Под аккомпанемент этих веселых восклицаний водородное воздушное судно 'Беспокойство', гондола которого была украшена патриотическими флагами, а на борту находился экипаж в составе пяти членов знаменитого клуба воздухоплавателей 'Друзья удачи', быстро поднялось в утреннее небо и вскоре поймало южный ветер.
Когда судно достигло крейсерской высоты, очертания предметов на земле уменьшились до микроскопических размеров, Рэндольф Сент-Космо, капитан воздушного корабля, объявил: 'Теперь следуем Специальному авиационному кодексу', и парни в аккуратной летней форме, состоящей из блейзера в красные и белые полосы и небесно-голубых брюк, энергично принялись за выполнение приказов.
Сегодня они направлялись в Чикаго, где недавно открылась Международная Колумбова выставка. Хотя приказы доходили до них, 'телеграф' взволнованных и исполненных любопытства членов экипажа обсуждал в основном легендарный 'Белый Город', его величественное колесо обозрения, алебастровые храмы коммерции и промышленности, сверкающие лагуны и тысячу других чудес науки и искусства, ожидающих их там.
- Ох, парень! - воскликнул Дерби Сосунок, наклонившись за борт, чтобы увидеть сердце страны, вибрирующее в дымчатом вихре зелени далеко внизу, его льняные локоны развевались в потоке ветра летящей гондолы, словно подветренное знамя. (Дерби, как вскоре узнает мой читатель, был 'сыном' экипажа, выполняя одновременно роль фактотума и талисмана, а кроме того - исполнял сложные партии, когда эти юные воздухоплаватели не могли сдержаться и не начать петь).
- Я уже не могу дождаться! - кричал он.
- За это ты заработал еще пять штрафных баллов! - сообщил суровый голос над его ухом, заставший его врасплох и заставивший отойти от борта.
- Или, скажем, даже десять? Сколько раз, - продолжал Линдси Ноузворт, помощник командира, известный своей нетерпимостью к любым проявлениям распущенности, - тебя предупреждали: Сосунок, соблюдай правила приличия речи?
С ловкостью давней привычки он поднял Дерби, из-за чего локти парня наилегчайшего веса свесились в пустоту, - 'земная твердь' сейчас была на расстоянии полумили, - продолжая читать ему лекцию о многих пороках расхлябанности, по точному выражению, и не последний среди них - праздность, которая может привести к сквернословию, если не к чему похуже. Всё это время Дерби кричал от ужаса, поэтому сложно сказать, сколько полезных убеждений в действительности были ему внушены.
- Слушай, Линдси, хватит, - сказал Рэндольф Сент-Космо. - У парня есть работа, а если ты его напугаешь, от него не будет толку.
- Ладно, недомерок, приступай к работе, - проворчал Линдси, скрепя сердце поставив испуганного Дерби на ноги. Как главный старшина корабельной полиции, отвечающий за дисциплину на борту, он выполнял свои обязанности с мрачной суровостью, которая стороннему наблюдателю могла бы показаться мономанией. Но принимая во внимание легкость, с которой этот отважный экипаж находил оправдания для своих проказ - в результате чего не единожды прозвучал сигнал "смертельная опасность", из-за которого воздухоплаватели замирали от ужаса - Рэндольф обычно позволял своему помощнику впадать в ошибку ярости.
В дальнем углу гондолы раздался протяжный грохот, сопровождаемый нетерпеливым ворчанием, из-за которого Рэндольф, как обычно, нахмурился и положил руку на живот.
- Я просто споткнулся об одну из этих корзин с едой, - крикнул подмастерье Майлз Бланделл, - Там была фаянсовая посуда, кажется, я ее не заметил, профессор.
- Возможно, то, что ты прекрасно с ней знаком, - грустно предположил Рэндольф, - сделало ее временно невидимой для тебя.
Его упрек, практически едкий, был обоснован, поскольку Майлз, несмотря на добрые намерения и добрейшее сердце в застенчивой груди, порой страдал от неразберихи двигательных процессов, часто являя тому шумные доказательства, а недавно - подвергнув опасности физическую безопасность экипажа. На ходу собирая осколки разбитого фарфора, Майлз рассмешил Чика Заднелета, самого нового члена экипажа, который облокотился на трос и наблюдал за ним.
