- Благодарю моего анакса... - комит Города Юлиан Антелла из Дома Ветра осторожно принял свиток со свежей печатью. Удивительно, комит был ровесником Гестия Греда, но его небольшие изящные руки с тонкими длинными пальцами отнюдь не казались старческими, - Осталось лишь определить, где будет установлена колонна...
Аодани кивнул. По чести, ему было все равно, где ее поставят, но люди умудряются на пустом месте создавать себе затруднения, требующие вмешательства Богов и властей, и с этим ничего не сделаешь. Да и вовсе пренебрегать колонной было бы неправильно. Ведь она принадлежит не только и не столько Аодани, сколько солдатам, завоевавшим победу!
Каждая из Триумфальных колонн, воздвигавшихся в столице в честь очередной победы гальтарского оружия, являлась истинным произведением искусства, и среди них невозможно было отыскать двух одинаковых. Квадратная в сечении, она сплошь покрывалась барельефами, изображавшими сцены главных сражений и другие важные события столь славно завершившейся войны. Ближе к вершине колонна сужалась ступенькой, окаймляющей центральный постамент, увенчанный бронзовой фигурой самого триумфатора в боевом облачении и лавровом венке. На этой ступеньке, с каждой из четырех сторон постамента, помещались статуи четверых избранных героев, чей вклад в победу, по мнению военачальника-триумфатора, был наиболее значителен, а подвиги - наиболее славны.
Триумфальные колонны создавали лучшие мастера и художники, причем на каждую уходило не менее года работы, и воздвигалась она обычно в годовщину того триумфа, память о котором призвана была увековечить. Согласно закону каждый из Городов по очереди мог претендовать на колонну, так что сейчас была очередь Города Скал, и четыре его квартала готовы были передраться за эту честь, анаксу же полагалось каким-то образом разрешить дело так, чтобы драки не случилось.
Аодани вздохнул и уставился на огромную мозаичную карту Гальтар, выложенную на стене Малого таблиния слева от окон. Возможные места установки колонны уже определил Городской Совет, их было четыре - по одному на каждый квартал. Теперь анаксу предстояло осчастливить один из них, и что бы он ни выбрал, три остальных не замедлят обидеться. Это могло бы показаться смешным, но увы! При Адаларди два квартала Города Волн по той же, казалось бы, смехотворной причине кинулись друг на друга с дубьем и ножами, и усмирять беспорядки пришлось статорам, потому что городская стража с ними не справилась.
- Если мне будет дозволено посоветовать моему анаксу, почему бы не разрешить дело с помощью жребия? - проговорил Юлиан, аккуратно укладывая свитки в ларчик, - Пусть всеми уважаемый жрец совершит гадание в храме Лита...
Слава Абвениям, это мысль! Тут уж никто не посмеет возражать. Обижаться на решение Богов глупо.
- Литерион! - радостно объявил Аодани, - Его авторитет не станет оспаривать никто. А гадает пускай Первосвященник.
Пожалуй, это даже стоит сделать обычаем. Во избежание недоразумений в будущем. Интересно, что скажет Майрена, когда узнает, что Его четырежды божественное величество государь Аодани Ракан, четвертый гальтарский анакс сего имени, намерен внести собственное дополнение в его драгоценный трактат?
- Благодарю вас, эорий Юлиан, - кивнул анакс, - Передайте это как мое распоряжение... Вы уже говорили с мастерами?
- Да, конечно. Особенно мне приглянулся некий Дейномен Милих, ваятель, исключительно талантливый юноша. Я уже смотрел его работы, и полагаю, что именно ему следует поручить создание статуй моего анакса и четверых избранных героев. Пусть мой анакс известит Городской Совет, когда изыщет время...
Вот с изысканием времени было хуже. Не говоря уж о том, что Аодани терпеть не мог позировать скульпторам и художникам. В конце концов, неужели они не могут скопировать какую-то из статуй Астрапа, обрядив ее в доспехи анакса? Мысль отдавала кощунством, но он же не виноват, что так похож на божественного Прародителя...
- Я думаю, будет лучше, если ваш Милих сначала займется Четырьмя, а потом уж и для Одного время настанет, - улыбнулся Аодани, - Да, еще! Эорий Юлиан, прикажите там, чтобы отыскали ипостатиарха Греда. Когда найдут, пусть пошлют его ко мне.
- Повиновение анаксу. - Антелла слегка поклонился и вышел.
Анакс задернул вышитой занавеской карту на стене и потянулся, мысленно поблагодарив геренция Анэрона за то, что бумаг именно столько, а не больше... хотя позже принесут еще, за время войны должно было много накопиться. Нужно дать себе хоть мгновение отдыха, иначе он отупеет, а времени - всего полдень... Неужели и правда есть люди, искренне верящие, что анакс в полдень только встает? А потом занимается лишь тем, что ходит в бани, наряжается, слушает музыкантов и поэтов, любуется танцовщицами, восседает на троне, и что там?.. Ах да, еще пирует... Твари Закатные, да он с этой бумажно-пергаментной дребеденью с шести утра ничего не жрал, потому как некогда! Аодани с яростью, словно на сторожевую башню Лланвайра, покосился на груду свитков. Государственные дела утомляли куда больше военных тренировок, а беседовать с Гредой люто не хотелось, но было надо. Интересно, Гестий успел что-то предпринять по поводу письма и будущего брака? Глупый вопрос, конечно же успел. Небось уже и невесту присмотрел, а то и не одну.
