- Приятно. Весьма приятно. У меня к вам малюсенький разговорчик. Минут на несколько.
Его голос по-стариковски мягок, а лицо неразличимо.
- Вы кто?
Он тихонько засмеялся, укрытый зыбкой, мерцающей темнотой.
- Простите старика, забываюсь. А перед красивой дамой растерялся. - Он еще раз засмеялся, все так же тихо и приторно. - Зовите меня дядей Костей. Вы не против?
По улице Карла Либкнехта длинно потянулся автобус - тяжелый, желтый, освещенный - и в бледном отблеске его окон она разглядела лицо старика: непомерно крупное, с вывернутыми губами, большим носом и полукруглыми торчащими ушами. Оно напомнило Ларисе Петровне пластмассовый совок для мусора.
- Понимаю, понимаю, - дядя Костя старался быть ненастойчивым, - домой хочется, устали. Но вашей же пользы для, не пожалейте сегодняшних вечерних мгновений.
Ее дом стоял рядом. Надо только избавиться от назойливого старика, еще немного пройти вдоль забора воинской части, через дорогу - и по тропинке, между елями, к семейству скучающих девятиэтажек.
- Всей душой сочувствую вашему взгляду, всей душой. Но пуста ваша квартира, и темны ваши окна. - И добавил, нежно и вкрадчиво. - И кино сегодня не транслируют, я специально подгадал. И на работе плотненько пообедали. Светлана Павловна угощала? Сколько ей?
- Тридцать семь, - она ответила и не подумала, откуда он все это знает.
- Молоденькая совсем. - Старик снова засмеялся. - Так что спешить вам некуда, и со мной поговорить самая удобная для вас минута.
Лариса Петровна потрогала кончики своих застывших пальцев и, не снимая замшевых перчаток, сунула руки в карманы пальто.
- Что вы хотите?
- Дельце у меня к вам. Очень интересное. Обоюдополезное. А уж вам оно принесет выгоду несомненную.
- Все дела - на работе. Простите, но у меня такой принцип. Давайте перенесем встречу на завтра, на любое время. Но лучше - после обеда. С утра у меня оперативка.
- Зачем же так, Лариса Петровна? Зачем же сразу - и обманывать? Оперативки у вас по вторникам. А завтра - четверг, библиотечный день, и после обеда вас вообще нигде не сыщешь. И придется мне опять за вами бегать, караулить. А годы, знаете, не те. Вы уж пожалейте мои ноги, голубушка Лариса Петровна.
- Хорошо, - она поняла, что не сумеет отвязаться от старика. - Говорить, желательно, кратко и, по возможности, тезисно. Без длинных предложений.
- Да уж как получится, милая Лариса Петровна. Дельце у меня не мгновенное, вашей жизни дальнейшей касается и вашего счастья. Нам бы посидеть, в беседе скоротать времечко...
- На холоде?
- Какой же это холод? Помилуйте, Лариса Петровна, бывали морозцы и пострашнее. Да у меня и скамеечка подготовлена: снежок убран, ватничек подстелен, чтоб не дуло. И помешать нам никто не сможет: ни случайный приход соседки, ни чей-то телефонный...
- Хватит болтать! Где скамейка?
Старик не обиделся грубому тону. Он забежал вперед и, указывая дорогу, забормотал:
- Вон там, вон там, дорогая Лариса Петровна... Очень разумное решение, очень... Вот сюда, сюда... Похвально, похвально, Лариса Петровна, похвально... А здесь осторожненько, лужица примерзшая... Прошу вас, присаживайтесь, прошу, прошу...
Вокруг не было ни души. Только по дороге продолжали идти автомобили, и свет их фар блекло отражался в холодной облицовке неработающего фонтана.
Присаживаясь, Лариса Петровна почувствовала, что скамейка устлана мягким, теплым и толстым.
- Чем обязана?
