Майский вечер решительно вступал в свои права. В наполненном свежестью воздухе еще пахло знойным дурманом цветущей сирени, а с земли уже подымался едва уловимым туманом влажный запах луговых трав, тронутых вечерней прохладой. Природа равнодушно отдыхала, насыщая округу энергией умиротворения и покоя. Так было всегда до него и так будет потом. Это можно не замечать, погружаясь в бытовые проблемы, или, созерцая, получать наслаждение, подпитываясь силой природы, этому можно сопротивляться, изолироваться в бетонных коробках городов, но изменить ход вещей невозможно.
Обо всем этом непринужденно рассуждал Павел Иванович 68-летний,еще довольно крепкий и моложавый мужчина, монотонно качаясь в кресле-качалке, и отхлебывая из глиняной кружки свежезаваренный травяной чай. Травы он собирал сам, ответственно сушил под навесом, педантично перебирал, сортировал и заботливо упаковывал в стеклянные, подписанные химическим карандашом банки. Танины настраивали на философствование, а затертый , лежащий на коленях томик Монтеня , как обычно, внушал мысли о бренности всего сущего:
-Жалеть о том, что тебя когда-то не будет все-равно, как жалеть о том, что тебя раньше не было...бессмысленно и бесполезно.
Неожиданно в доме зазвонил телефон. В последнее время звонки были большой редкостью, он вздрогнул, недоверчиво глянул на дверь, но, разбираемый любопытством, поднялся и заковылял в комнату.
- Павел Иванович? - на другом конце обволакивал приятный женский голос.
- Да.
- Вас беспокоит агентство ...
- Слушаю.
- Вы являетесь владельцем земельного участка в Подмосковье. К Вам есть интересное предложение о его продаже.
Трубка в руке дрогнула, опустилась к подбородку, он задумавшись посмотрел в открытое окно...
Ясно привиделся апрель 1945 года, Кенигсберг. Его, тяжело раненого штрафника отдельной армейской штрафной роты, представили к ордену Славы... Потом госпиталь, война с Японией, а бумажка так и валялась в пыльных кабинетах и вот весной 1950 года неожиданный вызов в военкомат:
- Веселкин Павел Иванович, указом Президиума Верховного Совета, на основании представления Военного Совета 43 армии Третьего Белорусского Фронта за геройский подвиг, совершенный во время штурма города-крепости Кенигсберг, Вы награждаетесь орденом Славы 1 степени.
Награду вручал в Кремле сам товарищ Шверник, а через пятнадцать лет, когда полных Кавалеров ордена Славы приравняли к Героям Советского Союза, ему был выделен дачный участок в поселке Клязьма, на берегу водохранилища, по соседству с писательскими дачами.
... Память ярко выхватила из сумрака Женечку-медсестру военно-санитарного поезда, увозившего его в тыловой госпиталь. Ранение было критическое: осколки иссекли брюшную полость, и, несмотря на сделанную в полевых условиях операцию, началось заражение крови. Она находилась рядом все свободное время, постоянно смачивала водой пересохшие, горевшие лихорадкой губы, держала за руку и шептала:
- Солдатик, не умирай, смотри на меня, ты меня еще на свидание пригласить должен будешь...
И в поезде, и в госпитале хирурги удивлялись: с такими ранениями не выживают - это чудо, а Павел всегда был уверен: это ее энергетика, чистая, беззаветная вытащила его с того света. После госпиталя он пытался ее отыскать, но в военное время это было не просто. К тому же 39 армия, куда его направили после снятия судимости, была переброшена на Дальний Восток, там опять ранение, снова госпиталь... Он искал ее после войны, но на запрос пришел ответ: военно-санитарный поезд Љ... расформирован в мае 1945 года, а фамилию он так и не узнал.
И вот, двадцать лет спустя, когда уже была потеряна надежда, судьба постучала в окошко в образе соседки по участку, тети Фиры:
- Пашенька, ой-вей какой гембель, у Кешеньки, чтоб он сдох, опять сбой ритма...
Фира Марковна была еврейка, причем из Одессы, поэтому даже о серьезных вещах она говорила с изрядной долей качественной иронии и неповторимого шарма уютных, всегда завешанных стираным бельем двориков старой Молдаванки.
