Когда в пятницу вечером зазвонил телефон, я не сразу понял, кто звонит. У меня вообще неважная слуховая память, а если не общался с человеком несколько лет, то с трудом определяю собеседника по голосу.
- Это я - Юрий! Ну, Юрка-Демиург! Ты что не признал, чертяка? - обиженно возмутилась трубка и я испытал неловкость за свое: "Кто эта?" Разумеется, теперь признал. Как можно было забыть Юрика К. (по студенческому прозвищу - Демиурга), с которым вместе почти полтора года делили комнату в общежитии одного известного столичного вуза. Хотя мы учились на разных факультетах, но, кроме соседних коек, нас объединяло множество общих интересов и вытекающих из них последствий в виде разнообразных "прожэктов" (как любил выражаться Юрик): от вылазок-экспедиций по жутковатым лабиринтам московской подземки, до романтических похождений к подругам из соседнего меда через балконы по веревочной лестнице. Отдельно стоит отметить долгие вечерние диспуты на различные глобальные темы, в которых Юрик, как будущий биохимик, представлял естественнонаучную сторону, а мне отводилась роль гуманитария-философа, что, по его мнению, было чем-то средним между попом и искусствоведом. В отместку за принижение моей дисциплины, я всячески, по-иезуитски коварно, пытался поймать на неувязках его теоретические выкладки и, при любой возможности, переворачивал с ног на голову Юркины логические рассуждения. Впрочем, в то прекрасное время задор юношеского нигилизма в нас преобладал над багажом реальных знаний, и в конечном итоге, исчерпав все свои доводы в спорах, мы обычно возвращались к статусу-кво и совместно отмечали этот момент примирения с несколькими бутылками пива или пузырем недорогого портвейна.
Довольно часто наши обсуждения касались проблемы вторичности сознания и характера возникновения жизни во Вселенной. Юрик, в отличие от меня - в большей степени агностика, причислял себя к убежденным атеистам и мечтал окончательно "забить гвоздь в крышку гроба креационизма", воспроизведя опытным, эволюционным путем живое из неживого, как говорится с нуля. Разумеется, сделав это исключительно средствами науки, безо всякого привлечения сверхъестественных, а-ля божественных сил, что могло бы означать только обман и мошенничество.
За эту, почти навязчивую идею, Юрик и получил от студенческого братства прозвище - Демиург. Еще будучи абитуриентом, он пытался на кухне общежития повторить известный эксперимент Миллера по абиогенетическому синтезу. Для непосвященных, поясню: это когда через смесь простых газов и паров, имитирующую первобытную атмосферу Земли, при постоянном перемешивании пропускают электрические разряды, нагревают ее и облучают ультрафиолетом, а потом проверяют образовавшийся "первичный бульон" на наличие синтезированных сложных органических молекул, которые, теоретически, и стали когда-то зернами самозарождающейся жизни. При этом Юркин максимализм требовал получения в итоге не просто гипотетических капелек протожизни - коацерватов, а полноценных организмов, пусть и одноклеточных, но способных к воспроизводству, питанию и саморазвитию, а еще лучше - умеющих вилять хвостом и подавать лапу.
Первый Юркин биореактор был сооружен из 50 -литровой алюминиевой кефирной фляги, самодельного искрового разрядника, медицинской уф-лампы, обратного холодильника и еще кучи других приспособлений, иногда самого непонятного назначения. В результате его опытов, общежитие несколько раз оставалось без света из-за перегрузки, а Юрик убедился, что Эволюция - дама неторопливая и склонная ожидать вдохновения миллионы лет, которых у него, Юрия, в запасе не было.