Аодани взял со стола зеленый шарф, задумчиво подкинул в руке и невесело улыбнулся. Явившаяся было мысль выяснить имя черноволосой красавицы, с улыбкой, но без капли свойственного временами юным девам глупого обезьяньего восторга смотревшей на него с галереи, исчезла по здравом размышлении. Зачем? Времена, когда анакс мог сам выбирать себе жену, давно канули в прошлое. Теперь он должен брать не ту, которую хочет, а ту, которая нужна. Не поминая уже о том, что будущую супругу государя или его наследника, даже если она эория, должен одобрить Высокий Совет, а брак по древнему обычаю он одобрит лишь под статорскими мечами, причем, как ни смешно, первыми встанут насмерть именно те, кто сейчас именует себя "защитниками древних устоев". Их, разумеется, можно и придавить, но следует думать о стране и о будущем.
...В древние времена, когда анакс объявлял о намерении жениться, он делал выбор сам. Владыка Золотых Земель мог взять за себя любую женщину, к которой склонилось его сердце. Будущую владычицу не спрашивали о происхождении. Предки полагали, что в этом нет нужды. Будет ли она рождена от Повелителя Стихии, или от крестьянина, в поте лица возделывающего крошечное поле - какая разница? Невеста могла быть знатнейшей эорией - или дочерью уличной блудницы, не знающей имени отца своих детей. Кровь Раканов, четырежды божественная кровь! Никакой союз не возвысит Избранного из Избранных родов, как никакой союз и не осквернит. И это давало анаксу самое главное право - разделить ложе и жизнь с любимой женщиной, кем бы она ни была...
Аодани бросил шарф обратно на стол, прилег на кушетку и откинулся назад, на подушки, подняв взгляд к расписанному потолку. Хоть там было что-то приятное. Фрески, исполненные с изумительным мастерством, являли бой при Сабелле, первый триумф, коронацию и свадьбу Аэтани Великого. Аэтани был последним анаксом, дерзнувшим жениться действительно в соответствии с древними устоями, но он смел все.
Боги знают, когда делали эти картины, прадед казался не старше правнука, а знатоки живописи в один голос вещали о невероятном сходстве, коего можно добиться лишь если писать с натуры... Если не врут, и художник не льстил, великий анакс был невозможно хорош даже для потомка Ушедших. Не очень высокий, с точеными чертами Астрапа, каким его рисуют в храмах, стройный, гибкий, и такой же светловолосый, как Аодани, он чем-то напоминал яростную серебристую рысь северных лесов. Жаль только, на картине было не разобрать цвета глаз, а может, мастер просто проявил осторожность. Летописцы расходились во мнении. Одни утверждали, что глаза Аэтани были лиловыми от роду, другие - что стали такими после того, как "солдатский эпиарх" с четырьмя десятками соратников, готовых за него в огонь и в волны, пробрался жуткими подземными катакомбами в захваченную мятежниками Цитадель, чтобы спасти анакса Алкести и положить конец бесчинствам своего младшего брата, вздумавшего захватить власть.
Аэтани Великий.
Аэтани Изначальная Тварь.
Аэтани, швырнувший Кэртиану, как мяч, сквозь страшный Излом Скал и Ветра, и подхвативший ее - невредимой.
Аэтани мог делать все, что угодно, его боялись куда больше, чем тех самых Изначальных Тварей...
Аодани поднялся, подошел к правой от окна стене, и сам не зная зачем отдернул занавес. Там тоже была карта, но другая. Карта звездного неба. Шестнадцать четко выписанных созвездий, все звезды обходящие Кэртиану: Фульгат, Литтэн, Эвро, Найер, все, кроме одной. Дейне не рисуют. Дейне, загадочную блуждающую звезду, Звезду Круга.
Жаль сейчас день, а то бы он поискал ее, хотя сейчас это еще трудно. Неяркая голубая звездочка, она станет самой яркой на небесах к двухсотому году, а потом начнет меркнуть вновь, пока к году Излома не исчезнет совершенно, чтобы потом появиться снова, мерцая уже другим светом - зеленым сиянием Волн. Говорят, в праздник начала первого года Круга Ветра Аэтани стоял на одной из Башен, и смотрел в небо, дожидаясь, когда в нем голубым огоньком зажжется Дейне. Наконец ему показалось, что он увидел ее. Историки изощрялись, донося до потомков изысканные, пространные речи, которые якобы произнес государь, но Аодани больше всего верил прочитанному в воспоминаниях секретаря и лучшего друга анакса, ученого Каррината. Аэтани Ракан устало улыбнулся и едва слышно выговорил лишь одно слово: "Прошли..."
Астрологи утверждают, что когда Дейне впервые восходит, знаменуя начало нового Круга, ее еще нельзя видеть человеческим глазом, но Аодани почему-то казалось, что прадед ее действительно видел...
*****
- Ипостатиарх Греда по зову анакса!
Аодани открыл глаза и резко приподнялся на кушетке, сообразив, что задремал. Впрочем, ненадолго. Клепсидра на маленьком резном столике в углу извещала, что Его Величество витал среди звезд и подвигов предков чуть больше получаса.
Тайный Щит стоял в дверях со шкатулкой для свитков. Если Греда и сообразил, что разбудил своего повелителя, по нему этого заметно не было.
- Радуйся, эорий Гестий... Ты уже обдумывал... то дело, о котором я упоминал в письме?
- Да, и у меня уже есть некоторые соображения. - кивнул ипостатиарх.
Кто б сомневался! Аодани ждал именно такого ответа, и все равно ему сделалось тоскливо. Вероятно, это можно было сравнить с чувствами приговоренного, спрашивающего у стража, скоро ли принесут чашу с кахаэтис фалинхоэ, и слышащего в ответ, что служитель с чашей уже стоит за дверью.