У соседской калитки уже стоял РАФик скорой помощи, в комнате лежал на тахте бледный Иннокентий, а рядом на стуле колдовала фонендоскопом женщина-врач. Доктор сидела спиной, но нечто неуловимо знакомое почудилось в ее облике, она обернулась
- и Павел узнал глаза, снившиеся ему последние двадцать лет. Это была его фронтовая медсестра Женя. Конечно, уже не та семнадцатилетняя девочка, которую он хоть и в полубредовом состоянии, но запомнил и полюбил на всю жизнь, а взрослая, строгая и по-прежнему ослепительная женщина. Их глаза встретились, чтоб уже больше никогда не расставаться...
Они прожили счастливо шесть лет, когда случилось нелепое и неожиданное.
На очередном вызове в машину скорой помощи заскочил наркоман и, угрожая ножом, принялся отнимать чемодан с лекарствами. Она не испугалась, попыталась сопротивляться и получила удар ножом. Смертельный...
Наркоман был, как сейчас говорят, мажором, а потому родственники задействовали все возможные рычаги влияния. Экспертиза обнаружила у парня душевное расстройство, его закрыли в спецбольницу, потом через несколько лет благополучно признали не опасным для общества и выпустили.
Павел нашел его. Потом, через несколько месяцев. Узнал адрес, позвонил в дверь. Зачем, он так себе и не ответил. Сначала думал просто поговорить, посмотреть в глаза, но он всегда знал, чем все закончится...
Если не работает правосудие - ему на смену приходит самосуд.
Павел сам вызвал милицию, добровольно написал чистосердечное признание и получил семь лет строгого режима. Учитывая прошлые заслуги и отсутствие отягчающих вину обстоятельств, его не стали лишать наград и званий.
Освободился по амнистии к 40-летию Победы, не досидев до конца срока два года, вышел и уединенно замкнулся...
- Не продается, - сухо ответил он в трубку.
***********
- Как вопрос решать будем? Старик уперся.
- Вы объяснили, что за эти деньги он может купить себе приличную квартиру или дом в области.
- Да, но я же говорю, упертый.
- Нам нужен этот участок. Родственники у него есть?
- Нет никого, детей нет, близких родственников тоже - он один. За ним в коммуналке комната осталась, так там какой-то дальний родственник жены живет.
- Тогда решайте вопрос тихо и радикально, как подпишет- в расход, а с родственником потом поговорите предметно: думаю он только обрадуется, если дедушка пойдет за грибами и не вернется.
- Он ветеран, полный кавалер ордена Славы, могут быть проблемы.
- Да кому они теперь, эти ветераны-кавалеры нужны? Homo homini lupus est - человек человеку волк...капитализм на дворе, братец.
Он нечасто выбирался в город. Да и что там делать? Так иногда, когда кончались припасы, или снасти для рыбалки. Тогда он ездил электричкой на ближайший к его поселку рынок.
Уже вовсю темнело, он неторопливо шел домой по безлюдной лесной дороге со станции, когда рядом притормозила иномарка. Из автомобиля выскочили два молодых человека, один неожиданно резко ударил в живот. Павел выкатил глаза и, хватая ртом воздух, стал оседать на землю. Бандиты подхватили обмякшее тело и бросили в багажник легковушки.
Машина рванула с места и, загребая гравий, окутанная пылью, исчезла за поворотом.
***********
...Пятеро разведчиков ползли среди снежной пустыни, вжимаясь в ледяной наст и цепенея от каждой вспышки осветительной ракеты. До первой траншеи оставалось несколько метров. Наконец земляная насыпь. Бруствер окопа. Разведчики змеёй вползли внутрь.
Разгоряченные тела в морозном предрассветном мареве обволакивало паром, бойцы неподвижно притихли, прижавшись к ледяным бревнам наката. Над позициями висела тягучая зимняя тишина, и только редкие часовые время от времени пускали в морозное небо ракеты, да из тёплых блиндажей слышался неясный шум.
- Будем брать у блиндажа, - показал жестами командир, - нужен офицер.
Разведчики рассеялись и замерли в ожидании, их маскхалаты растворились среди стылых накатов и грязных сугробов. Наконец дверь землянки открылась и из клубков пара показалась расхристанная фигура едва стоящего на ногах, разгоряченного шнапсом немца.
