По давней привычке Гордиан Пенья поднялся с рассветом. Как обычно, совершил утреннее омовение и вышел в атрий, осведомившись у управляющего, проснулись ли домочадцы. Выяснилось, что светлейший эредар и его супруга не покидали опочивальню, девочки тоже еще спят, а молодой Гай провел ночь в Цитадели в казармах статор-гимнетов, но намерен навестить семью нынче днем, когда служебные обязанности оставят ему для этого время.
Гордиан кивнул. В отличие от деда и отца, внук явно намеревался прославить семью на военном поприще, что было, несомненно, похвально. Хотя и не очень желательно, учитывая некоторые обстоятельства. Несколько последних поколений Повелителей Волн не были особенно удачливы в потомстве. Рождение Ремо стоило жизни его матери, и Гордиан, обожавший супругу, не взял другой жены, хотя и понимал, что пренебрегает долгом перед Домом Волн. Оставалось надеялся на внуков, но брак эредара Ремуса с Цецилией Надорэа принес семье Пенья пять дочерей, и лишь одного сына. Теперь восемнадцатилетний Гай мечтает сделаться адъютантом кого-нибудь из прославленных военачальников, однако разумно ли это? Война, как известно, не спрашивает, кто единственный наследник в своей семье. Гордиан в свое время положил немало усилий, убеждая сына посвятить себя более мирным занятиям. Убедить Ремо было тем труднее, что сам Гордиан, никогда не жаловавший военных и вообще не любивший ничего, связанного с армией, успел-таки в юности сразиться несколько раз с марагами - теми самыми, с которыми теперь по долгу экстерриора пытался договориться его сын. Да, гражданские должности временами тоже небезопасны и требуют военной выучки, варвары своенравны и безрассудны - счастье еще, что Зверь, сотворенный Алкести Раканом, изрядно поубавил им наглости. Несмотря на то, что прошло уже больше девяноста лет, легенды о юном "гальта-ригсе" обрушившем на головы врагов гнев всех стихий, живы до сих пор...
Можно, разумеется, попытаться пристроить Гая адъютантом к Эгнацио Марикьяре, но внук жаждет подвигов, и, пожалуй, сочтет подобное назначение издевательством: ведь Южная армия не воюет, а больше поставляет пополнение Западу, Северу и Востоку. Едва ли это понравится мальчику больше, чем его нынешняя должность. Юность жаждет опасности, сражений, им скучен ежедневный незаметный труд на благо державы. Вступая в гвардию, юный наследник рода Пенья мечтал охранять своего анакса в боевом походе, но был вынужден остаться в Городе, будучи волею государя назначен адъютантом кентарх-примария Латония Глабра, командующего охраной анаксэа-матери. Какое разочарование для юноши, уже видевшего себя вторым Фульгатом! По причине сего несчастья Гай пребывал в печали и огорчении с того самого дня, как войско покинуло Гальтары. Подумать только! Караулить капризную немолодую женщину, когда другие совершают подвиги рядом с Четырежды Божественным! Будь Гордиану восемнадцать, он бы тоже огорчился. Потому что лишь время и опыт способны разъяснить юным героям, что к чему. Только в наивные восемнадцать лет можно искренне считать, что от кудахчущих в Малом Дворце напыщенных фазанов не может быть никакого вреда. Еще как может. И куда больше, чем от несчастных варваров - те пакостят на границах, а не в сердце Анаксии...
В Цитадели нынче не ожидалось никаких неотложных дел, а Городской Совет Гальтар должен был собраться лишь в следующем месяце. И слава Абвениям, ибо Они видят, как Повелитель Волн устал от дворцовых склок, интриг, змеиных улыбок и прочей пакости, скапливающейся вокруг власти, как мухи вокруг фиала со сладким гайифским вином. С каждым днем Гордиан все острее ощущал свой возраст. Все чаще являлась мысль сложить почетную, но уж слишком хлопотную для шестидесяти с лишним лет должность астиарха, оставить Гальтары и переселиться в родовое поместье. Аодани - умница, но временами с ним тяжело. Правда, с его отцом приходилось не легче, но тогда Гордиан был моложе.
Цецилия и недавно возвратившийся из долгой поездки на север Ремо несомненно имели право после разлуки насладиться покоем и друг другом, поэтому Гордиан решил не тревожить невестку с сыном, и не дожидаться их, а приказал подать себе завтрак в маленькую Виноградную столовую, искусно устроенную на островке посреди небольшого пруда, соединенном с берегом ажурным мостиком. Изящные портики и беседки, оплетенные самыми разнообразными вьющимися растениями от виноградных лоз до багряноземельского пурпурного плюща, вошли в моду еще на Изломе, при государе Аримнести Беспечном, и это было, пожалуй, самое долговечное и приятное из всего, что подарило Анаксии упомянутое царствование. И единственное пристрастие, которое астиарх разделял с анаксэа-матерью...
Задумавшись, Пенья даже не услышал как его окликнули, и заметил слугу, только когда тот обратился к нему вторично.
Гордиан вздохнул. Похоже, опостылевшие дворцовые склоки намеревались догнать его даже здесь. Досада Повелителя Волн была тем острее, что Виноградная столовая являлась тем неприкосновенным убежищем, где ему до сих пор удавалось скрываться от неизбежной суеты, царящей во всяком дворце высшего эория, переполненном множеством слуг, просителей, домашней стражи, заявившейся откуда-то из провинций младшей родни во Прародителе, их слуг, родственников слуг и стражи, и прочих приживалов, искренне полагающих, что хозяин обязан их содержать.
- Просите, - кивнул Пенья, намереваясь с достоинством принять неизбежное. Странно, он раньше не замечал, что кто-то из слуг заикается...
Пожилой офицер-гвардеец был совершенно сед, хотя кроме этого почтенные годы мало на нем сказывались. Не знай Гордиан, что визитер старше его почти на десять лет, ни за что бы не поверил. Невысокий, крепкий и мускулистый, гость не выдавал своего возраста ничем, кроме седины и морщин, которых тоже было куда меньше, чем можно ожидать на восьмом десятке. Будь сейчас времена Богов, Гордиан заподозрил бы, что к его посетителю проявила благосклонность какая-нибудь Их спутница...
- Эй, парень, вели там, чтобы нам подали вина и чего-нибудь к нему! - добавил гость, обращаясь к слуге, впавшему из заикания в столбняк.
- Лэйе Ундэ! - ахнул Повелитель Волн, подумав, что произошедшее со слугой вполне понятно. Не каждый день в дом в качестве посланника заявляется человек, чье имя с трепетом произносят все как законопослушные, так и не очень, граждане Золотой Анаксии, - С каких пор ты стал курьером, эорий Гестий?
- С тех пор, как наш государь вспомнил об одном долге, исполнение которого он до сих пор откладывал, - туманно пояснил ипостатиарх и Тайный Щит Анаксии Гестий Греда, - Сказать по чести, я боюсь думать, что именно могло напугать Аодани до такой степени... как ни странно, мой собственный курьер еще не прибыл, а Четырежды Божественный скуп на подробности.
- Признаться, сейчас уже ты пугаешь меня! - укоризненно произнес Гордиан, указывая гостю на скамью. - Что-то произошло?
- То, о чем не должны знать в Малом дворце, пока анакс не объявит о своем намерении самолично, но что касается нас с вами больше, чем кого бы то ни было. - Гестий извлек из пояса тонкий бумажный лист, свернутый в трубочку, и протянул Повелителю Волн.
- Благодарю, - кивнул астиарх, принимая послание. Тратить время на возражения и напоминания о тайне он не стал - если Гестий счел нужным показать письмо анакса Гордиану, значит - считал это допустимым.
Письмо было датировано двенадцатым Летних Молний. Десять дней. Гонец, видимо, очень торопился, если так быстро добрался от Кадарнии до Гальтар... Государь извещал, что остановится в Кабитэле, куда и следовало высылать встречающих. Намерение анакса по возвращении в столицу предать суду Субрия Агустала не вызвало у Повелителя Волн ни малейшего удивления, Пенья опасался чего-то подобного. Вот она, тень Малого Дворца! Аодани вручил своему двоюродному брату Первый Марсаллийский легион дабы утихомирить анаксэа Ливиллу и ее приверженцев, донельзя возмущенных дарованием должности заместителя стратилата Запада божественно талантливому молодому военачальнику, главный недостаток которого состоял в том, что Галлио Сагитта не принадлежал ни к одному из Высоких Домов. А заодно - назначением Фаустиниана Анэрона из Дома Молнии на пост геренция. Ненависть "истинных эориев" к плебею Сагитте была объяснима, но вот что анаксэа имела против Анэрона, до сих пор оставалось для Гордиана тайной за шестнадцатью печатями. Нет... Как человека Аодани можно понять, но как государь он обязан отодвинуть в сторону свои сыновние чувства и приструнить мать и ее двор, иначе это плохо кончится.
