Аннотация: Надоела скучная серость обыденной жизни? Хотелось бы приключений, добрых друзей и чуточку чудес? А не окунуться ли с головой в ледяную водичку - глядишь что нибудь да поменяется. Вот только осторожнее с мечтами - они как ни странно сбываются=)
ОСТОРОЖНО! МЕЧТЫ СБЫВАЮТСЯ! Или по следам саламандры...
...Безмерно много есть причин и поводов,
Чтоб ненавидеть и, пылая злобою,
Вскипая, пенясь, проклинать!
...Но знаешь, если говорить по честности,
То ненависть ничто -- в сравненье с нежностью,
И нежностью душа сильна...
Пролог
Одиночество.
Забытая близкими, оставленная случайными знакомыми, сбежавшими к чему-то более интересному, чем я. Играет плеер, перекрывая шум воды и щебет птиц за окном, в памяти всплывают ощущения давних лет, когда такое же одиночество заставляло выть на луну, а порой творить странные, безрассудные вещи...
...Одиночество. Никого, ничего...
Пустота. В сердце. В памяти. В будущем...
Солнце ясное -- враз померкло, птицы смолкли...
Вода же всё громче. Словно тщась оглушить, утянуть во тьму глубин -- может, там подарив мне покой и... лишив меня мира.
Мира, что я ненавижу!
Как холодно...
Не согреть ничему душу тёмную. Всё темней и темней... одиночество -- не извечное, но навеки. Нет любви. Только ненависть. Нет надежд, время тянется. Нет тепла, холод каменный. Света нет... лишь проклятие.
Ненавижу!..
-- Хы?.. Чего это я? -- потирая переносицу, я посмотрела на высунувшееся из-за тучки солнце, по-весеннему пригревающее, пробиваясь сквозь тёмные ветви берез. Летом оно до меня не добралось бы, утопая лучами в нежной зелени. Порхнувший рядом воробей присел поближе к моему балкону и возмущённо чирикнул -- тут базировалась "Его кормушка", которую я же и организовала из сырков и хлебных корок, прихваченных из столовой, а теперь бессовестно мешала птахе подкрепиться. -- Уже ухожу, -- усмехнулась я, возвращаясь в комнату и прикрывая за собой дверь.
Глава 1.
Экстремалы всех миров, объединяйтесь!
Когда-то я назвала себя самодостаточной девочкой: мол, я одна себе друг и товарищ, и всегда найду, чем себя развлечь, -- но всё же, так и не научилась развлекать себя в глухом одиночестве и безделье. Более того, мне неинтересно смотреть телевизор, не хочется говорить по телефону. Можно убить время за книгой или ноутбуком, вот только я специально не брала с собой ни того ни другого. Хотела вспомнить это чувство, наверное. То самое, которое должно выгнать меня на улицу, в бассейн, на каток (его, кстати, разобрали недавно, иначе я была бы уже там, и не маялась дурью в комнате санатория), на речку в прорубь, в конце концов. Но сегодняшний день -- праздник Пасхи -- привлекает на улицу тучи людей. Все столики, заботливо устроенные службой курорта вдоль берегов реки да разбросанные по берёзовой роще, благополучно заняты отдыхающими и местными жителями. Отовсюду тянет дымком, шашлычком...
-- Христос воскрес!
-- Воистину...
Бродить одиноко в этом изобилии, и уж тем более, сигать в не везде ещё растаявшую речушку у толпы на виду почему-то совсем не хочется.
Так и сижу в номере, слушая плеск воды в фонтане, щебет пернатой фауны (особенно шумят свежевыпущенные в открытый павильон павлины, которые в своём стиле "птичка спой" подражают павианам в тропическом лесу) и собственные мысли.
Хотя даже не столько толпа удерживает меня от пешей прогулки и созерцания местных, голых пока ещё, красот, сколько усталость и боль во всех мышцах, приобретённая за последнюю и весьма, нужно сказать, активную неделю "отдыха". Я, как выпущенный из клетки пёс, носилась по окрестностям, посещая процедуры, физкультуру, лесок, взбегая по ступенькам на пятый этаж, устраивая пробежки по поводу и без, помечая территорию фотоснимками на мобильник, выбиваясь к вечеру из сил так, что свалившись на постель, не могла пошевелиться, по часу отлёживаясь тихо и бездумно, прежде чем умываться и переодеваться ко сну... А может и не по часу, может, гораздо раньше, срабатывал механизм, подбрасывавший меня на месте и отправлявший побродить (уже "из последних сил") то за мороженным, то за поздним ужином, то просто "воздушком подышать"...