-Гауптман, - отметил про себя командир, увидев три блеснувших серебром ромбика на серых погонах ,
- Берём, - он молча указал пальцем и ближайший к офицеру разведчик ловким прыжком сбил с ног и оглушил спешащего по нужде офицера. Бесшумно вынырнул еще один боец, жестко сунул в рот кляп. Они умело и быстро "спеленали" пленного, перекинули через насыпь и исчезли в тумане.
Командир показал два пальца Павлу и его другу, потом указательным пальцем на уползающую группу и поднял сжатую в кулак руку над головой - это означало: мы уходим, вы чуть отстаете прикрывать...
***************
Он ощутил, что пришел в себя. Ощутил потому, что, несмотря на открытые глаза, было абсолютно темно. Пошевелил телом: все работало, правда, затекшие в тесном пространстве конечности жгло неприятной болью.
Судя по всему багажник, он пытался вспомнить: скорость медленная, трясет, на ухабах проваливается до тошноты, наверняка какая-нибудь разбитая лесная дорога. Уже, может, и могилку где-то выкопали, мелькнула мысль. Страха не было. Была хладнокровная фиксация событий, оценка причин и следствий. Фронтовые будни в немецком тылу когда-то давно приучили быстро думать, еще быстрее действовать и спокойно, по-философски, относится к смерти.
Даже руки не связали, обидно как-то, он усмехнулся и снова закрыл глаза.
...Тогда, в январе 1945, на границе Восточной Пруссии ему не повезло. Исчезновение офицера заметили почти сразу, поспешившие в погоню егеря отсекли группу прикрытия, а с позиций накрыли миномётным огнём. Товарищ погиб сразу, а Павла, оглушенного, взяли в плен. Но фортуна улыбнулась. При перевозке в штаб армейского корпуса, на немецкий конвой совершила налет диверсионная группа фронтового подчинения, возвращавшаяся из рейда по тылам 3-ей танковой армии. Разведчики решили напоследок "распотрошить" штабную колонну...
После возвращения Павел был задержан и доставлен в проверочно-фильтрационный лагерь СМЕРШ. Его допрашивал уже немолодой следователь майор. Не бил, не кричал, а только пунктуально и нудно день за днем спрашивал одно и то же: как погибла группа (из его товарищей тогда никто не вернулся), каким образом оказался в плену, какие и кому давал показания и так далее, все по кругу, параллельно проверяя полученную информацию... Потом на одном из допросов, налил чаю и сказал грустно:
- Нормальный ты парень, геройский даже, награды боевые: два ордена Славы, Красная Звезда, "За отвагу", но в плену был, приказ два два семь знаешь, готовься к трибуналу. Я сделал все, что мог, пойдешь в штрафную роту на месяц-два, а там как,- он молча показал пальцем в потолок,- Он даст...
Так он попал под Кенигсберг. В 47 отдельную армейскую штрафную роту 43 армии Третьего Белорусского фронта. И врагу не пожелаешь. ...
Кенигсберг был тот еще орешек. Советские войска тогда впервые столкнулись со столь сложной системой фортификационных сооружений, увязанных вместе с городскими постройками и каменными зданиями предместий в единый мощный укрепленный узел, состоявший из трех колец обороны.
Первое кольцо - внешний обвод - имело по несколько траншей, с ходами сообщения и укрытиями. В 6-8 км к востоку от крепости они сливались в один оборонительный рубеж (шесть-семь траншей с многочисленными ходами сообщения). На этой позиции насчитывалось 15 старых, укрепленных и переоборудованных фортов с артиллерийскими орудиями, пулемётами и огнемётами, увязанных в единую огневую систему. Каждый форт был подготовлен для круговой обороны и фактически являлся крепостью с гарнизоном 250-300 человек. В промежутках между фортами размещалось полсотни дотов и дзотов. Все это было щедро переплетено проволочными заграждениями и густо покрыто минными полями.
