытого топора войны! И моряк! Как они изливали свои чувства потоком, стоит пенни, целая школа скорочтения, их шарфы развевались за их спиной, маленькие пирлипетки! Исси-ле-Шапель! Можно каких-нибудь луканов?
   Да, живучесть соседей если уж невидима, то невидима. И мы не вторгаемся в его хлеба. Посмотрите на этот сюжет! Фламиниева дорога! Если бы это была прогулка Ганнибала, это был бы Геркулесов труд. И сотни тысяч порабощенных трудились над строительством этой дороги. Перед нами мавзолей (О Адгигаста, отец многих!), здесь верстовые столбы, дрожащие в сотне тысяч приглашений, спотыкась в шелке чулок от Брахмы и Антона Гермеса! Во веки веков, аминь. Но прошлое подарило нам в настоящем эту четырехколесную карету. Так что большая дорога Богермор, О'Коннелл! Спрятавшись от дождя, ты прячешься от носорога. И если он не Ромео, ты можешь запечь в раковине свою шляпу. Чудесное оружие в храме Святого Фиакра! Стой!
   Было тяжело в долине ровной, в этой безлюдной холодовой точке Бьюкена, каменной, получившей новую поверхность, которая есть и сейчас, которую продал Латрелл, если купил Лотрелл, в седле Походной тропы (теперь поместье Мальпа?), версты и версты от настоящей цивилизации, не там, где его сны увенчивали его привалы (Бэн Эдар, Бэн Эдар!), но прилив ограничивал низину дикой местности, соленый луг паводка, тогда агрессор, Кропоткин, хотя ниже среднего и между цветами, с действительно врожденным куражом, вступил в бой с Соперником, у которого было больше в глазу, чем меньше в ногах, но которого, ради грабежа, он ошибочно принял в сильном дожде за Огленторпа или какого-то другого парня, по все видимости, за Парра, которому яйцо без головы и без цыпленка принесло некое сходство с Микеланджело, используя языки святотатства для получения эффекта, которые стимулировали бы их полусферы для их истребления, но она канонизировал бы жизнь b - y b - r вне его и потратить его с покаянием столь же разумно, как b - r сказал своим ночным священникам b - y, три 'Отче наш' и куплет 'Аве Мария' (благословенна ты между женами и благословен плод чрева твоего) в то же время, так что, чтобы хорошо заткнуть пробку, позволь выйти из него стенающим духам, хватая продолговатый брусок, который у него был и которым он обычно ломал мебель, и этот брусок он воздел на него. Поединок предварительно повторился. Пара (был ли это Наполеон, вызвавший Веллингтона, или русские, пытающиеся провести рекогнисцировку генерала Бакли, человек не может ответить), сражались некоторое время (колыбель качалась в сторону одного, а затем - в противоположную сторону по закону захвата и повторного захвата),
   82 по правилам, допускающим любые приемы, вокруг книжного сейфа, сражались, как Пурпурная верхушка и Типперари (Священная служба Божественного тщания!), и во время их схватки звонарь, открывший свою суму, сказал горняку, несшему гусеницу (удобный термин для портативной винокурни, состоящей из трех бочек, двух кувшинов и нескольких бутылок, хотя мы намеренно ничего не говорим о деньгах, обе стороны заинтересованы в спиртных напитках): 'Отпусти меня, Самогон! Я вряд ли был с тобой знаком! Позже, после паузы солнцестояния для восстановления плоти, тот же человек (или другой, моложе, чем он, тот же актер-любитель) спросил на червеобразном просторечии с отвратительным тостом 'чин-чин': 'Было шесть суверенов 'виктория', пятнадцать голубей забрали у тебя, скажи мне, солод, получит ли вор-щипач от четырех до десяти месяцев сзадивстороне?'