Попова Елена : другие произведения.

Подарок Корнелиуса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 4.79*7  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фантазия на тему определения мужского потенции с помощью нового изобретения

Подарок Корнелиуса

Марк Шимекис. Магнат

   Неприятности начались с ночи. Марк внезапно проснулся где-то около двух словно от резкого толчка. Его разбудило не кошмарное сновидение, не боль и не шум - никакой видимой причины, однако он долго лежал, объятый необъяснимым ужасом, боясь пошевелиться. До утра он маялся, ворочаясь и потея, вздрагивал от редких ночных звуков и с отчаянием думал о том, что весь день теперь пойдет насмарку. Подобное случалось с ним не часто, примерно раз в полгода, но происходило это с пугающим постоянством.
   Утром, стоя перед зеркалом, он мрачно разглядывал в отражении свое серое помятое лицо - хорош, ничего не скажешь! Мутные глаза с отчетливо проступившими красными жилками, под глазами бурые мешки, на висках синеватыми змейками повздувались вены. В свои шестьдесят Марк Шимекис и в лучшие дни выглядел гораздо старше своих лет, а после давешней ночи ему можно было дать все семьдесят пять.
   Как назло к завтраку спустилась жена. Случай небывалый, обычно она спала до обеда, а сегодня, проснувшись ни свет, ни заря, решила разделить с ним его утреннюю трапезу. Еще только заслышав ее шаги на втором этаже, Марк напрягся, надеясь, что она ограничится походом в ванную комнату. Надежда робкая - Долли не отличалась педантичной требовательностью к личной гигиене. Марк подозревал, что ежедневное посещение ванной - вовсе не обязательный пункт женушкиной ежедневной программы. Чего не скажешь о ее частых визитах в огромную залу для гостей, туда, где находился внушительный бар.
   Долли попивала последние пару лет. Попивала тихо, по-домашнему, не давая поводов для сплетен и пищи для газетных писак, так что не ее, ни Марка репутация пока не страдала. Едва заметное дрожание рук, малиновый оттенок кожи на крыльях носа, слегка беспокойный взгляд не бросались в глаза посторонним слишком явно. Накачиваться она начинала с самого утра, бродя по саду с изящным стаканом в тощей руке. Она пила, валяясь перед экраном телевизора, потягивала спиртное, часами болтая с подругами по телефону, так, что к концу разговора у нее уже изрядно заплетался язык. День она заканчивала в своей спальне, растянувшись на бескрайней кровати и обложившись кипами бабских журналов, все с тем же стаканом в руке. Иногда Долли так и засыпала, ткнувшись в журнал, и тогда на следующий день на ее лице долго багровел след от смятой страницы. Домашние и слуги знали, что дежурный стакан в руке давно уже превратился в проблему, однако все деликатно делали вид, что ничего не происходит. Она предпочитала белый мартини, причем Марк догадывался, что в последнее время она стала подмешивать в него водку. Во всяком случае, ото льда и лимона она уже давно отказалась.
   Надежды Марка не оправдались: с неестественной осторожностью Долли спускалась по ступеням столовой, придерживая рукой полу несвежего халата. Она уселась напротив Марка, поскребла в тусклых поредевших волосах и произнесла:
   -Я сегодня рано встала.
   Марк не удержался и нервно передернул плечами. Идиотская привычка - констатировать и без того очевидные факты. "Наверное, вчера рано закончился мартини" - подумал он злорадно.
   При появлении жены с его организмом случилось то, что обычно случалось с ним в ее обществе, будь то редкие (к счастью) совместные завтраки или регулярные (к несчастью) выходы в свет - его и без того вялая пищеварительная система наотрез отказывалась выполнять функцию, возложенную на нее природой. Кусок не лез в горло, отказываясь продвигаться по пересохшему пищеводу, а съеденная еда камнем ложилась на дно обмякшего желудка, доставляя мучительный дискомфорт на долгие часы.
   Завтрак был безнадежно испорчен. Марк уставился в тарелку, с ненавистью разглядывая вмиг опротивевшую пищу. Занять глаза, чтобы не смотреть на Долли. Все, что угодно, лишь бы не встречаться с пустым взглядом ее блеклых глаз, не видеть опостылевшую ссутуленную фигуру, многократно подтянутое лоснящееся лицо и куриную шею. Она, позевывая, продолжала что-то говорить, но ее голос занимал его не более чем едва слышное журчание воды в унитазном бачке. Ежедневно встречаясь с сотнями клиентов, партнеров, сотрудников, просителей, общественных деятелей и пр., и пр., он научился беречь нервы, вовремя выключая внимание и не вникая в суть словесного потока. Это полезное умение очень помогало ему в общении с супругой. Вполне достаточно было того эффекта, который производило на него само ее присутствие и вид.
   Они уже двадцать лет спали в разных концах дома, живя под одной крышей и не встречаясь неделями. Он никогда не отвечал на ее телефонные звонки, да и она уже давно ему не звонила: зачем? Напрасный труд, ассистентка все равно с неизменной вежливостью сообщит, что у мистера Шимекиса важное совещание. Марк снискал себе репутацию оголтелого трудоголика, допоздна засиживаясь в офисе, а на самом деле он попросту не хотел идти домой. В искусстве увиливания от общения с женой Марк достиг большого мастерства, однако иногда, как сегодня, случались досадные промахи.
   Ему казалось, что Долли догадывается о том, какое воздействие она производит на мужа, и назло ему специально навязывает ему свое общество. Старой ведьме, вероятно, доставляло садистское удовольствие наблюдать, как при ней он деревенеет лицом и корчится. Он явственно читал в ее взгляде злорадное торжество: "Ну вот, я пришла, я здесь! Терпи, дорогой!".
   По пути в "Корнелиус-центр", гигантский офис корпорации, возглавляемой Шимекисом, его машина попала в пробку. Новичек-водитель взялся довести его "короткой" дорогой и застрял в многокилометровой тянучке. Шимекис всегда выезжал заранее, минимум за час до прихода своих сотрудников и никогда не опаздывал. Он знал, что не опоздает и сегодня, однако досадная проволочка, нарушающая привычных ход вещей, приводила его в бешенство. В висках стучало - видимо поднялось кровяное давление, головокружение - последствие ночного бдения - доводило до тошноты, съеденный завтрак продолжал комом стоять поперек желудка. На Марка страшно было смотреть. "Бульдог" - так частенько называли его за глаза, и сейчас он и вправду походил на старого жирного бульдога, готового вцепиться в глотку. Здоровенный водитель-негр впился побелевшими пальцами в руль, от страха его лицо стало сизым. Бедняга явственно представлял, как безжалостные челюсти в клочья рвут кожу на его шее.
   За десять минут до официального начала рабочего дня Марк, наконец, добрался до офиса. Взлетев на сияющем лифте в самую высь, в пентхаус тридцатиэтажного здания, он влетел в свой кабинет, бросив на ходу ассистентке: "Джина, меня не с кем не соединять!". Он пробежал по приемной так стремительно, что небольшой вихрь, поднятый им, поколебал волосы на прическе девушки. На лице Джины ни дрогнул не один мускул, она кивнула уже в спину удаляющегося шефа. За семь лет работы в "Корнелиусе" она научилась не задавать лишних вопросов, ничему не удивляться, быстро и четко выполнять указания и даже предугадывать многие желания Марка. Достаточно красивая, чтобы соответствовать престижу фирмы и достаточно умная, чтобы удовлетворять требованиям, которые на нее возлагались, Джина обладала, несомненно, ценным даром - стараясь быть незаменимой, она умела оставаться незаметной. За все время ее службы шеф, кажется, ни разу не задержал на ней взгляд, ограничивая общение с ней отрывистыми указаниями. Джинина предшественница, долгие годы работавшая на Марка, оказалась неврастеничкой. В свое время она наделала много шума, о том случае даже писали в газетах: однажды ни с того ни с сего прямо среди рабочего дня она выбросилась из окна уборной. Старожилы до сих пор брезгливо обходили стороной то место на асфальте, где когда-то были разбрызганы мозги несчастной. Джина же обладала несравнимо более крепкими нервами. Похоже, у нее их вообще не было.
   Часа полтора Марк тщетно пытался привести себя в порядок. Читая почту, он тер виски и массировал затылок. Несколько раз его взгляд малодушно останавливался на огромном диване, обтянутом черной кожей, стоящем в углу бескрайнего кабинета. Собраться, собраться! Он умыл лицо ледяной водой, но это не принесло облегчения. Его спасла бы чашка кофе, а еще лучше - порция виски, но и то и другое ему уже давно строго настрого запретили врачи.
   Наконец он сообщил Джине, что он готов ответить на самые важные звонки. Какие именно звонки посчитать важными, Джина решит сама, в этом на нее можно положиться.
   Одним из первых звонил Эдвард Флинт. Эдд был правой рукой Марка, первым его помощником и вторым человеком в корпорации. Они не были друзьями, Марк почти ничего не знал о частной жизни Флинта, но в работе он доверял ему во многом, если вообще уместно говорить о доверии, когда речь шла о Марке Шимекесе.
   Он давно переложил на Эдда большинство серьезных утомительных дел, оставив за собой принятие важных стратегических решений.
   Пискнув, селектор включился, из динамика загудел низкий голос Эдда, немного искажаемый техникой:
   -Доброе утро, шеф. У меня для вас есть занятное дельце.
   За этими словами стояло следующее: "Я набрел на чертовски выгодный проект, который обещает большие барыши. Я просчитал планируемую прибыль, предстоящие затраты, возможные риски, распланировал, как будет продвигаться дело в первый год, следующие пять лет, десять лет, продумал, каким образом вкратце презентовать Вам эту идею, еще раз тщательно взвесил все "за" и "против" и только после этого решился Вас побеспокоить".
   -Что за дельце? - лениво спросил Марк.
   -Тут в Департаменте оптики есть один парнишка, Стивен Фейлис. Вы его конечно помните?
   -Так, - неопределенно ответил Марк. Он, естественно, ни черта не помнил.
   -Пару месяцев назад он переслал в Патентный департамент описание своего изобретения...
   -Эдд, сотни парнишек ежедневно пересылают в Патентный департамент описания своих изобретений, но мы обычно подтираем ими задницу. Ты уверен, дело стоящее?
   -Думаю, да, сэр.
   -Ладно, зайди через пару минут.
   Ожидая Эдда, Марк подошел к окну. Гигантское тонированное стекло занимало всю стену от пола до потолка. Он всегда бессознательно отдавал предпочтение большим хорошо освещенным помещениям. В таком пространстве его тучная фигура не смотрелась такой огромной. В его кабинете свободно разместилась бы главная площадь небольшого городка.
   Марк окинул взглядом привычный пейзаж. Какая высотища! В первое время, когда Офис "Корнелиуса" только переехал в новое здание, Марк никак не мог привыкнуть, что мостовая находится так далеко, на дне бездны. А сейчас ничего, освоился. Можно смело смотреть вниз, никакого головокружения.
   Он на самой вершине. Мечтал ли сто лет назад об этом его дед, едва успевший сбежать со своей неспокойной родины? Думал ли он, открывая в жалком полуподвале захолустного района свою первую аптеку, что его потомок доведет семейное дело до таких сияющих высот? На сегодняшний день Корпорации принадлежали сотни заводов, производящих шестьдесят процентов всей фармацевтической продукции мира. На каждой седьмой упаковке медикаментов, покупаемых в любой точке земного шара, красовалась надпись "Корнелиус". Марк скупил бесчисленное множество лабораторий и фабрик, производящих медицинское оборудование, диагностическую технику, косметику и спецодежду. Ему принадлежал телевизионный канал, три газеты, две сотни супермаркетов, полтысячи аптек и даже сеть секс-шопов. Вон, в углу валяется стопка газет и журналов месячной давности, и на каждой обложке - он, Марк Шимекис. Заголовки: "Юбилей магната", "Фармацевтический король празднует свое шестидесятилетие", "Расцвет Империи разума" и прочая звонкая дребедень. Даже на фото для прессы он редко улыбается - достигнув такого положения не обязательно казаться приятным. Марк поддел ногой кипу журналов. А вот фотография на газетной странице, где проныра-репортер все-таки подловил его улыбающимся. Марк, пыхтя, наклонился, поднял газету и безучастно уставился в свое изображение. Так и есть Бульдог: недобрые глаза с отвисшими веками, оттянутые книзу резиновые щеки, оскал хорошо сделанных зубов. Он бросил взгляд на заголовок: "Торжество монстра". Просмотрев по диагонали содержание ядовитой статейки, он прочитал подпись. Ну конечно, кто же еще?!: Тори Гамильтон, проклятая стерва, поливающая его грязью при любом удобном случае. Марк в раздражении отшвырнул газетенку. Нужно будет сказать Джине, чтобы отсюда убрали весь этот хлам.
   Его взгляд еще раз остановился на манящей поверхности черного дивана. Плюнуть бы на все и прилечь, с наслаждением вытянуть ноги и ослабить тугой узел галстука, послав к чертям собачим Эдда и всю корпорацию "Корнелиус" вместе взятую. Он неприметно так и поступил бы, если бы знал, что это даст ему хоть час отдохновения. Все равно он будет лежать, маясь в тягостном состоянии между сном и бодрствованием, а потом поднимется еще более разбитый и издерганный. Собраться! Проклятая бессонница...
   Приступы бессонницы стали приходить к нему давно. Когда это произошло в первый раз он, лежа в одиночестве во тьме, вдруг впервые с ужасом осознал, ощутил почти физически, какой чудовищной махиной он управляет. Созданный им самим исполинский организм существовал теперь практически без его участия и контроля, угрожающе ширясь и раздаваясь. Миллиарды взаимосвязанных рычагов, шестеренок, колесиков и блоков вертелись с нарастающей скоростью, и он был не в силах замедлить или остановить этот процесс. Он словно летел по пустой скользкой трассе на дьявольском спортивном автомобиле, у которого отказали тормоза и заклинило коробку передач. В этот миг Марк ощутил себя слабым и беспомощным, безотчетный животный страх охватил его, предчувствие неизбежной катастрофы парализовало волю, так что он даже не мог себя заставить подняться с кровати и выпить снотворное. При свете дня ночные страхи вызывали ироничную улыбку, но пришло время и все повторилось вновь и вновь.
   Вошел Эдд. Он был всего на несколько лет моложе Марка, однако являл собой полную ему противоположность: стройный и подтянутый, с пружинистой походкой, красивой сединой и спокойной улыбкой уверенного в себе человека. Он мог бы украсить обложку журнала "Коммерсант" или "Известные персоны", однако несравнимо чаще на этих обложках мелькала постная одутловатая физиономия Шимекиса, а Эдд оставался всего лишь его тенью. "Красавчик! - невольно отметил про себя Марк, - а все-таки он, похоже, педик!".
   -Ну, что у тебя там? - буркнул Марк поморщившись. Он уже выпил пригоршню таблеток, однако головокружение и дискомфорт в желудке донимали его по-прежнему.
   -У парня уже было несколько толковых идей, некоторые из них мы даже пустили в разработку, - так, мелочевка: усовершенствования и рацпредложения по отдельным блокам. Теперь он продолжает заваливать своими проектами Патентный департамент, однако серьезного внимания заслуживает, пожалуй, только это, - с этими словами он протянул Марку скромную папку-скоросшиватель, наполненную бумагами. Марк с недовольной миной взял папку и принялся небрежно ее листать.
   - Этот Стив, похоже, порядочный засранец и даже, возможно, извращенец, - продолжил Эдд со
   смешком, - Однако, кажется, эта штука действительно может принести неплохие деньги.
   Перед глазами Марка замелькали столбики цифр и формул, схемы, чертежи, таблицы и диаграммы. Он быстро пробежал по ним взглядом. Лицо его выражало скуку и даже легкую брезгливость. Со стороны казалось, что проект не вызывает у него не малейшего интереса, но Эдд знал, что это равнодушие напускное, на самом деле Шимекис внимательно его слушает. Он спешно продолжал:
   -Рабочее название изобретения "Потентодетектор", однако я бы подобрал что-нибудь более благозвучное.
   Марк вопросительно глянул на него. Эдд тут же пояснил:
   -Фейлис предлагает специальные очки для дам. С виду это обычная оптика, но это только с виду! К очкам прилагается миниатюрный компьютер, легко помещающийся в дамской сумочке или в кармане. В дужки вмонтировано несколько датчиков и микрочипов, еще один микрочип с крошечным динамиком крепится на стикере внутри слухового прохода. Линзы снабжены улавливателем, позволяющим фиксировать выбранный объект.
   -Объект?
   -Ну да, объект. Любого понравившегося мужчину. Счастливая обладательница этого прибора сможет на расстоянии определить... э-э-э... сексуальный потенциал объекта.
   -Бред! - фыркнул Марк. Эдд словно не услышал его.
   -Компьютер через динамик сообщит даме... - он на секунду запнулся - ...Длину и объем полового члена объекта..., - Марк изумленно поднял брови, - в эрегированном состоянии, длительность сохранения эрекции и возможность повторных соитий.
   -Понятно! - воскликнул Марк. - Другими словами, любая баба сможет еще до знакомства определить, какое у парня хозяйство, как он умеет им пользоваться и сколько раз за ночь он сможет ее оттрахать! - Он вдруг запрокинул голову и дико захохотал. Давненько его так ничто не веселило. Все его грузное тело сотрясалось, обвисшие щеки подпрыгивали, он перегибался пополам и был себя пухлыми ладонями по животу. Марк, тихо улыбаясь, ждал, пока шеф насмеется от души.
   -А срамная штучка, скажи, Эдд? - спросил Марк, вытирая слезы, выступившие у него на глазах во время приступа неудержимого веселья,
   Эдд, убедившись, что Шимекис успокоился и может продолжать разговор, протянул ему другую папку, глянцево-синюю с фирменным золотым логотипом "Корнелиус" в углу.
   -Вы же знаете, шеф, - промолвил он вкрадчиво, - на сраме можно неплохо заработать. Я подготовил свои расчеты по этому проекту. Ознакомьтесь, получается неплохо.
   Марк, взял папку и побрел к своему столу, на ходу вороша страницы. Он тяжело опустился в свое продавленное кресло и принялся просматривать ряды букв и цифр. Эдд сел на свое привычное место за многометровым столом, который сотрудники окрестили "Подиум". Он всегда занимал это кресло, присутствуя на заседаниях и переговорах - справа напротив Марка. Он приготовился ждать - Марк не проронит ни звука, пока придирчиво не изучит все содержимое папки. Потом он будет молчать еще несколько минут, все обдумывая и взвешивая, прежде чем принять решение. Теперь лицо его было серьезно и сосредоточенно, взгляд прежде усталых глаз стал острым, зрачки подрагивали, ноздри хищно раздувались в такт дыханию - Бульдог явно почуял свежую кровь.
   Наконец он откинулся в кресле, громко хрустнул костяшками пальцев и ровным голосом произнес:
   -Соберешь завтра в полдень директоров. Вызови этого своего придурка - Фейлиса, пусть сделает презентацию. Минут сорок, не более. Затем выступишь ты со своими расчетами. Да, и пригласи кого-нибудь из Технического департамента, скажем - Машимото и Миллера. Проект срочно засекретить! Посмотрим, что можно сделать с этой хреновиной.
  
  

Стивен Фейлис

   В отличие от Марка Шимекиса, Стив начал свое утро превосходно. Пару минут назад он принял холодный душ, крякая и восторженно восклицая, и теперь не спеша брился перед зеркалом. Он любовно водил "Жилетом" по загорелым щекам, с интересом наблюдая, как при движении бритвы из-под голубоватой пены обнажаются ровные полоски гладкой кожи. Ему нравилось свое отражение в зеркале, нравилось, как после ледяной воды приятно горит все тело, нравился свежий запах "Живанши пер хом", разлившийся по ванной, нравилось даже здоровое чувство голода, предвещающее скорое удовольствие от поглощения завтрака. Все было замечательно, утро определенно приносило удовлетворение и обещало хороший день.
   Обернув вокруг бедер полотенце, Стив, насвистывая, вышел в столовую. На высоком табурете возле стойки покачивая голой ногой, сидела девушка ("Молли?", "Минни?"). Весь ее туалет составляла только накинутая на плечи рубашка Стива, волосы были в легком беспорядке, но это ее не портило. Глянув на ее заспанную мордашку, Стив не удержался от улыбки. Девушка нахмурилась, и Стив чмокнул ее в надутые губки, - так, мельком, не задерживаясь: хорошего понемногу, догорая, ковбою пора на работу. Он нежно пригладил ее растрепанные волосы и, играючи, легонько щелкнул ее по кончику курносого носа.
   -Будешь завтракать, детка? - ("А может быть, Мона? Хотя какая, собственно, разница?").
   -Я никогда не ем так рано, - голос у девицы был писклявый, неприятный плебейский говорок немного портил общее впечатление.
   -А я подкреплюсь. Восполню, так сказать, растраченные калории!
   Девушка понимающе хмыкнула. Пока Стив разогревал еду в микроволновке, она сползла с табурета и поплелась в спальню одеваться. Стив мельком глянул на часы. Не хотелось опаздывать, в "Корнелиусе" этого не любят. "Все в вас хорошо, крошки, - подумал он, - Если бы только вы не маячили перед глазами по утрам!". Эта хотя бы не путалась под ногами и не требовала для себя особого внимания. Другие обычно просили сварить кофе, налить соку, дать зеркальце, ватные тампончики или салфетки, подолгу принимали ванную, назойливо жужжа после этого феном, или того хуже, начинали провоцирующе вертеть задком перед Стивомым носом, как раз тогда, когда он уже был полностью одет и намеривался выходить из дома.
   Через четверть часа Стив собрался, из спальни вышла и его безымянная подружка. Облачившись в свою одежду и подкрасив губы, она выглядела теперь в точности так же как вчера, когда Стив подцепил ее в баре. Уже стоя на пороге квартиры, Стив бросил небрежно:
   -Черкни телефончик, дорогая.
   Он знал, что она давно ждала этого и все утро забавлялся, глядя как девушка то и дело с вопрошающим беспокойством останавливает на нем взгляд и ее глаза грустнеют с каждой минутой. Сейчас она с готовностью полезла в сумочку, и, порывшись, извлекла из нее измятую бумажку. Эта была рекламка вроде той, что раздают на входе в метро. Косметическим карандашом она живо нацарапала номер и протянула листочек Стиву. Он мельком глянул в него и выругался про себя: "Дуреха!" - девушка не написала свое имя. Не идентифицированная бумажка через пару дней совершенно потеряет всякую взаимосвязь с образом своей хозяйкой и непременно отправится в мусорный бак. "Что ж, не повезло тебе, киска, - подумал Стив. - Видимся мы с тобою, похоже, в последний раз". Он, скорее всего, и так никогда не позвонил бы девушке, даже знай он ее имя. Ну, может быть, разочек, когда-нибудь от скуки открыв первую попавшуюся страницу своей пухлой телефонной книжки, ткнув наугад в длинный столбик женских имен и случайно попав на нее. Да и то вряд ли.
   Он ехал в офис на своем синем "Форде". Машинка, конечно, не ахти, но все же куда лучше, чем раздолбанный "бьюик", который он водил еще три года назад. Его карьера продвигалась вполне уверенно, хотя и медленнее, чем Стиву хотелось. Месяц назад он переехал в новую квартиру, пусть не очень большую, но гораздо более комфортную, чем та халупа, в которой жил его приятель по работе Генри Лост. Стив пока не мог себе позволить шикарные апартаменты, зато он раскошелился на без пяти минут модного декоратора и тот обставил интерьер его гостиной и спальни почти как у Криса Ллойда, актера-суперзведы. Фотографии дома знаменитости Стив нашел в одном журнале давно и два года лелеял мечту сделать у себя что-то подобное. Конечно, пришлось использовать имитирующие материалы и недорогую обивку, однако Стива это не особенно смущало. Он поставил для себя цель - стать успешным и разбогатеть. Он твердо был уверен, что в скором времени у него будет все - и огромный особняк, и яхта, и сверкающий "Феррари", набитый фотомоделями, - он свято верил в это, и вся его теперешняя жизнь представляла собой воплощение бизнес-плана по достижению заветной цели.
   До сих пор он перебивался выполнением небольших заказов, участвуя в разработке сверхсовременных оптических приборов на базе компьютерной техники. Он сделал несколько небольших, но интересных изобретений и предложил некоторые весьма полезные усовершенствования для парочки серьезных проектов, - так, мелочевка, но благодаря этому его заметили. Стив не собирался останавливаться на достигнутом и продолжал свои изыскания. Он регулярно подкидывал работу Патентному департаменту, исправно снабжая их своими новыми проектами. Многие из них пропадали бесследно в бескрайних недрах Департамента, многие после рассмотрения возвращали на доработку, но Стив не унывал. Бог дал ему бесценный дар - живость ума и развитую небесплодную фантазию, то, что сейчас называют "креативным мышлением", и он не собирался хоронить свой талант. Стив верил, что его звездный час еще придет.
   На новое изобретение он возлагал большие надежды. Идея "потентодетектора" пришла им с Генри как-то раз, когда они развлекались, организовав ежемесячный "мальчишник" на двоих. В такие вечера они обычно обходились без девиц, накачиваясь пивом в ближайшем баре, а затем отправлялись домой к одному из них и до полночи болтали о том о сем. В тот вечер они решили разнообразить свой досуг и покурили "травки". Это происходило еще на старой квартире Стива. Приятели уселись прямо на полу перед телевизором и вяло трепались о бабах. Вернее, это скорее была не беседа, а монолог Стива. Считая себя докой по этой части, он поучал Генри, который, по его мнению был полным неудачником на личном фронте.
   Они работали в одном департаменте, но в разных подотделах. Генри был классным компьютерщиком, но, отличаясь излишней, как считал Стив, скромностью, был обречен навечно прозябать на вторых ролях. В своем отделе, отвечающем за разработку оптических систем, Стив добился гораздо более ощутимого роста.
   Стив тогда, помнится, пытался объяснить Генри, как важно произвести на девушку первое впечатление - то, что никогда не удавалось его непутевому приятелю.
   -Тут, друг мой, важен кураж, - весело убеждал он друга, - Робость и застенчивость у баб не в почете. Вот сегодня в баре ты пытался приклеиться к этой киске. Зачем было просить прощения, кашлять, прятать глаза, заикаясь, спрашивать позволения присесть рядом? Ты вел себя, как законченный идиот. Естественно, она тебя отшила. Наглость и самоуверенность - вот на что все они покупаются! Можно нести любую ерунду, но чувствовать себя при этом королем! И смелее, без многозначительных пауз - нельзя давать им опомниться.
  -- Да я понимаешь, что-то спасовал. И как у тебя это получается? Мне не давала покоя мысль: а что с ней делать дальше? Боюсь, что дальше могло быть еще хуже!
  -- Гы-гы-гы! Экспромт, мой друг! Был бы приятный экспромт!
   Генри посопел и выдавил:
  -- Я даже не знаю, как бы все получилось. Особенно после той истории с Труди. Я, понимаешь ли, тогда оказался..., ну, не совсем на высоте.
   Стив не удержался и рассмеялся. Его приятель что-то совсем разоткровенничался. Мерихуана!
   Удрученный безостановочным смехом Стива, Генри совсем сник.
   -Брось, Генри! - улыбнулся Стив, успокоившись, наконец. - Она была страшная, как смертный грех! Я бы тоже с ней не ни за что не справился!
   Они еще покурили.
   -Ты понимаешь, - после долгого молчания промолвил наконец Генри задумчиво, - Я боюсь, что когда встречу Ту Самую Девушку, она сразу поймет, какой я жалкий тип и даже не посмотрит в мою сторону.
   Стив с сомнением глянул на Генри: тощая шея, розовые просвечивающиеся уши, детские веснушки на щеках. Да, шанс у парня действительно невелик. Однако ему хотелось хоть как-то приободрить друга:
   -На тебе ведь не написано, что у тебя пару раз не поднялся член на каких-то ужасных шлюх! И сколько раз тебе говорить, что никаких Тех Самых Девушек не бывает!
   -А представляешь, Стив, если бы женщины могли определять на расстоянии, каковы мы в постели, вот был бы ужас, а?
   -Мысль интересная, но мне, к примеру, бояться нечего!
   Они помолчали с полминуты, обдумывая сказанное Генри, а потом вдруг одновременно прыснули и разразились диким хохотом. Мерихуана!!!
   Стив почти сразу забыл этот ночной разговор, однако через пару дней на работе к нему подошел Генри и загадочно произнес:
   -Это могли бы быть очки!
   Стив не сразу понял, о чем речь.
   -Ну помнишь, мы смеялись над моей идеей - если бы мужской потенциал можно было бы определять на расстоянии?
   -Я смотрю, Генри, это и впрямь становится для тебя проблемой!
   -Нет, ты послушай! - в вопросах, касающихся своей любимой техники, Ганри мог быть очень упрямым. -
   Это ведь вполне осуществимо! Ведь мы уже имеем все составные части, они разработаны и используются в других приборах. Надо только все это объединить. Все очень просто - ультразвуковой улавливатель, системный блок и еще один небольшой анализирующий блок, который обработает параметры кровяного давления и анатомического строения половой системы, данные дистантного микроэнцефалографа, аэрогормональный детектор и система датчиков.
   Последний из перечисленных приборов был новинкой, совсем недавно запущенной в производство одним из заводов "Корнелиуса". Он представлял собой портативный компьютер, снабженный аэродатчиками, при помощи которого можно было определять уровень гормонов по составу выдыхаемого воздуха. Генри участвовал в создании нескольких важнейших блоков детектора, но его вклад, как обычно, остался незамеченным.
   Генри оживленно продолжал, слегка заикаясь:
   - Это действительно можно сделать! Я вот только никак не могу сообразить, как преобразовать и передать импульсы на оптику и обратно. Это не мой конек, это больше по твоей части. А?
   Стив лихорадочно соображал. Ай да Генри! И как эта идея не пришла в голову ему самому? И как раз сейчас его отдел разрабатывал новую микроскопическую оптико-волоконную систему, которой не доставало для воплощения в жизнь предложенного Генри изобретения. Мысли в голове Стива проносились вихрем, однако, не меняясь в лице, он спросил иронично:
   -Генри, а на черта это нужно?
   Генри явно смутился:
   -Разве это не интересная идея?
   -Ты хочешь прослыть законченным извращенцем? Или ты надеешься, что на подобную ерунду директора выделят деньги? Мой мальчик, ты решишься передать в Патентный отдел ТАКОЕ изобретение?
   Генри покраснел, как вареный рак.
   -Нет, об этом я как-то не думал..., не думал, что доведу это до Патентного отдела..., нет, конечно, нет! Просто мне показалось, что это могло быть забавно... - он, вконец смущенный, низко опустил глаза и не решался глянуть на Стива.
   -Парень, тебе срочно нужно потрахаться! - Со смехом констатировал Стив. - Сегодня же после работы идем в "Сириус" и снимем тебе девку. Обещаю оказать посильную помощь! - он заговорщицки подмигнул.
   Пристыженный Генри больше никогда не возвращался к этому вопросу. Стив же не забыл их разговор. К своему рабочему месту он бежал чуть ли не в припрыжку, дрожа от творческого нетерпения, и сразу бросился рыться в компьютере, разыскивая корпоративные файлы, содержащие описания необходимых приборов. Так и есть: все гениально просто, все составные части уже существуют, нужно будет только немного попотеть над тем, как объединить их в единую систему и кое-что подогнать к оптике. Не хватает нескольких блоков, над их разработкой придется помозговать пару недель, но Стив уверен: он справится.
   Стив с воодушевлением приступил к воплощению своего плана, скрывая от всех то, над чем он работает. Его раздражало, что он вынужден был много времени посвящать соим непосредственным обязанностям, от которых Стива никто не избавлял. Проекты, в которых он вынужден был принимать участие по долгу службы, теперь представлялись ему скучными и пустячными, они только отвлекали его от захватывающей работы над новым прибором. Заниматься его разработкой приходилось тайком от коллег в свободное от основных нагрузок время. Теперь Стив забросил девочек и прочие развлечения, до поздей ночи засиживаясь в офисе у своего компьютера. Потом, все потом! Будут еще и девочки, много, много девочек, самых лучших, самых дорогих, будут и развлечения, о которых доныне он не смел и мечтать, а сейчас ему надо сконцентрировать всю свою волю, весь свой талант и трудолюбие - о, да! Он умеет трудиться в поте лица, когда это нужно для достижения цели! Он забудет о сне и пище, он сделает все, чтобы добиться своего!
   Через месяц все было готово. Заветная папка-скоросшиватель с вложенной в кармашек электронной версией легла на стол секретаря Патентного департамента. Секретарь - мисс Крустер, сухая дама с вечно сонным лицом - привычным движением тиснула на титульном листе штамп, на белой бумаге появилась невнятная лиловая надпись: "Корпорация "Корнелиус". Завизировано. Дата...Подпись...". Внеся порядковый номер проекта в файл регистрации, мисс Крустер отправила папку Стива в долгое плавание по бумажному морю, даже не подозревая, какая драгоценность прошла через ее руки.
   Еще через месяц Стив понял, что на его изобретение обратили внимание (а иначе быть и не могло!) - ему начали звонить. Ранг звонящих возрастал ото дня в день, одновременно росло и ликование Стива. Вилла, яхта и объятия томных фотомоделей вот-вот должны были стать реальностью, долгожданный громкий успех был уже не за горами. Похоже, свершалось именно то, о чем он вожделенно мечтал последние годы. Нет, не мечтал, - Стив был убежден, что именно так все и произойдет! Он всегда свято верил в свой талант, и то, что совсем скоро он, похоже, сорвет главный в своей жизни "Джек Пот", было запланировано и закономерно. Шаг за шагом он шел к победе, набираясь опыта и недостающих знаний. Он пришел в "Корнелиус" зеленым новичком, однако его наблюдательность и трудолюбие, его феноменальная память, его дарования, его организованность и терпение, наконец, сделали свое дело. Теперь он свободно плавал, как рыба в воде, между переплетающимися проводами и системными блоками, это была его родная стихия, и он просто не мог не найти среди груд громоздящегося кабеля сундук с сокровищами. Стив стал настоящим ассом, техническим гением, творцом, и создание изобретения, которое поставит на уши весь "Корнелиус", было лишь вопросом времени.
   А неделю назад его вызвал к себе сам Эдвард Флинт, и тогда Стив понял, торжествуя, - дело сделано!
   При встрече Флинт сообщил Стиву, что в ближайшее время собирается ознакомить с его проектом Шимекиса и есть большой шанс, что проект запустят в разработку, а затем и в производство.
   Встреча Флинта с Шимекисом должна состояться сегодня.
   Добираясь до работы на своем синем форде, Стив весело насвистывал. Настроение у него было превосходное, радостные предчувствия кружили голову, а в уме зрели самые невероятные планы.
   Направляясь бодрым шагом к себе в отдел, он столкнулся в коридоре с Генри. Они поздоровались, перекинулись парой слов и разбежались по своим местам. Генри до сих пор не знал, что Стив работает над новым изобретением. Стив не посчитал нужным поставить его об этом в известность. А зачем, собственно? Он превосходно справился сам, ему не нужны помощники или советчики. То, что идея нового прибора подсказана именно Генри, Стива нисколько не смущало. Помилуйте, ведь нельзя же принимать всерьез шутливое предложение недотепы-приятеля? Да, Генри дал первый толчок, он направил творческую мысль Стива в нужном направлении, но не более того. Сам Генри никогда бы не справился с проектом, запутался бы в расчетах и погряз бы в формулах. И даже если бы у него все получилось, он никогда не решился бы дать ход своему проекту и, в конце концов, забросил бы свою идею, не зная, что с ней делать дальше. Сейчас, когда, скорее всего, вокруг изобретения поднимется шум, Генри, конечно, все узнает. Что ж, Стив найдет возможность ему все объяснить и примириться, если уж друг будет на него в обиде.
   Как нарочно, телефон Стива сегодня звонил без умолку. Ожидая одного единственного, самого важного звонка - звонка Эдварда, Стив обрывал говорящего сразу после приветствия, сохраняя любезность и веселость в голосе: "Прости, дружище, полный аврал! Непременно перезвоню позже!".
   После обеда случилось небывалое: Эдд Флинт сам, собственной персоной зашел к Стиву и сообщил, что назавтра назначена его презентация на совете директоров:
   -Я решил дать Вам инструкции лично, - Дело ясное: у седого лиса есть свой интерес.
   Он объяснил, в каком ключе сделать доклад, как себя вести и на что стоит поставить акценты. Старый болван зря старался: у Стива давно уже все было готово, а как держаться во время спича - этому Стив и сам мог бы его поучить! Уж он то знал, как понравиться этим сытым ублюдкам-директорам!
   На следующий день Стив явился в приемную Шимекиса без четверти двенадцать. На нем был светлый костюм от "Гуччи" и галстук от "Валентино". Это были пока единственные "звезды" его гардероба, Стив надел их первый раз, хотя приобрел уже давно как раз для такого случая. Тогда пришлось потуже затянуть ремень и пару месяцев отказывать себе в некоторых вольностях, но Стива грела мысль, что совсем скоро дорогие тряпки, висевшие в его шкафу, дождутся своего коронного выхода, а там, глядишь, обзаведутся многочисленными еще более шикарными соседями. Туфли и кейс, конечно, попроще, но это не должно привлечь к себе внимание.
   Через приемную в кабинет Шимекиса мимо Стива проходили люди. Дорогие костюмы, единое на всех постное выражение лиц, ленивые движения, скупые жесты. Директора! Хозяева жизни. Ни один из них не задержал на нем взгляд, словно Стив был предметом мебели. Ничего-ничего! Скоро он заставит о себе говорить. Он станет одним из них, таким же безразлично-самоуверенным и спокойным. Эта приемная и кабинет Главного босса будут и для него привычными и перестанут вызывать раболепный трепет. Уж он-то сумеет назначить себе достойную цену и извлечь из своего изобретения максимально возможную пользу.
   Наконец смазливая ассистенточка сообщила Стиву, что все в сборе и его приглашают в кабинет. Стив, настраиваясь, несколько раз вдохнул и выдохнул воздух, словно собирался нырять, решительно распахнул дверь и переступил порог.
   Через полтора часа он вернулся в приемную и сел на тот же стул. Он никак не мог унять возбужденную дрожь в руках, на его скулах проступили розовые пятна, а глаза масляно блестели. Презентация затянулась, ему задавали много вопросов. Он криво улыбнулся: подкинул он перцу этим самодовольным рожам! Стив мысленно прокручивал в голове подробности своего доклада и, наконец, решил: волноваться нечего, он был хорош! Сперва, правда, немного нервничал. Его ослепили бескрайние просторы кабинета, да и тяжелое непроницаемое лицо Шимекиса тоже не придавало уверенности в себе. В самом начале доклада Стив разволновался, его голос предательски дрожал, однако вскоре окреп и даже приобрел металлический оттенок. Потихоньку Стив разошелся, начал увлеченно размахивать руками и расхаживать вдоль "подиума", заражая присутствующих своим энтузиазмом. Он с радостью мимоходом отмечал, с каким интересом его слушали директора, как разгорались алчным огнем их глаза, как нетерпеливо барабанили по столу пальцы нескольких рук.
   После презентации Шимекис велел ему подождать в приемной до конца заседания, а затем опять зайти к нему. Сейчас из-за закрытых дверей слышались приглушенные голоса: парни подсчитывали свои денежки.
   Наконец за дверью началось движение, звуки отодвигаемых стульев, смех и топот, и из кабинета по одному и группами начали выходить участники заседания. Теперь они уже не смотрели мимо Стива, словно он был невидимым. Прощаясь, некоторые жали ему руку, а кто-то даже дружелюбно огрел его по плечу.
   В дверях показалась серебристая голова Эдда. Он коротко кивнул: зайди!
   В кабинете остались только Эдд и сам Шимекис. Стив, ожидая в приемной, пока его позовут, привел себя в порядок и теперь совершенно успокоился. Он настроил себя и мысленно готовился к самому важному: к торгу.
   -Я доволен Вами, Стивен, - с ходу начал Марк. На лице - ни тени улыбки. - Мы давно наблюдаем за вами ("Вранье!"), вы явно делаете успехи. Ваш приборчик ("Приборчик?!") позабавил нас, и мы даже подумываем запустить его в производство. Конечно, это потребует вложений...
   -Не таких уж больших, - спешно вставил Стив, - все блоки уже практически разработаны, кроме кое-какой мелочевки.
   -...Это потребует вложений, - с нажимом повторил Марк, - и времени, не все так просто, как кажется на первый взгляд! Однако, мы не можем не отметить Ваше творческое рвение. Я предлагаю Вам возглавить новую лабораторию, которая будет заниматься исключительно Вашим изобретением. За свое изобретение Вы получите единовременный бонус в размере трехсот тысяч. Ваш оклад теперь будет составлять восемьсот тысяч в год плюс полный социальный пакет, - Марк помолчал, - Надеюсь, наша щедрость оправдывает Ваши ожидания?
   У Стива бешено колотилось сердце, однако он с достоинством выдержал паузу и твердо произнес:
   -Не совсем.
   Бульдог хмыкнул.
   -Выслушаю Ваше предложение.
   -Пятьсот. Бонус в размере пятисот тысяч. И еще...
   -И еще?... - эхом повторил Шимекис.
   -Доля. Я хочу иметь долю от прибыли.
   Марк расхохотался.
   -А мне нравится этот парень, - бросил он в сторону Эдда, который во время торга безучастно стоял в стороне, едва заметно улыбаясь. - Ну, и сколько же Вы хотите, молодой человек? - снова обратился он к Стиву. Смех Марка немного приободрил того и он смело выпалил:
   -Десять процентов!
   Марк присвистнул.
   -А не высоко ли Вы забираете?
   Стив внезапно почувствовал безмятежное спокойствие, просто таки умиротворение. Он понял, что держит этих лощеных болванов в руках, и они выполнят его условия, хотя десять процентов - цифра действительно астрономическая.
   -Господин Шимекис, Вы прекрасно понимаете, что мое изобретение - курица, несущая золотые яйца. Затраты будут минимальными, а вот прибыль при плавильной раскрутке может быть поистине грандиозная. В любой другой фирме мне дали бы больше! - он многозначительно помолчал. - Однако я пришел к Вам, и надеюсь на Ваше понимание и взаимовыгодное сотрудничество.
   Во время его короткой речи на лице Марка играла почти нежная улыбка:
   -О'кей! Отступите хоть немного, уважьте старика. Я согласен на восемь процентов, черт Вас раздери!
   Стив не верил своим ушам. Он рассчитывал торговаться до пяти процентов, а Бульдог сам отвалил ему целых восемь! Он кивнул, не помня себя от радости. Марк пожал ему руку, то же проделал Эдд:
   -Добро пожаловать в ряды богатых людей, Стивен, - широко улыбаясь, сказал он. Шимекис тем временем полез в небольшой сейф, приговаривая:
   -Мальчику может понадобиться наличность, - с этими словами он извлек из сейфа несколько новеньких пачек банкнот и протянул их Стиву. - Здесь тридцать тысяч, мой друг. Остальное мы завтра переведем на ваш счет. Идите, и отпразднуйте свой триумф! Только смотрите, не переусердствуйте, сутра - на работу! Вам придется хорошенько потрудиться в новой должности!
   Дрожащими руками Стив спешно прятал хрустящие пачки в свой фибровый кейс. Завтра же он избавится от него и купит новый, крокодиловой кожи.
   Аудиенция закончилась, Марк и Эдд, похлопывая Стива по плечам, провожали его к двери и прощались. Когда он уже стоял на пороге, у него за спиной Марк сделал неуловимое, едва заметное движение бровями, которое мог заметить только проницательный Эдд. Таким же неуловимым движением полуопустившихся век Эдд показал шефу: "Понял!" и вышел из кабинета вслед за Стивом.
   Через несколько часов Стив возвращался домой. Он на славу повеселился с Корри и Дафной, дорогими девками, подцепленными в "Сириусе" и сейчас, слегка покачиваясь, пробирался узкой улочкой к своему дому. Было еще не очень поздно, часов что-то около одиннадцати. После суматошного дня неугомонные девицы быстро утомили его, и он намеривался хорошо выспаться. После шампанского и щепотки кокаина у Стива отчаянно кружилась голова, машину, понятно, пришлось оставить, а таксист, как назло, изъяснялся исключительно на своем тарабарском языке, и Стиву никак не удавалось объяснить ему, как подъехать к дому. Ему пришлось выйти за пару кварталов до своего жилища, и теперь он брел в своем пижонском костюме между мусорных баков, облепленных тощими котами, которые то и дело бросались ему под ноги.
   У самого дома от стены улочки вдруг отделилась долговязая фигура и двинулась в сторону Стива. Тот, было, вздрогнул и попятился, но тут же одернул себя и успокоился: в этом месте улица хорошо освещалась, да и парень, робко переминающийся с ноги на ногу не вызывал никаких опасений. С блуждающей улыбкой юродивого он протянул Стиву брошюру и ласково произнес:
   -Брат мой, позволь пригласить тебя на наше молельное собрание!
   "И что ж это вам по ночам не спиться?" - подумал Стив. Обычно он грубил уличным проповедникам, кришнаитам и прочим полупомешанным святошам, но сегодня у него было отличное настроение, и он не хотел быть букой. С кривой усмешкой он глянул мимо брошюрки, и вдруг в свете уличного фонаря его взгляд выделил знакомую надпись на буклете: "Корпорация "Корнелиус"" И ниже: "Дайяна. Новая линия по уходу за кожей. Нежный уход для самой нежной". Стив удивленно приоткрыл рот, намериваясь задать вопрос, как вдруг парень, размахнувшись ногой в тяжелом ботинке, нанес страшной силы удар прямо ему в пах. В заветных складках Стивовых штанов что-то отвратительно чавкнуло. В голове его промелькнула отчаянная мысль: "Только не это!". Не выпуская из рук кейса, он бухнулся на колени. Первую секунду он не мог произнести ни звука от дикой боли и ужаса, а затем тоненько закричал. В этот момент его занимало только эта неимоверная боль и кошмарное сознание того, что с его драгоценным органом случилась непоправимая катастрофа, хотя ему сейчас грозила гораздо более серьезная опасность. За спиной Стива послышалось короткое движение, и чья-то соленая ладонь крепко зажала ему рот, с силой запрокидывая голову. В то же мгновение по кадыку Стива полоснуло огнем, из чудовищной раны на шее с бульканьем вырвался пульсирующий фонтан крови, так, что первый нападающий еле успел отскочить. Пуская кровавые пузыри, Стив повалился лицом на грязный тротуар. Пока его тело сотрясали последние конвульсии, один преступник вынул ручку кейса из обмякшей руки бедолаги, другой тем временем деловито вытирал окровавленное лезвие кривого ножа об одежду Стива. Оба негодяя неспешно удалились. Один из них, пройдя несколько метров, спохватился, вернулся и поднял уроненный буклет. После этого они скрылись в фиолетовой тьме, оставив лежать распластанное тело Стива на асфальте. Рукав поруганного пиджака от "Гуччи" медленно пропитывался бурой кровью.