- По поводу Субрия Агустала все ясно, он принадлежит к моему Дому. А вот почему намеренье анакса жениться касается нас больше, чем кого бы то ни было? - полюбопытствовал Гордиан, возвращая бумагу.
- Потому что ты - второй человек в Гальтарах после Четырежды Божественного, потому что ты - Глава одного из трех Домов, имеющих право предложить невесту, а также потому, что анакс имеет основания доверять тебе достаточно, чтобы мы говорили начистоту, если здесь, разумеется, не подслушивают. - невозмутимо перечислил Греда.
- Не беспокойся, Виноградная столовая специально поставлена так, чтобы подобраться было невозможно, - заверил Гордиан.
- Прекрасно, - кивнул Тайный Щит, - Будь моя воля, я бы сам попросил анаксэа и ее родичей подыскать невест - дабы точно знать, кого из богорожденных дщерей ни в коем случае нельзя осчастливливать венцом и ложем анакса, - но государь слишком любит мать, чтобы нанести ей подобное оскорбление...
- Ну почему же ни в коем случае? - пожал плечами Гордиан, - Взять в супруги девушку, принадлежащую к дому сторонников анаксэа-матери - достаточно разумная мысль. Это могло бы утишить страсти.
- Полагаешь? - Греда скептически поглядел на принесенный слугой серебряный винный кувшин, словно предложение, показавшееся ипостатиарху сомнительным, исходило именно от него, - Государь Адаларди так и поступил, и чем это обернулось? Как в сказке после ее окончания.
- Что ты имеешь в виду?
- Легенды. - Гестий наполнил кубок, - Отважные цари совершают шестнадцать подвигов, чтобы добиться руки прекрасной дочери тирана, колдуна или демона, дело обычно заканчивается свадьбой... Сказания умалчивают о том, каким же образом несчастным наследникам этих отважных царей удается потом выстраивать политические отношения с родней по материнской линии.
- Чаще всего ее уничтожают заблаговременно, - напомнил, улыбаясь, Гордиан.
- Разумный выход, - согласился Греда, - и, право, жаль, что четырежды божественный Адаларди в свое время им не воспользовался. Но я бы предпочел избавить нашего следующего владыку от печальной необходимости казнить и ссылать собственных родичей и отправлять в изгнание родную мать... Кстати, раз уж мы заговорили о легендах, эорий Гордиан, ты помнишь предание об Анэсти Красивом?
- Конечно. - кивнул Пенья. - Анэсти был счастливцем, ему баснословно везло во всем. Говорили, что одна из Дев Удачи влюбилась в него. Пока однажды везение не кончилось, и Анэсти не нашли мертвым в собственной спальне - как раз на следующий день после рождения первенца. Философы, рассказывая притчу ученикам, приплетают назидательную чушь об изменчивости счастья, тщете земного бытия, и чем-то там еще. Лично я, прочитав, в первую очередь подумал...
- Что смерть анакса сразу же после рождения наследника - это целых шестнадцать лет регентства. - закончил Греда. - Государь мало думает о своей безопасности, значит о ней должны подумать мы.
- Ты опасаешься...
- Опасаюсь, эорий Гордиан. - на невозмутимом лице Тайного Щита нельзя было прочесть и тени беспокойства - слова говорили больше, чем взгляд, - Надеюсь, ты не станешь уверять меня, что Ракан неприкосновенен лишь потому...
- Разумеется нет, мы же не дети, - Повелитель Волн осторожно отставил пустой кубок и придирчиво оглядел взятый с блюда золотистый абрикос, - Убийства анаксов - не новость, хотя прежде они бывали, если здесь уместны такие слова, семейным делом. Один Ракан убивал другого, а простые смертные утешались тем, что дела богорожденных - это дела богорожденных. Однако времена меняются, нравы - тоже, а люди так давно не видели Богов, что начинают сомневаться в их существовании. На государя Адаларди покушались не его братья...
- ...а братья его жены, - закончил Греда. - Конечно, ни один безумец не дерзнет поднять руку на единственного Ракана. До такого мы еще, хвала Абвениям, не дошли. Но, став не единственным...
Договаривать ипостатиарх не стал, и так все было ясно, как и то, что он прав. Слишком многое будет зависеть от того, кто окажется возле трона в случае преждевременного воцарения наследника... или кто сочтет себя вправе оказаться возле него.
- Значит...
- Значит - к делу, эорий Гордиан. Поиск невесты, разумеется, будет обставлен согласно обычаю, но ясно, что это лишь лицедейство, и деву нужно избрать заранее. Кстати... Не затруднило бы тебя пригласить сегодня вечером к дружескому столу светлейшего Амилиани Скипара?
- Стратега уже несколько месяцев нет в Городе, - напомнил Пенья.
- Теперь есть, прибыл сегодня ночью. - сообщил ипостатиарх, - Вместе со старым Кервой. Нет нужды гадать, на кого именно они оставили Западную Армию, наш молодой государь удивительно хорошо разбирается если не в людях, то в их возможностях... Однако, речь не о том. Невеста должна быть молода... хотя и не обязательно юна. Разумеется, девственница безупречной репутации. Умна, рассудительна. Не слишком уступчива, дабы не сделаться игрушкой в руках свекрови. Желательно - красива, чтобы наш августейший ненавистник брачных уз был утешен хотя бы этим... А главное - происходить из достаточно влиятельной семьи, безусловно верной Анаксии и государю, в то же время не поддерживать открыто ни одной из партий Совета... обладать склонностью отсылать с порога к закатным тварям и много далее всех, кто попытается втянуть ее в дворцовые склоки, но в то же время не быть совершенно наивной в вопросах политики.
- И где же мы найдем подобное соверше... - оторопело прервал Гордиан затянувшееся перечисление многочисленных и трудно сочетаемых достоинств, - Милосердный Унд! Сдается мне, я понимаю, для чего понадобился эорий Амилиани...
*****
- Благодарю, - Феано Скипара поставила чашу на поднос, который держал почтительный слуга. Вино было кислым, прохладным и некрепким, похожим на тот "уксус", что пьют солдаты в походе - такое лучше всего освежает в жаркий день.
Если бы дочь Стратега спросили, какое место в столице наиболее приятно ее сердцу, она без колебаний назвала бы "Лавку Орфидия". Богатый всадник Орфидий Либон, высокий, чуть полноватый, безукоризненно одетый немолодой мужчина, старомодно вежливый и предупредительный, был самым известным книготорговцем в Гальтарах, поставлявшим свой товар даже в Цитадель. Десятки переписчиков трудились денно и нощно, копируя самые новые из снискавших известность творений философов, поэтов и ученых. И не только. О чем бы ни начинали говорить в Академии или при дворе, эти произведения можно было отыскать здесь уже через неделю, а кроме того, Либон никогда не забывал о старых книгах и древних авторах. Истинное пиршество духа, тем более, что хозяин лавки давно знал Феано, и всегда приказывал слугам немедля докладывать о ее приходе, дабы услужить "прекраснейшей Астэре Литериона" самолично. Это еще более располагало девушку к Орфидию, поскольку, положа руку на сердце, в самом Литерионе астэрой ее считали далеко не все. Изрядное количество умудренных мужей полагало ее скорее Закатной Крысой, подгрызающей самые устои мироздания, и лишь знатность рода уберегала молодую эорию от травли, на которую многие из достойных философов были весьма скоры в отношении людей, не защищенных эорийской кровью и особым расположением анакса к их отцам.
- Известно ли моей госпоже, что в библиотеке Нимфидии недавно был обнаружен последний труд Павсания, ранее почитавшийся утерянным? - голос хозяина отвлек Феано от "Истории царствования Тайрани Мага".
Труд Павсания?
