Братья Листопадовы : другие произведения.

Пангея. Глава 3-5

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:

  Глава 3.
  Пятеро офицеров, присланных для пополнения комсостава полка, стояли передо мной навытяжку. Все они были старше меня, все имели боевые награды. Они прибыли в расположение недавно и не успели ещё сменить форму.
  Майор носил эмблему 15-го Баденского полка тяжёлой пехоты. Заслуженный гренадер при седых усах и внушительном иконостасе наград. Сразу понятно. Прислали в заместители молодому полковнику этакого зубра, который не даст "зелёному" командиру натворить бед.
  - Майор Штайнметц, - представил он. - Назначен к вам командовать первой ротой.
  Я протянул ему руку, и мой заместитель крепко пожал её.
  - Будем вместе служить, - кивнул я. - Познакомьтесь с остальными офицерами, вам руководить штабом полка.
  - Есть руководить штабом полка, - отдал честь майор Штайнметц.
  Ещё с "кавалерийских" времён в полках, подобных нашему, штабом называли всех офицеров полка, а полноценного, как в пехотных полках полного состава, не имелось. Именно по этому поводу мы беседовали с отцом в первый вечер дома.
  Второй ротой назначили командовать штабс-капитана Подъяблонского. Этот, как будто сошёл с фотографий Предпоследнего века. Настоящий русский офицер времён Первой Мировой войны. Особенно в своей парадной форме 25-го Вюртембергского драгунского полка. Она ничем не отличалась от нашей, кроме цифр на нарукавной нашивке.
  - Штабс-капитан Подъяблонский, - представился он, щёлкнув каблуками, сделав ударение на втором слоге, видимо, фамилия была его больным местом.
  Я пожал ему руку и сказал:
  - Второй ротой полка командовал я.
  - Не подведу, - кивнул штабс-капитан.
  На место командира третьей роты прислали пехотного капитана из 12-го Вюртембергского полка. Он поглядывал на нашивки тяжёлой пехоты и драгун, и явно чувствовал себя несколько неуютно. Поэтому я сам шагнул к нему и протянул руку, прежде чем он представился мне.
  - Капитан Семериненко, - произнёс он, крепко пожав мне руку и отдав честь.
  Крайним справа стоял молодой человек, вряд ли сильно старше меня. Он носил драгунскую форму со значком 8-го Баденского полка. Козырнув мне, он отрекомендовался:
  - Штабс-капитан фон Ланцберг.
  Движения его были молниеносны, а рукопожатие очень крепким. Он как будто проверял меня на прочность, специально сдавливая мою ладонь изо всех сил.
  Карьерист. Это было видно невооружённым взглядом. Молод для своего звания и должности, хотя и не моложе меня. Глядит орлом, вроде бы и по-уставному глазами начальство ест, но с другой стороны, столь пристальный взгляд не пропустит ни одной ошибки. А уж в том, что он доложит о них, у меня не было ни малейших сомнений.
  Значит, и мне за ним надо смотреть в оба.
  - Знакомьтесь с людьми, - обратился я к офицерам. - Большая часть солдат полка - вчерашние рекруты, их ещё учить и учить. Это, конечно, работа унтеров и бывалых драгун, но и вы следите, чтобы они не допускали злоупотреблений.
  - А что, они имеют место в полку? - тут же поинтересовался фон Ланцберг, вроде бы с самым невинным видом.
  - Вот это вам и предстоит выяснить, - ответил я, столь же нейтрально, - и если факты будут иметь место - мгновенно пресечь.
  - Слушаюсь, - кивнул фон Ланцберг.
  Отпустив новых командиров, я снова засел за бумажную работу. Вызвал майора Дрезнера с отчётом. Тот принёс кипу бланков, над которыми мы просидели до позднего вечера. Доклад о состоянии дел в полку за время моего отсутствия занял меньше всего времени. "Происшествий не было. Пополнение прибыло в полном составе. Больных нет. Раненых нет". В общем, всё нормально. Военная машина работает на холостом ходу. А вот с бумажками вышло намного сложнее.
  Мы проглядывали исполненные требования, в которых зампотылу кое-где, действительно, проставил нолики, увеличив количество нужных нам патронов или снарядов или батарей к лучевым карабинам на порядок, а то и на несколько. Вот только далеко не все требования были выполнены и почти все - только в части. Пришлось писать рапорты, очень много рапортов, в которых обосновывать требования, выбирая выражения, однако всемерно подчёркивая, что всё указанное в требованиях полку просто жизненно необходимо.
  - Да уж, - протянул я, откладывая ручку. - Я столько не писал, наверное, со времён военного училища.
  Я потёр уставшую ладонь и натёртые пальцы.
  - Надо было кого-нибудь из канцелярии посадить, - добавил я, - а самому только подписать рапорты.
  - Полковник фон Зелле именно так и делал, - заметил Дрезнер, как ни в чём не бывало. - Тем более, что формулировки у ребят из канцелярии получаются получше. Главное, правильно поставить им задачу.
  Я поглядел на него, но спрашивать ничего не стал. Как говорится, на собственном опыте всегда лучше учиться.
  Солнце уже скрылось за горизонтом, когда Дрезнер сложил все рапорты в папку и вышел из моего кабинета. Я понял, что едва ли с утра ничего не ел, желудок подавал недвусмысленные сигналы по этому поводу.
  Ужин, конечно, давно прошёл, но, думаю, уж полковника-то в офицерской столовой накормят. Оставалось надеяться, что там будет открыто. Персонал столовой уже собирался уходить, мыли полы, протирали столы. На меня покосились неодобрительно, но и отказывать не стали.
  - Давайте так решим, - сказал мне повар. - Я подогрею вам ужин и отнесу прямо в комнату.
  - Хорошо, - кивнул я, и отправился обратно к себе.
  По дороге меня перехватил курьер из штаба Вюртембергской инспекции. С запечатанным по старинке пятью сургучными печатями, на которых угадывались имперские орлы, пакетом. Передав его мне, курьер протянул мне папку, где я расписался напротив своей фамилии и написал "вручено лично в руки". Отдав честь, курьер умчался, звонко стуча каблуками.
  Интересно, они вообще шагом перемещаться умеют или только бегом?
  Так как пакет был не срочный, я решил вскрыть его после ужина. Повар принёс мне еду достаточно быстро, и я накинулся на неё, словно зверь. Есть хотелось ужасно. Вроде бы ничего такого не делал, мешки не грузил, марш-бросков с полной выкладкой не делал, всю энергию растратил на бумажки. Они, оказывается, тянут её ничуть не меньше.
  Я оставил поднос с пустыми тарелками и чашками на углу стола и вскрыл пакет. Внутри оказался приказ, написанный на гербовой бумаге и печатью командующего Вюртембергской инспекцией генерала-фельдмаршала Флегеля. Согласно его наш полк должен был в течение трёх дней подготовиться к посадке на космические корабли 8-го флота. Куда нам предстояло отправиться, в приказе написано не было.
  Недолгий нам предоставили отдых. Корабли 8-го флота должны были стартовать ровно через трое суток. Ждать нас никто не будет.
  
  На следующее утро я снова собрал офицеров полка, на этот раз, включая зампотылу и начальника связи.
  - Прошлым вечером, - сообщил я им, - нам поступил приказ из штаба инспекции. В течение трёх суток надо подготовить полк к посадки на корабли Восьмого флота. Оговорюсь сразу, куда именно нас отправят, в приказе написано не было.
  - Значит, снова война, - кивнул майор Штайнметц. - Не дали нам погонять новобранцев в мирных условиях.
  - Придётся проверять их в деле, - произнёс я. - Война пусть и жестокий, но самый лучший учитель. Сколько из тех средств, - обратился я к Дрезнеру, - которые мы вчера требовали новыми рапортами, вы сможете выбить для полка за эти трое суток?
  - Половину в лучшем случае, - пожал плечами тот. - При самом лучшем раскладе, две трети.
  - Воюйте, как хотите, майор, - пристально поглядел я ему в глаза, - но, как минимум, три четверти мне добудь. Обратись к самым грамотным парням в канцелярии полка, пусть постараются, как следует. Подпишу любые их рапорты.
  - Есть, - вяло козырнул зампотылу, понимая возложенную на него задачу.
  - Господа командиры рот, - продолжал я, - у вас трое суток на ознакомление с личным составом и лейтенантами. Постарайтесь потратить их в толком, надеюсь, все вы сможете быстро влиться в наш полк. Вопросы есть?
  Ни у кого вопросов не нашлось. Я отпустил офицеров, и они вышли из моего кабинета, остался только начальник канцелярии полка.
  - К вам направляют адъютанта, - сообщил он мне, - какого-то молоденького фенриха из хорошей семьи. Он будет выслуживаться, будет делать карьеру, скорее всего. Так что придётся его беречь.
  Фенрихами - фендриками, как их чаще звали в армии - были молодые дворяне, которые по тем или иным причинам не учились в военных училищах, а сразу отправлялись служить. Отправлять дворян унтерами было нельзя согласно военному уложению, поэтому для них существовало звание фенриха. Он был на один чин выше вахмистра, но, как правило, их приписывали адъютантами к командирам разных подразделений, либо оставляли в штабах. Слишком уж юны они были для настоящей войны. А, поднабравшись опыта, молодые люди экстерном сдавали экзамены военной школы и получали сразу лейтенантские погоны.
  - Не впервой, - кивнул я. - У полковника фон Зелле только на моей памяти было пять фенрихов, которых он с наилучшими рекомендациями отправил в военные школы. Теперь вот и мне, как говорится, выпала честь.
  - Я каждый раз и покойного господина полковника фон Зелле предупреждал, - усмехнулся начальник полковой канцелярии. - Всегда лучше быть в курсе некоторых вещей, верно, ваше высокоблагородие?
  - Конечно, - не стал спорить я. - Спасибо.
  Начальник канцелярии отдал честь и вышел вслед за остальными офицерами.
  Фенрихи, по моему убеждению, делились на несколько категорий. Первые: спесивые наглецы, которых родители пристроили в полк, считая ниже их достоинства учиться вместе с детьми мелких дворян, а то и вовсе разночинцев. Вторые: туповатые от природы ребята, их отправляли в полки, понимая, что нормально учиться в военном училище они не смогут и, скорее всего, экзамены не сдадут, а к отслужившим уже несколько лет и успевшим повоевать, относились с некоторым снисхождением, и такие ребята получали шанс на лейтенантский патент. Третьими были дети бедных дворян, которые не могли платить за их обучение в военном училище, служба была для них единственным путём в офицеры. И были ещё романтически настроенные молодые люди, мечтающие о военной службе. Вот они-то и были самыми опасными, на самом деле. И, как правило, для себя самих в первую очередь.
  Интересно, каким будет фенрих, которого прислали ко мне? Но узнать это я смогу не раньше, чем юноша представится мне.
  
  Полк готовился к погрузке. Это была самая обычная суета. Расположение полка больше напоминало растревоженный муравейник. Кругом сновали десятки людей. По территории курсировали грузовики. На складах ничего не задерживалось. Зампотылу носился как угорелый со свитой в несколько десятков лейтенантов и вахмистров. Они кивали, что-то записывали, отчитывались ему. Некоторые подбегали, обменивались с Дрезнером парой-тройкой коротких фраз и снова убегали куда-то.
  Я видел нечто подобное и до этого, но раньше мне хватало забот со своими людьми. Что в гвардии, когда полк выходил на учения, что уже в ставшем родным полку. Но мне всегда хватало своих забот - у вахмистра гвардии или драгунского лейтенанта их всегда полно. Сейчас же мне было вроде как и нечего делать. Я раздал всем указания, и постоянно контролировать всех конечно не стоило. Зачем же лишний раз нервировать людей, которые и без того на взводе.
  Я прохаживался по расположению полка. Периодически подходил к выстроенной на плацу четвёртой роте, которую инспектировал фон Ланцберг, распекающий лейтенантов и унтеров. Перехватывал Дрезнера, спрашивая у него о каких-нибудь пустяках. Беседовал с начальником канцелярии, у которого работы было не меньше. Но всё это больше для того, чтобы занять себя, перестать чувствовать собственную бесполезность. Хоть бы уж фенриха прислали поскорее, будет кем время занять.
  Так прошли два из трёх дней до отправки полка. Во второй я узнал, где именно нам придётся воевать. Мне позвонил отец, хоть и не вернувшийся в штаб инспекции, он был хорошо осведомлён о её делах. Оказывается, наш полк отправляли на Пангею - спорный мир, почти напополам разделённый пограничной полосой, на которой шла не один год вялотекущая позиционная война. Из-за странного и не до конца урегулированного статуса спорных миров она даже не мешала дипломатическим отношениям двух держав, хотя и влияла на них, конечно же, не лучшим образом. Мы должны были заменить основательно потрёпанный в боях 13-й драгунский полк нашей же инспекции.
  Это означало долгую окопную войну со всеми её прелестями. Я ещё не успел распробовать её по-настоящему, в гвардии у нас были только учения, а в нынешнем полку у нас была лишь одна настоящая боевая операция - и та десантная. Теперь же мне, наконец, предстояло узнать и позиционную войну в глубоких траншеях. С многочасовыми артобстрелами, от грохота которых зарабатываешь продолжительную контузию. С грязью по колено. Проволочными заграждениями, на которых будут развешивать пресловутых крыс и колокольчики. С атаками, которые больше изображают активность на фронте, но при этом стоят жизни нескольким десяткам солдат.
  Мне оставалось только надеяться на то, что сумею справиться с командованием в этих условиях. Ведь теперь от меня зависели жизни не полутора сотен человек, а более полутысячи. Совсем другая мера ответственности.
  
  Фенрих прибыл утром третьего дня. И был он мне очень хорошо знаком. Правда, вот уж кого я никак не ожидал увидеть в этой роли, так это мою недавнюю знакомую Елену Шварц.