. Были дальнейшие попытки сотрудничества и суровые попытки превратить лучшую часть часа и теперь деревянное дело в форме револьвера 'вебли' (мы сразу узнали своего старого друга Неда, известного нам по множеству раздраженных писем) выпал из рук незваного гостя, который впился, как кот в мышь, в ту трубку органа Собора Христа Спасителя (дразнил ли их образ задумчивой Девушки-Облака, озаряя их юным очарованием, с лентами в косичке), после чего к нему вернулось дружелюбие и он попросил, чтобы его рубашку не рвали на куски, он знал, что его разыскивают, шутил и стучал короткой деревянной палкой, лежавшей сбоку, как его друг по обмену, вцепившийся в изобретение своего денежного ящика, с упорством укрепляя их общие территориальные права, так уж вышло, что у него в тот момент было много мелочи со сдачи от десяти фунтов, он так запутал фортуну, он заплатил бы ему еще шесть 'викторий' сверх того, понимаешь, сверх того, что взяли у мужчины с образцами в прошлом июне или июле, ты идешь за мной, Кэп? Этому другому, парню с буле, хранившему молчание и избивавшему того (поскольку его нерешительность достигла невероятных размеров), достаточно весело ответил: 'Ура, ты очень удивился бы, Хилл, если бы узнал, что, так уж вышло, у меня нет уборной как утраченного шанса шумного трескотуна, который где-то возле меня в настоящий мохо-момент, но я верю, что увижу свой путь, как ты предполагаешь, это будет Йоль или Юденфест, поскольку это безумцы для тебя, сын,
   83 когда шляпник мчится, как заяц, мужчина, ко мне, чтобы предложить тебе что-то наподобие четырех и семи пенсов между танцами и заманиванием в ловушку, которую ты, парнишка, должен был купить в фирме 'Джеймсон и сыновья'. Воцарилось минутное молчание, прежде чем огонь памяти загорелся снова. Сердце живо! С первым ветром причесанных париков уши навострились, голодающий человек с ружьем, ничего себе, стал удивительно спокойным и решительным, поклявшись ларсом Порсеной, что терновый куст шеола может разветвиться до рая рассеянного света, но он стал бы хорош до восхода солнца, поверьте, для обивания старого Флинта (в словаре Ницше, предоставляющем априорные корни апостериорных языков, это ночной не-язык в любом смысле мира, можно честно пойти и взять большую плетеную корзину своих языков, которые не могут подтвердить, исчезли ли военные трофеи из некоторых жизней, раньше это было нечто вроде кувшина для того, что можно приготовить) и необходимо отметить вяло, вроде бы с большим удовольствием, чем язык мог бы сказать при начале жизни и предвкусить в жемчужной раковине Дан-Бенк, и шампанское для запивания, которое он запасал бы для себя в таверне 'Красная корова' в Таллат-Хилл, а потом в таверне 'Хорошая женщина' в Рингсенде, а затем в 'Конвей-Инн' в Блекроке, и, да падут они первыми, хула на их головы, где аппетит был бы наиболее острым, за похоронную плату благотворительной ярмарки, 'Адам и Ева' на Кук-Стрит милостью задорной королевы Тайлитиу, вот ее воля и завет: 'Ты, ошеломляющий маленький саутдаун! Я узнала бы тебя где угодно, Дилейни, позволь мне честно тебе об этом сказать в рамках или вне рамок лексикона жизни, кто же, черт возьми, еще, пусть разойдется белая заплата на твоей кости! В голбол я забила при дневном свете мертвой ночи ночей, ей-богу! Ничего себе, у тебя первостатейная немецкая настойчивость, бродяга! Он хлопнул кулаком (спрашивая); он допил остаток (пардон); он обчистил его карман (кончик - это кран); и он попрощался со своим другом. И, с французской курицей портфолио спешек и досугов, собираясь продолжить это, необычная смесь заменила поцелуй мира объятиями или поцелуем мира, который привычен для единокровных братьев, аллилуйя, киллелуйя, алленлуйя, и, подтвердив перед богом дня свои бреши, которые унизитель в маленьком Шмалькальдене угощал коньяком, поворачивая свои фески пролива Менай