Задумавшаяся девушка не сразу сообразила, о чем ее спрашивают. Насколько Феано могла припомнить, Павсаний Древний был прославлен шестнадцатью обширными трактатами о сельском хозяйстве, изложенными строгим безупречным гекзаметром... Или Павсаний Лин - Распорядитель кухни при государе Эридани Щедром, оставивший после себя знаменитейший труд "Вкусы великих" - больше двух сотен объемных свитков с рецептами самых разнообразных кушаний, подававшихся к столу анаксов со времен Ухода Богов? Или же имеется в виду Павсаний из Каритины с его не менее подробными трудами, посвященными всем тайнам ложа любви, открытым автору, по его утверждению, бессмертными спутницами Анэма?
- Которого Павсания? - уточнила Феано.
- Древнего. - Либон расплылся в довольной улыбке, - Сейчас лучшие переписчики копируют его, дабы преподнести в подарок Четырежды Божественному и Повелителю Ветра.
- Это, несомненно, открытие, - согласилась дочь Стратега, сворачивая и откладывая в свою шкатулку выбранный свиток. - Но... ты уверен, благородный Орфидий, что государь Аодани и эорий Эрмио заинтересуются особенностями возделывания серебристых олив и разведения тонкорунных овец?
- О, нет! - вновь улыбнулся Либон, - В этой книге речь идет о надлежащем выращивании и воспитании боевых коней. Наш молодой государь обожает лошадей, а божественный Эрмио их разводит, оба останутся довольны подарком, я думаю... А вот, светлейшая Феано! - Орфидий указал на красовавшийся на отдельной подставке пожелтевший свиток, до которого страшно было дотронуться, - Истинная жемчужина, попавшая в мои руки совсем недавно. Гимн, посвященный великолепной Эстеллой ее последней возлюбленной, ваятельнице Ювелине, той самой, чьему резцу принадлежит лучшее из дошедших до нас изображений Эстеллы... Подлинник, написанный ее собственной рукой... Жемчужина! - Орфидий вздохнул, - А какие стихи! О, Эстелла, великолепная Эстелла! Право, как жаль, что такая прекрасная и талантливая женщина не пожелала подарить свою любовь ни одному мужчине... - Либон осекся и поспешил переменить разговор.
Феано едва заметно улыбнулась. Разумеется, если девушка в двадцать четыре года еще не замужем, и если ей приятнее беседовать о стихах Эстеллы, чем слушать скучнейшую приторную чушь, которую гордые сыновья столичных аристократов почему-то полагают приятной женскому слуху, то кто-нибудь, считающий себя умнее других, непременно сделает вывод, что и в любви она разделяет вкусы великой клавийской поэтессы. Эстеллида, звездная дева, презирающая мужчин, и находящая счастье в объятиях подруги... Кое-кто находит это романтичным...
Феано осторожно развернула свиток и пробежала взглядом столбик изящных каллиграфически выписанных строчек. При всех странностях, что приписывали дочери Стратега, ей до сих пор не приходило в голову украшать себя венком из укропа. Надо будет как-нибудь попробовать.
- Я беру, - улыбнулась Феано, - Но не эту, а копию. Подлинник уступаю библиотеке Литериона, полагаю, она пожелает приобрести его для себя.
- Весьма благородно, моя эория! - заметил книготорговец.
Феано вновь улыбнулась. Благородство было не при чем, она покупала книги затем, чтобы их читать. Подлинный свиток Эстеллы - сокровище, и место ему - в Литерионе, служители которого без раздумий отдадут за него столько золота, сколько весит... даже сам Орфидий, не то, что книга, так что благородство являл как раз Либон, предлагая Эстеллу ей, а не она - отказываясь. Там свиток будут всячески беречь, ограждая от насекомых, пыли и неосторожных рук, и непременно сохранят до возвращения Ушедших, но читать по возможности сами не станут и другим не дадут, дабы не привести в негодность. Монахи, удостаивающиеся должности Хранителей библиотек Литериона, обычно боготворят книги и терпеть не могут читателей...
- А чем еще ты можешь меня порадовать, эост Орфидий? - чуть кокетливо улыбнулась Феано, разворачивая лежавшие в отдельном ящичке "Дополнения к Красидию" Протасия Армельского.
Дополнения касались возражений упомянутого Красидия Эвфему, и девушка вернула их на место, мимолетно удивившись упрямству противников злосчастного Фероникийца. В свое время трактат "О Первопричине всего" изрядно нашумел, но с тех пор миновало сто пятьдесят лет! Феано полагала такую настойчивость неразумной и недальновидной. Об Эвфеме и его труде давно бы уже позабыли, если бы его противники сами не поддерживали интерес к нему куда старательней самых верных учеников...
- Прошу прощенья, светлейшая Феано, эти свитки проданы, - быстро проговорил Либон, - Это заказ уважаемого Эприя Бата. Ты ведь, должно быть, знаешь, что некоторое время назад в Литерионе вновь вспомнили Эвфема Фероникийского...
- Нет, - удивленно покачала головой Феано.
После того, как Аристенет Эоклейский своим знаменитым "Что она есть?" расколол эвфимианскую школу на три противоборствующих течения, ее адепты вот уже почти век проводили в нескончаемых пререканиях между собой относительно сущности предполагаемой Первопричины. Приверженцы Тимоэта Гайского настаивали на наличии у нее собственной личности, споря с последователями Ортигия Лоранэа, державшимися мнения, что Первопричина - начало безличностное. Особняком стояли ученики Антония Созиана, полагавшего Первопричину не Силой, а природным явлением.
- Мы с матушкой только вчера возвратились из поместья, я еще не успела посетить Академию... В Гайи и Агарии дело обстоит иначе, но Литерион не вспоминал Эвфема уже лет семьдесят... - недоумевающе добавила девушка.
- Вспомнили! - заверил Орфидий, - Уверяю тебя, вспомнили, светлейшая Феано! Ты ведь знаешь почтенного Клодиана Аргирина?
- Разумеется. - кивнула дочь Стратега, и опустила руку, помимо воли дернувшуюся к оправленной в серебро четырехлучевой звездочке, выточенной из синего коралла. - Он вернулся?
Клодиан Аргирин... Клодий... Два года! Боги Ушедшие, два года!
- Почтенный Клодиан три недели как возвратился, и уже успел прочесть в Академии несколько лекций. Если угодно, я специально посылал человека их записывать, и свитки вот-вот будут готовы.
- Угодно, - кивнула Феано, - Конечно же угодно. Но при чем тут Эвфем?
- Так вот, - продолжал Орфидий, - ко всеобщему удивлению, эосту Клодиану удалось узнать, что на востоке Багряных Земель, помимо воинственных морисских племен, обитает народ, именующий себя... как же... Он называл их как-то... Ах, да - гохоны. Народ этот - весьма просвещенный, культурный и благочестивый, каковой трудно было ожидать найти в столь отдаленных и варварских краях. Они поклоняются Ушедшим, и даже полагают себя чем-то вроде эориев... Да, они считают, что прародителями их племени были сын Лита и дочь Анэма, или что-то в этом роде, я не помню. Ученейший Василикий уже заявил, что намерен подать жалобу Первосвященнику Лита и обвинить Аргирина во лжи, святотатстве и оскорблении величества, ибо у Абвениев не могло быть иных детей, кроме божественных предков государя и основателей Высоких Домов...
- Вот как? - чувства, овладевшие Феано, более всего напоминали охотничий азарт, смешанный с восторгом.
Клодий верен себе! Его считали погибшим, когда он вошел в Главный Зал Академии с ворохом свитков - записей о направлении и характере морских течений, омывающих западное побережье Золотых Земель. Его успели оплакать вторично, когда Аргирин вернулся и, кощунственно отрицая авторитеты, заявил, что за Саграннскими горами нет никакого Саймурского царства, хотя руины нескольких отысканных им городов позволяют предполагать его существование в те времена, когда Богов еще не называли Ушедшими. Два года назад он в очередной раз на собственные деньги снарядил трирему и исчез где-то в Померанцевом море, одержимый идеей выяснить, действительно ли Багряные Земли имеют форму полумесяца, и есть ли за ними что-то еще. И вот теперь вернулся. С гохонами. Потомки Абвениев - в Багряных Землях - каково? Прощай, покой мраморных зал! Литерион будет кипеть и исходить лавой, пока Закатные Кошки не унесут Клодия выяснять, есть ли в Бирюзовых Землях внутреннее море, населенное говорящими рыбами.
- Эост Аргирин утверждает, что сам видел упомянутых гохонов, и, будучи ранен, провел среди них некоторое время. Их познания в медицине, по его словам, чудесны и ничуть не уступают нашим. Так вот, народ этот почитает не только Ушедших, но и некое божество, называемое ими Кабиохом. Сего Кабиоха они полагают Создателем Мира и Отцом Абвениев. Надо ли говорить, тимоэтианцы расценили это как подтверждение своей правоты, воспрянули духом и рвутся в бой. Боюсь, неуемный Аргирин оказал Абвениатской Церкви дурную услугу...