- И ты готов их высказать?
- Я бы предпочел побеседовать об этом несколько позже... - Греда кивнул на шкатулку.
- А я предпочитаю побеседовать об этом сейчас, - возразил Аодани. Бросаться головой в ледяную воду - так сразу.
- Если угодно. Да, мы обсудили это с божественным Гордианом, и у нас есть на примете одна дева...
- Только одна? - хмыкнул Аодани. Какая-то из четырех внучек Гордиана? Хотя, нет, они еще маленькие... Ну что было Арренио и Эрмио наплодить дочерей, так у них же только сыновья! Главам Домов радость, а анаксу жениться не на ком...
- Одна, - невозмутимо кивнул Греда, ставя на стол принесенную шкатулку, - Весьма достойная и благонравная... - Даже так? Звучало страшно, так и представлялась взору добродетельная эория Клементина Варда - тьфу, тьфу, сохраните Боги! Однако, Аодани мог поклясться, что Тайный Щит пребывает в несколько игривом настроении. - Да, кстати... Не будет Четырежды Божественному угодно что-нибудь съесть? Я прикажу...
Забота у ипостатиарха смотрелась как-то странно. Так и представлялся придорожный камень, вежливо осведомляющийся у прислонившегося к нему путника, удобно ли сидеть и не давит ли выступ в бок.
- А если мое величество предпочитает по примеру древних философов уморить себя голодом, чем терпеть страдания? - Аодани одарил полным нарочитого отвращения взглядом заваленный бумагами стол.
- Только после рождения наследника. - пугающе серьезным тоном отрезал Гестий, наклоняя над кубком взятый с винного столика серебряный кувшин, расписанный сценами поединка Геллия и Эвтимена, спорящих за руку дочери царя Пеньи. - И ни днем раньше.
Интересно, он все-таки шутит или нет? С Тайного Щита сталось бы заявить подобное вполне всерьез...
- Позже, возможно... - пожал плечами Аодани, - Я думал разделить трапезу с матушкой.
- Настоятельно не советую, - Греда поставил кувшин.
Аодани едва не подскочил от такой откровенности. От матушки, конечно, можно многого ждать, но не слишком ли?
- Гестий! Ты хочешь сказать...
- Нет, - ипостатиарх читал мысли собеседника, словно бы и не нуждаясь в словах, - Я знаю Божественную Ливиллу достаточно давно и хорошо. Однако в ее дом вхоже немалое число людей, способных если не совершить смертельную глупость, то по меньшей мере испортить аппетит на неделю вперед... Мой анакс уже рассмотрел жалобу ученейшего Василикия? Она весьма примечательна.
- Жалобу Василикия? - повторил Аодани, несколько сбитый с толку такой резкой сменой разговора, - А что в ней?
Что должно быть в жалобе, чтобы ею заинтересовался Гестий? Чтобы счел ее важнее государевой женитьбы? Некий ученый муж раскрыл заговор философов, вознамерившихся уничтожить власть анакса, и провозгласить республику по образцу свободных полисов Урта?
- Нет, - возразил Греда, - я не смотрел послание Василикия, но вот доклад моего человека, присутствовавшего при событии, послужившем, как я думаю, поводом для жалобы, показался мне весьма занимательным.
- Гестий, вы держите своих даже в храме Лита?
- А как иначе? - удивился Тайный Щит, - Ни одному мятежному полководцу или оскорбленному эорию никогда не взбредет в голову то, до чего договорятся благонамеренные умники за чашей вина. Идеи, мой государь, куда опаснее мечей, а бороться с ними не в пример труднее. Иной раз не сразу сообразишь, что и делать. Убить нельзя, ибо превращать врага в мученика - наиглупейшее, что с ним вообще можно сделать. Опровергнуть... можно, но непременно найдутся люди, которые пропустят мимо ушей самое убедительное опровержение.
Да уж! Эории, называющие себя защитниками древних устоев, до сих пор считают Аэтани тираном и убийцей, а казненного им узурпатора - безвинным страдальцем, пытавшимся спасти Гальтары и государя от воинственного и жестокого родича, стремившегося разрушить все, завещанное Богами избранному народу. Чушь! Из записей придворного лекаря Поллиона, оставившего подробное описание тех страшных дней, ясно - Дициани был сволочью и властолюбцем, плевавшим разом на все устои, как древние, так и нет, а пятнадцатилетний анакс дожил до освобождения лишь потому, что заботливый дядюшка не сумел вытрясти из него Завет. Но что за дело до правды негодяям, ищущим знамя, которым можно поманить глупцов? В стремлении опорочить Аэтани, они утверждают, что он расплатился жизнью племянника за Зверя Раканов, изгнавшего варитов с Побережья... Еще одна чудовищная чушь, но тех, кому нравится верить в бред, переубедить невозможно.
- Так на что же жалуется наш ученый Василикий? - Аодани порылся в лежащей на столе груде бумаг, отыскивая нужную. - Кстати, а кто он такой? То есть, я знаю, что он возглавляет Академию Литериона, но... что он за человек?
- Бывший послушник Лита, по неведомым причинам не допущенный к последнему посвящению и смиренно препоручивший себя избранному им божеству в роли познающего мир мыслителя. - Аодани засомневался, не ослышался ли - в голосе Греды звучало что-то, весьма напоминающее иронию, - Придерживается весьма твердых, если не сказать - не в обиду моему Прародителю - твердокаменных взглядов на дальнейшие пути философии... Если угодно мое мнение - приснопамятный Антинахий со своим пресловутым "Великим Заговором" начинает казаться воплощением здравомыслия.