"Ньюс Монитор".

22 марта 2...7 г. Полицейская хроника.

  
  
   Вчера в жилом квартале невдалеке от Ред-Флауэрз-Роад было обнаружено тело 32-летнего Стивена Фейлиса, подававшего надежды сотрудника Корпорации "Корнелиус". Труп убитого нашел житель квартала Н.С. в 7.00. По словам сотрудников Корпорации, накануне Стивен Фейлис получил крупную сумму денег, которая не была найдена полицейскими, обследовавшими место преступления. Основная версия случившегося - убийство с целью ограбления. Полиция делает все возможное, чтобы преступники были найдены и понесли заслуженное наказание. Коллеги убитого выражают свои искренние соболезнования родственникам покойного.
  
  

"Клементина".

Журнал для стильных женщин. N9, сентябрь 2...7 г

   Раздел "Не откажите себе в этом!"

ПОДАРОК КОРНЕЛИУСА

   Корпорация "Корнелиус" специально для вас, милые дамы, разработала приятную новинку: "очки женской радости", "Подарок Корнелиуса". Эти чудесные очки помогут вам открыть для себя все секреты настоящей любви и станут надежным путеводителем в море наслаждений! Никакой мистики - только новейшие достижения науки и техники! Узнайте все о своем избраннике! Вы можете заказать "Подарок Корнелиуса" анонимно, и выбрать любую, самую модную оправу, которая удовлетворит Ваш взыскательный вкус. Звоните нам сейчас же! Те, кто сделают заказ до 15 октября, получат в подарок изумительный набор эротического белья. Подробную информацию Вам предоставят наши консультанты.
   Телефон горячей линии: 555-776-66.
  
  

"Индепендент Вимен Жорнал"

ноябрь, 2...7 г.

   автор ТОРИ ГАМИЛЬТОН.
  

"КОРНИЛИУС", ДАРЯЩИЙ ОСКОРБЛЕНИЯ

   Не могу остаться в стороне и не прокомментировать событие, возмутившее и взволновавшее меня до глубины души.
   Читателям, вероятно, уже стал известен тот факт, что корпорация "Корнелиус", давно запятнавшая свою репутацию и известная как Империя Дискриминации Женщин, наладила массовое производство "Подарков Корнелиуса" (каково лицемерие!) - очков-потентодетекторов.
   Как убежденный борец за равноправие женщин, я воспринимаю это исключительно как издевательский плевок в лицо всей женской половины человечества. Никогда еще так оскорбительно не принижалась роль женщины! Никогда еще так ни нивелировалось ее право быть равноценным членом социума, на которого, помимо всего прочего, самой природой возложена драгоценная и почетная миссия материнства! Никогда еще мужской шовинизм в своем стремлении примитивизировать "самку" не опускался до таких зловонных глубин низости и подлости!
   В наше прогрессивное время женщины, наконец, уверенно теснят инфантильных и закостенелых типов, которые смеют называть себя мужчинами, занимая свое законное место в правительстве, бизнесе, на руководящих должностях. Корнелиус же грубо отбрасывает общественное развитие далеко назад, в те времена, когда женщине было отведена жалкая роль: быть источником грязных удовольствий, агрегатом, приносящим потомство и стирально-судомоечной машиной в едином наборе.
   Марк Шимекис с привычным цинизмом поставил под сомнение способность современной женщины мыслить, творить и вносить свою немаловажную лепту во всеобщий прогресс. Алчность и стремление любыми путями получить прибыль, нечистоплотность и неразборчивость в средствах главы Адской Корпорации давно известны и не раз освещались в моих предыдущих публикациях. Именно возглавляемый им "Корнелиус" последние годы уверенно лидирует по числу незаконных увольнений женщин-сотрудниц, именно "Корнелиус регулярно организовывает унижающие женское достоинство Конкурсы красоты, преследующие единственную цель - выставить девушек объектом грубой похоти и заработать барыши на сбыте силиконовых имплантантов, рекламируемой декоративной косметики и белья.
   Я призываю всех сознательных женщин не поддаваться на Провокацию Века и бойкотировать позорную новинку! Не дадим Монстру наживаться на нашем унижении!
  
  

Долли Шимекис

  
   Было около часу дня. Долли только что проснулась и с трудом разлепила глаза: ресницы склеились, она не смыла на ночь тушь. Как это теперь частенько бывало, она не помнила, как вчера заснула. Сейчас Долли лежала, укрывшись под самый подбородок, и ощущала, что она под одеялом совершенно голая. "Надеюсь, я вчера разделась сама!" - пролетела мысль. Во рту горел адский огонь, язык прилип к небу. О боже, как кружится голова - только не смотреть на люстру! Долли зажмурила глаза и попыталась вылезти из постели. Ее качнуло в сторону, так, что она едва не упала, успев ухватиться за спинку кровати. Все ее тело сотрясалось от холода и похмелья. Она добрела до гардеробной, надела белье, халат и, подумав, накинула поверх халата длинную вязаную кофту. Спустившись на кухню, Долли нашла в кофейнике остывший кофе и с жадностью выпила его крупными глотками.
   Как же дрожат руки - невозможно подкурить сигарету. Пора бы вызвать маникюршу - лак на ногтях совсем облупился. И где, черт возьми, стакан? Ага, вот он! А теперь в гостиную, к бару, срочно поправить здоровье!
   Уже через полчаса Долли почувствовала себя намного лучше. Руки перестали дорожать, по телу разлилось приятное тепло, в ногах появилась легкость, а голова, раскалывавшаяся с момента пробуждения, теперь была словно обернута защитным слоем ваты. Долли взяла в одну руку бутылку, в другой зажала стакан и пошла бродить по дому.
   Длинный-длинный коридор. Марк не любит новомодных дизайнеров, поэтому дом оформлен в классическом английском стиле: много дерева, теплые тона, большие окна. В коридоре ниши с бюстами античных героев. Тут, должно быть в настоящем английском доме могла располагаться галерея предков, но не вешать же, на самом деле, на всеобщее обозрение портрет Маркова деда, аптекаря Лазаря Шимекиса, или отца Марка, Майкла. Долли хорошо помнила его, необъятно толстого, с крючковатым лоснящимся носом, нелепыми бачками и нежным пушком не сверкающей лысине. Он, помнится, частенько засыпал прямо за столом, и Долли, тогда еще совсем молодая девушка, еле сдерживала смех, когда он прерывал громогласным прямо таки лошадиным всхрапыванием разговор присутствующих, усиленно делавших вид, что не замечают спящего Майкла. Один раз он так и умер прямо за столом, а все подумали, что он уснул. Мало подходила для парадного семейного портрета и мать Марка, Дора Шимекис. Большую часть жизни она провела на кухне, ее кожа прокоптилась и навек зарумянилась, как те бесчисленные индейки, которых она запекла за многие годы. Она была так же невообразимо тучна, как ее муж, отрастила почти такие же, как у него, бачки, а верхнюю губу ее украшали усы чуть поменьше, чем у дедушки Лазаря. Даже когда в доме уже было полно слуг, и приготовлением пищи для домочадцев занимались две широкозадые кухарки, Дора все равно целыми днями торчала на кухне, беззлобно переругиваясь с ними, поминутно пробуя их стряпню, ревниво поглядывая, как они живо орудуют своими ножами и ворча себе под нос.
   Пару семейных портретов в доме все же имеются: Марка и ее, Долли. Вот они, здесь, в столовой. Здесь в одиночестве обычно завтракает глава семьи, редко, скуки ради и сама Долли спускается сюда изредка. Где же все слуги? Хотелось бы перекусить. Долли нажала на звонок. Через две минуты вошла горничная.
   -Мари, передайте на кухню, чтобы мне сделали сэндвич с сыром и латуком. И принесите сок...ну допустим, апельсиновый.
   Сама Долли, в отличие от покойной свекрови, на кухне не появлялась и даже плохо соображала, в каком конце дома она находится.
   Эта дверь в спальню Марка. Когда же она была здесь в последний раз: пятнадцать, двадцать, а может быть двадцать пять лет назад?
   Муж и в молодости не обладал бурным темпераментом, а со времени Маркова занятость и Марков диабет окончательно доконали их интимную жизнь. Помимо диабета, Марк смолоду страдал гипертонией, астмой, гастритом и целой чередой болячек попроще. Фармацевтический бизнес, казалось, мстил Марку за его успех: похоже, не было ни одного лекарства, выпускаемого "Корнелиусом", которое мужу не пришлось бы испробовать на себе. И как назло, "букет" всевозможных недугов, преследовавших Шимекиса, нужно было лечить медикаментами, либо ослабляющими действие друг друга, либо и вовсе противопоказывающими совместный прием. Таким образом, новейшие разработки фармакологии, эффективные сами по себе, в своей совокупности были бессильны справиться с хитросплетением Марковых болезней. С возрастом нездоровье испортило и без того нелегкий характер Марка, он стал раздражаться по пустякам, и к тому же все громче храпел по ночам. Долли с облегчением перебралась наверх, в более светлую и уютную комнату, а Марк, с не меньшим облегчением остался здесь, в огромной полупустой спальне, которая так недолго побыла супружеским альковом.
   Следующая комната - Малая гостиная. Она меньше той, Большой гостиной, где находится огромный бар из резного дуба. Здесь разместился домашний кинотеатр. Долли проводит здесь много времени. Она любит диванчик перед экраном, это самое удобное лежачее место в доме. Иногда она день напролет смотрит фильмы, уставившись неподвижным взглядом в экран, а иногда просто дремлет перед не выключенной аппаратурой. Кино, на самом деле, мало ее занимает. Иногда Долли кажется, что она уже пересмотрела все фильмы, которые были созданы во все времена. Приятно, конечно полюбоваться смазливой мордашкой Криса Ллойда, однако и это быстро надоедает, если уже в самом начале сеанса она практически точно знает, как дальше будет развиваться сюжет, и какая концовка ожидает зрителя. Скука, какая же скука!
   А эта комната должна была стать детской. Так решили, когда планировался дом, но детей они так и не дождались, и комнату оборудовали под зал для пинг-понга. Правда, зал все равно большую часть времени пустовал. Горячих поклонников пинг-понга среди домочадцев тоже не оказалось.
   Вот эта дверь ведет в душевую, через которую можно попасть в бассейн, а дверь напротив - во внутренний дворик.
   Мартини сегодня какой-то слишком приторный. Долли вернулась в большую гостиную, достала бутылку водки и плеснула себе в стакан. Потом, поразмыслив, еще раз открыла бутылку, добавила еще чуть-чуть и долила Мартини - чтоб не возвращаться второй раз. После этого она продолжила свой обход.
   Кабинет Марка, а из него - еще одна дверь, в библиотеку. Какие большие комнаты! Потолки пришлось укрепить колоннами. Марк всегда любил такие помещения. Долли же больше нравились маленькие светлые комнатушки с миниатюрной мебелью, и чтоб непременно побольше диванчиков, кресел, оттоманок, - любых мягких поверхностей, куда можно было бы опуститься, как только возжелается, и расположиться поудобнее. Она не занимается ничем таким особенным, тренажерные залы и бег трусцой - не для нее, однако в теле постоянно чувствуется усталость, вялость какая-то, расслабленность. Даже небольшие расстояния Долли преодолевает, волоча ноги, мечтая поскорее добраться до чего-нибудь, на что можно присесть, а лучше прилечь.
   Вот он, рабочий стол Марка, огромный, из мореного дуба. На дверцах вырезаны виноградные гроздья, а вместо ножек - когтистые драконьи лапы. К этому чудовищному безразмерному столу Марк питал некую родственную привязанность. Это была одна из первых дорогих покупок, сделанных им еще в молодости, с тех пор стол кочевал вместе с Марком по всем его, все более фешенебельным жилищам, пока не воцарился вот в этом самом кабинете. Антикварный предмет мебели плохо вяжется со сверхсовременным компьютером, однако муж наотрез отказался избавиться от любимого урода и заменить его более модным и легким. Возле стола - коричневое кожаное кресло. Посередине сидения заметное углубление - судьба всех стульев и кресел, на которые какое-то время регулярно опускаются Марковы могучие ягодицы. Когда они поженились, ему было тридцать, и уже тогда он начал полнеть. Глядя на его родителей, Долли предполагала, что их сыну в зрелом возрасте тоже угрожает проблема лишнего веса, однако Марк превзошел все ее ожидания.
   Долли опустилась в Марково кресло. Интересно, когда он в последний раз работал за этим столом? На лакированной поверхности не видно пыли, горничные исправно наводят здесь порядок. В углу стола небрежно брошены рекламные буклеты, каждый убедительно нахваливает какой-либо вид продукции "Корнелиуса". А, вот и "Подарок Корнелиуса". На буклете несколько пар очков в разных вариантах оправы. Описания. Лозунги. Богатая полиграфия.
   Долли уже не раз слышала, как Марк говорил об этой штуке по телефону. Сначала ее развеселила эта идея, потом подумалось: Марк с ума сошел, ставя на такое! Поразмыслив немного, она все же решила, что не так уж это смешно, а может быть даже очень интересно.
   Мужчины. Сколько же лет она не была с мужчиной, подумать страшно. А ведь ей сорок восемь, не такая уж и старуха! На секунду Долли почувствовала острую обиду на саму себя: с какой стати она сразу отвергает все новинки, в той или иной степени связанные с противоположным полом? Почему она так безропотно сдалась, почему поставила крест на себе и теперь боится даже мыслей об отношениях с мужчинами. Когда в последний раз она вспоминала о том, что она женщина? Направляясь на прием к своему гинекологу? Или к пластическому хирургу? А все он, проклятый Бульдог. Это он поломал и изуродовал ее жизнь. Совсем юной девочкой увел ее (вместе с немалым приданным) из родительского дома, он подчинил все ее существование тому единому расписанию, которое было удобно ему, отнял ее молодость и привлекательность, а теперь сам же и воротит от нее свою отвратительную морду.
   Как нужна была ей поддержка и участие, когда она в одиночку моталась по врачам, выясняя причины бездетности их брака - Марк оставался безразличен к ее горю, отмахивался и говорил, чтобы она не валяла дурака. Как мучалась она от напрасных усилий обратить на себя внимание, разговорить его, повернуть к себе лицом! Сколько раз Долли предлагала слетать вместе на острова и провести вдвоем уикенд, - все напрасно, ее усилия неизменно обращались в глас вопиющего в пустыне, натыкаясь на холодную стену Маркова отчуждения. Ей казалось, что и в самом начале их брака она служила для него только лишь манекеном, на котором хорошо сидели дорогие тряпки, и с которым не стыдно было появляться на приемах. Она не могла вспомнить, когда он обращался к ней как к живому человеку. Вот и сейчас, ненавидя и призирая ее, не общаясь с ней месяцами, перед важным выходом в свет Марк вспоминает о том, что манекен нужно иногда приводить в порядок. За пару недель до ответственного выхода он запрещает подпускать ее к спиртному и отправляет в самый модный и престижный салон красоты. Он не скупится на дорогущие кремы, новомодные процедуры, подтяжки, лифтинги и прочие изуверства, призванные за короткий срок превратить Долли из поблекшей пьяницы в ухоженную даму, достойную супругу магната.
   Долли ненавидела эти приемы. Одни и те же лица, одни и те же темы для разговоров, меняется только оформление и наряды. Она может позволить себе самый дорогой туалет, поэтому платья других не вызывают у нее ни зависти, ни интереса. Дежурные вопросы, на которые нужно отвечать, ни секунды не задумываясь с дежурной же улыбкой. "Как дела?". Ни в коем случае не вздумайте рассказывать как у вас дела в действительности, это дурной тон! Никто на самом деле не поверит, что у жены Марка Шимекиса могут быть какие-нибудь проблемы, ведь они - идеальная пара! Деньги, дома, частные самолеты, целый автомобильный парк и машины, подбираемые в тон платью, два раза в год супруг отправляет ее на отдых в экзотические страны - это ли не придел мечтаний! Если бы кто-нибудь знал, как скучна и однообразна ее жизнь, как она тоскует на этих чертовых дорогих курортах, мечтая поскорее скрыться от посторонних глаз и не изображать, что она счастлива и довольна судьбой. Вот бы удивились все эти свиньи, разряженные в пух и прах, если бы увидели ее сейчас - пьяную, лохматую, бродящую как сомнамбула по пустому дому. Как мало в этот момент похожа эта неряшливая женщина на элегантную Долли, блистающую на приемах, рядом с которой чинно вышагивает любящий муж. Чертов лицемер!
   Изредка встречаясь с мужем, она иногда с удивлением смотрела на него со стороны: совершенно чужой человек с колючими глазами, упрямо отводящий взгляд и отрывисто отвечающий на вопросы с нескрываемой враждебностью.
   Долли знала, что Марк с трудом переносит ее присутствие. Поначалу ее это ранило, теперь же она смирилась и старалась не думать об этом. Конечно, такое отношение мужа до сих пор задевало ее, Долли все никак не могла взять в толк, чем вызвана его плохо скрываемая неприязнь. Может быть, это были жалкие остатки придушенной совести? Возможно, ему было тяжело видеть, во что он превратил некогда красивую цветущую женщину? Хотя, маловероятно. Скорее всего, она была для него чем-то вроде старой мебели или надоевшего автомобиля, от которого хочется поскорее избавиться, да все не доходят руки.
   Что с тобой случилось, Долли Шимекис? Как ты могла довести себя до такой жизни?
   А ведь она еще совсем ничего: стройная фигура, не испорченная родами, красивые ноги. Вот, правда, волосы и кожа... Но это еще можно привести в порядок. Был бы стимул! Нужно только собраться и стряхнуть с себя эту лень и сонное оцепенение.
   Взгляд ее упал на буклет, рекламирующий "Подарок Корнелиуса". А почему бы и нет? Отчего бы и не пошалить? Слишком долго она заботилась о репутации этого жирного мерзавца. Кажется, сейчас самое время немного развлечься!
   Долли решительно отставила замусоленный стакан, взяла буклет в руки и стала набирать телефонный номер.
  

Шейла Фергюсон. Любовь

  
   Да что же это такое?! Какой враг человечества звонит в такую рань?! В кои то веки появилась возможность понежиться в постели, не выскакивать из кровати под противное дребезжание будильника, не хлебать на ходу кофе, не выбегать на еще сонную улицу, ежась от утренней сырости - как на тебе! - проклятый телефон разрывается в прихожей, разгоняя остатки утреннего сна. Пошли все к черту! Шейла накрыла голову подушкой, твердо решив не вставать даже под угрозой расстрела. Замолчал наконец-то! Пауза. О господи, опять! Придется все-таки ответить, все равно никакой надежды выспаться.
   Она опустила голые ступни на мохнатый прикроватный коврик, потянулась и, чертыхаясь, побрела в прихожую.
   Так и есть, это Клер.
   -Привет, дорогая! - О Боже, какой у нее все-таки громкий резкий голос! - Пора вставать, проспишь выходной.
   -Я тебя ненавижу. Почему ты никогда не даешь мне выспаться? - Клер действительно, словно нарочно, частенько звонила Шейле именно в выходные и почти всегда утром.
   -На том свете отоспимся, милочка, и будет это, я надеюсь, не скоро. Ты как, гостей принимаешь? Или к тебе - только по записи?
   -Ну, и что у тебя там стряслось? - Шейла знала, что Клер объявлялась, когда в ее жизни случалось что-то Совершенно Невероятное и Из Ряда Вон Выходящее.
   -У меня есть абсолютно потрясающая обновка. Ты должна это видеть!
   -И из-за какой-то тряпки я должна была прервать свой драгоценный сон?! - Счастье Клер, что она далеко - Шейла с удовольствием влепила бы ей сейчас затрещину.
   -Тряпки?! Ты упадешь, когда это увидишь.
   -Ладно, валяй, приезжай, - хмуро пробурчала Шейла - все равно от нее теперь не отделаешься.
   -Лечу! Я мигом.
   Шейла со вздохом положила трубку. Так происходит всегда. Клер звонит в любое время суток, и причем всегда это время - самое неподходящее, приезжает, когда ей вздумается, шумит, увлеченно жестикулирует, закатывает глаза, поднимает вокруг себя океанические волны, а затем так же стремительно убегает, чтобы пропасть на несколько недель.
   Что поделаешь - подруга! Правда, нужно отдать ей должное: она одна из немногих, кому можно вот так же позвонить в любое время дня и ночи, рыдая, прохлюпать в трубку: "Дорогая, мне очень плохо!" и она вылезет из постели любого "самого классного парня", убежит с "потрясной" вечеринки, сорвется из салона красоты с еще не высохшими ногтями и примчится с бутылкой вина, вопя с порога: "И кто это тут распускает нюни?!".
   Они дружили еще с детства, учились в одном классе и в один год приехали из Софттауна покорять столицу. Еще в школе Клер называли "Мисс Провокацией" за ее отчаянную эксцентричность. Трудно было сказать, что она меняла чаще: цвет волос, парней или убеждения. В разное время она побывала: хиппи, байкершей, танцовщицей фламенко, лесбиянкой (недолго), буддисткой, коммунисткой и даже ярой фанаткой группы "Напалм Деф". Очередному увлечению она отдавалась без остатка, и в каждой своей ипостаси была убедительна и гармонична. Клер и Шейла были очень разные, как лед и пламя, и повзрослев, естественно, каждая из них пошла своей дорогой, однако их дружба, зародившаяся еще в детстве, со временем не оборвалась. Они продолжали поддерживать отношения, стараясь надолго не терять друг друга из виду. Правда, длительное общение с "Безбашенной Клер" утомляло Шейлу, но, к счастью у Клер теперь было не много времени для их бесед - она с головой окунулась в бурлящие взаимоотношения с противоположным полом. В то же время, Шейла ловила себя на том, что скучает за беспокойной подружкой, когда та не объявлялась подолгу.
   Сейчас, после замужества Шейлы, они стали видеться реже. Последний раз Клер материализовалась месяц назад. И вот теперь она опять появилась на пороге квартиры, ослепив Шейлу рыжим пламенем своих волос, обстриженных и завитых в стиле "афро". Ее дерзкий бюст обтягивал кашемировый свитерок в разноцветную поперечную полоску, достаточно коротенький, чтобы при порывистых движениях игриво обнажался пупок. Серые брючки до середины икры симпатично обтягивали прочие ее прелести. Она была блистательна. На узкой переносице Клер красовались дымчатые очки в сверкающей оправе.
   -Очки? - удивилась Шейла.
   -Это не просто очки, это вторая сексуальная революция! - заявила Клер, отодвигая Шейлу в сторону и направляясь в сторону кухни.
   -Ты бредишь?
   -Ты что, ничего не слышала о "Подарке Корнелиуса"?
   -?!?!
   -Я теперь без них никуда. Совершенно незаменимая штучка.
   -У тебя что, от быстрой смены половых партнеров что-то случилось с глазами: косоглазие или нистагм? - хохотнула Шейла.
   -Зря смеешься, - Клер достала сигарету и закурила. Шейла поморщилась: в квартире не курили, однако напоминать Клер об этом бесполезно, она все равно настоит на своем и будет дымить. Заметив ее недовольную гримасу, Клер поспешно воскликнула:
   -Я включу вытяжку. Одну сигаретку! Так вот, - продолжала она разглагольствовать, - Если бы у тебя был член, я бы сейчас сразу определила бы, стоит ли нам дальше дружить. Дай пепельницу.
   -Ну, ладно, не валяй дурака. Рассказывай, что тебя принесло в такую рань.
   -Ты, правда, не в курсе что это? - Клер сняла очки и протянула их Шейле. Та повертела их в руках, рассматривая. Обычные очки, вот только изнутри на оправе какие-то тонкие металлические пластинки, по дужкам тянуться едва заметные нити проводков.
   -"Нина Риччи"? - спросила Шейла, возвращая очки. Клер извлекла из сумочки яркий рекламный буклет и протянула его Шейле.
   -Тут все написано. Это просто бомба! Смотри: очки одевается куда положено, вот эта хреновина, - вслед за буклетом она достала серую коробку, - лежит у меня в сумке, в ухо перед выходом я себе вставила еще одну дребедень. Стоит мне хлопнуть по сумке и посмотреть на мужика с полминуты, и - вуаля! - приборчик тихонько шепнет мне на ухо: "XL-23-2", что обозначает, что у парня штука длиной где-то около 13 сантиметров, он может продолжать половой акт до 23 минуты, а покувыркаться с ним можно 2 раза с небольшим перерывом.
   Шейла изумленно охнула:
   -Ты больная! - и тут она вспомнила, что о чем-то подобном уже читала в журнале. - И сколько же ты отвалила за этот "подарок"?
   -Три штуки. Но я бы заплатила и больше!
   Клер торжествующе смотрела на Шейлу. Ее лицо тонуло в клубах табачного дыма, пепел сигаретки падал к ней на брюки и на пол. Шейла съязвила:
   -Да уж! И как ты жила раньше без волшебных очков?
   -Ты не понимаешь! Теперь никаких ошибок, никаких жалких типов с вялыми пятисантиметровыми пиписками. Ты же не знаешь, что значит настоящее разочарование. Теперь мне это больше не грозит.
   -Ну, и сколько раз за день твоя несчастная "Прада" ощутила удары нетерпеливой руки? На ней, верно, уже образовалась дырка?
   -Ой, умереть можно! - Клер хлопнула себя по колену и расхохоталась. Солидная порция пепла слетела прямо на плетеный коврик.
   -Будь добра, сбрасывай пепел в пепельницу, ты сожжешь мне кухню!
   Не обращая внимания на замечание, Клер пояснила, из-за чего именно можно умереть:
   -Я никак не привыкну, что эта штуковина лежит у меня в сумке, и все время случайно задеваю ее локтем. Сегодня на улице, к примеру, меня приятно удивил один облезлый коротышка. Я и не думала смотреть на него, просто случайно тронула сумочку. И что ты думаешь?! "XXL-25-4"...
   -И ты его, конечно тут же трахнула в придорожных зарослях!
   -...И знаешь, я совершенно другими глазами посмотрела на арабов.
   Шейла не выдержала и рассмеялась:
   -Обычными своими бесстыжими глазами. Кстати, не вздумай смотреть через эти очки на моего Гордона!
   -Вот уж не беспокойся, милочка! Твой Горди- далеко не Крис Ллойд! Кроме того, тебе прекрасно известно, что мужики моих подруг для меня все равно что чужие зубные щетки - даже если очень нужно почистить зубы, лучше все же воспользоваться пальцем!
   -Весьма образное сравнение!
   -Ладно, рассказывай, как там у тебя дела? "Медовый" год продолжается?
   -Да, все в порядке.
   -Ну конечно, куда уж тебе понять искания незамужней подруги, - Клер, дразня, дернула Шейлу за полу халата. - Все равно, твой идеальный Горди рано или поздно тебе надоест, и ты еще прибежишь одалживать у меня очки.
   Шейла фыркнула:
   -Надеюсь, мне это не скоро понадобится.
   -Не зарекайся, дорогая. Неужели тебе даже не любопытно?
   -Представь, нет. Не все же такие сексуально озабоченные, как ты.
   Клер решительно загасила окурок о дно пепельницы:
   -Все до единой, просто тебе сейчас это не нужно - пока! У этой штучки большое будущее. Ее будут раскупать просто из любопытства. Особенно, когда она немного подешевеет. Я, видишь ли, нетерпелива, не могу ждать, пока такие очки будут у каждой второй и за нормальных мужиков начнется драка. - Клер принялась засовывать в сумку микрокомпьютер, сигареты, зажигалку и буклет. Получалось у нее плохо - сумочка, набитая всякой ерундой, все никак не закрывалась. Наконец справившись с непослушной "Прадой", Клер поднялась:
   - Ну, я пошла! У тебя хорошо, но мне пора на охоту. Мир приобрел теперь новые краски, и я собираюсь сполна ими насладиться. В клинике все в порядке?
   -Спасибо, что поинтересовалась. В порядке. А ты явно решила не дожидаться своего принца на белом коне.
   -А на черта мне принц? Я сама себе принцесса! В наше время принца нужно разбудить пинками и самой привести ему коня. У меня нет ни малейшего желания этим заниматься. И притом, принц сразу превращается в простого скучного парня, когда начинает ходить перед тобой в мятых трусах и тапочках. Я выбираю новизну! - Эти слова она произнесла, уже стоя в дверях. - Пока, подруга.
   -Жду новостей с сексуального фронта! - бросила, смеясь, Шейла ей вдогонку.
   Клер, уже опускаясь по лестнице, крикнула откуда-то снизу:
   -Подумываю выпускать тематический дайджест. С иллюстрациями.
   Шейла закрыла дверь и пошла проветривать кухню.
   Выпив кофе, она вышла в лоджию и уселась на плетеный диванчик с полосатыми подушками. Именно из-за этой лоджии они с Гордоном и решили остановиться на этой квартире. Отсюда открывался красивый вид на парк. Лоджия была достаточно большая, Шейла любовно навела здесь порядок, устроив небольшой садик. Вечерами они с мужем сидели, обнявшись, на свежем воздухе и рассказывали друг другу, как прошел день.
   Гордон был не просто ее мужем, Шейла считала его своим самым близким другом. Они познакомились около года назад на фармакологической конференции, были женаты всего пять месяцев, но Шейла не могла себе представить, как раньше существовала без него. События всей предыдущей незамужней жизни теперь казались не серьезными, детскими. Жизнь в доме родителей, учеба, непродолжительные бесцветные романы с несколькими парнями - это была всего лишь репетиция к тому самому, настоящему, что, как ей казалось, происходило с ней сейчас. У Шейлы была твердая уверенность, что именно Гордон - главный мужчина ее жизни. Она поняла это сразу, как только увидела его. Каждый раз, глядя на него, разговаривая с ним, занимаясь с ним любовью, она ощущала сладостное чувство узнавания: да, именно так! Он говорит то, что она ожидает от него услышать, он улыбается именно такой улыбкой, которая в этот момент наиболее уместна, он ласкает и целует ее именно там и именно так, как ей бы сейчас очень бы хотелось! Гордон был действительно идеален. Во всяком случае, для Шейлы.
   Они были врачами. Гордон работал кардиохирургом в известной клинике, а Шейла сейчас проходила стажировку в муниципальном госпитале. Оба они целыми днями, а частенько и ночами, пропадали на работе, и возможность мило побеседовать на заветном полосатом диванчике выпадала нечасто. Зато тогда, когда это наконец-то случалось, им было интересно обсуждать случаи из практики и иногда советоваться друг с другом. С Гордоном Шейла вообще никогда не скучала. Если бы только они могли проводить вместе чуточку больше времени! Вот и сегодня у нее редкий выходной, а Гордон до самого вечера будет у себя в клинике.
   Шейла вздохнула. Тут она вспомнила Клер и невольно улыбнулась. Чумовая, конечно баба! Вот кто, наверное, никогда не грустит в одиночестве. Это же надо такое придумать: "Подарок Корнелиуса"! Хотя, если разобраться, эти очки будто специально созданы для Клер.
   К вечеру Шейла уже стала тяготиться бесконечным выходным днем. Она уже сделала все, что запланировала сделать сегодня, разрешив себе, впрочем, перенести некоторые дела на следующий раз. Она посмотрела телевизор, приняла ванную, сделала маску, побродила по квартире, улыбаясь своим отражениям в зеркалах - с наложенной на лицо густой массой она походила на клоуна. Шейла пробовала читать, но ее мысли никак не концентрировались на сложном тексте, и она отбросила книгу подальше, решив, что для единственного за долгое время выходного нужен отдых для мозгов и более легкое чтиво - журнальчик, что ли. "Умные" книги ей подсовывал Гордон. Он был для Шейлы непреложным авторитетом в области литературы, да и знаний вообще. Муж был старше ее на пять лет, и Шейле казалось, что за эти пять лет, он умудрился бесконечно далеко опередить ее в успехах образования и самообразования. Иногда, сталкиваясь с его эрудированностью, которая поистине была энциклопедической, она начинала стыдиться своей односторонней образованности и сама себе в такие минуты казалась невежественной и примитивной. Среди подруг и знакомых она считалась умной начитанной девушкой, однако рядом с Гордоном она иногда в полной мере осознавала, сколь поверхностны и хаотичны ее знания во многих областях. Иногда она удивлялась, почему такой симпатичный, умный, блистательно образованный парень, как Гордон вообще обратил на нее внимание, и тем более связал с ней свою жизнь. Шейла ужаснулась при одной мысли о том, что Гордон мог бы застать ее читающей глупый женский журнал. Он, конечно, будучи милым и деликатным человеком, ни за что не стал бы подшучивать над ней и делать язвительные замечания, но она сама знала, что более низкого падения в его глазах совершить было бы невозможно. Ни о какой бульварной прессе не может быть и речи! Лучше она найдет себе другое занятие. Никогда не будет лишним продемонстрировать, в чем она действительно сильна: ее несомненный конек - кулинария! Шейла решила порадовать мужа небывалым ужином.
   Гордон вернулся с работы часов в девять. Это еще ничего, бывало и позже. Шейла кинулась ему на шею, чмокнула его в губы и с загадочным лицом потащила на кухню, где на столе уже были расставлены ее кулинарные шедевры. Гордон выглядел усталым, но ел с аппетитом, не забывая поминутно восторгаться Шейлиным виртуозным поварским мастерством.
   -Сегодня был сложный случай, - делился он в перерывах между блюдами. - Мы наконец-то подобрали этому Портману коронарный стент и сегодня произвели операцию. У него, понимаешь ли, анатомические особенности строения правой коронарной артерии, подходящий стент никак не могли найти. Пришлось обращаться напрямую в "Корнелиус", чтобы они изготовили его по спецзаказу. Со стариком пришлось повозиться - во время стентирования упало давление, и возникла угроза шока. Я боялся, что придется все отложить, но, к счастью, обошлось.
   -"Корнелиус"? - вскинула брови Шейла. - Опять "Корнелиус". Похоже, они вездесущи. Сегодня я уже слышала это название.
   -У тебя были гости?
   -Клер. Ты разве не чувствуешь запах сигарет и "Шанели", до сих пор не выветрилось. Не понимаю, зачем поливать себя парфумом так обильно? Она, как не странно, тоже упоминала "Корнелиус".
   Гордон закончил ужинать и достал из барчика бутылку вина. Они взяли пледы и разместились в своей любимой лоджии среди буйной зелени и античных горшков. Шейла привычно юркнула под мышку мужу. Вот, это именно то, что надо, то, чего она ждала весь день!
   -Ну, расскажи, что там происходит в жизни твоей безумной подруги? Она всегда подбрасывает нам пищу для дискуссий. Что на этот раз? Какой след в ее бытии оставила корпорация "Корнелиус"?
   -Она сегодня пришла в очках...
   -А! Как же я сразу не догадался! "Подарок Корнелиуса"!
   -Ты знаешь?! - Шейла изумилась - трудно было представить, чтобы Гордон мог интересоваться подобными вещами.
   - Ну, я же врач. Они объединили очень интересные компоненты в одном изделии. К примеру - аэрогормональный детектор. Это совершенно гениальное изобретение. При помощи него появилась возможность бесконтактного определения уровня гормонов, медиаторов и других химических соединений. В компьютер вводится закодированная формула изучаемого вещества, и затем датчик-анализатор при помощи спектрального анализа определяет концентрацию этого вещества в организме по составу выдыхаемого воздуха. Так можно с легкостью измерять изменения гормонального статуса у людей с патологией щитовидной железы и надпочечников. "Корнелиус" уже выпускает прибор, работающий по такому принципу: он располагается в помещении, где находится больной диабетом, и как только уровень глюкозы в его крови приближается к критической цифре, он издает звуковой сигнал. Конечно в этом "Подарке..." аэрогормональный детектор усовершенствован и миниатюризирован до придела. Или, скажем, ультразвуковой микроэнцефалограф - это вообще последнее слово в области медико-диагностических технологий.
  -- Что-то вроде чтения мыслей на расстоянии?
  -- Ну, мыслей-не мыслей, а уж характер изменений биопотенциалов мозга он точно может
   определить и проанализировать. Так что ты зря так иронично относишься к этому прибору. Странно конечно осознавать, что такая сложная техника служит для удовлетворения таких смешных потребностей. В нашем сознании прочно укоренилось, что все сверхтехнологичные новинки обычно связанны с приборами более серьезного, почтенного, что ли, назначения. Однако ребята из "Корнелиуса" не дураки, они все верно рассчитали: спрос рождает предложение, эти очки точно будут раскупаться - какая женщина хоть раз в жизни не мечтала узнать, каков в постели тот или иной мужик, не доводя дело до секса раньше времени?
   -Ну, ладно, может пару-тройку раз и мечтала, но не вываливать же с ходу за это такие деньжищи?!
   -Я думаю, их производство довольно быстро окупиться и очень скоро очки будут доступны многим, а не только самым отчаянным, вроде твоей Клер. Извечное женское любопытство - вот на что сделал в этот раз беспроигрышную ставку производитель. Кстати, одна моя смелая коллега, Энжи Вайт, помнишь, я про нее рассказывал? Так вот она тоже уже приобрела для себя очки, и даже была настолько любезна, что сообщила мне неутешительные результаты исследования.
   -Исследования... чего?
   -Не чего, а кого. Я стал объектом, который она изучила при помощи "Подарка Корнелиуса". Она, правда, утверждала, что ею двигал сугубо научный интерес. Другой интерес ко мне у нее, если и был, то я думаю, сразу пропал. Во всяком случае, когда она сообщила мне, что я еле дотягиваю до XL и еще что-то там, лицо у нее было очень сочувствующее! - Гордон весело расхохотался.
   -Твоя коллега Энжи просто дура! - вспылила Шейла. Надо же! Какая то стерва посмела оценивать ее Горди и еще имела наглость быть сочувственной! Или она сочувствовала ей, Шейле?! - Я думаю, что этими дурацкими очками могут пользоваться только ущербные и полностью больные бабы, у которых не все в порядке в личной жизни! - Она вскочила с диванчика и нервно забегала по лоджии, задевая кадки с цветами. - Клянусь, ни при каких обстоятельствах я никогда не дотронусь руками до этой мерзости! Я свято верю в настоящую любовь, в романтику и во взаимное уважение в отношении мужчины и женщины. Я думаю, этот "Корнелиус" в конце концов "продуется" со своей паскудной новинкой, потому что таких женщин как я - большинство, а таких примитивных созданий как Клер и эта твоя Вайт - единицы!
   -Ну-ну! Успокойся! - Гордон схватил ее за руки, притянул к себе и силком усадил к себе на колени. - Что ты так распереживалась. Теперь ты можешь быть спокойна - для других женщин со своими жалкими параметрами я абсолютно непривлекательный объект. Глядишь, и ты во мне окончательно разочаруешься. А? Шейла, Найдешь себе какие-нибудь "три икса-эль" и бросишь беднягу Горди.
   Шейла сначала вспыхнула и собралась гневно возражать, а потом поняла, что он подразнивает ее, и, наконец, рассмеялась.
   -Энжи Вайт вдвойне дура, - спокойно сказала она. - Никакой самый разумный прибор никогда не сможет рассказать, какие у тебя ласковые умные руки, как нежны и мягки твои губы, как тает мое сердце, когда ты меня обнимаешь и прижимаешь к себе, - слушая ее, Гордон улыбался, чуть смущенный. Шейла с любовью смотрела ему в глаза. Ее голос стал совсем низким. - Никакой прибор не объяснит, почему рядом с тобой поет моя душа, почему, глядя на тебя, я просто плавлюсь от нежности и восторга и чувствую себя самой счастливой на свете.
   Гордон погладил ее по волосам, затем мягко привлек к себе и долго с наслаждением целовал. Потом он легко подхватил ее на руки и понес в спальню.
  