Вот также и сейчас. Это одиночество и безделье для меня какой-то двигатель прогресса. Я, почти не спеша и не суетясь, надела купальник, сверху натянула капусту одежд, в свой извечный рюкзак закинула тормозок: банан да пару освященных этой ночью яблок, а также сменное бельё и полотенца.
-- Посмотрим, найдётся ли для меня сегодня укромный уголок природы и хватит ли мне духу учудить задуманное. Вроде всё? -- я окинула взглядом комнату. -- Ах да! Чуть не забыла шапку!
Терпеть не могу шапки, но весенняя погода -- капризница.
Спустившись по лестнице, привычно прыгая через пары ступенек, я вышла на улицу. Попутно сообщив нескольким сравнительно знакомым о том, что Христос воскрес, и, выяснив, что они тоже в курсе, я направилась к подвесному мосту через Хорол. Солнце благодушно улыбнулось, как будто приветствуя мою затею, и утвердилось на небе, разогнав тучи как минимум на пару часов. Мимо, обгоняя меня, пронеслась девочка на роликах, обдав ветром ностальгии с нотками зависти: "Классно ей, однако. Я тоже так хочу!". Что меня до сих пор удерживало от приобретения роликовых или фигурных коньков не совсем понятно. Пожалуй, дело даже не в отсутствии нормальных дорог в моём городке - мой статус "солидного госслужащего" не давал уверенности в том, что в дальнейшем я не заброшу эти самые коньки в долгий и дальний ящик, словно доказательство моей инертности и бестолковости. Ужас, в общем!.. Вот так и живу, провожая завистливым взглядом... коньки. Да если б только их! Я хочу лыжи, хочу парашют, снаряжение для скалолазания и подводного плаванья! Вот сейчас -- иду нырять в ледяную воду четвёртого апреля... если духу хватит, конечно. Улыбаюсь.
Весна уже развивает бурную деятельность -- навстречу солнцу пробивается первая зелень, то тут, то сям поблёскивают жёлтые брызги цветов -- никогда не знала, как они называются, относя их к большому семейству подснежников и первоцветов. Жужжат мухи и мушки, и, кажется, даже первые пчелки вышли на сбор скудного ещё урожая...
-- А вот клещей мне как раз и не хватало.. -- лениво проворчала я, сощёлкивая зарвавшуюся многолапку с левой руки, и на всякий случай, отряхиваясь.
Река оттаяла где-то на половину зеркала, в то время как остальная часть её покрывалась потемневшим и набухшим льдом, местами уходящим под воду. Этой зимой лёд удался здесь на славу -- говорят, на середине реки доходил до метра толщиной. В небольшом прудике с фонтанами напротив бювета вымерзла почти вся рыба, и вязанки камыша, опущенные в проруби для воздухообмена мало помогли. Явись я сюда чуть раньше, например, в феврале, можно было бы кататься на коньках прямо по реке.
За подвесным мостом, пружинящим при ходьбе, раскинулась роща: встречали путника суровые сосны -- но смельчаков, преодолевших бастионы грозных великанов, ожидали белые красавицы, пестреющие ажурной рябью стройных тел. Здесь цветы попадались чаще, как впрочем и мухи, мушки и туристы, расположившиеся, в основном, за бревенчатыми столиками, а изредка и на сырой земле (на мой взгляд -- слишком ещё сырой). Свободных от людей мест на берегу пока не наблюдалось. Я направилась в сторону дебристых зарослей -- за топкую низинку, послужившую определённым барьером для продвижения основной части народа. Минут через десять, пройдя полевое пожарище, сквозь которое зелёными пиками пробивались первые побеги, вышла на чистый бережок, довольно круто спускавшийся к воде -- дно, похоже, тоже углублялось тут довольно быстро. Вал у берега создавал естественное укрытие от любопытных глаз, да и собственно таковых в зоне чёткой видимости не наблюдалось, на противоположном же берегу, расположился частный сектор, не считавший заогородную реку экзотикой, так что люди по берегу не шатались.