  Сначала я и не узнал в молоденьком парне, одетом в серую шинель и чёрную папаху со значком баденского пехотного полка, только без номера. Однако мне что-то показалось знакомым в его лице, кажется, задорная россыпь веснушек. Или показалось странным поведение юноши, который, увидев меня, запнулся в представлении и зачем-то отступил на полшага. Не такой уж я и монстр с виду-то.
  Я шагнул к нему поближе. Молодой человек снова отступил, упершись спиной в дверь.
  - Молодой человек, - строго сказал я ему, - представьтесь, как следует. Вы начинаете службу в моём полку, так что извольте говорить чётко.
  - Фенрих Шварц, - выпалил юноша звонким голосом и отдал честь, едва не задев меня локтем, - прибыл для прохождения службы в полку.
  - Другое дело, - кивнул я. - Снимите шапку, фенрих Шварц, у нас достаточно тепло.
  В тот момент я даже не придал особого значения фамилии фенриха. Она была весьма распространённой. Не Мюллер, конечно, про которую я как-то слышал, что жить с такой фамилией всё равно, что жить вовсе без фамилии. Однако всё равно встречается очень часто.
  Рука юноши слегка дрогнула, когда он сдёргивал с головы папаху. Под ней были коротко остриженные волосы. Ярко-рыжие.
  Тут уж я сложил все три обстоятельства и узнал, наконец, Елену.
  - Как это понимать, сударыня? - произнёс я осипшим голосом.
  - Вот ведь повезло мне, - не в лад буркнула она. - Из всех полков попасть по распределению в ваш...
  - Да объяснитесь вы, сударыня! - воскликнул я.
  - Думаете, мне так нравится учиться в институте? - вспылила Елена. - Образование ведь ничего не даёт! Всё равно, судьба женщины сводится к этим идиотским Трём Ка. Kinder, Küche, Kirche. В последнее время последнее Ка не столь обязательно, но - остальные, закон! А если я не хочу детей, семью. Не желаю погребать себя под этой горой быть! Хочу жить своим умом. Сначала, я думала, что для этого будет достаточно образования, но за два года в институте, поняла, что там учат всё тому же. Те же Три Ка, только поданные по другому!
  Я слышал её яростную отповедь и понимал, что никогда она не была так далека от меня. Вроде бы человек тебе душу изливает, о наболевшем кричит, а все эти проблемы мне просто непонятны. Как это так женщина - и детей не хочет? Семьи - тоже. Бежит от них сначала в институт, а потом и вовсе - на войну. Бред какой-то!
  Отчего-то вспомнилось, как Елена заинтересовалась моими рассказами об окопной войне. Не отвернулась, не попросила прекратить говорить гадости - нет, ей, кажется, действительно было интересно.
  - Вы ведь ничего не знаете о войне, сударыня, - вздохнул я.
  - Вот и узнаю! - твёрдо заявила Елена.
  Я понял, что сам того не желая, только что вступил в спор с ней, чего делать было категорически нельзя. Весь этот обмен аргументами следовало задушить в зародыше. Немедленно!
  - Значит так, сударыня, - решительно произнёс я, - вы сейчас же, немедленно, возвращаетесь домой. Это не обсуждается никоим образом, вы меня поняли?
  - Не кричите на меня! - вспылила Елена. - Я решила пойти в армию, в строевую часть, и от своего замысла не отступлюсь! Так и не знайте!
  - А знаете ли вы, сударыня, - снизил я тон, - что с вами будет, если выясниться, что вы, женщина, обманом завербовались в армию?
  - И что же?! - всплеснула руками она.
  - Не смотря на сословие, барышня, - кажется, я сознательно начал понижать голос, придавая ему пущей зловещести, - вас разложат на лавке, вроде этой, - я указал на простую деревянную лавку, стоявшую у стены комнаты, на ней обычно рассаживали офицеров во время длинных совещаний, - и пара барышень отходит вас как следует розгами по всем чувствительным местам, а после за армейский счёт доставят домой. Вы этого хотите?
  - Я хочу служить, - отрезала Елена, правда, слегка побледнев, наверное, от обрисованной мною перспективы.
  - Так служите на вспомогательной должности! - снова не смог сдержаться я. - Радистки, шифровальщицы, да мало ли ещё дел для женщины в армии найдётся?! Тоже служба, ничему не хуже других!
  - Крутиться в штабе, - отмахнулась Елена, - это не для меня!
  - Госпитали есть, - нашёл я новый аргумент, чего делать себе только что категорически запретил. - Уж там вы принесёте куда больше пользы всем! Вы же из семьи врачей, верно?
  - Медсестрой или санитаркой, - с каким-то пренебрежением произнесла она, - не уж, спасибо. Не хочу себе такой судьбы! Все эти солдатики с офицерчиками, что проходу не дают. Нет, нет, нет!
  - Вот ведь горе вы моё, - неожиданно для самого себя сказал я, отступая и присаживаясь на ту самую лавку. - Не могу я оставить вас в полку! Это ведь будет в чистом виде пособничество в этом обмане!
  - Я могу просто уйти и попробовать в другом полку, - буркнула Елена, - где меня никто не знает.
  - Плохо вы знаете нашу армию, сударыня, - вздохнул я. - Откуда, кстати, вообще взялся этот фенрих Шварц?
  - Это мой брат, - ответила Елена, - старший. Он после гимназии подал документы в армию, но отец узнал об этом и добился его перевода в военно-медицинское училище. И тут он написал мне, и упомянул, что ему пришло письмо о присвоении ему звания фенриха и зачислении в Восьмой Вюртембергский драгунский полк. Я поняла, что это - мой шанс. И надо же было вот так попасть на вас!
  - Весьма предусмотрительно, - протянул я, поднимая на неё глаза. - Ты хоть понимаешь, на что хочешь сейчас подписаться? Армия не имеет никакого отношения к романтической пропаганде, что вешают на уши юнцам на вербовочных участках
  - Не надо повторяться, - поглядела на меня сверху вниз Елена. - Я уже слышала всё про грязь и про кровь. Не беспокойтесь, из окопа не побегу!
  - Что же вы делаете со мной, Елена? - Я поднялся на ноги, шагнул к ней. - Верёвки же вьёте форменным образом!
  - Ну не знала же я, что меня именно к вам адъютантом направят! - воскликнула Елена.
  - И всё-таки, не могу я вас оставить в полку, - отмахнулся я. - Ошибка на лицо. Так что просто сделаем вид, что вас здесь не было. Простая бумажная путаница. Это бывает. Не слишком часто, но и редкостью назвать нельзя.
  - Да что ж это такое?! - Елена снова всплеснула руками. - Нельзя же так, Максим!
  - Как - так?! - громче чем следовало, спросил я. - Как?!
  И тут в дверь кабинета вежливо постучали.
  - Отойдите от двери, - бросил я Елене и громко сказал: - Входите!
  На пороге стоял зампотылу. Он переступил порог, отдал честь и обратился ко мне:
  - Выбил сколько смог, господин полковник. - Он протянул мне папку. - Прошу ознакомиться.
  - Фенрих, - бросил я Елене, - вы свободны.
  Она отдала честь и вышла из комнаты. Майор Дрезнер вместе со мной прошёл к столу и разложил бумаги.
  - Это и есть ваш адъютант? - поинтересовался он будничным тоном.
  - Именно он, - ответил я, понимая, что сам себе только что отрезал себе все пути к отступлению. Теперь появление Елены в качестве моего адъютанта было замечено другим офицером и выдать "фенриха Шварца" за бумажную путаницу не выйдет.
  
  Переодевшись в драгунскую форму, Елена стала меньше похожа на молодого человека, чем в обычной пехотной шинели. А может быть, играло роль то, что я уже знал, кто стоит передо мной. Отправить её домой без позора было уже невозможно, слишком многие видели моего нового адъютанта, да и хитрая девушка умудрилась уже представиться в офицерском собрании.
  Теперь мне оставалось только ввести её в курс дела, чтобы фенриха Шварца не разоблачили в первые же дни.
  - Значит так, молодой человек, - обратился я к ней. - Для начала, присядьте на эту лавочку и почувствуйте её, как следует. Вы окажетесь на ней - или очень похожей - в куда менее удобной позе. - Я сел на стул напротив неё. - Это было лирическое отступление. А теперь, серьёзно.
  Я протянул руку и провёл по её бархатистой щеке. Елена сморщилась, но ничего не сказала.
  - Бриться из-за тебя мне придётся через день, - буркнул я, - и ты будешь тщательно мылить лицо и обрабатывать его станком. Ты уже в том возрасте, когда отсутствие щетины на щеках уже вызывает закономерные вопросы. Если будут спрашивать, почему по моде многих фенрихов не отращиваешь усов, отвечай, что я этого не одобряю. Понятно?
  Елена ограничилась коротким кивком.
  - Далее, - продолжил я. - С мытьём и прочей гигиеной... - я замялся, - так сказать, по женской части, у нас тяжело...
  - С этим, - ледяным тоном ответила Елена, - я как-нибудь разберусь сама. Вы в этом ничего не смыслите, так что не беритесь объяснять мне.
  Я замолчал. Слова Елены будто ледяной водой окатили меня. Из головы вылетела заранее заготовленная длинная тирада. Я хотел о многом рассказать ей, баек из солдатского быта, самых скабрёзных и неприятных, в сравнении с которыми крыски на проволочных заграждениях так - милые мелочи. Припугнуть умеренно, быть может, она всё же изменит решение.
  Но всё это мгновенно покинуло мою голову. Мысли разбегались, не желая образовываться в словесные конструкции. Я поймал себя на том, что сижу перед Еленой и тупо гляжу на неё.
  - У вас ещё будут наставления, господин полковник? - вывела меня из этого почти трансового состояния сама Елена.
  - Больше нет, - ответил я. - Можете быть свободны, молодой человек.
  - Есть, - встала она, отдав честь.
  - Торопитесь проставиться в офицерском собрании, - усмехнулся я. - Молодые офицеры уже успели посветить вас в полковые традиции?
  - Так точно, - похоже, Елене не терпелось закончить разговор, и она пряталась за уставными формулировками.
  - А про меня успели наговорить всякого? - Я сделал неопределённый жест левой рукой.
  - Наговорили, - не стала отпираться она.
  - Верить или нет, - бросил я, - дело твоё.
  - Я предпочитаю сам составлять мнение о людях, - заявила Елена и вышла из комнаты.
  
  
  Глава 4.
  Отправку полка на фронт как бы случайно приурочили к очередному рекрутскому набору. Шесть сотен драгун в парадной форме вышли из ворот и строевым шагом отправились к космопорту. Всё имущество полка ещё вчера вечером было погружено на корабли 8-го флота, то же относилось и к остальным полкам, что полетят вместе с нами. Однако бойцы по традиции должны были перед посадкой пройти парадным маршем от расположения до космопорта. И шагать на, конечно же, приходилось мимо вербовочных участков, около которых стояли длинные очереди рекрутов, кому на днях вручили извещение о наборе, и добровольцев, решивших связать свою жизнь с армией.
  Все эти люди в гражданской одежде с сумками, саквояжами и вещевыми мешками провожали нас взглядами. Конечно, было чем полюбоваться. Шесть сотен драгун в парадной форме производили впечатление. Почти одновременно били в мостовую подкованные для форса и для пущей звонкости каблуки сапог. Начищенные до зеркального блеска пуговицы, пряжки ремней и кокарды сверкают на солнце, пусть и по-зимнему тусклом. Стволы лазерных карабинов глядят вертикально вверх, как будто грозя тому же небу, за пределы которого мы собирались отправиться. Левофланговые офицеры лихо отмахивают свободными руками, вторая рука сидит, как пришитая, держит эфес шпаги.
  Космопорт, точнее его закрытая часть, военный космодром, был переполнен людьми. Выстроенные в ровные колонны солдаты пехотных и драгунских полков медленно грузились на челноки. Те отправят нас к пришвартованным на орбите громадным кораблям, которые настолько велики, что сесть на поверхность просто не смогут.
  Очередь погрузки на корабли была велика, но двигалась быстро. Челноки были весьма вместительными, в самые большие могло войти до батальона. Правда, таких было не слишком много, однако отправка даже одного из них существенно сокращала очередь.
  Офицеры сразу же отделились от основной массы солдат и унтеров. Для нас были приготовлены отдельные небольшие, но более комфортабельные челноки. Некоторые сразу забирались в них, сваливая все заботы на унтеров. Другие же, к которым, не без гордости могу сказать, относились все офицеры моего полка, оставались на посадочной площадке. Как только последний драгун - им был вахмистр Быковский, который уже на трапе обернулся и отдал честь, - скрылся в недрах челнока, я кивнул своим офицерам и все вместе мы отправились в предназначенный нам летательный аппарат.
  Рассевшись в мягких креслах, мы пристегнули ремни, будто это был самый обычный рейс самолёта. Естественно мой адъютант сидел рядом со мной. Елена предпочитала глядеть прямо перед собой, то ли из-за недавнего разговора, то ли, как и многие, опасалась полётов за пределы атмосферы.
  Не смотря на то, что наша империя охватывала несколько звёздных систем, путешествия между планетами, да и вообще, выходы за пределы атмосферы, были достаточно большой редкостью. Конечно, военные часто курсировали между ними, равно как и торговцы, но вот пассажирских рейсов почти не было. Слишком уж дорогое удовольствие - не окупались они пока. Именно поэтому, большинство подданных империи крайне редко покидали родные миры, конечно, если они не служили в армии или не числились в Гильдии звёздных торговцев.
  Даже мне, не один раз покидавшему самые разные планеты, бывало весьма не по себе, когда челнок выходил из атмосферы, а уж Елене каково было. Мне не хотелось представлять её ощущения. Точнее, вспоминать собственные, что имели место в мой первый выход на орбиту.
  Офицерские челноки швартовались на отдельной палубе, так что проследить за выгрузкой своих драгун я не мог. Ведь нас согласно флотской традиции приветствовал сам капитан корабля в небесно-голубом парадном кителе, при кортике и внушительной орденской планке. Звание он носил капитана цур зее, что соответствовало чину полковника, и потому чувствовал себя с нами вполне уверенно.