  

Крис Ллойд

  
   Крис подъехал в киностудии к обеду. Он был раздражен: в его планы никак не входило встречаться сегодня с Рулерманом. Он немного перебрал вчера с Томи и Брюсом, сейчас во рту противно сохло и жутко хотелось спать. Крис мечтал посвятить первую половину сегодняшнего дня сладостному безделию, хорошенько выспаться и привести себя в порядок перед сегодняшней закрытой вечеринкой в "Парадисе", и утренний звонок агента с требованием немедленно подъехать в "Орфеус Пикчерз" его абсолютно не обрадовал.
   Его "Порш" беспрепятственно пропустили через ворота студии, Крису не нужно предъявлять пропуск, любому охраннику хорошо известно не только его лицо, но и все его автомобили. Еще бы: первое, что бросается в глаза при въезде на территорию студии, это громадный билборд с его изображением. Это постер с кадром из последнего исторического блокбастера с Крисом в главной роли. Ллойд в костюме древнего германца с живописно перепачканным лицом изображен в момент начала атаки - с поднятым над головой мечем, приподнявшись в стременах, он зовет за собой своих воинов. Лицо мужественное и решительное, он - воплощение отваги и первобытной агрессии. Крис ухмыльнулся: он хорошо помнит, как снимался этот эпизод. Накануне они с партнерами по фильму сбежали пораньше со съемочной площадки и хорошенько повеселились в местном баре. Состояние во время съемки у него было то еще, куда как похуже, чем сейчас. Гримерам наутро пришлось изрядно потрудится, чтобы его лицо походило на дикую физиономию варвара, а не на рожу законченного пропойцы. Он все никак не мог выкрикнуть свой текст - его высокий голос срывался и он заходился кашлем, выводя из себя режиссера Анри Дойла, да и всю съемочную группу. Они, помнится, перевели кучу пленки, повторяя дубль за дублем, Дойл, как сумасшедший, носился по съемочной площадке, вопя, что он, мировая знаменитость, не позволит так над собой издеваться какому-то выскочке. Этот психопат грозил даже пожаловаться боссам из "Орфеуса" и подать в суд за срыв съемочного дня. Крис, признаться, и вправду доставлял ему немало хлопот. Иногда он нарочно издевался над режиссером, поддразнивая его. К чему скрывать - Крис получал ни с чем не сравнимое удовольствие, когда видел, как этот напыщенный дурак заводится от его ироничных замечаний и шуточек. Трудности возникли еще в самом начале работы, когда выяснилось, что Крис панически боится лошадей, а по роли ему предстояло большую часть времени провести в седле. В батальных сценах его заменяли дублером, кое-где использовали подвижный муляж. Однако в одном эпизоде, где никак не получалось избавить его от контакта с ненавистным животным, его чуть ли не силком загнали в седло, и он жалко повис мешком, намертво вцепившись в узду с перекошенным от страха лицом, и дрожащим голосом еле выдавил из себя положенный текст. Известный сердцеед и мечта всех женщин мира в этот момент выглядел не лучшим образом. Дойл потешался от души. Он съязвил, что даже в угоду супер-звезде он не сможет пересадить главного героя на велосипед, и что за двадцать два миллиона любой бы согласился проехаться даже на носороге. Его сарказм больно задел Криса - издевательские шуточки по поводу его боязни лошадей когда-то отпускали братья на отцовской ферме, и это были не лучшие мгновения его жизни. С тех пор между Крисом и режиссером началась необъявленная война, и они использовали любой удобный случай, чтобы подпустить друг другу отравленную шпильку.
   Крис шел по длинному коридору студи в сопровождении ассистентки Рулермана. Девица млела и заикалась: она привыкла ежедневно встречаться с обладателями самых известных и популярных физиономий, но ведь сейчас с ней рядом вышагивал Он, сам Крис Ллойд! Он бывал здесь нечасто, обычно агент улаживал за него все необходимые формальности, а он только подписывал контракт. Чаще всего люди со студии сами находили Криса и избавляли его от необходимости встречаться с Главным Боссом.
   В первый раз он прошелся по этому вот коридору девять лет назад, когда после роли Курта Кобейна в малобюджетной ленте, которая сразу вдруг стала культовой, на него впервые всерьез обратили внимание. До этого он переиграл в двух дюжинах эпизодов, засветился в парочке мыльных опер, и мало что обещало ему столь молниеносный взлет. По приезду из своего захолустья он никак не рассчитывал сделать артистическую карьеру, ему просто до смерти хотелось вырваться из отцовской фермы, пропахшей лошадиным потом и навозом, и хоть как-то зацепиться в городе. Он перепробовал массу профессий: был мойщиком машин, официантом в фаст-фуде, кассиром на бензоколонке, чистил бассейны, травил жуков. Как-то ему предложили сняться в рекламе мужского белья, но потом забраковали: в то время он был худой, как жердь. Этот неудачный опыт Крис не любил вспоминать, однако та неприятная история натолкнула его на мысль: а почему бы не попробовать еще раз? Ведь та тетка-агент не зря остановила именно его на улице и именно ему предложила пройти кастинг в этом чертовом рекламном агентстве. Она сказала, что у него интересное лицо, и что это может стать свежей струей среди приевшихся рекламных образов. Она еще что-то там говорила, он так ошалел от неожиданности, что плохо помнит тот разговор, но все же эта мысль тогда засела у него в голове - почему бы нет? А вдруг он и впрямь какой-то особенный! Девушки всегда обращали на него внимание, еще в школе. Лицо у него, и правда, приятное: высокие скулы, по мальчишески вздернутый нос, светлые волосы, красиво очерченная линия губ, отчаянно голубые глаза, говорят, взгляд какой-то необычный, таким глазам, мол, нельзя не поверить. Да и сложен он неплохо: высокий и пропорциональный.
   Вот только над фигурой тогда пришлось как следует попотеть - работая, как проклятый, он действительно заметно отощал. Крис пару месяцев поупражнялся в дешевом тренажерном зале. Хозяин зала, знакомый негр, по-свойски брал с него мизерную плату. Когда рельеф мускулатуры Криса приобрел необходимую кондицию, ему пришлось одолжить денег для того, чтобы сделать сносные фотографии для портфолио. Эти фотографии он разослал во все известные ему агентства и стал ждать. Он не прогадал. Нельзя сказать, что предложения сразу посыпались на него со всех сторон, однако через какое-то время несколько фирм пригласили его на кастинг. Так началось его восхождение. Вначале он снимался для рекламы в журналах, затем его пригласили для съемок в трех рекламных роликах, позже - в крохотном эпизоде в сериале. Потом пришли более серьезные работы. Это были проходные роли во второсортных, естественно, лентах. Иногда он играл слащавых сверхположительный парней-простаков, которых убивали в самом начале фильма, но чаще ему доставались роли наркоманов и бродяг - видимо, сказывалось то, что Крис приходил на кастинги с немытыми волосами и насмерть грязных джинсах. Соглашаясь на роль Кобейна, он не предполагал, что этот фильм станет судьбоносным и для него, и для режиссера Шона Флетчера. Плата, предложенная Шоном за съемки в фильме, была символической, но Крис без раздумий дал добро - он пока был не в том положении, чтобы выбирать и торговаться.
   После звездной роли его гонорары взвились до небывалых цифр, и в течение двух лет он стал самым высокооплачиваемым актером мира. Худенький мальчик из загаженной фермы словно по мановению волшебной палочки вмиг превратился в миллионера и кумира поколения. Теперь ему предлагали только главные роли, каждый фильм с его участием непременно становился мировым бестселлером. О нем заговорили, как об актере-талисмане - если в фильме будет играть Ллойд, значит, картина наверняка обречена на крупный финансовый успех! Режиссеры и женщины буквально дрались из-за него. Вся прекрасная половина человечества вдруг разом рехнулась на Крисе Ллойде. Дамы не давали ему прохода: они писали, звонили, осаждали его апартаменты, умудрялись проникать сквозь строй охраны в его гримерную, и даже ванную. Молоденькие девочки и зрелые леди преследовали, умоляли, угрожали, предлагали себя в любом месте и в любое время, просили стать отцом ребенка, писали ему стихи и совершали попытки самоубийства.
   Имя Криса Ллойда не сходило с газетных полос. За каждым его шагом теперь неусыпно следила свора папарацци, он даже знал некоторых из них по имени. Журналисты смаковали его манеру одеваться во всякий хлам и упивались подробностями его романов с партнершами по фильмам. Из издания в издание кочевали пикантные детали его связей и разрывов с великосветскими дамами, с восторгом и умилением живописались пьянки и дебоши, которые устраивал "чудо-мальчик", как теперь называли его на студии. Интерес к его персоне подогревался еще и тем, что Крис неохотно давал интервью и редко участвовал в ток-шоу. Репортеры не догадывались, что ему, собственно, не о чем рассказывать. Крис никогда не блистал особенным красноречием и не был силен в экспромтах, однако его немногословность сразу расценили как особое свойство его загадочной натуры. Со временем он научился носить дорогие костюмы, но под пиджак от "Валентино" запросто мог надеть основательно поношенные ботинки и, как и прежде, частенько забывал помыть голову. Боготворящая его молодежь во всем копировала его стиль, расхаживать с засаленными волосами стало повальной модой.
   Сейчас он был в самом расцвете своей славы. Последний фильм Криса принес студии доселе небывалую прибыль. Крис чувствовал себя превосходно. Жизнь впроголодь, мыканье по съемным квартирам, череда унизительных профессий - все безвозвратно ушло в прошлое. Крис быстро привык к новой жизни, к меняющимся каждую ночь партнершам, к дорогим тряпкам, он приобрел дорогостоящие привычки и отныне не в чем себе не отказывал.
   Крис и ассистентка вошли, наконец, в кабинет Рулермана. Хозяин, не вставая с кресла, хмуро поздоровался и сделал знак девушке, чтобы она удалилась. Крис вальяжно развалился напротив босса.
   Рулерман был царем и богом киностудии. Он мог вознести актера до самых вершин популярности и так же легко похоронить любого, кто вдруг стал ему не угоден. Сейчас он восседал на своем знаменитом кресле-троне огромный и величавый, его смоляная шевелюра была аккуратно зализана назад, кустистые черные брови сдвинуты к переносице, мощная рука с внушительным перстнем лежала прямо перед Крисом, и актер невольно прилип взглядом к нервно барабанящим по столу пальцам. Выражение лица магната не предвещало ничего хорошего. "Ясное дело, - подумал Крис. - Кто-то наябедничал старой свинье о моих геройствах". Сейчас Крис снимался в новом вестерне и ни в чем не изменял себе - опаздывал, капризничал, иногда появлялся на площадке не совсем трезвым и постоянно яростно спорил с режиссером. Он напустил на свою физиономию скучающее насмешливое выражение и приготовился к отпору.
  -- Здравствуй, парень, - Голос Рулермана звучал неожиданно миролюбиво. - Похоже, у нас есть проблемы.
   В груди Криса что-то неспокойно трепыхнулось. Рулерман достал из массивного портсигара сигарету, и протянул портсигар Крису. Они закурили. Крис изо всех сил старался выглядеть спокойным, хотя его томило нехорошее предчувствие.
  -- Ты знаешь, что такое "Подарок Корнелиуса"? - Спросил вдруг Рулерман, не глядя Крису в глаза.
  -- Да, конечно, кто же не знает? Идиотская, на мой взгляд, штуковина! - Крис недоумевал, какое от-
   ношение эта модная новинка может иметь к нему.
  -- Согласен с тобой, мой мальчик, - слова Большого Босса падали на сердце Криса, как камни. - И
   очень вредная! Настолько вредная, что может больно ударить нас по карману.
  -- Ладно, босс, не темните! При чем тут я?
   Рулерман бросил короткий взгляд на Криса и опять отвернулся.
  -- В общем, слушай. Одна наша сотрудница из твоей съемочной группы приобрела для себя эти очки.
   И представь, она сообщила нам, что у тебя, как показал этот приборчик, не особенно феерично обстоят дела...
   Крис похолодел. Кто?! Кто из женщин в последнее время появлялся в очках на съемочной площадке?! Вспоминать бесполезно - он давно уже не обращает внимания на всех этих червей, которые вокруг него копошатся.
   Рулерман тем временем продолжал:
   -Обожаемый любимчик всех баб планеты, общепризнанный секс-символ, оказывается, далеко не такой гигант, как все думают.
   -Это не ваше дело! - запальчиво воскликнул Крис и нервно раздавил окурок о дно пепельницы. Он чувствовал, как краска заливает его щеки. - В конце концов, если это проблема, то только моя личная!
   -Нет, дорогой мой! - вдруг рявкнул Рулерман. Вот теперь звучал его настоящий голос, голос приводящий в ужас всю студию и парализующий любого на месте. - Поверь, - твой короткий член теперь стал моей проблемой!
   Крис молчал, опустив лицо. От стыда он не мог вымолвить ни слова, чувствовал только, как дрожат руки и кровь стучит в затылок. От вчерашнего похмелья не осталось и следа.
   -Не хватает только, чтобы эта информация просочилась в прессу, - рычал Рулерман. - И это - за считанные месяцы до выхода нового фильма! Ты понимаешь, чем это грозит?
   -Но, босс, я ведь перетрахал половину девок страны, и ничего...- Крис ненавидел себя в эту минуту. Слыша свой голос, ставший вдруг еще тоньше, он готов был провалиться в преисподнюю вместе с креслом.
   -Все эти дурехи были счастливы только прикоснуться к тебе. Те помои, которые на тебя выливали в газетах твои бывшие пассии, публикой воспринимаются только как злобное тявканье обиженных сучек! Но теперь стоит какой-нибудь стерве в очках, на которую ты даже не обратил внимания, сообщить журналюгам твои жалкие параметры - и ты погиб. А если этих стерв окажется несколько? Счастье еще, что этот "Подарочек" пока по карману только богатым тварям, а если вскоре он станет доступен всем? На тебе сразу можно будет поставить крест. Будешь изображать трупы в полицейских сериалах.
   У Криса голова шла кругом, в глазах потемнело, он почти терял сознание.
   -И что же теперь делать? - промямлил он, не поднимая головы.
   -Я был бы не я, если бы не умел решать проблемы! - прогремел у него над головой голос Рулермана - он, оказывается, встал и вплотную подошел к Крису. Он грубо ухватил его за подбородок и рывком поднял его лицо к себе. Глядя прямо ему в глаза, он продолжал, чеканя слова:
   -С сегодняшнего дня - никаких общественных мест! Отставить все пирушки, притоны, клубы и все остальные увеселения, которые, как мне говорили, тебе по душе. Жить будешь на охраняемом ранчо недалеко от съемочной площадки. Туда тебя отвезет наш водитель в закрытой машине. Все твои вещи доставят завтра. Приставим к тебе охранников, которые будут обыскивать каждого, кто приблизится к тебе на километр. Этой девке с очками я уже отвалил порядочную сумму, чтобы помалкивала. Я принял меры, чтобы подобное не повторилось: всех сотрудников перед работой тоже будут обыскивать. Без моего ведома с ранчо - ни ногой! Девочек будем к тебе доставлять, помня твои прежние подвиги, но перед этим они будут проходить тщательный осмотр. Все! - он, наконец, оставил в покое подбородок несчастного Криса и вернулся на место.
   -Но ведь это же тюрьма, босс! - завопил Крис. - Для чего мне мои гонорары, если я все равно не могу потратить деньги на то, что мне хочется?
   -Ты хочешь поговорить о гонорарах, мой "чудо-мальчик"? - елейным голосом пропел Рулерман. - Мы можем пересмотреть твой контракт! Ты же понимаешь, что я здорово рискую, продолжая сотрудничать с тобой.
   Бедному актеру уже было все равно. Крис вдруг осознал весь ужас катастрофы, которая произошла только что, он был раздавлен. Из кабинета Рулермана он вышел, еле волоча ноги. Охранник провел его к "Мерседесу" с наглухо затонированными стеклами и они двинулись в путь, в новое место обитания Криса.
   Он не помнил, как они добрались до места. Всю дорогу он не вымолвил не слова, ни глянул по сторонам. Несчастный Крис сидел на заднем сидении машины как арестант, безучастно уставившись в одну точку. Все происходящее было похоже на дурной сон, на горячечный бред, и Крис никак не мог свыкнуться с мыслью, что отныне и навеки его жизнь круто изменилась, и теперь ему придется адаптироваться к новой реальности. Очнулся он уже у самого дома.
   Ранчо располагалось далеко от города, посреди пустыни. Новое жилье Криса охранялось не хуже военной базы. Дом был обнесен высоким забором, а по территории ранчо шаталась целая армия охранников. Криса провели внутрь дома. Он брел по коридорам вслед за горничной, спотыкаясь и пошатываясь, как слепой. Чистенькая горничная разговаривала с ним вежливо, показывая помещение за помещением, но Крис плохо соображал, практически не слушая ее. В какой-то момент ему показалось, что он уловил в ускользающем взгляде девушки едва заметную насмешку. "Знает?" - мелькнула у него мысль.
   Он дошел до спальни и бессильно рухнул на кровать, не снимая обуви.
   Это был конец.
   Он понял, что его карьера закончена, он обречен. Рулерман не подпишет с ним больше ни одного контракта. Сейчас, опекая Криса и пряча его от людей, он просто блюдет свой интерес. Ему во что бы то ни стало надо доснять последний фильм и не потерять свои деньги, а потом он запросто вышвырнет его на помойку. Продолжать работать с Крисом дальше для него действительно очень рискованно, публика быстро догадается, почему Ллойда прячут. Дай Бог, чтобы уже сейчас не пошли слухи. Перспектива играть за гроши исключительно педиков или придурков становилась вполне реальной, если после предстоящего скандала с ним вообще захотят иметь дело. О господи! Крис боялся подумать, что будет твориться в прессе, с каким яростным удовольствием на него кинутся со всех сторон те, кто еще сегодня боготворит его; с каким хищным наслаждением толпа разорвет на куски своего вчерашнего кумира! И из-за чего?! Снова вспомнив о том поводе, который вскоре станет причиной его падения, Крис в ужасе обхватил голову руками. Сейчас он почитал бы за счастье быть уличенным в убийстве, в подлоге, в краже - любое, пусть самое гнусное преступление, только не это! Вряд ли кто-то из живущих на земле сможет перенести такой позор!
   Крис застонал.
   Виски! Вот что ему сейчас просто необходимо. Он вскочил с кровати и выбежал в коридор. Смущенный охранник отпрянул от его двери.
   -Парень, как тут у вас обстоят дела с виски? Будь другом, раздобудь бутылочку для супер-звезды.
  
   И потянулись бесконечные ужасные дни.
   Стояла изнурительная жара. Как назло, на площадке постоянно возникали какие-то технические проблемы, съемки затягивались. Члены съемочной группы перешептывались, что Фортуна, похоже, действительно повернулась задницей к "чудо-мальчику". Все изнывали от жажды, потея и задыхаясь. Зной, пыль и полчища насекомых превращали в настоящий ад каждый рабочий день.
   Крис ни на минуту не расставался с бутылкой. К вечеру он напивался так, что охранником приходилось тащить его до кровати. Каждое утро перед съемками гримеры совершали профессиональный подвиг, виртуозно маскируя черные полукружья под глазами Криса и превращая его опухшую физиономию в лицо загорелого ковбоя. На съемочной площадке он был непривычно тих и послушен, однако работать с ним было еще труднее, чем прежде. Уж лучше бы он, как в старые добрые времена, спорил и оскорблял режиссера. Теперь он то и дело забывал текст, озирался и вздрагивал в кадре. Под разными предлогами Крис поминутно бегал в гримерную, чтобы приложиться к бутылке. Съемку частенько приходилось переносить на следующий день по причине того, что исполнитель главной роли не мог держаться на ногах.
   Никогда еще Крис не чувствовал себя таким одиноким и несчастным. Он избегал общения со съемочной группой, в доме сразу забегал в свою комнату, не глядя в глаза прислуге и охранникам. Люди, окружающие его сейчас, были глубоко ненавистны ему, все они были врагами и тюремщиками. Он был уверен, что охрана следит за каждым его шагом, что вся съемочная группа над ним потешается, и все мечтают побыстрей избавиться от него, как только закончатся съемки. Крис вспоминал тех, с кем он общался в последние годы - коллеги-актеры, агенты, режиссеры, любовницы, - и все явственнее понимал, что у него, по сути, нет друзей, нет близкого человека, с которым он сейчас хотел бы увидеться и поболтать по душам. Как же он рвался когда-то с отцовской фермы, как долго он старался забыть свое полунищее детство, а теперь он мечтал об одном: стать опять маленьким мальчиком, убежать от всех, спрятаться в амбаре со своей маленькой уродливой собачкой, как когда-то он убегал и прятался от старших братьев.
   Крис стал подозрительным, причем его подозрительность и враждебность к окружающим вскоре приобрела ненормальный, откровенно болезненный характер.
   Он сторонился людей, но еще хуже ему становилось, когда он оставался в комнате один. Крису стало чудиться, что за занавеской колеблется чья-то черная тень, и на следующий день он потребовал снять занавески. После этого ему показалось, что кто-то заглядывает к нему в комнату через окно. Дикими воплями Крис разбудил весь дом. Его еле успокоили, а утром прислали рабочих, которые за пару часов установили жалюзи. Позже появилась новая причуда: Крис стал настороженно прислушиваться к тому, что происходит в уборной. Теперь перед тем, как справить нужду, он вызывал охранника и требовал проверить, никто ли не прячется в его уборной. Естественно, душ он теперь принимал еще реже, чем прежде.
   В самом начале своего заточения он потребовал прислать к нему женщину, но эта затея закончилась безобразным скандалом. Девушку проверили, как полагается, однако Крис еще раз собственноручно обшарил все складки ее одежды и вывернул сумочку. Понятное дело, попытавшись сблизиться с ней, он потерпел полное фиаско. Пока девица одевалась, Крису в какой-то момент показалось, что она смеется над ним, и он, не раздумывая, кинулся на нее с кулаками. На крики жрицы любви сбежались охранники, взбешенного актера с трудом оттащили от девушки, которой он успел разбить губу. Плачущего и изрыгающего страшные проклятья Криса пришлось отливать холодной водой, чтобы привести в чувство. В ту ночь он напился до беспамятства и на следующий день на съемках смог появиться только к обеду. После этого он больше ни разу не воспользовался возможностью вызвать женщину.
   За несколько недель Крис окончательно превратился в несчастное жалкое существо. У него постоянно мелко дрожали руки, взгляд тревожно блуждал, он сильно похудел и изменился в лице. Теперь он совершенно не помнил роль, его слова приходилось писать на фанерных щитах, которые устанавливали прямо перед ним или клали на землю у его ног.
   Встревоженный продюсер, наконец, решился и в один день, когда Крис был совсем плох, позвонил Рулерману. Он вкратце изложил суть возникшей проблемы и, как только закончил, замирая от ужаса, услышал на другом конце провода страшный рев Большого Босса:
   -Кретины! Сволочи! Кто вам позволил давать этому молокососу виски?! Я разгоню всю вашу поганую шайку бездельников за одну минуту! Вас не возьмут ни в одну студию даже уборщиками! Об этом вестерне вы, содрогаясь, еще будете рассказывать своим внукам! Съемка на грани срыва, а вы там жуете сопли! Старый идиот! Немедленно отберите у этого мерзавца выпивку, и больше ни капли, не давайте ему даже кока-колу! Я выпотрошу его собственноручно, он уже покойник! Если материал не будет отснят в срок, я продам вас всех на органы, вонючие ублюдки! И тебя первого.
   Приседая от страха, продюсер побежал выполнять приказание, и с этого дня от Криса стали прятать спиртное.
   Он промучился два дня, страдая от жутких головных болей и бессонницы. Стоило ему на минуту забыться, как его начинали преследовать кошмары. Он боялся гасить свет в комнате и ночь на пролет не выключал телевизор. В первый вечер он попросил горничную, чтобы она посидела в его комнате, пока он не заснет, однако через какое-то время Крису стало казаться, что девушка как-то подозрительно выглядит, и он ее прогнал.
   На третий день его страдания стали невыносимыми. Едва дожив до конца съемки, вечером доведенный до отчаяния Крис стал лихорадочно рыться в своих вещах, обшаривая все карманы, пока, наконец, ему не удалось найти три сотенные бумажки. Трудно описать его ликование. Подпрыгивая от нетерпения, он выбежал в коридор и сунул деньги охраннику.
   -Дружище, - заговорщицки подмигнул Крис. - Три сотни за одну единственную бутылку "Джони Уокера". Хорошая сделка, а?
   Через полчаса он держал в дрожащих руках заветную бутылку.
  
   Крис сидел, развалившись, в кресле в своей спальне и допивал виски. Теперь он чувствовал себя намного лучше, он даже стал хихикать и тихонько подпевать телевизору. В доме все давно спали, не слышно было ни звука, только за окном в саду приятно шелестел ветер в листве.
   Вдруг в темном проеме открытого окна медленно показалась чудовищных размеров голова змеи. Чешуя на ее гибком теле (толщиною со ствол дерева, не меньше!) красиво переливалась в ярком свете люстры. Змея спокойно, как к себе домой стала вползать в комнату, сворачивая на полу многочисленные исполинские кольца своего бесконечно длинного тела. Это чудовищное фантастическое зрелище заворожило Криса. Он медленно встал с кресла и замер, глядя с некоторым даже любопытством на это непрекращающееся шуршащее движение. Крис ни на секунду не усомнился в реальности происходящего, он все смотрел, не отрываясь, и гадал, что же будет дальше. Огромная голова змеи неспешно, как в замедленной съемке, приблизилась к изумленному лицу Криса, и тут он увидел, что на змее надеты очки. Гадина с нескрываемым сладострастием глянула на Криса, и один ее глаз с густо накрашенными ресницами вдруг игриво подмигнул. Затем змея зевнула, и Крис явственно увидел, как в ее розовой мокрой пасти трепещет раздвоенный синеватый язык. Крис машинально глянул на пол и, холодея от все нарастающего ужаса, увидел, что под его ногами клубятся и переплетаются тысячи и миллионы других змей, поменьше. Их мерзкие блестящие тела копошились, образуя живой ковер, покрывающий весь пол от окна до стены.
   И тут Крис закричал. Никогда ни для одной роли он не орал так громко и ужасно. Его нечеловеческий, леденящий кровь вопль гулко отозвался во всех коридорах и закоулках дома и еще долго повторялся эхом где-то в пустыне.
   Через час продюсер, икая от волнения, докладывал о случившемся Рулерману:
   -Его уже увезли, сэр. Ума не приложу, как такое могло случиться - за ним все время пристально наблюдали.
   -Когда его поставят на ноги? - сдавленно процедил Босс.
   -Врач сказал, что дело плохо. Если бы дело было только в одном алкогольном делирии. У парня, похоже, паранойя. Он может провести в психушке несколько месяцев. И еще не известно, каким он оттуда выйдет.
   В трубке послышалось невнятное бульканье, потом - хрип и, наконец, срывающийся от бешенства голос Рулермана:
   -Свинья! Грязная вонючая свинья! Почти весь материал отснят, а тут ты устроил такое!... Ты хоть понимаешь, подонок, какие меня ожидают убытки?! Ты уволен! Вы все, все уволены! До единого! Я натравлю на вас банду пуэрториканцев, и они вырежут вас всех, всю вашу поганую съемочную группу вместе с вашими семьями и вашими ублюдками!
   Линия разъединилась. Если бы продюсер мог присутствовать в кабинете Рулермана в следующий миг, он увидел бы, как Большой Босс с багровым перекошенным лицом остервенело молотит телефонной трубкой о стол. После третьего удара трубка разлетелась в его руке, острый кусок пластика впился в ладонь, но взбесившийся магнат продолжал методично колотить тем, что осталось от трубки по полированной поверхности стола. Ослепленный яростью, он не обращал внимания, как капли крови, сочащейся из раны на ладони, брызжут во все стороны, пачкая его белоснежный манжет и бумаги, разбросанные на столе.
  
  
  
  

"Сеньора и сеньорита"

Журнал полезных советов для женщин и девушек, N 10

Октябрь 2...8

   Раздел "Женские секреты".
  
   Свершилось! Теперь Вы можете не завидовать подругам! И у Вас теперь есть возможность сполна насладиться новым Знанием! Теперь и Вы в кругу Посвященных! Прямо сейчас отправляйтесь в наш ближайший магазин оптики и срочно купите "Подарок Корнелиуса", иначе вам придется стоять в очереди!
  
   Тотальное понижение цен! Теперь "Подарок Корнелиуса можно купить по цене от 300 до 1000 (в зависимости от оправы). Приобрести очки "женской радости" можно в сети "Оптика "Корнелиус"", в специальных отделах супермаркетов "Корнелиус" или заказать по телефонам: 555-776-66, 555-775-67, 555-775-65.
  
   Доверьтесь "Подарку Корнелиуса"! Приобщитесь к Знанию!
  