- Ха-ха, - смеялся юный Заднелет, - слушай, ты самый большой недотепа из всех, кого я когда-либо видел! Ха-ха-ха.
Злая реплика застыла на устах Майлза, но он сдержался, напомнив себе, что оскорбление и провокация - типичные ухватки того класса, из которого происходит новичок, следы его темного прошлого, которое можно винить в нездоровых лингвистических привычках молодого человека.
- Почему бы тебе не передать мне это изысканное столовое серебро, Бланделл? - продолжил Заднелет. - А когда мы прибудем в Чикаго, окажемся в ломбарде, и...
- Обратите внимание, - вежливо ответил Майлз, - все столовые приборы с клеймом 'Друзья удачи' - собственность Организации, они должны оставаться на борту, для использования во время официальных перерывов на обед.
- Словно мы в воскресной школе, - кисло проворчала молодежь.
В другом углу гондолы, не обращая внимания на приходящую и уходящую молодежь, экспрессивно стуча хвостом по обивке, уткнувшись носом в том мистера Генри Джеймса, лежал пес без определенной породы, по всем признакам поглощенный текстом перед глазами. С тех пор, как 'Друзья' во время конфиденциальной передачи прав в 'Капитуле наций' (см. 'Друзья удачи' и Зло-Простофиля') спасли Пугнакса, тогда не более чем щенка,
от жестокой схватки в тени памятника Вашингтона между враждующими стаями диких районных собак, у него появилась привычка тщательно изучать страницы любого печатного материала, каким-либо образом оказавшегося на борту 'Беспокойства', от теоретических трактатов по искусству воздухоплавания до менее уместных материй, например, бульварных романов - хотя его предпочтения, кажется, более склонялись к сентиментальным рассказам о представителях его собственного вида, показавшимся ему слегка тусклыми. Он научился с присущим собакам энтузиазмом осторожно переворачивать страницы с помощью носа или лап, и любой, кто застал бы его за этим занятием, непременно изменился бы в лице, в частности, изогнул бы удивленно брови, что способствовало бы появлению общего выражения заинтересованности, симпатии, и - сложно избежать этого вывода - понимания.
Старый аэростат, как уяснил Пугнакс наравне с остальными членами команды,
следовал 'зову природы', склоняясь к подветренной стороне гондолы, что вызвало удивление жителей поверхности Земли, которого, всё же, было недостаточно или не совсем достаточно для того, чтобы они начали записывать более-менее слаженные отчеты относительно этих туалетных извержений с неба. Это были, скорее, владения фольклора, предрассудков, или, если вы не возражаете против расширения понятия, религии.
Придя в себя после воздушной экскурсии, Дерби Сосунок обратился к ученому псу:
- Слушай, Пугнакс, что ты сейчас читаешь, старина?
- Рр Рфф Рр-рр-рфф-ррф-ррф, - ответил Пугнакс, не отрывая взор от книги, что Дерби, подобно всем остальным членам экипажа, привыкшим к голосу Пугнакса, теперь перевел проще, чем любой региональный говор, услышанный мальчиками во время путешествий:
- 'Княгиня Касамассима'.
- Эмм. Какой-то . . . итальянский роман, я угадал?
- Его тема, - тут же сообщил всегда внимательный Линдси Ноузворт, краем уха услышавший обрывок разговора, - неумолимо накатывающий прибой Мирового Анархизма, оказавшийся особенно грозным в пункте нашего назначения, - зловещая печаль, которой, да исполнятся мои молитвы, мы не будем подвержены прежде, чем получим опыт, подобно Пугнаксу ныне, в пределах художественных страниц книги.
Поставим на слове 'книга' ударение,
к выраженному которым уровню презрения может приблизиться, наверное, только старший помощник. Пугнакс резко шмыгнул носом в направлении Линдси, пытаясь определить это сочетание ольфакторных 'ноток', ради поиска которых в других людях его дрессировали. Но, как всегда, этот аромат ускользнул от него. Этому могло быть объяснение, но он не был уверен, что ему нужно на этом объяснении настаивать. Насколько он мог судить, объяснение - это не то, что собаки могут искать или хотя бы на что они имеют право. В особенности собаки, которые проводят так много времени, как Пугнакс, здесь, в небе, вдали от неисчерпаемой сложности ароматов, которые можно найти на поверхности этой планеты.