Дурную? Может быть, но новости стоили того, чтобы над ними поразмыслить. А Клодий! Она должна, просто обязана увидеть его! И как можно скорее.
- Я хотела бы сама поприветствовать эоста Аргирина.
- Нет ничего легче! Именно на сегодняшний вечер у него назначена следующая лекция в Академии... В Морской экседре.
- Прекрасно. Благодарю тебя, эост Орфидий. Значит, "Царствование Тайрани", стихи Эстеллы и басни Эпифана, - кивнула молодая эория, развязывая вышитый кошель. - И не забудь, что я жду Полидоровы "Диалоги".
- Немедля будут доставлены, светлейшая Феано... Позволь полюбопытствовать, ты сейчас в Академию?
- Не сейчас, - улыбнулась девушка, - Я собираюсь в дом Ларэа. Хочу навестить свою двоюродную сестру. Так что, если у тебя есть что-то для нее, я могла бы взять.
- Буду обязан, моя эория! - всплеснул руками хозяин, скрываясь за занавешенной вышитым покрывалом дверью, - Эвплий! Эвплий, кошки тебя... Я кого зову? Принеси заказ эории Арианы Ларэа! Да, там... Да что ты мне тащишь? "Крино"!
- "Крино"? - рассмеялась дочь Стратега. Подлинное жизнеописание знаменитой гетеры, возлюбленной двоих анаксов, сочиненное ею самой в старости, продолжало исправно находить читателей и век спустя. Между прочим, повествование изобиловало красивыми, хотя и довольно смелыми любовными сценами.
- Да, светлейшая Ариана собиралась прийти за книгой сама, но если ты, эория Феано... - взгляд хозяина лавки был понимающим, но не грязным, а добрым и лукавым. Да уж, вряд ли сестренка заказала такое с согласия матери и наставниц! Тетушка Матидия упала бы в обморок, узнав, что читает дочь.
- С радостью, эост Орфидий, - заверила Феано, - Передам из рук в руки.
*****
Вода была теплой, но не горячей, а ванна - небольшой и полукруглой, в форме половинки раковины-жемчужницы, поставленной на львиные лапы. Еще одна ванна, являющая собой вторую половинку раковины, стояла с противоположной стороны квадратного бассейна восемь на восемь локтей, стенки которого были выложены голубой плиткой, так что вода в нем казалась синей, словно в священном озере Унда в горах к северо-западу от Города. Ариана Ларэа блаженно лежала в воде, полуприкрыв глаза и любуясь солнечными лучами, падавшими на мозаичный пол сквозь цветные стеклышки витража. Витраж задерживал изрядную часть дневного света, зато надежно скрывал от нескромного взора все, происходящее в купальне, окно которой выходило в хозяйственный дворик. Оттуда слышались веселые голоса перекликающихся слуг, смех и сочные шлепки - кухонный прислужник отбивал осьминога, старательно лупцуя несчастной морской тварью о каменный пол. Потом повар сварит осьминога в кипятке с солью, сельдереем и дорогими багряноземельскими приправами, аккуратно очистит и потушит в оливковом масле, с лимонным соком и острым пряным соусом. И уж верно, на вечернем пиру никто из гостей даже мысленно не похулит вкус угощения. Впрочем, сама Ариана с детства предпочитала тушеному или запеченному в пироге осьминогу чашку того бульона, в котором его варили...
- Госпожа! Только что приехала светлейшая Феано. Она сейчас в атрии, - сообщила, выглянув из-за прикрывавшего двери занавеса, Паисия - полная, улыбчивая и добродушная женщина средних лет, облаченная в бледно-голубую тунику с длинными подвернутыми рукавами. - Что ей сказать?
- Феано приехала! - дремоту сняло, как рукой, Ариана так и подскочила, расплескав воду на мозаичный пол. Одаренная от щедрот Богов лишь одним занудным и много о себе понимающим братом, она пламенно обожала свою красивую и умную двоюродную сестру. И немножко, совсем немножко ей завидовала - без капельки злости или неприязни. - Узнай, не пожелает ли она освежиться перед обедом, и, если да, пригласи... Спроси, не наполнить ли вторую ванну и распорядись, чтобы принесли еще полотенец.
Массажистку? Эоста Эулалия была рослой, могучей женщиной, способной размять даже стальную мускулатуру легионера. Ариана временами боялась, что ее кости не выдержат такого натиска. Впрочем, дело свое Эулалия знала хорошо.
- Нет, мне не надо... - После массажа Ариане всегда хотелось спать, а принимать гостью сонной и зевать за столом недостойно истинной эории. - А Феано - как захочет...
- Сестренка, - радостно воскликнула Ариана, оборачиваясь, - иди сюда, смой с себя книжную пыль!
- Не премину, - с улыбкой отозвалась вошедшая Феано, отстегивая фигурную кадарнийскую фибулу в виде четырех замысловато переплетенных золотых змеек, и позволяя плащу соскользнуть на узорчатый пол, - Спасибо, Ариана. Сегодня жарко... А где моя тетушка?
- Как это - где? - удивилась Ариана. - Она - зоста божественной анаксэа, и сегодня ее день. Матушка уехала в Цитадель еще рано утром... Паисия, позови Нехи, куда она пропала?
- Прошу прощенья, я здесь, моя эория... - Нунехия, личная служанка Арианы, племянница Паисии - юная, рыжеволосая, веселая и крепкая, какими обычно и бывают девушки, взятые в услужение из отдаленных сельских поместий, - вошла с полотенцами.
- Полей мне на волосы...
Нунехия, отложив полотенца, немедля опрокинула на свою хозяйку кувшин теплой воды, помогая выполоскать густые длинные пряди.
- Высушить тебя, госпожа?
- Нет, оставь полотенца там... я еще искупаюсь в бассейне вместе с Феано. Можете идти! - последняя фраза относилась к обеим служанкам.
Феано подняла руки к волосам, собранным в простой, но красивый узел. Убедившись, что вороные пряди уложены надежно, сбросила зеленую тунику, и, остановившись перед большим бронзовым зеркалом, вделанным в стену, подняла руки, принимая позу знаменитой Танцующей Астэры великого Лисандра.
- Я совсем забыла, что тетя сегодня во дворце... - Феано сделала несколько плавных движений ритуального Танца Волн, который танцуют девушки в праздник Летнего Излома. Как и Ариана, она не стеснялась наготы: Боги сотворили людей прекрасными, и человеку незачем стыдиться своего тела. Хотя, разумеется, скромность повелевает женщинам и мужчинам скрывать себя от взоров друг друга, если они не супруги...
Ариана покосилась на сестру с нескрываемым восхищением. Феано и впрямь была похожа на спутницу Богов: довольно высокая, но легкая, гибкая, изящная, с изумрудными кошачьими глазами фульги. У кого, кроме астэр, бывают такая тонкая талия, такой безупречной формы груди, такие округлые, словно старинная амфора, бедра, такие точеные ножки! Во всяком случае - не у Арианы Ларэа... Девушка отжала волосы, переступила через край ванны, и на мгновенье остановилась, задержав придирчивый взгляд на своем отражении. Увы, если Ариана и напоминала астеру, то никак не эвро и не фульгу. Да, ее пышные каштановые с золотым отливом косы были хороши, но в голубых глазах не скрывалось никакой тайны, а главное, в сравнении с совершенными формами сестры она выглядела значительно... хм... круглее.
- Феа, как ты так умудряешься? - с ноткой зависти вопросила Риа, копируя позу Феано, - Ешь все, что захочется, в палестры не ходишь... Хотя понятно - ты же сласти не любишь. А я вот не могу понять - как можно видеть, что рядом лежат пирожки или засахаренные фрукты, и спокойно смотреть на них, не пытаясь съесть... В сравнении с тобой я такая толстая! - закончила девушка унылым голосом.
- Брось, Риа! - рассмеялась Феано, усаживаясь на край бассейна и опуская ноги в воду. - Ты вовсе не толстая. Ты пухленькая. И тебе это идет. Твой будущий...
- Ради Богов не произноси слова "муж"! - взмолилась Риа, соскальзывая в бассейн и окунаясь с головой. - Только не ты, Феано, от тебя я этого не вынесу! Лучше иди ко мне, поплаваем...