  

Бенжамин Пориджер

   К стойке бара подошли две девицы. Одна, посмазливее, высокая и вертлявая, глядя сквозь Бена, прокричала:
   -Две "Голубые Маргариты", маленькую бутылку тоника и орешки, - голос ее еле пробивался через оглушительную музыку.
   Бен работал в "Сириусе" два года и уже практически не замечал этого непрекращающегося грохота. Друзья, правда, подшучивали над ним, говоря, что последнее время он начал глохнуть: уж слишком больно переспрашивал и чересчур громко разговаривал.
   Обслуживая девиц, Бен исподтишка поглядывал на вторую, низкорослую блондинку в очках. Чертовы очки! Сейчас каждая третья барышня - в очках, и, причем совершенно невозможно определить, какие из них - проклятый "Подарок Корнелиуса". Это последний писк моды. Все девицы словно с ума посходили: разметают "Подарок" с прилавков магазинов, чуть до драк не доходит. Где те славные времена, когда девушки стеснялись носить даже обычные очки, надевая их только тогда, когда нужно было что-то прочитать. В его классе, помнится, училась девчонка, Пегги-Сью, очкаричка. Очки у нее были какие-то мудреные, с полукруглыми линзами, через толстенные стекла глаза выглядели огромными, как две камбалы. Беднягу дразнили "Пегги-водолаз". В его родном городишке на юге, где каждый знает друг друга с рождения, небось, в таком "Подарке Корнелиуса" не пощеголяешь: вмиг раскусят, в чем дело и надерут бесстыднице задницу!
   Да нет, вроде пронесло, у этой маленькой, видать, и в правду с глазами что-то: щурится все время, да и не похожа она на такую. Хотя, кто их сейчас разберет.
   Вначале Бен никак не мог взять в толк, с чего это посетительницы в очках все пялятся на него, а потом норовят всякие разговоры заводить, да все глазами постреливают. Им-то веселье да танцы, а он на работе! Попробуй полюбезничай с клиенткой больше положенного - вмиг вылетишь с работы! А потом он узнал секрет: друг рассказал ему, что плохое зрение здесь вовсе не причем, срамницы, вишь, вооружились паскудными очками и открыли сезон охоты на "больших парней". Бен, как услышал такое, остолбенел от изумления. Надо же: это значит, пока он коктейли смешивает, какие-то совершенно чужие бабы его член изучают на расстоянии, а он может об этом даже не подозревать. Стыдиться ему особо нечего, однако, черт его знает... Это вроде того, что ты вдруг стоишь у барной стойки без штанов, ну, понимаешь, забыл ты надеть штаны, выходя из дома, и все женщины пялятся: ого, мол, парень, а на вид такой тихоня. Приятно конечно, что на него стали обращать внимание, да ни к чему ему это. А может, вокруг полно парней и получше? Вдруг девки думают: "Э! Да ты, Бен, так себе, ничего особенного. Вон тот бычок поинтересней тебя будет, и вон, и вон, и вот тот в синей рубахе, а еще вот этот!". Как подумаешь об этом, так лучше и не думать! Совсем от этих новшеств голова кругом.
   А с девушками у него всегда как-то не ладилось. Разговор он поддержать не умеет, предпочитает слушать да помалкивать. Нахальных девок Бен не любит и даже побаивается. Сам он не из таких, не из болтунов и хвастунов. Ему бы встретить такую девочку... Что бы сразу понять, что это - та самая. Чтобы добрая была и приветливая, не выделывалась бы как здешние девицы. Чтобы не смолила пакостные сигаретки, да мазалась поменьше, чтоб не ржала как конь, как вот эта рыжая дылда за столиком справа. И еще ему женщины постарше нравятся. Не старухи, конечно, нет, он не извращенец. Когда он видит интересных дам чуть старше тридцати, образованных, холеных, уверенных в себе, у него прямо коленки дрожат от волнения. Появляется тут иногда одна такая. Говорят, известная журналистка, Тори Как-Ее-Там. Приходит всегда с подругами, и не с какими-нибудь развеселыми девицами, нет, эти дамы явно знают себе цену. У них, вероятно, где-то рядом офис. Приходят вечером, видно после работы, пока еще народу немного. Выпивают по коктейлю и беседуют подолгу. Допоздна не засиживаются и никаких, Боже упаси, парней. Спорят, а эта Тори громче всех. Она у них вроде бы за главную. Катят бочку на мужиков, да не просто там по бабски, не про разбросанные носки да выпивку, а все по науке. Бен слышал мельком, так и не все разберешь. Тори эта хорошо говорит, уверенно так, со знанием дела. Ладошкой маленькой прихлопывает, да все очки на переносице поправляет. Симпатичная женщина и неглупая, не кокетка какая-нибудь безмозглая. Бен всегда робеет, когда приходится ее обслуживать, боится глупость взболтнуть.
   Правда, волноваться ему нечего: с очками, без очков такая в его сторону и не посмотрит. С такой он и заговорить не сможет, мигом язык к зубам прилипнет.
   Друзья говорят: уж больно ты, Бен, застенчивый. А с чего бы ему бахвалиться? С виду он неказистый: коренастый, невысокий, лицо простоватое, в веснушках. Да вот еще молчун и скромник. Манер у него нет особенных и все такое. Да еще, говорят, по его говору сразу понятно, что он с юга. Зато вот бармен из него отменный! Руки у него ловкие, это уж точно. Он еще в школе развлекал малышей, жонглируя всем, что под руку попадется.
   Приятель его, Мартин, тоже приезжий, из-за проклятых очков скоро в психушку попадет: ни одна девица с ним не хочет связываться. А он то вроде ничего - рослый да видный, ан нет, девок как отрезало от него. Сейчас ведь эти стервы стали "Подарки" маскировать под солнечные очки, а в них здесь практически круглый год ходят. Они, похоже, если не покупают их себе, то у подружек точно одалживают, во всяком случае, на каждое первое свидание - обязательно. Придет такая цыпочка в своих волшебных очках, присмотрится к парню повнимательнее, а сама по карману себя незаметно - хрясть! И приборчик за милую душу выдаст: нет, мол, у тебя, Мартин, никаких шансов, забраковали тебя навеки. А раньше бабы вокруг парня угрем вились, он и горя не знал. Мартин, он в своем роде спортсмен был, ему, чем больше девчонок, тем лучше. А теперь у человека смысл жизни пропал: побледнел, осунулся, глаза дурным огнем горят. Того и гляди, придется к врачам обращаться. А что? Сейчас, говорят, целые группы таких бедолаг собираются вместе, наподобие общества анонимных алкоголиков. "Здравствуйте! Я - Мартин. У меня - "эль"!". Бен ухмыльнулся. Не приведи господь!
   А еще один друг, Чак, ему рассказывал, что в гей-клубах в "очках Корнелиуса" все просто поголовно. Педики эту новинку похлеще баб эксплуатируют. Интересно только, откуда Чак это знает. Вот потеха!
   Та рыжая все гогочет. Она здесь каждый день. Клер, кажется. В очках, естественно. И каждый день - с новым мужиком. А ведь не девочка уже, лет двадцать семь, не меньше. В таком возрасте уже и остепениться пора, мужа завести, деток, ан нет! Все скачет. Красивая, правда, стерва. Прическа, правда, какая-то идиотская: кудряшки, остриженные шаром. Она как-то пыталась Бена разговорить, все приставала чуть ли не каждый день с шуточками да намеками, да он не сдался. Именно таких он сторониться, как огня - потом хлопот не оберешься. А теперь ничего, отстала, видать, находит себе собеседников поинтереснее. Вон, в его сторону и не смотрит даже.
   Сегодня в "Сириусе" много народу - пятница. Шум, гам, по залу, пробивая клубящийся дым, шарят разноцветные лучи светоустоновки, орет музыка. Работы у Бена полно. В конце рабочей недели все хотят выпить и "оторваться". По рабочим дням публика к бару подходит реже, да и вообще людей поменьше; так, в основном молодежь. Пятница и суббота - самые тяжелые дни для персонала. Тут уж всем приходится поднапрячься, а особенно - охране. Их то и дело подзывают официантки к столикам, где замечены не в меру разгулявшиеся клиенты. Здесь с этим строго: хочешь, выпивай, хочешь, танцуй, но так, чтобы не дай Бог драка или щипнуть официантку за задницу - это уж нет, "Сириус" - клуб солидный. "Извините, сер, но сегодня Вам придется покинуть наше заведение" - и под белы ручки - на воздушек. Тех, кто был пойман на таком пару раз, в клуб больше не пустят.
   Вон, как расшумелись ребята за двумя сдвинутыми столиками недалеко от стойки. Компания большая, человек десять и все - мужики. Эти сюда пришли явно не для танцев. Свон, охранник, уже несколько раз подходил к ним и утихомиривал. Свон - огромный, как холодильник и рожа совершенно невозможная, а на самом деле - добряк, парень застенчивый и молчаливый. Девушка у него приятная. Для клуба он находка. Такой лишь подходит к дебоширам, еще ничего не говоря, как они, только глядя на его проломленный нос и тяжелую, лопатой, нижнюю челюсть, тут же почтительно замолкают. Этих, за столиками, точно сегодня попросят прогуляться, у Бена глаз наметанный. Понятное дело: парни подвыпили.
   До Бена сквозь равномерное "бумц-бумц, тррррр-бумц" долетают обрывки их шумного разговора.
   -Ты представь, друг, - говорил невысокий нервный тип в мятом костюме, - Она мне и говорит: "Я теперь начну другую жизнь. Лучшие годы, мол, на тебя положила, света божьего не видела, а теперь - дудки! Вокруг полно настоящих мужиков, мол, и ты мне со своим "икс-элем" и жалкими пятью минутами не нужен!". Хлопнула дверями и ушла! Всю жизнь ее все устраивало, а теперь, понимаешь, она для себя все секреты любви раскрыла!
   Остальные возмущенно загоготали. Бен уже догадался, о чем идет речь, такие разговоры теперь не редкость.
   -А я вот не могу к себе в постель ни одной бабы затащить вот уже полгода! - это сказал рослый светловолосый парень. "Видать, Мартина брат по несчастью", - подумал Бен, - Раньше все в порядке было, ни одна не жаловалась, а теперь... Я уже и с серьезным подходом, думал там цветы, рестораны - так нет, они просто со мной даже знакомиться не хотят!
   -А ты не знакомься с теми, кто в очках!
   -А такие остались?! - в голосе парня звучало явное отчаяние. - Одну месяц выгуливал, она, видать, совсем уже решилась, и - на тебе - надумала меня проверить напоследок - явилась в очках. Я первую минуту как ее увидел, и не подумал даже - ну, очки и очки, солнце яркое на улице. А когда она стала губы дуть, да отворачиваться, да "У нас с тобой все равно ничего не получится", так до меня сразу все и дошло.
   -Бабы в конец обнаглели! - подхватил другой, совсем молодой в клетчатой рубахе. - От меня тоже невеста ушла, и причем, перед самой свадьбой. Опозорила меня перед всей родней. И все очки эти проклятые! Она, конечно, не признается, что я ей из-за этого... ну этого самого не подхожу, но я-то точно знаю! Ее новый хахаль, скорее всего, купил ее своими "удовлетворительными параметрами".
   -Брось, Кен, может, она и не из-за этого ушла, - попытался успокоить его другой парень, до этого молчавший, видимо приятель Кена.
   -А ты что их защищаешь?! - послышались со всех сторон возмущенные возгласы. - У тебя, наверное, все в порядке с параметрами, ты, верно, лакомый кусочек для этих похотливых сук?
   -Да с чего вы взяли? Я просто с этим еще не сталкивался.
   -Ага, не сталкивался! - нервный вскочил, - То-то я смотрю, на тебя эти стервы в очках так и зыркают!
   -Возможно, но не обращать же мне внимание на всех этих "телок"! Что же мне, его отрезать?!
   -Смотри, как бы тебе его кто другой не укоротил! - обстановка за столом накалялась. - Если ты уже такое чудо природы, то среди нас, убогих, тебе не место!
   -Вали отсюда, пока тебе не накостыляли! - это кричал нервный. Он из всей компании, похоже, был самый пьяный.
   Да уж, за столиками, по всему видно, собрались ребята, сплошь разобиженные на женщин и их очки. Видать, их и вправду допекло, раз они не стесняются вслух говорить о том, что у них что-то не в порядке с "параметрами". Этому парнишке, на которого все ополчились надо бы побыстрее "сваливать"!
   Ушел таки, не выдержал. Правильно сделал - еще пару минут и его начали бы бить.
   Бен отпустил пиво очередным клиентам и продолжал прислушиваться к разговору.
   -Я вообще не знаю, что они себе думают, эти девки? - это подключился худющий длинный тип с угреватой физиономией, - "Я бы на месте бабы с таким и так бы ни за что не связался, будь у него хоть "четыре икса эль"" - подумал Бен. - На всех больших членов все равно не хватит, да и сами они не все поголовно красавицы.
   -И что им, тварям надо? Неужели, только полуметровый член? - возмущался тот, которого бросила невеста. - Я же с нее пылинки сдувал, подарки дарил, слова ласковые говорил! А она меня бросила, как будто я - ненужная тряпка. Как можно из-за одной похоти, из-за срамоты наплевать на меня, на родителей, на то, что свадьба на носу и сбежать с этим хреном?!
   -Эй ты, сука! - выкрикнул вдруг нервный в сторону рыжей Клер, - Очечки помогают? Как сегодня рыбалка? Много крупных рыб наловила?
   Рыжая вскочила и всем телом развернулась к компании. Глаза ее сузились, а потом вспыхнули, как у бешеной пумы.
   -Это ты мне, коротышка?
   -Тебе, тебе, милая! Ну-ка, расскажи нам, каким членом тебя можно удовлетворить?
   -Та-а-ак, посмотрим, что у нас здесь, - потянула вдруг Клер с людоедской улыбочкой и живо хлопнула ладошкой по своей сумке. - Ага, "икс-эль"... А, нет, все-таки просто "эль"! - закричала она на весь зал, - семь минут, один раз. Странно, а говорят, что маленькие - сексуальные! - она заливисто рассмеялась. - Таким обмылком, как у тебя, меня точно не удовлетворить! Эй, девочки! - обратилась она в зал, перекрикивая музыку. - Никому завидный жених не нужен?
   Со стороны шумной компании посыпались возмущенные крики: "Сука! Дрянь такая! Бесстыжая!". Нервный коротышка побагровел и ринулся в сторону Клер. Дорогу ему преградил выросший из-под земли Свон.
   -Господа, вам придется сегодня нас покинуть!
   Ребята начали, было, спорить с ним, но со всех сторон зала к ним уже приближались другие охранники. Они живо оттеснили недовольно гудящих дебоширов к выходу, и тем пришлось ретироваться. Пошатываясь и поддерживая друг друга, они исчезли в дверях.
   "Пошли допивать в ближайший бар", - подумал Бен. Уж он то знает, слава богу, не первый день работает!
  
  

"Ньюс Монитор".

10 марта 2...9 г. Полицейская хроника

   Вчера около 22.00 на Блекгарден-авеню недалеко от клуба "Сириус" группой неизвестных мужчин была жестоко избита М.К.. Пострадавшая доставлена в Муниципальную клинику св. Терезы. Детектив П. опросил женщину в приемном покое больницы. М.К., работающая медсестрой в "ТРН-клиник", возвращалась с вечерней смены, когда на нее напали несколько человек (со слов потерпевшей - около 7-8), которых она ранее никогда не встречала.
   Жертва сообщила, что нападающие находились в состоянии сильного алкогольного опьянения, оскорбляли ее, а после сильно избили, нанеся повреждения различной степени тяжести. Мотивом нападения послужило то, что женщина была в очках (которые, к слову, она носит с детства по причине близорукости).
   Женщина составила приблизительные словесные портреты троих из преступников, однако она не берется опознать их при личной встрече, так как в момент совершения преступления на улице было темно. Это значительно понижает шанс на поимку негодяев. Полиция опрашивает жителей окрестных домов и служащих близлежащих заведений.
   Подобные случаи - не новость. Шеф Городского департамента полиции Стюарт Тайк сообщил, что нападения на женщин, носящих очки, уже не раз происходили практически во всех районах города, причем в последнее время их число резко возросло.
   Мистер Тайк связывает эти вопиющие эпизоды с тем, что определенная часть мужского населения города возмущена молниеносным распространением среди жительниц моды на ношение "Подарков Корнелиуса", что выливается во вспышки агрессии и нарушение общественного порядка. Шеф полиции высказал так же мнение, что Муниципалитет должен срочно принять меры по предотвращению этого явления и сделать все возможное, чтобы прекратить насилие и восстановить порядок в городе.

Тори Гамильтон. Война

   Тори отложила газету. Из этого может получиться прекрасная статья. Надо будет подумать, как выудить интервью у этой М.К. История действительно возмутительная; любой читатель, сохранивший хоть толику сострадания, просто умоется слезами, прочитав статью, которую Тори напишет по следам этого безобразного инцендента. Уж она-то найдет нужные выражения, для того чтобы красочно расцветить горе несчастной жертвы и то ужасное состояние, в котором она сейчас пребывает. Так этого оставлять нельзя, Тори просто обязана это опубликовать. Материал - чистый брильянт: независимая женщина, зарабатывающая себе на жизнь самой гуманной и достойной профессией, подверглась нападению стаи сексуально озабоченных закомплексованных самцов. Зло, сеемое Марком Шимекисом, ширится и процветает. Призыв к запрету "Подарков Корнелиуса" и применение штрафных санкций к его компании. А еще лучше - подать на него в суд! Нужно будет внушить М.К. мысль, чтобы непременно предъявила иск Шимекису с требованием компенсации за лечение и моральную травму. Кто же, как не он, виноват в безобразиях, творящихся в городе?!
   Проклятый упырь! Тори ненавидела Марка Шимекиса безграничной, испепеляющей ненавистью. Это было абсолютное неприятие на клеточном, нет! - даже молекулярном, уровне. Ее выворачивало от одного взгляда на фотографию Шимекиса в газете, одного его имени было достаточно, чтобы в ней вскипала благородная ярость. Все самое мерзкое, враждебное, все то, Тори было чуждо и отвратительно, было сконцентрировано в особе главы Корпорации "Корнелиус".
   Существовала и вполне осязаемая причина этой вражды, причина вполне банальная: много лет назад ее, тогда начинающую журналистку, уволили из газеты, принадлежащей Корпорации. Для ее увольнения нашли благообразный повод, выплатили символическое выходное пособие, и к определенному дню попросили освободить рабочее место. Тори была тогда совсем молоденькой девушкой, впечатлительной и неокрепшей, и увольнение подействовало на нее самым ужасным образом. Казалось, что земля разверзлась под ее ногами, жизнь закончилась, и будущего нет. Никогда в жизни не забудет тот ужасный момент, когда она уходила из редакции под сочувственные взгляды бывших коллег, неся в руках традиционную коричневую коробку, наполненную наскоро сваленными в кучу личными вещами. Большего позора она не переживала за всю свою жизнь. Приятель по работе тогда шепнул ей, что ее место займет амбициозный молокосос, которого перекупили из другой газеты и он, дескать, рекомендован самим Шимекисом.
   После увольнения у нее случился нервный срыв, родителям даже пришлось на несколько недель поместить ее в специализированную клинику. Стыдно вспомнить, в каком развинченном состоянии она тогда пребывала. Тогда Тори не могло прийти в голову, что она сможет пережить это и вернуться к нормальному существованию. Своим возрождением она была обязана встрече, которая преобразила ее взгляды, поколебала прежние убеждения, привычки и отразилась на всей ее дальнейшей жизни. Доктор Роуз Томсон, талантливая психоаналитик, специализирующаяся на кризисных состояниях у женщин, вернула ей веру в себя, она помогла родиться новой Тори, такой, как она была сейчас. Роуз заново открыла глаза Тори на многие вещи. Взгляды мисс Томсон были для нее внове, они поначалу шокировали ее и будоражили воображение девушки, выросшей в семье с патриархальными устоями. Роуз стала для нее примером для подражания. Всегда подтянутая и аккуратная, без грамма косметики, с короткой спортивной стрижкой она всегда выглядела блестяще и излучала спокойную уверенность в себе. Как-то раз, после очередной беседы с Роуз, Тори вернулась в свою палату и с отвращением посмотрела на себя в зеркало. На нее испуганно таращилось несчастное убогое существо. Бледная, лохматая, неухоженная девушка неопределенного возраста, в глазах растерянность, очки уныло висят на носу, щеки впали, нервно подергивается правая бровь - живое воплощение разрушительного стресса. Тогда она дала себе слово, что больше никому и никогда не позволит довести себя до подобного состояния. Отныне она всегда будет, как доктор Роуз - сильная и самоуверенная, несокрушимая перед ударами судьбы.
   Позже Тори поняла, что уравновешенность и умение достойно вести себя в любой ситуации - плоды долгой кропотливой работы над собой. Роуз регулярно снабжала ее необходимой литературой, проводила с ней индивидуальные занятия и попросту по-дружески беседовала с Тори, проявляя чуткость и терпение. Доктор Томсон считала, что внутренняя гармония достижима только в том случае, когда человек имеет четкие цели, делает последовательные обдуманные шаги для их достижения, занимает активную гражданскую позицию и всегда отстаивает ее. Роуз была убежденной феминисткой и утверждала, что женщины, зацикленные на своей семье и муже и игнорирующие другие аспекты общественной жизни, обречены на неминуемые проблемы. Случай с увольнением Тори она расценила как акт неприкрытого проявления мужского шовинизма - ведь из газеты вышвырнули именно ее, единственную женщину в отделе. Она настоятельно рекомендовала Тори не оставлять подобные действия безнаказанными. Роуз внушила Тори, что она просто обязана развязать беспощадную войну против Марка Шимекиса и ему подобным и сделать все, чтобы эту войну выиграть. Начало этой борьбы должно стать первым шагом к полному исцелению Тори и формированию ее новой личности.
   Томсон быстро поставила на ноги свою пациентку. Выписавшись из клиники, преобразившаяся Тори сразу начала боевые действия. Роуз убедила ее, что не стоит стыдиться своего вынужденного пребывания в лечебнице. Нервный срыв - это личная трагедия Тори, и кто посмеет ее упрекнуть в ее же несчастьях?! Доктор посоветовала использовать этот факт с максимальной пользой для пациентки и выдала ей все необходимые справки и документы. Тори решилась и сделала первый шаг: она безотлагательно подала на бывшее начальство в суд, требуя возмещения морального ущерба, повлекшего за собой тяжелый урон здоровью.
   Одержать первую победу оказалось не так то просто. Многочисленные адвокатам ответчика порядком попортили Тори кровь, пытаясь убедить судью, что истица была уволена по причине профнепригодности. Судебные заседания сопровождалось шумными выступлениями феминисток, которые поддержали Тори в прессе и организовали пикет возле здания суда. Неизвестно, поспособствовала ли их помощь, либо что-то другое, однако справедливость восторжествовала и Тори выиграла дело. Ее не особенно удручало то, что адвокатом "Корнелиуса" удалось на порядок снизить цифру компенсации - дело было даже не в компенсации, наиболее ценным было совсем не это. Деньги, конечно, были очень нужны молодой журналистке, нуждающейся в средствах, однако намного более важным казалось то, что она все-таки решилась на рискованный шаг и выиграла! Победа воодушевила ее и придала сил для следующих действий.
   Она тут же вступила в организацию "Свободные матери и сестры" и опубликовала несколько обличительных статей в их независимой газете. Наиболее частой мишенью ее нападок была, конечно, Корпорация "Корнелиус" во главе с Марком Шимекисом. Тори активно включилась в беспокойную жизнь своих новых соратниц: принимала участие в феминистских маршах протеста, пикетах, демонстрациях и других гражданских акциях. Ее страстные публикации обратили на себя внимание общественности, вскоре она стала довольно популярной. Тори замелькала на телевидении, ее интервью теперь частенько публиковали в журналах, и не только, к слову сказать, в женских изданиях. Тори была неутомима в поисках фактов, обличающих мужскую половину человечества во всех смертных грехах. Она изменилась до неузнаваемости. Тори выработала свой собственный особенный стиль в одежде и манеру поведения на людях. Сложно сказать, интуитивно или случайно, но ей удалось соединить в своем образе природную женственность и, одновременно, отвагу, напор и даже, если хотите, некоторое нахальство. Общаясь с журналистами и принимая участие в ток-шоу, она не лезла за словом в карман, ее уверенный голос отливал металлом, она бывала резка, язвительна и вспыльчива, умудряясь не выглядеть при этом мужеподобной. Через какие-то пару лет Тори и вовсе стала культовой фигурой и, пожалуй, не было теперь в стране человека, не знавшего ее имени. Сейчас ей было тридцать пять лет. Тори находилась в зените популярности и могла себе позволить быть "свободным художником" и работать сама на себя. Она выпустила несколько книг, которые стали бестселлерами. Ее скандальные статьи охотно публиковали всевозможные издания, и деньги она за это получала немалые.
  
   Сегодняшний день сложился удачно, Тори удалось проникнуть в больницу и пообщаться с жертвой избиения. Интервью с М.К. состоялось.
   Тори блистательно справилась с воплощением своего плана. Со свойственным ей напором она с самого утра приступила к штурму администрации клиники и в ультимативной форме потребовала выделить ей полчаса для разговора с пострадавшей. В противном случае она пригрозила собрать завтра же под окнами больницы всех феминисток округа и устроить такую акцию протеста, какой еще не видел город.
   Директор клиники, тихий пожилой мужчина, с удивлением взирал на темпераментную гостью. Тори, не смотря на невысокий рост, грозно нависла над его столом. Глаза ее сквозь очки метали молнии, с пухлых губ скороговоркой срывались угрозы и воззвания к справедливости. Представив под окнами своей уважаемой клиники беснующуюся толпу неистово орущих женщин, директор затосковал и решил, что меньшим злом будет все-таки пропустить к пациентке сумасшедшую журналистку.
   М.К. выглядела страшно: рука в гипсе, один глаз совсем заплыл, губы разбиты, на нижней челюсти и скуле - перламутровые кровоподтеки. Негодяи разбили на ней очки, и на правой щеке остался глубокий порез от треснувшего стекла. Тори употребила все свое красноречие и ласку, чтобы уговорить М.К. сфотографироваться, понимая, что снимки получатся весьма живописные. Когда нужно было добиться своего, Тори умела быть очень вкрадчивой и обаятельной. Ей без особого труда удалось вскоре расположить к себе и разговорить избитую медсестру. Под действием ее чар женщина размякла довольно быстро. Бедняжка, захлебываясь слезами и заикаясь, выложила ей все и подробно ответила на ее дотошные вопросы. Тори аккуратно записала ее рассказ на диктофон, не пропустив ни слова, и принялась с жаром обрабатывать потерпевшую. Она призывала ее не падать духом и найти в себе силы отомстить истинным виновникам происшедшего; речь шла, естественно, о Марке Шимекисе и его клике. Тори дрожащим от волнения голосом рассказала ей свою давнюю историю, приукрасив ее жипописнейшими деталями и образами. Со слезами на глазах она поведала, как она тоже много лет назад очутилась в больнице из-за Корпорации "Корнелиус", была унижена, унечтожена и т.д. и т.п. Этот рассказ она произносила уже неоднократно в самых разных ситуациях, каждый раз добавляя все более удачные эпитеты и там, где нужно подключая выразительную мимику и жесты. Сейчас она проговаривала много раз воспроизводимый текст автоматически, практически наизусть, уже не особо задумываясь над содержанием. Этот прочувствованный монолог был для нее привычен, как утреннее приветствие, однако на ее слушательницу он, без сомнения оказал сильное впечатление. Она слушала Тори, затаив дыхание, и глаза ее разгорались новым светом, светом надежды и решимости.
   Прощаясь, Тори пригласила несчастную женщину на заседание общества "Свободные матери и сестры", оставила ей свою визитку и намекнула, что, возможно, удастся протащить ее на одно из ток-шоу, в котором в скором времени планировала выступать сама Тори.
   Ей предстояло еще одно дело. Сегодня она встречалась с активистками "Матерей и сестер" в их штабе. Они собирались раз в три-четыре недели, обсуждали накопившиеся проблемы и обдумывали дальнейстали ритуалом. Они вошли в привычку у Тори, но она каждый раз получала от них удовольствие и удовлетворение. Ей было приятно осознавать, что подруги относятся к ней с большим уважением, явно прислушиваясь к ее советам и назиданиям. Они внимали ей открыв рот, и Тори могла часами без остановки воодушевлено излагать им свои смелые идеи и проекты. Ей самой нравилось, как звучит ее крепкий ровный голос, как умные слова правильно выстраиваются в хлесткие фразы, как виртуозно точно и стройно она излагает свои мысли. Тори пользовалась у соратниц огромным авторитетом. Ей льстило, хоть она и не подавала виду, что эти дамы частенько цитируют ее, пользуясь ее излюбленными фразочками и выражениями и со временем даже частично переняли ее имидж.
   Сейчас Тори направлялась к зданию штаба. Это было не очень далеко от клиники, буквально в нескольких кварталах. У Тори еще оставалось немного времени, она решила пройтись пешком и перекусить по дороге в кафе. Вскоре на ее пути попалась и подходящая забегаловка.
   Тори выбрала столик у окна и заказала себе кофе и салат. Время ланча давно прошло, и в кафе было малолюдно. Вот и отлично, никто не будет глазеть на нее. Ей приходилось большую часть времени проводить на людях, и возможность вот так спокойно посидеть в одиночестве ей выпадала нечасто. Она с удовольствием выпростала ступни из новых тесных туфлей, вытянула ноги и принялась рассеянно разглядывать прохожих за окном, ожидая, когда ей принесут заказ. Прямо через дорогу напротив нее блистала красивая витрина под надписью "Оптика. Корнелиус". Тори ухмыльнулась. Кто кого преследует? Пожалуй, Шимекис сам шпионит за ней повсюду. Или он действительно вездесущ?
   В витрине магазина оптики висели плакаты с изображениями неземных женщин и мужчин-моделей, в элегантных позах с бесстрастными лицами демонстрирующих разнообразные очки. Забавно - вот этот парень в солнечных очках неуловимо смахивает на Джоша.
   При воспоминании о Джоше в груди Тори что-то мягко шевельнулось. Они расстались насколько лет назад, но она до сих пор скучала по нему, хоть и стыдилась себе в этом признаться. В ее жизни было немало мужчин, но все они в конце концов оказывались тюфяками и неудачниками и Тори их безжалостно бросала. Джош был другой. Она прожила с ним два года и это был, пожалуй, самый приятный период в ее жизни. Тогда она не отдавала себе в этом отчета, Джош просто был, верный и постоянный, придавая ее бытию спокойствие и комфорт, чего раньше она не знала. Знакомые удивлялись, как они уживаются: неугомонная Тори и спокойный рассудительный Джош. Он помогал ей по хозяйству, тенью сопровождал ее повсюду, не вылезая перед объективами камер и фотоаппаратов, жалел и успокаивал, когда она бушевала дома вечерами после очередной стычки с негодяями-чиновниками и администраторами, терпеливо переносил ее перепады настроений и упреки. При любых обстоятельствах Джош оставался ее верным помощником, лучшим другом, ее жилеткой, в которую всегда можно было поплакаться, не боясь, что кто-то посмеется над твоей слабостью. Много раз он предлагал Тори узаконить их отношения и завести ребенка, и всякий раз при этом она гневно отказывалась, упрекая его в малодушии и мещанстве. Бесконечные интервью Тори, командировки по стране, съезды и собрания феминисток, выступления и демонстрации, голодовки, иногда продолжающиеся по несколько недель, - все это не слишком способствовало укреплению их странного союза. Джош долго терпел, терпел тихо и интеллигентно, и однажды так же тихо и интеллигентно он оставил ее. Парень не выдержал, потеряв надежду иметь нормальную, "правильную" семью и детей, он устал жить рядом с женщиной-вулканом.. Тори сглотнула горячий комок в горле, когда вспомнила, как уходя, он сказал ей с горькой усмешкой: "Ну, как же ты теперь? Ты ведь без меня совсем пропадешь!". Уже стоя на пороге, он предрек с сожалением, что в конце концов яростный внутренний огонь, который развела и поддерживала сама Тори, пожрет ее, и он не хочет стать свидетелем этого.
   Слабак!
   Тори сердито нахмурилась. Не к чему вспоминать это! Что было, то быльем поросло. Если Джош не понял, как важна для Тори ее борьба, значит, он был не достоин ее! Скатертью дорожка!
   Она еще раз глянула на парня в витрине и перевела взгляд на соседний плакат: соблазнительная девушка в черном белье и в очках небрежным жестом достает из блестящей сумочки "секретный" блок. Подпись: "Подарок Корнелиуса. Наслаждайтесь Знанием!".
   Очки! Очки! Везде эти очки! Весь мир свихнулся на "Подарке Корнелиуса"! Все женщины, просто все подряд: профессора и судомойки, модели и домохозяйки, старые и молодые, красивые и уродливые, все нацепили очки и ринулись рассматривать то, к чему доступ для просмотра раньше был несколько ограничен. Стыдно за женский пол: ни гордости, ни стыда, ни сознательности! Вот так вот ради любопытства и похоти женщины всех возрастов и национальностей с готовностью выставляют себя на посмешище и даже пренебрегают собственной безопасностью. И все ради чего?! А действительно, ради чего? Тори задумалась: а почему, все-таки, женщины покупают эти очки, позволяя мерзкому Шимекису получать огромные прибыли? Что движет еще вчера порядочной матерью и женой, когда она делает подобное приобретение? Какие мысли посещают ее при этом? Что заставляет преодолеть природную застенчивость, переступить порог "Оптики" и произнести слова: "Мне, пожалуйста, "Подарок Корнелиуса". Вот эти, в вишневой оправе!". Интересно было бы исследовать этот феномен и изложить свои наблюдения в ироничной статье, или даже написать книгу. Тогда, быть может, Тори отпрепарирует и обнажит истинные глубинные мотивы этих покупок, она сможет объяснить всем женщинам, как неверно и вредно их поведение, как их надувает "Корнелиус", и, возможно, указать иные пути решения проблем, толкающих к рискованным экспериментам, подобных ношению чудо-очков.
   И тут ее осенила безумная идея: а почему бы не попробовать самой?! Так, научный опыт, ничего более. Тогда ей было бы намного легче во всем разобраться. Получился бы хороший материал для последующей работы! От этой мысли у Тори сладко запрыгало сердце. Эта авантюра представлялась ей дерзкой, невозможной, просто преступной, но от этого показалась еще более заманчивой.
   Тори машинально расплатилась, но все никак не могла себя заставить сдвинуться с места и продолжала, не отрываясь, смотреть на витрину оптики. Вот она - цель, нужно только встать, выйти из кафе, преодолеть несколько метров, пересекая улицу, - и дьявольский приборчик у нее в кармане! Правда, в магазине придется общаться с менеджером, ее могут узнать, она сама может стушеваться, начать заикаться и делать лишние движения и выдаст себя. Возьми себя в руки, Тори! У них ежедневно сотни клиентов, проклятые "Подарки" покупают целыми пачками, продавцы наверняка привыкли к бесконечному мельканию дамских лиц, среди которых попадаются и известные. Конечно, можно было бы заказать "Подарок" по телефону, анонимно, но для этого пришлось бы долго ожидать своей очереди, а Тори едва справлялась с дрожью нетерпения. "Я спокойна и уверенна в себе! - повторяла про себя Тори. - Очки нужны мне для эксперимента, и больше ничего! Мне нечего стыдиться, я всего лишь исследователь, жаждущий получить информацию, которая будет использована против врага, использована во имя общего блага и прогресса! Сейчас я войду в этот чертов магазин и куплю "Подарок Корнелиуса", и сделаю это так спокойно, будто я приобретаю сковороду". В конце концов, лидеру Женского движения эти злополучные очки могут понадобиться для какой-нибудь акции протеста или перформанса! Решено, стесняться нечего!
   Через полчаса дело было сделано. Тори вышла из "Оптики", неся в руке синий полиэтелленовый кулек с заветной бархатной коробочкой внутри. Она выбрала модель, мало отличную от тех очков, которые она носила ежедневно: овальные стекла в тонкой позолоченной оправе. Тори не оставляла мысль, что все взгляды прохожих прикованы к фирменному кульку в ее руке. Отойдя квартал от магазина, она, быстро оглянувшись, свернула пакет в несколько раз и зажала сверток под мышкой.
   Пакет жег ей руку. Тори прошла еще несколько кварталов на негнущихся ногах и свернула на безлюдную улочку. Воровато озираясь, она извлекла из пакета коробочку. Руки плохо слушались ее, она никак не могла достать из коробки очки. С трудом соображая, что она делает, Тори быстро засунула в свою сумку системный блок, нажав попутно активирующую кнопку, затем она сняла свои очки и неловко водрузила на их место "Подарок Корнелиуса". В магазине ей подобрали необходимые линзы с диоптриями, но смотреть сквозь новые очки все равно было непривычно. Трудности возникли с размещением аудиодинамика: Тори никак не могла попасть непослушным пальцем, дрожащим от волнения, в собственное ухо.
   Она замерла на несколько мгновений, все не решаясь вернуться к людям. Она перевела дух и еще раз оглянулась, проверяя, не видел ли кто ее манипуляций. Приведя себя в порядок, она повернулась и шагнула в сторону улицы.
   Собрание активисток на этот раз проходило вяло. Тори была рассеяна, задумчива и слушала товарок вполуха. Сегодня больше пришлось говорить им, что было для них неудобно и непривычно. Особенно странным и возмутительно было то, что их усилия поддержать разговор, очевидно, были тщетными - глаза Тори оставались пустыми, ответы - формальными, улыбки - неверными и фальшивыми. Ее невнимательность совершенно сбивала этих уважаемых дам с толку. Проблемы женского движения явно сейчас мало занимали ее.
   -Тори, Вы здоровы? - участливо спросила, наконец, мисс Партон, желтолицая дама с точно такой же, как у Тори прической.
   -Да, да, - спохватилась та. Не годится, чтобы подруги что-нибудь заподозрили. Однако обсуждать вновь то, что уже тысячу раз обсуждалось, Тори сегодня совершенно не хотелось. - Я слегка устала, такой суматошный день! Давайте, закончим сегодня пораньше и переместимся в "Сириус", хочется немного расслабиться и поболтать в более непринужденной обстановке.
   В "Сириусе" посетителей пока было немного, люди начнут сбредаться сюда только через пару часов.
   Дамы заказали свои коктейли и разместились за столиком недалеко от стойки: тут не так гремела музыка. Все мысли Тори были сосредоточены на собственной сумочке, в недрах которой было надежно спрятано ее новое приобретение. Она еще ни разу не решилась воспользоваться им и "исследовать" какой-нибудь "объект". Активистки продолжали обсуждать тему, начатую еще в штабе, Тори силилась понять о чем идет речь, однако получалось у нее плохо. Она допила свой коктейль и решила заказать еще один для храбрости. Сегодня работал приятный бармен, Бен. Тори всегда забавлялась, глядя, как он конфузится, обслуживая ее. Сразу бросалось в глаза, как он начинает суетиться и смущенно отводит глаза, стоит ей заговорить с ним. Сегодня он даже попытался пошутить, выдавая ей второй коктейль, однако его голос дрогнул, он осекся и смущенно отвернулся. Даже в мелькающем свете было видно, как он густо покраснел.
   После непривычной повторной порции спиртного у Тори закружилась голова, однако она стала более разговорчивой и включилась в разговор с соратницами. Ее неприятно удивило, что язык стал плохо слушаться ее, речь была сбивчивой, Тори повторялась и теряла мысль. "Ну их к черту! - подумала она о своих спутницах. - Я задумала эксперимент и должна его провести. Пора отбросить все эти девчоночьи сопли и сомнения и приступить к делу". Тори взглядом обвела зал. Кого же выбрать? А какая, собственно разница?! Она остановилась на первом попавшемся парне, нелепо выплясывающем возле рослой чернокожей девушки, и решительно прижала сумочку.
   В ухе раздалось едва слышное короткое гудение, затем щелчок, потом бесполый голос внятно сообщил "Икс-эль, восемь, один". Голос показался Тори совершенно гадким, развязным и издевательским. Тори чуть не подпрыгнула - она испугалась, что фраза, произнесенная "Подарком", громко разнеслась по всему залу, и теперь все смотрят на нее, готовые уличить в отвратительнейшем из преступлений. Однако все оставалось неизменным: люди вокруг выпивали и дергались в ритме музыки, дамы за ее столом тоже не чего не заметили и продолжали свою чинную беседу. Тори пыталась сохранять внешнее спокойствие, хотя в ее голове продолжало крутиться: "Икс-эль, восемь, один, Икс-эль, восемь, один". От волнения Тори никак не могла взять в толк, что же это значит. Через пару минут она совсем успокоилась и даже заулыбалась. Надо попробовать еще раз, тогда она попривыкнет, и ей легче будет продолжать наблюдение.
   Тори почувствовало, что после пережитого стресса она совсем протрезвела.
   -А не выпить ли нам еще по коктейльчику? - весело спросила она у спутниц. Они смотрели на нее с недоумением.
   -Я, пожалуй, составлю Вам компанию, мисс Гамильтон, - неуверенно промолвила Софи Монтон, самая молодая из подруг. Она была новичок в компании активисток и смотрела на Тори как на икону, стараясь ей во всем подражать. Остальные смущенно молчали: они знали, что Тори способна на самые головоломные выходки, однако сегодня она была явно не в себе.
   После третьего коктейля Тори осмелела и еще раз попробовала воспользоваться очками. На этот раз она выбрала мужчину постарше, который сидел за столиком напротив. "Икс-икс-эль, двенадцать, один" - вкрадчиво поведал прибор. "На этот раз получше" - подумала Тори и тут же испугалась. Что это? "Получше"?! Она проводит исследование, а не ищет себе партнера, ей нужно сосредоточиться на своих мыслях и ощущениях, а не заниматься глупостями. Тори перевела взгляд на высокого мускулистого парня, стоявшего невдалеке, и еще раз прижала сумочку. "Икс-икс-эль, двадцать, три" - она стала привыкать к голосу. Парень был совсем недурен собой и параметры отличные! Тори отчетливо ощутила тепло внизу живота. Сомнений не оставалось: она возбудилась. "Черт, не надо было пить!" - с досадой подумала она. Тори злилась на себя: как можно было так распуститься? - однако теперь взгляд ее невольно все возвращался и возвращался к рослому парню. Понаблюдав за ним исподтишка, она поняла, что изящная девушка, крутящаяся рядом с ним - его подружка. Легкие уколы досады Тори решила заглушить еще одним коктейлем, который можно будет заказать, когда ее приятельницы отправятся восвояси. Вон, они явно собираются покинуть "Сириус". Софи Монтон совсем расклеилась. Она поддерживала отяжелевшую голову рукой, покачиваясь из стороны в сторону.
   -Тори, нам пора уходить, - сказала мисс Партон. - Я отвезу Софи домой. Вы с нами?
   -Я пожалуй, останусь ненадолго, а вы идите, - небрежно бросила Тори, раздражаясь от их недоуменных взглядов и оттого, что язык совсем не слушался ее и отчетливо заплетался.
   Наконец активистки убрались.
   Оставшись одна, Тори подошла к барной стойке.
  -- Дай-ка мне... А что бы ты мне порекомендовал? Какие ты еще можешь делать коктейли?
  -- Попробуйте "Секс на пляже", это здорово! - с готовностью предложил Бен. Тори расхохоталась.
  -- "Секс на пляже"?! - протянула она. - Никогда не имела такой практики! А ты бесстыдник, однако! А на вид такой скромный мальчик.
   Парень покраснел так, что на его глазах выступили слезы.
  -- Простите, мэм, я хотел.... Это название коктейля... Я и не думал... Черт!
   Тори вдруг стало жаль скромного бармена.
  -- Ладно, давай сюда свой "Секс...", авось не подавлюсь.
   Вернувшись к своему столику, она опять глянула на Бена. Он деловито протирал стаканы и расставлял бутылки за стойкой, а с лица его еще не сошла краска стыда. На секунду он поймал ее взгляд и торопливо опустил глаза. Рука Тори сама собой потянулась к сумочке. "Три икса - эль. Пятнадцать. Три" - сообщил знакомый голос. "Ничего себе - скромник! - изумилась Тори, - а парень, оказывается, не промах! Тори, Тори, успокойся, ты пьяна!".
   Вскоре Тори уже сидела возле барной стойки и болтала с Беном. Вернее, говорил Бен, а она помалкивала, кивая и улыбаясь, когда нужно. Она старалась хранить молчание, чтобы парень не заметил, что она еле ворочает языком. Бармен, подкупленный ее дружелюбием и ласковой улыбкой, разоткровенничался и рассказывал ей о детстве, о своем маленьком городке, о школьных друзьях. На его широком лице отражались безыскусные эмоции, а забавный говорок веселил Тори. "Приятный малый! - думала она. - Только какого же черта я здесь сижу?". Она почти не слушала Бена, только все поглядывала украдкой на его потертые джинсы, туда, чуть ниже пояса, где под зиппером скрывался секрет, который уже был ей известен.
   Она не сразу сообразила, что он спросил и не ответила, так что ему пришлось повторить вопрос:
  -- Может быть Вас проводить, мэм? Через четверть часа у меня заканчивается смена. Время сейчас
   беспокойное, да и Вы, к тому же, в очках (Тори чуть не поперхнулась своим коктейлем), а в них, сами знаете, вечерами ходить опасно.
   Тори закивала.
  -- О'кей! Я только отлучусь в одно местечко.
   В уборной она стояла перед зеркалом и придирчиво изучала свое отражение. Лицо ее было бледно,
   глаза совсем осоловели. Тори поправила прическу и умылась холодной водой, но это не очень помогло: перед глазами плыло, она еле держалась на ногах. "Сейчас бы не помешало немного губной помады, - подумала она. - И зачем же это я так нарезалась?".
   Они ехали в такси молча, не прикасаясь друг к другу. "Ну же, болван, поцелуй меня!" - думала Тори с досадой, не решаясь, однако, первой проявить инициативу. Парень, похоже, и не думал бросаться на нее. Он, заметно устал после работы, и сейчас позевывал и время от времени тер сонные глаза. Тори ерзала, с тревогой прислушиваясь, как в ее желудке бушуют выпитые коктейли.
   Когда они, наконец, приехали, Бен вышел из машины, явно не собираясь отпускать такси, и сказал:
   -Мэм, я постою здесь и посмотрю, пока вы не войдете в подъезд.
   Этого Тори допустить не могла.
   -Вот еще! - Заявила она. - Или ты хочешь, чтобы старая леди растянулась на лестнице?! Будь добр, доведи меня до квартиры, а я за это сварю тебе кофе.
   На лице Бена изобразилось полное смятение.
   -Давай, давай, я не кусаюсь! - голос Тори звучал иронично и совсем по-свойски, и он решился.
   Они вошли в квартиру. Тори усадила Бена на диванчик в гостиной. Парень выглядел довольно жалко: лицо испуганное, спина прямая, будто он проглотил кол, руки, как у школьника, сложены на коленях, в глазах плохо скрываемая тревога. Тори была достаточно пьяна, чтобы не обращать внимания на такие мелочи. "Сейчас, милый, - думала она, - Сейчас ты у меня проснешься!".
   -Посиди здесь, дружочек! Я принесу кофе.
   Она заскочила в спальню, больно зацепив плечем дверной косяк. Здесь она торопливо разделась, путаясь в вещах, и натянула на себя кружевное черное белье. Его подарил когда-то Джош. Тори, помниться, возмутилась тогда, что подобные китчевые тряпки не пристало носить цивилизованной женщине. Вот ведь, пригодилось все-таки. Она накинула пеньюар и, не запахиваясь, заявилась в гостиную.
   -А вот и я! - воскликнула она, распахивая полы прозрачного пеньюара.
   Бен медленно встал с дивана и замер. Его глаза от ужаса вылезли из орбит, рот приоткрылся, он уставился на Тори, не в силах пошевелиться.
   -Мэм, я право не знаю...
   Тори по-своему истолковала его замешательство. Она смело направилась к парню, споткнувшись по дороге о пуфик, попыталась его обнять и потянула руку к заветному зипперу.
   -Ну, что же ты испугался, дурачок? - жарко зашептала она. - Покажи-ка мне своего героя!
   Бен дернулся, как от удара током, и в смятении отпрянул от женщины.
   -Я не могу так, мэм, вы не должны... Вы же приличная дама!
   -Ах, ты не можешь! - завопила Тори в бешенстве. - Тебя смущают мои целлюлитные ляжки?! Ты считаешь меня старухой?! А может, ты предпочитаешь мальчиков?
   Бен не знал, куда себя деть. Тори продолжала безумствовать:
   -Я знаю, вам всем только одного надо! Только бы добраться до нашей дырки! А ты, скажешь, не такой? Или тебе это совсем не нужно? Чертов импотент! Ты считаешь меня недостаточно привлекательной?! Я знаю, вам всем подавай молодое мясо! Вас не интересует моя душа, мой ум, мой талант!!! Всем вам по душе только упругие сиськи и длинные ноги! - ее голос срывался в визг, она все никак не могла угомониться. - Чертов Шимекис к тому же еще и обманщик! - Тори ужасно расхохоталась. - За что я заплатила деньги?! Очки врут! Урод! Извращенец! Ненавижу!
   Вдруг Тори угрожающе икнула, дернувшись всем телом, потом еще и еще раз. Она едва успела судорожно зажать рот ладонью и кинулась в ванную.
   Ее долго рвало над унитазом, из глаз текли слезы, во время передышек она продолжала выкрикивать проклятья:
  -- Убирайся, подонок! Ик! ... Тоже мне - "три икса эль", - толку никакого! Думаешь, ты драгоценный
   суперприз?! Да пошел ты в задницу! Ик! ... Тори Гамильтон никогда не будет унижаться перед мужиком, тем более перед таким ничтожеством, как ты!...
   Она с трудом умыла лицо и опять выбежала в гостиную, намериваясь гневно обрушиться на Бена с но-
   вой порцией ругательств.
   Гостиная была пуста.
   Тори бессильно опустилась на пуфик и заплакала в голос, подвывая, как простая деревенская баба.
  