  84 в направлении мух, сначала он избавился от нескольких мельников и хорошеев, и незаметно ускользнул с бурной турбулентностью над мостом ослиной спины, плюясь сквозь зубы на корни, семь и четыре налога на землю викингам и их гуморальные клюшки или другое сомнительное оружие леса жизни, но так всегда напоминает о корме саней, приподнятой для регулирующей встречи с конкурирующими биржами где-либо между Пириджем и Литлгорном, пока этот бедняга Дилейни, которого они оставили перед щитом союзников и который хоть и надулся, принес чудесно невероятный целый набор синяков размером со сливу, плюс, что поделать, ушибленный копчик, синяки по всему телу, отчитался о появлении наилучшим возможным образом, ошарашив целую лабораторию, отдав ненавистнику полицейских военную честь, как и его превосходительству О'Даффи, в простительной надежде, что в благородноримском обзоре чрезвычайных удовлетворительных результатов их переговоров и джентльменского соглашения ваших производных лосьон для компресса из головок мака мог бы быть великодушно продемонстрирован сторонам в ближайшей караульной будке на Викар-Лейн, белая поверхность его лица вся покрыта диагоналями красных крестов несмертельной крови млекопитающих как решительным доказательством серьезности его характера и того, что он истекал кровью, защищая себя (остановите кровь!) из ноздрей, губ, ушных раковин и нёба, в то время как волосы некоторых его обидчиков были вырваны из головы его молодого щеголя Кольтом, хотя иначе его всеобъемлющее здоровье оказалось бы худо-бедно прозябающим, поскольку оказалось наиболее удачным, что ни одна из двухсот шести костей и ни один из пятисот одного мускула на его проспекте не предназначался для того, чтобы быть укушенным ею. Ею кем?
   Теперь, оставив звенящую золу, руки и мускулы, и медь, изъятую у земнорожденных, и горный хрусталь, который разобьется в слюду, но будет извиваться червем шаг за шагом ради нашего спасения обратно в маточный раствор так много миль от берега и дублинского камня (олимпиада даже до тех пор, пока одиннадцатая династия не достигнет того тысячелетнего Олафа), и к вопросу о костях, незаконно полученных, проколотых каминной решеткой и показной каминной решеткой, они появляются в точке излома политических отклонений и городских преследований нашего отца, Дэна Донелли (пусть его корабль остается изобильным, застряв на днебутлереки, и вся его команда исчезла в бочке морей!), который только что, сэр, попал в ловушку одного из будущих висельников, так близко, что уже все равно, мэм, если вышибут сразу, когда тыктокудаидешьнет, задающий слишком много вопросов, с Петром-художником, хотели загнать его в нору, они действовали слаженно, применяя первую из первостепенных и неотъемлемых свобод мирного субъекта, перемещаясь (будьте британцами, парни, до глубины желудка, глотайте наживку и шанс!) по одной из наших незапретных троп кладбищенских магистралей, открытых для двуколок и велосипедов, для прогулок, дорога Веллингтон-Парк с бордюром квакерского квакерностер под его ульстерской подмышкой и альпенштоком в красной руке, выдающей преступление, очень похвальное упражнение, или, второй пункт нашего законодательного акта для плебса, на грани (остерегайся препятствовать человеку в осуществлении его воли!) занятия общественного места, то бишь, прямо у моста Батт, самого восточного (но всё исчезает на западе!) из мостов черного бассейна, в качестве гражданского протеста и всё такое, без намерения докучать, получив благодарность за лишенную гнева кольчатую горлицу и пораженного ужасом удава боа констриктор, и за всех в высшей степени определенно довольных, каковым был он, переживая непогоду других.