Ветер, до сих пор был неизменно дувший с правого борта, начал менять направление. Поскольку их заданием было прибыть в Чикаго незамедлительно, Рэндольф, изучив аэронавигационную карту местности под ними, крикнул:
- А теперь, Сосунок, наверх с анемометром. Бланделл и Заднелет,
подержите Винт, - подразумевая авиадвигатель, который более научно подкованные из моих юных читателей могут помнить по предыдущим приключениям мальчиков
('Друзья Удачи' на Кракатау', 'Друзья Удачи' в поисках Атлантиды'), предназначенный для увеличения крейсерской скорости 'Беспокойства', изобретенный их давним другом, профессором Гейно Вандерджусом из Нью-Хейвена, и работающий на оригинальном турбинном двигателе, котел которого нагревался с помощью продуктов горения газообразного водорода, поступающего из баллона через специальный клапанный механизм - хотя многие конкуренты доктора Вандерджуса вполне предсказуемо принижали значимость этого изобретения, утверждая, что это не более чем вечный двигатель, очевидно нарушающий законы термодинамики.
Майлз с его слабым даром координации и Чик, жаждущий проявить заметную расторопность, заняли свои посты у панели управления прибора, в то время как Дерби Сосунок вскарабкался на линь и покровы огромного эллипсоидного баллона, от которого зависела гондола, на самую вершину, где ничто не прерывало поток воздуха, чтобы прочитать на анемометре типа Робинсона точные результаты измерений параметров ветра как показатель скорости передвижения корабля и передать их на капитанский мостик запиской одной строкой в теннисном мяче. Необходимо напомнить, что этот способ передачи информации был опробован экипажем во время короткого, хотя и не завершенного пребывания 'на юге от границы', где члены экипажа наблюдали такой способ передачи информации среди неблагонадежных элементов, которые проматывали свою жизнь, делая ставки на результаты игры в пелоту. (Для читателей, которые совершают первое знакомство с нашей группой юных искателей приключений, необходимо сразу отметить - никто из них, кроме, наверное, еще недостаточно известного Чика Заднелета, никогда не находился в морально разлагающей атмосфере 'фронтона', как называли там эти притоны, поскольку это не было необходимо для разведывательной деятельности, которую 'Друзья' в то время выполняли для Министерства внутренних дел президента Порфирио Диаса. Подробности их расследований см. в книге 'Друзья Удачи' в Старом Мехико').
Хотя все понимали, какой это большой риск, энтузиазм Дерби относительно полученного задания, как всегда, создал волшебный эльфийский плащ, который, казалось, защищал его, правда, не от сарказма Чика Заднелета, который кричал теперь после поднятия талисмана наверх:
- Эй! Сосунок! Только олух будет рисковать жизнью ради того, чтобы посмотреть, с какой скоростью дует ветер!
Услышав это, Линдси Ноузворт озадаченно нахмурил брови. Даже принимая во внимание его неупорядоченную историю - мать, как говорили, исчезла, когда он был еще младенцем, отец позорно затерялся где-то в Старой Конфедерации - склонность Заднелета наносить ничем не спровоцированные оскорбления начала угрожать успешному завершению его испытательного срока в содружестве 'Друзей Удачи', если не моральному духу коллектива.
Двумя неделями ранее у черной реки Глубокого Юга, где 'Друзья' пытались провернуть горькую незавершенную 'сделку', оставшуюся после Восстания тридцатилетней давности - никому не советую глотать страницы - однажды ночью Чик появился в их лагере в состоянии крайнего испуга, преследуемый бандой конных налетчиков в белых балахонах и зловещих заостренных колпаках, в которых мальчики сразу узнали наводящий ужас 'Ку-клукс-клан'.
Его история, насколько можно было разобрать из резких смен регистра, характерных для голоса подростка и усугубляемых опасностью ситуации, заключалась в следующем. Отец Чика, Ричард, более известный как 'Дик',
по происхождению был северянином, но несколько лет вел активную деятельность в Старой Конфедерации, пробуя свои силы в ряде бизнес-проектов, ни один из которых, к сожалению, не был успешным, а многие из них, как говорится, привели его к вратам Темницы. Наконец, после неизбежного прибытия вооруженного отряда горожан во главе с шерифом, узнавшим о его неудачном плане продать штат Миссисипи таинственному китайскому консорциуму с офисом в Тихуане, Мехико, 'Дик' Заднелет стремительно растворился в ночи, оставив сына лишь с карманом монет и нежным напутствием: 'Смывайся, сынок, напиши, если найдешь работу'. С тех пор Чик перебивался с хлеба на воду, пока в городке Пышный Куст, недалеко от лагеря Друзей, кто-то не узнал его как знаменитого и широко разыскиваемого 'саквояжника' и не предложил немедленно искупать его в смоле и перьях.