Марк Шимекис. Гений.

   Сегодня Марку ничто не помешало попасть в офис пораньше. Он шел по пустынному вестибюлю, и звук его шагов гулко отзывался в самых дальних углах. Мраморный пол был надраен до зеркального блеска, освещение еще не включили в полную силу, и в полумраке со стороны казалось, что полная фигура Марка шествует по воде.
   Никого. Только сонные уборщики в униформах деловито копошатся над своими мудреными уборочными механизмами. Марк больше всего любил это время в офисе. Только через три четверти часа здесь заснуют люди с кейсами и папками, толкаясь и на ходу заскакивая в закрывающиеся двери лифтов. Для Марка лифт отдельный, однако сотрудники все равно украдкой пользуются им. В те редкие дни, когда Шимекис появлялся на работе позже, он то и дело заставал в лифте служащих, не успевших вовремя заметить его и ретироваться. Тогда он вынужден был подниматься с ними, нарочито устремив глаза поверх голов, чтобы избежать подобострастных взглядов, косящихся на него со всех сторон. В такие мгновения ему казалось, что его огромное тело вытеснило весь воздух из кабины, он шалел от духоты и тесноты, ненавидя попутчиков, вжавшиеся в стену. Он не сомневался, что они чувствуют то же самое и украдкой делают вдохи поглубже. Марк содрогался от случайных прикосновений соседей по кабине и думал только о том, как бы быстрее добраться до своего пентхауса. После таких досадных случаев он целую неделю не решается прикоснуться к кнопке, брезгливо нажимая ее только через бумажную салфетку.
   Сейчас он поднялся в свой офис один. Чувствовал он себя неплохо, настроение - вполне сносное, он даже бубнил себе под нос мотивчик, услышанный утром по радио в машине. Рабочий день Марка начался, и он обещал быть обычным рабочим днем, не лучше и не хуже, чем остальные.
   В приемной уже сидела Джина. Она старалась появляться в "Корнелиусе" даже раньше Марка. Сейчас шеф, как обычно, прошел в свой кабинет, даже не глянув на нее, только слегка кивнул в ее сторону.
   На столе Марка его уже ждала стопка свежих газет. Он всегда начинал утро с того, что бегло просматривал передовицы и финансовые новости. Он не ожидал почерпнуть из прессы что-то новое и интересное, это просто был привычный ритуал, часть давно заведенного порядка.
   В четверть десятого его чтение прервал Эдд, явившийся с ежедневным докладом. Когда он появился на пороге, рослый и спортивный, в безукоризненном костюме с безукоризненной улыбкой, Марк, как обычно невольно отметил, как же они не похожи. Эдд, казалось, еще больше оттенял физическое безобразие Шимекиса. Сегодня эта мысль не раздражала Марка, а лишь вызвала улыбку самоиронии.
   -Здравствуй, старина! - Марк вяло пожал тонкую ладонь Эдда и развалился в своем кресле. - Валяй, выкладывай, что там у нас происходит.
   -Доброе утро, шеф. Новости есть. Одна плохая, одна хорошая.
   Марк поморщился:
   -А не мог обойтись без плохой? Уж очень, знаешь ли, настроение благодушное, не хотелось бы на тебя рычать. Начни с хорошей.
   Эдд послушно протянул синюю папку Марку. Она выглядела в точности так же, как та, в которой он два года назад преподнес Шимекису свои первые расчеты по проекту "Подарок Корнелиуса".
   -Это финансовый отчет за прошлый месяц. Посмотрите сами, я пока не буду комментировать.
   Марк принялся читать отчет. Его дряблые щеки вскоре растянула блаженная улыбка, он то и дело довольно покрякивал. Да уж, новость отличная. Такого роста продаж давненько не было. Львиную долю всей прибыли составил доход от реализации "Подарков Корнелиуса", что же еще?! Периодически, правда, отмечался дефицит производства: заводы, спешно переоборудованные для выпуска "потентодетекторов", не успевали поставлять на рынок достаточное количество своей чудесной продукции, спрос был просто фантастический. Из отдела сбыта сообщали, что в "столах заказов" не умолкают телефоны, от желающих приобрести "Подарки..." нет отбоя, уже давно образовалась очередь, и запись составлена на многие недели вперед.
   Марк закончил чтение и вернул папку. Его лицо изображало высшую степень удовлетворения, он лениво сплел ладони и хрустнул пальцами, Эдд при этом нервно дернулся. Марк знал, что Флинт терпеть не может, когда он так делает, но ему нравилось подразнивать его таким образом, и наблюдать, как Эдд стоически делает вид, будто ничего не заметил.
   -А ведь молодцы мы с тобой, а Эдд? Дельце-то оказалось беспроигрышным!
   Эдд хорошо знал босса - большинство человеческих радостей были ему не доступны, пресытившийся и нездоровый, он получал настоящее удовольствие только тогда, когда к его безразмерному счету прибавлялись новые нули, а сейчас это происходило с весьма существенной скоростью. Это не была лишь банальная жажда наживы, ведь капитал Марка и так был столь огромен, что его хватило бы на многие поколения его потомков, имейся они у него в наличии; Марком двигал, скорее неудержимый охотничий азарт.
   Флинт все мялся, выбирая удобный момент, чтобы перейти ко второй новости. Глядя на сияющую физиономию Бульдога, он никак не решался вывести его из благостного состояния и испортить настроение. Марк, наконец, сам уловил напряжение, в котором пребывал Эдд, и спросил, спохватившись:
   -Да! А что за вторая новость? Давай, огорошь меня!
   Эдд передал ему еще несколько бумаг. Это была копия полицейского доклада, пересланная из Муниципалитета и официальное письмо от властей.
   -Это пришло вчера вечером, - голос Эдд был спокоен, хотя видно было, что он волнуется. - Шеф, в городе беспорядки. Обозленные мужики нападают на женщин, носящих очки. Полиция, естественно, валит все на нас.
   С лица Шимекиса мгновенно сползла улыбка.
   -Порядок в городе - это дело полиции! - рявкнул он, шарахнув тяжелой ладонью по столу. - Если эти мудаки не справляются со своей работой, это не имеет ко мне никакого отношения.
   -Муниципалитет требует, чтобы мы сократили рекламу и даже приостановили производство очков. В противном случае они грозят довести это дело до разбирательства на правительственном уровне.
   -Рекламу?! Пожалуйста - хоть завтра! Действительно, хватит переводить деньги на это говно! Любая бродяжка в стране и так мечтает иметь наш "Подарочек"! - Марк продолжал бушевать. - А приостановить производство - дудки!!! - Он опять ударил ладонью по столу.
   -Дело может дойти до суда, - продолжал Эдд, стараясь выглядеть невозмутимым. - Несколько жертв избиений уже подали иски, где во всем обвиняют Корпорацию "Корнелиус".
   -Ага! Чувствую, не обошлось без гребаных феминисток! Что-то давненько не раскрывала свою вонючую пасть мисс Гамильтон!
   Марк вскочил из кресла и заходил вдоль "подиума".
   - Неприятность не только в угрозах Муниципалитета, - промолвил Эдд, опуская голову. - Да и исков я бы не боялся: наши юристы выкрутятся, беда в другом - если подобное будет продолжаться и далее, женщины станут бояться ходить в очках. Думаю, это сразу не лучшим образом отразится на наших продажах.
  -- Черт! Черт!! Дьявол!!! - лицо Шимекиса пошло угрожающими бордовыми пятнами. - Проклятье, и
   это происходит сейчас, когда мы на таком подъеме! Надо что-то придумать и при том безотлагательно! - Шимекис вдруг сжал виски и почти бегом вернулся к столу. Он рывком открыл выдвижной ящик и достал пластмассовый флакон с таблетками, - Джина, воды немедленно! - прорычал он в селектор.
   Выпив лекарство, он немного успокоился, только продолжал шагать по кабинету, все бормоча: "Что-то
   придумать! Надо что-то придумать!". Это продолжалось долго, Эдд уже начал чувствовать себя неловко, понимая, что он в кабинете лишний. Он обдумывал, как бы улизнуть под благовидным предлогом, когда Марк внезапно остановился перед ним и, щурясь, вперился прямо ему в глаза долгим взглядом.
  -- Послушай! - медленно проговорил Шимекис, растягивая слова. - А какая есть самая разумная аль-
   тернатива очкам? Говори первое, что придет в голову!
   Эдда осенило:
  -- Ну конечно, босс! - Он аккуратно хлопнул себя по лбу. - Линзы! Контактные линзы! Вы - гений!
  -- И не одна собака не догадается, что у девки при себе "Подарок Корнелиуса"! - Марк зло расхохо-
   тался.
  -- И никакой угрозы, полная конфиденциальность! - подхватил Эдд. - Полагаю, технически это вполне осуществимо.
  -- Сейчас же звони Машимото! Пусть срочно займутся перепроэктированием. Не возитесь долго, бо-
   юсь, время поджимает. Пусть эти умельцы побыстрее обмозгуют, как это можно будет сделать, а ты потом все посчитаешь и доложишь мне, как только будешь готов. Дьявол, деньги мы конечно потеряем! Чертовы муниципальные дегенераты! Так подгадить, а ведь все шло так замечательно! Ну, ничего, мы быстро всплывем. Линзы, я думаю, будут продаваться ничуть не хуже. Как думаешь?
  -- И даже лучше, уверяю Вас! Жаль, что эта идея тогда сразу не пришла в голову злосчастному Фей-
   лису, не пришлось бы сейчас переделывать производство.
  -- А хорошенькую шутку мы подбросим этим свиньям! - Марк опять хрипло рассмеялся. - Пусть пря-
   чут теперь свои члены подальше! Наш "Подарочек" еще даст порядочного пинка этому сраному миру!
   Эдд собирался выходить из кабинета Шимекиса, когда его взгляд остановился на стопке газет, сложенных на столе Марка.
   -Вы смотрели прессу, Шеф? - осторожно спросил он.
   -Да, обычная ерунда, ничего нового. А что, я что-то пропустил?
   -Я осмелюсь обратить Ваше внимание.... Это, конечно, не мое дело, но Вы, думаю, должны об этом знать!
   Он выбрал знакомую газету, нашел нужную страницу и протянул Марку.
   Марк глянул, и небо упало ему на голову: возле небольшой статьи красовалась фотография Долли, да еще и какая! Он спешно захлопнул страницу и буркнул, не глядя на Эдда:
   -Иди, я почитаю, почитаю!
   Эдд вышел из кабинета с явным облегчением: буря, которая сейчас разразиться, может оказаться похлеще давешней, присутствовать при ней ему совсем не хотелось.
   Оставшись один, Марк с замиранием сердца снова раскрыл страницу и внимательнее присмотрелся к фото. Глаза его медленно наливались кровью, тонкая газетная страница прыгала в колотящейся от бешенства руке.
   Долли была ужасна! Даже ужаснее, чем в жизни, ужаснее, чем можно увидеть в страшном сне. Фотограф подловил ее, выходящей из какого-то шалмана в обнимку с чужим молодым мужиком. И что за гнусный тип! Оба были пьяны, это очевидно. Даже на нечетком снимке видно, как разлезлась косметика, жирным слоем намазанная вокруг ее глаз, как мерзко искривился рот в похабной пьяной улыбке. Волосы Марка зашевелились на затылке. Дрянь, дрянь! Убить ее мало! Какое позорище! Что за дикий клоунский наряд?!: лакированные сапоги на высоченной платформе, атласные коротенькие штанишки на костлявой заднице, прозрачная блуза в сверкающих идиотских пейетках, одна шлейка бюстгальтера съехала... И очки! Очки! Одна линза отразила яркий блик вспышки фотоаппарата и от этого Долли выглядела еще более жалко и комично. Марк сразу узнал эти злополучные очки: Долли заказала их, когда они только появились в продаже. Тогда она сама, хихикая, показала их Марку и сообщила с гаденькой ухмылочкой, что тоже собирается "приобщиться к Знанию". Марк не придал этому никакого значения, его безграничное презрение к жене уже не могло стать более безграничным. Старая дура решила развеять скуку? Да и пусть себе. Все лучше, чем шастать по дому, как приведение и доводить его до тошноты одним только своим видом.
   В последнее время жена заметно оживилась: накупила мешок новой косметики, стала бегать по магазинам, скупая тоннами тряпье, поменяла прическу, зачастила к косметологам. Поговаривали, что она не ограничивается шоппингом. Марку доносили, что она вдруг стала любительницей ночных клубов и баров и частенько возвращалась домой под утро. Слуги шептались, что она приставала к массажисту и ее часто видели в обществе одного из охранников. Марк брезгливо отмахивался от сплетен - от одного упоминания имени жены на него нападала вялость и апатия, он не мог себя заставить всерьез подумать о тех проблемах, которые ему могла создать разгулявшаяся супруга - слишком ничтожной и незначительной она была в его глазах. Он сознательно отворачивался от всего, что хоть как-то было связанно с Долли, но теперь она сама его настигла самым нахальным и возмутительным образом: вот она, полюбуйтесь! Красуется во всем своем блеске на газетной странице.
   Ах, да! Тут же еще есть и статья.
  

Развлечения великосветских леди.

   .
  
   Этот шокирующий снимок сделан в клубе "Сороконожка" неделю назад. На нем читатель без труда узнает Долли Шимекис, супругу "фармацевтического короля" Марка Шимекиса. Кто ее спутник, не так уж важно, известно, что спутников она теперь меняет довольно часто. Как видим, эта дама, ранее часто мелькающая исключительно на страницах светской хроники, ныне не теряет времени даром. Нетрудно догадаться, что дорогие очки, украшающие ее веселую сморщенную мордашку - "Подарок Корнелиуса", выпускаемые заводами ее собственного мужа.
   Наш репортер проследил за парочкой влюбленных до конечной точки их увеселительной прогулки - красавица не первой свежести и ее приятель уединились в отеле "Голден Пич", причем из машины свою подругу парню пришлось буквально тащить на себе, миссис Шимекис в этот вечер явно хватила лишку.
   Миф о крепкой дружной семье магната, долгие годы служившей образцом, на наших глазах лопнул, как мыльный пузырь! Похоже, честь Марка Шимекиса пала жертвой его же собственной продукции. Видимо, именно "Подарок Корнелиуса" подтолкнул его супругу пуститься во все тяжкие, забыв свой почтенный возраст и наплевав на моральные устои.
   Так держать, Долли!!!
  
   Марк застонал, как от зубной боли. Теперь это обсосут во всех газетах. Еще бы - сенсация! "Миф о крепкой дружной семье..."! От нее требовалось одно - поддерживать этот миф, а эта стерва все разрушила в одно мгновение. Конечно, нужно будет принять меры.... Как-то приструнить этих писак, разобраться с самой Долли, но... не сейчас. Марк не мог больше думать об этом, слишком много свалилось на него за один день! Ему захотелось выйти из кабинета, чтобы сменить обстановку. Надо пойти пройтись в парк возле офиса.
   В приемной он скользнул взглядом по Джининой фигуре и отвернулся. Что-то смутно обеспокоило его, он подсознательно почувствовал какое-то несоответствие, какая-то деталь раздражала своей непривычностью. Он еще раз глянул на ассистентку. Джина была в очках. В симпатичных, мать ее, очках в тоненькой золотой оправе.
   -У Вас плохое зрение? - едко спросил Марк. Джинино лицо осталось бесстрастным, однако в быстром движении, которым она сдернула со своего носа очки, чувствовалась некоторая нервозность.
   -Это защитные, господин Шимекис, - спокойно пояснила она. - Чтобы не портились глаза перед монитором.
   Марк передумал идти в парк. Вместо этого он вернулся в кабинет и набрал номер отдела кадров.
  -- Нортон?
  -- Да, это я, сэр.
  -- Я хотел бы, чтобы Вы уволили Джину Паркер. С завтрашнего дня.
  -- Вашу?...
  -- Да, да, черт возьми, мою секретаршу! И подыщите на ее место толкового парня.
   Он собрался, было вешать трубку, но помедлил немного и вдруг завопил:
  -- И проверьте его перед этим хорошенько - чтобы никаких педиков!!!
  
  
  

"Индепендент Вимен Жорнал"

август, 2..0 г.

   автор ТОРИ ГАМИЛЬТОН.
  

Зловещая метаморфоза Монстра

  
   С возмущением и скорбью продолжаю освещать гнусное явление, известное широким кругам под названием "Подарок Корнелиуса". Корпорация Монстра (иного имени Марк Шимекис недостоин) в спешном порядке переоборудовала свои заводы, и теперь вместо очков-патентодетекторов в магазинах оптики предлагаются контактные линзы. Этот шаг был продиктован ширящимися общественными протестами и давлением правительства, всерьез обеспокоенного беспорядками, творящимися в столице и других городах. Вы неоднократно читали о многочисленных безобразных случаях нападений на невинных женщин, единственной виной которых было то, что они носили очки. Я, как никто сопереживаю и сочувствую несчастным жертвам, поскольку сама страдаю близорукостью, опасность подвергнуться насилию из-за чьего-то вероломства и легкомыслия долгие месяцы угрожала и мне лично. Сейчас Корпорацию вынудили прекратить постыдную рекламную кампанию в прессе. С выходом на рынок контактных линз значительно сократилось число нападений на женщин, однако теперь становиться ясным, что зло отнюдь не удалось искоренить, оно лишь стало невидимым, а поэтому еще более опасным. То, что я, человек небезразличный к судьбам сограждан, поначалу восприняла как первую победу над серостью и мракобесием, обернулось вдруг сокрушительным поражением. Я не расцениваю это поражение, как свое личное, это поражение всего здравомыслящего человечества.
   С сожалением приходится констатировать, что распространение этого опасного явления проникло во все сферы общественной жизни, повлияло на них самым пагубным образом и угрожает привести к еще более серьезным катастрофам, которые могут приобрести глобальный характер.
   Чего стоит молниеносное увеличение числа разводов (почти в два раза по сравнению с прошлым годом), которое фиксируют социологи в последние годы. В то же время, заметно снизилось количество заключаемых браков, и упала деторождаемость. Приведу некоторые цифры, полученные мною в Городском департаменте полиции, они красноречиво отражают пугающую картину разложения общества:
   -Рост числа самоубийств среди мужчин детородного возраста
   по сравнению с предыдущим годом: 33%
   -Рост количества изнасилований: 41% . Из них:
  -- Изнасилования мужчинами, с которыми жертва была хорошо знакома: 26%
  -- Рост числа изнасилований "белыми" мужчинами: 30%
  -- Рост количества случаев других половых преступлений (педофилия, серийные убийства на сексуальной почве, эксгибиционизм, сексуальные преследования на рабочем месте и др.): 45%!
   Что это, как не зловонные кровоточащие язвы на теле ранее здорового цветущего организма,
   каковым совсем недавно был наш социум? Что это, как не смертельная чума, которой заразил наше государство алчный кровожадный Монстр - Марк Шимекис?
   Особенное беспокойство вызывает тенденция, четко наметившаяся за последний год:
   стремительный рост числа увольнений женщин-сотрудниц. Этот рост выражается в поистине космической цифре: 52%! Это коснулось практически всех предприятий в самых различных отраслях. Сейчас женщине практически невозможно получить приличную работу. Мы вернулись туда, где находились многие десятилетия назад: женщина может рассчитывать только на место парикмахера, кухарки, няни, сиделки или официантки в придорожном заведении, либо же довольствоваться ролью домохозяйки. Таким образом, Марк Шимекис покушается на самое ценное право, которое женщины столетиями отвоевывали для себя, право, которое еще пару лет назад казалось надежно защищенным законом, - право на труд, на самореализацию, право на успех!!!
   На некоторых предприятиях женщины сами являются инициаторами создания КОСВ (Комитет Оздоровления Служебных Взаимоотношений). За вполне респектабельным названием кроется организация, отвечающая за соблюдением ежедневной унизительной процедуры: утром, приходя на рабочее место, женщины добровольно соглашаются пройти тщательный осмотр, чтобы мужчины-сотрудники могла удостовериться в том, что их коллеги не принесли на работу "Подарок Корнелиуса". Эта радикальная мера, несомненно, унижает честь и достоинство женщин, однако является единственно возможной для сохранения их рабочих мест. Трудно поверить, что мы дошли до этого! Как тяжело осознавать, что мы становимся свидетелями подобного упадка и деградации!
   Для меня является загадкой, впрочем, легко разрешимой, почему правительство остается безучастным к гражданским проблемам, принимающим все более угрожающий характер? Еще не поздно в судебном порядке запретить производство "Подарков Корнелиуса" и восстановить спокойствие и порядок в стране. Догадываюсь, что Корпорация "Корнелиус", обладающая миллиардными активами, могла без труда найти общий язык с руководящими органами, и сознательное игнорирование настоящей трагедии, которая прямо сейчас разворачивается на наших глазах, - деяние преступное, продиктованное соблюдением личных меркантильных интересов небольшой кучки лиц, которой общество непредусмотрительно доверило власть! Я хотела бы, чтобы мое убеждение было развеяно в пух и прах и меры, пресекающие деятельность варварской Корпорации, наконец были приняты!
   Я верю в победу Справедливости и Разума!
  