За прошедший со дня шестнадцатилетия год подруги и родственницы успели прожужжать Риа все уши на наиважнейшую для девушки тему жениха. Спасибо хоть, Фотидию Варда, с которым Ариану обручили в возрасте восьми лет, хватило глупости прижить сына от какой-то цветочницы. Отец разорвал помолвку. Слава Унду, дарующему людям потомство! Окажись ребенок девочкой - и Ариана уже была бы замужем за почти незнакомым человеком. Зачем слагать и слушать песни о любви, если нет никакой возможности ее познать?
- Ладно, Риа, молчу, - Феано поболтала ногами и осторожно скользнула в воду, постаравшись не намочить волосы.
Хорошо ей! К ученым женщинам спокон веков никто не приставал с замужеством. "Астэры Литериона", в какой бы семье им ни довелось родиться, выходили замуж когда хотели и за кого хотели. Или не выходили вовсе, а если того требовали душа и плоть - заводили любовников, причем этими любовниками обычно оказывались великие поэты, увековечивавшие подруг в стихах. Или скульпторы. Или художники. Это было красиво и заманчиво, но чтобы гальтарское общество простило женщине подобный образ жизни надо было быть или ученой девой, как Феано, или куртизанкой... Гетерой, как знаменитая Крино, или Иароя, самая красивая и талантливая из актрис Анемейона, по слухам, вот уже несколько лет одаривающая наслаждением только двоих мужчин в Гальтарах: четырежды божественного анакса Аодани и его телохранителя Железного Атли, этого высоко поднявшегося варвара, которого смертельно ненавидят все настоящие эории. Отец не устает повторять, что анакс позорит себя - ведь древний обычай гласит, что мужчине не зазорно делить подругу только с названым братом. Как древние герои Эвтидий и Ликофон, чья дружба выдержала испытание любовью к прекрасной Мелиссе, так и не сумевшей выбрать одного из двоих...
- Госпожа, Паисия спрашивает, когда подавать обед и куда: в триклиний или в Розовую беседку, - прервала ее размышления высунувшаяся из-за занавеса Нунехия.
- Через полчаса в малый триклиний, - распорядилась Ариана, - Ты пообедаешь со мной, Феа? У нас сегодня готовят свинину под медово-уксусным соусом, или, если хочешь, можно приказать поджарить перепелов с оливками, а на десерт виноградное печенье...
- От перепела с оливками я никогда не откажусь. А для кого так старательно бьют морское создание? - Феано оглянулась и прислушалась к доносившимся со двора шлепкам. Несчастный поваренок, наверное, уже взмок от усердия, но ничего не поделаешь, осьминога следует отбивать не меньше часа.
- Это для вечернего пира. - Ариана взбила тучу брызг. - Отец устраивает дружеское застолье.
- Осторожнее! - испуганно воскликнула Феано и весело рассмеялась, прикрывая прическу, - Ты намочишь мне волосы, а мне еще ехать в Академию!
В Академию! Радость, охватившая Ариану, при известии о приезде гостьи, сложила крылья и поникла. В Академию... Это означало, что Феано останется разве что только на обед, иначе ей никак не успеть к вечерней лекции. А Риа так надеялась, что сестра пробудет до вечера...
- Вот так всегда! - пожаловалась Ариана, и со злостью плеснула водой в физиономию любующегося спящей девой крылатого эврота, украшавшего собой одну из четырех мозаичных розеток, выложенных на стене над бассейном. Мастер то ли оплошал, то ли поиздевался, но вид у эврота был нахальный до невозможности, а по лицу девы можно было судить, что грезится ей нечто весьма приятное, - Заглядываешь на минутку, и тут же готова умчаться к своим свиткам и философам! Ты сегодня читаешь лекцию?
- Нет, не я.
- Тогда зачем тебе ехать? Оставайся до вечера, - встрепенулась Ариана, - К отцу на пир нас вряд ли позовут, там будут только мужчины, но...
- Нет, не могу. - мотнула головой Феано, выходя из бассейна по мраморной лесенке, и подхватывая оставленное служанкой огромное льняное полотенце, вполне способное заменить ей пеплос... - Мне обязательно надо быть там сегодня. Вернулся Клодиан Аргирин... Кстати о свитках: пока не забыла, я взяла у Орфидия жизнеописание Крино.
- Ох... - выдохнула Ариана, - Как хорошо, что ты ее принесла! Я все никак не могла собраться поехать за ней. Куда бы мне ее деть, матушка меня убьет, если узнает. Я так боялась, что Орфидию надоест ждать, и он отправит ее мне с посыльным...
- Он бы этого не сделал, - с улыбкой заверила сестра, - Разве наш добрый Орфидий похож на погубителя неосторожных дев? Он мог отдать эту книгу только мне.
- Это утешает, - Ариана покосилась сквозь колеблющуюся воду на выложенную на дне бассейна довольно-таки смелое изображение рыбохвостой найери, соблазняющей анакса Тамирани на берегу Данара, там, где впоследствии построили Кабитэлу. Хвост найери переливался серебром, а на анаксе уже не осталось почти никакой одежды... Сколь странны человеческие воззрения на скромность! Позволять невинным девам ежедневно созерцать подобные сцены в купальнях, но запрещать читать о них!
Девушка вздохнула, выбралась из воды и принялась сушить волосы.
*****
- ...Мэтресса Береника испросила разрешения уехать на неделю к родне, так что тебя сами Боги привели, Феано... - Ариана кивнула служанке. Нунехия немедля наклонила над кубком молодой хозяйки белый раффийский кувшин, полный просвечивающегося сквозь полупрозрачные стенки рубиново-красного вина, того, что привозят из Гариканы. - Не скажу, что так уж обожаю мэтрессу Беренику, но... Как там у Иссэрциала: "Пищу вкушая один, уподоблюсь я зверю..."
- ...речи и чувства лишенному. - с готовностью подхватила Феано. - В дружестве - радость, а наслажденье - в беседе...
Вот только не от каждого сотрапезника дождешься дружества и занимательной беседы, это дочь Стратега прекрасно знала по философским пирам, на которых ей случалось не единожды бывать. Наставница Арианы, суровая, сухопарая, вечно с поджатыми губами мэтресса Береника никогда не вызывала у Феано ни малейшего расположения. Тетя с дядей могли бы найти и более приятную женщину, чтобы учить свою дочь правилам поведения истинной эории.
- Вот-вот, - кивнула Риа, - А Леонтиск бессовестно сбежал. Он видите ли обедает у Клеониссы! А я тут одна... Я надеялась что ты... Кто такой, кстати, этот Аргирин, что на нем свет сошелся клином? Я не припоминаю эорийской семьи с такой фамилией.
- Так он и не эорий, - пожала плечами Феано, несколько озадаченная новостью: быть приглашенными к Клеониссе даже на обед считалось у столичной молодежи за великую честь. - Я знаю Клео. - задумчиво проговорила девушка, - Мы встречались, когда она устраивала в своем доме философский пир для Бальбиллия и Грациана. Между прочим, она сочиняет неплохие стихи. Не Эстелла, но очень красиво...
Смуглая красотка Клео вызывала у Феано неподдельное уважение. По-настоящему красивая, наделенная безупречным вкусом, неизменно отличавшим ее при выборе не только украшений и одежды, но и любовников. И прекрасно образованная: своим знанием древней и нынешней любовной поэзии гетера Клеонисса вполне могла посрамить иных прославленных ученых мужей. Кто бы ждал такого от дочери разорившегося гайифского торговца! Клео хорошо потрудилась, и вполне заслужила свою нынешнюю славу второй гетеры Столицы, уже почти наступающей на край пеплоса великолепной Иарое. Кстати, вот кого порадовал бы свиток стихов Эстеллы! Феано подумала, что надо будет заказать Орфидию еще одну копию и послать Клео в подарок. И плевать, кто и что об этом подумает.
Но что нашла Клеонисса в юном, взбалмошном Леонтиске, отродясь не утруждавшем себя никакими занятиями, кроме гимнастических упражнений, и не располагающем собственными деньгами? Не иначе - наглядный случай проявления Закона Фесмогора. Притяжение противоположностей.
А ведь между прочим, два года назад Клеониссу навещал именно Клодий, пользовавшийся заметным предпочтением, хотя в то время он потратился на организацию своего очередного плаванья, и его дарами знаменитой гетере были только цветы. Теперь его возвращение вполне могло лишить Леонтиска ожидаемых радостей жизни... Странно, но эта мысль почему-то показалась неприятной. И вовсе не по причине огорчений, ожидающих двоюродного брата.