Почерк у Василикия оказался красивым: ровным, четким и очень разборчивым. Если, конечно, он не воспользовался услугами писца.
- Феано Скипара... Дочь Амилиани?
- Да. Крайне примечательная молодая женщина. Высокообразованна, сведуща в самых разных науках, возглавляет в Академии кружок полидорианцев, пользуется среди них огромным уважением...
- И страшна, наверное, как закатная крыса... - с деланным сожалением вздохнул анакс.
- Ничуть. Не раз видел ее в доме Стратега. Поверьте моему слову, девушка хороша, как подруги Абвениев. - возразил Тайный Щит, - Вот уж не думал, что и ты, государь, привержен этому прискорбному предрассудку. Красота и ум весьма недурно совмещаются, как в женщинах, так и в мужчинах, иначе пришлось бы пожалеть этот мир.
Намек был прозрачен, как воды священного ручья у храма Унда в Кабитэле - Раканы, будучи старшими из всех потомков Богов, как правило, красивы на зависть... Нет, без шуток, и впрямь ирония! К чему бы такое?
- Да шучу я, Гестий, что вы на меня набросились? - смущенно и слегка обиженно отозвался анакс. - Так эта Феано...
- Прошу моего анакса читать...
- ...Бесстыдное животное, лютая мужененавистница, сосуд скверны, ужасающее чудовище нечестия... - Аодани поднял удивленные глаза на ипостатиарха, - Вот это постарались философы, словеса-то какие!
- Это еще что! - Гестий поймал за уголок одну из бумаг, вознамерившуюся свалиться на пол, и водворил на прежнее место, - Мой предшественник на посту Тайного Щита божественный Лигорио Борраска своих людей в Литерионе не держал, но дозволял ученому обществу... хм... верноподданно извещать власти обо всем подозрительном, бдительно ими замеченном. Я это отменил, прознатчики надежней, но что мне доводилось читать в качестве его помощника! Знал бы мой анакс, какие Изначальные Твари таятся в душах тихих служителей стила и свитка! Северные варвары скрежещут зубами в бессильной зависти... Помню, Лигорио это несказанно забавляло...
- За что ж они так прекрасную благонравную деву?
- Там не сказано? - казалось, Греда даже не удивился.
Кошки и Крысы! Нет, ну все-таки! К чему может иронизировать краеугольный камень государственного здания? К возвращению Богов, не иначе!
- Не вижу, - сознался анакс, - Целый лист выспренних рыданий, перемежаемых мольбами защитить несчастных, а что она им сделала -непонятно.
- Вот донесение, полученное мной...
Текст был скупым, сухим и выжатым, как и полагается казенной бумаге, но содержание завораживало... Боги! На месте Василикия Аодани и под пыткой не стал бы сознаваться, что эту шутку сыграли именно с ним.
- Вот это да! - восхищенно выдохнул анакс, отбрасывая лист, - Я хотел бы увидеть эту женщину. Сообщи эории Феано, что государь желает взять у нее пару уроков бескровного уничтожения врагов.
- Ты ее уже видел.
Да? Это где? Аодани встречал при дворе жену Стратега, но не мог припомнить, чтобы когда-то лицезрел его дочь.
- Где же?!
Могут ли камни улыбаться, да еще так? Сейчас в это можно было поверить - глядя на Гестия.
- Во время триумфа. Четырежды Божественный изволил поймать ее шарф...
*****
Не поперхнуться вином оказалось куда труднее, чем взойти на стену Лланвайра. Греда тактично не замечал затруднений анакса, любуясь на шелковистую зеленую ткань, свесившуюся с края стола и слегка колышущуюся под легким ветерком.
Вот, значит, как!
- Значит, ваша "достойная и благонравная дева"... Гестий, так это был заговор? - Аодани внимательно посмотрел в глаза своего Тайного Щита. Греда бестрепетно выдержал его взгляд.
- Если угодно.
- А она...
- Эория Феано еще не знает о... нашем замысле, если мой анакс об этом. И я опасаюсь, меня, ее отца и астиарха Гордиана будет ожидать немало неприятных минут, когда ей станет об этом известно. Она, видите ли, не собиралась выходить замуж.
Не собиралась выходить замуж? Что-то Аодани уже слыхал на этот счет, вот только что? Постойте... Если в слухах было хоть сколько-то правды, ну и подарочек вознамерился сделать ему Тайный Щит! Отец, по приказу старшего брата женившийся на дочери заклятого врага, впервые увиденной лишь у алтаря Унда, может завидовать!
- Гестий, ты спятил? Говорят же, что она...
- Четырежды Божественный, мало ли что говорят! - пожал плечами Гестий Греда. - Не так давно подобное говорили и о моем анаксе. Мне даже пришлось принять некоторые меры...
- Обо мне? - Вот так и понимаешь смысл выражения: "Пыльным мешком из-за угла..." Кто и с чего такое взял, интересно? Помнится, Аодани никогда не делал тайны из своих визитов к Иарое, и другим женщинам... - И... кто же мой Марк?
- Ваш Лаконий, для Марка он грубоват. Мой анакс не догадывается? Стремительный взлет варвара-заложника аж в гимнетархи в сочетании с необъяснимым отвращением государя к самой мысли о браке... Много ли надо тому, кому надо?