Шейла Фергюсон. Прозрение

  
   Сегодня Шейла дежурила в приемном покое.
   С тех пор, как она получила должность ординатора, прошло два года. Теперь у нее было немного больше свободного времени, чем в ее бытность стажером. Обязательными были четыре дежурства в больнице и два на вызовах, в остальные дни работа заканчивалась в пять часов.
   За это время отделение стало родным для нее, каждая палата и кабинет теперь были привычными, как комнаты собственной квартиры. Теперь Шейла профессионально справлялась со своими обязанностями и чувствовала себя вполне уверенно. Прошли те времена, когда она, приступая к осмотру каждого вновь прибывшего пациента, замирала от ужаса, опасаясь, что не сможет справиться. Когда-то она панически боялась, что примет неверное решение, совершит роковую ошибку и не сможет помочь пациенту, жизнь которого зависела только от ее действий. Теперь об этом смешно было вспомнить, от той неуверенности не осталось и следа. Конечно, попадались сложные случаи, но теперь Шейла знала, куда следует звонить, кого вызывать, к кому обращаться за помощью. Большинство проблем она компетентно могла решить и сама.
   В семь часов вечера ее вызвали на прием. Привезли молодого парня в тяжелом состоянии.
   -Том Кроу, двадцать два года, подозрение на сепсис. Температура 39,5, артериальное давление 90 на 50, пульс 110 слабого наполнения, - на ходу докладывал стажер, семенящий рядом с Шейлой по коридору. - Сознание спутанное. Мы набрали общую кровь, "биохимию" и коагулограмму.
  -- Посев и чувствительность к антибиотикам?
  -- Сделали, мэм.
  -- Периферический катетер поставили?
  -- Даррелл сейчас как раз возится, у паренька сложные вены.
  -- Наркоман?
  -- Не похоже.
   Шейла вошла в приемный покой. На смотровом столе лежал пациент, высокий светловолосый парень.
   Голова его была закинута назад, на лбу выступил пот, лицо и руки, плетьми лежащие поверх простыни, были бледны, губы посинели.
   -Подключите пульсоксиметр, - приказала Шейла, - Колин, - обратилась она к стажеру, - определи сату-
   рацию кислорода и измерь центральное венозное давление.
   Парень тихонько застонал и потянулся руками к своему паху. Шейла отстранила его руки и приступила к осмотру. Откинув простыню, она увидела то, что в последнее время видела много раз. Молодой дуралей, по всей видимости, решил увеличить себе член, и Шейла теперь имела возможность наблюдать печальный результат этого идиотского поступка. Таких, как этот парень теперь было множество. Не имея средств на профессиональную операцию в специализированной клинике, да и попросту стеснясь, многие мужчины обращались за помощью к кустарям-шарлатанам. Сейчас развелось множество умельцев, подпольно оказывающих услуги по подобной "хирургической коррекции". На дому, на кухнях или в ванных, в условиях жуткой антисанитарии живодеры изуверскими способами удовлетворяли спрос, который рос ото дня в день. В половой член вживляли инородные тела, разнообразные насадки, вгоняли в него парафин, силикон и прочую гадость. В подавляющем большинстве случаев происходило нагноение и прочие осложнения. Врачам приходится исправлять последствия подобных художеств практически ежедневно. Иногда за сутки в больницу доставляли по паре-тройке таких страдальцев. Этот мальчишка совсем запущенный. Восстание, поднятое против собственной анатомии, подавлено самым жестоким образом. Дурачок, похоже, тянул до последнего, не решаясь обращаться в клинику, и вот теперь придется спасать не только его член, но и саму жизнь.
   Шейла натянула резиновые перчатки и осмотрела пострадавший орган. Член распух, посинел и весь вздулся буграми. Хозяйство у парня теперь смахивало на початок кукурузы. Похоже, парафин. С одной стороны головка совсем почернела и покрылась язвами. Дело ясно: гангрена! Паховые лимфоузлы увеличились до размеров грецких орехов, при малейшем прикосновении к ним парень вздрагивал и стонал. Что тут еще?: печень увеличена, селезенка тоже, на боковых поверхностях живота редкая сыпь. Долго же он, похоже, терпел.
   -Мэм, давление падает! - предупредила сестра.
   -Полли, - приказала Шейла, - подключай систему, быстро! Допамин, глюкоза - четыреста, восемь единиц инсулина. Готовь сразу вторую бутылку.
   Шейла назначила сразу два сильных антибиотика - сейчас не до шуток, нужна максимально эффективная комбинация, за парня придется серьезно побороться!
   Через час давление стабилизировали и несчастного пациента, опутанного проводами и трубками, перевели в оперативную урологию. Ему предстоит операция, результат которой вряд ли порадует его подружку. Потом - долгие недели лечения и реабилитации, затем, возможно, еще одна операция, реконструктивная. Перед Шейлиными глазами прошли массы таких пациентов. Как только жизнь его окажется вне опасности, он будет неподвижно лежать в своей палате, безучастно уставившись в потолок, плакать, отказываться от пищи, не отвечать на вопросы. Все они ведут себя одинаково, у всех одно выражение обреченности на лице, у всех один и тот же затравленный взгляд. Похоже, даже самые тяжелые пациенты, умирающие от рака или СПИДа и те страдают меньше, чем эти бедолаги.
   Отправив парня, Шейла зашла в ординаторскую передохнуть и выпить кофе. Там уже сидел, развалившись на диване, доктор Макс Париси, симпатичный негр, Шейлин приятель по работе. Его хирургический халат, оттеняемый черной кожей его лица и рук, сверкал сияющей белизной.
   -Ну, что Ше, справилась?
   -Да, перевела его в урологию.
   -Что у него?
   -Гангрена полового члена, сепсис, инфекционно-токсический шок. Мальчик хотел сделать из своего прибора салями.
   -А! Очередная жертва "Подарков Корнелиуса"!
   Макс пришел в клинику одновременно с Шейлой. Совсем зелеными и неопытными они вместе проходили стажировку и с тех пор стали добрыми друзьями. Набираясь опыта и набивая похожие шишки, они старались держаться вместе и помогать друг другу. Шейла очень уважала Макса. Ее подкупало его невозмутимое спокойствие и рассудительность, она даже немного завидовала его умению мгновенно ориентироваться в ситуации и быстро принимать решение. На Макса всегда можно было положиться, он частенько выручал Шейлу, подсказывал нужный выход во многих сложных случаях, подменял ее на дежурствах, да и просто поддерживал добрым словом.
   Между ними давно установилась особая шутливая манера общения, Макс частенько подтрунивал над Шейлой, разыгрывая ее при случае, да и сама она старалась не отставать, платя ему той же монетой.
   Сейчас в клинике излюбленной темой для шуточек был вновь утвержденный КОСВ. Шейла теперь подвергалась неприятному ритуалу ежедневного досмотра наравне с остальными женщинами. После этого Макс обычно встречал ее словами:
   -Дорогая, ты покраснела! Кажется, ты возбуждена! Неужели мистер Старая Вонючка смог довести тебя до такого состояния своими артритными пальцами?!
   Или:
   -Ше, сегодня явно не твой день! Ты, конечно, ожидала увидеть на посту другого КОСВовца, наверное тебя бы обрадовал мистер Стайри (пожилой доктор-кардиолог со вставной челюстью), а они прислали эту старую грымзу миссис Пачовски.
   Или что-нибудь в подобном духе.
   КОСВ создали несколько месяцев назад. На общебольничном собрании сотрудницы сами предложили создать Комитет, переняв этот опыт у других фирм. Это была крайняя мера, - уж очень все устали от недоверия и враждебности, царящей в клинике последнее время. Только таким образом можно было улучшить нездоровую атмосферу в коллективе. Последней каплей стали несколько подозрительных увольнений женщин-сотрудниц, причины которых всем показались какими-то слишком уж притянутыми за уши. Сотрудницы решили попытаться обезопасить себя от увольнений, добровольно дав согласие на досмотры. Теперь каждое утро при входе в здание больницы всех женщин, от уборщицы до заведующей отделением, обыскивали, проверяя сумки и карманы на предмет наличия системного блока "Подарка Корнелиуса". В КОСВе состояли самые пожилые и уважаемые сотрудники клиники, утренние обыски доверялись только им.
   После учреждения КОСВ обстановка заметно улучшилась, но все же сохранялась некая наэлектризованность в воздухе. Казалось бы, проблема решена, но до прежнего мира и спокойствия было далеко. Уже раз и навсегда был поставлен жирный акцент на том, что часть сотрудников - мужчины, а другая часть - женщины, и разница между ними огромна. Между ними пролегло что-то враждебное и неприличное, как в семье, пережившей недавно общий позор: все позади, но уже никогда не вернуть того, что было раньше.
   Эта предгрозовая наэлектризованность чувствовалась не только в клинике. Во всем городе: на улицах, в барах, в транспорте, в семьях, между приятелями детства, между лучшими подругами, между старыми соседями теперь витало что-то темное и зловещее. Город томился дурными предчувствиями, резкий рост преступности быстро породил массовую истерию. Гулять в одиночку по вечерам стало небезопасно, улицы пустели с наступлением сумерек. Никогда еще полицейским не приходилось разнимать столько драк, вылавливать такое количество пьяниц и наркоманов, разнимать столько семейных ссор. Копы сбивалась с ног, пытаясь навести порядок.
   Шейлу и ее сотрудниц после вечерней смены домой теперь часто провожали коллеги-мужчины. Если женщинам приходилось задерживаться на работе до поздней ночи, администрация предоставляла служебный микроавтобус. Почти военное положение!
   Сегодняшнее дежурство Шейлы закончилось утром, и провожатые ей были не нужны. Раньше она любила утро после дежурства, когда все люди торопились на работу, а она шла домой отсыпаться. В метро она боялась задремать, чтобы не пропустить свою станцию, от усталости дрожали колени и веки наливались свинцом, но ее грела мысль, что через каких-нибудь полчаса она влезет в свой уютный халат и доберется до своей мягкой постели. В последнее же время многое изменилось. Теперь Шейла не спешила уходить с работы и безотчетно искала себе занятие, чтобы задержаться подольше. Вечно пустующий дом все больше терял для нее привлекательность, Шейлу уже не радовал вид зеленой лоджии, кокетливо обставленной кухни, пустующей спальни. Гордон уделял все меньше внимани жене, с головой погрузившись в работу. Теперь он торчал в своей клинике каждый день до глубокой ночи. В свободное время он пропадал в библиотеке, корпя над статьями и монографиями. Муж не пропускал ни одного конгресса, ни одного медицинского симпозиума или конференции, тщательно готовясь к своим выступлениям и работая по ночам над докладами. Конечно, благодаря всем этим усилиям и своему таланту, Гордон теперь стал весьма известной и влиятельной фигурой в медицинских кругах, в семье водились деньги и деньги немалые, но Шейле от этого было не легче. Что проку в деньгах, если тратить их нет ни какого удовольствия? Новое жилье покупать она не спешила: зачем ей нужен больший дом, если он будет пустовать, как и этот. Машиной она почти не пользовалась, потому как добираться с работы на метро, минуя многочасовые пробки, было быстрее и удобнее. Большую часть времени она была предоставлена сама себе, но ей это было не нужно. Она могла навещать подруг, ходить в бары, в кино, музеи, муж ничего не имел против, он даже поощрял такие вылазки, но Шейла была сыта этой свободой по горло. Ей хотелось одного: почаще видеть его, говорить с ним, прикасаться к нему. Они уже давно не коротали вечера на любимом диванчике среди зелени, этих вечеров теперь попросту не было. Возвращаясь домой заполночь, Гордон, не ужиная, валился спать или усаживался перед компьютером, а утром чуть свет уносился в клинику. Шейла прекрасно понимала, что работа очень важна для ее мужа, что она составляет весь смысл его жизни. Она отдавала себе отчет в том, что живет с человеком исключительно талантливым и незаурядным и должна бы гордиться им, а вместо этого она чувствовала себя глубоко несчастной и заброшенной. Шейла иногда корила себя за эгоизм, за недостойную ревность к любимому делу мужа, меньше всего ей хотелось превращаться в брюзгу, постоянно ноющую и осыпающую супруга мелочными упреками и придирками, она держалась изо всех сил, но иногда ее отчаяние доходило до придела. В минуты слабости ей хотелось лезть на стену от тоски, она рыдала, обняв подушку, проклиная черствость своего гениального муженька, проклиная его клинику и всю мировую кардиохирургическую науку. Никогда ранее Шейла не ощущала себя настолько одинокой, даже в юности, в те периоды, когда у нее вообще не было бойфренда. Она забыла, когда у нее последний раз было хорошее настроение, ничто не радовало Шейлу, ничто не возбуждало ее интереса. Только работа немного отвлекала ее, вот она и не торопилась домой.
   Шейла брела к дому от станции метро, нарочно замедляя шаг. Все-таки на свежем воздухе как-то повеселее, чем в пустой квартире. По улице сновали люди, не обращая на нее внимания, но все же это были живые люди. Шейла давно стала замечать, что на нее перестали посматривать мужчины. Конечно, когда тебе тридцать и в глазах твоих ничего, кроме смертной тоски, кому ты нужна? Те времена, когда на нее оборачивались незнакомцы, когда мужские взгляды были привычными и чем-то само самой разумеющимися безвозвратно канули в лету. Возраст! Да, Шейла, ты уже не девочка! Похоже, все праздники жизни уже позади. Вроде бы особенно заметных изменений в своей внешности она пока не отмечала, однако все же теперь с ней было что-то не то. Кажется, стали более заметны ее прежние недостатки: нос длинноват, плечи слишком худые, странная форма подбородка. И кожа, наверное, стала дряблее, грудь чуточку обвисла, ягодицы и бедра потеряли юную упругость, четче обозначилась еле заметная сеточка сосудиков у крыльев носа. В зеркало на себя лучше не смотреть - одно разочарование.
   Дома она приняла душ и легла в постель. Сон пришел быстро, милосердно освободив ее он мрачных размышлений.
   Сон! Единственное удовольствие, которое теперь у нее есть. Постель - единственное убежище и утешение. Приятная мысль о ней греет Шейлину душу в течение всего дня. Просыпаясь утром, она мечтает о том, чтобы день поскорее закончился, и можно было опять лечь спать. Как жаль, что приходится просыпаться.
   Вот и сегодняшний дневной отдых пришлось прервать через несколько часов. Пробуждение было тяжелым, у Шейлi трещала голова. Она лежала в кровати, мрачно размышляя, чем же занять себя в остаток дня.
   И тут она вспомнила: Клер! О Боже, ну конечно же, Клер! Почему бы не позвонить ей? Эта идея так обрадовала Шейлу, что она подпрыгнула на постели. Они давненько не виделись, наверняка у взбалмошной подруги найдется парочка новостей, которые смогут позабавить и отвлечь. Придется, правда выслушать с десяток ценных советов и наставлений, но как знать, может Клер и вправду подскажет что-нибудь путное. Шейла, не откладывая, набрала номер мобильного телефона Клер. Та долго не отвечала, Шейла отчаявшись, уже собиралась дать отбой, но наконец в трубке зазвенел знакомый голос:
   -Привет! Какими судьбами?
   -Да так, решила узнать как у тебя дела, - Шейле не хотелось сходу признаваться, что у самой у нее дела плохо, и что Клер нужна ей, как глоток свежего воздуха.
   -Отлично, как обычно, - ответила Клер своей любимой поговоркой. - Ты ведь просто так не позвонишь, не правда ли? Живо рассказывай, что у тебя там случилось?
   -Я хотела бы встретиться. Так, ничего особенного, просто поболтать.
   -Хорошо, давай через два часа в "Авалоне". Мне, правда, придется отложить свидание, но это не страшно, у меня все равно есть подозрение, что он - полный придурок.
   Шейла собиралась наскоро, не особенно выбирая, что ей надеть: натянула первое, что ей попалось под руку в платяном шкафу. Возможность посекретничать со старой подругой, хоть как-нибудь отвлечься, встряхнуться окрыляла ее и гнала поскорее из дому.
   В "Авалоне" ей пришлось прождать Клер около получаса, та как обычно опаздывала. Клер торпедой влетела в зал, задорно стуча каблучками и привлекая взгляды всех присутствовавших мужчин. На ней был немыслимый комбинезон, сейчас она была шатенка и ее озорная стрижка была ей как нельзя более к лицу. Шейла всегда удивлялась: любая прическа красила Клер, очередной имидж неизменно шел ей, как никогда, казалось, что лучше уже быть не может, но всякий раз, встречая подругу в новом обличие, она убеждалась, что та выглядит еще блистательнее, чем прежде.
   Клер на ходу достала из сумки пачку сигарет и закурила сразу, бухнувшись в кресло напротив Шейлы. Она долго изучающе смотрела на подругу и заключила, выпуская столб дыма:
   - Дерьмовенько выглядишь!
   Шейла и не думала обижаться.
   - Я знаю. А чувствую я себя еще хуже. Старею, наверное. И еще я, кажется, здорово поправилась.
   -Ерунда, - фыркнула Клер. - Я совсем не это имела в виду. Просто у тебя вид Женщины с проблемами. Глаза...
   Шейла судорожно сглотнула, на глаза навернулись слезы. Она не удержалась и всхлипнула, проклиная себя за слабость.
   -О-о-о! - протянула Клер. - Да, случай, я вижу, запущенный. Нужна неотложная помощь. Официант! - позвала она. - Срочно две текилы, а то моя подруга совсем заскучала в вашей богадельне! Ладно, давай, выкладывай.
   Шейла молчала, борясь со слезами.
   -Знаешь, - выдавила, наконец, она. - Давай пока ты расскажи, как у тебя дела, а я потом, когда немного соберу себя в кучу.
   -Понято! Сейчас буду тебя развлекать! - и Клер живо защебетала, рассказывая о своих похождениях. Она пересыпала речь шуточками и солеными словечками, все это сопровождалось уморительными гримасками, так, что Шейла вскоре невольно заулыбалась сквозь слезы. Все это время Клер, несмотря на видимую беспечность, внимательно наблюдала за подругой. Наконец, выбрав подходящий момент и убедившись, что Шейла успокоилась, она весело резюмировала:
   -Вот так вот и живем! А что там у тебя? Безукоризненный Гордон решил свернуть налево? Сел на иглу? Заболел СПИДом? Я же знаю, для тебя существуют только его проблемы!
   -Да нет. Безукоризненный Гордон все так же безукоризнен. Весь в работе, весь в идеях, черт бы его побрал!
   -...А ты целыми днями одна, - подхватила Клер. - Ничего не хочется, никому нет до тебя дела, и ты подумываешь о том, чтобы завести кошку! Дорогая моя, ты знала, за кого идешь замуж. Ты ведь когда-то восхищалась его целеустремленностью и профессиональным фанатизмом! Или ты рассчитывала, что он со временем угомониться и станет домоседом?!
   -За что боролась, на то и напоролась, - грустно согласилась Шейла.
   -А вы с ним... Как бы спросить поделикатнее? Вы спите?
   -Иногда, - смущенно призналась Шейла.
   -Иногда или изредка? Когда вы слились в экстазе в последний раз?
   Шейла не решалась ответить. Это было так давно, что она сама не могла вспомнить.
   -Может, не надо об этом? - сконфуженно промямлила она наконец.
   -Нет-нет, мне очень интересно! - Клер оживилась и заерзала на стуле. - Так когда? Я вся во внимании.
   -Ну, может около трех месяцев назад, - неуверенно ответила Шейла.
   Клер оторопело уставилась на нее, не в силах вымолвить ни слова.
   -Не смотри на меня так, - возмутилась Шейла. - Многие так живут. И это совсем не так уж важно для меня.
   -Три-и-и ме-е-есяца? Ты не трахалась три месяца? Это не шутка?
   -Да! Представь себе! - Клер начала раздражать Шейлу. - И до сих пор жива и здорова!
   -Милочка, посмотри на себя в зеркало! Я очень бы поспорила насчет здоровья. На тебе же написано огромными буквами: "НЕДОТРАХ"!
   -Ты ничего не понимаешь! Я просто за ним очень скучаю. Мне нужно душевное тепло, понимание, участие. Мне хочется, чтобы он, как раньше, интересовался мной, чтобы мы вместе проводили вечера, куда-нибудь выходили, беседовали.
   -Одно другому не мешает! Поверь, если бы у вас был полноценный секс, ты бы не так остро нуждалась в ваших заумных беседах! Ты что, сама не чувствуешь, что тебе это сейчас остро необходимо?
   -Я вот подумала: наверное, тот секс, который был мне отпущен на мою жизнь, уже закончился, - стала рассуждать Шейла, чувствуя, что после выпитой текилы она немного захмелела. - Кто-то, к примеру, без работы, у кого-то диабет или цирроз, у кого-то нет руки, у кого-то нет дома, ну, а у меня нет секса. Я справлюсь, и спокойно смогу обойтись и без этого. Мне как-то уже и не хочется...
   -Правильно! - Глаза Клер горели праведным гневом, - была затронута самая важная для нее тема и она бурлила негодованием. - А пройдет еще немного времени, и у тебя прекратятся месячные. Знаешь, как у монашек.
   -Я с тобой делюсь своими интимными проблемами, а ты издеваешься! - вспыхнула Шейла. - Не утрируй, пожалуйста!
   -И не думаю издеваться! Ты же врач, и должна понимать, что воздержание в нашем возрасте дурно сказывается на здоровье. Ты можешь считать меня примитивным животным, зацикленным на одном лишь перепихоне, можешь сколько угодно утверждать, что ты - дама с тонкой душевной организацией и низменные инстинкты тебе чужды, твое право! Но мне все же думается, Ше, что ты пытаешься обмануть себя и в глубине души ты знаешь, что я права.
   -Хорошо, даже если ты права, пусть, - тогда скажи, что мне делать? - голос Шейлы дрожал от возмущения. - У тебя ведь на все есть готовый рецепт! Я даже знаю, какой ты мне предложишь: завести любовника.
   -Тоже, кстати, было бы неплохо, однако я попытаюсь не подталкивать тебя сразу на экстремальные варианты. Попробуй поговорить с Гордоном, - при этих словах Шейла нервно дернула плечом. - Не дергайся, понимаю, он у тебя ханжа, как все умники. Но вы же медики, ты должна знать, как к нему подъехать.
   -Клер, я говорила с ним и не раз. Ты не представляешь себе, как это унизительно - выпрашивать интим у мужчины.
   -Действительно не представляю, - хихикнула Клер. - И что же он?
   -"Дорогая, мне нужно дописать доклад. Ты ложись, а я приду позже", или "Шейла милая, я смертельно устал, давай на следующей неделе попробуем оба пораньше прийти с работы и ...".
   -Попробуй его соблазнить. Белье там, тихая музыка и все такое.
   -Клер, я пробовала! - отчаянно воскликнула Шейла. - Я купила самое вызывающее белье, какое было в магазине - одни нитки, тебе бы понравилось - и ничего! Все тоже: "Симпатичные трусики, устал, хочу спать".
   -М-да! Мудак какой-то! Может, тебе как-то понастойчивее проявить инициативу?
   -Связать его? Клер, это ужасный позор, хуже плевка в лицо, хуже оплеухи, когда ты пристаешь к собственному мужу и получаешь отказ, - Шейла горячилась и говорила довольно громко, так, что на них стали оборачиваться люди за соседними столиками. - Мне кажется, он уже панически боится этого. Стоит мне без всякой задней мысли чмокнуть его в щеку или погладить по плечу, как он на всякий случай начинает ныть, что он сегодня просто валится с ног.
   -Что тут можно сказать, - решительно заключила Клер. - Как ты не упирайся, я все же говорю это: тебе нужен любовник! Иначе скоро ты совсем свихнешься и превратишься в тридцатилетнюю старуху.
   -Может, я и вправду потеряла привлекательность. Раньше ведь было все в порядке. Мне кажется, у меня на бедрах начинается целлюлит, и появился живот, смотри, и еще - двойной подбородок.
   -Ага, и даже тройной! - язвительно подтвердила Шейла, закуривая очередную сигарету. - Не идиотничай! Миллионы баб, страшнее тебя в миллионы раз, однако их довольно регулярно трахают их благоверные. Ты совершенно не изменилась и с бедрами у тебя все в порядке, только вид, - знаешь, ты не обижайся - немного неухоженный. Как только у тебя появится мужик, который самым простым способом докажет, что тебя можно очень и очень хотеть, тебе самой будет начхать, что у тебя там с бедрами, животом и подбородком!
   -Легко тебе говорить: любовник! А где его взять?
   -На работе? - предложила Клер.
   Перед Шейлиными глазами на миг возник Макс, такой привычный и уютный, но она тут же в ужасе замахала руками.
   -Нет-нет, что ты! Есть один парень, но он мне как брат. Макс, помнишь, я говорила.
   -Негр? А что, неплохой вариант. Хотя нет, ты у нас девушка нежная, для тебя это будет серьезная психологическая травма. Так, кто там еще? Бывшие?
   -Ну, какие у меня бывшие? Ты же знаешь, все сплошь уроды.
   -Конечно, разве кто-нибудь сравнится с великолепным Горди?! Знакомые, друзья...
   -...Все приятели или коллеги Гордона.
   -Ловушка просто какая-то! - удрученно сказала Клер. - Прямо теряюсь! Хоть бери и предлагай своих дружков.
   -"Мужики моих подруг..." - с улыбкой процитировала Шейла.
   -"...Все равно, что чужие зубные щетки!" - со смехом подхватила ее Клер. - Мои слова. Смотри, а то для тебя я могу многим пожертвовать! Ну да ладно! У тебя есть один выход: привести себя в порядок и начинать посещать людные места и увеселительные заведения.
   -Как это? Ты предлагаешь мне...- спросила Шейла растерянно, но Клер сама ее перебила:
   -Совершенно верно: "снять"! "Снять" кого-нибудь, да и все! - при этом Клер решительно прихлопнула ладонью по столу, так, что на нем подпрыгнули стаканы. - "Подарок Корнелиуса" в сумочку - и вперед!
   -Не буйствуй, а то нас сейчас отсюда выгонят! - испугалась Шейла. Она оглянулась по сторонам: не слишком ли они привлекают внимание, расшумевшись, и затем продолжила: - Я не смогу. Это не для меня - без чувств, без эмоций. И зачем мне этот дурацкий "Подарок"?
   -Чтобы не тратить времени даром. В данном случае нам нужно прямое попадание. Помнишь, я ведь тебе говорила, что он тебе еще понадобится.
   -А сейчас "Подарок" при тебе? - полюбопытствовала Шейла.
   -А как же? Теперь он - как часть моего тела, настолько я привыкла. А насчет чувств и эмоций - смотри! Это твое личное дело. Если ты не хочешь, тебя никто не заставит. Только пеняй на себя: я не собираюсь через полгода навещать тебя в психиатрической клинике!
   Шейла вернулась домой поздно, когда уже стемнело. Она не надеялась, что кто-то откроет ей дверь - Гордон был в командировке на очередной конференции. Она вошла в квартиру, не включая свет направилась в спальню и как была в одежде упала на кровать. От выпитой текилы и всего услышанного мысли волчком крутились в ее голове. Она раз за разом возвращалась и возвращалась к предмету своего разговора с Клер и все больше понимала, что ее подруга во многом права. И сколь не пыталась Шейла ранее уверить себя, что она сильная, она справиться, что ее развитый разум выше природных инстинктов, то, на что она так старательно закрывала глаза, теперь развернулось перед ней с неотвратимой ясностью. Она в полной мере ощутила, насколько истосковалось ее тело по ласкам и объятьям. Шейла изнывала, мечтая ощутить на себе вожделенную тяжесть мужчины. Ее плоть томилась от жажды, с нетерпением ожидая огня скользящих прикосновений и влаги поцелуев.
   Этот зудящий голод то и дело давал о себе знать несколько последующих дней, но теперь Шейла знала выход и была настроена решительно. У нее было твердое намерение заняться собой всерьез. Естественно, она не собиралась внимать всем советам Клер и бросаться на поиски сексуальных приключений. Шейла заключила, что просто обязана сама попробовать еще раз и попытаться восстановить нарушившуюся гармонию в своей семье. Она верила, что приложив некоторые усилия, она сможет развернуть Гордона к себе лицом.
   Выходные она посвятила воплощению своего плана. Шейла приняла решение изменить имидж. Перед этим она придирчиво изучила свое отражение в зеркале и сделала ревизию гардероба. Все это, несомненно, требовало кардинальных перемен.
   Первым делом она полдня провела у косметолога. Расслабляющая ванна с травами, маски, обертывания, спа-массаж, оздоровительные процедуры при помощи замысловатых мигающих и покалывающих приборчиков - казалось, все средства современной косметологии были брошены на то, чтобы вернуть Шейле молодость и уверенность в себе. Она постаралась отключиться от всех проблем и позволила девушкам-косметологам холить и лелеять свою кожу, получая расслабленное удовольствие от того, с какой размеренной тщательностью они над ней трудились. Как приятно побаловать себя, любимую!
   Затем она посетила модный парикмахерский салон. Вокруг нее долго кружились стилист и мастер, болтавшие без умолку, убеждая, предлагая, подбирая ее волосы со всех сторон, прикладывая к ее голове разноцветные локоны-образцы, споря и горячась. Для начала ей прядями осветлили волосы, а потом парикмахер решительно и уверенно состриг их до половины прежней длины и, пыхтя от усердия, потратил добрый час времени на то, чтобы создать на голове Шейлы настоящий шедевр. Из зеркала на нее глянула стильная помолодевшая женщина с горящими решимостью глазами. Результат работы мастеров очень обрадовал и воодушевил ее, к тому же ей предстояла еще одна приятная процедура: шоппинг!
   Оббежав дюжину магазинов, Шейла вернулась домой, увешанная ворохом кульков и коробок. Среди новых вещей не было ничего экстремального, никаких безумств, все очень элегантно и приглушенно сексуально: облегающие силуэты, струящиеся ткани, мягкие соблазнительные складки и вырезы. Не обошлось и без нескольких пикантных вещичек, которые Шейла два часа выбирала в магазине женского белья. На них приятно было просто смотреть, когда они, разложенные в ряд, красовались на кровати, и Шейла не сомневалась, что все эти изысканные кружева, тоненькие шлеечки и нежные полупрозрачные перепоночки, надетые на нее, возымеют совершенно взрывной эффект.
   В воскресенье вечером возвращался Гордон, и Шейла приготовилась его встретить во всеоружии. Она приняла душ, повоевала с эпилятором, потом долго умащивала свою кожу всевозможными кремами: для лица одним, для шеи и груди - другим, для ног - третьим и т.д. В полагающихся местах она капнула по капельке духов, тщательно наложила нежный макияж, надела новый гарнитур: прелестные кремовые трусики и такой же лифчик, наверх накинула щегольское платье-халат, которое выгодно подчеркивало все изгибы и выпуклости ее фигуры и как нельзя больше подходило к этой ситуации. Пришлось поколдовать над волосами: Шейла хотела добиться, чтобы они выглядели на все сто, но в тоже время смотрелись живо и естественно.
   Вскоре раздался долгожданный звонок в дверь, и она, едва не подпрыгивая, побежала открывать. Гордон появился на пороге с дорожным чемоданчиком в руке, немного осунувшийся, но как всегда опрятный и подтянутый. Он привычно поцеловал ее в щеку и приобнял свободной рукой. Шейла думала, было, воспользоваться этим и прижаться к нему покрепче, но потом решила, что спешить не стоит - пусть сначала отдохнет немного с дороги и примет душ. Не кидаться же на него сразу у порога!
   -Ты что-то поменяла? Подстриглась?
   -Да. Тебе нравиться? - Шейла кокетливо поправила волосы.
   -Ты мне всегда нравишься, родная! - эти слова прозвучали чуть более формально, чем хотелось бы Шейле.
   Она долго ждала, пока он мылся и переодевался, потом терпеливо наблюдала, как он поедал свой ужин, и слушала вполуха его обстоятельный рассказ о конференции. В спальню! Скорее в спальню! На нее вся надежда! Там то она постарается переключить его мысли с проблем кардиохирургии на другие, не менее важные вещи.
   Наконец Гордон доел, потянулся и лениво прошествовал к супружескому ложу. Он лег первым и все продолжал тарахтеть что-то о докладе профессора К., возмущенно описывая, какие нелепые доводы приводили оппоненты. Он, казалось, не замечал многозначительного взгляда жены. Она тем временем медленно расстегнула платье и продуманным движением изящно скинула его, приспустив с плеч. Гордон, увлеченный своим рассказом, не обратил никакого внимания на ее манипуляции. Шейла была немного раздосадована. Пора было выпускать тяжелую артиллерию. Она плавно прошлась перед самым носом мужа и, вильнув бедрами, наклонилась, раскладывая платье на кресле.
   -Что ты там возишься? - послышался его голос у нее за спиной. - Туши свет и иди ко мне.
   Шейла с готовностью нырнула под одеяло и всем телом прильнула к нему. Они полежали молча. Тут она решилась и положила горячую руку мужу на грудь. Шейла скользнула, было, ладонью к его животу, но в темноте вдруг раздался ровный голос Гордона:
   -Милая, давай спать! Я еле живой от усталости.
   Рука Шейлы замерла. Его слова оглушили ее и пригвоздили к месту. Она не решалась пошевелиться, пока через пару минут не послышалось ровное сопение мужа. Он спал. Какой же идиоткой она себя чувствовала в эти мгновения, во всем этом дурацком белье, со своей безукоризненной прической и аккуратным макияжем. Дура, благоухающая дорогими духами! Шейла тихонько вылезла из постели и, давясь слезами, на цыпочках пробралась в ванную.
   Здесь она беззвучно разрыдалась, размазывая краску на глазах. Пришлось открыть воду и умыться, смывая остатки косметики. В ванной еще не до конца развеялся пар после того, как Гордон принимал душ. Зеркало запотело и, к счастью, Шейла не могла видеть свое распухшее пристыженное лицо. Потом она еще долго сидела на краю ванны и плакала, уткнувшись в полотенце.
   Стыд, какой стыд! Такое оскорбление от горячо любимого мужчины! За что?! Почему она должна так унижаться? Нет, она не будет больше терпеть, и не даст себе сломаться! Ничто больше не заставит ее сидеть в четырех стенах и выть от тоски. Она молода, красива, вся жизнь у нее впереди, и Шейла не станет отказываться от ее радостей. Так что ты там говорила, Клер? "Подарок Корнелиуса"? Да! Да! Тысячу раз да!
  
   Шейла, торжествуя, шагала по улице. Вот оно! Вот то ощущение, которое она уже стала забывать. Она - женщина на миллион долларов! Как она могла отказаться от этого пьянящего чувства, от восхищенных взглядов и лукавых улыбок? Как она могла так долго не замечать это яркое солнце, это радостное бурление толпы, не слышать веселого многоголосия города и пения автомобильных гудков? Как свободно дышится, как послушно ее гибкое тело ее воле, как тверд и решителен перестук ее каблучков! Кажется, даже витрины улыбаются ей! Правда, немного докучает непривычное присутствие линз в глазах, но это, говорят, быстро проходит. Сердце танцует от предвкушения чего-то нового, отчаянный азарт горячит кровь, и Шейла вся горит от озорного нетерпения.
   Она свернула в бар "Тристан". Это вполне приличное место, не какой-нибудь притон маргиналов, здесь можно не бояться попасть в переплет. Здесь всегда полно народу и никаких темных личностей. Это район фешенебельных офисов и домов с дорогими квартирами. "Тристан" - излюбленное место богемы и бизнесменов, как раз то, что надо.
   Войдя в людное помещение, Шейла немного оробела и на секунду смешалась. Ей показалось, что при ее появлении все дружно уставились на нее. Не чувствуя ног, она подошла к отдаленной стойке и подозвала официанта. Немного оглядевшись, она успокоилась - внимания она привлекала ровно столько, сколько было нужно.
   Шейла не вполне отдавала себе отчет, что она здесь делает. Она не ставила перед собой никаких четких целей и не собиралась впутываться в опасные авантюры, для себя она решила, что ей просто хочется проверить, насколько она до сих пор привлекательна.
   Вот, несколько мужчин явно поглядывают в ее сторону. Очень хорошо! Нужно придать своему лицу легкое непринужденное выражение, Боже упаси без призывной вульгарности, ничего такого! Просто не стоит, наверное, корчить из себя сельскую учительницу на проповеди.
   Вдруг Шейла вспыхнула и опустила глаза: осматривая зал, она столкнулась взглядом с парнем, который стоял совсем недалеко. Он довольно бесцеремонно уставился на нее и даже улыбался с понимающей иронией. Сердце Шейлы забилось, она злилась на себя, чувствуя, что краснеет. Черт, он, кажется, наблюдал, как она оценивающе глазела на мужиков. А он, вроде бы, ничего: коренастый, интересное лицо, уверенный взгляд. Роста он, правда, средненького, но сложен весьма неплохо. Ах да! У нее же есть "Подарок Корнелиуса"! Шейла исподтишка глянула на парня: как раз сейчас он отвернулся и не смотрел на нее. Подходящий момент. Она легко прижала свою сумочку. Гуляя по улице пару часов назад, она уже несколько раз, забавляясь, воспользовалась "Подарком", скуки ради оценивая случайных прохожих, поэтому теперь у нее уже имелся некоторый опыт. Ровный механический голос четко произнес в ее ухе: "Икс-икс-эль, двадцать семь, три". Выводы делать трудно, да и какая разница? Это просто игра. Посмотрев еще раз в сторону парня, она обнаружила, что его нет на месте. С легким сожалением она принялась помешивать свой коктейль, рассеянно глядя, как куски льда вертятся в ярко-вишневой жиже, как вдруг над ее ухом мужской голос произнес:
   -Леди, не стоит долго смотреть на это, у Вас закружится голова!
   Она вздрогнула и подняла глаза. Это был тот самый парень, с "двумя иксами". Шейла в замешательстве молчала. Парень тем временем устраивался за ее столиком.
   -Ник. Меня зовут Ник. Или, если хотите, Николас Бродерик.
   -Шейла Фергюсон, - представилась она, не решив еще, стоит ли поставить нахала на место или посмотреть, что будет дальше.
   -Не смотрите на меня так, Шейла! - улыбаясь, сказал Ник. - Я добрых четверть часа собирался с духом, чтобы осмелиться подойти и познакомиться с Вами, а теперь под Вашим строгим взглядом у меня и вовсе душа ушла в пятки!
   Ладно, пусть сидит, он, кажется, забавный.
  
   Шейла изнывала. Она согласилась на свидание с Ником, и сейчас они второй час сидели в ресторане, силясь поддерживать вялую беседу. Вчера он был в ударе и показался ей таким милым и приятным, они шутили и смеялись без всякого напряжения, поэтому она и согласилась на это свидание, впрочем, несколько поколебавшись для приличия. Сегодня же она ясно поняла, что сделала ошибку. Ник был откровенно простоват. Он пригласил ее в симпатичный, но недорогой ресторанчик, и сегодня на нем был тот же костюм, что и вчера - серость, сплошная серость! Немудреная речь, плосковатые шутки, занудные истории о каких-то совершенно не интересующих Шейлу знакомых. Шейла вначале попыталась затронуть несколько тем, которые обычно действовали безотказно и помогали разговориться с малознакомыми людьми, однако Ника они оставили безучастным. Теперь она помалкивала: ей казалось, что она говорит слишком заумно и Ник ее не во всем понимает. Он то и дело справлялся, отчего она нервничает да "что не так?", а она страдала, дожидаясь конца этим мучениям. Шейла все время поглядывала то на дверь, опасаясь встречи со знакомыми, то на часы.
   Наконец, злополучный ужин закончился, и Ник вызвался ее проводить. Шейле не хотелось ехать с ним в такси, однако отказывать парню, который угостил ее ужином, и с которым она больше не собиралась встречаться, показалось ей неучтивым.
   Они молчали почти всю дорогу. Шейла радовалась, что дом уже совсем недалеко и вскоре она вырвется на свободу, как вдруг Ник обнял ее за талию и поцеловал. Шейла от неожиданности не успела пикнуть. Она помнила о присутствии водителя, и ей казалось стыдным отбиваться и кричать. Первой ее мыслью было оттолкнуть невежу и возмутиться, но тут она почувствовала, что силы покидают ее. Ник целовал ее просто таки виртуозно. Уверенный настойчивый поцелуй так не вязался с пресным образом этого скучного парня! Голова Шейлы пошла кругом, и она не сразу сообразила, что он шепчет ей на ухо.
   -Ты ведь вчера была с "Подарком Корнелиуса", правда? Я сразу понял, что тебе нужно.
   И опять Шейла не смогла возразить и возмутиться, не смогла и когда он, не спрашивая ее, велел таксисту разворачиваться и ехать по другому адресу - он вез ее к себе.
   Квартира Ника соответствовала своему хозяину: недорогая и неинтересная, однако особенно ее рассматривать Шейле не пришлось. Как только они переступили порог, Ник крепко взял ее чуть повыше локтя и резко притянул к себе. Его черные гипнотические глаза горели совсем близко.
   -Ну вот, девочка, теперь я займусь тобой по-настоящему! - твердо сказал он. "Господи, какая пошлость!" - мелькнула у Шейлы мысль, но это был последний слабый голос разума - Ник снова целовал ее, шаря рукой по ее бедрам, и она совсем потеряла голову.
  
   Через два часа она возвращалась домой в такси, на этот раз одна.
   Все что произошло с ней только что, не умещалось в ее голове. Она никак не могла поверить, что это она совсем недавно голая и потная сплеталась в самых бесстыдных объятиях с чужим мужчиной, стеная, как раненое животное. Ник ошеломил ее своей страстью и напором. Он оказался невероятным любовником, сильным и неожиданно властным. Шейла, привыкшая к филигранной нежности Гордона, к его обстоятельным ласкам, к постепенно распаляющим раздеваниям, к долгим прочувствованным поцелуям, до сих пор полагала, что только этого ей хочется, только такой интим - верх совершенства. С Ником все оказалось по-другому. Она не ожидала, что ее тело так мощно откликнется на подобные объятья, грубоватые и бесцеремонные. Ее лицо горело, когда она вспоминала, как он горячо шептал ей на ухо совершенно невозможные вещи и уверенно вертел и переворачивал ее, как ему вздумается. Никакой медлительности и деликатности, никакой передышки, никакой пощады! Все это было немыслимо, безобразно и постыдно, однако Шейла с ужасом осознавала, что с этим совершенно незнакомым парнем она получила такое наслаждение, которого не испытывала никогда ранее. Оказывается, этот недалекий тип действительно хорошо знал, что ей было нужно!
   Как же она теперь сможет посмотреть в глаза Гордону и заговорить с ним, как ни в чем не бывало?! Шейла была уверенна, что выдаст себя при первом же слове; первый же взгляд мужа, брошенный на нее мельком, сразу раскроет ее позорное преступление. Не видя себя сейчас, Шейла представляла, что ожоги Никовых поцелуев покрыли все ее тело, навеки запечатлевшись на коже, как неоспоримые улики, в полный голос кричащие о ее падении. Его запах, такой чужой и непривычный, казалось, прочно въелся в ее кожу, волосы и одежду. Этот запах другого мужчины сводил ее с ума, заставлял ее вновь и вновь чувствовать приливы настойчивого жжения там, внизу, и ей казалось, что этот аромат мужского тела, на самом деле едва уловимый, ощущает даже водитель такси и уж конечно непременно почувствует преданный ею муж.
   О Боже, что же она наделала?
   Шейла проклинала себя за неосмотрительность и легкомыслие. Когда она уходила, Ник развалившись совершенно голым на смятой постели, лениво спросил ее:
   -Когда мы увидимся?
   Она, поправляя одежду, ответила после короткого молчания:
   -Я замужем. Возможно, никогда.
   Тогда он хмыкнул и сказал с усмешкой:
   -Мне нет дела до твоей личной жизни. Ты мне позвонишь.
   В его голосе звучала такая непоколебимая уверенность, он был так возмутительно самонадеян, что Шейла готова была запустить сумочкой ему в голову.
   Мысль о том, чтобы встретиться с ним еще раз, приводила ее в содрогание. Об этом нечего было даже думать. Скорее домой, под душ и - забыть, забыть навсегда!
   Шейла открыла окно автомобиля и подставила разгоряченное лицо струям прохладного воздуха, врывающегося в салон.
  