  - Приветствую вас на борту большого транспортного корабля класса "Померания", господа офицеры, - выпалил он, будто на плацу. - Познакомимся уже в кают-компании корабля, куда я приглашаю вас сразу же, как устроитесь в своих каютах. На обустройство у вас полчаса. Юнги проводят вас по каютам.
  Молодые ребята, наверное, даже моложе Елены, подходили к каждому из офицеров. Они явно были заранее проинструктированы, кого куда вести, потому что, подойдя к нам, сразу же обращались по именам-званиям и просили следовать за ними.
  - Вам выделена одна каюта с вашим фенрихом, - сообщил мне юнга.
  Я ничего не стал говорить ему. Что тут ещё скажешь? Сделав жест юнге, мол, готовы следовать за ним, мы с Еленой зашагали по обтянутому линолеумом полу. Палубе, если быть точным. На флоте космическом, как и устаревающем военно-морском, весьма строго относились к терминологии, делая, конечно, скидки для сухопутников - как моряки называли всех, кто не относился к флоту - но кое в чём бывали непреклонны. Равно как и к соблюдению определённых традиций, которые бывали различными даже на разных кораблях. Хотя и тут всё было очень сложно - простым на флоте не было ничего. Если стараться соблюдать все традиции досконально, офицеры корабля могут начать считать, что ты стараешься подлизаться к ним, и объявить на основании этого полный бойкот.
  Каюту нам выделили небольшую, но какую-то удивительно уютную, что было достаточно большой редкостью на космических кораблях. Пара коек, шкаф для формы, отдельный сундук для доспехов, закрытая оружейная стойка, куда я поставил шпагу. В сундуке для брони имелось запирающееся отделение, предназначенное для личного оружия. На борту корабля с оружием имели право ходить только его офицеры. И лишь в случае боевой тревоги остальные имели право доставать своё. Правда, ключи от отделения для него сдавали вахтенному офицеру, что создавало определённые трудности, но таков был порядок. Я уложил в отделение свой табельный пистолет и трофейный револьвер, который всюду носил с собой. Елена пристроила рядом своё оружие. Я запер отделение, положив ключик на стол.
  - Переодеваемся в повседневную форму, - сказал я ей, и только тут понял, что это также создаёт определённые проблемы.
  - Есть переодеваться, - неожиданно улыбнулась Елена и начал расстёгивать пуговицы мундира. Заметив, что я попросту пялюсь на неё, она вздохнула и уже серьёзней произнесла: - Господин полковник, мы с вами люди взрослые. Знакомы с анатомией человека, в конце концов.
  И снова меня будто ледяной водой окатили. Я быстро отвернулся, чтобы скрыть, что покраснел. Как-то негоже молодому полковнику красоваться лицом горящим, хоть прикуривай.
  Распаковав повседневную форму, мы быстро переоделись и покинули тесную каюту. И я очень надеялся, что кровь отхлынула уже от моего лица, не стоило давать поводов для лишних слухов обо мне.
  Кают-компания транспорта была не столь шикарной, как на крейсерах или линкорах, где мне приходилось бывать пару раз ещё во время службы в гвардии. Однако было видно, что капитан прилагает все усилия, чтобы подтянуться до этого уровня. Стол в центре по традиции был круглым и с высоким бортиком, над ним висели кверху ножкой бокалы. Стол этот был деревянным, а все бортики - металлическими. Никакого пластика - тоже одна из традиций.
  Когда все офицеры, как свободные от вахты флотские, так и прибывшие на кораблях драгунские, расселись за ним, капитан поднялся, взял сверху бокал, расторопный стюард тут же наполнил его вином. Остальные последовали его примеру. Это заняло определённое время - стюардов было немного, а вот офицеров за столом хватало. Пока всем наполняли бокалы, капитан стоял ровно, словно статуя с поднятой рукой. Когда же стюарды отступили от стола, он произнёс тост.
  - Удачного плавания! - сказал он, и мы сдвинули бокалы.
  Банкет по случаю отправления экспедиции был коротким. В общем, он свёлся к представлению офицеров полков, загрузившихся на борт, и корабельных. Оба полка, с которыми нам выпало соседствовать на борту транспорта, были драгунскими, 8-м и 11-м Вюртембергскими. Такое было обычным делом, потому что в тяжёлой пехоте в полках была намного меньше солдат, что позволяло погрузить на транспорт сразу несколько. Следом за ними представились офицеры экипажа. Я не запомнил никого, кроме капитана цур зее Либрехта, вред ли мне придётся с ними много общаться.
  Расстояние до Пангеи можно было пройди за два прыжка. Оба в незаселённые части освоенного космоса. Там просто не имелось ни одной пригодной для жизни планеты. Однако, насколько я успел нахвататься из общения с офицерами флота, именно в этих местах чаще всего можно напороться на засаду.
  Во все эти дела я и посвящал Елену, чтобы скоротать время. Во время перелётов в гиперпространстве выходить из своих кают было строжайше запрещено. В это время все двери автоматически запирались так, чтобы изнутри их открыть было невозможно.
  Я либо сидел на единственном стуле, либо вовсе валялся на кровати, закинув руки за голову. Быстро привыкнув к присутствию Елены, я уже не обращал внимания, когда она переодевалась, хотя девушка она красивая и видная, тут ничего не скажешь, я и сам чувствовал себя вполне вольно. В конце концов, она была моим адъютантом и нам придётся не один день провести в тесных бункерах и блиндажах, так что довольно уже миндальничать.
  - А тебе приходилось участвовать в космических боях? - спросила Елена.
  Между собой мы давно уже перешли на "ты", и только на людях я обращался к ней на "вы", опасаясь спутать род. Как бы то ни было, а для себя я воспринимал её, как девушку, и ничего не мог поделать с этим.
  - Ни разу, - честно ответил я. - Засады на пустых участках космоса устраивают, в основном, на небольшие соединения или сильно потрёпанные. Да и то только во время больших войн, а их не было уже довольно давно. Сейчас все стараются неукоснительно следовать Космической конвенции в пункте, запрещающем уничтожение боевых кораблей и транспортов.
  - А засады в таких местах тут при чём? - не поняла Елена.
  - Тут всё просто, - объяснил я. - Место глухое, свидетелей нет, и если на просторах космоса пропадут несколько сильно повреждённых кораблей противника, никаких лишних вопросов не возникнет. А если и возникнут, то, как доказать причастность страны-противника - никак. Тем более, если противников несколько. Во времена оны это не было такой уж редкостью. Да и сейчас мало кто воюет один на один.
  - Но почему все так неукоснительно следуют тому пункту конвенции - об уничтожении кораблей? - заинтересовалась она.
  - Официально, - пустился в разглагольствования я, - из-за того, что это ведёт к большим людским потерям. Ведь на крейсере или линкоре экипажи в несколько тысяч человек, не считая десантников, и если корабль погибнет, спастись у них нет ни малейших шансов. Но дело тут, скорее, в деньгах. Каждый корабль стоит невероятные суммы, я и представить себе столько не могу, если честно. И строится не один год. Ремонт всё-таки обходится намного дешевле и времени занимает намного меньше. Экономически выгодней
  Я потянулся, упершись ногами в дальнюю переборку. Рывком сел на койке. Противная дрожь кистей рук никуда не делась. Она выводила меня из себя, но поделать с ней я ничего не мог. Вроде бы и не сильный тремор, не мешает даже ложку с чашкой держать, однако стоит обратить внимание на пляшущие пальцы и ладонь и становится не по себе.
  - Ты всё ещё сильно нервничаешь, Максим, - сказала, заметив это, Елена. - Не хочешь признаваться в этом, но нервы у тебя не в порядке.
  - Я и так отлично знаю, что они у меня не в порядке, - отмахнулся я, сцепив пальцы в замок, но продолжая ощущать проклятую дрожь.
  - Тогда сходи в госпиталь и возьми хотя бы простейшего успокоительного, - посоветовала мне она.
  - Полковнику не к лицу ходить за успокоительным, - отрезал я.
  - Могу я сходить и взять для себя, - заявила Елена. - Уж молодому-то фенриху, без году неделя в полку, можно нервничать?
  - Можно, - улыбнулся я. - Только почему-то мне кажется, что от этой дрожи валерьянкой не спастись.
  - И что же это? - бесцеремонно поинтересовалась Елена.
  - Ответственность, - сказал я, видя перед собой только собственные трясущиеся ладони. - Легко быть капитаном себе на уме, этаким Печориным, принцем Гамлетом, рыцарем не пойми какого образа. Большая часть обязанностей всё равно лежит на вахмистре и лейтенантах, ему с ними и разбираться, а моё дело - водить драгун в атаку и подбадривать при обороне. Но теперь на мои плечи легла ответственность за шесть сотен душ. Выдержу ли я её - вот в чём главный вопрос. Как только начинаю думать об этом, тут же колени подгибаются и руки трясутся. Какие бы рожи я на людях не строил, прикидываясь железным полковником, - так за глаза меня называли в полку, - но живым-то человеком я остался. Из плоти и крови. И мне страшно. Я очень боюсь первого боя. От него будет зависеть всё.
  - Если боишься, значит, уже проиграл, - философски заметила Елена, пожав плечами, как будто ей было на это наплевать.
  - Вы оказывается у нас знаток военных максим, молодой человек, - невесело усмехнулся я, глянув на неё. - Думаешь, я не искал себе утешения в них, Елена? Только вот нет и его. Сколько не ищи - не найдёшь.
  - А зачем тебе нужно утешение? - посмотрела мне в глаза Елена. - И если уж ищешь, то в максимах его не найти. Лучшей найди себе женщину - они дарят утешение намного лучше.
  - Юноша, - удивлённо рассмеялся я, - да вы у нас знатный ловелас, как я погляжу. Сколько знаний о жизни в столь юном возрасте!
  - Прекрати паясничать, Максим, - оборвала меня Елена. - Я считала, что ты - крепкий человек, настоящий офицер. Не тот, что только и может, что барышень формой охмурять, а и на поле боя чего-то стоит! Выходит, ошибалась я в тебе, Максим.
  - Всё нормально, Елена, - отмахнулся я, сжав правую руку в кулак. - Просто с тобой я могу хоть ненадолго перестать быть тем железным полковником, каким показываюсь офицерам и драгунам. Хоть кого-то под свою броню пустить... Прости, что тебе приходиться выслушивать мои откровения. Раньше мне хватало внутреннего диалога, а сейчас вот появился вполне реальный объект.
  - Всё хорошо, - неожиданно присела рядом со мной Елена. - Разговаривай со мной, Максим. Не стоит держать в себе все эмоции, так ведь можно и с ума сойти.
  Она положила мне руку на плечо. Я накрыл её ладонь своей, обернулся и подмигнул.
  - Спасибо, - только и нашёл, что сказать, я.
  
  
  Три прыжка через гиперпространство заняли около недели, в основном, потому что точки входа и выхода находились на достаточно большом расстоянии друг от друга. Именно когда корабли или флоты проходили его, они подвергались наибольшей опасности.
  Мы двигались на минимальной скорости, пробивая себе путь через астероидные поля. Слабо вооружённые транспортные корабли тут не могли пригодиться вовсе, превращаясь в массивную обузу. Да и плелся весь флот как раз с их скоростью. Наверное, команды быстроходных корветов или фрегатов, которые давно уже могли бы миновать расстояние от точки входа до точки выхода, в кают-компаниях и кубриках ругались на "беременных коров", как часто называли транспорты. И за отсутствие хищных обводов, которыми славились лёгкие корабли, и за низкую крейсерскую скорость. Впрочем, это была ещё одна флотская традиция.
  После выхода флота из гиперпространства, капитан цур зее вызвал командиров полков, находящихся на борту его транспорта. Мозг корабля выглядел весьма эффектно. Ровная палуба чёрного, как и космическое пространство за обзорными иллюминаторами, цвета, длинные ряды мониторов, за которыми работают несколько десятков человек. Вахтенный офицер и капитан стоят ближе к огромному экрану, демонстрирующему звёзды и часть планеты, на которую нам предстояло опуститься в ближайшее время.
  - Поглядите, - не оборачиваясь, сделал широкий жест рукой капитан Либрехт. - Вот куда мы будем приземляться.
  По редким сборам в кают-компании транспорта я успел понять, что капитан цур зее имеет известную склонность к театральности. Часто он казался мне неким конферансье, выступающим перед всеми нами. Как офицерами своей команды, так и перед нами.
  - Через десять минут, - продолжал он, - закончат рассчитывать курс снижения, и я передам сигнал готовности адмиралу флота. В общем, не минует и получаса, как моя ласточка начнёт манёвр захода на посадку. Нам выделено место ближе к линии Студенецкого, значит, на некоторое время моя "Померания-11" станет одним из бастионов на ней.
  Это была распространённая практика. Транспортные корабли несли на борту не столько космическое вооружение, сколько обычные пушки и гаубицы, предназначенные для обороны на поверхности планеты. После приземления, а транспорты были едва ли не единственными космическими кораблями своего тоннажа, что опускались на поверхность планеты, они превращались в достаточно мощное укрепление, вроде форта или части укрепрайона, а также склад боеприпасов для полков, что они привезли на фронт. Когда же требовалась срочная эвакуация или же полки надо было, как в нашем случае, отправлять на перегруппировку, они грузились обратно, и транспорт стартовал на орбиту. Таким образом, эвакуация занимала намного меньше времени, а часто орудия корабля прикрывали отступающих солдат огнём.
  - Кто-нибудь из вас, господа офицеры, - обратился к нам капитан цур зее, наконец-то, обернувшись, - уже участвовал в посадке корабля?
  Все ответили отрицательно. И полностью довольный капитан цур зее снова отвернулся к обзорному экрану.