- Феа, ты улыбаешься, и у тебя блестят глаза, - сообщила Ариана самым торжествующим тоном, - Рассказывай скорее!
- О чем? - Феано опустила руку, коснувшуюся звездочки из синего коралла. Откуда же Клодий привез ее тогда? Синие кораллы встречаются куда реже белых или красных...
- Не о чем, а о ком. Об Аргирине, конечно! - Ариана вся горела любопытством, не иначе решила, что сестра наконец-то влюбилась. Какие глупости, они с Клодием никогда ничего друг другу не обещали. Феано спрятала звездочку в складках пеплоса. Ничего, кроме дружбы и уважения.
- Он, наверное, герой из песни, если у тебя такое лицо, когда ты о нем думаешь!
Что ж... Может быть...
Одни считали его героем, другие безумцем, третьи полагали, что одно другого не исключает. Двадцать лет назад скромный юноша-провинциал явился в Академию изучать землеописание. Молния ударила в почти остывший очаг. О кабительцах не зря говорят, что они не такие, как все. Земляку великого Полидора было мало чтимых трактатов, сочиненных великими древними, он хотел видетьи знать, и знать точно. Поскольку наставники искренне не понимали, зачем куда-то ехать и с опасностью для жизни что-то разыскивать, если есть книги, в которых все сказано, Аргирин махнул рукой и решил разбираться сам. Он исчезал внезапно, и появлялся, как солнце, вынырнувшее из волн на рассвете. Он водил корабли, он дрался, он торговал, он посвящал оды красоте обитаемого мира, волнам, летящему по ним кораблю и своей неугасимой страсти, но главное - искал. Искал ответы на вопросы, которые не боялся задавать.
- Да, пожалуй, герой, - согласилась Феано, - Риа, я с радостью осталась бы с тобой, но я обязательно должна увидеть его. А кроме того, я боюсь, что Василикий что-то замышляет... Он всегда терпеть Клодия не мог.
- А если пригласить его? - если у кого-то глаза сейчас и блестели, так это у Арианы. Бедная девочка, как ей, наверное, скучна эта жизнь на женской половине дома, жизнь благопристойной юной эории! Она ведь и выйти никуда не может без служанок или наставницы... - Я попрошу отца...
- Сомневаюсь, Риа. - Феано задумчиво съела крупную оливку, начиненную миндалем, растертым с зеленым лимоном. Да, так уж дядя Дексион и разбежится звать Клодия в свой дом! Они с тетей Матидией таких как Аргирин если и угощают, то не в триклинии, а на кухне. Со слугами.
Нет, Феано никогда не считала тетю и дядю дурными людьми, но их приверженность странно понимаемым "древним устоям" временами изрядно раздражала, тем более, что на самом деле ничего "древнего" в этих устоях не было, что мог смело утверждать любой человек, хоть сколько-нибудь сведущий в истории. Как раз в древние времена между эориями и плебеями не было такой резкой границы, как сейчас. - Видишь ли... Клодий не только не эорий, он даже не всадник... Хотя если на свете есть хоть сколько-нибудь справедливости, он должен получить перстень всадника из рук анакса. Никто до него не совершал плаванья вокруг Багряных Земель. Кто в наши дни из посвятивших себя Литу рискует жизнью во имя служения Ему? Я долго изучала жизнь Тайрани Мага, но я... нет, я не отважусь войти в Подземелья, чтобы воочию увидеть тварей, с которыми он сражался. Или коснуться знаменитого Капкана Судьбы, чтобы узнать, как он сделан, и откуда берутся его пугающие свойства...
- Феано... - внезапно проговорила Риа, решительно отставляя кубок: - А трудно стать ученой девой?
- Риа! Ты хочешь присоединиться к нам? - рассмеялась "Астэра Лиериона", - Не очень трудно, но опасно: все твои поклонники разбегутся в ужасе.
Феано вовсе не преувеличивала: столичные эории в последнее время шарахались от нее, как от чумы - похоже, женщина, решительно отказывающаяся глупо хихикать и очаровательно краснеть, слушая их избитые еще во времена Богов комплименты, наводила на них панический ужас. И, что обидно, молодые офицеры, навещавшие дом ее отца и пытавшиеся ухаживать за ней, тоже очень быстро исчезали с глаз, узнав, что дочь их Стратега выступает в храме Лита перед собственными учениками.
- Ну и что? Если убежит Лоллий Таурэа, туда ему и дорога, - безжалостно отозвалась Ариана, - Представить не могу большего зануды... И он совсем мне не нравится. Не то, что...
Риа запнулась и порозовела.
Феано улыбнулась. Кажется, сестренка сама не осознавала, какая она хорошенькая со своим нежным личиком в форме сердечка, ясными темно-голубыми глазками, золотящимися на солнце волосами, еще не успевшими просохнуть после купальни... И какой, интересно, злобный дурак внушил девочке, что она толстая? Если так постаралась эта сушеная рыба Береника, с ней следует поступить так же, что поступил Райнемиро Коварный с Акилесом Эврикратом, пойманным в опочивальне анаксэа Фрасиллии. Попавшийся гайифец был убежден, что теперь его запрут в каменный мешок и уморят голодом, как было принято поступать с врагами у древних тиранов его родины, но Райнемиро обладал извращенным чувством юмора - он поступил с точностью до наоборот. По словам придворного хрониста, выпущенный на свободу после года заточения Акилес был до такой степени... хм... упитан, что походил на шар, и настолько утратил прежнюю привлекательность, что Фрасиллия, увидев давно оплаканного любовника, отпрянула с криком отвращения...
- Не то, что кто? - с улыбкой подколола Феано.
Хотя сестричка и утверждала, что ей несказанно надоели разговоры о женихах, их беседы уже давно сами собой сходили на тему любви. Впрочем, это-то Феано как раз прекрасно понимала. Ариане пришла пора влюбиться, а ей вместо этого подсовывают брачный договор и убеждают не замечать разницы - обычная участь девушки из знатной семьи. Дочь Стратега мысленно благословила своих родителей.
- Нет, нет, нет. Мне... никто пока не нравится. - Ариана вновь порозовела, - Вейани Агустал был хорош, но он был у нас в гостях только два раза, а потом уехал на границу к своему легиону, а его младший братец такой противный... - Риа очаровательно сморщила носик, - Этакая спесивая завистливая жаба! Хорошо, что он убрался в Кадарнию с анаксом, а то я боялась, что эория Эрминия начнет говорить с моими родителями о сватовстве... Я бы тогда сбежала из дому, честное слово! Нет уж, никогда! Раньше ее и ее драгоценного Субрия увезет пегая кобыла! Если Эрминия заведет разговор о свадьбе, я ей так и скажу, клянусь Богами! Вот за Вейани я бы пошла... - закончила она мечтательно. - Он такой красивый... И храбрый... И у него такая чудесная улыбка... Пожалуй, я все-таки немножко влюблена в него.
- Если ты скажешь Эрминии ЭТО, ее и впрямь увезет пегая кобыла. - заметила Феано. Мало кто из знатных гальтарцев не знал, какой лютой ненавистью Эрминия Агустал ненавидит пасынка. Услыхав, что кто-то предпочел Вейани - "отродье служанки"! - ее обожаемому сыночку, она просто лопнет от злости.
Ариана прыснула. Очевидно, ей тоже было забавно представлять надменную Эрминию Агустал лопающейся от злости...
- Феа! - взмолилась Ариана. - Возьми меня с собой? Я не говорю - сейчас, но... когда-нибудь... Я хочу увидеть Литерион! Не в толпе эориев и горожан, явившихся послушать ритора, а...
- Изнутри, - кивнула Феано, - Ты права - это и впрямь занимательное зрелище... Хорошо. Когда захочешь.
- Ты - чудо, сестренка! - похоже, только воспитание истинной эории удержало Ариану от того, чтобы по-детски подпрыгнуть на апоклинтре, мэтресса Береника не зря ела свой хлеб, - После триумфа?
*****
Открытая экседра, которую обычно предпочитал не любивший душных залов Клодий, выходила в сад, устроенный в одном из четырех обширных внутренних дворов, и Феано направлялась туда, когда услышала окликнувший ее голос.
- Микон! - радостно воскликнула девушка. Следуя обычаям мудрецов древности, философы Литериона обычно обращались друг к другу только по именам.