- Сколь бы мы ни жаждали предложить свою помощь, - увещевал Линдси взволнованных юношей, - здесь, на земле, мы ограничены Уставом,
который велит нам никогда не вмешиваться в исполнение юридических обычаев любой местности, в которой мы можем оказаться.
-Ты не на той стороне, - ответил Чик несколько резко. - Когда гонятся за человеком, к закону это не имеет никакого отношения, это - беги, янки, беги, Кэти, запирай дверь.
- В учтивом разговоре, - поспешил исправить его Линдси, - лучше на 'вы', а не на 'ты'.
- Ноузворт, во имя всего святого! - воскликнул Рэндольф Сент-Космо, ч тревогой смотревший на фигуры в балахонах с капюшонами, окружившие лагерь по периметру, яркие факелы в их руках освещали каждую складку и морщинку их грубой драпировки с почти театральной точностью, на причудливые тени, мечущиеся среди нисс, кипарисов и гикори.
- Нечего больше обсуждать - этот парень должен получить убежище и, если захочет, временное членство в нашем Союзе. Конечно, здесь у него не будет будущего.
Это была ночь бессонной предусмотрительности из боязни факелов толпы, ошивавшейся где-то возле аппарата для производства водорода, и разрушительных результатов ее деятельности. Но со временем пейзане в зловещих одеяниях, вероятно, в страхе от этой сверхъестественной машины, рассеялись по домам и притонам. А Чик Заднелет, к худу ли, к добру ли, остался.
Вскоре Винт увеличил скорость корабля до отметки, которая, вместе со скоростью ветра за кормой, сделала судно практически невидимым с земли.
- Мы движемся быстрее мили в минуту, - отметил Чик Заднелет после изучения панели приборов, в его голосе звучало плохо скрываемое восхищение.
- Так мы можем прибыть в Чикаго до наступления ночи, - подсчитал Рэндольф Сент-Космо. - Хорошо себя чувствуете, Заднелет?
- Лучше всех! - воскликнул Чик.
Как у большинства 'рекрутов' организации, первоначально трудности Чика заключались в определении не столь скорости, сколь высоты, а также - изменений атмосферного давления и температуры, сопровождавших изменение высоты. Первые несколько раз, работая наверху, он выполнял свои обязанности без жалоб, но однажды его застали за несанкционированным обшариванием шкафчика с зимними комбинезонами. Когда против него выступил Линдси Ноузворт, парень в свое оправдание мог лишь стучать зубами:
- Х-х-холодно!
- Не воображай, - наставлял Линдси, - что пребывание на борту 'Беспокойства' спасает тебя от вмешательств власти. Здесь нет мангровых болот или суда Линча, но, тем не менее, мы должны жить в соответствии с правилами существующего мира, в котором важны температура и высота. Со временем ты должен стать менее чувствительным в этом отношении, а пока что, - накинув ему на плечи плащ для сырой ветреной погоды из японского сафьяна с яркой желтой трафаретной надписью на спине C. OF. C. PROPERTY, - будем считать это временным нарядом, пока ты не привыкнешь к этим перепадам высоты, и, если повезет, научишься свободно работать на такой высоте.
- Это скорлупа, - признался Рэндольф позднее. - 'Подняться наверх -это как отправиться на Север.
Он стоял и моргал, словно надеялся получить ответ.
- Но, - пришло в голову Чику, - если ты будешь продолжать идти на Север всё дальше, в результате ты пересечешь Северный полюс и начнешь идти на Юг.
- Да, - капитан небесного судна неловко пожал плечами.
- Следовательно . . . если поднимешься достаточно высоко, начнешь опускаться вниз снова?
- Может быть, приближаясь к поверхности другой планеты? - настаивал Чик.
- Не совсем. Нет. Другая 'поверхность', но земная. Часто, к нашему сожалению, слишком земная. Более того, я вынужден...
- Это секреты профессии, - предположил Чик.
- Ты поймешь. Со временем, конечно.