Остановиться здесь или топать дальше, я думала недолго -- присев у края воды рассматривала её с интересом юной натуралистки, изучающей мышь и теряющейся между желанием её погладить и страхом быть укушенной. В принципе всё нормально: вода прозрачная, по курсу предполагаемого заплыва препятствий не видно, немного шелухи от камыша, пара пластиковых бутылок в окрестностях -- ничего необычного. Ближайшая льдина далеко за серединой реки и опасности для Титаника не представляет. Принюхавшись, я не выявила и посторонних каверзных запахов: будь-то дохлая живность (в прошлом -- живность), или же иные слезоточивые объекты.
Удовлетворённая результатами осмотра, я стала настраивать себя. Я уже имела некоторый опыт общения с ледяной водой и холодом, как-то, ныряние на Крещение, обливание по утрам, а здесь, на курорте, посещение модной нынче фишки -- крио сауны, из которой, кстати, я только вчера выбралась не без потерь, симпатично обморозив колени и кончики пальцев рук. Про меня даже сложили прибаутку: "лучше семь раз покрыться потом, чем один раз -- инеем". В общем, опыт имелся. Вот так, примеряясь и тихо улыбаясь своим мыслям, я сидела минут пять, потом скинула на траву куртку, после кофту и штаны, посидела ещё немного в гольфике поверх купальника, всё ещё собираясь с духом, хотя и так было ясно, что отступать уже некуда -- ритуал, начатый в номере одеванием купальника, набирал обороты.
Первые шаги в смешанных чувствах -- вода настолько холодна, что трудно сразу понять свои ощущения. Дальше мышцы начало ломить от холода, дно быстро уходило вниз, и вот уже, отталкиваясь ногами, я подалась вперёд вплавь на семь, широких ещё, гребков, после, спешно развернувшись, ощущая зверский холод, полу по-собачьи, полу как-то ещё, возвратилась к берегу. Уже становясь на ноги, слегка макнулась в воду лицом -- нырять в такой холод и возвращаться с мокрой головой я не собиралась.
И тут, как наваждение, в ушах прозвучали слова бабки, заставившей меня нырнуть на Крещение: "С головой надо, с головой! А то всё равно, что зря пришла!" -- я тогда тоже не собиралась нырять -- побарахталась секунд двадцать, и уже начала было влезать, когда эта фраза, брошенная почти пренебрежительно, подвигла меня на нырок со ступенек спиной в воду.
"Хм, вышло эффектно. Помню".
И сейчас, хоть и не Крещение, хоть и отчитываться не перед кем, и плевать, что волосы намокнут -- потом разберусь, -- оттолкнувшись, прыгнула назад на спину, уходя под воду всем телом, в которое в ту же секунду впились мириады ледяных иголок, ветвясь, попадая во все уголочки сознания и заливая его ярким светом. На какое-то время я отключилась от мира, утонув в этом сиянии...
...Свет ослепляет и на смену ему приходит тьма и пустота. Что это?.. Мне страшно... вдруг неистовым ветром захватывает волна отчаянья: я не нужна миру... мир не нужен мне!. Дыхание перехватывает, как будто на груди устроился тяжёлый чёрный зверь... нет Ворон -- он смотрит мне глаза, и я чувствую его желание смерти. Моей смерти. Это желание вливается в меня раскалёнными каплями, выжигая все надежды, мечты, светлые чувства. Остается лишь отчаянье, да ещё ненависть, дурной желчью заволакивающая сознание.
-- Мой ангел, что это со мной?!. Это ведь не я?.. Свет!..
И снова яркий морозный свет -- он сбрасывает наваждение, а лёгкие напоминают, что я в воде и я не рыба.
-- Бред какой-то... -- с лёгкой дрожью в сознании и куда более сильной в теле -- холодно -- я, открыв в воде глаза и сориентировавшись под водой на свет отсюда тусклый и мерцающий, поплыла в направлении его. -- Вот это меня пробрало! Хоть бы судорога не хватила -- будет мне острое ощущение! -- я с горем пополам достигла поверхности, и, вздохнув на радостях, чуть не захлебнулась. -- Да, заплыла я глубоко, да и далеко -- не пойму где берег, и... гроза?! Откуда?..
Когда я заходила в воду, солнце светило себе радостно, никоим образом не предвещая скорой грозы. А такой -- и подавно! Небо тёмное, словно ночь вокруг, вспыхивало частыми проблесками молний, подстёгивавших тучи, заставляя их изливаться, как в последний раз -- из-за стены дождя не видно было берегов. Грохотало так, будто все поезда Южной железной дороги проносились мимо меня на полном ходу, не оставляя ни малейшей надежды быть услышанной и спасённой кем-то с берега -- я даже себя не слышала!