- Замечательно спросили, несколько старомодно, но с достоинством. А впрочем, так и должно быть в этой жизни: несколько старомодно, но с достоинством. Я, знаете ли, люблю поразмышлять обо всем понемногу. Терплю у себя такой грех. И вот как-то, размышляя о скоротечности мира, я заметил вас. Помните, в парке Чкалова, позапрошлой зимой? Вы стояли у елки и смотрели, как все фотографируются со Снегурочками. И я увидел в ваших глазах бездну одиночества. Словно маленькие бездумные зеркальца ваши глаза отражали огоньки иллюминации, а внутри них бушевала безысходность.
- Тогда был отвратительный период, - вспомнила Лариса Петровна. - Но это еще не повод, чтобы останавливать меня на улице.
- Ну как же не повод? - удивился старик. - Как же так можно говорить, что не повод. Самый, что ни на есть повод. Вы одиноки, Лариса Петровна, и несчастны. И сами из этого выбраться не сможете. Уж поверьте мне, прожившему ни одну сотню дней на этих улицах: не сможете. Судьба эгоистична и бездарна, она не ведает, что творит. Ваше первое замужество было не продумано и потому крайне неудачно. Ваш второй брак, простите, не осмеливаюсь назвать даже браком. Я до сих пор не могу понять, зачем вам этот Вадим Николаевич? У него своя семья, у него еще одна женщина, кроме вас. И вряд ли принесет вам успокоение бутылочка вина и плитка орехового шоколада, с которыми он приходит по пятницам.
- Вы намерены меня чем-то шантажировать? Напрасный труд.
Дядя Костя еле слышно захихикал.
- Мечтательная вы натура, голубушка Лариса Петровна. В моей картотеке супротив вашей фамилии так и записано: "Склонна к романтическим мечтаниям". Конечно, направляясь сюда, я кое-что узнал о вас. Собрал малюсенькую папочку, совсем такую малюсенькую. Документики всякие, справочки, фотокарточки, воспоминания, знаете ли. Но отнюдь не для шантажа, отнюдь.
- Прекратите напускать туман. Даю вам полторы минуты. Если ничего не проясните, встану и уйду.
- Слушаюсь, слушаюсь, милейшая Лариса Петровна. Не промелькнет и тридцати секунд, как вы все поймете. Я назову лишь семь букв, и эти семь букв - "мужчина". Я нашел мужчину, который сможет преподнести вам долгожданное счастье.
- Так вы... ?! - от неожиданности она забыла нужное слово, - этот... сваха?.. или как его бишь?..
- Да уж как угодно, дорогая Лариса Петровна, хоть горшком назовите, лишь бы не в печь. - Он подхихикнул. - И напрасно вы изволили удивиться моему предложеньицу. Я увидел одинокую женщину, нашел ей одинокого мужчину, и пусть мне за это и на земле и на небесах скажут спасибо.
- Ой, только не я! Как-нибудь обойдусь и без вашего вмешательства.
- Не сомневаюсь, Ларисочка Петровна, ни на секундочку не сомневаюсь. С вашим личиком, и с вашей фигуркой вы найдете себе ни одного женишка. Но не везде у нас красавицы, и не всюду у нас блистающие мужчины. Приходится и мне помогать.
- Позвольте заметить, что я улавливаю в вашей фразе не только холодную строгость, но и женское любопытство. Так сказать, второй слой. Дескать, кто же он, этот таинственный незнакомец, который узрел вас в городской суете и прислал под покровом ночной тишины отвратительного старика? И вот тут ваша ошибочка. У меня, знаете ли, иные подходы, я бы посмел сказать: нетрадиционные и новаторские. Все сам, все сам делаю. Без чьих-либо предварительных заказов. Сам подбираю женщин, сам подбираю мужчин. И лишь по прошествии времени, я подчеркиваю - по прошествии времени, устраиваю им встречу. Тот, которого я нашел, когда беспокоился о вашем счастье, еще не знает о существовании милейшей Ларисы Петровны. Он ни разу не видел вас, даже издалека.
- Так уж и ни разу? - ухмыльнулась Лариса Петровна.