Ответить Аодани не сумел. Во-первых, слов не нашлось, во-вторых - голос отказал в повиновении, как гальтарская вигла - мятежному эпиарху Эомиро. Попробуй скажи что-нибудь, когда тебя судорогами скручивает совершенно не величественный хохот. Единственное, чем Аодани мог по праву гордиться - ему как-то удалось не упасть с кресла. Когда анакс наконец умудрился перевести дух, внутри все болело так, что впору было испугаться и кликнуть лекаря - ну как лопнуло что-то важное!
Луна, ночь...
Двое всадников, взлетающих по пандусу на гальтарскую стену...
Смех...
- ...Еще бы мне не верить в твою искренность, ты же пожертвовал фамильным ножом ради обряда!
- Это еще не главная моя жертва, Дани!
- Вот как? А какая тогда главная?
Атли весело смеется, подставляя лицо серебристому свету луны..
- Главной жертвой было тебя целовать!
- Ох... - выдохнул Аодани, вытирая слезы, - Гестий, не надо так больше! Помру в соответствии с кадарнским проклятьем - не оставив сына! А мне нельзя...
Гальтарский обряд побратимства повелевал четырежды поцеловать названого брата в губы и получить четыре поцелуя от него. Торкийские горцы обычно опускали эту часть ритуала. Нет! Какой бы умник ни пустил столь ошеломительный слух, он явно даже не представлял себе, что такое агмары, и как они смотрят на некоторые вещи. Достаточно было вспомнить "недоразумение", случившееся прямо в Цитадели где-то через полгода после заключения Торкийского договора. Гайифский октарх Лампоний Теамидис не предполагал ничего дурного, когда предложил шестнадцатилетнему заложнику дорогой перстень и роскошную пиршественную чашу за... Вот тут у октарха возникли затруднения. Мальчик неплохо говорил по-гальтарски и казался смышленым, но в данном случае упорно не понимал, чего же от него хотят. Лампоний объяснил вновь, несколько более откровенно, сопроводив объяснения вполне красноречивыми ласками... Спасло вельможу лишь то, что прежде служивший в армии, он не успел до конца растерять армейскую выучку и быстроту реакции. Потому и отделался располосованной от запястья до локтя рукой вместо перерезанного горла. Об обычаях агмаров октарх ничего не знал, а потому мог ли предполагать, что мальчик расценит его предложение как величайшее, запредельное оскорбление, за которое следует даже не вызывать на поединок, а попросту убивать на месте? Анакс Адаларди простил заложнику варварскую выходку, а приверженцы гайифских утех стали благоразумно обходить привлекательного, но, увы, безнадежно дикого волчонка за пять пасадан. И продолжали обходить доныне, еще тщательнее, потому что теперь, набравший силу и отточивший боевое мастерство на всех окрестных и внутренних врагах Анаксии, Железный Волк Атли уже не промахнулся бы.
Тот, кто пустил слух, либо заведомо лгал в надежде на то, что за пределами Цитадели мало знают о нраве гимнетарха, либо обладал весьма избирательной памятью...
- Если не секрет, кому надо, и почему ты не сказал мне раньше?
- Слухи появились после отбытия армии в Кадарнию. И потом - мой анакс ведь не станет их опровергать!
Разумеется, нет! Достаточно раз опровергнуть слухи - и люди нерушимо уверятся, что так оно и есть.
- Можешь не тревожиться на сей счет, мой государь. - утешил Греда, - После того как с моего молчаливого дозволения болтуны были биты возмущенными солдатами и плебсом, либо вызываемы на поединки "до смерти", твоему светлейшему дяде и его сыновьям стало очень трудно находить тех, кто согласился бы донести их блестящую мысль до народа.
Значит, Антимен и его выводок... Очаровательно.
- И какова цель?
- Полагаю - несколько. Во-первых - выжить Атилия с должности гимнетарха. Затем, возможно, привести в ужас божественную анаксэа и вынудить ее настоять на немедленном браке моего анакса с девушкой которую она выберет...
- Раньше я выживу их из Гальтар куда-нибудь в Йерну, - поморщился Аодани, - А впрочем... Нет. Пусть болтают, что вздумается. Не будем делать из них "страдальцев за правду, потерпевших от жестокого и развращенного анакса". Вернемся к моей свадьбе. Так это вы с Гордианом научили ее подругу бросить шарф? - разочарование оказалось неожиданно острым. Неприятно, когда красивое нежданное чудо на поверку оборачивается заговором двоих умудренных государственных мужей, решивших сообщить политическому браку анакса некую долю романтики, за что им, конечно, спасибо...
- Нет, - в темно-серых глазах ипостатиарха вновь скользнула тень улыбки, - Клянусь чем пожелаешь. Поступок племянницы Амилиани был для нас с эорием Гордианом так же неожидан, как и для всех. Рукой Арианы Ларэа действительно двигал кто-то из Богов. Будь я Абвениархом, я говорил бы сейчас о добром знамении. Кстати, Стратег был убежден, что из этого ничего не выйдет. Должен предупредить, что трон она скорее всего сочтет лишней морокой, отвлекающей от ученых трудов, и титул анакса вряд ли добавит Четырежды Божественному привлекательности в ее глазах.
Старый хитрый паук! Два старых хитрых паука. Умудрились выбрать действительно политически выгодную невесту, и обставить все так, что будущее сватовство все более и более начинало напоминать...
- Так это вызов? - прищурился Аодани.
- Ну, должен же мой анакс получить хоть какое-то удовольствие от своего брака, - невозмутимо пожал плечами Греда, - Хотя придется, конечно, выдержать бой с Высоким Советом.
- С какой стати? Амилиани Скипара - эорий и стратег.