Справедливо полагая, что в химии ускорение времени равнозначно увеличению скорости реакции, Юрка настойчиво, но безрезультатно, подогревал смеси, менял их состав, разделял полученные продукты, стараясь сдвинуть равновесие в сторону быстрого синтеза. Впрочем, нельзя сказать, что его усилия были совсем бесполезны: проводя сопутствующие эксперименты, он, к примеру, сумел убыстрить процесс спиртового брожения браги в несколько раз, перемешивая ее в старой активаторной стиральной машине, тем самым сократив сроки созревания с нескольких суток до десятка часов, к всеобщему ликованию падкого до дешевого алкоголя общежитейского студенчества. Но конечная цель его опытов оставалась такой же недосягаемо далекой, как далека инфузория-туфелька от хомо сапиенса.
Для своих изысканий Юрик потихоньку таскал с кафедры химии универа различные реактивы, лабораторную посуду и прочий необходимый для "прожэкта" инструментарий. Однажды он пытался незаметно вынести из химкабинета центрифугу, но "не успел" и, пойманный с поличным деканом факультета, в результате с позором (хотя и без излишнего шума) был отчислен из вуза с формулировкой - "за хроническую неуспеваемость".
Какое-то время Юра еще продолжал нелегально жить в общежитии, но поняв, что в ближайшее время возможность восстановления в университет ему не светит, собрал вещички и съехал куда-то в замкадовское пространство. На этом этапе наши пути-дорожки разошлись, а позже, ввиду моей загруженности учебой и увеличившимся между нами расстоянием, и вовсе травой поросли. Поначалу, мы еще изредка созванивались и обменивались новостями, но телефонные общение не шло ни в какое сравнение с былым очным и постепенно сошло на нет. А потом Юрик окончательно покинул столицу и вернулся в свой родной М., где у его двоюродной тетки, бабы Нюры, было частное домовладение, а по-простому - дом в пригороде с собственным двором и личным подсобным хозяйством. Чтобы не сидеть у пенсионерки на шее, Юра выискивал какие-либо подработки по интернету, а также устроился сторожем при местном отделении НИИ генетики и селекции, что, помимо дополнительного заработка, давало ему возможность быть в близкой "химической связи" с институтской лабораторией и продолжать осуществление главного "прожэкта" своей жизни. Очередную исследовательскую базу он оборудовал себе уже на территории тетки, которая была женщиной хотя и пожилой, но прогрессивной и, по словам Юрика, не возражала против его увлечения при условии оплаты всех расходов: за электричество, воду, интернет и прочих. Это, пожалуй, все, что я знал о положении Демиурга на момент неожиданного звонка.
- Слушай, Серега! У тебя вроде как сейчас каникулы после сессии? По старой дружбе, хочу попросить тебя приехать к нам в М. хотя бы на несколько дней. И тебе польза - развеешься перед новым семестром, чистым сельским воздухом подышишь, и мне сможешь помочь в одном весьма важном деле. Обратиться мне больше не к кому, а ты идеально подходишь, и как независимый наблюдатель и эксперт, и просто как человек, который заранее не будет воспринимать меня за сумасшедшего...
- А что, для этого есть серьезные основания? - попробовал пошутить я.
- Основания можно найти всегда, особенно в случае, когда события перестают вписываться в привычную картину мира - загадочно ответил Юрка.
А затем поведал мне вот такую историю.
"Набив шишек" и убедившись, что в естественных условиях повторить эволюцию за приемлемо короткий срок не удастся, Юрка решил смоделировать ее с помощью компьютерной программы, позволяющей в виртуальной реальности ускорить процессы изменчивости и отбора в миллионы раз. Собственно код, по тщательно продуманному им алгоритму, написал единомышленник-программист, с которым Юрик познакомился на каком-то тематическом форуме в Интернете. И теперь на его компьютере, после многих месяцев непрерывной работы, в дебрях реликтового полупроводникового леса диковинными фигурами Лиссажу распускались плотоядные цветы, а хищные двоичные многоножки пожирали себе подобных, добавляя к своему коду сегменты единичек и нулей, чтобы, в свою очередь, быть съеденными более развитыми шестнадцатеричными тварями. Однако, все это представлялось лишь половиной дела. Чтобы программа не осталась просто компьютерной игрушкой-симулятором, необходимо было проверить результаты ее работы, воплотив виртуальных существ в реальности. Но как это сделать?