- Ни-ни. Что вы, что вы! Никак нельзя. Тут, понимаете ли, - он снова хихикнул, - психология. В вашей паре за вами решающее слово. Если вы согласитесь, он согласится обязательно. Увидит вас - и согласится. - Какие-то у вас дискриминационные подходы, - Лариса Петровна постаралась выдержать ироничный тон. - За ним, получается, право выбора. Прежде, чем согласиться, он, все-таки, увидит меня, а я - покупай кота в мешке.
- Ну что ж вы такое говорите? Как же так можно? Какой он кот? Никакой он ни кот. Его зовут Алексей, фамилия - Барташов, у него много друзей, он собирает картины, любит красивую музыку. Открыл свое дело, весьма успешное. К сожалению, он также одинок, как и вы, и нуждается в женской ласке. Я бы мог многое о нем рассказать, но вы все узнаете от него сами. Он вам понравится...
- ...если я пойду к нему на встречу, - перебила она старика. - Но я никуда идти не собираюсь. - Поднялась со скамейки, оправляя длиннополое пальто. - Надеюсь больше с вами не видеться. Никогда! Прощайте.
- А почему бы и не сходить? - словно размышляя вслух. - Не вижу причин не пойти. Хотя бы любопытства ради. - Старик тоже покинул скамейку, сделал несколько шагов рядом с Ларисой Петровной. - Загляните на днях в кафе "Астория", утречком, минут за несколько до одиннадцати, послушайте музыку, посмотрите, как все повернется, и вы поймете, что там нет ничего подстроенного.
- Информация не для меня, - отмахнулась Лариса Петровна.- Прощайте, прощайте.
Старик остановился и сказал ей в спину, может быть чуть громче, чем следовало:
- Только не забудьте надеть платье, голубое, в белую полоску.
- Мамино? - удивилась Лариса Петровна и обернулась. - Зачем?
- Психологический трюк, - скучным голосом объяснил дядя Костя. - Семи лет от роду Алексей Барташов был влюблен в собственную тетю. Елену Александровну. Она приезжала из Хабаровска на несколько дней, но осталась в его душе на всю жизнь. У нее было именно такое платье. Правда, милая моя Лариса Петровна, в данном случае происходит некоторая корректировка естественного хода событий. Но чего не сделаешь ради благополучия двух одиноких сердец?
- Бред какой-то, - сказала то ли себе, то ли вообще никому, и ушла, тусклая и безразличная, как свет уличных фонарей, рассеянно падавший сквозь толстые волнистые ветви.
А старик остался - в безлюдном сквере, у плоской чаши фонтана, занесенной сухой поземкой, смотрел на женскую фигуру, которая все больше сливалась с темными аппликациями деревьев, и думал, что день у него получился трудный и длинный, и сложился не таким, как хотелось бы, но жалеть не приходится - дело сделано.
Свадьба состоялась.
В час, когда забылось все, сквозь струйки сигаретных дымков и мелькание полузнакомых лиц, сквозь музыкальные разводы ленивых музыкальных инструментов, в проеме двери кухонной подсобки второго этажа ресторана "Украина" сутуло обозначилась фигура дяди Кости. Лариса Петровна восприняла его как неуместное ложное видение, но когда поняла, что это не так, воскликнула:
- Миленький! Что же вы там? Проходите в зал.
- Нет, нет, благодарствуем, благодарствуем, - он отступил назад, и немного в сторону, и еще назад.
- Пойдемте: покушаете, отдохнете, я вас с мужем познакомлю. - Лариса Петровна невольно следовала за дядей Костей и вдруг увидела, что они стоят вне праздника, на лестничной площадке, в круглом сером колодце из крупного неоштукатуренного кирпича, где большие белые ступени уходили куда-то вниз.
Свадебная музыка доносилась сюда тихим застенным радио.
- Спасибо, спасибо, славная моя Лариса Петровна. Я уж дома и отдохнул, и накормлен сытно. А с муженьком вашим я знаком, даже более вас. Правда, в некотором роде заочно, но знаю, знаю. Иначе бы и вам не посоветовал. Вы довольны?
- Ой, я вам так благодарна. Это - сказка, это такое сов- падение. Представляете, я пошла в "Асторию" из интереса, думала: розыгрыш, а когда увидела Алешу...