  - Значит, вас ждёт незабываемая картина, - произнёс он тоном художника, предлагающего публике своё очередное полотно, - в первый раз.
  Тут к капитану с вахтенным офицером подбежал боцманмат, следивший до того за рядом компьютеров и доложил:
  - Расчёты окончены и отправлены командующему флотом!
  Капитан благосклонно кивнул ему, и боцманмат вернулся на своё место. Но всего на несколько секунд, потому что спустя этот недолгий промежуток времени, ему пришлось так же бегом возвращаться к капитану с новым докладом.
  - Командующий разрешил посадку в указанном секторе.
  - Замечательно, - кивнул капитан цур зее. - Приготовьтесь, господа офицеры, посадка начинается.
  Новым чересчур театральным жестом он разрешил команде начать манёвр посадки. Палуба содрогнулась под нашими ногами, как будто в лифте, когда он начинает движение вниз. Видимые звёзды медленно сдвинулись с места, диск планеты стал увеличиваться в размерах, наползая на нас. Осознание грандиозности несколько подавляло, корабль, кажущийся мне огромным, теперь представлялся мелкой песчинкой на фоне планеты. И чем ближе мы были к ней, тем сильнее давили на меня размеры планеты, на поверхность которой мы опускались.
  По обзорному экрану побежали помехи. Они мелькали по всей его площади , довольно сильно раздражая. Хотелось подойти к экрану и протереть его рукавом. Но вскоре я понял, что никакие это не помехи, а языки пламени, пробегающие по обшивке корабля. "Померания-11" входила в плотные слои атмосферы. И вот уже кажется, что весь корабль объят пламенем. Это завораживало.
  Мы летели сквозь плотные слои атмосферы планеты, буквально продираясь через них, пробивая себе путь. Корабль словно начал бить тремор. Палуба мелко содрогалась под нашими ногами. Стоявшая рядом Елена неожиданно схватила меня за руку, сжала ладонь своими пальцами. Я ответил лёгким пожатием, повернул голову и подмигнул. Она мгновенно покраснела и отпустила мою руку. Я только усмехнулся, снова обратив всё внимание на обзорный экран.
  Планета тем временем заняла всё пространство. Языки пламени окрашивали её, придавая какой-то демонический вид. От него становилось не по себе ещё сильнее. На какую-то секунду показалось, что мы опускаемся в ад. И вот пламя затянуло весь экран, скрыв всю планету от наших глаз.
  - Великолепно! - якобы не удержался от восклицания капитан цур зее. - Просто великолепно! Вы не находите, господа офицеры?
  Все выразили ему своё восхищение. Но, в общем, довольно умерено. Зрелище, конечно, поражало и подавляло, однако со слов капитана цур зее это должно было быть нечто совершенно непередаваемое. А этого, похоже, никто, кроме капитана Либрехта не видел.
  "Померания-11" миновала плотные слои атмосферы. Пламя рассеялось, и мы смогли рассмотреть планету, на которую мы опускались. Пангея была достаточно обжитым миром. Обзорный экран исправно демонстрировал серо-чёрные пятна больших городов, над которыми вились клубы дыма, подкрашенные снизу багровым. Из-за чего города казались некими вечно бурлящими ведьмиными котлами.
  Длинной ниткой единственный громадный континент Пангеи пересекала линия Студенецкого. Цепь оборонительных сооружений, фортов, крепостей, мощных укрепрайонов, ощетинившихся пушками и пулемётами. По обе стороны с высоты полёта космического корабля были видны орудийные позиции - тысячи стволов глядели в небо под разными углами. Периодически они окутывались пламенем, заставляя вспомнить наше снижение, швыряя на сторону противника снаряды. Но выглядело это как-то лениво, как будто они делали это нехотя, выполняя некую повинность.
  Война на поверхности Пангеи шла вялая. Какая-то, честно сказать, ненастоящая война. Ведь конфликта между Альбионом и Доппельштерном не было, а тут обе империи просто обменивались ударами, словно боксёры тяжеловесы, демонстрируя друг другу и всему остальному обитаемому космосу, какой силой обладают и на что способны в случае чего. Хотя от нападок тех же Соединённых планет это не спасало, что показывали недавние события на Баварии. Хотя у них имелась своя такая же спорная планета - Ордос, где на линии Саладина их солдаты дрались с мамелюками и янычарами Звёздного эмирата. И куда более жестоко, если судить по военным сводкам.
  "Померания-11" приблизилась к поверхности достаточно, чтобы можно было судить о примерном месте, куда она приземлиться. Существенная прореха в линии обороны была отлично видна. Она представляла собой ровную бетонную площадку с подпалинами от маневровых двигателей десантных кораблей, что садились на неё за прошедшие годы. Транспорт, по всей видимости, уже успел вывести полки, которые нам предстояло заменить.
  Рулевые - или как там назывались люди, непосредственно управляющие кораблём, - на "Померании-11" были отменные. Наверное, другие не служили на транспортах, ведь тут необходимо филигранное искусство, как при прохождении плотных слоёв атмосферы, так, особенно, при приземлении на поверхность планеты. Они чётко опустили "Померанию-11" на бетонную площадку. Мы на мостике почувствовали только лёгкий удар. А после него корабль мягко опустился ещё на несколько метров вниз.
  - Мягкая посадка, - констатировал капитан цур зее, - поздравляю вас с этим.
  
  Выгружались полки куда быстрее, чем поднимались на борт. Этому способствовало много факторов. Главным был, конечно, грохот пушек. Пусть далеко и довольно редко, но всё же каждый залп придавал прыткости ногам драгун. В траншеях все чувствовали себя намного спокойней. И вчерашние рекруты, и бывалые солдаты.
  - Рассредоточиваемся, - командовали унтера, которые ещё не знали, где именно занимать позиции, но не давали бойцам скучиваться. Слишком велика опасность, что такую толпу накроет одним фугасным снарядом - и прощай несколько сотен драгун. - Не скапливаться! Хотите, чтобы всем вам одним снарядом головы поотрывало!
  К нам подошёл полковник в пехотной форме, заляпанной грязью, доспехи его явно знавали лучшие времена.
  - Начальник штаба дивизии полковник Игнатьев, - отдал он честь, - к вашим услугам, господа офицеры. Прошу, - он указал нам на ящики с боеприпасами, которые только что выгрузили матросы "Померании-11", - удобней всего будет рассмотреть вашу диспозицию тут.
  Мы расселись вокруг него, а полковник разложил перед нами планшет с картой близлежащих укреплений.
  - Ваши полки займут место отбывших вчера драгун с Гессена, - начал полковник Игнатьев. - Генерал-лейтенант фон Штрайт, наш командующий, просил извиниться за своё отсутствие. У альбионцев творятся какие-то странные дела. Ждём не то полноценного наступления с их стороны, не то вообще неизвестно чего. И нас очень радует, что нам прислали подкрепление. Весьма предусмотрительно со стороны командования. - Говорил Игнатьев удивительно быстро, как будто пулемётные очереди стрекотали. - Пятый драгунский займёт траншеи от бункера двенадцать до форта восемь. Это примерно две сотни метров, вполне достаточно для вашего полка. По три человека на метр обороны. Плюс ваши орудия и прочее. Отлично получается. Дальше. За фортом с той же плотностью располагаются Восьмой и Одиннадцатый полки. Ваш левый фланг, - Игнатьев указал на Тиля Бёма, командира 11-го полка, - будет подпирать Сорок восьмой Вестфальский пехотный полк. Крепкие ребята, уже два месяца тут, показали себя с лучшей стороны.
  - А кто будет на правом фланге? - уточнил у Игнатьева я.
  - Минутку, - тот заглянул в карты из планшета. - Точно. Я не ошибся. Тридцать третий Вестфальский пехотный. Тоже хороши, хоть и маловато их осталось. Им хорошо досталось в последние месяцы, альбионцы на их участке начали слишком уж активный артобстрел. Сутками зачем-то долбили по фортам и траншеям. Да и давненько уже Тридцать третий Вестфальский на Пангее торчит бессменно. Думали, их в этот раз сменят, но нет же.
  - С вашего позволения, - обратился к болтливому начальнику штаба дивизии полковник Бём, - мы отправимся к нашим людям и расставим их согласно вашей диспозиции.
  - Конечно-конечно, - закивал Игнатьев. - В шесть часов вечера генерал фон Штрайт ждет всех господ полковников у себя в блиндаже. Он будет инструктировать вас относительно положения на здешнем фронте. Он просил не опаздывать.
  - Есть не опаздывать, - ответили мы, и разошлись по своим полкам.
  Наша позиция была достаточно выгодной. С обоих флангов нас подпирали укрепления. Правда, один из полков, соседствующих с нами в траншеях, по словам Игнатьева сильно потрёпан. Хотя это атаки со стороны альбионцев вроде бы не планировалось, а значит, не так уж это и страшно. Прикрывать вестфальскую пехоту придётся сугубо номинально. Чем мы сможем помочь им, когда всем на головы посыплются вражеские фугасы. Тут надо поглубже нырнуть в траншею и не высовывать головы.
  - Господа офицеры, - обратился я к командирам рот и взводов сразу по возвращении от начальника штаба дивизии, - наши позиции от восьмого форта до двенадцатого бункера. - Я указал на возвышающиеся стены основательно потрёпанного форта с цифрой восемь и провёл рукой до бункера дальше по линии траншей. - Каких-то две сотни метров - мелочь для нас, верно? Располагаем орудия и пулемёты, добиваемся максимальной плотности огня на нашем, весьма ограниченном, участке фронта. Вряд ли альбионцы решатся на атаку, но и терять бдительности не стоит.
  Я перевёл дыхание.
  - Разойтись по ротам, - приказал я, потом поглядел на часы, которые ещё на борту "Померании-11" перевёл на местное время, и добавил: - К шестнадцати часам доложить о готовности.
  - Есть, - ответили мне командиры рот почти хором.
  - А мы чем займёмся? - спросила у меня Елена, когда офицеры разошлись.
  - Мы, - пожал плечами я, - займём блиндаж посуше и будем ждать доклада. В должности командира полка есть свои плюсы.
  Полковничий блиндаж был вполне обжитым. Здесь явно квартировал командир полка, который мы сменили, так что условия проживания были вполне сносными. За бетонной стеной располагались радисты, видимо, для обеспечения оперативности связи. Более того, трубка полевого телефона была выведена прямо в мой блиндаж. Весьма удобно.
  - Тут больше места, чем в каюте транспорта, - заметила Елена.
  - В траншеях полного профиля, - ответил я, - с местом проблем уж точно нет. Кстати, второй постели нет, так что спать нам придётся вместе.
  - Здесь есть отличная лавка, - отрезала Елена. - Мне на ней будет вполне удобно.
  - Не боишься привыкнуть к лавке? - скабрёзно улыбнулся я, но она сделала вид, что не поняла глупого намёка, и только пожала плечами.
  - К генералу ты меня с собой возьмёшь? - поинтересовалась она, сменив тему.
  - Запомни, Елена, ты - мой адъютант, - вкрадчивым тоном объяснил я, - и должна сопровождать меня всюду. Если только я не прикажу тебе обратного.
  - Вас понял, господин полковник, - вытянувшись в струнку, козырнула Елена.
  - Вольно, фенрих, - велел ей я. - Форма одежды повседневная, парадную можешь запрятать подальше. На фронте её не особенно любят.
  - Так точно, - продолжала разыгрывать из себя идеального фенриха Елена.
  Командиры рот прибыли точно в назначенное время. Они не стали набиваться ко мне в блиндаж, я сам вышел к ним.
  - Позиции заняты, - доложил за всех на правах старшего по званию командир первой роты, майор Штайнметц. - Происшествий нет. Раненных и убитых нет. Враг ведёт умеренный огонь из тяжёлой артиллерии, но укрепления легко держат удар. Они тут выстроены на совесть, - добавил он уже менее уставным тоном.
  - Разрешите обратиться? - отдал честь капитан фон Ланцберг. Я кивнул ему, и командир четвёртой роты доложил: - В бункере обнаружен запас мин, снарядов и пулемётных лент. Несколько сотен ящиков.
  - В форте та же картина, - поддержал его Штайнметц. - По нашим прикидкам там примерно половина боеприпасов к тяжёлому оружию, положенных полку тяжёлой пехоты. Такое впечатление, что наши предшественники оставили его, наверное, не хотели тащить на транспорт. Списали в боевые потери и оставили нам.
  - Странное дело, - пожал плечами я. - Никогда прежде с таким не сталкивался. А вам приходилось, господа офицеры? - спросил я у командиров рот.
  Все ответили отрицательно. С другой стороны, насколько я помнил из их личных дел, что мне довелось прочесть на борту "Померании-11", ни один из них не бывал на Пангее. Может быть, здесь, на этой линии фронта вялотекущей войны, это - норма. Надо будет поинтересоваться у генерала фон Штрайта.
  - Как бы то ни было, - решил я. - Этот подарок нам только на руку. Грех будет не воспользоваться им. Проверьте качество оставленных нам боеприпасов - и если с ними всё нормально, загрузите склады форта нашими. Бункер, как я понимаю, и без того завален под завязку.
  Ланцберг ограничился коротким кивком.
  
  У генерал-лейтенанта фон Штрайта собрались все командиры полков его дивизии. Кроме нас троих, вновьприбывших, в его весьма просторном блиндаже расселись на длинных лавках ещё пять штаб-офицеров. Командир соседствующего с моим 33-го Вестфальского пехотного, майор Краузе. Сосед Бёма, полковник Браилов, командующий 48-м Вестфальским пехотным полком. Полковник Смуренков, который, судя по отсутствию даже лёгкой брони и слишком громкому голосу, руководил артиллерией дивизии. Форма его была основательно запачкана, так что нашивок на рукаве было не разглядеть, а эмблемы на петлицах прятались за высоким воротником тёплой куртки. А вот сидящий рядом с ним полковник Биберштайн форму носил идеально чистую и даже отглаженную. На рукаве и в петлицах его красовались эмблемы танковых войск. Последним к генерал-лейтенанту в блиндаж зашёл майор в гренадерской форме и тяжёлых доспехах. Он и сам был довольно крупным мужчиной, вряд ли меньше вахмистра Быковского, а уж из-за доспехов и вовсе занял, казалось, всё свободное место в блиндаже. Отрекомендовался он командиром 18-го Померанского гренадерского полка - майором Фермором. Он явно не был уроженцем Доппельштерна, не давали у нас таких фамилий, и отчего-то у меня закралось подозрение, что майор гренадер может оказаться по происхождению альбионцем.