- Я так рад тебя видеть! - веснушчатый улыбчивый юноша залился смущенным румянцем. - Какая ты сегодня красивая!
Феано тепло улыбнулась. В Академию Микона - прислужника, стиравшего пыль с библиотечных полок, и тайком пытавшегося по складам читать свитки, - привела она сама, едва ли не за руку. Мальчик был совсем незнатного рода, на мудрецов Академии взирал, как на древних святителей, а на эорию Феано - как на богиню, и пришел в настоящий ужас, когда та, небожественно фыркнув, предрекла, что лет через двадцать найдется юнец, который будет так же восторженно взирать на него самого. А такой день непременно наступит. Юноша отличался удивительно ясным, смелым, пытливым умом и склонностью докапываться до самой сути событий, и подавал блестящие надежды как будущий ученый-историк. Молодая эория относилась к нему, как к младшему братишке, а Микон обожал свою покровительницу со всем священным трепетом юности.
- Ты не знаешь, Клодий здесь?
- Наверное, - пожал плечами юноша, - Я ждал Дамета, чтобы вместе поискать его. В нашей экседре расположились "василиски". Я не стал к ним подходить и спрашивать... - Микон поморщился, словно глотнул полынно-горичной настойки - той, которую пытаются всучить покупателям на базаре знахари-травники, уверяя, что жуткое зелье как нельзя лучше помогает от несчастной любви, будучи аккуратно принимаемо при каждой мысли о предмете оной...
Феано едва удержалась, чтобы не последовать его примеру. Глава Академии ученейший Василикий и сам-то по себе был малоприятной личностью, но когда к нему присоединялись бывшие ученики, а нынче верные приверженцы, готовые вцепиться в глотку всякому, мыслящему хоть немного иначе, чем их богоподобный, самим Покровителем обласканный учитель - впору было выносить статуи Лита. Сама Феано подобные порывы у своих учеников старалась пресекать вовремя, и так, чтобы впредь неповадно. Она никогда не претендовала на непреложную истину, считая себя всего лишь скромным философом полидоровской школы.
- Лит Благосклонный! Феано! - из-за угла стрелой вылетел встрепанный Дамет, сопровождаемый толпой не менее раздосадованных спутников - двумя геометрами, ваятелем, лекарем, словесником, тремя законниками и полудюжиной будущих знатоков землеописания, - Счастлив видеть! - возопил молодой философ, вот только вид у него был не счастливый, а скорее затравленный, а короткие черные волосы, казалось, порывались встать дыбом, - Ты даже не представляешь, насколько рад! Ты вернулась, чтобы спасти нас и Кэртиану!
- От кого? - приподняла бровь дочь стратега.
- Ради Земледержца! - с несчастным видом выдохнул Дамет, - От Василиска, пока он не обратил науку в лежачий камень, обросший плесенью! Ушедшие Боги! Ты видишь, что творится? Я - это я-то! - готов взять пример с Нигрина Старшего и приняться за обличение времен и нравов! И это Литерион, величайшая обитель философов! Как же! Это обитель Пыльных Тварей, они везде! - Дамет с почти не наигранным ужасом огляделся вокруг, - Они говорят, что я не чту древних! Чту, но не считаю это поводом самому превратиться в усохшую древность! Как там у Иссэрциала: "Пусть мед люблю, но не желал бы медом стать!" Ох! Брошу все, уйду в законоведы, им хоть никто не мешает делом заниматься...
- Ну, прежде всего, "их" не настолько много, - вступилась за Академию Феано, - Будь "их" столько, сколько тебе со злости кажется, наш дражайший Василиск не плакался бы на засилье злобных полидорианцев, то есть - нас... Так кто же из НИХ настолько лишил тебя душевного равновесия?
- Синноон, - скривился Дамет, - Право, слушая нашего ученого друга, недолго подумать, что призрак Полидора совратил его любимую жену и прижил от нее Клодия... Они торчат в Морской экседре. А еще я встретил по пути Наокла и Эйкасия, тоже шли туда...
- Вот как, - кивнула Феано, исполняясь самых черных подозрений.
У каждого из наставников имелся в Литерионе свой угол, на который было не принято покушаться. Занятие Морской экседры учениками Василикия, обычно собиравшимися под Белым портиком, было либо мелким проявлением вредности, либо вызовом. Если только эта высокомудрая стая не решила в очередной раз воспользоваться бешеным нравом Клодия и затеять склоку, за коей последует смиренное прошение Первосвященнику Лита оградить миролюбивых ученых людей от нападок грубого дикаря, запретив тому вход в Литерион. Однажды они пытались уже проделать нечто подобное...
- Слава Покровителю, что Клодий задержался, не то там уже летали бы пух и перья! - Дамет перестал бурлить и испаряться, теперь он тихо кипел.
- А что они говорили?
- Всякое. Что от его изысканий никакого толку, что его рассказы - обычное моряцкое вранье, поносили его стихи... Кстати о стихах, - Дамет взъерошил свои и без того встрепанные волосы, - Эйкасий выступал на прошлой неделе со своей новой поэмой, которую наконец-то дописал. Можно сказать - приветствовал ею возвращение Клодия, хотя посвящена она Четырежды Божественному.
- "Подвиги Аэтани"?
- Именно. - кивнул Дамет, - Признаюсь - при всей моей нелюбви к Эйкасию я ожидал большего. Подражание древним образцам, довольно посредственно, на мой вкус. Ты ничего не потеряла, пропустив сие знаменательное событие, тем более, что Эйкасий намерен продекламировать ее вновь на празднествах в честь победы. Все шестнадцать песен, если государь не заснет, это будет чудом...
Значит, стихи...
- Что ж, идемте, - кивнула Феано, чувствуя на своих губах нехорошую улыбку. - Клянусь Литом, эти философские крысы слишком долго отравляли мне радость визитов сюда!
- А... что ты собираешься делать? - испуганно спросил Микон.
Феано подумала, что у юноши есть причины пугаться. Однажды, получив из Академии неприятное известие, она улыбнулась вот так, и солдат-ветеран, явившийся с каким-то прошением к ее отцу, с восхищением глядя в лицо дочери своего Стратега, заявил, что доблестный Амилиани, ободряя войска перед битвой, всегда улыбается "вот именно, в точности, совсем так! И глаза у него сверкают так же."
- Не знаю, посмотрим... - с напускной беззаботностью отозвалась Феано, не желая заранее раскрывать необычайно четко вырисовавшийся в уме план, - Но что-нибудь сделаю...
*****
Полукруглую открытую экседру называли "Морской" из-за чудесной мозаики, украшавшей вогнутую стену. Неведомый мастер изобразил море и небо, только море и небо, но как! Бледно-голубая, синяя, бирюзовая смальта, закрепленная немыслимо чуткой рукой, ловила сияние солнечных лучей, создавая полное впечатление живых переливающихся волн, то темных, то нестерпимо сверкающих, и все время разных. Вероятно поэтому Клодий, видевший море в каждом сне и никогда бы не сменявший его даже на венец анакса, облюбовал для себя именно это место.
Ученейший Василикий в окружении бывших и нынешних учеников важно стоял на фоне мрачно потемневших волн, проникновенно вещая что-то, несомненно, мудрое. Судя по тому, как на него взирали собравшиеся.
- Я подойду к ним... - тихо проговорила Феано, знаком приказывая спутникам не возражать, - Нет, Микон! Одна.
- Но...
- Не "но", Дамет... Вы все стойте поодаль. Поодиночке, группами... Беседуйте. Клодий назначил лекцию здесь, пусть думают, что вы ждете его. Да! Если объявится он сам - займите его чем-нибудь. Не пускайте к нам.
Феано выступила из-за колонны и остановилась, словно ожидая чего-то или размышляя. Несколько человек, слушавших Василикия, настороженно покосились на нее и стоявших поодаль приверженцев учения Полидора. Сам глава Академии и его собеседники - Синноон с Наоклом и молодым даровитым поэтом Эйкасием, - на противников внимания не обращали и беседы не прерывали. Беседа, насколько Феано могла расслышать, была довольно занимательна.
- ...Чего стоят только эти пятнистые антилопы с длиннейшими шеями, коих он якобы усмотрел на юге Багряных Земель! Говорю вам, друзья мои, это животное не существует, сама природа исключает возможность...
- Вы правы, мэтр! Не нужно быть ученым, чтобы понять, что это всего лишь матросские побасенки, не имеющие ни малейшего отношения к науке землеописания. Такие можно слушать часами в каждом портовом кабаке...