Когда они, снизив высоту, пролетали над скотным двором, их настиг запах, запах и кутерьма плоти, узнавшей, что она смертна - словно темное фантастическое существо, проплывали они в свете дня, и вероятность того, что они смогут помочь, росла. Где-то внизу был Белый Город, обещанный в брошюрах Колумбовой выставки, где-то среди высоких дымовых труб, всё неустаннее извергающих черный жирный дым, испарения непрекращающейся бойни, и ветер нес этот дым на городские дома, они были окутаны дымом, словно дети, словно спящие дети, которые попросили не лишать их света дня.
На Скотном дворе работники, выходящие после смены, в большинстве своем католики, могли оторваться от земли и крови на несколько драгоценных секунд, посмотреть вверх, увидеть удивительный дирижабль и представить, что это - орудие не обязательно благостных ангелов.
С любопытством вытягивая шеи, 'Друзья Удачи' обозревали улицы и переулки в декартовой сетке, нанесенные сепией, миля за милей. 'Величайший Бычий Город Мира', - в изумлении выдохнул Линдси. Действительно, количество спин крупного рогатого скота намного превышало количество человеческих шляп. С высоты казалось, что Друзья, которые в своем полном приключений прошлом часто наблюдали огромные стада скота, свободно дрейфующего в изменчивых облаках на равнинах Запада, здесь видят, что бесформенная свобода рационализирована для перемещения только по прямым линиям и под правильным углом со всё возрастающим ограничением свободы выбора, до окончательного поворота в последние ворота, ведущие на бойню.
Ближе к закату на юге города, когда 'Беспокойство' легким ветерком проплыло над широкой полосой прерии, где на этой неделе должно было состояться большое международное собрание воздухоплавателей, приуроченное к Международной выставке, 'Профессор' Сент-Космо, выискивавший свободный клочок луга среди толпы уже пришвартовавшихся воздушных суден, отдал приказ:
- Готовимся к снижению.
Из состояния рассеянности, в которое, казалось, он начал погружаться, вскоре его вывел Линдси, желчно заметивший:
- Уверен, от вашего внимания не ускользнуло неаккуратное обращение Бланделла с Главным Клапаном, которое, боюсь, вошло у него в привычку, увеличило скорость нашего снижения до заметной, если не сказать - угрожающей, скорости.
Действительно, исполненный благих намерений, но далеко не расторопный Майлз Бланделл как-то умудрился обмотать тяговой трос, ведущий к механизму клапана, вокруг своей ноги, можно было наблюдать, как он таскает этот трос туда-сюда за собой, на его широком честном лице была растерянность, он надеялся, что пружинный клапан как-то закроется снова, хотя он уже допустил внезапную утечку огромного количества водорода из баллона, из-за чего судно начало стремительно падать на берег озера, словно игрушка, которую бросил космический сорванец.
- Бланделл, черт возьми! - закричал Рэндольф. - Ты нас всех убьешь!
- Послушайте, Профессор, трос просто запутался, - объявил Майлз, безуспешно дергая узлы из пеньки, которые только больше запутывались благодаря его усилиям.
С неожиданными, но безобидными проклятиями Линдси бросился к юному Бланделлу, схватил его за обширную талию и попытался поднять, надеясь, что это ослабит натяжение троса и позволит закрыть клапан.
- А теперь, Заднелет, - помощник командира рыкнул на Чика, глумливо и довольно бездельничавшего у ящика с инструментами, - поднимитесь на минуту и помогите Бланделлу,
этот неуклюжий парень, склонный к полноте, начал кричать и метаться, пытаясь вырваться из тисков Линдси. Чик Заднелет неторопливо встал и с некоторой опаской приблизился к накренившейся паре, поскольку не знал с точностью, за какую часть Майлза ухватиться, и это еще больше увеличивало его смятение.
Жизненно необходимый газ продолжал с ужасным шумом выходить из клапана наружу, и дирижабль начал падать еще быстрее.
Направляясь к земле, Рэндольф, наблюдавший за тщетной борьбой своего экипажа, слишком хорошо осознавал, что ответственность за приближавшуюся катастрофу, как всегда, лежала исключительно на нем, на этот раз - за делегирование полномочий неподготовленным членам экипажа.