  Но вернемся в Атлантическому океану и Финиции Надлежащей. Словно этого и не было достаточно для кого-либо, но небольшой прогресс был достигнут, если был, в раскрытии парадоксального преступления-головоломки, которое не должно было быть совершено, когда дитя Мэм, Фести Кинг, из семьи, в течение долгого и славного времени ассоциировавшейся с отраслью дегтя и перьев, сообщившее адрес в старом саксонском монастыре в Мейо в сердце района, знаменитого ирландским виски, затем притащили в Олд-Бейли в мартовские календы в соответствии с несообразно составленным вердиктом по обеим статьям обвинительного акта (со всех равноденных точек зрения уловка одного парня следует из действий другого), иными словами, вяхири вылетают из его комбинезона и рисуют полосы в центре расположения его войск на поле. Ой! Ой! Когда заключенный, пропитанный метиловым спиртом, появился на сухом доке, явно светящийся от амброзии, как карикатура на Рубчатый Вельвет, на нем, кроме пятен, дыр и заплат, его ночная рубашка, подтяжки цвета соломы и полицейские брюки-штопор, всё неожиданно (поскольку он умышленно порвал все свои уэльские одежки в тюрьме Мамертин), давая для своей казни показания
   86 со всеми скудными цветами Королевского словаря ирландского языка, как целый судебный процесс трапеции 'Питер-Джек-Мартин' и все сульфаты купороса вышли из него необъяснимо, словно кристаллизация квасцов Адама в Эдеме, пока он пытался высечь огонь для себя (фактически с него падали капли, поскольку он нашел, раздеваясь, горшочек солода, так как боялся холодного дождя), адвокат короны (П. С. Роборт) попытался доказать, что Кинг, он же Лом, некогда известный, как Молочный Мелеки, воплощающий мальчика-верхолаза, стер деготь элювиальных торфяных мхов со своего лица, щек и губ, чистым торфом как лучшим средством маскировки, и поехал на ярмарку йоркширской породы свиней в Мадфорде в Башнечетверг, праздник Полицейского и Шеста, под злокозненно присвоенными именами Братьсяпраздника и Свиноворка, которые они с Антонием вычитали в телефонной книге, вероятно, с племенной свиньей (нелицензированной) и гиацинтом. Они плыли по морю долины Ир девять и девяносто девять лет и ни разу не отчаялись и не прекращали крутить гребное колесо, пока не высадили на берег двоих пустячных себя, а также верблюда и осла, седобородого старца и младенца, священника и нищего, матрону и веселую девицу, в центре бури грязи. Собрание, созванное Ирландской пасторальной организацией сельского хозяйства, чтобы помочь ирландскому навозу найти своего брата-датчанина перед лицом тысячи услужливых благодарностей Ларри в замешательстве, множество христианских и еврейских тотемов, несмотря на потоп, были очевидно рассыпаны, когда в кровавом Беллибрикене он не мог извлечь выгоду, после того как важная шишка профессионального бокса съела дверной проем, который бродяга позднее продал джентльмену-налогоплательщику, потому что она, то есть, сестра Фрэнси, съела целую стену его (животного) свинарника на Борьба-Стрит, вот Троя, чтобы выплатить, свистом или лизанием, шесть дублонов пятнадцать недоимок его ренты злодея, а не громыхателя.
   Замечательные доказательства были предоставлены вскоре свидетелем глаза, уха, носа и горла, которым, как подозревали прихожане уэслианской церкви, был священник в штатском В. П., проживающий в Нольноль, Медицинская площадь, которого, после того, как он выбросил свой рис и обод цвета зеленого горошка, мрачно предупредили, чтобы он не зевал при поджаривании,