И тогда Юрику пришла в голову идея подключить к компьютеру планшетный струйный принтер, в картриджи которого заливались нужные реактивы вмести чернил. Пьезоголовки плевались микрокаплями прямо в чашку с физраствором, где присутствовал фермент с труднопроизносимым названием, который, подобно сказочному гному, обладал способностью собирать цепочку биополимера из последовательно подаваемых отдельных звеньев - нуклеотидов. Непосредственно реактивы и фермент Юра сумел приобрести за соответствующее вознаграждение у лаборанта НИИ, с которым свел знакомство на новой работе.
Полученную в результате печати смесь, Демиург очищал на центрифуге от мелких фрагментов и снова передавал лаборанту, который размножал продукт и прикреплял к особому вирусу, этакому троянскому коню, умеющему проникать в живые клетки и заменять их природный код наследственности на собственный. Конечно, эти манипуляции производились нелегально и, фактически - вслепую, с неопределенным результатом на выходе. Но Юрик, оправдывая отсутствие чистоты опыта тем, что Природа сама далека от идеала, набирал "неопределенность" в шприц и колол ее в свежие куриные яйца, изъятые из-под ничего не подозревающих кур бабы Нюры (разумеется, с теткиного согласия). Оставалось только замазать прокол корректором, поместить обработанные яйца в инкубатор и ждать...
Первые опыты желаемого результата не дали и на выходе получались "болтуны", иногда с неприятным запахом при вскрытии. Но Юрка не унывал - ведь по его расчетам срок компьютерной эволюции на тот момент не превышал еще и трех миллиардов виртуальных лет.
На четвертом миллиарде, контрольные яйца в инкубаторе проросли сквозь скорлупу какими-то рыжими волосами, которые активно реагировали на внешнее воздействие: стоило близко поднести к ним руку, как они пытались уклониться в сторону, сжимались и старались спрятаться друг за дружку так, что на этом месте образовывалась плешь, напоминающая макушку на голове. К сожалению, помимо этого никакими примечательными свойствами "волосы" не обладали, а тетка так вообще сказала, что это завелась колония червя-трубочника (того, что в лужах живет) и что "инкубатор чаще мыть надо!".
После этого Юрик решил, что следующий опыт нужно проводить с участием гарантированно более высокоразвитых существ, чтобы "у некоторых больше сомнений не возникало". На виртуальных биологических часах компьютера к этому времени наступила эпоха царствования доисторических ящеров - динозавров. А значит, для Юры подошел срок решающего испытания, способного в случае успеха убедить весь научный мир и скептиков, в лице бабы Нюры...
- Постой! Это все интересно, но что требуется от меня? - перебил я Юркины излияния.
- Понимаешь, куриные яйца инкубируются 21 день, индоутиные - 28 дней, страусовые - 42, крокодильи - от 70 до 110 суток. Сколько времени потребуется для развития подопытным - неизвестно. Двадцать яиц я заложил в инкубатор десять недель назад. Сейчас овоскоп показывает обширное затемнение на месте желтка и вокруг. А значит, дежурить теперь нужно круглосуточно. Но я разорваться не могу - мне ведь еще сторожить в НИИ! Нужен сменщик до срока, пока не вылупятся. Ну не бабу же Нюру на это дело подписывать. Кроме того она - человек заинтересованный... - тут Юрка как-то странно замялся - Мы с теткой пари серьезное заключили... Вот ты у нас заодно и арбитром будешь...
- Что еще за пари?
- Приезжай - узнаешь - коротко закончил Юрка и замолчал, словно израсходовав весь свой словарный запас за текущий день.
Когда я сошел с поезда в М., на перроне меня встречали приветливо, только что не с цветами. Рядом с Юркой, который за прошедшие три года почти не изменился, стояла пожилая, но бойкая не по годам женщина, в глазах которой то и дело мелькали озорные огоньки, такие же, как у Юрки, что выдавало их близкую родственную связь. Чуть в сторонке, в осеннем платьице с накинутой на плечи шалью и в однотонном сером платке, скромно улыбалась мне миловидная девушка лет двадцати пяти.