Его тоскливые размышления прервал Дерби, подбежал и дернул за рукав блейзера:
- Профессор, профессор! Линдси только что сделал оскорбительное замечание о матери Майлза, хотя он навсегда на втором месте после меня по использованию 'сленга', скажите, разве это справедливо?
- Самовольная болтовня, - сурово отчеканил Линдси, - из-за нее ты однажды заработаешь то, что опустившиеся моряки называют 'Ливерпульским поцелуем', намного раньше, чем обычный поцелуй, кроме тех редких случаев, когда твоя маменька, без сомнения, от рассеянности, считала возможным даровать тебе этот чудесный, но, боюсь (бедная женщина) незаслуженный знак любви.
- Видите, видите? - визжал Дерби, - нападки на мать парня...
- Не сейчас! - закричал Рэндольф, разжимая назойливые объятия юного талисмана и испугав его, несмотря на все его остроумие. - Заднелет, балласт!
Что ты застыл, как идиот, выбрасывай за борт наши мешки с песком, иначе мы погибнем!
Чик пожал плечами и отпустил Майлза, после чего равнодушно направился к ближайшему планширу, чтобы отвязать мешки с балластом. Линдси, у которого не было времени приспособиться к возросшей нагрузке, рухнул на палубу с криком ужаса, а пребывавший в истерике Майлз Бланделл упал на него сверху. С резким звоном, который мог быть Треском Рока, трос, опутавший его ногу, внезапно оторвался от крепления на Главном Клапане, растянувшись до предела эластичности и вернув клапан в безопасное состояние. Теперь клапан был приоткрыт - настоящее жерло Ада!
- Сосунок! Наверх, и поскорее!
Юркий мальчик взобрался на стропы, в то время как Рэндольф, поглощенный мыслями о кризисе и шатавшийся по палубе, споткнулся о Линдси Ноузворта, пытавшегося выбраться из-под извивавшейся массы Майлза Бланделла и вдруг одним рывком присоединившегося к своим прямоходящим коллегам. Посмотрев вверх, он увидел Дерби Сосунка, с любопытством смотревшего на него снизу вверх.
- Что я должен тут сделать, Профессор? - задал вопрос чистосердечный талисман.
В глазах Рэндольфа появились слезы отчаяния, и Линдси, заметив знакомую инертность командира и вернув себе дар речи, лишь на мгновение утраченный из-за локтя Майлза, бросился, или, точнее, прополз в образовавшийся вакуум власти.
- Поверни клапан вручную, - крикнул он Дерби, - верни его в закрытое положение, - едва слышно добавив 'маленький дурак'. Дерби, униформа которого реяла в стремительном потоке газа, храбро бросился выполнять приказ.
- А мне подготовить парашюты, Ноузворт? - подчеркнуто растягивая слова, спросил Чик.
- Мистер Ноузворт, - поправил его Линдси. - Нет, Заднелет, думаю, нет, вряд ли у нас будет время - более того, сложность, с которой столкнется во время прыжка с парашютом Бланделл, поставит в тупик самого гения топографии герра Римана.
Эта ирония не достигла Чика как ее объекта, он, наконец-то, как-то встал на ноги и теперь с мирной беззаботностью склонился за борт, по-видимому, для того, чтобы полюбоваться пейзажем. Над ним Дерби с триумфальным 'ура!' закрыл клапан, и огромный дирижабль начал снижаться со скоростью, не превышавшей скорость падения осенней листвы.
- Мы точно напугали тех парней внизу, Профессор, - прокомментировал Майлз, выглядывая за борт. Сбросив все эти мешки с песком, готов поспорить.
- Что? - Рэндольф начал возвращать себе образ компетентного флегматика. - Что вы сказали?
- Они убежали, сломя голову, - продолжал Майлз, - один из них был вовсе без одежды, именно так всё и происходило!
Он достал из стоявшего рядом ящика с инструментами мощную подзорную трубу и направил ее на интересовавшие его объекты.
- Ну, Бланделл, - Рэндольф встал с места своего падения, - сейчас у нас много дел, не время прохлаждаться.
Его прервал крик ужаса Майлза.
- Профессор! - кричал он, с недоверием вглядываясь в блестящий цилиндр, - неодетая фигура, о которой я говорил, это не парень, как выяснилось, это. . . леди!
У борта произошло столпотворение, все пытались вырвать телескоп из рук Майлза, упрямо в него вцепившегося. Члены экипажа с жадностью вглядывались, пытаясь убедиться в достоверности явления, о котором им рассказали.