- Скипара - младшая ветвь рода Варда, первой младшей семьи Дома Волн, а у старших тоже есть дочери и тщеславие, - пояснил Греда, - Феано Скипара - не самая знатная из возможных невест, но, пожалуй, самая неудобная.
- Для тех, кого я не могу считать своими сторонниками, - кивнул, подумав, Аодани. Надо же, а он и забыл, что Стратег женат на дочери старого Антеллы! Не отсюда ли всплыл нынешний совет эория Юлиана поручить Литериону гадание о колонне?
Ладно... Все к лучшему. Если невесте не нужен венец Анаксии, есть возможность, что ей окажется нужен сам Аодани... ну должно же гальтарским анаксам везти не только с драками и покушениями!
- Хорошо. - Аодани поднялся, - Сейчас я намерен навестить мать, а потом желаю видеть Стратега.
- Стратег во дворце.
Аодани покосился на ипостатиарха с опасливым восхищением. Вот это да! Надо ж было додуматься - просить о сватовстве Греда с Гордианом. Обложили со всех сторон - пикнуть не успел.
- Нет. Сначала Малый Дворец.
*****
Богорожденные жены склоняли головы над рукоделием, внимая рапсоду, который, аккомпанируя себе на кифаре, заунывно декламировал поэму о гневе анакса Аламиро Сокрушителя и воспоследовавшей из оного гнева гибели великого города Гальбрэа. Голос, впрочем, был неплох. Чеканные речи гневающегося анакса, казалось, отдавались от сияющих яркими фресками стен великолепного Малого атрия.
Потомок Аламиро тоже гневался, и гнев его сокрушил бы сердце Ливиллы, будь она не матерью анакса, а... просто матерью.
Впрочем, анаксэа не отрицала своей вины. Не следовало встречать сына упреками. Об изгнанных им из своей свиты юных эориях можно было поговорить и позднее. После возвращения армии Ливилла видела Аодани всего два раза: когда приветствовала его во время триумфального входа в Цитадель, и когда потребовала объяснений относительно свиты. Зря... Зря... Обиженные юнцы вполне могли подождать.
Как долго она его не видела! Дани немного похудел, загар странно контрастировал с выгоревшими светлыми волосами, ясные бирюзовые глаза (совсем как у бабки, у Эвеллии!), казалось, сделались еще ярче... И как же они сверкали гневом! Аодани ушел в ярости. Это было три дня назад. Ливилла ожидала, что он остынет, но сын по причинам, о которых нетрудно было догадаться, откладывал визит в Малый Дворец, а идти к нему сама анаксэа не хотела. Есть у нее право хотя бы на гордость?
- Моя государыня...
- Да? - поинтересовалась Ливилла. Если это снова стенающая сестрица Эрминия со своим надуто-слезливым муженьком, она их убьет. Может быть, хоть тогда Аодани в кои-то веки решит, что мать была права, и скажет спасибо.
Еще лучше! Если был на свете кто-то, кого Ливилла сейчас желала видеть меньше, чем Эрминию, так это богоданного братца! Как у него вообще хватает совести показываться ей на глаза? Умом Ливилла понимала, что несправедлива, что Антимен не виноват в гибели Эрнани, но смотреть на него временами было невыносимо.
- Пригласите, - Божественная анаксэа, поморщившись от донимавшей ее уже дня три надоедливой боли в колене, поднялась и медленно прошлась по атрию. Юный Пенья вскинул руку в жесте почтения и исчез с глаз. Ливилла улыбнулась высокомерно и торжествующе - внук ее давнего врага явно не заметил, скольких усилий ей стоило сохранить прежнюю легкую, ровную походку. И не заметит. Хотя бы эту возможность истинного величия Боги еще оставили ей. Хотя бы эту!
Вышколенный слуга вполголоса осведомился о вине и угощении, но был отослан небрежным движением руки и тоже исчез. Слуги в Малом Дворце умели оставаться незаметными.
- Радуйся, сестра!
Антимен взирал на августейшую родственницу так, словно намеревался поведать ей парочку тайн мироздания, кои Боги не сочли нужным сообщить владыкам земным. Ливилла хорошо знала этот взгляд. Он был фамильным и неизменно сулил недоброе. Когда четырнадцать лет назад Вестин явился сообщить ей, что на Адаларди подготовлено покушение, что Каррин уже отправился в лагерь Первого Торкийского легиона, и она должна быть готова к тому мигу, когда стрела молодого эория Феликса Кантиллана превратит ее из нелюбимой жены своенравного "солдатского" анакса в почитаемую анаксэа-мать, он смотрел так же...
- Радуйся, брат... Оставьте нас, мои эории...
- Повиновение анаксэа... Повиновение... - Зосты мигом собрали свои вышивания и потянулись вон. Рапсод убрался следом.
- Образ нынешнего царствования! - вздохнул братец, кивая на клетку с дрессированным скворцом, - Скворцы, поющие соловьями, тщатся заменить собою подлинных соловьев.
- Воистину, - согласилась анаксэа-мать, с завистью покосившись на бронзовую найери посреди бассейна. Морская дева была счастливее бывшей повелительницы Золотых Земель - она могла не обращать внимания на Антимена с его вздохами и проникновенными взорами. Отрастить себе, что ли, тоже змеиный хвост? - Что тебе нужно, Антимен?
- Ты жестока, сестра! - снова вздохнул тот, - Сколько еще лет я должен каяться в том, в чем не виноват?
Брат все прекрасно понимал и сейчас он был прав!
- Прости, - смутилась Ливилла, делая Антимену знак пройти за нею наверх в таблиний - если у него действительно что-то важное, не годится, чтобы им помешали... - У тебя ко мне дело?