  - Майор Фермор, - развеял сомнения, которые были, похоже, не у меня одного генерал-лейтенант, - не из Альбиона. Он уроженец Конфедерации, оставшийся служить нашей империи.
  - Давно надо было сменить фамилию, - усмехнулся тот, приваливаясь спиной к стене, ни одна лавка не выдержала бы веса такого гиганта, да ещё и в боевых доспехах. - Майор Гайслер из 37-го Гессенского егерского прибыть не может. Его люди рассредоточены почти по всему фронту дивизии и продолжают наблюдение за альбионцами. Как только ситуация хоть немного проясниться, он сразу же явится к вам с докладом.
  - Понятно, - не слишком довольным тоном произнёс генерал фон Штрайт - А теперь к делу, господа офицеры. Противник ведёт себя крайне странно и это не нравиться командованию. То они начинают яростный артобстрел участка линии фронта, где стоит Тридцать Третий Вестфальский пехотный, и не прекращают его несколько суток. Мы готовимся к отражению возможной атаки, но её не следует. Спустя три дня наши разведчики замечают "самки" альбионских танков "Марк шесть". Они крутятся около суток на виду, как будто демонстрируя себя. Но как только нашей дивизии придали Шестнадцатый танковый полк, сразу же пропали, как будто и не было их. На соседних участках фронта альбионцы проводили бомбардировки. И точно так же, без каких-либо последствий. Вражеская пехота в наступление не перешла ни разу.
  Нам оставалось только в затылке задумчиво чесать после этого рассказа. Ни у меня, ни у более опытных командиров полков, не было никаких идей относительно действий противника. Кроме, разве что самой очевидной, которую первым высказал полковник Бём.
  - Запутать пытаются, - протянул он, не переставая тереть идеально выбритый подбородок, - не иначе. Атаку готовят на другом участке, скорее всего, в нескольких сотнях километров, а внимание командования пытаются приковать к нашему.
  - Вполне возможно, - согласился с ним генерал-лейтенант. - Генерал-фельдмаршал фон Литтенхайм, наш командующий, - зачем-то уточнил он, как будто кто-то из собравшихся в его блиндаже не знал, кто руководит войсками на линии Студенецкого, - именно из-за этого и усилил наш участок танковым полком и дополнительной артбригадой. Вот только несколько суток назад с орбиты прислали вот эти снимки. - Фон Штрайт выложил на стол три чёрно-белые фотографии. - Это данные космической разведки. Наши корабли, конечно, не могут разглядеть территорию противника так подробно, как нам бы хотелось, но такое пропустить нельзя и с орбиты.
  Мы разобрали снимки и вгляделись в них. На снимках можно было разглядеть чёрное пятно, скорее всего, большой город. Его окружали пятна поменьше - разного размера и формы. В них я узнал войсковые соединения. И было их не меньше двух десятков. С орбиты ничего меньше пехотного полка или танкового батальона разглядеть невозможно, позиции артиллерии выглядели слишком правильно и узнавались легко. Значит, если судить по этому снимку, альбионцы окружали город на их территории.
  - Зачем бы альбионцам делать это? - удивился полковник Башинский, командующий 11-м Вюртембергским драгунским.
  - Высадка нового противника? - предположил я, вспоминая Баварский инцидент. - Бостонцы вполне могли пойти на такой манёвр.
  - Как на Баварии, - тут же поддержал меня начальник штаба Игнатьев. - Я прочёл довольно много материалов по этому инциденту. Весьма, знаете ли, ловкая и наглая операция.
  - На Баварии всё провалилось с треском, - не согласился с ним майор Фермор, - и вряд ли бостонцы решаться повторить её.
  - Так не обязательно это могут быть бостонцы, - пожал плечами я. - Их я привёл как первый пример, в Галактике ещё достаточно сил, которые смогли бы совершить подобное.
  - Вы намекаете на моих соотечественников, - усмехнулся Фермор. - Да, это вполне в их духе, например, захотели поживиться на нашей войне. Посчитали, что всё внимание направленно только на линию Студенецкого, и ударили в тыл.
  - Это не может быть высадкой с орбиты, - отмёл наши доводы пожилой полковник Браилов. - Космическая разведка сообщила бы о высадке. Они не могли проглядеть такое количество кораблей, что войска с них смогли занять целый город. И против них собрали такую силу, - он постучал по лежащему на столе снимку. - А во-вторых: без боя их альбионский флот бы не пропустил, - добавил он. - И уж схватку двух космофлотов наша разведка не проглядела бы наверняка.
  Все задумались над его словами. Если враг не пришёл из космоса, значит, он появился здесь, на поверхности планеты. И совершенно непонятно, кто бы это мог быть. Ни на одной из обнаруженных людьми планет колонисты не нашли никаких чужих цивилизаций или их остатков. Ни загадочных руин, ни гробниц из странного камня, ни скелетов существ, не похожих на людей совершенно, но при этом при жизни носивших одежду. В общем, всего того, о чём так любили писать в популярных фантастических романах. Конечно, всегда существовала вероятность, что всё это было обнаружено экспедициями, но тут же засекречено, вот только лично мне во всё это верилось слабо.
  - А если восстание? - предположил Бём. - В тылу у альбионцев стоят не регулярные армейские части, а сипаи с Бангалора и местное ополчение. Они вполне может поднять восстание достаточными силами, чтобы овладеть городом.
  - Не думаю, чтобы восставших было настолько много, - усомнился Игнатьев, - что для их подавления понадобилось столько войск.
  - Силу демонстрируют, - сделал я самоочевидный вывод. - Не хотят вступать в настоящий бой, гробить солдат и технику, а при атаке города, занятого врагом, потери будут велики. А тут хотят показать, какой мощью располагают. У страха глаза велики, а сипаи и ополченцы всё же не лучшие солдаты, они вполне могут сдаться, увидев, сколько против них выставили войск.
  - Разумно, - поддержал меня фон Штрайт. - На фронте устраивают постоянную, но совершенно непонятную активность, понимая, что с ней мы будем разбираться долго. Штаб начнёт анализировать их действия, искать логику, а её нет. Но время будет потрачено без толку. Альбионцы же используют его для того, чтобы подавить восстание у себя в тылу, ограничившись минимальными потерями. Весьма разумно.
  - Значит, - кивнул Игнатьев, - и нам ничего предпринимать не следует. Будем наблюдать за странными действиями врага.
  - Глупо как-то всё, - неожиданно произнёс Бём. - Столько суеты и манёвров, а их разгадали в течение нескольких недель. И кто? Штаб-офицеры дивизии. Штаб фронта должен был просчитать ситуацию за несколько часов, там ведь сидят такие ребята - куда нам, доморощенным аналитикам.
  - Восстание в тылу - штука весьма неприятная и вряд ли альбионцы готовились к нему, - ответил ему Игнатьев. - Значит, заранее разработанного плана действий на этот случай у них не было. Пришлось импровизировать на ходу. А импровизация на войне - крайне вредна. И ни к чему хорошему не приводит.
  - Пока нет вестей из штаба фронта, - произнёс фон Штрайт, - будем действовать исходя из того, к чему пришли сегодня.
  Мы разошлись по своим частям, провели беседу с офицерами. Ничего нового мы им не сообщили, потому что данные космической разведки, как оказалось, разглашению не подлежали. Подкрепить свои приказы хоть какими-то объяснениями мы не могли.
  
  Глава 5.
  И потянулись нудные будни окопной войны. Каждый день был похож на следующий. Мы с Еленой проходили все позиции полка, когда чавкая сапогами по густой грязи, когда же топча сухую землю. Я беседовал с командирами рот, расспрашивал обо всём, что приходило в голову на тот момент, что-то забывал и переспрашивал в следующий раз.
  Ничего нового не было изо дня в день. Лишь иногда наш быт разбавлял грохот артобстрела. То нашего, когда над головами свистят тяжёлые снаряды, отправляясь нести смерть альбионцам, которых мы даже не видели. То вражеского, и тогда снаряды сыпались уже в наши траншеи, врезались в форты и бункеры. В такие часы казалось, земля уходит из-под ног, начиная содрогаться в жутких корчах пляски святого Витта. Но это не мешало мне совершать ежедневные обходы позиций, только Елену, не смотря на возражения, оставлял в блиндаже. Траншеи были вырыты основательные, и опасаться случайных осколков не стоило, а уж вероятность прямого попадания снаряда в траншею, защищённую щитом, была крайне мала. По тем же причинам, я практически не носил доспехов, ограничившись кирасой с наплечниками, поверх которых надевал тяжёлый кожаный плащ, какие носили лётчики и бронеавтомобилисты. Не совсем по уставу, но на фронте в некоторых моментах ему следовали не слишком жёстко. Шлемом также пренебрегал, нося фуражку.
  И так день за днём, день за днём.
  Пока в одно утро, ко мне в блиндаж не ворвался рядовой в грязной форме 37-го Гессенского егерского. Третий день шли дожди, превратившие наши траншеи в почти непролазное болото, и егеря, наблюдавшие за действиями противника, были больше похожи на комки грязи, в которых с трудом угадывались люди.
  - Ваше высокоблагородие, - выпалили с порога егерь, - альбионские солдаты собираются наверху траншей. На отдельных участках наведены бетонные настилы, значит, и технику подтягивать будут.
  - Свободны, - невнятно из-за намыленного лица бросил я ему, начиная как можно быстрее прохаживаться станком по лицу, нечисто выбритым я теперь перед подчинёнными появиться не могу. А пока тот не вышел, практически на публику обратился к Елене: - А вы, молодой человек, останетесь пока здесь, и чтобы ни единой щетинки я на вашем лице не заметил. Вы меня поняли?
  - Так точно, - ответила Елена, которой ещё меньше, чем мне нравился этот бессмысленный для неё утренний ритуал. Она начинала злиться каждый раз, когда я ставил на переносную печурку, стоящую в углу блиндажа, таз с водой для бритья.
  В несколько проходов сняв и без того не слишком длинную щетину, я наскоро прошёлся по лицу полотенцем и, надев фуражку, сделал шаг из блиндажа. Но всё же, не сумел удержаться и обернулся к Елене, всё ещё послушно елозящей станком по лицу.
  - Подбородок тщательнее, - бросил я, заработав в ответ злобный взгляд, и выскочил из блиндажа.
  Я прошёл в ближайшей лесенке, которой уже стоял капитан фон Ланцберг, чья рота стояла ближе всего к моему блиндажу.
  - Смотрели уже, что там альбионцы творят? - поинтересовался я у него.
  - Так точно, - кивнул тот. - Смотрел. Не иначе, как собираются ударить по нам.
  - Это мы скоро узнаем, - сказал я, подхватывая левой рукой бинокль, который всегда висел у меня на шее, а правой берясь за перекладину лесенки.
  Поднявшись на стрелковую ступеньку - банкет, я высунулся над краем бруствера, пожалев о том, что не снял фуражку - вражеские снайперы не дремлют. Бинокль у меня был отличный. Через его окуляры я видел позиции врага. Над бруствером, насыпанным альбионцами, виднелись шлемы пехотинцев и штыки их лучевых винтовок. Они залегли на банкете, и было их намного больше, чем надо для отражения возможной атаки. Неужели, действительно, готовятся к нападению. Или очередная провокация. И артобстрел был целых пять дней назад, и не столь уж сильный. А теперь все эти приготовления какие-то слишком уж картинные.
  И тут один из альбионских солдат высунулся немного сильнее, и я разглядел противогазовую маску на его лице. Обычно солдаты и офицеры альбионской армии на лицах носили каски металлическими забралами, однако на лице неосторожного солдатика красовалась резиновая маска со стеклянными линзами и двумя небольшими баллонами по бокам.
  Я спрыгнул с банкета и скомандовал:
  - Маски приготовить!
  - Газ? - без особой нужды спросил у меня фон Ланцберг.
  - Скорее всего, - кивнул я, вынимая из сумки на поясе противогазовую маску, мало отличающуюся от альбионской.
  - Передать по цепочке, - распорядился капитан четвёртой роты, - приготовить маски.
  Я вернулся к блиндажу, только засунув в него голову.
  - Молодой человек, - бросил я ей, - приготовьте маску. Газ вполне может проникнуть и сюда.
  - Есть, - коротко ответила она, мгновенно позабыв про злость на меня.
  Не успел я вернуться к лесенке на банкет, как сверху донёсся выкрик ближайшего егеря, залегшего на бруствере.
  - Обстрел! - пронеслось над траншеями.
  - Маски надеть! - тут же скомандовал я.
  На фронте учишься быстро определять снаряды по свисту. Самые большие умельцы умудрялись безошибочно различать калибры орудий. Я не умел, да и особенно не стремился к такому. Я не мог понять, что же за снаряды летят к нам, издавая ни на что непохожий басовитый гул. Как оказалось через несколько секунд, этот звук принадлежал баллонам с газом.
  Они обрушились на наши траншеи, окутывая их плотными облаками газа. Во рту появился металлический привкус.
  - Стрелки, к брустверу, - начал раздавать приказы я, щёлкая переключателем внутренней связи. - Корректировщики огня, на банкеты. Взводы тяжёлого вооружения, огонь по готовности.