  
  

Гордон Фергюсон. Катастрофа

  
   Все складывалось как нельзя лучше. Ученый секретарь не скрывал радости от того, что Гордон согласился читать цикл лекций в университете, да и сам Гордон был вполне доволен. Встреча, назначенная на сегодня, подходила к концу, а они все не могли наговориться, обсуждая аспекты их дальнейшей совместной работы. Секретарь, седенький толстячек с внимательными умными глазами, вытирал лысину и размышлял, не предложить ли Гордону сразу работу в лаборатории. Они с ректором давно подумывали об этом, в разговоре он несколько раз намекнул, что в дальнейшем можно будет расширить их сотрудничество, но потом он передумал и решил не спешить и отложить такой серьезный разговор на потом.
   Гордон догадывался, что ему хотят предложить возглавить исследования в университетской Лаборатории Кардиорентгенхирургии, и был готов к этому. У него, правда, хватало дел в клинике, но он мог бы перепоручить основную работу человеку из университета, а сам стал бы куратором и консультантом. Это была очень интересная перспектива, и он заранее для себя решил, что согласится.
   Это был бы уже второй заманчивый проект, который предложили ему за последний месяц. Первый был связан с "Корпорацией Корнелиус". Научный департамент Корпорации вышел на него пару недель назад и предложил консультировать специалистов, участвовавших в разработке новой диагностической методики. В разработке находилась интереснейшая техника, позволяющая при помощи компьютерного моделирования выпускать коронарные стенты для каждого пациента индивидуально, причем необходимые параметры считывались сразу же при первой диагностической коронарографии. В случае согласия, Гордон вместе с группой разработчиков получил бы патент на изобретение и, кроме того, мог рассчитывать на солидный гонорар, однако этому проекту нужно было уделять много времени и внимания. Сейчас он раздумывал, как ему совместить все эти планы, чтобы все успеть и в равной мере серьезно поучаствовать в каждой программе.
   Они распрощались со старичком-секретарем, и теперь Гордон мог ехать домой. В клинике осталась только дежурная бригада, все остальные коллеги давно ушли. Усевшись за руль своего "олдс мобила", Гордон понял, как он устал за этот бесконечный день: две многочасовые операции, несколько встреч, проблемный клинический разбор - напряжение рабочего дня всей тяжестью опустилось на его плечи. Чтобы взбодриться и не дай Бог не заснуть за рулем, он включил погромче музыку и нажал на газ.
   Шейлы еще не было дома, вероятно, она встретилась с кем-то после работы или зашла в бар с Максом. Гордон сделал себе сэндвич, сварил кофе и уселся читать последний номер "Jama". В этом журнале опубликовали его статью, где он детально освещал проблемы кардиохирургии пожилого возраста. Внимательно изучив рецензии, он мельком пробежался по знакомому тексту. Публикуясь много лет, он при каждом выходе своих работ находил удовольствие в том, чтобы еще раз перечитывать их. Было очень странно видеть напечатанным то, над чем он трудился долгое время, продумывая и взвешивая каждое слово. Набранные казенным шрифтом статьи казались чужими и при прочтении даже приобретали новое звучание и смысл.
   Пришла Шейла. Гордон слышал, как она прошла в комнату и переоделась, а потом направилась в душ. Когда она вышла на кухню, он продолжал читать журнал. Он на секунду поднял голову, улыбнулся ей и поинтересовался, как у нее дела.
   -Все в порядке, - сухо ответила она.
   Понятное дело, жена дуется, что он уделяет ей мало внимания. Гордон и рад бы был проводить с ней больше времени, однако сейчас, как назло, у него такой период в жизни, когда все самые важные и интересные дела навалились одновременно. Шейла женщина понимающая, настоящий дружочек, она терпит и ждет, но иногда, видно и у нее случаются депрессии и она начинает ворчать и придираться. В последнее время она, кажется, немного воспряла духом и перестала киснуть дома вечерами. Гордон мимоходом отмечал, что Шейла как-то даже похорошела за последний месяц и немного повеселела. Все же надо будет как-нибудь выкроить время и свозить ее куда-нибудь отдохнуть.
   Гордон заметил статью по нейрофизиологии, на которую он раньше не обратил внимания, и углубился в чтение, Шейла тем временем молча сидела напротив и безучастно смотрела на него. Гордон чувствовал на себе ее взгляд, но не подавал виду, статья была интересная, и хотелось ее дочитать. Так они просидели достаточно долго. Гордона уже стала раздражать эта неловкая ситуация, в настойчивом присутствии жены он никак не мог сосредоточиться, смысл читаемого ускользал от него, и он уже с досадой подумывал о том, что придется прерваться, как вдруг Шейла внятно и медленно произнесла:
  -- Гордон, я тебе изменяю.
   Он поднял голову от журнала и непонимающе уставился на нее. Лицо жены было спокойно, она внимательно смотрела ему прямо в глаза. Ни тени улыбки. Наконец, Гордон облегченно вздохнул:
  -- Ты конечно же шутишь! - в его взгляде, впрочем, маячило беспокойство.
  -- Нет, я не шучу, - тем же убийственно спокойным голосом возразила она. - Раз в неделю я занима-
   юсь сексом с другим мужчиной. Это продолжается уже два месяца.
   Гордон машинально продолжал держать журнал в руках.
  -- Ты влюблена? - спросил Гордон и тут же спохватился: собственный вопрос показался ему совершенно идиотским. Он, наконец, нервно отшвырнул журнал - Гордон бесился сам на себя, не представляя, что ему следует предпринимать и что говорить в этой дикой ситуации.
  -- Нет, - бесстрастно ответила жена. - Он абсолютно ничтожный тип, нас связывает только секс.
  -- Я очень рад за тебя, - закипая, процедил Гордон сквозь зубы, а потом добавил - Дожились!
   Они помолчали еще немного. Гордон никак не мог до конца осмыслить чудовищную новость. Все это
   было настолько невероятно и возмутительно, что совершенно не укладывалось в голове. Казалось, весь мир в одно мгновение перевернуся с ног на голову.
   -Ты сообщила мне это, чтобы поиздеваться надо мной? - желчно спросил он наконец. - Что интересно, потянуло тебя за язык? Все же было так феерично: страстный любовник и муж-дурачок, все удачно совмещается! Или ты не смогла лишить себя такого удовольствия: полюбоваться на мое унижение?!
   -Я ухожу от тебя, - все также спокойно произнесла Шейла. - Наш брак умер, я не вижу смысла и дальше лицемерить и продолжать жить в одной квартире, как добрые соседи.
   -Ты, я вижу, все для себя решила, и мое мнение тебя не интересует?! - Голос Гордона дрожал от злости. Он не узнавал жену. Это отчуждение, даже враждебность были внове для него, и он терялся, не зная какие подобрать слова, чтобы не выглядеть жалким и смешным. Вот именно, сейчас он именно жалок и смешон!
   -Дорогой мой, ты уже давно живешь так, как тебе нравится, и сам не считаешься с моим мнением.
   -Я работаю, как вол! Все это я делал для тебя, для нас!
   -Не обманывай себя. Это нужно тебе одному. Ты заигрался, Гордон! Я думаю, ты быстро привыкнешь к моему отсутствию, ты и так практически не замечаешь меня.
   С этими словами Шейла развернулась и вышла из кухни. Гордон продолжал сидеть, пригвожденный к месту. Было слышно, как Шейла дребезжала своими баночками и флакончиками в ванной, потом двигала ящики в шкафу, по видимому, собирая вещи.
   Шейла уходит. Катастрофа! Этого просто не может быть! Гордон вскочил и вбежал в комнату, где жена, действительно складывала одежду в небольшую дорожную сумку. Совершенно очевидно: она уходит!
   -Ну, и куда ты пойдешь на ночь глядя? Или твой приятель примет тебя в любое время суток?
   -Я поживу какое-то время у Клер, пока не сниму квартиру. Завтра я заеду за остальными вещами, когда ты будешь на работе. Ключи оставлю у консьержки.
   Гордон, как зачарованный смотрел на то, как она аккуратно складывает свои блузки и брючки, как заворачивает в пакеты свои женские причиндалы, как методично закрывает по очереди "молнии" на карманах сумки, смотрел и не мог сдвинуться с места, не мог себя заставить закричать, затопать ногами, возразить, убедить, остановить.
   Она закончила собираться и, не глядя на него, прошла в прихожую. И тут Гордона словно прорвало. С искаженным бешенством лицом он подбежал к жене, схватил ее за плечо и с силой рванул к себе.
   -Ты не смеешь так поступать со мной! - заорал он срывающимся голосом. - Ты не можешь наплевать на нашу семью и вот так вот уйти. Что тебе нужно?! Вот это? - он схватил ворот ее блузки и остервенело дернул изо всех сил. Тонкая ткань затрещала, на пол посыпались пуговицы. - Сейчас ты получишь то, чего хотела!
   -Пусти меня! - закричала Шейла, пытаясь вырваться. - Я тебя ненавижу! Ты убил меня, уничтожил как женщину, раздавил все хорошее, что во мне было!
   -Ты ведь хочешь этого! Тебе этого не хватает? - шипел Гордон, не обращая внимания на ее сопротивление. Его непослушные пальцы неловко теребили застежку ее лифчика, которая никак не поддавалась, а другой рукой он тем временем выкручивал локоть жены, упрямо продолжая тянуть ее в сторону спальни. Шейла отчаянно пыталась освободиться. Так они боролись несколько минут, пыхтя и краснея от напряжения, пока Шейле не удалось вырваться. Они стояли друг против друга, тяжело дыша и метая взглядами молнии.
   -Хорош же наш интеллигентный и воспитанный доктор Фергюсон, - переводя дыхание, сказала Шейла язвительно. - Видел бы тебя сейчас кто-нибудь из твоих коллег или пациентов! Сама вежливость и деликатность! Придурок!
   Она развернулась и вышла из квартиры, придерживая болтающуюся полу разорванной блузы. Дверь хлопнула с такой силой, что в доме задребезжали стекла. Стук ее каблуков по лестнице удалялся, потом совсем стих, и наступила тишина.
  
   Гордон стал немного успокаиваться примерно через месяц. До этого ему казалось, что жизнь уже никогда не вернется в свое обычное русло, он больше никогда не будет знать покоя, и все так и будет валиться у него из рук. Все это время он почти не спал, страшно похудел и осунулся. Он надеялся, что хотя бы работа принесет ему облегчение, и это отчасти оправдывалось. Гордон ненадолго забывал о своей беде, только стоя за операционным столом. Он оставался высоким профессионалом, отбрасывая все эмоции, когда это было нужно для дела, руки не отказывали ему даже в такой ужасной ситуации. Как и прежде он стараться быть собранным и дисциплинированным, усердно исполнял свою важную и ответственную работу, оперируя, проводя совещания и читая лекции, однако теперь это не приносило ему такого удовлетворения, как ранее, он просто пытался остаться наплаву. Новые проекты потеряли для него привлекательность, поблекнув и отойдя на второй план. Теперь они уже не казались Гордону такими уж заманчивыми. В глубине души он побаивался, что сейчас у него попросту не хватить душевных сил на то, чтобы приступить к новым обязанностям. Он старался максимально заполнить свой день делами, чтобы не возвращаться мыслями к истощающей его теме. В короткие минуты отдыха перед его глазами вновь и вновь неизменно вставало лицо жены, дразня и ввергая его в отчаяние. Он убрал с глаз долой все ее вещи и фотографии, но и без этих зримых напоминаний Шейла все время была перед ним.
   Поначалу, сразу после ее ухода, он ненавидел и презирал ее. Гордон никак не мог совместить образ Шейлы, мягкий шелк ее волос, нежные русалочьи глаза и плавные жесты с чем-то темным и непонятным ему, с грязью и похотью. Представляя, как ее тискают чьи-то гнусные чужие руки, он содрогался от отвращения и ярости. Каждый раз при этом Гордон скрежетал зубами и непроизвольно сжимал кулаки, так, что белели суставы. Ревность доводила его до безумия, до темноты в глазах. Как же она могла? Нанести ему такой удар, так опозорить и унизить его?! Ведь жена была для него самым дорогим человеком, которому он доверял безгранично! Нож в спину! Предательство и вероломство!
   После того, как она ушла тогда ночью, он, обезумев, бросился лихорадочно рыться в ее вещах, ища любой след, любое доказательство присутствия в ее жизни другого мужчины. Какая-нибудь личная вещь, записка, фотография, - любая безделица, которая могла бы хоть что-нибудь рассказать Гордону, кто он, этот безликий соперник, который разрушил всю его жизнь. С маниакальным упорством он просмотрел все шкафы и выдвижные ящики, но не нашел ничего, кроме небольшой синей коробочки, обтянутой бархатом. Это был "Подарок Корнелиуса". Шейла и эта дрянь - как это может быть?! Она бросила ненужную игрушку, которая уже сослужила свою роковую службу. Шейла не забрала "Подарок" и тогда, когда вывезла все свои вещи, сейчас он так и лежал в ящичке ее прикроватного столика, как издевательское напоминание о Гордоновом крушении. Может быть, это была ее последняя насмешка?
   Следующим этапом его страданий стал период угрюмой депрессии. Теперь Гордон остро чувствовал свое непривычное одиночество и тосковал. Он мечтал увидеть жену хоть краем глаза, хоть мельком. Разъезжая по городу, он нарочно выбирал такие маршруты, чтобы проехать мимо ее клиники, - авось в это время она будет выходить из дверей. Хоть издали, хоть мельком - только бы увидеть ее. Гордон корил себя за то, что допустил, чтобы Шейла разочаровалась в нем и ушла, он отдал бы все на свете, чтобы повернуть время вспять, тогда все было бы по-другому! И в тот последний роковой вечер их ссоры он мог бы найти слова и аргументы, чтобы остановить ее и не дать уйти! Лежа ночами в постели и истязая себя раздумьями, он физически ощущал, что место рядом с ним, которое еще недавно привычно занимала жена, вопиюще пустует, и что нет никакой надежды прижать к себе ее маленькое горячее тело еще хотя бы раз. Все что было привычно и дорого ему, разом рухнуло и рассыпалось вдребезги. А он то, болван, был уверен, что у него такой надежный тыл, что идиллия будет длиться вечно, что Шейла всегда будет ждать его на кухне с приготовленным ужином, внимательно выслушивать, сочувствовать, участливо расспрашивать и советовать. За эти годы он так сжился с ней, так привык к ее успокаивающему присутствию, что теперь совершенно не представлял, как будет жить без нее дальше. Потеряв Шейлу, он не мог избавиться от мучительного ощущения, что он навсегда лишился части своего тела, будто кто-то грубо вырвал у него кусок мяса, и страшная рана будет теперь ныть и сочиться кровью до конца жизни.
   Однако прошло время, и постепенно Гордон стал оживать. Нельзя сказать, что все пережитые волнения прошли бесследно, и он снова стал весел и самонадеян, - таким он уже не будет никогда. Заметно поугас его прежний азарт и веселая деловитость, однако терзающая его боль немного притупилась. По крайней мере, он перестал изводить себя сомнениями и упреками. К нему вернулся сон и аппетит, а воспоминание о жене немного поблекло, осев где-то в глубине его сердца горьким пепельным налетом.
   Вот и сегодня он крепко выспался и поднялся с постели со вполне приличным настроением, не так, как бывало в некоторые дни, когда он проклинал свое пробуждение, утро, предстоящий день и весь белый свет. Добравшись до работы, он провел короткое ежедневное совещание и сделал обход по палатам. Через полтора часа ему предстояла серьезная операция, к которой он готовил пациента последнюю неделю. Он собирался использовать свободное время для того, чтобы привести в порядок накопившиеся документы. Он только начал разбирать бумаги, как в его кабинет постучали. Это был Аксель Делейни, заместитель Гордона по лечебной работе.
   Они обходились без церемоний и были на "ты", потому что знали друг друга тысячу лет, вместе учились в университете и стояли у истоков создания клиники. Аксель был талантливым хирургом и таким же трудягой, как Гордон. Он, правда, в отличие от Фергюсона, равнодушно относился к науке, довольствуясь своей славой оператора "с золотыми руками", в этом он иногда давал фору даже самому Гордону.
   Аксель развелся с женой около года назад, до этого они дружили семьями. Развод был тяжелым, шумным, со скандалами и затяжными судебными процессами. Гордону было известно, что жена ушла от Акселя к другому. Они никогда не говорили об этом, однако Гордон и интуитивно понимал, что его друг очень тяжело переживал это и надолго обозлился на женщин, поэтому он не особенно обижался, что Аксель перестал у них бывать - видимо, Делейни было неприятно наблюдать счастливый и спокойный брак своих друзей, в то время как сам он пережил семейную катастрофу. Сейчас же они были в одной лодке, друзья по несчастью, и теперь общаться они стали чаще, избегая, впрочем, неприятной для обоих темы. В самом начале своих страданий Гордон как-то в сердцах скупо поделился обстоятельствами своего разрыва с женой, и больше они к этому не возвращались.
   -Не отвлекаю? - спросил Аксель, входя в кабинет.
   -Да нет, не особенно. Проходи, - пригласил Гордон.
   Аксель сел на диван и немного помолчал, нервно покачивая ногой и размышляя, видимо, с чего начать. Наконец он сказал:
   -Я давно хотел с тобой поговорить, и сейчас, думаю, самое время. Ты готов, как мне кажется.
   -К чему? Ты хочешь сообщить мне, что ты - гей и предлагаешь мне руку и сердце? - прыснул Гордон, серьезная мина Акселя развеселила его.
   -Не юродствуй. Это очень ответственный вопрос и мне сейчас не до шуток.
   -Извини, я весь превратился в слух.
   Аксель еще немного помедлил и продолжил, напряженно глядя прямо в глаза Гордону:
   -Я хотел бы узнать, собираешься ли ты как и прежде оставаться в стороне и продолжать закрывать глаза не то, что твориться в городе и во всей стране или у тебя все-таки хватит мужества доказать свою гражданскую позицию и предпринять что-либо для наведения порядка и восстановления законности?
   -Ого! - присвистнул Гордон. - Какой пафос! Сильно сказано. Не могу только взять в толк, о чем ты толкуешь.
   -А ты считаешь, что вокруг не происходит ничего опасного и нужно все оставить так как есть? Или тебя это не касается? Я обращаюсь к тебе, как к зрелому сознательному гражданину и еще раз спрашиваю: тебя устраивает все, что твориться в нашем государстве?
   -Ну, допустим, не устраивает! Все равно не пойму, куда ты клонишь?
   -Объясняю: сейчас не осталось ни одного человека, который не отдавал бы себе отчет в том, что взрыв насилия и крушение миллионов семей связаны с чертовой продукцией корпорации "Корнелиус", с этими их "Подарками". За считанные месяцы это опасное изобретение привело страну к опасной черте, поругав и разложив все наши устои и традиции, и пока не поздно, нужно срочно принимать меры.
   -Послушай, правнук Троцкого, ты толкаешь речь, как на митинге. Где это ты так насобачился? - удивился Гордон. В гневном спиче Акселя явно звучали отчетливые революционные интонации.
   -Я действительно посещаю митинги. Вернее, это подпольные собрания. На них мы обсуждаем наше будущее и готовимся к действиям, - Аксель говорил об этом так буднично и спокойно, словно речь шла о приезде дальних родственников из провинции, у Гордона же от удивления глаза вылезли из орбит:
   -Что-что-что-что? Как ты сказал? "Готовимся к действиям"?! Это что - заговор?
   -Называй это, как хочешь, - ответил Аксель, пожимая плечами, и вдруг спохватился, - Надеюсь, ты понимаешь, какой важный секрет я тебе доверил, и не станешь после этого трепать языком.
   -Стоп! У меня просто голова закружилась. Давай по порядку. Кто это "мы"?
   -"Мы" - это все те, кому небезразлична судьба страны, те, кто, наконец, хочет навести порядок. Это мужчины со сломанными судьбами, преданные, брошенные, униженные, это женщины, которых вышвырнули из офисов на улицу и которые теперь не могут найти работу, это все те, кто сами пострадали из-за "Подарка Корнелиуса" и повседневно и ежеминутно наблюдают, как из-за него страдают другие.
   -И давно ты в этом участвуешь? - изумленно спросил Гордон.
   -Около года, после того, как ушла моя благоверная. Все началось с сеансов групповой терапии.
   И Аксель поведал изумленному Гордону о том, как в кабинетах психоаналитиков в группах мужчин, не сумевших самостоятельно справиться со стрессом, полученным из-за вмешательства в их жизнь потентодетектора, зародилось подпольное движение, охватившее за короткое время всю страну. Оказалось, что государство давно опутано плотной сетью заговора, подпольщики действуют скоординировано и взаимосвязано. Целью подпольщиков было разрушить заводы, лаборатории и магазины "Корпорации Корнелиус" и таким образом придушить зло, каковым они считали деятельность корпорации, выпускающей проклятые очки. По словам Акселя, выходило, что они собираются выступить в самое короткое время. У Гордона волосы зашевелились на голове, когда он услышал о том, сколь многочисленна армия бунтовщиков. Практически в каждом городе были сосредоточены силы повстанцев, подготовленные и вооруженные.
   -То есть, ты хочешь сказать, - спросил он Акселя, - Что вся эта армия психотравмированных вооружена до зубов?!
   -Почти вся. Ты же знаешь, при желании в нашей стране несложно приобрести оружие. Сейчас, учитывая возросший спрос, на черный рынок выбрасываются огромные партии боеприпасов. Догадываешься, откуда идет утечка? Правильно! Сами военные приторговывают ими.
   -Не могу поверить, что вас до сих пор не раскрыли.
   -На всем этом кто-то хорошо наживается, а нам это на руку.
   -Послушай, не может быть, чтобы полиция ни о чем не догадывалась! Такая мощная подпольная организация, распространившаяся по всей стране - и никто не обратил на это внимания?!
   -Они слишком самонадеянны. Наши копы привыкли к мысли, что все у них под контролем, поэтому они в упор не замечают того, что творится у них под самым носом.
   Гордон молчал, не веря своим ушам. Заговор? Как это возможно?! Демонстрации, протесты - все это он понимал, сейчас этим никого не удивишь, каждую неделю происходят массовые демонстрации и марши. Но вот так вот, с оружием, - это было совершенно невозможно!
   -Аксель, но ведь это же противозаконно! - наконец тихо произнес он. - Как ты позволил втянуть себя в это?! Ты понимаешь, чем тебе это грозит? Ты же врач, а как же клиника, твоя карьера...?
   -А довести страну до такого состояния - законно? Игнорировать волну насилия, несправедливые увольнения, повсеместный крах семейных ценностей и всеобщую истерию - законно? Умоляю, не вспоминай о законе, когда говоришь о нашем правительстве, оно приложило все усилия, чтобы подрубить сук, на котором сидит.
   -Правительство?! Ты же говорил, что ваша цель - предприятия "Корнелиуса"! Неужели вы хотите добраться и до правительства?
   -Мы пойдем до конца. Мы сделаем все для того, чтобы в стране воцарился порядок, - неопределенно ответил Аксель. Его голос звучал размеренно и твердо. - "Как робот, - подумал Гордон с ужасом. - Точно, он - зомбирован!".
   -Аксель, - произнес Гордон вкрадчиво. - Почему вы... ты уверен, что всему виной "Подарок"?
   -И это говоришь ты?! - взорвался Аксель. - Ты, от которого из-за этой штуковины ушла любимая жена? И моя кроткая и милая Стелла взбесилась из-за этих мерзких очков! - Аксель почти кричал. После развода это был первый раз, когда он упоминал имя бывшей супруги, и было видно, что эта тема приводит его в ярость. - Корпорация "Корнелиус" за каких-то четыре года превратила миллионы женщин в грязных шлюх, а миллионы мужчин - в неврастеников! И тебе это безразлично? Ты собираешься отсидеться в кустах?!
   Гордон уже оправился от первого шока после новости, сообщенной Акселем. Он уже твердо решил, что не будет принимать участие в этом групповом помешательстве.
   -Я всегда полагал и сейчас полагаю, - сказал он уверенно, четко выговаривая слова. - Что "Подарок Корнелиуса" - всего лишь глупая игрушка, средство от скуки. И моя жена ушла вовсе не из-за "Подарка", как, думаю и твоя. Эти дурацкие очки всего лишь наносят легкий толчок, незначительный последний удар, вернее даже ударчик, который добивает то, что давно уже разрушено само по себе. Неужели ты, образованный и интеллигентный человек, действительно думаешь, что наше общество до появления потентодетекторов было идеальным и прочным? Почему же тогда такая глупая ерундовина, такая безделица, как этот злополучный "Подарок", с такой легкостью в короткий срок взорвала его изнутри!
   -Ты слеп! - сказал Аксель упрямо. - Или попросту малодушен. Ты ищешь оправданий для своей бездеятельности. Воля твоя, я не могу настаивать. Я понял: ты - не с нами! - лицо его приобрело каменное выражение, Гордон понял, что разговор закончен.
   -Я - сам с собой! Я считаю, что вы ведете себя крайне непредусмотрительно и легкомысленно, одобрить этого я никак не могу! Обещаю, однако, что никому не скажу об этом. Одного прошу - одумайся! Эти детские игры в партизан могут привести к настоящей войне!
   -Война уже началась! - холодно ответил Аксель, поднимаясь. - И начали ее не мы! - с этими словами он вышел из кабинета.
  
   После этого разговора отношения между Гордоном и Акселем натянулись. Они продолжали, как ни в чем не бывало, обсуждать рабочие вопросы, однако дружеская легкость их общения исчезла без следа. Аксель замкнулся и больше не возвращался к опасной теме, и Гордон понемногу решил, что слишком всерьез поначалу воспринял подпольную деятельность своего приятеля. Теперь он подозревал, что информация о размахе движения бунтовщиков была несколько преувеличена Акселем. После долгих раздумий он пришел к выводу, что широкомасштабное вооруженное выступление - всего лишь эфемерный плод фантазии кучки неудачников, утешающих друг друга бравой болтовней за кружкой пива. Вся эта говорильня была слишком нелепа и безрассудна, для того чтобы оказаться правдой. После этого заключения Гордон стал относиться к Акселю со снисходительной жалостью, как к не совсем здоровому человеку. Что ж, его можно понять - бедняга Аксель перенос тяжелый удар судьбы, после которого он до сих пор не вполне оправился. Пройдет время, он успокоится, все придет в норму, и абсурдные воинственные идеи навсегда покинут его друга.
   Тем временем Гордон заключил контракт с "Корнелиусом" и приступил к работе над предложенным проектом. Он приезжал в производственную лабораторию корпорации один-два раза в неделю, просматривал и корригировал расчеты и давал необходимые консультации. Группа запланировала провести клинические испытания у него в клинике, и Гордон сейчас подбирал подходящих пациентов.
   Как раз сегодня он собирался навестить лабораторию, и решил это сделать сутра.
   Лаборатория находилась при заводе, построенном недавно на окраине города. Добираться было далеко, и Гордон выехал пораньше. Несмотря на то, что автомобильное движение в этот час всегда было малочисленным, все же Гордон обратил внимание, что машин сегодня что-то уж слишком мало. Оно и к лучшему - пораньше доберется до лаборатории - раньше закончит работу.
   Включившись в работу, Гордон внимательно изучил бумаги, подготовленные его новыми коллегами, и сделал необходимые пометки и исправления. В лаборатории было совсем немного народу, некоторые сотрудники, с которыми ему необходимо было переговорить, еще не приехали. Время шло, однако никто из нужных Гордону людей не спешил появляться на работе. "Ну и дисциплинка тут у них! - подумал Гордон. - И как с таким отношением к работе "Корнелиус" умудряется делать миллиардные продажи?".
   В кабинет, в котором работал Гордон, вошел парень в смешном галстуке. Он был из другого отдела и не принимал непосредственного участия в проекте. Гордон точно помнил, что их представляли друг другу, однако сейчас имя парня совершенно вылетело у него из головы.
   Обладатель шутовского галстука поздоровался, наклонился к куллеру и набрал воды в пластиковый стаканчик. Гордон все силился вспомнить, как же его зовут, а потом решился и обратился к нему:
   -Послушайте, дружище! Что тут у вас происходит? Мне нужны Спартон и Мак-Калистер. Они думают появляться? Я не могу продолжать работу.
   Парень недоуменно глянул на него:
   -Вы что, ничего не знаете?
   -А что, черт возьми, я должен знать?
   -Во всем городе волнения. На дорогах заторы. Еще вчера вечером в телевизионных новостях объявили, что началась массовая демонстрация протеста. Сказали, что такие многочисленные толпы народа еще никогда не выходили на улицу. Наши ребята, видимо, сегодня побоялись выезжать из дома.
   -Дьявол, все-таки иногда надо смотреть телевизор. А почему же Вы приехали?
   Парень беспечно махнул рукой:
   -Ерунда! Заваруха в центре, а мы - на окраине. И потом, митингующие выступают за закрытие оптических подразделений "Корнелиуса", а мы занимаемся диагностической техникой. Бояться нечего! Тут кроме меня еще предостаточно народу, работаем в привычном русле.
   Парень вышел из кабинета, допивая на ходу воду, а Гордон снял телефонную трубку, чтобы позвонить домой Спартону, руководителю лаборатории. Телефон, по-видимому, неисправный, молчал. Гордон, все больше раздражаясь, набрал номер на своем мобильном. В трубке прозвучал бодрый голос автоответчика: "Извините, линия перегружена. Попробуйте перезвонить позже!".
   Гордон чертыхнулся. Зря потратил время! Не было смысла торчать в лаборатории без остальных участников проекта, и он решил ехать в свою клинику. Он зашел в офис, где сидело несколько человек, разделенных друг от друга перегородками. Половина столов пустовала. Только он собрался сообщить секретарю о том, что собирается уходить, как в офис вбежал, оттолкнув Гордона, всклокоченный мужчина. Лицо его было бледно и перекошено от страха, губы дрожали.
   -Артур! Ты же собирался ехать домой! - растерянно произнесла одна женщина, сидевшая у окна.
   -Поздно! Поздно! Вы слышите?!
   В офисе повисла тишина. Все отчетливо услышали вдалеке неясные приглушенные звуки, будто деревянные доски стучали одна об другую. Гордон похолодел. Это была стрельба.
   -Я не смог выехать и вернулся, - срывающимся от ужаса голосом рассказывал Артур. - Все дороги перекрыты. Бунтовщики везде. Они движутся сюда. У них оружие, я видел убитых. Они стреляли по моей машине. - Он не выдержал и всхлипнул.
   -Что же делать? - истошно закричала одна из женщин. - Нужно вызвать полицию!
   -Полицию?! - истерично засмеялся Артур. - Нет больше полиции!
   Послышался женский плач и возгласы: "Что делать? ... Давайте уходить!... Предупредите охрану!... Надо прятаться!... Этого не может быть, нам должны помочь!", а звуки стрельбы тем временем медленно приближались, теперь стал слышен звон разбиваемых окон и даже голоса толпы.
   -Смотрите! - воскликнула вдруг женщина, указывая на окно.
   Из-за домов взметнулись два столба дыма: один сразу за зданием почтамта, другой западнее. В воздухе потянуло гарью. У одной из сотрудниц началась истерика. Пару мужчин бросились ей на помощь, остальные зачарованно прильнули к окнам.
   -Уходите! - закричал Гордон страшным голосом. - Все уходите, пока не поздно. Прочь от окон, все на выход!
   Толкаясь, все бросились к дверям. По коридору, тем временем, бежали сотрудники из других кабинетов. Все эти люди в белоснежных халатах, выглаженных костюмах, дорогих туфлях, еще несколько минут назад такие респектабельные и уверенные в себе, теперь, спотыкаясь, мчались по коридору с единым для всех выражением животного ужаса на лицах, с выпученными глазами и разинутыми в беззвучном крике ртами.
   Сотрудники сбегали в холл, желая побыстрей вырваться на улицу и сбежать подальше от всего этого кошмара, как вдруг все остановились и замерли, и те, кто успел выскочить на улицу, в страхе стали забегать обратно: на площадь перед зданием лаборатории со стороны двух улиц змейкой потянулись вооруженные люди. Они быстро приближались и вскоре были так близко, что можно было различить их каменные лица и зеленые ленточки, повязанные на левых рукавах. Все, стоявшие в холле, как парализованные, застыли на мгновение, в оцепенении наблюдая это неумолимое движение. Дальнейшее происходило как в страшном сне: повстанцы, шедшие в передних рядах, уверенно вскинули автоматы и пустили очередь по огромным окнам холла. Стекла осели, разбиваясь, осколки с грохотом и звоном посыпались на пол. С десяток человек упали на сияющие плиты пола, заливая кровью их зеркальную поверхность. И тут вся толпа, собравшаяся в холе, разом закричала десятками глоток. Люди бросились врассыпную, сбивая друг друга с ног и топча поверженных. Мужчины и женщины метались из стороны в сторону, не зная куда бежать, где спрятаться, а воздух тем временем разрывали все новые и новые автоматные очереди.
   Гордон бежал в толпе орущих от ужаса людей. Сейчас он не помнил кто он и откуда, в этот момент ему было наплевать на то, что он - Гордон Фергюсон, доктор наук и светило медицины, умница и талант, цельная самодостаточная личность и достойный гражданин. Он не чувствовал ничего, кроме животного страха и желания убежать, скрыться, выжить во что бы то ни стало. Его гнал прочь мощный инстинкт самосохранения; никогда еще он не бегал так быстро, никогда его тело не было таким по-звериному гибким и ловким, как сейчас, в минуты этой ужасной погони.
   Он кинулся на лестницу, пулей взлетел на третий этаж и свернул в коридор. Остальные сотрудники тем временем вбегали в кабинеты и закрывались изнутри, из-за дверей слышались звуки беспорядочно сдвигаемой мебели. Снизу, из зловещего холла, слышался грохот ломающихся досок и разбиваемой аппаратуры, звон стекла и возгласы бунтовщиков, подначивающих и подбодряющих друг друга. Периодически раздавались короткие очереди и отдельные выстрелы, сопровождающиеся воплями и стонами раненых. Ад! Настоящий ад!
   Гордон метался по коридору, пытаясь найти убежище. Двери по очереди захлопывались прямо перед его носом, и вскоре он обнаружил, что он остался один в опустевшем коридоре, все кабинеты закрыты наглухо, и никто не собирается его впускать. Угрожающий шум снизу приближался, все ближе и отчетливей становился слышен топот и крики, а Гордон все кидался от двери к двери, до крови молотя их кулаками. Его охватило отчаяние, он совсем, было, запаниковал, мечась по коридору, как кошка, ослепленная светом автомобильных фар, как вдруг его взгляд упал на узкий спасительный проем в стене. Он вел в крохотную комнатку без дверей, не комнатку даже, - нишу, в которой стоял высокий металлический ящик, издающий равномерное гудение - локальный лабораторный сервер. Гордон проскользнул туда, подвывая от ужаса, и протиснулся в узкое пространство между сервером и стеной. Ему тяжело было вдохнуть, нельзя было согнуть ноги - колени упирались в холодный металл, поза была страшно неудобной, однако сейчас ему было не до этого. Он замер, и почти в это же мгновение нападавшие ворвались на этаж, по коридору загрохотали их оглушительные шаги. Было понятно, что негодяи преследуют сотрудников, не успевших спрятаться. Залп выстрелов оглушил Гордона, он услышал, как на пол падают убитые. Совсем рядом раздался сдавленный вскрик и в Гордоново убежище кулем повалилось тело человека, сотрясаемое предсмертными конвульсиями. У несчастного не было лица - оно превратилось в дымящуюся кровавую кашу. Ниша наполнилась тошнотворным запахом паленого мяса и крови, ботинки Гордона быстро обступала темная лужа. Гордон чувствовал подступающую тошноту и еле сдерживаться, чтобы не забиться в истерике. Он узнал убитого по галстуку - это был тот самый парень, который пил воду из куллера в его кабинете. Происходящее было нереально, дико, противоестественно - какие-то полтора часа назад они мирно беседовали, а теперь труп парня валялся здесь, скорчившись, нелепо заломив руки, и его изуродованная голова сейчас лежала совсем близко возле ног Гордона. Там, где совсем недавно смеялся рот и оживленно двигались глаза, теперь зияла чудовищная дыра, а на его галстуке, как ни в чем не бывало, продолжали веселиться и танцевать смешные зверюшки.
   Сколько раз Гордону приходилось спасать жизни пожилых и очень пожилых людей, сколько усилий, средств, времени бросалось на то, чтобы продлить дни глубоких старцев. Многие из них, возможно, были брюзгами и сутягами и изводили своих близких занудными придирками - все это не имело значения, когда речь шла о поддержании искры бесценной человеческой жизни. И вот здесь, сейчас происходило что-то жуткое и несправедливое - молодые, здоровые люди лишались жизни в одно мгновение, бездумно, нелепо, необратимо, и им, как этому парню, уже ничем нельзя было помочь!
   Гордон изо всех сил старался сдерживать дрожь, чтобы бандиты не услышали стук его зубов. По его щекам текли слезы, он сжал кулаки и приготовился принять смерть. Он мог бы не опасаться, потому как в коридоре стоял невообразимый шум и вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание на шорох и всхлипы в глубине серверной, перегороженной трупом. Бунтовщики громили лабораторию. Озверевшая толпа выламывала двери кабинетов. Из комнат доносились нечеловеческие вопли и визг. Треск ломаемых дверей, автоматные очереди, вопли раненых, опять треск, снова очереди, вопли - все это происходило близко-близко.
   Бойня продолжалась около часа. Крики становились все малочисленнее и малочисленнее и вскоре совсем утихли. Убийцы еще носились какое-то время по комнатам, круша мебель и аппаратуру, хохоча и переругиваясь, их гулкий топот то удалялся, то приближался, и с каждым таким приближением душа Гордона уходила в пятки - он боялся, что вот теперь то его точно обнаружат и пристрелят, как крысу. Однако время шло, а в серверную никто не заглядывал.
   Наконец Гордон, шалея от радости, услыхал, что топот шагов удаляется в сторону выхода. Он не смел поверить, что ему удалось выжить, возможно - единственному из всех сотрудников, но вскоре сомнений не осталось - мерзавцы ушли. Сверху и снизу еще доносился неясный гул и треск, изредка - одинокие выстрелы, однако этаж, на котором прятался Гордон, опустел.
   Через час наступила тишина во всем здании, тишина абсолютная, всепоглощающая и зловещая. Гордон все никак не мог решиться покинуть свое убежище, опасаясь, что бандиты в любой момент вернутся и убьют его. В этой гробовой тишине, в компании ужасного трупа, застыв в неловкой позе между сервером и холодной стеной, он простоял еще несколько часов, боясь помыслить о том, чтобы выйти на свет божий. Потом, через многие годы, Гордон с содроганием вспоминал в мельчайших подробностях, как он, наконец, осмелился покинуть серверную, как выполз в коридор, переступив через остывший труп, как крался вдоль стены, вздрагивая от ударов собственного сердца, а все его затекшее тело ныло и дрожало от истощения. Никогда не забудет он открывшуюся его взгляду картину: то, что раньше было лабораторией, теперь превратилось в окровавленные руины - хаос и разрушение: битые стекла, доски, сорванный пластик и обои, искореженные приборы и мебель, и вокруг - трупы, трупы, трупы...
   Осторожно переступая через тела убитых, Гордон добрел до холла. Тут остатки самообладания покинули его, он бессильно опустился на усеянный битым стеклом пол и заплакал, как ребенок.
  
  
  
  

Марк Шимекис. Момент Истины.