- И этому следует положить конец! Я ничего не имею против моряцких басен, но место им именно в портовых кабаках, а не в святилище учености!
- Совершенно верно, друзья! В "Диалогах" Иссэрциала ясно говорится, что за Багряными Землями лежит обширный материк, населенный разумными деревьями, общающимися между собой посредством шелеста листвы и сплетения корней. Но Клодиан Аргирин, ни словом о нем не обмолвившись, утверждает существование в тех местах какого-то неизвестного архипелага с черными дикарями и нелепым зверьем! В то время, как в "Диалогах" сказано...
Феано спрятала улыбку. В "Диалогах" много о чем сказано! Например о разумных рыбах, живущих в водах внутреннего моря Бирюзовых Земель в совершеннейшей добродетели. Несмотря на традиционную строгость мраморных изваяний, великий мыслитель и поэт был веселым человеком и аллегории подыскивал мастерски. Впрочем, что говорить, если написанные им сатиры и посейчас временами принимают за оды! Единственным, чего душа дочери стратега не могла простить Иссэрциалу, была поэма "Арсак и Сервиллий", им же впоследствии переложенная для театра в виде четырех следующих друг за другом пьес. Взять красивую историю мужской дружбы и воинских подвигов, и сделать из нее то, что соорудил Иссэрциал, казалось Феано сродни преступлению. Поэма в свое время выставила на всеобщее посмешище и тем погубила на корню претензии гайифских Сервиллидов на богоизбранность и первенство перед Раканами. Но пожертвовавший собой ради спасения родных древний военачальник не был виноват в амбициях своих потомков...
- Во имя Лита! - всплеснул руками Наокл, - Да кто такой, этот Аргирин?
- Бродяга! - припечатал Синноон, - Он просто никчемный бродяга, и не более того! Следует подать прошение первосвященнику Лита, чтобы этого грубого матроса, возомнившего себя ученым мужем и - что еще возмутительнее - поэтом, больше не пускали на порог Академии.
Вряд он мог предполагать, что застывшая в притворной задумчивости Феано его не слышит, но понижать голос не счел нужным.
- О, как ты прав, друг мой... Кто же, как не мы, должен ограждать молодежь от его дурного влияния, это наша обязанность!
- Так, мэтр! Потому что, если Четырежды Божественный анакс - щит и меч Кэртианы, то мы, истинные мыслители - ее совесть и ее разум...
- ...И мы ответственны за историю, мы духовно храним и сберегаем...
Вот, значит, как... Храните, значит...
Веселая злость, игравшая внутри, была, наверное, сродни тому боевому вдохновению, что бросает солдат на мечи превосходящих вражеских сил и позволяет вырвать победу у самой судьбы. Феано милейшим образом улыбнулась и шагнула вперед.
- Радуйтесь, друзья мои... - она благосклонно кивнула всем четверым духовным хранителям и сберегателям.
"Друзья" ничуть не удивились - подобная ядовито-медовая учтивость была в обычае. Трое ученых мужей и поэт мгновенно насторожились, изготовляясь к словесной драке. Феано не собиралась давать им время что-то сказать.
- Так получилось, что я случайно услышала обрывок вашего разговора. Значит, вы полагаете, что Клодиана Аргирина нельзя называть истинным поэтом? - с легким, хорошо рассчитанным удивлением произнесла Феано, слегка вскинув бровь. - Я хотела бы поспорить об этом с вами...
- Всегда к твоим услугам, прекраснейшая Феано, - Наокл изобразил улыбочку, мгновенно съевшую комплимент. Прочие "совести и разумы" взирали ожидающе. Ожидали, видимо, скандала. Или горячей речи в защиту Клодия, которую они с чистой совестью пропустят мимо ушей, а потом, во время своих лекций перед учениками, сами же и сочинят заново, после чего станут блистательно, искрометно опровергать.
- Вот ты, эост Синноон, конечно, несравненно лучше меня разбираешься в поэзии... - огорошила Феано строгих судей чужих заслуг.
Синноон, никак не ждавший от давней противницы публичного признания своего превосходства, опешил, но тут же величаво выпрямился, всем видом подтверждая сказанное.
- Особенно... - Феано на миг замолчала, словно подыскивая подходящий предмет для последующих рассуждений, - Софимета.
- Несомненно, - с готовностью нырнул в западню Наокл. - Эост Синноон разбирается в поэзии великого Софимета лучше, чем кто-либо из присутствующих здесь. Я бы даже сказал - лучше, чем кто-либо в нашей славной столице.
Феано кивнула. Следующий шаг был рискованным, знай она своего противника хуже, может, не отважилась бы. К счастью, Синноона девушка знала достаточно хорошо.
- В таком случае объясните мне, пожалуйста. Вот Софимет:
Радуйся, нежность и битва, обитель лазурная Жизни!"
А вот Клодиан Аргирин:
"Образы вижу стихий - среди скал обагренных закатом,
чуткие громы таятся и грозные молнии зреют,
волны в объятиях ветра, до звезд дотянуться пылая,
к небу взлетают, и девы Анэма танцуют средь бури!"
Так вот: почему софиметовское "Песней восславьте..." - гениально, а "Образы вижу стихий" Клодиана - плохо?
- Во имя всемогущего Надорэя, светлейшая Феано! - воззвал Наокл, - От тебя ли я это слышу? Да, между нами есть разногласия, но я всегда столь высоко ценил твой блестящий ум, что... Я просто не ожидал от тебя такого вопроса! Это же очевидно!
- Мне не очевидно. - Феано небрежно пожала плечами. Ветерок трепал край ее зеленого пеплоса, покрывалом наброшенного на волосы, - И я прошу, чтобы вы объяснили мне.
- Все просто, - снисходительно улыбнулся Синноон, - Взгляни сама. Вслушайся в звучанье стиха! Почувствуй его всем своим существом! Песней! Восславьте! Найери! Великое! Вечное! Море! Каждое слово - как торжественный удар меди. Великое! Вечное! Наблюдающаяся аллитерация до предела усиливает впечатление. Слушатель видит перед собой эту божественную, непобедимую стихию!
- Несомненно, приведенные строки - гордость кэртианской поэзии! - значительно вставил Василикий, - Радуйся, нежность и битва, обитель лазурная Жизни! Разве можно сравнивать с Аргирином, у которого тупое равнодушие к жизни сквозит в каждой строке?
Феано была готова ко многому, но при сем заявлении едва не поперхнулась. Лит ведает, читал ли ученейший Василиск Софимета, но о стихах Клодия он явно не имел ни малейшего понятия. Или же по его воззрениям "быть неравнодушным к жизни" означало извести весь поэтический дар на описание ночи и лавки аптекаря, на которые с безысходной тоской взирает поэт из окна своего дома.
- Вот-вот, почтенный Василикий! - обрадовался Наокл, - Как сказано! Сверкающих волн беспредельность! Нежность и битва - кто еще настолько ясно выражал суть моря - то сурового, то ласкового? Божественный талант, являющий себя всего в трех строках!
- Вот с этим я полностью согласна, - кивнула Феано. На этот раз совершенно искренне.
- И вот мы, - продолжил Синноон, - да простят нам Ушедшие, сравниваем его с Аргирином. И что же мы видим? "Образы вижу стихий" - это понятно, но как громы могут таиться в скалах? А "молнии зреют"? Как могут молнии зреть? Разве это ягоды или орехи? Это... просто нелепо!
- И к чему это - "пылая"? - с готовностью вставил Эйкасий, - Еще одно нелепое украшательство, лучше было бы сказать: "пытаясь", или "желая" на худой конец... А уж "волны в объятиях ветра"... Это вообще возмутительно! Что за стихийный блуд? Потакание низменным вкусам толпы! Нет! Истинная поэзия должна быть очищена от подобных непристойностей!
За ближайшей колонной тихонько всхлипнули. Закатные Твари! Говорила же котам любопытным, чтоб держались подальше! Было бы крайне нежелательно, если б кто-нибудь испортил страшную месть, вульгарно разоржавшись в самый драматичный момент...
- Совершенно согласен, - кивнул Наокл, - Я, конечно, никогда не читал и не слушал ничего из виршей Аргирина, ибо настоящему ценителю поэзии не подобает осквернять свой слух подобной возмутительной бездарностью, но, тем не менее, считаю своим долгом сказать - наш друг Эйкасий абсолютно прав. Потакание низменным вкусам толпы!