-... он оказался похож на одного молодого человека, - мягко продолжил дядя Костя. - Вы встретили его зимой семьдесят второго года, когда учились в десятом классе. Совершенно банальная история - возвращались домой, поскользнулись и, наверное, обязательно упали бы, если бы кто-то не подставил вам руку. Этот Кто-то и был похож на нынешнего Алексея Барташова. Вы перед ним извинились и, видимо, кокетничали, но он безразлично сказал: "Бывает" - и ушел своей дорогой. Дома вы промолчали весь вечер, повергая в изумление своих родителей, а всю ночь пролежали с открытыми глазами. Но с тех пор решили для себя, что больше вам такого человека не встретить. И так думали двадцать лет, до той самой минуты, пока не увидели, как, пропуская впереди себя охрану, вошел в кафе "Астория" Алексей Барташов, чтобы выпить свою дневную чашечку кофе. Все правильно?
- Да...- она была смущена таким знанием ее жизни. - Тот случай... давний... совсем забытый... и вы вдруг знаете...
Старик наслаждался ее растерянностью.
- Я о нем почти никому не рассказывала...
- Почти! - он захихикал. - Впрочем, свадебка уже сыграна, итог известен, поэтому оставим прошлое прошлому. А сегодня я к вам по дельцу. Надеюсь, что буду прощен за вторжение, ибо вопросец уж больно деликатен. Ничтожно мал, а деликатен. Мы его раньше обошли сторонкой. Не в моих, знаете ли, правилах рассуждать об оплате, когда результат далек и расплывчат...
- Вы о деньгах? Не стесняйтесь. Прямо скажите, какую сумму я должна. Вы проделали такой труд, и я готова сколько угодно заплатить.
- Зачем же так? Зачем же сразу "сколько угодно"? Я все подсчитываю, по-стариковски, до мелочей.
- Да я вам верю, что вы!
- Я на таких делах беру немного. И с вас возьму по-божески. - Старик сделал паузу, словно прямо тут, на площадке черного хода, занялся подсчетами. - В общем, у вас - за все про все - набегает двести пятьдесят тысяч.
Ушастая голова дяди Кости наводила на мысль о необычной шутке, и Лариса Петровна хотела улыбнуться, но неожиданно для себя поняла, что деньги придется отдавать, на ум полезли слышанные в детстве рассказы о карточных долгах, каравшихся кровью - и она испугалась.
- У меня нет таких денег, - произнесла почти шепотом, сохраняя на лице и полуулыбку и полуиспуг.
- У вас есть такие деньги, - поправил ее старик. - Теперь есть. Чтобы вы, милая Лариса Петровна, не утомились длинными цифрами, назову только бледно-розовую "Тойоту", похожую на японскую девушку, загородный дом в два этажа, коллекцию картин украинского авангарда, фирменные магазины и, наконец, доходы фирмы "Гиацинт" от перепродажи компьютеров. Все это в сумме составляет несколько миллионов.
- Но они не мои. Может, я теперь и имею на них какое-то право, я не интересовалась, не знаю. Но я не распоряжаюсь ничем из того, что вы назвали. Этим владеет мой муж. И я, видимо, не смогу вынуть и отдать вам двести пятьдесят тысяч.
- Ну что вы, что вы, Лариса Петровна? Что вы так испугались? Это я виноват. Знаете, иногда, по-стариковски, забуду словечко сказать или предложеньице. Вроде пустячок, а смысл и утерялся. Я же не тороплю вас, милейшая моя Лариса Петровна, не тороплю. Я не требую от вас денег сегодня, и не требую завтра, и не потребую через месяц. А вот, примерно, через годик и три месяца... когда вы станете полной хозяюшкой - вот тогда мы и рассчитаемся. А нынче я не смею торопить, не смею. Наслаждайтесь, наслаждайтесь вашим счастьем. У вас впереди сегодня еще, - старик снова захихикал, - брачная ночка. А я так заглянул - напомнить, уточнить, что, мол, есть такая сумма денежек. Закрепить, так сказать, должочек.
Лариса Петровна, вслушиваясь в ровное бормотание старика и глядя, как он все время часто кланяется, осознала его слова и захотела спросить, а что, собственно, должно произойти через год и три месяца?