- Да, - кивнул эорий Сарвиа, старательно прикрывая за собою дверь. - Ты должна как-то повлиять на Аодани. Он играет с огнем. Отвергнув приготовленную нами свиту, хуже того - заменив ее отрядом из всадников и плебеев, анакс оскорбил отпрысков лучших эорийских семей. Нельзя до бесконечности унижать детей Богов. Это может плохо кончиться...
Может. Только для кого именно? Оскорбленным юнцам и их семьям нечего противопоставить тридцати одному армейскому и пяти гвардейским легионам, всадническому сословию и толпам плебеев, готовых носить своего анакса на руках.
...А что если Антимена ничему не научил крах четырнадцатилетней давности, и он что-то задумал? Тогда это плохо кончится для НЕГО. Ливилла Ракан могла согласиться с убийством мужа, но пока она жива - ни одна тварь не поднимет руки на единственного оставшегося у нее сына.
- Но я хотел говорить не только об этом. - Антимен гордо выпрямился, голос стал укоризненно-требовательным, как случалось всегда, когда ему что-то было нужно от августейшей сестры. Интересно, почему некоторые люди полагают, что родственники и друзья, преуспевшие в жизни больше них, обязаны всю жизнь терзаться за это неизбывной виной? К тому же еще большой вопрос, что в данном случае считать преуспеянием... - Прости, Ливилла, то, как ты обошлась с Эрминией и ее мужем - чудовищно!
Может быть. К сожалению или к счастью известие о "подвиге" Субрия добралось до Ливиллы раньше Эрминии. Анаксэа до сих пор не могла забыть внезапную слабость и темноту в глазах при мысли, что она могла потерять и второго ребенка - уже по собственной глупости. Возможно, Эрминию, сыну которой угрожала смертная казнь, действительно можно было понять, возможно, анаксэа в самом деле проявила жестокость, когда выкинула вон воющую о "несправедливости" и "тиранстве" сестрицу. Возможно... У матери есть лишь ЕЕ дети.
- До тех пор, пока Малым венцом Раканов не коронована жена Аодани, ты - наша государыня, - тоном откровения изрек прописную истину Антимен, - и именно это возлагает на тебя особую ответственность. Ты должна попросить у Эрминии прощенья и подумать, что можно сделать. Она - твоя сестра, а Субрий - твой племянник!
- А Аодани - мой сын! - беспощадно отрезала Ливилла. Как она могла подумать, что Антимен что-то понимает?! - Мой, - она старательно подчеркнула это слово: - единственный сын! Не дорого ли грозит обойтись мне любовь к родне?
- Субрий не виноват. Это все Атилий Ферра. Он унизил Субрия, заставив анакса отвергнуть его мнение и навязав свое! Субрий всего лишь хотел доказать анаксу, что он настоящий командир, не нуждающийся в опеке.
- Он это блестяще доказал! - кивнула Ливилла с холодной насмешкой, - Аодани мог погибнуть.
- Горе сделало тебя несправедливой, Ливи. - Если он сейчас снова вздохнет, этот вздох станет для него последним... - Ты винишь невиновных и не видишь подлинного зла... Но сейчас... Я не понимаю тебя, сестра! Ливилла, Аодани превращается в тирана, а ты, ты молчишь! Неужели ты решила отказаться от нашей борьбы, сдаться?
Сдаться? А почему бы и нет? Когда-то она действительно думала, что все можно изменить, но тот день, когда онемевший под взглядом ее царственного мужа Высокий Совет единогласно одобрил ссылку опальной жены анакса в Кабитэлу, отрезвил Ливиллу раз и навсегда.
- Выслушай меня, сестра! Слабость непозволительна тем, кто в ответе за наследие Богов!
- Ты неоспоримо прав, дядя, тем, кто в ответе за наследие Богов, слабость непозволительна... Радуйся, матушка! - анаксэа невольно вздрогнула и обернулась, положив себе повыгонять слуг, посмевших не доложить. И плевать, если они исполняли приказ ее сына!
Четырежды божественный государь Аодани Ракан выпустил занавес, прикрывавший дверь, и, приблизившись, поклонился матери, галантно поднеся к губам край широкой расшитой ленты, служившей Ливилле поясом. Владыка Золотых Земель был облачен в окрашенную поддельным "солдатским пурпуром" эксомиду без всяких регалий, даже без указывающей на принадлежность к личной охране анакса золотой каймы, однако, несмотря на это, его трудно было бы принять за простого гвардейца... Боги, какой же он красивый! Почему анаксэа не может просто обнять своего ребенка, и кому какое дело, что он коронован венцом Богов и другие зовут его властителем?
- Радуйся, Четырежды Божественный! - Ливилла слегка склонила голову в предписанном обычаями приветствии. - Я взыщу с нерадивых слуг, не доложивших о твоем приходе.
*****
- Радуйся, Четырежды Божественный... - Выплеснись на него сейчас откуда-нибудь сверху ведро холодной воды, и то было бы приятнее. А еще хуже то, что он этого и ожидал, но надеялся неизвестно на что. Абвении, ну почему все так? Зачем его вообще понесло в Малый Дворец, что он - свою семью не знает? Аодани до отчаянья, до одури, до крика хотелось увидеть мать, а не вдовствующую государыню, приветствующую властителя Золотой Анаксии, но, видимо, есть вещи, недоступные земным владыкам, и это - одна из них. Интересно, а неземным - доступны? Ни одна легенда не повествует о родителях Ушедших Богов...