  Драгуны с карабинами начали карабкаться на стрелковые ступени, залегая вместе с егерями. Взводы тяжёлого вооружения готовили орудия к стрельбе. Расчехляли малые мортиры, лёгкие орудия, станковые пулемёты, установленные на банкетах. С минуты на минуту все они взорвутся огнём, швыряя в альбионцев тучи смертоносного свинца. На фоне этого вся суета казалась особенно зловещей.
  Гул нарастал постепенно. Сначала он был на самом краю слышимости, но становился всё громче и громче. Его я тоже не мог идентифицировать, оставалось только гадать, кого против нас отправили альбионцы.
  - Гармы! - выпалил сверху самый глазастый егерь, первым увидевший противника.
  Трициклы "Гарм" с широкими шипастыми колёсами, украшенные волчьими шкурами, были отличительной особенностью берсерков с Нордгарда. Жестоких детей ледяного мира, где приходится драться за тепло и еду. Я только слышал об этих длинноволосых воителях, вооружённых пулевыми пистолетами-пулемётами, длинными мечами и секирами. Колёса их трициклов, благодаря шипам, проделывали проходы в проволочных заграждениях, позволяя берсеркам обрушиться на траншеи врага.
  Значит, вместо танков на нас кинули жестоких нордвигов. Неплохая замена.
  Первыми заговорили лёгкие орудия, выплёвывая снаряды в невидимого мне пока врага. Следом их поддержали малые мортиры. Корректировщики огня передавали по внутренней связи координаты только первые несколько залпов. Потом уже мортиры стали палить без перерыва - куда упадут мины, было уже всё равно. Они перелопачивали милю, разделяющую наши и альбионские траншеи.
  Последними в чудовищную симфонию войны включились станковые пулемёты. Они загрохотали, швыряя свинец в наступающих альбионцев. Однако гул гармов не стихал. Берсерки стремительно неслись под огнём, минами и снарядами. Кроме трициклов у них, видимо, имелись и багги, оснащённые пулемётами, потому что очень скоро на засевших на банкете обрушились длинные очереди. Они могли нанести не так и много вреда, но заставляли пригнуть головы, не давая вести огонь из карабинов по приближающимся трициклам.
  А ведь где-то за этой оравой бегут, пригибая головы, и простые альбионские солдаты, про которых тоже не стоило забывать.
  Из бункера ко мне подбежала Елена, которую я узнал только по шеврону фенриха на рукаве.
  - Молодой человек, - передал я ей по внутренней связи, - возвращайтесь в блиндаж!
  - Я - ваш адъютант! - выкрикнула она, забыв включить микрофон.
  Я показал ей, как сделать это, а затем развернул лицом в сторону блиндажа.
  - Шагом марш, юноша, - добавил я к недвусмысленному жесту. - Держите связь со штабом дивизии. И первым делом, фенрих, запросите артиллерийскую поддержку на нашем участке фронта.
  - Есть, - бросила Елена, обернувшись ко мне.
  Даже через линзы противогаза я видел её злые глаза. Елене ясно не нравилось то, что я отправляю её прочь из траншей перед самой схваткой. Но ничего я не мог поделать с собой, следить ещё и за ней в грядущей мясорубке у меня не было сил.
  Я развернулся в противоположную сторону, перехватил карабин поудобней, готовясь к появлению в траншеях незваных гостей.
  Этот звук я услышал даже через грохот орудий и стрёкот пулемётов. Звонкое треньканье рвущейся проволоки и яростный перезвон висящих на ней колокольцев. Их не мог заглушить даже гулкий рёв моторов трициклов "Гарм".
  Я вскинул карабин, нацеливая его едва ли не в спины отстреливающимся с банкета драгунам и егерям. И вовремя. Расшвыривая парой шипастых передних колёс бойцов со стрелковой ступени, гарм затормозил на краю траншеи. Громадный берсерк, выглядящий совершенно сюрреалистично из-за стилизованных под старину массивных доспехов, по оплечьям которых рассыпались длинные рыжие волосы, и противогазовой маски на лице. Вооружён нордвиг был длинным мечом, а обычный для всех них короткий пистолет-пулемёт надёжно покоился в поясной кобуре.
  Именно эта глупость и самонадеянность, свойственная всем нордвигам, погубила его. Он сделал быстрый выпад в мою сторону. Я легко уклонился и выстрелил ему в лицо. Смертоносный луч легко прошил маску, превратив лицо и голову берсерка в уголья. Он рухнул навзничь, но на его месте из тумана словно соткался ещё один.
  Этот был намного умнее своего товарища. Он обеими руками сжимал топор с двумя жуткого вида лезвиями, судя по бурым потёкам, я был не первым его противником. Я не успел опустить оружие, оставалось только на курок нажать. И всё же, я опоздал. Берсерк опередил меня. Клянусь, он успел уклониться от луча моего карабина! Тот лишь оставил длинный подпаленный след на оплечье брони. Нордвиг в считанные мгновения оказался вплотную ко мне. Сделал быстрый выпад секирой, целя выступающими "рогами" её лезвий мне в живот.
  Я едва успел подставить карабин. Металл противно заскрежетал о металл. Берсерк был сильнее меня. Он легко потеснил меня обратно к бункеру. Мы несколько секунд месили ногами грязь, борясь друг с другом. Но тут мой противник сделал хитрое движение секирой. Карабин, словно сам собой, вывернулся из моих пальцев, улетел куда-то к стенке траншеи и шлёпнулся в грязь.
  Берсерк яростно взревел, что было слышно даже через маску, и вскинул над головой свою жуткую секиру. Хотел покончить с безоружным противником одним ударом. Самонадеянность была близка и этому нордвигу. Я шагнул врагу навстречу и схватил его за локти, не давая опустить секиру на мою незащищённую ничем кроме фуражки голову. И снова несколько недолгих мгновений борьбы. И снова нордвиг одерживает верх.
  Я отлетел к стене блиндажа, срезался в неё спиной. И если бы не доспехи, часть которых я всё же носил, наверное, уже валялся ничком, не в силах даже вдохнуть. А так только оттолкнулся от стенки, едва успев убрать голову с пути лезвия секиры. Оно с лязгом ударилось о бетон, оставив на нём глубокую зарубку, что заставило сжаться и похолодеть все мои внутренности. От такой секиры никакие доспехи не спасут.
  Берсерк коротко взмахнул, обрушивая её на меня в очередной раз. Но не успел сделать этого. Его выгнула корча, будто мой враг оказался эпилептиком. Он упал на колени, выронив секиру, которая с секунды на секунду должна была раскроить мне голову.
  Капитан фон Ланцберг ударом ноги отбросил тело нордвига в сторону и отсалютовал мне.
  - Берсерки своими гармами проделали проходы в проволочных заграждениях, - доложил он, - а их багги почти подавили наше тяжёлое вооружение. Потери невелики, но пулемётов, орудий и малых мортир выведено из строя много. Почти все.
  - Бой идёт уже в траншеях? - коротко спросил я, поднимая карабин и несколькими быстрыми движениями очищая его от грязи.
  - Вовсю, - кивнул фон Ланцберг. - Основной удар пришёлся на позиции первой и второй рот. Там сейчас вслед за нордвигами прут простые солдаты.
  - Держитесь здесь, - велел ему я, сам же с карабином наперевес ринулся по траншее на звуки боя.
  На первых сражающихся я наткнулся буквально через несколько шагов. Берсерки и простые солдаты Альбиона, вооружённые лучевыми винтовками с примкнутыми штыками, отчаянно дрались с моими драгунами. Лучи сверкали редко, дело дошло до старой как мир рукопашной схватки, когда бывает просто некогда нажать на курок. Ведь тебе могут раньше снести голову секирой или вгонят штык в живот на всю длину.
  А вот у меня было время стрелять, потому что я находился в стороне от общей свалки. Припав на колено, не обращая внимания на грязь, я надавил на курок. Лучевая винтовка стреляла достаточно медленно, и драгунский карабин в этом ничем не отличался от неё. Я успел срезать только двоих нордвигов, прежде чем меня заметили. И ко мне тут же бросились нордвиг и пара солдат в коричневатом хаки - альбионской полевой форме.
  Стрелять в стремительного берсерка я не стал - слишком велика была вероятность не попасть в него. А вот одного солдатика я срезал лучом. Второй решил ответить мне тем же. Как и я, он припал на колено и выстрелил в ответ. Однако метким стрелком назвать его было нельзя. Луч прошипел где-то высоко над моим плечом. Охладитель моего карабина ещё горел красным, оповещая меня о том, что оружие к бою не готово и, следовательно, жать на курок смысла нет. А берсерк был уже близко.
  В руках он держал двулезвийный топор на короткой ручке и массивным автоматическим пистолетом. Однако стрелять в меня он не стал. Предпочтя приблизиться на расстояние шага и ударить топором. Я ушёл от удара перекатом, стукнувшись наплечником о стенку траншеи, и вскинул карабин. Лампочка на его охладителе горела зелёным. Но выстрелить я не успел. Не учёл того, что оружие противника была куда легче той секиры берсерка, которого застрелил фон Ланцберг. И контролировал он его отлично. Мне пришлось закрываться от лезвия топора карабином. Оно лязгнуло по нему, выбив тучу искр. Однако я сумел удержать оружие в руках, и тут же сделал выпад штыком, целя в живот берсерку. Мне не удалось попасть между пластин брони, штык скользнул по ней, никоим образом не повредив моему противнику.
  Берсерк рассмеялся и снова врезал мне топором. На сей раз, я успел подставить карабин под короткое древко топора. Берсерк тут же упёр ствол пистолета мне в бок - и надавил на курок. Мне случалось получать ранения из лучевого или холодного оружия, а вот из огнестрельного в первый раз.
  Боль пронзила меня, внутренности как будто взорвались изнутри. За выстрелом последовал жуткий треск - в тот момент я не знал, что это трещит моя броня, и здорово перепугался. Я практически рухнул на колени, мне удалось только удержать в руках карабин. Нордвиг глянул на вставший на задержку пистолет и взмахнул своим топором. Он сделал только одно лишнее движение, ловко прокрутив топор, прежде чем нанести мне удар. И этого мгновения мне хватило, чтобы ударить первым.
  Снизу вверх. Целя штыком в незащищённое горло и подбородок врага. Берсерк либо обманулся моей беспомощностью, либо был не столь ловок, как его товарищи. Штык вошёл в его тело на всю длину. Я поднялся на ноги, не освобождая оружия, продолжая удерживать карабин обеими руками, не давая врагу упасть.
  Вся наша схватка заняла считанные секунды, за это время охладитель винтовки альбионца ещё не пришёл в норму, давая ему возможность сделать выстрел. Однако он не сводил её с меня. Вскочив на ноги, я подхватил мёртвого берсерка за доспехи сзади и повернул, ставя между собой и альбионским солдатом. Как раз в тот момент, когда он нажал на курок. Луч вошёл в тело нордвига, прожёг тому доспехи, оставив внушительную исходящую противным дымом дыру. Я выдернул штык и отпустил мёртвого врага, давая ему осесть к моим ногам.
  Вскинув карабин, я выстрелил в альбионского солдата, так и не успевшего подняться с колена. Он так и рухнул ничком, продолжая цепляться за оружие.
  Я отбросил отчаянно искрящий карабин, слишком уж он был ненадёжен. Подхватил длинную винтовку альбионца и вскинул её, наведя на ближайшего врага.
  Но свалка в траншеях шла такая, что выбрать цель не получалось. Альбионцы прыгали сверху, прямо нам на головы, орудую штыками. Нордвигов почти не оставалось, видимо, им сильно досталось в первые минуты боя. Как-никак именно они приняли на себя всю мощь нашего тяжёлого вооружения.
  Альбионский солдат взбежал на бруствер, заученным движением вскинул винтовку, опустив её штыком вниз. Так и ринулся на меня, прыгнув прямо в траншею, минуя банкет и лесенку. Я отскочил в сторону, а когда тот приземлился, впечатавшись ботинками в грязь, вонзил штык ему в грудь. Выдернул, поднял винтовку, прицелился в следующего альбионца, показавшегося на бруствере, срезал его смертоносным лучом. Пока этот скатывается на стрелковую ступень, новый успевает заскочить в траншею. Лесенкой давит какого-то драгуна. Охладитель ещё горит красным, и я просто ударил альбионца прикладом, отталкивая врага прочь. Освободившийся драгун выдёргивает из поясных ножен нож. Вгоняет его под вздох альбионцу по самую рукоять. Как и я, драгун подбирает оружие только что убитого противника.
  Пожилой вахмистр, такой же крупный, как и Быковский, только с внушительным брюхом, кажется, я видел его в рядах 3-й роты, орудует сапёрной лопаткой. И весьма ловко управляется с ней, раскраивая черепа альбионцам. Шлемы их не спасают. Удары слишком сильны. Он движется мне навстречу, словно танк "Бобёр", прокладывая себе дорогу ударами лопатки. Остановить его не может никто.
  На пути ему попадается громадный берсерк с длинным мечом. Остро отточенный клинок перерубает дерево лопатки и впивается в плечо вахмистра. Доспехи не в силах остановить его. В два прыжка я оказался рядом с ними, не обращая внимания на других врагов. Даже не глянув на огонёк охладителя, я с размаха всадил штык в спину и когда он вошёл на всю длину, нажал на курок. Луч пробил берсерка насквозь, вырвался из его груди и едва не задел стоящего тут же вахмистра. Тот кашлянул кровью, она обильно хлынула из-под его маски.
  Ничтоже сумняшеся вахмистр подхватывает выпадающий из слабеющих рук меч берсерка. Салютует мне.
  Мы обернулись, ища новых врагов, но в газовом тумане никого не видно. Кругом только свои, драгуны, также вертящие головами.
  - Враг отступает по всему фронту, - доложил мне по внутренней связи майор Штайнметц. - Часть наших бойцов преследует его.
  - Прекратить преследование! - тут же выпалил я, нащупывая кнопку перехода на циркулярную связь. - Всем офицерам, остановить людей! Вернуть в траншеи! Дать красные ракеты!