- Я знал, что ты не бросишь товарища в важный для науки и для него лично момент! - Юрка обнял меня и даже вроде прослезился. - Знакомься, моя дорогая тетя - баба Нюра.
- А это - Валентина. - Он повернулся к девушке.
- Наука-скука, молодцу - не подруга - засмеялась тетка. - Женится Юре пора! Может, хоть ты вразумишь его. А то он уже позабыл верно, что существует давно известный, надежный и приятный способ новую жизнь зарождать... Кстати, не знаю, говорил ли он тебе: мы с ним поспорили - ежели у него опять ничего не выйдет с опытом, то оставит он свою блажь научную (хотя бы на время) и - женится! Вот, и невеста давно рядом, дивчина на загляденье! Валентина уж и так, и сяк вокруг него крутится: то вкусненьким накормит, то рубаху постирает-выгладит, а он вроде как и не замечает...
- Баба Нюр, ну не нужно так! - вспыхнула Валя.
С вокзала до теткиного дома доехали на автобусе, благо, что вещей я взял с собой - одну сумку. Юрка бросился было показывать свое хозяйство, но баба Нюра твердо заявила:
- Сначала - все за стол: я с утра борщ наварила, а Валюша - блинов вкусных напекла. Со сметанкой-то деревенской... Успеете еще, хлопцы, поумничать, да разговоры поговорить.
Ужин прошел замечательно, с шутками и ненавязчивым обменом свежими новостями. Валентина порхала бабочкой от обеденного стола на кухню и обратно, докладывала добавку в опустевшие тарелки, подливала фруктово-ягодную наливку в стаканы, и я невольно заметил, какие теплые взгляды она бросает на Юрика. С большим удовольствием отведав теткиного борща и закусив блинами со сметаной, мы с Юркой выбрались наконец из-за стола и, поблагодарив хозяйку и ее помощницу, вышли во двор.
Юркина "святая-святых", у которой, как я понял, мне уже сегодня ночью предстояло нести дежурство, находилась в подвальном помещении флигеля, построенного в стороне, недалеко от хозяйского дома. Вход в биохимическую лабораторию вел прямо из единственной большой комнаты хозяйственной постройки. Это, с Юркиной точки зрения, было особенно удобно: наверху располагались кушетка для отдыха, письменный стол, книжный шкаф возле окна, холодильник, небольшой телевизор и прочие необходимые в быту вещи. Все эти удобства, включая подсоединенный к интернету ноутбук, позволяли Юрке, при необходимости, относительно комфортно проводить здесь любое время суток и при любой погоде, находясь в непосредственной близости от рабочего места внизу. Существенным недостатком являлось отсутствие другого отопления, кроме стоящего у топчана электрического масляного радиатора, но флигель был обшит сайдингом и предварительно хорошо утеплен.
Когда мы поднялись на крыльцо и вошли в комнату, Юрик сразу потянул меня к двери, ведущей в подвал, и, приложив палец к губам, сказал полушепотом:
- Основной свет в лаборатории я не включаю без надобности - хватает дежурного освещения. Разговаривать тоже лучше тихо, чтобы не потревожить объекты. Твоя задача простая: каждый час проверять яйца в инкубаторе на наличие изменений. Если начнут проклевываться, или произойдет что-нибудь другое - важное, сразу звони мне на работу! Вот тебе фонарик, на всякий случай. Будь внимательным, с лестницы не упади.
Юрка открыл дверь, и мы спустились в подвал, осторожно ступая по широким ступенькам, подсвечиваемым лишь тусклой красной лампочкой.
Когда глаза привыкли к полутьме, я с интересом разглядел просторное прямоугольное помещение с высоким потолком и явно продуманной системой вентиляции: воздух в подвале не был затхлым, чувствовался лишь легкий запах химреактивов. Слева в углу угадывался компьютерный стол, под которым светились и мигали огоньками бесперебойник и системный блок, продолжающий свои эпохальные вычисления, а на столешнице темнели монитор и принтер.