   87 а он улыбнулся (он выпил бокал вина, прощаясь с миссис Молроу на рассвете), и заявил своему поверенному под усами моржа (да хранит его Господь!), что он спал с честными намерениями и что он был бы там, чтобы запомнить пятое ноября, ненавистное скандальное О, которое, вместе с юбилеем Юноны и датами старых тревог, приходилось, на радость Шаману, на декабрь в эфемеридах профанной истории, наедине с Турнеем, Всеещесражеем и Тимхейром, что дикокабанно поразило бы человека, чьи эмпирические способности подвергались таким суровым испытаниям, как у Сэма, у него и у Моффета, кто с доблестью дружен, тем довод не нужен, но поразительно, что он превратился в камень, чтобы видеть, слышать, ощущать вкус и осязать в свое время ночи, как Гиацинт О'Доннелл, описал в календаре смесителя и художника слова, с частичкой 'если хочешь мира' (Гаэльтахт для навозных вил) на зеленой ярмарке в час круглосуточных поисков (кладбищенское Балликэссиди!), чтобы прятать людей в мешок, бить, колоть и резать одноруких еще двоих старых королей, Гуса МакГейла и Ревущего О'Брайана-Младшего, оба они подменыши, без определенного места жительства, без адреса и с ними нельзя связаться, между ним и кем, с поры грохота перед Ставкой Льюэса, существовала вражда на почве того, что фермер вторгся на быке или потому что он впервые сделал пробор в своих волосах полярного медведя в две стороны, или потому что их страшно облисили и обвиноградили над подавальщицей в новелле, или потому что они не могли сказать 'сельдь' (немые и глупые), 'червь'. Стороны процесса, он сказал, местные члены конгрегации и сильные мира сего, герольдмейстеры и жители Далки, короли грязи и тори, даже король-бог Киллорглина: всех их подзадоривали сторонники в виде лучших женщин с волосами тетивой и карфагенским румянцем, развевающимися пунцовыми нижними юбками и визгом с вершины башни Изода. Крики раздавались с кряжа в суде и из макдублинов узкой дороги: 'Помните о береге со стороны Преодолейвсё, Ирландец, сэр!' Продус О'Доннелл. А! Покажите его мощи! Фу! Больше используйте язык! Меньше используйте губы! Но в Суде темных декораций мертвецов выяснилось благодаря тщательному перекрестному допросу загрубелых свидетелей, что, где и когда та ночь ночей и нож ножей разделили на три части из засады, их положили (грубо разбрызгивали приблизительно полчаса между сумерками и рассветом,
  88 по Среднеевропейскому времени Вотерхаус, возле 'Остановись и подумай', предместья высокого ранга и только мусорная яблоня на все старой земле), не так много света дарила вдовая луна, как могло тускнеть у деткого алтаря. Смешивателя, соответственно, грубо втянули в разговор, и лучший базел сверх того, относительно вопроса, является ли он одним из тех счастливых петушков, для которых существует слышимый-видимый-постигаемый-съедобный мир. Он был когнитивно, конативно и задумчиво уверен в этом, потому что жил, любил, дышал и спал морфо-мело-софо-плоть, как он делал наиболее значительным образом, когда бы он ни думал, что слышит, видит, чувствует, он стригстригстриг колокольчик.Был ли он практически уверен также в своих ушах и свиных кличках в этом бизнесе королей и блюзменов? Что у него были вши. Определенно? Как могли бы быть у бродяги. Лежи! Будь одинок, как буду я. Это был Педикулез О'Кто-то? Абсолютно точно. Сын Среды? Сатир по средам. И как зеленоглазый мистер-монстр прибыл в Б. А.? Это было похоже на его опрос. Ворчливый зверолов с темными любопытными глазами, ужасноцветочные поля, нос в чужом гнезде и предательски дрожащие губы? Он был бы. Кто мог бы заставить тебя есть из тарелки за столом? Слева направо. Некоторые скучны и очень утомляют? Да, действительно. И с заплетающимися ногами, получивший новое имя при крещении Гельмингем Прикроватный Руттер Эгберт Кромвель Один Максимус Эсме Саксон Еса Верцингаторикс Рупрехт Едвалла Бентли Осмунд Дизарт Игдрасильман? Святой Эйфель, истинный феникс! Был ли Чадли Магналл между молотом и наковальней? Два детошпиона обращались к нему как к де Вологу, но он арендовал скалу в трех нехороших лесах Ванкувера, склонившихся слегка, ты уверен? Будьте уверены, царство грядет! Одна из штуковин волопасов, какова? Освежили ли его фонтаны денежных щедрот, разверзающиеся здесь - это - боль - в стране эля в булькающей бочке Лонга? Потеря лорда Эдварда и отсутствие сэра Филлипа, сержанта Шеридана, могло бы выпить больше булькающих пузырьков из пяти лампад в приходе Портеренда. Вергилий и Дева Мария? А кто не стал бы, плавая всю жизнь в Черном бассейне? Но, конечно, он тоже мог бы называть себя Тэм, если бы у него было на это время? Будьте уверены, он мог бы в любое время. Когда он доволен? Победа и место.