  Красные ракеты означали возврат в траншеи. Они давались для тех, кто лишён связи и с ним имеется только визуальный контакт.
  Я вернулся к своему блиндажу, переступая через тела убитых, уступая дорогу похоронным командам и медикам, несущим раненных на носилках. Из-за этого дорога обратно заняла куда больше времени. У стенки блиндажа всё ещё валялись тела обоих берсерков, убитых мной, похоронщики ещё не добрались до них.
  Очень кстати поднялся ветер, который раздул газ. Уже на подходе к блиндажу я встретил медика без маски. Он глянул на меня и поднял вверх большой палец. Значит, воздух чист, тем более что "химиков" - бойцов войск химзащиты - в траншеях до сих пор нет. Раз они не явились до сих пор, то и опасности большой газ не представлял.
  Я сунулся в блиндаж. Елена послушно сидела у трубки. Маску она тоже сняла, наверное, медики заходили и сюда, чтобы сообщить об отбое газовой тревоги.
  - Ну как там? - спросила она.
  Елена явно ещё злилась на меня, но не стала показывать это, просто я уже достаточно хорошо знал её, чтобы видеть несколько больше, чем мой адъютант хотела показать.
  - Нормально, - устало сказал я. - Отбились от альбионцев.
  Я подошёл к трубке и опустился на стул рядом с ней.
  - Дай мне связь с командованием, - протянул я руку к эбонитовой трубке. - Отбой артподдержки.
  Елена перехватила трубку и сама велела связистам дать командование дивизией. И когда на том конце ответили, буквально вложила её в мою руку.
  - Докладывайте, полковник, - услышал я несколько искажённый голос фон Штрайта.
  - Атака отбита, - ответил я. - О потерях в людях и технике доложу через десять минут.
  - Отлично! - бросил фон Штрайт. - Артиллерия сейчас протрясёт ничью землю, чтоб альбионцам неповадно было лезть к нам. Ты людей остановил, мне уже доложили, молодец и тут. Не поддался азарту. Сверли дырочку, буду тебя представлять к ордену. Корону или Владимира. А может, Георгия, видно будет. Но дырку сверли-сверли! И составь списки отличившихся.
  - Так точно, - устало ответил я.
  В трубке послышался гудок, а затем голос радиста сообщил о разъединении связи. Я вернул трубку Елене и медленно поднялся на ноги.
  Адреналин схлынул. Навалилась усталость, боль, тяжестью легли на плечи, заставляя их согнуться. На то, чтобы подняться, ушли, наверное, последние силы.
  - Так! - совершенно неожиданно заявила Елена, тоже поднимаясь, подходя ко мне и усаживая обратно на стул. - Садись!
  Она сняла с моей головы фуражку.
  - У тебя на лице полно мелких порезов, - незнакомым мне прежде тоном произнесла Елена, - и если в них попадут отравляющие вещества, которыми нас закидывал враг, я даже представить себе не могу, какие будут проблемы. Про всю грязь и кровь, которой твоё лицо тоже перемазано, я вообще молчу.
  Она подвинула ближе к себе таз с давно остывшей водой, вынула из него полотенце, которым мы вытирали лица после бритья, отжала, как следует, и принялась тщательно вытирать мне лицо. От грязи, крови и тех самых отравляющих веществ. И только тут я припомнил, что Елена - дочь врача, а это кое-что, да значит. Отношение к людям у неё из-за этого несколько иное, нежели могло быть у моего адъютанта или любого другого офицера.
  Елена тщательно, можно сказать, скрупулёзно вытирала мне лицо, а я ловил себя на мысли, что касания её пальцев весьма приятны. Хотя с чего бы быть иначе? Ничего странного в этом нет. Ни на грамм. Елена периодически бесцеремонно поворачивала мою голову, что навевало глупые мысли, и я непроизвольно усмехнулся.
  - Что такое? - тут же осведомилась Елена.
  - Вспомнилось, как меня однажды цирюльник брил, - ответил я. - Очень похоже.
  Елена ничего не ответила, молча продолжила вытирать мне лицо. А я старался не морщиться и не сцеплять зубы от нарастающей с каждым мигом боли в боку.
  - Где тебя ранили? - неожиданно спросила у меня Елена, заглянув мне в глаза.
  - Вроде ни где, - с самым честным видом солгал я.
  - Тогда почему ты то и дело руку пытаешься к боку приложить? - ехидно улыбнулась она. - Ты одёргиваешь себя, но это заметно. Плюс ты сильно побледнел. У тебя в лице ни кровинки не осталось. - Она помолчала и прибавила наставительным тоном: - Не забывай, что я из семьи врача, и обмануть меня тебе не удастся.
  - Помоги мне снять плащ и броню, - попросил я. - Поглядим, сильно ли мне досталось.
  - Давай-давай, - кивнула Елена.
  С её помощью я освободиться от тяжёлого плаща. Я поглядел на простреленный бок. Оказывается, пуля не смогла пробить броню и застряла в глубокой вмятине, от которой ещё во все стороны лучиками бежали трещины. Когда мы снимали с меня доспехи, я до хруста сжимал зубы, чтобы не закричать от боли. По лбу градинами катился противный пот.
  - Ничего страшного, - резюмировала Елена, поглядев на неповреждённую форму под бронёй, быстро прощупала бок пальцами. В это время я снова скрипел зубами от боли, не позволяя себе издать ни стона. - Рёбра целы. Скорее всего, сильный ушиб внутренних органов. Это конечно, если нет внутреннего кровотечения. А его я диагностировать сейчас не смогу никак. - И добавила: - Тебе надо немедленно обратиться в госпиталь.
  - Не раньше, чем выслушаю доклады командиров рот, - отрезал я, - и пройдусь по траншеям. Мне надо увидеть всё своими глазами.
  Я начал подниматься снова, но это оказалось для меня слишком тяжело. Во рту появился привкус крови. Я скривился от боли, опёрся рукой о стол и, помогая себе, встал-таки на ноги. Сделать первый шаг оказалось не меньшим испытанием. Я едва не упал, пришлось снова хвататься за стол.
  - Так, - вздохнула Елена. - Без меня тебе, Максим, не обойтись. И не вздумай сейчас спорить со мной.
  Она ловко подхватила меня за пояс, помогая удержаться на ногах, забросила мою руку себе на плечо. И всё со своей потрясающей бесцеремонностью, которая меня совершенно не раздражала, что было весьма странно. Но задумываться над этим мне совершенно не хотелось. Вот так мы и отправились на инспекцию траншей.
  Потери полка были не так и велики, как я думал, когда только закончился бой. Наверное, это и немудрено, ведь я видел столько тел, убираемых похоронными командами, и раненных на носилках. Больше всего досталось взводам тяжёлого вооружения, которые мало того, что обстреливали с багги, так ещё и первый удар нордвигов пришёлся именно на них. Простые драгуны и егеря успели вовремя попрыгать с банкета в траншеи, а вот многим бойцам, сидевшим за станковыми пулемётами, выдвинутыми вперёд, деваться было некуда. Малые мортиры и лёгкие орудия стояли позади траншей, так что их расчёты укрылись за щитами и барбетами, а берсерки до них толком не добрались, как и простые альбионские солдаты. У расчётов станковых пулемётов такой защиты не было, и выдвинуты они были на передовую. Командиры рот докладывали, что они сражались до последнего, продолжая поливать наступающих нордвигов и альбионцев длинными очередями. Стоит ли говорить, что из них не выжил почти никто.
  В общем, инспекция траншей не заняла много времени. Но прежде чем отправляться в госпиталь, на чём настаивала Елена, пользуясь своим положением моего адъютанта, я остановился, чтобы поговорить с майором Штайнметцем.
  - Я отправляюсь в госпиталь, - сказал я ему, - а наш комдив просил составить списки на награждение. Составьте их за меня, пока я буду у врачей, я подпишу по возвращении.
  - Согласования списков не будет? - удивился майор.
  - Я вам полностью доверяю в этом вопросе, - ответил я. - Из-за газа я толком не видел ничего, а вы принимали участие с самого начала и до конца, когда альбионцы отступили. Так что вы лучше меня знаете отличившихся в этом бою. А на согласование тратить время не стоит. Пустое.
  После этого мы с Еленой отправились-таки в госпиталь.
  На осмотр врачи не стали тратить много времени. Было слишком много куда более тяжело раненых. Доктор велел мне раздеться до пояса, осмотрел здоровенный синяк у меня на боку, прощупал его, куда менее деликатно, чем Елена. Я едва сумел сдержать стон. По результатам осмотра у врача, видимо, остались какие-то сомнения.
  - Полежите несколько минут, - велел он. - Сейчас я пришлю рентгенологов. Пусть просветят ваше чрево на предмет внутреннего кровотечения и разрывов внутренних органов. Вряд ли, конечно, - тут же успокоил меня врач, - они у вас имеются, но проверить всё же стоит.
  Я остался лежать, тои дело поёживаясь. В лазарете было, конечно, тепло, но и не настолько, чтобы можно было валяться полуголым. Бригада рентгенологов прибыла минут через пять. Возглавлял её пожилой фельдшер с роскошными седыми усами и воистину несносным характером.
  - Вот зачем надо было нас гонять? - бурчал он, пока его люди ставили рядом со мной машину жутковатого вида. Я не раз проходил процедуру рентгена, медицинские обследования все офицеры проходили регулярно, но переносных аппаратов мне видеть ещё не приходилось. - Но тут, конечно, целый полковник с синяком лежит, надо ему брюхо просветить, а то вдруг полковничьи потроха не в порядке. Кишка на кишку налезла или ещё там что такое.
  Под это недовольное бурчание рентгенологи провели быстрый осмотр и выдали заключение. Не успели они уйти, как вернулся врач. Проглядев заключение, он покивал и доверительным тоном сказал мне:
  - Нечего ему, - он указал большим пальцем за спину, - сидеть у себя. Пусть ноги разомнёт. А то все носятся, как угорелые, конечно, столько раненных, этот же, усатый, сидит у себя и заявляет, что раз его бригада мобильная, то и нечего к нему отправлять людей. Бережёт себя для срочных дел. Вот ему и срочное дело, - усмехнулся врач. - А с вами, как и я думал, всё в полном порядке. Рёбра целы, внутренние органы в порядке, кровотечения нет. Сейчас вам медсестра вколет обезболивающее, а потом будете приходить в госпиталь дважды в день - утром и вечером для той же процедуры.
  - Прошу прощения, господин доктор, - обратилась к врачу Елена. - Я проходил общий курс военно-полевой медицины, так что вполне смогу делать инъекции полковнику.
  - Ваш адъютант? - поинтересовался у меня врач, скосив на неё взгляд. Я кивнул. - Тогда дождитесь сестру, - сказал он, - и возьмите у неё обезболивающего на три дня. Думаю, этого будет довольно. Если останется сильная боль, - это уже мне - возвращайтесь, выдадим вам ещё. Хотя вы у нас, сразу видно, крепкий вояка, от такой пустяковой раны оправитесь быстро.
  Перед уходом врач оставил Елене рецепт. Сестра пришла скоро. Она спросила моё имя, сверилась со списком, вынула уже заправленный шприц и быстро сделала мне укол. Я почти не почувствовал боли. Елена протянула ей рецепт, выданный врачом.
  - И вы думаете, что у меня с собой полные карманы лекарств? - возмутилась та. - Ступайте в процедурный кабинет и получайте там.
  - Значит так, - холодным голосом произнесла Елена. - Не надо мне петь, что у вас с собой нет достаточно лекарств. Особенно обезболивающего. Извольте выдать мне ровно столько ампул и шприцов, сколько тут указано. - Она протянула сестре рецепт, который та вернула ей. - Я не намерен препираться тут с вами.
  Сестра быстро спасовала перед таким напором, и тут же потянулась к сумке со знаком красного креста.
  В это время я сел на койке и начал одеваться. Бок залил непривычный холод, я перестал чувствовать боль, что меня несказанно обрадовало. Хотя онемение внутри было достаточно неприятным, но решил просто не обращать на него внимания. Не слишком большая цена за отсутствие боли.
  В расположение полка мы с Еленой вернулись достаточно скоро. Обычно так быстро их госпиталя выбраться не удавалось. Я уже вполне мог держаться ровно, даже без неестественности, присущей раненным.
  Майор Штайнметц уже составил список представленных к орденам и медалям. Как и обещал, я не стал даже проглядывать его, подмахнул, не глядя, и попросил передать радистам.
  - Вас, действительно, не интересует это? - удивился Штайнметц.
  - Ничуть, - пожал плечами я. - Я вам уже всё объяснял.
  Не успели мы с Еленой добраться до блиндажа, как на ничью землю, разделяющую наши и альбионские траншеи, и на позиции неприятель обрушились сотни снарядов тяжелой артиллерии. Начали-таки "протрясать", как метко выразился наш комдив. Правда, ни я, ни Елена не обратили особого внимания на грохот.
  Обстрел закончился ближе к ночи, когда просигналили отбой. Елена сделала мне обезболивающий укол на ночь и как обычно отправилась спать на свою лавку. Сколько раз я пытался проявить джентльменство и уступить ей свою койку, но Елена каждый раз весьма ехидно отказывалась, и у меня на некоторое время пропадало это желание. На некоторое время.
  Этой ночью сильно похолодало. Уже довольно долго на улице держалась устойчивая минусовая температура, на Пангее стояла поздняя осень, которая только после нашей, Вюртембергской, зимы показалась нам тёплой. Но приближение настоящих холодов заставляло жаться поближе к печкам, которые работали теперь день и ночь. Спали все давно уже не раздеваясь и заматываясь во всё, что можно. Я вот расстилал на койке пару одеял и укрывался кожаным плащом и шинелью. Примерно также поступала и Елена, только вот я отлично помнил, как она замёрзла на улице во время нашей прогулки - и к чему это привело. Для начала я передвинул её лавку почти вплотную к печке, не слушая никаких возражений.