Правую часть стены занимали лабораторные стойки с колбами, стаканами, дистиллятором, мешалкой, горелкой, аналитическими весами и прочим научным инвентарем. На полу стояла центрифуга, а по углам отсвечивали глянцевыми боками какие-то банки, пробирки на штативах и другая химическая посуда, которой не нашлось места на верхнем ярусе.
В середине всего этого предметного многообразия, у задней стены располагался большой напольный шкаф-термостат со стеклянной дверцей, приспособленный под инкубатор, к которому Юрик и подвел меня за руку.
- Все устроено просто, но технологично. В инкубаторе поддерживается заданная температура и влажность, переворот яиц выполняется автоматически путем наклона рамок, связанных со специальным исполнительным механизмом. Вентилятор обеспечивает нужную рециркуляцию воздуха и газообмен. Предусмотрена подсветка изнутри - чтобы можно было наблюдать.
Из красноватого полумрака наружу, сквозь двойное стекло, словно глядели два десятка "глаз". Казалось, что это они наблюдали за нами, оценивая любое наше действие: кто мы есть - охотники или добыча? Мне стало немного не по себе. Впрочем, наваждение быстро прошло. На каждом яйце была нанесена маркером цифра, от единицы до двадцати.
- Если начнут вылупляться, а я к тому времени не успею подъехать - аккуратно помещай их в этот контейнер. В нем есть поилка, а с боков сделаны отверстия для вентиляции - Юрка указал на большую коробку с крышкой, стоящую на полу рядом. Я хотел поинтересоваться, нет ли случайно в лаборатории огнемета, так, на всякий случай, но посмотрев на Юрино серьезное лицо, промолчал. В подвале было тихо и полную тишину нарушали лишь едва слышный шелест вентиляторов системника и легкое жужжание привода механизма переворота. Мы осторожно поднялись наверх и закрыли дверь.
- Ну ладно, вечереет, мне на работу пора. Все-таки как хорошо, что ты приехал! - произнес Юрка с чувством.
- Все будет о-кей - стараясь придать голосу уверенности, ответил я.
- Не сомневаюсь!
- Все-таки как хорошо, что я приехал, - думал я, оставшись один и устраиваясь на кушетке. - Какая здесь тишина!
Телевизор я включать не стал, чтобы не портить очарование от осеннего вечера. За окном совсем стемнело. Мысли лениво текли сонной рекой, укачивая-убаюкивая утомившееся от дневных впечатлений сознание.
- А Валентина то симпатичная. Да и хозяйственная, сразу заметно...
Пригревшись под теплым одеялом на кушетке, я незаметно задремал...
Очнулся я в полной темноте от странного и неприятного ощущения присутствия кого-то постороннего. Вытянув руку из-под одеяла, дотянулся до фонарика на табуретке, щелкнул выключателем и посветил вокруг. Никого. Но что-то все-таки изменилось.
Я прислушался. Со стороны подвала раздавались какое-то чмоканье, вздохи, причитания. Порой, казалось, можно было разобрать даже отдельные слова, произнесенные на неведомом, явно чужом языке.
Я невольно поежился и присел на кушетке, прогоняя остатки сна. Нащупав ногами тапочки, поднялся и осторожно подошел к двери подвала. Несомненно, звуки доносились откуда-то изнутри. Что за чертовщина? Сон окончательно улетучился, уступив место страху. Осторожно приоткрыв дверь лаборатории, я заглянул вовнутрь. Где-то в темной глубине внизу мерцала красным светом дежурная лампочка, но бормотание раздавалось теперь совсем рядом и пахнУло чем-то кислым, запахом явно животного происхождения.
Слегка дрожащей от напряжения рукой я посветил фонариком в направлении звуков и... тут волосы встали дыбом у меня на голове! Тусклый луч выхватил из темноты две мертвенно бледные руки, которые протягивали из-под лестницы прямо к моим ногам вздувшиеся, как у мертвецов пальцы... Я дико заорал и, выронив фонарик, кинулся прочь от двери подвала, в темноте с грохотом опрокинул табуретку, больно ударился ногой об край стола, но лишь сильный удар головой об косяк вырубил меня окончательно.
В себя я пришел от голосов, и не сразу понял, что лежу на кушетке, а рядом кто-то разговаривает. Я с трудом приоткрыл глаза и попытался приподнять голову. Чьи-то заботливые руки тотчас помогли мне, и перед лицом возникла кружка, пахнущая знакомым фруктовым ароматом с легкой кислинкой. Надо мною с озадаченным видом склонились Юрка и баба Нюра, а сзади них, через спины, с любопытством заглядывала Валентина. В открытое окно напротив светило нежаркое осеннее солнце. Голова болела: очевидно, во время ночного побега я все-таки получил сотрясение мозга.
- Что случилось? Кто это тебя так? - озадаченно спросил Юрка, осматривая мою голову.
- Там... - с трудом подбирая слова, выговорил я, протягивая руку в направлении подвала. - Они... Чудища... Вылупились, твари... Бормочут не по человечьи... Руки бледные, как у мертвецов. Схватить пытались...
Юрка аккуратно подошел к приоткрытой двери в подвал и, быстро заглянув за створку, распахнул ее настежь.
- Баба Нюра! Ну сколько раз вас просил - не ставьте сусло бродить в лабораторию, да еще прямо на входе!
Я, к тому времени уже сумевший подняться на ноги и подойти к Юрику, опасливо глянул ему через плечо и обалдел. Дневной свет из комнаты проникал вовнутрь подвала и мне были ясно видны две двадцатилитровые стеклянные бутыли, стоящие прямо под лестницей, внутри которых что-то с бульканьем и шипением пузырилось и переливалось. На горлышки их были натянуты и перевязаны бечевкой тонкие латексные перчатки, раздувшиеся от бродильных газов и торчащие вертикально вверх, словно руки единогласно голосующих парламентариев.
- А я че... Я ни че... Наверху прохладно, а в погребе тепло, сАмо то. Я подальше от инкубатора поставила, у входа, чтоб не нарушать чистоты эксперимента - оправдывалась баба Нюра. - Как ты показывал - пальцы ихние иголкой проткнула, чтоб не сорвало. Ишь - посвистывают! Скоро готово будет...
Я ясно почувствовал, как ужас от ночного кошмара в моей голове сменяется чувством глубокого стыда. Уши мои заполыхали огнем, кожа лица горела.
- Ну, и где твои чудища?
Юрик нащупал на стене выключатель, и подвальное помещение залил яркий свет. Он торопливо сбежал по ступенькам, кинулся к инкубатору и громко чертыхнулся.
- Черт, черт! Ёшкин кот! Проспали...
Инкубатор был открыт и пуст, и только внизу, на поддоне, белыми хлопьями сиротливо топорщились скорлупки от куриных яиц. Юрка внимательно осмотрел пол. От инкубатора к лестнице, вверх по ступеням и дальше вдоль комнаты к открытому окну тянулись цепочки каких то странных мокрых следов. Точки-запятые чередовались с извилистыми линиями, как будто что-то волочилось по полу. Следы заканчивались на подоконнике, а дальше открывался разукрашенный в яркие цвета осени такой милый душе типично сельский пейзаж. Юрик бросил взгляд вдаль и в сердцах махнул рукой. Валя тихонько подошла сзади и ласково обняла его за плечи...
Я с грустью смотрел в открытое окно. Березка в палисаднике уже почти полностью сбросила летний наряд, осень вовсю вступала в свои права. Я слегка поежился от залетевшего в комнату холодного ветерка и представил, как где-то там. за дальним холмом, собирается в стайку группа молодых птеродактилей, чтобы вместе лететь в теплые края на юг.
Кстати, говорят, что осень - самое время играть свадьбы...