Но дядя Костя уже сделал несколько шагов назад. Он уносил с собой свою улыбку, все ответы и ее спокойствие. И она бросилась за ним, путаясь в подвенечном платье.
Ни в тесной подсобке, наполненной узкобедрыми официантами и любопытными вспотевшими посудомойками, ни в ярко, до белизны, освещенном зале старика не было.
Он объявился через год и восемь месяцев - на сорок третий день после гибели Алексея Барташова.
В черном одеянии вдовы у высокого окна гостиной стояла Лариса Петровна и наблюдала, как кирпичные дорожки сада покрываются желтыми кленовыми листьями.
Позади нее открылась дверь и, нежно ступая по паркету, вошел тяжелый охранник. Один из десяти, доставшихся ей по наследству от мужа.
- Лариса Петровна, - его голос прозвучал успокаивающим накатом морской волны. - К вам старик.
Она догадалась, о ком идет речь, и поняла, что не принять его не сможет, но промолчала - и эта пауза затянулась на четыре минуты.
Находившийся у порога человек в ожидании решения внимательно и терпеливо изучал застывшую фигуру хозяйки, и, когда уловил, наконец, в ее молчании какой-то смысл, рискнул деликатно потревожить тишину своим божественным голосом:
- Его сюда проводить или в кабинет?
- В кабинет.
Охранник слегка наклонил голову, принимая распоряжение, и удалился так же, как и вошел: с осторожной мягкостью грузного зверя.
Поднимаясь наверх, Лариса Петровна задержалась на одном из поворотов лестницы, у зеркала, заточенного в тяжеленную бронзовую раму. Что-то высматривая у себя в зрачках, она слегка подалась вперед, а затем тыльной стороной большого пальца вытерла межбровье, где появились густенькие капельки пота.
Дядя Костя покручивал в руках кепочку. Лариса Петровна прошла мимо него в глубь кабинета, определяя себе место там, возле громадного двухтумбового стола, на котором все еще лежали коричневые папки с золотым грифом "БАРТАШОВ". Оттуда и произнесла:
- Это мучает меня уже два года. Тогда, в ресторане, вы предсказали, что Алексею осталось совсем мало. И назвали конкретную дату. Откуда такая уверенность?
- Так уж и предсказал, - его лицо напиталось снисходительностью мастера. - Вы, миленькая моя, преувеличиваете мои возможности. Кое-что, конечно, я предвидел. Не в деталях, разумеется, не в мелочах, а в целом. Так сказать, общий рисунок был во власти моего воображения.
- А смерть тоже была... во власти... - левая сторона рта дернулась в некоем подобии улыбки, - ...вашего воображения?
- Нехорошо, голубушка Лариса Петровна, вот так о смерти, с улыбочкой, нехорошо. Смерть - она уважения требует. А что касается Алексея Васильевича Барташова, муженька вашего покойного, то его скорбная судьбинушка мне действительно была известна наперед. И утвердился я в своем убеждении прохладным январским вечером, в ту самую минуточку, когда вы согласились сходить на свидание с незнакомым вам мужчиной. Поскольку знал я, и знал наверняка, что рано или поздно вы его убьете.
Лариса Петровна побелела. Это было заметно даже в белесых квадратах света, падавших на нее из окна.
- Я не убивала его, - она еле шевелила губами.
- Ну как же так можно говорить? - удивился дядя Костя. - Милая моя, Лариса Петровна, как же можно говорить, что вы не убивали, когда вашего мужа убили именно вы.
Она стала похожа на свое будущее надгробие из серого камня.
- Вы же сами открутили пробочку, - продолжил старик. - Взяли и открутили.
- Какую пробочку?
- А есть такая пробочка, - охотно объяснил старик, - в резиновых лодках. Для надувания воздуха. Вы ее взяли и открутили. А когда ваш супруг заметил, было уже поздно.
- Произошел несчастный случай. Не выдержала резьба.