  
   Вилла Шимекиса тонула в лиловых сумерках. Сквозь черную листву вековых дубов из окон мягко струился медовый свет, тенистый сад дышал абсолютным покоем, и старый дом казался воплощением тишины и умиротворения.
   Марк сидел в своем кабинете, зябко кутаясь в пушистый плед. В доме не слышно было ни звука, слуги и охрана давно разбежались, похоже, Марк был совершенно один во всем здании. Он пребывал в холодном оцепенении, потеряв всякую способность к действию. Сейчас на него навалилась смертельная усталость, придавив его к любимому креслу, мысли его текли медленно и вяло. Перед ним на столе стоял стакан с виски - Марк чувствовал, что ему не стоит больше особенно заботиться о своем здоровье и теперь уж точно можно позволить себе маленькую слабость, о которой он давно мечтал.
   Вдалеке слышались еле различимые звуки канонады, и если бы Марк не знал, что это на самом деле, он мог бы предположить, что это всего лишь отзвуки веселых раскатов летней грозы, где-то далеко обминающей город. Однако он хорошо понимал, что происходит на самом деле и что в действительности сама судьба приближается к нему, неумолимо сжимая кольцо осады.
   Это было очень странно и непривычно. Марк никогда не чувствовал ничего подобного. Все его имущество, все заводы, все капиталы, как и прежде, существовали. Его империя все еще существовала, сложный механизм гигантской машины по прежнему где-то вертелся по привычке, однако ни к чему осязаемому из того, что ему принадлежало, кроме, конечно, вот этих стен и мебели, Марк больше не мог дотянуться, - как человек, которому отрезали руки. Ничего из его собственности уже не могло принести ему пользы, а тем более спасения. Его физическое тело пока еще было живо, огромная туша еще не потеряла способности дышать и двигаться, однако Марк Шимекис - магнат и великий император уже был мертв, он прекратил существование, грубо отделенный от своего всемогущего государства. Он был как сердце, вырванное из груди - оно еще сокращается какое-то время по инерции, но сохранить жизнь нет никакой надежды.
   Он был совершенно спокоен и безучастен. Марк устал от всех страхов и переживаний сегодняшнего дня, сейчас ему было лень думать и шевелиться. Телефон молчал уже несколько часов, новости давно перестали поступать, и это даже радовало Марка - какой смысл узнавать новые подробности собственной агонии? Какой смысл нервничать и ужасаться, когда и так все предрешено. Теперь он хотел только одного - чтобы все быстрее кончилось.
   А ведь день начинался как любой его обычный рабочий день. Ничто не предвещало такого невероятного вечера. Да, беспорядки начались еще вчера - но ведь разве они не стали обыденной частью жизни города?! В последнее время недели не проходило без общественных выступлений и митингов. Множащиеся, как грибы после дождя, организации, протестующие, возмущающиеся, призывающие, - религиозные, феминистские, женские, мужские, смешанные, черт их знает, какие еще - кого сейчас этим удивишь?! Марка только забавляло это бурлящее хаотическое движение, которое он сам же и возмутил. Он и думать не мог, что это может привести к таким последствиям и что случится это так неожиданно и молниеносно.
   С самого утра он привычно перебирал газеты и даже не обратил внимания, что его ассистента нет на рабочем месте. Добрых два часа он провел в своем кабинете в полном одиночестве, не зная, что огромный офис наполовину пуст, а те сотрудники, которые все же решились появиться на работе, спешно покидают свои места, напуганные новостями, приходящими из города. Около одиннадцати позвонил Эдд и, не теряя присутствия духа, сообщил, что на улицах - настоящая война, что бунтовщики на этот раз вооружены и настроены очень серьезно, имеются первые убитые и раненные. Следующие звонки приносили известия, одно страшнее другого. Банды разъяренных повстанцев громили магазины оптики, офисы и лаборатории "Корнелиуса", за ними шли полчища мародеров, крушащих и растаскивающих без разбора все подряд. Полиция вела с бандами ожесточенные перестрелки на улицах и площадях, но еще в самом начале вооруженных действий оказалось, полицейские были абсолютно не готовы к такой мощной волне насилия, что повстанцы хорошо подготовлены, и их силы явно превосходят силы властей.
   К обеду Марк решил покинуть офис - поговаривали, что силы бунтовщиков приближаются к "Корнелиус-центру", и оставаться здесь стало небезопасно. К счастью, водитель, дрожащий как осиновый лист, не успел сбежать и после долгих уговоров и обещаний все же согласился отвезти Марка домой. Марку пришлось позволить ему после этого забрать машину.
   Еще через пару часов домой к Марку в последний раз позвонил Эдд и передал, что здание "Корнелиус-центра" захвачено, бандиты пытались взорвать его и сильно повредили. Все окна выбиты, офисы разнесены в щепки, коммуникации повреждены, а немногие сотрудники, к несчастью не успевшие покинуть рабочие места, убиты. Трудно было представить, что "Корнелиус-центра", современного и респектабельного, казавшегося раньше неприступной цитаделью, больше не существует.
   Марк налил себе еще немного виски - он никак не мог согреться. В коридоре раздались неверные шаги. Дверь скрипнула и на пороге показалась Долли. Марк совершенно забыл о ее существовании. При виде жены он поморщился: меньше всего он сейчас хотел видеть ее. Она была, как обычно, пьяна, волосы всклокочены, на угловатых плечах болтался неизменный замызганный халат. "Грязная дрянь! - подумал Марк. - Месяцами ходить в одном и том же халате, ленясь отдать его в стирку! Так и подохнет в нем!".
   Долли принялась расхаживать вдоль стеллажей с книгами, безучастно скользя взглядом по бесчисленным разноцветным книжным корешкам. Вид у нее был совершенно отсутствующий, словно она была одна в комнате. Марка трясло от нарастающего раздражения - какая бестактность!: ввалилась без приглашения и шастает, как хозяйка, по его собственному кабинету!
   -Чем обязан появлению любезной миссис Шимекис? - ехидно спросил он, наконец. - Мы ищем затерявшуюся бутылочку?
   -Нет, мы желаем разделить участь со своим любимым муженьком! - в тон ему ответила Долли.
   Марк с ненавистью глянул на нее и внятно произнес:
   -Прошу тебя, оставь меня в покое! Я хочу побыть один.
   Долли хрипло рассмеялась:
   -И не подумаю! Мне скучно.
   Марк привстал в кресле и заорал:
   -Убирайся, убирайся отсюда немедленно!
   -А ты позови слуг, чтобы меня выставили! - злобно закричала Долли. - Где же все твои холуи? Где охрана? Что же никто не увезет тебя подальше на твоем вертолете? Поищи среди своих книг самоучитель по управлению летными средствами: может быть, ты справишься сам!
   Марк заревел и подбежал к ней. Ему хотелось разорвать ее на мелкие куски. Размахнувшись, он влепил ее затрещину, так, что ее голова жалко мотнулась в сторону. Он уже не мог остановиться и ударил ее еще раз. Из разбитого носа жены побежала струйка крови. Долли не издавала ни звука. Марк продолжал бушевать. Он чувствовал ликование, облегчение, удовлетворение от того, о чем мечтал много лет - избить, растоптать, измочалить эту ненавистную бабу, отравляющую его жизнь, заставить ее исчезнуть с лица земли, раствориться, замолчать навеки, чтобы не осталось даже напоминания о ее мерзкой роже. Марк ухватил жену обоими руками за высушенную шею и принялся душить ее. Он с наслаждением вглядывался в ее лицо, наблюдая, как синеет кожа и глаза вылазят из орбит. Многие годы он с отвращением отводил от нее взгляд, теперь же вид ее перекошенной синеющей физиономии доставлял ему болезненное удовольствие. Долли оказалась на редкость живучей, продолжая хрипеть и дергаться. Медленно, слишком медленно! Нужно что-то более эффективное! Марк бегло оглянулся. Вот оно! Он выпустил Долли и потянулся за увесистой медной чернильницей. Эта декоративная ерундовина много лет стояла на его столе, бездействуя, и вот, наконец, пришел ее час. Долли теперь, раскорячившись, сидела на полу, прижав ладони к шее, и пыталась откашляться. Марк быстро повернулся к ней и с силой нанес сокрушительный удар чернильницей в висок. Раздался жуткий хруст, жена охнула, повалилась на бок и затихла. Шимекис наклонился над ней, с любопытством рассматривая страшную вдавленную рану на виске. Долли, без сомнения, была мертва. Удовлетворенно крякнув, Марк разогнулся и в этот момент почувствовал сильнейшую головную боль. Черная пелена залила его глаза, дыхание перехватило. Он попытался двинуться в сторону кресла, чтобы сесть и отдышаться, сделал шаг, но тут внутри его черепа с оглушительным звоном лопнула какая-то струна. Марк захрипел, и, хватая руками воздух, упал прямо на труп жены. Какое-то время сознание еще не покидало его, он с ужасом чувствовал, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Холодея от предсмертной тоски, Шимекис тщетно пытался вглядываться в обступившую его темноту. Это продолжалось всего несколько мгновений. Дыхание его все замедлялось, глаза стекленели, сердце билось все тише и, наконец, все было кончено: Марк Шимекис прекратил свое земное существование.
   "Они жили долго и счастливо и умерли в один день".
  
   Через час в дом ворвалась толпа разъяренных повстанцев, разбивая двери, круша мебель, картины и зеркала. Добравшись до кабинета своего заклятого врага, они обнаружили два остывающих трупа: огромный тучный старик и придавленная его телом немолодая женщина с разбитой головой. Ненависть и ярость нападавших была безгранична - Марк Шимекис опять поиздевался над ними и лихо провел всех, успев скончаться самостоятельно, без чьей-либо помощи, не дождавшись законного покарания за все свои бесчинства. Сознание того, что им не удалось свершить справедливое возмездие, еще больше распалило злобу бунтовщиков, они не смогли удержаться и накинулись на покойников, в считанные минуты с ревом разорвав их тела на клочки. Затем все ценности, находившиеся в роскошном доме, антикварная мебель, книги, драгоценный фарфор, изящные портьеры, скульптуры - все было искромсано, разбито, стерто в порошок, после чего удовлетворенные бунтовщики покинули виллу, подпалив ее напоследок с нескольких сторон.
   Дом долго пылал в темноте, и вскоре о жилище всесильного магната напоминала только груда обгоревших развалин.
  
  

"Ньюс Монитор".

   10 июля 2...1 г. События в стране
  
   Как сообщил нам пресс-атташе Министерства обороны полковник С.Б., военные действия против повстанцев, начатые две недели назад Вооруженными силами страны, завершены с успехом. Восстание, начавшееся 24 июня 2..1г с массовых выступлений и стихийно вылившееся в вооруженные стычки с полицией, можно считать подавленным. Взяты под стражу лица, подозреваемые в организации восстания, а так же те, кто уличен в связях с бунтовщиками. Комендантский час, введенный в столице и других крупных городах, будет действовать еще несколько недель. О его отмене будет сообщено дополнительно.
   С.Б. выразил сожаление касательно того факта, что полиция оказалась неспособной предусмотреть подобного рода вопиющие события, повлекшие за собой беспорядки и человеческие жертвы. "Совершенно ясно, - высказался он, - что полицейские чиновники оказались неспособными предвидеть и предотвратить волну вооруженного насилия, чем еще раз доказали свою несостоятельность и некомпетентность! Полицейские отряды показали слабую подготовку и организованность, что и привело к многочисленным жертвам среди рядовых полицейских. Их гибель полностью ложится на совесть офицерского состава, халатно отнесшегося к подготовке своих кадров. Не известно, чем бы закончилась кровавая вакханалия, если бы не своевременное вмешательство Вооруженных сил, быстро и оперативно перехвативших инициативу в свои руки и в считанные дни подавивших восстание!".
   Несколько иного мнения придерживается М.Ф., назначенный на должность главы столичного полицейского департамента вместо погибшего Стюарта Тайка. Он обвинил армию в медлительности и нерешительности действий, из-за чего подавление восстания растянулось на долгие две недели. По его словам, за это время погибло огромное количество мирных жителей, попавших под горячую руку военных, без разбора расстреливавших любые группы граждан, обнаруживаемые на улицах, в то время, как истинные виновники беспорядков продолжали бесчинствовать в других частях города.
   Так или иначе, сейчас можно с уверенностью констатировать, что кровавая война, всколыхнувшая всю страну и принесшая за собой смерть и разорение почти в каждую семью, к счастью завершена. Виновники ужасных событий, несомненно, будут найдены и покараны достойным образом.
   По предварительным подсчетам, в столице и других городах погибло около 235 тысяч человек, из них 83 тысячи полицейских и работников других военизированных муниципальных служб. В больницы и госпитали доставлено около 600 тысяч раненных, истинное их число не известно, так как, предположительно, многие пока не обратились за помощью в специализированные медицинские учреждения. В ближайшем будущем это может стать проблемой, так как лечебные учреждения не готовы принять новую волну пострадавших, ведь и на сегодняшний день больницы переполнены, чувствуется острый дефицит медицинских кадров. Повсеместно открыты пункты приема донорской крови.
   Материальный ущерб, причиненный в результате боевых действий, оценить трудно, хотя уже сейчас становиться понятным, что потери поистине огромны. Основные разрушения пришлись на долю предприятий и учреждений Корпорации "Корнелиус", однако следует отметить, что многие другие заводы, фабрики и магазины, принадлежащие иным корпорациям и фирмам, тоже пострадали в значительной мере.
   Спешно создана Правительственная комиссия по ликвидации последствий восстания. Как нам сообщили, во время первого заседания был разработан четкий план взаимосвязанных действий, направленный на стабилизацию обстановки в стране и оказание материальной, медицинской и психологической помощи жителям.
   Выражаем надежду, что в самое короткое время в стране будет наведен порядок. Мы скорбим вместе с родственниками погибших и искренне сочувствуем тем, кто понес невосполнимый моральный и материальный ущерб.
  
  

"Гавернмент'с войс"

   15 августа, 2..1г
  
   ... Вчера, 14 августа, 2..1г в 21.30. завершилось очередное заседание правительственной Комиссии по ликвидации последствий восстания. Был окончательно утвержден текст законопроекта, направленного на утверждение в Сенат, в котором освещены все аспекты и действия, направленные на пресечение и предотвращение дальнейших беспорядков. Отдельным пунктом вынесена новая поправка к Закону о поддержании общественного порядка, запрещающая производство, распространение и применение специального оборудования, ранее известного как "потентодетектор", равно как и любых средств, ему подобных. В часности, поправка предусматривает наказание в виде лишения свободы от 3 до 8 лет с наложением денежного штрафа за ношение и использование потентодетектора. В документе также подробно описываются действия, направленные на выявление и изъятие детекторов.
   Всем, кто будет оказывать содействие властям в обнаружении нарушительниц правопорядка, законом предусмотренны поощрительные меры...
  
  

Эдвард Флинт

  
   Все собравшиеся в кабинете шефа немного волновались. Собрание Основной рабочей группы было делом привычным, присутствующие знали друг друга давно, и даже новые члены Группы по истечении года уже не воспринимались как чужаки. Да и темы, вынесенные на сегодняшнее обсуждение, не были чем-то новым - обычное решение текущих вопросов; однако собравшихся не покидал благоговейный трепет: это было первое заседание в отреставрированном здании "Корнелиус-центра". После происшедших год назад ужасных событий, после разрушений и хаоса, они опять собрались в том же самом кабинете, где и прежде проходили их еженедельные встречи. От прежнего хозяина здесь остались лишь стены, пол и потолок, все остальное изменилось кардинальным образом: канул в лету "подиум" и тяжеловесный стол шефа, теперь здесь не было никаких громоздких кресел, никакой консервативной кожаной мебели - ничего из того, что неразрывно было связано с образом прежнего босса. Помещение словно помолодело и посвежело: новомодный дизайн в стиле хай-тек, светлые металлические тона, легкие конструкции. Места для участников заседаний расположились демократичными рядами, напротив изящного полукруглого стола Главного. Ничего лишнего, тяжелого, подавляющего и отвлекающего внимание.
   Наконец, ровно в 9.00. дверь распахнулась, и своей легкой походкой в кабинет вошел Эдвард Флинт - глава Корпорации "Корнелиус".
   Он был одет в тон отделке кабинета. Идеальный светло-серый костюм сидел на нем как влитой, галстук подобран безукоризненно. Легкий загар, серебристая седина, открытый взгляд, - Эдд, как и прежде, светился здоровьем и энергией - чем не символ успеха и процветания?!
   Эдд прошел к своему месту, на ходу знаком показывая присутствующим, что вставать не нужно: на каждом заседании при его появлении все привставали, выказывая свое почтение, и каждый раз он по-свойски просил их не подниматься.
   Он сел в кресло, легко забросив ногу за ногу, и обвел взглядом зал. Людей из старой команды здесь осталось меньше половины: несколько человек погибли во время волнений, кто-то ушел после смерти Шимекиса, когда компания была на грани банкротства, а некоторых пришлось и уволить. Как, к примеру, директора отдела маркетинга. Эдд избавился от него незамедлительно, сразу, как только улеглись волнения и он вступил в права хозяина корпорации, на его место Флинт назначил своего человека. В те нелегкие времена цена акций "Корнелиуса" молниеносно слетела вниз, и Эдду удалось спешно скупить их, прибрав к рукам основной пакет. Он знал, что сильно рискует: многие заводы "Корнелиуса" были разрушены, для того, чтобы восстановить утерянное, необходимы были огромные средства, приходилось надеяться только на предприятия, расположенные за рубежом, однако у Эдда в рукаве была спрятана одна карта, и это, по его мнению, был главный козырь, который способен был возродить империю "Корнелиус". Еще задолго до начала бунта внимание Эдда привлек патент, выданный некому Генри Лосту, тощему очкарику из Отдела компьютерного обеспечения оптико-волоконной аппаратуры. Парнишка предлагал простую и гениальную идею: микрорадар, на небольшом расстоянии обнаруживающий "Подарок Корнелиуса", "пеленгуя" радиоволны, направленный от системного блока к самим очкам. Этот небольшой приборчик позволял быстро выявить даму, у которой при себе есть "Подарок", указывая направление и примерное расстояние до потентодетектора.
   Эдд интуитивно почувствовал, что это изобретение в самом скором времени может очень и очень пригодиться. Чутье подсказывало ему, что эпоха "Подарка" близится к своему грозовому закату и нужно срочно искать новый источник прибыли. Эдд долгое время со стороны наблюдал, как Шимекис упивается своим триумфом, позабыв всякую осторожность, как он витает в сладостной эйфории небывалого коммерческого успеха, оглохнув и ослепнув, упорно игнорируя тревожные сигналы, поступающие со всех сторон. По мнению Марка, шеф пропустил момент, когда нужно было остановиться, и это привело его к гибели. Он, казалось сознательно делал все, чтобы приблизить свой конец. Ведь на самом деле осада Марка началась задолго до того рокового дня, когда в разгар бунта он на пару с ненавистной женой сидел запертый на своей собственной роскошной вилле, как мышь в золотой мышеловке. Он попал в ловушку за долгие месяцы и даже годы до восстания, которое поставило жирную точку на всей его карьере и самой жизни, и стены этой ловушки Марк возвел сам. Еще несколько лет назад Эдвард понял, что Марк выдохся, закостенел, потерял свою прежнюю живость ума и необходимую гибкость. Уже давно Эдду в один момент с кристальной ясностью открылось, что Марк движется по инерции, потеряв способность управлять своей империей. Особенно явно это проявилось за те пять лет пути, который "Корнелиус" прошел вместе со своим злополучным "Подарком". Эдд догадывался, что блистательный триумф, которым на первых порах обернулся потентодетектор, на самом деле окажется последним, и рано или поздно смешной и непристойный приборчик приведет Марка к сокрушительному и окончательному провылу. Кроме того, он знал, что предупреждать Шимекиса и давать ему советы не имеет смысла. Да и к чему? - старый упрямец все равно не захочет внять голосу разума и не сможет вовремя остановиться, уверенный в своей безоговорочной правоте и неуязвимости. Конечно же, Флинт не желал Марку зла и не предпренимал осознанных действий, чтобы навредить своему старому боссу, однако и тащить его за волосы из трясины он тоже не собирался, - это было бесполезно, Эдд был уверен, что Марк обречен. Флинт видел, как Марк делает одну ошибку за другой, и спокойно ждал, когда тот свернет себе шею, готовясь перехватить инициативу в свои руки. Он конечно, отдавал себе отчет в том, что каждый новый промах, допущенный Марком, приведет к все более тягостным последствиям, что все ошибки Шимекиса со временем прийдется исправлять ему, Эдду, поэтому он постарался заранее подготовиться и продумать, как он будет действовать, когда "Корнелиус" перейдет в его правление.
   Наследство ему досталось тяжелое. После подавления бунта большинство заводов Корпорации, расположенных в столице и крупных городах, лежали в руинах, "Корнелиус-центр" был разрушен, часть сотрудников спешно уволилась, опасаясь новой волны насилия. Эдду пришлось буквально из пепла восстанавливать то, что ранее было гордостью и мощью Корпорации. И вот тут-то ему и пригодилась его козырная карта. Новое изобретение спешно запустили в разработку, дав ему скромное лаконичное название "Радар АП (антиподарок)". Как только работа над проектом была завершена, Эдд, используя свои связи в правительстве, отослал все необходимые бумаги и рассчеты в Комиссию по ликвидации последствий восстания. Буквально через месяц "Корнелиус" получил правительственный заказ на поставку огромной партии "Радаров". Планировалось снабдить прибором силы полиции и разместить его в общественных местах. Для того, чтобы запустить необходимые производственные мощности, Эдд взял огромный кредит, который ему удалось довольно быстро вернуть. Первые же прибыли он бросил на то, чтобы восстановить те производства, которые специализировались на выпуске лекарственных препаратов и медицинской техники. Одновременно Эдд начал PR-кампанию, которую условно назвали "Все усилия - для поддержания здоровья нации!". В самом начале восстановительного периода Эдд не поскупился на щедрую гуманитарную помощь в пользу пострадавших от беспорядков. Бюджет трещал по швам, однако "Корнелиус" исправно поставлял бесплатные медикаменты в больницы, переполненные ранеными (естественно, об этом громко трубилось во всех газетах). Новый отдел маркетинга разработал последовательную стратегию, целью которой было вернуть "Корнелиусу" доброе имя и возродить его репутацию, как солидной и гуманной фирмы. Флинт был уверен - для того чтобы и дальше вести успешный бизнес, "Корнелиус" должен как можно быстрее отмыться от грязного пятна, который оставил на его парадном мундире чертов "потентодетектор".
   Теперь, по истечении года, можно было с уверенностью утверждать, что Корпорация твердо встала на ноги, и, безусловно, решающую роль в этом сыграл маленький скромный "Радар АП". Теперь этим прибором был снабжен каждый полицейский, его обязательно устанавливали в общественном транспорте, на проходных предприятий и офисов, в ресторанах, в ночных клубах, на стадионах и даже в школах. У дамочек, желающих поразвлечься, теперь не было ни малейшего шанса воспользоваться "Подарком Корнелиуса" - как только приборчик активировался, тут же срабатывала мощная звуковая сигнализация "Радара", неприменно расположенного где-то поблизости. В считанные мгновения этот маленький электронный страж порядка высчитывал и указывал направление, в котором следовало искать нарушительницу. Немного позже Корпорации удалось усовершенствовать "АП" и теперь он срабатывал даже на выключенный "Подарок". "Радары" вскоре поступили в продажу, и от желающих приобрести его не было отбоя. Мужчины, желающие обезопасить себя от нескромных исследований, размещали его у себя в жилищах, а чаще попросту носили при себе.
   Сегдня был особенный день. Первое заседание в этом кабинете, в этом здании было очень важно для присутствующих. Старые выстоявшие стены и обновленнай усовершенствованный интерьер - это было так символично, так точно отражало перемены, произошедшие в "Корнелиусе" за последнее время! Все собравшиеся пришли сюда, чтобы разделить с Эддом его триумф. Все они выжили и возмужали после тяжелых испытаний, все они чувствовали себя сегодня победителями.
   Эдд провел заседание в обычном режиме, как всегда сдержанно, без пафоса и лишних эмоций. Заканчивая, он коротко поблагодарил собравшихся и выразил надежду, что теперь, когда они снова дома, все будут работать еще более успешно и плодотворно. Члены Основной рабочей группы не удержались от апплодисментов - все-таки для всех это был настоящий праздник. Покидая кабинет, они подходили к Эдду с поздравлениями и жали ему руку.
   Дольше других задержался Клайд Патерс, новый руководитель Отдела маркетинга, высокий тридцатипятилетний брюнет. Когда они остались одни, он подошел к Эдду, мягко взял его за руку и тихо произнес:
   -Поздравляю тебя, дорогой! Ты был великолепен, как обычно.
   -Я старался! - ответил Эдд и добавил, ласково улыбаясь: - Увидимся дома, я думаю, вечером это стоит отпраздновать!
  
  

Гордон Фергюсон. Встреча

  
   Они увидели друг друга одновременно.
   Гордон брел по улице, высоко подняв ворот теплой куртки и пряча лицо от пронизывающего ветра. Декабрь в этом году был необычайно холодным, сторожилы не могли припомнить, когда город в последний раз посещала такая непривычно суровая зима. Прохожие пробегали мимо, опустив головы и стараясь побыстрее преодолеть улицу, укрыться в помещениях или спуститься в подземку. Глубоко натянуты шапки, капюшены опущены на самые брови, шарфы повязаны так, что видны толко глаза. Серое небо, серые дома, бледные лица, темные пальто - весь мир потерял свои краси и приглушил свет. И вот среди этой безликой толпы взгляд Гордона вдруг безошибочно выхватил до боли знакомое лицо. Шейла стояла возле освещенной витрины, разглядывая Рождественский вертеп. За мгновение до того, как Гордон увидел ее, она подняла голову и обернулась в его сторону. Их глаза встретились.
   Гордон остановился. Он больше не видел неприветливой студеной улицы, не обращал внимания на прохожих, толкавших его плечами, не замечал, что над его головой вдруг стали кружиться редкие снежинки - явление небывалое для здешних широт. Перед ним были толко ее глаза, светлые и лучистые, глаза, в миг загоревшиеся нескрываемой радостью.
   Он двинулся в ее сторону, и Шейла тоже шагнула ему навстречу. Они быстро сближались. В один момент показалось, что им остается толко сделать еще один шаг и обнять друг друга, однако в последнюю секунду они остановились в смущении.
   -Здравствуй, Шейла! - Голос Гордона дрожал от радости.
   -Привет, Гордон! - Она сказала это так просто и буднично, словно они расстались сегодня утром. Лицо вполне спокойное, естественная улыбка. У Гордона упало сердце. "Похоже, у нее все хорошо," - подумал он. Ему было бы легче, если бы обнаружилось, что Шейла стала хуже выглядеть, похудела бы и подурнела, если бы она расплакалась, или смешалась, если бы хоть как-то показала, что эта встреча так же важна для нее, как и для него, Гордона. Ему очень хотелось найти в ее облике хоть малейший признак, хоть намек на то, что она все это время страдала и тосковала по нему. Нет, ничего похожего. Она совсем не изменилась, кажется, взгляд даже стал более спокойным и уверенным. Никакого смущения, никакой робости. Она смотрела прямо ему в глаза и мило улыбалась, - просто, как старому приятелю, как другу детства, которого рада видеть.
   Они неловко помолчали с полминуты. Гордон злился на себя - ему так много нужно было ей сказать, так о многом ее распросить, а он стоял и молчал, как истукан. Он столько раз представлял подобную встречу, в таких деталях продумывал, что он ей скажет, как будет мил и красноречив, а теперь его словно заклинило, и он не мог выдавить из себя ни слова.
   -Как дела? - спросили они одновременно и рассмеялись.
   Шейла опустила в складки своего пушистого шарфика рот и подбородок, грея их собственным дыханием. На длинных ворсинках шарфа появились капельки влаги. Теперь она смотрела на Гордона снизу. Ему показалось, что в ее взгляде даже проскользнуло озорство. Это немного приободрило его.
   -Как тебе нравится эта метель? - спросил он весело.
   -Да уж, очень нравится. Я просто в восторге от того, что у меня все время синий нос!
   Гордон спохватился:
   -Ты замерзла! - сам он холода не чувствовал. Наоборот, его бросало в жар. - Давай зайдем в кафе, - предложил он и добавил - Если ты, конечно, не возражаешь!
   Они зашли в небольшое уютное кафе неподалеку. В нем было полно народу - сейчас было много желающих погреться. Официантка подвела их к единственному пустующему столику, деловито приняла заказ и убежала. Все это время Гордон лихорадочно подыскивал нужную тему для разговора. Сейчас он подумал, что возможно, Шейла спешит и не сможет долго болтать с ним. Его ужасала мысль, что в любой момент она встанет и скажет: "Мне пора!", после чего опять исчезнет, и он потеряет ее навсегда.
   Гордон часто вспоминал ее, а совсем недавно Шейла приснилась ему. Во сне она была точно такой, какой он помнил ее - легкой, сияющей, веселой, совсем не такой, как в вечер их расставания. Он видел ее так явно, так живо! В его сновидении не было ничего абсурдного и нелепого, никаких несуразностей, присущих снам. У него возникла полная иллюзия, что он наконец-то проснулся и снова попал в настоящую, нормальную жизнь, и его Шейла снова рядом, и теперь опять все будет хорошо, а все, что произошло до этого как раз и было кошмарным сном. Увы, это была всего лишь иллюзия. Когда Гордон понял это после пробуждения, ему захотелось умереть.
   Теперь он думал, как все это выразить, как-то объяснить Шейле. Гордон хотел, чтобы она поняла, что он так и не смог выбросить ее из памяти, не сумел до конца привыкнуть жить без нее, он так и не разлюбил ее. В его жизни не появилась другая женщина, он даже не пытался найти эту другую женщину. Ни к чему обманывать себя, Гордон знал - Шейлу ему не сможет заменить никто. Он искал нужные слова, чтобы сказать все это, но не мог решиться. А вдруг у нее кто-то есть? Ведь она ушла от него из-за другого мужчины! А вдруг в ее душе не осталось никаких чувств к нему, кроме жалости и презрения. Гордон вспомнил, какой ненавистью было искажено лицо Шейлы, когда она уходила - а вдруг она его действительно ненавидит, а сейчас старается быть милой из деликатности?! Все эти мысли не давали Гордону покоя и мешали сказать самое важное, поэтому говорил он с Шейлой совсем о других вещах.
   Он поведал, что Аксель Делейни, его приятель и коллега, был арестован, что его судили и приговорили к двенадцати годам тюрьмы за участие в организации восстания. Шейла же, погруснев, рассказала, что во время беспорядков случайным выстрелом в голову был убит ее друг Макс. Гордон признался, что во время бунта почти ежедневно звонил или приходил к ней в клинику, чтобы справиться, все ли у нее в порядке.
   Они разговаривали долго, часа полтора. После глентвейна беседа заметно оживилась, напряжение спало, и теперь они болтали без умолку, обсуждая судьбы общих знакомых, делясь новостями, рассказывая об изменениях на работе, подшучивая друг над другом. Это было так похоже на их прежние разговоры на террасе! Гордон всматривался в милое и дорогое ему лицо и убеждался, что она все та же, прежняя Шейла с ее улыбочками и ужимочками. Все происходило так, будто между ним никогда не было размолвок, никаких ссор и долгих расставаний. И в то же время это было совсем не так. На самом деле кое-что, несомненно, изменилось: эта женщина больше не принадлежит ему. Когда ей вздумается, она может подняться из-за стола и уйти, ничего не объясняя, вернуться в иную свою, совершенно неизвестную жизнь, в которой ему, Гордону теперь нет места.
   Он понимал, что они сидят в кафе уже слишком долго, что их встреча близится к логическому завершению, понимал он также, что должен наконец решиться. Ему показаось, что Шейле тоже не хочется с ним расставаться. Наконец, после долгих колебаний, он тихо спросил:
   -Ше, я не хочу выглядеть бестактным, однако я сам себя буду ненавидеть, если не спрошу. Ты... У тебя... У тебя есть кто-то? Ну, ты понимаешь?
   Шейла молчала, опустив голову. Наконец она тяжело спросила, не поднимая глаз:
   -А это имеет для тебя значение?
   -Да, Ше! Да, имеет!
   Шейла наконец глянула ему в глаза и ответила, стараясь казаться спокойной:
   -Нет, у меня никого нет.
   Повисло молчание. Гордон первым прервал его:
   -А ведь мы до сих пор не разведены с тобой, Ше.
   -Да, - ухмыльнулась Шейла. - Вот такая странная семья!
   -Прости меня, если можешь, - тихо сказал Гордон после паузы. - Я был таким ослом...
   Шейла опять опустила голову.
   -Наломали мы с тобой дров, - произнесла она, наконец. Голос ее слегка дрожал.
   Оба молчали, не зная, что сказать.
   К столу подошла официантка.
   -Будете еще что-нибудь заказывать? - спросила она дежурным голосом. Сидящие за столиком встрепенулись и вздохнули с облегчением - приход девушки прервал тягостную паузу.
   -Нет, счет пожалуйста, - сказал Гордон.
   -Послушай, Шейла, - обратился он к жене. Голос его звучал бодрее. - Как ты посмотришь на то, чтобы мы с тобой поужинали вместе. Не быстрый прекус в какой-нибудь забегаловке, типа этой, а настоящий романтический ужин со свечами, с дорогим вином. Я закажу столик в приличном месте, ты оденешь вечернее платье, туфли на каблуках... Что вы там еще надеваете?
   -Ты, никак, пытаешься меня закадрить? - смех Шейлы звучал несколько натянуто.
   -А почему бы и нет? Ты в моем вкусе, детка.
   Оба рассмеялись.
   -Действительно, почему бы и нет?
   Они вышли из кафе. За то время, пока они сидели в помещении, с погодой на улице произошла метаморфоза: внезапно стих ветер, скупой снег перестал падать и растаял на асфалье - от него не осталось и следа, засияло нестерпимо яркое солнце - такое яркое, которое бывает толко зимой.
   Шейла достала из сумочки и надела солнцезащитные очки.
  -- Подарок Корнелиуса? - пошутил Гордон.
   Она криво улыбнулась.
  -- Не выдавай меня, пожалуйста.
   Гордон усадил ее в такси. Машина двинулась, а он еще долго стоял на мостовой, провожая ее взглядом. Он не мог видеть, как у Шейлы задрожали губы, как толкько она осталась одна, и как из-под темных очков по ее щеке скатилась слеза.
  
  

Тори Гамильтон. Капитуляция

   Тори не хотела поднимать трубку. Она догадывалась, кто звонит, - скорее всего, это звонили по поводу ее участия в ток-шоу, ожидаемого на следующей неделе. Директор шоу оказался на редкость назойливым и бестактным, не понимая, что Тори давно потеряла всякий интерес к подобным выступлениям. Пару лет назад в подобной ситуации она сама бы обрывала телефон, напоминая о себе, уточняя детали и внося коррективы, сейчас же она даже не хотела отвечать на звонок. Для себя она уже решила, что принимать участие в программе не будет.
   На телевизионные программы и шоу ее в последнее время стали приглашать все реже. Тори чувствовала, что она стремительно теряет популярность, больше того - чего уж греха таить! - ее стали забывать, однако ее это совсем не беспокоило.
   Тори сильно изменилась. В первую очередь, это коснулось ее внешности. Она подурнела и поправилась. Заметный жирок отложился на бедрах и вокруг талии, обозначился двойной подбородок, через лоб пролегли глубокие морщины. Ее кожа, ранее такая свежая и гладкая, приобрела нездоровый оттенок. То, что раньше было нежным румянцем, теперь превратилось в мелкую багровую сеточку сосудов. Глаза ее, прежде такия яркие и выразительные, некогда горевшие воинственным огнем, теперь потускнели, в них теперь не отражалось ничего, кроме усталости и равнодушия. И все эти видимые признаки надвигающейся старости были не так удручающи, как та внутренняя, душевная перемена, которая произошла с Тори после волнующих событий полуторогодичной давности.
   Казалось бы, то, чего Тори добивалась долгие годы, то, на что она положила свою бурную жизнь, наконец то свершилось во время бунта: ее извечный противник, человек, которого она ненавидела больше всего на свете, Марк Шимекис, бесчестный финансовый воротила и лицемер, был уничтожен физически, его больше не сушествовало, теперь он уже не дышал одним с Тори воздухом. Его пепел, смешанный с пеплом его мрачного жилища давно развеялся по городу, его бесследно унес вдаль ветер и размыл дождь. Тори должна была чувствовать радость, яростное торжество победителя, однако ничего подобного она не ощутила, когда прочитала в газетах о смерти главы Корпорации "Корнелиус". На душе ее было пусто, она не знала, что делать дальше, с кем теперь бороться, кому теперь посвятить свою ненависть - самое сильное чувство, которое она растила и лелеяла всю свою сознательную жизнь.
   После того, как восстание было подавленно и в стране наступил покой, Тори с ужасом поняла, что ей больше не хочется бунтовать, призывать, разоблачать. Все ее феминисические идеи теперь потеряли для нее самой всякую привлекательность, сейчас они уже казались ей глупыми и утрированными, она не видела в них никакого смысла. Раньше ее идеология была для нее полезным инструментом, мощным оружием в борьбе против неизменного противника, теперь же, когда ее враг был мертв, это оружие сразу стало бесполезным и обременительным. Продолжать дальше борьбу было глупо и бессмысленно, Тори знала, что в противном случае она будет выглядеть, как контуженный полупомешанный солдат, вернувшийся с войны и продолжающий в мирное время таскать за собой по улице винтовку.
   Посвятив лучшие годы своей жизни на изнурительные бои с Корпорацией, Тори растратила все свои силы и энергию. Она не умела ничего, кроме того, что делала раньше. Поначалу она пыталась по инерции пописывать статьи в феминистских журналах, однако, лишившись своего боевого запала, она сама увидела, что этит статьи насквозь пропитаны фальшью, что между строк явстенно проступает неверие самого автора в то, что он пишет. Тори не могла допустить, чтобы читатели заметили, что она иссякла, исписалась, и она быстро бросила свои бесплодные попытки. Она пыталась менять темы своих публикаций, посылала статьи в газеты и журналы разной направленности, кое-что из этого даже печаталось, однако вскоре Тори стало ясно, что и другие темы ее мало волнуют, что все ее потуги жалки, ей никогда уже не быть неистовой Тори Гамильтон - грозой угнетателей женщин, ее время ушло безвозвратно вместе с эпохой Марка Шимекиса.
   А ведь она достигла того, к чему так стремилась! Горькая ирония - Тори получила то, что хотела, однако при этом не испытала ни радости, ни удовлетвореня, сразу же после исполнения самой желанной мечты ее жизнь потеряла всякий смысл.
   Теперь Тори совсем перестала писать для прессы. Она неохотно появлялась на людях, не встречалась с прежними подругами, не давала интервью. Немалые сбережения позволяли ей не работать, и она вела сейчас жизнь обычной домохозяйки: торчала целыми днями дома перед телевизором, читала, нередко засыпая над книгой, просыпалась и опять читала, бродила в парке. Тори завела собаку - маленького смешного песика непонятной породы, и назвала его Марк. Марк теперь составлял ей компанию во время ежедневных прогулок, Тори беседовала с ним и подолгу обстоятельно вычитывала за шалости и мелкие провинности. Она перестала следить за собой, обрюзгла и обабилась. С располневшей немолодой женщине в невыразительной бесформенной одежде, неспешно прогуливоющейся с собачкой по улице, невозможно было узнать прежнюю Тори, модную некогда журналистку.
   Телефон перестал звонить. Скоро о ней совсем забудут и, наконец, перестанут ее беспокоить. Тори научилась не реагировать на докучливые звонки, невозмутимо продолжая заниматься своими делами, пока разрывается телефон. Вот и сейчас она даже глянула в его сторону, не отрываясь от своего занятия. Она сидела за своим столом и писала. В последнее время она, никуда не спеша, работала над мемуарами. Тори делала это для того, чтобы хоть чем-то заняться, не думая о том, чтобы когда-нибудь опубликовать свои воспоминания. Пока это были разрозненные записи: описания событий, собственные мысли, которые казались ей наиболее интересными, комментарии, запоминающиеся высказывания известных людей, с которыми ей довелось встречаться. Сегодня она работала с самого утра, часов с шести - Тори вставала рано. Ей пора бы было пообедать, она давно чувствовала голод, однако Тори никак не могла оторваться от своей коричневой тетради.
   Наконец она закончила страницу, захлопнула тетрадь и открыла выдвижной ящик своего стола, где хранила свои записи. В дальнем углу ящика лежала синяя бархатная коробочка. Это был "Подарок Корнелиуса", приборчик, строго-настрого запрещенный во всей стране. Тори вспомнила свой постыдный эксперимент, связанный с этой штуковиной, и тот позор, который ей довелось из-за нее пережить. Вещица постоянно мозолила ей глаза, частенько вызывая в памяти ту безобразную сцену с глупым барменом. Давно надо бы избавиться от "Подарка", ставшего бесполезным. Выбросить, да и все тут!
   Тори немного подумала и решительно задвинула ящик. Пусть лежит, авось, когда-нибудь, да пригодиться!
  
  
  
  
  
  
  
  

37

  
  
  
Оценка: 4.79*7  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"