  Но в эту ночь холодина стояла такая, что даже включённая на максимум печка не могла наполнить блиндаж теплом. Спать мне было не слишком удобно. По занемевшему боку разливался холод, что было весьма неприятно, потому что ни одеяла, ни печка от него не спасали. Я заворачивался в одеяла, инстинктивно прижимал руки к боку, ничего не помогало. В итоге, я просто улёгся на спину и тупо уставился в темноту, дожидаясь утра.
  И тогда в тишине блиндажа я услышал, что Елена дрожит. Явно от холода. У неё даже зубы стучали. Я сел на койке и протянул руку, чтобы тронуть Елену на плечо, но она опередила меня.
  - Да, я не сплю, - бросила она. - И да, мне очень холодно.
  - Добавлять, нет, с тобой не лягу, не стоит, - усмехнулся я. - Потому что ты сейчас ляжешь со мной.
  - Это ещё почему? - зло поинтересовалась Елена.
  - Можешь считать это моим приказом, - отрезал я. - Я не хочу, чтобы ты заболела, как тогда, дома у меня. Хотя... - изобразил я задумчивость в голосе. - Оставайся мёрзнуть, простынешь и, как сама говорила, станешь обузой для всех. Я тогда воспользуюсь этим - мгновенно спишу. С отличной мотивировкой. Слишком слаб здоровьем для продолжения службы в боевых частях. Самый лучший выход из сложившей ситуации.
  - Прекрати, - сказала Елена, поднимаясь с лавки и собирая своё одеяло и шинель. - Нашёл ещё метод шантажа.
  Она забралась ко мне в койку. Я, чувствуя себя несколько смущённым, улёгся рядом. Мы вместе поворочались, устраиваясь поудобнее. В итоге, Елена обняла меня, я положил ей руку на плечо. Уже через несколько секунд Елена задышала ровно и спокойно, а следом заснул и я.
  Проснулся, конечно же, от боли в боку. Елена рядом со мной ещё спала, я слышал её ровное дыхание. Будить её совершенно не хотелось. Я поглядел на часы, лежащие на столе таким образом, чтобы с постели их было видно. До подъёма было ещё около получаса, придётся помучиться немного. До сигнала.
  Я прикрыл глаза, стараясь не думать о боли. Потерпеть полчаса, - какая мелочь! Но казалось она с каждой минутой нарастает. По лбу катился противный ледяной пот, дышать становилось всё тяжелей и тяжелей. Кажется, в какой-то момент я или дёрнулся рефлекторно или ещё что, но это разбудило Елену. Она потянулась всем телом, как-то умильно зевнула. И мне захотелось обнять её крепче, прижать к себе и не отпускать. Но сделать этого я не решился.
  - Доброе утро, - сказала она и быстро выбралась из-под вороха одеял и поднялась на ноги, снова потянувшись.
  - Доброе, - хриплым от боли голосом ответил я.
  - Болит? - тут же склонилась надо мной Елена.
  Я только кивнул в ответ. Боль была уже почти невыносимой.
  Елена быстро вынула из упаковки ампулу, заправила шприц и обернулась ко мне. Уколы она делала, конечно, не так профессионально как медсестра из госпиталя, но пришедший после инъекции холод, успокоивший боль, компенсировал всё.
  Я полежал ещё несколько минут, ожидая, пока боль окончательно сойдёт на нет, после чего поднялся.
  Приведя себя в порядок и позавтракав, я отправился на инспекцию траншей. Оставлять Елену в блиндаже не стал. Злить её ещё больше, после вчерашнего боя, мне не хотелось.
  С утра похолодало ещё сильнее. С неба посыпался мелкий снежок. Я натянул поверх фуражки форменный башлык, завязал его поплотнее.
  В нескольких шагах от блиндажа стоял вражеский трицикл "Гарм". Вокруг него столпились драгуны и егеря. Тут же был и капитан фон Ланцберг.
  - Утром его стащили с бруствера, - объяснил он мне. - Во время артобстрела уцелел, что самое странное.
  Я подошёл поближе, чтобы разглядеть трицикл. Ведь очень много слышал о них, видел фото, но вот так, в живую, ни разу. Солдаты расступились, пропуская меня. Я обошёл гарм по кругу. Впереди у него было два колеса, сзади одно, все утыканы короткими и толстыми шипами, часть которых сейчас была обломана. Передние колёса прикрывал мощный бугель, сделанный из стали в виде собачьей или волчьей морды с оскаленными клыками. Сидение было накрыто натуральной шкурой, а сзади вместо спинки торчали шесть длинных кольев, на двух из них были насажены человеческие черепа.
  - Офицер, значит, - вслух произнёс я, обернувшись к Елене. - Нордвиги носят колья за спиной для обозначения ранга. Каждый череп - звание. Раз у этого было два черепа, то это либо лейтенант, либо штабс-капитан, у альбионцев система званий не полностью соответствует нашей.
  - Зачем они это делают? - спросила Елена. - Это же чудовищно.
  Не то, чтобы вид этих черепов на самом деле напугал её, в словах девушки было больше непонимания, чем страха.
  - Суровые дети сурового мира, - ответил ей фон Ланцберг. - У них так принято и альбионское командование не стало менять традиций после колонизации Нордгарда, их родины.
  - Родины? - не поняла Елена.
  - Во время Побега, - пустился в объяснения я, недоумевая, какие пробелы в образовании женщин допускаются до сих пор, - корабли первых поселенцев высадились на почти полностью покрытой льдом планете, которую назвали Нордгард. Со временем они обжились там, смогли наладить инфраструктуру. А через несколько десятков лет прилетели альбионцы. Противостоять империи с полноценным космическим флотом и многотысячной армией одна планета, конечно, не могла. И нордвиги предпочли сдаться и стать колонией. Правда, с большими привилегиями и автономией. Стали поставлять в армию Альбиона самых беспощадных воинов, готовых на всё ради правильной смерти.
  - Я сам не видел, - добавил фон Ланцберг, - однако от многих товарищей доводилось слышать, что тяжело раненные или искалеченные нордвиги, или те, кто не может сражаться, садятся на свои гармы, жмут на газ и мчатся через минные поля противника. Шипы на колёсах длинные и противопехотные мины цепляют. Вот и обезвреживают, сколько успевают.
  - Этого не может быть, - покачала головой Елена. - Каждый человек хочет жить. Раненный, искалеченный, - всё равно.
  - Для нас это, может быть, и верно, - кивнул я, - но в мире нордвигов мужчина, который не в состоянии сражаться или работать, обуза. Уже не человек. О нём будут заботиться в доме инвалидов, конечно, но ни один родственник и просто соотечественник не придёт проведать его. Для них он станет отверженным, парией, мужчина-нордвиг даже не посмотрит в его сторону, потому что он был слаб. Не смог правильно умереть и предпочёл жизнь бесполезного калеки. Поэтому практически каждый предпочитает быструю смерть в бою или на минном поле.
  - Безумие какое-то, - вздохнула Елена.
  - Трицикл сдайте тыловикам, - распорядился я. - Молодой человек, - кивнул я Елене, - нам надо продолжать инспекцию.
  - Слушаюсь, - взяла под козырёк Елена, снова начиная изображать из себя идеального фенриха.
  В траншеях мы обнаружили ещё несколько уцелевших гармов. Я приказал сдать все. Они нам не были нужны совершенно, а никаких игрушек, тем более, таких, я не терпел. Ни во взводе, ни после, в роте, ни теперь в полку. Я не возражал, когда солдаты или офицеры брали себе трофеем оружие противника, сам поступал так же, всюду нося с собой револьвер убитого бостонца. Снаряжение терпел, потому что знал, у некоторых врагов оно лучше нашего. Сам я пользовался исключительно имперским, но закрывал глаза на бостонский патронташ вахмистра Быковского, снятый с полковника Техасских рейнджеров или тяжёлые доспехи вовсе неизвестного мне производства, которые надел в траншеях штабс-капитан Подъяблонский. Я напрямую тогда спросил у него, что это за доспехи, он ответил, что они фамильные и происхождения их он не знает. Я не поверил ему, однако и расспрашивать не стал.
  Вообще, я считал, что проблемы у меня могут возникнуть только с фон Ланцбергом. Но тот оказался не карьеристом, а просто слишком по-немецки педантичным офицером. Во всём любил идеальный порядок. За это его и переводили с повышением из этого полка в другой. Потому что офицеры недолюбливали его за постоянные вопросы о дисциплине и соблюдении субординации в их подразделениях, а солдаты и унтера как раз за требовательность в этом самом соблюдении. Меня это вполне устраивало. У требовательного офицера любое подразделение будет в полном порядке, а на вопросы всегда можно закрыть глаза. В конце концов, я тоже не слишком прижился в полку, пока не стал командовать им.
  Но куда больше вопросов у меня было к тому же Подъяблонскому с его странными доспехами. Или Семериненко, который всё ещё мыслил категориями пехотного офицера. Сколько я не пытался объяснить ему разницу в специфике командования драгунской ротой, где стрелковый взвод должен не столько прикрывать второй - тяжёлого вооружения - сколько все остальные такие взводы, не важно к какой именно роте относятся лёгкие орудия, малые мортиры или станковые пулемёты. И в их работу командир роты вмешиваться не должен вовсе - его дело командовать драгунами-стрелками. Лейтенанты, командиры взводов тяжёлого вооружения, были, как правило, выпускниками артиллерийских училищ и куда лучше знали, что делать с орудиями и малыми мортирами. И когда в их дела вмешивался пехотный офицер, пусть и с большим военным опытом, ни к чему хорошему это не приводило.
  И ещё командир 1-й роты. Майор Штайнметц давно уже бросал странные взгляды на Елену. Я уж и не знал, что думать по этому поводу, пока он не зашёл ко мне в блиндаж и недвусмысленно попросил фенриха Шварца выйти.
  - Что у вас за секретное дело ко мне, - поинтересовался я, - что даже моему адъютанту не следует знать о нём?
  - Потому что разговор пойдёт как раз о нём, - ответил майор, присаживаясь на стул, который занимала Елена. - Я не один день наблюдаю за вами, особенно за вашим адъютантом, и пришёл к выводу, что это женщина. Более того, вы отлично осведомлены об этом.
  - Вот оно что? - протянул я. - Думаю, у вас, майор, уже достаточно набралось фактов, чтобы прижать ими меня к стенке, так что отрицать не стану.
  - Господин полковник, - хлопнул ладонями по столу Штайнметц, - это же просто немыслимо! Я знаю, что некоторые офицеры, да что там, многие, многие, офицеры пристраивают своих любовниц в госпитали сёстрами милосердия или санитарками. Это, конечно, не лучшая практика, но её можно понять. А вашему поступку я не могу найти оправдания!
  - Его не надо искать, майор, - отрезал я. - Вы поверите мне на слово, что Елена Шварц, скрывающаяся под именем фенриха Шварца, не является моей любовницей?
  - Нет, - чётко произнёс он.
  - Я готов отстаивать своё утверждение с оружием в руках, - резко ответил я. - Только с одним условием, дуэль должна быть до смерти. И подлинная причина её оглашена быть не должна.
  - Надеетесь прикончить меня, - буркнул Штайнметц, который не был даже более-менее сносным фехтовальщиком, о чём я узнал из его дела. - Весьма умно с вашей стороны.
  - Но я не хотел бы доводить до этого, - честно сказал я. - Вы хороший офицер и терять вас сейчас, когда на фронте твориться неизвестно что, мне совсем не с руки.
  - Да что ж вы за человек такой?! - не сдержался майор. - Я понять не могу!
  - Я должен скрыть тайну пола Елены Шварц, - объяснил я, - потому что это навлечёт позор, во-первых: на весь наш полк; во-вторых: на меня, и мне остается только пулю в лоб себе пустить; в-третьих: на семью Елены. Она родом с патриархального Бадена, вы можете себе представить, майор, что ждёт её дома?
  - Слабо, если честно, - пожал плечами несколько успокоившийся Штайнметц. - Я родом с промышленного Гессена, у нас нравы куда проще. Но в общем, думаю, не сладко ей придётся. Ну, и ваши резоны, господин полковник, я понимаю. Урон для чести всего полка будет велик. Однако чего не могу уразуметь, так это ваших слов относительно отсутствия, как бы это сказать, любовной связи между вами и Еленой Шварц.
  - А что тут непонятного? - пожал плечами я. - Её - нет. Я не тащил Елену за собой в полк, и Елена пошла в армию не за мной. Наша встреча - случайность, и я, если честно, постоянно гадаю, как бы мне отправить Елену в тыл или в госпиталь, да куда угодно, лишь бы без позора.
  - И что вы думаете со всем этим делать? - вздохнул Штайнметц.
  - Знать бы ещё, - пожал я плечами. - Остаётся пока искать выход или ждать развития событий. Вас же, майор, прошу держать информацию при себе.
  - Конечно, - кивнул Штайнметц, поднимаясь. - Разрешите идти? - козырнул он.
  - Идите, - кивнул я, отпуская его.
  Стоило ему выйти, как в блиндаж вернулась Елена. Ей, похоже, было очень интересно, о чём же мы тут разговаривали. Тем более, что вряд ли она далеко ушла от блиндажа и слышала особенно громкие крики Штайнметца. Вполне могла понять, что речь шла о ней.
  Я поглядел на Елену при свете не особенно яркой лампы, днём и ночью светящей в темноте блиндажа.
  - Знаешь, Елена, - тихо сказал я, - почему ещё женщинам нечего делать на войне?
  - Ну-ка, скажи, - поглядела она на меня.
  Я аккуратно, помня о чувствительной коже, провёл пальцами по её щеке.
  - Она очень быстро старит, - ответил я. - Мужчину украшают шрамы и морщины, особенно офицера. Даже ранние, солидности прибавляют. А вот женщинам они вовсе ни к чему. Она смотрела мне в глаза несколько секунд, потом тряхнула головой и отступила на несколько шагов. Но так ничего и не сказала.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"