Оцепенев от впечатлений, я чуть было снова не пошла ко дну, и, спохватившись, приступила к спасению утопающего, пытаясь выбрать направление -- смутные и размытые очертания камыша привлекли моё внимание, и я, надеясь, что это не плод воспалённого воображения, погребла в их сторону. Руки и ноги слушались плохо, совсем окоченев. Я затруднялась определить, сколько я провела в ледяной воде:
-- И даже думать не хочу, сколько продержались бедняги с Титаника... пять минут, кажется. Не густо, -- не хотеть думать и не думать -- разные вещи. Страх скрёбся по позвоночнику, путался в ногах. -- Одна надежда, что пресная вода Хорола потеплее океанской в северных широтах.
И только оцарапав руки, я поняла, что в ногах путался не столько страх, сколько прибрежная подводная растительность, за пеленой дождя стал вырисовываться берег, отделённый от меня частоколом сухого камыша.
Захлёбываясь и отплёвываясь, боясь поискать ногами дно -- уж больно резко оно углублялось при заходе в воду -- я стала забирать влево, где виднелась просека в камыше, проделанная упавшим в воду бревном, видно зимой от тяжести снега вывернуло ствол ивы. Подобравшись к нему поближе, я ухватилась деревенеющими пальцами, откашлялась и отдышалась, затем, стараясь не терять времени, влезла на корягу, обнимая, как родную, и царапаясь об сучки, почти не чувствуя боли, поползла к берегу.
-- Бр-р!.. Ну и дела... -- на берегу, прыгая и стуча зубами, но слегка расслабившись -- уже не утону, а простуда, как правило, лечится -- я смогла задуматься. И ведь было над чем!
Для начала -- вещи. По близости их не наблюдалось, похоже, меня отнесло довольно далеко, так что я, прикинув направление течения, хоть и не совсем уверенная, что не ошиблась (топографический кретинизм -- болезнь опасная и проявляющаяся, как правило, в самый неподходящий момент), поковыляла в обратную сторону. На бодрое подпрыгивание, обычно помогавшее согреться, меня уже не хватало. Благо дождь оказался чуть теплее воды в реке, создавая чувственную иллюзию летнего душа -- Шарко, если вспомнить о порывистом ветре.
-- Это сон. Это точно -- сон! -- трезвые мысли сыпались на меня горохом. -- Это не может быть явью!.. И... вообще, что это на мне?! -- вместо моего любимого красненького купальника -- тонкое шёлковое бельё, целомудренно закрывающее спину, живот и ягодицы, оставив на свободе лишь руки, ноги и вполне приличный вырез декольте. Вообще-то смотрится неплохо, но, пожалуй, малость старомодно. -- И всё-таки, что за ерунда?! А! Ну да -- сон... Я в осознанном сновидении -- круто! Ну-ка попробуем. Тепла! Мне тепло.
И приятное, доброе тепло разлилось по телу, кровь прилила к окоченевшим членам, стало хорошо и уютно, несмотря на хлёщущий ливень.
-- Так, -- я потирала ладони -- радость переполняла меня. -- Теперь... мои вещи! И вообще, мой сон -- мой мир! Дождь, остановись!
-- Отнюдь... мир не твой...
-- Это ещё что?! -- ноги в чём-то запутались, наклонившись, я увидела вещи. -- Круто! -- присвистнула я, -- но... это... не мои вещи! И что за непонятный голос? Я ведь слышала это? Здесь кто-то есть? -- я огляделась, -- Эй! Есть тут кто?! Хм...
Не дождавшись ответа, я присела над кучкой вещей, и, оглядевшись, узнала место -- то самое, откуда я не так давно вошла в воду. Странно, здесь должны быть мои вещи... Кто-то подменил?
-- Шутки у вас -- древние и несмешные! -- но ничья совесть не пробудилась, и я занялась изучением находки.
Тут обретался длинный и широкий тёмный плащ с капюшоном без рукавов с застёжкой в форме саламандры, обвивающей прозрачный зелёный камень. О таком плаще я мечтала ещё с детства, со времён фильмов про мушкетёров и Миледи, и старых советских сказок, но... сейчас ведь такое не носят. Или носят? Дальше больше: симпатичные замшевые брюки, и симпатичная же курточка из мягкой кожи с тонкой меховой обивкой -- мех короткий, гладкий, похож на шиншилловый, в моем представлении. Хотя моё представление о шиншиллах несколько виртуально, и мех вполне мог оказаться козликовым.