Во второе кольцо обороны гитлеровцы превратили окраину города и постройки предместий. Германские военные, отличавшиеся в боях, оседали в Восточной Пруссии и получали на льготных условиях земли под фольварки. Но застраивать их должны были по утвержденному военным командованием плану, что позволило создать в кратчайшее время непрерывные, непроходимые линии обороны. Кроме того, возведенные прямо на улицах дзоты и переделанные в огневые точки каменные здания соединялись баррикадами, путь к ним преграждали проволочные заграждения, многочисленные противотанковые ежи и надолбы. Все вокруг плотно и глубоко минировалось, включая чердаки и подвалы.
Третье кольцо состояло из 9 бастионов, равелинов и башен крепости XVII века, заблаговременно подготовленных к длительной осаде. В подвалах крепости были созданы огромные запасы оружия и продовольствия, действовали мини-госпитали и небольшие ремонтные заводы, башни и форты соединялись подземными ходами с хитроумными ловушками для непосвященных.
Крепость и город обороняли отборные подразделения вермахта и одурманенный пропагандой о зверствах Красной Армии фольксштурм общей численностью около 100 тысяч человек, имевших на вооружении около 4000 тысяч орудий и миномётов, более 100 танков и 170 самолётов.
Павел помнил тот бой до мельчайших подробностей. Их штрафной роте была поставлена задача провести разведку боем позиций около одного из фортов. Двухметровые каменные стены не брали даже 246 килограммовые снаряды мортир особой мощности. Необходимо было выявить уязвимые места в обороне и найти способ проникнуть внутрь неприступного бастиона. Рота штрафников, усиленная штурмовиками саперно-штурмовой бригады, молча пошла в атаку. Не считаясь с потерями, они преодолели широкий, наполненный ледяной водой ров и ворвались в траншею, преграждавшую выход к бойницам крепости. Завязалась рукопашная схватка.
Траншею обороняли солдаты РОА- драка была жестокая. Власовцы бились стойко и до конца. Они прекрасно понимали: в плену их ждет расстрел, но и штрафники знали, за что воюют...С остервенением русские кромсали русским плоть штык-ножами и саперными лопатками, стреляли в упор, выдавливали пальцами из глазниц глазные яблоки и рвали лица зубами - гражданская война, начавшаяся в 1918 в Российской Империи все еще продолжалась на родине философа Канта.
После тяжелой схватки, во время короткой передышки, перед бойцами, вповалку лежавшими на дне окопа неожиданно возник лейтенант, командир взвода штурмовиков.
- Ребятки,- обратился он к штрафникам,- нужно взять взрывчатку и подложить вон под тот угол башни. У меня из саперов пять человек осталось, а взрывчатки тонна нужна, так что поступаете в мое распоряжение. За мной!
Они развернулись и, пригнувшись, побежали к раскуроченному артиллерией старинному равелину, вплотную примыкавшему к массивной башне форта. Там, среди вывороченной арматуры оплавленного порохом железобетона и куч битого кирпича, виднелся почти заваленный вход в полуподвальное помещение. Войдя внутрь и закрывая руками носы от гари и оседающей пыли, бойцы увидели несколько десятков ящиков, набитых противотанковыми минами.
- Вот этим добром, мы добавим мощи. Берем, сколько можем, - и погнали.
Они разбили ящики, нагрузились минами и тяжело, ползком, цепляя одеждой и телами за колючую проволоку, двинулись к полукруглому остову мощной башни форта. Пользуясь тем, что силы гарнизона были отвлечены на вытеснение штрафников, красноармейцы уже вплотную подобрались под каменное основание, но их заметили. Под ураганным огнем они, сметаемые пулями и осколками, уложили мины, саперы установили фугасный заряд. Осталось отползти, привести в действие дистанционный детонатор, но взрывами мин разметало на части провод идущий от динамо-машины , а пристрельный пулеметный огонь из бойниц башни срезал не только всех саперов штурмовой группы, но и штрафников, которые отстреливались, прикрывая штурмовиков. Павел видел, как взрывом накрыло лейтенанта, как огненный смерч с пугающей быстротой выкашивал его боевых товарищей по штрафной роте. Шансов выжить и выполнить боевую задачу оставалось катастрофически мало и тогда Павел достал противотанковую гранату, и не думая метнул ее в груду приготовленных к взрыву боеприпасов.