- Вот так все и подумали, - согласился старик. - Кто же решит, что вы убивали собственного мужа, если тонули вместе с ним. Барташов был помешан на рыбной ловле. И признавал ее только с резиновой лодки, в одиночестве, посреди озера. Охрана всегда оставалась на берегу. Иногда, словно давая вам милостыню, он брал вас с собою. Так произошло и в тот раз. И вы, естественно, не преминули воспользоваться случаем. Отвлекая мужа громким разговором, выпустили из лодки воздух. Охрана на берегу смогла подтвердить, что вы все время весело переговаривались, а потом вдруг начали тонуть. Когда к вам бросились на помощь, Алексея Барташова спасти было невозможно. Он не умел плавать.
- Я сама не умею плавать, и тоже чуть не погибла. Несчастный случай, нелепый несчастный случай. - И, помолчав, добавила. - У меня не было причин убивать его.
Дядя Костя засмеялся - и на этот раз его смех оказался особенно чистым и безгрешным.
- Милая моя, дорогая моя Лариса Петровна! Только не говорите мне о причинах. Причины были еще до того, как вы услышали само имя вашего будущего супруга, ныне усопшего. Они жили сами по себе, так сказать - объективно. Они напитывали окружающую природу, как свежий воздух после дождя. Их нужно было собирать по крупицам, по глоточечку. И я делаю это. Сначала я отыскиваю Алексея Барташова, богатого и процветающего, но скучного и одинокого. А потом определяю человека, который является его антиподом. Им оказываетесь вы, милейшая Лариса Петровна. Вы - идеальнейший враг Барташова. Все ваше естество стремится прочь от него. Хотя при первых встречах, я подчеркиваю: при первых встречах, вы производите друг на друга неотразимое впечатление. В этом вся прелесть комбинации и вся движущая сила моей идеи.
- Он был непредсказуем, иногда очень резок, - вспомнила, как вспоминают на похоронах. - В нем что-то постоянно менялось. Я пыталась понять, что именно, и не смогла, не успела. Какая-то сила толкала нас в разные стороны. Вихрь нарастал с каждым часом, с каждой минутой. В последние дни мы находились уже по разные стороны пропасти...
- Вы очень милы в своих оценках, золотая моя Лариса Петровна. Но действительность грубее наших с вами ощущений, и поэтому я позволю себе сказать прямо: по отношению к вам он оказался тираном. Он запретил вам принимать решения, он приставил к вам охрану, он лишил вас маленьких женских радостей, он лишил вас своей любви и оставил только постельные обязанности. Все остальное время вы сидели у окна. Он сотворил из вас дорогую игрушку. Ухоженную, нежную, послушную игрушку. Он ненавидел вас, вы ненавидели его. И тогда вы не выдержали. Наблюдая за безлюдным садом, глядя, как день ото дня меняется в нем пейзаж, вы придумали все детали убийства.
- Зачем вы здесь? - ее голос пал и обесцветился.
- Ради денег. Это моя работа, она завершена, и я пришел за гонораром.
Внутри у Ларисы Петровны нечто большое и хрупкое, причинявшее ей боль с первых минут гибели мужа, разлетелось на куски, образуя свободное пространство. Она повернулась к сейфу, легким движением руки открыла железную дверь и стала выбрасывать на полированную поверхность столешницы твердые пачки денег.
- Двести пятьдесят тысяч?
- Да, да, Лариса Петровна, все верно, все помните. - Вынул из кармана сложенную ввосьмеро матерчатую сумку, развернул, начал складывать туда пачки. - Все правильно, Лариса Петровна, все точно. До копеечки. - Взвесил сумку в руке. - Тяжелехонькая. - Захихикал. - Всего доброго, Лариса Петровна, счастливых дней. Счастливых дней.
И будто не существовало никогда ни старика, ни странного замужества, ни холодной резиновой лодки. Лариса Петровна еще некоторое время с недоумением рассматривала распахнутый сейф, пустой стол, разукрашенную золотым орнаментом белую дверь кабинета, потом почувствовала, что дневной свет сегодня слишком ярок для нее, ухватила пальчиками гладкий оранжевый шнур, сплетенный из тонких шелковых нитей, и опустила на окно черную штору.