  89 Истопник, искушаемый подслушиванием, против водителя, который тоже был свидетелем? Священный аватар, как, черт возьми, они догадались! Два снодромио в одном дромио? Ошибка да и нет. И двое похожи, как дуэль чечевиц? Вот именно. Так что его выбросили на обозрение толпы, не так ли? О боги, это правда. Принц принципиально не должен показывать свое лицо? Маккиавелли! Русский товарищ? скорее норвежец, он сказал бы. Не лишенный дурмана, честный свидетель? Пьяный, как епископ. Спросил, не возражает ли она, что он закурит? Только если он не вспыхнет от флегмы. Не было ли это восклицание в адрес Лорны Поперек, что? Это был проспект в движении грубый снова. Благосклонная мисс, мы уверены, была чувствительна к тому, как изменились желтый заяц и лиса? Она всегда была такой, О'Дауд мне в печень! А как насчет его религии, если она у него есть? Это была религия сорта 'увидимся в воскресенье'. Что именно он подразумевал под чистокровным вором-геем? Ей-богу, просто джентльмен, который платит свою ренту. А что, если пожиратель ворот из среднего класса был обычным зверем? Ночная почта столь же полезна, сколь тошнота - подстриженному. Что, если бы он рагнарлодброко узнал бы их военный суд? Тот день дней был у него. Подлипово, Корк или похлебка, очаруй меня гостеприимством без ворот стиля? Едва ли капля. Право пользования пастбищем (миссис Хозяйка Мартинетта) истекло вместе с окончанием жизни дедушки, если они не ошиблись? Что он точно не мог сказать достопочтенным, но его мать-в-бахилах получила компенсацию цены гроба, и он был там, чтобы сказать им, что она сама была велосипедом, который мог бы сказать им 'портрет вига чуть меньше поясного'. Язык бессвязного попрошайничества в раздумьях щек? Отец дает матери указания относительно произношения. Распределительные окончания? И мы рекомендуем. Почему козел? Нет ответа. Откуда ты спешишь....? Нет, о. Не поражен ли ты возрастом вулкана? Сэр, я поражен. И сколько ему лет? Он был интендантом-слушателем по изучению пулу. Это означало две смены рубашек, Огма Солнцеликий или верхний Финн, трехглавая лестница? Та голова в ляжках под кустом на солнечном лице раздразнила бы змею для мельничного жернова болоте. Цвет рукоптицы укрепляет национальный форт, возможно? Конечно, а также удобные фасоны Гломска. Тогда слащавые ясоны в подробном объяснении? По приказу понтифика столь же правдиво, сколь итальянцы в атаке. Как крупица славы китайского идола? Верно и справедливо. Но зачем этот носовой платок и
   90 откуда этот второй тон, Сунь Ятсен? У него был коровий трос в штанах, содрать кожу с лица. Эта Одинокая Солнечная Сестра, сгладив разницу в неповиновении, взяла закон у Освободителя? Что переместило Тома, Дика и Гарии, не особо влюбленных в игру. И, меняя место рассмотрения дела, с головы короля на руки республиканцев, относительно сварливости, подтверждаемой флагом, опущенным до публикации количества участников гонок во время нападения дедушки-времени сбоку и картошки дождливого сорта 'регент' в общественном парке, с грязными звездами и гнилым подтруниванием, как они обращались нему тогда? Это была ночь разрушительного пожара для всех Бетти Галлахер. Мечи Микмайкла визжат ужасно в небесах, и длинные вилки для тостов Неканиколаса вонзают зубцы в шарики тунца. Да будет бой? И он был. На мечах. На стороне ангелов, вы сказали? Гиннесс Прорва, он сказал, между тем, что они сказали, и пусси-кисками. В центре двора тогда? Что они не должны это трогать. Верная пара была просто двумя разочарованными женщинами-поверенными по делам работы несчастного класса в форте на горе Сатурна? Дело именно в этом, да! И потом Верблюдус сказал Близнецевсу: 'Я должен тебя знать? Отлично'. И Близнецевс сказал Верблюдусу: 'Да, твой брат? Абсолютно'. А если всё дело было в этом, высокоуважаемый сэр? В этом и в другом. Что, если он не ссылался на женщину на основании целого? Что, если он не ссылался на целое на стене? Это был он, когда не ссылался на женщину на основании целого. Коротко говоря, как такое всеохватывающее начало в конце концов ударит по нему теперь? Словно щелчок, разрушивший банк на мельнице Монте-Карло. Согласился ли он на то, что они подразумевали? Столь окаянный, как он предполагал.