Мощнейшая энергия полуторатонного взрыва играючи разрушила стену между бастионами и обрушила часть башни, пробив в основании метровую брешь...
Павла нашла санитарная собака. Под завалами, почти через сутки после штурма. Уже в госпитале он узнал, что выжило только двое: он и лейтенант. Лейтенант был представлен к званию Героя Советского Союза, а представление на Павла отодвинули, видимо, решив, что штрафнику достаточно будет возвращения в родную разведроту.
*********
Наконец остановились. Лицо ослепил яркий свет, за воротник схватили крепкие руки и выволокли на траву. Мужчина поднялся на ноги и осмотрелся.
Они находились на краю какого-то глубокого карьера. Рядом стоял гладко причесанный человек в добротном костюме с черной кожаной папкой в руках, и один из боевиков, поигрывавший пистолетом. В двух шагах от человека в костюме, на краю котлована, широко расставил ноги другой громила с автоматом. Поодаль, ближе к автомобилю, нагло скалились еще двое.
Психологически подавляют,- подумал Павел и вспомнил, как в плену с ним беседовал офицер Абвера:
-Вы разведчик, а значит уже немножко профессионал,- говорил по-русски с небольшим акцентом немец, откидываясь в кресле и непринужденно-медленно пытался пустить кольцами табачный дым,-а профессионал, если не успевает застрелиться или глотнуть ампулу с ядом, начинает сотрудничать, потому что понимает: к конце концов он расскажет все. Но в каком состоянии после этого будет? Ведь как обидно и досадно быть уже сломленным, искалеченным и умирающим куском мяса, ясно осознавать, что все равно сдался, выдал информацию, что для своих уже навсегда предатель, но-поздно...
Старик вдруг обмяк, губы задрожали, он заговорил почти шепотом:
- Не убивайте! Прошу, я, согласен, я продам.
- Смотри, он, падло, сейчас в штаны наложит от страха.
Стоявший у ямы положил оружие на плечо и расслаблено улыбался.
...Когда-то, еще в 1942, в диверсионной школе, им курсантам много раз повторяли: бывают ситуации, когда очень важно усыпить бдительность. Неважно как: взмолись, заплачь, обоссысь у него на глазах, главное, если хочешь выжить, дай ему видимое превосходство, расслабь ...
Он упал на колени, воткнув руки в рыхлый песок, продолжая жалобно упрашивать.
- Брать нужно было, когда давали, а сейчас, дед, или подписывай дарственную, или... - стоящий рядом, видимо, старший взвел пистолет.
"Дед", с необычной для его возраста легкостью вскочил на ноги и сыпанул в лицо стрелка две большие горсти песка. Одновременно ударил локтем в живот человека с папкой и толкнул его на стоящего с краю обрыва боевика с автоматом. От столкновения они потеряли равновесие и, ломая шеи, покатились по почти отвесному глубокому склону карьера. Ослепленный бандит выстрелил, пуля обожгла Павлу шею. Не давая второго шанса, он жестко рубанул ладонью по локтевому сгибу руки, держащей пистолет, а другой рукой прихватил пистолет за ствол снизу и с силой вбил его в лицо. Тяжелая вороненая сталь легко раскрошила переносицу, вонзив острые осколки носовой и треснувшей височной кости в мозг. Он резким движением вырвал взведенный пистолет и два раза выстрелил, почти не глядя, на движение, в оставшихся и опешивших парней. Рука бывшего диверсанта, надежно тренированная четырьмя годами хождения по краю в ближних немецких тылах и действующая уже независимо от сознания, не дрогнула и даже спустя сорок лет не промахнулась...
Но дрогнуло сердце.
Он сидел на краю обрыва и плакал. Тело сгорбилось, руки дрожали. Он, проживший такую непростую жизнь, не понимал для чего жил, ради кого воевал...Что должно было случиться в стране, какой дьявольской энергией ее окутало, чтоб вот так вот, среди бела дня, можно было похитить человека, до смерти запугать, отнять имущество, запросто и без последствий убить. А ведь возможно к ним, к его несостоявшимся убийцам, он, украшенный орденами, приходил в школу, рассказывал о войне, о тяжелом подвиге народа, с таким трудом вырвавшего Победу. А они увлеченно слушали и мечтали стать героями...