-- Интересно... -- протянула я, вертя в руке аккуратный кожаный сапожек. -- Явно женский, на заклёпках с небольшим каблучком. Подошва из толстой кожи, подбита... хм... железом. Таких на толкучке точно не купишь. Да и в магазинах, думаю, тоже. Значит, всё-таки сон. Так. А что у нас с дождём? Прекращайся уже! -- приказала я с твёрдой уверенностью, что в моём сновидении дождю не положено мне перечить.
Вот только небо не считало это моим сном -- ливень лил, как ни в чем не бывало.
"Отнюдь... мир не твой...", -- в памяти всплыли непонятно чьи слова. И разом стало жутко холодно, словно, прежде заколдованные моей наглой уверенностью ветер и дождь, набросились на меня с утроенной яростью, как только кошка сомнений заскреблась по спине. Хоть вещи, благо, никуда не делись, оставаясь всё такими же чужими и подозрительными, но и притягательными одновременно -- словно из сказки.
Хотя теперь их притягательность заметно усилилась по банальной причине смертельного холода -- сомневаться дольше приравнивалось к самоубийству, ещё полчаса и я просто не смогу ничего надеть, и берег украсится живописной картиной "хладный трупик на тёплых вещах". Первым я накинула плащ, отгородившись от бушующей стихии -- сразу стало уютней, но всё ещё холодно, и я, больше не сомневаясь, стала одеваться. Среди вещей смены белья не нашлось, зато тут был рушник с вышивкой. Вытершись и растерев переохлаждённую кожу докрасна, я влезла в брюки, обнаружив в ноговицах чулки, затем примерила сапожки. Всё сидело на мне, как по мерке сшитое, в пору пришлась и курточка. Я покружилась на месте в попытке рассмотреть свой новый наряд, увиденное меня вполне удовлетворило: "Здорово!" -- приодевшись, я сразу почувствовала себя человеком... м-да... века эдак девятнадцатого...
Дождь начал понемногу утихать, будто уверившись, что мне он больше не страшен и, следовательно, в нём нет нужды. Тучи таяли на глазах, оставляя проплешины, пронизываемые косыми лучами мокрого солнца, и даже кусочек радуги заиграл на небосклоне. Вскоре солнце уже пригревало во всю через дырку в облаках и я, зажмурившись, повернулась к нему, купая лицо в солнечных лучах. Открыв глаза -- залюбовалась роскошной картиной противоположного берега: хвойный лес, вымытый недавним ливнем, переливался на солнце, редкие берёзки пучками проглядывали из тёмных еловых дебрей, словно любопытные девушки из калиток родительских домов наблюдают за проезжающим мимо красавцем-парубком. Ветер стих и зеркальная гладь реки отражала лес, солнечное небо с пушистыми облаками. Картина завораживала, но идиллию нарушало странное неприятное чувство: "Что-то не так", -- но что именно не понятно.
-- Интересно, как относятся люди, живущие на той стороне, к такой красоте, и так ли хороша оттуда эта? -- спросила я себя, и тут наконец-то поняла, что смущало меня до сих пор. Домики... на той стороне ведь должен быть частный сектор Миргорода, но там не виднелось ни намёка на жилую застройку, ни единого даже самого захудалого домишки. Сколько открытий для одного дня...
-- А, ну да! Это ж сон. Сон. ...Погодите-ка! А где это я сплю?! Не на дне ли Хорола? Замерзая и видя красочные сны в последние мгновенья жизни? ...Эй, проснись! Проснись! Просни-ись!!!
-- Это не сон... -- тот же голос.
-- Врёшь! Хотя, ну да. Я умираю и это не сон, а галлюцинация! Не хочу умирать! Очнись!!!
-- Не галлюцинация... -- голос скорее детский, но взрослой серьёзности хватит на седовласого старца.
-- Хранитель! Хороший мой! -- обращаюсь, чуть не плача, к своему вечному спутнику и защитнику, -- помоги мне, пожалуйста! Я знаю, ты есть, ты всегда выручал меня! Не дай мне так глупо уйти из жизни! Спаси меня!..