Тор Торис, лес Томар? Картавый подлец в Роебуке косуль. Супертопический? И недочеловеческий. Если это была, скажем на японском, ох, плохая болезнь? Оо! Ах! Глаза и уши Королевоноса О'Горлокелли, повторяющиеся каждые три дня, мы ошибаемся? Шокирующе! Действительно проткнули нашу реальность, которую он мог, которую он не мог никогда, которую он не мог никогда той ночью? Действительно правда. Бладиужаснаяшлюхасмакленбургстритшюхапроституткамолнияскученныешлюхипутаны, да? Вы правы. Шлюха в Ирландии, дерьмо и лук! Но новый аспект вопроса был внесен озадаченной неосуждающей судейской скамье на которой вероломные судьи боролись против уголовного права), старший король всего,
   91 Пьяница Фести, как только внешний слой штукатурогумуса был удален по просьбе нескольких живых членов жюри, объявленных в громком выплеске поэзии, через своего бретонского переводчика под присягой, с наилучшими пожеланиями на Рождество, принимая во внимание мощи костей исторического книгопарня, съеденного Клеопатриком (свинья), принцессой огороженных свиней, выше Бога и всех почестей Четырех судов и королевской палаты общин, что, в чем он поклялся бы Тирни Далделгану или любому другому Тирни, если бы жил и тургезии-чайки следовали за ним, чтобы удостовериться, что кражи не было, и что, несмотря на это, она хранилась в тех дерзких глазах больших ушах носоузкогорле, он не выстрелил в камень до того или после того, как родился, вниз и вверх до сих пор. И, упомянув случайно, что они могли говорить о Макарти или могли идти в Бааластарт, или могли вступить в лейбористскую партию и войти в Портерфойд, эта махина говорила надменно и всё подтверждала кивком головы с вывертом на северо-восток, торжественно заявляя его читателям по губам с толькочтоочищенным бесстыдством, поперек надежды лунного света, в той же категории, о которой он мог бы рассказывать, скамья присяг, Господу Иисусу и джентльмену в жюри, и четверым Мастерам, ткущим полотно историй все эти годы для того единственного невероятного о том, почему он покинул Дублин, что, пекарь амриты нянчится обреченно, поскольку ирландец был столь же хорош, как любой житель континента, если он должен был служить в приходе с помощью рыночного стейка до засыпания корзины, он не должен был никогда просить увидеть вид или свет этого мира или другого мира, или какого-нибудь мира, Тир на Ног, столь же верно, как то, что он был там в той переборочной коробке в ту минуту, или владеть оружием, или владеть (никаких благодарностей тебе!) неистощимым вассалитетом рюмочки ирландского виски с пряностями, улучшает здоровье, приумножает богатство неизвестного идола огня траектории перемещения ястребов с их героями в Вальгаллу, если когда-либо в течение всей его карьеры в министерстве финансов он поднимал или оставлял канцелярский почерк, чтобы принять или бросить знак знак смертельного посоха или камня в человека, твой агнец или Армия Спасения до или после того, как она была крещена в самый святой и благословенный час. Здесь, над полуколенопреклоненным агентом, стучащим в ворота замка, пытаясь жульнически спеть весело его лапы святости и подать знак Римской Богонебесной веры, (Хорошие, здравствуйте! - в возбуждении парень
   92 перешел на экстра-кастильский с кафедры, за которым последовала вся аудитория, преследуя его олья подрида)
Оценка: 3.82*20  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"