По травяной поверхности внизу, в опускающихся сумерках, среди ярких вспышек взрывавшихся мешков с балластом, беззаботно носился, словно в привычной обстановке, дородный джентльмен в тужурке с поясом и в гольфах, одной рукой прижимая к затылку соломенную шляпу, а другой удерживая на плече фотокамеру и штатив. Вплотную за ним следовала компаньонка, которую заметил Бланделл, с ворохом женской одежды, из одежды на ней была только диадема в форме цветка, очаровательно съехавшая набок в копне светлых волос. Похоже, дуэт направлялся в близлежащий подлесок, то и дело бросая настороженные взгляды на гигантскую газовую подушку опускающегося 'Беспокойства', словно это было огромное глазное яблоко, возможно, самого Общества, разглядывающее их с высоты в духе конструктивной цензуры. К тому времени, когда Линдси смог вырвать оптический прибор из влажных рук Майлза Бланделла и таким образом заставить недовольную молодежь выбросить якоря и помочь Дерби пришвартовать величественный дирижабль к 'Матери-Земле', неблагопристойная пара растворилась в листве, как эта часть Республики - в опускающейся мгле.
Издавая звуки, характерные для обычной маленькой обезьяны, Дерби передал сверху якорный канат, достиг земли, и, быстро передвигаясь вокруг 'Беспокойства', ловко поймал все якорные тросы, которые бросил ему Майлз Бланделл. Он по очереди подгонял молотком крепкие деревянные колышки сквозь петли каната на концах пеньковых канатиков, вскоре перед ним было огромное средство передвижения, словно очарованное и принужденное к покорности крохотным укротителем, связанное и неподвижное над ним.
Теперь лестница Иакова загрохотала за окном, сейчас по ней нерешительно спускался Майлз, нагруженный огромным мешком грязного белья. В небе Запада оставался лишь отблеск темного багрянца, на фоне которого виднелся силуэт Майлза и головы других мальчиков над изогнутым ободом гондолы.
С самого утра, еще до рассвета, веселая гурьба разномастных аэроманьяков собралась на пикник, продолжавшийся весь день, с запуском планеров, большинство из них были слишком заняты, чтобы заметить меланхолию затухающего света, их крылья были неподвижны, и в то же время колыхались,
крылья в стиле чайки, альбатроса или летучей мыши, крылья из кожи золотобойцев и бамбука, крылья, старательно украшенные целлулоидными перьями, они являлись в величественном небесном мерцании, они несли авиаторов любого уровня, от лабораторных скептиков до поглощенных Иисусом сторонников Вознесения, обычно в сопровождении небесных собак, которые научились сидеть тихо, теснились рядом с ними в кабинах их маленьких дирижаблей, наблюдая за панелями управления и лая, если замечали что-то, что упустил пилот - в это время других можно было увидеть на планширах и штормовых мостиках, они высовывали головы в попутный воздушный поток, на их лицах было выражение блаженства. Время от времени воздухоплаватели приветствовали друг друга в мегафон, вечер был полон радостного волнения и трепетал, как деревья на улицах города рядом с ними, от любезностей авиаторов.
Мальчики быстро установили палатку-столовую, собрали хворост и разожгли небольшой огонь в камбузной печи, с подветренной стороны от 'Беспокойства' и его аппарата по производству водорода. Майлз хлопотал на миниатюрном камбузе, вскоре он зажарил им 'месиво' из сома, пойманного этим утром и весь день хранившегося во льду, таяние которого было отсрочено холодом высоты. Вокруг них другие группы небесных братьев были заняты собственными кулинарными приготовлениями, они запекали мясо, жарили лук и пекли хлеб, который источал божественный аромат, проникавший во все уголки огромного лагеря.
После ужина и вечернего сбора мальчики посвятили несколько минут песне, как группа с другим уставом посвятила бы время молитве. После гавайской авантюры, имевшей место несколько лет назад ('Друзья Удачи' и проклятье великого кахуны') Майлз превратился в страстного любителя игры на укулеле, и сегодня ночью, после мытья посуды и приведения палубы кают-компании в привычно чистое состояние он достал один из многих четырехструнных инструментов, которые хранились в его небесном сундуке, и, после короткого вступительного бренчания, начал аккомпанировать песне мальчиков: