Кузнецов Бронислав : другие произведения.

Боги безмолвствуют

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Yes Шестой роман цикла - экспериментальный. Он представляет собой конструктор, собранный из отдельных новелл о Ярусном мире, каким он остаётся во время владычества демонов, говорят, нерушимого до той самой поры, пока в игру не вмешаются проснувшиеся боги. Обновлено 18.11.19 Переименовал)
  Александр Бреусенко-Кузнецов
  Боги безмолвствуют
  (роман фэнтези в новеллах)
  
  
  
  Серия 'Ярусный мир' - 6
  Аннотация
  
  Трёхъярусный мир создавало Семеро Божеств, которые устроили его справедливо: небесный ярус достался драконам, земной - живым людям, подземный - особой расе мертвецов, которые не были живыми никогда. И, вроде, всяк находил себе место в мироздании - но то было прежде, до экспансии мертвецов на средний ярус и установления Порога Смерти - неприступного барьера, способного перемещаться с запада на восток и всё сильнее ограничивать мир живых.
  За Порогом - земля, губительная для всего живого. Ужас? Но многие люди добровольно становятся мертвецами, чтобы там побывать, поработать, выучиться - и даже платят немалые деньги. А многие остаются среди живых лишь по причине стеснённости в средствах, а потому - завидуют мёртвым. Многие, но не все. Даже в среде мертвецов не исключены запоздалые прозрения. Быть может, ещё остались шансы сладить с Владыкой Смерти?
  Этот цикл романов - о тех и для тех, кто мертвецам не завидует.
  
  
  Боги безмолвствуют
  
  Шестой роман цикла - экспериментальный. Он представляет собой конструктор, собранный из отдельных новелл о Ярусном мире. Поэтому и главных героев в романе довольно много - каждый главенствует в собственных новеллах, а на чужие претендовать не может.
  Среди героев - мятежный некромант, занятый просвещением мертвецов; великан, выигравший кота в мешке на секторе Приз; прикинувшийся крестьянином академик; средневековая журналистка с образованием гарпии; неоднократно сидевший боец-повстанец, пытающийся вернуться домой; послушник Академии Наук, идущий к успешной карьере предателя; язвительный профессор некрофилологии, которому книгу в глаз не клади; юный ветеран драконоборчества, подумывающий о страшной мести за малознакомого отца...
  Они мечтатели - каждый о своём. Кто рад возможности многого достичь, кто старается не потерять последнего - в мутном и хаотичном потоке событий недоброго времени. Это время владычества демонов, говорят, нерушимого до той самой поры, пока в игру не вмешаются заговорившие боги.
  
  
  
  
  
  
  
  Содержание
  
  1. Боги не чешутся
  2. Драконы валяются
  3. Гарпиями становятся
  4. Драконы скрываются
  5. Боги мертвецам не соратники
  6. Великаны засиживаются
  7. Великаны топчутся
  8. Герой ушёл домой
  9. Убиться на склоне
  10. Боги сквозят в диалоге
  11. Карлики скачут
  12. Карлики отдыхают
  13. Боги безмолвствуют, дураки шумят
  14. Блохи подпрыгивают
  15. Ярусы прогибаются
  16. Черви ползут
  17. Боги хихикают вдоль дороги
  18. Зюк в муравейнике
  19. Висельники болтаются
  20. Богов не колышет
  21. Зюк в храме наук
  22. Висельники цепляются
  23. Боги ускользают
  24. Небеса хмурятся
  25. Богов не стесняются
  26. Висельники устали
  27. Гарпии перестали
  28. Демоны больше не будут
  28.1. Поиск на местности
  28.2. Зачистка поверхности
  28.3. Визионерство
  28.4. Зачистка глубин
  28.5. Метаморфоза
  29. Боги чудят спросонья
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  1. Боги не чешутся
  
  Мертвые возвратились из Иерусалима, где не нашли того, что искали. Они жаждали, дабы я допустил их к себе и наставил.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  В подземном мировом ярусе Гны не афишировал своего имени. Но бывал несколько невоздержан на язык: произносил мудрые речи при посторонних. Бывало, скажет что-то глубокомысленное тому же Флютрю, а кто-то идёт рядом, слушает, на ус мотает. Гны не препятствовал здешним мертвецам этак по мелочам просвещаться. И чего достиг?
  Многие, слишком многие неглупые с виду соседи принимали его теперь за инкарнацию великого Цилиндиана. Те же, кто и с виду казались туповатыми, мудрёного слова 'инкарнация', как правило, не знали - и вовсе полагали, будто бы Гны - это самый Цилиндиан и есть. В том же самом посмертии, неограниченно долгом.
  Льстила ли некромейстеру возникшая путаница? Неправдой будет сказать, что совсем не льстила. Но мешала - уж это-то точно будет правдой. Куда ни пойдёшь - почитатели толпятся. Где бы от них спрятаться?
  И хорошо бы, правильно было из этого подземельного городка исчезнуть куда-нибудь туда, где Гны вовсе никто и никак не знает - да вот незадача: Флютрю отправился в долгий поход к поверхности, вернётся с вестями оттуда именно сюда - и что же: солидный мудрец Гны столь малодушно сам собой удерёт, его не дождавшись? Нет уж!
  
  * * *
  
  А однажды под балконом пещерного жилища некромейстера собралась толпа наивных мертвецов, с которой 'новоявленный Цилиндиан' повёл себя неправильно. И кто за язык тянул? Эх...
  Некрофилософствовать с балкона в афористической манере - для Гны, в общем-то не характерно. Но он и не думал о философии. Сперва просто паясничал, вспоминая, с каким глубокомысленным видом возвещал посетившие его истины посланник Смерти Дрю.
  Зачем паясничал? Единственной осознанной целью некромейстера было разочаровать толпу, побудить её разойтись и больше не собираться.
  Казалось бы, чего проще: наговори им с три короба банальностей, они утомятся, изойдут скукой и разойдутся по делам. Но банальности что-то на ум не шли. Либо выглядели настолько глубокомысленно, словно содержали несколько слоёв зашифрованных посланий.
  - Расскажи что-нибудь главное о нас, - попросили мертвецы.
  Гны произрёк:
  - Мёртвые душат.
  - Ой, как интересно! - восхитились они. - А ещё?
  - Мёртвые пляшут.
  В этот момент мертвецы призадумались, им потребовалось время, чтобы сочинить для Гны разделительный вопрос:
  - Так всё-таки что делают мёртвые? Пляшут, или душат?
  - Мёртвые душат и на костях пляшут, - забавляясь, ответствовал Гны.
  - На костях? - переспросил самый умный мертвец из собравшихся под его балконом. - На костях Вселенной?
  - Мёртвые всегда пляшут на вселенских костях, - сказал Гны, - чтобы это ни значило. Мы...
  - Погоди, - остановили его мёртвые, - мы записываем.
  Когда мёртвые дописали, они спросили у Гны:
  - А что вы скажете о демонах?
  - Демоны сквернословят, - не задумываясь, выдал Гны.
  - Ой, как интересно! Действительно ведь сквернословят, - восхитились мертвецы. - А о драконах?
  - Драконы смеются, - вынужденно признал Гны.
  - Над нами? - насторожились мёртвые.
  - Нет. Сами по себе.
  - Они в самих себе усмотрели что-то смешное?
  - Нет. Драконы смеются, и это не смешно.
  - '...не смешно', - высовывая языки от усердия, дописывали мертвецы. Им там, под балконом, приходилось писать на весу, а писать на весу даже мёртвому неудобно. - А... расскажи ещё что-нибудь!
  - Гарпии визжат, - сообщил Гны.
  - Ну, это мы знаем, - расстроились мёртвые. - Это мы и так знаем. Когда мертвечих набирают в самую захудалую школу гарпий, их ещё с порога обещают обучить художественному визгу.
  - Но гарпии действительно визжат, - пожал Гны плечами, - как бы вы к этому ни относились.
  - Как вы сказали? - переспросил мертвец поумнее, - гарпии визжат 'действительно'?
  - Да, - улыбнулся Гны. - Я рад, что вы заметили эту важную некрофилософскую категорию.
  - А что же боги? - озабоченно спросили мёртвые. - Пока всё вышеозначенное происходит, что же поделывают они?
  - Боги-то? - на миг остановился Гны. - А боги не чешутся.
  Сказал и задумался сам. В последнем суждении применено отрицание. Что это значит? Что боги всё-таки чешутся, но сами не желают в этом признаться, робеют, безмолвствуют. Или - что не почесаться, когда чешется - само по себе важное действие. Действие ради сохранения нейтральности. Нейтральности - в каких таких целях?
  - А в каких местах чешутся боги? - опомнились мертвецы.
  - Семеро Божеств безлики и безымянны, - напомнил Гны. - но при этом традиция не возбраняет представлять их антропоморфно. Стало быть, места, которые чешутся, могут быть поняты вполне по-человечески. У кого-то между ног чешется - чтобы скорее начать новое творение. Но у большинства, насколько я могу судить, чешутся руки.
  - Хочется вмешаться? - догадалсямертвец поумнее.
  - Хочется размешать варево, - подумав, уточнил Гны. - До полного растворения комков.
  - Правильно ли я понимаю, - сказал приблудный мертвец с фальшиво благостным взглядом, который вполне мог быть шпионом Владыки, - верно ли секу, что Семерым что-то не нравится в вареве, кипящем в их же котле?
  - Не знаю, верно ли ты сечёшь, но понимаешь ты правильно, - сказал Гны. - Вряд ли кипящее в котле может порадовать Божеств.
  - А не значит ли это, что Семеро сами же швырнули в котёл негодные ингредиенты? - тут же забросил удочку подозрительный мертвец.
  - Ингредиенты годные, - отбрил его Гны. - Просто в котле завелись черви. Из-за них варево берётся комками.
  - Неужто самозародились? - захихикал его оппонент.
  - Замозасеялись, - ответил Гны, - по божественному недосмотру и злой воле нанятого повара.
  - Но кто же тот повар, который посмел обмануть Божеств? Дайте-ка я догадаюсь... Наверное, Живой Император? - и провокатор впился в некромейстера внимательным взглядом, проверяя, посмеет ли он возразить.
  - Нет, - отвечал Гны. - Повар тот неживой. Его природа демоническая, надо полагать, ну а тело достаточно мертво, чтобы служить кишащим вместилищем ползучих тварей.
  - Тогда я даже не дерзну предположить, кто таков повар, - быстро сказал мертвец. - Лучше поговорим о его червях. С какой такой миссией они были направлены в наш мировой котёл?
  - Разумеется, с воспитательной, - ответствовал Гны.
  
  
  2. Драконы валяются
  
  В обязанности писца при городском совете города Глукщ входило, как выяснилось, не только написание текстов. И даже не только переписывание, каталогизация - весь документооборот оказался довольно-таки скуден, занимал не более четырёх часов в день даже при всём желании Бац продемонстрировать свою хвалёную усидчивость.
  Не усидчивости потребовал от неё главный советник, но намного худшего. Долгих часов унылой праздности в элитном парке городского совета. И добро бы наедине с собой, так нет. У мёртвого советника неведомо как завелась парочка живых детей, их ей и приходилось выгуливать. Словно какой-то няньке!
  'У нас живая прислуга, - доверительно пояснил советник Буэ, - детям же с малолетства следует прививать мёртвые понятия. Сами увидите, Бацилла, лучше вас никто не справится!'.
  Ну и что с того, что прислуга живая? Что же теперь, высокообразованной мертвечихе Бац выполнять унизительную роль гувернантки?
  А пришлось выполнять.
  И это ещё что: вот спустя год старшему сыну советника стукнет шесть, а прижимистый папаша пожалеет денег на приличного учителя - те берут некроталер в сутки как минимум - и как тут кстати придётся бесплатная служба Бац!
  'Только вы справитесь, госпожа Бацилла, - скажет советник, - больше никому я не готов доверить обучение и воспитание Мозеса!'.
  А что - так и будет. Вот увидим.
  Сейчас же Бац вышагивала по дорожкам весеннего сада, толкая перед собой перамбулятор - чудесное изобретение мертвецов из Нижнего мира. Как бы вам его описать? По сути - повозка. Своего рода рессорный экипаж. Но для маленьких детей, не достигших трёхлетнего возраста. И лошадей в него не впрягают.
  Вместо лошади, а заодно и няньки работает Бац.
  Впрягли, как есть впрягли! А утешение, что перамбулятор истинное чудо мертвецкой техники - слабое всё-таки утешение.
  Когда везёшь в экипажике спутанного по рукам и ногам годовалого Кикеса, некое мстительное удовольствие испытываешь, особенно когда он пытается выбраться наружу, а не может. Но Мозес-то пятилетний всё это время бежит рядом, ничем не спутанный. И на справедливые одёргивания отзывается через раз.
  Вот и сейчас: что он там забыл, в той россыпи дурацких чёрных камней, сваленных вдоль дороги?
  - Мозес, извольте следовать чинно рядом с вашим младшим братом!
  Да где там: разве с первого раза услышит?
  - Мозес, поверните ко мне своё лицо!
  Мальчишка повернул, но совсем не лицо, а что пониже.
  - Мозес, как вам не стыдно! Ваш брат смотрит на вас и готовится взять пример!
  Мальчишка фыркнул, изображая пьяного ёжика - Бац уж поневоле разузнала, как эта гримаса у детей называется.
  - Мозес, прекратите изображать пьяное животное!
  - А? - впервые её посетил взгляд воспитанника. Но тут же сорвался на какой-то чёрный камень, который ему вздумалось немедленно поднять.
  - Мозес, немедленно оставьте! Не пачкайте руки наземным грунтом!
  Зла не хватает на этого мальчишку. Хоть бы с ним что-нибудь...
  - Это не грунт, - сказал Мозес.
  - А что же это по-вашему?
  - Глаз. Да-да, там глаз.
  - Какой такой глаз?
  - Драконий. На, посмотри сама! - и Мозес протянул Бац идиотскую каменюку.
  - Немедленно бросьте!
  - Не брошу! - заартачился Мозес.
  Всё бы ему пререкаться!
  Весь остаток прогулки Мозес торжественно нёс дурацкую свою находку, правда, больше по камням не скакал, чинно вышагивал по аллейкам сада, как того и требовала Бац. И, пусть это и не в её правилах, пришлось удовлетвориться таким половинчатым успехом. Да, пришлось поневоле, но главное, что удалось. Как-никак, переписчица Бацилла знает меру во всём, даже в принципиальности.
  Для вида поувещевала Мозеса ещё с минуту, да и оставила в покое. С каким благодарным облегчением он после того вздохнул! Мелочь, а приятно.
  Отношение Бац к маленькому Мозесу трудно назвать простым и непринуждённым. В нём причудливо сочетаются презрение к живому существу, снисхождение к его малолетству, уважение к его будущему мёртвому статусу, а ещё увесистая толика раболепия в отношении начальства.
  К Мозесу просто невозможно относиться отдельно от отношения к его начальственному родителю. Не будь советника Буэ... О, Бац бы тогда к Мозесу вообще никак относиться не стала!
  Но указание получено: воспитать из отвратительно живого ребёнка приличного мертвеца. Что значит: не потакать его глупым поползновениям куда-то слинять посреди прогулки. Учить двигаться степенно и чинно, как надлежит советникову потомку. Вокруг себя смотреть, но красотами весеннего сада чересчур не проникаться. Подумаешь, яблони зацвели? Подумаешь, чёрный камень напоминает драконий глаз?
  - Это настоящий глаз дракона! - снова завёл Мозес в ответ на деликатный вопрос, а не выкинуть ли ему камень. Ох, ну сколько можно?
  - Ерунда! - твёрдо сказала Бац. - Вы подобрали его на куче таких же чёрных камней. Я же сама видела.
  - Никакая это не куча камней! Это дракон рухнувший!
  - И кто вам это сказал, Мозес?
  - Пикс.
  - Какой Пикс?
  - Сын садовника.
  Так вот кто смущает умишко Мозеса! Вот откуда дракон в каменной насыпи. Ну конечно... Комедия: сына советника просветил сын садовника!
  - И вы верите всему, что этот невежественный Пикс вам расскажет? Стыдитесь!
  - Он вежественный. Он точно знает.
  И ещё он тебя на год старше. Среди живых детей год разницы - достаточный повод верить во всякую брехню.
  - А вы подумали о том, сколько в здешнем саду куч камня, совершенно неотличимых от той, где вы копались? Да вы поглядите, Мозес: вон. И вон. И вон! - Бац не без определённой доли злорадства указала на кучи чёрного камня, и впрямь очень густо усеявшие тот участок сада, мимо которого они сейчас проходили. - Это что. тоже драконы?
  Убийственный аргумент, но не для маленького мальчика, одержимого духом противоречия.
  - Конечно, драконы. Они все здесь попадали.
  - Откуда попадали?
  - С небес.
  Делать драконам на небесах нечего, как только падать в сад городского совета Глукща! Превращаясь притом в чернокаменное крошево.
  - И обо всём этом вы, Мозес, узнали от малограмотного мальчишки Пикса, садовничьего сынка, да? Но он-то от кого узнал?
  - От Дгая.
  - А это кто таков?
  - Садовник, отец Пикса.
  Час от часу не легче. Оказывается, сам садовник внушает сыну всякие бредни, а тот передаёт их бедняге Мозесу... Бац фыркнула, да так громко, что в перамбуляторе проснулся Кикес.
  А стоило проснуться Кикесу, он так закричал, что дальнейшие увещевания Мозеса пришлось отложить на неопределённое время.
  Качая перамбулятор на рессорных пружинах, Бац думала о том, как бы присоветовать отцу Мозеса посильней ограничить его круг общения. Чтобы дурное влияние садовничьего сынка Пикса наверняка исключить. Чтобы...
  Но время заканчивать прогулку.
  Бац направила перамбулятор по кратчайшему пути к дому советника Буэ. Вырулив на прямую аллею, ведущую до самой калитки на заднем дворике, поневоле сосчитала большие кучи черного камня, понасыпанные слева и справа. К своему немалому изумлению насчитала четырнадцать куч.
  Ага, четырнадцать драконов с небес только вдоль этой аллейки шлёпнулись. А пока летели, окаменели от страха. И распались на куски. Бред какой!
  - Мозес, убедительно прошу вас не проносить в дом этот грязный камень. Оставьте его снаружи.
  - Но он мне нужен внутри! - надул губу советничий сынок. - У меня же там коллекция!
  - Коллекция чего? - не поняла Бац.
  - Драконьих глаз, конечно. А что грязный, так я его помою. В фонтанчике, - и Мозес дёрнулся было к овальному бассейну с осклизлой золотой рыбиной в центре. Бац его еле перехватила.
  Пообещала:
  - Лучше я сама его вымою!
  Ведь известно, что бывает с живыми детьми на склизких бортах подобных фонтанчиков. Живые тем уязвимее, что им приходится постоянно дышать. Стоит не подышать с минуту-другую - и они уже не шутя задыхаются. Слабые организмы.
  Споласкивая камень под струёй, вырывающейся из золочёного рыбьего рта, Бац ненароком разглядела его. И нахмурилась. Что за ерунда?
  На чёрном камне действительно был высечен глаз. И даже с явственным намёком на драконью многозрачковость.
  Да, подлинным глазом дракона такое не назовёшь. Но... Откуда взялось изображение? Осколки барельефа, найденные среди битых камней в саду - явное указание на искусственное происхождение всех этих чернокаменных куч.
  Пожалуй, оно и не мудрено. Никаких месторождений чёрного камня в Глукще нет, значит, он привозной. Но зачем завозить столько бесплодного чёрного камня сюда, в сад городского совета? Это ведь не чернозём, не удобрение.
  Чёрному камню присущи кой-какие магические свойства, но к садоводству они никакого касательства не имеют, ни даже самого наималейшего. Ведь это камень Шестой расы, а у них там, в глубочайшем подземелье, садоводство если и есть, то очень специфическое. Бац достаточно образована, чтобы это понимать.
  Эх, понимать бы с той же лёгкостью и остальное. Бац привыкла всем показывать, что она очень любит загадки, но от себя не спрячешь совсем другого к ним отношения.
  Загадки Бациллу злят. Самые сложные - так даже приводят в бешенство.
  А безобидные с виду кучи чёрного камня в глукщском саду, на которых Мозес пасётся с лёгкой руки садовничьего сынка, собирая коллекцию - эх, Бац уже чувствует, в какую сложнейшую загадку они грозят перерасти.
  - И много драконьих глаз в вашей коллекции, Мозес?
  - Сто тридцать семь! - с гордостью отозвался мальчик.
  Ого, Мозес считает дальше чем до ста? Что ж, в изучении арифметики его страсть к коллекционерству, как оказалось, даже полезна.
  - А сколько есть чернокаменных куч - здесь, в саду?
  - Наверное, немножко больше... - замялся Мозес. - Но точно не скажу, не знаю.
  - А надо бы посчитать! - заметила Бац. - Пожалуй, завтрашнюю прогулку стоило бы посвятить подсчётам.
  Если не понимаешь качественной стороны изучаемого предмета, будь готов определить хоть количество.
  
  * * *
  
  Вечером того же дня её позвали в кабинет к советнику Буэ.
  Собираясь отчитываться по проделанной работе, Бац прикинула, что ей сказать и о воспитании Мозеса с Кикесом.
  Достигла ли чего в ходе длительных прогулок аллеями сада? Пожалуй, да. Кикес развивается правильно. Ест, спит, интересуется игрушками, кричит сугубо по делу. И главное, выбраться из своего рессорного экипажика старается всё реже и реже. Важное качество для будущего мертвеца: умение не расходовать силы понапрасну.
  С Мозесом сложнее. Строптив, да к тому же попал под влияние сына садовника. В последнем факте - никакой вины Бац. Уж она-то малейшее движение Мозеса в сторону детей прислуги пресекала на корню. Хорошо бы их там вовсе и не бывало, вот только садовник - не кухарка. Его сына из сада запросто не выгонишь, иначе как по недвусмысленному распоряжению самого господина советника.
  Отдаст ли он такое распоряжение?
  Но, едва взглянув на кисловатую мину Буэ, Бац определила: наверное, не сегодня.
  Советник грузно сидел за тяжёлым столом, на котором громоздились тома секретной переписки городского совета Глукща с особо важными корреспондентами из мёртвого Запорожья. Бац хорошо их узнавала - сама ведь каталогизировала пару месяцев назад, навела образцовый порядок.
  Взгляд же Буэ был не то чтобы рассеян, но обращён словно бы на некоторую руководящую точку внутри собственной головы. О том, что заметил приход Бац, советник возвестил более чем сдержанным кивком. Сей знак предостерегал её от проявления лишней инициативы.
  Бац поняла, что соображения о воспитанниках придётся отложить. Буэ настроен иначе. В таком настроении, как сейчас, он предпочитает говорить, а не слушать. Как пить дать, отдаст какие-нибудь новые распоряжения, и расспросит её лишь о том, как она их поняла.
  Пока же она демонстрировала понимание желания Буэ помолчать, и пауза тяжёлая, словно туча, висела, пока он собирался с мыслями.
  - В нашем захолустном городе, будь он неладен, истинная некрократия и не ночевала, - зыркая на Бац тяжёлым взглядом исподлобья, наконец произнёс Буэ.
  Во взгляде было столько осуждения, что ей пришлось себе напомнить: установление в Глукще некрократических порядков - это компетенция самого советника. Её же роль куда как скромнее. Писарь, он торжество некрократии приближает лишь на бумаге, да и то - по команде вышестоящих лиц.
  - С этим надо что-то делать, - сообщил Буэ.
  Бац молча кивнула. Искусством воздерживаться от словесных интерпретаций она овладела интуитивно в первые же дни службы.
  - А что делает наш городской совет? По большому счёту - ни-че-го! Да, какого советника ни спроси, каждый всеми руками и ногами за некрократию, но когда доходит до реальных дел, вдруг выясняется, что деньги от Владыки Смерти, присланные специально на её развитие, куда-то испарились. Деньги потрачены, декларации прозвучали, а город по-прежнему скорее жив, чем мёртв! - в сокрушении Буэ исторг из глаза драматическую слезу, а ведь мертвецы не плачут и не всякому дано овладеть подобным глазным фокусом.
  На всякий случай Бац кивнула ещё раз. Много кивков не бывает.
  - В конце концов, это несправедливо по отношению к нашим кураторам из Шестой расы и лично Владыке Смерти! - поведал Буэ уже доверительным шёпотом. - Они заплатили столько, что вправе рассчитывать как на пылкую любовь горожан к западной некрократии, так и на чистосердечную ненависть к царству Эуза. Скажите-ка мне, Бацилла, можно ли найти в Глукще первое и второе?
  А вот теперь надо ответить по существу:
  - Любовь к некрократии проложила себе дорогу в сердцах горожан, - с уверенностью заявила Бац, - что же до ненависти к Эузе - здесь сложнее... - она замялась, подыскивая округлую формулировку. - По большому счёту, в нашем нейтральном городе до Эузы никому нет дела. Близкой войной с нею никого не соблазнишь.
  - Вы очень верно подметили: действительно, дела нет никому! О том лишь пекутся, чтобы войны не было. А стоит ей начаться... - Буэ безнадёжно махнул рукой, а глаза его тревожно заблестели. - А ведь момент истины наступит уже скоро, и нашему Глукщу в стороне не остаться. Какую сторону выберут наши горожане, а?
  Бац вполне честно пожала плечами.
  - А ведь Владыка Смерти спросит с руководителей тех городов, что не смогут обеспечить достаточного количества добровольцев для его войска. И с нас спросит. И с меня. - на сей раз Буэ втянул в глаз набежавшую было слезу и от избытка чувств лишь тихонько скрежетнул зубами. Ибо страдать надлежит мужественно.
  Бац тоже прониклась трагическим величием ожидаемого пришествия Владыки. Да уж, никому не спрятаться... Но советник - тот в точке горестных раздумий надолго не задержался, а с головокружительной быстротой перепрыгнул в царство надежды.
  - Эх, кажется, время ещё есть, - молвил он. - Мало, но есть. Важно его не потерять, - Буэ в волнении встал из-за стола и заходил по кабинету, - и я придумал неплохой выход. Рукописные листки! Да, да, рукописные листки, которые наши люди будут распространять на рынке. Переписанные двести, триста, пятьсот раз... Смекаете, Бацилла? Это примерно то, что в Призе называют 'газетами'. А у нас в Глукще мы их назовём просто и непритязательно 'Листками Буэ'.
  Смекнула ли Бац? Ну, ещё бы не смекнуть. 'Листки Буэ'. Двести, триста, пятьсот раз переписанные от руки - интересно, кем? Ясное дело, безотказной Бациллой. Ведь её почерк так аккуратен и так разборчив - любой грамотей из простолюдинов легко прочтёт!
  - В Призе, насколько я знаю, газеты печатаются на особых станках. Может, и нашу задачу печатный станок облегчит? - не смолчала.
  Буэ покачал головой.
  - Выписывать печатный станок из-за Порога Смерти - дорого и долго. Когда он будет произведён и доберётся до Глукща? Нет, ждать мы не можем...
  Бац подавила понимающую улыбку. Ей-то понятно, что 'долго' - лишь прикрытие для 'дорого'. Прижимист советник Буэ, не то слово. Его бы воля - избегал бы гнева Владыки и вовсе бесплатно.
  - Боюсь, я одна не сделаю столько копий...
  - Кто говорит 'одна'? Найдём помощников.
  Неужели бесплатных? Похоже, да:
  - В Глукще открывается школа для простолюдинов, желающих учиться грамоте. Вот они и будут переписывать 'Листки Буэ'. Двести, триста, пятьсот раз, - улыбнулся советник. - Разумеется, под вашим руководством, Бацилла.
  - Под моим?
  - Да-да, под вашим. Думаете, не согласятся?
  Согласится ли сама Бац, советник Буэ, по обыкновению, не спросил.
  - Так вот, согласятся, и даже будут благодарны! Потому что на наших заказах они будут обучаться письму. Полезнейшее умение в наш век - и для мёртвых, и для живых.
  - То есть, надо договориться с учителями... - чуть замешкалась Бац в понимании сказанного.
  Буэ отрицательно покачал головой:
  - Не придётся договариваться. Обучать их грамоте будете вы.
  - Я? - неожиданно, очень неожиданно.
  - Разумеется! Кому другому я могу доверить контроль за тиражированием листков? Вы будете их учить путём переписывания образца, вы же будете собирать тираж, не забывая похвалить отличившихся... На последнее обратите пристальное внимание, Бацилла. Вы непозволительно скупы на похвалу, а ведь она людей окрыляет. Думаю, если ваших учеников как следует похвалить, они согласятся и на рынке бесплатно раздать собственную писанину. Вы как думаете, Бацилла?
  Как думает Бац? Да о чём ей вообще осталось думать... Буэ нарочно спросил о второстепенном, чтобы она не посмела ставить под сомнение главное. Но:
  - Из меня вряд ли выйдет хорошая учительница...
  - Не ваша забота! - отрезал Буэ. - Ваше дело - рукописные листки, влияющие на умы горожан. А чему там научатся ваши ученики - да какая разница! Они у нас - эффективная замена печатному станку. И всё.
  - И всё, - эхом откликнулась Бац. Конечно же, она не сможет отказаться. Остаётся прояснить детали. Например, куда приходить на занятия с простолюдинами - но это подождёт. Или вот:
  - А где взять образцы 'Листков Буэ'? - но советник воззрился на неё с иронией, и она, смешавшись, постаралась прояснить. - Ну то есть... Какие тексты нам переписывать?
  Буэ усмехнулся:
  - Вы недопоняли, Бацилла. Это они будут переписывать. А вы будете - писать!
  Сама? Час от часу не легче.
  - Но... о чём именно будут листки?
  - Я так думаю, - Буэ нахмурился, - там должно быть побольше достоверных сведений, порочащих Живого Императора, царство Эузу, а также их союзников, прежде всего небесных драконов.
  - Э... достоверных сведений? Порочащих их всех? - Бац растерялась. - Но где их взять-то, эти достоверные сведения?..
  - Ищите, - посоветовал советник.
  Легко ему говорить.
  
  * * *
  
  Она думала, обязанности по воспитанию детей советника с неё снимут. Наивная!
  Просто теперь кроме двух детей советника ей приходилось возиться с десятком разновозрастных простолюдинов, премущественно живых. Давать им уроки каллиграфии - это почище, чем возить на перамбуляторе примерного мальчика Кикеса. И даже чем оттаскивать сорванца Мозеса от любимых им чёрных куч.
  Писарь, воспитательница, учительница, газетчица - что дальше? Хорошо, что Бац хоть мертва, много времени на еду и сон ей не требуется.
  Первый выпуск 'Листка Буэ' вышел тиражом в одиннадцать с половиной экземпляров. К тому же разношерстная компания учеников Бац писала, как курица лапой. Многие ещё не знали букв, то-то и вырисовывали вместо них нечто невообразимое. Трудно поверить информации, написанной неуверенной рукой, да ещё с такими ошибками. Стыдно ли было Бац за такой результат? Ещё как!
  Она велела поскорей распространить тираж, чтобы его качество и количество, не приведи Смерть, не попались на глаза советнику. Про себя чётко решила умножать число реально скопированных листков на четыре (а кто проверит?) и прятать подальше безвозвратно испорченные экземпляры (Буэ не простит за попусту изведенную бумагу).
  Единственный экземпляр 'Листка Буэ' - каллиграфически выписанный лично ею - она принесла показать советнику. В листке говорилось, что Эуза - очень плохая, её правитель вообще ужасен, а все эузцы сущие варвары, склонные к насилию и несправедливому попранию некрократических свобод.
  Буэ прочитал 'Листок Буэ' и остался недоволен. Сказал:
  - Как-то здесь всё абстрактно. Просто утверждения. Спрашивается, где факты?
  Где-где... Бац и без того была по уши занята на занятиях в школе для простолюдинов, на прогулках в саду, а сверх того по прямой специальности писаря. Не было у неё времени отыскивать какие-то факты...
  - Ну нет, Бацилла! Нет, не то! - критиковал Буэ. - Вот вы тут пишете 'ужасно', а я читаю, но не испытываю никакого ужаса. Вам об ужасе не просто словами надо писать, а создавать образы, от которых, понимаете, и мёртвого бы продирал мороз по коже. Просто всё это неконкретно. Нам же нужны конкретные дела, за которые население Глукща ненавидело бы Эузу. Ясно ли вам это?
  - Ясно, - вздыхала Бац, - но, к сожалению, я так и не знаю фактов, господин советник, а потому вы хоть намекните, про какой факт написать.
  - Ой, не люблю я этих всяких там полунамёков... - озадаченно протянул Буэ.
  - Тогда прямо скажите, без намёков! Ну что вам стоит? Вы ведь знаете, что писать, а я путаюсь. Так давайте вы только скажите, что надо написать, и мы именно это в точности и напишем. С нужным качеством и в нужном количестве.
  - Ишь чего захотели? - вызверился советник. - чтобы я для вас добывал сведения, а вы себе прохлаждались? Не выйдет!
  Бац бы порассказала о своём 'прохлаждении', но была давно уже мертва и иначе воспитана. Потому ей не составило большого труда промолчать. А что губу прокусила и бальзам из неё закапал - так ведь не на платье. Стоило поражённое место поглубже завернуть внутрь рта - и снаружи никаких следов.
  - Тогда, господин советник, скажите мне хоть, где я смогу добывать нужные сведения.
  - Вы и этого не знаете? - фыркнул советник, а сам задумался.
  Пальцы шевелили секретную корреспонденцию из-за Порога Смерти. Может, ему там и писали о каких-то вопиющих фактах, но ведь эта информация засекречена! Нет хуже, чем разболтать в 'Листке Буэ', чего не следует.
  - Ладно, - сказал советник примирительно, - в будущем я постараюсь запрашивать у своего куратора информацию специально для распространения. Но к тому времени наш листок должен себя уже зарекомендовать. И в Глукще, и в сопредельных городах (я подумываю о расширении нашего дела на Бегон с Уземфом). Поэтому - изыщите собственные источники.
  Да какие собственные?
  - В Глукще за новостями традиционно ходят на рынок, - осторожно прикинула она.
  - Именно, - поддержал её усилия Буэ.
  - Вот разве что слухи на рынке и могут лечь в основу 'фактов', излагаемых в листках, но ведь рынок это... - Бац нервно хихикнула, - то самое место, где нам надо распространять сведения! Получается, что узнаём, то и в листке пишем?
  - Не совсем так! - возразил советник. - Узнаём-то мы на рынке всякое разное. А вот в листках напишем лишь о том, что как следует опорочит Эузу, Живого Императора, а также подлых драконов. Улавливаете, Бацилла?
  Бац уловила.
  - Но есть одна тонкость. Сведения в нашем листке должны выгодно отличаться от простых слухов. Они должны быть достоверны, или хотя бы выглядеть достоверно. А достоверный факт - это какой? Тот, который быстро не опровергнешь. Вот за этим - непременно следите. Если вы с утра раздали на рынке листок Буэ, а к обеду над ним все потешаются - так такого допускать не след.
  Бац и это уловила.
  А напоследок Буэ сказал, комкая несовершенный листок в ухоженной мёртвой пятерне:
  - Мой куратор убеждён, что в Глукще действует мощное эузское подполье, которое мешает укрепляться людской ненависти к Живому Императору и ему подобным персонажам. Я не пытаюсь его разубедить, но сам считаю иначе. Лень, безынициативность и разгильдяйство - вот наше истинное подполье. Их у нас столько, что эузских шпионов не надо. Так вот, Бацилла, призываю вас бороться с этими вредными качествами в самой себе. Именно в себе. А про подполье Эузы мы лучше в своё время в листке напишем.
  
  * * *
  
  Как-то так получилось, что идеи Бац иссякали намного быстрее, чем выпускались 'Листки Буэ'. Да, по большому-то счёту, советник безоговорочно не одобрил ни одну из идей первых трёх выпусков. Даже и говорил 'Велите распространять', а сам хмурился. Ибо не то.
  В том выпуске, где рассказывалось, что Эуза что-то замышляет против Глукща, Бац так и не решилась раскрыть, что же именно имеется в виду. Вот ведь напишет, а у неё спросят: откуда узнала? Отвечать, что всё выдумала - тогда верить перестанут. А что Эуза наверняка что-то замышляет, так такое и без помощи 'Листков Буэ' всякому понятно. Чтобы Эуза, да не замышляла, такого и представить-то трудно. Ну и в чём новизна сообщения?
  Хоть Бац и мертвечиха, но всё равно валилась с ног от усталости. Нелёгок этот хлеб писаря-воспитателя-газетчика, объединённых в одном лице во имя общей буханки.
  Яблони уже отцветали, когда Бац пришла счастливая идея написать в листке о нападении драконов. А что? Драконы - раса пакостливая, которая так и смотрит, чем бы помочь Эузе. А тот, кто помогает Эузе, вредит делу мира и прогресса - уж последнее то всякий знает.
  И вот, как утверждает Мозес (а он узнал от Пикса, а тот - от садовника Дгая), целая куча куч окаменелых останков драконов нынче находится на территории сада городского совета Глукща, где оная куча вовсе даже никому не нужна. Как она туда попала? По-видимому, имело место нападение. Атака зловредных сателлитов Эузы на мирный Глукщ, которая, судя по всему, была успешно отражена.
  Что, так и написать?
  Всё бы выглядело складно, да только вызывало смутное недоверие утверждение, будто в Глукще имеются силы, способные положить такую кучу драконов. Имеются? Что ж их никто до сих пор не видел?
  Горожане помнят свой Глукщ намного менее героическим. Да и что делать героям в этаком захолустье, где и сражаться-то не за что, кроме разве контроля над городским рынком. Но последний как был в потных лапах у негероев, так в них и остался.
  Что делать Бац посреди такой тучи сомнений? Разузнавать дальше, ясное дело.
  Поскольку же не ясно ровным счётом ничего, то и разузнавать, почитай, с самого начала. В меру сил воздерживаясь от самообмана.
  Итак...
  Для начала Мозесу под руководством Бац надо как можно тщательнее сосчитать в саду общее количество чернокаменных куч, подозреваемых в драконьем происхождении. С этим-то заданием, не требующим большого ума, мальчик справится с честью. И останется горд как успехом, так и тем обстоятельством, что воспитательница ему, наконец, поверила.
  Поверила ли на самом деле - отдельный вопрос. Хотя...
  Да, поверила. Настолько, что допустила послабление в режиме прогулки. Разрешила отлучаться влево и вправо от аллеи, по которой едет перамбулятор с братом. Ведь иначе драконов не пересчитаешь, не так ли?
  
  * * *
  
  По правде говоря, Мозес возгордился даже чрезмерно.
  - Я же говорил - драконы! - победоносно восклицал он.
  Слыша его заносчивые интонации, Бац испытывала желание возразить. Но смысла возражать не было, а мертвецы, как существа разумные, не произносят бессмысленных реплик. Или не должны произносить - по своей близкой к совершенству природе.
  Посему Бац повторяла советничьему сынку единственную сентенцию:
  - Умён не тот, кто верно говорит, а тот, кто знает почему это верно.
  Что делали в саду драконы в таком подавляющем количестве, Мозес, конечно же, не знал. Но к чему ему былые цели и причины, когда драконы соприсутствуют с ним здесь, в настоящем, и их присутствие неведомой силой полностью обезврежено. Драконы, превращённые в камни, так восхитительно безопасны, что даже рады подарить коллекционеру собственные глаза. Им-то без надобности.
  - Драконы, конечно, страшные, но я их совсем не боюсь! - хвастался Мозес, в очередной раз подбегая к Бац, чтобы сообщить промежуточные результаты подсчётов.
  - Храбр не тот, кто не боится каменных драконов, а тот, от чьего взгляда драконы каменеют, - отвечала Бац. Но не забывала запомнить очередную цифру.
  В тот день она вела перамбулятор по аллеям не бессистемно, а руководствовалась точным планом сада, разсчерченным на квадраты для удобства поиска и счёта.
  Первый квадрат - один дракон, второй - три, третий - восемь, четвёртый - семь, пятый - четыре...
  - А как называется эта наука? - спросил Мозес, принеся сведения из наиболее урожайного шестого квадрата (о двенадцати драконах, не считая отдельных камушков).
  - Какая наука? - не поняла Бац.
  - Ну, когда я драконов считаю.
  - А! Ну, пусть будет количественное драконоведение.
  - Ух ты! - восхитился Мозес. - Обязательно папе расскажу. Он говорит, науки надо постигать смолоду, чтобы потом на них скорей зарабатывать.
  Заработает ли малыш на каменных драконах? А что, если сыщет покупателя да продаст свою коллекцию...
  И снова спина Мозеса пропадает из виду. Мальчик ныряет за вечнозелёную живую ограду, и только столб яблоневых лепестков, вздымаемый его подошвами там, вдали свидетельствует: поиск чернокаменных куч идёт своим чередом.
  Зачем их считать?
  Так спрашивает себя Бац и честно отвечает: единственно затем, что количество узнать легче всего. Посчитал - и доподлинно знаешь.
  Между прочим, восемьдесят семь. Ни больше, ни меньше.
  Иное дело - отчего драконы даны в таком качестве. И в каком смысле они драконы. И какой из этого смысла выходит толк?
  Вопросы множились, ответы запаздывали.
  
  * * *
  
  Кучи большие и кучи маленькие, расположенные у самых аллей и в глубине, полузанесённые белыми лепестками яблонь и открытые всем взглядам - но почти в каждой из них Мозес находил камень-другой с изображением драконьего глаза.
  Совпадение? Чья-то шутка? Так Бац подумалось в самом начале.
  Но когда Мозес показал свою коллекцию, занимавшую добрую половину детской, на Бац вытаращилось более сотни совершенно идентичных драконьих глаз. Хорошенькая шуточка - вытесать столько барельефов и равномерно разбросать по различным кучкам.
  Увы, развитый для своих лет мальчик Мозес, даром что набрал здоровенную коллекцию 'драконьих глаз', оказался вовсе несостоятелен в объяснении их происходжения. Что и не удивительно: ребёнок, да ещё насквозь живой, вряд ли кого удивит проникновением в суть вещей. Просто по природной ограниченности ума (не при советнике Буэ будь сказано).
  Бац пробовала забыть о фундаментальных недостатках живого ума и разговаривать с ним, как со взрослым мёртвым человеком. Погорячилась.
  Почему эти чёрные камни - драконы? Потому что так сказал Пикс. Как могут драконы быть камнями? А кто их знает! Откуда в саду столько драконов? Наверное, прилетели. Откуда прилетели? Откуда-нибудь. Зачем прилетели? Это надо у самих драконов спросить.
  И это все ответы?
  - Пикс лучше знает, - признался Мозес. - Он здесь гуляет, в саду, но боится к нам подходить. Если ты разрешишь мне с ним поиграть, я его, может, уговорю...
  Ай да хитрец!
  - Хорошо, Мозес, - сдалась Бац, - вы можете подозвать Пикса.
  Но садовничий сынок в тот день к ним так и не приблизился, сколько Мозес ни звал. Верно, у него имелись собственные соображения на ту тему, встречаться ли ему с суровой воспитательницей детей хозяина. Да и так ли ему хотелось поиграть с Мозесом, как оно мечталось последнему?
  А впрочем, что ей нужно от мальчишки немногим старше Мозеса? Ясно же как день, что все представления о драконах им получены от отца - садовника Дгая. Значит, и Бац обращаться стоило бы непосредственно к нему?
  Она приняла было решение, но и тут не преуспела. Дгай оказался занят. Самая середина весны, да ещё в таком изобильном садовом хозяйстве... Нет, не до ответов на вопросы Бац оказалось этому работящему парню.
  Когда она подкатила перамбулятор к высоченному дереву, в ветвях которого сидел Дгай, то получила единственно предупреждение:
  - Эй, там! Осторожней с ребёнком! Я здесь ветки пилю!
  И это была не пустая отговорка. Дгай вовсю орудовал пилой, удаляя ветви, заражённые омелой, а те падали с высоты прямо в аллею.
  Отойдя на безопасное расстояние, Бац крикнула садовнику, что надо поговорить. Но Дгай даже не услышал, забивая все звуки мерным голосом пилы.
  Что ж, отложу для другого раза, с некоторым облегчением решила Бац. Откровенно говоря, душа её не лежала к опросу Дгая. Живой простолюдин - что ему вообще может быть ведомо?! Поди, недалеко ушёл от своего сынишки. Ведь если дожил до зрелых лет, а в посмертие так и не перешёл, то значит расписался в собственном ничтожестве.
  А в чём расписывается Бац, надеясь у него узнать истину о драконах?
  Что ж, Бац попробует сама.
  Не прибегая к опросу ненадёжных свидетелей, попробует сама догадаться.
  Чисто теоретически.
  Хотя нет, она может опереться на доступный ей опыт взаимодействия с уликами.
  Кучи чёрного камня лежат в саду на земле. Что это ей даёт?
  Даёт важную возможность проверить, откуда появились все эти чёрные камни: снизу, или сверху. Единственное приспособление, которое ей потребуется - лопата. Благо, сарай с садовым инвентарём стоит открытый, а садовник Дгай всё скачет по деревьям в борьбе с омелой.
  Бац поскорее завела перамбулятор с Кикесом в дом советника, сдала их с Мозесом на руки живым нянькам - и тем высвободила себе верных полчаса для обследования места происшествия.
  После метнулась к сараю садовника, вынесла оттуда увесистый заступ, наметила себе чернокаменную кучу в стороне от центральных аллей и принялась подкапывать, от души надеясь, что никто её за этим занятием не увидит.
  Не особенно буйный весенний дёрн легко поддавался под её натиском. Не прошло и половины отведенного на обследование времени, а Бац уже твёрдо знала, что под кучами чёрных камней лежит придавленная ими садовая почва.
  То есть... Доподлинно выяснила, что камни придавили садовый грунт сверху, а не восстали из недр земных.
  И это при том, что чернокаменная горная порода вообще-то специфична для глубин Подземного мирового яруса.
  Итак, если пораскинуть мозгами на основе полученных данных...
  О том, что чернокаменные кучи находились в саду изначально, либо выросли из почвы, не может быть и речи. Они привнесены сверху, снаружи.
  Впрочем, и сверху они могли попасть на территорию сада очень по-разному.
  Могли хряпнуться с большой высоты окаменевшие драконы, да с такой силой, что их разломало. Но в этом случае причиной образования куч следует считать - воздушный магический бой, а легко ли себе такое представить?
  Почему-то Бац не верилось. Вряд ли даже среди сильнейших некромантов встретишь такого, который смог бы противостоять драконам в их собственной небесной стихии. И хотелось бы надеяться, но вряд ли.
  Как ещё могли попасть камни в многострадальный городской сад? Да хоть на тележке. Их мог сюда кто-то завезти уже в раздробленном виде. Тот, кто это сделал, совершил своё деяние не из добрых побуждений, так как чёрные камни в саду не требуются, а лишь мешают произрастать растениям. Но что это были за побуждения? Может, сокрытие окаменевших драконьих тел?
  Однако того, кто заметал следы своей грандиозной победы над целой армадой драконов, следует признать чересчур скромным героем, прямо-таки застенчивым.
  Не сам ли это Дгай - скромный герой, устроившийся под личиной садовника в тайный сад своей боевой славы?
  От нелепости последнего предположения Бац аж хихикнула, хотя до смеху ли ей. Не далее как сегодня текст о драконах для рукописного 'Листка Буэ' должен быть готов, и выглядеть по-возможности неглупо.
  Так что, возвращать инвентарь? Исследовательница сверилась с часами.
  Время ещё оставалось, и Бац - всё так же исподтишка - попробовала рыть землю и под другой, соседней кучей. Для чистоты опыта, так сказать. Здесь она с удивлением обнаружила, что под кучей, похоже, погребена одна из яблонь.
  Ибо как ещё истолкуешь попавшие под чернокаменный слой полусгнившие куски древесины? Судьба ломаного дерева, по-видимому, намекала на неслабый удар, произведённый чернокаменными глыбами. Ну, или монолитом, расколовшимся о земную поверхность.
  В любом случае, версия чернокаменных куч, завезенных в сад на тачке, рассыпается под тяжестью новых фактов. Ибо зачем ни с того ни с сего ломать дерево, имея возможность расположить кучу где-нибудь рядом?
  Уже возвращая лопату в сарай, Бац впервые подумала, что с самим сараем что-то не так. Подумала впервые, а заметила-то раньше, просто, занятая своим тайным исследованием, не придала значения. Ещё подбирая заступ, она находила, что в нём как-то... непривычно светло. Будто бы свет проникает откуда-то изнутри, из под рядов грабель.
  Не таится ли там источник магических лучей?
  Но нет. Свет был не магический, а вполне дневной. Просто сарай оказался наполовину развален. И, обойдя ветхое строение вокруг, Бац обнаружила причину. Ещё одна куча чёрного камня. Восемьдесят восьмая, не учтённая Мозесом.
  Ох и мощный прошёл над садом драконопад!
  Ломал деревья, крушил строения.
  Странно, неимоверно странно, что в Глукще об этом ярком событии не говорят!
  
  * * *
  
  - Что это такое? - спросил советник Буэ. - Что вы себе позволили?
  'Листку Буэ' в ладони Буэ приходилось неуютно.
  - Прочитайте сами, что вы написали!
  Бац послушно принялась читать:
  - 'Обнаружены следы давней провокации царства Эузы против нашего любимого Глукща. Ими стали чернокаменные обломки драконов, упавшие с небес в районе городского сада. Падая, каменные обломки драконов повредили клумбы, деревья и садовые строения. Исследование останков убеждает нас, что, несмотря на огромное количество (восемьдесят восемь особей) драконы не достигли своих деструктивных целей, а были перехвачены дружественными нам силами. Бесславный конец полчища драконов в районе глукщского городского сада убеждает нас в том, что мировое зло может быть повержено в самое ближайшее время'.
  - Всё?
  - Всё. Простите, господин советник, я не могу взять в толк, что не так? Новость о драконах хорошо иллюстрирует вероломную воинственность позиции Эузы и их небесных сателлитов...
  - Оставьте эту риторику, - устало взмахнул рукою Буэ, - вы, как оказалось, недостаточно умны для реализации задуманных мною проектов.
  - Но почему? Господин советник, пожалуйста, хоть намекните, в чём моя ошибка?
  - В чём ошибка? Вы написали не о тех драконах.
  - Разве?..
  - Вас не смутило, что драконы чернокаменные? Скажите мне, откуда взяться чёрному камню в небесах?
  - Ну... Я думала...
  - Нет, Бацилла, вы не думали. Вы имитировали процесс. Вместо того, чтобы найти, или хоть придумать реальные примеры вредоносности эузских эмиссаров, вы раскопали то, чего не надо! Выкопали - и откуда: из городского сада! А знаете, что выкопали? Событие, которое два года назад нам еле удалось замять!
  - Замять?..
  - Всё ещё изображаете дурочку? - зло выплюнул Буэ. - Или такова ваша суть? Ну надо же: пересчитали всех дружественных нам чернокаменных драконов, рухнувших в городском саду. А вы не подумали о тех, что рухнули за пределами сада? Вижу, что не подумали. А между тем, наш город двумя годами назад очень серьёзно накрыло. Пострадал чуть ли не каждый третий дом! А четверо здоровенных драконов обрушились прямо на Центральный рынок, тот самый, где вы вчера распространяли свои поганые листки! Как вам представляется, достаточно ли там было жертв?!
  - Простите, - проблеяла Бац, - я не знала... Два года назад меня не было в городе, я тогда обучалась в закрытом пансионе, а по возвращении мне никто ничего не сказал...
  Потому и не сказал, подумалось ей, что власти всерьёз заминали случай.
  - Но почему же, почему дружественные нам драконы падали на Глукщ? Город их чем-то прогневил?
  - Так получилось, - буркнул Буэ. - Гневаться же каменные драконы не могут по определению. Это искусственные создания, ведомые магией. Вам в пансионе должны были объяснять.
  - Что ж их магия не туда привела? - довольно-таки зло бросила Бац (собиралась-то сказать более-менее нейтрально).
  Советник Буэ не заметил неподобающего тона. Он и сам был более чем взволнован.
  - Магия их вела правильно. Каменные драконы всей армадой штурмовали небеса. То был амбициозный проект. - взгляд советника стал мечтательным. - Эх, о нём бы написать в листке, да нельзя. Во-первых, секретность, во-вторых, слишком плохо кончилось. А ведь могло бы, могло бы всё выгореть! - под глаголом 'выгореть' он явно подразумевал что-то светлое и хорошее. - Некромантам в какой-то момент удалось проклясть небеса. Вы знали о том, Бацилла? Нет? Да где уж вам! Проклятие небес обусловило возможность штурма. Как только это случилось, огромная армада чернокаменных драконов стала выбираться из подземелий через врата подземных городов, а потом собралась в три больших стаи. Авангард навис над Эузой, основные силы - где-то на её границах, арьергард - как раз у нас над Глукщем. По команде некроманта, пробравшегося на верхнее небо, армада рванула вверх. Ещё пара часов, и победа была бы у нас в кармане, но увы...
  - Что увы? - быстро спросила Бац.
  - Какой-то негодяй разрушил проклятие, притягивавшее к небесам драконов.
  - Редкостный негодяй! - подтвердила Бац. И зажмурилась, представив, с какими страшными жертвами и разрушениями вся эта армада каменных существ грянулась оземь.
  
  
  3. Гарпиями становятся
  
  Ничего даром не проходит, в особенности - досадные ошибки, бездарно совершённые под собственную ответственность. Стоило Бац однажды не разобраться, где свои драконы, а где чужие - и на тебе, попала под подозрение как вероятный участник эузского подполья в Глукще.
  Советник Буэ не зря говорил, что такого подполья скорее всего нет. Когда чего-то нет, а найти это кому-то необходимо, удивляться ли потом, что тебя припишут к несуществующему подполью? Нет, не стоит удивляться.
  - Смиритесь с неизбежным, Бацилла! - советник так и сказал.
  Сказал заранее, но как в воду глядел. Из-за Порога Смерти специально по её душу прислали младшего следователя Инквизиции.
  Хорошо ещё, что младшего. Старший бы означал, что её делу придано серьёзное внимание. А всего-то дела: в городском листке не то написала.
  И всё же Инквизиция - это тревожно и грустно. В прошлые годы, говорят, вместо инквизиторских чинов обычно приезжали посланники Смерти, а они, какие ни были - всё же образованные рыцари, не чуждые некоторого благородства. Зато от Инквизиции ожидать каких-либо благородных поступков... ну, скажем так, Бац не торопилась бы.
  Применительно к подполью Глукща это может означать, что там, где рыцарь и инквизитор не найдут подпольщиков, рыцарь найдёт в себе смелость признаться, что не нашёл, а нерыцарь - хоть кого-нибудь, а найдёт.
  Ох, до чего же Бац не хотелось быть в шкуре этого 'кого-нибудь'!
  Но пришёл день, когда советник Буэ вызвал её, чтобы представить скромному с виду мертвецу в дорожном платье. И сказал ей:
  - Младший следователь Жо задаст вам несколько вопросов, - тот кивнул. - Отвечайте на них честно.
  Да, так и сказал, словно бы намекая этому Жо, что могла бы и нечестно ответить, если бы он начальственно не предупредил.
  Что ж, честно, так честно, мстительно подумала Бац. Это значит, не выгораживать вашего сынка Мозеса, я правильно поняла? Вот и не буду выгораживать. Как только спросят...
  Вопрос о том, откуда она узнала об останках каменных драконов, не убранных в городском саду, прозвучал третьим. Учитывая же, что первые два касались происхождения Бац и начала её работы писцом, это был первый вопрос по существу дела.
  - Моё внимание к останкам каменных драконов привлёк Мозес, пятилетний сын советника, - твёрдо произнесла она, в то время как Буэ аж поперхнулся:
  - Да что, да как... Да при чём...
  Жо примирительно пожал советничье предплечье и лучезарно улыбнулся:
  - Если ребёнок не при чём, он не пострадает.
  А если я не при чём, то всё-таки пострадаю, поскольку я не ребёнок, сделала неутешительный вывод Бац. Справедливо ли это? Страдать - так уж всем!
  - Расскажите подробнее, - попросил Жо, - на что именно ваше внимание обратил пятилетний Мозес? Как это связано с содержанием выпущенной вами листовки?
  - Связано напрямую, - начала Бац. И вкратце рассказала обо всём. И о том, как господин советник приставил её к воспитанию своих живых детей, и о том, как она пыталась на прогулках воспитывать Мозеса, а тот всё бегал к чернокаменным кучам в поисках 'драконьих глаз' для коллекции. И о том, как советник Буэ велел ей взять на себя выпуск 'Листка Буэ', а также торопил с поиском подходящих тем...
  - Так это вы, советник, задумали выпускать тот листок? - Жо с удивлением воззрился на перекошенную физиономию Буэ. - С этим обстоятельством вы меня пока не ознакомили.
  - Э, да, общая идея городского листка принадлежит мне, - лицо советника пожелтело от прилившего бальзама, - но, прошу заметить, что я никоим образом не вмешивался в содержание распространяемых сообщений. И на произошедший инцидент отреагировал незамедлительно, поставив в известность господина куратора...
  - Охотно верю, господин советник, - покивал следователь Инквизиции, - продолжайте, уважаемая Бацилла.
  Бац и рада стараться. Сообщила вдобавок о коллекции Мозеса (в прошом в ней было сто тридцать семь драконьих глаз, сейчас, наверное, больше), о том, что подсчётом чернокаменных драконьих куч также ведал сынок Буэ.
  - Но это она, она заставила ребёнка! - встрял Буэ.
  - Да, я заставила Мозеса, но зато вы заставили меня! - отбрила Бац.
  Следователь Жо слушал и наслаждался.
  
  * * *
  
  - Не знаю, заберёт ли вас следователь, - процедил Буэ после ухода Жо, - но вам, Бацилла, в нашем совете больше не служить! Надо же, какую змею пригрел!
  О том, что работать у Буэ ей осталось недолго, Бац и так догадывалась. Хоть бы и не топила его невоспитанного сынка! Ведь советник Буэ - он же первый начал. Это он поспешил известить об ошибке Бац своего куратора. Если ей собирались позволить продолжать служить писцом при совете, то зачем тогда его извещать?
  - Так что, мне сегодня передать дела и завтра не показываться на службу? - спросила она напрямик.
  - Нет уж, - прошипел Буэ. - Вы будете отставлены от должности лишь тогда, когда я этого потребую. А самовольное оставление службы, - советник перешёл на визг, - приведёт вас к денежным штрафам!
  Хорошо, хоть предупредил.
  - Но выгуливать ваших детей мне, надеюсь, теперь не придётся?
  - Ничего подобного! - рявкнул Буэ. - Пока следователь Инквизиции работает, вы должны выполнять все те же обязанности, что и в момент преступления. Это базовое требование моего куратора.
  - Да вы смеётесь, советник! - ошарашенно воскликнула Бац.
  - Ничего не смеюсь! - сварливо выплюнул Буэ. - Инквизиция проводит следственный эксперимент, понятно вам это?
  А, ну раз так, то понятно. Бац вжала голову в плечи и отправилась переписывать протокол очередного заседания городского совета Глукща.
  
  * * *
  
  Что обязанностей у Бац не стало меньше, это, конечно, и смешно, и печально. Печальнее всего, что служишь как из-под палки. К тому же в этом незавидном состоянии ты принуждена творить.
  Очередной 'Листок Буэ', семьдесят пять раз переписанный учениками на её уроках каллиграфии, выглядел вымученным, но зато далёким от крамольных идей.
  'Горожане! Доподлинно известно, что Владыка Смерти, сидящий на Мёртвом Престоле глубоко в Подземелье, решительно не одобряет внутреннюю и внешнюю политику царства Эуза. В Эузе царит варварство, насилие, глумление над некрократией и неуважение прав мертвеца. В некоторых городах и сёлах мертвецов насильственно захоранивают, на некоторых реках разводят агрессивных рыб, которые на мертвецов нападают. Позор царству Эуза! Дважды позор! Трижды!
  Когда Владыка Смерти возвещает позор, Эуза трепещет, но жестокосердно продолжает идти по пути зла. Разведка Эузы применяет угрозы, шантаж, пытки. Она ведёт себя неправильно, когда вмешивается во внутренние дела Глукща, Бегона, Карамца - городов, где многие любят Владыку.
  Владыка Смерти выдвинул Эузе ультиматум, требуя от неё подчинения силам добра в трёхдневный срок. Однако варварская страна продолжает испытывать терпение Владыки. Мёртвый Престол орошается его печальными слезами, а в стенах чёрного чертога звучит грозное эхо приговора. У Владыки Смерти не забалуешь!
  Да, Эуза сегодня не слушается. Но пробил час и Владыка Смерти постановил, что Эуза должна дорого заплатить за свою строптивость. И ещё постановил то же самое. И ещё. И ещё много раз для верности'.
  Слог, вроде, хороший, но содержание подкачало. Впрочем, немудрено.
  
  * * *
  
  А наутро Бац явилась к дому советника на ежедневный выгул его детей.
  Кикес в перамбуляторе, Мозес на своих двоих справа. Всё как всегда.
  Нет, не всё. Теперь-то Бац всерьёз озаботилась расследованием. Поиск виноватых - он всегда настраивает на серьёзный лад. Если же первая виноватая - ты сама, серьёзность возрастает до неимоверных высот.
  Если вдуматься, сообщников у неё больше, чем двое. Не только Мозес и Буэ. Есть ещё сын садовника, да и сам садовник. Оба, так или иначе, поучаствовали в эстафете. Дгай, не подумав, рассказал о драконах Пиксу, а Пикс Мозесу.
  А что сама Бац ни с Пиксом, ни с Дгаем не говорила, так есть возможность это исправить. Отчего бы их не отыскать именем Буэ? Ну а не поможет - именем Инквизиции. Для кого, как не для Инквизиции она старается?
  Пикс этим утром расслабился, что его и сгубило. Бац уехала с перамбулятором далеко-далеко, к северной ограде сада, Мозесу же предложила небывалую свободу: самому побегать.
  - Да хоть в догонялки, - посоветовала она.
  Разумеется, Мозес не стал бегать один. Этак ведь себя никогда не догонишь. Исхитрился найти Пикса. Не прошло получаса, как в саду сделалось шумно и весело. Настолько, что Бац определила: пора возвращаться. Подозреваемый на месте.
  Выруливая из-за поворота на перекрёсток главных аллей сада, Бац убедилась в верности избранной тактики. С Мозесом гоняли взапуски трое живых детей - две девочки и мальчик. Бац предположила, что в игру вовлечены все дети садовника - их у него как раз трое - и оказалась права.
  - Мозес, познакомьте меня со своими друзьями, попросила она, поравнявшись с воспитанником.
  Тот и познакомил. Он многое делал лишь для того, чтобы отвязаться.
  Старшую девочку звали Сита, младшую Фус, а мальчик оказался тем самым Пиксом, к которому Бац и собиралась пристать с инквизиторским расследованием.
  - Пикс, это вы? - подняла она брови. - Мой воспитанник Мозес много о вас рассказывал. Так вот вы какой...
  - Какой?
  - Почти взрослый, - соврала Бац.
  На самом деле взрослым человеком она могла бы признать единственно мертвеца, но этому критерию никак не удовлетворяли не то что дети Дгая, но даже сам садовник: пусть он и великовозрастный, но отнюдь не взрослый.
  - А скажите, Пикс, верно ли, что вы хорошо разбираетесь в драконах?
  - Разбираюсь? Ну, не так чтобы. Но что-то, конечно, знаю... - Пиксу ожидаемо захотелось предстать солидным и Бац была рада ему подыграть.
  - Как интересно... Вы знаете, у Мозеса собрана целая коллекция драконьих глаз.
  - Коллекция? Пхе, ерунда! - высокомерно фыркнул Пикс. - Мозес ведь их отыскал здесь в саду, на каменных кучах, а это не считается.
  - Почему же вдруг не считается? - ухватилась Бац.
  - Драконы здесь не настоящие, - пояснил мальчик, - чернокаменные болваны, а не даконы. Ерунда, одним словом!
  - Да что вы говорите! - восхитилась его компетентностью Бац.
  А ведь осведомлённость Пикса и правда была на высоте, чего не скажешь о самой Бац. Оказывается, мальчик знал о каменных драконах всё необходимое, тогда как она - так глупо опростоволосилась, выпуская 'Листок Буэ'.
  - Но вряд ли вы в курсе, как эти ненастоящие драконы сюда попали, - коварно молвила Бац, - это уж вопрос для взрослых.
  - Ничего не для взрослых, - заверил её Пикс. - Известно, как попали: с неба шлёпнулись. Потому и поломались так сильно.
  - Но как же так получилось, что ненастоящие драконы шлёпнулись с неба? Зачем они оттуда шлёпнулись?
  На этот вопрос простоватый Пикс уже не ответил.
  Зато ответил, откуда получил сведения о каменных драконах:
  - Отец рассказывал. И старшая сестра...
  Бац его чуть не расцеловала. Надо же: столько сообщников для Инквизиции!
  
  * * *
  
  Бац на диво хорошо далось инквизиторское дознание. Впору гордиться. Конечно, втираться к людям в доверие, чтобы их погубить - не совсем хорошо, но у Бац есть и оправдание. Во-первых, с ней самой поступили некрасиво, во-вторых, она не подвела никого из мертвецов. А живые... Живые не считаются.
  Ну, в самом-то деле, какие к ней могут быть вопросы? Обманула детей - подумаешь! Дети - совсем ещё живые, их покуда не жалко.
  Не все дети одинаково простодушны. Пикс в этом вопросе - явный чемпион, а вот его старшая сестра Сита держалась куда как осторожнее. Но и осторожность не помешала признанию. Детям о тайнах чернокаменных куч под ногами рассказал садовник. Стало быть, в первую-то очередь - он виноват.
  Младшего следователя Жо следующая же встреча с Бац очень впечатлила. Шутка ли: проделала за него почти всю дознавательную работу.
  Да, Бац такова! Уж она-то лишней работы никогда не боится, то-то некоторые этим беззастенчиво пользуются.
  - Не скрою, - заметил младший следователь, - наша Инквизиция премного благодарна не только лишь вам, но и советнику Буэ. Его вклад в установление истины также был неоценимо высок. В особенности - когда вы с ним искали истину, так сказать, в перекрёстном режиме. Такие бескомпромиссные обсуждения весьма пользительны в нашей работе. Они позволяют узнать множество ценных нюансов, которые не всегда вытащишь даже с привлечением пыточного инвентаря.
  - И я тоже думаю, что инвентарь излишен, - неожиданно тонким голоском пискнула Бац.
  - Да вы не волнуйтесь, - заверил её Жо, - инвентарь у нас лишь для тех подозреваемых, которые не желают сотрудничать. Вы же - во как сотрудничаете! Детей садовника допросили, без преувеличения - блестяще! Я бы и сам этого сделать лучше вас не сумел. А я следователь очень опытный, даром что младший. Ведь и младший-то почему - интриги беспринципных коллег! - он сокрушённо вздохнул.
  Захотелось отдельно упомянуть о своей беспристрастности: что, мол, несмотря на недружественную позицию советника Буэ, она не стала вешать всех собак на его сына Мозеса, а отыскала детей, виновных посильнее... Но не хотелось говорить это в лоб, и она предпочла похвастаться скромностью. Признать границы своих возможностей - порою сильно располагает склонных к соперничеству коллег, предохраняет от тайной зависти.
  - К сожалению, - сказала Бац, - мне так и не удалось потолковать с садовником Дгаем. - Что-то мне подсказывает, что в истории с неадекватным выпуском 'Листка Буэ' он - главный виновник. Я не стала искать с ним встречи, просто чтобы не спугнуть.
  - Ничего-ничего, - масляно улыбнулся Жо, - с Дгаем Инквизиция уж как-нибудь и сама потолкует. Но вам не могу не выразить горячую благодарность. Главный виновник - местный садовник, кто бы мог подумать!
  - Не исключено, что он и есть главарь Глукщского подполья! - предположила Бац. - Доказательствами я не располагаю, но, знаете, зыркает он так исподлобья... Простой садовник так бы не зыркал!
  Жо рассыпался в новой порции благодарностей, причём пообещал, что Инквизиция с Дгаем потолкует по-серьёзному, тем более что...
  - ...тем более, что, - Жо понизил голос, - в момент падения драконов, как мне уже известно, Дгая и в Глукще-то не было! Представляете?
  - Да вы что! - поразилась Бац.
  - Точно говорю! - Жо усмехнулся не столь лучезарно, как бывало, а довольно-таки криво. - По сведениям моих информаторов, Дгай из Глукща в ту пору как раз уезжал на заработки. Когда же по приезде устроился садовником (кстати, всего за полгода до вас), то в бесформенных чернокаменных кучах почему-то безошибочно идентифицировал драконов. Как это ему удалось, вот вопрос!
  - Может, спросил у кого? - предположила Бац.
  - Не исключено. Но мог принести эти сведения и снаружи, из-за пределов Глукща. Ведь падение чернокаменной армады - далеко не местное явление, так то! Многое зависит от того, из какого места Дгай вернулся. Есть, знаете ли, места, где краху нашей армады искренне радуются...
  - А что, до сих пор не установлено, куда он ездил на заработки? - Бац понадеялась, что не прозвучит неуважительно.
  - Где он был в точности, нам ещё предстоит выяснить, но доподлинно известно, что изначально направлялся в Цанц. Что, конечно, наводит на отдельные подозрения...
  - А какие подозрения? - Бац призадумалась. - Вроде, Цанц находится на запад от Глукща, там традиционно сильна некрократия, мёртвых и раньше было поболее, чем живых, а с продвижением Порога Смерти на восток...
  - В этом-то и проблема, - хмыкнул Жо. - Цанц - город мёртвых, но Дгай-то живой. И продвижению Запорожья на восток предшествовала некая, скажем так, смутная ситуация в том районе. Многие люди - и мёртвые, и живые - вышли из-под контроля, понимаете? Мной уже послан запрос на прояснение, не замечен ли Дгай в составе тамошних бандформирований, а заодно - на усиленную группу захвата. - Жо внимательно поглядел на её лицо. - Да-да, не улыбайтесь так недоверчиво. Мне одному этот тихий садовник может оказаться не по зубам. Эх, не опоздать бы...
  - Всё что надо, - произнесла Бац, - всё, что в моих силах... А хотите, если группа захвата вдруг запоздает, я похищу его детей? Говорят, он очень положительно к ним относится, да и вообще... Заложники хорошо развязывают языки, ведь правда?
  - Аплодирую вашей гражданственности, - прочувствованно молвил Жо.
  
  * * *
  
  Кто её за язык тянул? Вот насчёт похищения детей Дгая. Могла бы послужить Инквизиции и менее радикальным образом. Но задним-то умом всякий крепок, а когда всеми бальзамами лезешь из кожи, чтобы доказать следователю: 'Я своя!' - тогда не так уж тщательно думаешь о последствиях.
  Садовник Дгай что-то заподозрил. Наверное, дети ему и рассказали. Старшая-то, Сита - сразу заметила, как только проговорилась в краткой Беседе с Бац.
  А тут ещё Глукщ - городок довольно-таки небольшой, и каждый новый человек в нём приметен, тем более мертвец (мёртвые-то в Глукще наперечёт, и всё больше люди уважаемые). В общем, и эузского подполья не надо, чтобы заметить Жо и странное его поведение: ходит, выспрашивает, интересуется шпионами.
  Не удивительно, что Жо в скором времени потребовалась помощь.
  - Дгай только что купил лошадь, - взволнованно промолвил следователь, встретившись ей поутру возле внешней ограды сада.
  - Да уж, подозрительно. Не хочет ли он, случайно, ускакать на ней из города?
  - Его дети, - напомнил Жо. - Детей вы должны спрятать. Где они сейчас?
  - Где-то в саду... - неуверенно проблеяла Бац. - Играют...
  - Изловите, - велел младший следователь Инквизиции.
  - Слушаюсь, - выдохнула Бац.
  
  * * *
  
  Обещанное должно выполнять, напомнила себе Бац. Даже через силу. Мы, мёртвые, люди обязательные.
  Потому, проходя садом к дому советника, по пути отслеживала, не играют ли где дети Дгая. А почему бы и не играть - в ожидании выхода их нового приятеля Мозеса?
  Она не ошиблась: садовничьи дети были в наличии, все трое: Сита, Пикс и крошка Фус. Они о чём-то болтали прямо на перекрёстке главных аллей сада.
  Бац подошла к ним и строго возгласила:
  - Именем Инвкизиции! - а зря. Дети врага, понятное дело, врассыпную. Никого громкое слово не парализовало - вот досада!
  Логичней было хоть кого-то поймать, а тогда уже поминать Инквизицию, но Бац явно недооценила уровень враждебности к некрократическим институтам этих живых созданий. Посему со всех ног припустила вдогонку за разбегающимися детьми, но только и сумела поймать, что малышку Фус.
  Чуть не ухватила за шиворот и негодника Пикса, но тот, вместо чинного бега по правилам, вдруг вспрыгнул на садовую лавку, оттуда скок через кусты - и дёру.
  Оглянувшись в сторону, куда побежала Сита, Бац приметила было спину беглянки, но та вскорости затерялась между деревьями.
  Провал погони? Но ведь один-то детёныш пойман. И поимку прочих ещё реально организовать.
  Волоча за собой упирающуюся Фус, она подошла к ограде дома советника Буэ, где встретила одну из тех живых служанок, которые обычно готовили для прогулки перамбулятор Кикеса. Редкая удача!
  - Клотильда? - припомнила Бац имя служанки.
  - Нет, я Матильда, - поправила та.
  Ну подумаешь, немного ошиблась.
  - Именем западной Инвкизиции! - шепнула Бац ритуальную фразу.
  В ответ на такой запрос Матильде полагалось бы, не рассуждая, обеспечить содействие, вот только имелся нюанс. Бац и сама толком не помнила, передавал ли ей младший следователь Жо право выступать от имени некрократической Инквизиции, но никаких подтверждающих документов при ней в любом случае не было.
  - Что нужно делать? - настороженно спросила служанка.
  - Эту девочку, - Бац кивнула на брыкающаюся малышку, - необходимо срочно посадить под замок.
  - Чем она провинилась перед Инквизицией?
  Ой, и в самом-то деле, чем?
  - Она дочь и сестра опасных злоумышленников! - нашлась Бац.
  Матильда мгновение подумала, но кивнула:
  - Хорошо, я посажу её под замок. Ключ принести вам?
  - Да. Подождёте меня на этом месте.
  Освободившись от сковывающей её малышки, Бац была готова преследовать её старших брата и сестру, но тех, понятное дело, и след простыл.
  Оставалось найти младшего следователя Жо и доложить ему о частичном успехе.
  Пойдя через сад к внешней ограде, она с минуту выглядывала младшего следователя, но того не было. Вероятно, погнался за самим Дгаем или перекрывает ему пути отступления, решила она.
  Впрочем, перекрыть-то выходы из Глукща - плёвое дело для мертвеца с полномочиями от Инквизиции. Достаточно известить охрану на стенах, и они не выпустят садовника ни конным, ни пешим, ни даже в закрытой карете.
  Представление садовника в карете её немало позабавило. Хотя...
  Если в Глукще и правда есть вражеское подполье, то Дгаю и карету подадут, и даже - если подполье проникло и в городскую охрану - не таясь, выведут через главные ворота. И кто потом что докажет?
  
  * * *
  
  Бац быстрым шагом прошлась по самым глухим аллеям сада, вернулась к внешним воротам - и оттуда высматривала Жо до тех самых пор, как ей в спину резко упёрлись садовые вилы. Оглянулась: ого, к ней подкрался малыш Пикс.
  - Отдавай мою сестру, мёртвая грымза!
  Что ж, ловко сбежал, да глупо попался. Бац без труда перехватила древко - малец её и ткнуть как следует не успел. Впрочем, успел: от заточенных зубьев по надорванному платью расплывались четыре ярких бальзамных пятна. Не замоешь.
  Зато Бац играючи выдернула вилы из мальчишеских рук, и, только Пикс повернулся бежать, в два прыжка настигла и заграбастала его самого.
  Уже двое. Следователь Жо, наверное, обрадуется.
  - Отпусти! - заскулил Пикс.
  Поздно. Теперь не сестрицу тебе, а тебя к сестрице.
  Бац потянула мальчугана к условленному месту, на котором её уже ждала служанка Матильда с большим ключом.
  Принимая ключ, спросила:
  - Надёжно её заперли?
  - Надёжно! Подёргала - не открыть.
  - Где?
  - Тут, недалеко. В сарае для садовых инструментов.
  - Как? - взвизгнула Бац. - Да там же нет задней стены!
  - Разве? - Матильда была сама невинность. - А я не заметила.
  - Скорее туда! - бросила Бац на ходу. - Следуйте за мной.
  - Да? Ну ладно...
  Если были у служанки Матильды какие-то дела, придётся им подождать. Задание некрократической Инквизиции - всегда приоритетно.
  По пути к знакомому сараю Бац прикидывала: догадалась малышка Фус оттуда выбраться, или нет. В общем-то, дырища в стене такая, что не заметить сложно. С другой стороны, Фус ведь совсем мала, глаза её не выше пояса, может, оттуда за лопатами не видно?
  Когда подошли к сараю, Пикс дёрнулся с особенным остервенением, и Бац поняла, что самой отпирать замок ей будет несподручно. Потому она вручила ключ Матильде, и, перехватив своего пленника поудобнее, приказала:
  - Открывайте! И если малышка выбежит на вас, будьте готовы её перехватить.
  Служанка кивнула, вставила клюя в замок и с усилием провернула. Лязгнула щеколда, дверь отворилась. Малышки за ней не было.
  - Она, наверное, спряталась, - беспечно решила Матильда и вошла в сарай.
  Как же, спряталась! Между лопатами.
  Пока происходил поиск маленькой девочки среди лопат, сорванец Пикс изо всех детских сил выкручивался, лягался и кричал ерунду.
  - А ну-ка успокойся! - прикрикнула на него Бац.
  - Сейчас я его успокою, - заверила её Матильда, появляясь из сарая с лопатой наперевес.
  Бац показалось, что лопата здесь явно лишняя, но не успела возразить. Крупное лезвие заступа с широкого замаха прилетело ей прямо в лицо. Уклониться не удалось. Только и успела подумать, что этот удар ей, кажется, красоты не добавит.
  Впоследствии ей пришлось порадоваться, что удар был один. Второго удара коварной Матильде уже не понадобилось, так как ребёнка Бац выпустила, да и сама упала. Будь ударов несколько, лицо её ничего бы уже не спасло. А с первого, пусть даже глубоко врубившегося в черепные кости - серьёзного ущерба лицу не вышло.
  На мертвеце заживает быстро.
  
  * * *
  
  Очнулась Бац неподалёку, в саду, наскоро погребённая в одной из драконьих чернокаменных куч. Кряхтя, выбралась из-под завала.
  Фу ты, как нехорошо получилось!
  Доверилась Матильде, проходившей мимо служанке, а служанка-то мимо прошла не случайно! А служанка-то была на задании...
  А советник Буэ, вот дурак-то набитый, так уж надеялся, что в Глукще эузского подполья нет. Нет - ну так нате! Хотя...
  Нет, никакое не подполье. Просто одна семейка! Бац чересчур поздно припомнила, что где-то среди штата служанок в советничьем доме у садовника Дгая имелась и жена, мать его троих детей.
  Так вот на кого угораздило нарваться! На живую самку, одержимую животным материнским инстинктом.
  Бац выпрямилась. Куда теперь? Доложить о неудаче младшему следователю Жо? Да только где бы его сейчас найти?
  Следователь Жо нашёлся быстро. Его башмаки торчали из-под соседней чернокаменной кучи.
  - Господин следователь! - вполголоса позвала Бац.
  Никакой реакции.
  Бац утёрла бальзам, сочащийся из раны, которая проходила через всё лицо. Что ж, подумала, в таком виде и не хотелось бы представать перед чином Инквизиции. Хорошо бы, Жо не очнулся, пока она не приведёт себя в порядок.
  Жо не очнулся. Даже когда она его раскопала. Тот, кто его отправил в могилу, в совершенстве владел жестоким искусством убивать мертвецов. Наверное, доброго Жо убивал самолично Дгай: ни на детей его, ни на супругу ничуть не похоже.
  Убил, прикопал, а потом с подлым своим семейством покинул Глукщ. Только их здесь и видели.
  
  * * *
  
  Советника Буэ после тех событий Бац видела лишь однажды. Он пригласил её в кабинет, чтобы поговорить о её же дальнейшей судьбе.
  - Бацилла, - произнёс он со значением, - если помните, я вас предупреждал, что в городском совете Глукща вы больше служить не будете.
  - Да, я помню, - отозвалась она, - только до завершения расследования младшего следователя Жо.
  - Как легко заметить, - вёл дальше советник, - уважаемый мной Жо расследование больше не продолжает...
  Ну ещё бы ему продолжать! Было бы странно, если бы он исхитрился продолжать службу, несмотря на расчленение.
  - Да, я заметила.
  - Ну так вот, - подхватился на ноги Буэ. - Несмотря на то, что ваша роль в данном расследовании в определённом смысле... гм... переозначена, - советник видимо возрадовался, подыскав подходящее слово, - по существу дела эти подробности мало что меняют. Как сами изволите наблюдать.
  - О чём вы, советник? - недопоняла Бац.
  - О неэффективности расследования.
  Да, подумала Бац, если бы двуличного садовника Дгая удалось задержать - другой был бы разговор. Уж тогда-то моё место при совете казалось бы ему более незыблемым, чем его собственное.
  - Как вы знаете, младший следователь Жо пренеприятнейшим образом пострадал.
  Ей ли не знать? Из тех, кто успел увидеть Жо пострадавшим, Бац была первая.
  - Кто виноват в страданиях следователя, не наше дело выяснять, - продолжал Буэ. - Если моим мнением поинтересуются, я скажу, что уважаемый Жо действовал не слишком профессионально, за что сам же и поплатился. Увы, наш Глукщ - довольно-таки захолустный город, даром что стоит на Большой тропе мёртвых и имеет статус Пещерного. Статус есть, а по сути-то мы всего лишь деревня, - Буэ скривился в гримасе самоуничижения. - Всё так, мы в масштабе мировой некрократии не так-то много и значим. Неудивительно, что к нам Инквизиция шлёт лишь низших своих чинов, а из последних - далеко не самых талантливых и перспективных.
  - Теперь пришлют старшего следователя, - безразлично сказала Бац.
  - Всенепременнейше пришлют! - радостно согласился Буэ. - Вернее, он уже здесь. Опрашивает, расследует, всё как полагается - но, я надеюсь, уедет целым и невредимым.
  Кто ему повредит, если Дгай успешно скрылся?
  - А вот кого в Глукщ никогда не пришлют, так это настоящих инквизиторов - судей, которые все великаны, причём в большинстве - подземельные... Знаете, почему не пришлют? Да никто из великанов к нам сюда не поедет! - Буэ аж расхохотался. Бац было всё ещё не смешно.
  - К чему вы ведёте, советник?
  - К тому, что вы, Бацилла, по моему разумению, переросли Глукщ.
  - В самом деле? - у неё не было сил пререкаться.
  Что советник Буэ не хочет её здесь видеть - дело понятное. Если настолько не хочет, что готов предложить ей повышение где-то за пределами города - что ж, это даже выгодно. Всё идёт правильно. Пусть идёт, как идёт.
  - Куда вы предлагаете мне отправиться? - спросила она прямо.
  - За Порог Смерти. Конкретно - в Циг. Вы ведь были уже в Циге?
  - Была.
  Другое дело, видела ли она Циг. Обучение и воспитание в закрытом пансионе не предполагало знакомство с городом. Из всей поездки туда и обратно в памяти только и осталось, что врата в чёрной стене Порога. Вот она действительно выглядела мощной!..
  - Может быть, помните в Циге храм Вечнотраурной Смерти?
  Определённо - не помнит.
  - При этом храме действует нечто вроде учебного заведения...
  Ну, к учебным заведениям в районе Цига 'ученице Бацилле' уже не привыкать.
  - ...в котором обучают гарпий, - закончил Буэ.
  - Гарпий? - ошарашенно воззрилась на него Бац.
  - Ну, так их называют. Это особые боевые подразделения, со сверхспособностями и так далее. Вы, по моему разумению, туда идеально подходите. Держите! - советник подал ей запечатанный конверт.
  - Что это?
  - Рекомендательное письмо даме, которая там всем заправляет. Зовут её Мад Ольгед, по прозвищу Ангелоликая.
  - Не слышала, - призналась Бац.
  - Услышите. Все мы ещё услышим, - обещающе усмехнулся чиновник. - В письме я высоко оценил ваши успехи на ниве издания листка Буэ, причём предпочёл умолчать... о шероховатостях.
  - Благодарю вас, - поклонилась Бац.
  - Прощайте. Больше вас не задерживаю.
  'Надеюсь вас больше не увидеть', - добавила она от его имени,
  'Ещё бы не надеяться, - ответила она ему на то, - я ведь буду очень страшна'.
  
  
  4. Драконы скрываются
  
  'Операция яральской разведки по недопущению чернокаменных драконов в небеса прошла в целом успешно, но не обошлась без жертв, недопустимых в мирное время...' - прочитала Кэнэкта первые строки положенного перед нею донесения представителя параллельной эузской разведструктуры. Ох уж эта перекрёстная информация! Соперничающие службы не упустят случая выставить тебя дурочкой.
  Предотвратила захват небес? Так на землю-то что попадало!
  Спасла от уничтожения небесных драконов, наших давних союзников? Зато среди людей жертвы!
  Хоть вообще ничего не делай. Так и написала бы: 'В связи с опасностью падения каменных тварей наземь было принято мудрое решение бездействовать...' А драконы, дескать, пусть сами решают, кто из них настоящий небесный, а кто каменная подделка из мертвецких подземелий.
  - Читайте дальше, - велел Кар, координатор эузких разведок.
  'Частичным разрушениям подверглось пять городов (Вран, Волок Эузский, Калин, Старый Кветан, Хлад) и сто пятнадцать малых деревень, количество жертв среди населения уточняется...'.
  Пять городов? Это ещё надо благодарить широкие эузские расстояния. Могло быть и хуже! Судя по размеру той чёрной тучи, которая висела под небесами...
  Правда в том, что пускать её на небеса никак не было выходом. Шлёпнувшаяся из поднебесья куча камней наносит ущерб однократный, а вот угнездившаяся там маневренная каменная гадина...
  - Продолжайте чтение.
  'Осмотр мест падения каменных тел показал неоднородный характер последствий падения, что говорит о вариативности самого процесса. Некоторые драконы падали с большой высоты сообразно привычным закономерностям падения твёрдых тел данной массы. От таковых в земле оставались мощные воронки, а сами осколки чёрного камня разлетались на большие расстояния. Другие же драконы словно бы таяли в полёте, обращаясь в вязкую субстанцию, подобную смоле, которая твердела и трескалась уже по приземлении. Падение оных видимо замедлялось, воронок в земле не оставляло, разрушения вызывало минимальные. Третьи драконы особенно сильно разогревались от трения об атмосферу, причём либо полностью сгорали в полёте, либо же, если какая-то часть долетала до земли, то могла служить причиной возгорания неустойчивых к огню деревянных строений...
  - Что скажете, госпожа разведчица? - вкрадчиво спросил начальник.
  - Я всё изложила в собственном донесении, - твёрдо сказала Кэнэкта. - Спасти пострадавшие города и сёла не было никакой возможности. Просчитать, что куда упадёт, и при этом не потерять время - задача невыполнимая ни для нас, ни для наших въедливых коллег, - она кивнула на лежащий на столе документ.
  Кэнэкта лукавила. На самом деле просчитать места падения каменных драконов её служба не могла по другой причине: она просто-напросто проспала-проворонила их атаку. Да-да, вся служба была не в курсе - и ничего не успела сделать.
  В силу счастливого случая каменную армаду удалось остановить. Но кто останавливал? Сказать кому - не поверят.
  Во-первых, неравнодушный арбалетчик по имени Дуо. Сейчас-то Дуо включён в списки разведчиков Ярала и получает жалованье, но тогда был человеком случайным, нанятым для более простого занятия - падальщиков гонять. Это он, дежуря у тела ушедшего в дальние миры Драеладра, первым приметил шпиона, раскладывающего проклятые кубики в странную магическую фигуру. И он ослепил шпиона меткими арбалетными выстрелами, прежде чем тот на него наслал стаю небесных падальщиков.
  Во-вторых, некромант Гны, бывший некромейстер города Цанц, не так давно разгромленного карликами. Это Гны первым обнаружил, что каменные изваяния, парящие под сводами мертвецких пещер, собираются в армаду, чтобы куда-то лететь. И Гны догадался, куда именно. И нашёл способ предупредить. Вот только предупреждал он отнюдь не разведку Ярала, с которой до сей поры никогда не сотрудничал.
  Во-третьих, рыцарь Смерти по имени Чичеро, заточённый в чугунный сундук. Это он получил весть от Гны посредством единственно возможного способа связи между небесным и подземным ярусами - медитативного послания. Это он - прямо в сундуке - вступил в битву со злоумышленником. Звучит странновато, но так уж получилось.
  В-четвёртых, бесплотный демон, прежде исполнявший обязанности Владыки Смерти, а теперь прочными магическими узами привязанный к Чичеро и сундуку. Это его усилие сдвинуло сундук с возвышения и прихлопнуло шпиона, другое же усилие - развалило магическую фигуру.
  Подозрительная четвёрка, что и говорить. То-то из всех четверых сообщить начальству Кэнэкта отважилась лишь о первом. Два мертвеца и демон - это правда из тех, которые вылезают боком. 'Сотрудничала с посланником Смерти! - вертели бы носом конкуренты. - Слушала подсказки некроманта! Не отвергла с негодованием помощь окаянного Владыки!'... Как будто кто-то её спрашивал, примет ли она от него помощь.
  - Я не о том вас спрашивал, - помолчав, уточнил координатор Кар, - не о жертвах. И не затем дал прочесть донесение.
  - Зачем же тогда?
  - Там под конец упоминается различный характер падения каменных драконов, приведено три варианта. Можете как-то прокомментировать, от чего это может зависить?
  А, вот в чём дело-то! Ну да, там от одних драконов остались воронки, от других капли смолы, третьи вовсе сгорели в воздухе.
  - Наши разведчики повлиять не могли, - сказала она прямо. - Была разрушена магическая фигура, которая притягивала каменных тварей к небесам. Фигура работала одна на всю армаду.
  - А если не ваши? Если кто-то ещё - вмешавшаяся третья сила?
  - К сожалению, ничего не знаю, - честно призналась Кэнэкта, - даже не догадываюсь.
  - А кто может догадаться? Может, Бларп Эйуой? - быстро спросил координатор Кар.
  Кэнэкта отрицательно покачала головой:
  - Эйуой? Да откуда?
  - Но ведь он много общается с представителями небесной расы?
  - С небесными драконами - да, - нехотя пояснила разведчица, - но эти-то - дело другое. Подземельные твари, причём искусственно созданные. Там у них, наверное, заклятие на заклятии - потому и падали по-разному.
  - А что это могли быть за заклятия?
  - Боюсь, чтобы ответить, нужно консультироваться с некромантами. А перед тем - долго втираться в доверие. Стоит ли того ворпрос?
  - Нет-нет, - заверил её координатор. - Этого вопрос не стоит. Просто хотелось разобраться - чисто теоретически. То есть... - он заполнил паузу безмятежной улыбкой. - Без определённой практической цели.
  Что означало: заднюю цель он, несомненно, имел. Но не такую, в которую посвятил бы Кэнэкту.
  Да оно и к лучшему. Признаться, Кэнэкта сама не очень-то склонна доверять нынешнему координатору. Поэтому за любой откровенностью первым делом предполагает хитрую подставу...
  Да и о какой откровенности может идти речь, когда в дальних углах кабинета начальника привычно стоят две ширмочки, и из-за одной привычно раздаётся едва слышный скрип гусиного пера - там работает приставленный свыше писарь-синхронист из гильдии неподкупных свидетелей.
  - Что ж, - сказал координатор Кар, - я получил ответ на поставаенный вопрос и далее вас не задерживаю.
  Не задерживает... А Кэнэкту, только чтобы лично спросить ерунду, срочно призвал в столицу - первым же летучим замком практически с вершины Белой горы.
  
  * * *
  
  Как только Кэнэкта притворила за собой дверь, из-за правой ширмы неслышно встал неподкупный писарь и направился к потайной лестнице, позволяющей быстро добраться до входных врат дворца и подождать, пока гостья туда дотелепается по вычурно изогнутой лестнице парадной и трём помпезным коридорам. В дополнительные обязанности писаря входило встречать и провожать посетителей, изображая привратника. Милое озорство, на которое частенько покупались и матёрые руководители разведок! Ну, или делали вид, будто покупались, чтобы координатору польстить - если и так, он не в обиде.
  В любом случае, отлучки писаря по дополнительным поручениям порой освобождали координатору Кару немножко времени для по-настоящему тайных переговоров...
  - Ну как, объяснила? - раздался скрежещущий голос из-за левой ширмы, лишь только шаги Кэнэкты и писаря сделались неслышны.
  Левый слушатель. В двух смыслах левый. Замчем спрашивает у координатора подтверждения тому, что должен был сам не прозевать?
  Но вслух ответил вежливо:
  - Как вы сами слышали, господин Настоятель, не объяснила.
  - И что, сказанному ею можно верить?
  Координатор с непринуждённостью хихикнул:
  - Кэнэкта, господин Настоятель, известная пройдоха, но в данном-то случае ничего утаивать не должна. В её интересах показать работу своей службы лицом, так сказать...
  - Понимаю, понимаю. Что ж, думаю, мне придётся задействовать ресурс своей Академии, - Настоятель заговорил несколько капризно и даже зло, - произношу это с сожалением, так как учёные - люди особые. Порой как будто покорны, но и тогда слишком много о себе мнят. И по нашим несвободным временам не за каждого можно поручиться.
  - Вот-вот, господин Настоятель, - поддакнул Кар. - Об этом я и хочу вас предупредить, пока не вернулся мой писарь. В интересах наших с вами друзей, - он подбавил в голос проникновенности, - чтобы ваши учёные разобрались в вопросе без всяких ненужных побочных эффектов, понимаете? Ну, чтобы ненароком не изобрели нового типа оружия, понимаете меня?
  - Разумеется, - проскрежетал Настоятель. О, Настоятель Гью умел очень иронично скрежетать.
  Кар на всякий случай уточнил:
  - Я имею в виду тех учёных, которые уже замешаны в опасных для некрократии изобретениях. Это, например, академик Ах, создатель бронированной боевой черепахи. Или академик Сай, автор искусственной рыбы кнубии, питающейся мертвецами...
  - Сай не один изобрёл кнубию! - ревниво вскинулся Настоятель Гью. - на этот проект работала вся Академия под моим руководством.
  Кар вздохнул:
  - И тем не менее наши с вами друзья предостерегали от этих двух. И они расстроятся, если удачливые изобретатели получат...
  - Хорошо, не получат, - вальяжно прервал координатора Гью.
  - Но только прошу заметить, господин Настоятель, вам понадобится аргументировать это решение, причём аргументировать очень скоро, в предстоящем разговоре со мной.
  - С вами?
  - Ну да. Сейчас вернётся мой писарь, который фиксирует все разговоры, какие я веду - это входит в его основные обязанности. Поскольку имена академиков Аха и Сая мне придётся произнести (да-да, придётся, чтобы отдельно не объяснять, что побудило меня о них позабыть), причём в положительном ключе (ведь они самые известные ваши изобретатели, о судьбе которых чуть ли не еженедельно справляется царь Ксандр), то вам придётся мне отказать. Важно, чтобы отказ выглядел убедительно...
  Но тут отворилась неприметная дверца в стене, ведущая к потайной лестнице, и просочившийся в неё писарь неприметно юркнул к себе за правую ширму.
  Кар прокашлялся и заговорил с Настоятелем в совершенно другом тоне.
  Ну ещё бы: в присутствии писаря координатор Кар намного главнее какого-то там Настоятеля Гью.
  - Господин Настоятель, - сказал Кар под запись, - можете покинуть ширму.
  - Слушаюсь! - ответил Настоятель, появляясь из-за левой, второстепенной ширмы и низко кланяясь.
  Приятно принимать поклоны чудовищ: чувствуешь себя воспаряющим ввысь героем, которого свет не видывал. Правда, самого чудовища увидеть, как и ранее, не привелось. Лицо Гью закрывал капюшон. Оно и к лучшнму - говорят механическая нижняя челюсть не очень-то его красит. И в эти слухи невольно поверишь, едва заслышав её скрежет.
  - Как вы слышали, - координатор сразу заговорил о главном (а что рассусоливать-то?), - разведчица Кэнэкта затруднилась объяснить неизвестные науке эффекты падения каменных страшилищ...
  - Так точно, - подобострастно поддакнул Гью.
  Хорошо играет роль, подумалось мстительно. А ведь не явись писарь, настоятелишка так и стоял бы с носом, задранным до небес. А всё почему: в теневой иерархии этот Гью намного его главнее. Но только в теневой, никогда не попадающей на бумагу.
  Знал бы этот предводитель академических учёных, что неподкупный писарь на самом деле давным-давно Каром подкуплен! Подкуплен и готов писать в своих доносительных блокнотах только то, что выгодно хитрому нанимателю.
  Знал бы - обиделся на этот цирк. Но не узнает. Координатор Кар его не уведомит. А всё почему? Приятнее быть начальниеом.
  -... Э... Господин координатор, позвольте спросить, какие будут распоряжения?
  - Следующие: неведомый закон природы, явленный в фактах вариативной подверженности каменных изваяний силе всемирного тяготения, подвергнуть изучению силами ваших академиков, - здесь положена значительная пауза, которая в текстах писаря выражается особым значком, - и, ввиду важности дела, поручить его самым достойным исполнителям. По мнению нашегот горячо любимого царя Ксандра, подошли бы кандидатуры Сая и Аха, зарекомендовавших себя как гениальные изобретатели в области биомантии.
  Мощно сказал. Как Настоятель вывернется?
  - Обязуюсь выполнить, - проскрежетал тот, - с единственной маленькой коррективной. Академики биомантии Сай и Ах, несомненно, имеют великие достижения, но дерзну заметить, что их слава осталась в прошлом. Ах настолько поглощён своей боевой черепахой, что занимается единственно её модернизацией и о других задачах и слышать не хочет (не могу же я его, царского любимца, заставлять насильно!). Что до Сая, то должен заметить, что этому академику слава не пошла впрок. Он растолстел, много пьёт, не слишком внимателен к выполнению своих обязанностей... - теперь уже Настоятель Гью подвесил отображаемую на письме красноречивую паузу. - К счастью, есть выход. Академик Кулай, восходящая звезда Академии-на-Тьмаке, тоже биомант. Пусть он сегодня не настолько именит и известен, как Ах и Сай, но он ещё заставит о себе говорить. Очень амбициозен! Уверяю вас, если ему доверить руководство данным проектом, царь Ксандр получит новое имя в копилку своих любимцев. Летательный аппарат - ведь это о нём грезил государь? Поднимающий воинов к небесам, намного маневреннее воздушных замков - о, я это вижу! 'Боевой дракон Кулая' - вот как ему предстоит называться!
  
  * * *
  
  Кулая известие обрадовало. Стало быть, доверяют ему, а не выскочкам вроде Сая с Ахом. Откровенно говоря, давно бы пора. Но кто по нынешним временам ценит фундаментальные подходы, проверенные на годах минувших? Им же всё новое подавай!
  Когда Настоятель уезжал в столицу, Кулай подозревал: уж не во вражеских ли драконах дело? Слишком громко они грохнулись, а слухов поползло да поскакало столько, что даже через высокие академические стены перелетели. Шутка ли: пострадало пять эузских городов, да ещё за пределами царства как минимум столько же...
  - Не столько же, - тогда ещё возразил его мыслям послушник Зюк, - у них там всерьёз накрыло только два города: Глукщ и Быдыщ.
  Откуда ему знать?
  - Чтобы ты знал, молодой человек, Быдыщ - это предместье Глукща! - свысока бросил на то Кулай. Хотя и сам-то был не слишком уверен. То ли предместье, то ли отдельный город в глукщском подчинении - пока на месте не побываешь, не сообразишь. Но на картах-то Быдыщ не показан!
  И вот теперь Настоятель Гью вернулся с хорошими новостями для Кулая - именно для него. Сразу по возвращении - призвал в свои покои, заговорил, скрипя плохо пригнанной челюстью:
  - Академии дано секретное задание от координатора эузских разведок.
  - Я весь внимание, - проговорил Кулай.
  - Предстоит выяснить причину, по которой менялся способ падения каменных драконов над нашими территориями. Подробности задания - в этой папке, - Гью передал Кулаю новомодный канцелярский файл с завязочками, - а образцы для опытных исследований прибудут на днях.
  - Замечательно! - Кулай сразу и не заметил, как привычным движением потёр ладони. Кажется, этот жест был истолкован как недостаточно скромный и вызвал со стороны Гью дополнительный инструктаж. Словно не биоманту со стажем, а какому-то послушнику желторотому!
  - Не вас мне учить, - проскрипел Настоячтель, - что предстоящее исследование не должно разглашаться даже в пределах Академии. К тому же сохранение тайны в ваших интересах. Если пронюхают другие академики, начнутся вопросы, почему исследование доверено вам, почемц не Аху...
  - Я докажу, что вами совершён правильный выбор, - пообещал Кулай.
  Если не доказать, второй раз не обратятся.
  - Лучше доказывать уже под конец дела, а не перед началом, - жёлчно напомнил Настоятель. И в этом трудновато усомниться.
  Что ж, так и быть, Кулай заранее никому не скажет. И дальше не скажет: когда у него появится ценная идея, коллеги своруют только так! Глядишь, а у суетливого выскочки Аха в списке личных изобретений кроме черепахи явится и летучая боевая тварь.
  Не мудрено! Биомантия далеко не чисто теоретическая дисциплина, а практическая технология оборонного значения. Кто изучает квазиживых существ, тот их старается и воспроизвести. Часто - в улучшенном варианте. Но, пока ты размышляешь об улучшении, выверяя его до мельчайших деталей - нетерпеливые, с позволения сказать, 'коллеги' готовы наштамповать целый легион несовершенных уродов. И профаны готовы рукоплескать: ах, ах, ах, Боевая черепаха Аха!..
  
  * * *
  
  В тот же день академик биомантии Кулай заперся в самой секретной из своих лабораторий, куда не допускался даже его послушник Зюк, и принялся внимательнейше листать папки с заданием.
  Основной вопрос, сформулированный Каром, координатором эузских разведок, предполагал поиск закономерностей, лежащих в основе различных режимов падения квазиживых организмов, именуемых в просторечии каменными драконами. Практическая сторона вопроса не эксплицировалась, но Кулаю, тем не менее, было ясно: познанную закономерность следует воплотить в собственноручно сконструированном квазиживом существе.
  Это не Кулай такой проницательный, это наука биомантия имеет определённую последовательность исследовательских шагов. Без создания действующей модели всякий расчёт на бумаге, даже наиталантливейший, считается путём никуда.
  Приложениями к заданию Кара служили тщательно скопированные одим и тем же почерком донесения начальников нескольких эузских разведслужб.
  В первом приложении начальник приграничной контрразведки с неразборчиво написанной фамилией (знать, что неразборчиво - неспроста!) доносил до сведения координатора, что вечером такого-то числа пять эузских городов и сто пятнадцать деревень подверглись подозрительному нападению. С небес низвергся град огромнейших камней, а также вязких чёрных капель и бесформенных пылающих факелов, столь же великих по размеру. Ввиду необычности угрозы, были подробнейше опрошены свидетели, к тому же на месте падения странных предметов побывала группа экспертов по поражающим факторам баллист и катапульт.
  Опрос свидетелей показал, что падающие на землю камни имели характер драконических изваяний, какой им, видимо, придал неприятель для вящего устрашения подвергаемых бомбардировке. Смолистые капли тоже напоминали изваяния драконов, но были оплавлены и округлы сообразно типичным особенностям каплевидной формы. На пылающие факелы было больно смотреть, но и они представляли собой огненные фигуры выраженных драконических очертаний. Свидетели выражали уверенность, что замеченные ими особенности действительно имели место, но многие затруднялись указать возможную цель или причину оных. Идея же устрашения принадлежит самим контрразведчикам, проводившим опрос населения - ибо надо же было как-то драконическую форму истолковать.
  Осмотр места происшествия показал наличие трёх типов результатов падения: 1) глубоких воронок в земле с широким разбросом фрагментов упавших каменных монолитов; 2) кучного падения окаменевающих и трескающихся при соприкосновении с грунтом остатков прежде смолоподобных тягучих снарядов; 3) поджогов местности с последующим нахождением в эпицентрах пожаров сравнительно небольших груд оплавленного камня.
  Сделанный по итогам обследования вывод указывал на то, что разнородность последствий падения небесных снарядов обусловлена, по-видимому, неоднородностью субстанций самих падающих тел. Каковой вывод, правда, частично опровергался видимой идентичностью внутренней структуры найденного в местах падения чернокаменного субстрата...
  Ох и закрученный получился вывод - с первой попытки не подступишься! Кулай, зачитывая его чуть ли не до дыр, испытывал смесь раздражения с восхищением - и ещё лёгкую примесь летучей субстанции узнавания. Ну явно ведь биомант писал! И не из слабеньких. Не лысый ли Конан? А что, стилистика доклада весьма напоминает его научные отчёты пятигодичной давности. Почерк-то другой, но в рукописной копии, выполненной писцом, он и не имел шансов сохраниться.
  Неужели Конан сейчас управляет одной из разведслужб? А что, парень был хваткий, обещал далеко пойти... Но, впрочем, судьба бывшего академика к предмету нынешнего исследования прямого отношения не имеет. Важно, что падало, а не кто изучал.
  Второе приложение составило донесение начальника одной из служб внешней разведки. В нём были дотошно перечислены результаты чернокаменного дождя за границами Эузы. Подробных сведений с мест падения данный источник не приводил, зато давал широкую географию мест, подвергшихся всему тому непонятному, чему они подверглись. Часть каменных монолитов грохнулась в пустыню близ Уземфа, вызвав там песчаную бурю, другая часть пала в горных районах Бегона, приведя к сходу лавин и, пусть непринципиально, но узнаваемо для местного населения изменив подробности тамошнего рельефа. Также к данному событию есть основание привязать в одночасье вспыхнувшие пожары в лесистых местностях на севере и западе Цанцкого воеводства. При этом сами Бегон, Уземф и Цанц напасть обошла самым счастливым образом.
  Из более-менее крупных городов существенно пострадали Глукщ и Быдыщ (но оценить реальный ущерб не представляется возможным вследствие политики местных властей, направленной на ограничение хождения слухов). Также в те сутки было дотла сожжено примерно полсотни посёлков на территории Отшибины, но по причине особо аффектированных настроений карликов нельзя исключать возможности самоподжога.
  В третьем приложении начальница внешней разведки высокогорного Ярала по имени Эрнестина Кэнэкта докладывала 'вероятную' предысторию вышеназванного каменно-смолисто-огненного дождя. Предыстория в её изложении выглядела совсем фантастически и напоминала скорее сказку, чем суровую историческую быль. Откровенно говоря, Кулаю было трудно читать подобные бредни, невольно поднималась волна раздражения: какие такие магические драконы, да ещё в столь серьёзном документе? Разве не ясно сказано в донесениях других начальников: падали из-ва-я-ния!
  Больше всего Кулая злил язык, на котором изъяснялась госпожа разведчица. Ну как так можно говорить: вместо строго научных терминов ерунда какая-то мистическая! 'Проклятие' - что за понятие? Или, скажем, 'магические существа' - пальцы бы повыламывать за такие выражения! Никакие не 'магические', а 'квазиживые'! Ведь в Академии каждый послушник знает: никакой магии в принципе не существует, а всё, что кем-то объяснено магическими причинами, есть прямым указанием на мыслительную несостоятельность объясняющего.
  Хотя что, спрашивается, возьмёшь с глупой бабы, которая свою должность в яральской разведку получила не за личные заслуги, а в наследство от родителя. Истинных суждений? Нет, только не их. Это далеко не лысый Конан, впитавший научные подходы прямо здесь, в Академии...
  Если же по существу дела, то Кэнэкта утверждала, будто загадочные снаряды суть армада каменных драконов, спрятанных до поры под сводами подземелий нижнего яруса. Причём никак не комментировала их неоднородность. Если все они - одинаковые 'каменные драконы', то почему одни из них так хряпались оземь, что камней не соберёшь, вторые приземлялись аккуратненькой кучкой, а третьи самовозгорались? Почему, а?
  Более того, Кэнэкта заявляла, будто квазиживые существа, именуемые 'каменными драконами' совершали полёт за счёт притяжения к небу. Идея, положим, светлая, но чем разведчица её обосновывала - курам на смех! Дескать, в небеса, обходя строгие запреты истинных небесных драконов, однажды (незадолго до бедствия) сумел пробраться один сильный колдун. Он устроился на том самом верхнем из небес, где доживал последние деньки дракон Драеладр, и, как только последний умер, принялся - что делать? Проклинать небеса.
  Причём вслух проклянуть - это, видимо, не фокус. Колдун стал выкладывать какую-то фигуру специальными кубиками из полудрагоценных каменьев. И вот как только сумел её там выложить, изваяния каменных драконов и обрели счастливую способность к небесному полёту.
  Бред? Ещё бы не бред! Ведь если на тела действует сила небесного притяжения, аналогичная силе притяжения земного, то как действие упомянутой новой силы может зависеть от чьих-то там проклятий, даже выложенных камушками? Такую зависимость, как скажет всякий серьёзный учёный, ещё доказать надо. Не так ли?
  Но госпожа Кэнэкта - она имела серьёзную науку в виду! Неужели она станет что-то доказывать? И в мыслях не было. Просто приняла, что раз колдун выложил свою фигуру, а потом каменные драконы поднялись в воздух, то они поднялись вследствие того, что он выложил. Очевидно, госпожа Кэнэкта не в курсе одной из типичнейших логических ошибок - ошибки следования.
  О чём писала далее глупая баба? Ясное дело, о том, как организованный её разведкой охранный пост у тела Драеладра наткнулся на пробравшегося в небеса мертвеца-диверсанта и выложенную им заклинательную фигуру. Юный неопытный разведчик Дуо родом из чудом ещё живых цанцких крестьян пытается фигуру нарушить, да где-там: от её камней так и пышет жаром! Настолько пышет, что между ними тает лёд, причём тает по всему небесному острову. Оцените-ка господа, сколько на такое климатическое изменение надобно накопить энергии!
  Ну да не в этих несообразностях дело. Юный герой сперва ослепляет колдуна-злодея из арбалета: прямое попадание в оба его мёртвых глаза - вот славный стрелок! Затем - сталкивает на живучее мертвечище чугунный сундук, стоявший доселе на возвышении (в сундуке том - какая-то реликвия, затребованная ещё при жизни драконом Драеладром). Сундук - крак-крак - давит колдуна, герой торжествует! Но что-то сделать с проклятием по-прежнему не может. И лишь тогда, когда, ведомый счастливой догадкой, герой снова приналёг на сундук и повалял-таки камушки из проклятой фигуры, вот тогда-то и каменные драконы были остановлены в своём стремлении к небесам, да и попадали, словно простые каменья.
  История, конечно, блестящая. Кэнэкта - сказочница ещё та. Но как её россказни помогут в строго-научном осмыслении случившегося феномена? Кулай подозревал, что никак не помогут. Хоть другую сказку сочиняй, более научно выверенную.
  Главное ведь в версии Кэнэкты что? То, что полёт каменных драконов - функция от некоторой 'магической фигуры', выложенной каменьями в небесах. Можно ли все условия воспроизвести, чтобы посмотреть, работает ли версия? Конечно же, нет. Всё упирается в тот факт, что фигура разрушена. И перед разрушением её никто, конечно же, не срисовал.
  Причём винить-то некого. Юный арбалетчик Дуо - конечно же герой-спаситель небес, но притом существо совсем безмятежное в плане потребности доказать правомерность своих действий. Поломал фигуру, а там хоть трава не рости. Ну ясно, ломать - не строить.
  
  * * *
  
  Целую неделю академик биомантии Кулай только тем и занимался, что изучал содержимое папки. В этом деле преуспел настолько, что почти выучил наизусть, хотя такая задача и не ставилась. Выудить хоть какую-то полезную идею, или хоть намёк на неё - вот ради чего приходилось вчитываться в сложные фразопостроения Конана, в безответственные бредни Кэнэкты, да и в другие приложения, составлявшие собой словно переходные формы от первого ко второму.
  Приложений в папке находилось ровно семь (семь обязанных отчитаться перед координатором параллельных разведструктур?), но начиная с четвёртого из них Кулай перестал узнавать что-либо новое. То же самое другими словами. Порой - даже не другими словами.
  Да эти руководители разведок списывают друг у друга! Пришедшее открытие поразило Кулая, и очень жаль, что оно оказалось не по теме исследования. Ну да, списывают.
  Разведки - они ведь бывают разными. Если основать их семь штук, полной однородности не добьёшься, к тому же будут друг другу мешать, а как известно, у семи нянек дитя напоролось на ножичек.
  Потому-то есть разведки первичного действия, а есть вторичного. Это разведки, надзирающие за разведками. Возможно, есть и третичный уровень, контролирующий разведчиков по разведчикам, чтобы тоже не зарывались. А вот чертвертичного, наверное, нет. По крайней мере, координатор его не координирует. Или координирует, но скрывает от Настоятеля Гью и его многомудрых академиков.
  Ибо много будут знать...
  Кулай и так чувствовал, что много узнал того, чего не следовало бы, но знание - дело такое. Коли получено путём умозаключений, тебя на нём не поймать. Докажет ли кто-то, что ты там в уме заключал? Пока о результатах никого не известишь, пользуешься предумпцией незнания.
  Другое дело, что человеку свойственно желание казаться умным. Тут-то и следует получше следить за своим языком, не то ляпнешь кому-то, чего не следовало - просто для красного словца. А раздуют-то, а раздуют...
  Целая неделя, проведенная наедине с папкой задания - само по себе испытание для мудреца. Когда кто-то спросит: 'Ну как там?', - тебя так и тянет блеснуть умом.
  К счастью, секретность задания хранит тебя от самых настырных расспросов. И ты властен не выболтать ни замечательной красоты идею, которую у тебя немедленно сопрут, ни опасную догадку о том, о чём догадываться не следует. Властен, но только тогда, когда выработал навык интеллектуального смирения. В нём-то, хотя и не только в нём, и состоит опыт мудрости, приходящий к тебе с годами.
  А через неделю в лабораторию к Кулаю доставили три здоровенных ящика - с образцами. В первом ящике, самом огромном, находился образец ? 1, во втором ящике, поменьше - образец ? 2, в третьем, который по сравнению с предыдущими и здоровенным-то не назовёшь, - образец ? 3.
  Наконец-то.
  
  * * *
  
  Чтоб у тебя ничего не вышло!
  Так мстительно загадал послушник Зюк, едва завидел доставленные учителю ящики.
  Не сказать, что Зюк был злобен и мстителен от природы, но чуток завистлив, это да. Ну и, само собой, когда учитель на целую неделю закрылся с особо засекреченной папкой какого-то секретного задания, а ты слоняешься, как не при делах - такое ведь не каждому понравится.
  Вот Зюк и фантазировал: хорошо бы у старого Кулая ничегошеньки не вышло. И вот сидел бы он над той папкой, кусал себе локти сквозь зелёную биомантскую мантию, но додуматься ни до чего не мог - и оставил уже гиблую свою затею.
  А тут явился бы Зюк. И, небрежно так, заглянул в отставленную учителем папку, пролистал маленько - и вот он, не замеченный учителем шедевр: чёрным по белому прописанный замечательный принцип изобретения, которого Кулай не разглядел просто по старческой косности. Там надо было бы просто немного додумать, но заскорузлый ум остановился перед поставленным ему барьером - и ни с места. А без готового верного решения никакая работа с образцами ничего путного не даст - об этом и сам Кулай не раз говорил. Уж академику-то Кулаю верить можно.
  Можно-то можно, но с последним заданием у него хорошие шансы промахнуиться. Зато Зюк не промах. О да! Зюк ведь глазастый - вот он бы и углядел, что надо. И Зюк не дурак - вот и сделал бы правильный вывод. И Зюк старательный, он бы и с образцами поработал на совесть. Чего не сделаешь ради успеха собственной карьеры?
  Конечно, момента истины оставалось ещё подождать. Пока же Кулай заперся в лаборатории с образцами, к обследованию которых так и не привлёк Зюка.
  Приложив ухо к лабораторной двери, послушник слушал, как учитель возится с ящиками. Сперва открыл один, вывалил часть содержимого в одну из тех огромных эмалированных кювет, которые доселе и применить-то не бывало случая. Загрохотало так, будто в ящике были камни. Скорее всего, они там и были: носильщики-то как надрывались!
  И во втором ящике камни. И в третьем. Тяжесть изрядная. Как тяжело сопел учитель, все эти груды ворочая, сколько раз останавливался просто затем, чтобы отдышаться - ведь немолод уже. Но на подмогу верного послушника так и не кликнул. Отчего?
  Боится конкуренции, безошибочно догадался Зюк. Ну ещё бы не догадаться: Кулай-то всегда боится конкуренции. Значит, и сейчас.
  И только тогда, когда поймёт, что промахивается, а какой-то результат по заданию получить надо, - только тогда и начнёт обращаться. К Зюку в первую очередь, ведь в нём он соперника не видит. В последнюю очередь - к чересчур успешным академикам Аху и Саю. В этом деле для Зюка что будет самое главное? Не прозевать свою очередь.
  
  * * *
  
  И очередь подошла. Быстрее, чем Зюк мог подумать. Академик попросту слёг. Ясное дело, от нервного перенапряжения, от недосыпа, а ещё от того, что целыми сутками забывал принимать пищу.
  - Учитель, может, чем-то помочь? - пролепетал послушник, завидя бледную тень на пороге лаборатории. - Может, лекаря?
  - Зачем нужен лекарь биоманту? - вопросом на вопрос отозвался Кулай. Прозвучало бы высокомерно, если бы не так слабо.
  Ну да, биоманты сами лекари. Но и у них бывают тяжёлые дни.
  - Кашку мне свари, да пожиже, - вдруг совсем жалобно попросил академик, но выровнял тон. - И наведёшь порядок в лаборатории!
  - Получилось, учитель? - почти что искренне просиял Зюк. Не сказать, чтобы за результат Кулая он так уж переживал, но надо же показать учителю многодневную озабоченность и всё такое наподобие.
  - Кой демон получилось! - не то рявкнул академик, не то слабо пискнул. Были бы силы в голосе, Зюк бы и перепугался.
  Но он сделал вид, что перепугался и так. Академик чересчур смелых не любит, а кого заподозрит в дерзости - изводит долго и методично.
  Поклонившись, послушник исчез в лабораторной кухоньке, а когда вернулся, Кулай был уже без сознания. Или спал. Правда, во сне своём дышал довольно-таки слабо.
  Пора за кем-то сбегать, забеспокоился Зюк. Всякий раз, когда надо было принять важное решение, идея за кем-то сбегать его посещала первой. Обычно он ею и руководствовался. Но не сейчас.
  Карьера, подумал Зюк. В смысле, 'звёздный час'. Ну, мечты об открытии, которое Кулай прозевает, а его послушнику повезёт.
  Или, может, в другой раз, а сперва учителя откачать?
  Ага, 'в другой раз'. С Кулаем другого просто не будет! Старик, даром, что взял его в послушники, старается ничему особенному Зюка не учить. А всё почему: боится вырастить соперника...
  Ну так вот, соперник уже вырос! Правда как не хочется разбираться в той проблеме, которая учителя почти доконала.
  Не хочется, но надо. Если ты, дружок, о себе не позаботишься, то никто не позаботится. И по гроб жизни так и будешь старому маразматику кашки варить, 'да пожиже'.
  Не надо пожиже! Надо действовать жёстко. Приоритет у нас что? Служба царю и отечеству, типа того. Спасение надорвавшегося коллеги - дело важное, но второстепенное. Первостепенно же - решить задачу, выпущенную из ослабевших рук.
  Итак, что там в секретной папке? 'Каменные драконы', надо же! Что ж, такого и следовало ожидать.
  А что в ящиках? Ага, образцы драконов трёх типов. Каменных... Снова каменных... И опять каменных. А долетели они по-разному. Вот в чём загадка-то! Вот что за кручина сводит Кулая в могилу...
  Наскоро ознакомившись с содержанием засекреченной папки, Зюк принялся ломать голову. В переносном, конечно, смысле. Но почему-то казалось, что и в прямом тоже. Как-то не шла задачка.
  Может, мешал старик-академик, который тут же в лаборатории то ли храпел, то ли хрипел - трудно уже сказать. Он бы хоть успокоился!
  Эх, знавал Зюк в Академии и таких послушничков, которые не только помогли бы учителю успокоиться, но сделали бы это вовсе бестрепетно. Витал - из таких. И Шлот. И, наверное, Флюсти.
  А вот сам Зюк - не из таких решительных. Он из осторожных. Правда, бывает, что и осторожность - лучшая политика. И не только где-то и когда-то там бывает, но прямо здесь, прямо сейчас, это ведь тот самый случай.
  Успокоить академика, когда никакого решения ещё нет - риск не просто глупый, но и ничем не оправданный. Стоит кому-то проведать, что Кулай окочурился, что сделает Настоятель? Передоверит важнейшую задачу кому-нибудь следующему из академиков. И бедный Зюк останется не у дел, даже коли повезёт доказать, что Кулай успокоился сам собой, без посторонней помощи... Хочется ли того скромному послущнику? Нет.
  И всё-таки что же делать, если присутствие учителя сильно тревожит и просто-напросто мешает думать?
  Ах, драконы... Ах, бедняжки... Кто же вас так приложил?
  Итак, снова. Что мы имеем в условии? Летело три группы драконов, издали никак не различимых. В полёте ориентировалось на некую точку на седьмом небе, назовём её 'пункт А'. Стартовали из 'пункта В'... Где этот 'пункт В'? Где-то там, глубоко внизу, в подземном ярусе. Но легко ли оттуда, снизу, дотянуться до небес? Нет, конечно. Между подземельем и небесами находится ещё земная поверхность, выбраться на которую можно только в особых точках, то есть в пещерных городах, расположенных строго вдоль Большой тропы мёртвых. Назовём эти точки 'пунктами С'. Сколько было таких пунктов? Это разведчики не уточнили. Но можно не сомневаться, что какие-то из каменных драконов стартовали в небо из Глукща, какие-то из Бегона, какие-то - из Уземфа. Тогда будет логично, что они там же и упали.
  Не исключено, что какие-то из драконов покинули подземелье через пещерный город Карамц, а какие-то - даже через эузский Пибик (мало ли?), но подтверждающих данных пока нет. Назовём Глукщ 'пунктом С1', Бегон 'пунктом С2', Уземф - 'пунктом С3', Пибик - 'пунктом С4'... Ну, и так далее. Идея же...
  Идея состоит в том, что все драконы, поднявшиеся в небеса через определённые земные врата, отличаются по лётным характеристикам и способам падения от других. А что, выглядит неплохо...
  - Идиотская идея, - сказал Кулай. Оказывается, он уже несколько минут, как очнулся. Зюк же, чтобы не сбиться, основные свои мысли проговаривал вслух... Вот попал!
  - Чем именно идиотская, учитель? - с запоздалым смирением вопросил Зюк.
  - Тем идиотская, что высосана из пальца! - проворчал выспавшийся Кулай. - Откуда мы знаем, что всё это так? Какими способами подтвердим? Что в наших образцах могло бы натолкнуть на подобную мысль? - и с особенно едкой жёлчью. - Разве на вратах подземных городов на пролетающих драконов ставят клейма?
  - Вы совершенно правы, учитель, - с подобострастием выдохнул Зюк.
  А Кулай тем временем заметил, что сваренная ему каша не то что давно остыла, но даже чуть ли не завонялась. И в лаборатории всё так же не убрано. И что себе думает этот возомнивший о себе послушник?
  - Я видел, как вы устали, учитель, и не решился вас разбудить, - униженно оправдывался Зюк. - А убирать не решился, потому что в лаборатории кругом образцы камня, вдруг я чего перепутаю...
  - Да чего уж там перепутаешь? - выпятил губу Кулай. - Отличия-то налицо. Камень из первого ящика - с острыми, сильными сколами, соответствующими мощному удару о землю. Во втором ящике камень покрыт меленькой сетью трещин. А в третьем - оплавлен по всей площади и частично обуглен. В остальном, правда - камень как камень. По внутренней структуре везде одинаковый. Совершенно непонятно, что его в одних случаях плавило, в других поджигало, в третьих оставляло самим собой.
  - Но ведь... магия, учитель!?
  - Да кой тебе демон от слова 'магия'? Нет в современной биомантской науке такого понятия. О магии заводят речь, если не могут установить научные закономерности, лежащие в основе явлений. Кто говорит о магии, тому просто лень думать, понял меня, балбес?
  Что оставалось балбесу? Балбес понял.
  И с немалым облегчением, если не радостью, воспринял готовность Кулая замять неудобный факт, что послушник вдоволь порылся в засекреченных документах.
  
  * * *
  
  Как ни глуповат и примитивен послушник Зюк, а с его участием анализ происшествия с драконопадом пошёл намного легче. Всё-таки удобнее формулировать ценные идеи, имея слушателем недалёкого малого, не способного ими воспользоваться ни во благо, ни во вред.
  Когда не надо ни прятать свой ум, ни переживать за последствия - это очень расковывает.
  Конечно же, от желторотого студиозуса в салатовом одеянии ни одной толковой идеи не поступило, если, конечно, не считать самую первую - о важности траекторий, которыми драконы добирались до точки, откуда упали. После того, как Зюк сам от неё отказался, Кулай ещё не раз возвращался к ней, тщетно пытаясь что-то модифицировать.
  Не стоят ли в Глукще, Бегоне, Уземфе, Пибике и так далее своеобразные мертвецкие устройства, играющие роль фильтров? Так подумал он при первом возвращении. А что? Вполне разумно мертвецам, опасающимся вторжения из Эузы и долгие годы готовящим собственное, разработать систему опознавания 'свой-чужой', чтобы не пропускать через пещерные города кого попало. Но если система (допустим, что это так) может подразделить проходящие мимо объекты на две категории, то почему бы ей не уметь их подразделять и на большее количество, скажем, на три: 'камень-ножницы-бумага'. Или, как в данном случае: 'камень-смола-огонь'.
  В новом антураже идею можно было развернуть во 'всеобщую теорию фильтров', которую Кулай уже готовился продумать во всех принципиальных следствиях, но вовремя понял, что морочить ею голову Настоятеля Гью всё-таки не отважится. Слишком мало верит в неё сам. И нещадно путает два процесса: распознания объекта ('в уме') и полного перерождения распознанного (в практическом воздействии).
  Вторично Кулай вернулся к оставленной идее в связи с вызревающей у него теорией 'поэтапного перерождения в полёте чернокаменных монстров'. Если принять допущение, что летящие к небесам квазиживые твари нуждаются во времени, чтобы пройти некий цикл перерождения, то дальность их пути от места взлёта до той точки, откуда придётся падать, имеет первостепенное значение. Ведь на пролёт большего расстояния как правило тратится и больше времени.
  Логично? Вроде бы да. И всё же - Кулая не удовлетворяет. Ибо что это за процесс перерождения? Какими факторами вызван, что за законами объясняется и описывается? Увы, кроме как на магию, в этом случае и кивнуть не на что. А на магию - не надо! Зря, что ли, академика Кулая считают непримиримым борцом с суевериями?
  Пришёл и такой вариант: производство каменных драконов осуществлялось на разных подземных мануфактурах. Одна из них могла располагаться где-то под Глукщем, другая под Бегоном, третья под Уземфом. Каждая из мануфактур опиралась на собственную технологию превращения каменного изваяния в квазиживое существо. Где-то применялась простейшая механическая технология. Драконы, сконструированные по такому принципу, держались в воздухе за счёт скоростного хлопанья крыльями - и это от их падения остались самые впечатляющие воронки. Где-то применялась тепловая технология, заключавшаяся в том, чтобы сделать драконов легче воздуха за счёт пузырей с воздухом супертёплым, а то и ультрагорячим. Именно эти драконы могли быть издали приняты за капли смолы - по причине раздутости необходимых для полёта пузырей. Где-то мертвецы успели освоить и самые передовые технологии, которые можно назвать реактивными, либо как-то наподобие. В таких летучих аппаратах применялись направленные взрывы заморского пороха. Они-то и привели к оплавлению камня и возгораниям, когда что-то пошло не так.
  Последния версия нравилась Кулаю больше всех предыдущих. А всё почему? 'Магические силы' в ней недвусмысленно заменены наукосообразными технологиями.
  Жаль только, дальше общих фраз, признающих наличие у мертвецов некоторых технологий, академику продвинуться не пришлось. Как именно можно заставить каменные крылья быстро хлопать, опираясь на ветер? Как поддерживать высокую температуру в пузырях для воздуха? В чём секрет взрывной силы заморского пороха? Не вопросы - одно расстройство.
  Повезло ещё, Настоятель Гью Кулая не слишком торопил. Со дня прибытия трёх ящиков с образцами - даже ни разу ему не встречался.
  Настоятель в меня верит, понимал академик. И внутренне улыбался, насильно растягивая в стороны углы воображаемого рта.
  
  * * *
  
  Экспертное заключение из Академии-на-Тьмаке пришло столь нескоро, что координатор Кар успел и позабыть, в чём там было дело.
  - Ах, да! Каменные драконы! - хлопнул себя по лбу. Это не называется 'вспомнил'. Это называется 'узнал предъявленное'.
  С момента выдачи задания Настоятелю Гью координатору не раз приходилось решать вопросы, связанные с сокрытием катастрофы, но никак не с её анализом. И так успешно скрывал, что чуть ли не спрятал от самого себя. Что, конечно, никак не признаешь разумным.
  Кар пролистал заключение - солиднейший документ на сотню страниц убористым почерком. В дело посвящены трое: сам Настоятель Гью, академик Кулай, послушник Зюк. Никаких одиозных Ахов и Саев.
  И как результат, исследование, при высоком теоретическом уровне, напрочь лишено практического выхода. Кулай - не изобретатель. Не тот, кто усилит Эузу новыми обороннвми машинами. В этом выборе Настоятель не подвёл, сработал красиво. И сделал, что нужно, и перед властью не подставился. И перед той, другой властью.
  Итак, академическая концепция неоднородного поведения драконических изваяний в момент падения строится на 'идее трёх мануфактур'. Занятно, занятно. Заказчик исследования будет удовлетворён.
  Что теперь? Ах да, надо позвать Гзыря:
  - Гзырь!
  Так звали присланного неподкупного писаря, в незапамятные времена благополучно подкупленного координатором Каром. Ну, не то, чтобы совсем в незапамятные, но года чертыре он здесь прослужил и вроде бы ни на что не жаловался. По былой своей девственной неподкупности не уронил и слезинки.
  Но в это утро из-за привычной гзыревой ширмы поднялся другой человек в одеянии привратника. Поклонился:
  - Меня зовут Дорен. Я прислан к вам от гильдии неподкупных писарей на замену Гзырю, - и поклонился ещё раз, чтобы Кар не заподозрил какого-нибудь подвоха.
  Но Кар заподозрил. Характер у него такой - координаторский. Вот и подумалось: не замыслила ли контрразведка превысить свои полномочия? Уж не арест ли сейчас послелует? Очень бы не хотелось.
  Спросил осторожно:
  - А с Гзырем-то что?
  - Пустяки, - усмехнулся Дорен, - всего лишь небольшой скандал. Если хотите подробностей, то вскрылся факт подкупа. Нам, неподкупным писарям, такого официально нельзя...
  - Но неофициально-то берут! - с вызовом заметил Кар.
  - Ну разумеется! - поспешил согласиться Дорен. В его интересах, чтобы координатор не принял его за истинно неподкупного, а искал подход. - Просто у Гзыря там целый букет прегрешений. Он ещё к ученикам писарей приставал. А среди них бывают дворянские отпрыски, оскорбились.
  - Значит, судьбе милейшего Гзыря теперь не позавидуешь, - протянул Кар.
  - Не сказал бы, - возразил новый писарь, - он ведь пошёл на повышение. Да-да, Гзырь непрост, у ниего есть разные покровители в самых неожиданных местах. Он ещё сделает карьеру. Только теперь он идёт сразу в дипломаты. К чему мелочиться?
  - В дипломаты?
  - А что вас так удивляет? Писать он уже умеет. Чуток языки подучить, да поднабраться иноплеменных обычаев - и в общих чертах дипломат готов. И, если хотите знать моё мнение, он и до министра дорастёт!
  Хорошо, хоть не до координатора разведок, подумалось Кару.
  Но тут он вспомнил о цели, ради которой только что позвал Гзыря.
  - Что ж, неподкупный ты наш, - с лёгкой иронией кивнул Дорену, - вот тебе первое задание. Надо скопировать вот эту папку, присланную из Академии наук. Но скопировать в двух экземплярах. Один - на листах в четверть фолио. Другой - на едином свитке.
  - Испытываете? - понимающе усмехнулся Дорен. - Задание лёгкое, я справлюсь. И с другими функциями Гзыря тоже. Могу за отдельную плату в этой лакейской робе и гостей у дверей встречать. Мне-то нетрудно, а вам, как я вижу, приятно будет.
  
  * * *
  
  Заседание Верховного Суда Некрократической Инквизиции было тайным, и всё же имело высочайший статус, а потому происходило не где-нибудь, а в самом Чёрном чертоге, у подножия Мёртвого Престола, на котором величаво расположился Владыка Смерти.
  Фигура Владыки для всех собравшихся явилась в блеске истинно некрократического величия, но всё-таки воплощала и немалый трагизм. Когда-то нынешний Владыка Смерти был другим существом, и звали его Тпол. По правде говоря, от весельчака Тпола - пёстрого мешкоподобного создания с рудиментарными ручками, палача-счастливца, некогда воссевшего на главный трон Подземелья в силу головокружительного случая - к нынешнему времени мало что сохранилось, но, как и в момент восшествия, продолжало подвергаться некрократическому смирению.
  Жестокий штырь, ещё тогда выдвинувшийся из сидения, пронзал нижнюю поверхность немногого, что от бедняги осталось - и последние крохи Тпола корчились в муках едва ли не погибельных
  В единстве величия и мучительного ужаса Владыка сам по себе являл иллюстрацию всевластной возможности некрократического приговора - и наполнял всех участников действа предощущением смертельно прекрасного мига вершительства судеб.
  В нижнеярусном Верховном Суде Некрократической Инквизиции по древнему обычаю заседало сорок два судьи. Все - иглокожие великаны из самых родовитых мёртвых домов. А впрочем, если быть точным, заседали они обычно, но не в этот раз. В присутствии самого Владыки Смерти никакой суд не дерзнул бы занять сидячее положение. Потому-то, даром что происходящее называлось 'заседанием', сидел на нём единственно Владыка. Для инквизиторов же даже не приготовили стульев. Из мебели внесли лишь пару трибун для обвинителя и зашитника, да ещё клетку из мёртвого дерева для обвиняемых.
  За трибуной обвинителя на высоком табурете как раз стоял бородавчатый карлик - их порода, особо вонючая в проявлениях (в переносном смысле, так точно) идеально подходит для такой роли. А что звали карлика Схэтом, так это увеличивало расовые способности в несколько раз. Схэт - он даже среди бородавчатых карликов такой один.
  За трибуной защитника устроился пёстрый мешок, принадлежащий к той же мертвецкой расе, откуда происходил и Владыка Тпол. Мешка звали Болто, стоял он за трибуной с увесистым свитком в слабосильных мягких ладошках. Давние правила запрещают адвокатам импровизировать. Все аргументы защиты должны быть изложены заранее в таких вот свитках. Если же ушлый защитник попытается мухлевать, его речь всегда можно сверить готовой записью, да и присудить поражение при обнаружении весомых различий.
  Что ещё было внесено в Чёрный чертог? Огромная цилиндрическая клетка с прутьями из мёртвого дерева. В клетке томились, ожидая своей участи, десятка четыре самых благообразных мертвецов, попавших сюда прямиком из весьма обеспеченных классов. Из обеспеченных, но довольно разных. Были здесь, несомненно, учёные некроманты - как без них? Были банкиры, промышленники. Были технологи по добыче и обогащению чёрного камня. Богатые? Да, безусловно. Однако не настолько богатые, чтобы суметь откупиться.
  По периметру клетки с трёхручными мечами наголо стояли шестирукие арахноиды. Их было столько, что если каждому повелеть зарубить одного из обвиняемых, то не на всех обвиняемых хватит.
  Да только лёгкая гибель от арахноидских звонких мечей обвиняемым наверняка не светит. Если поглядеть из клетки вертикально вверх, через потолочные прутья - заметишь огромнейший чёрно-фиолетовый мёртвый шар, а если сказать точнее, с учётом реальной формы, - мёртвый цилиндр, дистанционно удерживаемый силой мысли шестёркой приписанных к суду некромантов из дальних углов Чёрного чертога.
  Стоит кому-то из некромантов зазеваться - цилиндр войдёт в клетку наподобие гигантского поршня, обрекая мечущихся там на верную гибель - и пятнышка мокрого по ним не останется, всё удалит подчистую. Все великие посмертные достижения и надежды.
  Но некроманты не зазеваются, пока Владыка Смерти не даст отмашку. Вот когда даст...
  Но пока он даёт другую отмашку: начинать. Любопытный эффект: некто Тпол чуть приподнял свою малосильную ладошку, плохо сросшуюся после перелома, да и до того весьма неубедительную. Но ведь тем же самым движением - именно им - сам Владыка Смерти простёр над собранием свою могучую длань.
  Итак, поскакали. Председательствующий трёхглавый великан - одна голова на левом плече, другая - побольше, на правом, третья - ещё больше, посредине - торжественно открыл заседание, дырокожие судьи-коллеги выстроились в четыре шеренги и преклонили колено перед Владыкой в знак того, что сегодняшнее судейство посвящают именно ему.
  Дальше без особенных пауз началось рассмотрение дела. Слово для обвинения дали бородавчатому карлику Схэту на табуреточке. Сверкая белозубой улыбкой на жабообразном лице, признанный соловей обвинительных пассажей приступил к предмету своего мастерства.
  Из его речи за вычетом красивостей можно было понять, что обвиняются лица, ответственные за конструкцию, комплектацию и наведение на цель армады чернокаменных драконов. Армады, которая столь многое могла, но так бесславно была потеряна, обратившись в пустой камнепад с небес на грешную землю.
  - Какого приговора вы для них испрашиваете? - спросил трёхглавый великан-инквизитор.
  - Того, который уже висит над их безответственными головами!
  Замечательный ответ! Суд развеселился. Обвинителю, в отличие от адвоката, правила не только позволяли всяческую импровизацию, но даже её предписывали. И ведь прав, шельмец! Приговор висит - так оно и есть. В частично буквальном смысле.
  - Слово защите, - с ленцой произнёс трёхглавый.
  Пёстрый мешок Болто сломал одну из печатей на своём свитке и раскрыл его со словами:
  - Прошу повергающий меня во прах высочайший суд Подземной некрократии позволить мне выстроить защиту, отправляясь от экспертного заключения, сделанного учёными мужами, которые...
  - Позволяем! - перебил трёхглавый судья-инквизитор, предварительно перемигнувшись с Владыкой Смерти. В том-то и смысл проведения суда в присутствии Владыки, чтобы с ходу исключить со стороны судей какое-либо самоуправство в решениях.
  Защитник Болто принялся зачитывать свиток, вложенный внутрь ранее распечатанного. Из свитка явствовало, что причиной неоднородности падения армады каменных изваяний могло быть производство оных на трёх различных мануфактурах, первая из которых владеет технологией хлопающих каменных крыльев, вторая - технологией производства тепловоздушных пузырей, третья - и вовсе самой лучшей технологией...
  Нельзя сказать, что в зачитанном экспертном докладе все мысли были бесспорны. Едва зашла речь о трёх мануфактурах, как принялись недоумённо переглядываться даже обвиняемые, помещённые в клетку. А уж им-то виднее, где и по каким технологиям они своих драконов производили.
  Но, так и быть, речь защитника дослушали. Вот затем, когда объявили прения сторон, импровизатор Схэт всыпал ему по первое число и за странное экспертное мнение в целом, и за фантазию о мануфактурах в частности.
  - Ясно же, - восклицал обвинитель, - что создание каменного дракона немыслимо вне вселения сущности низшего демона в подготовленный некромантами чернокаменный магический субстрат. - с этими словами Схэт горделиво поглядел на собравшихся, как бы оценивая, кому из них ведомо слово 'субстрат', а кому нет. - Однако, во всём экспертном докладе так ни разу и не прозвучало слово 'магия', - в знак полноты негодования карлик раздавил одну из своих опасных бородавок, - как будто единственно технологиями обработки чёрного камня и конструктивными особенностями создаваемого аппарата возможно достичь необходимой для полёта координации стихийных сил. - Схэт помолчал, дожидаясь, когда его фразу догонят лучшие из туговато сообажающих великановы-судей. Но судьи не догнали, и он просто продолжил:
  - Как видим, тупоголовые эксперты не то, что не компетентны в вопросах драконостроения, но даже не удосужились прояснить элементарные реалии, понятные для любого обитателя подземного яруса.
  Тут к адвокату обратилась младшая из голов председательствующего, которая по младости не стеснялась прослыть непонятливой:
  - Кажется, главное в этом экспертном докладе мы упустили. Напомните-ка суду, кем подписана экспертиза?
  - Академиком Кулаем из эузской Академии наук, что находится в городе Скала-на-Тьмаке, - с бодростью ответил Болто. - подпись данного академика заверена сургучной печатью господина Кара, координатора эузских разведок...
  - Нет, вы слышали! - расхохотался Схэт. - Защита ссылается на экспертизу, проведенную нашими же врагами! Мыслимое ли дело?!
  Четыре десятка великанов-инквизиторов легко раскачались от этого крика. Кто засмеялся, кто насупился, кто стал что-то выяснять у стоящего рядом соседа.
  Неразбериха длилась точно до момента, когда Владыка Смерти в очередной раз простёр длань. Тут же всё смолкло, и в тишине любимый для всякого мертвеца в меру визгливый голос произнёс:
  - Специально для нашего суда работают эксперты из Эузы? Ха! Мне это нравится!
  И тут же выяснилось, что и всем собравшимся это тоже нравится, не исключая и обвинителя Схэта, которому на самом-то деле по нраву всё-привсё, просто функция на суде у него такая.
  - Заметьте ещё, - добавил Владыка Тпол, снова заставив стоячее заседание почтительно примолкнуть, - если до Мёртвого Престола доходят документы, заверенные печатью господина Кара, координатора эузских разведок, о чём это нам говорит? - он обвёл оцепеневших инквизиторов испытующим взглядом и не стал ожидать версий. - О том, что Эуза у нас в кармане, вот о чём!!! - последние слова сорвали такую бурю ликования, какой нипочём бы не добился и краснобпай Схэт.
  И всё же Владыка Смерти ещё не закончил мысль. Поэтому он в очередной раз остановил излияния подданных, чтобы в тишине сказать:
  - Каменными драконами так и не осуществлён захват небес - это несомненная ошибка, в основе которой конструктивные недоработки, слабость контроля над демоническими силами и авантюризм погибшего в небесах автора идеи. Но у данной ошибки есть и светлая сторона. Эуза, поднесённая нам на блюдечке, стоит разрушения армады. Потому-то я думаю, что мертвецы в клетке невиновны.
  Сказал просто, без малейшего пафоса, но мертвецы в клетке захлебнулись от дикого восторга, даже не дожидаясь, когда инквизиторы воспроизведут милостивый приговор владыки.
  - Вердикт Верховного Суда Некрократической Инквизиции: невиновны! - провозгласил трёхглавый, едва страсти стали понемногу утихать. И обратился к Владыке за разъяснением, отпустить ли оправданных обитателей клетки прямо здесь, в зале суда.
  - Ну куда вы спешите? - неожиданно для всех вспылил Тпол. - Погодите отпускать! Не забывайте, что над клеткой висит чудное произведение некромантского искусства - мёртвый шар в форме цилиндра, - Владыка Смерти могуче-немощной дланью величественно указал на снаряд, подвешенный над головами только что оправданных мертвецов в клетке.
  Все заворожено уставились на чёрный монолит цилиндрического шара с пробегающими по поверхности фиолетовыми блёстками. Каждый вспомнил, что деактивировать мёртвые шары без разрушений не так-то просто.
  Взроптали бывшие обвиняемые в клетке, забеспокоились великаны-инквизиторы, вжались в трибуны защитник и обвинитель. Некроманты, которые цилиндр держали - и те заволновались, хотя уж им-то стоило бы иметь больше выдержки.
  Один лишь Владыка до конца сохранил присутствие духа Смерти.
  - А мы эту штуку всё-таки испытаем, - сказал он. - Без приговора, просто так, для хорошего настроения. Скажу по секрету, очень уж хочется услыхать, как они в клетке под ней чпокнут!
  
  
  5. Боги мертвецам не соратники
  
  Мертвые стояли в ночи вдоль стен и восклицали:
  Желаем знать о Боге. Где Бог? Бог мертв?
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  В следующий раз...
  Где-то в земном мировом ярусе сказали бы поточнее: 'на следующий день', или, к примеру, 'месяц спустя', но в ярусе подземном не существует разделения дня и ночи. Потому все разнесённые во времени события для большинства участников отличаются в основном своим рангом на оси от прошлого к будущему. Бывает, событие происходит лишь однажды, а бывает, что повторяется многажды - и тогда, чтобы уточнить датировку одного случая в ряду ему подобных, остаётся считать разы. Возможно, рассказчика интересует раз следующий, либо предыдущий, либо нужный ему момент состоялся через один-два-три и более раз в ту или иную сторону.
  Чтобы считать далеко разнесённые между собой разы, очень помогает математика. Но нужно ли бывает кому это труднотисчислимое точное множество раз? Кому-то - конечно, но не некромейстеру Гны. Он привык укрупнять события, выделяя лишь главные из них. Было много случаев, когда мёртвые собирались под его балконом и терпеливо ждали, когда он их заметит и - чтобы скорей отделаться - примется поучать. Но что, каждый раз помнить? Нет уж. Этак погрязнешь в однообразных сериях собственных мудрствований, превратишься в компульсивного каталогизатора самого себя.
  Чудовищ из Шестой расы под его балкон не приходило. Гны это устраивало - более чем. Спорной своей мудростью он делился с бывшими людьми. На первый взгляд, площадь под его балконом усеивали обычные мертвецы, которых полно в Запорожье. Но первый взгляд ускользал по поверхности. Взгляд второй, брошенный вглубь, цеплялся за особое выражение лиц. Ищущие - вот кто такие здешние мертвецы.
  Когда-то они вошли в посмертие, но не были вполне удовлетворены внутренней переменой, а пожелали полностью сменить окружение. Подальше от мира живых, за Порог Смерти, в земли, где властвует некрократия - их туда позвал Дух времени, овевающий, будто ветер, горизонтальную земную поверхность.
  Там, в Запорожье, множество им подобных успокоилось и нашло желанное пристанище. Множество, но не они. Ведомые Духом времени, они также переселились за Порог Смерти, но не нашли искомого. Зато подхватили новую лихорадку, оседлали модный сквозняк, на сей раз вертикальный. Имя ему Дух глубин.
  Будто подземный вихрь всосал их вглубь пещерных городов Запорожья, заставлял спускаться всё ниже - к самому нижнему дну Подземелья, туда, где в Чёрном чертоге на Мёртвом Престоле восседает Владыка Смерти.
  Они спустились. Осели, осмотрелись, даже пробились пониже - поглазеть на Владыку. А дальше? Увы, на дне подземного мирового яруса, нового ветерка для них не нашлось. Тутошнее великолепие несколько затхло, в чём они не замедлили убедиться, слоняясь по поздемельным залам и переходам. И лишь в одном неприметном местечке для них хоть слегка сквозило - именно здесь, под балконом Гны.
  Некромейстер не обольщался: тому, для кого и Владыка Смерти в Чёрном чертоге недостаточно мёртв, никто уже не даст избавленья. Тем более это не в силах бывшего некромейстера из давно пришедшего в окончательный упадок города Цанц. Эти люди по сути своей Ищущие. Ищущие, но не Находящие; их никому не привести к чему-либо окончательному, они застряли в самом процессе.
  Обольщаться-то нечего, но почему бы не оседлать бурлящий в 'призрачных шкатулках' Ищущих душ интерес ко всему мало-мальски новому? Осёдланная тварь - она пусть и временно, да приручена, и хоть куда-нибудь, да довезёт.
  Вот так некромейстер и мотивировал для себя участившиеся затраты своего личного времени на долгие публичные диалоги. Понимая, впрочем, что за этой мотивировкой может случиться и менее корыстная цель. Тоска по некрофилософическим диспутам? Желание обнаружить истину? Эх, да некогда рефлексировать. Пора уж и произрекать.
  Итак, в следующий раз...
  
  * * *
  
  ...мёртвые пришли, возбуждённые донельзя. Оказывается, кто-то из них присутствовал на суде в чертоге Владыки Смерти.
  Присутствовал один, а заговорили все. Гны это удивило. Выходит, они и между собой общаются, то есть встречаются не только у меня под балконом? Что ж, знак неплохой, говорит о растущей независимости мышления, в чём для жилища Гны прямая выгода: рано или поздно Ищущие сместятся под иные балконы - и перестанут его демаскировать.
  Впечатлений одного и впрямь хватило на всех. Оказывается, состоялась весьма зрелищная казнь, и до конца нельзя было догадаться, помилуют ли злоумышленников, или не станут портить весёлого праздника.
  Слушая, Гны усмехался. Молодо-зелено! Чтобы Владыка Смерти кого-то помиловал - тут надобно что-то посущественнее, чем оправдательный приговор суда.
  - Вердикт Верховного Суда Некрократической Инквизиции был каков: 'невиновны'! А невиновных - чпокнули мёртвым шаром. Вот хотелосьбы мне узнать, некрократично ли это? - разорялся мертвец, один из тех, кто на том заседании не присутствовал.
  - Безусловно некрократично, - не вдаваясь в подробности, отозвался Гны. Что ж, ответ дан. Следующий вопрос?
  - Но ведь нечестно!..
  - Честнее некуда! - с усмешкой возразил Гны.
  - Но ведь несправедливо!.. - не сдавался мертвец.
  - Справедливо. Просто не для всех.
  Сказал и задумался: верно ли? Коли судить поверхностно, то да. Несправедливо - по отношению к решению судей. Они старались, а оказалось, всё зря. Ну, и для того, кого 'чпокнули', тоже несправедливо. Зато тому, кто придумал оригинальный способ казни, вполне справедливо польстили. Как же грустно было бы ему не увидать результата!
  А коли вдуматься в саму суть вещей? Тогда надо признать, что некрократический суд - это клоунада. Клоуны что-то решили, но не были убедительны - подумаешь, горе. С другой стороны, подсудимые... Их судили за что? За неэффективность карательного оружия - каменных драконов. По сути, Гны мысленно хохотнул, за то, как легко самому же Гны удалось понизить их боевую мощь - своевременным сообщением наверх. Но разве не достойны показательной гибели разработчики сего палаческого инструмента? Безусловно. Вне зависимости от меры его эффективности.
  Значит, мнимая несправедливость обратилась подлинной справедливостью? Пока да, но не будем спешить. Осталась ведь третья сторона - разработчик орудия казни. Высшая справедливость требовала бы казнить заодно и его. Как Владыка Смерти не догадался?
  Отвечая на последний вопрос, мысль Гны нырнула ещё глубже. Скорее всего, Владыка таки догадался, но сознательно ограничил собственную судейскую справедливость. Отчего? Вероятно, автором палаческой идеи с поршнем внутри клетки выступил сам Тпол - ибо его почерк; не мешает попомнить, кем служил будущий Владыка при Дымной башне, что за методологию он там реализовывал, что за принципы разрабатывал.
  Стало быть, вновь двойные стандарты, и справедливость торжествует лишь частично. Тем более, и здесь Гны вновь издал внутренний хохот, в его рассуждениях нашлось целых две причины для справедливой казни его самого. Кто, как не Гны, помешал каменным драконам внезапно ударить? Кто, как не Гны, посадил палача Тпола на владычий трон?
  Отсюда вывод: мудрое суждение о 'справедливости не для всех' подтверждается и дополнительными углублёнными в суть изысканиями.
  Но чу! В тишине молчаливых поисков Гны невольно утратил нить беседы, что плескалась, там, на поверхности. Выныривая, некромейстерова мысль встретила новый любопытный вопрос:
  - Семеро Божеств - они правда умерли?
  Умерли? Да с чего бы вдруг?
  Оказалось, речь-то о том, что помимо Божеств ныне существует высшая справедливость.
  Существует? Да где? Ах, у Владыки?..
  - Боги не просто не чешутся, - сказал давешний провокатор, - они вообще не нужны.
  
  * * *
  
  Провокатор пытался найти подтверждение своим словам в прежних суждениях Гны. Некромейстер ему не позволил:
  - 'Боги не вмешиваются, так как имеют на то причины' и 'Боги не смеют вмешаться, так как всё прекрасно и без них' - это разное, не правда ли? - подчеркнул он. - Ну так вот, без них совсем не прекрасно.
  - Да я о другом, - захихикал мертвец, - 'Боги не смогут вмешаться, так как даже почесаться не способны', вот что имелось в виду.
  - Способны, - ответил Гны, - просто мы не властны их на то спровоцировать.
  При слове 'спровоцировать' провокатора явственно передёрнуло. Всё-таки Гны неплохо разбирается в мертвецах.
  Зато у других Ищущих тема провокации отклика не нашла. Как можно думать о ней, когда казнены мертвецы? Талантливые, образованные, верные Мёртвому Престолу, как ты и я?
  - Невиновных казнили, а Божества не почесались, вот что мне странно, - сказал Ищущий, предрасположенный к грусти. - Может их вовсе и нет, этих Семерых? Может, их никогда не было? Их не было, просто мы не знали. А вот теперь состоялась неправедная казнь, и мы узнали доподлинно!
  Провокатор при его словах сразу насторожил уши. 'Неправедная казнь' - это ведь достаточно определённо. Не то что метафоры о нерадивом поваре, которыми, забавляясь, потчевал его Гны. За такое можно и к некрократическому суду притянуть - разумеется, при желании. Беда провокатора в том, что его желание было направлено не на любого вокруг, а строго на ускользающего Гны.
  А уж Гны не составило труда снова вывернуться:
  - Кто заявляет, что суд Владыки непременно должен иметь санкцию Семерых Божеств, тот клевещет на некрократию.
  - Разве? - опешил грустный мертвец. - Но я не хотел клеветать...
  - Владыка учтёт искренность твоих желаний, - сообщил Гны, - но на будущее запомни: всякий некрократический суд придерживается не какого-либо там божеского права, а некрократических уставов и только их. Далее: некрократические уставы выражают единственно волю Владыки Смерти. И наконец: воля Владыки изменчива. Уставы, которыми руководствуются суды, могут от неё отставать. Инерция судопроизводства. В этих случаях Владыка их решения подправляет лично. Что не понятно?
  - А-а, - протянул озабоченный морализатор, - теперь понял. Но это значит, что справедливость Владыки и справедливость по завету Божеств не обязательно совпадают. А я думал - иначе.
  - Разумеется, не совпадают, - этак небрежно отметил Гны, - у Семерых своя справедливость, у Владыки своя. Совпадают они в очень редких случаях, а как правило - крепко разнятся.
  - Как, - изумились другие мёртвые, - Божества не согласны с Владыкой? Но почему, почему бы им с ним не согласиться?
  - Божества ведь не некрократы, - ещё небрежнее пояснил Гны. И остановился, чтобы последнее умозаключение слушатели вывели сами. О том, что их любимая некрократия не божественна.
  
  
  6. Великаны засиживаются
  
  Правду говоря, в замке Баларм у гостеприимного Кагера Ом засиделся. И не то чтобы ему в том Баларме сильно понравилось. Просто, как подумаешь, что предстоит обратный путь к себе в Мнил, тотчас берёт оторопь: как же его найти и не заблудиться?
  Мнил - не город, о котором всякого спросишь. Просто родовой замок. В окрестностях Цанца его хорошо знают, а здесь, в Баларме? Нет, никто не мог с уверенностью подсказать дорогу.
  Из всех, кто в замке Мнил когда-либо побывал, суровый Кагер кого прибил насмерть (вот как наглого великана Югера), кого лениво разогнал (как югерова племянничка Мугера, кучу более мелких людишек вроде палаческого подмастерья Даба). Оставил только тех, кого сам помнил - в общем, совсем мало кого оставил.
  И Кагера можно понять. Людишки, набившиеся в его владение, пока оно было узурпировано - зачем бы они ему?
  Зачем бы Кагеру и сам Ом? Но тут понятно, зачем. Для гордости. Как-никак, Ома сам Кагер вызволил из югерова плена. Хоть и не специально вызволял, а так получилось - но здорово ведь получилось. Хозяин замка всё равно себя освобождал, заодно выпустил и Ома.
  Дни в Баларме протекали уныло. Кагер - по привычке, заработанной за годы заключения - нет-нет, да и впадал в оцепенение денька на два-три. Подходишь к нему, хлопаешь по плечу - никак не реагирует. И только потом, самопроизвольно - меняет позу, начинает двигаться.
  Ома Кагер уезжать не торопил. Только спросил пару раз, знает ли Ом, как домой доехать. Ом в ответ пожимал плечами и обещал как-нибудь разузнать, тем и дело кончалось.
  А как тут разузнаешь?
  Можно, конечно, покопаться в замковой библиотеке и найти там древние карты - которые Ом не умеет читать. А и научился бы - не поможет: по старым картам к Мнилу давно уже не проедешь, там всё перерыто!
  Кагер был великаном широкой души. Ежедневными трапезами, на которых гость вдоволь лакомился замковыми запасами, Ома ни разу не попрекнул. Ну, разве, когда пошёл пятый месяц гостевания, велел повару приглашать его к обеду через раз. Ну так Ом и так успевал наедаться до отвала. Мертвецу много не надо, пусть и грузному великану. Мог бы и вовсе не есть, если на то пошло - так ведь кормят.
  Стало быть, тебе рады.
  
  * * *
  
  Уйти? Не уйти? От долгих колебаний Ома избавил пеший отряд великанской охраны, прибывший к замку Баларм из самого Приза. Не близкий путь, однако.
  - Чем обязан? - спросил Кагер, выходя поговорить с остановившимися во дворе стражниками на усиленный балкон.
  Ему что-то ответили. Может, ответили и толково, но понять было сложно. Хозяин замка совсем недавно очнулся от очередного периода оцепенения, так что и слышал приехавших, наверное, через слово. Кинул Ому через плечо:
  - Так о чём они говорят?
  - Сам не пойму, - пробормотал Ом. Он просто не слушал, вот и не мог ничем помочь.
  Но стражники под балконом поняли суть затруднения и всё, что нужно, изложили по второму кругу. Теперь уже и Ом вышел к ним на балкон - и с удивлением уяснил, что его-то и касается вопрос.
  Великанская охрана из Приза специально прибыла в замок Баларм, чтобы установить его личность. Ничего себе!
  - А чего там устанавливать? - удивился он. - Ом из Мнила - это я. В здешнем замке вам любой скажет...
  - Но с какой целью вы покинули родовой замок Мнил?
  - С какой целью? - переспросил Ом и в потрясении замолчал. Он не мог вспомнить никакой цели.
  Можно ли считать целью выход из замка 'просто так'?
  Ах да, внезапно вспомнилось, ну точно! Ом покинул замок, чтобы присоединиться к банде Дрю, которая пряталась в Базимеже на болотах...
  Только вооружённым великанам из Приза этого знать всё равно не стоит. Они, даром, что не из Инквизиции, тоже вряд ли благосклонно отнесутся ко всяким разным мятежникам.
  Короче, вопрос о цели оказался неразрешим, если отвечать вслух.
  - Итак, вы утверждаете, что не являетесь самозванцем? - уточнил между тем стражник.
  - Я не самозванец! - объявил Ом.
  - Можете ли вы это подтвердить документально?
  А? Нужны документы? Куда это я их засунул? А может, и не я, может, Югер? Ом почувствовал, до какой степени ему не хочется что-то там искать. Ну просто совсем ни капли не интересно...
  - А что, ты сомневаешься, что я это я? - решил Ом проявить характер.
  - Не я сомневаюсь, - вздохнул стражник. - сомневается мой капитан, а это серьёзнее. Поэтому соблаговолите проехать с нами в Приз. У ворот замка вас ожидает экипаж.
  А не Инквизиция ли его таким изощрённым способом выманивает?
  Ом спросил:
  - А что, если я не поеду?
  - Имеете право, - заверил его стражник, - но это не в ваших интересах. Скажу по секрету, дело касается то ли завещания, то ли дарственной на ваш замок. Чтобы его не потерять, вам стоило бы поскорее прибыть к нам в Приз, где судьба Мнила как раз и решается.
  Дарственная? Ой, кажется, он догадывается, что за дарственная. Надо же, как нехорошо тогда получилось...
  Ом задумался, а понемногу вникший в ситуацию Кагер объявил:
  - Стражник дело толкует! Права на замок - это серьёзно. Как по мне, надо ехать.
  Что ж, ехать, так ехать...
  Всё-таки, Ом и здесь не у себя дома. И насмотрелся Баларма дальше некуда. Отчего бы не скататься, не посмотреть Приз? Заодно и попробовать вернуть глупо потерянный родовой замок...
  Ом решился.
  И лишь выйдя за ворота, понял, что ожидает его всё-таки не гостевая карета, а один из того типа экипажей с решётками, который ему здорово надоел. Ага, ещё с того самого недоброго времени, как мерзавец Югер его вывез из Дрона в Мнил, где...
  Где и заставил подписать ту злополучную дарственную. Как оказалось потом, в обмен на сущую ерунду.
  При виде экипажа Ом отшатнулся столь явно, что стражник поспешил его заверить:
  - Решётки пусть вас не смущают - мы их обычно не запираем.
  Другой стражник пояснил:
  - Да, в таких экипажах перевозят и преступников. К сожалению, у великанской охраны Некропарламента Приза есть лишь один экипаж без решёток. В нём ездит сам господин капитан.
  Ладно, решил Ом. Он пока что не капитан, чтобы требовать особого отношения. Он махнул рукой и сказал:
  - Поехали!
  
  * * *
  
  Долгую дорогу до Приза Ом просидел, уткнувшись в зарешеченное окно. Верно, решётки не запирались. Но вид из экипажа расчерчивали на квадратики. Ому это немного мешало смотреть. Он невольно заглядывал в чуть ли не в каждый квадрат решётки и видел там примерно одно и то же.
  Но вот и Приз. Колёса экипажа ещё на въезде застучали по мостовой. За высокой городской стеной замелькали здания - тоже изрядные в высоту. Изящные башни-пятиэтажки. Величественные некрократические соборы, вздымающиеся ещё выше. Арка триумфа какого-то призского полководца.
  Красивый, вообще-то, город. Ому понравился.
  Экипаж подрулил к здоровенному приземистому зданию, с виду похожему на королевский дворец, но без особых украшений. Это, что ли, и есть Некропарламент Приза?
  Стражник напротив кивнул:
  - Некропарламент.
  У здания стояла великанская карета, украшенная резными лилиями с позолотой. Пристраивая рядышком экипаж, привезший Ома, возница сказал:
  - Господин капитан у себя.
  Значит, это его карета? И верно - совсем без решёток.
  А самый разговорчивый из стражников предсказал:
  - Вот увидишь, тебя примут без очереди. Господин капитан очень заинтересован в этом деле. Ну, насчёт замка Мнил.
  Ом слышал уже об этом интересе капитана. И ничем не мог его объяснить. Ну ладно: при встрече-то всяко проявится...
  В капитанские покои шли по боковой лестнице, плотно утыканной стражниками в блестящих кирасах с затёртым рисунком на груди. Кажется, у их доспехов не так давно сменился хозяин, подумал Ом. Один герб уже вытерли, а нового пока не нанесли.
  Но вот и парадный кабинет капитана. Приведший Ома стражник низко кланяется и произносит:
  - Великан, выдававший себя за Ома из Мнила, по вашему приказанию доставлен!
  - Да ладно тебе, Геру! Какой ещё 'выдававший себя'? Ом из Мнила - это он и есть! - объявил капитан в сияющих златом доспехах.
  Ну надо же, какой умный: всего один взгляд бросил, и тут же определил! А Ом-то думал, придётся долго клясться, доказывать, охрипнуть от усердия.
  Значит, всё просто? Я - это я?
  Тут капитан великанской охраны Некропарламента Приза подошёл к нему близко-близко - и задушевно так произнёс:
  - Привет, братец Ом. Узнаёшь братца Фема?
  
  * * *
  
  Брату Ом обрадовался так, что впору и прослезиться. Ну надо же! Будто целая ладья с тремя рядами упитанных гребцов разом упала с плеч.
  Шутка ли - брат! А Фем, он не просто брат, он всегда был умней и удачливей, и оружием владел хоть более-менее, и даже немного научился читать и писать... Теперь-то и с Мнилом всё будет хорошо, ведь не может же быть, чтобы такой умный брат не нашёл способа вернуть родовой замок...
  А вот с Мнилом всё вышло куда посложнее.
  - Ко мне попала дарственная, - сказал Фем, и взгляд его мигом потяжелел. - И дело с ней таково: очень скверно пахнет.
  - Что, Мнил не вернуть? - упавшим голосом произнёс Ом.
  - Да при чём тут это! - голос Фема сделался резок.
  - Не при чём?
  - Если хочешь знать, юридический смысл этой дарственной ничтожен. Пока в наличии старший брат, ты не имел никакого права этой бумаги подписывать. А значит, Мнил никуда не уходит. Мнил наш.
  Так что же тогда Фема так волнует?
  - Вопрос-то весь в том, - капитан охраны скрипнул зубами, - как этот документ подписан. Ничего не помнишь?
  Ом всё ещё не вник, по какому поводу братец мечет молнии. Как подписал? По глупости. Как ещё? Пером.
  - Я оживлю твою память, - сказал Фем с таким же недобрым взглядом, с каким он Ома в детстве, бывало, поколачивал. - Не далее, как в прошлом месяце в Некронотариальную палату города Приза обратился некий Мугер. Известен он тебе?
  - Да, это племянник Югера из Гарма, который...
  - Погоди. Давай всё по порядку. Мугер представил в палату ряд документов, оставшихся после безвременной кончины его дяди. То есть, Югера, упомянутого тобой. Среди этих документов, - продолжал Фем, - значительное место занимали дарственные на всякого рода замки. В большинстве своём - безукоризненно оформленные...
  - О! - вырвалось у Ома. - Так значит, этот несчастный Мугер теперь богач! Стоит ему вступить во владение...
  - Вот-вот, - в капитанском голосе послышался яд, - 'стоит вступить'. Но чтобы сделаться богачом, бедняге Мугеру ещё надо выйти из камеры. И я не думаю, что его выход состоится скоро. Почему? Потому что одна из дарственных была оформлена не безукоризненно! Догадываешься, о какой из них пойдёт речь?
  - На наш Мнил? - повеселел Ом. А повеселел зря.
  - Не злорадствуй, - проскрежетал брат. - Сам же пойдёшь, как соучастник. Инквизиция уже извещена... - Фем протянул ему знакомый документ. - Твоя рука, братец? Прочитай-ка, что накалякано!
  - 'Владыка Смерти - говнюк!' - прочёл Ом. - Так ты об этой приписке?
  
  * * *
  
  Брат - он всё-таки брат. Пожурит, но и спасёт, думал Ом. С дарственной и правда некрасиво вышло: всё-таки Владыка Смерти вне критики. Фем теперь всё разъяснил, Ом отныне в курсе. Напиши он пакость о ком другом, хоть о Живом Императоре, хоть об Эузе, хоть о планете Марс - никто бы не стал поднимать шума. И даже документ признавали бы имеющим полную силу.
  Но если ругаешь не Живого Императора, а совсем-совсем наоборот - ну, понятно, крупно рискуешь, можешь окончить посмертные дни в тюряге и всё такое. Хорошо, хоть Ому повезло: в опасный миг встретился с братом. Хорошо, что злополучный документ в руках у своего человека.
  - Да, я не прав, - признался Ом. - Написал ерунду. Можно я её порву?
  Брат ответил неожиданно:
  - Да ты что! Это же ценная улика!
  - Но ведь улика - против меня...
  - Всё равно!
  Отчего это братцу Фему - и вдруг всё равно?
  - Но ты же меня как-то спасёшь? - Ом спросил напрямую.
  - Увы! - к фемовым щекам резко прилил бальзам. - Ничего сделать не в силах. Ситуация безнадёжна. Да, безнадёжна, - повторил брат, видно, не желая давать малейшего повода для напрасных надежд. - До приезда Инквизиции посидишь во вновь отстроенной тюрьме Приза. В лучшей из камер - это всё, что я могу для тебя сделать.
  И тревожным свистящим шёпотом:
  - Владыка Смерти за мною внимательно следит!
  
  
  7. Великаны топчутся
  
  Десять лет спустя поневоле понимаешь, как давно было десять лет назад. Так давно, что и упомнить сложно - это если захочется упоминать.
  Ну так что тогда было? Было убожество. И почти никаких шансов.
  Но имелось и стремление выйти... ну, типа в люди. Это значило поход далеко на цивилизованный Запад. Это значило - в Приз.
  Богатырских коней, способных выдержать вес великана, в ту пору ещё не придумали. Поэтому, чтобы добраться до Приза, Фему из Мнила пришлось выбирать из двух вариантов. Либо он берёт без спросу родительский экипаж, запряжённый десяткой коней, либо идёт пешком.
  Что-что, а свои колебания, что бы выбрать, Фем запомнил намертво.
  Коли пешком, так это не такое весёлое путешествие, как хотелось бы, а главное - медлительное до одури. Одну ногу переставил, перенёс вес, другую переставил... А посмертие-то, говорят, конечно.
  Брать без спросу экипаж - тоже не выход. У батюшки-то он всего один. Если вдруг вернётся, а экипажа-то и нет - понимал Фем - обидится. Тем более, недалёкий братишка Ом обо всём непременно наябедничает.
  А спросить-то - как спросишь, если родитель уже год, как с болот не вернулся? Может, он на них и сгинул, на болотах - кто знает? Но добро бы точно сгинул, а то мог просто где-то заснуть. С великанами такое случается - богатырский сон протяжённостью с год. Это почти как впадение в спячку у медведей, только медведи те живые, а великаны приняты в посмертие.
  Вот так Фем раздумывал, а тем временем из экипажа несколько лошадей пало. Не то, чтобы их не кормили, или там били слишком сильно (отцовский-то конюх своё дело знал), просто пали от старости. Батюшка их ввести в посмертие вовремя не позаботился, а живые лошади, как все знают, очень недолговечны.
  А, ладно, решил тогда Фем. Поеду в экипаже, как западный великан. Да только присмотрелся к оставшимся лошадям - ну больно уж старые. Дороги до Приза не переживут.
  Тогда Фем перерешал, что пойдёт пешком. А чтобы тюки с вещами на себе не нести, выбрал пару лошадок помоложе. Так втроём и отправились.
  Вышли на Большую тропу мёртвых. Первым Фем идёт, а за ним, на длинных ремнях, грузовые кобылы копытами цокают. А чего на их спины сверху-то навалил - уже и не вспомнить, но много лишнего. Молод был, из Мнила дальше Цанца никуда не хаживал.
  А до Приза-то - пилить и пилить. В обратную от Цанца сторону.
  Думал Фем, на большой дороге его непременно засмеют. Но нет, не смеялись. Великанов ему по пути не встречалось, а людишки помельче знали, над кем смеяться, а над кем и сперва поразмыслить.
  Шёл он шёл, а тут впереди Порог Смерти. Чёрная стена в полнеба, в ней врата, которые неведомая сила открывает. И голоса стражей гулко звучат внутри черепа. Мол, кто таков, откуда взялся, куда собрался, да зачем, да ради чего.
  - Я Фемистоклюс из Мнила, великан, - отрекомендовался Фем, - пришёл из родового замка Мнил, что в Цанцком воеводстве. Иду в город Приз, чтобы, ну это, поступить в личную великанскую охрану самого Призского короля. Ради чего? Ну, чтобы королю правилось спокойнее.
  - Ты мертвец? - недоверчиво спросили гулкие голоса.
  - Да. Конечно же, я мертвец. Разве живые великаны бывают?
  Голоса привратников согласились. Но заметили:
  - С тобой лошади. Эти лошади живые.
  - А как вы догадались? - раззявил рот Фем.
  - От них живым духом пахнет.
  - Ну да. Живые. А что, нельзя?
  - Ну не то чтобы нельзя... - замялись привратники. - Лошади существа бессловесные, у нас в правилах не указаны. Просто... Они там не выживут.
  - Что, точно не выживут? - Фем вздохнул, переминаясь с ноги на ногу. - А если их, скажем, ввести в посмертие?
  - Тогда они смогут функционировать за Порогом.
  Вот и решение, обрадовался Фем:
  - Так давайте тогда их введём в посмертие! Прямо сейчас!
  Голоса гулко захихикали:
  - Что? Прямо сейчас? А разве здесь есть некромант и бальзамировщик для совершения обряда?
  - Тю... Откуда я знаю, что у вас там есть? - насупился Фем.
  По правде говоря, он знал вовсе не много и о самом-то обряде. Как-никак, великаны - существа мертворожденные, а обряд при самом рождении не очень-то врезывается в память.
  А как оно у лошадей - вообще отдельный вопрос.
  Так Фем топтался у приоткрытых ворот и болтал с голосами привратников, а они советовали ему найти бальзамировщика и некроманта в ближайшем городе. Ближайшим же городом оказался Дрон.
  - Это что же? - опомнился Фем. - Мне возвращаться до Дрона, самому искать некроманта с бальзамировщиком, ещё платить им, наверное?..
  - Конечно, - голоса зазвучали улыбчиво, - и платить!
  - Нет! - объявил Фем. - Платить не получится. Я денег с собой никаких не взял.
  Опрометчиво? Нет, с твёрдым умыслом. Не возьмёшь денег - и никто их у тебя не выцыганит. Пусть даже ты великан, до которого всё немножко долго доходит. И тупой, а не обманешь - хитрый ход, а?
  - Так что же ты голову морочишь! - рассердились голоса.
  Так Фем впервые узнал, что у невидимых привратников есть голова.
  - Я не морочу! Я иду в запорожский город Приз, а возвращаться и заходить в Дрон не хочу. Можно, я пройду с живыми лошадьми?
  - Можно, но... нежелательно, - невидимые стражи наверняка поморщились, проговаривая последнее слова.
  Ну а что Фему? Пусть морщатся. Ему ведь того не видно, да и важно совсем другое. Ему бы - лошадей с собой взять. Ну, чтобы не бросать у Порога. Всё-таки, их целых две, и из упряжки отцовского экипажа - самые здоровые. Опять же, и с вещами на спинах.
  - Почему нежелательно? - требовательно спросил Фем.
  - Пропускать живое в мир неживого - ну как минимум неразумно!
  - Подумаешь, лошади... Так я их введу в посмертие - там, за Порогом! - пообещал Фем.
  - А сейчас?
  - А сейчас со мною нет денег. Ни одного некроталера!
  - А там?
  - А там будут. Ведь король Приза - он же должен мне заплатить!
  - Должен?
  - А как вы думали? Я же поступлю в его личную великанскую охрану!
  - Поступишь?
  - Ну да!
  - С тобой, наверное, рекомендательные письма?
  - Не совсем, - честно признался Фем. - Но моего деда Ньяна там, думаю, ещё помнят.
  - Помнят, или ты так думаешь?
  - И то, и другое! А теперь пропустите меня поскорей, а то время идёт, а все меня ждут.
  - Кто ждёт?
  - Король ждёт меня на службу, лошади ждут посмертия...
  - Ты слышал, Алдовьем, все его ждут! - хихикнул один из голосов.
  - И не говори, Бруногол! Тупая великанская башка никак не может просечь, что это мы ждём его. Ждём, когда уберётся восвояси!
  Так Фем узнал, что стражей Порога Смерти зовут Алдовьем и Бруногол. Только знание своё отложил про запас, а сам крикнул:
  - Но-но! А ну без грубостей!
  И надо же: привратники послушались. Примолкли пристыжено. И заговорили снова на следующее утро, причём чуть ли не шёпотом, но Фем слышал всё равно:
  - Всё ещё топчется.
  - Ага.
  - Что не говори, Бруногол, а в разговоре с великаном и демоническое терпение не поможет. Это какой-то особый талант их расы. Топтаться у входа, пока их не впустят. И если даже никогда не впустят - всё же топтаться. Хоть до конца посмертия.
  - А что, может приколоться да впустить?
  - Ты серьёзно? Зачем?
  - Да чисто чтобы потом поржать - весело же! Мы проследим за ним на трёхъярусных шахматах. Он и там фигура заметная. Как-никак, великан.
  Насчёт шахмат Фем ничего не понял, но тем лучше запомнил: надо же при случае разобраться.
  Как бы то ни было, Врата Порога Смерти отворились, пропуская в Запорожье самого Фема, его двух покуда живых лошадей - а следом и всю скопившуюся за его спиной очередь: пару десятков торговцев из Дрона, пятерых купцов из Карамца в расшитых нижневосточных халатах, мёртвое семейство из Цига, ездившее в Цанц навестить живых родственничков, сборную экскурсию в Менг студиозусов-отличников из коллегиумов Глукща и Быдыща, гневливого рыцаря из Ордена посланников Смерти со срочным делом в Менгорме, утомлённого долгим ожиданием некроманта из Гуцегу с тремя разновозрастными учениками, парочку заштатных уземфских царевен с мужскими сералями, знаменитого странствующего учёного мужа из Дахо с немым бегонским слугой, обоз наследного правителя земли Кулют - и многих-многих других.
  
  * * *
  
  Ну да ладно, первое преодоление Порога Смерти - для всех запоминающееся событие. Для Фема, конечно, в особенности, но и у других бывают свои трудности. Да и мало ли кого ловили на контрабанде живых зверушек.
  А вот случай в Менге - тот с кем другим, кроме Фема, вряд ли мог произойти. Слишком уж много в нём случайного.
  В Менге Фем оказался вскоре после прохождения Порога. С какой стати он туда попал - ну, по пути к Призу. Как такое могло статься, если Менг расположен вовсе не по дороге? Ну, Фем ошибся маленько.
  От Большой тропы мёртвых надо было повернуть налево, он же свой поворот пропустил, а чуть дальше повернул направо - только и всего.
  По правде говоря, путать лево и право - это фамильная черта всей династии из Мнила. То-то и в болото, лежащее прямо под родовым замком, угодили очень многие из родичей Фема.
  Фем - он хотя бы не в болото. Он - в город Менг. Причём до последнего думал, что заходит в город Стон, от которого уже и до Приза рукой подать. Ну, не всякой рукой, но, уж наверное, великанской дланью.
  Если бы в Менге Фема ничего не остановило, он бы так и прошагал его насквозь, ну и вышел бы вовсе неизвестно куда. Скверно, когда идёшь на север, вроде бы двигаясь на юг. Но Фем-то всех обстоятельств не знал, он шагал и мечтал: поскорее бы!
  От того, чтобы окончательно заблудиться, его спасли лошади. Как спасли? Ну, собственно - пали.
  Ещё под стенами города Фему показалось, что идти становится тяжелей. Лошади будто упираются, каждый шаг начинает словно дорого стоить...
  Когда обернулся, понял, что волочит за собой на ремнях двух повалившихся наземь лошадей с поклажей.
  Вот только обернулся-то он примерно в центре города. И не ранее, чем на него вылился целый ушат насмешек.
  - Какие чудные мёртвые лошади! - хихикала встречная великанша, строя ему глазки.
  - О, эти лошадки неплохо устроились! - вторил ей великан, сидевший в ливрее на козлах богато украшенного экипажа.
  - Лучше бы деревенщина спустил с них шкуры, чем так вот бездарно протирать, - присовокупил третий великан, расфуфыренный ещё покруче помянутого экмпажа.
  На 'деревенщину' Фем особенно сильно обиделся. Он собрался было проучить наглеца, но, чтобы лошади с имуществом не разбежались, он с усилием повлёк их к коновязи у случившегося на пути трактира.
  Когда же мельком бросил взгляд на состояние этих несчастных животных, тут же понял - в посмертие таких уже не введёшь. Полностью отошедшие организмы, недвижимые, даже окоченелые.
  И что, так и приткнуть их к коновязи? А смысл?
  Пока Фем так размышлял, его оскорбитель забрался в экипаж, куда до того юркнула смешливая барышня. Ливрейный возница тронул кнутом десятку мёртвых коней - и те послушно, в такт, застучали копытами.
  Ушёл, зараза!
  Фем разрывался между идеями помчаться вдогонку и сообразить, что же делать с вещами. Прагматическая идея временно победила. Он остался, и только спросил у вышедшего из высоких ворот трактирного слуги - тоже почему-то великана:
  - Куда укатила эта карета?
  - На Приз, - беззаботно ответствовал тот.
  А ведь экипаж умчался в ту сторону, откуда Фем сюда прибыл.
  - Не может быть, - возразил он.
  - У нас в Менге великаны не врут, - пожал плечами слуга.
  И лишь тогда до Фема мало-помалу стало доходить, что он таки в Менге. Благо, подтверждения наблюдались со всех сторон.
  Во-первых, обилие великанов. Столько своих сородичей вместе Фем никогда не видел, вот и не ожидал встретить в Стоне по дороге на Приз. Во-вторых, в этом городе не-великанов Фему вообще не попалось. Даже роль слуги, или там кучера, выполняли не какие-либо там малорослики, а самые что ни на есть великанские великаны. Уж к такому-то в Цанцком воеводстве Фем не привык, там что ни великан - то помещик, владелец замка. В-третьих, нетрудно заметить, что все строения города строились в расчёте на великанский рост. В-четвёртых... Ой, да ну его, 'в-четвёртых', когда и без того тошно.
  Итак, Фем из Мнила посетил Менг. Тот самый 'город-колыбель всех представителей великанской подрасы человечества' о котором любил высокопарно изъясняться домашний учитель замка Мнил - каковой, помнится, был человеком живым - ну, пока не умер. Ому-то повезло - младший братишка того учителя уже не застал. А невезучий Фем отучился целых три с половиной месяца. Настрадался...
  Смешно подумать, что мог рассказать о Менге живой человечишка, который здесь не мог побывать просто 'по определению'? Конечно же, ничего путного.
  И всё же Фему и теперь при чьём-то упоминании Менга, охотнее приходит на ум учительская тягомотина, чем те реальные события, которые он здесь пережил, начиная с потери лошадей.
  То, как он выносил оба лошадиных тела на помойку по распоряжению городских властей и под угрозой штрафа. То, как взваливал лошадиную поклажу на плечи и пытался её сам нести. Как пытался на рынке за гроши распродать часть вещей, чтобы не нести на спине так много. Как ему смеялись в лицо покупатели. Как он возненавидел 'колыбель великанской подрасы'. Как дрался с тем из покупателей, который казался самым смешливым и откровенно насмешливым. Как насмешник ему навалял, а Фему пришлось провести трое суток под арестом за нападение на менгского горожанина. Как сидел на тюремной соломе и понимал, что не на того напал.
  Хотелось-то вмазать уехавшему в Приз франту, тому, кто нагло и безосновательно назвал его деревенщиной.
  
  * * *
  
  Путь от Менга до Приза был тягостен, вот Фем его и позабыл. Да? Не совсем. Вернее, старался не вспоминать, надеялся, что забыл, и всё-таки основное помнил - вот зараза - вопреки всем стараниям.
  Основное - это здоровенные мешки на плечах, будто у какого-то грузчика. Так нагруженный, он возвращался по менгской дороге до Большой тропы мёртвых, искал дорогу на Стон, с жестокими проклятиями на языке добирался туда...
  Проклинал свою невнимательность, из-за которой подумал на север, будто это юг. Что стоило двинуться в Стон сразу? Нет, его лошади до Приза всё равно бы не дожили, но к Стону бы подошли.
  После чего испустили бы в городе Стоне последний стон.
  И ладно! Ещё у Порога Смерти было ясно, что долго лошадям не прожить. Облегчили бы путь хозяину хоть немного. Но ведь...
  В Стоне на великана-грузчика все кому не лень показывали едва различимыми с высоты пальцами. Что, каждому отомстить, как он сгоряча поклялся в Менге? Но зачем, если этих малявок ты можешь не заметить?
  И Фем с деланным равнодушием шествовал по кривым стонским улочкам, неся на плечах и спине два мешка со всем своим достоянием. Ни на кого не смотрел, никого не видел, но... всё же чувствовал мучительный стыд.
  И стыд - надо же - хорошо запомнил, а вот улочки не очень.
  А потом он с теми же мешками заявился в Приз. Думал сперва снять себе комнату в одном из трактиров для великанов. Да где там: трактирщики, как сговорились, твердили одно. Деньги, мол, вперёд. А бесплатно не соглашались даже посторожить мешки.
  Пришлось вместе с мешками идти ко дворцу короля. В конце концов, где-то там, у дворца, расположены и казармы великанской охраны. Как только Фема примут на службу, думал он, тотчас он вещи на койку закинет.
  Вот только на приём к королю с мешками идти не хотелось, но куда же их денешь - в Призе воры на каждом шагу. О здешних воровских бандах Фем наслышан от домашнего учителя, но и сам сложил то же мнение. В каком ещё городе одну из главных площадей назовут площадью Висельников? Кажется, такая есть ещё в Дроне, зато больше нигде.
  Фем, как мог, разузнал, где найти королевский дворец, да и пришёл испрашивать аудиенции. Хоть на когда, только лучше прямо сейчас. И оплату бы вперед - ну, то есть, жалованье.
  Уже на подходе к дворцу Фем вдруг занервничал, сам ещё не понимая, из-за чего именно. Может, вот в чём причина. Дворец выглядел каким-то странным - почти необитаемым, что ли? Во всяком случае, у Фема сложилось впечатление, что король здесь его не ждал.
  Может, король в отъезде, подумалось ему. Коли так, придётся подождать.
  На настойчивый стук в ворота выглянул сторож. Сделал он это скорее поздно, чем рано, и бормотал ругательства. Но, завидя великана, заговорил осторожно. Небось, подумал, что дворцовые ворота пусть изящны, но хлипкого вида. Долго ли им выстоять против кулака Фема, если он, к примеру, разбушуется?
  - Здание теперь не используется, добрый великан, - сказал сторож.
  - А где король?
  - Нет больше в Призе короля.
  - Это как?
  - У нас, милостью Владыки Смерти, случилась некрократическая революция. Теперь вместо короля парламент. Он заседает...
  - Да плевал я, где он заседает! Где король?
  - Мы его немножко... казнили, - пробормотал сторож.
  - Где казнили?
  - На площади Висельников, на эшафоте, всё как полагается...
  - И ты там был? - Фем положил руку на изящную решётчатую оплётку врат и ненароком её погнул.
  - Нет, я дворец охранял, - проблеял сторож, уже понимая, что с казнью короля лично он очень погорячился. - Это всё сделали... горожане.
  - Зачем? - требовательно спросил Фем.
  - Ну, ради некрократической революции... У нас в Призе милостью Владыки Смерти, короля свергли...
  - Так он же был некрократом! Зачем свергать?
  - Монсеньор великан, не ломайте решётку, - взмолился сторож, - я сейчас вам всё объясню! Вы совершенно правы, прежде в Призе была некрократическая монархия. Владыку Смерти она до какого-то момента устраивала, но потом перестала устраивать, вот он и предложил горожанам короля свергнуть. Наши горожане угодить Владыке завсегда рады, вот и подняли бузу. Для начала разобрали по кирпичику городскую тюрьму на Тюремной площали...
  - Зачем?
  - Как зачем? Ну, чтобы - свобода...
  Тут Фем догадался, отчего город Приз славится ворами. Конечно прославится, если они тюрьму разобрали! Вот дурачьё.
  - Для кого свобода, для воров?
  - Нет говорят, там хорошие люди сидели.
  - Кто говорит?
  - Все говорят. Кто сидел, кто тюрьму рушил - все так говорят...
  - Ага, ну понятно. - Ворьё своих дружков освобождало. Кому, как не ворам, было выгодно разобрать тюрьму? - Ну, то такое. А дальше?
  - Дальше горожане пошли к Собору Призской Некрократии - помолиться Владыке Смерти. Молитва была услышана, и пришёл ответ. Владыка говорил с ними о греховности монарха, и...
  - С этого места поподробнее, - потребовал Фем. - Что за грехи?
  - Призскому королю оказывали божеские почести, - пояснил сторож, - очень его хвалили, называли 'королём-Солнце'. Ну какому Владыке Смерти такое понравится? Вот Владыка и решил, что новым шагом нашего городского прогресса будет передача власти некрократической республике.
  - А как же король?
  - А короля казнили, - напомнил сторож.
  - Вот так просто?
  - Ну... пришли ко дворцу, позвали короля. Он вышел к народу, повинился во всех злодеяниях... И его казнили.
  Итог выходил всё тот же.
  - Но ведь он охранялся!
  - Без сомнения.
  - И его хранило триста великанов основной стражи и двести дополнительных! - Фему ли не знать, куда на службу собрался.
  - А великаны не были против.
  - Как, совсем? И где теперь те охранники?
  - Часть осталась охранять некропарламент...
  Ух, эти наохраняют!
  -...а другая часть вернулась к себе в Менг, - продолжил сторож. - Ну или откуда они там были.
  Фем призадумался. По всему выходило, места в Призе ему нет. И не предвидится. И что, возвращаться?
  - Ладно, - сказал он сторожу, - уговорил. Покажи, как пройти к некропарламенту.
  На что он надеялся - так ясно, на что. Думал убедить Некропарламент Приза выбрать нового короля взамен казнённого старого. Почему бы нет?
  Наверное, там не все согласны, но что за беда - Фем бы подождал согласия. Там же, рядышком. Если ты великан, то имеешь неплохой аргумент в любом споре с людьми пониже тебя. Они скверно себя чувствуют, когда ты долго над ними нависаешь - и рады тебя отустить.
  
  * * *
  
  У здания некропарламента Фем встретился со своим менгским обидчиком. Узнал его издали - по карете. Её же приметил, как только перестал дёргать запертую парадную дверь и решил зайти со двора. Едва лишь зашёл за угол, то там она и стояла.
  А карета-то, похоже, королевская. Да точно! Вся в золотых лилиях!
  Когда-то, по словам деда, призский король выезжал из дворца только в изукрашенном лилиями роскошном экипаже, сидя между двоих вооружённых великанов, готовых его прикрыть от всяческой напасти. Выглядело с их стороны самоотверженненько.
  Но потом-то короля всё равно казнили. Теперь каретой этот вот пользуется. Расфуфыренный выгодополучатель, чтоб не сказать резче.
  Этот вот, выбираясь из экипажа, тоже припомнил Фема.
  - Замучила тупая деревенщина без определённого места жительства, - скучающим голосом произнёс обидчик, обращаясь всё к той же даме.
  А того и не ведал, что вслед за неладно сказанным словом прилетит от Фема кулак.
  - Погляди, графа Шфора бьют! - сказал кто-то.
  - Ну, поделом ему, - безразлично ответил кто-то ещё.
  А говорили-то два великана в полном обмундировании королевских охранников - только что с затёртыми лилиями на кирасе. Фем, когда на них позднее оглянулся, никак не мог уяснить, что же они здесь охраняют, если ни в какие драки не вмешиваются.
  Но в горячую пору кулачной битвы Фему было не до оглядок. Графа Шфора, ну и графа Шфора: ему-то что до чужого титула? Великаном бы был хорошим... А этот - нехорош! Потому в нос ему! В подбородок! И по уху, по уху - пусть знает наших! А то 'деревенщину' выискал...
  Что дальше? Так ведь очевидно: ногой в живот. Благо, этот расфуфыренный павлин вообще не носит кирасы. И под дых - для разнообразия! И по почкам, по почкам! И печень бы не забыть - для улучшения циркуляции бальзама!
  Видимо граф Шфор считал, что драка с нетитулованной деревенщиной его бы унизила - но это его проблемы. Он слишком поздно вытянул меч.
  Смысл обнажать меч, если тебя так избили, что ты его еле держишь?
  И ещё закричал какую-то ерунду, плохо понятую Фемом:
  - Никому не приближаться! Это честный поединок, я его сейчас зарублю! - и к тем двум охранникам в сторонке добавилась ещё дюжина
  Честный, так честный. Фем на такое разве возражает?
  Но кто кого зарубит - вопрос. Фем дома тренировался. Пусть и неважно сбалансированной детской сабелькой, но всё же. А тренировался ли этот заносчивый граф? Похоже, только в словесной части поединка.
  Когда Фем обманным движением отобрал у противника меч, то тут же его и зарубил. Угу. Как говорится, 'во избежание'.
  А то начнёшь разводить благородство и некрократию - тут-то тебя и самого некрократически зарежут. Вот как того незадачливого короля: думал же, небось, повиниться и всех умиротворить, а ему за то - голову с плеч.
  И вот уже Шфор-обидчик окончательно распластан, да так, что вместе не соберёшь. Голова вон куда откатилась!
  Ух, вот сейчас начнётся, запоздало подумал Фем.
  Не началось.
  Из кольца наблюдавших за поединком выдвинулся один из облачённых в строгие мантии не-великанов.
  - Парламентарий Бламениль, - отрекомендовался он.
  - Великан Фемистоклюс из Мнила, - назвался и Фем. И добавил на всякий случай, - потомок старшего капитана королевской охраны Ньяна из Мнила, которого у вас в Призе все знают!
  - Да-да. Все знают, - не стал спорить парламентарий. Кажется, ему стало неудобно, что лично он так и не припомнил дедушку Фема.
  - Я тут... э... победил в честном поединке, - на всякий случай захотелось напомнить.
  - Да-да, конечно, - закивал Бламениль. - Судя по тому, что капитан великанской охраны Некропарламента вступил с вами в поединок, вы высочайше назначены на его место?
  Ты гляди! Фем был так поражён, что и ответить-то вслух не сумел. Но с умным видом покивал - на всякий-то случай.
  - Вероятно, вы вручили покойному графу верительные документы?
  Пришлось снова кивнуть. Если усомнятся - несдобровать. А как станут искать документы, Фем потихоньку и улизнёт. Ох, нелегко бывает улизнуть великану, но он попробует...
  - Что ж, от всего мёртвого сердца поздравляю вас с постом капитана нашей храброй великанской охраны, - улыбнулся ему Бламениль. - Можете не сомневаться, воля Владыки для нас священна, и раз он на место храброго графа Шфора избрал вас...
  - Да, - подтвердил Фем, - я ниспослан Владыкой Смерти.
  
  * * *
  
  Самое удивительное, что документы на производство Фема в капитаны великанской охраны Некропарламента - вскоре отыскались. Нет, не у графа Шфора, хотя труп не раз обыскивали со специальной целью их обнаружить.
  Документы привёз рыцарь из Ордена посланников Смерти.
  Откуда? Откуда кто-то вообще узнал, что Фему и Некропарламенту нужны подобные документы? Может, отчаявшись в поиске, ответственные лица обратились в канцелярию Владыки Смерти за выдачей дубликата?
  Но такие дела, как Фем потом не раз убеждался, весьма долгие. Канцелярия-то Владыки находится в нижнем мировом ярусе. Поездка туда даёт задержку примерно на год.
  А посланник Смерти прибыл уже на следующей неделе после упокоившего графа Шфора поединка.
  Чудеса? Или документы поддельные? Фем из Мнила благоразумно не уточнял. Предпочёл поверить в своё счастье. В то, что Владыка Смерти - всё-всё предвидел, включая ссору Фема со Шфором, драку, переходящую в поединок и его исход.
  Правда, если всё так, возникает вопрос: по своей ли воле Фему взбрело покинуть родной Мнил, или Владыка Смерти ещё тогда постарался?
  И в дорогу выбрать пару живых лошадей с поклажей - чья задумка, владыкина?
  И стражи Порога Смерти отчего пропустили его с лошадьми - может, по указке того же Владыки? А он-то думал...
  И сбился с пути, перепутал право и лево - не Владыка ли его вёл?
  В тревожных раздумьях Фем выслушал дополнительные указания от Владыки, привезенные в Приз всё тем же посланником Смерти, благо, все эти указания адресовались уже лично ему.
  Кого-то надо было казнить, кого-то взять под стражу, один из храмов в центре Приза сравнять с землёй, другой на его месте возвести, целый квартал у набережной высохшей речки Соломмы предлагалось отселить, с тем, чтобы заселить выходцами с Нижнего Востока, деятельность двух банков подвергнуть жесточайшей проверке, двум публичным домам отказать в лицензии Министерства просвещения, четверых графов и одного герцога насильственно лишить титула, пятерых университетских профессоров изгнать из города без суда и следствия - и все эти устные распоряжения провести решением ближайшей некропарламентской сессии.
  - А парламентарии меня послушают? - усомнился Фем.
  - Они всегда послушны, - успокоил его посланник Смерти. - До вас они беспрекословно подчинялись Шфору. Теперь его нет - будут вам подчиняться. Главное, - выделил он интонацией, - чтобы Владыке Смерти подчинялись вы.
  - А, ну да! - в замешательстве закивал Фем. - Ну да, конечно... Как же не послушаться своего же любимого Владыку...
  - Который вас на это место поставил, - добавил посланник Смерти, - вместо того, чтобы, скажем, стереть в порошок.
  Насчёт порошка рыцарь упомянул зря. Фем - он угроз не любит! Никогда не любил, но... Но не в этот раз.
  Для начала новоиспеченный капитан великанской охраны решил притвориться послушным. А уж потом, когда он освоится на новом месте...
  Прошло десять лет. Потом так и не наступило.
  Что может почти всесильный капитан Фем по нынешним временам? Он может всё. Всё, что устами своих посланников ему велит совершить Владыка. А чего он уж никак не может? Остального.
  
  
  8. Герой ушёл домой
  
  Гарпия - это не ремесло. Это состояние души. Что до ремесла, то оно зачастую остаётся всё тем же, что и раньше. Только ты в ремесле не та же самая. Ты гарпия. И в посмертии своём гарпия, и в ремесле.
  Если скажем, ты просто писец, то превращаешься в писучую гарпию с остро заточенными перьями, которые так и тянет обмакнуть во вражескую кровь, или даже в тёплые бальзамы сторонников. И тогда все договоры на крови - это твоё!
  Если же ты творец рукописных листков, то бойкое перо своё обмакиваешь в сильнодействующий яд. И нежишься на хладных волнах размышлений о том, сколькие человеческие особи будут твой ядовитый листок мусолить, сперва проникаясь отравой, а потом передавая её дальше, и дальше, и дальше, и только тогда, когда трупные пятна всласть расползутся по кожным площадям реципиентов - тогда только ты и будешь удовлетворена.
  Удовлетворена, да?
  Да. Но не так, чтобы очень сильно. Скажешь: 'Браво', пару раз лениво хлопнешь в ладоши - вот и все знаки твоего удовлетворения. По большому же счёту ты ненасытна. И потому ты пишешь новый ядовитый листок, и посылаешь его в мир людей, и, не теряя времени, пишешь следующий.
  Подпитываешь круговорот. И подталкиваешь его вращение. И кто когда успеет разобраться, что толкаешь ты в обратную сторону. В том, что ты делаешь, вроде бы, ничего личного. Но нет, неправда. Личное есть. Трупные пятна. Ты просто обожаешь трупные пятна. Что?
  Да, у тебя появились новые предпочтения. Возможно, ты лучше себя поняла, а если и не лучше, факт в том, что ты понимаешь себя по-другому. И всякий, кто знал тебя в Глукще, неминуемо поразится тому, как сильно-сильно ты изменилась. Да не изменилась - сотворена заново. Подготовка в Циге - она дорогого стоит.
  Да, дорогого. А дорого - это дорого. Оно не измеряется в некроталерах.
  
  * * *
  
  Бац не считала слишком удачным свой ранний опыт выпуска в Глукще 'Листка Буэ'. Не чаяла к чему-либо подобному возвращаться. И всё же вернулась, раз уж гарпия - не ремесло.
  Сразу после инициационного испытания в Саламине, вылившегося в катастрофу, знатно вспахавшую хитрозадый пиратский город, прочертившую глубокие борозды по улицам, площадям и строениям. После бегства, после погони и расправы с погоней, после вторичного появления на свет в милых её новому сердцу Некрополисах - Бац была направлена в Отшибину.
  Зачем? Поддерживать некрократическую революцию.
  Которая развивалась как перманентный погром, охвативший практически всю отшибинскую территорию. Карлики вырезали живых, когда живые закончились, принялись и за мёртвых. Лишь бы что-то делать. Лишь бы революция продолжалась.
  В ту пору революционные карлики как раз штурмовали Глиняный дворец, в котором засел очередной революционный вождь со своими прихлебателями. Вождь рвал рубаху на груди за некрократию, его неспровергатели также ратовали за некрократию, мертвецкие бальзамы лились рекой с обеих сторон. К вящей славе Владыки Смерти, ясное дело.
  Та, прежняя Бац, осудила бы всю эту нерациональную стихию, причём заранее - и приказу поучаствовать в свалке удивлялась бы всю дорогу. Но прошлой Бац давно уже не стало, на её месте проклюнулась свирепая гарпия, которой стихия разрушения очень даже по нраву.
  К тому же Ангелоликая отдала приказ, который можно было истолковать именно так: ввязаться в драку на стороне штурмующих.
  И Бац... Она тогда прислушалась к себе и почувствовала, как сильно любит эту самую некрократическую революцию, как сильно возбуждена запахом крови и бальзамов, как хотела бы скорей воспользоваться чудным поводом, чтобы, чавкая кровавой пеной, смачно вгрызаться в глотки врагов революции, ночи напролёт сладострастно валяться в революционной грязи, совокупляясь с фрагментами тел, и наутро расковыривать хладную революционную падаль...
  Эх, мечты...
  По приезде в столицу Отшибины ей стало ясно: арбалетной дичи у карликов и без неё хватает, любителей почавкать плотью в кровавом месиве - тоже. Чем же она может пригодиться революции? Пером, сказали ей, бойким революционным пером.
  - Так о чём же вам написать? - спросила она семерых революционных карликов, которые её сопровождали.
  - Напиши, что мы герои, - попросили они.
  - Сделаю, - хихикнула она.
  - А ещё напиши, что наши противники - слабосильные трусливые дураки.
  - И это сделаю... - согласилась, а потом подумала...
  Добро бы только подумала, но досконально осмыслила и высказала:
  - Так какие же вы будете герои, если ваши противники - слабосильные дураки? У героев - у них другие противники.
  Карлики оскорбились, да так, что чуть её не изнасиловали.
  Ситуацию разрядил случившийся поблизости однорукий Дранг.
  - Она вас нарочно провоцирует, - так и сказал, - это ж гарпия, поняли-нет? Дрянь, каких мало. Сука недотраханная. Только и ждёт, кто бы её отымел. Ублажите её, так сами ещё виноваты будете!
  Пока Дранг обливал её грязью, Бац морщилась. Надо же всё так извратить!.. А впрочем, не всё. В чём-то карлик прав, пожалуй, что и во всём. Только не всё учёл - где ему! А того не учёл, что после того, как эти семеро её удовлетворят, она бы члены им пооткусывала. Ну, чисто в назидание. А то возомнили: гарпий насиловать!
  Возможно, что этим семерым попало бы и за то, что в революцию её не пустили. Не дали отведать кроваво-бальзамного пойла. Отвели презренную роль борзописца при 'Отшибинском листке'...
  - И вовсе не презренную! - весело возразил вертлявый ближневосточник Мустафа из Уземфа - редактор листка, то есть начальник над всеми революционными борзописцами из отшибинской столицы. - Важнейшую роль! Наш листок - это не горло рвать или кишки вытягивать. Наш листок - это поддерживать нужное настроение!
  - А какое нужное? - зло полюбопытствовала она.
  - То, при котором горло хочется рвать, а кишки вытягивать.
  Ответ был явно заготовлен, однако Бац всё равно понравился.
  - А кроме того, - добавил Мустафа, - наш листок формирует лицо войны, лицо революции. Кто бы кого в ней не победил, кто бы кого не зарезал, а узнают об этой войне что? То, что мы напишем.
  - А коли не поверят? Начнут ворчать...
  - Да кого это волнует, когда у них это просто ворчание вслух, а у нас - написано? Уж их-то ворчание в истории никак не сохранится!
  - Так мы работаем для истории?
  - И для неё тоже. И, кстати, поэтому-то подходить к публикациям в 'Отшибинском листке' придётся с большой ответственностью. Мы не ворчим, мы делаем историю! А история должна быть какой? Во-первых, достоверной, во-вторых, некрократически выверенной, в-третьих согласована с Владыкой Смерти. Ибо... Смерть нас защити от опасной самодеятельности!
  Бац его слушала и проникалась.
  Мустафа из Уземфа был прежде наложником, да и сейчас по ночам часто подрабатывал у состоятельных карликов обоего пола. Освоенное с детства ремесло придало ему должную гибкость, а шестьдесят шесть искусств, изученные тогда же, предрасположили к изяществу речи.
  Как придирчиво он правил стилистику!
  С каким негодованием он преображал некрасивые факты!
  Кто, как не он, практически ежедневно вмешивался в историю?
  И добивался от неё некрократического совершенства!
  
  * * *
  
  Сознавая свою ответственность, Бац куда внимательнее, чем когда-то в Глукще, относилась к написанному для листка. 'Прежде чем что-то писать, следует осмыслить задачу!' - так учил Мустафа. Ему доставляло удовольствие поучать гарпию. И, наверное, не меньшее, чем то наслаждение, которое он сам дарил высокопоставленным карликам. Ну, то есть в подработках своим уземфским ремеслом.
  У всякого действия есть цель и смысл.
  Вот, скажем, у её публикаций в 'Отшибинском листке' цель какова?
  Поддерживать некрократическую революцию, сказали ей.
  В чём поддерживать? В борьбе, сказали ей, конечно же, в борьбе.
  А против кого борьба? Против других, неправильных революционеров.
  А в чём эти другие неправы? Не делятся, пояснили ей. Во первых, суки, во вторых, не делятся, а суки - потому что не делятся. А главная сука - действующий вождь Отшибины по имени Янгитравн. Поскольку он сука, мы его свергнем. А то чего он не делится?
  Чтобы Янгитравн поделился, по мнению карликов, и затеяна была революция. Революция - это чтобы поделился, уверяли они. По правде говоря, они не слишком хорошо понимали мудрёное иноплеменное слово, но приняли его с чистым сердцем, так как пришло оно не то от Владыки Смерти, не то от его лучших друзей и преданнейших слуг. Хорошее, в общем, слово. Умное. Возвышенное.
  Как и многое, о чём пишет 'Отшибинский листок'.
  
  * * *
  
  Чтобы верно излагать факты в 'Отшибинском листке', Бац приходилось двояким образом осмысливать каждый из них. Во-первых, отличать реальный факт от того желаемого, о котором следует написать в листке. Во-вторых, ни в коем случае не отличать, а верить в желаемый факт, как в реальный.
  Как эту двойственность отношения можно проявить? Последовательно. На первом этапе ты реалистка, и решаешь, о чём писать. На втором этапе - в процессе написания - ты веришь в мечту.
  А верить надо. Иначе замучает придирками Мустафа из Уземфа. То ему замени, это добавь, а ещё - прекрати хихикать!
  Но ведь попробуй не хихикни, беседуя с обидчивыми отшибинскими 'героями'. Попробуй смолчи. Попробуй удали ироническую интонацию из прославляющего их твоего текста. Ибо карлики такие потешные!
  Гарпии, прошедшей недурственную подготовку, слушать об их проблемах было довольно-таки весело. Даже о проблемах штурма Глиняного дворца. Смешнее же всего то, что и внутри дворца и снаружи находились ярые сторонники некрократии, и тех и других поддерживал Владыка Смерти, только тех, которые снаружи, он поддерживал немного сильнее.
  А всё почему? Вождь Янгитравн отказывался делиться. Можно подумать, следующий вождь делиться захочет.
  Почему-то революционные карлики действительно верили, что новый вождь с ними поделится. Каждый из многочисленных претендентов на эту роль и впрямь пока что проявлял щедрость. Ну ещё бы: пора скупости посетит их попозже.
  
  * * *
  
  О чём писала Бац в 'Отшибинском листке'? Об успехах осаждающих Глиняный дворец, о потерях среди его защитников, об ущербе для здания, О некрократии, которая восторжествует. Что ещё? Грубо льстила Великому народу - это необходимое условие того, чтобы листки хоть изредка бывали прочитаны. Критиковала захватническую политику Живого Императора. Припоминала ему давний отшибинский голод.
  Будто бы войска Эузы, тесня мертвецов, проводили в Отшибине особо жёсткую фуражировку. Преследовали-то они мертвецов, которым на марше питаться не обязательно, зато сами в пище нуждались. Вот и требовали её от местного населения, которое поголовно поддерживало Владыку Смерти. Как итог, еду императорское войско получило, но с опозданием, которое вылилось в потерю инициативы. Вот так героический народ Отшибины спас некрократические государства запада от эузского варварства и кошмара.
  Но то давно. А про недавнее время Бац писала, что Великий народ приглашался властвовать в Цанц. Целое некрократическое вече решило, что быть этому Цанцу отшибинским Занзом, а вождю Вроду Занзу-Ундикравну сидеть на высоком троне недостойного Цилиндрона.
  - Отлично! - восхищался Мустафа. - Кто в Отшибине будет изучать историю по нашим листкам, тот, безусловно, наш человек!
  Гордилась ли тем Бац?
  В любом случае, она не обманывалась лояльностью карликов. Малорослики с готовностью терпели рядом с собой её, Мустафу, ещё с десяток полнорослых людей, но то были люди, помогающие в борьбе, к тому же присланные помогать по указанию Владыки Смерти.
  А будь они незащищены и бесполезны?
  Стоило пошарить по лицам хоть мало-мальски внимательным взглядом - и самого вопроса больше не возникало. Карлики с таким бешенством зыркали на каждого, кто выше их ростом, что становилось ясно: только почувствуют, что долговязые союзники больше не нужны...
  Не нужны? Тут впору посмеяться, и первым посмеётся Владыка Смерти, на безусловную поддержку которого карлики уповают.
  Конечно, союзники будут им нужны всегда, но в какой-то момент глуповатые карлики могут подумать иначе.
  У них и между собой-то - такие усобицы точатся. Ведь каждый думает, что Владыке Смерти более всех любезен именно он. А любимчикам - им ведь многое позволено, ведь так? И спросится с них Владыкой не так, как со всех, а любя, мягонько. Ну подумаешь, дитятко ошиблось, с кем не бывает.
  Бац такую особенность отшибинцев замечала и думала по ходу дела: на ней ведь можно играть! И с немалой выгодой.
  Причём как в воду смотрела!
  Однажды её вызвал Мустафа из Уземфа и для начала похвалил:
  - Должен отметить, у вас идеально выходит выдерживать генеральную линию Владыки Смерти, - в руках его было с десяток выпусков 'Отшибинского листка', и он ими потрясал с таким серьёзным видом, словно прочитал в них каждое слово.
  А ведь править стилистику Бац он сподобился только в первых трёх выпусках. Дальше - скорее всего, пустил на самотёк.
  - Спасибо, господин, - в ноги поклонилась она. Эти начальственные уземфцы, она слышала, очень любят, когда им кланяются в ноги.
  - За правду не благодарят, - весело поднял её Мустафа, - к тому же я ещё не всё досказал. - Главное в нашем деле ты освоила, но остались нюансы. Чего касаются нюансы? Отношений с карликами!
  Бац немного напряглась, подумала было, что редактор направит её кого-то из карликов ублажить сексуально, ан нет - это была его собственная парафия. Но ублажать карликов он всё-таки ей предложил. Через всё тот же 'Отшибинский листок'. Разумеется, в рамках генеральной линии.
  - Я, конечно, не против, сказала Бац. Но хотела бы уяснить, зачем?
  - Затем, что дни вождя Янгитравна сочтены, - пояснил Мустафа. - Кто-то будет следующим. Хорошо бы, чтобы наш листок успел к следующему вождю - подлизаться, что ли... - он хихикнул, видимо, припоминая собственные способы подлизываться.
  - Но я ведь даже не знаю, кто будет после Янгитравна!
  - Из наиболее вероятных кандидатов на кресло вождя Отшибины - племенные вожди Бронф из Глонга, Сифт из Стубра, Ройх из Нового Отшиба, а также богачи Птур из Фыбла, Грок из Шенка, Крудс из Ыйгана. Из маловероятных - Тябн-младший, Торч Вонючка, Педл-недоумок. Из вовсе невероятных - Блякш из Ы. Пожалуй, и всё. Остальным не так уж и хочется.
  - Наша задача угадать победителя? - предположила Бац.
  - Нет. Наша задача - помочь одному из них.
  - Кому же?
  - Блякшу из Ы.
  - Ему? Да ведь он же непроходной, если я не путаю?..
  - Всё верно, - вздохнул Мустафа. - Непроходной. А жалко: хороший он карлик, щедрый. Да и любовник ласковый, - уземфец прямо сама откровенность! При Бац он никогда не стеснялся своих пристрастий, а способностями из арсенала наложника был склонен даже бравировать. - И ещё... Знаешь ли, Бац, кто даёт деньги на наш Отшибинский листок?
  - Владыка Смерти! - сказала она.
  - Да. Но не только. Почти такую же сумму жалует и весельчак Блякш. Обидно было бы её потерять...
  - Но чем же мы поможем Блякшу, если он непопулярен?
  - А почему непопулярен? Эх, не потому ли, что из Ы?
  - Что в этом такого?
  - Только то, что из Ы происходит и Янгитравн. Та мерзкая лиса, которая узурпировала кресло и захватила Глиняный дворец. Когда мы его оттуда выкурим, конкуренты что нам скажут? Что два подряд вождя из Ы - нечестно. А ещё скажут, что из Ы нет ни одного сколько-нибудь известного героя. Кого ни возьми: Замн-Ыйд происходил из Урлача, Ёрст - из Фыбла, Штонг - из Дыбра. Кто же из Ы? Совсем никого. Потому-то и помнится один Янгитравн, что больше оттуда никого мало-мальски известного.
  - Так что мне сделать? - спросила Бац.
  - Найди мне героя. Героя Великого народа родом из Ы.
  
  * * *
  
  И Бац нашла. Героя звали Пардр. Пардр из Ы. Колоритная полумифическая фигура, однако - имеющая родственников. Ну, по крайней мере, отца. Старого торговца Грефта из Ы, платяную лавку которого многие знали. То, что надо? Да, то, что надо. Мустафа может спать спокойно - со своим ненаглядным Блякшем.
  Но лучше бы изложить всё по порядку.
  Что в ту пору представлял собой Дыбр - столичное село Отшибины?
  По сути, осаждённый Глиняный дворец, окружённый неровным кольцом баррикад. За баррикадами на небольшом отдалении - шатры, палатки, раскинутые прямо на пепелище. Последнее ничуть не странно, ведь всё столичное село выгорело, а разбивать шатры где-то в отдалении было бы непростительным для военного времени чистоплюйством.
  Чтоб их не уличили в чистоплюйстве, карлики так и сидели в грязи и золе на месте сгоревших зданий, причём пребывали в неудобной скученности и даже отхожие места копали рядом. Желательно, под носом у соседей.
  Поскольку в шатрах да палатках собрались карлики чуть ли не со всей Отшибины, то и на шатры свои вешали опознавательные знаки. Полотнище с нарисованным топором, как помнила Бац, это Ыйган, край суровых лесорубов. На другом шатре - флаг с изображением ветряной мельницы. Это Фыбл, там кругом одни мельники. Каменный арочный мост - это Глонг, там у них прямо под селом точно такой и находится, иначе и не проедешь.
  А где же Ы? Внимательной Бац на силу встретилась маленькая палаточка с флажком, на котором красовалась единственная буква. 'Ы' значит Ы, не так ли? О, Бац никогда не подводила интуиция!
  В палаточке сидел единственный карлик, на героя штурма Глиняного дворца он походил мало. Не героический такой дедушка. С брюшком, с дряблыми мускулами рук, с морщинами во всё лицо, без единого боевого шрама. Сразу видно: дедуган сподобился войти в посмертие в очень преклонных летах. В тех, когда руки боевой топор удержать удержат, но широко взмахнуть уже не сподобятся. Только с близкого расстояния: тюк!
  - А где герои? - прямо спросила Бац. К чему рассусоливать?
  Оказалось, никаких героев Ы в наличии нет. В палаточке лишь этот старикан и обитает, и зовут его Брехтом. Видать, брехливый.
  - Да нет, я Грефт, - поправил карлик.
  Ага, Грехт. Видать, греховный. Но как же...
  - А что, вождя села Ы здесь не бывает? - удивилась Бац. - Я слышала, его люди участвуют в осаде.
  - Что ему делать в моей конуре, вождю-то? - развёл ладошками Грефт. - С его животом не особо-то и поместишься. Но что люди участвуют в осаде, это чистая правда: я вот участвую!
  Хвастовства, конечно, больше, чем самого участия, но карлики-то все таковы. Сделают на пятак, а славы захотят на некроталер.
  - Значит, уважаемого Блякша из Ы я здесь не застану?
  - Конечно, нет.
  - И вассалов его тоже?
  - Он ведь вождь в изгнании, потому многих людей ему собрать неоткуда. Разве, здешних нанять? Но наш вождь всё больше не по воинам, а по мальчикам. Такое у него воспитание. Вот в палаточных борделях вдоль реки Плук - там он и ночует.
  Вот, стало быть, куда легкожопый Мустафа к нему бегает, догадалась Бац. Так ведь и виноградная улитка - и та бы догадалась!
  - Значит, Блякш в изгнании? - Бац произнесла вслух. - Вот бы не подумала.
  - Ну, это временно, - заверил её старик, - пока Ы не освобождено.
  - А его уже освобождают?
  Карлик замялся:
  - Не совсем так. Освободили бы, но пока некому. К сожалению, среди населения Ы наш Великий народ не составляет большинства, - он шмыгнул носом по навеки упущенным шансам. - Когда по приказу Владыки мы впервые стали громить живых и длинных... В общем, так получилось, что они разгромили нас. И кто из нас был самым активным, тогда же и полегли.
  - Бывает, - вздохнула Бац.
  Что сказать, с героями в Ы не сложилось. Кто что-то мог бы, бездарно погиб в неудачном погроме. Кто не мог, тот и ныне не может. А изгнанный вождь слоняется в районе боевых действий: и хотел бы, наверное, славных подвигов, да кто из конкурентов его вперёд пропустит? Нема дурных. Вот и жарит Мустафу почём зря за свои же деньги.
  - Ладно, - сдалась Бац. - Раз уж в Ы с героями не сложилось, пойду в Урлаче поищу...
  И тут карлик из маленькой палатки вдруг засуетился, подскочил, забегал вокруг неё, стараясь не отпустить:
  - Погодь, погодь, длинноногая! Знаю героев из Ы. Как же без героев? Да куча у нас героев, больше, чем где-то. Тебе надо заметку для листка накропать? Так это мы мигом! Героев тебе подавай? Из Ы? Так бы и сказала! Да хоть мой сыночек, Пардр - знатный герой, всякий ответит!
  - Да где он сейчас, этот ваш Пардр?
  - Томится в темнице у живых негодяев! - не моргнув глазом, выпалил дедушка и тут же моментально всплакнул.
  И тогда только Бац поняла: оно! То, что надо.
  
  * * *
  
  - Знаете, какой у меня сын? - хвастался Грефт. - Настоящий герой! Не далее, как в позавчерашнюю неделю вывел меня из родного Ы, а самого - к моему прискорбию, арестовали полнорослые дылды.
  - Так это первое, что он совершил героического?
  - Обижаете! Вовсе нет! Это последний его подвиг - накануне с прискорбием ожидаемой трагической кончины! - папаша пустил слезу не очень-то натурального вида, но факты излагал бойко и уверенно. Верно, был заранее наслышан о героических подвигах сынка. На ходу выдумывать не пришлось.
  Особым талантом героя Пардра оказалось то, что он много где арестовывался и сидел. Первая отсидка - ещё прижизненно, лет в семнадцать - произошла на родине, в Ы. Был арестован за пьяную драку, в которой кого-то ненароком зарезал. Не со зла. Но ведь удаль-то показать надо!
  В поселковой тюрьме (хотя какая в Ы тюрьма - так, сарайчик) герой повстречался с дурной компанией. Пардру льстило, что из-за одного зарезанного сверстника его окружили уважением. И не успел оглянуться, как уже совершал разбойные нападения на торговцев, что возили товары между Карамцем и Адовадаи. Потом дурную компанию изловили в Нефотисе, главарей повесили, а Пардра снова закрыли...
  - Стойте-ка! - велела Бац. - В том, что вы пока рассказали, героического мало. Ну, парень отсидел по малолетству. И что?
  - Зря сомневаетесь, - возразил Грефт. - Он готовился! Он готовился к главному! Набирался боевого опыта!
  А, ну, если так... Интересно, догадалась бы сама Бац повернуть истолкование ранней истории героического карлика в эту сторону.
  А потом Пардр из Ы бежал из Нефотиса в Кройдон и стал там наёмником. Участвовал в усобице между правителями Кройдона и Стуна, в составе разведовательной группы попал в плен, где и находился целый год. В Стуне надеялись, что его выкупят, но выкуп запросили такой дорогой, что родня при всём желании не смогла его собрать...
  Слушая об этом эпизоде героической биографии Пардра, Бац внутренне посмеивалась. Карликов она уже немного знала - в отличие от наивных пленителей, алчущих за Пардра выкупа. Чтобы эти ребята сбросились на выкуп сущей мелочью - и того, по правде говоря, не бывает. А уж назначать 'дорогой выкуп' за человека, который потом не расплатится - тут уж 'нема дурных', как говорят в Юго-Восточной Отшибине.
  А потом Пардра продали на галеру, что можно, наверное, считать за четвёртую отсидку. Галеры для карликов - Бац о таких слыхала, хотя сама не видела. Ну ладно, Пардру больше посчастливилось.
  И плавал он галерным рабом по морю Ксерска, заходя в Адовадаи, Тиавло, Лопволарое и Саламин. Красивые, помнится, города. Плавание же на вёслах, поди, сойдёт за путешествие героя. Герои - они всегда путешествуют.
  Когда же плавание галеры закончилось - кажется, бунтом галерных рабов, но Грефт в точности не запомнил - юный Пардр бежал оттуда далеко на север. Оно и не мудрено, море-то Ксеркса кому угодно быстро опостылеет, стоит совершить по нему пару-тройку навигаций на вёслах.
  На севере Пардр пытался наниматься в сезонные войска тамошних городов. Кажется, не очень успешно, и Бац опять-таки понимала, почему. Чтобы северяне хоть когда взяли наёмником карлика - такого за всю историю не бывало. То-то обидчивые карлики и не пытались идти к северянам в наёмники. Если Пардр попытался - видать, очень сильно верил в себя. Чувствовал себя героем.
  Вот бы и Бац его таким почувствовать. Всё легче было бы писать.
  В пятый раз Пардр отсидел в Кляме. То ли попался на воровстве, то ли его подставили. 'Подставили завистники!' - записала Бац в свой опухший блокнот. Вариант с кражей отмела с ходу, как недостоверный. Герои не воруют по определению, разве нет? А воруют, так не попадаются, а не пойман, так не вор. Сильная вещь эта моя логика!
  А потом 'героя призвал к себе Владыка Смерти и лично убедил его отринуть мирскую суету и войти в посмертие...'. Сам Грефт был куда лаконичнее, только и сказал 'прошёл обряд', но Бац-то понимает, как надо писать о посмертии героев!
  Итак, Пардр сделался мертвецом. Облегчило ли это ему существование? Не особенно. Может быть, потому, что прошёл обряд не по собственному желанию, а за компанию?
  В Кляме он сошёлся с бродячим цирком, в котором выступал борцом на арене. Наверное, выглядело комично, когда карлик укладывал на обе лопатки рослых мужиков с Клямщины. Но большой славы не принесло.
  Из Кляма Пардр завернул в замок Глюм, думал наняться в личную охрану к великану Плюсту. Вот только великанам, поди, не больно-то нужны карлики в личной охране, им их и разглядеть-то с высоты затруднительно.
  В общем, не выгорело. Да вот только уйти от Плюста из Глюма оказалось той ещё задачкой. По словам папаши, Пардр и сам терялся в догадках, отчего бы Плюсту его не отпустить. Но видать, сам замок Глюм был строением тюремного назначения, а великан Плюст не любил, когда тюрьма простаивала, так что с радостью обеспечил бедняге Пардру опыт шестой отсидки. Мелочный попался великан, другие-то карликов и не заметят невооружённым глазом, а этот - вон чего учудил.
  С этого-то момента в истории Пардра и пошли моменты, которые самой Бац показались бы героическими. Карлик участвовал в бунте заключённых против зарвавшегося великана - каково! И великан-то оказался не простым человеческим великаном, каких можно дюжинами встречать в Менге, а - редкой и опасной тварью: шипастым представителем Шестой расы! Попробуй-ка взбунтуйся против этакого!
  По-хорошему, в бунте Пардра против великана можно было усмотреть не одну лишь бесшабашную храбрость, но и опаснейший анархизм. Бунтовать против Шестой расы - это чревато! Это почти как самому Владыке Смерти выказать недоверие...
  Но Бац нашла выход - единственно правильный. Если Владыка такое допустил против одного из своих подземельных вассалов, то... верен ли был ему этот подозрительный вассал, злостно нарушающий все владычьи заветы в части соблюдения некрократических свобод? .
  Придётся допустить, что великан Плюст оскорбил Владыку. Тогда и героическое деяние Пардра обретает нужный вектор.
  А что было дальше? Плюст повержен, замок Глюм отбит, и героический карлик отбывает в столицу Цанцкого воеводства. В город Цанц, где ему - наконец-то - становится по-пути с многими другими карликами. Ибо в это самое время к Цанцу идёт и тогдашний вождь Отшибины по имени Занз-Ундикравн. И между прочим, во главе несметного войска.
  Тот факт, что карлик Пардр оказывается в Цанце одновременно со своим народом, служит для Бац указанием, что герой он - верно направленный. Положительный. Подлинно народный.
  Карлики идут в Цанц, чтобы вступить во владение. Не кто иной, как Владыка Смерти обещал им город, который сами отшибинцы по-старинке величают Занзом. И Владыка исполняет обещанное: на величественном некрократическом вече обитатели Цанца неожиданно для себя передают город карликам. Акт неслыханной щедрости, если вдуматься!
  Но что-то пошло не так. Беда пришла, откуда не ведали: вождь Занз-Ундиктавн оказался не на высоте. Досадный проигрыш полученного было города - что в мире бывает печальнее для неравнодушного героя? Стоит ли удивляться, что весь период возвышения и падения карличьей власти в Цанцком воеводстве наш герой провёл... опять за решёткой.
  Трусливые власти Цанца закрыли его, не без оснований опасаясь, что этот сын Великого народа начнёт бузить. Ну, или он и начал бузить, просто ему не дали развернуться. И состоялась седьмая посадка Пардра. Самая жестокая по последствиям. 'Почему?' - спросит читатель. А потому, что коли был бы герой на свободе, Цанц и сейчас, уж верно, принадлежал бы Отшибине. Герои без жестокой сечи городов не теряют!
  И не удовлетворяются глупой кричалкой 'Цанц - это Отшибина!'.
  Событиями в Цанце уже можно бы и закончить, настолько рельефно предстал в них герой из Ы, до сих пор тщетно искомый кандидатом в вожди Блякшем и его Мустафой. А какой посыл современникам?! Парня из Ы закрыли - и вот пожалуйста! Слушайте парней из Ы. Выбирайте вождями!
  Но Бац ещё рановато расслабилось. В истории маленького героя были ещё главы. Да какие: паломничество в нижний мировой ярус! Ага, в Чёрный чертог, к Мёртвому Престолу. Каково? Лицезрение Владыки Смерти, да и не одно лишь лицезрение... Слишком похоже на сказочку. Но Грефт излагал уверенно, не путаясь в ключевых деталях.
  Спуску Пардра в Подземелье предшествовало продвижение Порога Смерти на восток. Тем самым в черте мёртвого Запорожья оказался Цанц, где наш герой всё ещё сидел в темнице - в глубинах пещерной части города. Тогда же в Цанце происходили волнения, в которых узник не участвовал, зато его соплеменники затеяли такой погром что впору город переносить в новое место. В общем, нашлось и без Пардра, кому бузу устроить.
  Когда же Пардра выпустили, то спуститься в подземный ярус ему пришлось будто бы поневоле. Почему поневоле, Бац поняла не сразу.
  - Ну, то есть он не сам решал, спускаться ли ему туда, - пояснил карлик-отец, - коли решал бы, может, и не пошёл...
  - А кто решал?
  - Да, кажись, один некромант. Некромейстер города Цанц. Вот этому некромейстеру, Гны его звали, как раз и приспичило повидаться с Владыкой.
  - А ему-то зачем?
  - Кажется, чтобы разоблачить какой-то заговор. И реабилитировать невиновных, которых заговорщики подставили. Ну а Пардр ему, значит, просто помогал. В разных тяготах и опасностях.
  - Так они спускались в чертог к Владыке - вдвоём?
  - Не совсем так, там ещё куча народу была. Например, с ними увязалась и Бокси из Шенка. Ну, та самая, которую приравняли к святым отшибинской местности. Она в ту пору тоже в цанцкой тюрьме оказалась...
  Однако, знак!
  Тяготы и опасности, выпавшие на долю Пардра по пути к Мёртвому Престолу, тоже впечатляли. Один чернокаменный дракон чего стоит!
  Опытную Бац упоминанием об этих магических тварях, конечно же, не смутить - видала она их останки в таких количествах, что все бальзамы от лица отхлынут. Так вот, паломникам дракон встретился лишь один, зато - действующий. А последнее обстоятельство очень меняет дело!
  Пардру с тем драконом пришлось сразиться и победить. Мало того, герой подчинил каменную зверюгу - настолько, что значительную часть пути паломники провели на её спине. То есть, дракон их подбросил почти до места назначения.
  Там, в самом низу, герою пришлось отсидеть уже в восьмой раз. Ну, верно, служители Владыки арестовали до выяснения личности. Как арестовали, так и выпустили, Поблагодарили, небось - о подробностях Пардр отцу не рассказывал. Поди, засекречены. Только и заметил, что тому Владыке Смерти, который правит сейчас, очень помог взойти на Мёртвый Престол не кто иной, как некромейстер Гны.
  Если помог истинному Владыке Смерти, то, небось, разделался с неистинным - с подлым временным узурпатором престола в Чёрном чертоге?
  Додумывать так было соблазнительно, но Бац чувствовала всю скользкоту подобных мыслей. Ведь если допустить, что Мёртвый Престол в принципе может занять незаконный узурпатор, то кто поручится, что нынешний Владыка - Владыка истинный? К тому же, если истинный Владыка нуждался в карлике Пардре из Ы для восшествия на Мёртвый Престол, то, получается - в ту минуту он не был неуязвим? Но если Владыка Смерти бывает уязвим... Представляете, куда зайти можно?
  Поэтому сведения о том, как Пардр сажал на трон Владыку, в 'Отшибинском листке' не появятся. Вместо них будет нейтральная формулировка: 'Раскрыл очередной и без того обречённый заговор против Владыки Смерти'. Заговор - это понятно. Заговор - это терпимо. Ведь в каждой организации власти встречаются слабые звенья, а Живой Император тоже не дремлет и усиленно их расшатывает.
  А что там с последней отсидкой Пардра?
  - Сейчас сидит! - заламывая ручки, вскричал безутешный отец. - Прямо там, в Ы! Бедный мой мальчик: только вернулся из Подземного яруса, а тут такое: за Великим народом охотятся недостойные длинные сволочуги! Лавку мою сожгли-и-и! По миру пусти-и-или! - о погибшей лавке Грефт говорил с чувствами, заметно более сильными, чем о сыне. Ну да карлики - они все таковы, удивляться-то нечему. И снова о Пардре:
  - Сынок так мне сочувствовал! Добрый, заботливый сынок! Он вывел меня из Ы. Провёл через три кольца застав! Меня провёл, а вот сам попался. И кому: двум-трём несчастным калекам!
  Известие о том, что Пардра сумели арестовать несчастные калеки, Бац не понравилось. Не вписывалось оно в общую концепцию сильного героя.
  - Если твой сын победил каменного дракона, - возмутилась она, - то что же он калекам-то сдался?
  - Мой мальчик... Он хотел их разметать, - пояснил Грефт, - но накануне плохо выспался, потому силы в нём не достало...
  Ладно, подумала Бац, в конце концов, это уже детали. Количество калек в листке увеличим. Разумеется, калек был целый взвод. Истинному герою - и тому не протолкнуться. А может, враги его всем посёлком ловили: прознали, что есть шанс прямо в Ы захватить величайшего героя Великого народа, ну и навалились всем скопом.
  Ничего, напишем... Стильно напишем, без неувязочек!
  
  * * *
  
  'Отшибинский листок', выпускавшийся Мустафой из Уземфа для карликов-революционеров был печатным изданием - какое отличие от нищенского 'Листка Буэ'! Печатный станок - дорого? Только не для карликов, особенно любезных лично Владыке Смерти. Среди палаток у баррикад находилось и действовало целых два печатных станка. Был и третий, но его к тому времени кто-то потихоньку пропил.
  Да Смерть с ним, с третьим, главное - два действуют. А такое возможно лишь при добровольном самоограничении свойственной карликам алчности. Разумеется, ограничить алчность надёжнее всего применённым Владыкой методом насыщения. Уж чего-чего, а денег на свою революцию карлики получали вдоволь. Могли хоть каждый день красть, и ещё оставалось.
  По пути от палаточки Грефта из Ы к шатру редакции 'Отшибинского листка' Бац прикидывала, как она изложит раздобытую историю. В один выпуск всё не поместится, это уж как пить дать. Минимум - четыре листка. А то и девять, по числу отсидок героя.
  А что? Назову-ка я весь цикл 'Девять тюрем Пардра из Ы'. Начну издали, с первой отсидки, где Пардр ещё не герой, но тем ближе и роднее рядовому отшибинцу. Ведь по пьяни кого-нибудь зарезать - это не так уж трудно, это из них каждый может.
  Вот справиться с каменным драконом - это сложнее, это надо над собой возрасти. Да и на паломничество к Владыке Смерти не каждый представитель избранного народа отважится. Проще слыть избранным, находясь здесь, на поверхности.
  Придя к редактору листка, вкратце всё нужное изложила.
  - 'Девять тюрем борца за свободу и независимость Отшибины Пардра из Ы', - поправил её Мустафа.
  Тьфу, дурочка: могла бы и сама догадаться вставить эти дежурные словосочетания!
  - В целом же, - Мустафа растянул губы в приторной уземфской улыбке, - мне очень нравится. Хвалю! Так держать!
  
  * * *
  
  Мустафа не ошибся в Бац, а Бац - в герое своих писулек. Выпуски 'Отшибинского листка' с правдивой историей Пардра из Ы быстро сделались популярны. Карлики, осаждавшие Глиняный дворец, так ими и зачитывались. Спрашивали:
  - А нет у вас выпуска, где Пардр из Ы зарезал Живого Императора.
  - Чего не было, того не было, - грустно говорила Бац. - Мы ведь пишем одну лишь правду...
  - Так может, он его ещё зарежет?
  - Всё может быть! - обнадёживала Бац очередного восторженного читателя. И окрылённый карлик с удвоенными силами шёл в атаку на Глиняный дворец.
  Впрочем, удвоенных сил всё равно не хватало. Нынешний вождь Отшибины Янгитравн со своими прихлебателями о могучем Пардре из Ы не читали, так что пока и не помышляли о сдаче.
  Но зато каким известным селением стало Ы! Богатенький 'вождь в изгнании' своего любовника Мустафу за это просто озолотил. Какие-то крохи и самой Бац перепали.
  Впрочем, это не важно. Ведь она - гарпия. Она не за деньги.
  
  * * *
  
  Первый выпуск, второй, третий, чеивёртый, пятый... Слава росла! Какое счастье, что у Бац находились всё новые истории из жизни и посмертия неугомонного карлика Пардра! Можно было не беспокоиться: в каждом новом выпуске ей есть чем удивить пылких почитателей героя из Ы.
  Среди особо восторженных революционеров Бац с удивлением обнаружила и Тупси - свою же сестру по боевой гексе подготовленных в Циге гарпий.
  Тупси - даром что карлица - была очень хорошей гарпией. Ерундой её не проймёшь, но вот Пардр её явно задел и за живое и за посмертное.
  - Я хочу его! - призналась она. - Никого не хочу так, как Пардра!
  - К сожалению, он сейчас в плену. Далеко. В Ы.
  - Эх, освободить бы... - но Тупси дисциплинированная гарпия, самоуправства себе не позволит. Ангелоликая направила сражаться в Дыбр, значит, будет сражаться в Дыбре.
  Кстати, в отличие от Бац, воевавшей всё больше с пером наперевес, карлица участвовала и в настоящих стычках. В сражениях, как их возвышенно именовал 'Отшибинский листок'. Верно, потому и сильнее проникалась и настроениями соплеменников, и их надеждами.
  - Ах, подруга, я так хочу от него ребёнка! - мечтательно призналась Тупси. А вот это заявление и вовсе встревожило Бац:
  - Да что с тобой, сестра? Ты серьёзно? Какой ещё ребёнок? У мёртвой карлицы с мёртвым карликом? Это же вдвойне невозможно!
  - Да знаю я, - отмахнулась Тупси. - Просто... почему бы не помечтать?
  Очень жаль, но Бац представляла, куда могут завести такие мечты добропорядочного мертвеца, а уж гарпию - и подавно.
  - Остановись, ты поддаёшься животному атавизму! - воскликнула она.
  Тупси её чуть не ударила. Но расслабила руку и примирительно сказала:
  - Если за ним в Ы соберётся спасательная экспедиция, предупреди меня. Тогда я, быть может, забуду твои злые слова.
  - Предупрежу, - пообещала Бац.
  Гарпии слов на ветер не бросают, но в песок - почему бы нет?
  
  * * *
  
  Девятый выпуск истории о Пардре посеял панику во всём стане штурмующих Глиняный дворец. Чего-чего, а такого Бац никак не ожидала.
  Хотя простенькая ведь логика: кто-то победил непобедимого Пардра, следовательно, нам-то на что надеяться?
  - Что ты написала, дурочка, что ты написала! - скрипел зубами Мустафа, словно это не он приказал неудавшийся выпуск печатать.
  - Правду... - пробормотала Бац.
  - Правду? Да какая же это правда, когда всего лишь взвод слабосильных ышных ополченцев - и вдруг остановил нашего лучшего героя! Так не бывает!
  - Наверное, не бывает, - вздохнула Бац. А она-то понадеялась, что взвода достаточно.
  - Лучше было совсем ничего не писать, чем писать такое! - лютовал Мустафа, и Бац почему-то казалось, что вертлявый уземфец и толстопузый советник Буэ из Глукща - одно лицо. Казалось бы, что между ними общего? Ах да, оба - редакторы.
  А дальше - Тупси как в воду глядела - революционные карлики стали собирать в Ы спасательную экспедицию. Даже командиров своих не сразу спросили. Собрались три сотни энтузиастов и принялись выяснять кратчайшую дорогу на Ы. От столичного Дыбра туда скоро не дойдёшь.
  Поскольку дорогу многие спрашивали у самой Бац, то и она оказалась в курсе. Как и обещала, передала Тупси.
  Та обрадовалась - ну очень сильно.
  - Чему радуешься? - скривилась Бац.
  - Думала уже голову тебе отрезать, - объяснила та. - теперь не буду.
  Весёленькие же шуточки пошли у карлицы! Вдали от своего Великого народа держалась не то что вежливо, а даже подобострастно. А здесь, в Отшибине, как подменили!
  
  * * *
  
  Но и других обожателей Пардра 'как подменили'. Когда вожди, командующие осадой Глиняного дворца, проведали, что их людишки затевают, удивились - не то слово. Прежде-то, до 'геройских' публикаций, их повиновение было сносным.
  Малый боевой вождь Лурк из Хрюбра возопил, потрясая арбалетом, из которого развлечения ради лупил по стёклам дворца:
  - Оголять фланг? Чтобы противник вырвался? Не позволю!!! - брызги слюны разлетались во все стороны, накрывая ближние ряды невольных слушателей. - Каждого, кто отбудет в это гадское Ы, угощу болтом в задницу из вот этой штуки!
  Ответил ему яйцеголовый Цнюх из Фу, воин из которого вышел не более чем посредственный, но гораздый на всякие подлянки:
  - Что ж, если стрела в сраку, то стрела в сраку!
  И, каким ни посредственным воином слыл этот Цнюх, а романтически настроенные спасители Пардра все, как по команде, обнажили ягодицы, показывая Лурку, что болта его даже ждут, но остановить себя не позволят.
  Странное зрелище составила эта шеренга. Не то выражала храбрую солидарность, не то покорно приглашала начальство к насильственным развратным действиям. Не зря случившийся поблизости однорукий Дранг из Дыбра, завидев такое дело, грустно сказал:
  - Истинно, это революция ягодиц!
  Ну, вернее, за отсечением непечатных выражений, в его речи остался бы такой смысл.
  Из всех 'спасателей Пардра', обнажившихся пониже спины, Цнюх из Фу сделал это последним - и первым натянул портки обратно, но это ему не помогло. Мстительный Лурк хорошо запомнил, чья была идея. И стоило Цнюху повернуться к его арбалету требуемой частью тела, спустил тетиву.
  Теньк! И из пробитой ягодицы уже фонтанирует бальзам. Провокатор зажимает дыру, возмущённо глядя вокруг и, апеллируя к товарищам, восклицает:
  - Меня-то за что?
  - За дезертирство.
  Лурк обводит нестройный ряд 'спасителей Пардра' взглядом, исполненным злобного самодовольства:
  - Ну, кто следующий подержит мишень?
  Желающих поубавилось. Собственно, вторично обнажать ягодицы больше никого не тянет. Даже влюблённую в Пардра дурочку Тупси, которая в первый заход это сделала наравне с мужиками.
  Да ну, если дурак с арбалетом наверняка опять выстрелит - то кому это надо? Пусть против мертвеца арбалет орудие не смертельное, но - таки беспокоящее. Кому охота затыкать в своём теле лишнюю дыру?
  Глядя на происходящее со стороны, Бац - не поверите - эстетически наслаждалась. В какой-то момент ей показалось, что в этой мелкой, на первый взгляд малозначимой ситуации в дистиллированной чистоте проявились те базовые стремления, которые влекут Великий народ Отшибины и на иные, поистине великие свершения.
  Жаль только, в 'Отшибинском листке' от таких тонких вещах не напишешь. Большинство не поймёт, а поймёт - так тебе же хуже. Изрешетят, как взвод мастеров-арбалетчиков одинокую трусливую задницу.
  
  * * *
  
  В ходе стихийно начавшихся переговоров малый боевой вождь Лурк из Хрюбра сохранил своё пятнистое от бешенства лицо, а из его оппонентов кой-какие части тела сохранили не все.
  Но разрешился ли тем конфликт? В последнем и Бац усомнилась, и некоторые карличьи вожди рангом повыше Лурка.
  Племенной вождь Птур из Фыбла сказал:
  - Не будем забывать, что Пардр из Ы - герой, способный на многое. Если мы освободим героя, он в знак благодарности поможет нам вытрясти Янгитравна из дворца. Герою ведь это пара пустяков, я так думаю.
  Вразвалочку подошёл Грок из Шенка. Молвил:
  - Экспедицию по спасению томящегося в застенках нашего товарища обязательно надо послать. Но сделать это не стихийно, а официально, с ведома Владыки Смерти. Если Владыка узнает, какого героя незаконно удерживают отщепе... ополченцы из Ы, он выделит на нашу экспедицию денежные средства. Звонкие некроталеры никому не помешают, правда?
  Ему возразил Блякш из Ы, вождь в изгнании:
  - Нельзя терять ни минуты, - прочувствованно мяукнул он, - наш герой находится во вражеских лапах! Того и гляди - случится непоправимое. Стоит им догадаться, кого они захватили...
  - Но и звонких некроталеров тоже как бы немножко хочется! - ввернул Сифт из Стубра, вождь именитый, но небогатый. - При условии достаточного их количества я берусь самолично возглавить поход в Ы!
  - Не вопрос! - обрадовался Блякш. - Я берусь обеспечить экспедицию всем необходимым из собственных сбережений! Квинтские лошадки пони, продовольстыие и фураж
  Хитрец, подумала Бац. Вождь в изгнании готов финансировать экспедицию, которая, как он ожидает, вернёт его из изгнания на престол Ы. Но выглядит при том филантропом-бессеребренником.
  - Хитрец! - в тон её мыслям сказали карлики в сторонке. - Он был вождём никакого не Ы, а маленького Ыруца. Это совсем рядом, но не там.
  Как бы то ни было, предложение Блякша и Сифта большинству понравилось. Но главное - оно устроило самих Блякша и Сифта. Первый, по сути, нанял второго за 'звонкие некроталеры'. За меньшую цену - его верных вассалов из Стубра. И, по-видимому, почти за бесплатно - тех читателей 'Отшибинского листка', которых проняло драматическим финалом истории Пардра.
  - Можно ли и мне с ними? - спросила Бац у Мустафы из Уземфа.
  На самом деле, не слишком-то и хотелось. Быть единственной полнорослой женщиной на три сотни экзальтированных карликов - опасная вещь. Опасны даже не сами головорезы, с которыми идёшь, а то, что тебя издалека будет видно, тогда как каждый из них с разной мерой успешности сольётся с ландшафтом.
  Бац надеялась, Мустафа ей запретит ехать, потребует присутствия на основном театре революционной борьбы - у Глиняного дворца. Не тут-то было. Редактор сказал, что и так собирался направить её в Ы. Добавил:
  - Рад, что ты поняла необходимость развивать успех. Спасение героя - оно и само по себе освящается аурой героизма. К тому же не исключено, что удастся отбить Ы у живых людей.
  - Непременно удастся, - кивнула Бац.
  Отчего ей последнее время то и дело хочется чего-то никак не связанного с гражданской войной в Отшибине?
  
  * * *
  
  Добраться от Дыбра до Ы - путь неблизкий. Даже по карте, имевшейся у Бац, понятно: придётся отмахать пол-Отшибины. А на карте той учтены ещё и не все овраги. Пешим овраги нипочём, а вот конным они затруднительны.
  Проводником спасательной экспедиции ожидаемо вызвался стать Грефт из Ы, безутешный отец героя Пардра. Не то, чтобы один он знал дорогу, но он-то весь путь от Ы до Дыбра проделал совсем недавно, значит, получше других представлял, что и как.
  В особенности же Грефт будет полезен на подходе к Ы. Кому, как не ему, лучше знать расположение тамошних застав. А заставы-то - в три ряда! То-то и Пардру уйти не посчастливилось.
  Хорошо ли вёл Грефт три сотни карликов? Да как сказать. К Дыбру-то он пробирался в одиночку, больших дорог сторонился - вдруг на кого живого напорешься. Так и не знал, что встретится на дорогах.
  А под Глонгом, между прочим, арочный мост обвалился. Пришлось обходить, всей толпой продираясь через колючие кусты, да ещё скользить ступнями да копытами по неприятным осыпям. Когда же протискивались по узкому ущелью, не обозначенному на карте, не у одной Бац возникло подозрение, что Грефт провокатор, тайный агент Янгитравна, если не Живого Императора.
  К счастью, в безымянном ущелье экспедицию не только никто не перебил, но даже никто не встретил. По выходе на ровную дорогу Грефта с таким чувством благодарили, что становилось ясно: уже не надеялись.
  - Да я-то что, - улыбался проводник, - я и сам здесь впервые.
  Вождь Сифт из Стубра его за это 'впервые' чуть не убил. Во всяком случае, секиру уже нашаривал, когда кто-то из стубрских приближённых отвлёк его дружеской беседой.
  Нравилось ли Бац это долгое путешествие? На первых порах нравилось, потом нет.
  Захотелось вернуть недавнее прошлое, когда находилась она на самой границе с Отшибиной, но внутрь покуда не погружалась. Эх! Вот от Старых Некрополисов до Ы рукой подать, но Бац-то давно уже не в Старых Некрополисах. По велению Ангелоликой ею протянута рука помощи дыбрским повстанцам и активистам, борцам за некрократию.
  Вот за эту руку её и втянули в Дыбр настырные жадные карлики. Посадили к станку: корми нас, Бацилла, сказками. Никаких других новостей, кроме сказок от тебя, слышать теперь не желаем...
  Но вот и окрестности Ы. Неделя с лишком, потраченная на дорогу, практически вся позади. Впереди неизвестность и скорая встреча с героем. Бац вся в предвкушении, что и говорить о карлице Тупси.
  - Вот она, застава! - показывает Грефт.
  Что, серьёзно: вон тот скромненький двухэтажный домик на пригорке?
  
  * * *
  
  - Вон тот домик? - спросили у Грефта.
  - Нет, за домиком. Домик это просто такой трактир.
  Присмотревшись к домику, Бац углядела вывеску: 'Последний кабак у заставы'. Ну да, на кабак похоже. И именно на последний. Но застава-то где?
  - А вон! - отец героя указал на прилепившийся к домику сарай. - Там у них тюремная камера!
  Знать бы, что так может выглядеть застава, карлики остановились бы подальше, да выслали разведку. Но здесь-то, на открытом месте, главные силы уже не спрячешь, остаётся маршировать.
  Под пригорком дорога выделывала загогулину, позволяя присмотреться и к самой заставе. Ну да, сарай, а рядом - что-то вроде подъёмного бревна, чтобы перегородить дорогу. Всего-то?
  В тени от сарая отдыхали три полнорослых человека с бердышами. Завидя приближающееся по дороге воинство, один из них вскочил и истошно закричал:
  - Мертвецы-ы-ы!
  - Чё, серьёзно? - спросил второй.
  - Ага. Говённые карлики, гляди! Сотни две-три... - голоса с пригорка разносились лёгким ветерком далеко-далеко.
  С еле заметной башенки, высоко поднятой над трактиром, звонко ударил колокол. Раз, второй. Кто-то невидимый под прикрытием дома спрыгнул и ретировался. Люди, сидевшие под сараем, тоже подхватились на ноги и тоже кинулись наутёк.
  - Догнать! - рявкнул вождь Стубра. Шестеро конных карликов из его людей кинулись выполнять приказ. Хорошо вышколенные лошадки пони вслед за беглецами спрыгнули в неприметный овражек, уводящий к леску неподалёку. От конницы долго не побегаешь.
  Затем в отдалении прозвучал другой колокол, помощнее трактирного.
  - Вот гады! - сплюнул Грефт. - Передали-таки по эстафете.
  Кажется, догонять людей с притрактирной заставы уже бесполезно.
  - Гады? - процедил вождь Сифт. - А ты-то что сделал, чтобы им помешать? Почему не предупредил?
  - Так получилось, - сокрушённо вздохнул отец героя, - зазевался маленько. - Но вы не переживайте. Главное ведь что? Мы пришли.
  - Как это пришли? - не поверил вождь. - Это даже не Ы. Одна из застав дальнего круга.
  Грефт закивал:
  - Да. Но это та застава. Ну, на которой нас тогда остановили...
  - И что? Значит, Пардр...
  - Ага. В этом сарайчике.
  - Хех! А это мне нравится, ребята! - Сифт повернулся к оставшимся четверым из идеально послушного ему десятка. - Это гадское Ы мы можем не штурмовать! Что бы там ни говорил богатенький дурачок Блякш! - и он заржал, как бы давая другим сигнал к расслаблению, но быстро спохватился. - Эй, Фоск, Пайл! Мигом к сараю, сбиваем замок! - и почти шёпотом. - Пока живые не нагрянули...
  Надо же! Сифт, похоже, и не допускает, что спасённый нами герой в порыве ярости может чуть ли не в одиночку захватить Ы. А в Дыбре-то говорил иное - когда получал деньги и снаряжение. Между прочим, выторговал целый табун квинтских боевых пони - для кавалерийской поддержки атаки героя на ненавистное Ы.
  Фоск и Пайл спешились, передали поводья товарищам. Уж сколько рядом пеших стояло, но вождь экспедиции крепче доверял своим. Эти не склонны с ним пререкаться, к тому же по-крупному не обжулят.
  Замок был крепок, но не настолько, чтобы умельцам Сифта долго возиться. Крякнули, поднатужились - и вот уже дверь отворена.
  Неужели герой Пардр не мог этак крякнуть и поднатужиться?
  Фоск и Пайл первыми зашли в сарайчик.
  - Эй, ну что там? - нетерпеливо гаркнул вождь.
  В сарае определённо кто-то был. Неужто и впрямь Пардр из Ы?
  Тот, кто там был, выходить не спешил. Будто не рад соплеменникам. Будто ждёт подвоха.
  - Пшёл на выход! - невежливо прикрикнул на героя Пайл. Да как он так может, возмутилась Бац.
  Но тот, кто вышел из сарая, соплеменником карликов не был! Полнорослый здоровяк, задевающий головой невысокую притолоку. Судя по цвету лица, мертвец. Руки за спиной связаны.
  - Больше никого? - крикнул Сифт Фоску и Пайлу, вышедщим следом.
  - Этот был там один.
  - Так где же чёртов Пардр из Ы? - ругнулся вождь Стубра.
  - Ну, я Пардр из Ы, - хмуро сказал здоровяк.
  Да что он несёт! Как же Пардр из Ы может не быть карликом?
  - Ты-то что скажешь? - Сифт обратился к Грефту.
  - То и скажу, это Пардр из Ы, - осторожно произнёс тот.
  - Да ты же раньше говорил, это твой сын? У тебя что, сын, как каланча вымахал? Такого же не бывает!
  - Что говорил, не отрицаю, - Грефт на всякий случай отодвинулся подалее от сифтового топора. - Он мне и правда заместо сына. Родных-то детей у меня не было. Всё, знаете ли, по делам...
  Тоже мне, папочка. Нет бы сразу сказать Бац, что за героя он ей предложил для 'Отшибинского листка'!
  Бац осторожно поглядела на карличьи лица вокруг себя. Суровость на них угадывалась даже боковым зрением. Осуждают, винят, будто это она всех ввела в заблуждение. Будто она знала и не сказала. Но ведь это же было не так!
  - Ладно, - бросил стубрский вождь. - Рассусоливать некогда. В Ы насчёт нашего приезда знают, собирают силы. Пора уходить... Ты как, с нами? - последние слова он обратил к Пардру.
  - С вами? - возмутился спасённый. - Да ты что возомнил, карлик? Когда это Пардр из Ы ходил с вами?
  - Мы тебя вызволили. Если по уму, ты должен отработать, - сказал Фоск из-за его спины. - Наши начальники сейчас в столице. Собираются брать штурмом Глиняный дворец. Может, пойдёшь?
  - Нет, - Пардр зевнул, - как-то лениво мне встревать в ваши дрязги.
  - Так куда ж ты тогда, сынок?.. - беспокойно всхлипнул Грефт. Бац показалось, что он переживает в основном за себя.
  - Здесь посижу, подожду наших, - Пардр кивнул на двери сарайчика, - я ведь из Ы и пришёл домой: что же мне куда-то отправляться... Пропусти, парень, - добавил он специально для Пайла. Тот нехотя послушался. - Что ж, прощайте, карлики, вам пора.
  
  * * *
  
  Что было дальше? Был громкий спор.
  Удар, нанесённый Пардром в самое сердце, подкосил многих. Не карлик: кому могло прийти в голову при таком-то имени? Звучит ведь, как назло, весьма по-отшибински.
  Кто-то требовал смерти Пардра. Немедленной, чтобы потом не возвращаться. Кто-то считал, что раз Пардр герой, то тем уже и достоин уважения. А что герой не Великого народа, так это уже другой вопрос. Были и такие, что никакого мнения не озвучили, а просто молча стали разбегаться.
  И, кстати, вовремя. Из Ы наперехват трём сотням нежелательных гостей уже выходило живое человеческое войско.
  
  
  9. Убиться на склоне
  
  'Убиться на склоне' - что за название такое? Если спросить о нём юного Георна из Ярала, тот без труда определит период, о котором рассказ. Смутное время, когда на смену царю Ксандру, ненавидевшему мертвецов, пришёл царь Ван с-Йела, который к ним, напротив, воспылал любовью - странной, если не сказать противоестественной.
  Чем эта любовь обернулась для Ярала? Примерно тем же, чем и для всей Эузы, только быстрее, намного быстрее. Город Ярал, сколько себя помнил, противостоял мертвецам. Вот его жителей и решено было выселить. Заодно - не иначе, по мертвецкой наводке, в городе искали маленького дракона - наследника старого Драеладра, получившего то же самое имя.
  Занимались поисками и выселением стражники, подчинённые организации с особыми полномочиями - Обсерваториуму. Заправляли ею учёные - не учёные, маги - не маги, а что-то такое среднее под названием 'биоманты', с властными замашками и надеждами на силу своих артефактов. Индикаторные камни - вот как назывались амулеты, используемые в зачистке.
  (В бескровной зачистке, надо отдельно признать. Стражникам было дано строжайшее указание щадить всё живое, включая кошек, собак и домашнюю птицу).
  Камни были двух типов. Одни показывали на всё живое, другие - конкретно на драконов. Лишь затаившихся мертвецов не смогли бы выявить, но таких в Ярале как раз-то и не бывало.
  А ещё не нашли Георна, потому что Георн хорошо спрятался. Кстати, прятался не ради чего-нибудь там, а чтобы отомстить Драеладру, по отношению к которому в тот момент чувствовал сильную обиду. Не слишком разумно обоснованную, надо признать.
  Ну и, разумеется, стражники Обсерваториума не нашли Драеладра. Во-первых, они сами не понимали толком, кого ищут, а думали, что дракон его возраста - непременно огромная зверюга, заметная издали, тогда как он к тому времени только и вырос - от яйца два вершка. Во-вторых, Драеладра тоже удачно спрятали. И где - практически в центре города. Зато - на Оползневом склоне.
  Оползневый же склон - такой склон, на котором легче убиться, чем просто так пройти. Камни сами собой ежеминутно скатывались в пропасть, а если кто-то по ним ещё и прыгал - рисковал, как потерянный. Ярал ведь, надо было давно сказвть, город высокогорный. А оползни высоко в горах - неприятная штука. Если же оползень постоянно действующий, да настолько, постоянно, что в честь него целый склон назвали, то и подавно.
  Там посреди склона стояла хижина, видимая чуть ли не отовсюду. Стражникам Обсерваториума, чтобы в точности выполнить приказ, следовало туда заявиться с индикаторными камнями. Заявились бы - мигом вычислили Драеладра, который там-то и прятался в сопровождении уземфца Хафиза.
  Но стражники подумали: убиться на склоне - оно им надо? Ведь глупо же убиться на склоне, а никакого Драеладра так и не найти. Ведь не дурак он прятаться у всех на виду в самом убитейшем месте.
  Вот и не стали стражники убиваться на склоне. Впрочем, наш рассказ вообще не о том. Не о том склоне, не об Оползневом.
  
  * * *
  
  Что было потом, когда Оползневый склон исчерпал свои возможности? Если для Георна, то была - встреча. И даже какой-никакой поединок, в котором ему предоставился шанс оправдать своё героическое имя. К счастью, в том поединке никто всерьёз не пострадал, так что остались они втроём - Георн, Хафиз и маленький дракон - одни на весь отселённый город.
  А город-то - у вершины высоченной горы, откуда пешком к подножию и не спустишься. Только летучими замками. Только до отселения города, на которое дракон и два человека, скажем так, опоздали.
  Надо ли говорить, что затеявший некрократические реформы царь Ван с-Йела чуть ли не первым делом вдребезги разругался с небесными драконами, без которых белокаменные замки ничуть не летучи.
  Два человека и один почти не летающий дракон в Ярале оказались в хитрой ловушке, которую во многом сами для себя и выбрали.
  И тут перед ними распахнулся склон, по сравнению с которым Оползневый - почти горизонтальная лужайка. Отвесные участки, карнизы, навесы - здесь было всё для самой впечатляющей прогулки в юношеской жизни Георна и Драеладра. Что до Хафиза, так изнеженный житель уземфских будуаров столь яркого впечатления и не вынес. Понял: назревает испытание не для него. Предпочёл остаться, бесцельно бродить по пустому городу хоть до скончания лет - всё лучше, чем убиться на этом новом склоне с фатальной неизбежностью.
  Георн и Драеладр отважились спуститься - и ведь справились! А по дороге намного лучше поняли друг друга, преодолели предвзятость, научились действовать заодно.
  В этом случае реальная опасность убиться на склоне основательно сдружила дракона и человека. И всё же, при всём уважении к Белой горе и её героям, наш рассказ посвящён отнюдь не её склону. Мало ли других встретится впереди.
  
  * * *
  
  Как получилось, что судьба Георна переплелась с драеладровой? Наверное, волею случая, загнавшего его на обезлюдевшую вершину Белой горы в бедственную пору и для дракона.
  Но случай имеет имя. Не обязательно твоё собственное, но, как правило, значимое для тебя. А направление его случайного действия указывает на потаённое стремление туда, куда имя тебя толкало.
  Зачем остался в отселяемом Ярале юный Георн? Ради поединка с драконом. А поединок на кой ему сдался - в нежном, по сути, возрасте? Оправдать героическое имя. Кажется, для того. Ведь имя восходит к драконоборцу Ашогеорну, который небесных драконов ни капли не боялся и ни малейших прегрешений им не спускал.
  Но кто дал Георну такое интересное имя? Имя ему дал отец. Самого отца звали Бибз, он чувствовал себя незаурядным воителем и претендовал на прямое происхождение от Ашогеорна, отсюда и выбор имени сына. Бибз надеялся сделать головокружительную карьеру в разведке, но что-то не заладилось. В Ярале Бибз продержался недолго: провалил какое-то задание в Глукще - и то ли с ним попрощались, то ли сам поспешил уйти, понадеявшись на лёгкий хлеб наёмника в дружинах мертвецких феодалова.
  Как наёмник, Бибз тоже не преуспел. Некоторое время прослужил в Глукще, где в мирное время не очень-то раскошеливались, затем предлагал свои услуги в великанских замках Цанцкого воеводства. В замках Гарм и Глюм, кажется, даже начинал служить, но неуживчивый нрав мешал закрепиться. Где-то в разъездах между этими и другими замками Бибз однажды пропал без вести. Но влиять на сына личным примером всё-таки продолжал. Где только не возникал призрак отца Георна!
  После спуска с Белой горы на Эузскую равнину Георн и Драеладр долгое время не разлучались, продолжали действовать сообща. Какое-то закономерное чудо привело их в Академию Наук - глубоко засекреченную, но слишком заметную, чтобы так просто пройти мимо. Георн и сам-то не заметил, как сделался в ней послушником у академика Сая, но того слишком быстро отдали под суд, они с драконом с переменным успехом пытались его выручить, собирались с силами - и немудрено, что в последовавший за тем период Георну пришлось войти в сообщество людей, нарастающее вокруг маленького Драеладра, подобно снежному кому.
  Эрнестина Кэнэкта, сотник Зван, Бларп Эйуой, провидица Бланш, целитель Кан, стражники Уно и Дуо, весёлый авантюрист Бабозо, карлики Лимн, Зунг и Дулдокравн, способные вместе составить одного рыцаря Чичеро - с кем только Георн не познакомился! И каждый мнил в маленьком Драеладре свого рода мировую ось.
  Георн проникался надеждами этих людей, но вместе с тем сохранял в себе некую мучительную раздвоенность. Он понимал, что чаяния пропавшего отца шли вразрез с той линией, на которую его сейчас вынесло.
  Кто-то прав: или они, или отец, воспитавший из него почти что драконоборца. Одновременной правоты при таких крайних позициях ожидать сложно. И нужен бы решительный выбор, да только поля дляс выбора по сути нет. Есть люди, которым Георн многим уже обязан, задача их непроста, на Георна смотрят как на человека надёжного. А тут он вдруг отцовское слово вспомнит? Некрасиво.
  Впрочем, Георн вспоминал.
  
  * * *
  
  Когда Георн вспоминал об отце в том смысле, что недурно бы его отыскать, и Драеладр, и люди, попадающие в зону притяжения к нему, относились к георновым словам с пониманием. Но и давали почувствовапть: всё это дело Бибза, в которое они не хотели бы вмешиваться. Почему не хотели, о том молчали как бы из вежливости.
  Они знали, что драконов Бибз всегда ненавидел. Вот и не хотели его ненависть обсуждать. Но поискам Георна не препятствовали. Даже, чем могли, помогали.
  Георн задумал расспросить об отце в Глукще - и вот уже небесный замок, покорный жёсткой воле Бларпа Эйуоя, летит туда. Три дня на поиски. После - в Бегон, где целителем Каном излечивается провидица. Но три дня немало, если правильно подойти.
  Бларп сориентировал его на трактир Элая. На имена троих разведчиков: Фрая, Дгая и Мстера, на которых там можно выйти. Но признавал, что точно не знает, на месте ли они. Глукщ не самое комфортное место для друзей Эузы. Там слишком уж низко склонились перед Мёртвым Престолом. Потому всем в городе заправляют мертвецы, зачастую даже не местные. Глукщцы всегда рады любой запорожской сошке, готовой их свысока поучить истинной некрократии.
  Замок остановился раньше, чем показался Глукщ. Понятная предосторожность: если спускаться по верёвочной лестнице у всех на виду, пешеходом уже не прикинешься. А коли в городе приметят, откуда явился Георн, пойдут неприятности вплоть до самых недобрых. А он хоть и чувствует за спиной некоторую силу, возможности новых друзей - но не испытывать же её по ерундовым поводам.
  К ветхим стенам Глукща Георн подошёл пешком. На стенах стояла живая стража, не очень-то требовательная. Пешеход, не несущий короба с товаром, её вовсе не заинтересовал. И не повернулись. Проходи, кто хочет.
  Но Бларп Эйуой просил не обольщаться. Глукщские мертвецы - те не больно-то сговорчивы и на живых смотрят чуть ли не с шипением.
  Заведение Элая 'Три мертвеца' отыскалось быстро - в первом же живом квартале у ворот. Большеголовый трактирщик с громким, на весь зал, голосом, принимал заказы за стойкой. Как такого расспрашивать о сокровенном?
  Георн запросил кружку глукщского эля и, пока хозяин нацеживал, быстро задал вопрос:
  - Я ищу Бибза. Бывает ли он здесь?
  - Бибза? - переспросил трактирщик, будто громом прогромыхал. - А кто это таков?
  - Наёмник...
  - Наёмник? - переспросил Элай. - Знавал я наёмника с похожим именем, но то было давно. Годков шесть назад самое малое. Зачем тебе нужен наёмник?
  - Я сын его.
  - Сын? Ну тогда лучше о том молчи! - рявкнул Элай. - Потому что тот Бибз, которого здесь помнят, много кому задолжал.
  О последнем стоило догадаться. Может, и Элаю стоило предупреждать потише, а то слишком многие вокруг навострили уши - не те ли самые?
  - Вряд ли, - сказал Георн, оглядываясь на настороженные лица. - Я ищу Бибза из рода Ашогеорна...
  - Ну тогда точно: тот самый! - обрадовался трактирщик. - Но где он теперь, я всё равно не знаю. Говорю же: шесть лет, как не видел. Лучше, других поспрашивай, ага?
  Георн закивал, ему давно уже хотелось других поспрашивать. Правда, на этих других ещё надо выйти. И выйти - опять-таки через Элая.
  - Может, знают Фрай, Дгай или Мстер? - осторожно спросил Георн.
  - Может и знают, - согласился Элай. - Только где их сейчас возьмёшь? Эти ребята, говорят, были разведчиками. Я-то не верю, но говорят.
  - Разведчиками? - Георн деланно удивился, но притом очень искренне поёжился. Что это он, в самом-то деле, расспрашивает громогласного трактирщика о разведчиках?
  - Ну да! В городе сильное эузское подполье, и этих троих подозревают. Фрая зацапала Инквизиция, причём уже давно (думаю, не Бибз ли его сдал? Мог, зараза... Хотя вряд ли он - стукачей хватает). Мстер в бегах с тех же самых пор. Дгай тоже в бегах, но с недавнего времени - жаль мужика.
  - Жаль? - машинально переспросил Георн.
  - Ну да! Вроде, остепенился, устроился садовником в хорошее место. А тут на тебе: выходит на него Инквизиция, и приходится всё бросать. Прихватил жену и детей - и дёру. Во как. Так что тебе о Бибзе он тоже ничего не расскажет. Вторую кружку эля налить? Ну, как знаешь.
  - А кто ещё может мне рассказать о Бибзе?
  - Мор, кто мог бы ему что-то такое рассказать? - Элай переадресовал вопрос помощнику, проносившему мимо кружки на подносе - и кружки, и поднос во взлохмаченных клочьях пены.
  - Круц, - не задумываясь, бродил тот на ходу. Вернувшись с пустым подномом, добавил. - Он такая же хитрая задница, как и Бибз, даже хитрее. Со связями! Бибз, как всем задолжал, у того Круца заделался вроде как на побегушках. Зачем? Чтобы наёмником хорошо устроиться. Круц знал подходы к нанимателям...
  Почему-то на запястье Мора было вытатуировано имя Мстера, а не его собственное. Видать, очень его уважал.
  Но с тех. пор как Мстер ударился в бега, всё это неважно.
  - А как найти Круца?
  - Не найдёшь. Парни одновременно слиняли отсель наёмниками к одному великану, и потом их никто не видел. Сгинули, говорят. Оба.
  Георн всё-таки заказал вторую кружку, забился с нею в самый дальний угол общего зала и стал размышлять, кого и о чём дальше спрашивать. Не успел продумать мыслишку-другую, как за стол его село двое. Лица, как полагается, тёмные, злые, опасные, глаза внимательные.
  - Бибза ищешь? - жалостливо спросил один. - Ха! Ну так зря ищешь. Сдох он - кого хочешь спроси. Сдох, и это правильный для него выход.
  Второй же предложил альтернативную версию:
  - А коли вдруг не сдох, да сумеешь его найти, передай: в Глукще пусть не показывается. А не то... Ну, сдохнет, короче.
  И как только эти двое произнесли свои реплики, тут же обоих будто ветерком унесло.
  - Немного у бедного Бибза вариантов судьбы: не сдох, так сдохнет, - мелко захихикал третий подсевший к Георну - на сей раз пожилой жирный мертвец с подвижной фальшивой ухмылкой.
  Георн вспомнил, что ему о глукщских мертвецах советовал Бларп, но решил поддержать беседу, пока ничего дурного не произойдёт.
  - А вы знали Бибза? - спросил он.
  - Нет, не привелось, - жирный мертвец растянул губы пошире. - Зато я знал Дгая. Хороший был садовник, по-своему талантливый. Вы, кстати, от кого о нём наслышаны?
  Георн понял, что вопрос неспроста.
  - Так от батюшки, которого ищу, - сипло проговорил он.
  - Замечательно, замечательно, - промурлыкал мёртвый толстяк. - Только кажется, вы не слишком мне доверяете. Это грустно, но извинительно: я ведь забыл представиться. Я представлюсь, и вы поймёте, что я человек положительный, достойный некоторой доли вашего доверия.
  - Ну так представьтесь, - предложил Георн.
  - Меня зовут советник Буэ, - сказал мёртвый толстяк, щуря свиные глазки. - Ну да, бывший советник. Интриги недоброжелателей, знаешь ли... Пришлось лично пострадать за некрократию. Вы ведь не против некрократии, надеюсь?
  Георн кивнул несколько неопределённо.
  - Вот и прекрасно, - сказал Буэ, - я с самого начала вам, юноша, поверил, - и без перехода. - По правде говоря, о садовнике Дгае, о котором вы спрашивали, вам рассказали не всё. Так случилось, что мне известны подробности, не ставшие, так сказать, общим достоянием. Дгай не просто так пустился в бега. Он убил младшего следователя Инквизиции, что, не откажите признать, довольно-таки предосудительно. Ведь так?
  Георну пришлось кивнуть снова.
  - Мне нравится, как вы реагируете: скупо, но справедливо. Признаться ли вам, почему я теперь советник бывший, а не действительный? Именно из-за гибели младшего следователя Инквизиции в сочетании с побегом Дгая! Да-да, в ту недавнюю пору, когда это случилось, я ещё не имел достаточного опыта взаимодействия с Инквизицией. Теперь-то я поумнел. Хотите, и вам расскажу, что я сделал не так?
  - Хочу.
  - Я был настолько наивен, что выслал из города женщину-писца, на которой лежала часть ответственности. Я думал, без неё вопрос рассосётся, а вышло наоборот. Инквизиция всячески избегает ситуаций, в которых ей нанесён урон, а обвинить некого. В этих случаях она всегда ищет крайнего, и этого-то я и не просчитал, Я остался с виной многих один на один, представляете? Я бы мог пострадать сильнее, но отделался малым бальзамом (малой кровью, по-вашему): меня просто турнули из советников. Посетило ли меня тогда чувство страха? Нет. Скорее, чувство несправедливости. А впрочем, за наивность надо платить, а вы, юноша, как считаете?
  Георну надоело кивать, и он ради разнообразия пожал плечами.
  - Вижу, вы устали меня слушать, - сокрушённо вздохнул Буэ. - Вы слышите человека, который перестал быть советником, и думаете: 'Мне бы твои проблемы'. И напрасно. Ибо я подхожу к интересному для вас предложению. Принуждённый уйти из советников (меня тупо не переизбрали), я руки-то не сложил. Я нарабатывал связи, которые мне помогли бы сыскать бежавшего с семьёй садовника. Увы, он добрался до Большой тропы мёртвых и там смешался с толпами беженцев. Его потеряли. Но связи-то, связи... Они у меня остались. И мне ничего не стоит узнать побольше о вашем отце Бибзе... Ктати, вас-то самих как звать? А то я представился, а вы - ещё нет
  - Керокегером, - назвался Георн, - меня зовут Керокегером.
  - Интересное у вас имя, - похвалил Буэ. - Многообещающее. С таким именем обязательно надо разузнавать, как погиб отец - и суровейшим образом осуществлять отмщение.
  - Если он погиб, - уточнил Георн.
  - Он погиб, - заверил его Буэ.
  - Вы же сказали...
  - Я сказал, что лично не знал Бибза. Это мне не помешало прознать о смерти сего достойнейшего воителя, состоявшейся в замке Глюм. Кто его спровадил из нашего мира, откровенно говоря, не в курсе - буду ещё выяснять. Но среди живых, или, как я, перешедших в посмертие, имя Бибза больше не значится.
  - Жаль, - вздохнул Георн. Он надеялся на другое, хотя, как сейчас он стал припоминать, о смерти какого-то Бибза в замке Глюм он уже слышал однажды, кажется, от Бларпа Эйуоя. Но тогда не верилось...
  - Тени забытых предков, - хихикнул Буэ, - частенько говорят неудобную правду о нашей жизни
  
  * * *
  
  Буэ пообещал разузнать. В три дня надечлся уложиться. О вознаграждении просил не беспокоиться. Лишь ухмыльнулся:
  - Я в курсе, что вам заплатить нечем. Такому живому бедняку, как вы, сложно достойно отблагодарить состоятельного мертвеца вроде меня, вот и не пытайтесь. Мне будет приятно уже от осознания, что виновник смерти Бибза понесёт заслуженную кару.
  И что в этом за радость постороннему мертвецу?
  На протяжении трёх дней, отпущенных Эйуоем и Буэ, Георн довольно бесцельно бродил по Глукщу, для очистки совести время от времени пытаясь выспросить хоть что-нибудь о судьбе Бибза у новых и новых жителей.
  Совесть горожане очистили, но важных сведений не додали.
  В третий и последний день пребывания в Глукще Георн подошёл к трактиру Элая весь в колебаниях и вспышках внутренней борьбы. Глупо не вернуться: мертвец пообещал сведения и, скорее всего, их выдаст. С другой стороны, мертвец явно связан с некрократической контрразведкой Глукща. У кого он собирался получить сведения о Бибзе, как не оттуда? Есть и третья сторона. Если Буэ и сам контрразведчик, Георна могут схватить или проследить до стоянки летучего замка. До сих пор, вроде бы, слежки не было... Хотя 'не было' и 'я не заметил' - вещи, конечно, разные.
  Э, была не была. Георн вошёл в трактир, прошествовал к стойке. Получив кружку эля, оглянулся и убедился, что мертвец Буэ его ждёт. Что ж, послушаем, что он скажет. Георн сел на прежнее угловое место.
  Буэ подошёл с видом триумфатора. Первым долгом сказал:
  - Приветствую тебя, малыш Георн. Приятно, наконец, познакомиться.
  В прошлый раз Георн назвался Керокегером. Если сегодня Буэ знает его настоящее имя, значит... Значит, в надёжных кругах наводил справки.
  В ответ Георн кивнул как можно более безразлично. Подумаешь, имя узнал. Потомка Ашогеорна не проймёшь этакими фокусами.
  А пожилой толстый мертвец облокотился на стол, и, нависнув над ухом Георна, зашептал, широко улыбаясь в паузах:
  - Мне повезло, я успешно провёл дознание. Старые сведения сплошь подтвердились, выяснились новые важные детали. Тебе, малыш Георн, верно, хочется знать, что подтвердилось?
  Было лень возражать на 'малыша' и развязный тон. Пусть себе забавляется.
  - Ну так вот. Наёмник Бибз действительно служил тюремщиком у великана Плюста в замке Глюм, когда жестокая рука оборвала его линию жизни. Это подтвердилось. Но тебе, малыш Георн, верно, хочется знать, чья была рука - оборвавшая нить, и далее по тексту?
  - Я уже говорил, что хочется...
  - Ну, за три-то дня желание могло измениться... Ладно, назову. Бибза накануне мятежа в плюстовом замке убили два карлика. Два отшибинских карлика. Одного из них звать Зунгом, а другого - Лимном. Интересно знать, вам знакомы эти персонажи?
  Знакомы ли? Да, Георн уже слышал их имена. Это те, что в единстве с третьим карликом Дулдокравном составляют живую часть химерного существа по имени Чичеро. Но не посвящать же Буэ в эти секреты.
  - Познакомлюсь, - лениво произнёс он.
  - Что ж, - хихикнул Буэ, - буду ждать вашего с ними знакомства. Было бы занимательно узнать результаты. Не известите меня, когда Лимна и Зунга не станет? Что ж, и не надо. Воспользуюсь своими источниками, - толстяк улыбнулся всем своим мёртвым телом и отправился восвояси.
  А Георн к воздушному замку возвращался с осадком. С таким основательным, что чуть не забыл в 'Трёх мертвецах' две корзины продуктов, закупленных с утреца на глукщском Центральном рынке.
  Озадачили его слова Буэ. Загнали в ловушку. Надо же: как ни поступи - обрадуешь негодяя.
  Подстерегать Лимна и Зунга? То-то порадуется мерзавец Буэ! Чем-то эти ребята ему насолили. Подлецу-то насолили точно, а вот убивали Бибза, или нет - это ещё вопрос! С мертвеца станется и наврать с три короба. Будет потом уже над Георном хихикать.
  А не убьёшь карликов - получится, струсил. И опять Буэ хихикает, что, мол, у Георна кишка тонка. Точно так же хихикает? Нет, в первом случае мертвецу намного веселее. Во втором же - старательно делает вид, а ещё скрежещет зубами, так как Георн не повёлся. Потому второй выбор куда разумнее и взрослее.
  Правда, Георн его сделал в одном лишь уме. То есть, хоть и предпочёл, но пока что не совершил. Георн ещё встретит карликов. Ещё поглядит в их глаза. Ещё прикинет выгоды лицемера Буэ. Ещё подумает об отце, наконец.
  Тем ли человеком был Бибз? Тем ли, чтобы своим, пусть недавним, друзьям, остервенело мстить за его погибель? А ведь Лимн и Зунг - это не просто карлики. Без любого из них многие надежды Драеладра, Бларпа Эйуоя, провидицы Бланш рискуют пойти прахом. И не восстановится посланник Чичеро. И не случится многое из того, в чём уже Чичеро должен принять участие...
  А с другой стороны - всё-таки отец. Если уж и за отцов не мстить, во что тогда превратишься? Знамо во что...
  Георн решил за, потом против, потом снова за... Но с летучего замка, к которому он подошёл, уже спущен верёвочный трап.
  Ах, ну ладно, будет, как будет! Георн положился на волю случая, как делал всегда, когда понимал: случай - он всё равно сильнее.
  Но, кажется, случай на этот раз не собирался наделать глупостей.
  
  * * *
  
  Минул примерно год. Георн познакомился с Лимном и Зунгом, чью судьбу положил вверить случаю. Случай не представился, а по итогам Георн подвёл и разумное обоснование своему нежеланию их убивать. Обосновал с безупречной логикой, ведь не зря же побывал в Академии Наук в послушниках академика Сая.
  Об отцовских напутствиях вроде героического драконоборчества - понемногу стал забывать. Вспоминалось, но редко, и с едким комментарием. Если небесный дракон никого не трогает, что же его убивать?
  В эту-то умудрённую пору Георну случилось прилететь в Глукщ. Не на поиски отца, как бывало в тот раз, а по важным делам.
  Проходя мимо 'Трёх мертвецов' Элая - невольно замедлил шаг. Подумалось, не забыл ли он здесь чего? Вроде, нет. Ну да ладно, отчего бы и не зайти, посмотреть, как там сейчас.
  - О! Юный Керокегер! - заорал Элай из-за стойки. Надо же, узнал.
  Георн заказал знакомого уже глукщского эля - и тут встретился глазами с Буэ. Мертвец сидел за столиком у колонны и выглядел неважно.
  Георн присмотрелся. Да, Буэ постарел. Хотя, казалось бы, мертвецы почти не стареют, но этот как-то совсем быстро состарился. Может, каждый год, что Буэ не советник, идёт у него за несколько? Или он тратит годы на настойчивое ожидание Георна, который всё не идёт?
  Ну вот. Дождался.
  Георн прошёл на своё старое место, и мёртвый старик тут же подхватился на ноги. Подбежал, оперся локтями на стол, захихикал:
  - Вот и новая встреча! Славная встреча: кто ни спросит, всякому расскажу: я у Элая встречался с большим человеком! С сыном Бибза из рода Ашогеорна - ведь звучит же, звучит...
  В умильном голоске звучало слишком много злости, чтобы поверить в картину мертвецкой радости.
  - А скажите-ка мне, юный сын героя, разобрались ли вы с персонажами, коих я вам по доброте душевной назвал?
  - Разобрался, - буркнул Георн. Пусть понимает, как хочет.
  - Нет, юный друг, - прошипел Буэ. Не 'разобрался'! Совсем даже наоборот. Думаете, я не проверял? В том то и дело, что проверял. Слишком часто проверял, если на то пошло. Лично глядел в 'Око Смерти', рискуя потратить силы собственного посмертия, - бывший советник закашлялся. - И хоть бы что! Лимн и Зунг как жили припеваючи, так и живут! И нет на земле справедливости, совсем нет!
  - Нет, так нет, - Георну возражать не хотелось.
  - Почему они живы?! - не отставал Буэ. - Почему они ещё живы? Есть для меня ответ из уст последнего героя ашогеорнова рода? Нет ответа! Никакого ответа, кроме пустого блеяния, потому что верный ответ должен быть начертан металлом! Понял ты меня, трусливая обезьяна?
  - Отстань, вонючий мертвец.
  Но Буэ продолжал его оскорблять. Нарывается. Зачем бы это?
  Георн вышел из трактира, и под поток ругательств, изрыгаемых мёртвой пастью, двинулся к городской стене. Уж за стеной-то злобный толстяк отстанет! Не отстал. Продолжал уверять, что Георну за Бибза надо мстить, потому что не мстить за родного отца - это хуже отцеубийства.
  - Пхе... А тебе-то что? - Георн попробовал весело рассмеяться.
  Рассмеяться удалось, но не весело.
  - Хочешь знать, какой мой интерес? А всё тот же! Законный мой пост советника, которого я был незаконно лишён, - Буэ захлебнулся злостью при одном воспоминании о случившемся.
  - А! - насмешливо изрёк Георн. - Если спровоцируешь меня на глупость, будет тебе счастье? Надо же, не перевелись в Глукще мечтатели... Знаешь, если те карлики так уж тебе не нравятся, убивай-ка их сам, урод!
  Георн шёл напрямик к ожидающему его небесному замку, а взбешённый старый толстяк всё не отставал. Ишь, как его пробрало...
  Чуть погодя Георн догадался, отчего Буэ не отстаёт. Стражники! Со стороны города вслед за ними двигалась цепь людей в тускло поблёскивающих глукщских доспехах.
  Выходит, всё так серьёзно?
  Георн побежал. Благо, до места зависания замка было уже недалеко. Толстый старик с неожиданной прытью кинулся следом. Ах да, мертвецы ведь не так устают, как люди из плоти и крови.
  Поодаль бежала и цепь стражников - некогда было её движение отследить, но судя по всему, целью преследователей было Георна перехватить, не пропустить к замку.
  Кажется, добрался! Георн это понял только тогда, когда верёвочный трап заплясал под рукой. Он схватился за нижнюю ступеньку, подтянулся и закричал вверх:
  - Подымай!
  Но едва жухлая глукщская равнина привычно заскользила вниз, Георн понял: он на лестнице не один. Стражники не добежали, но толстый мертвец от него не отстал, по пятам лезет.
  Что ж, это и к лучшему.
  - Ребята, у нас гость! - с ликованием закричал Георн. - Этот тип водится с некрократической контрразведкой Глукща! Будет о чём его расспросить.
  Говорил прямым текстом, так как прекрасно видел: верёвочный трап поднят уже слишком высоко. Буэ, даром, что он мертвец, отсюда уже не спрыгнуть. А спрыгнет - лепёшка будет. И влажный хлопок. И широкая бальзамная лужица.
  Одного не учёл: под ноги Буэ не смотрит. Не догадывается о набранной высоте, измеряет её только пройденными ступеньками.
  - Расспросить? - завизжал недавний преследователь. - Нет, не расспросишь... - и с издевательской ухмылкой демонстративно разжал пальцы.
  Потом-то спохватился, да поздно.
  Хлопок, лужица, лепёшка.
  И что за ехидная сила побуждает людей убиться на склоне лет ради дурно пахнущей мелкой выгоды?
  
  
  10. Боги сквозят в диалоге
  
  Мёртвые подступали подобно туману с болот и восклицали:
  Говори нам далее о Верховном Боге.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  Легко сказать, что справедливость Семи Божеств и справедливость по уставам Владыки Смерти разнятся решительно во всём. Труднее справиться со стихией, которую эти слова поднимут. В особенности - со стихией, упакованной в конечный объём выразительных движений мёртвого тела.
  Гны так и думал, что будет непросто. И о том, что масштабы и скорость нарастания сложности его удивят, он тоже успел помыслить заблаговременно. Эх... Никакие предсказания не даются нам настолько легко, как о том, что процессы пойдут непредсказуемо.
  Готовился ли он к чему-то необычайному? Да, конечно. Но подготовился ли, например, к тому, что мёртвые, явившиеся в следующий раз под балкон, будут напряжённо и зло молчать? Конкретно к этому - нет.
  Но площадь безмолвствовала. И, что характерно, там, в глубине безмолвия, яростно клокотала.
  - И что, так и будете молчать?
  Ответом служили лишь гневные взгляды исподлобья. Посмотрели бы на себя со стороны: смех да и только! Но рассмеяться вслух Гны остерёгся. Всё-таки недовольных им слушателей собралась почти сотня особей. Ищущих, не удовлетворимых в принципе.
  Тишина с каждым мигом всё далее накалялась, и замкнутые уста грозились передать бразды правления органам физического воздействия, но тут на молчаливую площадь откуда ни возьмись вырулил новый персонаж.
  Мертвец в коричневой мантии государственного чиновника с озабоченностью озирался по сторонам, потом спросил у ближней к нему безмолвной фигуры:
  - Здесь, что ли, Цилиндиана слушают? - безмолвный кивнул. - А где же он сам? - безмолвный указал на балкон. - О, благодарю! Признаться, и сам догадывался, что все туда смотрят неспроста. Но, как водится, шанс ошибиться сохраняется даже в самых точных расчётах!
  Вновь прибывший протолкался к самому балкону, спросил у Гны?
  - Ты, что ль, мудрец Цилиндиан.
  - Меня так называют, - ответил Гны в любимой своей манере. И прямой неправды о себе не сообщил, но не сообщил и излишней правды.
  - Ну а меня зовут Критием, - сказал коричневый. - Собственно, потому так зовут, что Критий - это я самый и есть.
  - Будь здоров, Критий, - приветствовал его Цилиндиан.
  Критий поклонился, оглянулся по сторонам, и на непродолжительное время замолчал. Однако, долго играть в молчанку у него не получилось.
  - Я так понял, досточтимый Цилиндиан, все эти люди явились к твоему балкону набраться мудрости?
  - Я тоже их явление так понимаю, - признал Гны.
  - Но что ж они как в рот воды набрали?
  - Прикидывают, какой бы вопрос задать.
  - И что, не могут решиться?
  - Как видишь.
  - Тю... А можно, пока они думают, я спрошу своё? Ничего, что без очереди? - молчаливые фигуры выразили лёгкое неудовольствие настойчивостью говорливого мертвеца, но протестовать не стали. - Ну ладно, тогда я спрошу о том, что всем будет интересно... Досточтимый Цилиндиан, а расскажи-ка нам что-нибудь мудрое и поучительное!
  - О чём же ты, уважаемый Критий, хотел бы услышать что-нибудь мудрое и поучительное? - развлекаясь, поинтересовался Гны.
  - Ну, так... - Критий обернулся за подсказками к молчаливым статуям, ничего от них не услышал и досадливо махнул рукой, - ладно. Если вы о том уже спрашивали, придётся меня простить. А только интересно мне знать - о Семерых Безымянных Божествах! - при этих словах молчаливые мертвецы воззрились на него с неподдельным изумлением.
  - Что же конкретно ты хочешь узнать о Семерых, о Критий? - спросил Гны. - Их мифоисторию, их имена, их заветы, их вклады в космологию и эсхатологию?
  - Э... их имена? - нашёлся Критий. Остальных мудрёных словес, он, верно, просто не смог упомнить.
  - Они безымянны, - напомнил Гны. - Это всё, что я могу рассказать об их именах.
  - Тогда... Я хочу знать, какие они на самом деле, - выпалил Критий.
  - В таком случае, должен тебя огорчить. Я и сам не знаю, - вполне честно признался Гны. - О том, что на самом деле, я не знаю вообще ничего.
  Критий пригорюнился. Цилиндиан - и не знает? Вот это номер!
  - Ну спасибочки... - пробормотал он под сочувственными взорами статуй. - Это что же мне - ни с чем возвращаться назад?
  - Далеко обитаешь? - вошёл в его положение Гны.
  - Да за Дымной башней!
  - Далеко, - признал Гны. - Но, говорят, там, у Дымной башни, располагается Учёный квартал. То есть - обиталища людей образованных. Ты ведь тоже таков, а, Критий?
  - Вестимо, - вздохнул тот. - Дурней в нашем квартале не держат.
  - В таком случае, - Гны подвесил короткую паузу, - почему бы тебе самому не ответить на интересующий тебя вопрос? Безымянные Семеро - кто они на самом-то деле? Если ответишь, я всем расскажу, что Критий из Учёного квартала обучал меня некротеологии.
  - Самого Цилиндиана? - задохнулся мертвец от нахлынувших чувств. И деловито продолжил. - Значит так. Если переадресовать вопрос мне, тогда... надо подумать...
  - Обещаю тебя не перебивать, уважаемый Критий, - склонил голову Гны. Надеюсь, остальные слушатели поледуют благому примеру.
  - Ладно! - взялся Критий за дело. - В таком случае, думаю я вот что. Те, кто говорил, будто Семеро - это братья, сами не знают, чего болтают. Вот почему: у всяких братьев непременно бывают отец и мать. А у Семерых они где? Нет! Значит, никакие они не братья. Это раз. - Критий умолк. Надолго.
  - То есть, уважаемый Критий, ты отрицаешь родственные отношения между Божествами? К какому же выводу приводит тебя это суждение?
  - Ну, думаю, речь о том, что Божества не живые, - заявил Критий. - И никогда живыми не бывали. Они мертвецы, как мы с вами. Они наши, иначе говоря! - вырулив на эту линию позитивных утверждений, он заметно воодушевился, стал победоносно поглядывать на Гны и остальных.
  - Замечательно! - воскликнул Гны. - Собственено, на том бы и всё исследование закончить, но остаётся один вопрос... - и вопрос прозвучал с тревожно-извиняющейся интонацией. - Уверен ли ты, Критий, что у кого-то из собравшихся на этой площади мертвецов не было ни отца, ни матери?
  Критий поперхнулся вопросом. Да уж, он и сам понял: поторопился.
  - Ну да нет... То есть... Это да, мы-то здесь, понятно, мертвецы не показательные, потому что мы, как-никак, бывшие живые...
  - Иначе говоря, - перефразировал Гны, - поскольку мы, в отличие от них, были рождены, а посмертие приобрели в некоторый момент жизни, то и Семеро - Божества не больно-то наши?
  - Нет! - запротестовал Критий. - Я не то хотел сказать. Просто Божества - они совершенны. Подобным совершенством могут владеть одни мертвецы, а у живых, что говорится, кишка тонка. Мы - конечно, несовершенны. Но с переходом в посмертие вступили на верный и справедливый путь некрократии...
  - То есть, - с елеем на устах продолжил Гны, - путь некрократии - это и есть компиляция заветов, оставленных Семерыми?
  - Нет! - решительно возразил Критий. - То есть, да!
  - Но как быть тогда с Владыкой Смерти? Если путь некрократии задан ещё Семерыми, значит, Владыка ему далеко не автор, а явился в поздние времена да на всё готовое?
  - Нет!!! - завопил Критий, испуганно озираясь. Ещё бы не перепугаться, коли с порога выдал и имя своё, и где его искать палачам. - Владыка, конечно, автор! Некрократия - его детище, только его...
  - Но причём тогда к ней Семеро?
  Критий представлял яркий тип упрямца, он долго ещё выкручивался. Договорился аж до того, что Владыка Смерти и Семеро Божеств - одно единственное, причём мёртвое лицо. А 'семеро' потому, что семь раз творило. А ещё потому, что сидя на Мёртвом Престоле, работает за семерых. Всё в работах он, всё в заботах. Даже порой почесаться некогда - руки-то заняты! И ум занят полезными вещами - не распыляется на ловлю блох. Всё людей, да не просто так, а за тяжкие грехи перед Смертью. Надо бы и за нетяжкие тоже крепко судить - но ведь нетяжкие не чешутся. Зато в остальном всё решается справедливо: с казнями, как полагается.
  - Ах как интересно! - молвил на это Гны. - То есть, Владыка по пусткам не чешется, чтобы наступила справедливость.
  - Ну да, как-то так...
  - А если бы стал чесаться, справедливость бы не наступила, правда?
  - Нет... Или да. Но он бы всё же не стал морочиться по пустякам...
  - То есть, морочиться по пустякам Владыке запрещено. Кем запрещено? Тобой, Критий?
  - Нет, что ты! Да как я могу... Да для Владыки Смерти - нет мелочей!
  - Раньше ты иное говорил, Критий!
  - Раньше иное, а теперь - это! Владыка ведь всё видит, ага? Он обо всех заботится и во всё вникает - точно говорю. Даже в каком-нибудь захолустном городке, даже в Глукще - и то видит, вот!
  - У тебя есть примеры, Критий? - Гны подумал, в области эмпирических доказательств оппонент должен быть посильнее, раз уж с дедукцией не сложилось.
  - Есть ли? Да, есть. У нас в Глукще... Мы-то вообще глукщские, - вздохнул собеседник с грустью, что проговорился. - Я, конечно, прибыл сюда из Учёного квартала, но только в квартале меня покамест никто не знает, а в Глукще-то знали хорошо.
  Ну так вот, был у нас в Глукще такой советник Буэ. Вроде, мертвец и приличный, только до денег жадный - пережитки живого ещё воспитания, с кем не бывает. Так вот, уже ему самому - мертвецу тому - были даны на воспитание дети-заложники от правителя Карамца. Потнятно, и куча денег от Владыки на их содержание - как же без того. Мозес и Кикес - так их звали, детей-то. Воспитать их надлежало, само собой, истинными мертвецами. На такую кучу некроталеров - трудно, что ли?..
  Но вот проходит пара лет - и детей карамцких у Буэ изымают. За что, почему - неведомо. Но, видать, Владыка-то Смерти о чём-то прознал, коли так повелел, правда? Только люди того не знают, судачат: Буэ несправедливо обижен. Он и сам слухи распускает: интриги, мол. А тут и из советников его попёрли. Несправедливо? Казалось бы, да. Бедняга после того совсем опустился и - что бы вы все подумали? Связался с эузскими шпионами - теми, что летают над нами там, наверху, на проклятых воздушных замках! Деньги не пахнут, так сказать, да? - Критий оглянулся. Слушатели молчали.
  - А с чего ты взял, что этот твой Буэ связан с Эузой? - лениво спросил Гны. - Каковы тому подтверждения?
  - Так ведь этот советник как кончил - совсем плохо! Разбился, упав с высоты в чистом поле на ровном месте! А что это значит?
  - Да, что значит?
  - С небесного замка вывалился по пьяной лавочке - ответ один. Что? Думаете, мертвецы не пьют? Бывают напитки!.. Но главное-то что: когда у того Буэ провели обыск, оказалось, что был он вполне себе богачом! И деньги на содержание карамцких детей нашлись - до последнего некроталера - вот-такенный мешок! Это я к чему говорю: Владыка Смерти - он истинный бог, ему заранее всё ведомо!
  - Если всё и заранее, небось, заблаговременно знал, чем дело с Буэ закончится, - принялся опровергатьГны.
  - Э... Ну да.
  - Но тогда зачем же Владыка извёл на него целый мешок некроталеров?
  - Э... Не знаю.
  В общем, даже примеры из глукщской жизни да посмертия не помогли бедному Критию аргументировать свои слабенькие доводы о божественности Владыки, а уж о семиликости - и подавно. Попробуйте случаями из жизни обосновать чью-нибудь семиликость! Критий пытался, но настолько бездарно, что от Гны даже не потребовалось уточняющих вопросов - жалдкая конструкция рассыпалась прямо по ходу изложения.
  И это была ещё не самая вопиющая ересь из высказанных им. Гны неизменно указывал на однобокость и поспешность умозаключений, но побуждал двигаться дальше, дальше, дальше - и только тогда, когда достиг окончательного удовлетворения, позволил Критию унести ноги.
  По правде говоря, метод ведения спора, которым Гны разделал оппонента под орех, действительно принадлежал историческому Цилиндиану. Да, древний мудрец Ярусного мира практиковал и такое, что и не снилась нашим мертвецам! Воспроизводя, его ход мыслей, не устаёшь поражаться уже тому, как легко и как далеко можно завести любого добропорядочного мертвожителя одними лишь меткими вопросами.
  А что же постоянные слушатели? Проследив за интеллектуальной экзекуцией, они сдержанно похлопали победителю - и лишь потом, расходясь от балкона Гны, позволили прорваться наружу яростным репликам. Как ни странно, гнев их уже был направлен далеко не на Гны:
  - И что за дурак подбил нас всех устроить ему этот идиотский бойкот?
  
  
  11. Карлики скачут
  
  Питейное заведение называлось 'Последний кабак у заставы'. В углу вывески кто-то благодарно приписал: 'Мертвец, и тот ужрётся'.
  Что, и в самом деле ужраться? Интересненько, подумал Пардр, кажется, мне сюда.
  Оказалось, вывеска с припиской не соврали. Ужраться можно, Пардр отвечает.
  Вообще-то мертвецов алкоголь не берёт. Как объясняли бальзамировщики, 'не тот метаболизм'. Но умельцев из Ы общий закон не касается. Они придумали клёвую штуку под названием 'бормотун', которая запросто пронимает и мёртвого. Эх, знай наших!
  Ужираясь, Пардр из Ы начинал себя видеть со стороны. До чего простодушен этот мёртвый здоровяк! Опасно простодушен.
  Эх, всё верно, Пардр-то давно знал, что для мертвеца он слишком доверчив. Знать-то знал, только как это исправишь? Тем более, пока не ужрёшься, наблюдать себя со стороны не выходит.
  - Я был в нижнем ярусе, - сказал мёртвый здоровяк.
  - И как? Посмотрел?
  - Я был там не на экскурсии.
  - А что же ты там делал, куси тебя волчара?
  - Сбрасывал с трона Владыку Смерти!
  - Да ты что? Один?
  - Нет, с ребятами.
  - И как, сбросил? Что-то непохоже.
  - Одного сбросил, другого посадил, оказалось точно такое же чмо.
  - Что сказать: бывает... В другой раз не ошибись.
  - Да я больше туда не пойду. Я домой пришёл.
  - О, так ты из Ы? И что будешь дома делать?
  - Не знаю ещё...
  - Да выбор-то невелик. Верно, ребята?
  - Само собой, - кто-то поддакнул.
  - Или с большими, да живыми, ага? Или с мёртвыми, но карликами!
  - Эти против тех?
  - Ага. Если тебе правда в Ы, то выбрать придётся. Ну а нет - мир большой. В нём целых три яруса...
  - Этот ярус - мой!
  - О! Слышу серьёзного человека!
  - И я из Ы! Ты понял?
  - Ну да...
  - Нетт, тты ппонялл? Я из Ыыыы!
  - Парень, да все уже всё поняли, ты только успокойся!
  - Я из Ы!
  - Точно, все поняли: ты из Ы.
  - А зовут меня...
  - Какая к демонам разница? Ты из Ы, ты вернулся домой. Такое надо отметить!
  Да уж наотмечался. Прямо здесь, в старом трактире на вьезде в Ы. Хорошо пошло...
  - Слышь, парень, а ты ничего! Даром, что мёртвый, а вижу - ничего!
  - Я из Ы!
  - Вот то-то, ребята. У нас в Ы даже мертвецы на людей похожи!
  Кажется, никому не назвался. Хотя что за разница? Пардра из Ы здесь, наверное, никто и не помнит. Уходил давно. Уходил живым.
  
  * * *
  
  Были времена, по пьяной лавочке Пардр людей калечил. Одного даже на тот свет отправил, но тот сам нарвался. Видать, очень любопытствовал про тот свет. И, кстати, происходил из подходящей секты - которая на том свете правды искала.
  Противник ушёл на тот, Пардр остался на этом. Вот никому и не тесно. Этот свет трёхъярусный, Пардру в нём интересно - много где уже побывал. Но тот товарищ, с того света - наверное, его проклинает. Одно проклятие - как пить дать, повесил. Проклятие тюремных заключений.
  И сколько их было? Пардр давно собирался посчитать, но всё в дороге, всё некогда. Вот, думал, придёт домой, да расскажет близким свою историю - так они ему и сосчитают. Самому говорить и считать малость несподручно.
  - Ну что, парень, давай-ка я тебя провожу. Тут у нас застав понатыкано. На каждой остановят, а ты уже почти лыка не вяжешь. Что, вяжешь? Вот пока вяжешь, и пошли. Домишко-то свой найдёшь?
  Спасибо парню с заставы. До дому проводил, развлёк беседой. Ну да, попутно прознал, куда это Пардр направляется. Ну так и пусть.
  Когда перешли по мостку через Чистый ручей и углубились в кустистые заросли не-помню-чего, Пардр по старой памяти задержал дыхание. У этих кустов как раз наступила пора цветения, а цветут они с таким запахом, будто что-то сдохло.
  Задержал дыхание - и отпустил. Тьфу ты, он ведь давно мертвец. Мёртвые запахов не различают. И верно, пока шёл вдоль кустов, ничего ему не воняло. А вот провожатый - живой парень - то и дело кривился да морщился.
  За кустами Пардр искал знакомые очертания платяной лавки Грефта. Грефт карлик, лавка у него маленькая, полнорослому человеку не протолкнуться, но в былые времена хозяину не составляло труда вынести товар на улицу, а то и поднести к дому пардровых родителей...
  Но то в совсем уж былые времена.
  Теперь и лавки-то на месте не было. Вместо неё - пепелище. По обугленным доскам даже не скажешь, лавка горела, или сарай.
  - Вижу, беднягу Грефта разгромили... - с грустью произнёс Пардр.
  - Ага, отомстили, - кивнул провожатый, - этот засранец громил магазины в центре. Думал, ответки не будет. Просчитался малость.
  Вот как? Грефт участвовал в погроме? И что его понесло?
  - А вот и мой забор, - сказал Пардр. - И за забором моя крыша.
  Приятно. И даже немного неожиданно. Неожиданно, что мой дом никто не пожёг. Недоброжелателей-то хватало...
  - Зайдёшь? - спросил провожатого.
  - В другой раз. Устраивайся, - и парень, заранее зажимая нос, направился к противным кустам.
  - Есть и другой путь! Мимо мельницы! - крикнул Пардр.
  - Некогда... - донеслось. - У нас ведь застава!
  Ну да. А пьянствовать с проезжающими на заставе не возбраняется.
  Пардр решительно подошёл к родному забору и толкнул калитку.
  - Отец?
  Молчание.
  - Дейдре?
  Молчание.
  - Лиз?
  Молчание.
  Никого? Но, в общем-то, двор ухожен.
  Поди, все ушли прогуляться?
  Пардр подошёл к крыльцу дома, и только тогда входная дверь тихонько приотворилась. На пороге стоял перепуганный карлик, сжимая побелевшими пальцами садовый нож.
  - Грефт, это ты? - еле узнал его Пардр.
  - Я...
  - Грефт, что ты у нас делаешь?
  - Прячусь, - выдавил карлик.
  
  * * *
  
  - У меня лавку сожгли, - сказал Грефт.
  - Видел, - кивнул Пардр.
  - Ты извини, что я тут. Мне просто идти некуда...
  - Да ладно!
  - Ты меня не гонишь? Серьёзно?
  - Да чего там. Пока оставайся... - Пардр сказал 'пока', потому что карлики народ простой. С них станется и навеки остаться, если сразу не расставишь акценты.
  - А я у тебя тут убирал. Видишь?
  - Вижу, убрано. Только... - Пардра посетила нехорошая догадка, - мои-то где?
  - Я покажу, - погрустнел карлик. - Там они, в саду.
  Основная часть сада пряталась за домом.
  - Все в саду? - Пардр уже и догадался в чём дело, но признавать вслух будто в теле что-то мешало.
  - Ага. Под старой вишней. Я за могилками тоже ухаживал.
  
  * * *
  
  Пардр заставил себя взглянуть на могильные холмики. Могил было только две. К добру ли это?
  - Кто там похоронен? - спросил у карлика, поскольку нигде написано не было.
  - Справа Пардр-старший, слева Лиз.
  - А Дейдре?
  - Не знаю. Она пропала.
  Хорошо бы, успела сбежать. Но, если не вернулась...
  - Как это случилось?
  Грефт, запинаясь, принялся рассказывать.
  - Когда в село вошли наши... - тут он поправился. - Ну, то есть, никакие не наши, просто... Из Великого народа... - он сделал над собой усилие, чтобы проговорить. - Карлики, по-вашему...
  - Да знаю я, знаю, что такое Великий народ, - устало сказал Пардр. - Продолжай.
  - В общем, воины Великого народа к вам сюда вломились.
  - Зачем?
  - Кто их знает, зачем. Они здесь ко всякому вламывались, кто живой и высокий.
  - А к тебе?
  - А я мёртвый карлик.
  Ну да. Мёртвых карликов мёртвые карлики не трогали.
  - А лавку тебе спалили за что?
  - Так за то и спалили, - всхлипнул Грефт, - что приходили наши и на всей нашей улице только меня и не тронули...
  - Только за это? - поднял бровь Пардр.
  - Не только. Когда они пришли, мне тоже пришлось прикидываться, будто я за них. Ну, будто мечтаю, чтобы Ы было только для... карликов.
  Весёленькое дело. Ведь Ы, хоть формально и в Отшибине, но карликов здесь и четверти не наберётся. В основном высокие, в основном, живые. Или уже соотношение поменялось?
  - Так за что тебе сожгли лавку?
  - Я же говорю: прикидывался. Отшибинские воины жгли магазины в центре, а мне пришлось стоять рядом и хихикать.
  - А хихикал-то зачем?
  - Так я ведь знаю своих! Они бы потом спросили: 'Почему не хихикал?'. Спросили бы: 'Ты что-то имел против?'.
  Допустим. Спросили бы.
  - Так ты против ничего не имел?
  Грефт заплакал:
  - Конечно, имел. Только что я сделаю, когда их пришло так много! Пришли подозрительные, им кто-то сказал, что в Ы их даже свои не любят. Вот они и глядели, кто хихикает, а кто исподлобья смотрит. У тех, кто исподлобья, были неприятности.
  - А хихикающих пощадили, да? Что ж, поздравляю: это ты сам лавку свою прохихикал!
  Редко когда Пардру случалось высказать что-то смешное. Сейчас само собой получилось. Ведь очень смешно: прохихикал лавку!
  - Так я что - я понимаю, - вздохнул Грефт. - Но в глубине души.
  Сначала притворялся, что рад приходу карликов, потом притворялся, что участвует в погроме, теперь приходится притворяться, что лавку свою не жалко. Великая вещь притворство! Для кого-то кроме неё ничего и нет.
  - Ладно. Где они сейчас? - переменил тему Пардр. - Я имею в виду этих ваших... Ну, которые типа Великий народ.
  - Наших... Так они в Ы были недолго. Их потом наши отсюда выбили.
  - Которые наши?
  - Ну, те наши, которые из Ы. Не те, которые карлики...
  Форменная путаница с этими понятиями. Кто наш, кто не наш, и в каком смысле...
  - Пардр, - вдруг сказал карлик, - ты не думай, я не при чём!
  - В чём не при чём?
  - Это не я убивал твоих родичей! Не подумай, что я!..
  - Я и не думал...
  - А что в твоём доме живу, так то потому: идти мне некуда! Меня-то пожгли, а из родственников одна племянница в Дыбре, да и та мне, поди, не обрадуется. В Великом народе прихлебателей не любят... - карлик всхлипнул. - А ещё я подумал, нет, правда, подумал: молодой Пардр из Ы, он ведь мне вроде сына! Если вернётся - непременно меня поймёт и простит...
  - Тю. Какой я тебе сын? Я сосед, - рассудительно возразил Пардр.
  - Ну да, сосед, но мне - как родной сын! Родней давно никого не осталось. Мы ведь оба мертвецы - ты и я. Какие могут быть дети у таких, как мы? Только приёмные!..
  - Так ты меня это... усыновил? - положительно, в Пардре прорезывалось чувство юмора.
  С горя прорезалось.
  
  * * *
  
  Пардр из Ы мертвец незлобливый. Карлик напросился к нему в отцы - ну да ладно, пускай себе. Собственный-то отец похоронен. Под правым могильным холмиком.
  Что этот 'отец' его самого 'сынком' величает - не слишком приятный титул, но тоже можно терпеть. Не поднимать же бузу по пустякам. Называет - значит, ему так надо. Пардру не надо, но он не против.
  Вот только пусть карлик не думает, что звание 'отца' даст ему какие-то особенные права. С этим Пардр не согласен.
  И ещё. Если вдруг окажется, что в убийстве его настоящих родичей этот липовый 'отец' принимал участие... Хех, в этом случае название никого не спасёт, а даже усугубит. Уж не взыщи, 'папочка'.
  Ну что ж. Главные акценты Пардром расставлены. Можно и спать укладываться.
  
  * * *
  
  Наутро Пардр собрался прогуляться по центру Ы. Карлик остался дома, причём пообещал к его приходу подмести и приготовить что-нибудь из еды. Пытается быть полезным? Что ж, ну и ладно.
  Центр Ы состоял из одной улицы, которая раньше была дорогой. Вдоль этой дороги Ы впервые и возникло - сперва как торговый ряд, потом как посёлок. Улица с тех пор так и осталась торговой зоной, а позже к ней добавилась и площадь, на которой развернулся продуктовый рынок.
  Выйдя на центральную улицу, Пардр осознал глубину перемен. Знакомых домов здесь встретилось - раз, два и обчёлся. Было много новых домов, иногда просто жилых - без лавок в нижнем этаже. Недостроенные дома попадались тоже. А кроме них - почерневшие дыры пепелищ.
  Ничего себе! Какая-то дрянь здесь основательно пошумела. В масштабе намного большем, чем аккуратно спаленная лавочка Грефта.
  Люди? Людей было много, но Пардр мало кого узнавал. Может, просто позабыл лица, или они изменились от времени и пережитого, но и пришлого люда наверняка хватало.
  Почти все - живые. Карликов - ни одного.
  Не больно-то удивительно, что Грефту не захотелось прогуляться по центру. Вряд ли у него тут много добрых знакомых.
  Кстати, а как с хорошими знакомыми у самого Пардра? Кто-нибудь ему здесь рад? Отыскать бы такого человека...
  Молочник Бон! Это он? Ну конечно! Вон и лавка его - новенькая, но на том же месте. Малый островок прежнего Ы.
  - Бон, дружище!
  - Пардр?
  В глазах молочника блеснуло узнавание, но радости вовсе не так уж много. Можно было подумать, что в посмертие перешёл Бон, а не Пардр.
  Ах да, в этом-то всё и дело: если ты мёртв, то тем уже и подозрителен.
  - Ты вернулся?
  - Вернулся.
  - Зачем?
  Странный вопрос, ставящий в тупик.
  - Зачем люди возвращаются домой? Ну, чтобы жить дальше, если живые. Или длить своё посмертие, коли мертвецы. У меня - второй вариант.
  - Прости, если обидел, - взгляд Бона смягчился, - просто часто мертвецы возвращаются... с заданиями от Владыки Смерти.
  - Ха! Вот на этот счёт можешь быть спокоен! - Пардр искренне хохотнул. - Владыка Смерти меня не любит. Я ему здорово насолил. Наверное, покруче, чем ты.
  Приятно вспомнить. Хорошо, что нашлось, кому похвастаться.
  - Ладно, потом расскажешь. Молока будешь? С утренней дойки.
  Пардр не отказался.
  Зайдя в блещущую чистотой молочную лавку, спросил:
  - А что у вас здесь стряслось? Центра не узнать!
  - Карлики, - пояснил Бон. - Это всё они.
  - Пришлые, - уточнил Пардр.
  - Да не только. Все вместе. И те, и эти...
  - Но нашим-то зачем? Что-то не верится.
  - Оказалось, они не такие уж наши. Только и того, что местные. А нутрянка-то вся гнилая.
  - Так уж и гнилая?
  - Я тебе говорю! Я видел! - Бон сглотнул, отставляя кувшин с молоком подалее, чтобы не сбросить локтем. - Я-то здесь, в центре, всё видел. Местные карлики зверствовали похлеще пришлых!
  Интересненькие дела! Пардр заметил:
  - Я встретил Грефта, он мне чуть иначе рассказывал. Говорил, вломившиеся в Ы дыбрские отшибинцы заставляли его смотреть и хихикать.
  - И всё?
  - И всё.
  - Он не всё рассказал, - Бон помрачнел сильнее прежнего, хотя куда уж дальше, - или не много помнит.
  - Расскажи всё, что запомнил ты, - попросил Пардр.
  - Тяжело рассказать всё. Вспомню главное. - Бон помолчал. - Сперва наши карлики и правда были, так сказать, малоактивны. Их заставляли, они притворялись довольными - верно, такое было. Но потом на захваченной карличьим войском главной площади был проведён ритуал...
  - Что за ритуал?
  - По виду, так полная ерунда. Какая-то пляска. Называлось это 'Скаканием во славу Владыки Смерти', или как-нибудь наподобие.
  - И что?
  - Вот после ритуала наших как подменили. Зверствовали в первых рядах. И Грефт этот твой - всего не скажу, но он не только хихикал.
  - Видать, ритуалом заправлял какой-то сильный некромант, - предположил Пардр.
  - Да уж, не слабый.
  Помолчали.
  - Но зачем?! - с далеко не мертвецкой болью воскликнул Пардр. - Чего они этим добивались?
  - Местные карлики не добились ничего, кроме суровой ответки, - криво усмехнулся Бон. - А кто их настропалил, тот хотел оставить Отшибину поголовно низкорослой. Чтобы не беситься от зависти.
  - Бред какой! Хорошо, что у них это дело не выгорело.
  - Не выгорело, говоришь? А вот моя молочная лавка до фундамента прогорела. И много ты видел высоких людей в Отшибине?
  - Здесь в Ы - невысоких нет, - пожал плечами Пардр. - Ну, разве что Грефт, но тот настолько зашуган, что не считается...
  - Правильно. Ы - одно из счастливых исключений. Да и то, лишнего счастья ему не выпало. Карликов наше ополчение отбросило. Да вот не-карлики, которым ныне выпало здесь жить - откуда?
  Так и Пардру казалось: люди в основном не местные.
  - Что, своих совсем не осталось? Их всех убили?
  - Нет, не всех. Но приезжих-то всё равно больше. Со всей Отшибины. И будь уверен, места, откуда они бежали, заселены теперь только карликами.
  - Я гляжу, - призадумался Пардр, - Ы - особое место.
  - Ещё бы. Одно из трёх, где живым не-карликам ещё светит уцелеть. Кроме нас держатся Кройдон и Новый Отшиб. А вокруг - 'Отшибина для отшибинцев'.
  - Да уж, - допив молоко, подвёл Пардр неутешительный итог. - Дурацкое пришло время. А всех дурнее тот, кто даёт себя вовлечь в сомнительные ритуалы.
  - Ритуал перехода в посмертие - тоже сомнительный, - напомнил Бон.
  - Да это-то я уже понял...
  
  * * *
  
  Прошло дня три. Как-то однообразно прошло. Пардр не видел ни одного основания к тому, чтобы не свернуть голову своему новоявленному 'отцу', и всё же этого не сделал. Если он чего-то ждёт, то чего? Знать бы о том самому.
  Пардр и сам понимал, что он чуток туповат, но решительности ему прежде было не занимать. Столько раз попадать в тюрягу - это от избытка решительности, а не от недостатка.
  А всё же - что его смущает? Грефт утверждает, что при погромах стоял в стороне, но это не так. Он зверствовал, пытаясь уничтожить высокорослое большинство жителей Ы. Вдобавок, он утверждает, что к убийству родичей Пардра отношения не имел. Такое возможно, хотя не очень вероятно. Как-никак, ближний сосед. Если зверствовал где-то, то почему не здесь?
  И всё-таки для 'отцеубийства' Пардру не доставало точности.
  Хорошо бы привести Грефта туда, в центр Ы - на место основных преступлений, а там посмотреть, что будет.
  Хорошо бы провести между ним и кем-то из свидетелей - да хоть бы с Боном - нечто вроде тех очных ставок, в которых Пардр не раз участвовал, находясь под следствием, прежде чем загреметь за какую-нибудь решётку.
  (Эх, вспомнить бы все подробности, как это делалось - хотя ясно и без подробностей).
  Но карлик, наверное, что-то понимал. Попыткам вытянуть его в центр посёлка сопротивлялся так, словно на кону стояло его посмертие.
  (Так ведь и стояло!).
  Пардр начинал понимать, что карлик настолько перепуган, что он и из-за забора-то людям не показывается, не то чтобы куда-нибудь идти. Скорее всего, он как спрятался в доме его семьи в день сожжения его лавки, так с тех пор наружу и не появлялся. Что это, как не добровольное заключение?
  Заключение, призванное предотвратить заслуженную высшую меру?
  Пардр пытался карлика разговорить - но, видать, не имел нужных способностей к ведению разговора. Всякий раз получалось, что вовсе не ушлый 'папаша', а он сам напропалую откровенничает о содеянных преступлениях. И что за дурацкое хвастовство?
  Он провёл с карликом под одной крышей больше недели, когда стал понимать, что продолжение невыносимо. Словно тяжёлая туча страха, гнева и невысказанных подозрений собирается над их головами. Рано или поздно рванёт и, наверное, так, что не выйдет ни малейшего толку.
  Прогнать его, что ли? Уйти-то - уйдёт, но... Тоже бессмысленно. Зачем тогда не прогнал сразу? И если уйдёт, отомстить уже не получится. Ищи-свищи!
  - Почему ты не выходишь со двора? - однажды Пардр спросил прямо.
  - У меня очень много недображелателей, - ответил карлик, - так много, что я и половины из них не знаю в лицо. Любой из них может встретиться по пути к центру Ы, откуда наши выбили наших.
  Исчерпывающе. Как-то раз это слово применил некромейстер Гны, а Пардру из Ы оно чем-то понравилось. Исчерпывающе.
  
  * * *
  
  Посёлок Ы более-менее защищён от внезапных нападений карликов. Конечно, в нём не имеется городской стены, как, например, в Кройдоне. Зато выстроены укреплённые казармы для ополчения, а ещё - целых три концентрических линии застав. Звуковая система оповещения: колокольным звоном. Удобно и просто, но притом достаточно надёжно. Врасплох враг не застанет. Если первая линия застав не затрезвонит, то вторая наверняка. Заставы же третьей линии вдобавок укреплены и снабжены гарнизоном, способным сопротивляться.
  Во внешних линиях застав служили всё больше новички - не в смысле боевого опыта, но новые люди в городе. Грефт и сам это откуда-то знал, а, может быть, просто дошёл своим карличьим прагматичным умом.
  Ну правда: какой же дурак сунется служить в эти самые опасные заслоны, которые наверняка падут при более-менее серьёзном визите неприятеля? Только тот, кому надобно заслужить место в городе!
  Так вот, карлик Грефт эти самые заставы почему-то и за Ы не считал. Может, ещё и потому, что возникли они уже после того, как ополчение выгнало из посёлка оккупационное войско карликов.
  А если заставы - не Ы, то и прогуляться в их сторону карлику не так страшно. Так предположил Пардр, и Грефт подтвердил. Точное попадание!
  - Слушай, папаша, - сказал он однажды тем раздражённым тоном, который уже не было нужды имитировать, - как-то мне надоело, что я хожу по посёлку, а ты всё в четырёх стенах торчишь. Отчего бы тебе не составить мне компанию? Посидели бы в трактире, дёрнули горячительного...
  - Что же делать? - развёл руками Грефт. - Я ни в коем случае не согласен идти в центр Ы...
  - Так зачем же в центр? Я знаю отличный трактир и у дальнего кольца застав. Там такое чудное пойло наливают - специально для мертвецов! Называется 'бормотун'. Наверное, так сильно продирает, что говорить уже не можешь, только бормочешь, как идиот!
  Глаза карлика загорелись:
  - О, 'бормотун' я знаю. Сильная вещь! Очень советую...
  - Ты мне советов не загибай, папаша! - вспылил Пардр. - Пить бормотун, так вместе! А что выходить тебе со мною не хочется, так вот тебе моё слово: в доме моём ты обитаешь временно. Понял-нет?
  Грефт надулся и заныл:
  - Это нечестно! Ты сам мне сказал 'оставайся'...
  - Я говорил 'пока оставайся'. Улавливаешь разницу? Так вот. Ты по-прежнему можешь 'пока оставаться'. Но не раскатывай губу на то, чтобы мой дом сделался тебе вечным приютом. Понял?
  Карлик с явно несогласной интонацией выплюнул слова согласия.
  Пардр понял, что победил, и заговорил более миролюбиво:
  - Я понимаю, как трудно тебе высунуть нос за забор. Но пора придёт, и тебе однажды придётся уйти. Наверное, это будет для тебя трудно и страшно. Потому я решил тебя тренировать. Чтобы ты ушёл, улыбаясь.
  Грефт принуждённо улыбнулся. Впрочем, даже эта улыбка показала, что тренировки ему нужны.
  - Я всё равно не пойду к центру!
  - И не надо! Заметь: если ты научишься уходить к дальнему кольцу застав, ты без труда сможешь зайти ещё дальше - за заставы. А там добредёшь и до тех мест, где мало кто слышал про наше Ы.
  - И что? - насторожился Грефт.
  - Спасёшься. Тебе там уже не придётся прятаться!
  Карлик задумался. Он, кажется, впервые взвешивал описанную Пардром возможность.
  Так пусть поскорее взвесит. В последний раз, как Пардр виделся с Боном, тот передал, что стражники с той заставы, у которой кабак, просят его зайти. Наверное, появились вопросы.
  
  * * *
  
  Грюн, Бадюн и Э - так звали ребят, с которыми Пардр пьянствовал на входе в посёлок. В ту пору не познакомились, так теперь нашёлся повод выпить за знакомство. Правда, Бадюн не пил: надо же хоть кому-то на всю заставу оставаться трезвым. И всё же застава, совмещённая с кабаком - это, как выражаются умные люди, нетривиально.
  Может быть, в том была одна глупость, а может быть, где-то крылась ловушка для неприятеля. В чём та ловушка могла бы заключаться, Пардр тоже успел прикинуть.
  Намётанным взглядом и ухом воина он уловил некую странность в общении троицы защитников заставы - и трактирщика. Он бы сказал, что последнего ребята чтили не только в качестве подателя 'бормотуна'. Ясно как день: он и по документам их начальник. Если они, конечно, есть, документы.
  Но главное, трактирщик Вейн звучал с едва уловимым акцентом. Эуза? Почему бы и нет. Ей ли не опекать такой оплот сопротивления мёртвым карликам, в который ныне превратилось Ы.
  Все эти мысли Пардр подумал, но не сказал. Кажется, смерть отца и сестёр лишила его того крайнего простодушия, с которым ничего не случилось даже в подземных чертогах Владыки Смерти.
  Выводить на чистую воду разведчиков Эузы - никак не его задача. Кому надо, пусть тот выводит. А вот напоить и послушать мутного карлика - дело другое. Самое его дело. Всё остальное - фон.
  И только для яркости фона, дабы на нём поблекло всё главное, Пардр и затеял цепляться к именам ребятишек с заставы. Мол, Грюн зеленоват, но недостаточно, ему бы в мертвецы и модного зелёного бальзамчику в жилы, а Бадюн - он потому не пьёт, что бодуна боится, а у малыша Э имя - чистый смех. Только представьте: Э из Ы!..
  - Пока что я называюсь Э из Лофа, - примирительно молвил парень, - в Ы я пока не настолько закрепился. Вот когда закреплюсь, тогда да, зубоскалы помрут со смеху.
  Грюн хлопнул его по спине:
  - Может, вернёшься в Лоф, чтобы это предотвратить? - все весело посмеялись. Хотя в этот Лоф возвратиться - наверное, не смешно.
  Дальше некоторое время пили в тишине, лишь вполголоса просили трактирщика обновлять кубки.
  Тишина работала против пардрового плана. Карлик держался замкнуто, обособленно от всех, и не было похоже, что когда-нибудь он разговорится.
  Ладно, решил Пардр, если никто не болтает, значит, моя очередь откровенничать. Что бы такого им порассказать? Начну-ка с начала.
  Рассказал, как сидел за убийство в Ы. Карлик не сильно, но оживился. Ну, насколько это доступно перешедшим в посмертие организмам.
  Тогда Пардр без перерыва поведал о приключениях в Нефотисе. Там был разбой, а карликам он особенно близок, так что Грефт оттаивал всё смелее, хотя собственных историй так и не предлагал. Предпочитал восторгаться ошибками юности 'сыночка'.
  Служба наёмником в Кройдоне и галерным рабом в море Ксеркса карлика впечатлили слабее. Явно, что Кройдон - кстати, единственный на всю Отшибину полноценный город - издавна был для его соплеменников хлёсткой пощёчиной. Город высоких людей, преисполненных высокомерия. И, между прочим, надёжно спрятанный за каменной стеной от гневливых визитов карличьих орд.
  Что же до моря Ксеркса, то стоит на нём порт Адовадаи, где над Великим народом принято потешаться - как над неудачливым завоевателем. Так вот, этому зубоскальскому городу взбешённые карлики вынуждены подставлять оставшуюся после Кройдона щеку.
  - Хорошие у тебя истории, - сказал Бадюн. - Вдохновляющие.
  Но карлика на соперничество покуда не вдохновили. Жаль.
  
  * * *
  
  Потом он рассказывал о великане Плюсте. Вот уж была редкая гадина! Великан говорил одно, а подразумевалось совсем другое. Тюремный срок в его замке назывался 'гостевание'. Да только никто из 'гостей' не был свободен уйти. Сидели, как миленькие - без определения срока, без надежды когда-нибудь выбраться. Сидели, да ещё добровольно участвовали в одном непонятном ритуале...
  - Здесь поподробнее, - попросил Э. - Почему сидели? Что мешало уйти? Что за ритуал такой?
  - А чего ты меня допрашиваешь? - обиделся Пардр.
  - А того, что мы на нашей заставе, - захихикал Э, - всех обязаны допросить!
  - Ну, раз так, то другое дело! - Пардр успокоился. Пожалуй, оно и к лучшему. Вот начнут допрашивать гадского карлика - не отвертится!
  Но пока - о Плюсте из Глюма.
  - А сидели-то потому, что как выберешься? Вокруг замковых стен пропасть, мост поднят, прыгнешь - костей не соберёшь. По замку-то гуляли, почитай, свободно, но в какие-то места не пускали. Охраны там было немеренно. А ещё потому сидели - не рыпались, что гадина Плюст у всех своих мёртвых 'гостей' воровал 'призрачные шкатулки'. А ведь в них запрятаны наши души!
  - Что за шкатулки такие? - заинтересовался Бадюн.
  - Да вот одна из них! - Пардр извлёк из кармана свою киоромерхенную суэниту. - Полюбуйся, но только в моих руках!
  Вообще-то само существование 'призрачных шкатулок' - тайна мёртвого человека. Живым их показывать строжайше запрещено, ведь это - момент уязвимости. Но какая теперь разница? Пардр давно уже не за мёртвых против живых, а даже наоборот. Пусть смотрят.
  - Так что, - спросил Грюн, - если забрать эту штуку, мертвец никогда не сбежит из заключения?
  - Именно так. Удобно знать эти маленькие хитрости?
  Живые стражники впитывали тайные сведения с неослабеваемым интересом. Что ж, если они помогут им в борьбе с мёртвыми карликами - Пардр за них только порадуется.
  У карлика Грефта, дувшего свой бормотун в уголке, имелось, однако, другое мнение:
  - Ни в коем случае нельзя отбирать у человека его шкатулку. На этот счёт, - он сделал страшные глаза, - действуют строжайшие правила.
  - Это некрократические правила, - сказал Пардр. - На живых они не распространяются. Если, конечно, кому-то не вздумается добровольно их соблюдать. Но только с чего бы? - ополченцы благодарно засмеялись.
  Но вот великан Плюст - это другое дело. Великан был кругом неправ. А ещё принадлежал к Шестой расе, которая изобрела некрократию. Уж ему-то никак нельзя было нарушать некрократических законов и установлений, а он нарушал. Отбирал 'призрачные шкатулки', делая положение свободных мертвецов унизительно зависимым. Мерзкий скот!
  - Кстати, а что был за ритуал? - поинтересовался трактирщик.
  Вот об этом повествовать не так уж и хотелось.
  - Плюст нашёл способ добывать души из краденных шкатулок. Он их собирал во дворе замка и... проще говоря, измывался. Пленным мертвецам из-за этого становилось плохо. А великану - смешно.
  - Что ж, - философски изрёк трактирщик, - так это, как правило, и бывает. Кому слёзы, кому и смех. Сильные ощущения.
  Парни с заставы просили рассказать подробнее, как с этим гадостным великаном удалось справиться. Пардр и хотел бы, но история невольно комкалась. Всё-таки, не он сам поднял мятеж, а присоединился к готовому. И Плюста сумел одолеть не он. Случился в том замке некто Бларп Эйуой, который и проделал то и другое.
  Главное сделал Бларп. У них с великаном вышло что-то навроде поединка, в котором Плюст выдвигал из кожи отравленные шипы, а не помогло.
  А ещё среди восставших был настоящий мёртвый рыцарь Чичеро из Кройдона, так тот Чичеро, пока Бларп убивал Плюста, отвлекал на себя силы плюстовых стражников.
  А что делал Пардр? Он стоял с топором на лестнице и никого не пускал. В общем-то всё. Не пустил пятерых как минимум. Шестому и последующим расхотелось прорываться.
  - Вот такая история случилась со мной в замке Глюм. Может, кто-то другой что-то расскажет?
  Да где там! Карлик застенчиво уткнулся в кубок. Грюн, Бадюн и Э будто ненароком поглядели на трактирщика, тот отрицательно качнул головой. Ну почему? А, была не была - продолжу.
  
  * * *
  
  О своём участии в некрократическом вече, собравшемся в городе Цанц, Пардр повествовал односложно.
  - Ну, там я все события тупо просидел в камере.
  Но разве слушатели отстанут?
  Пришлось говорить и о том, чего сам не видел, но слышал от других.
  - ...Вече-то это с какого перепою было затеяно? А вот с какого: кой-какие умники из Шестой расы надумали отдать город Цанц - и кому? Этим придурковатым вонючим карликам! - эх, смачно сказал.
  Грефт аж пойлом своим поперхнулся. Ничего, пусть привыкает. Впредь будет знать, кому в отцы себя предлагать, а кому и поостеречься.
  - Зачем они хотели отдать Цанц карликам? - спросил Э.
  - Я слышал, надеялись их натравить на Карамц и Адовадаи. Это бы им открыло дорогу на Эузу.
  - И чем закончилось?
  - Карлики в Цанце... - Пардр фыркнул. - Всё это обернулось такой бузой, что до Карамца дело не дошло. Да и к лучшему.
  Да, у стратегов цанцкого переворота всё быстро пошло не так. И это при том, что сопротивление несогласных они с ходу сломили. Тогда-то и Пардра загребли. За что? За попытку бузы в Мертвецком приказе.
  И вот он за эту робкую попытку сидел-сидел-сидел, а снаружи бузили уже намного жёстче. Как итог, сгорел и Мертвецкий приказ, и почти весь наземный Цанц, да и в пещерной его части вонючие карлики учинили такие погромы - мама не горюй!
  При упоминании о погромах Грефт опять поперхнулся. Или снова дело в 'вонючих карликах'?
  Но из песни слова не выкинешь. Карлики даже собственных хозяев неприятно удивили. Правда, Пардр, выйдя из цанцкой тюрьмы, не успел многого рассмотреть, но и виденного хватило...
  - Дальше! - потребовал Грюн.
  Да куда уж дальше. Выход из тюрьмы в Цанце - это ведь и есть вход в последнее приключение, на сей раз - в подземельном ярусе мира.
  Странно действует этот 'бормотун'. Почему-то только на Пардра и действует. Больше никто ничего и не бормочет. Одного его развезло.
  - Мы бы и рассказали, - вздохнул Э из Лофа, - но у нас нет таких историй.
  Да хватит подлизываться!
  
  * * *
  
  - То есть, - это напомнил Грюн, - спуск в Подземелье начался сразу, как только некромант Гны освободил тебя из темницы?
  Пардр приподнял со стола тяжёлую голову и кивнул. Кого это он собирался подпоить? А, уже не важно.
  Хотя чему это он кивает? Никого этот Гны тогда не освободил...
  - Некромант объяснил цели экспедиции?
  - Не скажу, что это напоминало экспедицию, - пробормотал Пардр, - скорее, этапирование.
  Действие 'бормотуна' обнаруживалось ещё и в том, что объяснение сложных вещей сильно замедляло речь.
  - Ничего, - сказал Э. - Мы дождёмся.
  Дождутся они... А что сам Пардр из Ы устал шевелить языком, это уже не важно?
  Ну ладно, недолго уже осталось. Значит, дело осложнялось чем? Этот Гны очень себе на уме. Какие у него были цели, знал только он сам. А у группы заключённых и парочки стражников, которых он вывел из цанцкой тюрьмы (и заметьте, внутрь вывел, никак не наружу)... Так вот, у них цели были - какие? Самые разные. Н-да...
  - Самые разные, - подсказал Э.
  - Так я про цели, - припомнил Пардр. - Разные они были почему? Кто-то хотел удрать, и не просто так удрать, а в мир живых за Порог Смерти. Кто-то хотел обратного: чтобы никто не удрал, а всех привести к Мёртвому Престолу, чтобы сам Владыка их судил. А что делал Гны? Он одним говорил, что дурит вторых, а вторым - будто дурит первых. Вот с такими целями и шли. Сказать кому - обхохочутся.
  - Мы серьёзны, - пожелал уточнить Бадюн.
  О каменном драконе приуставший Пардр думал уже не упоминать, но подложил свинью карлик. Он-то урывки пардровых историй уже слышал, вот и спросил:
  - Тю! А где же дракон? Ты говорил, он встретился по дороге.
  Какая же героическая история без драконоборчества? Пришлось повествовать о том, как на спину дракона вскочил стражник Риг из Герла. А что Пардр? А Пардр его подсадил.
  - Мой сынок шутит, - елейным голоском произнёс Грефт.
  Пришлось говорить серьёзно, попутно вспоминая, кто где стоял.
  Ведь Пардр, если по правде, схлестнулся-таки с драконом, только не был особенно удачлив.
  Дело происходило на полуобрушенных балконах под самым сводом высокого подземного зала. Стояла задача вскочить на драконью спину, в которой Пардр помогал не стражнику Ригу, а заключённому Рэну. Пока Рэн вскакивал, Пардр отвлекал чудовище взмахами короткого меча.
  К сожалению, и Рэн промахнулся, и Пардр пропустил удар драконьей лапы, да ещё меч уронил с балкона - вот она, изнанка кажущегося геройства.
  Удачливей оказались стражники Риг и Омфал. Они делали всё то же самое, только у них получилось.
  Да, так и было. Пардру чужой славы не надо. Он и своей-то не особенно дорожит.
  - Как интересно! А что же было дальше?
  - Много чего. Добрались до чертога с Мёртвым Престолом. Отсидели чуток в подземной тюрьме, пока Гны решал свои вопросы.
  - Что за вопросы решал?
  - Он сверг пятерых карликов. Эти ребята узурпировали Мёртвый Престол и по воле своих вождей особенно плохо правили. Решения принимали они, а на троне сидела жаба-марионетка.
  - Сверг. А что дальше?
  - Гны возвёл на престол нового Владыку Смерти. Думал, будет хоть немного получше прежнего - да где там! Всё то же мёртвое чмо.
  - То есть, стало не лучше? - уточнил трактирщик.
  - Какое там лучше? То, что мы посадили, у них и сегодня правит.
  
  * * *
  
  Дальше Пардр отключился. От внешнего мира отключился, но по внутреннему продолжал блуждать, ведомый извилистыми тропами 'бормотуна'. Было о чём бормотать в тиши затопленных коридоров.
  То победное шествие по всему Подземному ярусу... Почему всё закончилось неудачей?
  Почему некромейстер Гны, такой хитрый, мудрый и знающий, в финале долгого пути поменял на Мёртвом Престоле шило на мыло и отступился? Кто ответит, если высокомерный некромант никогда не давал отчёта ни Пардру, ни Флютрю, ни кому иному?
  Гны совершил невозможное, но зато нужного не совершил. Почему?
  Пардр улетел фантазией к сизоликому некромейстеру в опрятной фиолетовой мантии. Знает ли он этого мёртвого человека? Понимает ли цели? А всё ли знал о своих целях сам Гны?
  Цели Гны - призрачная шкатулка, спрятанная в другую призрачную шкатулку, спрятанную в третью и так до неведомого итога.
  Полна ли шкатулка, упрятанная внутрь всех остальных, вот в чём вопрос. И если полна, то чем?
  Кажется, Гны распахнул свою самую сокровенную шкатулку лишь в последний момент, у освобождённого Мёртвого Престола.
  И встретил там пустоту, либо что-то, чего не пожелал вытягивать.
  Кажется, Пардр этого человека, наконец, понял.
  Гны таков.
  Гны не действует, когда не уверен. Но...
  Его уверенное лицо - видимость!
  Видимость? Скорей неизбежность. С неуверенным лицом - и вовсе ничего не совершишь. А Гны хотел успеть сделать всё возможное. Но...
  Но в невозможное - не слишком-то верил. И вот, когда невозможное свершилось, оказался к нему не готов.
  А что он мог?
  Сесть на Мёртвый Престол самому? Нет, такое было ему противно, а главное, выглядело ловушкой. И, наверное, ловушкой было. Ведь Мёртвый Престол - перерождает. Сможешь ли ты бороться против Владыки Смерти, когда Владыка Смерти - ты сам?
  Что ещё?
  Посадить на Мёртвый Престол своего последнего ученика - Флютрю? Флютрю говорил, что его кандидатура обсуждалась, но Гны отсоветовал. Почему? Не желал перерождения Флютрю. Посадить ученика на гиблое место лишь затем, чтобы сражаться с ним и убить - да, и это не выход.
  А что сделал?
  Позволил сесть на Мёртвый Престол существу, в которое изначально не верил. Которому и перерождаться-то не надо было. Которое уже давно было типичным Владыкой Смерти, но покуда сравнительно слабосильным.
  Что в этом действии Гны?
  Что, как не отчаяние?
  Да, слово найдено.
  И, наверное, самое страшное в Ярусном мире - это отчаяние умных людей. Безнадёжное отчаяние мёртвого ума.
  Придя к этой мысли, Пардр возрадовался, что незаурядно поумнел, и тут же ощутил внезапный испуг.
  Хотя в таком деле важна очерёдность. Лучше отчаявшемуся поумнеть, чем, поумнев, отчаяться.
  
  * * *
  
  На выходе из стадии внутреннего бормотания Пардра поджидали собутыльники.
  - Тысяча извинений, дорогой Пардр, - сказал Э из Лофа, - но мы тебя вынуждены арестовать.
  - Зачем? Ну, то есть, за что?
  - За соучастие в восшествии Владыки Смерти на Мёртвый Престол.
  - Вот как? Занятно... В который это раз я вовремя не придержал язык?
  - В девятый. Ну, судя по твоему же рассказу.
  - И что, это будет надолго?
  - До выяснения, - пожал плечами Грюн. - А вот выясняем мы, к сожалению, долго. Твой рассказ такой необычный, что даже не знаешь, как подступиться. А пока всё не проверим, внутрь Ы больше не пропустим. Такие у нас правила.
  - Фу ты, да у вас тут форменная некрократия!
  - Есть немножко, - смущённо признал Э.
  - Но мы постараемся тебя не обидеть, - радушно сказал трактирщик. - Будь у нас за дорогого гостя! 'Бормотун' за счёт заведения!
  - Знакомое дело, - хмыкнул Пардр, - как-то я засиделся в гостях у одного великана...
  - Постараемся не повторить его ошибок, - обещал Бадюн, - заметь, 'призрачную шкатулку' мы тебе оставили.
  - О, премного благодарен за такую вежливость! Ладно уж, - Пардр осклабился, - наливай, что ли?
  Трактирщик скептически прищурился. А что он думал, Пардр пощадит его запасы? Какая наивность...
  - Не налегай так сильно, - заботливо посоветовал Э, - 'бормотун' в больших количествах начинает разрушать мёртвое тело.
  - А живое?
  - Живое разрушают другие напитки. 'Бормотун' против мертвецов, - трактирщик говорил так, будто это оружие. Или так и есть?
  - А, всё равно налей. Как начну разрушаться, сразу скажу 'хватит'.
  - Успеть бы тебе это сказать, - вздохнул трактирщик, но кубок наполнил. Дескать, взрослый предупреждённый мертвец сам за себя в ответе.
  Пардр даже помедлил пить.
  -...Ой, кстати, карлик-то где?
  - Прогнали, - сообщил Э. - Посчитали его слишком подозрительным, чтобы снова впустить в Ы. Между прочим, он обещал принести за тебя выкуп, - он усмехнулся. -У него-де в Дыбре богатая племянница, одна нога здесь, вторая там, третья снова здесь... Мы не слишком поверили.
  - И правильно, - сказал Пардр. - Если кого и приведёт, то конную ватагу карликов. Типа 'отбивать сына'.
  - Приведёт - встретим. Чай, не впервые. Сколько бы ни прискакало, устроим им здесь котёл. Больно место подходящее.
  
  
  12. Карлики отдыхают
  
  Употреблять 'бормотун' приходилось с известной опаской и не помногу. Пардр себе не враг. Возможно, трактирщик Вейн его просто пугал - специально, чтобы не разориться. Но всё же много ума не надо, чтобы понять: штука, которая пробирает мертвецов, не может быть безопасной в принципе.
  В общем, Пардра предупредили не со зла. Скорее, по дружбе. Хоть и с дружбой не всё так просто. Зачем его на заставе задерживать?
  - Вот ты говорил, - обратился он к Грюну, - будете мой рассказ проверять. А что проверять, если не секрет?
  - Конечно, секрет. Но тебе скажем. Из рассказа следует, что ты побывал в нижнем ярусе. Натворил там дел. Запросто вернулся. Самому бы не было подозрительно?
  Трудно возразить. Сказал только:
  - Но меня же в Ы признали как своего. Тот же Бон...
  - Но Бон точно не знает, что было с тобой в нижнем ярусе. Может статься, ты и сам не знаешь. У некромантов над мертвецами особая власть. Вдруг тебе память подменили? Вдруг с тех пор висит на тебе заклятие какое, а ты и не в курсе?
  Крыть, как говорится, нечем. Заклятия - да, разные бывают. Какие-то могут повредить не только тебе, но и всему Ы.
  - К вам уже захаживали мертвецы-смертники?
  - Ты тоже о таких слышал? - обрадовался Бадюн. - Нет, пока не захаживали. Но рано или поздно к нам их запустят. Отшибину-то курируют некроманты из-за Порога, там умеют и не такое. Да и среди карликов подготовленных некромантов всё больше.
  Ещё не делали, но начнут. А может, начали с Пардра. Вот ведь грусть... И остаётся вопрос:
  - Но вы-то меня как проверите?
  Да и возможно ли убедиться?
  - Есть у нас один собственный некромант, - проговорил Э. - свой, проверенный...
  А его-то самого кто проверил? Пардр чуть не спросил это вслух, но воздержался. Ясно ведь, кто. Если тому парню так доверяют, значит, сам он себя и проверил. А сомневаться - надо самому в таком деле что-нибудь весить, чтобы сомневаться.
  - Так это его я жду у вас на заставе? Что-то не торопится.
  - Он сейчас в Кройдоне по делам. Но обещал быть, как только сможет. Не серчай на задержку.
  - Да чего уж... За тихой беседой под 'бормотуном' - поди, без труда дождёшься и этого... Вряд ли сам выговорю...
  -...и второго пришествия Седьмого Божества, - закончил Э.
  На лету ловит.
  - А первый, первый-то раз отчего меня пропустили? Когда я к Ы только подошёл? Тоже ведь с вами за 'бормотуном' беседовал.
  - Тогда не поверили, - Грюн развёл руками. - Думали, бахвальство одно. - Да и беседа вышла в тот раз не такой обстоятельной...
  ...Ах да, когда ставится цель ужраться, с обстоятельностью бывает туго. Зато когда, пытаясь остаться трезвым, подпаиваешь карлика - тут-то твой язык и развязывается.
  Ну, или когда просто хочешь хорошим знакомым что-то о себе рассказать. Ведь они тут, на заставе, люди всё больше хорошие. Ну, подозрительные чуток, не без того. Так не от хорошей жизни. Будь они совсем неподозрительными здесь на заставе - не отбилось бы Ы от карликов.
  - Я, если помнишь, - добавил Э, - проводил тебя тогда до дома. Убедился, что ты точно местный, и выяснил, где тебя искать. А Вейн тем временем что сделал? Отправил весточку нашему некроманту. Голубятню под крышей видел? Нет? А она там есть! И все голуби в магических чепчиках - рядом-то колокол...
  - И некромант, конечно, ответил, что должен сам убедиться, каков из себя Пардр из Ы, что я за птица такая? .
  - Нет, - помотал головою Вейн. - Наш некромант, даром что родом не из Ы, хорошо тебя знает. - Он верит в тебя, просто хотел убедиться на случай проклятия.
  - Знает меня? Но откуда? - у Пардра-то было не так уж много знакомств среди некромантов. А уж хороших знакомых, так и вовсе не имелось. Если не считать таковыми Гны и Флютрю, более-менее терпимых представителей этого мертвящего ремесла, ныне оставшихся в подземелье.
  Ох, подумалось, как бы ожидаемая встреча не вышла боком.
  
  * * *
  
  Сколько дней прошло в болтовне и алкогольных возлияниях? Откровенно говоря, Пардр устал. И от возлияний устал, но больше - от болтовни. Посему чаще, чем собирался, прибегал к возлияниям.
  Как-то застал трактирщика Вейна за разбавлением бочки с 'бормотуном'. Спросил напрямую, что за?!..
  - Я просто делаю это пойло съедобным, - пояснил тот. - От 'бормотуна' в такой концентрации, как в тех больших бочках, быстро створаживаются мертвецкие бальзамы.
  - Так раньше мы пили разбавленный?
  - Разумеется.
  Пардр попробовал и убедился, что разницы нет. Потом присмотрелся к ряду бочек под стенкой трактирного зала.
  - Так там везде концентрированный? То есть, отрава?
  - Да. Лишь в этой бочке, второй справа, я его разбавляю. И, когда есть посетители, только к ней подхожу.
  - То есть кто не в курсе, пригодного для питья 'бормотуна' не найдёт?
  - Невысоки шансы, - Вейн усмехнулся.
  - Но зачем?
  - Затем, что наш кабак у заставы - это не просто кабак у заставы. Это застава сама и есть. С хитрой ловушкой для карликов, которые её однажды захватят. А ведь захватят рано или поздно.
  Что ж, оставить захватчикам пять бочек яду - тонкий расчёт. Кто-кто другой, но карлики мимо дармового пойла не пройдут. Непременно позарятся. Не успеют оглянуться - а их участие в штурме Ы уже и закончилось. Лежат, отдыхают.
  Правда, что будет к тому времени с защитниками заставы - это другая история. Но уж тут ничего не попишешь, заставы вообще - места опасные.
  - Захватят рано или поздно, - повторил трактирщик, - но что-то мне подсказывает, что сегодня к вечеру. И думаю, это будет ранний вечер.
  - Откуда такая точность?
  - Да вон, погляди в окно! - по западной дороге резво бежал к трактиру какой-то живой человек, немного запыхавшийся от долгого подъёма в гору. - Это Леон из отряда Рыси. Если бы парень завернул просто попить пивка, так сильно бы не старался. - Вейн высунулся в окно и крикнул. - Ну что, идут?
  - Идут, - выдохнул прибежавший.
  - Кто?
  - Карлики. Все мертвецы. Треть на лошадях. Квинтские пони.
  - Сколько?
  - Три сотни.
  - Скоро будут?
  - Часа четыре, коли не ускорятся. Так-то ползут медленно: с ними пешие и небольшой обоз.
  Вейн кивнул и, что-то прикидывая в уме, поднялся на второй этаж, где принялся бить в колокол. Дважды повторил сложную последовательность ударов - известный своим колокольный код.
  Обоз? Это слово Пардра удивило. Зачем обоз в налёте, тем более мертвецам, которые могут вовсе не есть неделями?
  - Откуда идут? - спросил у Леона Грюн.
  - Кажись, из Дыбра, - разведчик отдышался и побежал дальше.
  Путь, положим, неблизкий. Но обоз? Странное роскошество.
  - Карлики - армия мародёров, - пояснил Э, пока на втором этаже звонил колокол, - им без обоза никак нельзя. Если не грабить, за что же они будут воевать?
  - Ну, за их единую Отшибину?
  - А что есть единая Отшибина, как не повод кого-то ограбить? - и Бадюн подмигнул, указывая на удобно выставленные бочки с ядовитым пойлом: ясно, карликам мимо не пройти.
  Где-то в отдалении зазвучал ещё один колокол. Ага, на следующей заставе сигнал услышали, передают дальше.
  Трактирщик спустился в питейный зал, окинул его взглядом, словно прощаясь, и сказал:
  - Хорошо. Осталось время для инсценировки.
  - Какой ещё инсценировки?
  - Того, что нас застали врасплох.
  
  * * *
  
  Карлики обожают заставать врасплох неприятеля. То-то и назначают неприятелем того, кто ещё не знает, что с ними воюет - его застать врасплох проще простого. Правда, когда ты давний, опытный уже неприятель, застать тебя врасплох гораздо сложнее. Но карликам всё равно так хочется! Тут-то и приходят на помощь инсценировки. Оно и карликам приятно, и тебе польза.
  Инсценировка 'Не ждали' состояла в том, чтобы по прибытии карличьего войска запоздало звонить в колокол и в беспорядке разбегаться. Отшибинцы в глубине души такого и ждут, вот и проглотят.
  Жаль, не во всём срабатывают эти, как их, сценические условности. Кого-то, если не всех, карлики зарубят вполне взаправду. С окровавленными топорами налётчики тем верней уверуют, что их не ждали, но зарубленному-то не легче. Что ж, ребята на заставе знали, на что шли.
  А в чём будет состоять роль Пардра?
  - Ты у нас заключённый, - напомнил Вейн. - Арестован до выяснения, помнишь? - Пардр ещё помнил. - Так что придётся тебе, брат, посидеть чуток под замком. А карлики придут - выпустят. Как тебе такая роль?
  - А что, нормально, - пожал плечами Пардр. - Главное, мне не привыкать.
  - Может, просто так его выпустим? - предложил жалостливый Э. - Что, как его убьют за компанию?
  - Убьют - это вряд ли, - возразил Вейн. - Он ведь мертвец. Может статься, кто-то из людей их кураторов. Отбить такого у неприятеля - это хорошие деньги, мимо которых они не проскачут.
  - А тот карлик, которого мы отпустили, - припомнил Бадюн, - что как он раззвонил, что задержали мы простого парня Пардра?
  - Ага, и триста карликов кинулось мне на подмогу? - прыснул Пардр. - Или... это... выкуп везут?
  А оказалось-то, оказалось!..
  
  * * *
  
  - Мертвецы-ы-ы! - услышал Пардр из сарая, где оказался заперт впервые за всё время задержания. Кричал Э. Да так натурально!
  - Чё, серьёзно? - подал голос Бадюн.
  - Ага. Говённые карлики, гляди! Сотни две-три... - взволнованный голос Э чуть не дал петуха, но как же не подразнить припёршееся войско?
  Да только не пора ли вам, ребята, сматываться? Настигнут ведь... Шум приближения неприятеля доносился даже сюда.
  Жаль, сквозь дощатые стены сарая не видать ничего. Ни одной пригодной для глаза щели. Что делать, камера предназначалась не для одних лишь инсценировок.
  Тут зазвенел колокол: бам-баммм!
  Колокол - сигнал для следующей заставы, но и для самих инсценировщиков. Пардр хорошо слышал, как Вейн выпрыгнул из окна, Грюн, Бадюн и Э тоже мигом повскакивали - и дёру.
  Счастливо вам смыться, ребятки!
  - Догнать! - вдалеке послышался голос вражеского начальника.
  Дробь копыт понеслась в ту сторону, куда побежали трое из-под сарая. За Вейном, кажется, никого.
  Потом цокот копыт и возбуждённые карличьи голоса возвестили: застава окружена. Сейчас будут её наскоро обыскивать.
  Раздался знакомый голос. Грефт? Да, он:
  -..это та застава. Ну, на которой нас тогда...
  Начальствующий голос что-то переспросил.
  - Ага, - отозвался Грефт. - В этом сарайчике.
  Ну, всё. Сейчас обнаружат. Эх, меч бы сюда! Пару-тройку карликов удалось бы уложить напоследок...
  Но Пардру предписана другая роль в инсценировке. Роль жалобного пленника с руками, связанными за спиной. Глупейшая роль, а в особенности в присутствии Грефта. Проигрышная роль, на которую зря согласился. Пардр не актёр, он такое сыграть не сможет.
  Пока Пардр прикидывал, что он сумеет, а что нет, замок сарая уже ломали карлики. От ударов дубовая дверца ходила ходуном. Не откроют замок на наружном засове - так с петель снимут.
  Тресь! И вот уже дверь отворена. Недолго же продержалась. В отверстие просунулись две карличьи морды. Взгляды скользнули по лежащему на соломе Пардру, сместились прочь. Будто ещё кого-то искали.
  Убедившись, что кроме связанного Пардра в сарае никого нет, карлики вошли. Один попытался разгрести солому, второй просто топтался в недоумении, что бы такое сделать.
  - Эй, ну что там? - поторопили их снаружи.
  Тогда карлики подскочили к Пардру и с трудом поставили его на ноги. С трудом, так как он им не помогал.
  - Пшёл на выход! - гаркнул один из карликов.
  Эх, развязать бы руки да вернуть меч - Пардр поучил бы его вежливости. Но всё же решил не упрямиться. Шагнул на выход.
  Огляделся. От карликов рябило в глазах. Конные, пешие - всякие. На всю мелкорослую толпу - одна полнорослая женщина чуть в стороне, видимо, смотрящая от кураторов.
  А один из карликов - наиболее пышно одетый, по всему, считает себя начальником. Ишь, какую гордую рожицу скорчил!
  - Больше никого? - крикнул этот, со смешной рожицей.
  Те, что вывели Пардра, виновато промямлили:
  - Этот был там один.
  - Так где же чёртов Пардр из Ы? - гаркнула рожица.
  Фу ты, клоун какой! И почему это я чёртов?
  Но Пардра толкнули, и он догадался, что клоун обращался к нему. Надо ответить? Тю, пожалуйста:
  - Ну, я Пардр из Ы...
  Нашли меня, стало быть. Но почему-то клоуна находка не обрадовала.
  Может, он думал, что Пардр из Ы - это царь в золотом венце и горностаевой мантии? Ну, царя пусть поищет на следующей заставе.
  И тут клоун обратился к Грефту. Оказывается, 'папаша' всё это время стоял здесь же, рядом с клоуном, на видном месте, просто Пардр его не замечал. Конспиративная магия, что ли? Карлики таким навыком владеют.
  - Ты-то что скажешь? - спросили у Грефта.
  - То и скажу, это Пардр из Ы, - жалобно пролепетал тот.
  Оказалось, он в Дыбре всем раззвонил, что Пардр ему сын. Его поняли быквально, вот и ждали увидеть сынишку-карлика. Вот умора!
  - Что говорил, не отрицаю, - Грефт сощурился. - Он мне и правда заместо сына...
  Да какая, к демону, правда?
  - Ладно, - вальяжно сказал клоун. - Рассусоливать некогда. В Ы насчёт нашего приезда знают, собирают силы, - вот это он точно подметил. - Пора уходить... - а вот уйдёшь ты вряд ли, рожа надутая. - Ты как, с нами? - этот вопрос клоун задал Пардру: видать, не придумал ещё, что с ним делать.
  Тут бы ответить как-нибудь помягче, но в голосе Пардра зазвучало возмущение. Что поделаешь, ну не актёр. И карлика обозвал карликом, а они ведь обижаются, они ведь Великий народ.
  Клоун аж опешил, но заговорил один из тех карликов, которые взламывали дверь сарая:
  - Мы тебя вызволили. Если по уму, ты должен отработать...
  Отработать? Нет уж, рабов ищите в другом месте. Пардра из Ы вам, уродам мелким, нипочём не заставить!
  Вроде, работу предложили не самую позорную - с карликами рубиться в какой-то их усобице. Но помогать одним карликам против других?
  - Нет, - Пардр сказал твёрдо, - как-то лениво мне встревать в ваши дрязги.
  - Так куда ж ты тогда, сынок?.. - заголосил Грефт.
  - Здесь посижу, подожду наших, - и Пардр повернулся к сараю, отодвигая бедром освободителя.
  Он прошёл во взломанную дверь, добрался до своей соломенной лежанки и растянулся на ней, устроился настолько удобно, насколько позволяли связанные за спиной руки.
  И только тогда ворвавшиеся следом карлики принялись остервенело пинать его своими маленькими ножками.
  
  * * *
  
  Как и опасалась Бац, между карликами начались разногласия. Да и как не начаться, если перед отправкой спасательной экспедиции толком не договорились о целях?
  Захватывать Ы или нет, это ведь толком не решили. Изгнанный из Ы карличий вождь ожидал, что посёлок для него захватят, и хоть сам он остался в Дыбре, но многие конные воины блюли его интересы. А вот стубрский вождь Сифт, как выяснилось, всё-таки склонялся к облегчённой версии похода: освободить героя и на том успокоиться.
  Наверное, многое бы решило освобождение героя, но вместо него получился форменный конфуз. И не сказать, что сама Бац к нему не приложила руку - с шаловливым пером. Ну как она могла знать, что герой-то не настоящий!
  - Что дальше, вождь? - спросили у Сифта.
  - Что-что? Громим трактир и домой! - раздражённо бросил тот.
  - Как домой? - возмутился кто-то.
  - А так! - вызверился вождь. - История героя - подлые враки! Никакого Пардра из Ы не было. Кто-то хочет это враньё продолжать? С меня и моих людей - довольно!
  А всё-таки зря стубрский вождь шестерых своих людей отрядил преследовать охрану заставы, а ещё двоим велел спешиться. Как-то слишком быстро его с оставшимися людьми окружили несогласные. А во главе несогласных проклюнулся Цнюх из Фу по прозвищу 'Стрела-в-Сраку', блестя лысиной во всю небольшую голову.
  - Это позор! - закричал Стрела-в-Сраку. - Это какой-то лютый стыд, срам и позор!
  - Сам ты позорник, Дырявая Задница! - прошипел вождь, беспокойно поглядывая вокруг. - Позорник и наглец!
  Но вокруг было много дружков Дырявой Задницы, а людей самого Сифта раз-два и обчёлся. И главное, не было рядом Лурка с арбалетом на сохранившуюся ягодицу наглеца, в том-то и весь позор!
  - Он нам не вождь! - возопил Цнюх. - Пусть катится в свой дешёвый Стубр! Смелые люди пойдут дальше! И если стрела в сра... - кажется, он такое уже говорил.
  - Цнюх верно говорит! - пискнул какой-то из его дружков такого же занюханного вида. - Если вернёмся ни с чем, это позор! В Дыбре спросят: а зачем ездили? Что мы тогда ответим?
  Ответят, что во всём виноват лживый 'Отшибинский листок', про себя ответила Бац. И тогда решила: болеет за Цнюха. Даром, что видом и поведением он так похож на вонючку, что прямо в твоих нечувствительных ноздрях стоит неприятный фантомный запах.
  - Эй, побратимы! - привстав в стременах, Сифт обратился к безлошадному большинству экспедиции, с которым он покуда не то что не братался, а даже нос воротил. - Вас хотят использовать! Зачем мы вышли в поход? Затем ли, чтобы сложить буйные головы? Или всё-таки кто-то догадается вынести из этого трактира всё мало-мальски ценное?
  Правду говоря, грабёж трактира давно начался. Никто и не думал стесняться. Пока между стубрцами и цнюховыми симпатиками точился словесный спор, умельцы давно тащили наружу всё, что не было прибито гвоздями.
  Сбили и унесли вывеску. Скинули вниз тяжёлый колокол. Выкатили шесть здоровенных бочек с каким-то пойлом, из которых четыре подняли на подводу, а из двух не поместившихся тут же перед трактиром принялись угощаться. Выстроилась очередь.
  Кто-то из карликов поглавнее быстро бы пресёк безобразие, но главарям-то было не до того: в этот самый миг они между собой власть делили. Цнюх или Сифт - кто круче? А кто сильней засмердит?
  Колеблющиеся всадники, видя слабость позиции Сифта, понемногу присоединялись к Цнюху, но тут вернулась конная погоня за охраной заставы. Посланные так и лучились диким ликованием:
  - Догнали! Мы их догнали! - они потрясали двумя окровавленными головами, которые затем картинно швырнули под копыта лошадки Сифта.
  Вождь милостиво принял подношение, но тут Цнюх истошно завопил:
  - Здесь две головы! А где третья? Все видели, что живых от заставы бежало трое!
  - Сдохни, урод! - решился-таки вождь на храбрый поступок и ткнул яйцеголового в лицо боевым молотом. Прямо в цель.
  Яйцо в лицевой части основательно вмялось и треснуло, полилось на кожаные доспехи ручьями оранжевого бальзама, словно желток вытек. Но разве черноротого Цнюха с первого удара уймёшь?
  Ударить вождя в ответ горлан не посмел, да и не сумел бы достать, он ведь не воин, а провокатор. Потому действовал словом и только им. То глотая, то выплёвывая бальзам неровной дырой рта, злобно хрипел:
  - А вас-то, конных преследователей, сколько с головами вернулись? Двое? По всаднику на голову? А отправлялось-то шестеро!
  Тут и Бац заметила: действительно, четверых не хватает.
  - Где остальные? - спросил вернувшихся вождь.
  - Сгинули, - просто ответил один из них.
  А второй стал путано распространяться о том, какие в овраге колья понатыканы. Всякий бы с непривычки напоролся.
  - Шестеро конных мертвецов на троих пеших живых! - продолжал разоряться Цнюх. - Славная вышла драчка, нечего сказать!..
  - А то, что живые пешком выше, чем мы на коне, этого ты не учёл? - взорвался первый из посланных.
  А Сифт из Стубра размахнулся, да так глубоко вмял цнюхово лицо внутрь остальной головы, что тот уже не смог ни говорить, ни булькать.
  - Молот в морду, так молот в морду, - с очаровательной издевкой сказал вождь, и Бац с опозданием поняла, что всё это время сочувствовала именно ему.
  Понять поняла, но по инерции ляпнула невпопад:
  - А как же некрократическая свобода слова?
  - Тю... Я свободен! - похвалился вождь. И не поленился, нашёл оригинальное сравнение. - Словно птица в небесах.
  Да, он свободен, - по-видимому, решили храбрые сторонники Цнюха, поскольку тотчас рассосались. Были - и вдруг не стало.
  А не стукни он молотом по наглой морде, худо ему пришлось бы. Математика была против. Двое вернувшихся погоды не делали.
  Всё то время, что между Сифтом и Цнюхом развивался конфликт, простоватая карличья пехота отнюдь не зевала, а разбилась на группы по интересам.
  Одна дружная толпа пехотинцев продолжала выносить из трактира трофейные вещи: одеяла, подушки, дубовые табуреты, оловянную посуду - и забивала этим барахлом обозные телеги. Вторая толпа, побольше, пристроилась к бочкам, упиваясь так, что кого-то уже рвало.
  Ну а третья толпа - самая бескорыстная - самоотверженно лупила Пардра из Ы. Ловко так у них получалось - в ногу, словно по команде. Сперва-то они его в сарайчике охаживали, но там все желающие не поместились, вот его и вытянули наружу, чтобы всяк неравнодушный принял участие. Били весело, с мертвецким огоньком, до тех самых пор, пока кто-то не вклинился в их слаженную игру, внося диссонансную ноту.
  Нет, это ж надо додуматься: въехать в толпу соплеменников прямо на лошади! Странный юмор у этих карликов, очень странный.
  Бац пригляделась к невеже и ахнула: Тупси! Это она перебила парням потеху. И что за слепень укусил её кобылу?
  - Эй, полегче! - напустились на карлицу парни. - Смотри, куда правишь! Не зря говорят: баба в седле - к несчастью...
  А Тупси произнесла негромко, но отчётливо:
  - Прекратите.
  - Кого прекратить? - съязвил самый ушибленный. - Уж не тебя ли, красавица? - бедняга наверняка не знал, что пытается шутить с гарпией.
  - Прекратите истязать героя, - сказала всадница.
  - Героя? Да ты что-то перепутала, деточка! - примирительно пробасил кто-то из пожилых истязателей Пардра. - Нет никакого героя. Перед нами тварюка даже не из Великого народа! Погляди - он долговязый!
  - Да вижу я, какого он роста! - Тупси скрипнула зубами, что мало чего хорошего предвещало. - Но я и читала про его подвиги!
  - Ой, да какие подвиги, я умоляю! - с высоты упрочившегося положения бросил ей в спину стубрский вождь.
  - Если поступки сынов Великого народа мы зовём героическими, - твёрдо сказала карлица, - то и у сынов прочих народов те же самые поступки должны быть признаны такими же. В них отпечаток того же самого героического начала. Вспомните цель, которую вы потеряли. Вы искали героя, чтобы спасти его? И теперь, найдя, бьёте ногами - где логика? Утрачена. Вами, но только не мной. Я поклялась, что спасу героя, и я его всё же спасу. И спасать буду жёстко.
  Дурочка эта Тупси. Достала она всех своей назидательностью. Да и речь свою завернула так сложно, что вряд ли кто что-нибудь понял.
  А Бац объяснила бы всё по-простому. Иначе бы объяснила. Бедная Тупси в Пардра из Ы влюбилась. Втрескалась по уши, как последняя живая тварь. И влюбилась-то заочно, по циклу историй в 'Отшибинском листке'. Когда же явилась правда - что Пардр из Ы любви её недостоин - несчастная не смогла смириться. И всё ещё ищет утраченный образ любимого карлика в долговязом недостойном субъекте.
  Вот так себе ищет, ищет. А о защите карличьей революции от сателлитов Живого Императора и думать забыла!
  
  * * *
  
  Забить мертвеца до смерти - задача трудная, но решаемая. При первых безболезненных ударах тебе немного смешно, потом устаёшь посмеиваться. Радуешься, что тебя бьют, а не режут. Не сразу доходит, что лишь для того и не режут - ну, чтобы бить подольше.
  Потом вспоминаешь: под мягкой подушкой набальзамированного тела у тебя хрупкие человеческие кости. До них-то и пытаются достучаться. Сколько ударов сапогами выдержит подушка? Грустноватое число.
  Когда грусти становится слишком много, ты пропадаешь. Да, кого-то всё ещё бьют. Неужели тебя? Зря так стараются, тебя в том теле уже нет.
  Потом устают бить, начинают ссориться промеж себя. Утешительная новость, но облегчения не приносит. Слишком уж тебя успели утяжелить.
  Не из-за тебя ли ссорятся? Кажется, да.
  Может, это Грефт пытается тебя спасти? Нет, 'отец' где-то спрятался. Всё-таки не полный дурак, понимает, что может и сам получить. А за что? Так ведь есть за что! Кому только карлик не насолил...
  Оказалось, за Пардра вступилась карлица. Гарцуя на сером пони вокруг его неподвижного тела, всадница закатывала глаза и что-то провозглашала, да такое тёмное и запутанное, что он предпочёл отдыхать, а не разбираться.
  Успокаивали слова 'героический', 'герой', 'спасу'... В особенности про героя. Карлики на такие названия падки. У самих-то с героями дефицит, вот и назначают ими то палачей, то трусов, то трусливых палачей, как, например, Замн-Ыйд. А уж кого нарекли героем, того не то что ногой ударить - а будут пятки целовать, и не смогут остановиться.
  Пардр ждал новых побоев, их не последовало, и тогда он понял, что вот теперь-то враги присосутся к пяткам.
  
  * * *
  
  Карлики всё ещё были расколоты на группки по интересам, когда на них вероломно напали. Что за невезение!
  А ведь благоразумный вождь Сифт из Стубра решил уже отступать и даже посрамил сторонников жёсткой линии, проводимой провокатором Цнюхом. Решил, но приказа не давал. Ожидал, когда подчинённые успокоятся, то есть всё допьют, всё дограбят и до конца забьют героя.
  Наверное, до судьбы Пардра и полноты опорожнения бочек вождю было немного дела, но вот препятствовать святому делу грабежа трактира никакому начальству прирождённых мародёров никогда не след. Карлики очень алчны и бережливы. Зная, что трактир предполагался к сожжению, они бы нипочём не простили гибели оставшихся в нём ценных вещей.
  Могли ослушаться, роняя и без того чуть не потерянный авторитет.
  Потому-то Сифт построил своих верных стубрцев для грамотного отхода и терпеливо ждал, вполглаза посматривая на комплектацию подвод, на нелепый демарш Тупси у тела 'героя', на груду не в меру упившихся тел, привалившихся к правой бочке.
  И вдруг - живые!
  Никто не ждал, что защитники Ы так быстро контратакуют. Будто заранее подготовились. И да - застали врасплох.
  Впрочем, Бац и удивилась не очень сильно. Так себе и сказала: подвоха следовало ожидать. Вообще-то живые в Ы редко воюют честно.
  Так и тут: зашли со всех сторон и окружили.
  Из небольшого леска за трактиром показался ощетиненный копьями пеший строй. Точно такая же шеренга, только с мечами наголо, показалась и из леска напротив. За нею вторая, третья. По дороге из Ы послышалась дробь копыт, переходящая в мощный гул - приближалась конница.
  А карличьи пони против крупных коней обычно пасуют.
  - Все назад! - запоздало рявкнул Сифт. Но тут он, верно, заметил, что и на дорогу, по которой пришли из Дыбра, медленно, но верно, наползает пятно - едва различимых очертаний, но далеко не мелкое. - На прорыв!
  Построенные стубрцы пустили своих пони в галоп. Об отходе остальных никто и не позаботился. Во-первых, сами виноваты, во-вторых, боевые потери - суровая неизбежность. Бац, во всяком случае, именно так поняла хитроумную логику стубрского вождя.
  Имея под собой недурную лошадь, она думала присоединиться, но к ней неожиданно подскакала карлица Тупси. Да и воззвала:
  - Помоги, сестра!
  - В чём помочь? - недовольно бросила Бац.
  - Мы должны подобрать героя! Моя пони его отсюда не вынесет. Нужна крупная лошадь!
  Сказать, что просьба пришла не вовремя - ничего не сказать. Но Бац окинула оценивающим взором однокашницу и поняла - всё равно не отстанет. Решила смирить своё раздражение:
  - Ладно, только быстрее.
  Перекинуть через луку седла Бац избитого мёртвого здоровяка - задача почти неподъёмная для двух мертвечих неплотного телосложения. Но они гарпии, они справились.
  И поскакали догонять маленький конный отряд вождя.
  - Если нас нагонит враг, поднимаем визг! - на скаку напомнила Тупси.
  Это уж и само собой понятно. Визг - самое мощное оружие гарпий.
  Но их так никто не нагнал и не остановил.
  Зато тем, остальным карликам, оставшимся там, за спиной, у разорённой заставы - им-то сопротивляться осталось недолго. Чуток подерутся с сепаратистами - и на отдых. В боевые потери.
  
  * * *
  
  Когда наутро пришёл некромант - тот самый, дружественный обороняющемуся Ы - с вылазкой дыбрских карликов было давно покончено. В основном враги полегли прямо на месте - там, у свежеразгромленного кабака при заставе.
  Не более половины из них успело вступить в бой. Остальных прикончило дармовое пойло. Ай да 'бормотун'!
  - Как ты говорил - бальзамы створаживаются? - переспросил Грюн.
  Вейну говорить не хотелось. Отрезанные карликами головы Бадюна и Э настраивали на молчаливый лад.
  Конечно, уже то, что половина стражей заставы сумела унести ноги - само по себе редкое везение. Но всё-таки, для Вейна застава сейчас была наполовину пустой, а не наполовину полной.
  - Трактир придётся по-новой отстраинвать, - объявил Грюн.
  Парню лишь бы языком чесать. Ясно, что по-новой, если старое здание спалили. Правда, многие вещи сами же погромщики бережно спасли от огня, пристроив к себе на обозные телеги. В том числе недопитые бочки концентрированного 'бормотуна'.
  - Хорошо, 'бормотун' не весь выпили, - порадовался Грюн.
  Да, хорошо. Хорошо бы тебе заткнуться.
  Оно-то ясно, что с парнем. Пережито страшное, погибли товарищи, сам был на волоске - вот ему и хочется всё скорей заболтать.
  Вейну бы ему посочувствовать, но только им-то пережито практически то же самое. А его способ справляться с бедой от грюнового отличается. Не болтать. Оставаться в молчании. Как можно меньше выдавать вслух.
  Грюн трепался, Вейн отмалчивался, под развалинами трактира стоял отобранный у карликов обоз, сами карлики вповалку лежали тут же, а чуть поодаль ребята из отряда Рыси заканчивали рытьё ямы.
  Всё правильно: надо их поскорей схоронить. Пусть и говорят, что мертвецкие бальзамы не пахнут, но кое-кому 'бормотун' эти бальзамы створожил... А ну как завоняются?
  - Яма готова? - выкрикнул Грюн.
  - Хочешь помочь? - откликнулся Бельт-арбалетчик из отряда Рыси, с вечера назначенный главным по рытью.
  Нет, помочь хитрый Грюн хотел разве что поторапливающим словом. Но словом добрым, тем, которое действительно в помощь. Бельт в такие слова не верил, Грюн привёл аргументы - и тем себя занял ещё на несколько сотен слов. Когда же аргументы иссякли, к ним подошёл...
  Подошёл мертвец в фиолетовой некромантской мантии. Как такого сюда посты пропустили? Ах да, это, наверное, тот некромант из Кройдона, которого давно уже ждали. Это он распорядился задержать Пардра для более серьёзной проверки - ну, на предмет скрытых проклятий. Давненько пришло то распоряжение. Трактир ещё на месте стоял.
  - Пароль? - спросил Грюн.
  Мертвецу без пароля нынче сюда нельзя.
  Прибывший назвал и пароль (можно расслабиться) и своё имя:
  - Меня зовут Флютрю - Каменный кулак. Я некромант, отлучённый от некрократической воли Владыки. Мятежник, если сказать проще.
  Имя Флютрю Вейн помнил. Да, это тот самый некромант. Но... Каменный кулак? Странное прозвище для некроманта. Больше подошло бы кулачному бойцу.
  - Редкое погонялово для некроманта, - вот и Грюн тоже удивился.
  - Прозвище как прозвище, - пожал плечами Флютрю, - ну а получил я его за вот это, - некромант показал кисть руки. Та в буквально смысле окаменела. Видать, опять-таки - какое-то проклятие. У мертвецов они везде. И в носу прячутся, и из ушей трочат, и в руках создают крепость.
  - А где Пардр? - обеспокоенно спросил Флютрю.
  Вейн пожал плечами, Грюн сказал, что так и подумал, что вновь прибывшему некроманту понадобится Пардр.
  - Вы писали, он где-то здесь, у вас...
  Пардр-то? Да, писали. До нападения ватаги карликов.
  - Мне с ним очень надо увидеться, - произнёс Флютрю, - просто поговорить, прояснить кое-что ...
  Вейн пожал плечами. Он-то помнил, что этому некроманту зачем-то надобен Пардр, но где же теперь этого Пардра сыщешь? Уважаемому некроманту надо было быстрей торопиться.
  - Пардра нет, - первым ответил Грюн. - Ни среди живых, ни среди мёртвых его не нашли. Ну, вернее, не среди живых... - парень понял, что сморозил глупость, и стал путано себя поправлять. Мол, Пардр на заставе живым и не был, Грюн это помнит, а имел в виду не жизнь, а посмертие. Все и так всё понимали, мог бы Грюн и не стараться... Впрочем, старался-то он для себя самого. Чтобы говорить, а не чтобы понимали.
  - Как и у карликов, - продолжал развивать лишнее объяснение Грюн. - Как и у карликов, которые сюда явились мёртвые, да тут же и полегли...
  - Ой... А куда он, по-вашему, мог деться? - забеспокоился Флютрю о Пардре. Голос его прозвучал виновато.
  Да уж, правильно беспокоится. Это ведь по его письменной просьбе Пардра тогда задержали на заставе, толком не объясняя причин, но стараясь и не обидеть. Как удалось - один 'бормотун' ведает, а чего людям стоило - рассказывать тошно. Пить с подозреваемым, да так, чтобы он ни о чём не заподозрил - то ещё заданьице. По-хорошему, Каменному кулаку стоило прибыть пораньше. Денька два назад и Пардр был в наличии, да и головы Бадюна с Э никуда не укатывались.
  - Пардр, скажем так, пропал без вести. Либо сбежал, но это вряд ли, либо успели увезти карлики. Но... Есть опасение, что он сгорел в трактире, - Грюн высказал и опасение Вейна, - зря мы его там оставили.
  - Может, зря, а может и нет, - возразил Флютрю. - Пардр побывал в подземных чертогах Владыки Смерти...
  - Точно побывал? - поинтересовался Грюн.
  - Да я сам его там видел! - заверил его некромант. - Речь вообще не о том, давайте-ка поясню: на обратном пути из мира мёртвых он куда-то пропадал на продолжительное время. Это-то и подозрительно. Вышел из нижнего мира примерно на год раньше меня, собирался только сюда, в Ы, шёл, не сворачивая, к ближнему отсюда проходу в Глукще, но добрался туда намного позже меня. Ну, допустим, я шёл быстрее (хотя вряд ли), но и тогда что получается: почти год - неизвестно, где. За год мои коллеги некроманты могут на мертвеца таких заклятий навесить - ну, вы понимаете...
  Вейн понимал, а всё же чувствовал себя мерзко. Что бы ни прицепили к Пардру хитрые некроманты, но сам-то он - даром, что мертвец - был парнем что надо. Весёлым, открытым. И по своей воле никогда бы не стал вредить родному селению. Вот разве против воли...
  Да уж. То, что навешивают слуги Владыки, действует как раз против.
  Помолчали.
  - Яма готова, - подошёл Бельт-арбалетчик, - если к этим карликам у вас нет вопросов, будем их сейчас забрасывать.
  - Бросайте, - нехотя произнёс Вейн.
  Есть ли у него вопросы к окочурившимся карликам? Даже если бы были такие вопросы, карлики на них, видимо, уже не ответят.
  - Нет-нет, погодите! - вмешался Флютрю. - У меня к ним остались вопросы, повремените хоронить!
  - И кто это такой умный выискался? - слегка набычился Бельт, но Грюн ему пояснил: свои, мол. Ну да, некромант. И что? Не каждому же быть арбалетчиком.
  - Так значит, не хоронить? - переспросил Бельт.
  - Пока не надо, - подтвердил Флютрю. - Простите за возникшее неудобство, - и окинул взором знатока карличьи тела, - возможно, я их смогу расспросить о Пардре.
  Тела временно отдыхали на солнце. Ожидали вечного отдыха в яме. Но между временным и вечным к ним зашёл некромант с важными вопросами. Ох и не до отдыха будет всем этим карликам, пока не сыщут ему удовлетворительных ответов.
  
  
  13. Боги безмолвствуют, дураки шумят
  
  Тут мёртвые завопили, зашумели, ибо они были несовершенны.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  Поучениями мертвецов с балкона Гны развлекался всякий раз, как они собирались на площади, то есть довольно-таки часто, но с перерывами. В остальное же время - не иначе, по скудости воображения, некромейстер начинал поучать сам себя. Благо, многие публичные диалоги, преисполненные риторического блеска и увенчанные катартическим эффектом, оказывались завершены лишь по форме.
  Итак...
  Что мы знаем о Семи Божествах? О них каждый раз размышляешь, точно с чистого листа. Неуловимы, поскольку безымянны. Неузнаваемы, ибо не определены. Что бы в мире ни случилось - они не почешутся. Нет мирских деяний - нет и опытного знания о них. Боги безмолвствуют. Нет прямой речи - нет и услышанного. Нет точной информации для обобщения - пропадает и мотив подумать. Посему, спасибо простаку Критию, чей наивный запрос создал к этой мысли дополнительный повод.
  Некромейстеру Гны важно помнить о Божествах. Важно не уклоняться от размышлений о них, чтобы когда-то суметь вернуться к одной отложенной партии - здесь недалеко, в Чёрном чертоге. Ибо если есть в Ярусном мире ресурсы, способные противостоять Владыке Смерти, то где ж их тебе разыскать? Только у Семерых.
  Да, конечно, все Семеро молчат. Пока творцы мира столь безучастны, твари привыкают действовать, ни о чём их не спрашивая. Что ж, привычка удобная, главное, поднимающая в ранг богов следующего по званию. Пока распоряжается Владыка, ни ему, ни его прихлебателям какие-либо боги ничуть не нужны. Отсюда и озвученная мертвецами идея: может, Божества умерли? Просто так, за ненадобностью.
  Гны такую идею всегда готов поднять на смех, но храня внутреннюю серьёзность при любой смеховой мимике. Он настороже. Идея-то призвана лишить надежды его лично.
  Ясно, что Божества не умерли - ни в одном из смыслов этого слова. Ни в плане полной и окончательной утраты сил (с чего бы взялась такая предельность?), ни в плане подчинения некрократической власти Владыки (ведь смерть составляет лишь одну из черт сотворённого мироздания).
  'Как же не умерли, когда по их телам ползают мухи, а они не чешутся?' - спросит настырный ум сторонника некрократии. Но Гны есть, что ответить. 'А вы уверены, что мухи ползут по их телу? - переспросит он, с умилением ссылаясь на тезис о непредставимости Божеств. - Что не дано человеческому уму, того и мухам не светит, не так ли?'.
  Впрочем, некрократ может возразить: 'Если веровать во всеобщую божественную восприимчивость (сиречь всеведение), то любое тело, по коему проползла муха, есть тело под контролем Божества'. На то Гны ответит: 'Мухам не дано Божество спровоцировать', - чем прекратит бессмысленный спор. Но мышление по теме не остановит, ибо в нём-то и откроется самое важное.
  Боги молчат и не чешутся в ответ на злобственные действия мировых паразитов. Отчего? Да тут веер вариантов! Отметём то решение, согласно которому Семерым нравятся паразитические действия Владыки. Не то, чтобы невозможно; просто такая версия не нравится нам.
  Чем же ещё может мотивироваться бездействие Божеств?
  Например, безразличием. Тоже безрадостный вариант. Попробуй замотивируй безразличного бога поделиться нужным тебе ресурсом достижения ничуть не интересной ему цели?
  Может быть, робостью. Божества, создавая мир, натворили такого, что стесняются что-то менять, ожидают, что выйдет хуже.
  Чем ещё? Мировым законом, который Семеро установили и твёрдо решили его не преступать. Этот гипотетический закон можно так и назвать: 'О Божественном невмешательстве'. Так себе версия, но, между прочим, стоит на страже человеческой свободы.
  Может, особым дремотным состоянием, в которое вошли Боги по завершении творения мира. Не всё же им трудиться, надо и отдохнуть. Дремота - не смерть. От неё просыпаются, но не сразу, а с течением времени.
  Этот последний вариант некромейстеру Гны наиболее симпатичен. Кстати, не только ему. Цилиндиан тоже не раз говорил: сон богов рождает чудовищ. Многие старые некрософские традиции писали о невмешательстве Божеств именно в категориях дремоты и сна - на которых и зиждится владычество демонов.
  Сон Божеств - основа концепта 'недоброго времени'. О том, что добра от подобного периода не жди, ясно всякому, кто блуждает в мутном и хаотичном потоке его событий. Но у всякого периода есть внешние рамки. Время владычества демонов нерушимо, но лишь до поры. До той самой поры, пока в игру не вмешаются проснувшиеся боги.
  Проснутся - вмешаются. Но, может, есть шанс их вмешательство приблизить, досрочно разбудить? Конечно, отдельный вопрос, чего Божества натворят спросонья, но сама возможность вдохновительна, разве нет?
  Ах да, ещё ничуть не ясен ни сам механизм пробуждения, ни как к нему приложить собственную руку. Так или иначе, вопрос интересный - даже с чисто теоретических позиций. Есть к чему приложить долгое время посмертия, отпущенное всякому мертвецу.
  Будет о чём сообщить и с балкона - в следующий раз.
  
  * * *
  
  А в следующий раз мёртвые шумели. Бойкот навыворот? Шумели настолько же тупо, как и молчали - словно бы лепили из множества звуков белые слабоструктурированные комья. Гны попробовал переждать их шум, но не преуспел. Он постоял на балконе, сохраняя внутреннее молчание. Одаривать мудростью шумливое племя ничуть не хотелось. Прогуляться?
  Почему бы и нет. Главное - создать иллюзию присутствия. Её можно вылепить из тени, причём самыми грубыми мазками, благо, мертвецы, одуревшие от собственного гама, попросту не сумеют сконцентрироваться.
  Гны оставил на балконе свою молчаливую копию - пусть сторожит место, сам же спустился на первый этаж пещерного обиталища и толкнул незаметную с площади дверь в затенённой нише.
  Проскользнул в пустынную боковую улочку, оттуда, как ни в чём не бывало - вышел на площадь. Огляделся, вслушался. Иллюзия его самого несколько скованно стояла на балконе, между перилом и облокотившейся на него рукой можно бы рассмотреть зазор, но да и так сойдёт. А вот шум от множества бывших собеседников при сближении раскладывался на множество версий. Кто гудел на одной ноте, точно эузский самовар, кто модулировал звук наподобие кошачьего концерта, кто исполнял нечто вроде чинчагского горлового пения, кто визжал, словно потревоженная гарпия, кто ухал, подражая живому филину, кто завывал волкодлачески, кто с краткими промежутками отдельные звуки выкрикивал, а кто и общался членораздельно - но только сам с собой и на тарабарском языке.
  И всё это ради меня? Ничего себе! Кажется, этой сотне мертвецов нужна помощь... Но помощи Гны всё же не оказал. Пусть иллюзия на балколне старается, а он достаточно изучил феномен, чтобы пойти да прогуляться... скажем, в библиотеку.
  Гны решительно пересёк площадь под собственным балколном, свернул в правую из открывшихся пещерных галерей, отошёл по ней прочь шагов этак на двести - шум не прекратился. Встречные продолжали вести себя странно. Никак, заранее тренировались в дороге к его площади?
  Отказавшись от идеи двигаться и всё прямо и прямо в сторону библиотеки, Гны шмыгнул в боковой проход, скрытно перебежал по нему к центральной улице городка и там сделал новое открытие.
  Оказывается, мертвецы шумели-гудели-стонали-пищали-хрюкали-вопили-изрыгали-прищёлкивали-завывали-выкрикивали глупости вовсе не про его честь. Они делали это даже и там, где с его балкона нипочём не услышишь. Но зачем? Каковы побудительные силы?
  Гны попробовал кого-нибудь расспросить, да где там! Шумильщики проходили мимо, словно бы никого и ничего перед собой не видя. Тревожная эпидемия. Сотни мертвецов на главной площади с кошачьим оркестром, и шоу должно продолжаться, кто бы о чём ни спрашивал. Как бы в этом же самом экстазе они... Ладно, зайдём с другого краю.
  Гны снова свернул в боковую улочку, где вопильщики завывали не так громко, от неё - в затемнённый переулок, где поющие мертвецы ходили уже не группами, а поодиночке. Здесь некромейстер и поймал информатора.
  Привлекая к себе внимание резким хлопком перед самым мертвецким носом, Гны в тот же момент произнёс особым подчиняющим тоном:
  - Теперь помолчи, - чем и добился давно желанной тишины.
  Мертвец переминался с ноги на ногу, пытался вновь загудеть - и не мог. В нём боролись две примерно равных по силе воли: воля Гны и ещё чья-то. Воли-то близки по силе, но последнее слово всяко важнее!
  - Что происходит? - без долгих подходов Гны приступил к главному.
  - Мы производим шум! - блаженно улыбнулся мертвец.
  - Это я слышу. А зачем?
  - В знак поддержки освободительной борьбы народа Отшибины.
  - Вот как? Отшибинцы нуждаются в вашей поддержке?
  - Очень, - заверил его мертвец.
  - А от кого же они там, с вашей-то поддержкой, пытаются освободиться?
  - От инородцев, топчущих отшибинские земли, - радостно поведал мертвец, - от жалких рабов Живого Императора.
  - И что, инородцы сильно там натоптали? - хмыкнул Гны.
  - Владыка Смерти говорит, да!
  Так вот от кого исходили их странные действия! Гны стоило сразу догадаться. Владыка Смерти принялся строить своих подданных! Это серьёзно. Сам-то Гны давно оборвал медитативный канал прямой связи с Владыкой, но не учёл самой малости: на остальных обитателей поздемного яруса тот способен повлиять довольно-таки сильно.
  - И как долго вы предполагаете так шуметь?
  - Сутки по подземельному времени! - гордо сказал мертвец.
  - Приличный период времени, - оценил Гны. - А чего так долго?
  - Это наш выбор! - похвастался мертвец. - И Владыка сказал, что этого будет достаточно.
  - Так ваш выбор, или Владыка сказал?
  - Наш. Владыка сказал, что выбор наш.
  Ну, раз Владыка сказал, то можно не сомневаться: очень свободный единодушный выбор.
  - А как ваше гудение поможет карликам?
  - Карлики узнают, что мы гудим, и им будет приятно.
  - Будет приятно, и что?
  - И они вырежут больше инородцев!
  Гны спросил было, зачем резать инородцев, но тут речь гудельщика зациклилась - явный признак массового подчинения воли. Ага, инородцы топчут - это мы уже слышали. Постарался спросить о чём-нибудь новом:
  - И что, думаешь, выдержите полные полдземельные сутки?
  - На всё воля Владыки. Мы и дольше продержимся. Ибо велика его щедрость.
  - А щедрость-то тут причём?
  - Тем, кто лучше, громче и дольше других пошумит без малейшего перерыва, обещаны мешки золотых некроталеров.
  А! Что ж, Гны всё понял и освободил беднягу от своего влияния. Тот сразу же опять загудел, умильно закатывая глаза.
  Старается, внутренне хмыкнул Гны, надеется на обещанный мешок. А потом ведь никак не сможет взять в толк, из-за кого сорвалась премия.
  
  
  14. Блохи подпрыгивают
  
  - То есть, карличьи тела ещё нужны? - переспросил Бельт. Арбалетчик тяготился своей ролью начальника захоронения, желал отделаться поскорее, а тут непредвиденная задержка грозила перерасти в отдельную долгую историю.
  Некромант закивал, потом спохватился:
  - Вон те двое уже опрошены.
  Опрошенные стояли лицом к пепелищу и бессмысленно щурили глаза.
  - И что, - спросил Бельт, - в таком виде и хоронить?
  - Можно, конечно, их убить дополнительно. Но, думаю, это не принципиально. Если яма достаточно глубока...
  - Глубока ли? Ну как сказать... Мы, пока рыли, не думали, что трупы понадобится обездвиживать.
  Ха! Думали легонько прибросать землёй, попытался хоть внутренне усмехнуться Вейн, да только усмешка и невидимая выходила вымученной; горе-могильщики понадеялись, что тела сами скоро перегниют и обратятся в почву. Но в том-то и ошибка, что набальзамированные тела так просто не сгнивают. Даже когда выглядят покорными воле гробокопателей.
  А поднятые некромантом - те покорны уже не всякому. Лишь ему, 'благодетелю', и никому другому.
  - Может, уговоришь ребят вкопаться ещё глубже? - предложил Грюн. - Время-то есть.
  Бельт отрицательно покачал головой, всем своим видом показывая: дело-то не в нехватке времени. А в самих ребятах, которых тоже можно понять.
  Рыть яму после боя - повинность, к которой приговорены те, кто в данном бою не так уж и отличился. А как ты сумеешь отличиться в бою, если ты хорош именно как арбалетчик, а враг - ну сплошь мертвецы набальзамированные, которым твой арбалет неприятен самую малость.
  Кто не соприкасается в ближнем бою с дееспособным врагом, тому поручают его недееспособные останки. Чтобы соприкоснулся.
  Между тем Флютрю Каменный кулак в сторонке поднимал уже третьего. Делал это, ни пальцем не прикасаясь к трупу. Ишь ты, некромант, а брезгует! Ну да, у них, белоручек в мантиях, свои методы, не требующие телесного контакта. Сила мысли, повелительные жесты, полувнятное заклинательное бормотание. А что бормочет - поди догадайся.
  Выглядело всё это несколько подозрительно - на посторонний-то взгляд. Ребята Бельта, слонявшиеся без дела у свежевырытой ямы, начинали посматривать косо: из-за кого мы не закончили дела - из-за этого шептуна?
  Вейн подумал, что надо бы некроманта предупредить, чтобы не нагонял излишней таинственности, вот только где бы самому найти сил, чтобы нарушить молчание? К счастью, некромант и без Вейна догадался вести себя чуть попроще. Допрос третьего тела проводил, почти не скрываясь. Слушай всяк, кому интересно.
  - С какой целью явился в Ы? - Флютрю перешёл с полувнятного на внятный, как только труп карлика без посторонней помощи поднялся.
  Из дыры под левым ребром редкими толчками подтекали яркие струи оранжевого бальзама: видать, некромант ненароком запустил ему то немногое, что сохранилось от сердца.
  - Так это... - забормотал осколок врага. - Ну, поубивать чуток... Опять же, и пограбить... Вот такой у меня к этому делу интерес.
  - А ещё? - потребовал некромант.
  - Надо ещё?.. - труп на какое-то время озадачился, но неожиданно заговорил ускоренно, давясь словами, словно выискав у себя в памяти залежи готовой чужой речи, готовой к воспроизведению - Ах да: захватить богатейшие земли Ы у искони живущих там косоруких нищих оккупантов, ведь это наши земли. Они сгодятся нам! Нещадно отомстить подлому врагу-сепаратисту, вторгшемуся на исконно наши земли из поганой Эузы! Сравнять Ы с землёй, чтобы оно цвело буйным цветом и радовало глаз во славу Великой Отшибины! Славься, Отшибина, славься мёртвая земля, и некрократические принципы! Ы должно изведать силу гнева Великого народа! Оно должно быть или наше, или пустынное! Жги осиное гнездо! Топчи сепаратистскую заразу! Раздавить его к демонам! Захватить богатейшие...
  - Что он несёт?! - возмущённо воскликнул Грюн.
  - Бесполезно ждать логики от трупа, - обернулся к нему Флютрю. - А несёт - известно что: громкие слова, каких прежде нахватался.
  - Что ж так много-то!
  Флютрю пожал плечами:
  - Вполне обычный для отшибинского карлика слой управляющих заклинаний. Всё, чем они руководствуются при жизни и в посмертии.
  - Я и раньше представлял, до чего примитивен их народец, но чтобы настолько!..
  - Положим, не в одном лишь народце дело, - несколько свысока начал некромант, но спохватился. Цели обидеть Грюна он, уж верно, не ставил. Посему, постарался пояснить, что так задело его самого. - По правде говоря, громким словам покорны не только карлики, но и многие люди, в особенности, разумеется - мёртвые, но и то не обязательно. Живые тоже ни от чего не гарантированы, да-да, - болтливый Грюн собрался возразить, но Флютрю его упредил. - Ведь именно от них и происходят мёртвые люди. Чему же они обязаны своим переходом в мёртвое состояние? Громким словам, вот чему! Сперва этим заклинаниям подчиняется живой, а мёртвому... Что ему ещё остаётся, как не верить всем россказням, которыми его однажды одурачили?
  - Странно такое слышать, от некроманта, - хихикнул Грюн. - Это ведь вы-то всех и дурачите - получается, так?
  - Верно, - Флютрю вздохнул, - я сам делал то, о чём говорю; тем больше оснований ко мне прислушаться, не так ли? Так вот, беда некромантов в том, что от громких слов они в большинстве ещё менее свободны, чем простые мертвецы. С чем работаешь, тому поневоле веришь. Хотя бы ради того, чтобы не чувствовать себя дважды одураченным ослом, принуждённым вечно служить... ну, ерунде всякой. Глупому наваждению.
  - Но есть ведь и умные некроманты, которых наваждение не обмануло! - Грюн явно намекал на самого Флютрю. Или иронизировал?
  - Не совсем так, - с усилием ответил тот. - Я и сам, должен признаться, уязвим к громким словам некоторого сорта. Из-за этой моей слабости приходится соблюдать осторожность и в беседах с трупами. Хорошо, что в речи поднятых мною карликов основная громкость приходится на прославление их любимой Отшибины, то есть, опасные для меня фразы почти не встречаются, но, стоит мне почувствовать себя странно, тут же командую 'заткнись'...
  При слове 'заткнись' труп карлика наконец-то замолчал. А перед тем во всё время разговора Флютрю с Грюном он так и бубнил вполголоса какие-то громкие речи об Отшибине и об Эузе, исполненные то хвастовства, то отчаянной злобы.
  - Так зачем его вообще слушать? - спросил Грюн. - Ерунду же болтает, да ещё временами опасную.
  - Я изучаю мотивацию карличьего похода на Ы, - напомнил некромант, - а вся та ерунда, которую он болтает, реально ведь ими движет.
  - Им движет мародёрское стремление 'поубивать' и 'пограбить', - в свою очередь напомнил Грюн, - об этом труп сказал в первую очередь. Сам признался. А уж далее пошёл темнить...
  - Стремление грабить и убивать - на поверхности. Нам оно, по большому счёту, ничего не даёт. Защитники Ы ведь и так знали, что мелкие отшибинцы не преминут заняться разбоем при малейшей возможности. Но чтобы понять, отчего им взбрело сунуться непременно в Ы именно в этот самый момент - вот ради каких целей...
  - ..приходится копаться в их брехливом громкословии, - закончил Грюн.
  Флютрю согласно кивнул и снова заговорил с бессердечным трупом. Тот, сам себе противореча, вещал то про 'единую и неделимую Отшибину', то про 'клятую Эузу', которая её оккупировала, то про 'героев', которые выпустят кишки всем 'негероям' - ну просто чтобы на Отшибине 'героями' заделались все.
  Вейн задремал. А когда очнулся, услыхал прежние речи, но иным голосом: некромант уже работал с четвёртым трупом, изувеченным сильнее прежних. Прелыдущий был бессердечен, что не настолько бросалось в глаза. У этого же мощным ударом крупного клинка была напрочь снесена черепушка. Лицо-то сохранилось, но лишь до уровня бровей. А Флютрю что за дело: рот открывать может - ну и пусть говорит.
  Тот бессердечный, этот безмозглый, а громкие слова те же. Правда, у прошлого получалось выразительнее, зато этот тщательней выговаривал согласные звуки:
  - Отшибина должна принадлежать самим отшибинцам, - вещал новый опрашиваемый, - она должна быть мёртвой, или никакой. Смерть - наше надёжное будущее и славное настоящее. Отшибина - передовая некрократическая держава. Где ещё сыщется такая страна, где каждый герой, каждый готов сложить голову ради Владыки Смерти и торжества некрократии? Сложит свою, сложит и вашу - по справедливости. Справедливость требует раздавить строптивцев из Ы. Все должны поклоняться Великому народу, все должны чтить его героев, а наши герои всех научат родину любить...
  Причём говорилось это всё бесстрастным тоном трупа, которому лично более не на что рассчитывать ни в жизни, ни в посмертии, но сколько страстей заключали сами громкие слова...
  Муторное дело эти беседы с трупами мертвецов. Главное - не отвлечёшься. Вейн и не хотел, а прислушивался. И чем больше слышал, тем сильнее сжимались зубы и кулаки. Ну зачем, зачем вся это чужеродная блевотина здесь звучит? Что за драгоценные камни надеется в ней отыскать дружественный некромант Флютрю?
  Но восприятие трупной блевотины свой результат принесло. Правда, уже на пятом трупе - с распоротым во всю длину животом. Заговорив о 'героях', карлик вскорости упомянул и такого их легендарного представителя, как Пардр из Ы. И тут же выяснилось, что за ним-то карличий отряд и ехал. Спасать из Ы Пардра из Ы - комедия, однако.
  - Ваши считают Пардра из Ы своим героем? - уточнил некромант.
  - Да, - согласился труп. - Великим героем Великого народа.
  - А ничего, что он не карлик? - недоумённо произнёс вновь подошедший Грюн. - Ростом на целую голову меня выше!
  Почему-то после этого вопроса из живота опрашиваемого полезла требуха. Безживотый малый принялся её запихивать обратно - наскоро, не разбирая, откуда что выпало.
  - Кажется, он мне не ответит... - пожаловался Грюн.
  - Вашим безразлично, что Пардр не карлик? - повторил его вопрос Флютрю специально для поднятого тела. - Ну, то есть, произошёл не из Великого народа.
  - Он карлик, - ответил труп. - Он из Великого народа. Эузские оккупанты заточили Пардра из Ы в темницу. Великий народ не мог терпеть страдания своего героя. Великий народ снарядил отряд, чтобы героя спасти. Герой должен нами гордиться... - в последних словах Вейну послышался некий надрыв, который, конечно же, не укрылся и от внимания некроманта.
  - И ты встретил Пардра из Ы?
  - Да.
  - Где?
  - Здесь, рядом. В тюремном сарае при заставе.
  - Пардр был карликом? - иронично поинтересовался Флютрю.
  - Он должен был быть карликом, - ответил восставший труп как будто бы на немного другой вопрос.
  - Пардр гордился твоим отрядом, когда был найден в тюремном сарае при заставе?
  - Герой должен нами гордиться! Должен! Должен! - это смешно, но труп забился в истерике. Обеими руками он залез к себе в рану на животе и принялся её расширять. В знак протеста, что ли? Оранжевые кишки полезли наружу, наземь шлёпнулась коричневая печень.
  Труп-самоубийца? Такого Вейн ещё ни разу не видывал.
  - Во даёт! - сказал Грюн. - Что это с ним?
  - След крупного разочарования, - пояснил Флютрю. - Крушения смысла значимого для него громкого слова.
  Тут Вейну захотелось кое-что уточнить у некроманта. Самому, ведь Грюн о таком не спросит, а оно важно. Настолько, что не только рот раскрылся, но даже голос прорезался - хриплый, будто не свой:
  - Правильно ли я понял, что погаными карликами движет всего два слоя внутренних сил: примитивные побуждения и впитанные от некромантов-обманщиков громкие слова? Только это - и больше ничего? - даже странно, что этакую сложность выговорил без запинки. Но она того стоила.
  Флютрю возразил, и весьма решительно:
  - Не забывайте, что карлики - тоже люди. Пусть и с дурной исторической наследственностью. Поэтому есть и третий слой - с добрыми чувствами и светлыми стремлениями. Только до него долго добираться - слишком уж много громких слов поверх нахлобучено. Да и на само поведение этот глубинный слой по той же причине практически не влияет. Карлики - они сами не знают, что они люди, и даже когда говорят, будто люди, непременно подразумевают что-то другое.
  Вейн кивнул в знак того, что так и думал. А что он думал на самом деле - прояснить труднее. Как-то все мысли расплелись после недавнего боя под родной заставой и гибели товарищей. Мысли расплелись, а вот язык заплёлся.
  
  * * *
  
  После трёх показательных собеседований Флютрю с трупами карликов парни Бельта, что называется, взвыли. Слишком сильные чувства вызывали лживые насквозь мертвецкие речи, в особенности же - осознание, что этими самыми речами отшибинцы в большинстве и руководствуются. Причём выплеснуть поднимающийся в душе гнев - по большому счёту, некуда. Карлики ведь уже трупы, мертвее не бывает, хуже, чем есть, им не сделаешь.
  В общем, Вейн вовсе не удивился, когда Бельт от имени своих ребят попросил некроманта работать подальше от их костра, ну или хотя бы говорить потише. Некоторым-де хочется вздремнуть.
  Флютрю как раз поднимал шестого, хорошенько разваленного ударом боевой секиры. Выслушав Бельта, он, ни слова не говоря, отвёл своего подопечного достаточно далеко, чтобы звуков трупной речи не долетало не только до мающихся ребят арбалетчика, но и до Вейна с Грюном.
  Последний хотел воспротивиться:
  - Да что вы, парни, на речи трупов озлились? Ой, ну зря, интересно же... - но видать, не настолько ему было интересно, чтобы самому отойти от костра и слушать. Напротив - подсел к костру, заговорил с живыми, нашёл повод посмеяться над чьей-то незамысловатой шуткой.
  Впрочем, Вейну тоже ранее услышанного было предостаточно. Когда сам почти не говоришь, а в основном внимаешь - то тем больше тебе и достаётся. Чего достаётся? Отвратного послевкусия от цепляющей живое ухо мертвецкой блевотины.
  Надо будет спросить у Флютрю, верно ли Вейн догадался, что громкие слова действуют в обе стороны. Да-да, действуют. Просто по-разному: карликов они настропаляют убивать мирных жителей в Ы, защитников Ы зовут с большим ожесточением кромсать карликов. Но безучастным в присутствии громких слов оставаться сложно.
  Хотя кому они нынче нужны, безучастные?
  С шестым карликом Флютрю поговорил быстрее, чем с каждым из троих предыдущих. Ещё бы: наедине, без лишних ушей, и некроманту работать проще. Не надо заботиться, как твой стиль допроса выглядит со стороны. Да и Грюн-зануда не отвлекает замечаниями к месту и не к месту.
  Седьмого, выглядевшего наиболее целым из всех доселе допрашиваемых, Каменный Кулак вернул почти сразу же - не пригодился? То же и с восьмым. Зато девятый, разваленный настолько, что некроманту, чтобы не утруждаться самому, даже пришлось заставить его катить перед собой собственную голову - этот девятый (вернее, голова) удостоился длительного собеседования.
  Грюн, даром, что был увлечён болтовнёй у костра, тоже подметил некую странность - и крикнул дознавателю:
  - Эй, Флютрю, я вижу, сильнее поломанные вам больше по вкусу!
  - Не в моих вкусах дело, - некромант обернулся, и в тот же момент увечный труп в очередной раз пнул свою голову, но промазал, утратил равновесие и во весь свой укороченный рост растянулся на траве. Вот оно каково отвлекать заклинателя мертвечины при исполнении. - А в том дело, что внешне сохранные тела полностью разрушены внутри. Что-то не то эти ребятки съели. Настолько не то, что трудно передать - оно их там изнутри растворяет...
  Вейн быстро понял, что их там растворяет: что, как не 'бормотун'? Тот самый, концентрированный, створаживающий мародёрам бальзамы. Видать, створоженные бальзамы вместо поддержания мертвецкой псевдожизни начинают разъедать мёртвую ткань, да настолько, что и на допросе у некроманта больше не забормочешь. Ишь, 'бормотун' - оружие что надо! Единственное что, бедному Флютрю задачу осложнило.
  - Пострадала гортань, начисто пропали голосовые связки, весь воздух из лёгких ушёл в брюхо, - жаловался тот, вспоминая неудобные для допроса трупы, - в общем, с ними так просто не побеседуешь. Не скажу, что это невозможно: некромантия высших ступеней посвящения разговаривает и выбеленные скелеты, и архаические окаменелости. Я и сам, бывало, подобным баловался на свой страх и риск. Но - для того нужны особые методы, прописанные в специальных книгах, которые у меня не с собой.
  - Так что, принявших внутрь это разрушительное снадобье придётся вообще не допрашивать? - с надеждой ввернул Бельт. Ему бы, конечно, чем быстрее, тем и лучше. От 'бормотуна'-то полегла добрая треть...
  - Посмотрим, - уклончиво произнёс Флютрю. - Может, и без этих удастся всё прояснить. А не удастся - останутся, как говорится, на закуску.
  - Я бы такими уж лучше не закусывал! - пошутил Грюн.
  Карлики, что хлестали 'бормотун', тоже надеялись обойтись без закуси. А того не ведали, что сами обращаются в закуску, которой иные побрезгуют.
  
  * * *
  
  Потом Вейн заснул. Почему бы и не заснуть, если с прошлого смежения век минули почти сутки?
  В его сновидении вся Отшибина предстала огромным свежеразрытым кладбищем. Из разверстых ям робко выглядывали маленькие карличьи гробики. Над могилами кружили тучи оранжевого воронья, судя по окрасу, досыта набальзамированного и введённого в овеянное мечтами посмертие. Вороны зорко следили, чтобы каждая из ям была кем-то заполнена, и в этом их можно понять: всё-таки пища.
  По отвалам земли воодушевлённо бродил некромант Флютрю. Тут же стояли Грюн, Бельт, парочка его безымянных ребят и, конечно же, сам Вейн - как обойтись без Вейна в его собственном сновидении?
  - Непаханое поле! - воскликнул Каменный Кулак.
  - Ты что, будешь и их поднимать? - заинтересовался Грюн.
  - Всех? - насторожился Бельт.
  - Разумеется! - хихикнул Флютрю. - Не спеши ты их хоронить, у меня ещё к ним дела. Поднимем каждого, причём трижды.
  - А зачем трижды? - весело спросил Вейн. Это ведь был сон, поэтому он вполне мог быть не на шутку весел, да ещё без особенного труда произносить вслух словеса и целые фразы.
  - А затем трижды, - назидательно сказал некромант, - что в каждой отшибинской могиле захоронено по три гроба. В верхнем гробу находится то злобное животное, каким видят карлика представители других культур...
  - Они что, неправильно видят? - с вызовом спросил Грюн.
  - Почему же неправильно? Наоборот. Великий народ Отшибины действительно ведёт себя наподобие злобных животных, и это со стороны очень даже заметно. Так что взгляд верный, но немного поверхностный. Если же копать дальше и заглянуть во второй, средний гроб,то там будет лежать совершенно другой карлик. В точности такой, какими отшибинцы видят себя. Угадаете, как он выглядит?
  - Я, я знаю! - поспешил Вейн. - Этот второй карлик будет повыше ростом, намного шире в плечах и непременно с задранным к небесам носом.
  - Разумеется, - поддлержал его Флютрю, - ведь этот второй гроб целиком соткан из громких слов. От каждого из них карлик всё шире расправляет плечи. Настолько широко, что размер плечей его начинает напоминать размах крыльев. Он бы и взлетел, да не пускают стенки гроба. Из-за этого неудобства весь свободный полёт приходится имитировать, оттого-то, в конечном счёте, неестественно задирается нос.
  - Ну а третий гроб? - не утерпел Вейн. - В нём-то кто лежит?
  - Человек, - тут Флютрю вздохнул. - Да, просто человек. Но лежит он так глубоко, что - я вот только что подумал - мы туда докапываться лучше не будем. Всё-таки время дорого, а задач, связанных с полноценным исцелением трупов, перед нами не стоит.
  - Да-а? - разочарованно протянул Вейн. - А если всё же вкопаться?
  - Некогда, - возразил Бельт. - Некромант дело говорит: некогда.
  Но Вейн проявил упорство. Предложил:
  - А если не всё кладбище? Если хоть одного, но до самой глубины?
  - Одного молжно, - заверил его Флютрю. - Я и сам так думаю, что кого-то надлежит выкопать полностью. Ну, хотя бы в назидание остальным.
  - А ежели, скажем, ещё троих?
  - Выкопаем! - жизнерадостно пообещал некромант. - Не вопрос!
  - А если...
  И тут же сон перемешался с явью.
  - ...Всех? - насторожился Бельт в каком-то совсем другом разговоре.
  - Нет, не всех, - Флютрю поспешил его успокоить. - Вопросы у меня остались лишь к одному, так что много времени я не отниму. Единственное, что... - добавил он с виноватой улыбкой, - этого нужного карлика ещё надо найти. Признаться, не знаю, как именно он выглядел.
  Грюн оживился:
  - Не знаешь, как выглядел? Ха! Ну, этак ты год провозишься. Вон их сколько полегло.
  Оранжевое вороньё в ближних к Отшибине низких небесах тоже оживилось, загалдело, стало присаживаться у могил, закрывая широкими крыльями своюдобычу.
  - Тонкий стебелёк в стоге сена - вот что это будут за поиски, - предрёк Бельт. Или позже когда-нибудь предречёт. Многое, что случилось во сне, наяву тоже исполнится, но с неким запаздыванием.
  - Я надеюсь на вашу помощь, - ответил Флютрю. - Нужного мне карлика видели на заставе. Вейн и Грюн - это ведь вы?
  - Это мы, - сказал Грюн.
  Вейн кивнул тоже - то ли наяву, то ли во сне.
  Нет, точно: разговор о конкретном карлике, и происходит он наяву. Итогом некромантского допроса многих стало указание на то, что один из них кое о чём знает лучше.
  - Карлика, которого мне нужно поднять и опросить, зовут Грефт...
  Ах, ну да, вспомнил Вейн, тот хитрозадый сосед Пардра, который сюда с ним заявлялся. Ещё бы не помнить, если сам Вейн и написал о том в Кройдон. Изложил в подробностях, как задержали Пардра. Хвалился, набитый дурак, что обошлось без обид.
  - Помню! - воскликнул Грюн. - Точно, такой приходил. У меня хорошая память на имена. Вот только - убей, не припомню, как он выглядел. Выглядел, как карлик. Все они мне на одно лицо...
  - Тонкий стебелёк в стоге сена - вот что это будут за поиски, - предрёк Бельт. - Такой найти особенно трудно, особенно если его там нет.
  Где-то я такое уже слышал, подумал Вейн. Ах, да! Только что, во сне.
  - А что, кто-то из них мог уйти? - спросил Флютрю.
  - Да с десяток конных прорвался, пока мы захлопывали капкан. Может и этот ваш Грефт с ними.
  Флютрю помрачнел, и Вейн с усилием разлепил сжатые горем губы:
  - Я запомнил того карлика. Вон он лежит - за второй телегой. С вывихнутой головой.
  - Отлично! - Флютрю немного повеселел.
  Ещё бы. Легче всесторонне изучить одного мертвеца, чем вскапывать всё кладбище.
  Одного и ещё троих. Ведь договорено.
  
  * * *
  
  Пока Флютрю работал с Грефтом, остальных карликов не хоронили: вдруг пригодятся, чтобы что-нибудь уточнить? Полтора десятка ранее поднятых, молча стояло, упёршись носом в пепелище трактира, прочие так и лежали, где лежали.
  А работы с Грефтом выдалось много. Даже не потому, что Флютрю выискивал запрятанное в глубинах души дохлого старикашки человеческое начало - да строго говоря, ему было не до того. Просто Грефт - так уж случилось, оказался на пересечении нескольких тайн. 'Сюжетно значимый мертвец', так о нём высказался Флютрю, какой бы смысл эти слова ни несли.
  По причине особой значимости показаний этого трупа некромант опять вёл допрос при свидетелях, испросив на то специального соизволения Бельта и его ребят. И те по наивности возражать не стали: вовремя не догадались, что последний карлик будет обследоваться дольше всех других вместе взятых. Ибо - случай сложный, загадочный и запутанный.
  А всё-таки, чем значим Грефт?
  Во-первых, он знал Пардра. Знал не по наслышке, а приходился ему соседом - по тому самому Ы, откуда оба родом. Стало быть, единственный из всей тучи карликов, которую он сюда привёл, Грефт представлял, какого 'герой Отшибины' роста.
  Во-вторых, зная Пардра не по наслышке, Грефт всё-таки привёл на его 'спасение' одураченных соплеменников. Более того, именно он им о Пардре впервые и рассказал. Зачем? Ну, допустим, ради красного словца. Те поверили, повелись, кинули клич... Да, бывает, что запускаешь такие события, о каких вовсе не думал. Но дальше-то, коли по уму, стараешься спустить дурное дело на тормозах. Однако Грефт поступил прямо противоположным образом: упрямо поддерживал почин добровольцев, несгибаемо вёл их навстречу разочарованию. Или он ждал, что Пардр на заставе под арестом превратится в карлика?
  В-третьих, Грефт упорно именовал Пардра своим сыном, хотя не имел для этого иных оснований кроме горячего желания именоваться его отцом. Бред? Угу, что-то вроде.
  В-четвёртых, Грефт видел Пардра в момент, когда карлики захватили трактир. Видел, как разъярённые карлики мутузили его 'сына', но ничем не попытался помочь. Трусливо спрятался, чтобы не досталось ему самому. Может, это было изощрённое сведение счётов? Так нет, карлик отрицал такую возможность. А поднятые тела некромантам не врут.
  В-пятых, Грефт наблюдал Пардра и в тот момент, когда его измочаленное тело грузили на коня. И даже мог назвать имена тех, кто к этой погрузке причастен. Две женщины: карлица Тупси, а ещё некая Бац (что характерно, не карлица). Поскольку женских тел среди всей груды истреблённых налётчиков не было вообще, оставалось предполагать, что обе вырвались из окружения и спаслись. Стало быть, и Пардра с собой увезли.
  Досада...
  На этом 'в-пятых' усталый Флютрю собирался было завершить своё некромантское дознание, но было ведь ещё и 'в-шестых'. Поскольку Грюн об этом не догадался, пришлось Вейну прерывать молчание.
  - К этому Грефту были ещё вопросы у самого Пардра, - сообщил он.
  - Да? - отклиунулся Флютрю. - Любопытно.
  - У Пардра карательный отряд карликов убил семью. Грефт при этом присутствовал, даже похоронил тела. Ну так вот: у Пардра возникли сомнения, не причастен ли его сосед и к самому убийству. Грефт это наотрез отрицал, но выглядел как-то подозрительно.
  - Вот как!
  - Да, - поддержал и Грюн. - Пардр долго раздумывал, не убить ли ему Грефта - в отместку, на всякий случай. Но, поскольку не был полностью уверен - отпустил его. Кажется, к родственнице в Дыбр.
  - Что ж, я поспрашиваю, - тряхнул мёртвой головой Флютрю. - Не думаю, что знание такого рода как-то поможет нам найти Пардра, но с другой-то стороны, когда-нибудь мы Пардра отыщем. И тогда будет очень неловко, если окажется, что мы упустили возможность прояснить столь важный для него вопрос.
  И Флютрю принялся спрашивать, и труп Грефта, не запираясь, ответил, и оттуда-то потянулась новая цепочка: 'в-шестых', 'в-седьмых', 'в-восьмых', 'в-девятых'...
  Оказалось, Грефт всё-таки убил обоих похороненных возле дома родичей Пардра. Да, он сделал это. Подозрения вернувшегося странника имели твёрдую почву. Вот только самому Пардру прочность той почвы не привелось ощупать. Ради 'справедливости', он убийцу пощадил - и тем самым выказал слабость. А когда карлику случается приметить или угадать твою слабость, что он тогда делает? Садится на голову.
  Так и с Пардром произошло.
  
  * * *
  
  Итак, в-шестых... В шестых, подлый Грефт стал палачом для Пардра-старшего и старшей его дочери Лиз. Не просто смотрел, а исполнял. Его, вроде бы, заставляли дыбрские соплеменники, вошедшие в плохо защищённый посёлок. Но нет, неточное слово. Скорее, пригласили - как бы по-хорошему. Позвали, но не с той мерой принуждения, чтобы нельзя было просто уйти. Ему предложили сделать то, что сделано было бы и без него. Пардр согласился. Как он объяснил, чтобы облегчить страдания будущих жертв. Ну, заодно и самому позабавиться. В благодарность за весёлую забаву Грефт их потом похоронил и несколько месяцев ухаживал за могилками. 'Как за родными', прочувствованно сказал он... Вейну такое было трудновато слушать - мешали настойчивые позывы к рвоте.
  В-седьмых, Грефт убивал родных Пардра в особом состоянии, в каковое он вошёл незадолго перед тем - в ходе странного ритуала, проведённого на центральной площади Ы неким карликом-некромантом из числа захватчиков. Злодеям тогда удалось полностью захватить посёлок, но, предчувствуя, что их скоро выбьют, они портили в нём всё, что могли. Живых и высоких жителей Ы - кого нашли, убивали, жгли им лавчонки, дома да сараи. А вот для местных карликов - провели ритуал...
  - В чём состоял ритуал? - спросил Флютрю.
  - Мы... прыгали, - неуверенно произнёс труп Грефта.
  - Прыгали?
  - Да. Как блохи.
  - Прыгали - и всё?
  - Нет. Ещё приговаривали. 'Кто не скачет - не блоха'.
  - Что ещё приговаривали?
  - Больше... ничего.
  - А что это значит: 'Кто не скачет - не блоха'?
  - Блохой быть хорошо, - мечтательно улыбнулся Грефт, кивая свёрнутой набок головой. - Не блохой быть плохо.
  
  * * *
  
  В-восьмых, семья Пардра была истреблена не полностью. Младшая его сестра, Дейдре, лихой участи избежала. Но, возможно, получила участь иную, намного худшую, чем погибнуть на месте. Вернувшемуся Пардру, когда тот не нашёл третьей могилы, Грефт сказал, что Дейдре сбежала. Он врал. На самом деле сестрёнку Пардра забрали те самые карлики, которые велели Грефту совершить убийство отца и старшей сестры. Зачем забрали? Труп Грефта правды не смог ответить, а лгать некроманту не стал.
  - Важно узнать, где Дейдре, - шепнул некроманту Вейн.
  - Да, - поддержал его Грюн. - Пардр свою младшую сестрицу очень любил. Рассказывал нам на заставе, как сильно о ней беспокоится...
  - Попробую, - вздохнул Флютрю.
  И засыпал труп Грефта градом хитрых вопросов, на которые тот односложно отвечал:
  - Не знаю.
  Грефт не сумел ответить, ни куда увели Дейдре, ни кто уводил, ни чем руководствовались похитители, выбирая из двух сестёр именно её. Как и на чём увозили Дейдре из Ы, карлик тоже не видел. Отвели пешком куда-то, а уж оттуда, верно, повезли на осле, либо на лошади.
  - Странный труп старика, - признался Флютрю, утирая выступивший на лбу ароматизированный бальзамный пот. - Вроде бы, много знает, а выковырять из него это знание - поди наловчись.
  Но потом некромант с новыми силами взялся за Грефта - и вытащил-таки из него ценное признание. Оказалось, Дейдре из посёлка увели не одну. Не менее двух десятков юношей и девушек со всего Ы умыкнули аналогичным способом - с поголовным убийством всей их родни, по крайней мере, тех, кто на момент похищения случился в доме.Причём каждого, кого потом увезли, сводили посмотреть на 'блошиный' ритуал на главной площади Ы. Не участвовать, просто посмотреть. И проникнуться.
  
  * * *
  
  В-девятых, оказалось, что Грефт не по собственному почину поджидал Пардра. Ему скомандовали. Кто командовал - не велели говорить. Но командовал кто-то очень хороший и добрый, быть может, это даже личный знакомец Владыки Смерти.
  И, как ведётся, причины своего поведения под влиянием внешних команд карлик переосмыслил. Почему он дожидался Пардра в его доме? Видимо, потому, что Пардр ему 'всё равно как сын'. Логично - при всей фактической неверности. Ну да кто в наше время успевает проверять факты?
  - Урожайный мертвец, - заканчивая с Грефтом, пробормотал Флютрю. Да и то не спешил его ставить в шеренгу отработанного материала носом к пепелищу. Вдруг ещё с чем-то придётся свериться.
  И хорошо, что так.
  Вспомнив былой уговор, случившийся то ли во сне, то ли наяву, Вейн спросил у некроманта:
  - Правильно ли я понял, что вы этого Грефта разговорили до самого нижнего, человеческого уровня?
  - Почти, - был ответ. - Этот Грефт духовно нарушен ещё сильней остальных. Вроде бы и спускаешься донизу, где действие громких слов не должно ощущаться. Но оно там по-прежнему ощущается, вот в чём загвоздка.
  
  * * *
  
  Наутро к их лагерю прибыли каменщики и плотники - восстанавливать сгоревшую заставу в прежнем виде. Подводами навезли материалов.
  - Что, опять трактир делаем? - весело спросил Грюн.
  - Ага, - предводитель плотников обернулся от разгружаемых свежих досок, - прошлый, правда, не слишком долго простоял. Надеюсь, новому повезёт больше. Выстроим его чуть в стороне от этих углей. Вон там, перед ямой, вроде, площадка ничего, а?
  - Не купятся, - через силу произнёс Вейн.
  - А?
  - На трактир карлики больше не купятся. Некоторые смогли унести ноги - теперь будут знать.
  - Да что ты, Вейн! - вскричал Грюн. - Купятся, как миленькие. Чтобы не залить глаза дармовым 'бормотуном' - ха, такого карлика ещё не рождено, а тем более не введено в посмертие!
  Весёлый парень Грюн. Рядом с таким и дышится легче. Правда, так сильно повеселел он аккурат после давешней катастрофы. А до него главным весельчаком заставы считался покойный Э.
  - А скоро ли отстроите?
  - Да с месяц провозимся, - почесал затылок бригадир. - Не времянку же какую-то делаем, а заставу на века!
  - На века? - Грюн хихикнул. - Так долго Отшибина не протянет. К тому же, граница фронта теперь уже очень скоро уйдёт на запад.
  - Может, и так, - бригадир плотников не возражал. - Вы защитники, вам эти дела виднее. Ну, а наше дело - строительное. Мы тут не просто заставу, а таки трактир возведём. Если как застава он вскоре и не понадобится, то как трактир - это уж завсегда!
  А ещё со строителями приехал молочник Бон, старинный знакомец Пардра. Понавёз сыров да топлёного молока - просто по велению сердца. Ну и о Пардре принялся расспрашивать: что о нём нынче слышно, поведали ли поднятые трупы?
  Флютрю был в ответах уклончив, но тайной показаний Грефта он владел далеко не один, а у Грюна болтливость хоть и шла на убыль, но довольно-таки медленно. В общем, у него на широком, как помело, языке оказалось всё, что некромант по крупицам выуживал у скрытного трупа.
  Хорошо ещё, Бон таки не выглядел треплом, которое немедленно раззвонит обо всём услышанном целому посёлку. И другое также неплохо: кое-какие сведения от карлика молочник сумел дополнить.
  Например, тот самый ритуал на площади в начале главной улицы Ы - он вовсе не выглядел хаотическими прыжками под нехитрую речовку.
  - Пусть не свистит! - вскричал Бон. - Они прыгали не просто так, а по особому магическому рисунку. Там были линии, которые сперва горели, потом погасли. Все прыжки карликов ориентировались строго на них. И кроме речёвки про блоху болтали сихи всякие замысловатые, только слова в них были непонятные. На каком-то магическом языке, что ли...
  - Значит, Грефт всё-таки врал? - изумился Грюн.
  - Исключено, - возразил Флютрю. - Видимо просто не всё заметил и не понимал сути того, что делал. При выполнении ритуалов профанами такое случается каждый раз. Ничего необычного.
  - Но некроманту-то теперь всё понятно? - лукаво спросил Грюн.
  Флютрю замялся:
  - Э... Да, многое стало яснее. Извилистый рисунок, по которому двигались карлики, надо полагать, представляет линии их судеб, заплетённые в некую более сложную картину. Адепты идут по линиям, которых сами не видят, и произносят тексты, из которых понимают одну лишь речёвку про блоху. В общем и целом, мы имеем дело с ритуалом закрепощения, через который погромщики Ы провели своих местных соплеменников. Что и заставило их потом делать странные нелогичные вещи. Убивать, а после притворяться роднёй убитых... Пожалуй, во всём этом действе мне кажется непонятным только одно...
  - Что же?
  - Какую роль в ритуале играли вынужденные зрители вроде Дейдре? Ради какой миссии они-то были отобраны?
  
  * * *
  
  Когда долго молчишь, твои слова утяжеляются. Не только для тебя самого, но и для других. Вот и для некроманта Флютрю единственное предложение, сказанное молчаливым Вейном, стало руководством к действию.
  О чём предложение? О том, что если попытаться исцелить поднятое тело Грефта до самого человеческого дна души, то это поможет и суть блошиного ритуала лучше уразуметь, и на след похитителей Дейдре выведет, и вообще... Сейчас-то ему самому трудно повторить это внятно, а в особенности впихнуть в одно предложение. Факт в том, что оно было сказано, и именно так, как надо.
  - Кстати, а это идея! - вскричал Флютрю.
  Идея некроманта посетила своя собственная, но была подготовлена фразой Вейна. В чём она заключалась, Вейн даже не сразу понял - пришлось подождать, когда Флютрю будет готов изложить её систематически.
  А вот в чём:
  - Прорваться к человеческому началу в карлике, чтобы понять суть блошиного ритуала - конечно же, тупиковый путь, - некромант, как ведётся среди их братии, начал с наихудшего, - и вот почему: во-первых, сам прорыв к человеческому началу означает, что начало блошиное успешно развеяно, а этого пока не случилось, оно продолжает мешать; во-вторых, если последствия ритуала удастся-таки каким-нибудь внешним способом преодолеть, мы не сможем уже вернуться к ритуалу, чтобы досконально понять, что это было такое. Но есть иной путь, обратный предложенному вами. Этим-то путём мы и пойдём! - Флютрю так и светился от сознания грамотно решёнгной головоломки. - А конкретно сделаем вот что: приведём труп мертвеца в центр Ы, на ту самую площадь, где он проходил недоброй памяти ритуал... - некромант на мгновение задумался.
  - И? - не отставал от него Грюн.
  - ...и заставим пройти тот же самый ритуал, но в обратном порядке.
  - А что это даст?
  - Во-первых, он освободится от той зависимости, в которую благодаря ритуалу попал; во-вторых, мы по ходу дела реконструируем весь ритуал в деталях.
  - Здорово! - признал Грюн. - Вот только... Как же мы заставим Грефта пройти наоборот этот самый ритуал, если он его неправильно помнит?
  - Умом - да. Но, к счастью, перед нами есть тело. А тело, даром что мёртвое, - Флютрю усмехнулся, - тело запомнило всё.
  
  * * *
  
  Придумано - сделано. Устроить неупокоённому трупу мёртвого карлика контрритуал удалось на следующее же утро.
  Поглядеть, что же выйдет у Флютрю, собрались Грюн и Вейн (их присутствие на пепелище заставы, строго говоря, ещё месяц, как не обязательно), да ещё Бельт-арбалетчик - ему тоже ведь интересно.
  Конвоируя ходячий труп, добрались до главной площади городка. По ходу дела собралась приличненькая толпа зевак: нечасто по центру живого человеческого Ы выгуливают тела мёртвых карликов.
  - Что здесь будет? - спросил кто-то из праздношатающихся.
  - Ритуал обеззараживания посёлка! - Грюн состроил такую страшную мину, что любопытствующий отшатнулся.
  - А труп зачем? - решился-таки полюбопытствовать другой.
  - Чтобы принял на себя всю заразу.
  - А! Так это, наверное, будет опасно?
  Грюн подтвердил:
  - Да! Будет очень опасно!
  И что, он надеялся, что после этаких слов толпа рассосётся? Нет же, остались все, кто был, да ещё новых позвали.
  Мрачно поглядев на такое дело, Флютрю заметил:
  - А площадь недурно бы оцепить...
  Хорошо, что с ними увязался Бельт. А у него - не то что у парней с дальней заставы - в самом Ы полно друзей-сослуживцев. Он подозвал кого-то из поселковой стражи, попросил передать другим - и в какие-то десять минут сорганизовалось надёжное оцепление.
  И вот в центре площади только Флютрю и труп Грефта.
  - Вся ли область, где проходил ритуал, сейчас свободна? - спросил некромант нарочито громко, чтобы могли слышать Вейн, Грюн и Бельт, добровольно включившиеся в оцепление.
  - Да, - сказал труп.
  - Где находились скачущие?
  - Вон там, - труп жестами очертил примерную область.
  - А где были вынужденные зрители?
  - Там, - труп с пренебрежением махнул рукой в сторону.
  - А теперь, - Флютрю весь подобрался и заговорил каким-то особым тоном, - повтори в обратном порядке все жесты и звуки, все движения, какие были тобой совершены в ходе ритуала!
  - Я думаю... - с видимым сомнением протянул труп.
  - Не думай! - резко оборвал Флютрю. - Выполняй!
  И запрет на мысли сотворил чудо. Труп закрыл свои и без того мутноватые гляделки и, должно быть, доверивгшись мышечному чувству, закружил по площади в поисках финальной точки ритуала. Видимо, нашёл, поскольку остановился и пару раз невысоко подпрыгнул.
  - Репетирует, - прошептал Вейну Грюн.
  - Ага, - хохотнул Бельт. - Входит в образ.
  Но вот прыжки трупа налились какой-то пружинистой силой. Он подскочил на добрую половину собственного роста, причём приземлился чуть сзади. Следующий прыжок отбросил его назад на два шага, дальше - шагов на пять, восемь, десять.
  - Ты смотри, уже получается! - восхитился Грюн.
  Труп в полном самозабвении скакал по-блошиному. В момент самого длинного прыжка назад он раздвинул рот в идиотской улыбке и пролаял в гулкую пустоту, оставляемую перед собой:
  - Ахолб ен течакс ен отк!
  Бельт присвистнул:
  - Ишь ты! А вот и заклинания пошли!
  - Нет, - отозвался Вейн, наскоро прикинув порядок звуков, - это известная нам речёвка про блоху, только сказанная навыворот.
  
  * * *
  
  Цирковой номер, показанный трупом мёртвого карлика на импровизированной арене поселковой площади при большом скоплении народа - его жители Ы, небось, надолго запомнят.
  Так ловко скакать назад, приземляясь и вновь взлетая с истинно блошиным проворством, и всё это со свёрнутой на бок башкой - да, на такое стоило поглядеть и пересказать знакомым.
  Смех и рукоплескание были наградой необычному артисту.
  - Это что, - спрашивали новенькие в толпе, - выступает Блошиный театр? А актёр - вот умора! - в гриме совсем как неживой. И как он похоже изображает злобного карлика!
  - Вижу, всем весело, - несколько унылым тоном произнёс случившийся рядом с Вейном молочник Бон. - А вот на прошлом их представлении нам было не до веселья. Мороз продирал по коже...
  - Это - не их представление. Это - наше! - тряхнул головой Грюн.
  - И что, наше представление сможет отменить прошлое?
  - Отменит, - с твёрдостью заявил Вейн. И тут же понял: не для всех. Если сильно повезёт - исцелится единственный труп Грефта. Причём 'исцелится' не значит 'оживёт'. Исцелённый останется всё таким же поднятым трупом, разве что прекратит болтать всякую ерунду.
  
  * * *
  
  Пока труп Грефта ловко прыгал по площади и кричал обращённую ерунду, Флютрю быстро-быстро малевал какие-то каракули на плотном листе бумаги, не отрывая взгляда от мечущейся фигурки. Чертил траекторию ритуального перемещения, как понял Вейн.
  Что это даст? Боязно даже загадывать. Эх, ладно: Флютрю специалист,ему виднее.
  Ритуал уже подходил к концу. То есть, в исходной его версии, к началу. Прыжки трупика стали какими-то вялыми, невысокими - энергия из них уходила. 'Тренируется', - сказал бы Грюн, если бы видел их в обратной временной перспективе.
  Ещё миг - и Грефт остановился. Контр-ритуал пройден. Что дальше? Ладони трупа в недоумении ощупывали тело, пошатали скособоченную голову. Что-то новое он о себе сейчас узнаёт...
  А в следующее мгновение плечи трупа сотряслись рыданиями. Грефт бросился наземь, выдёргивая себе клочья волос, расцарапывая кожу лица, разрывая и отрясая ветхие ошмётки одежд.
  - Что это он? - послышались голоса в толпе зрителей.
  - Катартическая реакция, - прокомментировал для собравшихся Флютрю.
  - Переигрывает, - сказал кто-то. - Не верю.
  А вот Вейн поверил. Ведь он, правда, со слов Флютрю, знал истинную подоплёку происходящего. И помнил свой сон - тот самый, с тремя гробами. Только что, повторно проведя труп Грефта через оболванивший его ритуал, некромант выкопал третий гроб. Карлик стал человеком. Правда - ох! - глубоко и всесторонне посмертно.
  - Что я наделал! - в отчаянии прорыдал труп, заваливаясь набок, чтобы наверняка стукнуться лбом о землю.
  - Да, что ты наделал? - мигом подскочил к нему некромант.
  - Предавал, убивал, обманывал... - проныл Грефт.
  - Ну, это мы от тебя и раньше слышали.
  - Слова, - прохрипел труп, - вы слышали только слова. Сейчас до меня понемногу дошёл их смысл.
  Ишь ты! Заговорил не как поднятый труп. А как человек, не лишённый соображения. Видать, ушли ограничения, наложенные на его ум ритуалом.
  Пользуясь удобным случаем, Флютрю задал трупу несколько вопросов, на которые тот прежде отвечал 'не знаю'.
  - Кто проводил ритуал?
  - Карлик-некромант Грок из Шенка.
  - Зачем его проводил?
  - По приказу своей начальницы.
  - Как зовут его начальницу?
  - Блохинда.
  - Где Дейдре?
  - В местечке под названием Стрелецкий Угол.
  Ликуя, Флютрю поглядел в сторону Вейна и Грюна. Что ж, некроманта можно поздравить. Получилось - причём в полном объёме. И Грефт достиг посмертной интеграции, и даже вопрос о похищении Дейдре понемногу стал проясняться. Будь рядом Пардр - уже скакал бы в Стрелецкий Угол на выручку любимой сестры.
  Да. Правильное дело, когда закалённый в боях герой спасает-выцарапывает из удушающих лап врага собственную родню. Это выглядит так благородно, что потом и песни о том слагают. Но Пардра-то рядом нет. И неизвестно, когда вернётся. Ждать его с радостной вестью, что в деле о пропажи сестрёнки появились новые зацепки? Нет. Небось, там, в Стрелецком Углу что-то недоброе затеяно. Каждая минута дорога.
  - Кажется, спасение Дейдре нам придётся взять на себя, - произнёс Вейн вслух. Думал-то с усилием, а произнёс-то легко и непринуждённо. Похоже, попустило. Ушёл ком, подступавший к горлу после смертей Бадюна и Э при каждой попытке что-либо сказать.
  - Да уж, - согласился Грюн. - Я тоже об этом подумал. Пока заставу не восстановят, у нас есть месяц. Успеем пять раз дойти и вернуться.
  - Поговорим о том на обратном пути, - сказал Бельт. - А сейчас пора снимать с площади оцепление.
  
  * * *
  
  - Ну что, - спросил Бельт, - наконец-то закапываем?
  - Да, теперь можно, - удовлетворённо кивнул Флютрю. - Всех, кроме этого! - он указал себе за спину, на Грефта.
  - Ну, так это и само собой понятно. Раз уж мы собрались на разведку в Стрелецкий Угол, стоит и его взять с собой. Вдруг пригодится - как источник дополнительных сведений...
  - Так значит, другие трупы исцелить не получится? - Вейн опечалился.
  Да, действительно - печаль. Скорбь по людям, которые не обретут себя даже в трупном своём последействии.
  - К сожалению, нету времени, - пожал плечами некромант, - я бы с радостью, но трупов здесь слишком много, а перед нами - опасный путь.
  - Стоп, а когда мы отправляемся?
  - Завтра после обеда, - сказал Бельт. - За этот период я сдам дела преемнику, да и за похоронами проследить надо... Эй, ребята, кучнее кладите! Чтобы второй ямы не копать, хе-хе-хе.
  - До завтрашнего обеда у вас есть какие-нибудь дела? - ага, Вейну было малость нехорошо, потому он долго молчал, но он бывает очень настырным, если кто-нибудь позабыл.
  - Нет, - признался Флютрю - Каменный Кулак, - до завтрашнего обеда я совершенно свободен. Но много ли трупов доведёшь до ума за это время?
  - Разумеется, не всех. Но хоть троих? - предположил Вейн.
  - Да, троих успею.
  Теперь Вейну предстояло выбрать троих счастливчиков. Что ж... Пусть это будут те омерзительные уроды, в чьём исполнении ему привелось услышать вызывающие тошноту громкие слова. Первый - тот, с проколотым сердцем, второй - без черепушки, третий - который кишки собственные разматывал. Остальные - уж извините. Справедливость никогда не торжествует в полном объёме.
  
  * * *
  
  На следующий день аккурат после обеда Вейн, Грюн, Бельт и Флютрю в сопровождении очеловеченного трупика старика Грефта вышли в направлении Стрелецкого Угла - отшибинского селения, где карлики никогда не составляли большинства, и чьё название не случайно даже произносится на языке Эузы. От Ы это на юго-юго-запад, мимо разрушенного города Протаса и Старых Некрополисов, за холмами Шулява, немногим не доходя до Нового Отшиба. Вроде, не так уж и далеко, но четверть Отшибины отмахать придётся. Впрочем, это не точно, ведь о размерах самой Отшибины единого мнения нет.
  О том, какие приключения встретились смельчакам на пути, да и в самом к Стрелецкому Углу, стоило бы написать отдельный рассказ. Как и о том, была ли найдена Дейдре, осталась ли в живых, а также к чему именно её пытались принудить.
  Здесь же нам осталось рассказать всего одну байку. В тот же день и час, что и разведывательная экспедиция в Стрелецкий Угол, из Ы стартовала ещё одна компания. И престранная, доложу я вам. Трое карликов, причём все не только мёртвые, но сверх того недавно жестоко убитые и вновь поднятые усилиями некроманта.
  Трупы вышли на Большую тропу мёртвых - широченную дорогу, вымощенную серым камнем, и по ней добрались до самого Глукща, откуда - через пещерную его часть - пытались проникнуть в Подземный мировой ярус. На вопросы стражников, кого они там ищут, отвечали:
  - Владыку Смерти, великого и ужасного!
  - Да что вам, увечным, понадобилось от Владыки? - строго спросил сотник, явившийся лично поглядеть на этакое диво.
  - Пусть вернёт мне мозги! - потребовал самый смышлённый из трупов.
  - Пусть вернёт мне сердце! - воскликнул самый эмоциональный.
  - Пусть вернёт мне утраченную волю к жизни! - рявкнул последний, самый из них смелый - и удавил заартачившегося сотника собственными кишками.
  
  
  15. Ярусы прогибаются
  
  Важнейшая способность дипломата заключается в гибкости, это каждый скажет, а знатоки своего дела подтвердят. Кто не гибок, тот не дипломат, а Зюк из Белополья видел своё будущее на дипломатической стезе.
  Главное, с уходом царя Ксандра и приходом царя Вана для юных 'выскочек' вроде Зюка такая стезя впервые открылась. Прежде-то всей эузской дипломатией ведало три-четыре избранных клана. Насколько слабо те дипломаты 'старой школы' владели искусством гибкости, понятно по скорости, с которой они дали себя заменить. Дольше недели никто не продержался. И никто не сумел доказать свою полезность господину Гзырю - новому министру иностранных дел.
  А Зюк, он - другое дело. Он докажет.
  Разве зря им ещё с рождения так гордятся любимые родичи - богатейшие помещики из Белополья? Разве зря его хвалил и всем ставил в пример академик Кулай? Разве зря господин министр пригласил его в Эузу специальным секретным письмом - да таким срочным, что пришлось прервать послушническое служение в Академии Наук?
  Нет, не зря. Зюк не подведёт. Подучиться бы только. И набраться гибкости, необходимой всякому послу.
  Гзырь так и сказал: надо бы ещё подучиться. Всё-таки надо. Ведь если он отправит Зюка послом в Адовадаи, как и собирался...
  Что за сказка получится, если только она получится! Ведь Адовадаи - далеко на запад. И на юг, но ведь и на запад. А ещё оттуда до Порога Смерти, наверное, рукой подать!
  Нет, положим, не подать, но Порог Смерти, как-никак, подвижен. Авось и подвинется до самого до Адовадаи? Вот было бы здорово!
  А где Порог Смерти, там и мертвецы, а мертвецы, как уяснил уже Зюк, очень подходящая компания.
  Нет, может, кому-то и не подходит. Но Зюку - как нельзя лучше. Ведь посмертие, будем перед собой честны, очень облагораживает. Пусть и не всех. Зато завсегда.
  
  * * *
  
  Впервые встретившись с министром Гзырем, заранее осведомлённый о его пристрастиях Зюк заметно порадовал мэтра своим внешним видом, а пуще всего распространённой в столичной молодёжной среде причёской 'посмертная маска' и синими румянами 'под мертвеца'.
  Разумеется, то и другое он привёз не из академического послушничества (в Академии хватало безнадёжных консерваторов, готовых устроить весёлую жизнь и за меньшее), но сотворил сразу по приезде в Эузу-столицу, ибо твёрдо решил выглядеть современно.
  В главном Зюк не ошибся. Министр был явно неравнодушен к мёртвым телам, и даже имитация его раззадорила не на шутку. Вон как зыркал на синие румяна, визуально мертвящие щёки Зюка. Глаза так и сверкали!
  Порадоваться-то Гзырь и порадовался, но причёску всё же велел исправить, а румянец впредь наносить не на людях.
  - Разделяю вашу страсть ко всему новому, коллега Зюк, - с чувством сказал министр, - однако, должен вам заметить, что её, как и всё другое, должно проявлять с известной гибкостью, памятуя о дремучей неготовности многих наших соотечественников к восприятию новых идей... - говорил Гзырь очень обтекаемо, но главное Зюк осознал ещё тогда: гибче надо быть, гораздо гибче.
  Если вести себя точно так же, но чуть гибче, министр меня даже полюбит, с удовольствием отметил Зюк. Ну а любовь министра - из тех вещей, что всегда пригодятся. Да, с такими любовями часто связаны и некие неудобства, но то - дело житейское... Карьера посла станет чудным за них возмещением, разве нет?
  - Надеюсь, по вопросам внешнего вида мы с вами, коллега, друг друга поняли. Но внешний вид - малая толика той силы, что составляет залог успешности дипломата. Необходимы ещё многие знания, лишь малую часть которых вы могли получить у себя в Академии-на-Тьмаке.
  И Гзырь, надолго не откладывая, тут же наскоро проэкзаменовал адепта. Не сказать, чтобы остался очень доволен:
  - К сожалению, мои опасения подтвердились: вы не знаете слишком многого из отраслей знания, жизненно необходимых эузским послам!
  Сказано было резко. Как, всё кончено? Зюк едва не расплакался.
  К счастью, 'едва' не считается, потому что министр имел, что сказать ещё. И лишь дождался мига, в который Зюк проникнется неудачей, чтобы предъявить спасительный выход:
  - Впрочем, беда ваша поправима. Вы наделены пытливым умом, коллега, это хорошо. Пожалуй, я взялся бы вас поднатаскать в необходимых теоретических вопросах, а также, - Гзырь подвесил небольшую паузу, - потренировать в отношении гибкости.
  Зюк горячо согласился, ещё не догадываясь, что первая тренировка гибкости ему предстоит прямо сейчас. Обучение - то со следующего раза, но воспитательные экспресс-контакты могут ведь проводиться в любое подходящее время. В особенности, когда воспитателю очень хочется.
  Как Зюк и предполагал, воспитание гибкости потребовало от него смирения. И сдержанности. И подавления неуместного чувства брезгливости.
  Гибкость воспитывалась так. Возбуждённый Гзырь зашёл к нему сзади, бормоча что-то бессвязное о потаённой природе гибкости. Зюк заставил себя остаться на месте, памятуя о счастливом будущем.
  - Причёску поправь, но румяна - другое дело! - жарко зашептал господин министр. - Их используй, но не на людях, не на людях. В этом будет первый урок... практической гибкости...
  Потом Гзырь обслюнявил будущему послу шею - щекотная, надо сказать, процедура. Прикусывал её с краюшку - но лишь самую малость, и как бы не всерьёз.
  К счастью для Зюка, воспитатель гибкости жаждал не крови, а мертвецкого бальзама, которого в его жилах как раз таки и не имелось. Однако, поверхностно нанесённый синий румянец на него изысканно намекал, дразнил Гзыря, доводил до вампирического неистовства.
  За шиворот изящной бегонской рубахи Зюка обильно потекла слюна.
  Сейчас укусит, понял ученик и зажмурился.
  Так и случилось: от избытка страсти Гзырь непроизвольно сжал острые зубы - и тут же с негодованием отшатнулся, сплюнул на пол красную каплю.
  Не то!
  При бальзамном вампиризме кровь не вызывает иных чувств, кроме отвращения. Но ведь Зюк не виноват, что он пока не мертвец?
  - Не расстраивайтесь, коллега, - видя его смятение, молвил министр, - Смерть видит, что то была моя промашка. Постараюсь её не повторить.
  И, следуя принятому решению, Гзырь присосался к шее коллеги с другого бока, откуда не мог видеть выступившую кровь.
  Второй поцелуй был не менее страстен, и распалялся господин министр в прежнем темпе, посему стоит ли удивляться, что вторая промашка не заставила себя ждать.
  Понравилось ли происходящее дважды укушенному? Не то, чтобы очень. Но, с другой стороны, Зюк осознавал: гибкость-то развивать надо. Почему бы и не таким способом?
  Посему, терпел неудобства, ожидая, что нужное качество мало-помалу разовьётся.
  Ибо, подходя по-научному, что происходит между ним и господином министром? Ответ очевиден: посвятительный обряд в дипломаты. Суть которого в чём? В развитии гибкости, необходимой для данного ремесла.
  
  * * *
  
  Посвятительный обряд? И только?
  Нет, не совсем. Ведь такие обряды, как правило, однократны. А Гзырь с тех самых пор повторял обрядовые действия при каждой новой встрече. Всякий раз аккуратно напоминая ученику, что надо бы с собой прихватить баночку синих румян. Для настроения.
  Не столько обряд, сколько выработка навыка. Повторение - мать учения, так сказать? Ну да. Для Зюка манипуляции над его шеей служили закреплению материала, а то, что Гзырь - просто вошёл во вкус, основной сути дела не меняет.
  Преуспел ли Зюк, освоил ли навык? Безусловно.
  Ведь как он отвечает на порой неловкие приставания Гзыря? Гибко. Без гримас. Научился парадоксально реагировать на укусы: просить 'Ещё!' даже тогда, когда невмоготу.
  А ещё в действиях Гзыря можно было усмотреть черты воспитания гибкости на собственном примере. Кому, как не господину министру, служить в этом деле образцом?
  Гзырь любит мёртвеньких, но покровительствует живым. То есть, поступает гибко.
  Покровительствует живым, но предпочитает современных молодых людей, склонных в своей внешности воспроизводить мёртвые образцы. То есть, и в прогибе не сбивается с основной цели.
  Среди живых, склонных копировать мёртвое, Гзырь выбирает лишь тех, кто не афиширует этих пристрастий. Тем самым, опять-таки поступает гибко.
  А с Зюком Гзырю особенно легко поступать гибко. Поэтому-то Зюк и поедет послом в Адовадаи, тогда как другие не поедут.
  Другие срежутся. На поворотах министерских прогибов.
  
  * * *
  
  Конечно, в обучении Зюка его новым начальником не обошлось и без общей теории. К теоретическим занятиям Гзырь переходил, удовлетворившись по первому разу, но в процессе лекции страсть могла воспылать снова, поэтому Гзырь просил Зюка не стирать румяна со щёк до самого конца встречи.
  Зюк и не возражал. Ему-то было не слождно.
  О чём были лекции? Кто-то бы удивился, но практически все - опять же о гибкости. Но на каком высоком уровне обобщения!
  Ничто так не впечатляло Зюка из Белополья, будущего посла Эузы в Адовадаи, как развитая министром Гзырем теория прогиба.
  - Надо учиться у природы, - настоятельно советовал Гзырь. - А в чём главная тайна природы? Нет, не в том, что мир ярусен. А в том, что ярусы-то прогибаются. А в какую сторону прогибаются? Ну это как когда. Сейчас наиболее выгоден прогиб в пользу нижнего мира. И что мы видим? Всё мироздание именно туда и прогнулось.
  Зюк принимался думать, и вновь и вновь убеждался в гзыревой правоте. Ну конечно же: идея о вечных и неподвижных ярусах не выдерживает никакой критики. Ничего в мире нет неизменного в своей сути. Всё течёт, всё меняется. Потому стоит ли удивляться, что и самые мировые ярусы демонстрируют известную гибкость?
  У идеи гибких ярусов находились и любопытные следствия, часть из которых камня на камне не оставляла от традиционных религиозных верований Эузы. Гзырь отмечал:
  - Что ярусы прогибаются, это закон природы. Последствие Большого взрыва, как явствует из влиятельной космогонической теории Фарадео Фарадея. А насчёт Семи Божеств? Ну, мы, в конце-то концов, взрослые люди, слишком зрелые, чтобы кормиться подобными сказочками.
  И правда, соглашался Зюк. Мы-то уж точно люди взрослые: Гзырь и я. Такими посвятительными обрядами, как мы, дети не занимаются. Стало быть, и про сказочки всё верно. Зачем бы это нам, взрослым людям, понадобились сказочки? Мы и без сказочек всегда найдём взрослый способ удовлетворения базовых своих влечений.
  А ещё взрослых людей, не пробавляющихся сказочками, посылают с посольской миссией в Адовадаи. Судя по пылкому взгляду и обещающему тону Гзыря, это так.
  - Прогибаться надо умеючи, - наставлял Гзырь. - Нет никакого толку в том, чтобы прогнуться, когда тебя уже начали прогибать силой. Истинный прогиб - умный, заблаговременный. Ибо что нам, интеллектуалам, обеспечивает наш ум? В первую очередь - гибкость адаптации.
  И верно! Гибкая адаптация - она намного-намного полезнее, чем какая-нибудь вовсе негибкая адаптация.
  - Великая сила - сила адаптации. Это она и управляет прогибом.
  И точно - сила! Кто-то подумает, приспосабливается лишь слабый, но нет, ошибочное сужденьице! Слабый - он и приспосабливается слабо. А сильный - он хорошо приспосабливается.
  Или - хорошо приспосабливает тебя.
  - Нет ничего зазорного в прогибах. Естественное не стыдно. Прогнуться - это как напоить страждущего. Тот, кто желает тебя прогнуть, просто наделён более сильной жаждой. Это нормально. В конце концов, все люди разные.
  Определённо, разные! Как бы и эту светлую мысль повнимательнее запомнить?
  Интеллектуальный круг лекции завершался новым заходом со спины. Зюк покорно подставлял шею, господин министр плотоядно облизывался и сглатывал обильно текущую слюну.
  И всё же переходу к практике неизменно предшествовало подведение итогов лекции, о котором лектор не забывал и при лавинообразно нарастающем возбуждении.
  - Ярусы прогибаются, - говорил, усмехаясь, Гзырь. - И мы вместе с ними, и мы, как они. Мы следуем предначертанному. Предначертанному прямо на ярусах.
  
  * * *
  
  В ходе обучения Зюка страсть учителя к оральному обладанию трансмёртвым организмом не претерпела сколько-нибудь заметных изменений, а вот лекционные темы изо дня в день менялись, освещая всё новые аспекты мирового принципа гибкости.
  Аспектов оказалось столько, что впору приуныть.
  Пожалуй, лишь тогда, когда речь дошла до проблематики применения гибкости во внешней политики Эузы, Зюк окончательно уверился: послом в Адовадаи он всё-таки поедет.
  В голосе Гзыря звучала неподдельная боль и забота о судьбах своего ремесла.
  - Эузу считают варварской страной, - вздыхал он. - К сожалению, тот, кто так считает, во многом прав. Причём его правота не оставляет нам, дипломатам, пространства для манёвра. Возражать? Но тем самым мы проявим негибкость. Соглашаться? Но тем самым мы подтвердим, что с такими негибкими варварами, как мы, цивилизованному мёртвому человечеству общаться практически бесполезно.
  И верно, сокрушённо кивал Зюк: ситуация безвыходная. Хоть так, хоть эдак, а из варварства не выберешься.
  - Многие наши коллеги, даже самых широких взглядов, искренне интересующиеся некротехнологиями души и тела, поневоле ломались, стоило им впервые встретиться с названной дилеммой. Они обижались, вместо того, чтобы проявить гибкость. Они говорили мертвецам обидные вещи. А тем самым подтверждали худшие опасения зарубежных партнёров.
  Да уж, соображал про себя Зюк, зарубежных партнёров, в особенности мертвецов, легко понять. Они-то привыкли себя считать людьми высшего сорта (с чем, положа руку на сердце, втайне согласна и эузская аристократия), а тут какой-то негибкий дипломат им перечит! Понравится ли кому такое отношение? Разумеется, нет.
  А что отсюда следует? Да то, что всё так и будет продолжаться. И снова к нам откажутся приезжать некроманты и бальзамировщики. Как результат - мертвецы в стране так и останутся на положении изгоев. И это притом, что каждому, нет, ну точно каждому, втайне мечтается таким же изгоем стать. Так в чём же выход?
  - А выход в гибкости, - мягко напомнил Гзырь, втягивая слюну.
  Просто, как всё гениальное. Но как же гибкость в этом запутанном случае проявить?
  - Очень просто. Дипломат должен признать, что Эуза погрязла в варварстве. Это первый необходимый шаг. Далее, ему следует намекнуть партнёрам, что Эуза неоднородна. В кромешном варварстве есть и не очень варварские очаги, которые стремятся к свету, к Смерти в лучшем смысле этого слова - и с которыми можно работать. Это шаг второй. И третий: признаться им по-секрету, что ты сам являешься таким очагом, втайне преданным некрократии и готовым к сотрудничеству!
  - А дальше? - спросил Зюк.
  - В смысле? - переспросил Гзырь.
  - Ну, дальше-то какие шаги?
  - Так дальше и не нужно никаких шагов. Ибо всё, что дальше, мёртвые партнёры сделают сами. И сами всё объяснят.
  
  * * *
  
  Нет, всё же к мёртвым партнёрам Гзырь отправлял кого понадёжнее, скорее же всего - ездил сам. (И где же, как не в гостях у мертвецов он мог заработать свой бальзамный вампиризм?).
  Зюка из Белополья министр отправил в посольство менее славное и более трудное одновременно, а чтобы не вздумалось выученную гибкость взять да направить в чуждое русло - приставил троих слуг, которые за ним откровенно следили. Все по очереди, сменяясь на сон.
  Адовадаи - далеко не город мёртвых. И даже в основном - город живых. Мертвецов там любят не больше, чем в самой Эузе. В общем, такие же дикие нравы. И даже более дикие, ведь в городе окопались пираты и старорежимная эузская разведка. Гремучая смесь, а эпицентр её - порт.
  Адовадаи - крупный порт на море Ксеркса, и главное этим сказано. Кому там принадлежит власть? Кучке преимущественно живых торгашей, которых кроме прибылей мало что другое заботит.
  Причём это только в первые недели пребывания в городе Зюк наивно полагал, что официальная власть в Адовадаи пусть слабая, но есть. Оказалось, всё сложнее. Официальная власть - городской Государственный совет - это во многом лишь видимость. То есть, какие-то вопросы она, конечно решает - но это в основном вопросы личного обогащения.
  Да и то - с оглядками на кого-то. Того, кто сидит в порту. Скорее всего, на нескольких, там сидящих. Теневой совет? Очень похоже.
  Что же касается политических вопросов - тех самых, которые могут обогатить любого и очень сильно - нет, официальный городской совет от их решения устраняется сам собой. Хотя имеет, вроде бы, все полномочия Государственного - согласно местному закону.
  Да зачем же было такой закон принимать, который имеют в виду все в городе? Видать, кому-то такой закон всё-таки выгоден. Не Государственному совету города, заседающему на Соборной площади. Тому, кто сидит в порту.
  Это что же, думал Зюк в первый месяц своего посольского служения, мне, чтобы способствовать наступлению некрократии, теперь надо выискивать где-то в порту подлинных хозяев города? И, небось, заключать с ними те подозрительные устные договора, которые западная некрократия всею сутью своей не приемлет?
  К счастью, он не поспешил этого делать. В неспешности тоже есть своя гибкость, и она-то его и вывезла. Пара-тройка бесед с чиновниками Государственного совета, одна мимолётная встреча с комендантом порохового склада - и пазл сложился.
  Те, кто в порту - абсолютные враги некрократии, понял Зюк. Убеждать их в идеях прогресса - пустое сотрясение воздуха. Выходить на них с целью склонить на другую сторону - бессмысленный риск. Тебя устранят, и за то никому ничего не будет. Даже сам ты вряд ли узнаешь, кому не пришлись по душе свободолюбивые речи. А уж Гзырю виновников не сыскать и подавно, потому он запишет в виновники тебя самого: 'Не оправдал надежды'...
  Зюку повезло, что никому-никому не обмолвился о своей надежде на посмертие и приверженности некрократии. А не сказал - всё равно как и не хотел. Благо, эузского посла в некрократических симпатиях заподозрить вроде бы трудно.
  Хорошо быть порой невидимкой.
  А суть разговора с Кьяром, комендантом склада в порту, с которым Зюк будто ненароком разговорился, прицениваясь к контрабандному пороху, была такова.
  Власть в Адовадаи слабая, но своя. То есть, торгаши входят во власть в основном ради того, чтобы красть. Их не больно-то уважают, но терпят. И терпят ровно до тех пор, пока уверены, что торгаш крадёт только для себя. Стоит же выясниться, что кто-то в городском правлении подкуплен сторонней силой - ну хоть бы тем же Владыкой Смерти - как этого человека быстро находят мёртвым в очень нехорошем смысле слова.
  У местных на сей счёт есть выражение 'поломать марионетку'. И, главное, такой 'марионетке' никто не сочувствует. Зачем сама же прикрепилась к чужим верёвочкам?
  - И давно ли у вас 'ломали марионетку'? - спросил Зюк.
  - Последнюю с полгода назад, - прикинул Кьяр, - советник Помпео, так её звали. Последний день Помпео выдался громким.
  - Что так?
  - Взорвался. Кто-то не пожалел самого лучшего пороха - так что рвануло довольно зрелищно, хе-хе. Что твой вулкан!
  Слушая о печальной гибели лица, наделённого властью, Зюк не мог не предположить:
  - А вдруг на него возвели напраслину?
  - Нет, - ответил Кьяр, - за чужие голословные обвинения у нас никого не ломают. Кто становится марионеткой, того всегда видно. По его собственным словам и действиям.
  - По каким же таким?
  - А вот по каким. Если человек начинает ратовать за некрократию, это первый признак.
  - Серьёзно? - удивился Зюк. - А если он от себя, самопроизвольно?
  - Самопроизвольно не бывает, - ответил ему не Кьяр, а люди, проходящие мимо по набережной, - ведь он же себе не враг. Знает, о чём в Адовадаи говорить стоит, а о чём нет. Хвалить некрократию, скажем так, опасно. У нас в порту такого не любят.
  - И что, если смелый человек признается, что он за некрократию?..
  - Да не смелый он, - вздохнул Кьяр. - Просто купленный. Купленный настолько, что себе не принадлежит. Ему скажут, что надо похвалить некрократию, он знает, что из-за этого не выживет, а ослушаться-то не может - понимаешь?
  - Да кого ослушаться-то?
  - Ну, этого ихнего - Владыки Смерти с прихвостнями.
  По-хорошему, за Владыку-то Смерти стоило вступиться. Но Зюк предпочёл проявить гибкость. Наступить на те же грабли, что и Помпео - нет, не на того напали! Он сумеет притаиться, как и те, в порту.
  Притаившись, он не перестал размышлять о последнем дне Помпео. Даже, что мог, выспросил у людей, которых более-менее хорошо знал. Ему рассказали подробности. Оказывается, советник Помпео хотел отказать эузским военным кораблям в стоянке на рейде близ Дельфиньей бухты. А ещё требовал присоединения Адовадаи к Отшибине с целью предоставить последней выход к морю. Да много чего хотел и требовал, пока однажды не превратился в пороховой вулкан. Ага, прямо здесь на набережной.
  И никто так и не пожалел несчастного. Что за люди такие?
  
  * * *
  
  Гибкость требовала таиться. Но министр Гзырь, вот незадача, почему-то требовал обратного. Агитация за посмертие и некрократию - вот чего ему не хватало. Причём настолько, что Зюк начал вздрагивать, когда птицы приносили дипломатическую почту.
  Будучи научен Гзырем некоторой гибкости, посол излагал свои успехи и затруднения в Адовадаи довольно туманно, давал понять учителю, что немножко за некрократию агитирует. И, пусть толку не много, но всё-таки он старается.
  Увы, Гзырю писал не только сам Зюк, но и слуги. А уж последние не преминули указать министру на все недоработки посла. Хотя бы и на ту, что никого в Адовадаи к некроинтеграционным идеям Зюк так и не склонил. Да и речи вёл недостаточно провокационные.
  'Прекратите перестраховываться!' - писал ему Гзырь. Он в ответ: 'Спасибо за напоминание. Перестраховываться прекратил'. А Гзырь: 'Это вам только кажется, что вы прекратили, коллега'.
  Неужели он желает мне не добра? Зюк совершенно искренне уливлялся. Но, по всему, в тоне министровых писем добра для него оставалось меньше и меньшне.
  Не оправдал. Не туда прогнулся. Неверно рассчитал кривизну прогиба.
  
  * * *
  
  А потом оказалось, и Гзырь тоже умеет угрожать. И его угрозы где-то даже действеннее. Трое головорезов - Лыс, Баз и Чув - посланные вместе с ним в Адовадаи первоначально на правах слуг, окончательно перестали притворяться. Теперь они не просто постоянно подглядывали и всё передавали министру. Они приказывали. Они угрожали.
  - Вы понимаете, - в отчаянии восклицал Зюк, - что городской совет Адовадаи ничего не решает? Вы понимаете, что предложения о развитии некрократических свобод не вяжутся с моим образом посла из Эузы? Понимаете, как в Адовадаи обходятся с агентами сил прогресса?
  Лыс, Чув и Баз - вроде и понимали, но скидок на понятое не делали. Почему-то задача по удержанию гибкости целиком легла на зюковы плечи. Головорезам лекций о прогибающихся ярусах никто не читал. Их учили управляться с ножом.
  С тем, например, который скотина Баз всё чаще Зюку показывает. Вытягивает из ножен, будто невзначай. И чему-то хихикает.
  И Зюку невольно вспоминался взорванный Помпео. Наверное, член Государственного совета тоже умел быть гибким. Но те, кто давал задания, гибкости ему не позволили. Тогда-то Помпео и затараторил, распространяясь о своей заведомо неприемлемой системе требований. И бабах.
  Сможет ли Зюк сделать то же, что и Помпео, но остаться в живых? С одной стороны, не исключено. Как-никак, Зюк не местный, он из Белополья, которое в Эузе. С другой стороны, его могут признать таким же предателем, как и Помпео - только что предателем собственной страны.
  А с предателями у них не церемонятся. Ни с собственными, ни с предателями Эузы, как они это предательство понимают.
  Понимают очень негибко.
  - Пакет. Преодложений. О некрократизации. Адовадаи. На Государственном совете. Громко, - раздельно сказал Чув, намекая на то, что проследит за выполнением каждого слова.
  Баз поиграл блестящим клинком, Лыс поинтересовался:
  - Понятно?
  Как не понять.
  Кого надо бояться в порту, Зюк уяснил. Разумеется, в некотором приближении. Да, там издавна гнездятся во-первых, пираты, во-вторых, эузские тайные агенты, причём из самых отъявленных (яральская разведка). Ну, а в-третьих, грань между первыми и вторыми настолько условна, что никем и не соблюдается. Кто пират, тот, скорее всего, работает и на Эузу. Причём весь город об этом знает, и молчат, нагло молчат.
  Зюка будут убивать не местные. Есть ведь 'свои'. Те, кто в Адовадаи работают на Эузу. Дело в том, что они и Зюк работают на Эузу по-разному.
  Они - по старому, он - по-новому.
  Зюк хочет видеть Эузу некрократической и цивилизованной, а они - сильной, варварской и живой.
  К несчастью, доживающее свои дни здешнее эузское подполье всё ещё не перестроилось. Живёт, как при старом царе Ксандре. А на престоле-то давно Ван, царь-некрократизатор.
  Негибкое подполье! Все беды в Адовадаи - от негибкого подполья!
  - Я понял! Надо выйти на наше подполье и научить его гибкости! - порывисто вскричал Зюк, обращаясь к Базу, конвоирующего его до здания городского совета. - Это необходимо сделать перед тем, как...
  - Не отвертишься, - Баз осклабился. - Пустая отмазка. Всем известно, что наше подполье в Адовадаи больше не действует. Его давно разгромили Патриархи из Обсерваториума.
  Точно ли разгромили? Что-то Зюк не уверен.
  
  * * *
  
  В день, когда ему предстояло выступить с некрократическими инициативами, Зюк впервые наблюдал Государственный совет города в почти полном составе. Присмотревшись к членам совета, он быстро убедился, что сведения о преимкщественно живой власти в Адовадаи несколько устарели. Она вся живая. Без единого исключения.
  Исключением, по-видимому, был Помпео.
  По протоколу, имена присутствующих членов совета оглашал специальный чиновник-секретарь. Зюк вслушался:
  - Слю из Адовадаи, Перес из Адовадаи, Бонг из Адовадаи, Джу из Адовадаи, Швы из Адовадаи, Авс из Адовадаи, Грень из Адовадаи, Ламбуто из Адовадаи... - все, как на подбор, из Адовадаи. Это при том, что Авс - несомненный северянин, а Швы - потомок дикарей с Южных островов.
  Да, Зюк на какой-то миг улыбнулся своим ехидным мыслям, для этих людей очень уж важно слыть местными. На этом когда-нибудь можно будет ловко сыграть... Если, конечно, ему суждено дожить до когда-нибудь.
  - ...и Кьяр из Адовадаи, - закончил перечисление чиновник.
  Кьяр? Задумавшись, полномочный эузский посол не сразу заметил, что его недавний знакомец, владелец порохового склада, тоже преспокойно сидит за столом совета. Как он туда попал?
  Секретарь, словно бы услышав его немой вопрос, для всех пояснил:
  - Как известно, господин Кьяр избран в совет на место ранее выбывшего Помпео.
  Вот оно что! И у Зюка заспорили два душевных движения: порадоваться успеху знакомого человека - и заподозрить неладное. Всё-таки, Помпео взорвали именно порохом, а у Кьяра, как нарочно, целый склад этого редкого товара.
  Тем временем все, кто не знал об избрании Кьяра, шумно его поздравили. Член совета по имени Ламбуто - по-видимому, самую малость пьяненький, рассказал и другим собратьям по городской власти, как он по ним соскучился. Редко, мол, собираются. А чтобы вот так - почти что все вместе, так это бывало разве что в 'Ржавом якоре', который уже не тот.
  Член совета Бонг эти ностальгические излияния с непонятным воодушевлением поддержал, причём сказал такое:
  - Эх, жаль, Бабозо к нам не дошёл, без него всё-таки как-то всё не так.
  - Бабозо занят, - выдал справку Кьяр.
  - Где занят?
  - Далеко занят.
  Что ещё за Бабозо? Зюк беспомощно оглянулся на секретаря совета и вполголоса спросил:
  - По-моему, в Государственном совете Адовадаи нет человека с именем Бабозо, или я что-то путаю?
  - Всё верно, - широко улыбнулся чиновник и почесал затылок широкой ручищей истинного вышибалы, - нет его пока в совете. Но то пока. Всё-таки Бабозо в нашем городе человек известный.
  Зюк взял за правило запоминать людей, известных в Адовадаи, в особенности, богатых торговцев, или там владельцев крупных складов наподобие Кьяра. Поэтому спросил у секретаря:
  - А чем торгует господин Бабозо?
  - Да всяческой контрабандой, - не моргнув глазом, ответил тот.
  Смело сказано, однако.
  В общем-то, понятно, что дела крупних торговцев портового города вроде Адовадаи без контрабанды никак не обходяться, но чтобы так прямо, открытым текстом... Зюк сделал взвод, что секретарь этого самого Бабозо всерьёз недолюбливает. Настолько, что и приличий соблюсти не счёл обязательным.
  Вопросы, включённые в повестку нынешнего заседания, Зюку слишком серьёзными не показались. Почему-то Государственным советом Адовадаи рассматривалась, например, претензия матросов капера 'Умбра' к судовладельцу, который зажал их заработок и плохо кормил. Подумаешь! Из Лопволарое пришла шхуна с грузом карамцкого шёлка, просят у главных лиц города защиты от портовых вымогателей - что за ребячество? Или вот новость: гонец из пиратского Саламина просит продать несколько бочек пороха сверх обещанного. Прошлый запас они слишком быстро израсходовали. Правда, зато потопили мертвецкий фрегат 'Святая Атлантида'. Точно потопили, могут показать место.
  Зюк слушал выступающих, мысленно критиковал всё ими сказанное, и даже не то чтобы иронизировал, а просто издевался над недалёкими городскими властями. (А что, если критикуешь молча, тебе позволено многое!). И вдруг...
  И вдруг понял, что повестка дня закончилась, заседание совета вот-вот объявят закрытым, все навострились на выход.
  Подумалось: может, не судьба мне сегодня выступить?
  Но сидевший за его спиной Баз о судьбе его подумал иное. И чем-то неимоверно острым кольнул забывчивого хозяина пониже спины. И хорошо бы не знать, что его там кольнуло, но Зюк-то был уже в курсе.
  Сперва мерзавец Баз этот клинок только показывал, теперь вот уколол, а дальше - наверное, начнёт резать.
  - У меня есть важное сообщение! - будто пчелой ужаленный, Зюк подхватился с места.
  - Слово имеет полномочный посол царства Эузы господин Зюк из Белополья, - провозгласил секретарь.
  - Спасибо, Гуго, - рассеянно бродил ему Зюк - и сам немало подивился, что запомнил с прошлого раза секретарское имя.
  Не зря говорят: в годину опасности память обостряется.
  
  * * *
  
  О чём говорил Зюк? О том, чего ждал от него Гзырь. Некрократия в его речи цвела самым пышным цветом - куда там, наверное, тому жалкому Помпео, испытателю кьярового пороха.
  - Как полномочный представитель царства Эуза, посланный сюда с высочайшего соизволения государя всея Эузы Вана с-Йела VI хочу обратить внимание уважаемого совета на тот факт, что представляемое мной царство ныне идёт по пути развития некрократии, свободы и справедливости...
  Он произносил смелые слова. Достойные великих героев-миссионеров, просвещающих на свой страх и риск первобытные племена.
  Он нёс прогресс.
  Он говорил такое, что под стать лишь великим Божествам.
  Но как же грустен он был! Как безрадостен был его тон! Какая мука, наверное, стояла в его взоре.
  Воистину, Зюк осознал, как трудно быть богом...
  ...Ещё бы не трудно, если тебя вот-вот принесут в жертву!
  ...Ещё бы не трудно, когда тебя уже раз укололи кинжалом, и если что выйдет не так, обещали уколоть снова!
  - И ныне, как представитель государства, верного принципам некрократии и посмертного счастья, вынужден признать недостаточно некрократичными современные порядки в городе-государстве Адовадаи. Должен заявить: современная Эуза темпами некрократизации вашего города ни в коей мере не удовлетворена. Так, вызывает большую обеспокоенность заметный недостаток (если не отсутствие) в городе практикующих некромантов и бальзамировщиков, что весьма затрудняет реализацию неотчуждаемого права граждан Адовадаи на посмертное существование...
  Вещи, о которых говорил Зюк, он привык считать правильными - да ведь чуть ли не всё его поколение именно так считало.
  Но сейчас он чувствовал: словам его побудительной силы недостаёт. Наверное, во многом из-за страха, но не только. Чересчур явной представлялась ему бессмысленность и неуместность этой безукоризненно правильной речи.
  - ...поскольку же ныне Эуза протягивает Владыке Смерти руку дружбы, взаимовыгодного сотрудничества и взаимопомощи... - чего у Зюка всё-таки не отнять, так это умения говорить умно и длинно. Вот с 'зажигательностью' речи вышел, конечно, некоторый конфуз, - ...то и к своим прежним союзникам она предъявляет повышенные требования. Кто по-прежнему ориентирован на Эузу, тот не должен...
  Что ж, самое опасное сказано. Эуза верна некрократии, Адовадаи неверны, и тем-то Эузе малосимпатичны.
  Произносить свою тяжёлую речь Зюку пришлось где-то с час-полтора. Мог бы уложиться и в пять минут, но слишком уж сам боялся той тишины, которая последует сразу за речью.
  И тишина накатила. Надавила на плечи Зюка, заставила ссутулиться и уставиться в пол. До чего всё-таки малоподвижны эти 'марионетки' - в час, когда точно знают, что их неминуемо трагически 'поломают'.
  - Браво, - сказал Кьяр, обрывая паузу. - Насмешили. Спасибо.
  - Я... - Зюк попытался возразить слишком лёгкой интерпретации своей в высшей степени серьёзной речи, но что-то горло пересохло, да и звуки в гортани загустели. Он понял, что толкового ничего не скажет. А бестолковое лишь усилит комический эффект сказанного.
  Тем временем Кьяр, отсмеявшись, задал вопрос:
  - Вы мне вот что, скажите, господин посол. Как вы сами относитесь к той речи, которую нынче произнесли? Вызывает ли она у вас полное согласие? - Зюк поспешно закивал. - Или, быть может, внутреннего согласия вовсе нет, а есть просто взятое на себя обязательство проводить политику вашего нового царя?
  - Я не разделяю этих позиций, - как можно твёрже произнёс посол, - в нашем ремесле не должно...
  - Я спрашиваю вас не о том, что вы должны, - возразил Кьяр, - а о том, что вы чувствуете. Вы ведь не только полномочный посол, но и живой человек Зюк из Белополья, следовательно, чувства вам свойственны. Так что же они говорят?
  - Я отказываюсь отвечать на ваш вопрос! - выпалил Зюк. Гибким он в этот момент точно не выглядел.
  - Но своим отказом вы на него ответили! - широко улыбнулся Кьяр. - Вы не разделяете гибельной политики вашего нового царя, и это заметно.
  - Э... разве?.. - только и проблеял Зюк.
  - Без сомнения. И, как мне кажется, вы отнюдь не готовы рискнуть жизнью, чтобы идеи вашего Вана с-Йела VI повторить ещё раз от своего имени. Я прав? - и Кьяр требовательно уставился в лицо Зюка.
  - Пожалуй, - нехотя выдавил он.
  Вот ведь какую ловушку ему расставили! Повторить ещё раз полуторачасовую речь - только не это! Её произнесение и в первый-то раз далось не без труда, а повторяться как-то слишком смешно и стыдно.
  Не говоря уже о том, что в случае повторения открывается опасная перспектива - встречи с Помпео в каком-нибудь ином месте.
  - То есть, - подытожил Кьяр, - вы от себя всей этой некрократической ерунды не скажете. Что ж, тогда не вижу смысла прерывать наше с вами общение лишь по причине странных идей вашего нового царя. Как-никак, цари приходят и уходят, ну а вы, посол Зюк... Вы можете остаться.
  Зюк чуть под потолок не прыгнул от радости за услышанное. Он может остаться! Остаться в Адовадаи - это ведь ещё и остаться в живых.
  Кажется, обретённая в общении с министром гибкость всё-таки неплохо ему послужила. Подумать только: произнёс страшные вещи, а пострадать за них не придётся.
  'Можете остаться', - сказал Кьяр. Помпео такого от него не услышал.
  Кьяра поддержал и другой член совета по имени Перес:
  - Парень молодец, - объявил он, - ерундой не страдает, в герои не спешит. А ведь многие лезут в бутылку ради каких-то громких слов. И по-глупому дохнут - из-за неразумного желания прослыть героем.
  И Перес верно сказал, понял про себя Зюк. Вот ведь как получается: самому ему некрократия очень даже мила. Но чем и почему? Тем, что дарует шанс обратиться в посмертие, а это даёт значительное продление жизни. Потому, что защищает права мертвецов, а ему-то в посмертии права пригодятся.
  Но чтобы прямо сейчас убиться ради права на некрократическую свободу слова? Да как же её потом реализуешь, если сейчас убьёшься?
  Зюк совсем было успокоился, но клинок База опять о себе напомнил. Укол выдался болезненнее первого, Зюк почувствовал, как напитывается кровью нижняя рубашка. Ну зачем?
  - Я всё сказал, как договаривались, - гневно шепнул он Базу, - какие ко мне претензии?
  - Ты не так сказал, - покачал головой Баз. - Может, и то самое, но не так. Ты открестился от собственного царя. Ты предал некрократию. Будь ты проклят! - с этими словами слуга-головорез взмахнул кинжалом.
  И получил резкий удар под дых от сидящего рядом секретаря Гуго.
  
  * * *
  
  Дальше события помчались вскачь. Баз от удара согнулся, но кинжала не выронил и нашёл в себе силы пырнуть секретаря под ребро. Раненый Гуго, прежде чем упасть, успел съездить Базу кулаком по черепу. Верно, хотел вырубить, но вместо того ненароком швырнул головореза прямо на сидящего за столом Кьяра.
  Раз - и кинжал уже тычется Кьяру в горло.
  - Всем оставаться на местах, или я убью его! - рявкнул Баз на весь зал заседаний.
  И, как по команде, в зал из боковых дверей влетело ещё двое вооружённых кинжалами обидчиков Зюка: Лыс и Чув. Парни решили всерьёз напугать торгашей - и каждый, следуя примеру База, наметил себе заложника. Чув постарался захватить Переса, а Лыс - пьяненького Ламбуто.
  Ответ не заставил себя ждать. Откуда ни возьмись, в руках каждого члена совета блеснуло по пиратскому тесаку, а то и абордажной сабле.
  Первым свою саблю обагрил пороховщик Кьяр. Захвативший его Баз чересчур внимательно смотрел по сторонам, потому легко пропустил удар изнутри контролируемого круга..
  И не успел Зюк опомниться, а голова База уже со свистом отделена и, подпрыгивая, катится в угол.
  Видя такое дело, Лыс и Чув перепугались и заголосили:
  - Ни с места! А то мы... - но их тела уже с разных сторон протыкали тесаками и абордажными саблями воинственные члены городского совета.
  Никто не остался равнодушным.
  Редко когда в каком городском совете такое умеют, тем более - в Государственном. Но совет Адовадаи - случай особый. Он прекрасно справился с угрозой собственными же силами. Видать, многие честные торговцы имеют за спиной подходящий пиратский опыт.
  - Вот и всё, - сухо сказал Кьяр, вытирая саблю о туловище База. - Теперь уж по-настоящему.
  Зюк судорожно кивнул, довольный уже и тем, что его не проткнули за компанию. Гибкость, как говорится, даёт преимущества в выживании.
  - А теперь подумай хорошенько, чего они добивались?
  Да ясно уже, что ничего хорошего. Но чего конкретно?
  - Развития некрократии в Адовадаи?
  Кьяр посмеялся над его недогадливостью.
  - А зачем я тебе о Помпео толковал, смекаешь? Нет? Ну так вот, эти трое не случайно тебя подставляли. Знали ведь, что у нас бывает за подобные речи. Видать, смерти твоей желали. А зачем?
  - Хотели испортить ваши отношения с Эузой! - догадался Зюк.
  - Молодец, гибко мыслишь. Но зачем эти отношения портить?
  Зюк не сумел ответить.
  - А затем, чтобы натравить Эузу на наш город. Убитый посол - отличнейший повод. О нём-то и позаботился тот, кто посылал посла вместе с тремя громилами. С громилами - чтобы наверняка.
  Наверняка... Возвращаясь в посольский особняк, Зюк не мог взять в толк: ну как он мог быть настолько слеп!
  Уши развесил, слушая гзыревы байки про то, как ярусы прогибаются, а того не ведал, к чему его министр готовит. К 'подвигу', так сказать.
  А вот о ярусах он в этот день понял новую важную вещь. Да, им таки свойственно прогибаться - не без того. Но как же скверно чувствует себя человек в месте прогиба!
  
  * * *
  
  Месяца три после инцидента в зале Государственного совета Адовадаи полномочный посол Зюк провёл в странном ничегонеделании. Министр Гзырь словно бы исчерпал заготовленные для него задачи.
  Вероятно, так и было: дела для посла планировались лишь до момента безвременной гибели. Каковая должна была наступить согласно одному из секретных пунктов того же плана.
  На протяжении всего времени после гибели База, Лыса и Чува Зюк исправно посылал письма, докладывая министру об обстановке. Ответов почти не получал, отчего у него быстро возник дефицит почтовых голубей. Поневоле приходилось построже выбирать новости, накапливать их до некоторого критического количества, и только тогда посылать птицу.
  Жаль, в самом начале затишья Зюк разбазарил почти половину голубятни, снова и снова пытаясь поубедительнее раскрыть суть происшедшего с его слугами.
  Ответственность он возлагал на самих слуг. Иное и не напрашивалось.
  Как-никак, перед входом в зал заседаний Государственного совета посетителям строжайше полагалось сдавать всё оружие. Даже послам полагалось, не говоря уже о каких-то там слугах. И пусть местная стража следила сквозь пальцы, но положения-то никто не отменял. Если Чув, Лыс и Баз явились вооружёнными в помещение, где заседала вся государственная власть - значит, как минимум, спровоцировали всё дальнейшее. А они не только явились, но и первые напали. Тяжело ранили секретаря совета.
  Да, члены Государственного совета не дали себя в обиду. Да, они тоже пришли с оружием, а может быть, где-то под столом его изначально прятали на всякий недобрый случай. Это уже детали, ни на кого не бросающие тени. Ни в каких международных документах не записано, что власти суверенного государства не должны сопротивляться при угрозе жизни. Полагаться на стражу, или спасать себя самому - уже сущие детали.
  Зюк писал Гзырю: 'Понимая, что в случае с резнёй на заседании Государственного совета ответственность ложится на нашу сторону, я, во избежание дальнейшей эскалации, был вынужден прямо на месте происшествия принести самые искренние извинения от своего имени, от имени царства Эуза и вас лично...'. Гзырь в ответ на это лишь написал, что информацию получил.
  И более никаких инструкций. И ни одной птицы с реакцией на все последующие послания. Понятное дело, Зюк терялся в догадках, что господин министр думает о происшедшем, а в особенности - что замышляет. Но проникнуть в замыслы человека, который тебе больше не доверяет - этакой гибкости ума Зюк пока что не приобрёл.
  В общении через голубятню особенно трудно угадать невысказанные мысли собеседника.
  Замыслы министра приоткрылись три месяца спустя. Зюку о них сообщили отнюдь не голуби. В посольские покои Эузы в Адовадаи прибыл гонец-человек.
  Это сперва по наивности Зюк принял его за гонца, но затем он узнал три вещи.
  Во-первых, узнал человека. Им оказался Флюсти, его приятель по Академии-на-Тьмаке. То есть, особого приятельства не было, просто учились вместе, бегали по двору в салатовых одеяниях послушников, степенно захаживали в аудиториумы и лабораториумы, иной раз на троих со Шлотом опорожняли лабораторные ёмкости со спиртом, так здорово было...
  Ну вот в Зюке и взыграла ностальгия. Он выбежал навстречу, закричал:
  - Флюсти, братец!
  Но братец посмотрел на него свысока и показал то самое, что Зюку пришлось узнать во-вторых: верительные грамоты посла.
  - То есть... - Зюк затруднился сформулировать свою догадку.
  - То есть, 'посол Эузы в Адовадаи' - это теперь обо мне, - сообщил старый знакомый с нескрываемым ехидством, - а тебя, приятель, от этого поста освободили. Ты свободен, Зюк! - последнее означало 'выметайся'.
  - Но скажи, Флюсти...
  Разговаривать с неудачниками Флюсти тоже не был расположен.
  - Проваливай-ка, друг, - вот и весь разговор.
  А зря. Поскольку вслед за послом из экипажа вышло вразвалочку трое ливрейных мордоворотов, каждый из которых живо напоминал База, Лыса и Чува вместе взятых, только что выглядел ещё страшнее. Эта троица и составила вещь, узнанную Зюком в-третьих.
  - Флюсти, я только хочу тебя предупредить... - быстро начал Зюк.
  И предупредил бы. Если бы Флюсти пожелал слушать.
  Но кого и когда этот жлобоватый малый слушал и слышал вообще?
  На сбор пожитков старый приятель выделил Зюку полчаса. Собираясь, бывший посол почему-то думал не о том, где теперь остановится, а о новых планах министра Гзыря.
  Да только какие они новые. Старые, но чуток подправлены. Интересно, каким же образом?
  На место Зюка взят Флюсти: о чём это говорит?
  Кажется, не о прогибах ярусов. Гибкости такого парня в принципе не научишь, зато заносчивости - и без учёбы целая горка. Флюсти хорошо делает лишь одно: нарывается.
  Где только можно нарваться, этот нарвётся. Доказано временем.
  Как-то раз нарвался даже на то, что взбешённый академик впечатал его носом в кафедру. И разве тот случай чему-то его научил? Да ни в жисть!
  Именно такой человек и понадобился Гзырю в Адовадаи - чтобы наверняка спровоцировать местных. Уж этого-то надутого посла грех не прикончить, не правда ли?
  - Как думаешь, Флюсти, - обернулся Зюк от ворот, - ярусы упрямы?
  - Откуда ты знаешь? - вытаращился тот.
  
  
  16. Черви ползут
  
  Большая тропа мёртвых оказалась забита людьми и подводами даже здесь, далеко к востоку от Пибика, ещё в трёх-четырёх дневных переходах до Марганды. Ниф аж присвистнул, на такое глядя.
  Столько народища, столько народища! А ведь все - беженцы.
  Как, интересно знать, Эуза до сих пор не иссякла?
  - А ведь восточнее Марганды уже нет жилья, - в такт его мыслям произнёс учитель Сай. - Откуда они берутся?
  - Наверное всё-таки есть, - неуверенно предположил Ниф.
  - Нет. Там пустыня до самого океанского побережья. Того, откуда видать Восточный Порог.
  - О, так может, эти люди с побережья?
  - Нет, - Сай отрицательно покачал головой. - У рыбаков с побережья другой овал лица и разрез глаз. Эти - нашинские.
  - Но зачем им переться на запад именно отсюда, через всю Эузу?
  - А нам зачем?
  - Мы - другое дело. Мы исследователи.
  - Может, и они исследователи, - полное лицо Сая скривилось в гримасу тошнотворнейшего отвращения, - в своём роде.
  - Вы им не верите, учитель, - констатировал Ниф.
  - Не верю.
  - Может, нам стоит попытаться отыскать начало толпы? Ну, то есть пройти немного на восток, а уж потом развернуться...
  - Не стоит привлекать внимания, - возразил Сай. - Мы с тобой и так на простых крестьян не больно-то похожи, - он придирчиво присмотрелся к вышитой рубахе, которая была ему здорово узковата - натянулась на животе, того и гляди, лопнет, - а когда пойдём против течения, тут уж всякий заподозрит неладное.
  Ниф, услыхав ответ, вздохнул с облегчением. И не в страхе выдать себя тут дело (перед кем выдать - перед крестьянами?), просто... Искать истоки толпы, запрудившей дорогу - это как заниматься поиском истока великой реки. Неблагодарное, в общем, занятие. Долгое, с постоянным вопрошанием себя, здесь ли уже начало толпы, или может, чуть дальше. А запасов пищи в обрез, это при том, что учитель поесть любит. Этак Нифу-то может и не хватить. Ведь нескромно же объедать академика...
  С переодетыми учёными была телега. Всего одна, но и ту насилу встроили в плотный поток разнокалиберных повозок. (А против-то течения - каково было бы трястись по обочине? По всем буеракам, которые по обе стороны мощёной дороги нет-нет, да и встречаются - а телега раздолбанная, да и лошадка слабосильная для полноты маскировки).
  С момента, когда телега влилась в общий поток беженцев, она двигалась равномерно, в нагоняющем скуку неспешном ритме. Добро, хоть Ниф шёл рядом на своих двоих - а учителю приходилось сидеть на передке и править. Не мудрено, что он то и дело задремывал. Весёленькое пошло обследование...
  Добро, хоть и людям вокруг ехалось тоже несладко. Шли на контакт, как миленькие, даже сами его инициировали. Пока Сай дремал, Ниф быстро со всеми раззнакомился.
  Впереди ехала семья зажиточного крестьянина Дзюпсера - её повозки занимали не один ряд. Сам глава семейства с Нифом, конечно, лясы точить не стал бы - не по чину, а вот батраки-возницы, да и младший его сын Зюктор разговорились за милую душу. Рассказали, что едут из деревни Псёшино - это далеко на север от Марганды. Там у них в Псёшино жизнь вполне хорошая. Хозяйство было - что надо: широкое поле под хлеб, сады-огороды, стадо коров немаленькое, много свиней, коз, гусей, а уж мелкой-то птицы не считали почти. Всё было. Так зачем едут? А бес его знает! Дзюпсер-то всё посчитал, принял решение: уехать намного выгоднее. Вот, всё продал и едет. И продал-то с барышом, и на новом месте завсегда раскрутится. Но главное - там, на западе, будет жить вечно. Ну, то есть - заделается мертвецом, какая разница? Главное, что вечно. И детей своих вечными сделает. Даже младших, если, конечно, будут послушными. Батраков - нет. Тех - только если будут хорошо работать. А они так не умеют, как ему бы понравилось, потому не надеются особо.
  Слева от Сая и Нифа ехала вдова Лазура с маленькой дочуркой Зёйкой - они-то и потеснились, чтобы лишней телеге встроиться. Их нехитрый скарб уместился всего в одной повозке, правда, повозка-то полноценная, высокая, в такой и жить можно, если что. Вдова уезжала из того же самого Псёшино, что и Дзюпсер, но только не от хорошей жизни. Долгов накопила столько, что избу так и так пришлось бы продать, а поле пропил ещё муженёк покойный, мир его косточкам. А тут прослышала, что новый царь разрешил из Эузы уезжать, все из села ломанулись, ну и она, не будь дурой...
  А сзади ехал мужик с очень хитрой физиономией. Вертлявый такой мужичонка, из тех, у которых всё схвачено. Имени своего не назвал: 'А для чего тебе?', зато у Нифа повыспрашивать не преминул: 'Сами-то откуда?'. Кажется, этот хитрый задний сосед подбивал клинья ко вдове Лазуре, потому новой телеге перед носом оказался вовсе не рад. Будь его собственный фургонище не таким здоровенным, занял бы приосвободившееся впереди место за милую душу. Вот от досады и стал секретничать: 'Имя моё тебе люди скажут, а мне самому нескромно получается'. Впрочем, почесать языком мужичонка любил - всё больше ни о чём.
  А разговор ни о чём - это способ что-нибудь исподтишка вызнать о новых попутчиках ведь так? Ясно, что виной уклончивый ответ Нифа на вопрос: 'Сами-то откуда?'. Ясно из того, что на слова 'из крестьян' Вертлявый заливисто расхохотался. Да настолько заразительно, что пришлось-таки собственные слова обратить в шутку. Мол, сам же видишь, какие мы крестьяне - так зачем спрашивать?
  - А затем, что вырядились крестьянами, - похихикал безымянный сосед, - ряженых зазорно не спросить.
  - Ну, коли зазорно, так спрашивай, - в тон ему принялся кривляться Ниф, - да только отвечать мне тоже нескромно. Может мы государь Эузы со старшим сыном инкогнито, почём тебе знать? - отбрил, что называется.
  Да только самому слелалось неудобно из-за глупой маскировки. Нет бы вместо крестьянских одежд напялить что-то, что получше сидело! Нет бы продумать заранее и легенду, да не какую попало, а чтобы достоверно звучала в твоих устах.
  Ибо не в одном же Вертлявом дело! Другие, поди, тоже не поверили, только промолчали из вежливости. Эх, перед кем и какого толку ради было прикидываться? Смешно же...
  Нифа, конечно, за простого крестьянина никогда бы никто не принял - у него академическое воспитание на лбу отпечаталось. Академика Сая - так тем более, даром что Домодан, откудова он родом - село селом. Посткрестьянская деформация лица, так сказать.
  Провал? Как есть, провал, обеспокоенно думал Ниф. Первейшая задача была затеряться в толпе, а нас видно. Даже без зелёной мантии на учителе.
  Но если не в силах скрыть отличие - похвастайся им.
  - Мы не простые селюки вроде вас, мы - фермеры! - осенило Нифа.
  - Чего-чего? - прищурился Вертлявый. - А фермеры - что за такие?
  - Это как крестьяне. Но образованные, - врал Ниф дальше. - И живут в городах. Чисто одеваются. А хозяйство у них много внимания не требует, потому как хорошо организовано. Ну, на западный, что ли, манер...
  - Так у вас, вижу, всё хорошо? - Вертлявый подмигнул вдове, которая тоже во все уши слушала. - И копеек куры не клюют, и кашу маслом не портите... Одно странно: пошто бежите от этакого счастья?
  - Так пожгли нам хозяйство! - к немалому удовольствию Вертлявого и сочувственному взгляду вдовы пожаловался Ниф. - Аккурат, когда мы в городе припеваючи зажили. Не простили нам сельские...
  - Отсюда мораль, - назидательно произнёс Дзюпсеров сынок явно не своими словами. - Не отрывайся ты от земли, от корней своих деревенских!
  А вдовья дочурка Зёйка лишь носом шмыгнула:
  - Бедненькие...
  Неужели таки поверили? Ниф аж приосанился. Жаль, учитель Сай весь его успех так и проспал. Ни тревога за дело, повисшее на волоске, ни триумф нифового красноречия - ничто его настолько не растрогало, чтобы внезапно встрепенуться да продрать глаза.
  
  * * *
  
  А дело-то Саю с Нифом выпало важное. Не наука ради науки, как в Академии частенько бывало. И поручено оно... В общем, хорошими людьми поручено. Такими, как сотник Зван, например. И разведчица Кэнэкта.
  Суть в том, что поползли о происхолдящем на Большой тропе мёртвых нехорошие слухи. Будто бы люди пропадают целыми семьями. А крестьянская семья в толпе беженцев - штука такая, которой обычно нескоро хватятся. Тут она есть, а тут она шасть из Эузы и, предположим, так хорошо устроилась, что знать никого не хочет. Возможно такое? В принципе - почему бы и нет? Но то смотря в каком принципе. Коли в некрократическом, то за крестьян можно только порадоваться.
  Но Зван и Кэнэкта не верят ни в некрократический принцип, ни в западное счастье для эузских крестьянских семей. Им куда вероятнее представить чьи-то жуткие душегубские проделки в рамках крестьянского исхода, который и сам-то навроде грандиозного жульничества.
  - Да-да, жульничества, - скрипел зубами Зван на каком-то совете верных ему военачальников низового звена где и Сай с Нифом околачивались. - Конечно, разрешённого царём, но... мы с вами уже знаем, что это за царь. Предавшийся некрократии, одним словом.
  Военачальникам низового звена такие слова если и нравились, то не всем. Очень уж явно (куда яснее) ими сознавалось, что участвуют они в мятеже, претендующем на многое, но имеющем мало шансов. А кто и чему предался - царь великой страны, или всего лишь горстка военных - это ведь решается по результатам выступления...
  А Зван продолжал:
  - Крестьян крупно надули, согласны? Но недовольных почему-то нет. Почему? Наверное, кто-то над этим работает - чтобы концы в воду, так сказать... - военные нехотя кивали в знак того, что крестьян, разумеется, жалко. - Я ещё обращу вспять эту крестьянскую дорогу!
  - Как? - задал резонный вопрос кто-то из слушателей.
  - Пока методов у меня немного, - признался Зван. - Так, распускаем слухи кое-какие. Но толку - чуть. Мужик - что бык, втемяшится ему какая блажь...
  Хорошо сказал. Предводитель должен быть честен.
  - Значит, мы сами распускаем слухи и сами же потом удивляемся? - не унимался настырный спорщик.
  - Так то были другие слухи. Никак не про похищение людей. Наоборот - о том, что целые деревни возвращались домой не солоно хлебавши.
  - А если предположить, что кто-то другой тоже пытается бороться с государевой политикой, и распускает эти другие слухи?
  - Предположить можно, - вздохнул предводитель в ответ. - Проверять надо.
  И на том же самом совете несколько военных чинов наладились проверить. И проверили ведь! Кто послал собственных подчинённых, кто чужих навострил-надоумил. Несколько групп стражников независимо друг от друга проверяли колонну беженцев - и точечно, на разных пунктах следования, и в качестве постоянного сопровождения по всему пути, но ничего подозрительного не нашли. Может делали что-то не так?
  Слушая оптимистичные рапорты, Зван только хмурился. Сдержанно благодарил за службу, принимал к сведению результаты - но ни на грош им не верил. Ниф понимал, в чём дело.
  Всё-таки, одна из пропавших семей - это были близкие родичи Топты, званова сослуживца, которому тот доверяет, почти как себе. Причём Топта, как прознал о загадочной беде, на свой страх и риск принялся её распутывать - да и сам пропал.
  Отчего пропал Топта, вопрос отдельный, его могли разыскивать и найти по приметам, как опасного мятежника - ведь и стражники Обсерваториума тоже порой не спят, но всё-таки, всё-таки... Вопрос о пропажах на Большой тропе мёртвых изначально не мог быть выведен из досужих сплетен - это и ежу ясно.
  Пару раз подпольную ставку Звана посещала яральская разведчица Эрнестина Кэнэкта - это не считая недавно налаженной между ними переписки по голубиной почте. Кэнэкту Зван держал в курсе как самой проблемы с потоком беженцев, так и текущих попыток расследования - и не зря: она, как никто другой понимала, что именно в действиях стражников пошло не так. Понимала ещё заранее, до званова рассказа.
  - Они и не могли ничего разузнать, эти гордые стражники при полном параде, - с горькой улыбкой вещала она. - Ясно, что весь их грозный вид на время отпугивал злоумышленников. Но людской поток очень широк и длинен; многое можно сделать и за спинами стражи, а стоит оставить её за горизонтом - и всяк желающий сможет без помех похищать крестьянские семьи. Зачем? Да мало ли... Может, какому помещику душ не хватает, чтобы заново заселить вымершие деревни.
  Версия Кэнэкты показалась интересной и Звану, да и Нифу тоже. Ну конечно: крестьян выкрадывает помещик, дела которого стали нехороши! Стражников в государевой форме он, понятное дело, сторонится, так как не хочет неприятностей, но крестьяне-то ему требуются, без них в хозяйстве никак. Странно, что раньше до такого не дотумкали. Простой же ответ, на поверхности. И всё объясняет.
  - Объяснять-то объясняет, но это пока гипотеза, - скромно возразила Кэнэкта в ответ на восторги Звана, - её ещё проверять надо.
  Два последних слова Ниф уже от кого-то слышал.
  - Что же, проверим, - бодро решил Зван. - Я прикажу стражникам действовать более скрытно. Может, кого-то переоденем в крестьянское платье. Для полноты иллюзии, что ли...
  - Боюсь, когда дойдёт до дела, злоумышленники заметят всё тех же стражников, только в крестьянском платье, - выдала разведчица неутешительный прогноз, - всё-таки для таких методов работы нужны специально обученные люди. Не обычные суровые воины.
   - Намекаешь на своих ребят? - уточнил Зван.
  Тут Кэнэкта замялась. Нелегко догадаться, почему. Да, уж её-то ребята лицедействовать умеют, это точно. Вот только...
  - Мои люди прикинутся крестьянами за милую душу, - вздохнула она, вот только не эузскими крестьянами. После разгрома яральской службы мало кто из оставшихся заговорит по-эузски без акцента. Ведь это всё зарубежное подполье - глукщское, карамцкое и так далее. Негоже, чтобы в крестьянах из глубокого Потьмачья вдруг признали матросов из Адовадаи.
  Всё-таки, стихия Кэнэкты - внешняя разведка. Внешняя, и никак иначе. Да и заняты все, насколько то Нифу ведомо. Ярал заново заселяют, то да сё.
  Ниф разведчицу хорошо понял, но не Зван. Предводитель мятежа вдруг набычился и вскричал:
  - Стало быть, мои люди недостаточно хороши, а своих ты не дашь?!
  Кэнэкта не выказала стремления сглаживать конфликт и ответила Звану тоже в повышенном тоне.
  Если не вмешаться, подумал Ниф, то вот-вот разгорится ссора. Да и вмешался - на свою голову. Ибо кое о ком не подумал, а именно о себе и академике Сае. Надо же было такое предложить: 'Мы попробуем!'.
  А всё отчего: трудно чувствовать себя прихлебателем при предводительском штабе. Пусть даже чем-то когда-то уже и пригодился.
  Зван и Кэнэкта слишком быстро с ним согласились. Даже для виду не поотговаривали. Не спросили, точно ли его решение придётся по вкусу академику. Не дали лазеек, чтобы пойти на попятную.
  В ту пору, как Ниф подряжался в разведчики, Сая поблизости не случилось. Учитель тихо пьянствовал себе в одиночестве и представить не мог, что вдруг вытворил его послушный ученик.
  Надо сказать, напивается Сай частенько, но всё же не очень. И всякий раз заливает грусть в связи с разными вопросами научной жизни. В таком меланхолическом настроении беспокоить его себе дороже. Вот как заснёт, хорошенько проспится, минует стадию утреннего похмелья...
  Так получилось, что Ниф долго тянул, прежде чем поведал учителю свою самоуверенную выходку. Оттого и тянул, что втайне раскаивался в опрометчивом жесте и ждал неминуемого разноса: да как он смел, не спросясь... Может, втайне от самого себя лелеял слабую надежду, что только разносом учителя всё и завершится, ибо после Сай поговорит со Званом и популярно, как он умеет, объяснит, куда он с удовольствием отправится, а куда не станет...
  К отчаянию Нифа, учитель его решение поддержал. И не из какого-то там альтруизма. У Сая нашлись собственные резоны:
  - О, хорошая идея, - похвалил он, - а то давно, знаешь ли, хотел поизучать этих странных крестьян, ломанувшихся прочь из Эузы по первому же разрешению свыше. Кто сказал, что их мотивация не составляет проблему биомантии как науки? Очень даже составляет - особенно, если дурачкам в первую голову мечтается о посмертии.
  Уже понимая, что теперь не отвертишься, Ниф принялся возражать. Мол, биомантская ли проблема, вопрос открытый. А Сай и тут неожиданно согласился. Дескать, с открытостью вопроса он и не спорит. А зато имеется и другой попутный вопрос, уже наверняка биомантский.
  - Слыхал я историю, что в Пибике видали Червей Сомнения. Кто они таковы, вразумительно мне не объяснили, но и так ясно, что речь идёт о квазиживых организмах вроде наших кнубий и черепах Аха.
  - Так то в Пибике... - безуспешно отбивался Ниф.
  - А это как раз у Большой тропы мёртвых, и нам будет по дороге, благодушно заверил его Сай. - Выйдем из крестьянской колонны, будто бы по нужде, а сами - скорее в Пибик и исследовать этих опасных тварей!
  Ниф от такой перспективы чуть ли не вслух застонал. Да что уж попишешь? Осталось только найти в ней светлые стороны - с чем хитроумный послушник и справился.
  Всё-таки Ниф уж давно не видел учителя таким воодушевлённым.
  
  * * *
  
  В составе колонны беженцев из Эузы Сай таким уж воодушевлённым не выглядел, и всё же, зная учителя в разных состояниях, Ниф сказал бы, что тот, уж по крайней мере, стал ближе к тому давнему благодушию, что так и не возвращалось с момента, когда его выперли из академии.
  Если в гостях у Звана Сай много выпивал, не слишком заботясь о закуске, то теперь он, казалось, закусывал за все те пропущенные разы. Понятное, в общем-то занятие. Делать-то на телеге особенно нечего, знай себе правь вперёд по идеально прямой дороге. А когда вдобавок везёшь бочку с малосольными огурцами, самыми твоими разлюбимыми - то конечно же трескаешь их без малейшего умысла поделиться с верным послушником.
  Этак он отъестся - станет прежним весёлым Саем, надеялся Ниф. Со дня, как коллеги по академии подвели его под статью - ведь похудел же почти вдвое! А впрочем, худел и спадал с лица - не из-за их предательства. Стоит учесть, что личная репрессия совпала для Сая и с почти религиозно переживаемым научным кризисом - 'кризисом биомантии', и с торжеством некромантии в науке, на который больше не удавалось закрыть глаза.
  Решил ли учитель для себя эти проблемы? Ой, вряд ли! Потому поездка в крестьянском платье по Большой тропе мёртвых для него отвлечение, не более - из этого и следует исходить. Увы, всё так и есть. Но хочется-то думать о лучшем!
  О лучшем? Ага, вот о чём самом лучшем стоит не забывать, глотая слюнки в пешем походе рядом с трапезной телегой толстого Сая: всё-таки учитель, не в пример Нифу, очень хорошо замаскировался. Кто и в чём западозрит такого обжору? В единоличном поглощении нескольких урожаев, надо полагать - а как это по -крестьянски! Когда Сай сидит так задумчиво, наминая съестные припасы, и одной рукой лениво правит лошадью, а другою деловито шарит в бочке с огурцами - в эти часы он похож на кого угодно, только не на засекреченного академика с тайной исследовательской миссией.
  Крестьянское прошлое. Ну да, к академику Саю возвращается его домодановский ещё жизненный стиль. А что же с самим Нифом? Увы. К нему ничего подобного не возвращается.
  
  * * *
  
  Поездка выдалась основательно скучной. Знай себе медленно ползи в едином ритме с себе подобными, а вокруг-то даже пейзажи, почитай, не меняются - всё такие же степные, блеклые, плоские.
  Поневоле подкралывалось нетерпеливое ожидание: когда уже он будет, этот червивый Пибик? Изучать его чудовищ - хоть опасное да развлечение. Ну когда, ну когда, ну когда, уже Пибик?
  И так случилось, что первой о Пибике помянула вдова Лазура, а уж после он появился на горизонте.
  Дело было аккурат под конец второй недели пути, когда ни шутливо переругиваться с Вертлявым, ни точить лясы с батраками Дзюпсера Нифу давно уж - и, главное, взаимно, не хотелось. И вдова была столь же, как и они, зубодробительно скучна, только разве шестилетняя Зёйка её по малолетству выглядела живенько.
  Но не суть. Всё-таки удивила Нифа не Зёйка, а именно вдова. Ишь ведь что вытворила - в такое и поверить-то сложно... Предложила официально оформить отношения и жить вчетвером будто одной семьёй!
  Лазура со своим странным разговором обратилась не к Нифу, а именно к Саю - безошибочно определив главного в их паре. По пустякам-то учителя покуда не беспокоила, и вот теперь получается, за всю дорогу переговорила с ним дважды. В первый-то раз речь шла о телеге - дескать, лады, поместимся, я потеснюсь, а во второй раз внезапно - 'возьмите меня замуж!'. Весёленькие крестьянские нравы, ничего не скажешь.
  Сай поглядел на вдову с укоризной и посоветовал ей найти жениха помоложе, да поближе с ним раззнакомиться.
  - Так я ведь не навсегда прошу, - взмолилась Лазура, - только до конца этого пути из Эузы. И я не по бабьему захотению, вы, мил государь, часом, срамного чего не помыслите...
  - Как же тебя прикажешь понимать?
  - Семья у меня маленькая, - пожаловалась Лазура. - За двоих человек причитается совсем немножко некроталеров. А за четверых - дают их примерно втрое, причём каждому! Всем прямая выгода. Да?
  - Погоди-погоди, - не сразу разобрался Сай, - это где же все эти деньги нам собираются выплачивать?
  - В конце пути, вестимо. Иначе ж кто дотудова доедет? Дурных нема.
  - В конце - значит, за границей Эузы?
  - Ну а я о чём толкую?
  - И что, просто за так дадут денег? Всякому, кто назовётся семейным крестьянином из Эузы? - Сай ловко забросил удочку.
  - Не за так, - помотала головой Лазура, - потому нас в дороге несколько раз переписывают. И важно, чтобы везде одинаково, понимаете? Хоть бы даже везде наврать, но одно и то же наврать, лишь бы сходилось, ага?
  Дурак бы не понял, а Ниф, как о некроталерах услыхал, сразу и смекнул, что именно держит эту дорогу Смерти. Они, мертвецкие деньги. Сумасшедшие деньги, которые всем дают 'просто за так'! Да не будь надежды на них, какой бы дурак за тридевять земель пёрся со всем скарбом? И, верно, кому-то действительно выплатили по-полной. Эк мертвецам-то пришлось раскошелиться, чтобы организовать этакую крестьянскую дорожищу - показательный позор Эузы! Правда, мертвецы - существа богатенькие, им для злого дела никогда не жалко...
  Академику Саю слова о некроталерах, верно, тоже прояснили картину, но он - ушлая лиса - зацепился-таки за другое. Стал спрашивать, откуда Лазура обо всём с такими подробностями узнала.
  - Люди говорят, - неопределённо отвечала она, избегая смотреть на Вертлявого. - Многие по этой дороге по нескольку раз уже прокатились, - она хихикнула, - дело-то выгодное...
  Да уж, крестьянин выгоду завсегда почует. Если выманили из Эузы - будет опустошать кошельки тех, кто его манил, пока ничего не оставит. А там и обратно вернётся, почему нет? И по ходу дела поднакопит столько, чтобы купить собственную деревню. При новом-то царе в Эузе некроталеры свободно ходят. И говорят, что не рупь за штуку...
  Так Ниф соображал на общие экономические темы, а Сай тем временем расспрашивал вдову всё больше о ней самой - и что-то уже не сходилось.
  - Говоришь, у людей всё узнала, да? Но зачем им тебе-то рассказывать? Ездили бы сами туда и обратно навроде челнока, копили капитал...
  - Добрые люди сжалились над бедной вдовой, - пояснила Лазура, - навроде, как я вот над вами сжалилась. Там, где деньги раздают, их ещё много. Мертвецы не жалеют на свободу и некрократию.
  - На всех - на всех хватит, правда-правда! - подхватила мелкая Зёйка. - Матушка сама видела, мне показывала! - и не замолчала, пока не заработала материнский подзатыльник, исполненный любви и раскаяния.
  Тут Сай, будто не замечая, как Зёйка проговорилась, обернулся к Нифу, семенящему следом за телегой:
  - А что, приятель, может, и нам деньжат подзаработать, вот как добрая женщина посоветовала? Говорит, просто так мы получим мало, а если запишемся ей в родные, получим много. Как скажешь?
  - Звучит-то заманчиво... - промямлил Ниф. - Но боязно: а ну как документы спросят?
  - Да не спрашивают здесь документов, точно вам говорю! Ни разу ещё не спрашивали! - бросилась убеждать вдова, сама не замечая, как проговаривается вслед за Зёйкой. С такой уверенностью, что бумаг не проверят, вряд ли говорил бы человек, попавший на дорогу впервые.
  - Если так, то почему бы и нет? - Ниф испытующе поглядел на Сая. - Как рассудишь, учитель?
  - По справедливости рассужу, - судейским тоном пробасил Сай. - А справедливость требует, чтобы деньги достались всем и побольше. Так объясни нам поподробнее, милая женщина, как именно нам с тобой нужно породниться, чтобы в нужный момент чего не перепутать.
  - До нужного момента примерно сутки, - снова с завидным знанием дела и местности успокоила Сая Лазура. - Видите вон те холмы справа? Когда будем их проезжать, откроется вид на ещё один холм, за которым уже и Пибик вскоре покажется. Это такой город порушенный, с дороги одну стену и видать. Ну так вот, Первый пост, где всех переписывают, встретится незадолго до Пибика - ну, как только появится он на горизонте, так и сразу...
  Вот так и случилось, что вдова первая известила Нифа и Сая о скором приближении города, где, по легенде, живут неизученные наукой черви.
  - ...а что до самих записей, то родство можно указать разное, главное только потом не забыть. Захотите - назовитесь мне мужем, а захотите - отцом - всяко годится. А вашего паренька, - Лазура кивнула на Нифа, - можно записать младшим братом...
  - Что ж не мужем? - прыснул Ниф.
  - А хоть бы и мужем, - согласилась та, - да только не балуй, малец: это замужество только для бумаги, усёк? Под подол не пущу - обещаю при всех и заранее! - при этих словах она сердито посмотрела в сторону Вертлявого.
  Тот осклабился и подтвердил:
  - Всё верно говорит. Разные бывают вдовы, но эта таки не пускает. Любит деньги, любит детей, а мужиков не любит. Потому: дурочка.
  - Не дурочка, а печётся о сельской чести! - назидательно сказал младший сын зажиточного крестьянина Дзюпсера. - С кем попало при дороге не гуляет. А что тебе в позапрошлый раз дала от ворот поворот, так посмотрел бы сам на себя: на что ты ей сдался, голь перекатная?
  - Перекатная? - озлился Вертлявый. - Да я по здешней тропе втрое дольше вашего езжу! Коли мне да вашинскому Дзюпсеру потрясти мошной, поглядели бы, где здесь голь, а где перекаты.
  Перепалка разгорелась, высветила важные для исследователей стороны дорожного быта крестьян-беженцев, но в потасовку не переросла, постепенно затухла. Ещё бы: всем этим крестьянам было что терять. Накопленные суммы многократных подачек 'в конце пути' так и не были извлечены для сравнения, остались зашитыми в крестьянские пояса да подкладки, но и своим тёмным не эксплицированным весом весьма зримо влияли на поведение спорщиков.
  
  * * *
  
  Прогноз Лазуры удивил точностью. Только на горизонте замаячили развалины Пибика, как по колонне беженцев понеслась весть: переписывают!
  - Между нами договорно, - напомнила Саю вдова - на тот случай, если он, объевшись огурцов, захочет что-нибудь переиграть.
  - Договорено, - подтвердил Сай. - Ты мне старшая дочь, Ниф - сын, а Зёйка - внучка. С первой записи и до премии в некроталерах.
  - А что, муж тебе больше не требуется, а, вдова? - подал голос Вертлявый. - Поди, пятый человек в семью - перебор?..
  К удивлению Нифа, Лазура вдруг согласилась. И даже Сая принялась уговаривать. Мол, кто из семьи в пять человек, тот сделается ещё богаче. А что с кем попало - так то ведь не ради блуда и не навсегда.
  - Как хочешь, - сдался и Сай.
  Только это сказал, как подошёл улыбчивый стражник с толстенным журналом. Повелел:
  - Эй, селюки, подготовиться к переписи! Людей, повозки, лошадей и имущество записываем посемейно!
  Первым к переписчику подбежал зажиточный Дзюпсер - и ну щебетать заискивающим тоном. Дескать, и вон те повозки мои, и вон те тоже мои, а вон те уже нет, мне чужого не надо, не то, что некоторым. И вон там едут мои дети, а вон там - пяток внуков, а вот эти, остальные - батра... Ну, то есть, братья мои родные.
  - Справная семья, - похвалил стражник, записывая всех поимённо. - Тридцать душ! Славную премию получите от западной некрократии! Но впервые ли выезжаете, а?
  - Впервые-впервые! Божествами клянусь! - залебезил Дзюпсер, норовя что-то незаметно засунуть переписчику прямо в оттопыренный карман.
  - Сколькими Божествами? - строго спросил стражник.
  - Семерыми, - побожился богач, - нешто я богословия не знаю?
  - Ну, коли семерыми, то верно, - расслабился переписчик. - Следующие там кто?
  - Мы! - с достоинством сказал Сай. В нашей семье людей пятеро. Наши повозки вон, вон - и вот эта телега.
  - Откуда сами?
  - Из Псёшино.
  - Знаю, - улыбнулся стражник, - справная деревня. Так вы, стало быть, глава семейства...
  - ...Сай из Псёшино, - не дрогнув, закончил академик.
  Дальше были записаны Лазура из Псёшино, Ниф из Псёшино, Зёйка из Псёшино и, внезапно, Тиберий из Борятино.
  Ишь как недолго у Вертлявого продержалась интрига, мстительно подумалось Нифу. Теперь-то ясно, зачем скрывал: имечко Тиберий редко кого украсит.
  А вот переписчика больше заинтересовала деревня Борятино. Стал допытываться у Тиберия, где находится, чем знаменита.
  - Находится в Северном Потьмачье, - разъяснял тот. - А что знаменита, так в том единственное благодарение деревянным игрушкам, коими наш край славится. Одна из таких игрушек даже, говорят, ожила, грамоте выучилась, в театре служила. Славная вышла игрушка, имя ей Борятино, слыхали, может? Так в честь той самой игрушки и деревню нашинскую точно так и назвали.
  
  * * *
  
  Хорошо, когда в твоём семействе не два человека, а чуток побольше. Этак есть на кого и телегу оставить, и само место в колонне. Грустно было бы вернуться после биомантских полевых исследований в городе Пибике и услышать что-то навроде 'Вас здесь не стояло'.
  Да уж, пять человек - это ничуть не два. Особливо когда вас вместе уже записали, и от каждого равно зависит, не сорвётся ли куш.
  Ночь, в которую встали на ночлег недалече от Пибика, выдалась довольно светлой. Звёзды - участки кристаллического неба, что светят в щели между несколькими рядами небесных островов - благодарение Божествам, светили исправно, не затуманенные низкой облачностью. Да и луна - таинственное небесное тело, которое вроде и остров, а идеально круглый и находится других островов пониже, да ещё наделено магической светосилой - луна тоже сообщала ночному походу в Пибик должную видимость. Без луны и звёзд попытка визуального наблюдения над поведением пибиковских Червей Сомнения была бы, наверное, попросту обречена. Трудно выяснить в темноте, есть черви, или их нет.
  - Достаточно светло, - так и сказал академик Сай. - Видно, мировой закон нам благоволит. В исследовательской-то миссии.
  Городская стена Пибика, заметная издали, была с полной очевидностью проломлена в нескольких местах, но Сай для проникновения в город почему-то выбрал разбитые в щепы центральные ворота - для торжественности момента, не иначе.
  Когда же Сай с Нифом в эти центральные ворота вошли, то встретили мертвеца. Да не простого - рыцаря Смерти, надо полагать. Из тех, которые также именуются посланниками. Ибо закутанного в особого покроя рыцарский плащ, даже в ночи зияющий чернотой.
  Сай и Ниф оторопело встали. По всему, этот самый рыцарь именно их здесь и ждал. А то зачем ему среди ночи торчать у центральных врат давно заброшенного города?
  Впрочем, особого недружелюбия посланник Смерти не выказывал. Просто заступил им дорогу.
  - Можно мы пройдём? - спросил академик.
  - Нет, - ответил ему рыцарь. - Город опасен для вас.
  Ишь ты: о нашей безопасности беспокоится! Нифа аж умилило. А мертвецу-то в эузской глубинке недурно бы и о собственной безопасности подумать. Не любят в Эузе мертвецов. По-прежнему не любят.
  - Но мы простые крестьяне, - сказал Сай. - Ничего злого не замышляем.
  - Тем более, - ответствовал мертвец.
  Говорил он по-эузски подчёркнуто правильно и вдумчиво, должно, изучал язык по книгам, а живой речи никогда и не слышал. Да и где ж ему, мертвецу-то? В Эузу таких недавно ещё не пускали.
  - Мы пришли вон оттуда, с дороги, - добавил Ниф, надеясь, что ничего важного вражескому агенту не вылаёт.
  - Я видел, - безразлично кивнул рыцарь Смерти.
  - Мы вернёмся и пойдём дальше. И никому ничего не скажем.
  - Как хотите.
  Ну, уже что-то. Прятать концы в воду рыцарь по-видимому, не собирался. Не боялся, что, если отпустит забредших к Пибику крестьян, они вернутся с подмогой. Смелый мертвец, чтобы не сказать неосторожный.
  Или в крестьянской колонне о его существовании и без того знают?
  Ниф повернулся было уходить, но понял, что Сай настроен иначе. Собирается взять мертвеца измором и тем продемонстрировать упрямство эузских крестьян, известное всему свету. Может, зря? Благодушный посланник Смерти - такая редкость, и вообще от добра добра не ищут.
  Как бы то ни было, Сай произнёс:
  - Мы хотим поглазеть на Червей Сомнения.
  - Зачем вам на них глазеть?
  - Об заклад побились.
  - Зря побились, - констатировал рыцарь. И с иронией добавил. - Вам, как простым крестьянам, об этих тварях достаточно знать только три вещи. Первая: черви существуют. Вторая: черви полосатые. Третья: черви ползут.
  - Ух, здорово, - вежливо оценил Сай предложенную информацию. - Полосатые, говорите? А позвольте полюбопытствовать, полосы продольные, или поперечные? Нам для хозяйственных нужд надо иметь представление.
  Без сомнения, рыцарь понял, что его провоцируют на выдачу дополнительных сведений. Он с минуту помолчал, как бы совещаясь с самим собой, после чего принял игру и выдал неожиданное для Сая:
  - Полосы продольные.
  - Вот как? А я уж, признаться, было подумал - наоборот... - и с этого момента Сай заговорил так, что принять его речь за крестьянскую смог бы лишь очень наивный рыцарь Смерти. - Поперечные полосы свидетельствовали бы, что мы имеем дело с представителями обширного класса свободноживущих кольчатых червей. На таких червей я действительно вдоволь насмотрелся. Но если полосы продольные, то мне на такое чудо просто-таки необходимо взглянуть самолично.
  Мёртвый рыцарь прищурился:
  - Итак, единственно ради того, чтобы побольше узнать о Червях Сомнения, вы готовы пожертвовать и собственной безопасностью и даже недурной маскировкой под крестьян Эузы. Кажется, ваш порыв рождает во мне уважение и немалое любопытство. Кто вы?
  - Исследователи червей, - твёрдым голосом отрекомендовался Сай.
  - Стало быть, коллеги, - мертвец рассмеялся.
  То, что он не назвался хранителем червей, а только коллегой их исследователей, внушило Нифу сдержанный оптимизм, хотя опрометчивого поведения академика Сая это, конечно же, не извиняло. С какой стати этак вот себя выдавать неизвестно кому, да ещё поганскому мертвецу рыцарского звания? Подлому набальзамированному врагу...
  Мёртвый рыцарь меж тем произрёк новую реплику:
  - Однако, ваше определение своего рода занятий выглядит весьма уклончивым. К тому же, оно никак не объясняет, зачем вам обоим понадобилось облачение, типичное для крестьянского сословия.
  - Видите ли, господин рыцарь, - Сай заговорил более церемонно, - мы исследователи не только червей, но и крестьян. В особенности - тех, что ныне перемещаются мимо Пибика по Большой тропе мёртвых.
  - А вот это заявление, - мертвец неожиданно чуть ли не просиял, - обличает в вас недюжинный ум и исследовательскую интуицию. А так же тот отрадный для меня факт, что вашему научному подходу не чужда и междисциплинарность. Объединить крестьян и червей в одном исследовании: кто на такое решится? Лишь тот, кто уловит связь атипичного поведения крестьян с поведением, типичным для червей. Поняли, о чём я?
  - Черви ползут, - немедленно догадался Сай, - крестьяне ползут тоже.
  - Именно, - рыцарь излучал веселье, - именно! А если на колонну беженцев поглядеть с возвышения, сходство с медленно ползущим червём становится разительным. Именно ползут. Порой сомневаются, а ползут. И, по правде говоря, мне радостно, что кто-то выбрался из недр этого людского червя и зашёл в здешние развалины меня проведать.
  
  * * *
  
  Учёный разговор с посланником Смерти закончился, по сути, ничем. Да, мертвец неожиданно расположился к 'крестьянам' и много чего порасказал как о червях, так и о потоке беженцев в смысловой параллели с ними. Однако, диалог с ним так и не вышел за пределы чистой теории. Показать червей рыцарь отказался наотрез.
  - Полагаю, что вы не готовы ни к размерам червей, ни к некоторым их особым способностям, - объявил мертвец.
  - А что не так с их размерами?
  - Они сравнимы с размером потока беженцев, - пояснил рыцарь.
  - Да? Тогда непонятно, как они могли уместиться в стенах города Пибика. Колонну беженцев здесь никак не расположить. Даже если семь раз обернуть вокруг развалин внешней стены.
  - Вы забываете, что Пибик - пещерный город. Под этими скромного вида человеческими развалинами - чудовищных размеров полости, по которым и ползают Черви Сомнения. Остеречь вас от встречи с ними - моя посильная задача.
  - Но сами-то вы червей видали? - спросил Сай.
  - Я - да. И даже сражался с ними - с переменным успехом. Но больше, конечно, наблюдал. О некоторых их повадках я расскажу вам, если хотите.
  Хотел ли Сай? Риторический, однако, вопросец.
  И вот незнакомый мертвец поведал академику об образе жизни этих тошнотворящих подземных громадин. Поведал много такого, чего Ниф и сам мог бы нафантазировать, а ещё и такого, в чём фантазия бы ему отказала. Последнее, по-видимому - чистая правда.
  Нет нужды лишний раз подчёркивать, что Черви Сомнения - не просто такие себе преогромнейшие организмы, но организмы изрядно скверные. Весь свой потенциально бесконечный век они только и думают, кого бы им заглотить, и даже не слишком-то думают, в основном - тупо желают. Образ жизни этих червей сочетает хищничество с паразитизмом, из которых при встрече двоих особей рождается некое подобие симбиоза.
  Симбиоз состоит в том, что не имея возможности схарчить что-либо инородное себе, один из червей заглатывает другого - полностью, без измельчения. Потом меняются. Тот из червей, который заглатывает, становится функциональным хищником, а заглатываемый - паразитом в его кишечном канале. В ходе такового симбиотического общения оба червя становятся ещё более отвратительными, чем были - по причине врожденной тяги к аккумуляции сущностной мерзости.
  Посланник Смерти много чего бы ещё порассказал заинтересованному биоманту Саю, но приблизился рассвет. 'Крестьянам' пора уходить. Их колонна трогается засветло, но до своего в ней места надо ещё добежать.
  На обратном пути Ниф дал волю своему недоверию к словам встреченного мёртвого рыцаря.
  - Глупо вы раскрылись, учитель, - выговаривал он Саю. - Как есть глупо! Кем ещё может быть мертвец, прячущийся в развалинах Пибика, как не шпионом западной некрократии? Он воевал с червями? Ха! Пусть покажет какие-нибудь трофеи. Он предостерегал против опасных тварей? Нет же - не просто предостерегал. Он пугал нас червями! Он заставил нас их опасаться, но ничем своих слов не подтвердил. Я думаю, мертвец врёт. И о себе врёт - не борец он с червями, а их хранитель. И о червях врёт - не могут они быть такими огромными! Может, Черви Сомнения малы и уязвимы, вот он за них и боится. А на них наступишь лаптем после дождя - тотчас раздавишь.
  Сай в ответ качал головой. Он был склонен верить скорее тому мертвецу, чем Нифу. Ну ещё бы: у послушника какой авторитет?
  - А ещё я думаю, что не зря рыцарь Смерти сидит в развалинах по-над дорогой с беженцами! - продолжал Ниф, понимая уже, что учителя не переубедить. - За порядком он там надзирает! Смотрят, чтобы крестьяне покорно шли в единой куче, а по сторонам не разбредались. Потому-то нас и из Пибика завернул, а мы и уши развесили. Некрократии он служит, точно говорю!
  - Не думаю, - поморщился Сай. - Очень вряд ли Владыка Смерти направит своего посланника тупо дежурить в развалинах у дороги. Лишний он там. Ни к чему это некрократии.
  - Да как же лишний? Кому же, как не ему представлять здесь интересы западной некрократии?
  - По-моему, с этой задачей прекрасно справляется близлежащий пост по переписи беженцев, - вдруг помрачнел Сай, - и в частности, тот не в меру улыбчивый государев стражник, которому мы оставили свои подписи.
  Ниф хотел бы что-либо возразить, но вот беда: они уже пришли, и, приметив, как вслушиваются в их разговор 'новые родственнички' Тиберий и Лазура, от дальнейшей полемики пришлось воздержаться. Уши-то чуть не на локоть торчат.
  Бывшая вдова, убедившись, что больше ничего подслушать не придётся, сварливо заголосила:
  - Где это вас носит всю ночь до утра? Пора уже трогаться, а их нету! А ну как совсем опоздали бы, супостаты?
  - Помолчи, дочка, не твоего ума дело, - сказал ей на это Сай.
  И лишь после этого колонна медленно поползла.
  
  * * *
  
  Такого унылого путешествия, как то, куда ввязались Ниф и Сай, ещё поискать: каждый день всё одно и то же! Тягомотина смертная, если не сказать Смертная - с большой буквы.
  Помнится, где-то здесь, на участке пути между Пибиком и Бегоном, года с два назад проехался дружок Нифа Георн с ручным дракончиком Драеладром. Конечно, тогда - не сейчас. Очереди беженцев на выезд из Эузы уже собирались, но ещё не обрели такой тотальности, не превратились в живого человеческого червя, куда инородный элемент попробуй-ка встройся.
  Георну с Драеладром очень надо было в Бегон, а прикидываться своими в среде вырождающихся дорожных крестьян - наоборот, особой нужды не было. Может, потому встреченный позже Георн какими-либо тягостными впечатлениями не делился.
  А вот Ниф - он поделится. Жалко ему, что ли?
  И когда Георн скажет: 'Тю! Что за нежности? Подумаешь, прошвырнуться по прямой-то дороге', - то Ниф знает, что ответить, поскольку от нечего делать давно проанализировал свою кручину и выкопал из неё ключевые факторы.
  Во-первых, конечно, погружение в среду. Попробуй сносно играть крестьянина и не пропитаться его пороками, горестями и жадностями. Во-вторых, чересчур равномерный ход телеги. В-третьих, впечатление, что главная цель уже достигнута. Пусть и не совсем та, что предполагалась в начале, но прекрасно её заменяющая.
  Да, конкретно о пропавших крестьянских семьях разузнать-то и не удалось. Зато глубже постигнута суть мира беженства по Большой тропе мёртвых, откуда легко можно догадаться об истинном характере пропаж.
  Начать с того, что беженцы на мёртвой тропе выгодны некрократии, да настолько, что та готова платить, чтобы они бежали. Характерно, что из множества уводящих из Эузы дорог все желающие навеки покинуть Эузу выбрали всего одну, далеко не самую удобную, тянущуюся вдоль южных её границ по унылым степным пейзажам. Ответ прост: на этой дороге платят, а сбежишь по какой другой - ничего тебе не достанется.
  Да и не о бегстве речь, а о заработке. Бежать из Эузы - странноватая идея. Конечно, всего разумней остаться на родине, где порою жилось по-разному, но бедствовали далеко не все. Но на заработки - почему бы не съездить? А коли посчастливилось напасть на дармовую жилу, то почему бы легко не заработать несколько раз?
  Но при этом каждый раз тебя переписывают, и из-за этого (внимание!) старые имена повторно 'бегущим' семьям приходится всякий раз позабыть; из-за этого-то их, видимо, и теряют оставшиеся в Эузе родичи. Такая версия немного приятнее версий об убийствах с целью наживы. Впрочим, здесь тоже и нажива присутствует, и убийство семьи в наличии - только и того, что убиваются не сами люди, а их имена.
  Разумный вывод? Куда как разумный. И если он появился, то дальше по мертвецкой тропе вроде, ехать уже не так уж и обязательно... Вот только Сай думает иначе. Говорит о 'чистоте опыта', но Нифу кажется, что учитель лукавит. Просто впечатлительный академик слишком всерьёз воспринял свой задекларироаванный статус 'главы семейства'.
  А истинный семьянин обязан пройти по Большой тропе мёртвых до самого до конца - чтобы не подвести доверившихся.
  
  * * *
  
  Незадолго до Бегона - в эузской ещё земле - крестьянскую очередь на выход вновь переписали. И вновь переписывавший стражник ослепительно улыбался, демонстрируя не совсем Эузский стиль поведения, а скорее завезённый из кой-каких стан мертвецкого Запорожья. Хотя...
  Что ж ему не улыбаться, коли от дорожных щедрот развращённых подачками крестьян ему тоже частеньно перепадает малая толика.
  Когда поехали уже по бегонской земле, стало ясно: покинувшая Эузу толпа крестьян вовсе и не думает рассеиваться. Сай этот момент прокомментировал так: тому, кто организовал и проплатил беженцев на здешней дороге, мало смутить саму Эузу. Куда важнее выставить её на посмешище в соседних странах. Потому-то и обещанных денег в Бегоне ещё не дадут. Вот подалее - в Уземфе, Карамце или Глукще - это будет куда вероятнее.
  Потом, когда крестьян переписали на подходе к Уземфу, Ниф отметил, что многие так и не поняли, что Эуза уже позади. Батракам зажиточного Дзюпсера эта новость явилась в облике улыбчивого стражника, на котором вместо эузского да бегонского мундира (в принципе сходного кроя) оказался надет - не поверите - цветастый уземфский халат.
  - А не прогневается ли на него наш государь, - шепнул один батрак другому. - за нарушение формы одежды?
  - Так у них же здесь другой государь, вернее - государыня Будула, - Ниф посчитал нужным обоих просветить, - именно она их и вырядила в национальные одежды...
  - Во как?! - удивились оба. - Мы-то думали, Эуза нигде не кончается.
  Хорошо бы, вздохнул Ниф. Но, к сожалению, чем западнее, тем сильнее мир испещрён границами. Этак и сам не заметишь, а куда-нибудь эмигрируешь. Или внезапно нарушишь что-нибудь такое, что у тебя дома всегда было можно. Легко потеряться в пёстром мельтешении...
  Но впрочем - к чему лукавить? Все встречные мировые культуры - Эузы, Бегона, Уземфа - отсюда попросту малозаметны; по отношению к ползущему на запад человеческому червю они находятся далеко снаружи.
  А вот Большая тропа мёртвых - она всюду одинакова.
  
  * * *
  
  Ночные привалы по-прежнему оставались для Нифа и Сая теми единственными в своём роде точками перехода, позволяющими выйти за бытовые рамки крестьянской семьи на живительный простор тайной исследовательской миссии.
  Как-то на ночной прогулке в районе нижневосточного Карамца Ниф поделился с Саем грустным наблюдением, что с тех пор, как загадка беженцев решена, им приходится двигаться на запад и вовсе бесцельно, а это, скорее всего, вредно для здоровья.
  - Кто не ленив, тот всегда сыщет, что поисследовать, - возразил Сай.
  - Например?
  - Вот, скажем, меня давно занимает один вопрос. Если все эти ложные беженцы по многу раз катаются из Эузы на запад, то как же они тогда возвращаются? Что у них за тайные тропы, о которых в самой Эузе ничего не знают? Элементарная логика требует, чтобы Большая тропа мёртвых дополнялась хотя бы малой тропой живых.
  - Как это верно, учитель! - искренне восхитился Ниф.
  Потом, волоча ноги за постылой телегой, он не раз заново возблагодарил учителя за пищу для ума. Что за чудная головоломка, ею можно отвлечься от всего: и от глупого трёпа вертлявого Тиберия, и от постылой, совсем не женственной физиономии Лазуры, и от участившихся капризов Зёйки. Итак, ещё раз: как попадают крестьяне обратно в Эузу?
  Есть вариант, что они рассредотачиваются по множеству дорог и скрытно, посемейно пробираются обратно. Для этого им надо заранее договориться, кому по какому пути ехать, и кто-то должен вдобавок проследить, чтобы никто ничего не напутал и ненароком не создал толпы. Вероятно ли такое? Нет, невероятно. Слишком уж плотна толпа на Большой тропе мёртвых, чтобы её постоянный приток элементарно так раскидать.
  Есть вариант, что в каком-то специальном месте добравшиеся до цели крестьяне бросают утварь - чтобы потом при больших деньгах на своих двоих возвращаться за новым сеансом беженства. Такой вариант выглядит более разумным: всё-таки крестьяне без своих огромадных повозок и коней занимают места гораздо меньше, да и в пересечении эузской границы они много незаметнее. Преткновение в том, что это ведь всё-таки крестьяне: когда кто-то из них преспокойно бросал хоть какую-нибудь мелкую хрень, сгодящуюся в хозяйстве? К тому же, в случае реализации данной версии где-то за пределами Эузы (а также Бегона и Уземфа, которые уже проехали) должно непременно возникнуть огроменнейшее кладбище крестьянских пожитков. Между прочим, оно быстро стало бы во много раз обширнее, чем сама дорога, ведь по дороге-то барахло просто проехало, а на свалке оно накапливается. Есть ли откуда-то сведения о подобной свалке? Люди Кэнэкты всенепременнейше бы узнали.
  Ещё вариант, что там, в конце пути - рынок. На нём у крестьян задорого скупают весь их скарб, причём у них нет возможности хоть что-то себе оставить. Дальше они налегке возвращаются в Эузу, наскоро - на ярмарках - обрастают новыми вещами, чтобы опять пуститься во все тяжкие по тропе мёртвых за длинным некроталером. Рынок, на первый-то взгляд, больше похож на правду, чем свалка, но всё же это новое допущение не снимает проблемы утилизации крестьянского имущества. Тот, кто его купил, должен с этими вещами не первой свежести что-то сделать - куда-то вывезти, чтобы там их то ли сжечь и закопать, то ли распределить между особо нуждающимися мертвецами. К тому же рынок - штука заметная. Как на него посмотрят основные устроители и меценаты 'дороги Смерти'? По всему, их проект задуман ради оттока крестьян из Эузы...
  Или всё-таки нет - видимость оттока важнее? Видимость, гарантированная возобновлением актёров. Если под актёрами понимать хитрозадых крестьян, возвращающихся в исходную точку пути, причём с полной уверенностью, что они кого-то дурят.
  А что... В третьем варианте что-то есть! Правда, чего-то для полной достоверности не хватает, но идеи-то светлые. Как бы проверить это чисто теоретическое решение?
  Путей проверки есть два. Первый - спросить у любого из тех, кто в Эузу возвращался (то есть, по сути, у каждого). Да, вопрос выйдет из числа тех, что вызовут подозрения и могут привести к демаскировке - но какая в конце пути разница?
  Второй путь проверки - просто дождаться. Как только путь беженцев на запад естественным ходом завершится, то как-нибудь оно сделается.
  
  * * *
  
  На подъезде к землям Глукща вертлявый Тиберий вдруг ни с того ни с сего начал скандалить. Кричал на Лазуру:
  - На что мне такая жена, которая меня не пускает! Недотрогу корчит! Сокровище бережёт!
  - Берегу, да не про тебя! - сквозь зубы отвечала вдова.
  Эк они быстро поцапались! Ниф мог бы поручиться, что в последний час оба молчали в полном благодушии, причём Тиберий не предпринял ничего, что могло мало-мальски испытать вдовью добродетель.
  Комедию ломают? Зачем? Ах, вот зачем: деньги-то приближаются! На последней станции переписи беженцев их, кажется, и выдают.
  - Скажите ей, чтобы она меня пустила! - напустился Тиберий уже на Сая с Нифом. - Эта с-с-с... Муж я ей, или не муж? Супруг или мочало?
  - Был договор, что ты к ней не пристаёшь, - спокойно сказал академик. - Ты запамятовал?
  - Ой, да клал я на ваш договор! - дерзко выкрикнул вертлявый.
  Он нарывался. И он заработал. Сай грузно соскочил с телеги, подошёл к сидящему на козлах повозки Тиберию, и, крякнув, прямо с земли выписал ему такого леща - просто, по-крестьянски - что зачинщик ссоры сверзился наземь по другую сторону козел.
  - Ах, ты так? - озлился Тиберий. - Ну, теперь не видать вам всем четверым моей подписи! Плакали ваши денежки!
  - Плевать, - сказал Сай.
  Тут вдруг взвилась Лазура, чья едва не поруганная вдовья невинность всего мгновение назад была столь успешно защищена:
  - Как это плевать? - завизжала она. - С чего вдруг плевать? Вдову с несчастной сироткой оставляют без некроталера в кармане, а им - плевать?
  - Пущай она меня пустит, тогда я возьму свои слова обратно!
  - Ха! Да я тебя не пущу даже мёртвая!
  - Ну так плакали ваши денежки!
  - Караул! Честную вдову грабят!
  Комедия, как есть, комедия, повторял про себя Ниф, не в силах удержать улыбку - так и змеилась на губах, так и ползла до ушей.
  Но улыбался недолго. Весьма скоро обнаружилось, что Тиберий готов отступиться от своих супружеских прав ценой увеличения вдвое его доли. А за счёт кого возрастёт доля Тиберия? Правильно, за счёт Нифа. Он ведь в семье самый младший брат, и младше его только Зёйка, но не пускать же по миру бедную сиротку!
  Ловко это они разыграли! Закрутили так, что поймали и Нифа, и Сая. Учитель только пытался поторговаться в нифову пользу, как его тут же начинали стыдить за распускание рук. Причём стыдили втроём: пострадавший Тиберий, честная вдова Лазура и несчастная сиротка Зёйка.
  Кто знает, может, эти трое на самом деле одна семья - но привыкшая свою малую сумму вознаграждения повышать нехитрым мошенничеством.
  
  * * *
  
  Не минуло и дня после потери Нифом своей доли в предприятии, как их сегмент людского червя дополз до последней станции - той, где перепись беженцев должна сопровождаться щедрыми дарами некрократии.
  Неграмотная, но смышлённая в счёте Лазура заранее прикинула все суммы. Семье из пяти человек по её словам причиталось две тысячи пятьсот некроталеров. Из них на тысячу претендовал Тиберий, на вторую тысячу - мать с дочкой, ну а пятьсот - Саю с Нифом. Вроде, всё честно.
  В том, что пост перед Глукщем - уже последний, не сомневался не только тот ближний круг, с которым Ниф и Сай ходь изредка общались, но и вся колонна, сколько хватало взгляда - кругом виднелись одухотворённые лица, исполненные затаённой, либо явной надежды.
  На сей раз между повозок не пробирался улыбчивый живой стражник. Напротив - повозки въезжали на помост, где за громадным столом сидел стражник-мертвец, слишком сосредоточенный, чтобы улыбаться. Справа перед мертвецом громоздились пухлые журналы для сличения записей, слева соблазнительной горой - мешки с некроталерами.
  - Семья Дзюпсера - на экспертизу для получения денежного воспомоществования от нашей с вами любимой некрократии, - возгласил мертвец, - Семья Сая - приготовиться.
  Поскольку семья Дзюпсера составляла много людей и повозок, Сай со своей дорожной семьёй на пять человек имел время на подготовку куда более, чем достаточное. Настолько достаточное, что Ниф, лишённый личной материальной заинтересованности, успел даже вздремнуть.
  Проснулся от громкого мужского крика. Эпицентром крика на сей раз был пожилой зажиточный Дзюпсер. Он стоял над своим младшим сыном с лицом почернее грозовой тучи и перемежал восклицания ударами кулака:
  - Ты больше не сын мне, гадёныш! Нет у меня больше младшего сына! Самый распоследний батрак и наёмник - и те честно выучили свои новые имена, а ты?! Человек, который называл себя моим родным сыном, оказался так глуп, что забыл собственное имя!
  - Что, правда - забыл? - заржал Тиберий. - Да нет, вы шутите!
  - Шучу? - лютовал Дзюпсер. - Нет уж, я с детства не понимаю таких шуток!.. Этот идиот, вместо того, чтобы записать, или переспросить, под Пибиком назвался Зюктором из Псяшино, под Бегоном - Зюклером из Псюшино, под Уземфом - Зюпсиком из Псякино... За Карамц я уже вообще молчу! Целая дорога псу под хвост! Столько сил, столько стараний... И всё из-за одного шелудивого пса, который возомнил себя моим сыном!
  А в крестьянской семье академика Сая из пяти человек все хорошо запомнили свои имена.
  
  * * *
  
  Ну вот и экономический итог поедзки: пятьсот золотых некроталеров крупными монетами достоинством по пятьдесят каждая. Предел, как говорится, мечтаний. Золотые кругляши спрятал в карман академик Сай, но наверное с послушником-то поделится.
  - Что теперь? - потерянно спросил Ниф у вдовы Лазуры.
  - А теперь все свободны, - весело улыбнулась та, звеня потяжелевшим передником, - можно ехать с деньгами, куда угодно. Хоть на север, хоть на юг. Хоть на юго-север.
  Но почему-то весь поток людей, лошадей и повозок продолжал ползти в прежнем ритме, и хотя к Большой тропе мёртвых подходило сразу несколько грунтовых дорог, никто из беженцев не злоупотреблял свободой перемещения. Никто никуда не поворачивал - ни на север (к пустошам да могильникам), ни на юг (аккурат в мародёрствующую Отшибину). Верно, таки ждали особого поворота на юго-север, единого для всех. И в ожидании продолжали переть на запад.
  Это куда так можно попасть? Ниф задумался. Если всё на запад и на запад - придёшь к Порогу Смерти, за которым уже мёртвое Запорожье. Нужно ли кому-нибудь из беженцев в то Запорожье. В перспективе - быть может, но никак не сейчас.
  Из Эузы крестьяне выехали живыми. В Запорожье способны выжить одни мертвецы. Стало быть, прежде, чем пересекать Порог, крестьянам пришлось бы спешно войти в Посмертие - осуществить одно из тех самых заветных мечтаний, на какое они собирают деньги.
  Но вход в Посмертие - обряд необратимый. Мёртвый крестьянин уже не прикинется живым, а значит, больше не сможет зарабатывать на показательном проезде из Эузы. А какой же дурак откажется от халявы? Ясное дело, любой рачительный хозяин отложит посмертие до поры, как станет по-настоящему богатым. Но, поскольку настолько богатым он себя не почувствует никогда, то и крестьянские семьи, едущие на запад за посмертием, вряд ли когда помертвеют.
  Сами-то нет - но много кого спровоцируют.
  - Эй, что-то, гляжу я, вы, двое новичков, по своим-то делам не торопитесь, - проворчал из-за спины Нифа вертлявый Тиберий.
  - Ага, словно прилипли к нам, - хихикнула Лазура, - папочка и братец.
  - Сейчас отправимся по делам, - свысока бросил Сай, но, как ни в чём не бывало, продолжал вести телегу строго вперёд в общем неспешном ритме.
  И правильно, сказал про себя Ниф, наше-то дело доподлинно выяснить, какими путями эти крученые селюки в Эузу транспортируются.
  - Ну, если продолжаем ехать, - попросил Тиберий Нифа где-то через час, - то не в службу, а в дружбу, поведи мою колымагу. Мне, вишь ты, надо вперёд отлучиться.
  - Зачем?
  - В банк очередь занять. Хотите - и вам займу, а, семейка?
  - Конечно, займи! - воскликнула Лазура.
  Сай подтвердил аналогичное желание значительным кивком. Ниф забрался на козлы повозки Тиберия, тот передал ему вожжи и рысцой побежал обгонять всё так же медленно тащившиеся передние ряды.
  - Раньше других успеем, - удовлетворённо сказала Лазура Зёйке, - не так, как в тот дурной прошлый раз.
  Значит, не рынок, соображал Ниф. Значит, какой-то банк. Банк закупает крестьянские пожитки - что ж, это, поди, выйдет и побыстрее, чем если толкаться на рынке. Интересно, сколько дадут за нашу обшарпанную телегу? По идее, не меньше, чем за новенькую.
  Здание банка при дороге встретилось ещё часа через полтора. По сути, крепостная башня со щелевидными окнами-бойницами и узким крыльцом, уводящим на второй этаж, где место скорее не вывеске, а гербу, но Ниф прочитал на вывеске 'Глукщский филиал банка Карамуфа'. Выстроившаяся к башне очередь напоминала вторую Большую тропу мёртвых, только что без повозок. Уже сдали, подумал Ниф, но тут под самым крыльцом приметил Тиберия, чью вовсе не сданную кибитку покуда сам и вёл.
  - Кажется, когда он достоится, наши повозки уползут далеко вперёд, обеспокоенно произнёс Ниф. - И развернуть их будет непросто.
  - Тю. А зачем тебе в банке ваша телега? - хихикнула Лазура. - Всё равно на вон то крылечко на ней не поднимешься.
  Так Ниф впервые догадался, что в банк селяне несут вовсе не старую утварь, а новополученные некроталеры.
  - В банке надёжнее, - пояснила вдова, - а с собою по дороге таскать крупные суммы резона мало. Столько воров развелось...
  Всё так, сказал ей Ниф мысленно, да вот только с Большой тропы мёртвых ты по своей воле не уйдёшь. Это значит, старшая сестрёнка Лазура, что мертвецкими деньгами обогащаешь ты банк и только его.
  
  * * *
  
  Сай свои пятьсот некроталеров так и не отнёс в банк Карамуфа - по всему, пришёл к тем же выводам, что и Ниф. А вот Лазура и Тиберий своими тысячами распорялились к полному удовольствию банкира. Наверное, не прогадали - ведь им покидать Эузу придётся ещё не раз, а попутчики-то бывают разные.
  Ну да ладно. Но что Нифа продолжало нешуточно изумлять, крестьянская колонна продолжала держать курс на запад. К Порогу Смерти? Нет, бред какой-то! Между прочим, вратами в Запорожье активно пользуются и сами мертвецы. Если эузские крестьяне ненароком запрудят все подходы, такой результат будет парадоксальным образом напоминать партизанский захват важнейшего форпоста некрократии.
  Не того ли втайне добиваются щедрые устроители?
  - О, матушка, гляди - фиолетовенькая! - захлопала в ладоши Зёйка.
  - Что там фиолетовенькое? - встрепенулся Ниф. - Ах да, дымка...
  Дымка впереди изменяла цвета повозок, размывала их очертания.
  Сай привстал на передке телеги, неодобрительно поглядел в фиолетовое марево и, убедившись в худшем, презрительно сплюнул:
  - Тьфу, магические штучки! - ему, как адепту чистой науки, массированные применения магических сил были не то чтобы чужды, но располагали к откровенно враждебной риторике. - Небось, неразумные некроманты глупо шалят. Что-то творят прямо на дороге...
  - Ой, забыл сказать! - перебил учителя Ниф. - Там справа была табличка про дорожные работы. По-глукщски написали, поди разбери. Я, пока до конца перевёл... - но тут сиреневенькая дымка стала окутывать ближние предметы. Поздно предупредил.
  Тьфу, как нехорошо получилось: неграмотные крестьяне не поняли объявления на табличке, а Большая-то тропа мёртвых - дорога магическая, каковая и чиниться должна магическим же способом, причём, уж наверное, крайне желательно, чтобы совсем без прохожего люда.
  Не вмурует ли нас в серокаменную дорогу?
  Ну да нет, слава Создателям, кажется миновало: фиолетовая дымка как завеялась, так и развеялась, не причинив ни вреда, ни пользы.
  Колонна эузских беженцев всё так же мерно ползла на запад. Ну сколько можно?
  - Небось, в скором времени покажется и чёрная стена Порога Смерти, а мы всё идём, - обеспокоенно промямлил Ниф.
  - Небось, уже не скоро, - небрежно бросил Тиберий и захохотал.
  - Вам надо было к стене Порога? - сочувственно проговорила Лазура. - Так это раньше надо было с пути сворачивать. Теперича поздновато.
  - Поздновато? - не понял Ниф. - И куда сворачивать? И, главное, - всмотрелся он в странно знакомый пейзаж, - где мы сейчас?
  - В паре недель от Марганды, - обернулся один из батраков Дзюпсера. - И далее всё по-новой: Пибик, Бегон, Уземф...
  - В самом начале? - положительно, в этот миг Нифу не нало было играть, чтобы войти в образ тупого селюка. - Но как же...
  - Через магический портал, - нехотя пояснил академик и сердито добавил. - Безобразие!
  Верно, не одному Нифу механизм возврата крестьян на стартовые дислокации в Эузе представлялся решаемым со строго научных позиций.
  
  * * *
  
  Ну вот, совершён почти полный цикл скитания живых крестьян по мертвецкой дороге. Червь ухватил себя за хвост и дальше ползёт, надеваясь на себя самоё. Исследователи с изящной ловкостью добрались к месту старта и в скором времени с ностальгической теплотой многознания покинут исследуемый объект. Всё хорошо, что хорошо кончается, а?
  Совместно прожитый жизненный цикл всё же людей сближает. Ерунда, что кто-то кого-то развёл на полсотни некроталеров - дело житейское. Зато теперь не только повадки эузского крестьянства, но и истинные мотивы поступков: изучай - не хочу!
  Ты теперь по-настоящему свой, тебя ни в чём не стесняются. И не где-нибудь в уголке шёпотом, а в голос, вокруг тебя вся твоя недавняя семья подбирает новые имена для переписи.
  - Я буду Маридулой, - говорит Лазура. - Ни разу ещё не была Маридулой. А Зёйку назову просто Ёйкой - так ей проще будет запомнить.
  - А что с деревнями? - хмурится Тиберий. - Кажется, где-то есть деревенька Трошино... Или Тришино?
  Когда вполуха слушаешь эту милую подготовку к спектаклю, предвкушаешь: грядёт карнавал, и даже готов забыть, насколько прошлый из этой серии карнавалов был откровенно скучен.
  
  * * *
  
  - А вот и наша дорога! - порадовался Ниф новому узнаванию. - Здесь мы с телегой добрых четыре часа ждали в потоке людей хоть какого-нибудь просвета - помните, учитель?
  Сай заверил, что и у него память ещё не отшибло. Хотя магические порталы предрасполагают.
  - Возвращаемся? - полуутвердительно спросил Ниф.
  - Само собой?
  - Что, серьёзно? - расстроилась вдова Маридула. - Может, ещё разочек скатаемся? Вам ведь уже всё знакомо... - и, свесившись с козел своей повозки, заговорщически шепнула на ухо Нифу. - Между прочим, я не такая уж недотрога, как могло показаться в прошлом заезде.
  Ниф мучительно покраснел, но нашёл в себе силы просто и сердечно со всеми попрощаться. Сай сделал то же самое, только намного суше. И добавил:
  - В общем, не будем рассусоливать, чтобы не пропустить свой поворот, - с этими словами он стал разворачивать лошадь с телегой, но вот незадача: несмотря на все его ухищрения лошадь шла только прямо и только в заданном ритме колонны. Ишь, как привыкла-то.
  - Не могу, - прохрипел Сай.
  - Что?
  - Это не лошадь не может, это я, - пожаловался академик. С чего бы?
  - Может, я разверну? - предложил Ниф. Он уселся на передок рядом с учителем, принял вожжи - и ничего не сумел сделать. Собственные мышцы не слушались, не говоря уже о лошади и телеге.
  После долгих безуспешных попыток Нифа осенило:
  - Тот глукщский портал - кажется, вреден для здоровья. Он лишает напрочь мышечных сил.
  - Нет, - покачал головой Сай. - Дело не только в портале и в непослушных мускулах. Всё несколько грустнее. Метафорически выражаясь, мы не можем покинуть здешнего червя, потому что он нас заглотил.
  - Это как? - оторопел Ниф, и Сай объяснил популярнее.
  Известно, что Большая тропа мёртвых - не просто себе дорога, а грандиозный магический артефакт примерно того же класса, что и сам Порог Смерти. Зная за ней эту особенность, подходить к вопросу беженцев с узко-научных позиций было непростительной самонадеянностью, просто-таки дремучим сциентизмом.
  Тем более опасным исследовательским методом стало включённое наблюдение, сопряжённое с соприсутствием Сая и Нифа во множестве дорожных ритуалов. Именно данными ритуальными формами исследователи себя и запеленали, облегчая червю процедуру заглатывания.
  - Что-то я по-прежнему не понял. Какие ритуалы? - старательно защищался Ниф.
  - Мы особенным образом вели себя на дороге, - напомнил Сай, - не говоря уже о том, что мы на ней несколько раз что-то подписывали.
  - Разве подпись под смешным вражеским документом имеет вес? - иронически выспросил Ниф, уже понимая, что да, имеет. И по большому счёту именно эти подписи оказываются наиболее значимыми, как бы ни хотелось надеяться на обратное.
  - Значит, надежды у нас нет? - упавшим голосом гулко промолвил Ниф. - Значит, сопротивление бесполезно, и мы обречены циркулировать в брюхе червя вместе с попавшими в беду бессознательными крестьянами?
  - Сопротивление полезно, - возразил Сай, - хотя бы и просто для укрепления мышц. Но победить червя изнутри у нас, конечно же, шансов мало. Что же до нашей надежды, - призадумался он, - то львиная её доля достанется мёртвому рыцарю, встреченному нами в Пибике.
  - Да? Чем же этот мертвец так уж вас обнадёжил, учитель?
  - Припомни: он борется с червями. Причём находится не внутри.
  
  
  17. Боги хихикают вдоль дороги
  
   Мертвые, что ропща заполняли пространство окрест, говорили:
  Сказывай нам, проклятый, о Богах и Дьяволах.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  На следующий раз мертвецы пришли к балкону Гны опустошённые.
  - Ну как, получили свои премии за поддержку карликов? - поинтересовался он, спрятав из вежливости некоторый излишек сарказма, который из его мёртвой груди так и рвался наружу.
  Посетители небрежно взмахнули в ответ правыми руками. Небрежно, но синхронно, единым движением, точно механические куклы.
  - Нет, - вздохнул самый разговорчивый. - Премии отменили. Карликам наша поддержка не помогла.
  Гны было приятно это услышать. Сам-то ведь относился к тем карликам очень неравнодушно. Как-то в городе Цанце имел случай лицезреть последствия отшибинского погрома по самым горячим следам - так вот, те следы в его душе по сей день не простыли.
  - Мы... это... неправильно себя вели и просим прощения, - сказал разговорчивый. - Ну, за оба последних раза, что приходили, но думали не о том. Признаться, перед тем озлились, вот только запамятовал, за что именно. Кстати, эй, никто не подскажет?
  - Да за Владыку Смерти, - напомнил ему другой. - Кому-то из нас показалась... Ну, ерунда всякая...
  - Даже не так, - поправил третий, - мы помнили, что досточтимый Цилиндиан про Владыку Смерти плохого не скажет. Но некоторые слова прозвучали двусмысленно, похоже на намёки. Подрывного такого толка.
  - Ага, - подтвердил первый мертвец, - мы, конечно, понимаем, что нам это тогда померещилось. Но уж больно рассвирепели...
  - Ладно, - криво усмехнулся Гны, - извинения приняты, - лица на площади просветлели. - Так о чём вы хотели меня сегодня спросить?
  - О Семи Божествах, - ответил первый мертвец.
  - О Большой тропе мёртвых, - возразил второй.
  - Думаю, успеем обсудть оба вопроса, - Гны зевнул. - Так что вам доселе не ясно о Божествах?
  - Не даёт покоя вопрос о проведенной вами дифференциации между Семервыми Божествами и Владыкой Смерти, - вздохнул мертвец, в котором Гны опознал давешнего провокатора.
  Да, он. Но сейчас провокатор будто бы лучше, искреннее играл избранную роль, и Гны успокоился. Мертвец, которого не на шутку что-то гнетёт, не сдаст тебя Инквизиции, пока не получит окончательного ответа. Дать ли ему ответ, и как скоро - полностью во власти Гны.
  - Что тебя смущает?
  - Просто, если Владыка Смерти и Семеро - не одно лицо, то получается, что, если они всемером творили мир, значит он - не творил.
  - Получается так, - признал Гны. - мешает ли это Владыке быть достаточно великим?
  - Нет, не мешает. Просто хотелось бы говорить не о достаточности. Хотелось бы признать Владыку самым великим.
  - Ну и признай! - Гны постарался не усмехнуться, неудачный момент. - Кто мешает?
  - Мешать-то не мешает, но хотелось бы, чтобы Владыка сотворил мир, а он - не творил...
  - Чем же мне тебе помочь? Нужна какая-то компенсация? Вот, держи. Божества, как уже мной сказано, сотворили мир и далее не чешутся, а Владыка, как все имеют случай заметить - весьма деятелен!
  - Да это-то да... - промямлил искренний провокатор, - но всё-таки... Видишь ли,о мудрейший, мне не даёт покоя образ наёмного повара. Нехороший он образ, неправильный. Хоть, возможно где-то и честный.
  - Тебе бы хотелось, чтобы повара не было? - вкрадчиво спросил Гны.
  - Нет, что ты, ни в коем случае! - запротестовал мертвец. - Если, скажем, мы все ему служим...
  Ого, возрадовался Гны. Осознание зашло весьма далеко. Провокатор, силясь понять речи проверяемого на лоялдьность цилиндианового аватара, поневоле задался теми вопросами, которые не оставят его прежним.
  А вслух сказал.
  - По-моему, в сказанном мною нет ничего обидного. Есть боги, и есть демоны. Демоны могут быть исключительно сильны и могучи. Их власть почти непререкаема, особенно в те времена, когда спят боги.
  - Боги, демоны... Как понять, кто бог, а кто демон?
  - Боги творят, демоны разрушают. Демонизм - он сродни паразитизму.
  - Отсюда и образ червей?
  - Да. Отсюда.
  - Но грустно понимать, что под червём понимаешься ты сам.
  - Многое относительно. Кто-то сам червь, а кто-то его пища. К тому же, червь, осознавший себя червём, воистину мудр.
  - Да, есть повод гордиться. Но ведь и стыдно!
  - Если кто служит демону, это значит, что демон его сильнее. Стыдно ли это? - Гны предпочёл не открывать своего истинного отношения, затуманил картину до поры. - Ну, дело вкуса. Редко кому наедине с демоном удаётся отстоять собственную свободу.
  - Я свободен! - вдруг резко выдохнул самотрансформирующийся провокатор.
  - Да, конечно, - молвил Гны совсем уже примирительно. - Высшая свобода червя в услужении демонов и состоит в познании необходимости.
  
  * * *
  
  На сумрачной площади под балконом воцарилась тишина. Гны забеспокоился. Кажется, ранее идентифицированный провокатор уже не опасен. Но сколько в толпе других, скрытых покуда даже от самих себя?
  Стоило заболтать вопиющую ересь прошлого своего речения, и некромейстер с некоторой поспешностью вспомнил:
  - А что за вопрос о Большой тропе мёртвых?
  - Вот мы с приятелем поспорили, - сказал один из мёртвых, наивный настолько, словно свалился с Большой тропы, - правда ли, что она опоясывает весь мир?
  - Как такое возможно? - Гны попросил уточнения. - Все ведь знают, что эта дорога - идеально прямая.
  - Дорога-то прямая, - сказал мертвец, фанатично улыбаясь, - а вот мир шарообразен. Потому дорога, идущая по нему незаметно загибается...
  Ха! Вот бы ей окончательно загнуться!
  - Зачем вам нужен шарообразный мир? - проникновенно спросил Гны.
  - Ну, я не знаю... - споткнулся мертвец. - Так красивее...
  - То есть, - не дав ему опомниться, продолжил Гны, - под видом вопроса о дороге, ты сейчас представил бездоказательное утверждение о шарообразности Земли?
  Мертвец замялся, но всё же возвысил голос и произнёс с вызовом:
  - Доказательство у меня тоже есть. Оно эмпирическое.
  - Изволь.
  - На Большой тропе мёртвых видели людей, много раз прошедших в одну сторону, не возвращаясь обратно. Впервые заметили случайно, потом специально запоминали приметы - и всё сходилось: эти люди совершают полный оборот вдоль земного шара!
  - Гипотетического земного шара, - напомнил Гны.
  - Ну, пусть покуда гипотетического, - мертвец уступил.
  - Тогда у меня уточняющий вопрос: кто эти люди?
  - Наблюдатели?
  - Нет, наблюдаемые. Есть ли у них какие-нибудь особенности?
  - Особенностей нет. Это просто эузские крестьяне.
  - Живые?
  - Конечно да! В Эузе все крестьяне живые.
  - И что они делают на Большой тропе мёртвых?
  - Это беженцы. Бегут на запад.
  - Добегают и вновь оказываются на востоке?
  - Получается, так.
  - Однако, феноменально неудачливые беженцы! - расхохотался Гны, представив эту картину. - Запад их не принимает, а они всё лезут.
  - Всё так, - подтвердил и другой мертвец, - есть даже подозрение, что не какая-то часть, а все, кто вышел из Эузы, потом так и остался на этой великой дороге. Однако же, как такое может быть?
  - Начну с опровержения самой идеи о шарообразии, - Гны усмехнулся. - Такая шарообразная Земля просто не имеет смысла. Где мы, по вашему находимся? В центральной её точке? - мертвец кивнул. - Однако, в подземном мировом ярусе многовато простора, чтобы свести его к единственной точке.
  - В центральной точке - Мёртвый Престол! - взвизгнул мертвец, внезапно придя в гневливое волнение.
  - То есть, весь мир, будто снежный ком, распространился от точки, где восседает Владыка Смерти?
  - О да, именно так! В этом великий смысл!
  - Ладно, на миг поверим в такую модель мироздания. Но не следует ли отсюда, что и всё на поверхности Земли также порождено Владыкой?
  Предчувствуя неладное, мертвец медленно, очень медленно кивнул.
  - Даже живые люди? Даже царство Эуза с Живым Императором впридачу?
  - Я не знаю, - признался мертвец.
  - Но зато знаю я. Если предположить сказанное, мы должны любить Эузу и Живого Императора, хотя бы просто как творения Владыки. Но любят ли мертвецы Эузу? В ваших глазах вместо любви я читаю жгучую ненависть. Я прав? Не логично ли тогда представить, что Эуза Владыкой не сотврорена? Киваете. Что творение мира, в котором участвовал бы Владыка Смерти, должно было иметь как минимум два центра? И с этим согласны? Ну, тогда шар с единственным центром в качестве модели мироздания не подходит.
  - Получается, так, - сокрушённо признал мертвец.
  - Теперь о твоём эмпирическом доказательстве. Живые даже теоретически не могли бы путешествовать по закольцованной Большой тропе мёртвых. Почему? Да потому что им на пути минимум дважды встречался бы Порог Смерти. Пропустят ли живых в Запорожье? Вопрос риторический. Но даже если пропустят, долго по запорожскому участки дороги живому организму не пройти. Возражение понятно?
  - Значит, наблюдатели лгут? - потерянно спросил мертвец. - Но даже коли так: по Большой тропе нынче знаете, какой поток беженцев? Не протолкнуться! И не иссякает... И как подумаешь, как густо должна быть заселена Эуза просто чтобы обеспечить такой поток в течение нескольких лет - оторопь берёт!
  - Оторопели? Да будет вам! Наблюдателям для разнообразия поверим. Что требуется, чтобы закольцевать путь крестьян-беженцев по любому ровному месту? Понятно, магический портал. Надо полагать, в конце их пути и действует таковой - причём достаточно мощный, чтобы всех перебросить в начало. Стоит признать эту простейшую игрушку - и более не нужно перестраивать всё мироздание.
  - Но зачем? Зачем устраивать этот трюк с порталом?
  - Всему миру на загляденье. Чтобы видели, что крестьяне оттуда бегут, и поток их не иссякает.
  - Порталы? Они бывают? - заволновались другие мертвецы. - Но почему тогда мы до сих пор не захватили окаянную Эузу?
  - Есть ответ и на это, - в задумчивости произнёс Гны. - Надо полагать, ограничения проистекают из устройства самого портала. Что не так в устройстве? Видите ли, портал огромен. Очень может быть, что порталом является вся система на данном участке дороги. Может статься, что мгновенная переброска войск исключена лишь потому, что эти войска покуда не включены в систему, как включены в неё крестьяне. Непонятно? Скажу проще. Например, чтобы перебросить каких-то людей вглубь Эузы, они должны сперва оттуда прийти.
  Кто его знает, как оно на самом-то деле? Но Гны так хотелось быть в последнем утверждении правым, что он и площадь своей правотой заразил.
  
  
  18. Зюк в муравейнике
  
  Зюку повезло. После провала дипломатической миссии в Адовадаи у него оставалось не так-то много возможностей хорошо устроиться. В столицу-то больше не сунешься, там же министр Гзырь, оставшийся кругом недовольным. Злопамятный тип; не успокоится, пока не достанет.
  Ехать ни с чем домой страшно не хотелось. Дом - он ведь не просто в Эузе, а в очень неближнем её углу. И жить в том углу - скажем так, непрельстительно. Этак приедешь, а дома спросят: где был, в Адовадаи? Ну и чего привёз? Можно ответить: себя привёз живым и здоровым. И это правда: вырваться живым из такой ловушки, которую ему приготовил мерзавец Гзырь - достижение не из рядовых. Но кому он будет объяснять? Скажут: темнит, бездарь. Скажут, проявил тупость. Или проворовался. Или - к начальству подлизаться не сумел, остолоп деревянный!
  Но делать нечего; выбираясь на запруженную телегами беженцев-крестьян Большую тропу мёртвых, Зюк полагал, что едет именно в Эузское Белополье. На его счастье, вышло иначе. Встреча на дороге всё изменила. Казалось бы, кого из знакомых он мог здесь встретить? Однако же - вот он, знакомый! И не какой попало. Сам Гью, достопамятный Настоятель Академии наук, в которой Зюк проходил биомантское послушание.
  Гью сам его окликнул, высунувшись из закрытого экипажа - не то Зюк, недавно оставивший свой экипаж в жестоком заторе, так бы и прошагал мимо, никого-никогошеньки не узнав и даже не догадавшись попытаться. Всё-таки в прежние времена биоманты из засекреченной Академии не шастали по заграницам. При царе Ксандре подсудное было бы дело.
  Настоятель не просто окликнул Зюка, он пригласил его к себе в экипаж. И, хотя экипаж двигался на запад, ему навстречу, Зюк с радостью принял приглашение. Решил, что ему по пути. Ясно, почему решил именно так: путь на запад для Зюка всегда наделён особенной притягательностью. Там и самая высокая культура, и самые престижные университеты, и, наконец, посмертие, перейти в которое пусть немного страшно, но и заманчиво.
  Правда, оказаться в экипаже наедине с Настоятелем - скорее тревожно, чем заманчиво. В особенности, когда собеседник держит долгую паузу, изучающе рассматривая тебя с ног до головы из густой-прегустой тени.
  Что же молчать, коли сам позвал, а? Глядя на устроившуюся напротив фигуру в низко надвинутом капюшоне, Зюк вдруг подумал, что высунувшееся из экипажа лицо было этим капюшоном полностью закрыто, так что узнал он, строго говоря, не Настоятеля Гью, а его голос, а также механическое дребезжание плохо пригнанной нижней челюсти. Но ведь это дребезжание могут подделать и недоброжелатели Зюка - например, посланные по его душу подчинённые министра Гзыря...
  - Я вижу, - молвил Настоятель, и по характерной интонации Зюк вновь убедился, что это всё-таки он, - в Адовадаи ты не задержался. Министр Гзырь тебя заменил. Почему?
  - Вышло небольшое... недоразумение, - запнулся Зюк. - Министр хотел несколько рассорить Эузу с Адовадаи, и я...
  - Не хотел повредить Эузе? - нижняя челюсть скрипнула саркастически. - Боялся её развалить?
  - Вовсе нет! - смело сказал Зюк. - Я не против поработать на развал Эузы. Просто хотелось при этом самому не погибнуть...
  - Понимаю, - издал кудахчущий смешок Настоятель Гью. - Готов рискнуть, но нужны гарантии личной безопасности.
  - Ну, как бы да...
  - Что ж, коли так, то у меня есть интересное предложение. Служба в столице Отшибины, в составе команды единомышленников. Ответственность коллективная, опасности никакой.
  - У карликов, да? - Зюк не сдержал пренебрежительной гримасы.
  - Да. Но сами карлики, по нынешним временам, служат далеко не себе. Правильным людям служат. Правильным мёртвым людям. Эти правильные люди никого не дадут в обиду. Тем более - карликам.
  О том, что к правильным мёртвым людям принадлежит и сам Настоятель, Зюк догадался без особенного труда. Ведь Гью далеко не мелкая сошка, и всё же исправно ездит по Большой тропе мёртвых между Эузой и враждебной ей Отшибиной. Зачем? Так ведь карликов контролирует...
  - Я... подумаю, - неуверенно сказал Зюк. Изрядную долю неуверенности в голос домешал осознанно, чтобы дать понять Гью: серьёзных возражений у послушника не возникло. Чтоб не подумал чего иного и не снял предложения, за которое так хочется ухватиться.
  В ответ на его блеяние Настоятель Гью выразительно промолчал. Настолько выразительно, что Зюк испугался: может, уже поздно? Может, последний шанс вынырнуть в западном мире уже безвозвратно упущен? Фу-ты, как нехорошо получилось...
  А ведь мог бы сразу с полной ответственностью согласиться. Да, мог. Но поторговаться-то - говорят, велел сам Владыка Смерти. По крайней-то мере прояснить важнейший пункт для любой сделки: 'А мне-то что с того будет?'. Ведь не может же быть, чтобы за предательство родного горячо любимого царства - и совсем ничего?
  - Торг неуместен, - произнёс Гью на противоположном краю паузы, глубокой, как котлован. - Слишком много желающих, слишком мала наша заинтересованность. И не дело неудачливому послу в Адовадаи, уличённому в недобросовестности самопожертвования, условия себе выговаривать. Скажу одно: не обидим. Владыка щедр. Владыка порадует всякого.
  - Да, конечно, вы не подумайте чего, я согласен, - сдавленно пробормотал Зюк, пытаясь выговаривать слова как можно быстрее.
  Так или иначе, давно задуманное предательство прошло успешно.
  
  * * *
  
  В Отшибинском Дыбре Настоятель Гью сдал Зюка его новым кураторам: вертлявому черномордому уземфцу Мустафе и каменноликой глукщской гарпии по кличке Бац - двум островкам среднего роста посреди моря макушек низкорослой отшибинской породы - после чего вскочил в экипаж и тут же умчался по своим делам - только его и видели.
  Показалось Зюку, или Мустафа передал доброму Настоятелю увесистый кошель со звонкими монетами - и если да, то интересно, за что? Впрочим, то уж их дела, секреты сугубо двухсторонние, Зюку туда мешаться не след. А вот что первым долгом потребуется от Зюка, так это покаяться.
  - В чём покаяться? - с беспокойством переспросилЗюк.
  - На площади покаяться, - пояснила гарпия Бац, - а в чём именно, тут уж решать тебе самому, главное, звучать убедительно. Великий народ Отшибины - он не примет нераскаявшихся.
  - Хорошо, я подумаю, - ошарашено лепетал Зюк.
  - Да что там думать - пошли! - гарпия прямо с ходу куда-то его повела.
  Покаяние на площади неуклонно приближалось. Испуганно озираясь, Зюк успокаивал себя тем, что по-настоящему крупные прегрешения можно будет оставить при себе, а болтать просто о чём попало. Если скажешь об Эузе плохо, к тебе уже потянутся, а если изобретёшь какую-то леденящую душу историю, то, небось, и героем прослывёшь. Отшибинцы падки на всякую такую пургу, по чем-то обнадёженным лицам из-под нечёсапнных макушек сразу заметно, до чего падки.
  - Говорить подольше! - инструктировала Бац, оборачиваясь на ходу. - Речи на этой площади - для них единственное развлечение. Делать паузы. Зачем? Великому народу тоже ведь надо покричать. Помнить, что твоё покаяние - это ещё весёлая игра для них всех. Унижаться - в меру. Хотя это по желанию. Многим из наших очень нравится унижаться, но если так, будут часто вызывать на бис...
  Зюк подумал, что ему унижение покуда нравится далеко не настолько. Нет уж, он лучше унизится в самую меру, которая необходима, а заигрываться в это не будет.
  Каяться в Дыбре полагалось не на первой попавшейся площади, а строго на самой главной - аккурат перед Глиняным дворцом, который наряду с жёлто-розовым флагом и гербом в виде дверного засова составлял одну из важнейших эмблем отшибинской государственности.
  Площадь перед дворцом когда-то была рыночной - о том свидетельствовали обугленные останки прилавков, едва раздичимые там, за двумя рядами баррикад. Они же указывали и на то, что мирной торговли на этой площади давно уже не производится. Это теперь осадная площадь, никакая иная.
  - Давно ли длится осада дворца? - спросил Зюк в несколько сутулую спину Бац, протискивавшейся в щель между замызганными ящиками одной из баррикад внешнего кольца.
  - Лет пять, - не оборачиваясь, на ходу бросила та. - Или больше... А, неважно.
  - Что же до сих пор не взяли?
  - Не было на то воли Владыки Смерти.
  - А, понимаю...
  - Ты чем всякую ерунду понимать, лучше бы к покаянию готовился! - вспыхнула Бац, неизвестно чем задетая.
  Ах да. В интересах Зюка покаяться убедительно.
  Меж тем гарпия вывела Зюка к рядам шатров, густо расставленных между баррикадами. А в кругу шатров был промежуток малый - площадочка с торжественно драпированным помостом для агитационных выступлений. Площадь-на-площади, так сказать. Сцена.
  А помост-то низенький. Именно с этого помоста и каяться-то придётся, догадался Зюк, наблюдая, как к площадке спешно собираются карлики. Что площадь для покаяния в результате оказывалась не соль уж велика, не могло не радовать. Настораживало же то, что не слишком дружелюбные хари карликов ничем от тебя не отделены, прямиком на тебя дышат тяжёлым несвежим духом. Если только что не по их воле...
  Так, для начала следует забыть слово 'карлики', вспомнилось откуда-то из давних и глубоко запасных багажей знания. 'Великий народ', вот как их следует величать. Назови карлика великим, и он тут же к тебе потянется. Единственно, надо при этом естественно звучать, ибо иначе он к тебе потянется с длинным ножом. Вон они - ножи, у каждого на поясе...
  Первое время толпа прибывала в настораживающей тишине, но затем проснулись самые развязные насельники ближних к сцене шатров:
  - Этот хрыч откуда? - без церемоний спросили у гарпии.
  - Из Эузы, - отозвалась та.
  - Идёмте, идёмте, сейчас враг будет каяться! - раздались возбуждённые голоса. - Ага, прямиком из Эузы! Вот мы его... - ближние карличьи рожи смотрелись торжествующе и при этом злобно, так что Зюку подумалось: если он сейчас плохо покается, его, определённо, изувечат. И ещё вопрос, помилуют ли, если покается хорошо.
  Так ли сильно эта перспектива отличается от ловушки посольского самопожертвования, расставленной ему Гзырем в Адовадаи?
  - Говори! - требовательно прошептала Бац, и Зюк понял, что уже с минуту стоит на помосте под всё далее тяжелеющими взглядами. - Но избегай смотреть им прямо в глаза: можно спровоцировать...
  
  * * *
  
  Свою речь Зюк начал с досадной заминки:
  - Кар... - произнёс он и тут же пожелал прикинуться вороной, со стороны которой подобный звук не дал бы пищи для подозрений. Человек же, открывающий им свою речь, обращённую к карликам, всерьёз рискует быть правильно понятым. Особенно если тут же применит обращение 'Великий народ', каковое укажет карликам, что Зюк их держит всего лишь за карликов и даже в покаянной речи готов о том заикаться... - К арбалетчикам, лучникам, мечникам, секирщикам и копейщикам Великого народа Отшибины адресована моя покаянная речь, - с горем пополам удалось вырулить в безопасное русло. Поняли, нет? 'Кар' - это 'к арбалетчикам'!
  То, с каким блеском Зюк сумел вырулить из безнадёжной ситуации, заставило его приободриться. А ведь он, оказывается, не лишён ораторского таланта! По правде говоря, Зюк в какой-то момент даже ожидал, что за находчивость его наградят аплодисментами, но карлики отчего-то не хлопали. Ой, ну так и к лучшему, спохватился Зюк: они не заметили удачи, но зато и прокола тоже не опознали.
  Итак, обращение произнесено; теперь пора переходить собственно к покаянию. Как же это делается? Видимо, нужно отвесить глубокий поклон...
  - Простите нас, Великий народ! - еле слышно проблеял Зюк покаянные слова в неловком поклоне и, поскольку мало до кого их донёс, был вынужден повторить заново, уже разогнувшись.
  - А ну поклонись, как следует! - закричали возмущённые голоса карликов из толпы, и Зюк с готовностью подчинился требованию. Кланяться, как-никак, определённо проще, чем разглагольствовать. Движения несложны, не требуют ни контроля, ни вовлечённости. Только на лице ещё держать смиренное выражение, чтобы никто не подумал, будто кланяешься в шутку.
  - Ниже! - потребовал карлик из первого ряда.
  Зюк подчинился. Ниже, так ниже: ему ведь не жалко.
  - И на колени!
  - Но меня ведь не будет видно! - запротестовал было Зюк, но потом призадумался: так ли ему важно, чтобы его унижение наблюдали все желающие? Он начал было опускаться, но получил оклик от ещё одного 'командира'. Этот надсадно закричал, вращая мелкими глазками:
  - Куда спрятался?
  - А ну встать! - эти слова прошипела гарпия.
  - Как пожелаете, - Зюк подскочил, как ужаленный. А Бац ему напомнила о необходимости продолжения речи. Да, в сложных условиях провокационных реплик от зрителей, но кто сказал, что каяться должно быть легко и просто? Нет уж, истинное покаяние - это...
  - Хорошо-хорошо, - вобрав в плечи нижнюю часть своей довольно заметной головы, сдался Зюк. Не с гарпией же спорить о вопросах должного.
  Итак, слово 'простите' он карликам сказал. Понять бы теперь, за что? За что бы им захотелось Зюка простить? Скажем, его простить, но наказать всю остальную Эузу?
  - Простите нас, Великий народ! - на всякий раз ещё повторил Зюк, поскольку смысловая пауза вышла очень длинная, и слушатели его речи могли позабыть, с чего она начиналась. - Простите за всё! - вот это правильный предмет покаяния, в нём есть самое разное, не придерёшься. - Простите за то, что мы, жители царства Эуза, испокон веков косо на вас смотрим и очень сильно завидуем! - поверили, как есть, поверили, ай да Зюк из Белополья, ай да помещичий сын!..
  - Наше прощение ещё заслужить надо, урод! - набычился карлик из второго-третьего ряда.
  - Обязательно заслужу! - пообещал Зюк. - Я заслужливый.
  Говоря со злобными карликами, важно ни в чём не противоречить.
  - Продолжай! - велела Бац.
  - Я знаю, - сказал Зюк во всеуслышание, - что вы, дорогие мои новые друзья, Эузу ненавидите, - и побыстрее затараторил дальше, чтобы карлики не поймали его за мало чем обеспеченное слово 'друзья', - и вы совершенно, полностью, неукоснительно, убийственно правы! - на слове 'правы' можно и перевести дух, уж с ним-то карлики согласятся. - Плоха ли Эуза? Да, очень плоха! Есть ли в Эузе некрократия? Нет, нет и нет в Эузе никакой некрократии! В том вина Эузы и в том беда Эузы. И потому-то самые совестливые эузцы, вот как я, например, не имеют другого пути, как в Отшибину с покаянием... - а ведь хорошо сказал, а?
  - Гладко пошло, - одобрила и Бац, - продолжай: в чём конкретно виновата твоя плохая Эуза? Надо ведь донести до сведения все детали...
  - Эуза высокомерна! - ляпнул Зюк и тут же понял, какую опасную глупость сморозил. Обещал же себе: с высотой - никаких сравнений. А теперь, выходит, пред высокомерной Эузой Отшибина низкомерной смотрится? Ой, оскорбятся!.. Скорее дальше! - Эуза деспотична! Эуза слишком много о себе мнит! Эуза груба, наконец!
  - Если думаешь, что это конец твоего покаянного выступления, - сурово одёрнула его Бац, - то не на тех напал. Тебе предстоит каяться ещё как минимум час - до приезда настоящих клоунов.
  - Час? А если не продержусь?
  - Тогда остаток времени тебя будут бить, - пояснила Бац. - Думаешь, они этого не хотят? - глядя на перекошенные злобой мордочки, действительно казалось непростой задачей поверить во что-либо иное.
  - Выходит, клоуны моё спасение? - догадался Зюк. - Толпа переключится на их ужимки и забудет обо мне?
  - Ловишь на лету.
  - А если клоуны не приедут?
  - Приедут, - безразлично вздохнула Бац. - Рано или поздно.
  Хотелось о клоунах и возможностях их приезда-неприезда расспросить поподробнее, но пауза в основном выступлении опасно затягивалась, пора было подбросить в топку отшибинского гнева новую вязанку хвороста.
  - Эуза проводит в отношении великой Отшибины преступную, непозволительную политику! - воскликнул Зюк настолько громко, чтобы хоть мало-мальски перекрыть зародившийся ропот. - Эта политика... э... в равной степени глупа, непредусмотрительна, заносчива, дерзка, противна всему человеческому и в особенности идеалам некрократии! Это захватническая политика, грабительская политика, одним словом, очень плохая, неблагодарная политика. Подлая! Мерзкая! Непозволительная! Преступная... ой, кажется, это я уже говорил.
  Ну ещё бы не повториться, импровизируя на ходу о такой эфемерной вещи, как политика Эузы в отношении Отшибины. Коли взаправду, то главная и единственная особенность этой политики заключается в том, что Эуза Отшибину не замечает. Это-то отшибинцев и злит. Ибо если тебя не заметили, это так легко принять на счёт своего низенького росточка.
  - Хорошо говорил! Продолжай! - снова активизировался карлик из первого ряда.
  Эх, знать бы, о чём говорить дальше... Ведь правда о политике Эузы коротка и карликам противна, а о том, как здесь эту политику привычно представляют, Зюк успел разузнать лишь в самых общих чертах. Все эти черты Великому народу Отшибины уже и сообщены. Но время-то тянуть надо... Эх, была не была, выдумаем что-то с чистого листа, так сказать:
  - Всей глубины преступных замыслов, вынашиваемых царством Эуза в отношении свободной и независимой Отшибины, вы здесь даже не представляете...
  - Представляем! Всё представляем! - раздались крики.
  - Верно! - поддержал их Зюк. - Очень верно представляете... Просто действительность - она ещё мрачнее. Знаете ли вы, что на ваши благословенные земли готовятся вторгнуться целые орды голодных эузских завоевателей?
  - Знаем, знаем! - завопили карлики. Разумеется, знают.
  - А знаете ли вы, что Живой Император, вторгшийся на ваши земли десятки лет назад, уходя, прикарманил множество отшибинских земель, лишил Отшибину по праву принадлежащего ей порта Адовадаи, да ещё оставил здесь после себя множество шпионов, которых, впрочем, очень легко вычислить - по языку и по росту?
  - Знаем! - завыли отшибинцы. И верно: отличать чужаков здесь прекрасно умеют и без помощи Зюка.
  Что бы ещё измыслить? А! Чуть не забыл:
  - А знаете ли вы, что в секретных лабораториях эузской Академии наук злостные биоманты готовят новые образцы варварского оружия, которое живых не трогает, но разрушительно действует на мертвецов?
  - Знаем, знаем! - заверещали карлики.
  Но здесь-то они неправы. Не могут знать; очень вряд ли. А ведь Зюк наконец-то сказал правду, да такую, которая касается их напрямую. Ведь среди здешних отшибинцев большинство, если не все, уже введены в посмертие, и, значит, секретные разработки биомантов из Скалы-на-Тьмаке действительно направлены против них.
  - А вот и не знаете! - воскликнул Зюк. - Неужели вы что-то слышали про рыбу Кнубию, выпущенную в Тьмаку и другие великие реки Эузы? Или, скажем, про боевую черепаху Аха?.. - продолжать помешал нарастающий гневный ропот. Хотелось упомянуть ещё о генераторах 'живого облака', но уж этого-то ему не позволили.
  - Да ты, червяк, нас, никак, испугать вздумал?! - перебил Зюка чей-то яростный возглас, и кающийся оратор тут же понял, что кругом неправ.
  Во-первых, он перепутал жанры. Покаяние - это одно, выдача государственных тайн - другое, и производится не при таком большом скоплении народа. Во-вторых, карлики действительно испугались не на шутку. Ведь если у врага, на которого ты десятилетиями себе обещаешь напасть и одолеть одной левой, если у этого врага есть, чем тебе ответить - это ведь правда страшно. Страшно, что остаётся либо глупо погибнуть, либо отказаться от самой заветной мечты Великого народа. А кто ты без этой мечты? Жалкий карлик. Чего и требовалось избежать.
  - Нет, что вы, друзья, это царство Эуза из последних оставшихся сил пытается Великий народ запугать, - вывернулся Зюк, - а я лишь показываю всю смехотворность и гибельность её жалких попыток.
  Зрителей попустило. Прекрасно. Только о чём теперь говорить дальше? Тот палец, из которого Зюк до сих пор высасывал прегрешения своей бывшей родины, уже распух и почти не давал ядовитого сока... Что ж, у него осталось ещё девять нераспечатанных пальцев. Он справится, он прорвётся, он выслужится и всех посрамит! Он правда сможет, не бейте, у него уже получается...
  Остаток времени до приезда клоунов Зюк словно качался на качелях. Сперва раскачивал толпу в сторону леденящего ужаса от масштаба прегрешений своего царства, затем, когда за все эти прегрешения его готовы были порвать, убеждал её, что уж он-то, отдельно взятый Зюк, является счастливым исключением: в Эузе все грешили, а он не грешил. Дальше он говорил, что таких исключений, как он, в общем-то, очень много: народ Эузы уже просыпается, вдохновлённый успехами некрократии в Отшибине, на которую давно пристально смотрит как на образец для подражания, славный, славный и достославный образец. При упоминании о существовании правильно мыслящих эузцев отшибинские лица понемногу теплели, яростные морщины разглаживались - всё до той поры, как слушателям начинало казаться, что картина уж слишком благостна, а значит, кающийся Зюк им лжёт. В этот момент кто-то непременно восклицал:
  - Пытаешься уйти от покаяния, гнида! - и гнида рассыпалась в комплиментах его наблюдательному уму, ибо да, всё верно, эузцы очень изворотливы, они любую истину извратят, а немногие верные лозунги прицепят как-нибудь набекрень. Да, они таковы, тут уж ничего не сделаешь, ведь эузцы - они из Эузы, плоть от плоти, так сказать, а Эуза несправедлива по определению, чему свидетельство - мрачные годы правления Живого Императора. Кстати, в эти самые и последующие годы мрачные умы поработителей всего просвещённого некрократией человечества додумались до того-то, того-то и того-то. Но все эти злобные изыски, конечно же, не испугают самый смелый в мире Великий народ, ибо получат достойный отпор, что не может не радовать и здоровые силы, сохранившиеся в самой Эузе. Ибо даже в тотально плохой Эузе всё-таки есть ещё хорошие эузцы, которые искренне ненавидят свою плохую Эузу.
  Когда прибыли клоуны, они долго не могли приступить к представлению, так как аудиторию продолжал занимать Зюк. Клоуны в ожидании своей очереди не роптали, но стояли рядом, слушали с интересом, перенимали опыт. Ему же сперва гарпия Бац, а затем и уземфец Мустафа честно сказали, что выступление можно завершать. Сказать сказали, но, видать, не слишком доходчиво. Зюк и боялся ослушаться кураторов, и был бы рад лишний раз продемонстрировать послушание, но не тут-то было: он уже по-настоящему вошёл во вкус публичного покаяния, какая-то жаркая сила подхватила его и несла над толпой.
  - Не понимаю, что это с ним, - молвила Бац.
  И тогда уземфец, облизывая неведомо зачем напомаженные губы, поделился с нею мудростью своей песчаной стороны, где в годину жажды привыкли извлекать воду из вроде бы сухих предметов:
  - В покаянии всегда так: начинать трудно, но с какого-то момента идёт, как по маслу. Говорят, что в этот момент изнутри горечи раскаяния прорастает древо желания, которое и сообщает ему неизъяснимую сладость.
  
  * * *
  
  Потянулась для Зюка отшибинская покаянная жизнь. Очень даже недурственно потянулась. Каяться-то оказалось на удивление легко и приятно. И притом безопасно: несмотря на частые угрозы, карлики гибкого Зюка так ни разу и не побили.
  - Хорошо вас там, в Академии наук воспитывают, - как-то признал Мустафа. - Почти как в наших уземфских школах наложников.
  Кто-то другой из послушников Академии (да тот же Флюсти, Витал, или даже слабак Ниф) на такие слова оскорбился бы, но Зюк понял, что его куратор просто с большим уважением отозвался о его подготовке. Ясно, что нижневосточнику просто невдомёк: для Зюка настоящий уровень - это университет Приза. К сожалению, этот и другие западные университеты находятся за Порогом Смерти, пройти который без риска для здоровья позволено лишь мертвецам. Тогда как в Эузе в посмертие не принимают: да там ведь многие блага под неразумным запретом.
  Гарпия Бац тоже была им очень довольна. Не мудрено. Хитрый Зюк уже как-то нашёл способ порасспросить дыбрских старожилов о её прошлом, и знал, что прежде она занималась выпуском 'Отшибинского листка' - местного площадного издания, печатавшегося на специальных наборных станках в одной из палаток. Ну так вот, что-то с тем листком у неё явно не заладилось, а почему - отвечали по-разному. Одни говорили, что какие-то умельцы из Великого народа попросту украли наборные станки. Другие признавали, что станки украли, но напоминали, что к тому моменту печать листков уже прекратилась - потому-де, что Бац не разобралась и издала какие-то враки, а многие повелись и заплатили жизнями (вернее же, заплатили посмертиями, но это ж ещё печальнее!). Третьи намекали на то, что Великий народ в основном неграмотен, и тот 'Отшибинский листок' и с начала-то могло одолеть десяток человек от силы, в основном - те самые меценаты, что купили для карличьего площадного противостояния украденные позднее штуковины для печати.
  Меценаты? А вот это слово Зюка заинтересовало. Разумеется, Зюку - ему именно туда, где меценаты. Туда, откуда карличьи блага берутся, а вовсе не туда, куда потом деваются. Имена меценатов карлики большей частью скрывали - ясно почему: им и самим не хватало. Прошли времена, когда благодетели разбрасывали некроталеры направо и налево. Теперь - только прямо, и с жёсткой подотчётностью облагодетельствованных.
  К счастью, те карлики, кому уже не хватило, были рады подставить своих более счастливых собратьев. Они-то и рассказали Зюку, что главного банкира, по сей день оплачивающего подновление баррикад, зовут Карамуф из Карамца. Сам-то Карамуф в Отшибине появляется редко, но имеет здесь доверенных лиц. Среди карликов это Однорукий Дранг, а среди революционеров повыше - знакомый уже Зюку Мустафа-уземфец.
  Мустафа? Известие взволновало Зюка. С одной стороны, Зюк как признанный мастер покаяния у своего куратора на хорошем счету. С другой стороны, вся история общения с Мустафой убеждала: деньгами и связями пройдоха-уземфец ни с кем не делится.
  Но Зюку ведь очень надо!
  - Зачем? - спросил Мустафа.
  - Хотел бы познакомиться с кем-то из больших людей оттуда, - Зюк поклонился в сторону запада.
  - Зачем? -повторил уземфец.
  - Очень хотелось бы в посмертие, - признался Зюк.
  - Зачем?
  - Поступить в университет Приза. Или, скажем, Цига.
  - А это зачем?
  - Ну... выучиться. Верней, доучиться.
  - Жителю Эузы - и в посмертие? - усомнился Мустафа. - Звучит не очень разумно, ведь у вас там не любят мертвецов.
  - Я ведь раскаялся, - напомнил Зюк. - А потом, я из Эузы уже уехал и возвращаться бы не хотел. Чего я там не видел?
  - То было раскаяние на публику, - заметил ушлый уземфец. - Переход же в посмертие - акт интимный, для него надобно совсем другое. Да и где гарантия, что много повидавший эузец не вернётся обратно? Не вижу таких гарантий. Никто их не даст.
  - Да сейчас все валят из Эузы, даже крестьяне, я сам видел! - и правда, видел ведь: целая дорога в крестьянских повозках, такими темпами всё его бывшее царство обезлюдеет за год-два.
  - Тем не менее, - сказал Мустафа, - даже среди крестьян, искренних в своём стремлении к западным ценностям, могут прятаться эузские шпионы. Не говоря уже об интеллектуалах Эузы - послушниках засекреченной Академии наук, с невнятной целью явившихся в Дыбр - и с такой изобретательностью кающихся на главной площади.
  Вот как, выходит, уземфец до сих пор мне не доверяет, поразился Зюк. После всего!
  - Но меня ведь привёз в Отшибину Настоятель Гью. Ему-то вы, кажется, доверяете?
  - Гью достоин доверия, - кивнул Мустафа, - но только к нему тоже остаются вопросы. Как-никак, он Настоятель из той самой Академии наук, в которой ты был простым послушником.
  - Но он же там...
  - Да, с разведывательной миссией от западной некрократии, - показал свою осведомлённость уземфец, - однако кто поручится, что он не выполняет и встречной миссии от имени эузского руководства? Никто не поручится. Всё очень зыбко...
  - Но если вы мне не доверяете, - обиженно воскликнул Зюк, - отчего же вы позволяете мне здесь, в Дыбре, беседовать с площадью?
  - Это не опасно, - пожал плечами Мустафа, - ведь ты же себе не враг.
  - Но ко мне прислушивается Великий народ! - напомнил Зюк.
  - Прислушивается, - не стал возражать уземфец. - Но к тебе ли? Ты просто живая газета милашки Бац, вот что ты теперь такое.
  Слова Мустафы были несправедливы. И Зюк легко угадал причину. Ясно же как день: уземфец завидует. Самого его Великий народ не слушает с таким вниманием. Из-за этого уземфец нечасто выступает перед толпой и, чтобы втереться к ней в доверие, временами вспоминает своё первое ремесло и спит с карличьими вождями. Не красноречив, ну так хоть краснозад.
  Зюк же - вовсе другое дело. Его унижение лишь словесно.
  К тому же Зюк вам всё-таки не абы кто. Он, как-никак, потомственный помещик деревень Белополье и Ганаполье, из которых Белополье деревня особенно крупная и на селе считается городом. Ну, хорошо, не сразу помещик, а когда родственники повымрут - но ведь повымрут когда-нибудь! Они повымрут, а ловкий Зюк себе посмертие добудет.
  Добудет вопреки всему. Добудет, хоть бы под кого ложился завистливый Мустафа, чтобы ему это запретить.
  
  * * *
  
  Разговор с уземфцем вышел не только зряшным, но и принёс очевидный вред. Со своими кураторами, организующими денежные потоки из Запорожья в Отшибину, Мустафа Зюка так и не познакомил - это бы и ладно, тем более, что ключевое имя 'Карамуф' ему запомнилось и так. Зато мстительный революционер-наложник познакомил с Зюком кураторов отшибинского конфликта по совершенно другой линии - линии безопасности. Ну, как познакомил: предложил присмотреться.
  А Зюк - он чувствителен. Он такие дела сечёт. С поведением карличьей толпы на ежедневных сеансах покаяния он уже освоился и свыкся, поэтому присутствие в ней инородных элементов тотчас срисовал. Элементов было трое - классическая отшибинская разведгруппа. Эти трое стояли в разных местах толпы, но реагировали иначе. Проще сказать, вообще не реагировали на всё пылкое красноречие Зюка. Ни разу и ничем не были тронуты. Пялились на кающегося мастера слова с явным подозрением. По мере выступление недоверие, написанное на их физиономиях, только нарастало, причём синхронно у всех троих.
  Засланцев в толпе приметил не один Зюк. Гарпия Бац их срисовала едва ли не раньше. Впилась в них особым изучающим взглядом - ну, есть у гарпий такой взгляд, которому их специально учат. Ближе к концу выступления протолпилась к Мустафе и в гневе произнесла:
  - Это твои штучки! Что ты им сказал?
  - Чистую правду, - растягивая смазливый рот в улыбке почти до ушей, отвечал ей уземфец, - я сказал им, что парень - действительно из Эузы. Этого было достаточно.
  Вслушиваясь в этот диалог в стороне, Зюк едва не сбился в своей основной покаянной речи. Как? Они меня до сих пор что, за актёра держали? Думали, что я не из Эузы, а только говорю, что из Эузы?.. В сознании такое укладывалось слабо.
  - Эй, продолжай, чего задумался! - крикнули ему простодушные карлики, заметив, что он слишком надолго ушёл в себя.
  - Ах да, - Зюк поднял с помоста выпавшую у него мысль и принялся вновь ею жонглировать, - знайте же, что Эуза неминуемо распадётся под влиянием собственных внутренних... ммм... противоречий!..
  Три тяжёлых взгляда по-прежнему мешали каяться и говорить иные приятные толпе вещи. Вся толпа поверила, что Эуза распадётся, эти - не поверили. Собственно, и правильно не поверили, не распадётся Эуза так просто, а начнут её качать - всем мало не покажется. Так-то оно так, но Зюк-то здесь при чём? Он Эузу не укреплял. Приехал на Отшибину, чтобы сказать об Эузе плохо. Вроде бы - молодец, да! Так нет же, им ещё хочется, чтобы всё сказанное Зюком было правдой. От него ли это зависит, а? От него ли?
  Да, не каждый, кому того захочется, способен нанести своей родине ощутимый вред. Не каждый обучался военным и политическим искусствам, не всякий хорошо научился воровать. Кое-кто только и умеет - говорить.
  Но ведь и нам, простым предателям от искусства убеждающего слова, тоже хочется жить!
  
  * * *
  
  Теперь за Зюком следили. Куда ни пойди - почувствуешь на затылке тяжёлый взгляд. Один, другой, а то и все три. Великая Смерть, за что? За то, что Мустафе показалось, что кто-то покусился на его жалкие некроталеры?
  Впрочем, говоря по справедливости, в вопросах защиты собственности чужая всегда выглядит менее ценной, чем своя. И всё равно, ведь не по-честному, не по-некрократически.
  - За мною следят, - признался Зюк гарпии.
  - Я знаю. Вонючий уземфец! - выругалась та.
  'Помочь' крепким словцом - этого сколько угодно. Но чтобы реально заступиться за Зюка - он слишком малозначащий персонаж. Да, хорошо научился каяться. Да, чувствует настроение публики. Однако, незаменимым так и не сделался. Другие придут, разберутся - справятся.
  А потом площадь перед Глиняным дворцом посетил некто Дольф из Сикора - мертвец из-за Порога Смерти, куратор карликов с невыясненными полномочиями. Поскольку полномочия держались в тайне, надо полагать, были очень высоки. Но с распределением денег напрямую, как будто, не связаны... Или попытать счастья?
  Зюка остановил особо тусклый взгляд прибывшего мертвеца. Правильно остановил, как выяснилось. Ибо на очередной сеанс покаяния Дольф из Сикора явился в сопровождении тех самых карликов-соглядатаев. И, хотя держались все четверо на почтительном расстоянии друг от друга, Зюку ли не почувствовать, как сходно они реагировали. Чем искреннее восхищались простые отшибинцы, тем подозрительнее делались лица этих.
  Ведь Зюк из Эузы. Ведь по-настоящему из Эузы. Ведь из той самой Эузы, которую Великий народ ненавидит ещё пуще, чем хвастливо любит себя. А раз Эуза - земля ненавидимая, то кто из неё может явиться? Только ненавистные враги. Если же кто-то из этих врагов ни с того ни с сего начинает каяться, при этом понижая уровень благородного гнева в свой адрес - то такое вдвойне, втройне подозрительно. Ишь ведь как втёрся - ни дать, ни забрать, эузский шпион.
  Всю эту картину порочной логики своих недоброжелателей собрал по крупицам и обрывкам мысли сам Зюк. К сожалению, слабость исходных данных не помешала пугающей его самого картине выстроиться в стабильную самоподдерживаемую целостность.
  Но что этой картине можно противопоставить? Здесь-то мыслительные усилия Зюка давали сбой. Попробуйте-ка состязаться в убедительности с бредовой логикой. Тут в любом случае проиграешь, если только не сотворишь собственного бреда, который окажется круче.
  Но может быть, этот Дольф из Сикора - не так уж многое может? Может, он позлобствует на Зюка, да и уедет из Дыбра благополучсненько.
  - Это уж вряд ли, - по доброте душевной, не иначе, гарпия не преминула усилить его беспокойство. - Я не знаю, чего он не может, но может - намного больше, чем кто бы то ни было в Отшибине.
  Вот это попал! И ведь не сбежишь: разыщут запросто, да ещё начнут дополнительно попрекать побегом. С другой стороны, не сбежать - скажут: вот какой закоренелый шпион, никого не боится. И накинут меру наказания за особую твою опасность.
  О, Владыка! Прибери отсюда шавку твою - Дольфа!..
  
  * * *
  
  О том, сколь велики полномочия Дольфа из Сикора, пришлось узнать в самом скором времени. Оказалось, они, эти полномочия, распространяются на обе стороны в Дыбрском конфликте.Все склонились пред грозным Долфом - и баррикадная шваль, и самодовольный вождь Янгитравн, засевший в Глиняном дворце.
  Когда мертвец отправлялся через обугленную площадь в своё одинокое посольство, Зюк загадывал: вот сейчас защитники дворца изрешетят смельчака арбалетными болтами, а затем совершат дерзкую вылазку, чтобы добить его топором... Этим надеждам не суждено было сбыться.
  Из защитников Янгитравна никто ни на что не дерзнул, не совершил, не осмелился. И дело, конечно, не в самой смурной фигуре Сикорского Дольфа с небрежно повязанным белым платочком. Просто все знали, что его спина более чем крепко прикрыта. Когда за твоей спиной сам Владыка Смерти, осмелеет последний мокроштанный трясогуз. А Дольф, конечно, и сам по себе был не робким, соответствовал миссии.
  Подойдя к воротам дворца, Дольф из Сикора подождал, когда его защитники разбаррикадируют проход, после чего нырнул туда - только его и видели. Может, не вернётся? Эх, наивные мечты...
  Дольф отсутствовал где-то с день. После чего вышел из дворца с тем же скучающе-отстранённым взглядом и, приблизившись к баррикаде, заявил, что бывший вождь Янгитравн согласен подписать отречение.
  - Прямо так, безо всяких условий? - удивился и обрадовался Мустафа.
  - Почему без условий? - хищно осклабился Дольф. - Разумеется, Янгитравн пожелал себе гарантий личной неприкосновенности.
  - Вот как? - обиженно насупилось несколько карликов. - А мы думали его сперва кастрировать, потом выпотрошить, потом растянуть на дыбе...
  - Всё у вас получится, - загадочно сказал Дольф.
  
  * * *
  
  Согласно договорённости с Дольфом из Сикора, низлагаемый вождь Янгитравн должен был подписать бумагу о своём отречении в течении суток - и по истечении оных вручить эту бумагу лично Дольфу, после чего, как водится, выйти к Великому народу да публично покаяться ко всеобщему умиротворениию. И всё. Дальше можно прибирать на площади, накрывать столы и выбирать нового вождя.
  - А старого что, не побьём? - спросил кто-то.
  - Разумеется, побьём, - ответили ему, - как не побить?
  - А ничего, что Дольф из Сикора от имени самого Владыки Смерти гарантирует ему неприкосновенность?
  - Так он и не будет прикасаться. Мы сами прикоснёмся.
  - А Владыку мы не прогневим?
  - Что ты! Владыка нас любит. А Янгитравна больше не любит. Иначе не велел бы ему таких бумаг подписывать.
  Народ на площади забурлил в ожидании потехи.
  Дольф из Сикора стоял тут же и ничем не показывал своего отношения. По-видимому, молчаливо благословлял на подвиги.
  Впрочем, карлики на него косились, понимая: ставленник Владыки Смерти единым своим словом способен прекратить любую потеху. Другое дело - что Владыке и самому потехи по нраву. А слово его ставленника - это ведь не слово Владыки, его и нарушить не грех. Только бы Янгитравн купился. Ну да купится, куда он денется, кто ж в своём уме пойдёт против Владыкиной-то воли.
  В эти сутки покаяние Зюка вызвало среди карликов наименьший энтузиазм, что и понятно: Великий народ ожидал выхода совершенно другого кающегося.
  А потом сутки прошли. Дольф из Сикора в торжественной тишине спрыгнул с баррикады и медленно, но неуклонно пошёл к Глиняному дворцу.
  - Он выведет...
  - Тсс!
  - ...Янгитравна?
  - Тсс!!!
  Но да, Дольф из Сикора вывел из Глиняного дворца низложенного вождя. Вождь при этом держался немного застенчиво.
  Бумага об отречении была уже в руках у ставленника Владыки. Дольф помахал ею над головами толпы собравшихся карликов и провозгласил, что составлена и подписана она согласно утверждённой форме, что вступает в силу с момента подписания, но должна быть ещё дополнительно зарегистрирована в подземной канцелярии Владыки Смерти. Но то - когда-нибудь, в своё время. Сейчас же осталась единственная формальность - публичное устное согласие вождя со своей подписью:
  - В здравом ли уме, и на трезвую ли голову вы отрекаетесь от звания великого вождя и своего трона в Глиняном дворце?
  - Да. В здравом. Отрекаюсь... - мелко закивал Янгитравн.
  - Ну, тогда я свою миссию выполнил, - осклабился Дольф из Сикора. - Бейте его, ребята!
  
  * * *
  
  Бить вождя стали не сразу, сперва заставили каяться. Не так, как Зюка, а стоя на коленях посреди круга мрачно лыбящихся врагов:
  - Отвечай давай, в чём ты виновен перед нами, гнида?! - и замах, пока ещё бесконтактный.
  - Воровал, - отвечал здорово побледневший вождь.
  - Слышали: воровал! Сам признался, гад! В чём ещё?
  - Не делился... - вздохнул Янгикравн.
  - Слышали? Не делился! Воровал от пуза, а с Великим народом не поделился, у-у-у, крыса! Ну, в чём ещё можешь покаяться?
  - Больше ни в чём.
  - Как ни в чём? А кто выдавал Эузе наши секреты?
  - Да какие у нас секреты?
  - Знамо какие - секретные! Ты, кабан, не увиливай. Признался, что воровал и не делился. Этого мало.
  - Мне было достаточно, - сказал вождь. - И потом: кто бы из вас не воровал на моём месте, кто бы с кем-нибудь поделился?
  В этот миг его впервые ударили. Янгитравн качнулся назад, из разбитого носа побежал дорогой цанцкий бальзам.
  - Во-во: отдавай наворованное! - захихикал кто-то.
  - Если сейчас же во всём не признаешься, получишь ещё!
  - Я во всём признался.
  - Получай!!!
  Зюк следил за экзекуцией в большой-пребольшой тревоге. Не сказать, что он не догадывался, какие формы порой приобретает публичное раскаяние, но увидеть воочию - совершенно другое дело.
  И ведь сам он ходит по краю: сейчас Янгитравна заставляют признаться, что он передавал в Эузу какие-то там секреты, а там, глядишь, и задумаются: через кого бы мог передать? А тут - глядите, рядышком, далеко ходить не надо, парень из Эузы, да ещё успевший раскаяться во множестве погибельнейших грехов. Отчего бы и его не допросить с пристрастием?
  Сперва вождя били под тем предлогом, что не признаётся. Потом, когда он стал признаваться во всяческих фантастических проступках - только чтобы удары стали пореже - удары всё-таки реже не стали: карлики вошли в раж и не могли остановиться. Тогда Янгитравн смекнул, что его ответы вообще ни на что не влияют и замкнулся в себе. Даже 'воровал' из него больше не могли вытянуть. С этого момента его стали уже просто бить: к чему с ним болтать, коли не отвечает?
  Янгитравн был мертвецом, мертвецы же очень живучи, но ведь не бессмертны. В какой-то момент Дольф из Сикора, изначально стоявший рядом и наблюдавший за процессом, почёл за нужное вмешаться.
  - Скоро сдохнет, - сказал он.
  Все заметили, что куратор прав. Действительно, то месиво, которое осталось от вождя, подавало всё меньше признаков посмертия. Зелёная лужа рядом с телом свидетельствовала о солидной бальзамопотере.
  - Стойте-стойте! - завопил тут тот карлик, который спонтанно выделился в лидеры избиения. - У нас ведь на его счёт были более интересные планы. Забить наповал - это слишком напоминает гибель в бою. А наш вождь заслуживает более позорной казни.
  - Кастрировать! - завопил кто-то прямо под ухом у Зюка.
  - Верно. Кастрировать! - ухмыльнулся бойцовский лидер. - Хорошо, что спохватились, пока ещё дышит.
  - Дышит-то дышит, но понимает ли, что происходит? - сказали ему под руку.
  Лидер на миг задумался, потом проревел:
  - Воды вождю! Холодной, пару вёдер - пусть принесут из Плука!..
  Двое карликов с самомнением помельче подхватили у ближних шатров вёдра и со всех ног кинулись в направлении реки.
  - Как тебя зовут, командир? - милостиво спросил Дольф у того, кто распоряжался у поверженного тела.
  - Торч, ваша милость! - поклонился карлик.
  - Вот ты и будешь вождём, - властно произнёс гость из Сикора, - на период до первых в Отшибине некрократических выборов.
  Торч приосанился, выпятил живот и чем-то неуловимым стал смахивать на Янгитравна.
  - А что воду-то не несут? - грозно спросил он, хотя было ясно: смотаться к Плуку и назад водоносы так быстро не сумели бы при всём горячем желании. - Ну, чтобы времени-то не терять, давайте-ка раздевать тело. Тело раздевать, я сказал! - Торчу пришлось прикрикнуть, поскольку с его статусом вождя окружающие покуда не свыклись. - Во-от, так-то лучше! - его товарищи наперебой кинулись расстёгивать и разматывать пропитанные бальзамом некогда нарядные тряпки. Дело осложнялось и тем, что ни друг другу мешали, пихались локтями.
  - Я вот думаю так, - с важной миной проговорил Торч. - Много радости мы из этого мешка с костями уже не извлечём, но два интересных занятия оно нам обеспечит. Сперва мы его кастрируем, а уж потом займёмся усекновением головы. Предлагаю сделать это не по-дедовски (топором), а каким-то запоминающимся способом. В назидание потомкам, так сказать.
  Торча поддержали. Прозвучала идея отпиливания главы двуручной пилой, но была отринута как недостаточно торжественная. Пока шли дебаты, посланные за водой наконец-то явились с вёдрами - и окатили из них наказуемого. Янгитравн вздрогнул и заворочался, последний оставшийся у тела обнажитель сдёрнул с чресел бывшего вождя последнюю тряпку.
  - Тю... - сказал он.
  - Что такое? - недовольно обернулся Торч.
  - Не получится кастрировать, - с поклоном отвечал первооткрыватель, - оказывается, это баба.
  
  * * *
  
  Оказалось, подлый Янгикравн сбежал и не дал своим противникам позабавиться с собой лично. Как только выяснилась подмена, возмущённые мстители ворвались в Глиняный дворец, всех, кто там был, повязали, вывели на площадь, досмотрели пристальнейшим образом - но низложенного вождя среди них не нашли.
  - Убёг! - чуть не плакал карлик, которому было поручено руководить обыском дворца. - Убёг, да ещё прихватил Золотую какашку!
  Тогда дворец прочесали вторично. Ни какашки, ни Янгитравна так и не отыскали. Какашка - одна из важнейших тайных эмблем отшибинской государственности - вскоре обнаружилась за пазухой руководителя обыска первой волны. А вот пузатого Янгитравна точно никто под полой не вынес.
  Таки 'убёг' по-настоящему. Но как?
  Бабу, которую он подставил вместо себя, допросить о подробностях оказалось сложно. Равномерное сипение и бульканье в ответ на любой вопрос, не давало достаточной пищи умам толмачей и дешифраторов.
  - Знали бы сразу, что баба, - замучили бы более толково, - вздыхал новый вождь Торчинтравн - так он велел себя называть.
  Да уж, воспользоваться специфическими уязвимостями слабого пола у истязателей уже не получится по весомой причине: дама достигла той стадии обезображивания, когда различия между полами роли не играют.
  В общем, побились истязатели над карлицей, поморочились, но не преуспели. Отлетело от неё посмертие самому Владыке Смерти на ужин.
  Тогда подошёл черёд остальных защитников Глиняного дворца - кучки карликов в семьдесят. К их допросу подошли обстоятельно: угрожали, жгли калёным железом, рубили пальцы, выкалдывали глаза - никакого толку, кроме непосредственного удовольствия мучителей.
  - Как в воду канул, - жаловался наблюдательный карлик, нашедший у товарища Золотую какашку.
  И тут он угадал. Все вспомнили про подземный ход, который ведёт из Глиняного дворца куда-то к обрывистому берегу реки Плук.
  Странно было, что сам Янгитравн догадался. Ведь он, по общему мнению, был весьма недалёк. Кто-то его надоумил. Но кто же? Ответ напрашивался сам: ну конечно же, шпионы из Эузы!
  
  * * *
  
  На всё время, пока шло разбирательство, а это - недели полторы, Зюк был освобождён от покаятельной повинности. В его артистизме не нуждались. И в самом деле, зачем высосанные из пальца предлоги, зачем сценические всхлипы с интонационными паузами, когда есть возможность кого-то раскаять не понарошку.
  Но постепенно насильно раскаиваемые пленные сторонники бывшего вождя подходили к концу, а общее настроение толпы, подогретое легко причинёнными смертями, внушало теперь серьёзные опасения.
  - В моих услугах Великий народ не нуждается, - как-то сказал он гарпии Бац. - Может, я пойду...
  - Куда? - насторожилась та.
  - Куда-нибудь. Я раньше мечтал обосноваться где-то на западе, поэтому и поехал из Эузы сперва в Адовадаи, потом в Отшибину. Я бы двинулся и дальше на запад, но там же теперь Порог Смерти, а я, к сожалению, всё ещё живой, войти в посмертие не сподобился... Поэтому, наверное, поеду назад, в рабскую Эузу - с осознанием того, что свободная жизнь как-то не удалась...
  - Ну уж нет! - прервала Бац. - Никуда я тебя не выпущу, это раз. Если сбежишь, тебя догонят и вернут, это два. Из свободного мира приличные люди не сбегают, одни лишь эузские шпионы, это три. И в-четвёртых, твой побег скорее всего расценят как косвенное свидетельство соучастия в бегстве Янгитравна. А это значит...
  - Пытать будут? - сощурился Зюк.
  - И не сомневайся!
  Зюк и не сомневался. Беда в том, что он теперь не сомневался и в другом: если он не предпримет попытки к бегству, пытать всё равно будут. Ну, аргументом меньше будет у обвинителей. Но в публичных пытках, на которые он в Дыбре уже вдоволь насмотрелся, аргументация играла даже не вспомогательную роль, а роль камуфляжа. Главное же в пыточном деле - наслаждение палача. В диалектическом единстве со страданиями жертвы.
  Страшно ли сделалось Зюку от этого разговора? Не то слово. Это прежде было страшно, а тут уж стало и вовсе невмоготу. И бежать нельзя, и не бежать нельзя. Воистину, не какая-то там чёрная стена, а сама Отшибина - Порог Смерти.
  Будь гибче, Зюк, говорил он себе. Однако, у всякого изгиба есть предел, за которым наступает необратимая деформация материала. Зюк чувствовал, что деформация уже происходит, а значит изгибаться далее - самоубийственно до дрожи. Почему именно до дрожи? Верно, потому, что Зюк уже цельную неделю без перерыва на сон крупно дрожит.
  Дрожит и слоняется в толпе, и из особо крупных скоплений карликов слышит звуки истязаний, и от этого только крупнее дрожит. И притом привлекает к себе внимание - как самая крупно дрожащая тварь, отирающаяся у мест карличьей казни.
  - А этот-то, парень из Эузы - шустер, очень шустер! - неслось ему вслед, когда он сломя голову убегал от какого-то душераздирающего зрелища - чтобы часок спустя в тревоге вернуться и посмотреть, чем же дело кончилось. Хотя, казалось бы, зачем смотреть: кончалось-то одинаково.
  
  * * *
  
  За Зюком пришли не раньше, чем уничтожили последнего защитника Глиняного дворца. Убивали их не просто так, а в порядке допроса, что, конечно, оттягивало момент. Но не навсегда же. Зюк ждал, боялся, лихорадочно прикидывал варианты избавления, но ничего мало-мальски надёжного не придумал.
  Шла на ум глупость одна. Научиться правильно отвечать? Нет же: что ни ответь, у карликов один итог: продолжать пытки до скончания пациента.
  Спрятаться в пустом сундуке, неведомо зачем валявшемся в углу того неопрятного шатра, куда Зюк приходил ночевать? Но чтобы туда поместиться, надо быть карликом, причём не из упитанных. К тому же сундук бросается в глаза; станут искать - откроют.
  Самому убиться заранее? Себе не в радость, так хоть карликам в огорчение... Нет, тоже не выход: а вдруг в конце концов пронесёт?
  Увы, не пронесло. Но ведь могло бы! Чисто теоретически.
  О том, что не пронесло, Зюк узнал в тот момент, как приметил пятёрку, решительно направляющуюся к его шатру. Трое карликов - те самые, что подозрительно глядели на его покаянные представления. Двое высоких - жадный до некроталеров уземфец Мустафа и мрачный вершитель судеб Дольф из Сикора. Тот убойный состав, который и должен был его арестовать по самым худшим, самым ужасным, самым вероятным прогнозам.
  Понимая, что последний акт наступил, Зюк заметался вокруг шатра, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход или укрытие. Увы, за шатром смыкались углом две здоровенные баррикады, а на баррикадах стояли карлики-часовые. Стоит Зюку туда полезть - привлечёт внимание часовых, да и для подходящей к шатру пятёрки окажется как на ладони. Делать нечего - Зюк юркнул в шатёр, в который раз обшаривая все закоулки в поисках убежища. Но не было там ничего, кроме дурацкого маломерного сундука, хоть ты тресни! Способа там поместиться, не разрубая себя пополам, Зюк доселе приискать не смог, но - не выбирать же. Надо хоть попытаться спастись. Чтобы знать, что все варианты попробовал.
  И Зюк полез в сундук. Сначала предприятие казалось таким же безумным, каким оно и было, затем - надо же - у него стало получаться. Обдирая в кровь локоть, пропихнул его в дальний нижний угол, за ним туда же вправил и левое плечо. Мышцы заболели так, словно пытки уже начались, но Зюк не позволил себе впасть в уныние и, как мог, расслабил всё, что причиняло адские муки. Чего он достиг? Правое плечо продолжало торчать вверх, словно парус на каравелле в порту Адовадаи, если же он усилием воли вдавливал его в объём сундука, оказывалось некуда девать голову. Голова мешала сильнее всего, хоть оторви и брось.
  Ну ладно, решил Зюк, о голове потом подумаю. С ногами-то что делать? С горем пополам упаковав зад, он втянул следом левую ногу, которая заняла всё свободное пространство сундука. А правые-то обе конечности куда? Сплетя их в немыслимый узел, он стал вдавливать им остального себя вглубь сундучного объёма, постепенно приобретая форму прямоугольного бруска. Всё поместилось, но с головой - опять непорядок. Прав тот мудрец, кто сказал, что все беды - от головы. Не доведёт голова Зюка до добра, ох не до добра доведёт.
  И всё-таки Зюк прижал голову, непостижимым образом преломив непокорную шею, а затем словно бы размягчив костные ткани черепа до состояния студня, спрятал его в обнаружившуюся полость под правой мышкой. Как воспитанник биомантов с их естественнонаучным подходом ко всему, что живо и мертво, Зюк догадывался, что происходящее не очень-то возможно, но, сцепив зубы, делал - и получалось.
  Может, сундук волшебный, мелькнула мысль, когда тяжёлая крышка наконец-то его прихлопнула. Похороните меня в этом сундуке, невесть кому мысленно взмолился Зюк, но только не выдавайте тем, которые...
  Но вот беда: 'те, которые' давно уже стояли у сундука и с интересом следили за его судорожными попытками самоупаковаться.
  - Так что, этот вот - из Эузы? - нарушил тишину голос Дольфа из Сикора. - Что-то у вас не сходится.
  - Да, это он! - с подобострастной интонацией затараторил уземфец. - Не извольте сомневаться. А если что-то не сходится, так на то он и эузский шпион: хитёр, бестия! У меня как хитро пытался выведывать секреты - говорил, деньги ему нужны. На посмертие...
  - Но он карлик, - сказал Дольф из Сикора. - Полнорослого человека в этакую шкатулку даже расчленённым не засунешь, предлагаю попусту не спорить, а поверить моему опыту, - прозвучало действительно многоопытно; спорить с расчленителем никто не дерзнул.
  Только кто-то из карликов предложил:
  - А давайте его из сундука вытряхнем!
  Зюк слушал и холодел, и молился то Живому Императору, то Владыке Смерти, жалобно клянча лишь об одном: не надо меня доставать из этого ящика. Лучше захороните меня в нём, но не позволяйте увидеть полностью. Ведь там, на воле, вне стенок ящика, я распрямлюсь, и больше никто не заставит ужасного Дольфа усомниться, что я тот самый эузец, а не новоприблудный карлик.
  Зюка вытряхнули. Он встал на четвереньки, стараясь показаться меньше. Тело после получаса лежания в сундуке совершенно не слушалось. Вот бы все пытки завершились, пока не вернулась чувствительность, с надеждой подумалось Зюку.
  - Итак, это карлик, - подвёл итог Дольф. Он серьёзно?
  - Да. Карлик, - оторопело подтвердил Мустафа. - Но, клянусь, всё это время он выглядел совсем иначе. Будто бы студиозус приехал из Эузской Академии.
  - Однако, в Эузе карлики не рождаются, - резко возразил Дольф. - Это типично отшибинский антропологический тип.
  Но и трое недоверчивых карликов в один голос с Мустафой подтвердили, что прежде Зюк смотрелся намного выше.
  - Может, у него самого спросим? - с иронией предложил Дольф.
  Но Зюк утратил дар речи. Любой, не только покаянно-художественной.
  - Сипит и булькает, - задумчиво произнёс Дольф. - Где-то я подобное слышал.
  - Мы его разговорим, - кровожадно оскалился старший из тройки карликов, - прикажете приступить?
  - Погоди, Парб, - остановил его куратор. - Мне кажется, мы встретились с загадкой, которую не решить обычными средствами пристрастного допроса. Вы продолжаете утверждать, что это тот самый Зюк, живой человек родом из Эузы, а мы видим перед собой карлика - и не просто карлика, а мёртвого карлика. Поглядите-ка на эти ссадины на плече.
  Зюк и сам взглянул на своё плечо и ахнул при виде растекающегося оттуда оранжевого пятна. Слишком ярко оранжевого, чтобы считаться кровью. Итак, у него в жилах бальзам. Но откуда?
  И на Дольфа с Мустафой Зюк смотрел теперь снизу вверх - причём не в одном лишь фигуральном смысле, тогда как с тремя карликами находился на одном уровне.
  - Ты сам-то понимаешь, что произошло? - спросил Дольф, с жёсткостью глядя в глаза Зюку.
  В ответ пришлось показать на горло, чересчур помятое при попытке укладки в сундук - и быстро-быстро замотать головой. Нет, Зюк вовсе никакого рожна не понимал, и был готов честно в этом признаться.
  - Ты помнишь, при каких обстоятельствах был введен в посмертие?
  Зюк снова отрицательно замотал головой.
  - Какой-то подпольный бальзамировщик в нашем лагере... - предположил Мустафа. - И вступивший с ним в сговор завернувший в Отшибину некромант...
  - Рост ему тоже бальзамировщик с некромантом укоротили? - на этот вопрос куратора Мустафа не нашёлся с ответом.
  - Я считаю, всё куда интереснее, - задумчиво молвил Дольф из Сикора, - и просто кожей чувствую дыхание чего-то изначального... - он замолчал, потом взглянул на лица собеседников, словно в поисках утерянной нити.
  - Вы сказали, 'дыхание изначального', - напомнил один из карликов.
  - Именно. Мне кажется, данный случай отсылает к изначальным событиям в истории Великого народа. Никто ведь не помнит, каким образом рослый прежде народ обратился в карликов, но произошло это спонтанно, вдруг, в точности как с этим молодым человеком. Что же касается случаев спонтанного перехода в посмертие - то такого ранее не было, но для Владыки-то Смерти возможно всё. Остаётся один вопрос - с его ли ведома... - и ставленник Владыки снова замолчал, словно медитативно обращаясь к всесильному патрону. Повисла пауза, в течении которой лицо Дольфа удлинялось... Что, и Владыка не в курсе?
  Затем куратор из Сикора встряхнулся, возвращаясь во внешний мир.
  - Так что же прикажете с ним делать? Убить или пощадить? - спросил деловитый карлик. При слове 'убить' глаза Мустафы торжествующе сверкнули.
  - Скорее второе, - всех удивил ответ мудрого Дольфа. - Да, мерзавец заслуживает мучительной смерти, но взглянем на ситуацию шире. Его случай представляет ценность для некрократической науки. Посему, его как можно скорее следует отвезти в научные центры мёртвого Запорожья и сдать учёным-бальзамировщикам - для анализов.
  - Насколько мудрое решение, ваша милость, настолько и гуманное, - рассыпался в комплиментах начальнику злобно зыркающий Мустафа.
  
  * * *
  
  В итоге Зюку и впрямь повезло. Не убитый втихую в Адовадаи, он не был зверски замучен и в Отшибине. Более того, ему оказалось суждено осуществить давнюю мечту: поступить в университет Приза. К сожалению, пока в качестве экспоната.
  
  
  19. Висельники болтаются
  
  - 'Висельники болтаются', - молвил профессор некрофилологии, - суть не что иное как похоронный роман Зраля, выдающегося классика современной мёртвой прозы. Записали? Точная дата написания не сохранилась - к сожалению, Зраль не помнит. Однако по косвенным данным работу над его рукописной версией можно датировать началом прошлого десятилетия. Золотое было время, не правда ли?
  Датировка облегчается тем фактом, что в романе Зраль обращается к реальной истории, произошедшей в городе Дрон полтора десятилетия назад - к истории детективной и вместе с тем поучительной, имеющей непреходящую ценность для всякого сторонника некрократических прав и свобод. ...и свобод - записали? - профессор Фернан из Сюра помолчал, следя за движениями перьев. Он ревностно следил, чтобы ни одно из его драгоценных слов не пропало впустую. Может, в умах студиозусов ничего и не отложится. Но конспекты-то сохранятся - по ним всякий оценит изящество профессорской речи.
  - Ну так вот. Речь идёт о подлинной истории из практики посланника Смерти Запра, настоящее имя которого - Газаприно - по причинам, неведомым никому, кроме меня, держится им и его Орденом в строжайшем секрете. А теперь - не пишите. Я сообщу вам секретную причину. Дело в неблагородном происхождении Запра. И так догадались? Но поздно: раз вы узнали секрет от меня, обязаны теперь хранить. То есть не разглашать ни самого факта, ни подробностей.
  Как, подробности вам неизвестны? Ну так слушайте! Простолюдин Газаприно когда-то был странствующим мастером-кукольником. Странствовал он повсюду, где только мог, даже в Эузе бывал пару раз, а вот где точно ни разу не появлялся, так это у нас за Порогом Смерти. Почему, кто догадается? Верно, кукольник Газаприно тогда ещё был живым. А впрочем, живой живому рознь. Этот кукольник ещё тогда сочувствовал делу Смерти. Мечтал о личном посмертии. Старался ради такой надобности поскорее разбогатеть. Заводил полезные знакомства с некромантами да бальзамировщиками. Иной раз приторговывал мертвецкими снадобьями. Проявлял самое недвусмысленное неравнодушие.
  А кроме прочего он и кукольником был недурственным. Говорят, именно к нему, в 'Кукольный дом Газаприно', в своё время обращался через подставных лиц знаменитый естествоиспытатель Гуго Франкенштыбз, дабы приладить механическую нижнюю челюсть к своему детищу, полному конструктивных несовершенств. Что я слышу: вам неведом знаменитый Гуго? Стыдитесь!
  Да, разумеется, Гуго работал и прославился в Циге, а здесь, в Университете Приза, принято почитать в первую очередь собственных естествоиспытателей. Однако, я полагаю, невежество студиозусов должно сообразовываться с университетской программой и вписываться в пределы допустимого! Нынче же вы за данные пределы, не побоюсь этого термина - трансцендировали. С плачевным, истинно плачевным итогом.
  Когда-нибудь, волею Владыки, вам случится покинуть Приз и оказаться в Циге. Там, желая блеснуть учёностью, вы непременно встряните в какую-нибудь научную дискуссию - и что выяснится? Что вы не знакомы не только с именем великого Гуго, не только с его вкладом в мировую некрократическую науку, но и о главном его детище не имеете даже приблизительного представления! Что там подумают об Университете Приза? Эх, даже вообразить ужасно...
  Ну так вот, пара слов о детище Гуго из Цига. Речь идёт о гомункуле - искусственном человеческом существе, вызванном к посмертию в обход привычных некромантских ритуалов. Видимо, как раз по причине нарушения данных норм и правил гомункулотворчество закончилось трагически для творца. Детище убило его, а само сбежало - каковое событие являет собой весьма поучительный пример, не правда ли?
  Надо вам сказать, что и сама история Гуго достойна увековечения в жанре похоронного романа - и ждёт, смиренно ждёт своего Зраля... Кстати, господа студиозусы, не напомните ли мне характерные признаки данного жанра? Пессимистически-мрачная экспозиция - да! Нарочито-скучная завязка - верно! Прогрессирующая деградация главного героя - очень хорошо! Пронзительно-тоскливая кульминация - и с этим соглашусь. Монотонно прописанный процесс агонии, приводящей к окончательной гибели? Чьей гибели? Да, надежд! И, разумеется, героя! Да, тысячу раз да!
  Но что-то вы расслабились: я не слышу новых гипотез. Думаете, назвали всё? Нет, господа, вы забыли самое главное: похороны в финале! Надо ли говорить, что именно похороны составляют истинно трагический итог неодолимых конфликтов возвышенного посмертия всякого тонко организованного мертвеца?
  
  * * *
  
  Но вернёмся к истории Газаприно. Как и у всякого человека, верного идеалам некрократии и преисполненного самоотверженной любви к Мёртвому Престолу, вся его жизнь была лишь короткой ступенькой к долгому посмертию. Честным трудом кукольника Газаприно заработал на заветный ритуал - на этом месте его биография заканчивается, чтобы уступить место некрографии. Ибо Газаприно сделался мертвецом - таким же, как я и вы. С тем же самым живительным бальзамом в телесных жилах, с тем же самым воцарением души в защищённой от невзгод призрачной шкатулке.
  Вместе с посмертием Газаприно принял и новое имя - Запр, служащее смиренным сокращением от имени предыдущего. Как вы думаете, с чем это связано? Да, разумеется, хотел отринуть прежнюю жизнь. Да, уже тогда мечтал о вступлении в Орден посланников Смерти и не желал, чтобы его простонародное происхождение было на слуху. Но почему 'Запр'? Ведь звучит не благозвучней, чем Газаприно, а даже наоборот.
  Поскольку идей нет, я отвечу. Несколько лет накануне своего перехода в посмертие Газаприно провёл в Отшибине. И не просто так. Находился в близком кругу магистра некромантии Гру - да, того самого, автора многотомной 'Истории Отшибины', из которой тамошние карлики впервые узнали, что у них есть история. Теперь понятнее? Не совсем? Хорошо, растолкую для небыстрых умом.
  'Запр' - звучит очень по-отшибински. Такие у них там имена. Дзанг, Тронг, Флост, Букс, Хинт, Зумб, Штонг, Дранг, Унд, Конг, Дулд... Можете и сами придумать, уловив общую тенденцию... Пнин? Да хоть бы и Пнин.
  Но зачем, спрашивается, себя называть отшибинским именем? Очень хороший вопрос. Дело в том, что некромант Гру, под влияние которого наш Газаприно попал, учил отшибинских карликов - чему? Тому, что именно они - самая центральная и избранная всеми править человеческая подраса. Смешно, скажете? Да, смешно. Но тем больше сил приходилось вкладывать некроманту - в, так сказать, просветительскую деятельность. Гру был послан в Отшибину самим Владыкой Смерти, как вы, наверное, уже догадались. И не имел права провалить миссию.
  А теперь представьте ситуацию: Гру что-то вдохновенно рассказывает маломерным отшибинцам, и тут же поблизости находятся и слушают его люди из других местностей - ученики, почитатели, соискатели некрократической мудрости. Может ли он одним говорить одно, а другим - другое? Разумеется, нет. И Газаприно, веря каждому слову, начинает желать приобщиться к избранной подрасе - ну хоть номинально.
  Что было дальше - догадаться легко. Выражаясь на грубом наречии тамошнего племени, кукольник 'отчекрыжил' от своего имени показавшиеся ему лишними части и вошёл в посмертие с тем обрубком, под каким он и ныне известен. Больше я ни слова не скажу о Газаприно. Только о Запре.
  Поскольку же я буду говорить о Запре, дальнейшую мою речь можно конспектировать. Раскрыли конспекты? Я продолжаю.
  
  * * *
  
  Надо вам сказать, благотворное влияние некроманта Гру на судьбу Запра - лишь отдельный случай в куда более широкой картине. Многих талантливых живых людей именно он убедил войти в посмертие. И люди не пожалели. Каждый из них сделал хоть какую-то да карьеру. Как минимум трое вступили и в рыцарский Орден посланников Смерти. Кроме Запра - ещё Стузо и Чичеро.
  Стузо известен чем? Он дослужился до высшего из возможных чинов и стал последним Гроссмейстером своего Ордена. Ну а Чичеро? Этот рыцарь сделался воистину знаменитым неудачником. Кто ещё может похвастаться тем, что сражался с самим Живым Императором, лопни его селезёнка? Не то чтобы все, а исключительно мало кто. Ну а в том, что Живой Император бедного Чичеро в результате поединка совсем развалил, повинен целый комплекс досаднейших случайностей.
  Говорят ещё, что с геройской погибелью от императорской руки злоключения Чичеро не завершились. И будто бы гений одного из некромантов в окружении Гру не дал Чичеро уйти, а превратил в химерное существо, движимое усилиями трёх живых карликов, нажимающих на потайные педали. Слышали такое продолжение, а, господа студиозусы? Но даже коли слышали, надо иметь в виду: это уже фольклор. Досужие россказни малообразованных живых неудачников, порой не умеющих читать и писать. Стоит ли на них ориентироваться серьёзному некрофилологу - разумеется нет!
  Некрофилология занимается культурой мёртвой и книжной.
  
  * * *
  
  Но вернёмся к нашему рыцарю Запру и к той истории, что легла в основу сюжета романа Зраля. К моменту начала описанных в романе событий Запр успел заслужить в своём Ордене неплохую репутацию. Показал себя эффективным исполнителем тайных миссий - в каковые посланников Смерти, как мы знаем, направляет сам Владыка.
  Запр недурно себя зарекомендовал, но ему, скажем так, ещё было, куда расти. Понимая это, Владыка Смерти направлял его во всё более сложные миссии - чтобы рыцарь развивался, не останавливался на достигнутом.
  И вот как-то раз загадочные события подходящей сложности приключились в городе Дроне. Именно там, хотя автор нашего похоронного романа пожелал перенести их в наш же любимый Приз. Почему он это сделал, как вы думаете? Никак не думаете? Тогда, боюсь, вы позабыли название разбираемого романа. 'Висельники болтаются' - ничего не напоминает? Ну да, конечно: кто же в Призе не знает площади Висельников.
  Так вот: в Дроне есть площадь с похожим названием. Висельная площадь, именно так. И я не случайно делаю акцент на том, что события произошли в Дроне. Дело в том, что встречаются разночтения. Обманувшись названиями, а также художественным вымыслом Зраля, некоторые серьёзные некроисторики вообразили, что миссия Запра привела его на центральную площадь Приза, а один из них договорился даже до того, что площадь Висельников обязана своим названием приключениям этого рыцаря. Нам, некрофилологам, соблазнительно было бы так считать, но, увы, Висельная площадь в Дроне, равно как и площадь Висельников в Призе - древние названия. Описанная Зралем история с висельниками - более поздняя.
  Зачем я, думаете вы, так надолго на этом аспекте остановился? Казалось бы, в Дроне было дело, али в Призе - нам-то что за разница?.. Так вот, для нас с вами разница, несомненно, есть. И большая. Всё-таки я в Призе служу профессором, а вы в Призе учитесь. Вот и не надо, как говорится, гадить по месту службы да учёбы.
  В Дроне, в отличие от Приза, в ту пору было сильное воровское подполье. В Призе оно есть тоже? Может быть, но то, которое в Призе - к делу всё равно не относится.
  А ещё в Дроне из городской сокровищницы то и дело происходили дерзкие хищения... Что, в Призе сокровищница давно разграблена? Ну вот видите: в Дроне проблемы с хищениями по сей день актуальны, а в Призе уже нет.
  Как вы сказали? В Дроне тоже нет проблем, так как сам город ушёл глубоко под землю? Ну, знаете: этот слух ещё доказать надо. А даже коли так, может, хищения и под землёй продолжаются, почём вы знаете?
  
  * * *
  
  Итак, я говорю о Дроне и только о нём. Рыцарь Запр получил от Владыки Смерти задание расследовать хищения в сокровищнице. Прибыл в Дрон, допросил свидетелей, ничего не добился.
  Ценные предметы из Сокровищницы продолжали пропадать. Раз - и вдруг нет золотого венца Лугового королевства, сработанного в середине позапрошлой эпохи. Раз - и скипетр к нему тоже пропал, только и осталось, что держава без комплекта. Удвоили контроль за державой - а тут исчезла ценная рукопись. Стали следить за рукописями - пропало чучело кабана. Между прочим, с очами из изумрудов. Пока ахали над чучелом, неведомый наглец свистнул державу, а в бонус к ней ещё пару золотых ложек.
  Кто-то нарочно издевался над рыцарем Запром и его дознанием. Кто-то пребывал в уверенности, что ничего-то он не дознается. Молод он ещё, бальзам в нём не отстоялся, соли редких металлов в мозгах не осели - вот какое послание угадывалось в дерзком воровском почерке.
  А того не учёл дерзкий расхититель, что Запр послан в Дрон самолично Владыкой Смерти, а издевательство над Мёртвым Престолом никого до добра не доводит. Куда-то, конечно, доводит. Но не до добра.
  Правда, чтобы примерно наказать наглеца, его предстояло ещё выследить. А в противном случае - если выследить не получится - несдобровать ведь и самому Запру. Как соучастнику издевательства над Мёртвым Престолом - пусть и невольному соучастнику.
  В Сокровищнице не было окон. Туда вела единственная окованная железом дверь, закрытая на три замка, которые нельзя было открыть последовательно. Только сразу все три, только синхронно.
  Ключей от Сокровищницы было всего шесть - по одному у городского головы и членов городского совета Дрона. Все шесть - идентичны. Но имелся нюанс: два носителя ключей были натренированы на открывание верхнего замка, два на отпирание нижнего, два на особо хитрый проворот ключа в среднем. Казалось бы: чужому не догадаться. Но с началом пропаж ключеносители круглые сутки пребывали на виду - не только у своей собственной охраны, но и у специально приставленных чинов из городской тайной полиции. Никто не отлучался, предметы же пропадали.
  Как такое могло происходить? Напрашивался ответ: где-то в стенах Сокровищницы спрятан потайной ход. Но не было там потайного хода: Запр лично несколько десятков раз всё облазил, простучал стены, проверил простейшими магическими обнаружителями - ничего!
  Раз так, напрашивался другой ответ, намного глупее прежнего. Минимум половина из шестёрки главных людей города участвует в заговоре, а около сотни сановников помельче, охранников и слуг - тоже в заговоре, чтобы их покрывать. Что-то многовато. При такой толпе соучастников непременно бы нашлись недовольные разделом добычи, недовольные давно бы уже всех продали.
  'Так и живёте у всех на виду?' - сочувственно произнёс Запр. 'Так и живём, - со вздохом отвечал городской голова, - вернее, длим посмертие помаленьку'. Тогда Запр предположил: 'Но ваше алиби, полагаю, обеспечивают одни и те же группы людей. Что если нам их перетасовать?'. Городской голова нашёл эту мысль здравой, но её реализация здравого результата не дала. После ряда следующих громких пропаж безукоризненное алиби каждого из высокопоставленных носителей ключа подтверждало несколько сот свидетелей. Вдобавок Старый донжон городского замка стал напоминать проходной двор. Стражники рисковали запутаться, кого им пропускать, а кого не стоит. Вдобавок всяк понимал, что неразбериха целиком и полностью лежит на мёртвой совести Запра.
  Можете представить, как одиноко себя чувствовал рыцарь. Строго говоря, во всём Дроне имелся лишь один мелкий чиновник, которому он почему-то вполне доверял. Подлинного имени этого чиновника я называть не буду, ибо в самом Дроне оно всеми забылось, но Зраль зовёт его Алексом - да будет так. Алекс был живым, что для чиновничества, как мы знаем, нехарактерно. Однако он был очень честен, трудолюбив и предан идеалам некрократии - что, с одной стороны, ввело его в аппарат городской власти, с другой - распахнуло перед ним сердце Запра. Ведь наш герой и сам был таким - пока не заработал себе на посмертие.
  Алекса мало кто считал себе ровней, его не любили и не числили в своих сторонниках попавшие под подозрения Запра отцы города. Посланнику это было лишь на руку; в систематически перетасовываемые группы проверки алиби Алекса он включал случайным образом - чтобы не дать злоумышленникам подготовиться. И всё же предметы пропадали. И всё же бедняге Алексу ничего-ничего подозрительного так и не удавалось заметить. Зато злоязыкие коллеги быстро заметили самого Алекса - и по неписанным правилам чиновничьего взаимодействия не преминули устроить ему целый набор неприятностей на любой вкус. Не прошло и недели, как беднягу выгнали со службы.
  Запр, понимая, что это удар по нему самому, потребовал вернуть Алекса на ранее занимаемую должность.Увы, самой должности больше не существовало. Честного малого 'вернули' в другой департамент с серьёзным понижением, а на Запра написали донос в Абалон - гроссмейстеру его Ордена. Дескать, опозорившийся посланник Смерти вдобавок своекорыстно хлопочет за не пойми кого.
  Не позавидуешь незадачливому посланнику Смерти, не так ли? Но город Дрон покуда не знал Запра. В творении Зраля, соответственно - великого сыщика Марпла покуда не знал наш любимый Приз.
  
  * * *
  
  Запр не то чтобы не унывал, но подолгу не предавался унынию. Измышляя всё новые способы поимки злоумышленников, он пришёл к мысли, что в Сокровищнице - небольшом помещении без естественных источников света - должны постоянно гореть многосвечные фонари и дежурить стражники. Задумано - выполнено. Фонари внесли, стражников пригнали. Сразу шестерых, чтобы не мелочиться.
  Стражники были живыми. Отчего же так получилось, догадаться несложно. Вот я и спрашиваю у вас: отчего? Да, Дрон в ту пору пребывал не за Порогом Смерти. В городе была некрократическая власть, но и живые чувствовали себя сносно. Им не только не запрещалось жить и работать в городе, но и сама природа позволяла существовать. Итак, вы назвали обязательное условие, но недостаточное. Почему же в Сокровищницу попали только живые стражники? Да потому, что из мёртвых стражников никто не захотел идти. По-видимому, они уже догадывались, к чему дело идёт.
  После суточного дежурства стражников должны были сменить. Ещё шестеро живых бедолаг ждали своей участи, когда дверь Сокровищницы отворилась, и выяснилось: вся без исключения первая смена то ли в обмороке, то ли близка к обмороку, то ли искусно притворяется.
  Впрочем, большого искусства в притворстве им и не требовалось: за истекшие сутки многосвечные фонари выжгли в помещении весь пригодный для дыхания воздух. Мертвецов бы такое неудобство сильно не задело, но живые-то к нехватке воздуха очень чувствительны.
  Но главное - из Сокровищницы испарилась стоявшая на видном месте шкатулка с особо ценными сапфирами.
  Тут уж посланник Запр по-настоящему рассердился. Глаза его так и метали молнии - фигурально выражаясь. В этом всех ужаснувшем состоянии он твёрдо заявил, что стражники, проспавшие шкатулку, должны быть немедленно казнены. А тот, кто будет выказывать сомнение в оправданности казни, пойдёт вместе с ними как соучастник. Жёстко говорил! Леденяще жёстко. Посланники Смерти - они это умеют.
  Никто не посмел перечить. Только спросили, какой способ казни он предпочитает. 'Через повешение', - буркнул Запр.
  Но я замечаю, у аудитории назрел вопрос. Вероятно, вам интересна причина столь странного выбора посланника Запра. Я угадал? К сожалению, в подлинные его мотивы мы вряд ли сможем проникнуть, но выскажу предположение. Запр знал, что площадь, на которой в Дроне приводят в исполнение приговоры, называется Висельной. Он мог подумать, что практика повешения для города Дрона является типичной.
  Кстати, находись он у нас в Призе - наверняка не подумал бы ничего подобного. Здесь посреди площади Висельников слишком заметна знаменитая Железная Дама - специальная гильотина для механизированного усекновения глав. Зраль в своём романе этот момент попросту упустил. Или понадеялся, что мы не заметим. Но мы-то заметили! Отсюда вывод: не спеши считать читателя дурнее себя.
  
  * * *
  
  - Мы подходим к ключевому месту нашей истории, - сказал профессор Фернан из Сюра. - О том косвенно свидетельствует само название романа Зраля. 'Висельники болтаются'. Именно болтаются, не просто так висят, не шевелятся под порывами ветра, не подпрыгивают на своих верёвках, подобно марионеткам, некогда в изобилии производимым нашим героем-кукольником.
  Что это значит: 'Висельники болтаются'? А то и значит. Болтаются.
  Чтобы ясней понять этот ключевой эпизод, я должен вам напомнить о сути повешения. Данный метод казни (через асфиксию и перелом шейных позвонков) не применяется в отношении мертвецов, но по отношению к живым людям доказал свою эффективность. Напомним, что по стечению ряда обстоятельств, удостоившиеся казни стражники были как раз живыми, причём все вшестером. То есть, отправляя их на виселицу, Запр вроде бы знал, что делает.
  Далее. Тот факт, что висельнику в момент удушения свойственно болтаться, отражён в целом ряде идиоматических выражений, самое известное из которых - 'танец висельника'. Всё это давно известные некролингвистические закономерности.
  Так в чём же новизна ситуации, с которой столкнулся посланник Смерти? Скажем так, в длительности танца. Самый смысл повешения, смею вам утверждать, заключается не в танце без конца, а в том моменте, когда танцор затихает. Рыцарь Запр, как и все на Висельной площади, с нетерпением ждал этого момента, а он - представьте себе - так и не наступил. Утомлённые зрелищем обитатели Дрона прождали с утра до вечера, да не тут-то было. В связи с наступлением сумерек Запр велел снять всех повешенных и крепко их связать. Что и было беспрекословно выполнено. А праздничной толпе рыцарь велел расходиться.
  Самое время разойтись и нам. Сегодняшняя лекция подошла к концу.
  
  
  
  20. Богов не колышет
  
  Мертвые глумливо орали: поучай нас, дурень, о Церкви и святых общении.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  Кажется, в прошлый раз Гны снова перестарался. Теперь мёртвые снова пришли недовольные. Некромейстеру это уже стало прискучивать: сколько можно!
  - Расскажи нам о некромантах, - попросил мертвец с особо ярко горящим фанатичным взором. - Ты ведь сам и некромант, к тому же, говорят, аватар Цилиндиана, значит, не по-наслышке знаешь. Расскажи!
  - О чём именно?
  - О самом интересном.
  Об интересном? Ха... Да что в этом может заинтересовать? Рождение некроманта из стихийного мага древности - посредством последовательного изничтожения всех вспомогательных стихий силою хладной Смерти?
  - Интересному обучают посвящённых.
  - Но ты же посвящён!
  - Да, но вы-то не посвящены.
  Гны отвечал нехотя. Всё-таки принадлежность к некромантам не радовала его так сильно, как когда-то прежде.
  - В таком случае можно ли для начала узнать что-то неинтересное?
  Мертвец с горящим взглядом искал возможности войти в число его учеников. Однако, тренировать этаких любителей с нулевой ступени ничуть не вдохновительно даже для тех, кто упивается своим делом.
  - Некромант некроманту рознь, - сказал Гны, - хотя с виду большинство из них как бы на одно лицо.
  - Почему на одно лицо?
  - Потому что участвуют в однотипных ритуалах, которые их с неизбежностью обтёсывают.
  - А чем разнятся?
  - Сердцевиной. В некромантском сердце, спрятанном, как и у вас у всех, в традиционной 'призрачной шкатулке', у каждого трепещет собственное желание. Чьё-то воодушевлено самим ходом некромантских практик, чьё-то впечатлено их результатами, чьё-то - очаровано стильной фиолетовой мантией или, скажем, растущей теснотой медитативной связи с Владыкой в период служения в Храме Смерти.
  Мертвец не догадался перебить эту речь вопросом, о чём же трепещет сердце самого Гны. Осталось его лишь поблагодарить - за недогадливость. Ибо сердце Гны, если и осталась в нём сила трепетать, давно уже ищет иных сюжетов, никак не дозволенных честным некромантам.
  - Потому-то и некромантия каждому из нас видится по-своему. Для кого-то это просто ремесленная гильдия, для кого-то - строгий в своей дисциплине магический орден, для кого-то - экклезия Владыки Смерти.
  Гны замолчал.
  - А кто прав? - опомнился мертвец.
  - Каждый. Формально мы считаемся Гильдией некромантов, и в этой связи выполняем ряд мирских обязанностей, с некромантскими практиками не связанных. Но по внутренней логике строения наша гильдия - скорее Орден Смерти, а уж заправляют в этом некромантском ордене - самые ревностные экклезиасты. Именно с их подачи Владыка Смерти время от времени провозглашается богом.
  - Время от времени? А потом?
  - А потом меняется лицо на Мёртвом Престоле. Почти всегда - насильственно, но ни разу - в честном поединке. И в этот момент никакая идея Единства-и-Семиликости Божества не выглядит убедительной.
  - Насильственно? А как же выборы Владыки?
  - Унылая некрократическая игра. Для профанов.
  - Так значит, нынешний Владыка - которого звали Тпол...
  - Тпола на Мёртвый Престол подсадил я, - вздохнул Гны, - так уж получилось... - произнёс и тут же смекнул, что теперь по Подземному ярусу поползёт байка, что-де великому Тполу в сложный миг восхождения на Престол подставил плечо не кто иной, как великий Цилиндиан.
  А Тпол эту нелепую историю как услышит, так надуется гордостью ещё более прежнего - и давай владычествовать напропалую... Или нет. Не напропалую. Владыка хитро воспользуется случаем, чтобы отыскать скрывшегося Гны.
  - Ты помог Тполу в выборах? - восхищённо воскликнули несколько непонятливых мертвецов. Пока Гны распинался об игре для профанов, они, верно, отворачивались и считали некрослизней на фасадах усадеб.
  Нет же. Не в выборах - на них-то Гны не ходок. Если на то пошло, то на выборах сам же Владыка Тпол умудрился себя спасти. От визга верховной гарпии и от её же яда. Вот и все выборы: пока главные чудовища дерутся, их свободные холопы совершают ритуал волеизъявления.
  - А я бы мог стать некромантом? - спросил фанатичный мертвец. - Мне не поздно?
  - Почему бы и не стать, - показательно зевнул Гны. - Посмертие достаточно длинное.
  - Меня ведь как раз интересует... Например, древние тексты, используемые в магических практиках. Я ведь знаю, когда-то писали намного красивее, чем ныне.
  - Красоту древних текстов намного тоньше чувствуют некрофилологи, - возразил ему Гны. - А некрофилософы много точней, чем мы, понимают их универсальные смыслы. За тем и другим лучше всего подняться в наземное Запорожье да съездить в Университет Приза. Некроманты же, к своему несчастью, узкие практики. Им некогда эстетически созерцать, когда пора точно действовать. А действовать надо точно. Магия приблизительности не прощает. Она не какая-нибудь там эмпирическая наука.
  Кажется, убедил. Фанатичный огонь в глазах мертвеца будто бы прогорел. Тлеющие угли обратились на Гны с более вменяемым вопросом.
  - А кого бы мне стоило поискать а Призе?
  - По самим текстам - Фернана из Сюра. По их тайным смыслам - Алкана из Приза. Если, конечно, удастся оторвать его от ростового зеркала над парадной лестницей, в которое он так и смотрится с первого же года своего призского профессорства.
  
  
  21. Зюк в храме наук
  
  Любопытные мысли тебя посещают, когда прогуливаешься в ночи по университетскому зверинцу. Ну, вернее, не по всему зверинцу, а по одной из его клеток. Между прочим, по твоей сосбственной. Собственной - не в смысле владения, просто ты здесь с некоторых пор обитаешь.
  Причём клетка у тебя низенькая, но ты всё равно ходишь в ней гордо, не сгибая спины и даже не поджимая коленей. Как это у тебя получается? Просто ты с известных пор несколько мал ростом. Когда вспоминаешь о последней истине - поневоле начинаешь горбиться.
  Хорошо внезапно стать мертвецом, но всё же обидно при этом стать карликом. Правда, и в этом обидном было своё хорошее: ведь не запытали в Отшибине до смерти, хотя могли; потому и не запытали, что удивились внезапной зюковой трансформации. Но с другой стороны, Отшибина-то у Зюка осталась далеко позади, по-правде говоря, уже и подзабывается, как лишённый внятного смысла кошмарный сон - а карликовость - вот она, при Зюке. Держится, не отпускает. Неужели это на всю жизнь?
  Тьфу, какая жизнь, когда посмертие же!
  Но всё равно посмертие посмертию рознь. Зюку ведь зачем хотелось посмертия? Затем, чтобы поехать за Порог Смерти, в приличном университете выучиться, а там и на службу какую некрократическую попасть, устроиться всем на зависть. Не много, но и не мало.
  А что из этого вышло? За Порог-то Смерти Зюк выехал, ничего не скажешь, вот только поездка в свободные некрократические земли в зарешётчаном экипаже имеет привкус грубой издевки судьбы. Никто не спросил, готов ли Зюк к этому серьёзному шагу. Не оставил время для выбора, как то в отношении свободных людей бывает. Вывезли в Запорожье, как груз. А коли ты груз, чем тебе поможет Запорожье?
  Попал Зюк и в университет. Университет города Приза - он-то действительно славится. Славится больше всех других университетов, он даже славнее чем Университет города Цига, хотя в том Циге, как здесь говорят, учат всё-таки лучше. Но так оно или нет, Зюк-то в Приз не учиться приехал. Ни знания Цига, ни слава Приза - ничего из этого тебя не коснётся, пока ты вместо учёбы проводишь всё своё время в клетке некровивария. Ибо в универитет ты взят не на человеческих правах, а на правах любопытного некробиологического факта.
  То же самое осталось сказать и о мечтах Зюка хорошо устроиться после университета. На службу принимают людей, но не принимают факты. За факт иной раз могут и недурственно заплатить, но опять же: оплата пойдёт кому-то, но только не самому факту.
  Неужели Зюк столь невезуч? Похоже на то. По большому счёту, Зюку повезло лишь в одном (ну, если забыть про все поросшие быльём отшибинские страхи) - в том, что в посмертие он попал бесплатно, сиречь надурняк. Экономия денег - это ведь в первую экономия времени; кто-то лишь к концу жизни зарабатывает на обряд, кто-то и вовсе не успевает. Светило бы успеть Зюку? Ох, не факт.
  Что платить не пришлось - конечно, большое подспорье. Но и в этом смысле везение Зюка донельзя подпорчено. Посмертие, которое ты не заработал, а подхваил вроде насморка - бросовое посмертие. Никому не интересное. Уже и потому не интересное, что свободный проезд из Отшибины в Приз и вид на посещение Университета ты получаешь не иначе, как вместе с клеткой.
  
  * * *
  
  В течении почти всего переезда из Дыбра в Приз растревоженный Зюк не смыкал глаз. Очень уж боялся сидящего напротив Дольфа из Сикора, чья смена настроения в любой момент могла бы прервать затянувшуюся пощаду в пользу иного решения, более необратимого по последсвиям. Судя по тому, как хмурился Дольф при каждом взгляде на Зюка - причём чем дальше, тем мрачнее - подозрения раскаявшегося эузца имели под собой какую-то почву.
  Как бы то ни было, Дольф из Сикора в одном экипаже с Зюком до Приза всё-таки не доехал - верно, имел кучу дел поважнее, вот и вверил судьбу новояленного карлика своим подручным, которые на свой страх и риск ничего перерешать точно не могли. Убрался? Совсем?
  Стоило Зюку осознать этакое счастье, как он немедленно забылся тяжёлым сном, в котором вообразил себя маленьким юрким клопом, хитроумно пробравшимся в пыльную и неприглядную внутренность благопристойной с виду диванной подушки. А ещё - неловким приведением, застрявшим в дверном проёме между мирами. А ещё - скалолазом, который уцепился крючьями за отвесную стену, бесстрашно свесился в пропасть и разматывает длинную-длинную верёвку, надеясь ею достать до самого дна. Но бывает ли дно у подобного рода бездны?
  Очнулся же Зюк уже на месте назначения. Но только скорее 'в' чем 'на'. В просторном тускло освещённом подвале, плотно уставленном клетками с мёртвым запорожским зверьём: некрособаками, некрокрысами, некрокроликами, некромышами. Всё это двигалось, настороженно глядело на новичка, чесалось, как живое. Вот зверинец!
  Правильнее было бы сказать, 'виварий', напомнил себе Зюк. Ему ли - послушнику биоманта Кулая - не признать назначения места, в котором оказался? С характерными повторяющимися табличками на кроличьих и собачьих клетках: профессор такой-то, магистр этакий. Ушастые профессора и магистры в клетках напротив мирно грызли мертвецкий аналог живой моркови, засыпанный в их кормушки. И только на клетке Зюка таблички не было. Не договорились, какую присвоить мне научную степень?
  А чтобы уж совсем правильно, так здесь 'некровиварий', ведь животные-то мертвы. Но как-то утешительнее было называтьэто место просто зверинцем. Впрочем, некровиварий - тот же зверинец и есть, только звери в нём - предназначены для научных опытов. Каких опытов? Эх, Зюку ли не знать - он сам их провёл в Академии не один десяток. И не в каждом опыте животное выживало...
  Нет-нет, без паники! На клетке Зюка нет таблички с именем исследователя, это хороший знак.
  
  * * *
  
  Обнаружив себя в зверинце, Зюк в первые минуты сгоряча подумал, что здешнее окружение даёт ему мало шансов показать себя с лучшей стороны. То есть можно и не лицедействовать. Не выражать на лице ни покаяния, ни подобострастного возмущения. Ибо перед кем?
  Однако, и в некровиварий спускались - какие-никакие люди. А где люди, там всегда сыщется повод проявить природную гибкость. Улыбнуться им, скажем, из клетки. А там и познакомиться, беседу завести. Какая нынче в Призе погода? А что за цены на хлеб? И, если не секрет, что со мной будет?
  Люди, ходившие между рядов клеток, решали прежде всего два вопроса: наполнение кормушек, вычищение поддонов. Животные в клетках решали прямо противоположные задачи. Сотрудничества между теми и другими, таким образом, не складывалось.
  Время от времени чью-то клетку-другую увозили из вивария на специальной тачке - надо полагать, на встречу с теми учёными, чьи имена стояли на табличках. Церемония увоза проходила в атмосфере полного равнодушия. Кого здесь жалеть?
  Но Зюк пообещал себе непременно зародить в душах уборщиков сочувствие своей грустной судьбине. Пару дней он ловил бесстрастно скользящий взгляд уборщика, чтобы изо всех сил, до боли в скулах, изобразить доброжелательную улыбку.
  - Эй, Жером, гляди как тебе лыбится вон тот ненормальный карлик!
  - Это тебе лыбится!
  - Нет, тебе!
  Голоса зазвсучали грубо. Названный Жеромом съездил по уху второго. Тот, не будь дураком, ответил. Потом, уразумев, что их стравила неуместная улыбка Зюка, оба обратили внимание на него.
  - Глубочайше прошу вас меня простить, - завёл Зюк покаянную шарманку, вдоволь опробованную ещё в Отшибине.
  - Вздуем, - принял решение Жером. Сказано-сделано.
  По счастью, все трое - не только Жером с напарником, но и Зюк - были мертвецами, потому боли от побоев не ощущалось, одно унижение.
  Вот Зюк дождался, как уборщики утомились, и снова стал каяться. Ну, или оправдываться в покаянной форме. Мол, здесь в Университете Приза он впервые, правильно вести себя не приучен, да ещё сильно переживает за свою неведомую судьбу...
  - Разговорчивый попался, - хмыкнул Жером.
  - Вздуем снова?
  - Придёся... - избиение повторили.
  Тут бы Зюку и заткнуться, но он почему-то решил, что уже достаточно бит, и опять попытался объясниться. Хотя вроде бы, что тут непонятного: веди себя, как кролик, не прикидывайся человеком - никто тебя, соответственно, не тронет. А так энергии уборщиков достало и на третью взбучку. Лишь после неё напарник Жерома сказал:
  - Нет, ты там как себе думаешь, но мне надоело! Животное так и будет нарушать порядок, а мои кулаки не железные. Намахался.
  - Что ты предлагаешь? - насторожился Жером.
  - А в малый зал его, к великану. Пусть уж там болтает, сколько влезет. А нам тут мешать нечего.
  - Ну да! - закивал Жером. - А ещё поржём. Карлики великанов знаешь, как шугаются?
  Служители некровивария взгромоздили Зюка прямо в клетке на здоровенную тачку и перевезли в соседнее помещение.
  Малый зал вивария сильно отличался от большого. Начать с того, что клеток с животными здесь не было вообще. Пустые - те стояли в рядок под стеночкой, а из обитаемых - клетка Зюка стала единственной. Зато большаячасть самого зала была забрана решёткой с толстенными прутьями. Там, за решёткой и сидел тот самый великан, которого Зюку полагалось шугнуься. Может, так бы оно и случилось. Но только ведь Зюк - он карлик не настоящий, атавистических страхов от предков не впитал. Сразу сообразил, что пудовые великанские кулачищи до его клетки не дотянутся.
  В общем, своим самообладанием Зюк уборщиков разочаровал. Пыхтели, грузили, перевозили - а повеселиться не привелось.
  Единственное грубое слово великана было адресовано не новичку, а самим служителям некровивария.
  - Кого принесла нелёгкая? - пророкотал отразившийся под сводами великанский бас.
  - К... карлика доставили, - запинаясь, промямлил Жером.
  - Почему ко мне?
  - Тот зал заполнен, - пришёл на выручку Жерому его напарник, - новые клетки некуда ставить... Так мы пойдём?
  - Валяй, - разрешил пленный великан.
  Уборщики поклонились и с облегчением исчезли.
  - Ну, - сказал великан из-за решётки, - кто таков? - теперь он обращался к Зюку, причём по тону можно было подумать, что новенький карлик по своей воле явился к нему на аудиенцию. Впрочем, в некотором смысле всё так и было.
  - Зюк из Белополья к вашим услугам, - поклонился в собственной клетке вежливый посетитель. Слишком вежливый - аж лбом приложился.
  - Белополье? - озадачился великан. - А это где?
  - В Эузе, - сглотнув, признался Зюк. А сам так и буравил великана взглядом, чтобы понять, не глупость ли делает. Надо ли теперь сказать, что он антинекрократической политики Эузы ни в коей мере не разделяет? Или этому великану в заключении лучше сообщить нечто противоположное?
  От упоминания Эузы великан не пришёл в буйство. Даже не поморщился. Только с деланной простоватостью присвистнул:
  - А я думал, карлики живут в Отшибине...
  - Да-да, конечно, - поспешил согласиться Зюк, - в Эузе карликов никаких нет, все в Отшибине, в этом вы совершенно правы... Просто я, - мучительно размышляя, что бы соврать, он не нашёл ничего лучшего, чем брякнуть свою неправдоподобную правду, - в некотором смысле не карлик.
  Тут великан воззрился на Зюка в полном недоумении. Было от чего! Наскоро поставив себя на великанское место, Зюк словил себя же на нарастающем раздражении: карлик, который 'в некотором смысле не карлик'... В каком смысле эту его заумь понимать? Не в обидном ли для тяжёлого на подъём ума самого великана?
  - Я... я всё объясню, - пообещал он как можно быстрее. - Просто это в некотором роде долгая история, не вполне вразумительная мне самому...
  - Ну и славно, - с обманчивым благодушием в голосе кивнул великан, - а то здесь полно времени для любой длинной истории.
  Зюк бросился повествовать, да так, что слова брызнули осязаемым фонтаном. Во внезапном страхе перед тем, что великан рассвирепеет, выложил о своём отшибинском приключении всё-привсё, что знал о нём сам. Долгой истории, правда, не получилось. Главного-то Зюк как раз и не знал, а что знал - то в связный сюжет как раз и не складывалось. Одна надежда слабо стучалась в сердце: а что, если проницательный великан уразумеет что-то важное, ускользнувшее от самого Зюка.
  Увы, великан от остальной своей подрасы в сторону проницательности отличался не так уж разительно. Чуда не произошло. Пауза, повисшая после рассказа некарлика, позволяла рассчитывать на неординарный ответ, а увенчалась тупой великанской банальностью.
  - Это ты съел чего-то лишнего, - тоном знатока заключил великан.
  Или он говорил Зюку о набранном в некровиварии лишнем весе?
  
  * * *
  
  Великан оказался на поверку совсем не страшным. Даже добродушным, что, впрочем, не помешало ему как-то раз разбушеваться. После того-то раза и служители некровивария заходят к нему на цыпочках, и животных из Малого зала не поотселяли, а людей - тех и подавно.
  А чего бушевал? Дело в том, что к нему прислали подсадку - хитрозадого агента Инквизиции, который исподтишка о чём-то его выспрашивал. Великан вёл себя бесхитростно, агент Инквизиции перестал его уважать и совсем зарвался - в результате чего и был разоблачён.
  - А что стало с агентом? - поинтересовался Зюк.
  Лучше бы не интересовался. То, что стало, долго потом стояло перед глазами и возвращалось в сновидениях. Если коротко, великан втащил подсадного агента в свою часть зала между прутьями решётки. Причём сделал это в самом узком месте, да так, что забрызгал бальзамом высокий потолок, а ставшие свидетелями буйства мёртвые собаки (расположенные в ныне пустующих пристенных клетках) - получили контузию.
  - Контузию? - Зюк изумился, услыхав знакомое слово.
  Оказалось, расследовать тот случай собрались профессора некроветеринарии со всего естественного факультета. От них-то виновник события и нахватался специальной терминологии. Контуженные же псы - полностью утратили прежние навыки убеждённого лая. То есть заикались, жалобно подскуливали, немотивированно переходили в более высокую тональность. А ведь принадлежали к элитным бойцовским некропородам.
  - К элитным породам? В виварии? - не поверил Зюк. - С чего бы они здесь оказались, такие дорогие?
  - Меня охраняли, - обезоруживающе улыбнулся великан.
  
  * * *
  
  Мало-помалу Зюк узнал и историю великана. Расспрашивал осторожно, чтобы тот его не принял за подсадную утку (со всеми выекающими), но больно уж узнать хотелось.
  Оказалось, опасного для собак великана зовут Ом. В университетском некровиварии он уже давно, но содержится здесь отнюдь не с исследовательской целью. Отбывает наказание. За что? Провинился перед Владыкой Смерти, написал про него бранное слово на каком-то документе. Кажется, и другие были эпизоды, но те недоказаны. Один вон хотел про них расспросить, а закончилась беседа так, что собаки с тех пор заикаются.
  По правде говоря, и за один лишь доказанный эпизод Ома чуть не казнили. Специально ради него на площади Висельников построили обезглавливающую машину ('гильотину', коли по-научному). Поскольку же усекновение главы великана требует известных размеров механизма, то и гильотина вышла всем на заглядение. Высокая, стройная, с ажурными бортами и вместительным главоприёмником. В Призе её уже окрестили 'Железной Дамой' и, говорят, не представляют без неё лица города.
  К счастью для Ома, за него перед Владыкой похлопотали. Кто хлопотал - да родной брат! Брат у него - великан со связями, ныне руководит охраной Некропарламента, у Владыки тоже на хорошем счету. Будь преступление не таким громким, Ома бы и отмазали, а так смертную казнь заменили на посмертное заключение. Посмертное - это не после смерти; это в течение всего посмертия дотех пор, пока оно однажды не закончится.
  Отчего же великан Ом своё 'всепосмертное' отбывает в виварии при Университете Приза? Ответ прост. В Призе не так давно разобрали главную тюрьму. Зачем? Да протеста ради (тогда как раз случилась некрократическая революция, вот революционеры и старались, чтобы некуда стало их посадить). Разобрать разобрали, а новой не построили. Так и вышло, что во всём Призе не нашлось подходящей тюрьмы, чтобы содержать великана.
  Тогда-то и вспомнили об университетских подвалах с высоченными сводами, а заодно и о некровиварии. Тоже ведь своего рода тюрьма, с близкой атрибутикой: клетки, решётки, замки, засовы...
  Сюда, в некровиварий, счастливчика Ома тоже устроил родной брат. Позаботился о переоборудовании - чтобы языками зря не чесали, будто здесь никакая не тюрьма. На самом же деле - тюрьма тюрьмейшая.
  Сам Ом, правда, до последнего надеялся, что братец устроит ему побег, но уж то была бы просто фантастика. Брат ведь поручился перед Владыкой, что Ом никуда не убежит. Коли соврал бы - тут бы и карьера его некропсу под хвост, а пуще того - близкого знакомства с 'Железной Дамой' свести больно уж не хотелось. И даже коли не врут, что не больно, то не хотелось бы всё равно.
  Историю своих призских злоключений Ом рассказывал не один вечер. Великаны вообще медлительны, а этот - так ещё и задумчив. Зюк внимательно солушал, и, что называется, мотал на ус, изо всех сил сдерживая то лихорадочное любопытство, которое никак не выдашь за почтительный интерес к истории.
  Не раз и не два приходилось напоминать себе о гибкости - залоге успеха дипломатии. Гибкость требовала не пытаться форсировать рассказ Ома, а находить удовольствие в самом неспешном процессе. Чуток приторможенный великан и не ведал, какая захватывающая игра - по-своему бескорыстная - двигала Зюком во внешне идеально спокоцном слушании.
  Конечно, как водится, имелся и ещё один мотив - более практического свойства. Ведь если Зюк проникнет в тайну великана, её потом всяко найдётся, кому выгодно сдать. Выгодно - это не за звонкие некроталеры, хотя и то бы неплохо. Это хотя бы за свободу. Ведь здесь, в университетском некровиварии, свободы, почитай, никакой, а Зюк - он ведь свободолюбив от природы.
  
  * * *
  
  Да, Зюк свободолюбив, и это о нём главное.
  Потому-то и в Эузе не смог усидеть - свободы там мало. И в Адовадаи - всё равно мало. А в Отшибине все хвастаются, что настала свобода, но какая она свобода: вседозволенность всякого местного хулиганья. А Зюк - он как думает: свобода, конечно, не отменяет гибкости, но лишь при условии осознанной необходимости прогиба. И в покаянии тоже нет ничего плохого, если ты свободен каяться к собственной же выгоде. Все же прочие виды покаяния и прогиба следует считать вредными.
  Да, Зюк свободолюбив, но он реалист. Знает меру возможной свободы. На опыте знает. Не возмущается по пустякам. Да, он человек. Да, в зверинце. Кошмар? Ой, подумаешь: в Отшибине-то был зверинец намного почище этого, уж опаснее - так точно. Или не так?
  Да, Зюк свободолюбив, но, в отличие от бедняги Ома, он и свободоумел к тому же. Ом свою надежду на свободу тратит удивительно бездарно. Взял да убил подсадного человека: кому с того польза? Может, кому и есть, но только не самому Ому. Оскорбление Владыки с отягчающим обстоятельством в виде убийства - очень даже могло потянуть на свидание с 'Железной Дамой'. Если бы не братец, Зюку встретилось бы в некровиварии одно зверьё.
  Да, Зюк свободолюбив, но... И, кажется, подлинное 'но' есть одно. Зюка преследует некая незаслуженная кара. На нём стоит какая-то - метка, что ли? Некое клеймо, притягивающее проклятия! Ныне, по вине данного клейма, Зюк превращён в малорослое неполноценное существо, в каковом облике не в радость ни героические свершения, ни выигрышные ходы тонкого ума. С чего бы вдруг стряслась подобная нелепость? Лучший ответ пока, как ни странно, принадлежит неуравновешенному великану. Ом сказал, Зюк утратил истинный облик в миг, когда чего-то лишнего съел. То есть - принял внутрь что-то, чего не следовало.
  Как это верно! Наши пути извращает многое из того, что мы съели!
  
  * * *
  
  Отчего Зюка посетила беда? Чем далее, тем увереннее страдалец склонялся к мысли, что действительно чего-то не того съел. Действовал-то в истинном направлении, подходил к поставленным задачам с должной гибкостью и ответственностью, но вот питался - откровенно говоря, чем попало.
  Питание его и сгубило. Кто это сказал: уж лучше голодать, чем что попало жрать? Кто сказал, тот, уж верно, умел рифмовать строки. Не умел бы - не рифмовал.
  Ну а чего именно не того Зюку пришлось слопать? Вот тут от одной попытки вспомнить у него поневоле разбегались глаза, да так широко, что вместе и не соберёшь. В Отшибине-то что за жизнь у него была - в осадном городке 'революционеров', среди замызганных шатров, кишащих тараканами - одним словом, на помойке.
  А чего стоил запах из того котла, откуда Зюку нагребали кулеш - словно три поколения карликов справляли туда свои немалые нужды! А другой котёл, борщевой, который и не вспомнишь иначе как в отражении засаленного до блеска фартука, прилипшего к жирному брюху лагерного повара Ценка, чья потная физиономия чуть ли не окуналась в варево, а густые сопли, бывало, щедро текли прямо в наполняемые миски.
  Пока эти ужасы происходили, Зюк, чтобы не портить себе аппетит, старался их не замечать. Но на будущее запоминал, чтобы на досуге вдоволь повозмущаться.
  Ясно, что на будущее. В Отшибине-то брезгливых не любят - и на каждого, кто не хлебает даденное, глядят косо. Сытость не аргумент, в особенности если наступает она внезапно.
  Вот и приходилось Зюку всеми силами поддерживать в себе аппетит. Не поддержишь - подавишься, поскольку накормят-то всё равно.
  Да что там говорить! Во всей эпопее его движения из-под Адовадаи и на запад он лишь раз вежливо отказался от предложенной пищи. Да, верно: один раз посмел отказаться, но то было ещё до приезда в Отшибину - в экипаже Настоятеля Гью. И отчего заупрямился - чувствовал себя несколько не в своей тарелке. Впрочем, и так понятно, что не в своей: Зюк находился в тарелке у настоятеля, вот и старался выглядеть погибче да повежливей.
  Дело-то как было? Сперва Настоятель Гью Зюка уломал доехать с ним до Отшибины, а как только Зюк безоговорочно согласился - достал из рукава мантии жестяную коробку с конфетками монпасье. Верно, хотел закрепить эффект зюкового согласия.
  Конфетки-то были особые - в Эузе таких не производят - ярко-красные, полупрозрачные, живо напоминающие зёрнышки граната с косточками внури. Загляденье, что за конфетки. И Зюку их захотелось - сразу, как увидел. Но не показать же себя Настоятелю рабом желудка, которого можна сманить с пути этакой мелочью. И Зюк отказался.
  Жалел потом несколько дней. Но ведь не спросишь у Настоятеля: 'Простите, не осталось ли у вас тех красненьких конфеток?' Несмотря на слово 'простите', вышло бы ужас до чего невежливо.
  А Настоятель Гью - человек жёсткий. Щедрых предложений он дважды не повторяет. Корошо, хоть в Отшибину Зюк согласился поехать без долгих колебаний... Или всё-таки плохо? Ах, ну да: по всему - плохо.
  
  * * *
  
  Потом, когда Зюк уже укоренился в Отшибине (ну хоть какие-то чахлые корешочки он в ней пустить успел - фигурально-то выражаясь), ему ещё раз попалась на глаза жестянка с гранатовыми монпасье Настоятеля. И где? Ни за что бы не догадаться...
  Случилось это в личной палатке гарпии Бац, куда Зюк заглянул на мгновение-другое - лишь затем, чтобы позвать хозяйку. Сам бы не решился её беспокоить, но по распоряжению Мустафы из Уземфа - другое дело.
  Ну так вот, озираясь в поисках Бац, Зюк и приметил настоятельские конфеты у изголовья тщательно простеленного гарпией спальника. А ведь это ей их в качестве изысканного презента вёз хитрец Настоятель! То-то и в угощении проявил щедрость: не своё же.
  Надо сказать, Зюк в тот раз не нашёл гарпии, её палатка была пуста. Лишь спальник, да коврик, да коробка конфет, да чернильница с пером, да ещё две аккуратных стопки вылинявших газет: рукописный 'Листок Буэ', печатный 'Отшибинский листок' - это их, что ли, Бац издавала в прежние времена? .
  Что самой гарпии Зюк не застал, ясно уже из того, что столько всего рассмотрел в её палатке. Коли застал бы - передал, что просили, а уж по углам почём зря не пялился - неприлично. А так и рассмотрел, и даже кой-чего машинально потрогал. В коробке-то настоятельской конфеты, оказываются, сохранились. И всё такие же гранатово-красные. Да и числом их не стало меньше - говорят, мертвечихи следят за своей фигурой.
  Зюк, разумеется, пробовать конфетки не стал. Одну штучку, правда, достал двумя пальцами, повертел, да и назад спрятал, кажется. Ну, разве что лизнул разок - и обратно в жестянку. На вкус 'гранатовая семечка' была совершенно пресной, и лишь если её как следует рассосать, появлялся сладковатый привкус. К счастью, Зюк той конфеты не раскусывал и не рассасывал, поэтому до перемены вкуса с никакого на сладкий дело попросту не дошло. Вот только откуда ему стало известно, что в конфетах прячется сладость? Неужели проглотил, а сам в волнении не заметил?
  Нет, не было того. А насчёт вкуса - догадался.
  
  * * *
  
  Когда профессора с естественного факультета обнаружили Зюка в месте содержания набедокурившего великана, виновные получили самый суровый нагоняй. Жером пытался оправдываться, да не тут-то было. Малый зал через коридор от большого принадлежал уже не виварию, а тюрьме. Путать же одно с другим никому не позволено, поскольку научное заключение и тюремное - никогда не одно и то же.
  Пока Жером с напарником в спешке отвозили его клетку на прежнее место, Зюк вдруг заметил: табличка с именем и регалиями исследователя уже вставлена в специальное гнездо. Жаль только, изнутри клетки надписи на таблички не увидишь. Сколько глаза ни скашивай - нет, не выходит.
  Осталось послушать галдящую толпу в пяток профессоров и дюжину ассистентов, которая забежала в некровиварий на него взглянуть - надо же, какая популярность! В толпе всяк болтал о чём-то своём, но худо-бедно сориентироваться в происходящем Зюку удалось.
  Оказывается, единственного в своём роде отшибиноморфного эузца последние две недели повсюду разыскивали для лабораторных исследований. С каждым днём искали всё упорней, так как на вскрытие обещал приехать знаменитый бальзамировщик - 'тот самый' Фальк из Цанца...
  Что, серьёзно? Некое тревожное чувство в животе Зюка вдруг обострилось и испуганно заскреблось. Вспомнился длинный ряд вскрытий в биомантских лабораториях, где он сам выступал ассистентом академика Кулая. Многие ли животные их пережили?
  От подобных мыслей Зюк вжалсяв клетку,и тогда один из ассистентов судивлением воскликнул:
  - Да он же нас понимает!
  Ага, не так-то легко вскрывать существо, которое с пониманием следит за твоими действиями...
  - Эй, карлик, - обратился к нему другой ассистент, простоватый малый с идиотской улыбочкой, - не боись, как вскроем, так и обратно зашьём. Посмерие твоё сильно не пострадает, - и заржал.
  - ...Нет, что вы, коллега, - долетела реплика кого-то из профессоров, - вскрытие, разумеется, крайняя мера. Для начала проведём все необходимые анализы, - слыша его уверенный тон, Зюк почувствовал, что уже влюбляется в этого учёного с его широким взглядом на проблему и готовностью не рубить сплеча, а сперва поразмыслить.
  - Несомненно, коллега, - отозвался его оппонент, - однако, если к нам в названные сроки прибудет коллега Фальк, он не сможет задержаться на весь период обработки анализов.
  - Вы правы, - бесславно сдался первый профессор, - Фалька долго ждать не заставишь. Что ж... Тогда нам придётся работать в режиме экспресс-вскрытия с параллельным забором тканевого материала и бальзамическими пробами, - слушая его, Зюк почувствовал себя преданным.
  
  * * *
  
  Потом был путь к физиологической лаборатории, который Зюку пришлось одолеть на своих двоих. Ушлые естествоиспытатели слишком торопились приступить к своим опытам, чтобы соблюдать привычный регламент, сопряжённый с развозом клеток на тачке, а Зюк к тому времени недвусмысленно продемонстрировал понимание ими сказанного. Вот профессора и решили:
  - Организм вполне может добраться своим ходом. Слышишь нас, организм? Да, слышит.
  Зюку обращение 'организм' сильно не понравилось, но по пустякам он решил не протестовать. Правда, сам организм его решил иначе. Стоило по дороге к лаборатории услышать о необходимоси сагиттального разреза мозговой ткани, как ноги стали спотыкаться. Не намеренно, сами собой. И тогда ассистенты, что вели его под руки, стали разъяснять ему подлинную безопасность предстоящей процедуры.
  - Может, всё же без вскрытия? - жалобно проблеял Зюк.
  - Нет, - возразили ему, - совсем без вскрытия никак невозможно. Только вскрытие недвусмысленно покажет... подтвердить гипотезы... добьёмся точных результатов... наметить новые программы исследований.
  - Организм всё ещё перепуган, - заметил один из ассистентов, а Зюк с удивлением обнаружил себя уже на операционном столе.
  Тело его и впрямь не выглядело расслабленным в достаточной мере. Оно выгибалось дугой, опираясь на стол только в двух крайних точках, при этом конечности совершали хаотические движения в горизонтальной плоскости, чем значительно затрудняли работу исследовательской группы.
  - Организм совсем недавно принят в посмертие, - важно напомнил профессор. - Он ещё не в курсе всех открывающихся в этом состоянии резервов. Ну а вдобавок он попросту трусоват. Со второй причиной мы вряд ли сумеем справиться, а вот ситуативные страхи, конечно же, могут быть устранены в ходе краткой просветительской лекции. Ассистент Реми, прошу вас, проинформируйте организм о беспочвенности страха вскрытия.
  - Извольте, - сказал этот самый Реми. - Полагаю, начать будет уместно с исторического аспекта изучаемого вопроса...
  В этот миг Зюк, конечно же, не мог не возрадоваться. Он ведь не просто находится в Университете Приза. Он слушает в его стенах свою первую ознакомительную лекцию.
  Зюк-то возрадовался, но спина всё же не расслаблялась, да и конечности продолжали конвульсивно дёргаться.
  
  
  22. Висельники цепляются
  
  - Тьфу, черви полосатые! - выругался профессор, проводивший предварительное вскрытие грудины и брюшной полости.
  Все, да и сам Зюк, обратили к нему недоумённые взгляды.
  - Не обращайте внимания, просто так вырвалось, - немного смутился учёный муж. - Я не имел в виду ничего конкретного.
  А не имел конкретного, так нечего было и воздух сотрясать! А то можно подумать, мёртвое тело Зюка настолько разложилось, что в нём осталось лишь накопать червей для рыбалки. Фу, что за мерзость!
  Зюк стал соображать, и понял так, что профессор в процессе вскрытия встретился с каким-то серьёзным затруднением, о котором предпочёл бы умолчать, но неосторожный возглас всё равно вырвался...
  - Эй, ассистент Реми, вы почему замолчали? - раздался строгий голос другого профессора, который сам во внутренностях Зюка не копался, но до сих пор с интересом следил за уверенной работой коллеги.
  - Простите, отвлёкся, - склонил голову Реми, после чего продолжил свою речь, прерванную было на полуслове.
  Приглядевшись к нему, Зюк впервые приметил, что лекцию тот читает не по памяти, а по пухлому студенческому конспекту. Сделанное открыиие Зюка ничуть не опечалило: ему-то так даже удобнее. Да-да, и вот почему.
  Сам-то Зюк возможности конспекировать покуда не имеет, он слишком плотно задействован в процедуре вскрытия. На память надежда тоже небольшая. Посему, как не обрадоваться прямому свидетельству, что конспект первой лекции, прослушанной тобой в Призе, где-то сохранился в полном объёме? Скорее всего, записи принадлежат самому Реми, а он выглядит парнем нежадным; поди, при случае и даст переписать. Ясное дело, коли Зюк вотрётся к нему в доверие. Но Зюк - вотрётся.
  А впрочем, пока для свободного доступа к ассистентскому конспекту Зюку надо многое ещё совершить, дефицитную западную мудрость недурно бы впитать и напрямую - через ушные раковины и всю поверхность открытого познанию тела. О чём же там Реми говорит?
  О вещах, должных Зюка отвлечь и утешить.
  - Когда-то, на заре существования Призского университета, - вещал Реми, - научные опыты над здешним зверьём заключались в том, что его представителей заживо резали. Теперь - не то. Режут лишь только замертво, да и как иначе, коли Приз - древний запорожский город. В смысле, за Порогом он давным-давно. Запорожье же, как мы знаем, это мирок особый. В смысле, что здесь всё живое рискует скончаться вовсе бесполезным для науки образом. То есть даже не под ножом, а за просто так. Что, конечно же, вдвойне обидно.
  И Зюку такое было бы обидно. Но Зюк, слава непостижимой судьбе и попущению Владыки Смерти, к лику мертвецов причислен. Потому - не обидно нисколечки. И даже готов терпеть некоторые лишения - связанные со вскрытием, например. Если для науки - вскрывайте, сколько надо, а Зюк потерпит. Нет, правда, будет терпеть! Ни словом не попрекнёт западную науку, в чём в любой момент готов принести самую суровую клятву...
  - Готово! - сказал профессор, вытирая руки, по локоть забрызганные бальзамом. - Реми, спасибо. Тибо, займись: можно зашивать, - и с этими словами профессура от операционного стола моментально куда-то разошлась-испарилась, остались одни ассистенты.
  Как, изумился Зюк, уже всё? А что же я не заметил знаменитого бальзамировщика Фалька из Цанца?
  Похоже, своё изумление Зюк высказал вслух, поскольку любезный ассистент Реми счёл уместным ему ответить.
  - Фальк не приехал, - сказал он, - его задержали какие-то разведывательные дела. Но зато через полчаса состоится лекция всемирно известного некрофилолога Фернана из Сюра. Есть удачная возможность её посетить, понял?
  - Возможность посетить? - обалдело повторил Зюк, следя за стежками, которые стягивали шов у него на груди. Стежки выходили всё более крупными и появлялись всё быстрее. По всему, приставленный к шитью ассистент по имени Тибо куда-то торопился. - У меня? Лекцию по филологии?
  - По правде говоря, - пояснил Реми, - мы все на неё торопимся, и заводить тебя в некровиварий уже некогда.
  - Ты хорошо подумал? - усомнился Тибо. - В каком таком качестве мы его возьмём?
  - Разумеется, в качестве экспоната, - хихикнул Реми.
  С кряхтением слезая со стола, Зюк впервые подумал, что, кажется, быть экспонатом - дело не такое уж гиблое.
  
  * * *
  
  В глубоком амфитеатре некрофилологического аудиториума студиозусов собралось столько, что менее расторопные стояли в проходах. С полупустыми аудиториумами в засекреченной эузской Академии никак не сравнить. Видать, этот Фернан из Сюра действительно крупное светило, подумал Зюк. Не то, что наши, доморощенные.
  Правда, выглядел профессор Фернан не так уж и помпезно. Рост ниже среднего, скромненький бурый сюртук, ироническая улыбочка, небрежно наклеенная на лицо. Вроде, ничего особенного, но аудиторию держал, словно дрессированную морскую свинку. Казалось бы: какое дело Зюку до романа Зраля, ни разу им не читанного ни в прошлом, ни в обозримом будущем? А ведь стоял в проходе, робко выглядывая из-под локтя Реми, боялся слово пропустить. При том что из дурно заштопанных швов его сочился бальзам, оставляя на полу характерные цветные пятнышки. Зюк затирал ногой следы от капель и с удвоенным вниманием принимался слушать.
  Великий он человек, этот Фернан из Сюра!
  Очень быстро выяснилось, что нынешняя лекция профессора Фернана - уже вторая из цикла лекций по никем не читанному роману Зраля, причём на первой из ныне собравшихся мало кто поприсутствовал. И что сделал хитроумный профессор, когда его аудитория это поняла? Да вот что: подробно пересказал всё полезное содержание предыдущей лекции. И много времени на пересказ не потратил. Два ёмких предложения - и все уже получили полное представление. И готовы следить за новыми похождениями наяву многомудрого прототипа зралевого романа.
  - Мы оставили посланника Запра в тот драматичный момент, - сказал профессор, - когда повешенные по его приказу шестеро стражников обнаружили странные свойства, не позволяющие их признать ни мёртвыми, ни живыми, ни мёртвыми во втором смысле. Висельники оказались носителями так называемого 'мерцающего бытия', в котором внешние признаки живого прихотливо соединились с немыслимой для живых людей неубиваемостью посредством удушья. Стражники не обретали посмертия в официальном некромантском обряде, но получили некоторые его черты. Что, собственно, и позволило им превратить серьёзное орудие казни в легкомысленные качели...
  Живые стражники повели себя как мёртвые? Оп-па, подумал Зюк, не о моём ли собственном случае речь? Но потом спохватился, ведь стражники-висельники в приведенной лектором истории внешне совсем не изменились. Не сделались ниже ростом. Наблюдательный посланник Смерти непременно бы такое заметил - и начал изучение не с повешения.
  
  * * *
  
  - В момент, когда висельники уже сняты, а встревоженный неудачей герой остаётся один на один с их непостижимой тайной, - продолжал Фернан из Сюра, - в этот момент для мало-мальски вдумчивого некрофилолога становится очевидной вся искусственность перенесения Зралем места действия романа из Дрона в Приз. Как вы думаете, почему? Нет версий? Да потому что в Призе действует знаменитый университет, ресурсы которого героем Зраля совсем не используются! Глупость? Несомненная.
  А вот в Дроне университета нет. Нет специально оборудованных лабораторий. Там полностью отсутствует исследовательское сообщество, которое заинтересовалось бы эффектом, потрясшим горожан на Висельной площади. Потому-то рыцарю Запру приходится искать обходные пути, прибегая к услугам исследователей самозванных, порой околонаучных - всё ради выяснения, отчего же болтались висельники.
  Запр обращается к городским лекарям и аптекарям, которые ничем не могут ему помочь, ибо сами находятся в духовном плену у исследовательских методик позапрошлого века. Толкового бальзамировщика в Дроне и до сих пор не сыскать. Некроманты говорят ему единственное: обряда по введению в посмертие никто из висельников не прошёл, а если какой-то другой обряд ими пройден, то он не в их компетенции.
  Так посланник Смерти с неделю ходит по лавкам целителей всё более сомнительных, результата нет, на улицах ему вслед уже раздаются сдержанные смешки, и наш рыцарь начинает понимать, что его водят за нос. Кто именно водит? Очень может быть, что все. Так случилось, что своими действиями - обдуманными и вовсе бездумными - он уже настроил против себя город Дрон. Это если не подозревать ещё худшего - изначального всегородского заговора против рыцаря Запра лично.
  Как вы думаете, что было дальше? Запр оскорбился и прекратил испрашивать советы у городских 'мудрецов', но всё же не сдался. Теперь он спрашивал о причинах неумирания висельников у самого себя. И делал перед самим собой вид, будто ответ знает. О чём он себе отвечал, как вы думаете? Что, не думаете? Зря.
  А Запр, между прочим, вспоминал о своём предпосмертии. Иначе говоря, о жизни. В тот раз я делился секретом, что в прежние годы наш герой в совершенстве освоил мастерство кукольника. Так вот, кого ему теперь более всего напоминали висельники, не желающие успокаиваться? Разумеется, кукол-марионеток - те тоже ведь висели на ниточках. Иногда - даже на одной ниточке, хитроумно захлёстнутой вокруг деревянной шеи. Не встречали таких? А он их иногда делал - для бродячих театров Клямщины. В той земле просто обожают назидательные пьесы с повешением в финале. Говорят, оно их приводит в состояние особенно бурного катарсиса. Иногда даже серии катарсисов, но последнее наблюдалось только у дам.
  Спрашиваете, как у них в Кляме сформировались подобные варварские вкусы? Полагаю, от зависти. Кому завидуют? Да кому им было завидовать в той безнадёжно живой местности, как не нам, благородным мертвецам? Вы знаете, даже сейчас, когда Порог Смерти передвинулся восточнее Кляма, тамошние обитатели продолжают питать свою зависть - уже просто по инерции.
  Но я отвлёкся. Всё ли я рассказал о висельных марионеках, которых для клямских лицедеев изготавливал Запр? А вот и не всё! Наш кукольник этих 'повешенных' кукол далеко не всегда делал послушными. Да-да! Как это ему удавалось? Секрет мастера. Но точно вам скажу: иной раз управиться с куклой, вышедшей из мастерской Газаприно, удавалось лишь истинно великим актёрам. Нужно ли говорить, что на этих строптивых кукол в труппах бродячих комедиантов постоянно имелся спрос?
  Что ж, теперь, думаю, ясно, при чём в нашей истории куклы, и зачем храбрый рыцарь Запр их вспоминал? Ясно-то ясно, да только пока не всё. Любопытный факт состоит в том, что сам секрет былого мастерства по 'оживлению' марионеток рыцарь никак не мог припомнить.
  Удивляетесь? Зря. Рыцарю не мудрено забыть, как он был кукольником. Тем более - в посмертии человек и так теряет кучу воспоминаний о предыдущей жизни. Теряет при самом посвятительном обряде, то есть - прямо на входе. Да без подобной очистки памяти и посмертие не в посмертие - спросите у некромантов, они подтвердят.
  Но какова ирония в случае нашего злосчастного Запра! Уловить аналогию с обстоятельствами важнейшего из дел в своём рыцарском посмертии - и не суметь вспомнить её основного смысла!
  Смешно, господа студиозусы? Смешно, но и поучительно.
  
  * * *
  
  - В ту пору, - помолчав, продолжил профессор, - когда Запр совсем уж отчаялся припомнить способ оживления тех - первых в его жизни, кукольных висельников - ему вдруг попалось в Дроне знакомое лицо. Причём, как он понял сразу, знакомое давно и не по посмертию.
  С лицом вышло попроще, чем с теми марионетками. Рыцарь поднатужился и вспомнил, благо, лицо обладало яркой нижневосточной внешностью. Вспомнил - и аж от сердца отлегло.
  Хозяином лица оказался известный карамцкий ростовщик, чьё посмертие продлилось и по сей день. Имя его я вам называть не стану, скажу лишь, что с тех пор этот ростовщик очень поднялся, завёл себе полноценную банковскую сеть, филиалы которой имеются и в нашем любимом Призе.
  Спрашиваете, не Карамуф ли это? Может быть. Точнее не отвечу, ведь я не планпровал его имя вам выдавать.
  Как бы то ни было, рыцарь Запр того человека признал и отыскал. И даже договорился о встрече для личной беседы. Зачем Запру понадобилась личная встреча? Он надеялся, что ростовщик натолкнёт его на какие-то прежние прижизненные дела, поможет припомнить подробности. Забегая вперёд, скажу: так и получилось.
  Их разговор состоялся в 'Звезде Смерти' - самой дорогой таверне города, где останавливались лишь очень состоятельные мертвецы, к каковому кругу, разумеется, принадлежал и узнанный Запром ростовщик.
  Оказалось, этот самый Карамуф из Карамца (для удобства назовём его так) помнил Запра не только как кукольника, но и как торговца некоторыми элитными вещами. В особенности - пищей мёртвых. Да, вы не ослышались: ею, мертвецкой едой. Но только подлинной, доставленной из Подземелий, а не теми наземными подделками, с которыми мы поневоле свыкаемся, заботясь о дешевизне. К слову, и в 'Звезде Смерти' подавали пищу мёртвых именно такую - дорогую, полноценную, выверенную до мельчайшего компонента, поднимающего кулинарию на философский уровень.
  В пище мёртвых что самое главное? Впрочем, главного-то много. Но нам надо выделить одно её свойство: способность фокусировать на себе магическую силу. Потому-то Запр и догадался, что в работе со строптивыми марионетками применял те самые компоненты мертвецкой трапезы, которыми и приторговывал. Что это могло быть?
  'Вы хотите, чтобы я вспомнил, чем вы тогда торговали? - улыбнулся ростовщик, накладывая себе червяков по-цанцки, - Извольте! Например, узнаю этих самых червей - только не таких жирных и под несколько иным соусом'.
  Ростовщик из Карамца очень любил червей, посему первым делом вспомнил о них. Тараканов же любил меньше, вот и не вспомнил. А уж деликатесными зёрнышками граната - пренебрегал и даже побаивался. Очень сильное средство. А уж если не умеешь ими воспользоваться...
  Но - черви, так черви. Запр, вооружившись благоприобретёнными навыками посланника Смерти, принялся о них выспрашивать: каковы сферы применения (кроме всем известной гастрономической), сорта продукта, их происхождение, история применения, замеченные побочные действия, противопоказания. Карамуф, как истый любитель продукта, основательно его просветил. Беседа их, даром что о червях, вышла весьма приятственной.
  В какой стилистике проходил их диалог, можно только догадываться. В передаче Зраля (мы ведь ещё помним, что разбираем его роман?) она выглядит неколько спорной, крайне малоубедительна попытка изобразить нижневосточную витию. Посудите сами: достигший финансовых высот ростовщик жеманничает, точно провинциальная барышня. Полагаю, здесь со Зралем сыграли злую шутку его собствененные пейзанские корни.
  Но Зраль есть Зраль. Бездарность его текстов лишь помогает им снискать читательскую любовь - надо думать, из сострадания.
  
  * * *
  
  Фернан из Сюра помолчал с минуту, то ли в шутку, то ли всерьёз отдавая долг почтения зралевому роману в целом и отдельным его несуразностям. Затем на светлое лицо его набежала досадливая тень:
  - Однако... - тут он нервно хихикнул, - нам предстоит и самим пойти по скользкой тропке, проложенной Зралем. И моя задача, должен признать, намного ближе к позорному провалу, чем хотелось бы. Зраль не справился со стилистикой - простим же ему. Я же, - профессор с пугливым озорством поглядел в тот самый проход между сиденьями, где под ногами ассистентов Тибо да Реми прятался окарликовевший Зюк, - рискую намного сильней, чем Зраль. Рискую не справиться с естественнонаучными фактами в присутствии уважаемых представителей естественного факультета, - с этми словами профессор едва ли не заискивающе кивнул двоим ассистентам и получил от обоих по вежливому кивку в ответ. - К чему я веду, спросите? - теперь Фернан обвёл медленным взглядом всю аудиторию. - А вот к чему. Черви - предмет значимый и для нашей отдельной истории о висельниках, и для некрократии в целом. Черви - своего рода квинтэссенция! И, разумеется, они заслуживают того наивнимательнейшего к себе подхода, который некрофилология в своих границах не может обеспечить просто по определению.
  - То есть, профессор, - подал голос Тибо, - вы предлагаете, чтобы участок вашей лекции, посвящённый вопросу червей, был прочитан нами?
  - Я перестраховываюсь, - одарил его Фернан обаятельной улыбкой. - Ибо моя история включает и естественнонаучный аспект, к которому представители вашего факультета до сих пор относились весьма трепетно.
  - Да нет, мы что... Мы же не... - забормотали застеснявшиеся ассистенты, - мы в данный момент не готовы систематически изложить некробиологию червей.
  - Ну, раз уж вы не готовы, - страдальчески поморщился Фернан из Сюра, - значит, всё же придётся мне рискнуть репутацией, рассуждая о малоизученных мною областях.
  Отведя от себя угрозы из академической среды, профессор уже бестрепетно и дерзновенно взялся за проблемы, лежащие вне компетенции некрофилологии. Ни Реми, ни Тибо возражать ему ни в чём не пытались.
  А может, стоило бы?
  
  * * *
  
  - Итак, - опершись на кафедру, профессор Фернан устремил взгляд куда-то в прошлое, - мы говорили о том, что среди мертвецких снадобий, коими рыцарь Запр торговал в бытность живым простолюдином, попадались и такие, которые позволяли ему не то чтобы оживлять деревянных марионеток, но наделять их труднопостижимой способностью спонтанно сопротивляться руке кукловода.
  Теперь, чтобы понять леденящий душу случай неубиваемости шестерых приговорённых к повешению стражников, рыцарю надо успеть вспомнить, какое такое снадобье он закладывал в деревянные тела строптивых марионеток. А не успеет - ждёт его всеобщее порицание и неугасимый гнев с Мёртвого Престола.
  Кто же может вернуть рыцарю Смерти затерявшийся фрагмент его памяти? Только некий ростовщик из Карамца, который помнит и прошлое имя рыцаря Запра, и многое из того, что он делал под этим именем. В беседе с памятливым ростовщиком и всплывает важное сведение: производя кукол, Запр в тот же самый период ещё торговал червями.
  Всем удалось удержать в уме мою прихотливую логику? Если да, нам остаётся отважно броситься в червоточачий омут рассказа ростовщика - в надежде на то, что ростовщический разум не так уж и мал ростом.
  О чём конкретно мог рассказать ростовщик? О том, что черви бывают самые разные, но всё их существование так или иначе завязано на поглощение пищи. Сказанное справедливо и для живых червей, которые нам вовсе не интересны, но и для червей мёртвых - из-за которых, как говорится, и разгорелся сыр-бор. Этот аспект, пожалуйста, зафиксируйте в конспектах: червь и еда неразрывным образом связаны. Неразрывным, но всё же разнообразным. Источником разнообразия иногда служит человек.
  Что, последнего суждения не постигли? Растолкую. Червь входит в отношение с человеком в основном посредством еды, сиречь поглощения. Либо червь поглощает человека, либо человек - червя. С этим не будем спорить? Далее.
  Первый случай даёт нам как минимум два варианта поглотительного отношения, различающихся по признаку соотношения размеров взаимодействующих организмов. Если организм человека крупнее организма червя, поглощение вторым первого возможно лишь по частям. Если же червь крупнее, он способен заглотить человека полностью. Это понятно?
  Ага, вас смущает фактическая сторона дела. Вы не видели червя крупнее человека? В таком случае, вам стоит когда-нибудь посетить пещерный город под названием Пибик Эузский. В его развалинах гнездятся 'Черви Сомнения' - именно так называют упомянутый мною гигантский вид. Что я слышу: кто-то сомневается в существовании Червей Сомнения? В таком случае подумайте, не они ли побуждают вас сомневаться?
  Второй случай даёт нам также два варианта способов поглощения. Первый из вариантов - чисто гастрономический: мёртвый человек поглощает мёртвого червя и благополучно его переваривает. Во втором случае поглощение обоюдно. Человек ест червя, но и червь ответно ест человека. Вы с такой постановкой вопроса решительно не согласны? Что ж, ваше мнение имеет вес - до тех пор, как вами будет поглощён некий неправильный червь. Видите ли, некоторые червяки только и ждут погощения незадачливым хищником. И только тогда принимаются поглощать поглотителя - разумеется, изнутри.
  Как назвать представленную выше теоретическую модель? Пожалуй, типологией способов поглощения в системах 'червь-человек'. К позитивным сторонам данной типологии следует отнести то, что она верна. Есть ли негативная сторона? Разумеется, есть и такая. Сомневаюсь, что повёрнутый на счёте манатов да некроталеров карамцкий ростовщик мог изложить проблему на столь широком уровне некрофилософских обобщений.
  Спросите, зачем я тогда всю эту систему мысли вам представил? Чтобы умом похвастаться, ясное дело. Но так уж ли далеко уклонился от поставленного вопроса? Не сомневаюсь, что ростовщик Карамуф в беседе с забывчивым рыцарем тоже не преминул ярко блеснуть талантами. Просто блеск его был чуть тусклее, а ум - намного уже сориентирован.
  О чём наверняка говорил Карамуф? О том, что черви бывают разные - говорил? Говорил. О том, что некоторые используются в традиционной кухне мертвецов из Шестой расы - говорил? Конечно: он даже с этого начал. После этого он наверняка сообщил, что некоторые из червей в пищу не используются. Что это за черви? Похожие на тех, других. Но только внешне похожие. В чём отличие, спрашиваете? Вот-вот! И рыцарь Запр о том наверняка поинтересовался. И что ему ростовщик ответил?
  Здесь мне остаётся развести руками: я ведь близко не знаю того ростовщика. Но собственный верный ответ есть у меня, и я не сомневаюсь, что и у вас он вот-вот появится. Ответ очевиден, но у него возможна разная мера точности.
  Итак, чтобы не сбиться, повторю вопрос: в чём ключевое отличие между червями съедобными и несъедобными? Примитивный эузский учёный-биомант сказал бы: в образе жизни. Но мы, продвинутые некрофилологи, выскажемся точнее. Не так ли, господа студиозусы? Кто сказал 'в образе посмертия'? Вы? И вы совершенно правы. Но чем различаются образы посмертия червей разных типов? Да, и тут вы угадали: мерой свободы. Мы пришли к более глубокому и универсальному пониманию издавна выделяемых естествознанием двух категорий червей: 'свободноживущих' и 'червей-паразитов'.
  
  * * *
  
  Что за шквал аплодисментов поднялся, когда Фернан из Сюра блестяще теоретически обосновал известную каждому практическую истину! Зал хлопал стоя, и Зюк вместе с залом хлопал стоя (хотя, когда зал хлопал стоя, у Зюка всё равно сохранялось впечатление, что уж он-то точно хлопает в глубоком присяде).
  С минуту профессор Фернан удовлетворённо вслушивался в овации, потом они ему, видимо, надоели. Когда, по его неоднократному сигналу, громкие звуки в аудитории смолкли, стало ясно, что лекция не закончилась. От унверсальной теории предстояло снизойти к практике. Ведь и у рыцаря Запра вопрос к ростовщику был как раз не общетеоретического свойства.
  - Многие считают, - в наступившей тишине сказал профессор, - будто некрофилология чужда практическому интересу. Нам предстоит увериться, что это не так. Но сперва прошу вас вернуться к основной прозвучавшей мысли и вписать её в конспект. Говорите, всё записали? Нет, не могли вы этого сделать. Вы в тот момент ладонями хлопали.
  Бывают черви свободносуществующие, а бывают - одним словом, паразиты. Свободных червей Шестая раса с удовольствием употребляет в пищу, а паразитов - как правило, в пищу не употребляет. Чего и нам советует. Есть другой способ их употребления. Ну, кто догадается? Нет, не в косметике. Нет, не в лечении некроинфекций. Больше нет вариантов? Серьёзно? Ну, тогда скажу я: конечно же, в разведке.
  Разумеется, чтобы такого рода применение могло претендовать на эффективность, червь-паразит должен быть исключительно послушным. Добиться этого непросто: паразиты такие эгоисты, что для них все идеалы некрократии пустой звук. Но к счастью, существует механизм сочетательного рефлекса, который позволяет их успешно дрессировать.
  Вы хотели бы знать больше о сочетательном рефлексе? К сожалению, это не мой секрет. Это тайна естествознания. Причём в нашем случае эта тайна никак не влияет на дальнейший сюжет.
  Сюжет этот мне сейчас предстаёт пересказать, и как можно быстрее. Кто хотел бы медленнее - пусть почитает Зраля, в его романе там как раз провис по динамике. А нам некогда тратить время на действия, смысл которых во многом уже растолкован.
  Итак. Чем, по-вашему, закончилась беседа Запра с ростовщиком? Само собой, не созданием новой теории. Не удовольствием собеседников от чесания языками. У финансистов не бывает бесплатного времени, потому встречи с ними во все времена означают одно: наклёвывается сделка.
  Что за сделку предложил Карамуф, догадаться нетрудно. Зря он, что ли, намекал Запру на червей, используемых в разведке? Надо полагать, у него было, что предложить. И Запр ухватился за предложение - сами понимаете, почему. Способности скрытно разведать преступное деяние, дерзко длящееся вокруг Сокровищницы, посланнику Смерти, очевидно, не доставало.
  'Нет ли у вас таких червяков, которые мне нужны?' - спросил Запр Карамуфа. Тот улыбнулся: 'Что вы! У меня - только съедобные. Но я знаю того, кто торгует тем самым, чего вам надо'. - 'Но надёжный ли человек?' - 'Я готов поручиться'. - 'Вы давно имеете с ним дело?' - 'Не только я. Вы сами давно имеете с ним дело'. - 'Он меня помнит?' - 'Несомненно'.
  Тут наш Запр догадался, что знакомец Карамуфа мог его знать ещё под именем Газаприно. Он спросил: 'Не сбывал ли я этому человеку своих кукол?'. А тот ему: 'В некотором роде. Пусть не куклы, но одно полезное приспособление вы ему некогда изготовили'. - 'Жаль, не припомню. А бывал ли он мне чем-то полезен?' - 'Да, бывал. Он вам уже продавал те снадобья, которые вы теперь снова ищете'. - 'В самом деле? Но где же я их мог применить?' - 'Быть может, в устройстве кукол'.
  Некая тень узнавания мелькнула и вновь пропала. 'А как зовут того человека?' - 'Он представляется Щелкунчиком'.
  Щелкунчик? Нет, ничего в опыте Запра на это имя не отзывалось. Но посредничество ростовщика Карамуфа давало надёжную гарантию. И Запр договорился о встрече. Хотя, вернее сказать, это ростовщик с ним договорился. Причём, судя по количеству заранее оговоренных условий, для Карамуфа такие переговоры были привычным делом. Щелкунчик давно пользовался его услугами. Но тогда возникал новый вопрос: а с кем они торговали своим странным товаром здесь, в Дроне?
  Но с кем бы ни торговали, наверняка не признаются. Экономическая тайна. Если её сохраняют, значит, это кому-то выгодно.
  
  * * *
  
  В романе Зраля встреча Запра со Щелкунчиком описана красиво, но вовсе неправдоподобно. Будто бы встретились они на крыше собора Призской Некрократии, будто бы лепные горгульи с фронтона сердито скалились, а ветер так и задувал, пронзительно свистя в треснутых витражах колокольных башен. Какое-то любовное свидание впечатлительной парочки, а не деловая встреча. О той же встрече, что случилась на самом деле, доподлинно известно: произошла она в гостиничном номере, и, если кто хорошо знает Дрон - где-то в районе Нового рынка.
  К этой встрече Запр хорошо подготовился, выполнив условия, предложенные накануне Карамуфом. Во-первых, снял в казначействе Дрона крупную сумму в некроталерах - настолько крупную, что в конце года должен был отчитаться перед Владыкой Смерти. Во-вторых, взял с собою преданного чиновника Алекса, с которого взял торжественную клятву верой и правдой послужить некрократии вне зависимости от того, как дело пойдёт и чем будет пахнуть. В-третьих, не наводил справок о Щелкунчике, чтобы дело не сорвалось. В-четвёртых, долго плутал по Новому Дрону, дабы сбить с толку возможных преследователей. В-пятых, в указанный час заказал в гостинице указанный номер и более часа ждал, когда таинственный незнакомец соизволит явиться.
  Явление состоялось, и выглядело тем неожиданней, что Щелкунчик шагнул к ним в номер прямо из шкафа. Присмотревшись к его фигуре, задрапированной в чёрную мантию с капюшоном, Запр понял, что не сможет его опознать ни сейчас, ни когда-либо после. Было ясно, что сей субъект занимается делами предосудительными, но, с другой стороны, пора его остановить пока не приспела. Первым делом требовали внимания хищения в Сокровищнице, а также воровское подполье Дрона и коррупция в чиновничестве высшего звена.
  'Принесли деньги?' - каким-то странным механическим голосом проскрипел Щелкунчик, и Запр с удивлением понял, что уж по голосу-то его собеседника невозможно не опознать.
  Рыцарь кивнул на сваленные кучкой на столе кошели с некроталерами: 'Здесь вся оговоренная сумма'. Щелкунчик небрежным знаком дал понять, что иного и не ожидал.
  'Я хотел бы взглянуть на товар', - сказал Запр.
  'Резонно', - согласился Щелкунчик. Он выудил из рукава чёрной мантии крупный орех со скорлупой, которая выглядела невероятно толстой.
  'Что это?' - 'Эйгельминтский орех, как и договаривались'.
  Посланник Запр поднял бровь. Относительно ореха как раз-таки договора не было. Щелкунчик понял его замешательство и пояснил: 'То, что вам нужно, лежит внутри ореха'.
  'Хорошо, - сказал Запр. - Орех мой?'.
  Щелкунчик кивнул.
  'Как мне его использовать?'.
  'Чтобы открыть орех, - проскрипел продавец, - понадоблюсь я'.
  'Можно ли это сделать прямо сейчас?'.
  'Если вы готовы, - в скрежете голоса собеседника Запру почудилась улыбка, - но главное, если готов ваш спутник. Это ведь ему предназначено разведывательное снадобье?'.
  Запр и Алекс заверили его, что готовы целиком и полностью.
  'Тогда я раскусываю орех Эйгельминт, - молвил Щелкунчик. Удалившись на миг в умывальную комнату, он вынес оттуда кубок на подносе. В кубке плескалась мутная жидкость. Грязная вода?
  Чиновник Алекс скривился при виде кубка, но ничего не сказал. Клятва-то дадена. Деньги уплачены. Кто остановится, тому несдобровать.
  Щелкунчик поставил поднос на стол и принял у Запра орех. Рыцарь следил, как человек в мантии подносит орех к капюшону, поэтому заметил, как из-под капюшона навстречу ореху выдвинулась механическая нижняя челюсть, показавшаяся ему поразительно знакомой.
  Ну конечно! Он же сам эту челюсть и изготовил - для искусственного человека покойного Гуго Франкенштыбза. Выходит, бежавший гомункул...
  Но поздно вспоминать. Эйгельминтский орех расколот. Щелкунчик бережно раскрыл его половинки над кубком и любезно пояснил: 'Там не грязная вода, а питательный раствор'.
  'Что теперь? - сглотнув слюну, произнёс Алекс.
  'Теперь пить, - скрежетнул Щелкунчик. - И побыстрей, пока дремавшая в ядре мёртвого ореха сущность не заснула навеки'.
  Алекс поглядел на Запра. Тот кивнул. Алекс поднёс к губам протянутый Щелкунчиком кубок. Напоследок сказал: 'Я верю, что вы знаете, что мы с вами делаем'.
  Глоток. Опорожнённый кубок отправляется на поднос. И?..
  'Это всё', - проскрипел Щелкунчик.
  'Но я ничего не чувствую!' - возмутился Алекс. Запр тоже поглядел на продавца с подозрением.
  'Сколекс, убейся об стол', - приказал Щелкунчик.
  И не успели покупатели ничего сообразить, как испивший из кубка чиновник с разбега грянулся лбом о столешницу. Раз, второй...
  'Сколекс, достаточно, - велел ореховый магнат. - Как видите, демонстрация надёжнее долгих пререканий. И, кстати, запомните его новое имя. Наверняка пригодится'.
  А что там запоминать? Был Алекс, стал Сколекс.
  
  * * *
  
  - Итак, господа студиозусы, - Фернан окинул аудиторию чуть насмешливым взглядом, - есть ли у вас вопросы к только что рассмотренному отрывку?
  - Есть! - воскликнул белобрысый паренёк в первом ряду. - Что на самом деле случилось с чиновником Алексом?
  - Хороший вопрос, - похвалил его лектор. - Боюсь, того Алекса просто не стало. Дремавший в эйгельминтском орехе червь захватил организм целиком и полностью. Сколекс - это имя червя.
  - Но тогда зачем, - не унимался парень, - зачем было рыцарю Запру превращать в червя и без того верного своего сторонника?
  - Неверного он бы в ту гостиницу просто не притащил, - пожал плечами профессор. - А верность этого Алекса, как мы уже замечали, не так уж дорого стоила.
  - В каком смысле?
  - В том смысле, что до превращения в Сколекса он решительно ничего не умел. Робел перед начальством, выполнял, что поручат. Прослыл прекрасным исполнителем, но нигде и ни в чём не брал ответственности на себя. Да, воровское подполье Дрона Алекса не завербовало. Но лишь по одной причине: он слишком слабо интересовал его лидеров.
  - А Сколекс заинтересовал?
  - В тот же день.
  И в сжатой форме Фернан из Сюра поведал о дальнейших приключениях посланника Смерти Запра и его верного Сколекса:
  - Оказывается, таинственным главарям воровского подполья в день встречи рыцаря со Щелкунчиком немедленно донесли о необычном факте: Алекс на несколько часов пропал из-под наблюдения, а вернулся - другим человеком. Это выражение 'другим человеком' воры неверно истолковали. Они решили, что Алекс где-то раздобыл денег на традиционный обряд по переходу в посмертие (благо, живого человека после знакомства с содержимым эйгельминтского ореха он точно не напоминал). Но если у несчастного Алекса появились деньги на посмертие, значит, он кому-то понадобился - вот образчик беспроигрышной воровской логики! Но раз так - значит, у Алекса наконец-то появилась цена. А коли появилась, имеет смысл его перекупить. Чтобы не стоял, будто кость в горле.
  Посему поздним вечером к дому Сколекса пришли, сделали серьёзное предложение и ещё до полуночи завербовали. Так первым шагом Сколекса к познанию теневой стороны властных отношений в городе стала его вербовка - кстати, совершенно нешуточная: с угрозами, мордобоем и локальным членовредительством. Все названные меры гарантированно сломили бы Алекса. Но можно ли по-настоящему завербовать Сколекса? Нет. Возможно лишь создать для себя успокоительную видимость.
  Завербованный Сколекс сделался вместе с тем и надёжным источником сведений для рыцаря Запра. С его помощью наш герой без труда установил причины постоянных хищений в Сокровищнице. Впрочем, эти причины довольно мелочны и не должны нас вами так уж интересовать. Кто-то кому-то избирательно пакостил - подумаешь, невидаль! С помощью Сколекса Запр установил и весь круг виновных. Нашла подтверждение крайняя расширительная гипотеза, согласно которых в деле хищений оказались повязаны абсолютно все.
  Запр изложил результаты дознания в медитативном послании Владыке Смерти, а затем, по просьбе Мёртвого Престола, надиктовал целый том истории своих поисков. Этот том - литературно не причёсанный, зато подлинный, мне случилось лицезреть в Абалоне. В то время как Зралю, надо полагать, такого случая не представилось. В этом главная беда романа 'Висельники болтаются', который мною, что греха таить, использован лишь как повод для более глубоких филологических изысканий, пищу которым даёт не столько писаный текст, сколько само непостижимое бытие.
  На этой красивой фразе я готов остановиться, - профессор победоносно улыбнулся притихшему залу. - Если, конечно, не будет вопросов по теме.
  - Есть вопрос! - воскликнул тот самый не в меру возникливый белобрысый юнец. - Отчего же болтались стражники?
  Фернан из Сюра помолчал. Зюк даже испугался, что он не найдётся, но пронесло. Конечно же, именитый профессор некрофилологии не мог оставить без внимания столь громко кричащей сюжетной детали.
  - В стражниках тоже сидели черви, - сказал он. - Думаете, Щелкунчик заехал в Дрон только затем, чтобы заселить беднягу Алекса? Нет, ни в чём не бывало. Только хочу уточнить значимый нюанс. Между Сколексом, который послужил Запру, и сколексами этих стражников есть некое различие. Если коротко, это различие в цене. Если подробно, то надо сравнивать благородных червей-паразитов, спящих в драгоценных орехах, и простецких ленточников, свернувшихся внутри третьесортных зёрнышек граната. Дешёвка, как вы понимаете, есть дешёвка.
  Профессор собрался было уйти от кафедры, но ему снова не дали.
  - Ещё вопрос! - пробасил чернобородый синий мужик, на ходу листая конспект. - Вы говорили... А, вот! Вы сказали: '...механизм сочетательного рефлекса, который позволяет их успешно дрессировать' - это о червях паразитах. Что за механизм такой?
  - Вы всё-таки хотите знать, - вздохнул профессор. - Но я не стану умножать лишним знанием ваши скорби. Я говорил, что эту тайну естествознания мне хотелось бы подержать закрытой. Пусть спит в отведенном для неё орехе. Но...
  Но если вы позволите и захотите, я готов открыть вам другую тайну естествознания, имеющую более тесное отношение к разбираемому нами предмету. В ней теория воплощена в анатомии, а анатомия в литературе.
  - Вы говорите загадками, профессор, - напрягся чернобородый.
  - Умоляем, расскажите! - спешно попросили другие студиозусы.
  - Извольте. Я поведаю тайну столь очевидную, что её в диалоге с рыцарем Запром точно не мог обойти вниманием карамцкий ростовщик. Да что Карамуф... Эту тайну воспроизвёл даже примитивный ремесленник Зраль в самом названии разбираемого нами романа.
  'Висельники болтаются' - о ком это на самом деле сказано? Не о тех ведь шести повешенных, что подёргивались наподобие запровых марионеток. Нет! Что-то там висело и кроме них. Висело и их дёргало.
  Я подскажу. Строение червя-паразита. Оно зачастую таково, что самого червя трудно бывает не назвать висельником.
  Итак, вникайте. Есть головка червя, по-научному именуемая сколексом. Кто-то может подумать, что эта маленькая головка принимает хоть какое-то участие в обеспечении мыслительной активности, но это не так. Головка слепа. На ней даже глаз нет. Она снабжена лишь присосками да крючьями. Ими она что делает - цепляется. К чему именно? К телу изнутри? Да, конечно. Но, может быть, найдутся иные версии?
  К чему цепляется - к некоторой готовой мысли, говорите? Что ж, мне нравится ваш вариант. Стоит обдумать его на досуге.
  Но сколекс - это ещё не весь червь. Есть ещё шейка, от которой спускается вниз белёсая ленточка, состоящая из множества совершенно одинаковых и взаимозаменимых члеников. Вся эта белоленточность на первый взгляд свободно свисает внутри заглотившего червя организма, но на самом-то деле повторяет малейший изгиб кишечника.
  Изучая естественными методами прицепившегося к кому-то червя, можем ли мы назвать его истинно свободным? Разве что в шутку.
  Но изнутри ситуация может выглядеть совсем иначе. Червь - я уверен, хоть вряд ли когда докажу - упивается и своим постоянством в принципах, и свободой перемещения. И какое ему дело, что постоянство ему обеспечивают всего лишь крючья на сколексе, а бодрую смену впечатлений - текущие мимо пищевые массы. Черви цепляются и в этом чуют свою свободу.
  
  * * *
  
  Вопросы аудитории долго ещё не иссякали. Профессор счёл необходимым официально попрощаться и отпусить слушателей, да только они его не отпускали. Он продолжал отвечать на вопросы медленно редеющего кольца самых активных, обступивших кафедру.
  И только тогда, когда последний студиозус-некрофилолог счёл себя удовлетворённым, к кафедре пришли естественники Тибо и Реми. Ну и Зюк тоже приплёлся следом - всё-таки он здесь с ними.
  - Замечательная лекция, профессор! - улыбаясь, воскликнул Реми.
  - Стараюсь, - устало выдохнул Фернан из Сюра. Энергию на более развёрнутые ответы он не так давно исчерпал.
  - Славная, красивая сказка, - прочувствованно сказал Тибо, - никогда не читал романов, но теперь обязательно сыщу Зраля и его 'Висельников'.
  - Как хотите, - вздёрнул плечом профессор.
  - Мне вот что понравилось, - продолжил Реми, - мы ведь знаем, что свобода - краеугольный камень некрократии, а свобода червей, оказывается, это - и путь к какой-никакой пищевой безопасности. Тогда как недостаточно свободные черви - порой такие паразиты! Я верно вас понял?
  - Верно.
  - Ну, и последнее, - ассистенты замялись, глядя друг на друга, словно бросали мысленный жребий, кто же это последнее скажет. Победил Тибо; Реми со вздохом продолжил, - профессора нашего факультета несколько недовольны вашим вольным прочтением проблематики глистных инвазий. Они просят больше никогда не связывать патогенные факторы гельминтоза с каким-либо псевдонаучным объяснением наподобие магического.
  - Почему? - жёстко спросил профессор.
  - Ну, просто оно не соответствует действительности.
  - Ах, не соответствует? - Фернан рассмеялся.
  - Не станете же вы утверждать...
  Вместо ответа зарвавшемуся ассистенту профессор повернулся к Зюку и отчётливо произнёс:
  - Сколекс, убейся об стол! - прозвучало негромко, но так, что Зюк услыхал это будто дважды: и снаружи, и изнутри.
  Зюк сделал неверный шаг к столу рядом с кафедрой, встал на цыпочки, чтобы приподняться над столешницей, но карликовый рост высоко не пустил. Тогда он приладился к ножке стола и стал колотиться лбом уже об неё, постепенно наращивая амплитуду.
  - Сколекс, отвянь, - разрешил профессор и обернулся к Тибо и Реми. - Что и требовалось доказать.
  
  
  23. Боги ускользают
  
  Мертвые глядели презрительно и говорили: Прекрати свои речи про богов, демонов и души, нам про то по сути давно известно.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  На следующий раз мёртвые явились под балкон Гны с однообразными насмешками на лицах. Однообразие было тем заметнее, что выражение каждого лица было тщатедбно подобрано и выписано - просто-таки до мелочей. Где-то их натренировали, подтянули в матерстве лицедейства.
  Впрочем и раньше Гны нет-нет, да и понимал, что видит перед собой набор механических кукол, управляемых из одного центра. Не хотелось, конечно, понимать. Причём при взгляде на любого, даже случайного мертвеца, легко ошибиться в мере внешнего контроля над ним. Что поделаешь, мёртвые всегда держатся искусственно - даже когда бывают искренни.
  - Ну, о чём ты нам хочешь поведать сегодня? - с вызовом проговорили мертвецы. Мёртвый хор дейстаовал не менее слаженно, чем мёртвая мимика.
  - Ни о чём не хочу, - бросил им Гны с балкона.
  - Правильно, - выдал вчерашний фанатик ложно позитивную оценку.
  Какие они ни одинаковые, а к этому надо в особенности присмотреться. Такие, как он, легко бросаются в крайности. Само положение с краю для них важней уразумения, где и в чём этот край. Сейчас он тебя похвалит, а затем превзойдёт основную массу в уничтожающей критике.
  И если лишь в критике - ты легко отделался. Таким по вкусу поединки. Экстремальные поединки организованной кучей на одного.
  - Потому правильно, - мертвец-экстремист поспешил оправдать надежды, - что все твои изречения не стоят выеденного яйца мертвеца!
  - Весёлая шутка, - похвалил Гны к большому мертвецкому неудовольствию. Гны ведь тоже ведает толк в насмешничестве.
  К лицу фанатика прилили бальзамы, окрашивая его в особенно уродливый тёмно-жёлтый цвет. Цвет не то застоя энергии, не то энергии застоя? Цвет загряднения помыслов.
  Пока солист собирался с мыслями, статисты безмолствовали. Но готовились по сигналу согласованно поддержать.
  - Я не шучу, - сказал мертвец. - А вот ты дошутился. Ты позорил своими речами некрократию. И при этом - я внимательно слушал - не сказал ни на грамм ничего нового и интересного.
  - Ничего нового? Стало быть, весть о позорности некрократии тебя посещала ранее, - подвёл Гны его речениям промежуточный итог.
  - Я говорю о фактах, а не о твоих тенденциозных оценках! - вскричал мертвец. Ещё бы: тенденциозные оценки у него собственные.
  - Он говорит о фактах! - эхом откликнулась площадь.
  - Факты таковы, что ты заставлял себя слушать, но при этом кормил банальностями! - с презрением процедил фанатик. - Ты не Цилиндиан. Ты жалкий самозванец.
  - Когда я так себя называл? - усмехнулся Гны. - Впрочем, если ты чувствуешь жалость, это хорошо. Пожалей моё время, больше не приходи.
  Будь Гны наивнее, он бы решил, что вот-вот достигнет своей подзабытой изначальной цели: измоталь своих слушателей ложными глубокомысленностями, разочаровать, перебить охоту. Но раз уж так получилось, что на деле вместо банальной жвачки он проговаривал истинные вещи, достижение прежней цели возможно лишь искажённое.
  А впрочем, говоря о своей жалости, собеседники исходят отнюдь не из жалости, а из желания больней уязвить. Слово 'жалость' - не более чем булавка в восковую симпатическую куклу. Это прикрытое заклинание, мол, 'повод для жалости, о возникни-ка! Порадуй наши мстительные сердца!'.
  Разочарованные мертвецы пощадят твоё время? Как бы не так!
  Гны покинул балкон, а они продолжали митинг, усиливая визгливые возгласы солиста гулким хоровым речитативом.
  В итоге они ушли. Но ушли как-то неубедительно.
  
  * * *
  
  В обесценивании мертвецами твоих мудрых речений нет ничего обидного. Более того, демонстративно пренебрежительное задирание носов суть заранее ожидаемый момент в закономерном развитии влияния твоих идей на умы. Подбалконные мертвецы находятся на качелях, швыряющих их торопливые умы в крайности обожания и отвержения любой произречённой тобой идеи. О качестве самих идей поведение толпы ничего не скажет. Зато тебе порой даёт не излишний повод вспомнить о трезвомыслии, тогда как атмосфера однородного обожания к нему отнюдь не располагает. Не возносись же, великий некрософ Гны, а лучше подумай об обоснованности тех прописных истин, с которыми твоей милостью толпящиеся умы заново встретились.
  Ты говорил им о Божествах, что они безымянны и непредставимы, но так ли это? И да, и нет. Важно всегда помнить, зачем им быть именно таковыми. Старая методология богословских наук указывала на опасность идолопоклонничества, предотвращением которой как раз и служит признание безымянности и непредставимости. Если непознаваемое Божество как-нибудь назовёшь и под этим именем некоторым образом представишь, тем-то и сотворишь себе идола в собственной фантазии, с каковым отныне и станешь общаться, ловко подменив перед внутренним взором всамделишное Божество. Плохо ли это? Надо полагать, плохо, раз замещает истинных богов ложными - продуктами твоей слабой фантазии.
  С другой стороны, отказ от имён и образов ещё не гарантирует подлинность религиозного опыта. Кто признал свои потуги к определению Божеств заведомо неадекватными, тот, как правило, ищет другие предметы для познавательной деятельности ума. Он становится дальше от спящих Божеств, он готов о них вообще позабыть, и в какой-то момент не увидеть особой трагедии при известии, что Божества умерли. Правда ли, ложь ли - какая разница, когда ты с ними и при жизни-то не общался?
  С третьей стороны, отказ определять Божеств в каком-либо слове и образе вовсе не гарантирует человека от идолопоклонничества. Скорее наоборот. Идол Владыки Смерти на Мёртвом Престоле становится тем жирнее, чем худосочнее наши представления о Семерых. Конкуренция идолов, так её разэдак, успешно преодолевается на монопольной основе некрократических уставов.
  А теперь вопрос: потому ли в дошедших до нас древних книгах нет надёжных свидетельств об облике Божеств и их именах, что давние философы договорились не идолопоклонствовать? Или, возможно, старые источники были изъяты из книгохранилищ в более позднее время - ради торжества нового идола? Риторический вопрос. Некромейстеру ли не знать, что такие изъятия имели место.
  И другой вопрос: точно ли наше воображение не в состоянии доставить о спящих Божествах никаких мало-мальски правдивых сведений? И опять чистая риторика: некромейстеру известен ответ. Если мир сотворён Семерыми Божествами, если человек с его силами воображения - производен от творящей силы Седьмого Божества и обстояний совместно сотворённого мира, то все его заблуждения - только от скудости воображения, от логических путаниц, но никак не от обманчивого характера самой способности. Воображение о Божествах не врёт, врут попытки его упростить или ограничить.
  Если так, то недостаток знаний о Божествах в книгах всякому дано восполнить - ну, хотя бы ориентируясь на следы их творения. Первое Божество произвело сверкающие камни, именуемые Костями Вселенной. Стало быть, и само Божество причастно к энергии неодушевлённых тел, ведает мировыми силовыми каркасами. Это Божество-Камень, Божество-Звезда. Логично именно этому из Божеств оказаться первым.
  Второе Божество сотворило древеса Буцегу - чётко локализованные в поределах своего древнего луга, но огромные и шагающие. Это Божество Роста, Божество стремительной Вегетативной Силы, Божество традиций и консерватизма внутри границ.
  Третье Божество произвело драконов. Оно подарило им что-нибудь из того, что само умело: силу полёта, высоту подъёма, трезвую память, пламя драконьей гордости. Неужели все эти силы ничего не скажут о Божестве?
  Четвёртое Божество плодило неразумные животные организмы - нелетучие, неразумные, алчные. Стало оно воистину Божеством-Зверем, Божеством мышечной скорости и охотничьего азарта.
  Пятое Божество наплодило множество бесплотных демонов с их хитроумными уловками и увёртками в поисках возможности воплотиться. Божество Хитрой Жестокости, Плутовской Манипуляции, подлых подселений исподтишка - это, несомненно, о нём.
  Шестое Божество отворило подземельную мертвецкую расу. Верно, все чаяния этой расы - тоже его производные. Некрократическая Свобода во имя закрепощения, искусственные формы торжества Смерти, призванные немного продлить жизнь - парадоксальный такой почерк. Верно, и черви, заполонившие кастрюлю с мировым варевом, проникли в неё при его попустительстве - Божества Смерти и разложения.
  И, наконец, Седьмое. Сотворившее людей, самое человеческое. По видимости, самое слабое, но не без припрятанных козырей. Человеческая воля, человеческие чувства, человеческая интуиция, логика, воображение - всё это получено от него. И хоть само Божество отдыхает, способности его действуют - ну, хоть иногда, хоть как-то, хоть у кого-то.
  А теперь внимание!
  Зачем знать Божеств по имени, если они всё равно отдыхают - ускользнули от мира в сон? А вот зачем. Всякий отдыхающий однажды проснётся, если, конечно, навеки не умер. Когда проснётся - вот в чём больной вопрос демонических эпох. Как бы проснулся вовремя, а не поздно!
  Так вот, чтобы вовремя разбудить отдыхающее Божество, надо как минимум суметь его позвать по верному имени.
  
  
  24. Небеса хмурятся
  
  - Бларп, а откуда у вас огненная плеть? - спросил как-то Георн.
  - С Луны, - простенький такой ответ.
  Георн поглядел на Бларпа внимательно, проясняя для себя, не хочет ли тот просто отшутиться. Разумеется, без толку: лицо человека-дракона непроницаемо для таких испытующих взглядов.
  - Так вы и на Луне бывали?
  - Приходилось.
  - Когда?
  - Несколько раз.
  Надо же! А ведь до Луны - путь неблизкий. Не мудрено, что Бларп часто куда-то пропадает, никому ничего не сказав. И хоть гордо себя именует разведчиком, но, по правде говоря, скорее он путешественник. 'Разведчик в космическом, а не в политическом смысле', - метко сказала о нём Кэнэкта.
  - А какая она, Луна-то?
  - Вблизи? Примерно такая, как видна отсюда, - Бларп Эйуой указал на вечернее небо над летучим замком, и по небу как каз проползала Луна. Круглая, как монета с выбоинами. - Только намного-намного больше. Всё-таки небесное тело.
  - И так же светится?
  - И светится, - подтвердил Эйуой.
  Ну да. Луна ведь одна из важнейших Костей Вселенной, вот и блестит - да так далеко, что и на земле видать.
  - А что там есть, на Луне?
  - Там довольно-таки пусто. Никто не живёт. Прежде имелся тайник с огненной плетью...
  - А теперь? - бысто спросил Георн.
  - А теперь плеть моя.
  Логично. Если плеть у Бларпа, то на Луне её нет.
  - Но плеть... Я ведь так понимаю, она у вас давно? С одного из первых посещений Луны?
  - С самого первого, - уточнил Бларп. - Это было инициатическое испытание - из тех, какие проходят крылатые драконы, чтобы подтвердить свои имена.
  - Разве драконы летают за этим на Луну?
  - Из драеладрова клана - чуть ли не половина.
  - Да? В чём суть испытания, конечно, неразглашаемый секрет? - с грустью предположил Георн.
  - Отчего же? Тебе могу рассказать. Для многих суть испытания предельно проста: в одиночку долететь до Луны, напитаться её свечением, на обратном пути - преодолеть лунную гравитацию.
  - А для человека?
  - Для дракона в человеческом облике, - поправил Бларп, - задача усложняется. Коль уж в одиночку до Луны и обратно тебе никогда в жизни не долететь, остаётся геройствовать там, на месте. Поэтому требуется отыскать специально спрятанную там фамильную реликвию, и путь к ней усеян множеством магических ловушек, с которыми ты встречаешься ещё тогда, когда не открыто главное: что и где тебе надобно искать... - Эйуой видимо увлёкся своим рассказом
  - Ну, ловушки-то, небось, не смертельные? Я слышал...
  - Ещё какие смертельные! - Бларп покачал головой. - Особенно, если рассчитаны на крылатого дракона, а тебе там приходится пройти ногами.
  Георн хмыкнул:
  - Что-то не возьму в толк. Отчего же они рассчитаны на крылатого дракона, если предназначаются человеку?
  - Хороший вопрос, - немного натянуто усмехнулся Бларп, - очень правильный. Отвечу правдиво. Я рассказывал о своём испытании, и только о нём. Проводил его мой отец, который, скажем так, мечтал меня увидеть крылатым драконом. По этой причине он иногда забывал сделать скидку на бескрылость.
  - Да? Но этак у него могло не остаться сына - вообще никакого! - возмущённо вскричал Георн, ощущая, как в душе прорастают какие-то подзабытые драконоборческие позывы.
  - Само собой. И тем не менее я сумел выжить. Значит, жёсткие условия испытаний всё-таки не превышали моих возможностей. И, что главное - испытание вышло настоящим. Я заслужил огненную плеть и там же, в ходе посвящения, наловчился ею пользоваться, поверил в свои силы. Потом это меня не раз выручало в жизни.
  - В поединке с великаном Плюстом, например?
  - Хотя бы. Но главное - волшебная плеть уравнивает мои силы с многими крылатыми драконами, о чём, если бы не то лунное испытание, я бы нипочём и не догадался! - прозвучало весьма жизнерадостно, может, даже немного слишком?
  Георн уточнил:
  - То есть, испытание включало ещё и поединок с драконом? Ну, в котором вы получили навыки сражения с плетью...
  - Испытание закончилось поединком с драконом, - на миг повеселел Эйуой, - в котором крылатому дракону пришлось туго. Настолько туго, что он сам подобного не ожидал... - и снова не то бальзам на душу не состоявшегося драконоборца, не то жало ему же в печень.
  Разволновавшийся Георн и сам не заметил, как спросил:
  - Я так понял, вы там сражались с собственным отцом?
  - Ты проницателен, - серьёзно сказал Бларп Эйуой.
  - И вы его... - горе-драконоборец похолодел.
  - Чуть не убил, - согласно кивнул Бларп, - но чуть не считается.
  - А где он тогда сейчас, ваш отец?
  - Отправился в добровольное изгнание. Отчего? Ну, выжить-то он выжил, но пережить поражение от собственного сына никак не мог. От крылатого - ещё бы туда-сюда. Но от бескрылого... - Бларп красноречиво пожал плечами, как бы подчёркивая, что крыльев всё так же нет.
  Георн задумался ненадолго, после чего молвил недоумённо:
  - Так вы ведь сами сказали, Бларп, что добытая вами плеть уравнивает боевые возможности. Неужели родителю вашему это было неясно?
  - Не у всех уравнивает. Как думаешь, Георн, откуда взялась огненная плеть в числе фамильных реликвий драконьего рода? Кто и когда ей мог раньше пользоваться?
  - Что-то мне подсказывает, что не сами драконы... - а сейчас Георн удивил самого же себя внезапной догадкой. - Плеть-то предназначена для человеческих рук. Наверное, её использовал кто-то, кто вызвал на поединок вашего давно почившего предка. Кто-то, переоценивший свои силы в управлении плетью. А значит, эта плеть исходно пришла в сокровищниу Бларобатаров как боевой трофей.
  К этим словам Бларп уже ничего не добавил, и не дождавшийся уточнений Георн понял, что попал в точку.
  Помолчали. Георн представлял эту самую Луну - круглый, как блин на сковороде, пустынный небесный остров. Пустынный? А как же драконьи реликвии? Как же ловушки, наконец?
  - Что-то не возьму в толк: как же это Луна и пустынна, и, в тот же момент, полна ловушек и фамильных ценностей? - оторопело произнёс Георн. - Или это бывает в разные моменты?
  - В разные. Реликвии, ловушки... Всё это появляется на Луне в момент испытания молодых драконов и убирается тотчас, как испытания пройдены. Мало ли кто к той Луне наведается, не чужим же оставлять!
  Что ж, оно и разумно, внутренне согласился Георн. Фамильными ценностями разбрасываться не след: как-никак, история, да к тому же героическая. Да и ловушки после себя оставлять - некрасиво, если не подло. А ну кто посторонний в них попадётся?
  - А что собой представляют ловушки?
  На этот вопрос Бларп ответил расплывчато - мол, разные они бывают, а конкретнее вспоминать не хочется.
  - Ну, вроде как барьеры, через которые лучше не соваться?
  - Да, - быстро согласился Бларп, - именно так.
  Но настоящих фамильных ловушек, конечно же, не выдал. Ну и ладно. В конце-то концов, Георну оно зачем? Незачем, по большому счёту. К былым мечтам о драконоборчестве не будет уже возврата.
  Георн поднял голову, поглядел на ночную Луну. Ничего не скажешь, красивый фонарь. Висит среди небес - и сияет древним магическим светом. Красиво-то красиво, вблизи, должно быть - и вовсе замечательно. Но, с другой стороны, если Бларп утверждает, что на Луне ничего нет...
  Ага, вот и неувязочка: зачем ему было туда несколько раз наведываться? 'Просто полюбоваться'? Нет, это уж была бы - чистая отговорка. Ностальгически повспоминать пройденные ловушки? Нет, и такое на Бларпа не похоже.
  - Бларп, а скажите, зачем вы потом снова летали на Луну? Во второй раз и дальше?
  Человек-дракон очень медленно кивнул - в знак того, что не слишком желает отвечать, но всё-таки это сделает:
  - Есть ещё такая штука - лунная гравитация. И её преодолевать непросто. Во всяком случае, нам, драконам.
  
  * * *
  
  Хорошо, что о лунной гравитации Георн расспрашивать не стал. С момента первой встречи юноша перерос непростой свой возраст и научился деликатности. Держись он всё так же ершисто, как бывало в пору младенчества нового Драеладра, Бларп мало бы что захотел ему рассказать.
  Нет, о чём-то, конечно, умолчал и так. Например, о том, что дракон-отец, слишком рьяно взявшийся испытывать юного Бларпа, не улетел, устыдившись, в добровольное изгнание. Коли начистоту, то Бларп сам изыскал возможность его изгнать, а это всё-таки разные вещи.
  Не изгнал бы - конфликт их непримиримо тлел по сей день, а то и завершился смертоубийством.
  А в мистерии изгнания было два акта. Первый - там, на Луне, на дне одного из вулканических лунных кратеров, где в ворохе рваных перепончатых крыльев и чаде палёной чешуи Бларп прижал магической плетью отцовскую шею к обугленному камню, подтверждая своей победой: плеть против крылатых великанов - оружие годное. Тогда-то он вырвал силой отцовское обещание улететь прочь.
  А второй акт - на приёме у Гатаматар, главной носительницы драконического закона. Ибо без санкции Матери-Драконицы никакая победа - ещё не победа, и ничьё обещание не окончательно. Только она властна определять, кто первый переступил черту.
  Гатаматар исходила из результатов поединка, но решение принимала свободно и непредсказуемо. Конечно, историю её предпочтений можно было в подробностях изучить, но то ведь была прошлая история. Тащить её в будущее - поддаваться влиянию беспочвенных тревог и надежд.
  Известно, что драконов в человеческом облике, подобных Бларпу, Гатаматар тихо недолюбливала - и наверняка не испытывала воодушевления при известиях об их победах. С другой стороны, крылатые драконы, побеждённые на поединках бескрылыми существами, вызывали с её стороны, уж верно, не намного меньшее презрение. Кого винить за поражение дракона, которому от природы и Третьего Божества даровано столь многое? Уж наверное, не ту ничтожную козявку, которой даровано куда меньше.
  Взор, которым Гатаматар одарила юного победителя-Бларпа, был хмур, как ноябрьские небеса. Она не станет на мою сторону - определил безошибочно. Но тем более Великая Мать не приняла стороны побеждённого бларпового отца.
  - Изгнание, - сказала, как хвостом припечатала.
  - На какой срок?
  - Навсегда.
  - Как далеко?
  - За пределы Лунного Пути.
  - Луна, - потупив многозрачковый взор, произнёс побеждённый, - мне нужно там хоть иногда бывать.
  - Гравитация? - понимающе кивнула Гатаматар.
  - Да. Гравитация, - поник изгоняемый.
  Гатаматар в ответ нахмурилась ещё сильнее, но спорить с гравитацией не стала. Разрешила отцу Бларпа на Луне иногда бывать. Ещё бы. Варианта не разрешить попросту не было.
  
  * * *
  
  Если бы вежливый Георн отважился спросить, что такое лунная гравитация, Бларп ответил бы: притяжение к Луне. Так это слово буквально и переводится. Но в драконьем мире значение его глубже. Гравитация - это о зависимости. Ибо какое ещё притяжение может тревожить крылатое существо?
  Где формируется зависимость от Луны? На Луне и формируется. Когда Бларп впервые вступил на поверхность лунного диска, он не сразу понял, что самой изощрённой ловушкой из посвятительного отцовского арсенала была, конечно же, сама Луна.
  Отец был болен Луной, и, конечно же, и не подумал оградить от неё сына. Ешё бы: она подпитывала его энергией, она дарила ему те богатырские силы, в присутствии которых он мог побеждать противников даже с самыми громкими драконьими именами. И против сыновней огненной плети - где, как не на Луне, сподручнее всего сражаться отцу?
  Старший дракон не подумал, что поддержка Луны распределится между ними обоими. Он не подумал, а Луна над ним посмеялась. Луна смеётся над всеми, кому помогает, в том-то и секрет её гравитации.
  Есть и второй секрет: Луна подсказывает мысли. Кто не привык свои собственные идеи сличать с посторонними, нипочём не догадается. И вот ещё: если энергию она подаёт для всяческих занятий полезную, то мысли подсказывает глупые. Видимо, сама не умеет как следует подумать.
  Когда впервые вступаешь на верхнюю, невидимую с земли поверхность лунного диска, чужие затхлые мысли тебя так и захлёстывают!
  Например,такая:
  - Маленький шаг для одного человека. Большой шаг для всего человечества!
  - Тю... Что за пафосные банальности приходят на ум, - одёрнул себя Бларп, а в ответ получил от себя же отчаянный самовозвеличивающий мыслепад - о человеке, звучащем гордо.
  Луна подлизывалась вовсю. И при этом обманывалась видимостью, находила в Георне только человека. И ещё - не распознавала иронии.
  Не мудрено. Луна щедра в источаемой лести. Она только в этой стихии и живёт, не привыкла её умалять, рефлексировать, отстраняться. Управление лунной силой - это задача на совести самих драконов, ведь так?
  
  * * *
  
  Отношения Бларпа с отцом изначально были взаимно прохладны. Заботу и участие маленький Бларобатар получал от родни по материнской линии. Строгий драконический закон также возникал в его жизни в основном помимо отца - в той лояльной к двуногим драконам форме, которую воплощала его бабка - провидица Бланш.
  Бабка играла столь важную роль не без оснований, ведь за провидческий дар драконы её чтили. И всё же немаловажно то, что Бланш и сама-то была двуногой бескрылой драконицей, заброшенной в человеческое тело. В её исполнении драконический закон не мог быть особенно строг к ей подобным, а был всего лишь справедлив. Настолько, что и вдумчивому человеку впору согласиться с его положениями.
  Может ли дракон в человеческом теле воспитываться и рости рядом с человеческими детьми? Почему бы и нет. Он ведь дракон, ему это не повредит. Может ли дракон учиться человеческой грамоте и культуре? Если он сам того хочет, то да, конечно. Ибо ведь должен всякий дракон прислушиватьсяч к воле истинного дракона в себе!
  Но в строгой ли, в мягкой ли форме истолкованный, а закон есть закон. И он предполагает возрастные испытания. В том числе и сопряжённые с риском для жизни - надуманным, либо реальным. Поэтому, когда в Яральский дворцовый комплекс, где среди подобных ему обликом человеческих детей воспитывался юный Бларп, спустился с небес хмурый его отец и велел немедленно отправляться с ним к месту посвящения...
  Что мог ответить юноша на законное требование старшего дракона? Только и спросил:
  - Место посвящения... А где это?
  - На Луне.
  - На Луну? Прямо сейчас? Ну что ж, полетели.
  - Как? Ты готов лететь? - хищно улыбаясь, переспросил отец, и Бларпу в наивности показалось, что от него ждут не дождутся отказа. Чтобы посмеяться над ожидаемой трусостью недодракона, надо полагать.
  - Готов! - дерзко заявил он, делая первый из череды шагов к осклизлому краю пропасти.
  Он чувствовал себя победителем, да и был победителем - на словах. При том, что словесный поединок - вводная, далеко не главная часть драконьего посвящения, а порой даже необязательная.
  - Ну, раз готов, полезай на спину, - свысока бросил отец. Катать людей на костяном гребне - то ещё удовольствие, но сам ведь напросился, мастер инициации.
  - Продукты в дорогу соберу, - возразил Бларп. - До Луны путь неблизкий.
  - Поторопись, - недобро сощурился отец, взмахом крыла создавая попутный ветер, подгоняя сынка к двери, - долго я ждать не стану.
  Улетишь? Да брось! Дождёшься, как миленький, сказал бы Бларп, если бы не был так хорошо выучен вежливости перед родителями. Поэтому он действительно быстро собрался. Быстро - это без того, чтобы остановиться и хорошенько подумать, точно ли надо лететь.
  Выйдя к отцу вторично, вскарабкался-таки на неудобный костяной гребень и рядом пристроил мешок с продуктами - что под руку в доме попалось.
  - Не передумал? - оскалил отец зубастую пасть. - Ну и зря.
  А что, мог и передумать? Удивился, но не спросил.
  Так незаметно для себя самого Бларп согласился пройти испытание, к которому до сих пор, в общем-то, не готовился. Привычка к более мягким истолкованиям драконического закона, дающим послабления драконам бескрылым, сыграла с ним злую шутку. Ни в чём не усомнился. Принял, как должное. Не насторожился тем фактом, что время посвятительного обряда подошло так внезапно. И даже знание об отцовской к себе нелюбви не натолкнуло на малейшие подозрения: к добру ли вся эта лунная экспедиция.
  Отчего так? Позднее Бларобатар честно себе ответил. Сами мысли об испытании в тот момент, когда принимал решение, были вовсе не в центре его вниманиея. Смешно признаться, но его так воодушевила перспектива путешествия на Луну - куда иначе и не попасть, что цель путешествия отошла далеко на второй или третий план, на котором и слилась с фоном.
  По правде говоря, оно и не странно. В ту юную пору жизни Бларп, учитывая бескрылость, о которой и сам досадовал, путешествовал по земле и небесам намного реже, чем грезил об этом.
  
  * * *
  
  До Луны от самой земли путь неблизкий. Даже если молчать всю дорогу, угнездившись на отцовской спине, по её напряжению под тобой, по резковатому характеру взмахов крыльев, по словно окаменевшей шее и отвёрнутой от тебя голове - поневоле о чём-нибудь догадаешься.
  Посвящение посвящению рознь. Бывает, не в меру сердобольный родитель стремится оградить отпрыска от всякой реальной опасности - в таком испытании испугу много, а преодоления чуть. Результат получается грустный: инициация, пройденная лишь по-нарошку, не даёт подлинных сил.
  Бывает, родитель, неумеренный в своих надеждах, превышает возможности чада; оно гибнет сразу вместо того, чтобы сделаться неуязвимым потом. Печально, но иной раз не угадаешь, где она, эта мера.
  А бывает и такое посвящение, которое и не посвящение вовсе. Ибо задумано как жертвоприношение. Например, Луне. Внешне одно от другого не очень-то отличишь, но есть отличие внутреннее. Ритуал, организованный не в хорошо или плохо понятых интересах посвящаемого, а вопреки его интересам. Ибо в случае удачи ритуала тебе в нём назначена роль не победителя, но жертвы.
  Драконы часто бывают никудышними актёрами. Не тот у них облик и не то происхождение, чтобы низкопробно фиглярствовать. Драконы могут нечто утаить, обтекая этот предмет логикой своих рассуждений, но скверно обучаются ценнейшему для многих других рас умению лгать.
  О том, что готовящееся 'посвящение' - чистейшей воды грязная ложь, Бларп догадался ещё на середине пути до лунного диска. Может, и рано догадался, да только всё равно поздно: на полдороге с драконьей спины не спрыгнешь, а спрыгнешь - так себе же во вред. Покончить с жизнью 'не по отцовскому сценарию' - это даже не месть, а прикрытое ею бегство.
  Что же будет хорошей местью? Смешно сказать, но победа в том посвящении, которое посвятитель планирует подменить. Это значит...
  Это значит, что до ритуала на Луне следует обязательно дожить. Чему способствует и отцовское поведение. Ведь убить 'неудавшегося' сына Бларобатара отцу ежемоментно проще простого и легче лёгкого - в одно внезапное движение костяным гребнем. Стоит стряхнуть его со спины - и проблема сына, что называется, решена.
  Не стряхивает. Это значит, какую-то ценность Бларп для отца имеет. Ценность достаточную, чтобы довезти его до Луны даже ценой боли в спине и окаменения шеи.
  Бларп постарался поглубже вчувствоваться в переживания опасной рептилии, и вдруг понял, что отец окончательно ещё ничего не решил. Он колеблется, не зная, что предпринять. Он думает о Бларпе не только как о неминуемой жертве. Иногда он явно склоняется дать сыну шанс. Правда, потом он склоняется обратно и стыдит себя за недостойное дракона малодушие. Давать шанс человеку? Достаточно и того, что человеку дано драконье имя, которого он по определению недостоин!
  Но если недостоин, он просто провалит своё испытание, ведь так? А коли провалит и сам, зачем же отцу пятнать свою совесть подделкой важнейшего драконического обряда? Вроде, незачем.
  Но, с другой стороны, вдруг не провалит? Однако, не провалить драконьего испытания способен только дракон. И если Бларобатар подтверждает свою драконистость...
  Эти мысли отцовские Бларп реконструировал сам. Не исключено, что в них выдумка всё - от первого слова до распоследнего, ведь он не просил отца подтвердить их или опровергнуть.
  Но уж где не просто фантазия - это во влиянии внутренней борьбы на драконье тело. Зачем телу каменеть? Ведь не только от отвращения к сидящему на спине Бларпу! Ведь именно от того, что Бларпу отец желает много взаимоисключающего... А раз так, может ли сын на этих противоречиях сыграть? И если сыграть, то как?
  Ответ напрашивался такой. Показать отцу, что неловкая игра его раскрыта, ни в коем случае нельзя. Этак весь внутренний конфликт разом выплеснется наружу, все придержанные было мускулы разом придут в движение, а положение Бларпа на драконьей спине среди небес нынче самое-самое уязвимое!.. Сбросит! Как есть, сбросит! А тем и благородный гнев успокоит, и следы недостойных замыслов разом заметёт.
  Сидеть на спине покорным болванчиком - тоже не выход. В этом послушном сыне вовсе не сыщется ничего драконического, а значит - долой отцовские сомнения: его примитивного отпрыска можно принести в жертву без малейшего движения жалости.
  Ответ же напрашивался такой: игре Бларпа на отцовских противоречиях и самой надлежит быть противоречивой. Намекать на знание, но не говорить точно. Обвинять, но в завуалированной форме.
  - Что это мы всё летим да молчим: надоело! - нарушил многодневное молчание Бларп.
  Отец же к диалогу не присоединился, но всё-таки ответил - внезапным напряжением одного из участков длинной драконьей спины.
  - Ладно, - пришёл он к выводу, - раз уж заскучал я один, то мне себя и развлекать. Ничего, если я буду себе интересные истории рассказывать? - Бларп помолчал, отец не откликнулся. - Ну, коли такое дело, припомню-ка я нижневосточную легенду о мудреце Авдраме и сынке его Айзеке от позднего брака. Говорят, однажды приснилось тому Авдраму Седьмое Божество собственной персоной, и говорит: хочу, дескать, человеческую жертву. Авдрам отвечает: сделаем. А Седьмое Божество - ему: только какие попало козлы отпущения мне вовсе не требуются! Хочу в жертву твоего послушного сынка Айзека. Так хочу - миры творить не могу, лишь о нём всё и думаю...
  В общем, за оставшееся время полёта к Луне извёл Бларобатар отца - не то слово. Не раз и не два из отцовской глотки слышался суховатый клёкот и исполненный жалобы клич: 'Эйу-о-о-о-о-о-ой!!!' - тот самый, от которого Бларп некогда получил прозвище.
  
  * * *
  
  Но вот и Луна. При подлёте Бларп прекратил испытывать отцовское терпение. Дальше роль испытателя переходила к отцу. Бларпу же доставалась жалкая роль послушного сына Айзека, в которой ещё предстояло сыскать скрытые резервы предстоящей победы.
  В прежние времена в инициациях драконьих царей иной раз участвовали тысячи воинов-статистов, каждый со своей намертво заученной ролью. Но Бларобатар - не царь, и время его - не прежнее. В его испытании участвовали всего двое драконов: старший крылатый, и младший - в человеческом облике.
  Учитывая смертельную опасность инициатического действа, возможности его пережить у участников оказывались несколько неравновесны. Если в ходе испытания Бларп погибнет, отец его вернуться с Луны всяко сможет. А вот сам Бларп - если по чистой случайности аналогичное произойдёт с отцом - как долго протянет на этом пустынном сияющем острове? И если достаточно долго, то иньересно, какой же ценой?
  Подумал ли об этом отец Бларпа? Вряд ли. Кажется, он вообще не рассматривал случая, в котором сын победит. Вот о том, выживет ли - не мог не загадывать. Если бы Бларп делом доказал свою невозможность выжить, тогда его славное полное имя - Бларобатар - можно бы было с чистейшей совестью передавать следующему сыну - для разнообразия, наконец-то чешуйчатому и крылатому, как изначально и ожидалось.
  Не успел юный Бларп соскочить с широкой отцовской спины на искрящийся световой пылью лунный грунт, не успел уложить застучавшие в чувствительные виски новоприобретённые лунные мысли, а отец уже в роли мастера инициации принялся за инструкции.
  - Тебе предстоит преодолеть по диаметру весь лунный диск - отсюда и до вон того горного хребта на противоположной оконечности. Нормальному дракону здесь несколько часов лёту, но у тебя займёт где-то неделю - так что соразмеряй съестные запасы.
  - Понял. А что будет там, на месте назначения?
  - На хребте встречу тебя я. Для последнего посвятительного сражения.
  - Вот как! А чем сражаться-то будем?
  - Оружие тебе предстоит раздобыть в дороге.
  - Да? Там, по дороге, разбросано оружие?
  - Не разбросано. Спрятано. В единственном, самом неприметном углу. Но отыскать его в дороге придётся. Это единственный твой шанс.
  - Единственный?
  - Будь ты с оружием, или без, а сражаться придётся, - пояснил отец. - Я, так и быть, подожду, пока найдёшь. Но не затягивай - не то драться придётся впроголодь.
  - Потороплюсь, - пообещал Бларп. И зашагал по светящейся лунной пыли в указанном направлении, не забывая зорко поглядывать по сторонам.
  Зорко ли? По правде говоря, слепящая лунная поверхность заставляла в этом сомневаться. Но там, где не заметят глаза, подскажет интуиция, успокаивал себя соискатель.
  - Не попадись в западню! - запоздало гаркнул отец ему вслед.
  В полном смысле слова запоздало, ведь Бларп как раз входил в одну из расставленных им ловушек. Пока он осматривал блистающие просторы до самого лунного горизонта, пыль под ногами вдруг начала проседать.
  Не тайник ли, мелькнула мысль, ну, который с магическим оружием? Что и говорить, гипотеза нелепая и жалкая в своей нереалистичности. У тайника обязательно бывает дно. Под ногами же Бларпа дна как раз не было. Пылевая воронка затягивала его вглубь плоской лунной монеты - монеты ярко начищенной, вероломно блестящей, но к тому же ещё и дырявой.
  Что за горестная судьба: пролететь насквозь лунный диск и выпасть из-под его нижней поверхности прямиком на землю! Поистине так и должна бы выглядеть судьбина дракона, наказанного за бескрылость собственным расово правильным драконическим отцом.
  Настойчиво длившаяся попытка Бларпа этой судьбы избегнуть могла бы хоть в ком-то вызвать толику уважения, если бы не была так смешна и жуткостно бессильна. Не имея крыльев, чтобы над воронкою воспарить, Бларп отчаянно бежал в эпицентре пылевой тучи по проседающему песку - бежал, оставаясь на том же сыпучем месте, бежал и тогда, когда песок остался где-то там, в вышине, а мимо с противным свистом проносились вниз тяжёлые лунные камни. Бларп отталкивался от этих камней, пытаясь неловкими прыжками приблизиться к стене лунного колодца, сквозящего до верной погибели.
  Его движения было бесполезны? Пожалуй, что так. Но не больше смысла и в том, чтобы отказаться от их совершения в пользу падения со смиренным достоинством согласившегося умереть лентяя.
  - Усилия деятельных натур, предпринятые по спасению из гиблых ситуаций, достойны увековечения в литературе и песенном фольклоре, - комментировала его 'подвиг' Луна, а Бларп был настолько весь в этих самых усилиях, что никак не успевал комментировать ложное глубокомыслие её сентенций. Да не беда: запомнил и прокомментировал после.
  А вот в том, что 'после' наступило, заслуга Бларпа совсем уж призрачна. Помогла лунная гравитация. Это она притормозила его падение и мягко вытолкнула назад, на поверхность лунного диска, на тропу испытания - сопровождая возвращение исполненными тщеславия текстами. На сей раз о своём непобедимом свободолюбии.
  - Я свободен, я забыл, что значит страх, - повторил Эйуой вслух за угодливыми лунными мыслями. Зачем? Да только ради того, чтобы услышать, насколько пошло подобное заявление прозвучит. Прозвучало именно так, как он и подумал. Такая предусмотрительность тут же удостоилась одобрения неугомонной Луны, но Бларп уже был настороже, и все попытки преждевременного самовосхваления пресёк.
  Нет времени на гордыню, вздохнул он. Не доделаны главные дела. Тайник, освоение нового оружия, поединок. Некогда собой восторгаться.
  - Тебе и не надо, - в мыслях его пропела Луна. - Восторгаться чудесной победой буду одна я. Только я! А ты, дорогой герой главное, повод мне обеспечивай... - на деле же пока получалось наоборот. Повод задрать нос Бларпу обеспечивала Луна, аккуратно обезвреживая отцовы ловушки.
  Всю дорогу до будущего места поединка лунная гравитация защищала юного двуногого дракона от родительских испытательных козней. В защите Луна преуспела, а вот в чём не смогла, так это в насаждении уверенности в собственной неуязвимости. Обрести такое умонастроение Бларп отказался наотрез. Опасная штука - поддаться на подобные уговоры.
  Отец - тот, наверное, однажды поддался. И что он творит сейчас? Он творит во славу Луны, а Луна над ним же смеётся.
  Лунные ямы, лунные трещины, лунные сквозные колодцы, задрапированные пылью до поры - вот и все типы ловушек, измышленные бларповым родителем. Не густо. Не оригинально.
  В одной из каменных пещер, небрежно прикрытой иллюзией гладкой стены, Бларпа поджидала огненная плеть. Отец ему честно вручил оружие? Да. Должно быть, не верил сам, что эта штука работает. Человеческая штука с человеческой магией. Для крылатых драконов бесполезная: им вряд ли доступно её зажечь, и уж тем более несподручно ею ударить.
  Зато в руках у Бларпа плеть послушно зажглась. Он взмахнул вооружённой рукой, вычерчивая огненный зигзаг, и понял, что более не беззащитен. А значит, финальная драка выйдет как минимум честной.
  Собственно, так и вышло. Когда юный Бларобатар добрался до горного хребта, над которым в состоянии крайней скуки завис отец, Луна из назревающей схватки плавно самоустранилась. Только отец, только сын, только огненное чудо.
  Идёшь на встречу с отцом? Не забудь плётку!
  
  * * *
  
  Как именно Бларп отца повергал - описывать долго. Перечисление выпадов ничего не даст, а на мысли в моменты боя времени не оставалось. Факт в том, что отец сына совсем не щадил. Убил бы, коли представилась бы возможность. Да кто ж ему даст?
  После одного из предательских выпадов, которые в системе драконьего боя считаются запрещёнными в отношении живых существ, Бларп прохрипел самое крепкое оскорбление, которое можно нанести словами:
  - Я не произнесу твоего имени, пока оно не очистится от тебя!
  Многослойное обещание. В нём - отказ от отца, пожелание отцу смерти, а также указание на то, что имя своё он изгадил.
  Бларп выполняет свои обеты. Потому-то имя отца не произносит с тех пор даже в мыслях. Помнит ли он его вообще - отдельный вопрос. Без нарушения обета никак не проверишь. Всё-таки отец, вероятно, жив.
  Там, на Луне, Бларп его не убил, хоть и здорово покалечил. Убил бы - околел бы от голода на удалённом небесном острове без малейших шансов его покинуть. Покалечил бы сильнее - оба остались бы на Луне не в силах совершить перелёт. Повредил бы в недостаточной мере - имел бы проблемы с отцовским своеволием на обратном пути.
  В общем, само собой получилось, что Бларобатар действовал в меру: не сильно, не слабо, а так, как и было надо.
  Обратный путь на порванных отцовских крыльях был медлителен и тяжёл. Бларп ни на миг не выпускал из рук плети, а её - благоразумно не гасил. Обманные фортели в небесах побеждённому отцу были всё ещё вполне по силам. Чуть зазевайся - и летишь в одиночестве без крыльев по небу. И вся твоя лунная победа тогда не читается. Ибо не удержал.
  К счастью, лететь пришлось не до самой земли. До небесного дворца Гатаматар, а ведь это гораздо ближе.
  Бларп в свою юную пору плохо ориентировался в небесах. При всём желании он не смог бы проконтролировать, туда ли его везёт отец, куда было сказано. Но, кажется, побеждённый не имел вариантов. После поражения ему всё стало едино: к Гатаматар, ну и ладно. В парадный зал, ну и в парадный зал. Больше позора, чем тот, что уже случился? Нет, не бывает.
  
  * * *
  
  Энергии Луны и Лунного Пламеня - весьма сходны, чему свидетельством даже их названия. Но есть, разумеется, и различия. Начать с того, что Лунный Пламень гораздо сильнее. Именно потому он - Большая кость Вселенной, тогда как Луна принадлежит к малым.
  Кроме того, Лунный Пламень исключительно компактен. Кому-то он является в образе большого светящегося камня, кому-то - в образе пылающей жемчужины, но то и другое суть предметы малые, соразмерные не только дракону, но и человеку. Луна же - небесный остров.
  Если камень можно перенести с места на место, то Луну не перенесёшь. Отсюда следующее различие: Лунный Пламень предоставляет своему властелину больше свободы. Луна же - привязывает гравитацией.
  Ещё у легендарного камня единственный законный владелец -Верховномудрый дракон Драеладр, а владеть Луной могут многие. Ну, хотя бы по той простой причине, что это она ими владеет.
  И, наконец, Лунный Пламень влияет на всех, на весь мир - на кого в большей, на кого в меньшей степени. Действие Луны более адресно, более частно, отдельно. Кто Луну лично посетил, тот с ней и в отношениях.
  Отсюда следует, между прочим, что когда Лунный Пламень принадлежит Драеладру, весь мир тяготеет к гармонии. Когда же почему-либо не принадлежит...
  Одним словом, грядёт мрачная пора, ибо небеса хмурятся.
  
  * * *
  
  Нет нужды долго расписывать тот момент, когда Лунный Пламень у Драеладра похитили. Бларп к тому времени был далеко не юн, много путешествовал по земле и небу, обучился многим разведывательным навыкам - благо, многие годы провёл в Ярале, исторически сложившемся как база разведчиков Эузы.
  Разумеется, он рьяно включился в поиски. Многое указывало на то, что похитителем был кто-то из своих (не своим и на небеса-то не подняться), но в деле сквозил и мертвецкий след. Кому, как не сателлитам Владыки Смерти, выгоднее всего дестабилизировать небо?
  В ту пору Бларп лично побывал во многих местностях, где у Кэнэкты имелись сети информаторов - и в тех, где вовсе и не имелись. Нижний Восток с его знаменитыми на весь свет базарами, стелющееся к ногам мертвецов некрократическое Предпорожье. Часто он выступал под вымышленными именами: Авдрам, Кёсм из Алахара - но в выборе их допустил наивность. Псевдонимы-то он брал из фольклорных источников, и по этой черте его ничего не стоило вычислить. Когда же понял свою ошибку, исправлять её стало поздно, да и нецелесообразно. Слишком многие тебя таким знают. Что ж, раз назвался Кёсмом из Алахара - не говори, что тебя неверно поняли, а в меру сил соответствуй взятой легенде.
  Ты примерял личины героев-мудрецов? Дело за малым: стань ими. Благо, свою собственную инициацию ты прошёл на Луне, в обстановке вполне подобной их становлению.
  Говорят, Кёсм победил чудовище в Лабиринте, опираясь на ум и интуицию. А на что опирался ты, повергая чудовище на Луне? Говорят, Авдрам появляется в нужныймомент с мудрым решением важных вопросов. Что ж, научись у него оперативности, а ума и собственного достанет.
  Бларп Эйуой и сам не заметил, как стал персонажем наполовину сказочным. Удобное свойство, честно заработанное всё в той же самой лунной стычке. В нужный момент словно перевоплощаешься в фольклорного героя, действуешь, как он, и, что немаловажно, иного, чем он, и не хочешь. И тогда победы древнего героя становятся твоими победами.
  Герой не может не победить. В нём попросту нет того мелкого, которое привело бы к проигрышу. Когда ты таков, как он, становится не так уж и важно, кто тебе противостоит: бородавчатый вонючий карлик, иглокожий великан из Шестой расы, или может, дракон, сбрендивший на почве заклятия Злобного Хохота. Наши враги бьют нас нашими же слабостями - вот это Бларобатар накрепко уяснил.
  
  * * *
  
  Впрочем, раз и навсегда войти в режим сказочного героя ни дракону, ни человеку не по силам. Герой - это лучший и мощнейший предел человека, но не сам человек. Режим героя хорош для экстремальных ситуаций - вроде инициационных испытаний, и только лишь для них.
  Потому удивляться ли, что Бларп не сделался в одночасье внезапным победителем всего и вся?
  Основной его проигрыш связан с поисками Лунного Пламеня. Верно, к постановке самих задач примешивается слишком много человеческого, но Бларп - в отличие от своевременного Авдрама - никак не успевает за событиями. Может, поиски древнего драконьего камня - попросту не его задача? Скорее всего, но Бларпу хотелось бы думать иначе.
  По правде говоря, он просто не всилах сидеть сложа руки, пока Лунный Пламень к Драеладру не возвращён. Не та ли самая лихорадка привязывала к Луне и его отца? Наверное, симптомы похожи - для бесстрастного-то взгляда со стороны.
  Историю бларповых поражений изложить хочется кратко. Похититель Лунного Пламеня - серый дракон, чьё имя отправилось в забвение, туда же, куда и отцовское - был обнаружен, но камня при нём уже не было. Камень, как всем известно, прожёг дыру в небесном острове и упал на землю. На землю, где в его поисках Бларп давно уже не был одинок: вокруг так и рыскали мертвецы.
  Сыскать неведомо куда рухнувший ценный предмет тем труднее, что ценность предмета для всех очевидна, а вот опасности, с ним связанные - не для всех. На земле чуть ли не каждому охота пркарманить Лунный Пламень в счастливые мгновения, когда он плохо лежит. Потому поиски камня быстро перерастают в поиски его хозяина. А вот хозяев Лунный Пламень меняет быстро, как перчатки, причём старые перчатки комкает и выбрасывает в таком виде, что уже не допросишь. А новые-то - все по карманам!
  Именно к той поре поисков Бларпа относится самый известный, яркий и громкий его 'подвиг' - можно даже без кавычек. Проследив за серым безымянным драконом, он попал в замок великана Плюста, в котором вместо чудесного камня обнаружил тюрьму. В той тюрьме кто только не оказался: и серый дракон (попался, бедняжечка), и сложно-составленный посланник Чичеро, и циркачи Кло с Амуром, и невезучий парнишка Пардр. Люди всё больше достойные, способные на многое - их лишь организовать оказалось некому, чтобы взломать гадостный замок Глюм, что Бларп с готовностью и взял на себя - некогда ведь по тюрьмам сидеть, когда время дорого.
  Ах да, самого Плюста Бларп тоже взял на себя - во избежаниемножества лишних жертв. Как-никак, полезная в этом деле огненная плеть лишьу него имелась.
  Что ж, победа над Плюстом и его замком немного порадовала, но и только. Главных задач Бларпа она никак не решала. Лунным Пламенем в замке даже не пахло. Ложный след, опирающийся на одну из древних легенд, на которые Бларобатар, надо признать, падок.
  А что было дальше? Надо признать, всё то же самое.
  Слишком уж Бларп поверил в себя как в разведчика и следопыта. Слишком поверил. Слишком.
  Он рыскал в бесплодных поисках, а тем временем всё сильнее хмурились небеса. Когда небеса хмурятся, всегда хочется верить, что хмурятся они вовсе не о тебе. Верно, не о тебе. Но всё-таки не 'вовсе'.
  
  * * *
  
  Поиски Бларпом Лунного Пламени в основе своей сумбурны и лихорадочны. Поиски из состояния смутной тревоги и ложной уверенности в своих способностях. Ибо хотя способности Бларпа вполне реальны, берёт на себя он гораздо больше. Потому и обманывается.
  Что за бессистемные метания на воздушном замке между Карамцем, Уземфом, Бегоном, Глукщем - с выходом и на запорожские мёртвые города? Бларп себя успокаивал тем, что, пока замок куда-то летит, ему самому не составляет труда сесть в тишине и подумать.
  Но это неправда, потому что замок оттого и летит, что Бларп так и не смог найти в нём тихого места. Летит с целью бегства от укоров совести - по большому счёту, именно так.
  Полёт замка суетлив, ибо реактивен. Не пытливый ум Бларпа определил цель, а подброшенная внешним миром задачка на скорость. Успел? Как всегда, к сожалению. Иногда попросту не успел, но чаще - успел совсем не туда.
  Отца Бларпа заметно разбаловала Луна. Самого Бларпа - мертвецы. Что они для этого делали? Вели себя глупо. Провоцировали задирать нос.
  Получается, с умом глупо себя вели. Причём, как видно, далеко не с собственным умом. С умом Властелина Смерти.
  
  * * *
  
  Чем конкретно мёртвые Бларпа так уж разбаловали? Да хоть таким.
  В прежние времена ему было довольно-таки соблазнительно путешествовать по воздуху в самое что ни на есть Запорожье. Весело же перелетать через высоченную чёрную стену на белокаменном воздушном замке под управлением чётвёрки драконов!
  Смех разбирает смотреть на спрятавшихся за стеной мертвецов, которые всячески делают вид, что парение твоего замка не замечают. Нет, не одолжение они тебе делают этим своим глухим игнорированием. И не презрение демонстрируют.
  Мертвецы заботятся о себе. О том, чтобы другие мертвецы - поглавнее, с них за усвиденное строго не спросили. А если точнее, за увиденное и разболтанное - ибо если ты о виденном не болтаешь, кто сумеет доказать, что ты его действительно видел? А уж тем более - наблюдал, следил, обращал пристальное внимание.
  Мёртвые не болтают - значит, Бларп удачливый и незаметный разведчик? К сожалению, нет. А не болтают - вот почему.
  Кто видит белокаменные замки в небе Запорожья, тот понимает, что в случае войны мертвецов с живыми тихо отсидеться за чёрной стенкой никак не получится. Есть небо, с которого прилетит ответ, что бы ни писал Владыка Смерти в хвастливых уставах своей некрократии. Но как отнесётся к не в меру понятливым мертвецам их мрачный Владыка? Увидит в них потенциальных паникёров, играющих на руку Живому Императору. В Запорожье всякое сомнение в победной мощи Шестой расы интерпретируется именно так.
  Мертвецам неприятности не нужны. Вот этим они Бларпа и разбаловали. Можно было заниматься разведкой и поаккуратнее. Но зачем, если тебя и так не заметят? Из одной лишь любви к искусству?
  Видимо, стоило это искусство всё-таки больше любить.
  Что искал Бларп, нагло мозоля мёртвые гляделки своим недоступным с земли замком? Вот тут-то центральный пункт интриги: искал тайники посланников Смерти.
  Орден посланников Смерти, единственный из рыцарских орденов, сохранившихся при некрократии, выполнял широкий спектр функций - и разведывательные в том числе. Вот Эйуой и устроил охоту за их тайниками, разбросанными в самых разных частях наземного мира. Пусть основные задачи и указания посланники Смерти получали в медитативных посланиях от самого Владыки, но документальная мелочь - справки, досье, неучтённые прежде новости - циркулировали по множественным тайникам. Обнаружить их - дело не то, чтобы сложное. Сложней не позволить понять противнику, что тайник тобой обнаружен.
  Удалось Бларпу это последнее? По-видимому, нет.
  Ему подбрасывали в тайники какую-то ерунду, позволяя делать неверные выводы. Отсюда и лихорадочные метания, в которых его никогда не было в нужном месте. Отсюда опоздания и поспешность. Отсюда неспособность предотвратить патологию хмурящихся небес.
  А в небесах умирал прежний Драеладр. И новый Драеладр, ещё не родившись, стоял под ударом.
  
  * * *
  
  Когда у тебя в руках оказывается целых три следа, ведущих к искомому предмету, пройти по всем трём нипочём не успеешь. Тут уж выбираешь самый вероятный, или наиболее понятный, или наименее опасный в смысле риска вообще не вернуться, а остальные - по возможности, кому-нибудь поручаешь.
  Так случилось, что верный путь к Лунному Пламени лежал в мертвецкий Абалон, на который Бларп никак бы не подумал. И дело, конечно, не в малой вероятности. Просто Абалон - сердце Ордена посланников Смерти. Если камень Драеладра попал к ним в сокровищницу - достать его оттуда далеко не в Бларповых силах. Нужна солидная война. Как минимум - штурм Абалона.
  Потому-то идея захватить Абалон и поискать в его закромах досталась новому эпизодическому союзнику - мертвецу Дрю. Дрю, как-никак, сам из посланников, он-то в таких делах разбирается куда лучше.
  Какой же след взялся изучать сам Бларп? Тот, в каком ему не на кого было опереться. Ведущий - куда бы вы думали? На Луну.
  
  * * *
  
  До сих пор проблемы с Луной и её гравитацией Бларпа счастливо обходили. Однократное посещение в юношеском возрасте, пусть даже совпавшее с инициационным испытанием - ещё недостаточное учловие, чтобы впасть в зависимость.
  К тому же, ему, бескрылому дракону, намного проще проигнорировать лунный зов. Если собственных крыльев нет, один ты на Луну не полетишь. Надо хоть кого-нибудь, да подбить на совместный полёт - это при том, что насчёт лунной гравитации многие драконы в курсе.
  Привести к Луне ещё одного адепта? Ну уж нет! Не через Бларпа - не станет он обманывать товарищей непонятно чего ради. А раз уж других не станет, ему и самому не надо.
  Однократная встреча с Луной не даёт прочной зависимости - и только регулярность приводит драконов к тем грустным последствиям, которые целители из Канкобры именуют мудрёным термином 'гравитационная болезнь'. Тридцать лет с поры испытанеия - солидный срок. Был бы ещё солиднее, кабы Бларп не нашёл в мертвецком тайнике странную писульку.
  В документе говорилось примерно следующее: 'Большая тропа мёртвых идёт до Луны. Лунный Пламень к Луне отправлен. Луна Лунный Пламень нейтрализует. Лунный Пламень вскормит Луну. Затмение начнётся в срок. Всем посланникам Смерти пребывать в боевой готовности'.
  Прочитав этот бред, Бларп подумал, что написан-то он неспроста. Слишком глупо для ложного следа: кто на такое купится? К тому же...
  Его лично слегка подкупали фольклорные мотивы в этой записке. О том, что 'Большая тропа мёртвых идёт до Луны' - есть ведь такое поверье. Видимо, в каком-нибудь смысле связь Луны с мертвецкой дорогой действительно существует.
  Бларп не подумал, что тот, кто писал именно такую записку, мог хорошо знать, кто и на что купится, и ему, Бларпу, подсунуть нечто убедительное лично для него. Кто же не знает пристрастия к шарадам Кёсма из Алахара?
  Как бы то ни было, Бларп для себя решил, что с Луною дело нечисто и нуждается в проверке, чем бы ему лично таковая не грозила. Решить-то решил, но остался ещё вопрос доставки. Либо спина дракона, либо же целый воздушный замок, ведомый по небу четвёркой рулевых. Что предпочесть? То, что заведомо принесёт меньше вредных последствий.
  Бларобатар поговорил с рулевыми того замка, на котором чаще всего летал. Из них никто не изъявил желания посоревноваться с лунной гравитацией. Всё-таки драконы свободные существа, зависимостей не любят. Вот если какой-то дракон такую зависимость уже заработал - другое дело.
  - Знаете ли таких драконов? - спросил Бларп.
  - Как не знать, - ответили рулевые. - Есть парочка и среди наших, кормщиков. Страдают, болезные, что посетить свою капостную Луну не имеют права.
  - Скажите, как их найти.
  - Ох, не советуем, - завздыхали рулевые, - им-то не привыкать, а тебе в то гиблое место не надо бы...
  И впрямь оказалось не надо. Бларп в том полёте к Луне прозевал и смерть Драеладра, и многие другие тревожные события. Но главное, был вынужден признать: гравитация упрочилась. Тянет, как никогда раньше.
  - Ты стал лунозависимым, - прямо сказала ему старая Бланш, - какая ни распровидица, а от тебя я этого не ожидала.
  - Я и сам-то не ожидал. Кто-то меня хитро направил...
  - Не ищи! - пристально взглянув на него, потребовала бабка. - тот, кто направил, без помех сделает это снова.
  - То есть?
  - В следующий раз он будет ждать тебя на Луне. И тебе придётся лететь, чтобы его наказать. Но поймаешь ты воздух. Почему? Да потому, что прилетишь на Луну по другой причине.
  - Понял. Не буду искать, - с твёрдостью в голосе пообещал Бларп.
  Эх, всегда бы твёрдость в голосе сопровождалась и твёрдостью в душе.
  
  
  25. Богов не стесняются
  
   В ночи снова воротились мертвые и говорили с жалким видом: Еще про одно мы забыли, дай нам наставление о человеке.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  Бывало, мертвецы едва на плошади помещались, а вот в этот раз пришёл один, самый настырный. Остальные взяли отгул у Владыки Смерти?
  - Меня зовут Босс, - представился мертвец, - Босс из Баларма. Баларм - это замок такой. Одно время я там был управляющим.
  - Слушаю тебя, Босс из Баларма, - любезно кивнул Гны.
  А сам подумал, что не был бы его новоиспеченный знакомец в прошлом управляющим - не имел бы и повода назваться. Судя по тревожному взгляду, мертвец этот скрытен. Но тщеславен. И будет страдать, пока мир остаётся в неведении о его карьере в упомянутом славном замке. Баларм - он ведь где-то на Клямщине, недалеко от Батурма?
  Босс держал паузу. Чего-то ждал. Надеялся, что и Гны назовёт свое имя? Некромейстер внутренне усмехнулся. Нет уж. Своё имя он оставит при себе. И Боссу бы искренне желал того же. Имена? Кому они здесь нужны? Только соглядатаям Влдадыки Смерти - для каталогизации.
  Последнего слушателя, с которым Гны свёл знакомство, звали Критий. Тот назвался сугубо по простодушию. Босс из Баларма простодушным не выглядел. Может, имя назвал не своё?
  - Я назвался, потому что вы знали моего сына, - сказал пришелец.
  - Сына?
  - Его зовут Банн. У него с некоторых пор... перебиты руки.
  Банн из Баларма? Ну конечно! Всё встало на свои места, если не считать одного маленького вопроса: как этот Босс на него вышел? Он ведь пришёл к некромейстеру Гны, а не к инкарнации Цилиндиана. Значит, нашёл способ. Какой?
  Но способ определим после. Пока стоит выяснить цель, с которой способ изыскивался.
  - О чём угодно побеседовать? - поинтересовался Гны, ни словом не подтверждая, что имя Банна ему хоть что-нибудь говорит.
  - О сыне. Я ведь так понимаю, у него была перспектива усесться на Мёртвый Престол. Вы ему отсоветовали. Почему?
  - Из человеколюбия, - честно ответил Гны.
  - Что такое это ваше человеколюбие? - взорвался Босс.
  - А что, по-вашему, человек?
  Философский вопрос поставил Босса в тупик. Можно предположить, что в своём сыне он человека видеть не привык. Задница, которая не уселась на Мёртвый Престол - вот что для него Банн. Безрукая промахнувшаяся задница. Промахнувшаяся по вине Гны.
  - Люди - наземные существа из Седьмой расы, - сказал Гны. - Рождаются они живыми, и лишь в дальнейшем, приобщаясь к мёртвому миру Владыки Смерти в ходе посвятительного обряда, могут обрести некоторые черты мертвецов. Некоторые, но не все. Принадлежность к Шестой расе ими не обретается. Юридически - может быть. Но не онтологически.
  - Ну да, мы люди, - со вздохом признал Босс, - но мы не хуже других. Приняли посмертие, за всё некроманту с бальзамировщиком честно выплатили, стали в наземной некрократии мертвецами уважаемыми, теперь вот, к нижнему ярусу приобщились. Отчего моему сыну не сидеть на Мёртвом Престоле?
  - А как вам нравится Тпол, который сидит там сейчас?
  - Очень нравится! - воскликнул Босс. - Но, мне кажется, что мой сын сел бы туда не хуже...
  Какое там 'не хуже'? Лучше, вот что ему кажется. Только вслух произнести страшно. Вдруг Владыка Смерти ненароком услышит да разобидится?
  - Тпол несчастен, - заметил Гны, ибо Мёртвый Престол - сидение с секретом. О выдвижном штыре сын вам рассказывал? Да? Ну так можете мне поверить: бедняге Банну такого бы точно не выдержать. Даже телесно ему на чернокаменном стуле не усидеть: от него в два счёта останутся лишь ошмётки!
  - Ну да, пострадал бы, - признал Босс, - а кому в наше время легко?
  Гны улыбнулся его находчивости. Но продолжил аргументировать:
  - Телесные страдания - это ещё не всё. Это лишь символ происходящего в душевных внутренностях. Ваш Банн очень быстро бы перестал быть собой.
  - Ну да! - воскликнул Босс из Баларма. - стал бы настоящим Владыкой Смерти, к чему я и веду.
  Гны покачал головой:
  - Нет, не стал бы ваш сын Владыкою. Просто сила, сидящая на Мёртвом престоле, получила бы душевно-телесный ресурс вашего сына.
  - Тю, - покривил губу Босс, - а помоему, это одно и то же!
  - Нет, другое! - продолжал настаивать Гны. - Вам-то зачем нужен сын на Мёртвом Престоле? Небось, надеетесь на какую-то помощь? - Босс, подумав, кивнул. - Ну так вот: надежды беспочвенны. Сын, превратившийся во Владыку Смерти, помощи не окажет. Потому что он - уже не он, понимаете?
  - Так-то оно так, - болезненно нахмурился Босс, - но вдруг всё-таки...
  - 'Вдруг' невозможно, - отрезал Гны.
  Босс из Баларма помолчал, что-то прикидывая, потом сказал со вздохом:
  - Даже коли помощи не окажет... Всё равно сын на Мёртвом Престоле - это... Это звучит гордо, одним словом.
  Было бы чему гордиться!
  - Пусть бы мальчику было счастье! - продолжал отец, нащупав новую жилу вдохновения. - Ему хорошо, ну а я бы и сам справился...
  - Как же ему хорошо, если душу его вытрясли, а весь позвоночный столб чернокаменным штырём разворочен! - расхохотался Гны.
  - И не стыдно вам смеяться над страданиями моего сынишки! - оскорбился Босс и ушёл.
  А Гны смеялся не над страданиями Банна. Вот усилия мучителя эти страдания оправдать - истинный источник комизма.
  
  
  26. Висельники устали
  
  Импровизированный штаб эузских повстанцев ныне располагался в селе Холм, что над Третьей речкой, а всё это находилось в глубине безопасных Верхневосточных земель - и так далеко от столицы, что, как помнилось Кэнэкте, здесь даже при царе Ксандре налоги не собирали. Правда, не собирали: в одиночку-то не поедешь, а целым конным отрядом в этаких пустошах - выходило себе дороже: что ни собери, по дороге больше проешь.
  Тем более, сюда не совались чины из Обсерваториума нынешнего царя Вана - те всё больше Западную Эузу ломали да строили, а через реку Великий Трубеж даже ни разу не переправлялись. Не рискнули. Ну так вот, на нехоженой людьми Обсерваториума восточной его стороне один из неприметных притоков - Третья речка и есть. Да вон она, кстати! А вон та деревенька за лесом да на холме- место назначения.
  С высоты небесного замка, конечно, все ветвистые притоки Великого Трубежа, как на ладони, только что не подписаны, зато в пешем или конном путешествии - нужно твёрдо запомнить, куда где свернуть и откуда куда вовремя выбраться. Дикая природа всегда запутает чужака, и сделает это лучше самого изощрённого ума.
  - А здорово Зван своих людей спрятал! - прислонившись к зубцу белокаменной стены, сказал Уно. - Ни в жисть не сыщешь!
  - Что-что, а уж прячется он - будь здоров! - откликнулся Дуо.
  Если бы и новых людей вокруг себя собирал с таким же успехом, как прячется, вздохнула про себя Кэнэкта. В Эузе-то спрятаться - дело нехитрое. Эуза велика - в особенности слаборазведанными верхневосточными землями. Здесь, если не назначил кому точного места и времени встречи, не мудрено и разминуться. И не то что людям, а целым армиям. А живые армии таковы, что их надо ещё чем-то кормить - то-то горстку людей Звана никто и не ищет. К чему искать, если она и так сидит в тех глухих местах, откуда вряд ли когда решится выступить.
  Замкнуый круг: здесь людей не наберёт, а пока не наберёт, отсюда не двинется.
  - Госпожа Кэнэкта, - сказал Уно, - кажись, прибыли. Зависли прямо над ихней деревней.
  - Отпирай люк, выбрасывай лестницу, - распорядилась она. - Со мной спускаются Георн, Уно и Дуо... Хафиз! - на её оклик уземфец повернул голову. - Остаёшься в замке за старшего, - Хафиз кивнул, а тем временем Уно и Дуо уже откинули люк и спустили верёвочную лестницу. - Готово? Поспешим!
  Впрочем, о спешке нечего и напоминать. Летели из Ярала быстрее почтовой птицы, доставившей ей срочное приглашение. Зная, что Зван по пустячному поводу не позовёт, Кэнэкта все яральские дела отложила и сразу направилась к воздушному замку, самому быстроходному из пятёрки вновь восстановленных. По пути только и замешкалась - кликнуть Уно, Дуо и ещё нескольких сподвижников, не самых нужных сейчас на Белой горе. Заодно спросила, нет ли вестей от Бларпа - тот тоже упоминался в звановом письме.
  Спросить-то спросила, да только Бларп Эйуой, по своему обыкновению, находился в очередной длительной отлучке и никому не дал знать ни о местности, где его искать, ни о планах на возвращение. Лишь Уно клятвенно уверял, что разведчик из драконьего рода где-то в небесном ярусе тренирует навыки воздушного боя в ожидании неминуемого вызова на поединок, но всем известно, как много небылиц может, ничуть не краснея, наплести Уно. Кто, как не он, по секрету всем раззвонил, будто тот же Бларп в поисках Лунно-пламенного Камня некогда летал на Луну - и под действием искушений лунной гравитации не смог устоять, чтобы не посетить её и вторично.
  Ага, вот и земля. Ну, здравствуй, деревня Холм. А что: ладная деревенька. Выглядит богато; избы да сараи крепкие, надёжные. Но только как же она отовсюду далеко...
  
  * * *
  
  Повстанческий штаб собрался в просторной избе деревениского старосты. Едва Кэнэкта добралась из Ярала, тут же и собрался - как для раннеутреннего времени, так очень быстро. Видать, часовые приметили замок ещё на подлёте, доложили Звану, а тот послал вестовых в соседние сёла... Кэнэкте очень не хотелось бы думать, что все силы Звана поместились в одном селе.
  А с другой стороны - что здесь непонятного? Люди собирались, к чему-то готовились, ждали подкрепления, строили планы в расчёте на то, что соберётся мощная сила. Но сила накапливалась медленно, сторонники Звана маялись от безделья - и в какой-то миг стали разбредаться. Промедление - оно от любой повстанческой армии не оставляет камня на камне.
  Интересно, сколько бы человек осталось в Ярале с самой Кэнэктой, если бы она не нашла, чем их занять: восстановлением города, охотой на небесных падальщиков, слежкой за чёрными замками, наконец...
  Зван встретил Кэнэкту на широком крыльце избы. Обнялись по-дружески, но без лишних слов, будто только вчера виделись. А ведь минуло приблизительно два года. Где был тогда званов штаб? Ну да, здорово западнее. В местах, где облав Обсерваториума стоило ещё опасаться.
  - Бларпа стоит ждать? - спросил Зван. Кэнэкта отрицательно покачала головой. - Жаль. Хотел бы услышать и его. Но, коли нет... Тогда начинаем.
  - Милости прошу, - донеслось из избы.
  - Это Ойген, - Зван кивнул на фигуру, почтительно застывшую в сенях, - мой новый адъютант и хозяин здешнего дома.
  Сдержанно раскланявшись с Ойгеном, Кэнэкта прошествовала в светлицу. Там она убедилась, что адъютант не одинок в своей новизне. За широким столом поместилось полтора десятка незнакомых ей лиц. Зван их принялся представлять, но главное она и так поняла: верхневосточники. Жители мирного края, где воинской повинности отродясь не было. Люди, не опробованные в боях. Наверное, прекрасные охотники, стрелки и следопыты - но в пределах родных лесов, не на чистом поле.
  Где же Зван растерял прежнюю свою гвардию? Из неё Кэнэкта могла здесь узнать разве что Бука и Драга. Оба в разное время служили на Корабле Дураков. Люди, несомненно, надёжные, но - всего двое?
  - Это все? - осторожно спросила Кэнэкта, когда Зван закончил представлять новеньких.
  Грустно, когда от тебя отпадают, в особенности, если не досчитываешься тех, кто был с тобой с самого начала.
  - Обсерваториум год назад провёл две грамотных облавы, - скрипнул Зубами Зван. В результате часть наших сил была разбита, другая же, большая - затаилась до лучших времён. Люди Тура и Ратмира... Связи с ними у меня больше нет, но - я надеюсь, в нужный момент они сами меня найдут.
  Облавы Обсерваториума? Почему Кэнэкта узнаёт о них только сейчас? Ну да, звановы амбиции, нежелание признавать поражение, надежда переломить ход событий. Вот только 'нужный момент', в который к Звану вернуся былые товарищи - наступит ли он когда? И что можно считать этим моментом - осаду столицы Эузы? Штурм Крома?
  Нет уж: таких громких событий, чтобы вдохновили звановых соратников, по Кэнэкте, и даром не надо. Тоньше бы, аккуратней. Чтобы само царство как-нибудь устояло.
  Но пора обратиться в слух, чтобы потом не выспрашивать, о чём шла речь, у малыша Георна или у Дуо с Уно.
  
  * * *
  
  ...Но вот несколько рассеянный взгляд госпожи Кэнэкты мало-помалу сосредоточился на Зване. Ладно. Пора приступать к тому главному, длячего понадобилось её мнение. Вот только с чего бы начать?
  Собираясь с мыслыми, Зван оглядел свой молодой штаб. Все смотрели на предводителя в ожидании судьбоносных перемен. Да хоть каких-нибудь перемен, если честно. Засиделись - не то слово. Уже и эти, круглые новички во всём, тоже начинают маяться от скуки.
  - Мне пришло приглашение, - Зван указал на письмо, доставленное Драгом на прошлой неделе. Прозвучало весомо, но в тот же момент и встревожено. - Оно... более чем странное. Зовут в столицу.
  - Кто зовёт? - спросил Уно. - Как-то подозрительно...
  - Царь.
  - Что, серьёзно? - выпалил Дуо, вытаращив глаза. - Этот...
  Люди госпожи Кэнэкты порой забывают о всякой субординации и перетягивают разговор на себя, но призывать их к порядку Звану было лениво.
  - Да. Нынешний царь Эузы Ван с-Йел, помня мои заслуги в бытность сотником, ну и всё такое, дарует прощение за всё и просит меня приехать и возглавить его личную охрану - ни больше, ни меньше. Вот основное содержание письма.
  - Похоже на подставу! - нахмурился Дуо.
  - Более чем, - поддержал его Уно. - Там ведь, в столице, не только заслуги запомнили.
  Уно, разумеется, прав. Вооружнный мятеж, штурм Обсерваториума - такое не забывается. И зовёт к отмщению. Нынешние власти получили такой щелчок по носу, который Звану уже не простят. И если он ещё жив, то не потому, что его не искали. Нет уж! Его и хотели бы достать, да руки коротки.
  А ещё в Эузе-столице знают... Ну, хорошо, думают, будто к Звану до сих пор стекаются люди, недовольные политикой нового царя.
  - Чуют опасность, - сказал Бук, - ищут возможность устранить. Явно, что рука Обсерваториума. Выманить хотят. Ну а царь - подмахнул, не глядя.
  - Нарушать царское слово? - скептически хмыкнул Драг. Но не стал развивать мысль, верно, вспомнил, что и он в деле участвовал.
  - Царь у Патриархов навроде как на побегушках, - гнул своё Бук, - а ихний Обсерваториум нас боится. Их ведь карта битая, я считаю.
  - Вестимо, боится! - поддакнул и Ойген. - Потому как - люди ведь к нам приходят - ну, за правдой там, за справедливостью...
  Спрасибо ему, конечно, за озвученную официальную версию. Вот только у Звана картина полней и реалистичней.
  К сожалению, люди стекаются в мизерных количествах, явно недостаточных, чтобы собрать мало-мальски серьзное войско, не говоря уже о том, чтобы даже этих немногих обучить и экипировать - но, с другой-то стороны, в курсе ли Обсерваториум? Знает ли об истинных силах повстанцев? Даже если каким-нибудь подлым чудом и в курсе, то всё равно успокаиваться не спешат. Чины Обсерваториума - людишки подозрительные, не склонные приуменьшать угроз.
  - Они там что, совсем дурачки, что ли? - возмутился Дуо. - Неужели думают, что мы купимся?
  - Вот и я думаю, - проговорил Зван, - что там не дурачки.
  - Но раз так, - призадумался Дуо, - то придумали бы уловку получше этой. Эта совсем глупая. И так ведь понятно, что в здравом уме никто не клюнет. А им там - за провал операции отчитываться. Если всплывёт их план, такой наивный, то... Не поздоровится им, в общем.
  И лишь тут в обсуждение вступила госпожа Кэнэкта.
  - Правильно ли я поняла, что приглашение пришло именно сюда, в село Холм, что на Третьей речке? - поинтересовалась она.
  - Его мне доставил Драг, - ответил Зван, - кстати, Драг, будь любезен, проясни подробности.
  - Письмо мне вручили в столице, - начал Драг.
  - При каких обстоятельствах? - встрепенулся Бук. Всё-таки служба на Корабле Дураков наложила свой отпечаток. Навыки допроса срабатывают и несколько лет спустя.
  - Меня рассекретили, - с досадой проговорил Драг и, повернувшись к Звану, на всякий случай уточнил. - Всё-всё рассказывать?
  - По возможности, - кивнул Зван. - Я хочу посоветоваться, потому важно дать полную картину событий.
  Почесав затылок, Драг зашёл издалека:
  - Нынче наших людей в Эузе-столице раз-два и обчёлся. Связь с ними неустойчива, потому и толку с них мало. Я был послан наладить эту самую связь, ну а сперва - убедиться, что все на месте. Оказалось - далеко не все. Феда взяли. Гай и Мил попали под подозрение Патриархов и дали дёру, один Вук продолжал работать, ну да Вук и мало во что был замешан. Он единственный, верно, до сих пор на своём месте - я-то его тоже не выдал.
  - А мог? - с нажимом спросил Ойген.
  - Каждый бы мог. Это уж смотря с какой силой нажмут...
  Ойген скривился, но Драг не заметил.
  - Ну так вот. Я, как прибыл в столицу, выходить на связь ни с кем не спешил. Сперва решил разведать обстановку - что да как. Разведать-то разведал, но тут же просёк за собой хвост. Думается мне, навела рябая Карина из 'Петушиного ключа', хотя могу ошибаться. Факт в том, что ребята из Обсерваториума взялись за меня всерьёз, и свинтить не получилось. Повязали при попытке затеряться в торговых рядах. Жёстко так повязали. Беспощадно... - Драг споткнулся о недоверчивый взгляд Ойгена и с вызовом поглядел на него сам. Тот отвернулся, Драг же продолжал:
  - Ну, думал я, сейчас начнётся то самое, чего я не люблю. Проще говоря, пытки. Кто их терпел, тот меня поймёт, а кому не довелось, - Драг поглядел во внимательные лица новых сподвижников, - уж поверьте на слово. И больно, и гадко, и всякий смысл теряется, вот что такое пытки. К счастью, - Драг выдержал долгую паузу, что твой клоун, - до настоящих пыток дело не дошло. При задержании, конечно, били, даже ребро сломали - но то, уж поверьте мне, за пытку не считается.
  - А что тогда считается? - хмыкнул Ойген.
  - У нас на Корабле Дураков, - специально для него пояснил Бук, - пыткой зовут лишь те побои, которыми выбивают сведения.
  - Точно! - подтвердил Драг. - Когда не бьют, а выбивают, в этом слишком много азарта, ага? Зная, какая бывает пакость, я заранее приготовил правдоподобное враньё - заучил наизусть, чтобы под пытками правильно высказаться. Однако, не привелось. Меня не пытали. Всё, что им требовалось - узнали как-то иначе.
  Пока Драг делился секретом на тему заготовленного вранья, в глазах Ойгена появился свет, отбрасываемый какой-то проницательной догадкой. Без сомнения, горе-адъютант сделал вывод, что Драг врёт и прямо сейчас. Ложный вывод. Конечно, Драг умеет обманывать. И многих обманет - но не Звана, под началом которого столько прослужил. Ему он и не захочет, и не сможет сказать неправду, в особенности такую.
  А Драг продолжал:
  - Я далёк от мысли, что меня пожалели. Скорее, имели лучший источник сведений, чем я. Кстати, как меня звать и кто я таков, они откуда-то точно знали уже на вторые сутки после ареста. Но главное - понимали, кого я представляю. Имя 'Зван' - они мне назвали. Причём, как что-то само собой разумеещееся, не требуя подтверждений. Я всё ждал, что мною займутся по-настоящему, но не дождался. Вместо того меня отвели к царю.
  О своей втрече с монархом Драг упомянул самым будничным тоном, будто на показ к царю Эузы узников приводят если не каждого, то через одного. И царь увещевает заблудшие души.
  - Когда меня привзели в Кром и завели в царский дворец, я догадался, отчего меня вовсе не пытали. Боялись изуродовать и навлечь на себя царскую немилость, не иначе. Коли царь расспорядиля не трогать, то и Париархи не ослушаются, тем более - те их мелкие прихвостни, что меня пленили. Царь подошёл ко мне и сказал: 'Я знаю о тебе всё. Ты Драг, шпион бывшего сотника Звана, в своё время объявленного государсвенным преступником. Попадись ты с полгода тому назад, твоя участь была бы незавидной, но сейчас моё сердце исполнено великого милосердия'...
  - Так и сказал? - ахнул Бук.
  - Примерно. За точность передачи не поручусь, но общий смысл такой, как я говорю. Так или иначе, но после заявления о милосердии царь замолчал, ожидая ответа. Чтобы не ровоцировать царский гнев, пришлось ответить не что попало. Я подтвердил, что, мол, царское милосердие всем известно, и всегда на него уповаем.
  Тут Ойген явственно фыркнул, и Драг с иронией добавил:
  - Признаю, что упустил редкую возможность нагрубить царю. Думаю, он от такого удара вряд ли сумел бы оправиться.
  - Брось, Драг, никто тебя не осуждает, - не слишком убеждённо возгласил Бук. Прозвучало как нехитрая пародия на восхваление милосердия Вана с-Йела. Впрочем, то ложное положение, в которое поставил себя Драг, доставив Звану послание от высокопоставленного врага, исключало всякую возможность искренней поддержки.
  - Ой, да я вижу, - отмагнулся Драг. - Царь мою лесть послушал, покивал, а потом и говорит: 'Тебе, Драг, ничего плохого не сделают. И вот почему. Мне нужен посыльный, который знает, где сейчас скрывается сотник Зван'. Тут я начинаю блеять, что ничего подобного я не знаю, а царь меня прерывает, чуток оскорбившись: 'Я гарантировал безопасность не для того, чтобы ты мне врал; перестань. Ибо точного места, где скрывается Зван, у тебя никто не станет доискиваться. Моя цель - не поймать сотника, а даровать ему моё высочайшее прощение и вручить вот это письмо' - и Драг указал на лежащий перед Званом распечатанный конверт. - Царь дал понять, что нуждается в какой-то услуге от Звана, за которую и готов простить все его 'прегрешения'. И ещё сказал, что имеет какие-то свои основания надеяться на его лояльность. Не знаю, какие.
  - Что за бред! - взорвался тут Ойген. - Какие могут быть основания?!
  Зван со вздохом осадил адьютанта:
  - Я знаю, что имеется в виду.
  Думал этой репликой снять вопрос, но, поскольку большинство штабных новичков продолжало с подозрением пялиться то на него, то на Драга, был вынужден объясниться:
  - Личность эузских царей, как вы знаете, ещё со времён Живого Императора, держится в секрете - во избежание магических атак. Ныне царствующий Ван с-Йел, как я имел случай убедиться, это не кто иной, как князь Дан. Так он звался до восшествия на трон, и некоторое время спустя также порой появлялся под этим именем. Ну так вот, - хотелось это всё произнести безмятежно, но что-то разволновался, - случай убедиться в том, что Ван и Дан - одно лицо, мне представился поздновато. Я к тому времени успел организовать один заговор, - от одного воспоминания Звана чуть не накрыло приступом истерического хохота, - по свержению Вана в пользу Дана. Представляю, как он смеялся, когда ему о том донесли...
  - Я помню об этом, - сказала госпожа Кэнэкта. - Но не возьму в толк, чем этот акт предательства может так уж расположить к тебе царя?
  - В том-то и дело, что этот человек - не только лишь царь. Как царю Вану, ему мои действия, без сомнения, глубоко антипатичны. Но как князю Дану - ему не может не льстить, что заговор мною планировался в его пользу. И что-то мне подсказывает, - Зван и себе бы не смог дать отчёт, что именно, - что в качестве царя этот Ван с-Йел с некоторых пор чувствует себя неуютно. Иначе зачем приглашать меня, да? Но в этом случае он с ностальгией вспоминает деньки, когда носил ещё имя Дан. А против Дана я ни разу не злоумышлял, логика понятна?
  Все с толикой сомнения покивали, и Зван предложил Драгу закончить свою историю. Не обрывать же.
  - А дальше - просто. После встречи с царём меня проводили из дворца и пообещали за мной неследить?
  - Но вот вопрос, выполнили обещание, али нет?
  - Разумеется, нет, - хихикнул Драг. - Но я-то обрубать хвосты обученный. Прикинулся, что ничего не вижу - они и расслабились. Тут я от них и брызнул. Всего за недельку так сбил со следа, что лучше бы им вернуться. Знаете, почему? - Драг совсем развеселился, глядя на молчаливые попытки новичков угадать ответ. - Да потому что, если проявят упорство - дойдут по моим 'следам' до самого Северного моря и замёрзнут там к владыкиной матери!
  
  * * *
  
  - Итак, - молвил Зван, когда его старый соратник закончил изощряться в остроумии, - я хотел бы знать, что вы об этом думаете, - и обвёл долгим взглядом всех участников штабного совещания. Проследив за его взглядом Кэнэкта заметила, что у большинства написано на лицах готовое решение. Вот только решение ли оно, отдельный вопрос.
  - А что там думать? - с гримасой непримиримости отвечал Ойген. - Всё этот ваш Драг наврал - по лицу видать. Врёт и не заикается.
  - Ойген прав! - хором высказалась ещё пара-тройка новичков.
  - Может, прав, а может и нет, - уклончиво сказал Уно. - Вот как я думаю. Ну, то есть, если прав, то да. А коли не прав... Тоже ведь бывает.
  - Я хорошо знаю Драга, - твёрдо проговорил Бук, - врать он умеет, это да. Но стал бы врать - придумал бы чего получше, я считаю. Вся эта история с письмом - ну совсем невероятная. Поэтому, скорее всего, правда.
  Ишь ты, встречаясь с парадоксальным случаем, даже Бук начинает говорить парадоксально. Кэнэкта его помнила более прямолинейным в суждениях.
  - Я не знаю, - признался Дуо, - не могу сказать, правда, или ложь. Да, всё похоже на подставу. Но подстава глупая.
  - Я думаю, - волнуясь, сказал Георн, - надо как-то проверить, правду говорит Драг, или нет. К сожалению, я здесь самый молодой, и пока не знаю, как это сделать. Но проверить необходимо.
  Очень скоро Кэнэкта обнаружила, что не высказалась она одна. Все вежливо ждали, соблюдая тишину, и лишь один Драг глядел на неё с чуть наигранной насмешкой: мол, а вы госпожа, сумеете угадать, наврал я, или, скажем, совсем наоборот? Общий расклад мнений был явно не в его пользу, но старый гвардеец хорохорился, корчил беззаботную мину. Бабозо, чисто Бабозо! Кэнэкта чуть не расхохоталась, припомнив, у кого наблюдала похожие ужимки. Но к делу:
  - Я считаю, - объявила она, - нет ни малейшей разницы, врёт ли Драг, или говорит правду. Даже если врёт, в чём-то себя выгораживает - пусть. Главное, письмо от царя он точно не придумал: вот оно. И оно к нам доставлено. Что это значит? Противник сделал свой ход - с этим никто спорить не будет? - да где уж им! - Теперь любое наше действие будет ответом, даже если мы решим в упор не заметить доставленного письма. Мы в игре, так сказать. А значит, о чём нам нужно подумать?
  - О чём? - заинтересованно переспросил Зван.
  - О наших целях в этой игре, - твёрдо заявила Кэнэкта. - О возможных ходах и о том, приближают ли они нас к этим целям. О правилах игры. О нашей способности изменять правила. Наконец, о целях противника, о способах их достижения и о том, чем это всёможет нам повредить.
  Закончила речь в гулкой тишине. Слушатели переваривали сказанное.
  - Кэнэкта, а ведь ты голова! - наконец очнулся поражённый Зван.
  Что ни говори, а приятно почувствовать себя самой умной.
  
  * * *
  
  Госпожа Кэнэкта сказала дело. Вот только отвечать на её тонкие вопросы участники штаба оказались не готовы. У них были готовые ответы на собственные вопросы, вот в чём сложность.
  Ойген сказал, что первый шаг, который надобно предпринять - вывести Драга на чистую воду. Тогда и всё остальное станет ясным. А если не станет? Ну, тогда ещё кого-нибудь послать в столицу, чтобы разведал истинные планы царя и Патриархов. А каковы наши солбственные планы и цели? Так надо сперва узнать всё про цели противника, а потом уж и о своих собственных подумать.
  - То есть, собственную цель заранее намечать не стоит? - иронизируя, уточнила госпожа Кэнэкта.
  - Я так понимаю. Раз мы повстанцы, то наша главная цель - мешать царю, - сказал Ойген. - Но если мы не знаем, чего хочет царь, мы не можем ему мешать.
  - А если неправильно поняли его цель, можем ненароком ему и помочь, - с насмешкой продолжила госпожа Кэнэкта. - Нет уж! Воля ваша, но так не годится. Получается, если не станет царя Вана с-Йела, все наши действия потеряют какой-либо смысл.
  - А разве не так? - с вызовом спросил Ойген. - Ван с-Йел - плохой царь. Если его не станет, мы мирно вернёмся к своим делам. Охота, огород, скотина - кому что. А если новый царь окажется не лучше, то мы разберёмся, что к чему - и по-новой восстанем. Не корысти ради, а по правде...
  - Всё так, - подтвердили земляки деревенского старосты. - Очень мудро сказал, молодец, мы и сами так думаем.
  - Что ж, ваше бескорыстие делает вам честь, - вздохнула госпожа Кэнэкта, - но заметьте, это бескорыстное разрушение. Вы не хотите ничего хорошего для себя. Только плохого для кое-кого. Но что-то из того плохого, к которому вы стремитесь, может быть плохо и для вас. Да и для всех нас.
  - А? - для Ойгена сказанное ею было, конечно, сложновато.
  - Госпожа Кэнэкта говорит, что недурно бы уничтожить царя Вана, не уничтожая при этом царства Эузы, - пояснил, как мог, Зван. И уточнил. - Я правильно понял? - она улыбнулась в знак согласия.
  - Я так понял, что сделать плохо кому-то - не самоцель, - произнёс юный Георн. - Это важно только чтобы не дать ему сделать плохо всем нам... - наверное, сама Кэнэкта его учила сложно изъясняться.
  - А что для всех нас плохо? - спросил Зван.
  - Ну так... Мертвецы, точнее - некрократия ихняя. Владыка Смерти, наконец, - юноша заговорил конкретнее.
  - Патриархи, царь Ван... - подхватил было Дуо, но Георн возразил:
  - А вот и нет! Царь Ван с-Йел и Обсерваториум - не абсолютное зло. Плохи они не сами по себе. Просто предали Эузу и продались Владыке Смерти. А в остальном - люди как люди...
  - Нет уж, - оборвал его Бук. - Если кто продался ихнему Владыке, ничего остального больше нет. Нутрянка сгнила и завонялась.
  - И требует теперь бальзама, - подхватил Уно. - Ну, чтоб залиться по уши. Чтоб воняло не очень сильно.
  - По мне, так эти продавшиеся намного хуже самих мертвецов, - стоял на своём Ойген, а с ним и его земляки, - от тех чего было ждать? Да ничего хорошего. А эти - сами выбрали зло. Значит, если по справедливости, их и надо наказывать. Кто смертельно виноват, должен понести положенную кару.
  - Так у вас тут всё заварилось только ради мести? - удивился Георн. - А я вот от мести решил отказаться. И ни разу пока не пожалел, - поделился юноша богатым жизненным опытом, - ну, что не наворотил по глупости чего непоправимого. Непоправимое ведь потом не поправишь.
  Выслушав юношу, оппоненты заулыбались, и понять их не трудно. Всё-таки мститель Георн для учинения 'непоправимого' больно уж юн годами, да и жидковат. Не выглядит его выбор таким уж серьёзным.
  - А я вот что подумал, - объявил Уно. - Месть как главная цель - да, ерунда какая-то. Но можно её иметь в виду, ну как про запас, что ли. Не получается сделать чего главного - так мы зато отомстили, ну и ходим довольные. А коли главное дело выгорит, ну так можно по ходу дела и не мстить. Зачем по мелочам кусочничать, когда в конце дела можно будет всех врагов честно казнить по закону?
  - Ага, - встрял Дуо, - чтобы потом отдельно не думать, предлагаю их всех повесить на лобном месте. Ну, тех, которые ещё живые. А мертвякам придётся головы рубить - только так. Иначе будут тупо висеть и не сдохнут.
  Разговор о целях ожидаемо заходил в тупик, и тут Зван вспомнил, что он сам ещё не высказался, а ведь его цели - самые главные цели, о которых, по большому счёту, и спрашивала-то госпожа Кэнэкта.
  - Что ж, - преодолевая нежелание, промолвил он, - расскажу о том, как наши цели вижу я. Пакостить царю и Патриархам - это не цель. Так, одно из средств. А цель - чтобы Эуза жила хорошо. Хорошо - это чтобы она жила, я так понимаю. Потому что есть разные мертвецкие варианты, при которых она живой не останется. В общем, кто стоит за живую Эузу, тот со мной. Что скажете? - тут ве спорщики вдруг согласились, закивали. С целью согласились, или со Званом, это уже детали. - Есть и другие цели - помельче, но тоже важные. Сохранить свои силы - чем не цель? - Ойген закивал с энтузиазмом. - Теперь о царе. Царь зовёт поговорить и утверждает, что ему нужна какая-то помощь. В чём помощь? Если это помощь против Эузы, то зачем для этого меня искать? Вроде, незачем: таких помощничков у него нынче под боком целая вонючая кучка. Вот я и думаю, может, у этого выродка затесалась какая-никакая добрая цель, благородная? Такая, ну... чего другие не сделают, а мне как раз по пути, а? И, если он даровал мне прощение, может, пойдёт и дальше - и легализует всех нас?
  - Простите, командир, но мне в такое не верится, - хмыкнул Ойген.
  - Слепо доверять этому Вану мы, конечно, не будем. Пакостливая он сволочь. Но почему бы не предположить, что он сцепился с другой сволочью, покрупнее, которая от него чего-то ещё худшего потребовала? В общем, кажется мне, подробности надо разведать. А для этого самый короткий путь - встретиться с царём. Разве нет?
  - Чтобы он только по жизни не оказался самым коротким, буркнул Ойген.
  - А об этом следующий вопрос, - сказала госпожа Кэнэкта, - вопрос об угрозах и рисках. О том, чего ни в коем случае нельзя допустить. Ну, кто и что подумает на сей счёт?
  Ойген подумал и сказал, что сперва надобно вывести Драга на чистую воду. Тогда и станет ясным, что за угроза. А если не станет? Ну, тогда ещё кого-нибудь послать в столицу, чтобы разведал истинные планы царя и Патриархов. Тогда и выяснится, что угроза в том-то и в том-то.
  Зван слушал, и казалось ему, что адъютант повторяется. Хотя на этот вопрос Кэнэкты он раньше не отвечал, а всё-таки.
  Взял слово Бук. Он сказал, что главная угроза одна: враг устранит лидера повстанцев. Может, даже убьёт. А не убьёт - так изолирует. И не будет у повстванцев Звана. А это - удар в самое сердце.
  - С этим можно согласиться, - задумчиво произнесла яральская госпожа, - сердце-не сердце, но обезглавливание наших сил - риск немалый.
  Выступил и Драг:
  - Если на то пошло, есть и другая опасность. Пытки. Я вот тут подумал... Меня им не подвергали, но с меня и взять-то почти нечего. А из самого главного можно выудить сведения - вообще обо всём. И кто в наших отрядах, и кто нам сочувствует, и где кого искать. Этак одним ударом они могут и с восстанием покончить. А жалко, - Драг тревожно поглядел в сторону Звана и с поспешностью сделал оговорку. - Конечно, командир, вы никому ничего не скажете. Но, согласитесь, угроза имеется. Так что, помня о вышесказанном, - он глубоко вздохнул, - всего лучше запрятать подальше привезенную мной писульку, будто её и не было. Надежды на лучшее - с гулькин нос, а потерять можно всё вообще.
  'Всё вообще' - это что? - задумался Зван. Оставшиеся в его распоряжении силы? Людей, которые к нему пришли и придут в будущем?.. И внезапно понял, что решение им уже принято. Принято ещё раньше, вскоре по получении царского приглашения.
  - Я правда незаменим? - спросил он глухо. - Что, правда, на меня вся надежда? Если это так, то, мне кажется, что-то нам надо менять. Я не справился. Не кажется ли вам, что под моим руководством наши силы сильно истаяли? Мы в тупике. Ничего плохого не скажу ни про деревню Холм, ни про Третью речку, но здесь мы в самом натуральном тупике.
  Зван помолчал. Никто не вмешался, не перебил долгой паузы. Все ждали, что он скажет дальше.
  - Так вот, к вопросу об угрозах. Мне кажется, я сам представляю немалую угрозу тому делу, которым до сих пор занимался. Это раз. И эта угроза от предложения царя Вана никак не зависит, она будет с нами, хоть бы как мы ему ответили, или не отвечали вовсе.
  Снова воцарилась ишина. Никто не возразил, и Зван тихо порадовался за душевное здоровье соратников.
  - Вторая угроза - что встреча с царём может для меня лично плохо закончиться, а это - устранение главаря сопротивления, радость для Обсерваториума... Эта угроза - из тех, которые исходят от врагов, а нами могут предотвращаться. Стоит мне передать власть другому повстанцу - и нет второй угрозы! А заодно нет и первой, вы не заметили?
  Участники штабного совещания отреагировали всяко: кто согласно кивал, кто пожимал плечами, кто, как госпожа Кэнэкта, сидел с непроницаемым видом. Но резких возражений не возникло ни у кого. Как-то даже немного обидно...
  - И третья угроза, - вздохнул Зван, - это о том, что я что-то там знаю и под пытками всё выложу. Не спорю, угроза реальна. Но что я сейчас знаю? Попробую перечислить. Я знаю вас - а за вами стоят верные вам силы. Я знаю, где вас искать - сейчас знаю, а завтра? Перебазироваться не так трудно. Верхневосточные земли широки и пустынны, ищи-свищи. Я мог бы знать какие-то наши планы, - вот тут уж не удержать горькой улыбки, даже саркастической гримасы, но ведь поделом, поделом, - но, коли разобраться, покуда нет у нас мало-мальски серьёзных планов.
  - Я так поняла, решение уже принято? - спросила Кэнэкта.
  - Окончательно - только сейчас. Итак, я слагаю с себя полномочия в пользу Ойгена. Почему Ойген? Он - верхневосточник, а его земляки в наших силах уверенно преобладают. И его уважают, в чём я имел возможность убедиться. Далее, я отправляюсь в столицу по царскому приглашению.
  - С отрядом? - быстро спросил Бук.
  - Нет. Один. Если это ловушка, никакой отряд не поможет.
  - Однако, всё-таки нужно, чтобы пара-тройка людей проследила, чем дело кончится, - возразила госпожа Кэнэкта. - Отбить не отобьют, но...
  - ...другим расскажут, - хихикнул Уно, - в назидание, да?
  - Согласен, - подтвердил Зван. - Я иду один, а в отдалении следует группа наших разведчиков. На рожон не лезет, себя не обнаруживает...
  - А можно мне? Я бы хотел понаблюдать! - воскликнул Георн, молодой человек с замашками героя.
  - Почему нет? - госпожа Кэнэкта не стала противиться юношескому порыву, но ввела его в безопасное русло. - Направлю-ка вас втроём: ты, Уно, Дуо. - что ж, с опытом двоих разведчиков постарше у группы наблюдателей шансы не попасться здорово вырастут.
  - Я тоже мог бы подсобить, - сказал Драг.
  - Это лишнее, - покачал головой Зван. - Думаю, Ойгену будет спокойнее подержать тебя под присмотром до моего возвращения.
  Драг скривился, но принял это решение. В конце концов, после пленения, личной беседы с противником и выполнения его поручения - вряд ли стоило рассчитывать на скорое возвращение полного доверия к себе.
  - Что ж, - сказал Зван, - мне кажется, главные вопросы обсудили. Давно не бывало таких толковых штабных совещаний.
  Он чувствовал себя необычно, принятые решения принесли какую-то бесшабашную лёгкость.
  Вот только староста Холма выглядел придавленным переданной ему ответственностью. Он спросил:
  - Командир, скажите, а куда мне перенести штаб?
  - Вы теперь командир, Ойген. Куда перенесёте, там он и будет. Позаботьтесь лишь о том, чтобы я о его местоположении не прослышал. Всё-таки - к врагу отправляюсь.
  
  * * *
  
  Идеи крутились-крутились вокруг своей оси, и вот, наконец, неудержимо устремили тебя прочь, а с ними и собственная твоя судьба легла на определённый курс - не переиграешь. Странно чувствовать себя камнем, выпущенным из пращи.
  Отвык. Давно уже на опасные задания посылал в основном других, и вот, для всех неожиданно - самого себя. Поздно думать в полёте, всё ли учёл. Ты выпущен, ты летишь, обратно тебя скоро не ждут.
  Можно было убиться и менее изобретательным способом. Как там написал царь: '...возглавить личную охрану'? Ну не бред ли? Поразительный бред! Скажите-ка, что за дурачок мог на него купиться?
  А даже если не бред. Даже если взаправду. Что это получается: царь поманил, и ты уже несёшься на задних лапках? Будто нет у тебя собственных дел, как только защищать особо злокозненного царя Вана? Пусть и не бред, зато глупо. Глупо!
  Ну а если не глупо. Ты не разбежался служить негодяю, ты делаешь вид, что мечтал о такой карьере, но цели - втихомолку - преследуешь собственные. Ты на важном посту, с тобой считаются, ты в меру возможностей влияешь на решения царя. Настраиваешь его против западных мертвяков, не даёшь им в Эузе закрепляться, подозрительных высылаешь... Эх, ну неужто кто-то позволит бывшему мятежнику Звану на что-нибудь повлиять и на что-то царя настроить? Тьфу! Думано-передумано, и всё-таки недодумано - рваные логические нити так и торчат наружу.
  Спускаясь по верёвочной лестнице - госпожа Кэнэкта подбросила его и тройку разведчиков небесным замком почти к самой Эузе - Зван заставлял себя крепче держаться, и всё же пару раз ноги опасно оскальзывались. Повисая на руках, он понимал: дело не в тумане, окутавшем мир вокруг. Дело в другом тумане, исподволь заполняющем твои мысли. Ибо как соблазнительно разок как следует оступиться и тем покончить со всеми сложностями раз и навсегда... Но нет. Если Звану нынешней встречи с царём не суждено пережить - пусть лучше над тем палач поработает. А у самого Звана другие задачи, вовсе другие.
  Минутная слабость в промежутке между небом и землёй миновала. На землю Зван встал твёрдо и уверенно. Наверх поглядел только затем, чтобы убедиться: силуэт воздушного замка прочно заволокли клубы густого тумана, настолько прочно, что никакого замка больше и нет. Миг - и пропала втянутая наверх верёвочная лестница.
  Теперь и лестницы больше как никогда не было, а Зван подошёл сюда, к южному столичному предместью будто на своих на двоих. Где-то в стороне теперь высадятся и те трое: Уно, Дуо, Георн. Где высадятся - их дело, не Звану о том знать. Им будет непросто уследить за ним в столь густом тумане - но то ведь не его головная боль. В крайнем случае, попытаются его встретить в условленных местах на второй-третий-четвёртый день - там и поймут, что случилось.
  Будущему начальнику личной царской охраны предстоит миновать предместье, войти в Южные городские ворота, по Толмачёвскому мосту перейти Эузу-реку и у Львиных врат в юго-восточной оконечности Крома привлечь внимания стражника и назваться. Львиные врата обычно стоят запертыми, но для такого случая их откроют. Звану придётся дождаться, когда ворота отопрут и пригласят его внутрь - ну а что дальше, уже не его забота. В письме сказано лишь 'дождаться', остальные инструкции, стало быть, даны страже у Львиных врат.
  Может статься, прямо у Львиных Звана и возьмут. Набросятся всем скопом, повяжут прилюдно - и тогда тройке из наблюдательского сопровождения всё станет ясно сей же момент. Вероятней, однако, другое: стража Звана впустит тихонечко, поведёт 'к царю' коридорами, а уж там на выходе из какого-нибудь коридора - и навалятся. Да и препроводят в покои нецарские. Уно, Дуо да Георн этого всего увидать не смогут, но денька через два да три всяко догадаются - когда будут дежурить в Зарядье, а бывший будущий начальник мимо них так и не профланирует. И на четвёртый день убедятся окончательно, коли с утреца и до самого до обеда им останется ни разу не посещённым ещё и Третий калашный ряд.
  Эх, хорошо бы прийти в Третий калашный! Это будет значить, что Зван и на третий день беды не почуял. Коли что ему не так покажется - ни за что за теми калачами не явится. И тем паче не выставит напоказ новый кафтан форменный.
  
  * * *
  
  Редко когда случается строго по-запланированному, но вот и настал именно тот случай. От захода в Южные врата столицы особенных впечатлений не осталось. Пристроился к пёстрой группе мастеровых из предместья, да с нею вместе и вошёл.
  По Эузе-столице двигался быстрым деловитым шагом - целеустремлённо и буднично. Казалось, прорву лет здесь уже не бывал, но всё же на новую Эузу почём зря не глазел, ведь праздность привлекает лишнее внимание. Хотя... Как на вкус Звана, то и поменялось не так-то много. Единственное, что бросалось в глаза - мертвецы на улице. Раньше они так свободно по Эузе не разгуливали. Но теперь-то пришла некрократия, значит, можно.
  С Толмачёвского моста открылся вид на белокаменные стены Крома. Запертые Львиные врата зияли чёрными створками, видные, как на ладони. Под воротами в скуке бродил одинокий стражник, также заметный издалека - в красном-то кафтане. Зван одет вовсе неярко, но уж рядом с краснокафтанником точно не потеряется, будет легко опознан. Например, с набережной на противоположной стороне Эузы реки. Будь Зван разведчиком из группы Уно, Дуо и Георна, приставленной следить за развитием событий, непременно устроился бы там: далеко, неприметно, и сам, что надо, без помех высмотришь.
  Зван подавил желание бросить взгляд на набережную и от моста протопал прямо к стражнику - так, как это и надо: уверенно, без оглядки. Сказал ему:
  - Меня зовут Зван. Я был сотником...
  - Я предупреждён, - с поклоном перебил стражник. - Сей же час отопру! - и, не делая никому никаких знаков, извлёк из кармана тяжёлый ключ и заработал над чёрной створкой, в которой обнаружилась неприетная дверца. Три-четыре поворота ключа, и дверца открылась. - Прошу вас!
  Зван шагнул в темноту за дверцей, ожидая, что вот сейчас, невидимые с набережной, на него бросятся верзилы из Обсерваториума. Но как ни ожидал он скверной неожиданности, её не произошло.
  Стражник тщательно запер за ними дверцу и отпер другую, за которой открылся вид на плодовый сад и дворцы Крома. По садовой аллее добрались до заднего двора Теремного дворца Вана с-Йела.
  У неприметной калитки, ведущей из сада во двор, стояло два стражника, которые не совершили малейшей попытки задержать Звана, ведомого парнем от Львиных врат. Равнодушно скользнули взглядами, пропустили дальше.
  Ещё пара стражников им встретилась на входе во дворец. Третья пара - уже внутри, у высокой двустворчатой двери.
  - Царь у себя? - спросил званов провожатый.
  - У себя, - откликнулись те.
  - Ему назначено, - добавил он.
  - Ладно.
  Так быстро к царю на приём попадали только герои эузских сказок. Но у Звана получилось тоже. За следующей дверью его встретила не только четвёртая пара стражников, но и сам царь.
  - Сотник Зван, - доложил провожатый.
  - Проси, - сказал царь.
  - Он здесь, - пояснил провожатый, кивая на Звана.
  - Очень хорошо, - сказал царь. И прослезился.
  
  * * *
  
  Перед Званом был именно царь - в том не возникло ни малейших сомнений. Это был тот самый человек, которого бывший гвардейский сотник некогда видел под именем князя Дана. Ну, или, если уж быть точным, это тело носило следы того самого человека. А уж сколько на нём осело посторонних следов - кто бы взялся исчислить?
  Шестью годами ранее князь Дан выглядел довольно-таки молодо; сейчас взору Звана предстал старик. Может, и не сказать, чтобы совсем древний, но дряхлый настолько, насколько можно себе предтавить. Отёчное лицо напрасно гримасничало, пытаясь принять осмысленное выражение.
  Князь Дан, уж насколько Зван мог припомнить, держался с достоинством, оживлённо вёл светские беседы, пользовался видимым успехом у дам. Нынешняя развалина царя Вана с-Йела растеряла все видимые приметы данового лоска и блеска.
  Тот, кто нынче прослезился при виде посетителя, был очевидно и умопомрачительно нетрезв. Нетрезв, как свинья, сказал бы Зван, а впрочем, как свинья достаточно трезвая и даже способная к человеческой речи. Ну, к частично человеческой, перемежаемой жестокой икотой.
  - Я се-Ик!-годня пьян, - утирая слезу, расплылся Ван с-Йел в улыбке, которая непостижимым образом показалась шире самого лица.
  И не живой, и не мёртвый, а что-то среднее. Живые с таким цветом лица давно уже не живут; мёртвые, как правило, подбирают более однотонные бальзамы.
  Говорят, монарха легко узнать по властному взгляду. Ха! Если в этих красных глазках навыкате попытаться сыскать хоть самое завалящее человеческое достоинство - то, увы, обнаружится, мягко говоря, весьма революционный его вариант, сдобренный запахом блевотины.
  Впрочем, стражники привыкли ему подчиняться, не взирая на состояние. Они все втроём вышли, когда Ван с-Йел намекнул:
  - Я хотел бы-Ик!.. Пере-Ик!-говорить с сотником-Ик!.. Наедине!
  Не успели стражники как следует удалиться, как с Вана с-Йела слиняла значительная доля его опьянения. Стало ясно, что он притворялся более невменяемым, чем реально был.
  - Я правда рад, сотник, что ты почтил меня визитом, - сказал он без намёка на икоту. - Ты себе не представляешь, как это важно. Я в осаде, я в настоящей осаде... - и в царских глазах даже мелькнул огонёк разума.
  Впрочем, лицо его так и осталось бесформенным, а уж цвет недвусмысленно свидетельствовал о многолетней покорности дурной привычке с утра пораньше закладывать за воротник.
  - Я слушаю, ваше величество, - поклонился Зван.
  - Слушай внимательно, сотник! - буркнул царь. - А то как бы тебе не оказаться со мною в одной ловушке.
  
  * * *
  
  О чём заговорил царь? О том, что тревожило его больше всего - то есть, в первую очередь о здоровье. По его мнению, вся история началась с того, что он плохо себя почувствовал. Произошло это вскоре после восшествия на престол Эузы. Как тут не решить, что недомогание возникло просто с непривычки! Но время шло, симптомы не проходили, а только ширились. И симптомы-то - не такие, как у обычной болезни бывают. Царю стало трудно принимать решения. Казалось, что кто-то внутри него остервенело сцепил зубы и сопротивляется.
  Груз ответственности, подумал было Ван с-Йел. Наверное, ему, как царю, за страну тревожно? Но нет: тревогу бы новоиспеченный царь почувствовал, а здесь была только волевая слабость. Тупо тяжело бывало что-то решить, даже по ерундовым поводам. Ну, скажем, указ подписать - свой же собственный, царский.
  Причём постепенно новый царь стал замечать, что трудности посещают его всё-таки не всегда. Когда он собирался предпринять что-то против мертвецов и их некрократии, дело шло труднее всего. Когда же приходила мысль поучиться чему-нибудь у некрократов, или, скажем, защитить права мертвецов - то ни малейших затруднений подписание таких документов не встречало. Будто кто-то посторонний озорно водил царской рукой. Кто-то, кто любит мёртвых, при этом презирает живых, а ещё ненавидит драконов.
  - ...Может быть, это совесть моя работает так причудливо, подумалось тогда мне. Но не похоже было на совесть. Ни на что человеческое не похоже! - вскричал царь, и из его безутешных глаз брызнули на паркет слезинки. - А походило-то вот на что: кто-то неведомый при помощи зловредной магии навязывает царю Эузы свою волю. Представляешь, сотник?
  Какое-то время царь боролся с недугом в одиночку, но всякий раз сдавался на милость чуждой мертвецкой воли. Долго ли, коротко ли - пришлось обратиться к придворному лекарю. Лекарь обследовал его и сказал, что серьёзных отклонений в царском здоровье не находит, кроме, разве что, одного. Найденную причину недомогания лекарь назвал на недоступном простым смертным языке высокой науки. Царь ничего не понял и, разгневавшись, потребовал изъясняться с помощью обыденных слов и выражений, а не то за недостаток уважения к царской персоне лекарю грозит опала и наказание плетьми в Обсерваториуме.
  Лекарь же так перепугался проявить этот самый недостаток уважения, что весьма долго не мог назвать его хворь по-человечески - просто потому, что звучала она довольно-таки оскорбительно. Вместо чётких определений, целитель прибегал к полунамёкам, всё более раззадоривающим страждущего монарха. Например, говорил Вану с-Йелу, что он просто чего-то не того съел. А 'чего-то не того' - это ведь прямая недомолвка!
  И лишь тогда, когда разъярённый Ван велел стражникам из Обсерваториума всыпать лекарю плетей, тот достаточно осмелел, чтобы дерзко крикнуть повелителю: 'Да у тебя же глисты, придурок!'. Реплике, сказанной сгоряча, Ван с-Йел попросту не поверил. А подробнее лекарю объясниться не довелось: обсерваториумные стражники немного перестарались - да и забили беднягу до смерти. Это был, между прочим, как раз первый труп в истории.
  На место первого лекаря Обсерваториум приставил второго - приторно-улыбчивого биоманта в зелёной мантии. Этот обследовал царя беспристрастно и никаких особенных недугов не нашёл. Может, и взаправду не нашёл, да только Ван с-Йел не сильно ему доверял - вот и не стал посвящать в свои трудности. Мало ли каким боком вылезет?
  В отутствие посвящённого лекаря Ван попытался лечиться от недуга самостоятельно. И вот удача: оказалось, что на его симптомы благотворным образом влияет огненная водица. Стоит хоть самую малость отравить ею организм - и проблемы с волеизъявлением тают, как неуместный в котелке лёд. Беда в том, что подписи, которые Ван с-Йел пытался малевать по пьяной лавочке, ничуть не напоминали его же собственных подписей, поставленных на трезвую голову. Смотрелись бездарной подделкой, проще говоря.
  Время шло, а борьба внутри царя не утихала. Появился и нездоровый цвет лица, и отёчная одутловатость щёк. Ван с-Йел как бы преждевременно старел, что становилось заметно окружающим. В эту пору царём занялось сразу несколько лекарей, а среди них - отнюдь не только биоманты из Обсерваториума. Между прочим, явился и семейный лекарь из его собственного княжеского поместья. Этот лекарь заново открыл внутри пищеварительного тракта притаившегося там червя-паразита.
  Услыхав о диагнозе, Ван с-Йел сперва было возмутился, но живо смекнул, что если два лекаря находят одно и то же - то, видать, неспроста. Однако, как связано присутствие в организме червя с обнаруженными трудностями волеизъявления? К немалому изумлению царя, у этого второго лекаря нашёлся ответ. Причём во избежание недоразумений лекарь не стал ничего объяснять вслух; он предложил царю почитать одну книгу...
  - Вот эта книга, - Ван с-Йел протянул Звану зачитанный до дыр томик. На обложке значилось: 'Висельники болтаются. Сочинение Зраля из Приза'.
  - Да ведь это роман! - удивился Зван.
  - Роман, - признал царь, - однако по мотивам реальных событий. Там популярно прописан способ действия подземельных червей-паразитов. Тех, что вынесла на поверхность земли мертвецкая Шестая раса.
  - Обязательно прочитаю, - пообещал сотник под испытующим взглядом царя. - Но, может, вы раскроете в двух словах основную суть, а, ваше величество?
  - Суть проста. Червь вселяется в человека и из кишечника руководит его действиями - разумеется, в интересах того умельца, который червя ему подселил. Дело заканчивается тем, что хозяин червя вообще сходит со сцены, остаётся лишь червь. Имя червя Сколекс. К счастью, - Ван с-Йел мстительно усмехнулся, - меня покуда зовут иначе. Угадай, почему, сотник!
  - Я думаю, дело в особенной силе и твёрдости царской личности, - поспешил Зван ввернуть положенный комплимент.
  - А вот и нет! - возразил царь. - Дело в алкоголе. Огненная водица червя оглушает. Настолько, что он теряет способность навязывать мне свою волю. Я сильнее червя, но лишь до тех пор, пока дни напролёт выпиваю. В моём случае это лучшее лекарство из возможных.
  - А нельзя ли червя просто удалить? Вытащить из организма.
  - К сожалению, нет. Один из лекарей попытался - его казнили за покушение на мою жизнь. И поделом: мой фамильный лекарь - тот самый, что принёс книгу Зраля, предупреждал: невозможно! Ни в коем случае!
  - Невозможно? Но почему?
  - Время упущено. Мы с этим червём нынче одно. Мёртвый паразит в живом организме приводит к смертельной интоксикации - так говорил мой покойный лекарь, а я ему верю, что бы это ни значило. От окончательной гибели тело спасает уже сам паразит, причём отношения между двумя организмами превращаются в симбиотические. Знаешь это слово, сотник? Нет? Ну да где тебе... Главное уясни: я теперь не вполне живой. Но и не мёртвый. Моё бытие мерцающее. О том опять-таки говорил мой покойный фамильный лекарь...
  - Что, и этого лекаря больше нет? - изумился Зван.
  - А я о чём толдычу? За время царствования вокруг меня самые разные люди только и делают, что гибнут при невыясненных обстоятельствах. Одних лекарей сколько схоронили - семерых, как минимум. А стражников - их я даже считать бросил. Скоро перевалит не то за вторую сотню, не то за третью. Грустно всё это, коли разобраться. Нормальных верных людей вокруг меня, почитай, единицы, если не нули. И эта мышиная грызня, знаешь, сотник? Все друг на друга клевещут, каждый говорит мне, что все остальные в заговоре против меня, а он нет, каждый себе за это что-то хочет, каждому что-то надо, я раньше шугался, потом смеялся, теперь зеваю, им прямо в морды зеваю, слышь, сотник - они не видят! Я им зеваю, они - ни в дугу, понял, что ль, сотник... - прежде связный рассказ неудержимо перерастал в пьяную болтовню.
  - Ваше величество! - окликнул Зван царя, чей взгляд теперь сфокусировался в одной точке, расположенной чуть выше его же собственного носа.
  - А?
  - Простите меня за назойливость, но нам пора определить наши отношения, - Зван постарался говорить медленно и вкрадчиво. - Вы мне писали, что произведёте меня в начальники личной охраны...
  - Э... в начальники личной охраны? Ну да! Старый у меня как раз сдох, на его место поставить некого... Тебе, сотник, бумажка нужна подписанная? Есть у меня бумажка. Вот, заготовил: имя вписать да карлючку поставить... - царь по неровной траектории приблизился к столу с письменными принадлежностями, обмакнул перо, стал что-то корябать.
  Зван заглянул через его плечо: всё верно. Царь подписывал указ о его назначении, и никакой иной!
  - Во! - Ван с-Йел подал ему бумажку. - Держи! Но имей, сотник, в виду, сотник... Всссссссё, что подписссано мною по пьяной лавочке, имеет сссилу, но лишь до тех пор, пока я живой. При неживом будет на раз опротессстовано... - можно подумать, другие бумаги при умершем царе не сумеют опротестовать! Хотя, конечно же, ясно, что имелось в виду.
  В переводе на язык немыслимой даже по пьяни царской откровенности последнее условие означало страстную мольбу ко всякому вновь приглашённому защитнику: сохраните мне жизнь, пожалуйста.
  
  * * *
  
  Получив назначение на основе царского указа, Зван тем же вечером вступил в должность. С вызовом напялил красный кафтан. Выяснил, сколько народу ныне числится в царёвой охране. Оказалось, чуть более сотни.
  Стало быть, это я опять гвардейским сотником получаюсь? Нет уж: снова, да не опять. Сотник сотнику рознь - зависит от подчинённости да от рода поручаемых задач. Нынче над Званом не стоит ни тысяцкого, ни темника - он сам себе сотник, подчиняется только царю.
  Да и то сказать: подчинение пьяной свинье - штука ведь условная. Делай, что хочешь, ну и подчиняйся на словах. Другое дело, что Зван - человек ответственный. Как попало служить не сможет. Поставленные задачи... Ах да, надо бы согласовать его понимание поставленных задач.
  Следующим же утром он явился на приём к царю Вану - тот как раз похмелялся. Наливал из хрустального графинчика, опрокидывал и, лишь притомив червя, обращался через плечо к верному начальнику охраны:
  - Кто меня опять отвлекает от дел? С какой такой стати?
  - Я вступил в должность и пришёл определить круг своих задач. Чего вы от меня ждёте, ваше величество?
  - Поддержки, - крякнул пьяненький царь. - Ну и защиты, как водится. Боюсь, предназначенные мне историей великие дела... твоё здоровье, сотник... находятся, так сказать, под угрозой. Враги, сотник, враги! Враги везде; по ним лупишь - оказывается, мимо. Такая беда!
  - Правильно ли я понимаю, что на мне лежит функция по расследованию смертей ваших сподвижников - семи лекарей и двухсот человек из стражи?
  - Да-да-да, конечно! Непременно нужно расследовать! Твоё здоровье, сотник... Очень обяжешь, если что-нибудь разузнаешь. Если найдёшь виновных, мы их, это... привселюдно накажем! - царю хотелось выглядеть грозным, но та суровая мина, которую он скорчил, выглядела скорее жалкой и смешной. - Всех накажем! ...твоё здоровье, сотник!
  - Правильно ли я понял, - вёл дальше Зван, - что подрывное действие червя на решения, принимаемые вашим величеством, так же надо предотвращать, либо минимизировать?
  - Угу, конечно! ...твоё здоровье, разумеется надо. И хоть не твоего это ума дело сотник, но, как водится, буду только благодарен! Мы с этим червём сжились, я его худо-бедно превозмог, но... твоё, как говорится, здоровье!
  Следя за обрывочными суждениями наклюкивающегося царя, Зван чувствовал себя неуместным островком трезвости в море огненной водицы. И нет-нет, да и закрадывались мыслишки: что, если нет никакого червя? Что, если это простой алкогольный бред, либо хитрая выдумка, покрывающая горячее желание Вана с-Йела специфическим образом 'лечиться'?
  Но есть ли червь, или нет червя - Звану ли о том переживать? Царю история о черве понадобилась в одном отношении, Звану она тоже может принести весомую пользу. Червь - повод хоть куда.
  - И наконец, ваше величество... да, спасибо, и вам здравствовать... хочу напомнить о самогм главном. Тот факт, что вами был съеден мёртвый червь-паразит - это тоже ведь чьё-то преступление, взывающее к раскрытию. Правильно ли я понял, что его расследование тоже в моей компетентности?
  - Сотник Зван, я тебя люблю! Ты, конечно, взвалил на себя столько, что наверняка надорвёшься, но вправе ли я препятствовать твоему служебному рвению? - в сей ответственный миг царь даже кубок отставил, силясь поглядеть со стороны на игру света на хрустальных гранях. Вправе! - сказал он с неожиданной твёрдостью. - Ибо я ведь ещё царь! - и тут же смягчился. - Вправе, но не хочу... О чём бишь это я?
  - О преступлении, - напомнил Зван, - по подселению вашему величеству червя. Если это дело поручено мне, я должен буду провести ряд следственных действий. Анализ документов, допросы свидетелей, осмотр места событий - если выяснится, где это всё случилось. А там, глядишь, сыщутся и вещественные улики... - хотя где им сыскаться спустя столько лет? Но, с другой стороны, отчего бы и не помечтать?
  - И меня, что ли, допросишь, сотник Зван?
  - И ваше величество, - короткий поклон и можно продолжать, - увы, показания снять совершенно необходимо.
  - Да ты весельчак, - пьяно прыснул царь, - ну ладно, спрашивай, что ли! Что упомню - будет твоё.
  - Когда вы впервые почувствовали присутствие червя в организме?
  - В день восшествия на престол.
  - В каких симптомах его присутствие проявилось?
  - Ну, будто правлю страной не я...
  - Какие самые первые документы вы подписали в присутствии червя?
  - Ну, я не помню. Много их было...
  - Может, указ об учреждении Обсерваториума?
  - Вот-вот, кажется, да.
  - Может, указ о разрыве отношений с драконами?
  - Определённо, да. И такой был...
  - Может, указ об упразднении города Ярал?
  - Наверное... Это всё мои указы из того времени, но не могу сказать, который из них был первым. Или... Обсерваториум? Да, я помню: не мог взять в толк, что же значит слово, а рука уже самопроизвольно тянулась и подписывала. Я смотрел на руку и долго думал, чья же была рука. Она так красиво рисовала мою подпись, что мне такого в жизни не повторить...
  - Что вы перед этим употребляли в пищу?
  - Эхх, да не помню. Что съел, то уж съел - а теперь вот запиваю. Твоё здоровье, сотник!
  
  * * *
  
  Зван с головой ушёл в своё следствие. С каждым допросом Вана с-Йела картина всё прояснялась и прояснялась. Кроме царя, впрочем, допрашивать оказалось некого. Трогать подозреваемых Звану представлялось преждевременным, а других свидетелей и в живых-то не сохранилось. Повар тогдашний скончался на первой неделе царствования. Поскользнулся и шлёпнулся в чан со щами, да там и сварился. Слуги многочисленные - из тех тоже никого не осталось. Кто со стены упал, кого лошадь задавила, кого карета переехала. О стражниках да лекарях - и вспоминать более неудобно.
  Зато подтверждалась единая мысль: влияние червя на царя Вана с-Йела совпадало по направленности с политикой Обсерваториума. Отсюда напрашивался вывод... Ну да, напрашивался, но притом оставался не больно-то прояснённым.
  Кто придумал подложить царю мёртвого червя: обсерваториумные Патриархи? Похоже на правду. Но похоже на неё и обратное. Может, это Патриархи со своим Обсерваториумом вызваны к жизни усилиями червя? Тогда организатор преступления остаётся в тени, и из этой тени может вволю похихикать над Званом, когда тот примется вслух обвинять этих клоунов, нацепивших зелёные биомантские мантии.
  Клоуны они, или исчадия Смерти - вот вопрос!
  Зван вдоволь порылся в дворцовом архиве, где сохранялись копии большинства документов, подписанных царём. Все документы в архиве, как на подбор, были украшены изящной 'червивой' подписью. Те же каракули, которые подтверждали права Звана (и, между прочим, освобождали от преследования за мятеж) выглядели... Ну, как выглядели, так и выглядели.
  Не иначе как усилием воли Зван отрывал себя от документов и шёл строить подчинённых - проверять посты, карать за проступки, устно благодарить за рвение. Почаще мелькать на людях стоило просто для того, чтобы они привыкли: он - начальник царской охраны. Придёт привычка - можно будет спрятать подальше неубедительный документ.
  Погружённый в новые задачи, Зван чуть ли не совсем позабыл о своих товарищах-повстанцах. Был договор, чтобы он, в знак своего благополучного прибытия в Кром, на второй день вышел прогуляться в Зарядье. Но где там! Он же как раз тогда цельные сутки просидел во дворцовом архиве без перерыва на сон. А на третий день - отлучиться снова не удалось. Не мог же он спустить вопиющей наглости новым собственным подчинённым! Стражники покуда его не знали, слушались через пень-колоду, заслужили жёсткое наказание. Так вот, чтобы оно получилось на самом деле жёстким и запоминающимся, Звану пришлось его проконтролировать.
  И только на день четвёртый... Да, тут уж Зван позволил себе развеяться. Вышел в кафтане с начальническими отличиями в калашные ряды, в Третьем калашном накупил всякой снеди: калачей, ватрушек, баранок, расстегаев, финтифлюшек всяких - и не только сам натолкался ими от пуза, но принялся даже нищих оделять.
  В толпе любителей халявы, ловившей баранки в лёт, приметил Георна - и лишь тогда успокоился. Закрыл свой хлебный аттракцион, да и вернулся в Кром. К подозрениям, документам, свидетельским показаниям, к хитрой изобличительной логике, к дисциплине царёвых охранников, к особо противненькой местной версии мирового червя, наконец.
  А на пятый день пребывания Звана в царском Теремном дворце на него состоялось покушение. Двое стражников, заместо того, чтобы выслушать нравоучения, напали на него с бердышами наперевес. Былой воинский опыт Звана не подвёл. Обнажил он казённый меч, одного стражника обезглавил, другого обезоружил - делов-то. Обезоруженного, как воджится, допросил, но тот так и не раскололся. Жаловался, мол, что-то на него нашло, а помимо того - ныне покойный товарищ попутал: а давай-ка, говорит, начальство чуток попугаем? Скорее всего, так и было: просто пугали. Но по чьему наущению - этаких сведений Зван так и не добился.
  
  * * *
  
  Что было дальше? В общем-то, Зван втянулся. И не сказать, что так уж решительно влиял на царя - этот Ван с-Йел был червив, и тем почти всё сказано - но и сказать, будто не влиял, также будет неправдой.
  Охранников он держал в чёрном теле. За то они его, говорят, преданно любили. Любить-то любили, но покушения нет-нет, да и устраивали. Всё же, стражники - народ в первую очередь сребролюбивый, а когда предлагают им крупную сумму в золотых некроталерах, редко кто сдержится, не рискнёт остатком своей горемычной жизни.
  Так катилось времечко круглым камешком, пока не наступил День Творения, посвящённый Семи Безымянным Божествам. Этот день в засекреченном мирке эузской царской власти даже при покойном царе Усандре был единственным случаем в году, когда царь показывался народу. Строго говоря, без такого дня обойтись было попросту невозможно. Кто поверит в существование царя, которого никто никогда не видел - может, он десять лет, как уж помер, а от его имени какие-нибудь аферисты правят.
  День, когда царю необходимо показаться - головная боль всякого начальника царской охраны. Можно сказать, экзамен на соответствие. Если сумел уберечь царя - стало быть, не безнадёжен. А кто не сумел - тому лучше вместе с царём убиться. Если, конечно, заблаговременно не договорено с его преемником.
  Грустно признаться, но сотник Зван почти совсем не чувствовал времени. Погружённый в свои расследования, воспитание личного состава да ещё предотвращение покушений лично на себя, он вспомнил о столь ответственном дне далеко не самостоятельно.
  - Близится День Творения, - сказал Ван с-Йел.
  - Да, конечно, ваше величество, - произнёс Зван с той полнотой безмятежности, которая столь нужна для благоприятного впечатления на патрона. Но сам-то с немалой досадой отметил: царь первый напоминает ему об этом опасном дне. Значит, заранее тревожится? В общем-то, дурной знак.
  - Что-то мне подсказывает, - с некоторым напряжением процедил царь, - что в этот день многое решится.
  - Дурное предчувствие? - встрепенулся Зван.
  - Почему дурное? Просто... Предчувствие.
  Как будто просто предчувствие этого неудачливого царя с мёртвым червём внутри не может оказаться поистине дурным для всей для Эузы!
  Зван предположил, что предчувствие как-то связано с деятельностью червя. Почему бы нет? Он стал потихоньку выспрашивать, но царь его тут же выпроводил, ничего не объяснив. Хотя и без объяснений ясно, что Ван как раз этим утром предпочёл напиться в одиночку, никому не отдавая отчёта в своих переживаниях. Это ясно, а другое охраны не касается.
  Зато осталось возблагодарить царя за предупреждение: День Творения ожидался через неделю, а у Звана в смысле подготовки ещё коньне валялся. Надо ведь составить план ожидаемого действа, расставить посты, договориться с людьми об условных сигналах на случай разных видов опасности. Муторное дело такая подготовка, но недели как раз хватило.
  В сам День Творения Зван чувствовал себя на коне. Он держит всё под контролем, так казалось ему. А вот на царе, казалось, лица не было. Протрезвел, что ли? Но нет, привычный огненный дух изо рта свидетельствовал: пакостный червь на сегодня основательно обезврежен.
  Похоже на то, что предчувствия Вана с-Йела здорово усилились.
  - Эй, сотник, - прогудел царь нарочито грубо, - мне нужно, чтобы ты был всё время рядом. В особенности, когда царский поезд остановится на площади перед Кромом и я появлюсь на людях. Я скажу речь...
  - Не надо речи, ваше величество! - взмолился сотник. - Она ведь не обязательна, да и в регламенте нашем не обозначена. Выйдете из кареты, приветственно помашете толпе - ну и обратно, под прикрытие гвардии.
  - Ты меня станешь поучать, говорить ли мне речь! - вспылил царь. - Будет так, как скажу. А прикрывать меня будешь ты. Ты сам, нечего за спинами отсиживаться! - и Звану осталось осознать, что царь-то в своём праве. Дело охраны безопасность обеспечивать, а не вмешиваться в интимную сторону контакта монарха с народом.
  Так-то оно так, но в последний момент пришлось весь план контроля за безопасностью перекраивать. Все ли стражники уяснили свои новые роли? Ох, не все, чуяло сердце Звана. Есть среди них такие туповатые...
  
  * * *
  
  И вот он, решающий миг. Тот, ради которого полоумный Ван с-Йел затемивал весь сыр-бор. Царский поезд под приветственные клики остановился. Две шеренги гвардейцев, как могли, оттеснили подальше от убранного весенними цветами помоста мастеровой люд и прочие столичные низы. Оттеснить-то оттеснили, но если у кого в толпе самострел...
  Но пора. Сотник Зван поклонился царю:
  - Ваше величество, - это значило 'выходим'.
  Вышли вдвоём. Зван зыркал в толпру, не видно ли у кого самострела, Ван с-Йел продолжал бороться со своим идиотским предчувствием. Ну что, скоро начнёт он свою пошлую речь?
  Нет, нескоро. Царь дождался, когда приветственные клики немного стихнут. И лишь тогда, властным жестом потребовав внимания, соизволил заговорить.
  - Я устал, - сказал непутёвый царь Эузы по имени Ван с-Йел. - Я ухожу.
  Что он такое болтает?
  - Я устал. Я ухожу, - повторил царь, поскольку вопрос, что такое он болтает, был написан на слишком уж многих лицах.
  Древняя формула отречения! - осенило Звана. Традиционный для Эузы способ отказа от престола в чью-либо пользу - правда, за последние триста лет ни разу не применявшийся, но покуда не позабытый.
  - А кого кликнешь новым царём? - подал нужную по традиции реплику кто-то из толпы. Звану показалось, или это и впрямь кричал Уно?
  - Сотника Звана, начальника царской охраны! - выкрикнул Ван с-Йел, по-скоморошьему корча какие-то пугающие гримасы. Что-то неладное с ним деялось. Может быть, он недостаточно выпил? Одно было несомненно: червь мстит. Мстит, ибо опоздал.
  - Быть по тому! - заорало в толпе сразу несколько голосов, а вслед за тем в знак приветствия нового монарха в воздух взлетели шапки. Люди пуляли их в небо почём зря, даже не беря в расчёт, как бы исхитриться и вновь словить. Узрев целое небо, усеянное шапками, сотник впервые открыл для себя масштабы происходящего.
  - Поздравляю ваше величество, склонился пред Званом ближний к нему гвардеец, - не серчайте уж, коли что не так.
  Вслед за ним заговорил второй. Третий приготовился.
  
  
  27. Гарпии перестали
  
  Стрелецкий Угол - горное селение в Юго-Восточной Отшибине, оседлавшее один из перевалов на непростых путях из вечно настороженных карличьих земель к разбойному Саламину на морском побережье. Здешние горы, конечно, невысоки, а коли сравнивать их с теми, что в Серогорье, то и горами их назвать совестно, но всё же рельеф, что называется, пресечённый, непростой для походов туда-сюда с какой-либо мало-мальски серьёзной торговой целью. Потому-то и люд здесь издавна селился небогатый. Был бы побогаче - имел бы проблемы с саламинскими морскими разбойниками (среди последних всякие попадались, кто-то не брезговал и сухопутным грабежом). А тот люд, что был, с пиратами торговал, выгадывая какую-то мелочь на распространении контрабанды.
  Ясное дело, с пиратами торговали не карлики - тех на побережье до самого Адовадаи, мягко говоря, никто не любил. Потому и Стрелецкий Угол ничуть не напоминал типичное отшибинское село с кукольно-низенькими домиками. Высокие дома, как в Кройдоне, как в Сосновке, как в Ы. Глядя на эти жилища, можно было предположить, что с началом большой отшибинской бузы Стрелецкий Угол не мог избежать штурма, либо осады - как, например, Новый Отшиб, расположенный здесь же, неподалёку, при соседнем перевале.
  И всё-таки нет, не в пример героическим соседям Стрелецкий Угол с карликами как-то договорился. 'Как-то' не значит непременно по-хорошему. Скорее даже наоборот, если учесть цель вынужденного печальными обстоятельствами разведывательного похода Вейна, Грюна, Бельта и Флютрю в сопровождении поднятого некромантом карлика Грефта.
  Сюда, в Стрелецкий Угол, неизвестно зачем была доставлена Дейдре, оставленная в живых сестрица Пардра из Ы. А впрочем, известно зачем: для какой-нибудь мерзости, близкой сердцам неполнорослых погромщиков. Самое же скверное то, что мерзость, скорее всего, давно состоялась: времени-то сколько потеряно!
  - Ну что, будем уже подниматься? - предложил нетерпеливый Грюн, задирая голову. - Селение, как по мне, выглядит мирным.
  Как по Вейну, селение выглядело скорее подозрительным. Слишком уж тихое. Слишком уж никого за последние полдня не входило - не выходило. Конечно, снизу многого не разглядишь, но... Тем сильнее смахивает на хитрую ловушку.
  - В сумерках пойдём, - решил Флютрю. - Но не все. Для начала мы с Грефтом. Как разведаем - вернёмся за вами.
  Ну да, как обычно: мёртвый карлик и некромант вызовут меньше подозрений, чем трое живых воинов. Так и всю дорогу от Ы двигались: Грефт и Флютрю на виду, остальные неприметно сквозят сзади. Когда шли мимо Чинга, предосторожности как раз себя оправдали...
  - Простите, господин некромант, - возразил вдруг арбалетчик Бельт, - но здесь ведь не просто выдвигаемся маршем, а надо по-тихому посёлок проверить. И ни у вас, ни у карлика, насколько я знаю, опыта в разведке нет совсем никакого, да? Потому, с вашего разрешения, первым пойду всё-таки я, как разведик более опытный. Напарника мне не надо, и один справлюсь.
  Флютрю подумал и признал резонность довода. Итак, идёт Бельт.
  А тут и сумерки не за горами. Вейн и оглянуться не успел, как арбалетчик уже стартовал. Спина мелькнула между камнями и растворилась во мгле. Удачи тебе, Бельт. Разгадать все ловушки и вернуться живым. И помоги тебе Живой Император.
  
  * * *
  
  Бельт вернулся к утру. Живой, но немного озадаченный.
  - Что, - первым принялся допытываться Грюн, - там никого нет? Наверное, так тихо, потому что одни трупы валяются?
  - Нет, - замотал головой арбалетчик, - людей там много. Живые. Просто ведут себя тихо. Как-то даже слишком тихо. Просто мороз пробирает по коже, если на них долго смотреть.
  - С ними что-то не в порядке? - нахмурился Флютрю.
  - Всё не в порядке. Стоят на площади и на изваяние молятся.
  - Изваяние блохи? - догадался Флютрю. Но неправильно догадался.
  - Нет, кажется, гарпии.
  - Блоха, гарпия... Суть-то одна и та же, - загадочно произнёс некромант. Ну, ему виднее насчёт этих сутей. Хотя раньше он не давал понять, будто разницы нет. Ритуал в Ы, на который водили Дейдре, был ориентирован на блоху, и без всяких от неё отступлений. Блоха только прыгает, гарпия может летать - разница.
  - А охрана посёлка? - полюбопытствовал Грюн.
  - Не охраняется, - хмыкнул Бельт. - Ага, самому странно. Карликов нет вообще, одни полнорослые люди. Но все они там стоят на площади, проходи мимо, кто хочет. Совсем свихнулись на почве своих ритуалов.
  Свихнулись? Это будет не веселее ловушки. Ну, хоть для гостей посёлка немножечко безопаснее.
  - А не видел, есть там сестра Пардра? - спросил Вейн.
  - Да я-то её никогда не видал, узнать не смог бы, - вздохнул Бельт. - Может, и есть, но молчит, как воды в рот набрала. Пару раз я её позвал - не откликнулась.
  - Так её среди нас, похоже, никто не помнит! - воскликнул Грюн, а Вейн успел подумать: 'И правда...'.
  - Я помню, - возразил тогда карлик Грефт с головой набекрень.
  
  * * *
  
  Пока восходили, резко поменячлась погода. Небо заволокли тучи, ударил ливень. Чтобы добраться к Стрелецкому Углу незамеченными, первоначально шли неприметной крутой тропинкой справа от основного тракта. Половину расстояния одолели, но вот незадача - тропа слишком быстро превратилась в мутный ручей, да и по всему склону будто в насмешку раскисла глина, зачавкала под осторожными ногами, заставляя соскальзывать вниз. Когда грунт под тобою едет, каждый новый шаг удаляет от цели, вместо того, чтобы приближать.
  - Нет, это какое-то издевательство! - в сердцах прошипел Грюн, уцепившись за крупный камень на пути скольжения. - Может, зайдём в посёлок по тракту, как добрые путники? Бельт ведь разведал - безопасно.
  Некромант нахмурился, но согласился. Ну и Вейн тоже подумал, что ловушка, если это всё-таки она, вряд ли могла включать в себя сговор набожных обитателей села с погодной стихией. Облепленные грязью, вышли-таки на тракт, чтобы далее взбираться по сравнительно твёрдому и пологому. Если всё так, как Бельт рассказал, если внешней охраны в посёлке нет, карабкаться по мокрой глине бессмысленно. Всё равно ведь потом в посёлке объявляться, так кому какое дело, откуда ты притащился?
  Хоть пологий 'официальный' подъём к Стрелецкому перевалу и длиннее в несколько раз, но добрались, кажется, гораздо быстрее, чем приползли бы по крутому склону горы напрямик, но без твёрдой опоры.
  В верхней точке перевала, к которой бочком притулился посёлок Стрелецкий Угол, им не встретилось никакого местного ополчения. В близлежащем Новом Отшибе, небось, не так.
  - Ну, - сказал Бельт, - я же говорил, что никто их не сторожит. Убеждённый в верности своих ночных впечатлений, он с самого начала дождя обернул свой любимый арбалет несколькими слоями плотной ткани - надеялся спасти тетиву.
  Посёлок был окружён весьма невысокой каменной стеной - по сути, забором. Стену, судя по состоянию кладки, выстроили в давние времена. Но от кого, от карликов, что ли? Для полнорослых людей заглянуть за такой забор не составило бы серьёзного труда. Ну а карликам - лишь если подпрыгнут, как в памятном с Ы блошином ритуале.
  Ну так что же там? Вейн заглянул за стену. Ещё не успел ничего толком разглядеть, а ощущение неправильности усилилось. Но не ловушка. Здесь другое. Тёмные дома в поле его зрения напоминали нежилые строения, типа сараев. Какой-то ауры жилых помещений им решительно не хватало. Бывает ли кто внутри этих домов? Да навряд ли. Разве что с тем, чтобы зайти и поспешно выйти. Это притом, что жители-то в наличии. Кстати сказать, не мёртвые, а живые. Но, как бы это сказать, сугубо номинально.
  Поселковая площадь, плотно заполненная людьми, никого не ловила, никого не замечала. Тупо стояла под хлёсткими дождевыми каплями, глядя прямо перед собой на каменное изваячние гарпии - птиценогой птицекрылой девы почти в натуральную величину. Чудище восседало на высоком шесте, видное отовсюду. Не оно ли и есть таинственная Блохинда, о которой как-то шла речь?
  - Этот идол, - кивнул на скульптуру Бельт, - приковывает всё их внимание. Предлагаю на всякий случай на него не смотреть, а то вдруг кто тоже прилипнет. Мы-то люди независимые, но мало ли...
  - И верно, - согласился Вейн, - давайте отворачиваться.
  - Не поможет, - покачал головой Флютрю. - Сдаётся мне, эти фокусы работают иначе. - некромант выглядел малость неуверенно. Но первым перелез через стену, неловко упираясь каменными ладонями в выбоины древней кладки. Спрыгнул, размашисто зашагал к площади.
  Остальные полезли следом, догнали на полпути, обмениваясь недоумёнными улыбками.
  - Он что-то понял, да? - спросил Грюн почему-то у Вейна.
  - Э... Думаю, эти люди под истуканом по его части.
  - Так они ведь живые! А он некромант, - зачем-то напомнил Бельт. Разве кто-нибудь мог забыть род занятий Флютрю? Или, скажем, затрудниться отличить живое тело от набальзамиропрнного...
  - Живые? - хмыкнул Флютрю, оборачиваясь. - Это уж как посмотреть... А ну подойдёмте, - он пригласил товарищей приблизиться к застывшей на площади толпе - видимо, не столько местных селян, сколько гостей издалёка. Человек триста. Все живые, все полнорослые, поровну обоего пола, все очень юны. Отобраны. И почти у всех девушек круглятся животы - верный, так сказать, признак жизни. Но к добру ли?
  Вейн всмотрелся в их бледные, измождённые, безучастные лица. В неподвижные тела, которые, возможно, не поменяли позы со времени вчерашней разведки Бельта. Живые?
  - Обменные процессы у них - да, как у живых. Но от внутренней жизни мало что сохранилось. Почему так? Думаю, их слишком долго пытали страхом. Начиная с погромов и людских жертвоприношений в их родительских сёлах.
  - Но зачем?! - вскричал Грюн.
  - Карлики хотят воспитать новую расу, - неожиданно для себя произнёс Вейн. - Покорную их воле трусливую расу высокорослых рабов. Хотят, чтобы эти, из Стрелецкого Угла, расплодились по всей Отшибине и вытеснили нас.
  - Очень на то похоже, - задумался некромант.
  - Да не похоже, а так и есть! - выпалил Грефт. Может, что-то новое вспомнил?
  - Видишь среди них Дейдре? - спросил у карлика Вейн.
  - Сейчас посмотрю, - Грефт прошёлся краем толпы, пристально всматриваясь и вглубь, но не решаясь туда заходить.
  А сложная перед ним задача. Здешние беременные девушки все будто на одно лицо, да ещё и ливнем политы. Тяжёлые пряди мокрых волос закрывают многие лица.
  - Дейдре! - громко закричал Грюн.
  Ни у кого никакой реакции.
  И вдруг...
  Бесформенная тень скользнула по самому краю поля зрения. Вейн резко обернулся и понял, что поднятого некромантом карлика с ними уже нет. Он двигался по периметру толпы в сторону изваяния на шесте и вдруг будто растворился в тумане...
  Стоп, а где само изваяние?
  Совет Бельта избегать взглядов на гарпию сыграл с ними злую шутку. Никто из разведчиков не заметил, как идол ожил и слетел с шеста. И Грефт не заметил - даже не пикнул, когда тварь его закогтила, отрывая от земли.
  - Вон она - там наверху! - истошно завопил Грюн.
  Высоко над головами, едва различимая в облаках тумана за обильными струями ливня, часто взмахивая мокрыми крыльями, висела птицедева с похищенным карликом в когтях.
  Бельт лихорадочно схватился за арбалет, принялся в спешке разматывать мокрые тряпки.
  - Может, не надо, а? - неуверенно попросил некромант. - Если она его выпустит на такой высоте, то я вряд ли его снова соберу...
  - Плевать! - Бельт был сама решительность.
  Ну да что ему оставалось? Сколько выстрелов он успеет сделать под проливным дождём, пока арбалет не выйдет из строя? Учитывая низкую скорострельность этого типа оружия, очень-очень немного.
  Бельт не успел ещё взвести тетиву, а пернатая тварь уже принялась возвращать Грефта на землю. Первым долгом она открутила ему голову, которая и так, насколько Вейну запомнилось, держалась не слишком крепко. Голова грянулась с высоты оземь и раскололась, точно кувшин.
  Кажется, жалеть эту гарпию больше резона нет?
  - Стреляй, Бельт!
  - Нет, - процедил арбалетчик сквозь плотно сжатые зубы, - подпущу поближе...
  Но гарпия, не будь дуррой, со своей туманной высоты не спускалась. Она продолжала терзать когтями тельце мёртвого карлика и сбрасывать его по частям. Прилетела рука, нога, ещё рука...
  Всё же Бельт не выдержал ожидания и нажал на спуск. Как не странно, попал. Гарпия возмущённо заклекотала, выпустила последнюю порцию растерзанных мертвецких останков и приготовилась к новому броску.
  Некромант её словно не видел. Он ползал по пустынному пятачку площади, на который гарпия сбрасывала расчленённого карлика, с сомнением приставлял изувеченные детали, придирчиво мял в руках его расколотый череп и сокрушённо вздыхал:
  - Нет, здесь мне уже ничего не сделать. Нет, не смогу... Кажется, Дейдре больше узнать некому...
  Вейн обнажил меч и крикнул Грюну:
  - Прикрой Бельта!
  Сам же приготовился защищать от птичьих когтей беспечальную спину Флютрю. Кто знает, на кого нынче спикирует пернатая тварь?
  Гарпия, не будь дурой, выбрала Бельта, всё ещё крутившего взводящий тетиву рычажок. Грюн от её быстрых когтей насилу отмахался, но защитил и себя, и арбалетчика. Лишь один скользящий удар пропустил - на плече под разодранной курткой заалела царапина. Зато Бельт остался полностью невредим, и, взведя, наконец тетиву, поразил гарпию с близкого расстояния.
  Прошитая насквозь, крылатая тварь рванулась улететь прочь, но на сей раз не смогла. Тяжелым кулём с перьями она рухнула на влажную землю и омерзительно завизжала. Грюн кинулся её добивать, тут и Вейн подоспел ему на помощь, вдвоём они быстро заткнули этот фонтан звучной ненависти.
  Победа?
  Откровенно говоря, пока работали мечами, они с Грюном ничего не видели, кроме корчащейся бестии, а что-либо слышать мешал её визг. Теперь, оглянувшись, нашли часть людей на площади повалившимися, точно чурки при игре в городки.
  - Окочурились от её визга? - догадался Грюн.
  - Да нет, живы, - пригляделся к ним некромант. - Но были уже в полушаге.
  - Я, кажется, совсем оглох, - признался Бельт.
  Оглянувшись на него, Вейн почуял какую-то странность, а потом с изумлением уставился на белую голову арбалетчика. Сед. А был-то темноволос. Поседел под истошные вопли, либо чуть раньше, за те несколько долгих мгновений, как готовил оружие к бою под прицелом когтей бестии.
  
  * * *
  
  Пока лупили мечами гарпию, Вейн думал лишь об одном: пусть она перестанет! В первую очередь - перестанет визжать. Но почему-то ему казалось, что перестанет и многое другое. Например, превращать людей в молчаливых солдатиков, расставленных на площади.
  Визжать гарпия в конце концов прекратила, но вот люди - как стояли, так и остались стоять. Только малая часть повалилась навзничь. Всё-таки изменения в людях оказались необратимы. Или не так?
  - Ну вот победили. И что теперь делать? - сказал в пространство.
  На лице некроманта - самого учёного в их отряде - была написана растерянность. Останки Грефта он уже не трогал, видать, утратил всякую надежду вернуть их к посмертию. А кроме погибшего карлика пардрову сестру опознать некому: потеряна и внутри, и снаружи.
  Как-то всё бестолково обернулось.
  - Кажется, в этой молчаливой толпе пардрову сестрицу нам уже не найти, - вздохнул и Грюн. Говорил он намного громче, чем Вейну требовалось, чтобы услышать - может, надеялся докричаться до Бельта, но скорее, сделался и сам основательно туг на ухо.
  - Если оглохнуть самому, то всякая толпа покажется молчаливой, - нашёл в себе силы пошутить Вейн, и то зря: шутка прозвучала недобро.
  Ясно, что люди на здешней площади - и те, что ещё стоят, и те, что легли от визга - нарушены основательно. Не откликаются, смотрят прямо перед собой. Это значит, отыскать среди них Дейдре мог только внешний наблюдатель. Сами, небось, и позабывали уже, кто есть кто.
  Вейн спросил у Флютрю:
  - Можно их как-нибудь... восстановить? Что скажете?
  Тот покачал головой:
  - На телесном уровне они живые. Некромантия здесь бессильна, нужен обычный лекарь, хотя и он вряд ли справится. Единственный путь, подвластный мне - ввести их в посмертие. Но есть ли в том смысл? Умертвить, чтобы вылечить, добить, чтоьы опознать - не лучшие решения. Не говоря уже о том, что потребуется ассистент-бальзамировшик.
  Флютрю прав. И Пардр умерщвление любимой сестры тоже бы не одобрил.
  Толпа слишком велика, чтобы пытаться забрать её в Ы, даже если как-то научить её слушаться. Дорога в Ы от Стрелецкого Угла лежит мимо особо злобствующих карличьих селений. Где пять человек просочились без труда, там трёмстам потребуется прорываться с боем. С боем, в котором будут мало-мальски полезны лишь четверо.
  Но далеко не факт, что этих несчастных вообще с места сдвинешь. Если найти среди них Дейдре, вчетвером её уж как-нибудь донесли бы. А всех здешних девушек? Понадобится больше сотни ходок.
  - Может, посмотрим, кто из женщин на Пардра похож? - предложил Грюн.
  - Так себе критерий, - поморщился некромант.
  Но, кажется, единственный?
  - Новый Отшиб! - вспомнил Грюн. - Он тут сравнительно недалеко. Может, помогут, примут их?
  - Таких? Вряд ли, - заметил Вейн. - В богатом Ы ещё куда ни шло. Но в Новом Отшибе одна беднота. Предложить им триста дополнительных ртов без рабочих рук - это будет та ещё шутка. К тому же Новый Отшиб вечно в осаде. То селюки из Фыбла их пытаются задушить, то героям из Дыбра не ймётся раздобыть лёгкой славы - в общем, у них неспокойно.
  - Ну не здесь же их оставлять! - вскричал Грюн. - Или нам придётся с ними остаться. Эти девушки брюхатые если не все, то через одну. Если им не помочь...
  - А мы выдержим вчетвером штурм этого перевала? - спросил Бельт. Слух к нему мало-помалу вернулся, что радовало. Цвет волос остался седым.
  - И знаем ли мы, кем или чем они разродятся? - подубавил оптимизма Флютрю.
  Жёстко? Но, как бы ни хотелось обратного, к сожалению, некромант прав. Пока никто не родился, никто не возьмётся сказать, что за дитя появится на свет у такой околдованной матери. Может, явное чудовище, может, обычный малыш, а может, чудовище, скрытое в малыше до поры?
  Чудовище не мешало бы истребить в зародыше. Но если в зародыше - человек, тогда чудовищем станет тот, кто его истребил. Вот уж мерзостная загадка от отвратительных гарпий - истинных друзей разложения!
  - Значит, так, - с тяжестью в голосе сказал Флютрю, преодолевая какие-то собственные колебания, - задерживаться здесь мы не будем, это раз. Убивать несчастных не станем, это два. Пусть даже такая жизнь некоторых смертей похуже. В-третьих, зайдём в Новый Отшиб, постараемся прислать сюда лекаря. Вряд ли чем поможет, но вдруг? И, наконец, в-четвёртых: надо бы обследовать здешние дома. Вдруг сыщем какие-нибудь подробности, проливающие свет.
  - Дневник гарпии? - предположил мечтатель Грюн.
  - А хоть бы и его.
  
  * * *
  
  Гарпия, скорее всего, обитала в бывшем доме поселкового старосты - самом красивом на этой площади, с деревянными колоннами. Если она и вправду вела дневник, как придумал фантазёр Грюн, то должна была его там и прятать. Жаль, что гарпии, скорее всего, дневники не ведут. Для кого им вести летопись своих преступлений?
  - Заперто, - вздохнул Грюн. - А дверь-то дубовая, толстенная нескоро взломаешь. Да и нечем...
  - Тогда начнём с остальных домов, - решил некромант. - Этот оставим на закуску. Заодно поищем инструменты.
  - А что ещё будем искать в остальных?
  - Следы их пребывания, - Флютрю кивнул на застывшую толпу, - что-нибудь ведь осталось. Очень уж не верится, что стоять на площади им приходилось неделями и месяцами. Мертвец бы выдержал, живые - нет. Думаю, что узников Стрелецкого Угла вывели на площадь недавно. Скажем, в качестве наказания за какую-нибудь провинность. Реальную, мнимую - не важно. Но перед тем... - некромант принялся загибать пальцы. - Где-то они принимали пищу - иначе долго не простоять. Где-то укладывались на ночлег. Где-нибудь личные вещи складывали...
  Флютрю - он, как по внутренностям гадал. Среди больших домов, окаймлявших площадь, нашлась и трапезная - с длинным столом в центре зала, и три-четыре спальных барака с соломенными лежанками на полу, и сарай со сваленными в беспорядке личными вещами - скорее всего попросту отобранными у стоящих на площади людей, чтобы вернее и легче их обезличить.
  В столовой, в бараках - следы длительного пребывания. Правда, недельной давности или около того. В доме, превращённом в сарай... Эх, некому было среди всей этой груды узнать личные вещи Дейдре. Да и узнали бы: с какой из неподвижных фигур на площади их потом сопоставишь?
  В общем-то, к оставленному на потом на совесть запечатанному старостинскому дому, возвращались без больших поисковых успехов. Зато в нём, как водится, обнаружили, чего и ждать не могли.
  
  * * *
  
  Крепкая дубовая дверь так и не поддалась. Вламывались через ставни - тоже дубовые, но не такой толщины. Расщепили длевесину вокруг замка, дальше пошло легче. Мощным рывком Бельт сорвал ставень. Грюн выдавил внутрь стекло и...
  - Осторожнее, там кто-то есть, - спокойно сказал Флютрю.
  Вейн прислушался, попытался вчувствоваться в атмосферу дома. Ага, какие-то упорные взгляды. Но почему-то не спереди, со спины. Обернувшись, он встретился со знакомой уже картиной. Разумеется, он ощутил взгляды неподвижной толпы на площади. Они смотрели туда, где ранее на шесте восседала гарпия, ну а шест находился аккурат перед домом старосты. То-то теперь вся площадь и пялилась в спины взломщикам.
  - Нет, это как раз не там, это сзади... - начал было пояснять Вейн, однако тут же услышал приглушённый стон, донёсшийся из окна.
  - Темновато, не видно ни гарпии, - пожаловался Бельт, вглядываясь внутрь дома через высаженное окно. Тогда Флютрю сотворил а ладони мёртвый огонёк и направил в густую темень. За окном проступили предметы: стол, стулья, сундук, кровать. Над сундуком охотничий трофей - голова чешуйчатого оленя.
  Грюн первым ворвался внутрь дома, за ним - Бельт, Вейн и Флютрю. И кто же стонал? Ни на первом этаже, ни на втором, куда по лесенке в углу поспешно взбежали Грюн с Бельтом, им никого не встретилось. Зато под лесенкой - там был приоткрыт люк в подпол.
  Некромант откинул квадратную крышку люка и посветил в отверстие мёртвым огоньком. Заглянув туда, Вейн разглядел две изувеченные фигуры, качающиеся на цепях. Одна, судя по взъерошенному вороху перьев, принадлежала гарпии. Вторая, явно человеческая, показалась Вейну странно знакомой.
  - Пардр из Ы? - в изумлении воскликнул он.
  Фигура не ответила. Не потому, что Вейн обознался. Просто сама была не в сознании.
  За Пардра ответила гарпия - омерзительно злобного вида, да и ростом заметно превосходящая ту, с которой недавно сражались на площади. Впрочем, изъяснялась не без налёта некоторой любезности.
  - Да, это Пардр, - сказала она, - к сожалению, сейчас он лишён возможности вам ответить.
  
  * * *
  
  Гарпию звали Бац. Полное имя - Бацилла. Отыскав приставную лестницу, Вейн, Грюн, Бельт и Флютрю спустились в подпол и здесь, в долгом ожидании, когда освобождённый от оков Пардр выйдет из отключки, заняли время подробным её допросом.
  Гарпия охотно шла на контакт, поскольку питала надежду, что люди из Ы её освободят и отпустят. Что же она рассказала? Как говорится, нарочно и не придумаешь.
  С той агрессивной гарпией, сбитой из арбалета, Бац, как и стоило ожидать, была хорошо знакома. Более того, Бац и Тупси (так в ту пору звали агрессоршу) - оказались однокашницами. То есть, заканчивали школу гарпий в составе то ли одной септимы, то ли одной гексы, то ли того и другого сразу. Это для гарпий очень-очень серьёзная степень сердечной связи и внутреннего сродства. Сильнее неё только преданность непосредственному начальству.
  Если Бац происходила из Глукща, то Тупси - откуда-то из Отшибины, да и в расовом плане была чистокровной отшибинской карлицей. Собственно, и в птичьем обличии она тоже невелика, хотя прямой связи, говорят, и не наблюдается. Впрочем, о том говорят кабинетные учёные, которые отшибинских карлиц могли воочию и не видеть.
  Окончание школы гарпий застало Тупси и Бац в Отшибине. Выполняя агитационные задачи по подзуживанию карликов на всякого рода революционные действия, Бац и потом часто бывала в Дыбре, где и встречалась с Тупси. Карлица ей порой намекала, что сделала головокружительную карьеру в каком-то отовсюду удалённом Стрелецком Углу, но Бац её словам большого значения не придавала. Само собой разумеется, что из всех-привсех гарпий надёжная карьера на Отшибине обеспечена только карлице. Но Стрелецкий Угол - это таки угол; в самом названии основное сказано.
  А Тупси между тем сделалась Блохиндой. И в долгом ряде специальных ритуалов набрала столько силы и власти, что в пределах Отшибины могла бы поспорить даже с величайшей Мад Ольгерд - старой наставницей Тупси и Бац по школе боевых гарпий. Упрочивая свои способности, карлица в то же время осуществляла важный проект по воспитанию нового поколения отшибинских граждан в духе покорности карликам. Достичь желаемого очень мешал тот факт, что полнорослые жители этих земель амбициозных карликов традиционно ни в грош не ставят. Испуганное поколение можно получить лишь искусственно, лишив его будущих прародителей всех традиционных родовых начал, добиваясь послушания муштрою и дрессировкой.
  Дрессировать - это уж Тупси прекрасно умела. Сила гарпий, не в пример другим магически одарённым существам, в конечном счёте коренится в неудовлетворённости. А Великий народ (иначе говоря карлики) как раз по этому показателю даст любомк другому триста очков форы. Если же те чисто блошиные переживания и телодвижения, которые от злобной неудовлетворённости проистекают, превратить в ритуал, совмещаемый с жертвоприношением, то приток энергии к гарпии станет воистину могучим - никакая природная стихия с ним не сравнится. И кому дано противостоять дрессировщику, воплотившему в себе силы великих стихий?
  И вот однажды пожизненно и посмертно неудовлетворённая Тупси не на шутку возжелала героя Пардра...
  К тому, что карлица вообще об этом герое узнала, приложила руку и Бац. А в руке её было перо, а на кончике пера - этот самый герой Пардр. Бац о нём писала в 'Отшибинском листке', но, поскольку писала с чужих слов, то никак не могла самолично измерить подлинный рост героя. Думала, карлик, каким на Отшибине всякому быть положено. А он, как позднее оказалось, вон какой вымахал! Обозналась она, обознались и все читатели, не исключая и порывистой карлицы Тупси.
  Дальше был спасательный рейд: тот самый, в котором карлики разгромили трактир Вейна, обезглавили верных товарищей Э и Бадюна, позаливали глаза трофейной отравой, дождались достославной гибели в окружении - и всё лишь ради того, чтобы увериться: Пардр - герой отнюдьне их эпоса.
  Бац и Тупси в тот раз удалось прорваться. И самим узалось, и Пардра с собой забрали - как обычно, битого-перебитого, не в сознании. Тупси в ту пору выглядела втрескавшейся по него по уши: даже Бац ей в этом поверила. Оказалось, нет: карлица готовила ритуал с трагическим для Парлра финалом.
  Готовить готовила, но мертвец-здоровяк остался непредсказуем. Он отказался уступить увещеваниям Тупси, отверг её пылкие ухаживания, поставил под вопрос её неотразимость. Достаточно для трёх осудительных приговоров к самым мучительным формам казни.
  Всё пошло кувырком, когда Пардр отверг домогательства Тупси. Условием успешного ритуала было добровольное принятие с его стороны. Тупси попыталась добиться хоть формальной благодарности за то, что она его выходила - вдруг сойдёт за ритуальную формулу 'владей мною'. Но Пардр, уж так получилось, был вопиюще неблагодарным. 'Ты что себе возомнила, вонючая карлица?' - сказал он. Дальнейшая его речь, наверняка такому началу под стать, потонула в пронзительном визге Тупси. Накачивая себя злобой заранее, чтобы мирно убить любимого в финальном ритуальном акте, Блохинда в итоге не справилась с энергиями, бурлящими в самой себе.
  Миг - и она обрела птичий облик, в котором задерживаться опасно. В следующий миг располосовала Пардра когтями. Только что не выцарапала глаза, да и то не по внутреннему запрету. Просто терзаемый ею парень заслонил гляделки руками. 'Покорись мне!' - ревела Блохинда. 'Да пошла ты!' - отвечал истекающий бальзамами мертвец. Вот и поговорили.
  Тупси вовремя остановилась, чтобы Пардра совсем не убить. Для неё в том не много чести, ведь сопротивляемость мертвеца истязаниям изрядна, много сильнее чем была бы у дюжины живых. Всё-таки упрямица желала настоять на своём, и не тупо убить Пардра, а сперва непременно сломать. Тем бы и исходный план ритуала оказался спасён. Однако, как ни думала она его додавить, Пардр ни в какую. Не зря его причислили к героям Отшибины: пусть оно и по досадной ошибке, а всё же есть в парне стержень!
  Блохинда долго искала, чем бы на Пардра ещё надавить. К доводам членовредительства он был глух, тем паче, что, подобно большинству мертвецов, вовсе не чувствовал боли. А чего ещё сыщешь в глухом Стрелецком Углу, как не предназначенных к заселению всей Отшибины послушных людишек. Уж неведомо как, но Тупси прознала, что где-то здесь, среди обезличенных беременных самок, скрывается и пардрова сестра. Замучить сестру у него на глазах? Но гарпия не знала, которая! Да и сама сестра, по всем здешним условиям пребывания, скорее всего, забыла, кем и кому приходится.
  И что сделала полоумная Блохинда? Выволокла на площадь всех: мужчин, женщин - без разбора. Заставила стоять, без пищи и сна, под дождём и градом. Если нельзя найти иглу в стоге сена - то гори синим пламенем целый стог! А ведь это же, на минуточку - преступление! Против чего преступление? Да против воли Владыки Смерти. Как-никак, сей масштабный проект по заселению Отшибины покорным людским материалом как минимум снискал его горячее одобрение, а то и был с Мёртвого Престола всемилостивейшее вдохновлён.
  И что, в угоду мелких амбиций поставить такой проект под удар? Нет, скромной гарпии цигского разлива, не допущенной до высших некрократических сфер, подобного никогда не понять. Бац по наивности пыталась Блохинду увещевать - и заработала насильственное преображение в птичий облик, из которого выйти по своей воле пытается, но не может по сей день. Бывшая подруга применила высшие уровни посвящения боевой гарпии - те, которых в школе Бац не постигла.
  - Ладно, - сказал Флютрю, дослушав истоиию от прикованной гарпии, - причины здешних событий в целом ясны. Вопрос в том, как убрать с площади этих несчастных.
  - Очень просто, - хмыкнула Бац. - Надо прекратить блохиндино воздействие.
  - А как его прекратить?
  - Убить её, например.
  - А если она убита, а воздействовать не перестала?
  - Не может быть, - пожала крыльями Бац. - Если убита, то перестала.
  - Перестала? - вскричал Грюн. - Что ж эти дурачки до сих пор стоят и не колышутся?
  Бац не смогла ответить, и тогда Флютрю пояснил, чтобы Грюна утихомирить:
  - Если сила действовать перестала, а эффект сохранился, то, наверное, он необратим.
  - То есть, всё же хана пардровой Дейдре?
  При этих словах Пардр, заботливо уложенный на циновку в углу подпола, впервые зашевелился.
  Ну, хоть этого не потеряли.
  
  * * *
  
  У событий в Стрелецком Углу грустный финал. А какого следовало ожидать? Нет, есть в нём, конечно, и утешительная нота...
  Когда Пардр очнулся, его рваные да резанные раны затянулись уже настолько, что позволили самостоятельно подняться из пыточного застенка наверх, в омытый давешним ливнем солнечный мир.
  Там, на площади, он среди множества застывших девиц, безошибочно отыскал Дейдре. Тоже удача, какая-никакая. Но на этом счастливом моменте семейного воссоединения утешение как раз иссякает.
  В каком виде Дейдре добралась к этой встрече? В таком, что с её стороны и встречи-то не случилось. Полное равнодушие и зафиксированный взгляд сторого вперёд. Спасена? Ну да, в некотором смысле. В других же смыслах - отнюдь.
  - Ворочу её в Ы, - глухо сказал Пардр.
  Да уж, доставить тело по месту рождения - это и есть весь доступный ему минимум... Или максимум.
  - Она беременна, - напомнил Вейн.
  - Я заметил. Если родится человек - достойно воспитаю. Если мерзкое чудовище - убью.
  - Скорее всего родится калека, - предупредил Флютрю.
  - Что ж, посмотрим по обстановке, - Пардр нахмурил исполосованный шрамами лоб. - Хотя кто в моей семье не калека?
  И в том он прав. Ни одного не калеки не осталось.
  
  * * *
  
  - А что с этими, остальными на площади? И что с гарпией? - приставал Грюн к некроманту. Вот балаболка! Хотя мог бы и сам прикинуть, но нуждался в слове со стороны. Из страха ответственности за решения, среди которых хороших нет.
  - Убивать эту гарпию, вроде, резона нет. Спасать - тоже не наша задача, - уверенно заявил Флютрю. - Пользы не принесёт, а набедокурить может. Не уверен, что, снимая с неё оковы, мы не вернём ей всю полноту мстительной силы и смертельную громкость визга. В новом бою может не повезти, не так ли?
  - Так то оно так, - вздохнул Пардр, - но я бы ещё подумал. Да, конечно, гарпия есть гарпия, но терпимая: бывают гораздо хуже. Чо же до них всех, - Пардр кивнул на тела на площади, - то... Нет, ничего не скажу. Просто не приложу ума.
  - Чтобы наверняка сорвать подлые планы Владыки Смерти, стоило бы их убить, - начал Флютрю с самого страшного, - но, кажется, среди нас не найдётся желающих это сделать. Не так ли? - все закивали. - Впрочем, есть и другой достойный упоминания повод, чтобы в Стрелецком Углу всех поубивать; это можно сделать из милосердия. Но настолько ли мы милосердны, чтобы своими руками сотворить Угол Стрелецкой казни? Кажется, моих запасов милосердия на такое дело не хватит.
  - Моих тоже, - сказал Бельт.
  А Вейн добавил:
  - И попробуй ещё докажи, милосердие ли в тебе говорило. Себе, к примеру, докажешь, а их родичам? У кого-то ведь сыщутся, как пить дать. Родичи такого 'милосердия' не поймут.
  - Есть ещё более глупый и милосердный вариант - с риском для жизни переправить их всех в Ы и обречь сколько-то ваших на пожизненные заботы о том, что едва живо и намного живее уже не станет. Этот случай - самый лёгкий для совести, но и самый нечестный по отношенью к другим. Кто из них должен жертвовать временем и собой. Ради какой, извините, цели - спасти проклятые тела?
  - А если не к нам? Если в Новый Отшиб?
  - Для очистки совести обязательно их известим. Попросим прислать сюда лекаря, которому заведомо не дано с этим недугом справиться. Пусть придёт, разведёт руками и уйдёт.
  - Остаётся одно, - закончил Флютрю, - всех оставить, как есть. Признать, что мы были рядом, но сделать ничего не могли. Почтить их тела минутой молчания и на том успокоиться.
  - Тоже скверновато, - вздохнул Вейн, - трусливо, но по-другому. Более равнодушно, что ли. Будто бы их духом, - он кивнул на площадь, - сами прониклись.
  - А что будет лучше? Самим подохнуть, чтоб не терзаться? - напал на него Бельт, которому последний вариант, наверное, показался выходом.
  - Обязать гарпию! - Вейн нашёлся с ответом в последний момент. - Договориться, что мы освобождаем её, а она - людей расколдовывает. Или ухаживает за ними, если не может расколдовать. А что - славная сделка...
  - Эта наобещает... - скептически отнёсся Грюн.
  А Прадр поддержал. Флютрю подумал и согласился тоже:
  - Гарпии подлые существа, но не бессовестные. Беззастенчиво нарушать обязательства противно их глубинной природе.
  Три слова против двух. Видение Вейна победило.
  Когда покидали Стрелецкий Угол - Грюн, Бельт, Вейн, Флютрю и Пардр с недвижимой Дейдре на плече - на высоком шесте перед толпой потерянных людей снова восседала гарпия. Покрупнее первой, пожирней.
  Гарпия что-то шептала и картинно разводила крыльями - не то прибегала к каким-то известным ей колдовским способам исцеления, не то делала вид, будто колдует, для отвода глаз уходящих.
  Верили ей уходящие, или нет - сложный вопрос, разбираться в котором им самим сейчас было недосуг. Так или иначе, люди в Стрелецком Углу отныне на её совести. А дальше - как хочет, пусть так и поступает.
  
  
  28. Демоны больше не будут
  
  28.1. Поиск на местности
  
  Материализовавшись в Южной Эузе на высоком холме, откуда далеко просматривалась унылая степная равнина, Дрю из Дрона без труда нашёл близ линии горизонта все нужные ориентиры. Его взору предстали развалины городских стен, дорога и река.
  Первым долгом он узнал дорогу. Серокаменная идеально ровная линия - Большая тропа мёртвых. Уж её-то, вымощенную нездешним материалом, не спутаешь ни с какой другой. Да в Эузе мертвецы других дорог и не прокладывали - кто бы им позволил?
  А коли уж это Большая тропа мёртвых, то соединяет она запад и восток, а, следовательно, широченная река за нею - то ли Эуза-река, то ли Тьмака, не суть важно - находится на севере. Просто потому, что южнее серокаменной тропы не спускается ни одна из великих рек Эузы.
  Следовательно, развалины, лежащие на юго-востоке - вернее всего, остались от города Пибика. Туда-то Дрю и собрался. Охотиться на червей. Собрался внезапно, неожиданно для себя, еле сам за собой поспевая.
  Что ж, пора. Дрю нащупал в кармане плаща Рунный камень и внутренне прислушался к многоголосию своих демонических собеседников.
  - Чем сможем - поможем, - пообещали демоны.
  Рыцарь поблагодарил их сдержанным мысленным кивком и стал спускаться с холма. Понадобится ли ему помощь? А всяко бывает.
  Первоначально Дрю думал добираться к развалинам Пибика напрямик, но, едва сойдя с холма, тут же очутился в высокой траве, скрадывающей множество небольших овражков. Под ногами зачавкала грязь.
  Стало ясно: выйдя на серокаменную тропу, он сбережёт времени вдвое.
  Правда, там он рискует быть замеченным эузцами, которые сплошь живые и мертвецов, мягко говоря, недолюбливают. Коли заметят да донесут здешним властям, добрыми намерениями не оправдаешься. Хотя, с другой стороны, зачем живым людям из Эузы пользоваться Большой тропой мёртвых, выстроенной вовсе не для них? Не затем, чтобы служить родине. С третьей стороны, могут всё равно донести - просто из вредности.
  - Можно сворачивать на обочину всякий раз, когда кто-то попадётся навстречу, - предложил голос самого осторожного и предусмотрительного демона, претендовавшего на имя Пендриса.
  - Негоже рыцарю прятаться, - возразил 'Пендрису' другой демон - 'Амур'. - Пусть простонародье по обочинам шастает.
  - А главное, будет лениво, - предрёк демон 'Кло'. - Всякий раз подумается: авось пронесёт? - и подмигнул невидимым глазом.
  В разведке и рыцарю спрятаться не зазорно, пожал плечами Дрю. Впрочем, благодарю вас за полезные соображения.
  Продолжая дискутировать с голосами, он подошёл поближе к дороге и обнаружил, что она далеко не настолько пустынна, как показалось с холма. Прохожих было прилично, а ещё больше - торговых фургончиков да крестьянских телег. И вот какая странная особенность: все двигались во встречном Дрю направлении. Ему бы на восток - они на запад. То есть, не разминёшься. А начнёшь на обочину убегать - наоборот, привлечёшь внимание. Это ж не раз и не два убегать придётся.
  - Тю... Отчего это они все - на запад? - удивился 'Кло'.
  - Таков дух времени, - пояснил 'Амур'. Явно произнёс не свои слова.
  Странный дух времени пришёл в Эузу.
  - Это ж они с пожитками уезжают, чтобы не возвращаться! - присвистнул 'Пендрис'.
  - А их не завернут от границы? - хмыкнул 'Ом'.
  - При прошлом царе завернули бы, да ещё всыпали, - вздохнул 'Пендрис'. - Но только в Эузе теперь новый царь. Совсем новый. Этот уезжать разрешает, - выказал 'Амур' необычную осведомлённость.
  Откуда вести о новом царе? Дрю спросил прямо, чтобы голоса не увиливали от ответа.
  - Да вон те двое прямо сейчас болтают! - 'Амур' заставил руку Дрю вытянуться в направлении двух оживлённо беседующих пешеходов. Далеко, но демону-то всё слышно. - Говорят, при царе Ване как раз-то и возник нынешний дух свободы, который им очень-преочень нравится...
  Что, так и говорят? Надо же, какой пафос... А впрочем, коли присмотреться, легко заметить: эти двое - далеко не крестьяне. То-то и судачат о 'духе времени', а не об урожае свеклы или последних ценах на зерно ржи.
  Мерзость какая ваш дух времени, внутренне хмыкнул Дрю. Он, стало быть, в том и состоит, чтобы держать на запад...
  - ...и заделаться там мертвецами, - закончил за него 'Кло'. - Да, именно в том и состоит.
  Ну раз так, решил Дрю, раз во мне заключена заветная цель всех собравшихся на дороге, тогда мне и скрываться нет ни малейшего смысла. Демонические голоса подтвердили:
  - Верно, ни малейшего смысла.
  У голосов был период покладистости.
  Дрю вышел на Большую тропу мёртвых и смело пошёл против людского её течения на восток. Встреченные крестьяне на подводах привычно недобро косились в его сторону, но и только. Никто не кинул клич окружать мертвеца с вилами.
  - Что ж его бить, если все там будем, - перевёл их мысли для Дрю демон 'Кло'.
  Эти ребята не вполне согласны с духом своего времени, подумал Дрю, и всё же они им подхвачены, как ветром - сухие листья. Подхвачены, притянуты, и всего-то сопротивления у них осталось - лишь в уголках глаз.
  Но то крестьяне. Когда с Дрю поравнялись двое образованных эузцев, путешествовавших пешком - тех самых оригиналов, ведомых 'духом времени', так они поклонились мёртвому рыцарю в пояс. Радостно поклонились, аж непривычные спины захрустели от усердия. Верно, узрели какой-то благоприятный для себя знак. Встретить мертвеца - к удаче? К посмертию и большим деньгам?
  - И вам здравствовать, - вежливо кивнул Дрю. Произнёс на языке Запорожья, но образованные-то разберут.
  Дрю к ним обратился, лишь на миг приостановившись. Верные же носители духа времени долго ещё не разгибались, и его демоны вдоволь позубоскалили над их согбенными спинами.
  - Эк их парализовало! Стоят, как столбики.
  А знали бы, что за дух движет встреченным мёртвым рыцарем, подскочили бы как ошпаренные.
  - Дух глубин? Я правильно догадался? - хихикнул 'Амур'. Что это он развеселился?
  Но 'Амур' прав. Ибо Дрю ведом духом глубин. А первая цель духа глубин - разорвать удушающее кольцо некрократических свобод. То есть - разжать капкан. То есть - поразить поверхностного духа их времени в самое его механическое сердце.
  - 'Дух времени', 'дух глубин'... Откуда это всё, а? - лукаво полюбопытствовал демон 'Кло'.
  Как ни странно, Дрю уже вспомнил и сам. Цилиндиан, честно ответил он, 'Поучения мёртвым'.
  - В интерпретации некромейстера Гны, - невинным тоном добавил 'Амур'. Что он хочет этим сказать?
  Нет, возразил Дрю. У меня будет собственная интерпретация.
  
  * * *
  
  Удобно разговаривать с демонами - можно вслух ничего не произносить. Они и так прекрасно тебя слышат.
  - Прошу прощения... - озабоченно хмыкнул демон, - я не разобрал имени автора. Ну, ктороый писал про духов времени и глубин...
  Цилиндиан, повторил Дрю громче и отчётливей, но всё так же мысленно. Всемирно известный демонолог, анимовед и некрософ...
  - Благодарствую, - с преувеличенной серьёзностью произнёс 'Кло', и Дрю понял, что насмешник его подловил.
  Конечно же, демон не мог не расслышать с первого раза. Тем более - не мог не узнать имени Цилиндиана, которое Дрю не раз уже поминал. Но сердиться на хитреца - дохлый номер, ведь насмешничает он даже не по собственной злой воле. Человек по имени Кло, с которым самоотождествился демон, тоже был острословом. А Дрю, помнится, позволил своим демонам такое отождествление. Не отказываться же от произнесенного слова.
  - Всё верно! - невидимый 'Кло' столь же невидимо широко улыбнулся. - От слов не стоит отказываться.
  Не стоит, подтвердил Дрю. Во всяком случае, не в ходе этой невинной пикировки.
  - Как невинной? - бросился возражать демон, притворно пыжась, но Дрю от его новых аргументов благостно отмахнулся. Не секрет, что и из лёгкого подтрунивания можно высечь искру, способную спалить весь мир. Почему нет? Дело ведь не в предмете обсуждения, а всего лишь в мощи приложенного азарта.
  А вот и голос снаружи. Впервые без демонического перевода, услышанный собственными ушами. Возница на козлах встречного высокого фургона обернулся вглубь, к недовольно молчащей женщине с крикливым младенцем на руках:
  - О, жена, гляди, живой мертвец идёт! Выгляни - не пожалеешь!
  Дрю и запамятовал, что в Эузе говорят по-эузски, даром, что в Призе изучал этот язык целый семестр и небезуспешно. Впрочем, давние успехи налицо и ныне: всё сказанное понятно, можно даже без больших затруднений произнести меткий ответ...
  Хотя нет: беженец на козлах мелет языком дальше и меткая реплика, подготовленная было посланником, не успевает прозвучать.
  - А ты говорила, посмертие - сказки, - разорялся возница. - Говорила, не сможем - а вон человек постарался...
  - Сказки, - подтвердил ему Дрю. Плевать, что его самого никто и не спрашивал. - Причём с прескверным концом. Счастливой дороги!
  - Юморной мертвец! - захихикал тип на козлах. - Жена, слышала, что он ответил? Запомни, на обратном пути тоже будем этак отбрехиваться...
  Юмор? Если в словах Дрю он и звенел, то не о том ведь! Дело в несовершенном владении языком? Ничуть не бывало - причина глубже.
  Присмотревшись к нервному лицу нарочито весёлого возницы, Дрю догадался, что его правда здесь не то чтобы не ко двору, а просто ни в коем случае не будет принята к сведению. Всякое слово не по мечте правителя фургона будет с ходу обращено в шутку.
  Ухитриться и - ради малыша - всё же образумить? Но на то у возницы есть недовольная жена, её он выслушает всяко внимательней. А Дрю проповедовать некогда. Его нынче ждут Черви.
  Он так и шёл на восток по Большой тропе мёртвых, навстречу ему попадались живые люди, мечтающие стать мёртвыми, ну или, на худой конец, поработать на мертвецов. Глядя в их лица, посланник Смерти чувствовал себя парадоксально живым.
  
  * * *
  
  Когда вступал в черту города Пибика - вернее, протискивался через пролом в стене - были проходы и шире, но Дрю выбрал самый неприметный - 'Кло' и 'Амур', как нарочно, затеяли громкую полемику насчёт различий трактовок Цилиндиана у Гны и Дрю. Пришлось на обоих в уме прикрикнуть - очень уж отвлекали.
  А может, и демаскировали? Что, если черви слышат мысли? Черви Сомнения очень даже могут.
  - Мы больше не будем, - пообещали спорщики.
  И первый осмотр пустынных развалин города Дрю провёл в полной внутренней тишине, тщательно прислушиваясь к внешним звукам.
  Звук собственных шагов. Вот и всё, что ему услышалось.
  А увиделось? Пустыня как пустыня. Внутри и снаружи выщербленных человеческих построек, а ещё - в потаённой их сути. Пустота - место для заполнения злым началом. Эквивалентным небытию. Ползучим.
  Внимательно обследовав развалины наземных строений, Дрю подошёл к проходу в пещерную часть города. На проходе красовалась прочная, ничем не нарушенная магическая печать. Сквозь такую снизу не проползёшь.
  Может, червей никаких и нет?
  - Простите великодушно, можно вмешаться? - заискивающе спросил демон 'Пендрис'.
  Дрю позволил. Но с оговоркой: высказываться по одному. Из слов 'Пендриса' ведь не было ясно, только ли за себя он просит.
  - Червей здесь как бы нет, зато есть их стихия, - заметил 'Пендрис'.
  Какая стихия?
  - Сомнение. Мы здесь недавно, но уже сомневаемся в их существовании. О чём это говорит? Разумеется, о том, что Черви Сомнения где-то близко.
  Верно, внутренне улыбнулся Дрю. Сомневаюсь, следовательно они существуют. Сомневаюсь сейчас, следовательно они существуют здесь.
  
  * * *
  
  Хорошенький критерий для обнаружения червей Дрю открыл с подачи своих демонов. Стоит засомневаться в существовании червя - значит, здесь он. И чем сильней сомневаешься, тем червь ближе.
  - А если в сомнениях сомневаешься? - спросил 'Амур'.
  - Значит, черви в страхе бегут, - догадался 'Кло'.
  Разумеется, бегут. Разумеется, в страхе. Раз по сомнениям их можно вычислить, твари отползают на приличное расстояние, чтобы не быть опознанными.
  - А как же их тогда подловить? - в недоумении молвил 'Пендрис'.
  - Нет ничего проще. Надо лишь до последнего в них не верить - читобы расслабились.
  Не забывайте, заметил Дрю, что червя мало поймать в интеллектуальную ловушку внутри собственного ума. Его надо ещё вытянуть во внешний мир.
  - Ага. И проткнуть! - одобрил идею демон 'Ом'.
  Наконец подходящая тема для его ума!
  - Ой, зачем сразу проткнуть? - возразил 'Кло'. - Давайте лучше думать что черви неуязвимы.
  - Зачем нам это?
  - Всё для того же. Чтобы они расслабились. А как осмелеют да подползут ближе - протыкать. Вдруг получится?
  Вдруг получится? Кажется, на этот принцип Дрю уповает уже давно. Со штурма Абалона - так точно.
  - Не поняли! - надулся сомнением странный множественный демон с экзотическим именем 'Остальные'. - Как можно что-то вытянуть из внутреннего мира во внешний? Дичь какая-то...
  Как? Разумеется, при помощи Рунного камня. Уж ему такая трансценденция наверняка посильна.
  - Не надо думать о том! - запротестовал 'Амур'. - Черви услышат опасные мысли - и не появятся.
  Ну и зря, внутренне хмыкнул Дрю. К их поимке в реальности ещё ничего не готово. К сожалению, не всё, что доступно камню, в той же мере доступно его пользователю. Придётся опять учиться на ходу.
  
  28.2. Зачистка поверхности
  
  Трудно подлавливать червя в собственных мыслях. Ещё трудней придавать ему плотное тело, которое можно порешить мечом. Дрю ведь не требуется призрак червя, которого лишь увидишь, но ничем не достанешь. Нужен червь уязвимый.
  При этом уязвимость червю придаёт уверенность в неуязвимости. Не только она, но и она тоже - без неё чудовище ни за что не рискнёт оплотниться. Чтобы не подрывать самоуверенность червя, что оставалось делать Дрю? Поддерживать свою неуверенность. Подчёркивать своё неумение пользоваться Рунным камнем. Смехотворно надеяться на то, что 'в последний момент догадается'.
  Что ж, Дрю не раз уже догадывался о разных вещах, нелогичных на первый взгляд. К сожалению, догадывался отнюдь не мгновенно. Рыцари - не маги, их в другом тренруют. Чтобы приманить червя, такое положение к лучшему. Но чтобы поймать в фокус действия камня - хотелось бы знать заранее, что собираешься делать.
  - Смешно, - сказал 'Амур', - чтобы победить червя надо обязательно отчаяться, но при том отчаяться недостаточно сильно.
  Дрю уточнил. Нет, отчаяться надо достаточно сильно, чтобы поверил червь, но недостаточно сильно, чтобы поверить самому.
  - Друзья мои, что же вы секреты-то выбалтываете? - вознегодовал 'Кло'. - Черви как раз подслушают и устроют наоборот.
  - Чтобы устроить наоборот, им надо навалиться всем скопом, - хохотнул 'Ом'. - Один червячок не выдюжит!
  Нарочно червей провоцирует, или просто копирует образ мыслей немного недалёкого великана Ома?
  Рассуждать оказалось некогда: черви именно что 'все скопом навалились'. В чём это нападение выразилось для Дрю? Лёгкое сомнение в существовании червей вдруг переросло в панику.
  - Не бойся!!! - навзрыд заорал 'Амур'. Крикни он в голос, развалины Пибика, верно, задрожали бы.
  - Нельзя бояться: их приползло слишком много! - проблеял и Пендрис.
  Это не мой страх, это черви, в раздражении возразил Дрю, понимая, впрочем, что черви как раз и составляют его собственный страх - не чей-нибудь. Демоны в ответ ещё что-то болтали - он не слушал. Наступил миг обращения к артефакту, ведь так? Что бы и как ему приказать?..
  Дрю поднял камень и широко намалевал на небе знак, открывающий проход. Ход из демонических одиночеств во внешнее поле встречи воплощённых существ - логика, скажем, такая.
  И тут же из расположенного в вышине портала наземь шлёпнулась огромная толпа червевидных существ различного окраса и размера. Точно ли все они раньше бывали в развалинах города Пибика? Если нет, значит, это Дрю всех их здесь поселил.
  
  * * *
  
  Ошибка? Что ж, очень похоже. Стало быть, надо её исправлять. Сколько червей Пибик ни заселило - встретить. Хорошо бы по одному...
  Первый из гигантских червей, найденных посланником Дрю в развалинах Пибика, был в них более чем хорошо заметен. Он разлёгся так, что перегораживал одну из центральных улиц.
  - Вон она, дрянь белопузая - на солнышке греется! Нападёшь? - предложил рыцарю один из внутренних голосов.
  Само собой, отвечал Дрю, заходя сбоку к упругой осклизлой массе с обнажённым клинком.
  - А не поискать ли его голову? Чтобы, как положено в традициях поединков рыцарей с драконами - лицом к лицу...
  Я ушёл от этой традиции, возразил Дрю. К тому же, черви - не драконы, лиц у них просто нет. Есть лишь передняя, ротовая часть, зарытая глубоко в развалины. Полагаю, с началом боя противник её оттуда выдернет и сам, без моей помощи.
  - Ага, и раскроет рот! - сказал самый остроумный из голосов. Этому приходилось шутить уже затем, чтобы сойти за знакомца хозяина по имени Кло. Имя 'Кло' этот демон себе присвоил, а к нему прилагалось и незаурядное чувство юмора.
  Дрю подошёл к огромной червяковой туше и ткнул её своим полутораручником. Червь на первый удар никак не ответил.
  Да и не только на первый. Этот червь вообще, казалось, не реагировал никак и ни на что. Последствия падения наземь в плотном теле?
  Как бы то ни было, червь даже не пытался сопротивляться или бежать, а принял атаку рыцаря как неизбежность. Дрю, подбадриваемый внутренними голосами, славно располосовал его рыхлую шкуру.
  Жаль, полосы вышли неглубокими. Всей длины меча не хватило, чтобы добраться до внутренних органов. Зато из разрезов первое время обильно сочился серо-бурый бальзам, по консистенции до тошноты похожий на бальзам человеческих мертвецов. Жидкость, текущая по жилам самого Дрю отличалась от внутренней среды организма червя разве что цветом.
  Как говорится, 'Мы с тобой одного бальзама - ты и я', пошутил то ли сам посланник Смерти, то ли кто-то из его демонических голосов. К счастью, подлинное переживание сопричастности убиваемому червю посланника не посетило. А ведь могло быть и такое - с покаянными угрызениями. Шестая раса, вышедшая из Подземелья, не зря делилась с человеком секретами своего бальзамированного посмертия. Делилась, чтобы влиять.
  - А из какой расы Черви Сомнения? - затараторили голоса. - Из Шестой. Без сомнения, из Шестой. И что есть это самое Сомнение? Род влияния червей, разумеется. Отрицательного влияния. Обездвиживающего.
  Когда истёкший из червя бальзам образовал под ногами глубокую лужу, Дрю отступил от противника. Враг повержен - что же далее пачкаться?
  - Так ведь запачкался уже, - заметили голоса. - А бальзам у червя хороший. Густой, неразбавленный. Может, собрать его в какую-нибудь ёмкость? Вдруг пригодится...
  Бочки, вспомнилось рыцарю, где-то у входа в город были бочки. Ну, у того пролома в городской стене Пибика, через которую он в него впервые попал. В общем, найти ёмкость не трудно. Вопросы в том, точно ли она пригодится - и для чего именно.
  - Чтобы червяк не возродился! - заявил 'Кло'. - А не то как начнёт свои бальзамы обратно впитывать... - и столько серьёзности в тоне насмешника появилось неспроста. На что это Дрю рискует повестись?
  Некогда бальзамы консервировать, опомнился Дрю. Пора искать остальных червей. Покуда не расползлись.
  - Не расползутся, - заверил его 'Пендрис', - как раз сползутся на бальзамы. И если бальзамы будут в бочках...
  Не будут, заверил его Дрю. Бальзамы и почва хорошо впитывает.
  Демоны в ответ роассыпались в многословных похвалах его решению: мол, не поддался - что за молодец! Звучало не очень-то искренне. Дрю в который раз задумался, на чьей его демоны стороне. Выходило, что на чужой. Вот неожиданность!
  Ну да на чьей бы ни были. Сейчас главная задача Дрю - червей накопать.
  - И закопать, не воспользовавшись трофеями, - недовольно пробурчал 'Амур'. Трофеи? Ему-то зачем?
  Дрю собирался подумать в ответ что-то пафосное - о 'трофеях, которые нас подчиняют', но вовремя спохватился, ведь хвастовство бескорыстием перед демонами подчиняет и того вернее.
  Ну, где там второй червь на очереди? Ага, вон за тою руиной прячется!
  
  * * *
  
  Новый червяк был сравнительно мал, худ и резв. Он прятался за развалиной приземистого строения вроде конюшни, выдал же себя непоседливостью. Дрю не составило труда загнать его внутрь строения. Там, прижатый к глухой стене, червь совершил отчаянную попытку атаки.
  Полутораручник Дрю разрубил его метнувшееся навстречу тело на две равные части, которые, истекая бальзамами, тут же принялись драться промеж собой, остервенело кусаясь. Парадоксальным образом они совершили за Дрю всю неприятную работу по добиванию врага - съели друг друга подчистую, да так, что ничего не осталось. Лужица бальзамная - и та скоро высохла.
  - Это он нарочно, - процедил 'Амур', - чтобы не оставлять трофеев. Что-то мне подсказывает, что таких щедрых червей, как был самый первый, мы больше уже не встретим.
  И пусть. Кому она нужна - червячья щедрость?
  Впрочем, демонам зачем-то нужна.
  Зачем?
  Ах, да - хотят воплотиться.
  
  * * *
  
  А третий червь был полосатый. Всё его тело несло на себе контрастные продольные полосы, от которых рябило в глазах. Полосы завораживали. Они словно бы свободно странствовали по червячьему телу, запросто меняли цвет и угол начертания - и в тот момент, как становились уж совсем поперечными, Дрю чувствовал тошноту и головокружение - странные ощущения для мертвеца.
  Во избежание наведенного обморока Дрю усилием воли закрыл глаза, потом с таким же усилием попытался открыть. Глаза открылись, но видно не стало. Что ж, раз такое дело, Дрю обратился в слух. И вовремя, чтобы не прозевать атаку червя, совершил мах мечом.
  Продольно-полосатый оказался там, куда и пришёлся клинок. Масса, фонтанирующая бальзамом, безвольно свалилась к ногам Дрю. Перед глазами чуть просветлело. Посланник всмотрелся в поверженное тело - полосы всё так же противно играли. Но червю-то это не помогло!
  И ладно - чтобы покончить с одуряющим эффектом, Дрю располосовал его тело по-своему - строго поперечно, шинкующими движениями сродни тем, которыми повара нарезают овощи.
  Полосатый червь, так сказать, раскрыл Дрю глаза на одну из сквозных особенностей червячьего племени. Полосы, чтобы они ни значили. Белие пышат жаром, чёрные примораживают воздух над собой. Или наоборот - рыцарь в точности не разобрался. Полосат не один из червей. Все черви полосаты. Просто не каждый из них умеет этим пользоваться.
  - И вовсе не полосаты! - возразил кто-то из демонов. - То, что человеческий глаз воспринимает как полосы, на самом деле звёздочки, на высокой скорости бегущие по телу.
  Не возражаю, хмыкнул Дрю. И всё же звёздного червя я славно располосовал. И так будет с каждым.
  
  * * *
  
  Следующая стычка не походила на поединок: черви напали втроём. Зато Дрю не пришлось их искать. Атакуя, всякий червяк демаскируется.
  Тот, что возглавил нападение, замаскирован был неплохо. Имел окрас в точности под цвет обгоревших развалин Пибика. Там бы ему и прятаться - в ожилании, когда Дрю переловит его более заметных дружков. Но, верно, выжидать было у него не в характере. Бросился первым, пока остальные только готовились. Напал, развалился, опал, распластался.
  Внимание обоих его сообщников тут же переключилось на погибшего. Будут хоронить, предположил Дрю. Впрочем, похороны у Червей Сомнения имеют ярко выраженный пищеварительный смысл. Ну а что для червя не пища? Только то, что ест его самого.
  Дрю не препятствовал сообщникам подъедать распластанные останки, но следил за ними, чтобы не дать уползти. Твари сделались гораздо крупнее, и, вновь осмелев, поползли атаковать. Посланник вновь-таки раскромсал переднего. Задний, как по команде, сменил курс и принялся питаться.
  Дрю не препятствовал. Предсказуемость событий его устраивала. Подъедая останки друг друга, черви делают мир чище.
  
  * * *
  
  Первый десяток червей обнаружился без труда. Остальные слишком хорошо прятались. Или, может, выползли за пределы города?
  Проверяя эту гипотезу, Дрю вышел из Пибика, обошёл его по периметру. Нет, ничего не указывало на бегство червей из развалин. Тяжёлые их тела без следов не выволочешь. Даже черви, способные прыгать, в какой-то момент приземляются, оставляя после себя характерные вмятины. Ни сплошных, ни пунктирных линий, ведущих прочь от города, приметить не удалось. Значит, враги всё ещё в Пибике. Значит, в нём они и останутся. О последнем позаботится Дрю.
  - Ну что, заботливый ты наш, не выгорело дельце? - злорадно пропел кто-то из демонов. С того момента, как Дрю впустил червей в развалины, его внутренние голоса всё реже утруждали себя разыгрыванием ролей. Какие там 'Амур', 'Кло', 'Пендрис', 'Ом'?.. Демоны - они демоны и есть. Кто всерьёз надеется их приручить - заблуждается.
  Заблудился ли Дрю в своё время? Приходится это признать.
  - Да что нам твоё признание! - демон выругался.
  Впрчем, ругань демонов - одна из тончайших форм лести. Если злобствуют, знать, ты хоть в чём-нибудь, да хорош.
  
  * * *
  
  А вот по возвращении в Пибик Дрю принял самый серьёзный бой за всё время. Черви точно с цепи сорвались - если только можно представить червя на цепи. Навалились всем скопом. Все, сколько их там оставалось, а оставалось приличненько.
  Куча червей ринулась на Дрю из-под прикрытия городских стен. Посланник не был готов к подобной стремительности, но выхватить меч всё же успел. Раскрутил его перед собой - только бальзамные брызги полетели во все стороны.
  Разить червей - всё-таки дело несложное. Особенно, когда нападают одновременно, мешая друг другу. Столкнутся в прыжке две твари, а тут и твой клинок подоспеет.
  Вот только, надо признать, подоспеет не всегда. Ибо пока в прыжке перед тобой подставляются две твари, сзади едва слышно подкрадывается третья. И влобавок ещё пять дюжин тварей всеми силами отвлекают на себя внимание, с безопасного покуда расстояния демонстрируя готовность напасть.
  К счастью, самой готовности напасть как раз-то и нет. Будь она так же широко распространена, как её демонстрация - червеборцу бы точно несдобровать.
  А вот что играет человеку совсем не на руку, это мертвецкая слабая чувствительность к боли. Когда тебя сзади уже принялись есть, есть соблазн обернуться не сразу, а по завершении переднего боя. 'Не поддаться суете', так сказать. Так вот, подсуетиться как раз не мешает. Намного целее будешь.
  Дрю крутнулся на месте, выдирая израненную спину из смыкающихся челюстей червя - четырёх заострённых роговых кулачков. Отдельным движением клинка отрубил эти челюсти - больше им не сомкнуться! И, не мешкая, отступил к городской стене. Успел. Прижался. Теперь-то к нему не зайти с тыла.
  А черви-то глупы донельзя! Во всяком случае, в воинском деле - далеко не талантливы. Совершили грубейшую тактическую ошибку, когда напали не в чистом поле, а под стенами Пибика - тем самым они дали посланнику хоть какую-то от себя защиту. Бить червей в зоне видимости - вовсе не то же самое, что отмахиваться от них за спину наугад.
  Впрочем, и так зона видимости сузилась донельзя. Взрезая мечом упругие тела червей, Дрю быстро очутился в центре фонтанирующих жидкостей, брызги бальзама заливали глаза, вынуждали щуриться.
  Как долго бы он продержался? К счастью, терпение червей оказалось куда короче. Они дрогнули после двух особенно ожесточённых атак, в которых Дрю не успевал сосчитать поверженных. В миг, когда черви отступили, Дрю ощутил такую сильную слабость - что даже руки с мечом не поднять. Что характерно - мёртвой руки. Особо выносливой.
  Провожая взглядом уползавшую прочь дюжину, Дрю впервые отважился поглядеть и под ноги. Разноцветные бальзамные лужи расписали жемлю тошнотворного вида пятнами. Одна из луж - не из самых больших, но и не в несколько капель - отличалась до боли знакомым неброским сизым окрасом. В ней весь бальзам принадлежал самому Дрю. Ничего себе натекло!
  - Так что, жалеешь теперь, что не воспользовался теми бочками? - съехидничал оппозиционно настроенный демон из внутреннего мира.
  Дрю посоветовал ему заткнуться. Демон не внял, но услышан всё равно не был. Посланник, морщась от противной лабости, в меру возможности изучал собственную спину. Что ему в этот миг чьи-то злорадные комментарии? Ему бы состояние раны оценить объективно.
  Итак, что там с раной? Пропитанный мудрёной некромантской магией плащ посланника Смерти в челюстях червя не пострадал даже в малой мере. А вот под ним... Да, там дело худо. Не зря же столько бальзама натекло.
  Ну, натечь натекло, но ведь сколько-нибудь и осталось? И вместе с тем радует, что бальзамотечение остановилось. Опять же, спасибо плащу - это он прилип к ране, не давая ей дальше сочиться. Отдирать ли для полноты картины? Нет уж: оставишь как есть - будешь целее.
  - Да куда уж целее! Бальзам не сочится, потому что весь вытек.
  Ага. Демона не спросили.
  Дрю тяжело поднялся с умытой бальзамами земли, на которую по неосторожности присел в накатившей после боя слабости. Хромая на обе ноги, вошёл в умерший город. Ему предстояло найти угол, подходящий, чтобы оклематься перед следующим нападением ползучих противников. Лучше всего - мелкое помещеньице, куда громоздкие черви вползут лишь по одному. Найти, вползти, привалиться к стене, защищая если не спину, так то, что от неё сохранилось - и ждать. На мертвеце заживает быстро, но заживает - благодаря бальзаму, а бальзам печальным образом слит. В общем, быстро восстановиться не выйдет. Остаётся надеяться, что получится хоть нескоро.
  
  * * *
  
  Ослабленный бальзамопотерей Дрю нашёл себе в пибиковых развалинах подходящую норку, забился в неё и погрузился в то сноподобное состояние, в котором тяжело раненые мертвецы исцеляются быстрее всего - хотя, следует признать, всё равно далеко не быстро.
  От визита червей призван был помочь меч - в идеале, если удастся в нужный момент достаточно взбодриться, чтобы его поднять и совершить мало-мальски воинственный мах. Впрочем, более основательной была другая надежда: на то, что черви деморализованы и добровольно сюда не сунутся. Утешительно думать, что деморализованы именно черви.
  Утешительное приближает к выздоровлению. Заживляет мёртвую спину. Прибавляет сил. И оно же напрямую ослабляет Червей Сомнения. Ибо меньше сомнений - меньше и власти у червей. Жаль, совсем без сомнений человеческое мышление попросту не работает, а то бы Дрю научился их убивать прямо в уме, без всей этой дурацкой материализации.
  По правде говоря, когда у тебя такой озноб и окоченение, когда не держат ноги и дрожат руки, убивать червей хочется исключительно в уме.
  В уме? Но не ум ли - основной источник твоей заразы?
  Вероломные демонические маски - 'Амур', 'Кло', 'Пендрис', 'Ом', 'Остальные' - что-то давно не подавали свои лживые голоса. Сейчас, на извилистом пороге между сном, явью и вечным сном - самое время.
  Готов ли Дрю им противостоять? Заранее и не скажешь.
  Да, он знает, как и о чём с ними разговаривать. Другое дело, хватит ли сил разговаривать именно так? Ведь беседа с демонами - всегда поединок. С непредсказуемым результатом, либо - когда ты сдаёшься - с предсказуемым сразу к худшему.
  
  28.3. Визионерство
  
  Дрю посещали видения. Вероятно, насланные червями.
  Остов тяжёлой колесницы Владыки Смерти, сработанной из костей мертвецов. Кости элитные, каждая - донорский взнос от чемпиона Ордена посланников Смерти в ежегодной схватке на мечах.
  Мёртвый Престол в подземельном Чёрном Чертоге, а на нём пёстрое нечто. Нечто возмутилось: 'Запомни же, меня зовут Тпол!'.
  А это Мировой Червь. Тоже похваляется, чем только может. Мол, отделение Земли от Подземелия и Небес - это его работа.
  Пустыня. Пибик, он-то и так пуст - но в образах видения его ещё и песком заносило. Откуда песок? Не из ближней степи. И что есть песок? Измельчённые дыханиям времени дела рук человеческих.
  У кого не опустятся руки при лицезрении остаточного песка? Потому песок - ещё и орудия сомнения. Черви делают свою работу. И уж они-то песчаному пейзажу рады. Здесь достанет песку похоронить всяческие надежды. Может, какие-то из надежд и стоило бы оставить?
  Да. Надежду на то, что с сомнениями можно бороться, измельчив их в червячном образе. Черви Сомнения - ведь не просто черви. Шкуры их не зря полосаты, в сущности их мерцает два разных плана. Убив червя без сомнения, обретаешь сомнение без червя. Как с ним бороться простому мечнику?
  'Но ты-то не прост, Дрю!' - сказали бы ещё третий день назад угодливо пресмыкающиеся демоны. Но демоны теперь замолчали. Что ж, сказал себе Дрю с лишённой точного адреса издевкой, похвалю-ка я себя сам.
  Однако, трудно себя хвалить, когда сидишь посреди мёртвого города, где песком уже начинает присыпать и тебя самого. Трудно, ибо не за что. Надо, как минимум, встать, а ещё лучше - двинуться куда-нибудь по пустыне, благо, пребываешь ты в мире видений, где от раны твоей на спине не сохранилось и малого следа.
  Куда двинуться, с какой целью - там будет видно. Когда идёшь, куда-нибудь, да придёшь. То есть, цель, наверное, есть, но её не знаешь. А кто тогда знает? Дух глубин, надо полагать. Кто, как не он, отправил тебя в немодном ныне восточном направлении. О, сей дух обладает мощной и таинственной властью, достаточной, чтобы переиграть духа времени во всякий момент времени. Это власть справедливости, парадоксальная власть мирового равновесия - не её ли ты ищешь?
  И если дух времени так увлечён идеями некрократии, то кто, как не дух глубин, вовремя поставит ему подножку? А для одной из таких подножек сгодится и твоя собственная нога. Чем не смысл хождения по пустыне? В особенности по этой, которая находится где? В твоём собственном внутреннем мире, где же ещё!
  Рассуждая так, Дрю продвигался к горизонту. Пустыня его внутреннего мира являла собой картину безрадостную, а всё же не безнадёжную. Возможно, черви сомнения отсюда ушли, но скорее, просто прикидывались, будто их здесь нет. Притаились и заткнули свои сомневательные отверстия.
  Навсегда ли заткнули? Разумеется, нет. Черви выжидали, когда раскалённая солнцем выжженная пыльная местность настроит Дрю на желаемый ими лад. А уж тогда... Но черви расставлены на его пути духом времени, это ясно. А у духа глубин, который ведёт Дрю, для него уготована другая программа. Какая же?
  Надо полагать, отыскать свою душу.
  
  * * *
  
  Ага, вот что Дрю потерял в этих песчаных барханах! Ведь это логично, что в его внутреннем мире должна находиться его душа?
  Логично? К сожалению, Дрю знакома иная логика. Душа мертвеца заперта в шкатулку. Таков результат некромантского обряда. Таково состояние посмертия. Если душа в шкатулке, то в пустыне она не сыщется - так, что ли? Если так, то Черви Сомнения, когда появятся, будут заранее правы. А что на сей счёт ответит парадоксальный глубинный дух? Дух усомнится в оправданности сомнений.
  Дрю нырнул рукой в потайной карман чёрного посланничьего плаща и вытащил на яркий солнечный свет 'призрачную шкатулку' со своей тенью. И это вот - моя душа, тёмно-серая в заточении? Выглядит уныло. Но бывало ли это тёмно-серое нечто и впрямь человечьей душой, или его название - хитрая выдумка бесконтрольных некромантов?
  'Да, эта мёртвая система в коробочке и есть душа! - мстительно заверили бы его Черви при первой выдавшейся возможности. - Другой не бывает'. Но Черви сдерживали свои органы Сомнения, ибо время их не пришло. И Дрю решил, что подлинная его душа должна выглядеть всяко поярче. И двигался дальше по внутренней пустыне, вместо того, чтобы усесться на горячий песок и навеки отчаяться. Успеть отчаяться никогда не поздно. Благо, под рукою пустыня. А пустыня суть горестная стихия бесплодного ожидания. Но мертва ли пустыня? Пока ждёшь - не мертва.
  Черви Сомнения тоже ждали - ждали момента, когда Дрю чего-либо ждать перестанет. В миг отчаяния любая насмешка, высказанная вслух, гарантированно тебя прикончит. Пока миг не наступил, беднягам осталось насмешничать молча, задыхаясь в беззвучном хохоте.
  - Сомневаетесь? - насмешничал Дрю. - Ну и правильно.
  От речей его так нигде так и не замеченные Черви незримо зеленели от надёжно скрываемой злости. Уверенный в силе своего ума, Дрю пришёл к выводу, что иначе и быть не может. В самом деле: Сомнения и Черви ныне разделены. А без телесных носителей в самих Сомнениях зеленеть ведь нечему. Поэтому, даже не видя нигде никакой зелени, он не смущался длительным отсутствием спонтанных эмпирических подтверждений своей прогностической фантазии.
  И вот, на двадцать пятые сутки его видения пустыня зазеленела зримо. Из-под песка показались ростки, молодые побеги самых необычных форм, безумных в своей причудливости, неудержимых в пугающей скорости роста. Тропический лес - вот во что превращалась вчерашняя пустыня. Этак и Пибик, давно оставленный за плечами, преобразуется в город-сад. С подобной растительной силой Дрю сталкивался лишь раз, да и то на её излёте - в час общения и прощания с деревом Буцегу.
  Побеги захлестнули посланнику ноги, проросли и зазеленели, выглянув из груди. Что бы всё это значило? Душа мертвеца оживает? Хорошо бы не наоборот. Отчего-то совсем не хочется удобрять почву.
  Дрю испугался, но и тогда Черви Сомнения ничем себя не проявили. Никаких предостерегающих голосов, никакого вкрадчивого шёпота... Стоп! Сомнения как раз появились: это они провоцируют тяжёлую рыцарскую панику. Просто Дрю их не идентифицировал как чужеродные. Что и говорить: молодцы, хорошо подстроились!
  Захотелось расхохотаться напрочь отсутствующим Червям прямо в их вытянувшиеся рожи - ну или что у них спереди заменяет человеческое лицо. Задумано - сделано. Дрю поднял Сомнения на смех, потрясая проросшей изнутри себя пышной широколиственной кроной:
  - Каково здешней некродохлятине наблюдать мою ожившую душу?
  Высмеянные Сомнения недовольно заёрзали, заелозили спорными тезисами в ещё более сомнительных силлогизмах. Никак ведь не ждали, что доходяга-странник в посмертных пустошах возьмёт и самопровозгласит сей неприлично живой оазис.
  Дрю почуял их слабину и долго не унимался, благо, чуждые голоса даже не пытались его перебить и перекричать. Он совсем обессмыслил траурное величие образа безотрадной пустыни. Он достойнейших палачей всего живого превратил в жалких клоунов.
  И тогда ожесточённые Черви Сомнения разверзли перед его ногами колодец. Последний вёл в подземельное Царство теней - и напоминал вертикальную дорогу, по-своему даже благоустроенную - вымощенную тщательно подогнанными обломками смертной тени, мелодично озвученную разноголосыми пронзительными воплями. Верно, расчёт был на то, что Дрю к голосам прислушается, но не тут-то было. Рыцарь всё внимание обратил к диковинам, что по-прежнему произрастали, выдвигались, вытягивались, выцарапывались изнутри наружу.
  Ишь ты, даже мертвецкий бальзам истинно живому не помеха.
  
  * * *
  
  На пятый день падения в тёмный колодец свежие побеги, высунувшиеся из тела Дрю, не то чтобы подувяли, но скорее, благоразумно спрятались. Ещё бы! Великие глубины сродни Запорожью: каких только ядов для всего живого там не предуготовлено!
  В отсутствие явной экспансии растительных сил Дрю почувствовал, как начинает каменеть. Запоздало дал себя знать эффект от прошлых сомнений? Ах нет, это действие нового страха - расшибиться о жёсткое колодезное дно. Кажется, страх тем сильнее, что удар угрожает не только мертвецкому телу, но и зелёным росткам.
  Но вместо удара - вязкое погружение в чёрную грязь на дне пещеры. Не глубоко - по щиколотки. Вопящие тени приближаются, хватают за плащ, пытаются куда-то тянуть. Небось, к Чёрному Чертогу Владыки Смерти? Что ж, Дрю помнит, что с ним приключилось всего лишь длительное видение. Хотя... Видение видением, а всё-равно не проходит страх.
  От теней Дрю отмахивается Рунным камнем, о котором вдруг вспоминает. Глупо было бы так и не вспомнить. Всё же самое сильное магическое орудие, которое приручил Дрю. Или это оно его приручило.
  Оторвавшись от настырных теней, Дрю проползает сквозь узкую чернокаменную расщелину, подсвечивая камнем свой путь. А вот и другая пещера, в этой грязи уже по пояс. Шумы и невнятные голоса здесь многократно усиливаются, а сгустившийся мрак требует постоянно держать перед собой драеладров артефакт. Он сверкает, точно легендарное Солнце глубин. Если бы Дрю явился сюда вовсе без источника света, пришлось бы искать настоящее. А так не обязательно: Рунный каменьзаменит всё.
  Что же видно вокруг? С лоснящихся чёрных стен гроздьями свисают белёсые черви. Злые мысли - наверное, это они. Мутный поток проносит мимо черного скарабея. О, вот и чья-то смерть подоспела. В свете от Рунного камня поток играет алыми и багровыми бликами.
  Чёрная грязь? Как бы не так! Уж не кровь ли это, сцеженная бальзамировщиками во всём множестве ритуалов перехода в посмертие? Вот, стало быть, куда приволок тебя дух глубин. К месту трагических язв, а не к весёлому торжеству жизни. Вот оно как. А некрократы предупреждали...
  Дрю всё равно хрипло смеётся над некрократами. Бальзамирование человеческихъ ран - это разве выход? Это как раз недостойный вход.
  Страшно предположить, что за куча тел лежит у истока этой кроваво-грязной смородиновой речки. А всё же выяснить надо. Жаль, но посуху под стенами не пройти - ноги сразу соскальзывают. Издали тоже ничего не рассмотришь даже при магическом свете - больно резкие повороты русла.
  Дрю не единожды переходит вброд кровавый ручей, замаравшись почти по пояс. Кажется, придётся брести по нему вверх по течению, ведь иначе в исток не заглянешь.
  И вот он исток! Нет ожидаемой кучи тел, в этом облегчении на Дрю накатывает тревога. Ещё бы: единственное тело, откуда вытекает вся эта кровавая жижа, принадлежит не кому иному, как самому Дрю. Растоптан дохлыми клячами тяжёлой колесницы Владыки Смерти. Жуткая, нелепая, унизительная недосмерть.
  Посланник оценивающе поглядел на себя в агонии. Чем-то помочь? Ну да чем тут поможешь? Окончательной смерти (чёрному скарабею) тудновато бороться с волнами да течением. Только за счёт этого Дрю ещё жив. Может, добить себя, чтобы не мучился? Но символический смысл такого деяния тревожно-неоднозначен.
  Поспешишь - насмешишь Владыку. Но и замешкаешься - очень его порадуешь. По-хорошему, героя в себе надобно уничтожить, чтобы позволить ему возродиться. По-плохому - он погибнет без возрождения. Но и возрождение возрождению рознь. Бальзамная сила мёртвых - чистой воды владыкино жульничество. Чистой воды подкрашенная грязь.
  Пока Дрю раздумывал, как его верней не надуют, пригляделся получше прежнего к агонизирующему телу. Точно ли это я? А вот и не точно!
  Да, это был Дрю. Но какой-то предельно обобщённый, в самом широком смысле. Даже и не Дрю, а так: герой вообще. Меняет ли это что-нибудь? Да, меняет. К сожалению, в обе стороны сразу. Добить, или пусть себе умирает - вот в чём вопрос. По-прежнему в этом.
  Дрю колеблется ещё какое-то время, но решение в нём вызревает. Верно, совсем не то, которое ждали бы от него лицемерные Черви сомнения. Ибо далее они дожидаться не стали, картинка как можно скорей сменилась.
  И снова сменилась. И вновь. И опять.
  Белый Замок и Чёрной Замок - ныне попросту две скалы, выветренные камни. Место былой битвы. Кто там с кем за что воевал? Ныне, у кого ни спроси, каждая сторона уверена: победили наши, победили плохих. И о цвете белых и чёрных камней имеются разночтения.
  Позабытые храмы в густых лесах. Спящие Божества. Слишком беспечно спящие. Некому прервать сон. Божества безымянны. Не осталось имён, чтобы никто не позвал. Пока Божества спят, позабытые их тела как ни в чём не бывало подъедают черви.
  Яйцо, из которого суждено выйти чудесному дракону. Новый Драеладр? Это его ведь Черви Сомнения обязались подкараулить.
  Где ж это Дрю теперь? Кажется, в библиотеке.
  
  * * *
  
  В библиотеке Дрю наблюдает некромейстера Гны. Тот, по глупому своему обыкновению, опять что-то читает. Тщательно выписывает цитаты. Что читает? Цилиндиана. 'Красную книгу'. Что цитирует? Вот такой отрывок: 'Если у нас нет глубин, как у нас будут высоты? Все же ты боишься глубин, и не хочешь признаться что ты боишься их. Это хорошо, однако, что вы боитесь себя; скажите это громко, что вы боитесь себя. Это мудро бояться себя. Только герои говорят, что они бесстрашны. Но вы знаете что случается с героями'. Знаем ли? Да, кажется, Дрю уже знает. Он совсем уже было собрался добить одного из них.
  Да уж, герою не многое светит. А как же прекрасной деве, чей портрет помещён на новом листе цилиндиановой книги? 'Если твоя красота прибывает, ужасный червь также будет надвигаться на тебя, поджидая свою добычу'. Да? А хоть бы и так: что за апология безобразия?
  Дрю призадумался, а Гны между тем выписал новый длинный пассаж. И на сей раз во славу Смерти. Было там про неподвижность и чистоту, про мудрую отстранённость, про 'ближний фрагмент вечности', наконец.
  Гны сосредоточен на какой-то мысли, водит пером задумчиво. Как это понимать: некромейстер серьёзен? Неужели он снова предался Владыке Смерти? После всех озарений, после трагических устремлений выблевать вон из телесных жил повязавший тебя бальзам - и снова туда же, в то же?..
  Полно, да правдиво ль само виденье? И Гны ли это? Правда, похож...
  Задумчивый взгляд некромейстера сфокусировался на Дрю. Губы тронула многознающая улыбка:
  - Спешите, посланник. А между тем, в книге написано только о Смерти. Но ни слова о её Владыке.
  - А есть разница?
  - Разумеется, есть. Жалкий Владыка никакою Смертью отнюдь не владеет. В его ведении только посмертие. Убогая обескровленная псевдожизнь.
  Да? Кажется, Дрю к пониманию этого тезиса привёл его собственный опыт. Впрочем, опыт откуда взят? Помнится, Дрю прибыл к Пибику, влекомый духом глубин. Альтернативным суетным духам всякого времени.
  - Ваш глубинный дух тоже суетен, - улыбнувшись, возразил некромейстер. - Мне случается проповедовать с усадебного балкона беспокойным людским мертвецам. Их завёл этот дух глубоко в подземелье мира, но ни капли мудрости им не дал. Лицезреть самого Владыку в Чёрном Чертоге - предел их мечтаний. Чтобы навеки увериться в успешном своём посмертии.
  - Ну раз так, - в Дрю пробудился спорщик, - я боюсь, что их дух - никакой не глубинный. Это тот же дух времени, только направленный в глубину. Настоящий же дух глубин - он совсем другой. Да, он тоже приводит людей в подземелье. И заводит в такие гадкие норы, где от мертвецов и живому-то не протолкнуться! - Дрю поневоле вздрогнул, ведь чтобы описать свой недавний опыт, пришлось и самому его вспомнить. - В норах тех царит Смерть. Не искусственная, настоящая.
  Гны подумал и согласился.
  - Да, - сказал он, - если в таком смысле. Идеи Цилиндиана можно понимать всяко. Любая последовательность событий может иметь бесконечное число верных трактовок.
  Некромейстер сказал своё, Дрю своё - но спорить в итоге не о чем. Как-то так получается, что мистические озарения рыцаря идут в параллели с книжной логикой некроманта. Вероятно,имеют общий исток.
  - Вы часто читаете, - мелькнула догадка. - И только Цилиндиана.
  - Цилиндиана? Сверяюсь иногда. Но, кажется, я достиг той глубины его знания, когда сверяться не обязательно. Я сам могу порождать цилиндиановы мысли - те, которые у него не встречал. Я не встречал, но они наверняка где-то записаны. В неизвестных редакциях 'Красной книги'. В засекреченных автором незримых страницах.
  Цилиндиановы мысли? Похоже, Дрю тоже приходит к ним - через опыт мистически значимых скитаний. Значит, написанное древним авторпом может его опыт предвосхищать?
  - А что у Цилиндиана написано о сомнениях? - спросил с некоторым озорством. Если Черви Сомнения подсовывают ему этот букет видений, им такой вопрос вряд ли понравится - и, собственно, поделом.
  - О сомнениях? Сейчас придумаю, - пообещал Гны. - Кажется, Цилиндиан мог бы сказать о них так: 'Тот, кто не выносит сомнения, не выносит самого себя. Такой сомнителен; он не растёт и потому не живёт...' - Гны приостановился, видимо, примеряя сказанное на себя.
  - А дальше? - потребовал Дрю.
  - Дальше так: 'Сомнение - признак сильнейших и слабейших. Сильные имеют сомнение, но сомнение владеет слабыми. Потому слабейшие близки сильнейшим, и если он может сказать сомнению: 'Я владею тобой', тогда он сильнейший. Но никто не может сказать 'да' своему сомнению, не предавшись распахнутому хаосу'.
  Дрю хотел было с Цилиндианом поспорить, но тут все видения иссякли. Побеждённый сомнительный хаос вытряхнул его сознание из глубин наружу. В изнурённое бальзамопотерей мёртвое тело со спиной, покорёженной челюстями червя. В полуподвальное помещеньице, куда он вползал, экономя последние силы.
  
  28.4. Зачистка глубин
  
  Когда-то демоны Дрю были легки на помине. Не то сейчас.
  Демонический бойкот - вот как назвать состояние, в когтором твои внутренние голоса тебя же и игнорируют. Если же говорить об их полном молчании - демоническая немота. Что ж онемели-то так? Устыдились, когда Дрю их разоблачил? Даже не смешно. Демонам стыд неведом, а разоблачения не страшны. Что же тогда? Загадка. Которую Дрю предстоит ещё решить - если очухается.
  Может, считают, что уже не очухается? Тоже не то. Демоны - ребята задорные, доставали бы до самой гибели.
  Собственно, не сказать, что Дрю так уж по ним соскучился. В самые трудные дни - непосредственно после боя под стенами - он ждал их голосов как трагической неизбежности, и лишь тихо благодарил за молчание.
  А вот дальше, когда немного окреп, тогда-то и стал задумываться: куда подевались-то? Слишеком большое удобство, как правило, не к добру. Не готовится ли что-то... что-то этакое?..
  Спрашивал себя, чего демоны добились нынешним своим молчанием. Тревоги? Да, некоторые опасения посеяли. Но могли бы добиться в разы большего. Лёгким щелчком подтолкнуть к гибели. Да, и лёгкого бы хватило.
  Может, в их планы входит обязательное выздоровление Дрю? Надо полагать, это так. Это значит, от здорового Дрю они ждут чего-то настолько для себя выгодного, что готовы оберегать его даже от самих от себя...
  Очередная глупость. Самоограничение требует дисциплины, а кто дисциплинирует свободного демона? Внешняя сила - какая? Воля заклинателя? Владыка Смерти? Что-то многовато инстанций - на одного-то рыцаря Дрю.
  И всё-таки: к чему эта странная примета - молчание демонов?
  Казалось бы, быть того не может, чтобы эта братия не объявилась в пору твоего вынужденного бездействия, в часы полубреда между явью и сном, когда ты для них особенно уязвим! Известное дело, нужна веская причина, а скорее - исполненная демонической страсти цель, знать о которой не помешало бы и Дрю. Когда цель у демонов есть, уж они-то своего не упустят. Если Дрю не спутает карты.
  
  * * *
  
  Вечно в норке не отсидишься. Наступает время отбросить сомнения и с длинным мечом наперевес продолжить зачистку города. С непривычки тебя шатает, едва ты делаешь полушаг от стены, за которой целый сезон прятался, зависая между явью и двумя видами сна.
  Шатает, разумеется, и от того, что бальзама в твоих жилах в половину меньше нормы. От чего ещё шатает? От вони.
  Смрадный дух от множества безнадёжных червей овеял развалины Пибика. Раньше здесь этак не пахло. Вернее, не так: раньше Дрю, как и надлежит хорошо набальзамированному мертвецу, вовсе не различал запахи. Когда же бальзам в дефиците - чего только не почувствуешь. Вплоть до вибрации дальних миров и скрипа осей Вселенской Колесницы.
  Дрю сделал с дюжину нетвёрдых шагов и увидел червя. Тот выполз из-за угла - словно заранее караулил, а теперь по чьему-то сигналу пошёл на перехват. Продольно-полосатый, весь в щетинках, только с залысинами на головной части, серо-бурый резвый ползун.
  Завидя его, Дрю преобразился. Пружинистость походки - откуда только взялась! Полутораручный меч, который всё норовил поддержать запасной рукой, на сей раз одной правой вскинул игриво.
  Тут-то и послышался посланнику демонический голос:
  - Глядите, герой явился! И снова мечом размахивает. Славы, что ль, мало добыл?
  Манера говорить показалась посланнику знакомой.
  - 'Кло'? - произнёс он вслух маскировочное имя одного из своих внутренних собеседников. - Или это 'Пендрис'?
  - Зови 'Клопендрисом' - авось не ошибёшься! - голос демона так и звенел от желания посмеяться над дремучей наивностью Дрю.
  Что ж, смейся, паяц, внутренне позволил ему Дрю. А я между тем разгадаю причину отсрочки смеха.
  - Не разгадаешь! - тут же заспорил Клопендрис. Называя его этим именем, Дрю мог не заботиться о мысленном закавычивании. Какое-никакое, а удобство.
  - Имя 'Клопендрис' - такое же вымышленное... - начал демон.
  Знаю, прервал его Дрю, просто я не имею знакомого человека, которого мог бы с тобой спутать. Прозвучало достаточно доходчиво, чтобы демон заткнулся.
  - Заткнуться? Держи карман шире! - стало ясно, что демон не выходил из спора, просто взял паузу, чтобы сменить тему.
  И новая тема выдалась о чём? О предательстве.
  И предателем назначен был кто? Разумеется, Дрю.
  
  * * *
  
  С этого момента поподробней, попросил Дрю, кого это я когда предал?
  Оказалось, предал доверчивых демонов.
  Что же хотели сделать долверчивые демоны?
  Разумеется, они собирались предать его. Но он-то успел первым.
  Всерьёз заинтересовавшись, Дрю стал расспрашивать новоназванного Клопендриса, когда это ему привелось первым успеть. Оказалось, как раз в тот миг, когда спонтанным движением камня он материализовал червей. Всех поголовно и сразу.
  Позвольте, заметил Дрю, я проделал это с Червями Сомнения. Демонов я не трогал.
  - Не трогал?! - взвился Клопендрис. - А ты подумал, кто таковы Черви Сомнения? И чем они отличаются от демонов.
  Что, ничем?
  - Ничем, - подтвердил Клопендрис. - Черви Сомнения - это и были мы все. Все вшестером.
  Ничего себе заявление!
  - Стоп! - воскликнул Дрю вслух. - Как же вшестером, когда вас сделалась такая куча?
  - Тебя заботит количество, несчастный? А зря. 'Кло' и 'Пендрис' в ту пору были разными демонами, сейчас мы слились воедино. Что же до демона 'Остальные', то он изначально был множественен. Знаешь, скольких червей этот демон способен из себя наплодить? Сколько нужно, столько и наплодит, понял-нет?
  Дрю понял, как не понять! Оказывается, под стенами Пибика его подкараулил демон 'Остальные', размножив себя сообразно своим же убогим представлениям о верной победе.
  - Так и было, - хихикнул Клопендрис, - 'Остальные' погорячился. Но знаешь ли ты, за кого он мстил? Между прочим, за демона 'Ома'. Парень слишком вошёл в образ неповоротливого великана, потому и телом червя не сумел управлять, как надо. А ты? Уж на кого - на кого, а на этого беднягу ты напал первым, располосовал недвижимого, и даже бальзам его высококлассный отказался потом собрать!
  Клопендрис весьма постарался Дрю удивить. И у него получилось.
  
  * * *
  
  Не зря говорят, разговор с демоном - это уже поединок. И о том, что результат настоящего поединка предугадать невозможно. Правду, наверное, говорят. И вроде бы, в разговоре с Клопендрисом всё предрасполагало к драке и уничтожению наглого червя во плоти, но вышло иначе.
  Клопендрис сумел Дрю удивить. Из-за этого всё и перевернулось. Дрю не смог напасть на Червя Сомнения, с которым мирно поговорил. Как результат - вместо боя насмерть заключил договор. Прекрасно зная, что соглашения с демонами обычно недорого стоят. Но в том-то и состояла идея Дрю, что нарушение червём договора даст неплохой повод его убить. Уже ведь не получится 'ни с того ни с сего'.
  И договор-то составил криво. По нему, Клопендрис обязуется не нападать на юного дракона Драеладра, если тот, сообразно давешней идее Хранителей Порога, завернёт к развалинам Пибика. Ну а если не завернёт?
  Дрю сразу не подумал, что тщательное выполнение договора противоположной стороной привяжет к Пибику его самого. Вместо того, чтобы вернуться к старой идее 'зашёл в развалины - уничтожил врага - пошёл по своим делам', посланнику придётся, как цепному псу, караулить пощаженного червя до тех самых пор, пока он чего не нарушит. Глуповатое, прямо скажем, времяпрепровождение.
  Связать Клопендриса договором, чтобы потом его контролировать, значит связать себя самого.
  Между делом, ему осталось добивать остальных червей. С демоном 'Остальные' никаких договоров не было, а бои на уничтожение - наоборот, велись. И как тут не поблагодарить червей множественного демона, за то, что сами подставились?
  Хотя нет. Стоило бы благодарить, если бы подлежащие изведению черви существовали в конечных количествах, а не множились в развалинах день ото дня.
  Одного червя контролируешь, остальных бьёшь: что за насыщенная событиями жизнь-посмертие!
  
  * * *
  
  Однажды Дрю узнал, что дракон Драеладр давно уже проследовал мимо - с несколькими спутниками по серокаменной дороге на запад. И к развалинам, стало быть, не свернул. Что ж, очень может быть. Но не факт, ибо сведения почерпнуты от демона Клопендриса, а тому много легче соврать, чем выдавить из себя правду. Винить ли в том беднягу - отдельный вопрос; как говорится, в червивом теле червивый дух, а виновата демоническая природа.
  Разумеется, кроме слов демона есть ещё разум самого Дрю. Разумом тоже понятно, что слишком много утекло времени. Драконы взрослеют скоро, само имя 'юный Драеладр' уходит в прошлое быстрее, чем угрожавшие ему черви. То есть, по всему, даже Клопендрис не врал, а, скорее, ехидничал - в надежде вызвать к себе недоверие и вдоволь над ним исподтишка похихикать.
  А всё-таки Дрю не почувствовал, что волен так просто покинуть Пибик. Ждали его какие-то другие места? Возможно. Только трудно сказать, которые именно. Порог Смерти, который он надеялся разрушить? Ушедший под землю город Дрон? Эти, наверное, ждали. Вот только Дрю у них уже побывал, и сейчас не уверен, что вернётся туда с толком.
  Исправлять само мироздание - более мощного ума задача. Дрю по плечу задачи локальные. Одна из них в Пибике покуда так и не решена. Что же ему отсюда невесть куда суетливо мчаться?
  
  * * *
  
  Однажды Дрю догадался, отчего счёт убитых им 'остальных' червей перевалил уж за несколько сот, а меньше их не становится. Червематка. Разумеется, это она. Спряталась в каком-то секретном недоступном месте и тихо штампует себе подобных.
  Дело за малым: отыскать недоступное место.
  Дрю обошёл развалины, в которых за истекшие здесь годы успел изучить чуть ли не каждый камень. Привычно обошёл, привычно ничего не нашёл. 'Остальных' сегодняшним утром не было. Только Клопендрис на обычном своём месте посреди главной площади свернулся беззащитным клубком: у кого нет совести - подходи и бей!
  Дрю с подозрением покосился на примелькавшегося червя. Если это он...
  - Это не я! - быстро сказал Клопендрис. - Различать надо: то я, а то - 'Остальные'. Не могу я служить им маткой. У нас разные демонические сущности.
  - Больше неоткуда им появляться, - угрюмо заметил Дрю.
  - Неоткуда? А как же пещерная часть города?
  - Там печать, - возразил Дрю.
  - Да? А ты давно её проверял?
  Что правда, то правда. Очень давно. В самый первый день, как здесь появился. Проверить?
  Дрю подошёл к вратам в пещерную часть города и убедился: Клопендрис прав. Печать сорвана, будто и не было её никогда. Вот комедия!
  Дрю распахнул скрипучие ворота, стал спускаться во тьму. В качестве источника света достал Рунный камень. Вовремя - под самыми ногами зияла широченная пропасть. Когда-то, чтобы предотвратить или задержать подъём мертвецов, живые опрокинули мост.
  Червям проползти здесь - пара пустяков; у них на пузе присоски. А вот людям требуется особое оборудование.
  Дрю вернулся за мотком верёвки, некогда найденным в верхних развалинах, приделал к нему скобу на манер кошки. С третьей попытки зацепил это устройство за остатки моста на той стороне. В общем, наладил верёвочное сообщение.
  Переправившись, был тут же вознаграждён. Обнаружил кладку яиц Червя Сомнения. За нею вторую, третью. Червематка времени не теряла. Дрю тоже терять не стал: разорять - не откладывать.
  В лабиринте нижнего Пибика в те же сутки набрёл и на Червематку. Жирная набальзамированная туша как раз откладывала мёртвые яйца. Кто знает, как у неё это получалось. Дрю выяснять не стал: на попытку заговорить зубы ответил ударом меча. Право испрашивать пощады надо сперва чем-нибудь заслужить, не правда ли? Да и спина посланника уж чего-нибудь, да стоит.
  Позже - добрый месяц разыскивал 'остальных' червей, таившихся во мраке пещерного лабиринта. Без Червематки они были малоактивны, но прятались по-прежнему хорошо. Всех ли выловил - кто знает. Но очень на то похоже.
  На обратном пути из пещерного Пибика - опасался, что вход будет снаружи вновь опечатан. Кто оценит меру демонических умений Клопендриса? Однако, Дрю её оценивать не пришлось. Если лысый червяк даже наловчился мухлевать с печатями, то не решился сердить посланника. Не в интересах демона нарушать спасительный для себя договор.
  
  * * *
  
  Большая тропа мёртвых, проходящая рядом с Пибиком. Серокаменная лента прогресса, выложенная Шестой расой. Долгое время добравшийся до здешних развалин Дрю её попросту игнорировал, а ведь она - звено из той же системы. Между прочем, соединительное звено между Пибиком и Порогом Смерти. Звено, растянутое более, чем на полмира.
  Когда рассадник червей под Пибиком прекратил существование, Дрю решил приглядеться к дороге повнимательней. Отчего так решил? Откровенно говоря, слонялся без дела по развалинам верхнего города - и не находил себе применения даже в теории.
  Выйдя за черту города, Дрю отыскал неподалёку холмик немногим повыше основной равнины, но откуда Большая тропа мёртвых была, точно на ладони. Расположившись на этом наблюдательном пункте, присмотрелся к дороге и понял - что-то с ней не то, не так и неспроста. Слишком уж плотный поток беженцев. Слишком равномерный ритм их движения. Слишком однообразные, повторяющиеся движения.
  Что-то всё это ему напоминало. Червя? Пожалуй, червя. Хотя, положа руку на мёртвое сердце посланника, что ему не напоминало червей - в последнтие-то годы?
  Но нет. Народ и правда двигался по мёртвому пути, точно червём проглоченный - другой и метафоры-то не подыщешь.
  И что это значит? Своего ума Дрю для ответа недоставало. Проконсультироваться, что ли, с Клопендрисом? Тоже не лучший выход. Черведемон скажет лишь то, что будет выгодно ему самому. Добро бы только ему, а не Владыке Смерти.
  - Вроде, в последние месяцы ничем не заслужил подобного недоверия! - воскликнул Клопендрис. В тоне его громогласно звенели колокола искренности, и лишь едва заметно дребезжали струны притворства. - Это ведь я навёл тебя на идею о Нижнем Пибике - совершенно бескорыстно, чтобы ты смог отомстить 'Остальным'! Это меня впору благодарить...
  Что ж... Всё почти так и есть, если не считать заявлении о бескорыстии. Ясно ведь, что Клопендрис для того сдавал Червематку, чтобы отвести подозрения от себя самого.
  - Да! Волю червя к самосохранению никто ещё не отменял! - завизжал демон омерзительно тонким мысленным фальцетом. - А за недоверие тебе, о жестокосердный посланник Смерти, должно быть стыдно! Знай же, что у меня для тебя есть две важные новости, которые я теперь ни за что, ни за что не выдам!..
  Две новости? Это которые, лениво справился Дрю, не о Большой ли тропе мёртвых? Так я и без тебя её знаю.
  - Первая - действительео о ней, - признал демон, - о том, что спит на дороге незримый Мировой Червь и крестьян зазевавшихся - за деньги глотает. А вот вторая - так и вовсе о Пещерном Пибике. О том, что ползут Черви Сомнения! Ползут наши брпатья, мчатся на выручку! С нижнего яруса ползут!..
  Лезут новые черви? Снизу, из подземелья? А печать-то с прохода снята, осознал Дрю.
  Что ж, ничего не скажешь - полезные новости, своевременные. А что Клопендрис наотрез отказался о них сообщить - извинительное прегрешение. Вот если бы Дрю о не сообщённых новостях вообще не узнал - тогда бы другое дело. А так - никаких обид. Этому червю можно позволить существовать дальше. Полезный червь, хоть и принципиальный.
  
  * * *
  
  Черви, что лезли снизу, оказались крупней и слаженней доморощенных. Никакие не Черви Сомнения. Черви-воины. Их прислали занять Пибик. Тот, кто прислал, видимо, знал, что печати на вратах более нет. Или предполагал, что её не будет.
  Отсюда вопрос, кем же снята печать. Точного ответа Дрю не получит. Возможно, множественным демоном 'Остальные', который занял пещерную часть города своей производительницей потомства. Не исключено, что и Клопендрисом - хотя он не дурак, отрицать будет сразу и наотрез.
  Чья вина несомненна - вина самого Дрю. Обмороченный демоническими тварями в самом сердце Порога Смерти, он явился сюда, получается, лишь затем, чтобы воплотить в тело червя хитрого демона, способного взламывать печати.
  То есть, был предсказуем, позволил свои действия просчитать. Но ведь не все свои действия? Надо признать, что нет.
  Тот факт, что ползучие воины, подобравшись к Пибику, нарвались на Дрю, который знал, где и как их встретить - уж точно никем из отдающих приказы просчитан не был.
  Дрю их встречал у обрушенного моста над пропастью, через которую совсем недавно с большими трудностями перебирался, нанося визит Червематке. Единственное узкое место. Причём достаточно узкое, чтобы заставить противников карабкаться по одному. Единственное, где имелась надежда в одиночку остановить всё полчище.
  Причём надежда отнюдь не несбыточная. Ибо Дрю их остановил. Какою ценой? Жесточайшей крепатуры в руках и полуторасуточного недосыпа. Не столь уж серьёзная цена по нынешним-то временам.
  А что пришлось делать? Мерно взмахивать тяжелеющим полутораручником, отрубая червям боевые челюсти. Ну, не просто так мерно взмахивать, а ещё хорошо прицеливаться. Боевые челюсти подземных червей - серьёзно бронированные штуки, о которые не мудрено и меч поломать. Потому удар должен приходиться ниже брони, в ту с трудом несущую бронечелюсти уязвимую зону, где любой червяк, даже воин - просто червяк.
  Сколько их было? Дрю прекратил считать где-то на третьей сотне, думая, что осталось-то всего ничего, а он в единицах сбился. Позже жалел о своей торопливости, принимался считать заново, добирался опять до трёхсот-четырёхсот - и сбивался снова.
  Оказалось, Дрю не так уж силён в арифметике, даром что закончил Университет Приза. По крайней мере, навыками счёта в отвлекающих обстоятельствах в нужной мере не овладел.
  А впрочем, кому оно нужно - считать обезвреженных червей? Только тому, кому за каждого червяка кто-то платит.
  
  * * *
  
  Демоническому червю Клопендрису Дрю сдержанно намекнул, что доволен его помощью. В таких делах важно не перестараться. Начнёшь демона горячо благодарить - задерёт нос, да ещё поймает на слове. Это при том, что демон во всяком случае не сделает ничего невгодного для себя.
  А начнёшь высказываться слишком прямо - в шантаже заподозрит. Он ведь не зря о своих новостях говорил так, словно и не сказал ничего. Клопендрису важно, чтобы тот, кого он подвёл, предупреждая Дрю, на него никак не подумал, не затеял ему мстить.
  А впрочем, возможно ли грозно отомстить существу, воплощённому в тело червя? Он и без того - будто сурово наказан...
  - В теле червя обитать не так уж и плохо, - немедленно возразил Клопендрис на последнюю набежавшую мысль, - намного хуже вовсе не иметь тела.
  Что ж, в чём другом, а уж в этом вопросе опыту демона можно верить.
  - Неправда, во всём можно верить! - деланно оскорбился демон.
  Разумеется, можно. А чем дело закончится для доверившегося - другой отдельный вопрос.
  - Есть и третий вопрос: доверится ли демонам сам посланник Дрю?
  Всяко бывает, со вздохом признал посланник, зарекаться не стоит. Хоть триста раз обещай себе не поверить...
  - Человеческий род доверчив, - подтвердил демон. - А уж мертвецы... - и Клопендрис так оглушительно мысленно присвистнул, что уши Дрю заложило изнутри.
  После победы Дрю над подземельными червями демон сделался настолько же разговорчивым, как бывало когда-то, до перемещения в Пибик. Стадия заискивания, предшествующая предательству?
  - Нет, - усмехнулся Клопендрис, - не так же прямолинейно!
  Ладно. Не буду прямолинеен.
  Болтливостью демона Дрю воспользовался, чтобы побольше узнать о червях. И о посвящённых Сомнению, и о червях-воинах, и о Мировом черве, улёгшемся на Большой тропе мёртвых. Клопендрис охотно удовлетворил его любопытство. И если что и присочинил, то в выдумке был аккуратен.
  Говорил Клопендрис, что Черви Сомнения - интеллектуальная элита. Потому-то в землю, подлежащие захвату Шестой расой, первоначально засеиваются они. Засеянные Черви Сомнения сеют сомнения. Когда же сомнения дают всходы, приходит черёд червей-воинов. Тех самых - с бронированными челюстями, легко отделяемыми мечом.
  - Легко отделяемыми? Ну, при одном условии - да. Если не сомневаться. Поэтому Черви Сомнения - всё же важнее. Намного важнее.
  Дрю соглашался. Как-никак, его самого Черви Сомнения основательно по спине задели. А черви-воины не смогли. Ну не смогли!
  Польщённый вниманием посланника, Клопендрис разошёлся и вскоре выболтал всё, что про себя знал. В ход пошли даже демонические анекдоты, которые на поверку оказывались чистой правдой, для вида припорошенной поверхностным слоем сомнений.
  А что отличает Мирового Червя, разлёгшегося на дороге?
  В ответ анекдоты закончмолись и начались мифы. О том, что Мировой Червь - любимый питомец Шестого Божества, творца подземельной расы. О том, что Великий Червь ограничивает мир угодивших в него людей своими передним и задним сфинктерами. О том, что на сфинктерах тех дежурят очень грамотные мертвецы, верные столпы некократии.
  Слушая россказни Клопендриса, Дрю размышлял о Пороге Смерти, о таинственных стражах его врат Алдовьеме и Бруноголе. Кто они есть? Да, дежурные на сфинктере. На переднем, или на заднем - вот в чём вопрос.
  
  * * *
  
  Постепенно Дрю пришёл к выводу, что находится он в отшельничестве в очень правильном месте. Во-первых, на стороне живых, тем более - в Эузе. Для того, кого в Запорожье готовы вечно искать - это немаловажно. Во-вторых, в борьбе с мертвецами, на переднем крае. Черви-воины, пытающиеся выползти в наземную часть Пибика - уж они-то заскучать не дадут. В-третьих, рядом с Большой тропой мёртвых, где тоже много чего нечисто. Думай, прикидывай, узнавай на опыте - как бы незримого Мирового Червя спровадить куда подальше.
  Не сказать, чтобы на Мирового Червя у Дрю нашлось много времени. Нет, Дрю в первую очередь занимался вратами пещерного Пибика. Понимая, конечно, что любое сражение с червями-воиноми даёт эффект половинчатый, временный, не окончательный. Червь Мировой - уж наверно, иное дело.
  Как раз в ту пору Дрю посетили гости с Большой тропы мёртвых. По одёжке - ряженые в крестьян. По уму - какая-то профессура. По задачам - разведчики, но правильные разведчики, эузские. А вот по методам - жалкие любители. Это же надо - разведывать червя изнутри его брюха. Лезть очертя голову в незримые сфинктеры, готовые сомкнуться ежемоментно.
  Дрю, как сумел, настращал исследователей червями. Может быть, хорошо подумают, прежде чем делать опрометчивые шаги. Впрочем, и это вряд ли. Собрались ведь возвращаться к своей телеге. К Пибику червь их выпустил. Выпустит ли ещё раз?
  Думая так, Дрю глядел, точно в чистую воду. Не прошло и двух месяцев, как Клопендрис между прочим ему сказал:
  - Попались твои ночные гости. Попались исследователи. Глупо попались. Останутся теперь крестьянами, вот умора.
  Можно подумать, на дороге, вечно запруженной беженцами, у кого-то из настоящих крестьян остался шанс на сельскую жизнь.
  Дрю не спрашивал, откуда пришли сведения. Принимал, как должное, что, даже телесно замкнутый в качестве червя, в своей демонической сущности ловкач Клопендрис может общаться с себе подобными самыми разными способами.
  Значит, разведчики всё-таки пожраны Червём мёртвой дороги. Жаль. Очень жаль.
  
  * * *
  
  А потом произошла катастрофа. Гадостные черви-воины с нижнего яруса всё-таки захватили недоразваленный Пибик.
  Как это случилось? Да как-то так. Ещё накануне подземного штурма демон Клопендрис держался самую малость заносчивей, чем всегда. Дрю не сказать, чтобы очень чувствителен, и всё же вник в его настроение и догадался: демон то ли готовится поменять сторону, то ли уже поменял.
  Главное, что и демон понял, что Дрю что-то понял, а значит, обратной дороги нет.
  Что же делать? Дрю вышел из Пибика и отошёл от горелых городских стен, чтобы подумать о том без свидетелей.
  Встретить воинов в старом месте и прежним образом всех раскромсать? Очень заманчиво, но потому несбыточно. Враг - он пусть и дурак, но на поражениях учится. Внезапно окажется, что воины неуязвимы. Или иначе: окажется уязвимым Дрю. Там, у пропасти, дело решает ритм. Когда входишь в тот ритм, назад посмотреть некогда. Зато будет кому зайти-заползти сзади. Да за такое Клопендриса не то что простят, а даже, поди, возвеличат.
  Получалось, необходимо свежее решение. Новое, не засвеченное. Может, удастся возобновить печать? Имея в руках Рунный камень, надо бы хоть попытаться. Если всё выгорит, подземельные захватчики поцелуют магические запоры. Погибнуть-то не погибнут, лишь разъярятся, когда поймут, что попусту далеко ходили. Будут биться в ворота, а всё без толку.
  Но то если выгорит. А у Дрю с артефактом в руках бывает по-всякому. Как бы заместо печати врата с петель не сорвать.
  Но печать Дрю покорилась. Подобрал знак фокусировки, начертал камнем - и вот: печать стала, как новенькая! Пибик заперт.
  Заперт? Наверное, не с большей надёжностью, чем с прошлой печатью. Прошлую-то какой-то умелец снял. В этот же раз Дрю представилась возможность угадать, как его звали, скрытого изначально умельца. Либо 'Кло', либо 'Пендрис', одно из двух имён верное. Ибо к червю-Клопендрису эта способность отошла в наследство.
  О том, что Пибик потерян, Дрю догадался по шуршанию множества тел по битлму камню проходов между развалинами. Непросто червям проползти так, чтобы посланника не насторожить.
  Дрю осторожно выглянул в бойницу у изголовья. Черви с бронированными челюстями строились на главной площади, из прохода, ведкщего в пещерную частьгорода прибывали всё новые.
  Кажется, всё. Защитнику Пибика от вторжений пора уносить ноги. Сражаться и пасть ради очистки совести Дрю предоставил другим смельчакам, более сильно повёрнутым на идеях воинской чести и ратной славы. Хотя придушить одного из червей руки, понятное дело, чесались. Но где ж его сыщешь, милейшего Клопендриса, знающего за собой должок в оккупированном врагом Пибике?
  
  28.5. Метаморфоза
  
  Дрю был достаточно ловок, чтобы заставить червей выпустить себя беспрепятственно. Когда две вооружённые бронечелюстями туши перекрыли собою центральный выход, он метнулся к ему одному лишь заметной щели - той, через которую впервые вошёл в Пибик.
  Слабое движение вдогонку возвестило, что манёвр его был замечен. А вот просочиться за ним никто даже не попытался. Черви-воины все как на подбор гиганты. Худосочных среди них нет.
  Разумеется, червяки могли выбраться через проходы пошире и в чистом поле без затруднений настигнуть Дрю. Да видать, в чистое поле их не посылали. Если перед мёртвыми воинами ставится задача занять развалины, стоит питать уверенность, что в развалинах они и останутся. До поры скрытые от взоров, готовые к новым шагам строго по приказу.
  Ну а приказ захватить всю огромную Эузу придёт, уж наверное, не скоро. Черви долго ещё будут закрепляться на ключевых рубежах, далеко не высовываясь. Где деревню откусят, где оседлают ущелье, где холм отберут, где займут разрушенный город - по мелочам, но везде, но по мелочам. Дрю достаточно сведущ в военных науках, чтобы всё это понимать.
  Посему, для порядку пару раз оглянувшись на Пибик, далее посланник шёл без мучительных ожиданий. Скорее, с досадливым недоумением: куда идти? Ибо к Большой тропе мёртвых приближаться отнюдь не хотелось, а более здесь и приблизиться-то некуда.
  Так случилось, что Дрю, уходя из Пибика, довольно круто забрал на восток. Ясно и почему: чтобы не дать погоне ключа к точному направлению. Он изогнул свой путь причудливой дугой, по которой вышел к придорожному посту стражников Эузы, выполнявшему странную задачу - перепись крестьян-беженцев для нужд зарубежной стороны.
  Прежде Дрю помнил про этот пост и его задачу - помнил и с презрением обходил стороной, а тут вот в расстроенных чувствах запамятовал. Пусть даже Пибик не город, а чистая ерунда, но ведь Дрю его оборонял, берёг от некрократических выползней.
  Стражники на посту как раз временно прилостановили перепись крестьян - ибо обедали, ради чего на громадном письменном столе прямо поверх бумаг простелили скатерть и уставили её подношениями от крестьянских же щедрот - грибки, огурчики, капуста квашеная, графины с водицей. Хозяева этих изделий стояли тут же и умилялись, шикали друг на друга: не беспокой, начальство откушивает! Вот как откушает - подобреет и нас пропустит. А будешь тут нарушать - останется голодным и злым, не изволит подобреть ни на капельку.
  Начальство же болтовню слушало и согласно кивало - всё вшестером. Известное дело, стражники-то живые, а для живого человека ритуал троекратного за сутки поглощения пищи поистине священен. То ли дело мы, мертвецы - коим и вовсе неведом сей низкопробный голод...
  И в этот миг Дрю с удивлением понял, что не прибегал к пище уже очень-очень давно. Несколько лет сидения в Пибике - так уж точно. Так долго без пищи даже мертвецы не живут. Отбрасывают копыта только так!
  Как же это он до сих пор - и не окочурился?
  Ответ напрашивался спорный. Если его исподтишка не подкармливали черведемоны (а зачем бы им это понадобилось?), то тогда - делился энергией Рунный камень. Последнее больше полхоже на правду - в драконьей среде прецеденты были - и всё-таки не менее непостижимо. Как и где магическая энергия камня превращается в пищу мёртвого организма - на таком вопросе даже бальзамировщик срежется.
  А ведь Дрю не только ежедневно восполнял силы. Он ещё смог чудом очухаться после жестокой бальзамопотери из-за встречи с челюстью 'Остальных'. И, наверное, тем же самым чудом - каким же ещё?
  Но какими чудесами ценнокаменными ни был Дрю до сих пор сыт, а при виде пищи почувствовал себя неважно. Будто прямо сейчас, немедля погибнет от истощения, если так и оставит еду снаружи себя.
  Решившись, подошёл к трапезникам. Те, завидя посланника Смерти, встали из-за стола и вытянулись в струнку:
  - Чем обязаны, досточтимый мертвец?
  - Зашёл пищи вашей отведать, - как можно небрежнее сказал Дрю.
  - Милости просим к столу, посланник.
  Дрю не заставил себя долго упрашивать. Ему накладывали, а он ел, пока не заметил, что на столе не осталось ни одного съедобного ломтя.
  Стражники глядели с подобострастием, но в глазах их рос оттенок недоумения. Никогда не видели голодного мертвеца?
  - Пожалуй, на этом остановлюсь, - объявил Дрю, отодвинув вылизанную тарелку. - Благодарю за угощение.
  - Да. Мы слушаем вас, посланник, - поклонился начальник стражников. - Мы внимательно слушаем.
  О чём это он? Дрю не собирался ни о чём разглагольствовать.
  - Наверное, Владыка Смерти велел нам передать... - начал начальник.
  Ах, вот он о чём!
  - Нет, ничего не велел, - усмехнулся Дрю. - Да и чихал я на его веления! - насытившись после долгого перерыва, бываешь неосторожен.
  - Чихал? - с ужасом повторил стражник.
  - Это мятежник! - с округлившимися глазами воскликнул другой.
  - То есть теперь кто-то сможет сказать, что мы - отобедали с мятежником! - вспыхнул начальник. - Кто его первый пригласил?
  - Приличным же мертвецом выглядел...
  Дрю же смотрел в их испуганные лица и видел совсем неприличных живых. Живые, ждущие вестей от Владыки Смерти? Ещё недавно в Эузе подобное не водилось.
  Слово за слово - вспыхнула драка. Но не так, как бывает, когда кулаки служат вескими аргументами резких слов.
  Стражники напали на Дрю из-за страха. Из-за того самого страха, что 'отобедали с мятежником', слушали мятежные речи, а за честь Владыки вступиться не поспешили. С некоторым опозданием приняли решение поспешить. Кстати к решению пришлась и смена караула. Только что стражников была полдюжины, вдруг их число выросло до десяти, а мятежник, даром что рыцарственный мертвец, так и остался один-одинёшенек. Оглядевшись, начальственный трясогуз приметил подмогу и скомандовал шёпотом ради более яркой внезапности:
  - Взять его!
  Что тут скажешь? Эти стражники были - ну совсем уж новыми стражниками Эузы периода вырождения.
  Помня, что дерётся с живыми, Дрю старался не зверствовать, но насколько оно получалось, сказать трудно. Убить, может быть, никого и не убил, но нескольких здорово покалечил. Всё-таки драться мечом плашма - сущее извращение.
  С удовольствием, отходя, опрокинул стол. Куча бумаг с шелестом свободы вырвалось из-под скатерти с черепками блюд и на миг зависла столбом над дорогой. В этот самый миг начальник поста стражи проявил недюжинную находчивость:
  - Эй, селяне, - завопил истошно, - хватайте его! Ваши бумаги! Посмотрите, где ваши денежные бумаги!
  - Денежные?!
  Дрю не успел опомниться, как слепая крестьянская сила уже налетела на него, скрутила, вырвала меч, впечатала носом в серокаменную дорогу. И всё под надрывный жалобный плач недалёкой бабы:
  - Пощади нас, Влдадыка Смерти!
  И под самодовольный басок начальника стражи поста:
  - Благодарю за службу, добрые люди! Некрократия вас не забудет...
  Да уж, тот день у Дрю ещё с утра не задался. Но если порвать прорывавшихся в Пибик червей не судилось ему изначально, то здесь, у Большой тропы мёртвых - что он забыл вообще? Походило на то, что просто наведался крестьянских грибков попробовать.
  Ничего так грибки, но свободы они не стоят.
  
  * * *
  
  - Ничего так вещица, - сказал начальник поста, взвешивая на ладони Рунный камень. - Бьюсь об заклад, это не просто украшение. Видите, как сияет, а солнца нет? Это магическая штуковина, поняли, олухи? Надо будет прицениться у некроманта.
  Дрю в безысходной злобе скрикнул зубами, на что камень в руках дурака ответил ярчайшей вспышкой.
  - О! Видели, олухи? Только что. Простые украшения так не умеют!
  Рунный камень в присутствии Дрю уже многое умеет. Как и Дрю в присутствии Рунного камня. Хорошо, о начальнике пибиковского поста подобного покуда не скажешь.
  - Не!.. Не буду продавать. Закажу себе оправу, буду носить. А мертвеца того, - кивок в сторону Дрю, - расспрошу, как эта штука работает. Не ответит? Ты не знаешь нашего дознавателя. Говорят, в замке Баларм у самого Удухта учился.
  - Кабы не убёг... - молвил один из олухов.
  - Мертвец-то? Не убежит. Эта верёвка, какой он связан, не простая верёвка.
  - Ну да, знамо дело, заговорённая.
  - Да не кем попало заговорённая-то! Её один некромант отшибинский специально настроил на крепость серого камня. Понял-нет? Это значит, что крепкой будет, как серый камень! Как дорога наша проезжая!..
  Начальник разглагольствовал, два олуха внимали, остальные из олухов собирали по всей дороге разлетевшиеся листы. Крестьянин плотничал, укрепляя стол, остальные крестьяне ждали, когда их бумаги найдут и систематизируют. А в центре мира на серокаменном настиле дороги лежал Дрю, спутанный по рукам и ногам верёвкой особого настроения.
  Лежал и считал потери. Полутораручный меч, чёрный плащ посланника Смерти, Рунный камень. А больше при нём ничего и не было. Что же теперь? Меч и плащ унесли. Камень покуда виден. Лишь потому, что дурак упивается своим трофеем. Лишь потому, что Дрю о нём должны допросить. Лишь по самоуверенной счастливой глупости.
  
  * * *
  
  Дрю не привык терять время, пусть даже порой кому-то покажется и обратное. Дрю действует, действует всегда. Просто большинство его действий - внутренние.
  Когда-то, когда Рунный камень впервые ему достался - в уходящем под землю Абалоне - Дрю был немногим умней сегодняшнего дурака-начальника. Тогда он ведь тоже думал, что залог владения камнем - это зажать его покрепче в ладони, да уверенно им махать - в особенности, если махать правильно. Так ли всё это на самом деле? Нет.
  Рунный камень вполне может держать и кто-то другой. Хорошо бы дурак: дураки (в некотором смысле) - люди девственно чистые. Тебе нужен контакт с камнем, это да. Но не важно, чтобы телесный. Медитативная связь держит гораздо крепче.
  Только что, когда камень вспыхнул в чужих руках, отвечая на зов Дрю - только что мир узрел подсказку. Дрю её благодарно уловил, кто-то другой - ничего не понял. Кто не понял, того скоро не вылечат. Дрю его знает, вылечат ли когда.
  Итак, камень здесь. Фокусируйся - не хочу. И снова перед посланником Дрю вопрос: а делать-то что и как? И ответ, наконец: внешнего действия не надо. Все эти знаки выписывать камнем в воздухе - нет, не надо. Экономней о них попросту подумать. И передать свою мысль камню. Просто и незатейливо, как в диалоге с демонами.
  Пока камень не унесли, Дрю постарался что-то ему сообщить. Что-то о злой верёвке, которой в мире быть не должно. Камень, если и понял, то виду особенного не подал. Всё так же мерно светился, тупицу не настораживал, но и верёвку Дрю рвать не спешил.
  Ах да, верёвка зачарована особым образом. Сфокусирована на камне. На своём, на сером - любимом камне карликов Отшибины. Серый камень Рунному камню может долго сопротивляться. Это значит - следует что-то менять в конфигурации заклинания. Причём изменить это дело будет нетрудно. Хотя бы из-за того, что верёвка слабо напоминает камень.
  Нет, правда! Дрю поглядел внутренним взором на верёвочные свои узы и тут же сыскал ошибку отшибинского некроманта. Камень, обмотанный вокруг запястий, камнем лишь притворяется. Значит, имеет вовсе иную, далёкую от камня природу - завязанную на цепкости да гибкости, а не на твёрдости как таковой.
  Кто же способен, гибко сковав запястья, прикидываться камнем? Червяк, догадался Дрю. Кто, как не он?
  Отсюда и лёгкий путь справиться с верёвочными узами. Сперва разубеждаешь червя в том, что он камень. Когда же природная гибкость твари берёт верх, позволяешь ему размотаться.
  Рунный камень в коротких пальцах узурпатора полыхнул пламенем узнавания. Верёвка презрительно зашипела и стала сматываться в злобный клубок. Ещё бы: сомнительное удовольствие - превратиться в камень, чтобы кого-то там зафиксировать. Тут всякий, небось, зашипит - от одного насилия над природой.
  Что ж, раз запястья освободились, осталось тем же путём размотать щиколотки. А теперь, пока сжившийся с трофеем главный местный стражник в ошеломлении хлопет веками, подойти, отобрать Рунный камень, да встряхнуть его хорошенько за шиворот. И сказать раздельно:
  - Мой меч! И мой плащ!
  
  * * *
  
  А вот что случилось потом, когда меч и плащ к его ногам униженно положили, никак не мог предполагать даже Дрю.
  Нет, он честно не знал, не гадал, что идея высвобожденья червей из-под гнёта серого камня окажется такой заразительной.
  Когда под ногами серокаменный строй дороги вспух широкими пузырями, Дрю грешным делом подумал, что стражники против него вызвали некроманта. Глупая мысль, да где найти поумнее, когда застигнут стихией, когда ты сам - действующий эпицентр катаклизма.
  Вспученные камни лопнули и опали, но тут обочины Большой тропы мёртвых стали загибаться вверх, отчего дорога стала напоминать огроменный жёлоб. По дну жёлоба потёк ручеёк, да такой зловонный, словно все крестьяне и их животные разом со страху обмочились. Множеству телег и фургонов из-за превращения дороги в жёлоб тут же сделалось тесно. Сцепились и трескались деревянные части экипажей - им, уж верно, теперь не разъехаться никогда. Громко лопались тележные оси. Тревожно ревели волы, истерически ржали лошади.
  - Светопреставление! - важную лепту в общую панику тяглового скота на обломках гужевого транспорта не замедлили добавить и люди. - Никак, Владыка нас покарал!
  А что? Давно покарал. Лишил разума.
  Между прочим, многие спасались от стихии в самом безнадёжном месте - на дне жёлоба, прямо в нём - ставшем шире и глубже ручье нечистот.
  - Эй, кто не дурак, следуйте за мной! - громогласно возгласил Дрю. - Кому охота спастись, надо не здесь отсиживаться, а с бортов прыгать!
  Ну, насколько 'громогласно' оно вышло, судить, конечно, не самому Дрю. Пожалуй, что в общем гаме было лишь самую малость слышнее множества панических завываний. Но, кому надо было - с ближнего десятка телег, мог расслышать. Кому сильно надо было, тот успел даже своих не туда подбить:
  - Не верьте ему! Он мятежник против Владыки Смерти!
  Оставаться да дискутировать, надо ли ему верить, Дрю по понятным соображениям не стал. Запахнувшись в свой чёрный плащ, он полез в гору по трескающимся под ногами кибиткам, между застрявших там обезумевших животных - скорее наверх, покаещё есть края, пока растущее вширь серокаменное тело Мирового Червя не захлопнулось в самой верхней точке.
  Он успел. И успел ещё где-то пяток битых крупной дрожью ошалелых крестьян. Высота загибающейся Большой тропы мёртвых над землёй была довольно-таки приличной, прыгать пришлось, точно со скалы, но варианта не прыгнуть уже не имелось. Что ж, рыхлая почва, освобождённая из-под гнёта вымощенной дороги, смягчила удар от падения. Ни мертвец Дрю не убился, ни живые крестьяне.
  Кто-то, конечно, где упал, там и сел. Дрю на таких прикрикнул:
  - Убирайся скорее - сейчас раскачиваться начнёт - раздавит!
  Лишь один догадался спросить:
  - А чего начнёт?
  - Не 'чего', а 'кто'. Мировой Червь! Мы только что сбежали у него из брюха.
  Слова Дрю звучали безумно, но дорога, превратившаяся в тело червя, возвышалась за самой спиной ещё более безумным образом. Мировой Червь не просто стоял за спиной. :Его тело ходило волнами, было ясно даже тому, кто не в курсе - сейчас что-то назреет и начнётся.
  - А чего это с ним? Волнуется-то...
  - Переваривает.
  - А? Чего?
  - Людей переваривает.
  Вкупе со скотом и тележными обломками, но лучше сразу выделить главное. Чтобы не ужасаться по мелочам.
  Кто как умел, хромая, стали подалее отходить. По пути видели других спасшихся. Но опять-таки: выжили единицы.
  Исполинское тело червя за спиной, как и предсказывал Дрю, раскачивалось, поднимало пыль столбом.
  - А теперь он чего?
  - Куда-то собирается.
  Тем местам, куда собирается, похоже, не поздоровится.
  - Ой, гляди - поскакал!
  Тело Мирового Червя принялось сокращаться, некоторые его участки взлетели высоко в воздух, чтобы потом, могучим мышечным сокращением переместиться далеко вперёд.
  - Экой он резвый! А кудыть это он собралси?
  - Как и раньше, строго на запад, - ответствовал Дрю.
  С той разницей, что ранее обманувшие себя крестьяне добирались туда своим ходом, а вот теперь - в брюхе поехали.
  - О! Ты гляди - уполз.
  Там, где когда-то надёжным символом западного прогресса пролегала серокаменная Большая тропа мёртвых, остался лишь только глубокий след от червя.
  
  
  29. Боги чудят спросонья
  
   На том приумолкли мертвые и развеялись подобно дыму
  над костром пастуха, что в ночи сторожил свое стадо.
  К.Г.Юнг. Семь поучений мёртвым
  
  Пора уходить, вздохнул Гны, оглянувшись на себя на балконе. Седовласый мертвец проводил его деланно мудрым взглядом, точно таким же, каков у оригинала. Скольких эта искусственная мудрость во взоре Гны ввела в заблуждение, заставляя думать, что он вообще дурак!
  Жаль расставаться с точной своей копией, но пора. Если как следует разобраться, то давно уже пришла пора уходить. Уж кого к нему не поылал недалёкий Владыка! Посылал в надежде, что Гны испугается и побежит. Был бы чудный повод его затравить владычьими некродавами.
  Но Гны не подавал красивого повода. Он пренебрегал конспирацией, да настолько, что элитные владычьи шпионы разучивались плести свои наблюдательские тонкости. Если даже случалось ему кого из них время от времени заподозрить, некромейстер лишь разрабатывал планы действий, каковые ни разу не осуществлял до конца. Не обмана ради. По лености. Ибо Гны не терпит бессмысленной суеты.
  Суетливо готовиться вновь победить куклу на Мёртвом Престоле? Незачем, если не знаешь, кого посадить на её место. Незачем, если вновь пожалеешь очередного Флютрю.
  То ли дело - иная суета, развёрнутая внешними силами вокруг тебя. В такой суете Гны поневоле изведал толк. И сумел ею воспользоваться.
  Он принимал явившуюся к нему под балкон философическую славу за чистую монету, за некроталер подлинно загробной чеканки. Он как бы верил, что вся толпа верила, будто он Цилиндиан. На такого наивного некроманта Владыке Смерти хотелось глядеть и глядеть, ибо глупость - для того, кто неногим умнее, истинно ненаглядна.
  Так ли хотелось Гны цилиндиановой славы? Нет уж, такие темы он давным-давно перерос. Но он охотно позволил воздать себе почести. Может, неискренние почести унижают того, кому воздаются, но всё же орудия пыток унижают куда верней и глобальней.
  А Владыке ли Смерти в уме не держать злые орудия пыток?
  Вот там он их пусть и держит. В уме, только в уме. Гны не любитель страдать, не нашёл себя в страхе и боли. Не нашёл в безобразии и уродстве.
  
  * * *
  
  Гны заигрался. А ведь на него не похоже гонять до последнего в кошки-мышки, да ещё в мышиной-то роли. Собственно, по причине нелюбви к игре некромейстер её и задержал на первой же стадии, где вовсю ведутся учёные диалоги, а палачи ещё не пришли.
  Жаль, в диалоге участвует минимум двое. Будь иначе, Гны задержал бы игру навсегда. Если же в деле участвует воля собеседника, нежелательные врата в новую стадию могут открыться там и тогда, где некромейстеру не повлиять, не воспротивиться.
  О том, что врата неудержимо отворяются, вдумчивому Гны рассказали дошедшие в нижний ярус новости.
  В Эузе сменился правитель - какой молодец! Нового царя зовут Зван, и он, в отличие от прежнего Вана с-Йела, до сих пор не согласован с Мёртвым Престолом. Этак, того и гляди, вернутся некрофобские формы правления царя Ксандра - если помянутый Зван не пойдёт ещё дальше, сделавшись новым Живым Имератором.
  Откровенно сказать, уже этой новости предостаточно, чтобы Владыке Смерти расхотелось играть с Гны в интеллектуальные игры.Но есть и вторая новость, не менее тоскливая для Владыки.
  Посланный на захват Пибика корпус элитных червей под руководством двоих Ползучих Нойонов добился успеха лишь ценою неоправданных потерь от меча случившегося в развалинах бывшего посланника Смерти по имени Дрю из Дрона. Упомянутый Дрю оказался в том месте в ходе реализации Плана засева Червей Сомнения, но, будучи вовремя не ликвидирован, положил прямо на выходе из пещерного города полуторатысячную орду, ползущую в авангарде, от основных же сил небезуспешно скрылся.
  Зная уязвимость умонастроения Владыки Тпола в случаях малообоснованных потерь, легко догадаться, что этому пёстрому мешку на Мёртвом Престоле нескоро захочется вновь поиграть в бисер.
  Но и это, не сделалось главной новостью. Весь наземный мир - казалось, с цепи сорвался и не мог понять сам себя. Вдруг исчезла Большая тропа мёртвых - словно кто выкопал. Само по себе знак тревожный для мировой некрократии. Дальше - больше: исчез и Порог Смерти. Столь же внезапно, как некогда появился, а к нему ведь уже привыкли, даже научились передвигать - и вдруг пусто. Полное недоумение! Стражи Порога - Алдовьем и Бруногол - в одночасье шлёпнулись наземь, обвиняя друг друга в случившемся - и в истерике затеяли драку, от которой и до войны демонов где-то недалеко.
  Как эти новости воспринял Гны? Одновременно по-разному. С одной стороны, захотелось от души посмеяться: надо же! Все перемены к лучшему. С другой стороны, перемены-то хороши для живых, а уж лично для Гны каждая из них как бы не вылезла боком. Игры в сторону, Владыка захочет кому-нибудь отомстить, а кому это сделать проще простого, как не старому некромейстеру, смущающему статистов вольнодумственными речами?
  Удивляться ли, что едва заслышав первую из звучавших на площади новостей, Гны стал готовиться к побегу? Удивляться ли, что вторая новость его в этом решении лишь укрепила? Удивляться ли, что третью новость он услыхал на приличном удалении, вынужденно напрягая слух?
  К сожалению, стоило быть готовым так же и к тому, что даже рассказ о третьем пучке новостей прервётся на середине слова. Поневоле оглядываясь в тот момент, когда всё громко шушукалось и вокруг замолчало, Гны в момент осознал, что площадь за спиною пуста. Гулкое эхо разносило по ней одинокую речь оратора - умную, правильную, но неуместную.
  Наваждение. Толпа его слушателей - такое же наваждение, как и фантомный Гны, обращающийся к ней с балкона. 'И фантом с фантомом говорит', как поётся в романсе на слова Эвра.
  Знал ты об этом раньше? Догадывался, конечно. Но узнать в точности сам себе не позволил. Если не верить в толпу, с которой ведёшь беседу, никогда не сможешь сказать мало-мальски внятной речи. А ведь кто-то да где-то тебя наверняка слушает. Изначально во всём подозревая.
  
  * * *
  
  Не без вздоха сожаления Гны мысленным приказом развеял свою балконную копию. С одной стороны, пусть бы себе стояла. Но настроена она была на беседу с толпой мертвецов, заполнявших собою площадь. Один некромейстер, с риторическими ужимками выступающий на пустой зал, вызовет много большее подозрение, чем полное всех отсутствие.
  Если Гны в доме нет, он мог попросту ненадолго отлучится. Если Гны оставил после себя фантома, он точно сбежал, о чём Владыке Тполу немедленно сообщат. Правда, конечно, скажут и так. Но с куда меньшей уверенностью.
  Отвернувшись от отданных пустоте площади и балкона, Гны по сложной траектории пошёл прочь, выбирая то пустынные подземные улицы, то более посещаемые. Хотел бы идти менее предсказуемо, но вариантов имелось немного. Перехватть - что плюнуть себе же под ноги.
  Вышел на центральную улицу своего пещерного района. Мертвецы здесь бвли перевозбуждены, на ходу перебрасывались новостями и их оценками. Здесь некромейстер вновь услыхал про коварного посланника Дрю. Что за низкое коварство - убивать червей-активистов. Особенно если они при исполнении. Особенно когда их преисполнил Владыка Смерти.
  Что ж, по крайней мере, его не выманили из дому ложными новостями, придуманными ради него прямо на ходу.
  Пройдя ещё дальше, Гны услыхал и о пороге-дороге. Успокаивало, что новости повторяются. Если их даже выдумали, то выдумали для всех. Радовало, конечно, и то, что повторялись известия не слово в слово. Открывались новые смыслы, даже новые факты.
  Сотника Звана, как оказалось, в столицу призвал сам прошлый царь Ван. Вроде бы, собирался арестовать, но в последний момент передумал. Или как раз арестовывать не собирался - кто проверит? Факт, что мятежному сотнику царь 'удружил'. Переписал на него всё царство - и выкручивайся, как знаешь.
  И, как бывает, когда народ в возбуждении (даром, что здесь он и сплошь мертвецкий), звучали истории вовсе невероятные.
  В следующую новость даже Гны не вполне поверил - счёл её за вольное сочинение, призванное хоть как-нибудь объяснть пропажу большой дороги и великой стены впридачу. Эта последняя чудо-история заключалась в том, что в районе Порога Смерти вдруг проснулся Мировой Червь. Как проснулся - почувствовал сильный голод и много чего вокруг себя без особого разбора пожрал. И крестьян, что шли по дороге. И заодно и дорогу, по которой к нему шли крестьяне. А на десерт, стало быть, высоченную чёрную стену. Только двоих несъедобных демонов в отвращении выплюнул.
  Что здесь не так? наверное, всё. Ведь для Гны не секрет, что тот, кто зовётся Мировым Червём, на самом-то деле...
  Тут, как назло, накатили новые события - даже мысли додумать не пришлось. Ибо Гны вышел на площадь, заполненную мёртвым народом. Всё бы ничего, да только народ показалдся знакомым. Точно: вот эти самые лица, бывало, часами дежурили под балконом. А чего там не постоять, если щедрый Владыка Смерти им за честно убитое время переплатит чуть ли не вчетверо?.. Но если лица сейчас перед Гны всё те же самые, возникает вопрос, так ли случайно они на пути встретились. Причём возникает вместе с неутешительным ответом. Гны подловили. Не отпустили. Пасут.
  Присмотревшись к площади, некромейстер убедился, что и она ему хорошо знакома. Вон его дом. Вон балкон. А вон и сам Гны. Стоит, задумавшись, с одухотворённым лицом романтика. Полное убожество.
  Гны едва не поддался желанию круто развернуться, но опомнился. Всякому ясно, что перед ним наваждение. Вместо площади, на которую он должен был выйти, ему показали эту. Что не значит, что он зашёл не туда.
  По хорошему, ему следовало бы двигаться по памяти, по возможности отворачиваясь от зрительных иллюзий. И это поможет, но в том только случае, если Владыка просто опутал иллюзиями его восприятие мира. Но не поможет, если Владыкою изменена сама структура пространства. А, надо признать, с Мёртвого-то Престола вполне возможно творить то и другое. С учётом разности приложенных сил и другим порядком сопротивлкеия материалов.
  Что ж, некромейстер Гны - тоже такой материал, который сопротивляется. Он будет идти сквозь иллюзию, пока сможет, а кривое пространство - также попробует надорвать.
  Гны двинулся через площадь, стараясь притом не расталкивать стоявшие, как истуканчики, группы лиц. Толкнёшь - те повалятся - привлекут внимание... Гны же - некромейстер довольно скромный.
  Там, где, по его примерным расчётом, должен быть выход с реально проходимой площади, статисты стояли особо плотными группками - и при этом громче других судачили о новостях.
  - Он проснулся...
  - По нынешним временам...
  - Он так быстро ползёт...
  - Теперь всякое может случиться...
  - ...проглотил, но надо надеяться...
  И опять Мировой Червь, будь он не очень ладен... Чего добивается Владыка, вкладывая в уста своих кукол откровенную чушь?
  А что, если ничего не добивается, просто не может вложить не чушь. Потому что, например, сам паникует. Но что бы заставило паниковать всесильное существо на Мёртвом Престоле? Неужели проснувшиеся боги?
  Ладно, о Владыке подумаем чуть позже. Ныне же Гны тупо не пропускают. Что делать?
  На случай, если в толпу затесались и настоящие люди, некромейстер швырнул в глаза впередистоящим кучу ярчайших блёсток - это отвлечёт их внимание. А остальных, не церемонясь, посдувал с пути локальными порывами трансцендентального ветра.
  С лёгким хлопком иллюзорные фигурки растаяли в воздухе. С единственной настоящей быстро слиняло обличие Босса из Баларма - в пользу другого обличия, мало что говорящего для Гны.
  Подлинных загонщиков мало. Это хорошо.
  Гны быстро прошёл мимо застывшей в сиянии блёсток фигуры бывшего отца безрукого Банна - и свернул, куда ему надо было.
  
  * * *
  
  Гны ожидал, надеялся, что иллюзия, в какую его погрузила сила Владыки Смерти, в скорости обнаружит свою локальность. Но выходило иначе. Некромейстера это, впрочем, не удивляло. Известное дело, что мир под властью Владыки Смерти приобретает черты иллюзорности.
  Некоторым диссонансом с общим беспросветно-бессмысленным характером пространственной иллюзии звучали разговоры марионеток. В их тематике сотник Зван как правитель Эузы быстро сошёл на нет, битва под Пибиком продержалась того не дольше, зато Мировой червь и его пожирающая сила - возобладали повсеместно. Что удивляло, ведь именно эта новость Владыке в особенности невыгодна. Другие ещё куда ни шло, но эта...
  Может быть, кто не знает, но Мировой Червь - это образ из абалонских еретических апокрифов, посвящённых новому пришествию Шестого Божества. Притом, апокрифическое отождествление червя и бога, конечно, не выдерживает критики. Червь - всего-только инструмент, позволяющий проявляться в мире с приличествующим богу масштабом. Но то детали. Важно, что помимо воли Шестого Божества Мировой Червь не проснётся. Зато в присутствии этой воли чия-то другая воля утратит главенство. Если явился Червь, то Владыка не у дел. Нужно ему такое?
  И добро бы самостоятельные люди глупые лясы точилм, а то - жалкие копии без собственной воли. Нет, некромейстеру не понять этакой глупости!
  Признать, что какой-то беспозвоночный по своим возможностям в разы его превосходит? Да что это нашло на Владыку? Гны недоумевал.
  А впрочем, за собой бы лучше смотрел. Пропустил он, что ли, нужный ему поворот? Ну, так и есть: заблудился. Нелегко накладывать свою карту местности на иллюзию, бьющую в глаза. Ладно. Как бы там ни было, Гны надо всё равно сворачивать вправо. Хоть ближе, хоть дальше - едина Смерть.
  Гны повернул направо и оказался перед знакомой площадью. Площадь была заполнена, но молчалива. Ряды мёртвых статистов из постановок Владыки Смерти стояли, повернувшись к балкону, на коем распиналась фигурка Гны. О чём это я говорю?
  - Все мы знаем, что Безымянные Божества - не такие уж безымянные. Просто имён их в записях старых мифов до нас не дошло. Не дошло даже их образов. Но по смыслу иногда можно догадаться. Так, Седьмое Божество антропоморфно, раз творило человека сообразно своему образу. А Шестое Божество - червеморфно, потому-то и создало себе первомертвеца. Не для того, чтобы жил, а чтобы им питаться.
  Надо же, подумал Гны, в оторопении слушая себя. Умные вещи, оказывается, говорю. И вновь о Мировом Черве, будь он неладен. И точно:
  - Знайте же, что тот Мировой Червь, который проснулся на серокаменном ложе Большой тропы мёртвых... - продолжал искусственный фантом Гны, поставленный волею Владыки уже на третий в ряду однообразных агитационных балконов. Зачем?
  Вроде, понятно. Изощрённое издевательство в чисто владычьем стиле: заставить твой образ во всеуслышание произнести вольнодумные речи, чтобы потом за всё это вольнодумство спросить уже лично с тебя - даже если ты по природной вежливости отмолчался.
  Хотя... Какое здесь 'всеуслышание'? Тоже подделка. Один фантом что-то вещает многим таким же фантомам. Несерьёзно!
  Ану-ка... Гны щёлкнул пальцами, выключая себя-балконного на полуслове. Человек на балконе застыл с распахнутым ртом. Только вот незадача: речь-то его не остановилась. Звучала эхом от стен, ёрничала, компрометировала.
  Происки Владыки не для средних умов. Да, это так. Но у Гны-то как раз не средний. Отчего же он так потерялся в своих догадках.
  Гны велел половине слушателоей на площади поисчезать. Те послушались беспрекословно. Лёгкий хлопок, и их нет. А вторая-то половина даже виду не подала, что такое заметила. Гнусные привидения! Гны отправил в небытие и их. Верне, ну как отправил - скорей, утвердил.
  И, вот пожалуйста: стоит два Гны. Один на балконе, другой пришёл откуда-то. Пожалуй, что если бы кто посторонний у Гны спросил, пришлось бы признать, что балконный выглядит более настоящим.
  Но то до полры до времени. Гны взмахнул рукавом, призывая конкурента исчезнуть. Ничего не случилось. Более того, балконный двойник некромейстера, принялся для полноты иллюзий открывать рот. Причём идеально попал в звуки раздающегося извне текста.
  Ай-да шутник! Но сейчас Гны его выключит. Он взмахнул рукавом. Ничего не получилось. Призрачный Гны так и стоял на балконе. Да ещё ради полноты картины прервал учёный свой монолог и выдал ему в лиуцо:
  - Что это ты там руками машешь? Сейчас я взмахну - мало не покажется...
  Как ни странно, мало не показалось. Гны, утвердившегося на балконе, взмахом рукава отменить не удалось. Зато когда узурпатор сам - оттуда, с балкона, совершил ту же манипцуляцию, Гны под балконом с лёгким хлопком исчез.
  Так вот, значит, кто из нас настоящий!
  
  * * *
  
  Гны осознал подлинным собой себя балконного. Не мудрено, ведь другие-то образы испытание на подлинность провалили. Даже и тот хитрец, что затеял отсюда сбежать, но запутался в пучке городских иллюзий.
  Итак, именно эта площадь перед балконом подлинная. Подлинная ли? Что-то некромейстера взяло сомнение. Элемент мира, встретившийся трижды, надлежит проверить с придирчивостью.
  Гны мысленно выделил площадь перед собой, затем, подумав, добавил и свой балкон, да и всё собственное жилище. Некрофилософу в решении гносеологического вопроса предписано сомневаться во всём, ничего не брать на веру. Мровая иллюзия-то не спит, искажает факты... Ладно: всё, так уж всё. Гны со вздохом включил в проверяемый перечень остатки внешнего мира и себя (вот будет смеху, если я всё-таки окажусь миражом!). Осталось театрально взмахнуть рукавом, что в следующий момент и было проделано.
  Что тут стряслось! 'Лёгкий хлопок' вышел такой силы, что у Гны заложило мёртвые уши - порядочно так бабахнуло! Откуда-то невесть куда полетели какие-то клочки. Ложная реальнасть опадала слоями, причём с бестолковой неравномерностью, когда в полу, потолке, стенах видимого мирка образуются провалы, в которые начинает скользить всё остальное.
  Когда прах иллюзий рассеялся, перед некромейстером возникла никакая не площадь, а Чёрный чертог Владыки Смерти. А вот и он сам - сидит на ёртвом престоле и с блудливыми глазкаи демонически ухмыляется.
  Вот это поворот! Значит, Гны был опутан иллюзиями изначально. Он только думал, что инкогнито поселился на площади вдалеке отсюда, а на самом-то деле...
  - Умный ты человек, Гны, - с неодобрением бросил Владыка. - Всё понимаешь.
  Нет... Не хотелось бы так думать. Если жилище Гны было декорацией изначально, тогда и Флютрю, ушедший в срединный мир, на самом деле никуда не ушёл, а только в мыслях отправился, телесно же пребывает где-нибудь рядом.
  - Нет никакого Флютрю, - шире прежнего улыбнулся Владыка Тпол. - Это тоже иллюзия. Чпокающая в ответ на рукавные взмахи.
  А вот здесь ты и врёшь, Владыка. Ты-то помнишь, что в бытность простым начальником Дымной башни не кто иные, как Гны и Флютрю...
  - Смени тему своих мыслишек, а, некромейстер? - посоветовал ему хозяин чертога. - Не то за себя не ручаюсь, ты меня понял?
  Ещё бы не понять! Когда сидишь на каменном штыре, через который тебя посещают руководящие указания снизу, трудновато ручаться за собственные поступки.
  - Смелый, - констатировал Владыка. - И это к лучшему. Люблю, знаешь ли, стравливать смелых - даже не с кем-нибудь, с самими собой. Как они себя пытают мёртвыми шарами! Любо-дорого поглядеть.
  Гны оглянулся и узрел за собой в чертоге Владыки ещё семерых себя. Итак, предстоит гладиатормкий бой? Очень не хотелось бы.
  - Эти копии - просто твои иллюзии, Владыка.
  - Ты забыл, - ещё широченней улыбнулся пёстрый урод на троне, - мы находимся в Чёрном чертоге. Здесь все иллюзии реальны, пока я того захочу. Ты не властен развеять ни одной из них.
  С последним Гны вынужденно согласился. На что Владыка резонно заметил, что согласия и не требуется.
  - Это верно, - кивнул некромейстер, - что же тогда требуется от меня?
  Факт, что Владыке он зачем-то понадобился, подтверждался самим этим разговором. С теми, кто Владыке не нужен, разговор у него короче.
  - Ха-ха, тоже верно, - немного нервно признал Владыка Смерти, - но прежде того, как узнаешь, зачем ты мне нужен, тебе придётся узнать, в чём ты неправ, и в какой мелкий порошок мне тебя доступно стереть.
  - Я догадываюсь, в чём неправ. Что же до порошка, то главная сила подобных казней - во внезапности. Может, не стоит меня заранее посвящать в детали?
  - Хорошо говоришь, - помрачнел Владыка, - заслушаешься.
  
  * * *
  
  Гны всё-таки предъявили счёт. И были там не все его прегрешения, но предостаточно. Учитывая же, что Владыка Смети многих казнит просто 'для настроения' - более, чем необходимо.
  Гны терпеливо слушал. И про костный порошок - тоже. О последнем он лишь заметил, что чувствительность пациентов пытки сильно снижается задолго до стадии порошка.
  - Это везде снижается, а у меня в чертоге - нет, - осклабился Владыка Смерти. - Я в состоянии сделать и так, что даже порошку будет больно.
  - Что мне до страданий порошка? - парировал Гны.
  Владыка Тпол возразил, что он, как палач со стажем, способен сделать и так, чтобы страдания порошка стали твоими страданиями.
  - Страшно, - сказал Гны, во весь рот зевая. Страшно скучно, если уж начистоту. Может, скукой-то меня и убьют?
  Когда мыслишь про себя, Владыка всё равно слышит, но не обязан тебе отвечать. Гны свою скуку не предъявил, чтобы её не длить. Скорее бы к делу.
  - К делу, - эхом откликнулся Владыка Смерти, - ты, я знаю, некромант образованный...
  - Как и многие, - ввернул Гны.
  - Нет. В отличие от других, ты читаешь запрещённые книги.
  Гны понял: читая такие книги, он повышал свою ценность.
  - И сейчас мне хотелось бы больше знать о Мировом Черве, - закончил Владыка.
  Вот как! Значит, невыгодная Владыке тема не на шутку его интересует. Чем же объяснить такой интерес? По-видимому, тем...
  - Я не прошу объяснять свой интерес! - истерично возопил Владыка. - Я требую предоставления запрошенных сведений!
  - Ладно, - сказал Гны, - я приступаю. Мировой Червь - это зооморфный облик, типичный для явлений миру Шестого Божества, великого творца архаического первомертвеца. В этом самом облике Божество и творило, да и в творчестве своём ограничивалось потребностями облика.
  Первомертвец создавался Мировому Червю в пищу. Возможно, именно потому Божество не вдохнуло в него даже малой толики Жизни: только Смерть и разложение. А разложение, как нам известно, залог мертвецького размножения. Пищи требовалось много, что всякому понятно. Прокормить Мирового Червя не шутка. От первомертвеца методом разложения народилась Шестая раса, священной задачей которой стало - кормить червя. И с задачей своей сия раса прекрасно справлялась: брюхо червя набивалось в срок, полностью умиротворяя божественную алчность.
  Говорят, умиротвореного Мирового Червя стало клонить в сон ещё с самой первой порции пищи. То же самое можно сказать о Шестом Божестве, полностью довольном и принятым зооморфным обликом, и сотворённой расой. В дремотной своей безмятежности Божество передало ей свою волю к активности, да так червём и заснуло. Недремлющая же пиша продолжила размножение. Подражая погружённому в сон творцу, она научилась сама себя поедать. И себя, и весь мир: как-никак, она пища от мира сего.
  И некому было пищу остановить. От эпохи творения и по сей день её творец отдыхает. Он находится в состоянии, близком к той сонной незримости, которая характерна и для остальных Божественных Братьев. Но есть отличие. Через зооморфный свой облик спящее Шестое Божество осталось доступно.
  Позже, когда Шестая раса самоорганизовалась, чтоб отрегулировать процесс поедания мира, когда воздвигла под. миром Чёрный чертог, а над ним - Мёртвый Престол, её успех и возвышение среди других рас были предрешены особым обстоятельством. Шестая раса имела тайную одностороннюю связь с сонным Божеством. Сие и позволило ей подняться, позаимствовав у червя малую толику божественной силы.
  Подробности мне неведомы, но заимствованная сила вошла в основание самого Мёртвого Престола. Тебе, Владыка Тпол, о том должно быть известно много получше меня - из личного, так сказать, контакта.
  - Известно, - злобно провыл Владыка, ёрзая на штыре.
  А вот откуда известно самому Гны? Помнится, ни в одной книге он подобного не вычитывал. Ни в прежние времена, ни в последнее. Следует признать, что и в саму-то библиотеку некромейстер давно уже не забредал. Подходить подходил, но срабатывало смутное чувство, что ему там подготовлена ловушка. Уж где-где, а в мертвецом книгоскопище - наверняка его ждут. Очень ведь мало кто там бывает, всяк вошедший на виду.
  Замедляя шаги перед библиотекой, Гны всё же её посещал, но в воображении. Как это? Да вот так: представлял, что листает книгу, наяву видел её страницы, вчитывался в тексты. Ну да, его воображение вряд ли один в один совпадало с истинным содержанием изучаемых томов. С другой стороны, в томах по некрофилософии что бы ему встретилось? Те же самые продукты воображения пополам с мистическими озарениями других мертвецов. Авторы пусть и другие, но источник-то вдохновения - один, небось. У всех один, и это, ха-ха, отнюдь не Владыка Смерти.
  И всё же. Откуда же, из каких таких глубин памяти Гны взял идею о внезапном зооморфизме Шестого Божества? Ах да, не из памяти. Эту идею он просто сейчас придумал. На ходу, зато с умным начитанным видом.
  - Продолжай, - в раздражении потребовал Владыка.
  - Также означенный Мёртвый Престол, желая совершить экспансию в наземный мировой ярус, повелел заложить строительство Мировой Дороги, ныне известной под именем Большая тропа мёртвых.. Проходила дорога по местам, где Мироволй Червь некогда реально прополз и оставил, говоря языком современных некронаук, мощный энергетический след. Дорога весь этот след аккумулировала - то есть, в себя вобрала. Что и позволило ей пребывать в явленном мире уже в качестве техногенной инкарнации самого спящего Божества...
  - Мудрёно говоришь, - тяжело вздохнул Тпол, - к тому же, я заметил, ты говорил о Мёртвом Престоле так, будто на нём не сидит Владыка.
  - Владыке сие должно быть известно лучше меня, - вновь совершил Гны вежливый реверанс, - но имеется мнение, что именно Мёртвый Престол делает Владыку Владыкой. И именно его желания всегда лежат в основе решений, какой бы Владыка Смерти на него не сел.
  Тпол в негодовании заёрзал на своём штыре, задёргался, как насекомое на булавке. Стало ясно, что он с такой судьбой не смирился, но вот поделать ничего не может. И что он теперь может чувствовать к некроманту, по сути, усадившему его на штырь?
  - Ещё говори про Червя, - повелел Тпол.
  Гны осталось сказать не так много. О попытках демонов воплотиться, принимая форму червей как божественных представителей. О развившемся в пору Божественного сна червячьем демоническом паразитизме. О метафоре 'наёмного повара' как виновника бед современности. Строго говоря, это уже и не 'про Червя'. Это 'про червячков'. Носителей искры божественного начала в оправе демонических извращений. К тому же и для Владыки в сказанном далее не будет новизны, если он слышал, верней, подслушивал, сказанное толпе призраков-шпионов 'аватаром Цилиндиана'.
  Стало быть, Гны готовился к тому, что Владыка его прервёт, а уж там - после всемерного познавательного удовлетворения - установит другие правила игры. Либо убийстваенные для некромейстера, либо же пощадительные - если с его эрудицией сидельцу на штыре Мёртвого престола когда-нибудь вновь захочется свериться.
  Вышло не так. Гны прервали, но прерывал не Владыка.
  
  * * *
  
  Из высокого широченного вертикального колодца, расположенного в точности над Мёртвым Престолом высунулось огромное рыло, оснащённое четырьмя челюстями, расположенными крест-накрест.
  Мировой Червь? Прямо з-десь? Верно, не зря Владыке так припекло побольше о нём вызнать!
  - Кто допустил? - Владыка как-то особенно тоненько пискнул.
  Стоявшие в тени Мёртвого Престола шестирукие воины-арахноиды обнажили свои трёхручные мечи. Воинов было четверо, мечей они выхватили восемь. Жуткие противники для двурукого человека, готовые тебя измельчить ещё в воздухе. Но что они могут против Червя, грозно глядящего вниз из потолочной выси?
  - Кто сидит на моём троне?!! - громогласно проревел Мировой Червь на прачеловеческом наречии.
  Владыка Смерти при этаких звуках дёрнулся на штыре, будто бы собираясь с чернокаменного сидения спрыгнуть и уносить прочь своё неладное тело. Легко догадаться: не добежит. А когда попадётся, то начнёт жуткому богочервю указывать на Гны: я, мол, не сам залез, это вон тот меня подсадил, это всё его немилосердная воля.
  Голова Мирового Червя, раскачиваясь наподобие маятника, стала спускаться вниз с потолка, вытягивая вслед за собой упитанную шею. Однако, всему Мировому Червю, если он столь же велик, как это следует из мифа - в Чёрном чертоге не поместиться. Отсюда вопрос: отчего и зачем он сгоняет Владыку с чернокаменного сидения? Верно уж, не затем, чтобы сесть туда самому. Скорее всего, просто восстанавливает субординацию.
  На голову Владыке упала здоровенная капля слизи, свисавшая с боевых челюстей. Владыка Смерти утёрся и подобострастно спросил:
  - Господин, скажите... Надо ли мне немедленно оставить пост, на котором я вас временно замещаю?
  Червь издал длинную гортанную ноту. То ли смех, то ли злость, кто их, червей, разберёт?
  - Погоди оставлять, - прогрохотал наподобие грома, - у меня к тебе разговор без свидетелей!
  - Э... совсем?!
  'Без свидетелей' получилось само собой. Когда голова Мирового Червя спустилось достаточно низко, чтобы оказаться в пределах досягаемости трёхручных мечей, арахноиды все вчетвером на неё напали. Четыре челюсти, с которыми в итоге они и дрались, оказались проворнее меченосной элиты. В несколько выпадов они перемололи их всех - только мечи на чернокаменный пол попадали.
  - Я лучше уйду сам, - улыбнулся Гны Мировому Червю и кивнул Владыке. - Негоже мешать секретному разговору. Да?
  Червь промолчал, а Владыка Смерти буркнул что-то среднее между 'убирайся', 'не оставляй' и 'спаси меня'. Некромейстер вложил в его слова тот смысл, который ему понравился больше, и зашагал к выходу. Обернувшись с порога, утешительно произнёс:
  - Если понадоблюсь, вы ведь знаете, где меня отыскать.
  И поспешно растаял из владычьего поля зрения.
  
  * * *
  
  По мере того, как ноги уносили его прочь от Чёрного чертога, Гны успокаивался в осознании того, что угрожавшей ему силе, похоже, не до него. Владыка занят, вернее, Владыкой заняты. Вспоминая замешательство и раболепие в голосе и жестах прежде всесильного существа на Мёртвом Престоле, как удержаться от внутренней улыбки? Незримая для встречных мертвецов, она так и расцветала перед его взором, обращённым вглубь себя. Расцветала, прежде чем застыть в отчаянно кислую гримасу. С чего бы? Ум некромейстера, наконец, вместил всю опасность случившегося.
  О чём говорит визит Мирового Червя? О том, что период владычества демонов подходит к концу. Безымянные Божества уже просыпаются.
  Божества просыпаются - чем же это может грозить? А вот чем. Неравномерностью, влекущей к мировым катастрофам. Добро бы сперва проснулось Седьмое, благоволящее людям, или уж все по порядку - но нет. Первым на сей раз явилось Шестое Божество. Именно Шестое, породившее мёртвую расу и склонное в явлении миру принимать образ Червя. Почему эту расу, почему такой облик?
  Потому что имя этого Безымянного Божества - сама Смерть.
  А Смерть - это всяко серьёзнее какого-то там карикатурного Владыки на стульчике. И в мир, загаженный демонами некрократии, она не зря пришла первой. Мир ведь надо убрать к приходу других Божеств. Зачистить от демонических патологий. Кому это по силам, как не Божеству Смерти?
  Да. Это Смерть. Ей по силам убрать всё лишнее. Вопрос в том, кто окажется среди лишних.
  Не те ли же самые люди снова?
  26 апреля 2018 - 18 ноября 2019 года
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"