- В Большом атрии был кое-кто, но стоило мне появиться, и достойные эории разбежались, словно увидели подземную тварь. Хотя глаза у меня, в отличие от прадеда, не лиловые... - улыбнулся Аодани в очередной безнадежной попытке разбить несокрушимую стену придворного этикета, окружавшую мать словно гальтарские Кольца, в которых нет ворот ни для кого. Даже для сына. - Не будет ли нескромностью с моей стороны спросить, о чем ты беседовала с дядей?
- О скворце, - отозвалась Ливилла, оставив без внимания обвиняющий в предательстве взор брата: - Один из моих друзей назвал его образом твоего царствования, государь сын мой.
- Твой друг склонен к избитым фразам, матушка. - Плач о поддельных соловьях Аодани уже слышал. Сказать по правде, ему этим скворцом давно прожужжали все уши. Кошки дери Арренио, не мог что-нибудь другое подарить... - Но по мне так лучше скворец, поющий соловьем, чем подлинный соловей, не умеющий петь. Или, того хуже - полагающий, что петь - ниже его достоинства... - Аодани улыбнулся и добавил самым невинным тоном: - Хотя, если б они при этом не требовали корма больше, чем могут съесть, терпеть еще было бы можно...
- Четырежды Божественный, конечно, волен оскорблять меня... - горестно выдохнул дядюшка, явно принявший сказанное на свой счет, хотя, видят Абвении, именно его анакс в виду не имел.
- Благодарю за любезное разрешение, - коротко поклонился Аодани, - Учитывая, что мне не дано предвидеть, что именно и в какой миг ты сочтешь оскорблением, оно весьма кстати.
- Твои речи непозволительны, государь сын мой! - заметила мать, холодно но без особого возмущения, видимо, братец уже успел надоесть и ей тоже. Интересно, давно он тут? И что ему надо?
- Мой анакс, это неслыханно! - объявил Антимен, - Мало того, что ты повторяешь и усугубляешь ошибку своего прадеда: возвышаешь простолюдинов, пренебрегая потомками Ушедших, что само по себе нелепо и опасно для государства...
Ундэ милосердный! Ну какие Твари притащили дядюшку именно сейчас, когда Аодани наконец решил поговорить с матерью? В виске надоедливо заныло, скоро начнет стучать. Анакс невольно поморщился. Обычно он не страдал головной болью - она являлась при виде дяди и его собратьев по ратующему за "устои" высокородному ызаржатнику, и исчезала, когда исчезали они. Аодани давно отчаялся понять эту странность и никому о ней не говорил из боязни, что люди не поверят и сочтут, что он играет в страдания, как недоброй памяти Эобани Злосчастный.
- Дядя... - устало вздохнул Аодани, - Перечисли, пожалуйста, кто у нас занимает высшие гражданские и военные посты?
Антимен замолчал, удивленно уставившись на племянника.
- Ну же, назови их! Астиарх - Гордиан Пенья; геренций - Филагрий Анэро из дома Молнии; экстерриор - Ремус Пенья; стратег - Амилиани Скипара из Дома Волны; стратилаты - Амфион Надорэа, Ювенли и Флавий Керва, Эгнацио Марикьяре; статиарх - Ливио Парда, ипостатиарх - Гестий Греда из Дома Скал; супрем - Арренио Марикьяре... - перечислил Аодани, в полном презрении к этикету усаживаясь на широкий подоконник, благо вазы с цветами оставляли довольно места, - Поэтому в дальнейшем, говоря о потомках Ушедших, которыми я, по твоему мнению, пренебрегаю, потрудись, пожалуйста, называть имена.
Ливилла Ракан, послав сыну красноречивый взгляд, стоивший часа непрерывных нравоучений, опустилась в кресло.
- Я могу может назвать имена, если это угодно моему Четырежды Божественному государю! - отчеканил Антимен, - Юношей, что готовились следовать за ним в триумфальной процессии! Молодых эориев, которым мой анакс предпочел...
- Тех, кто сражался рядом со мной! - Дались им эти бездельники! Неужели опять все кончится ссорой? Проклятый Антимен, надо было сперва выяснить, где пегая кобыла таскает главу семейства Сарвиа, а потому уже идти к матери, чтоб не столкнуться ненароком!
- Плебеев! - обвиняюще бросила мать.
- Плебеев? - пожал плечами Аодани, - Мама, ты произносишь это слово так, как будто это какое-то непристойное ругательство. Однако в те древние времена, на которые вы с дядей так любите ссылаться, оно не имело ни малейшего уничижительного смысла. Оно просто означало, что в жилах человека не течет крови Ушедших, вот и все...
- Я подобрала тебе свиту из сыновей достойнейших эорийских семей... - начала мать. Боги, да слышит ли она?
- В достойнейших семьях, матушка, сыновьям еще в детстве объясняют, что зариться на чужую победу и чужие почести недостойно. - заметил Аодани с дорого стоившей безмятежностью в голосе.
- С тобой невозможно разговаривать, Аодани! - приговорил Антимен. Медовая маска медленно оплывала - из-под приятнейшей родственно-верноподданной улыбки смотрела лютая ненависть. Вот и ладно. Так как-то спокойнее.
- Не разговаривай, - дозволил анакс самым милостивым тоном, мысленно молясь всем богам и святителям, чтобы возмущенный глава рода Сарвиа поскорее воспользовался разрешением, - Разве тебя кто-то неволит?
Любой благочестивый жрец, конечно, указал бы, что говорить так со старшими родичами нехорошо, но Аодани никогда не страдал особым благочестием, и ему очень хотелось, чтобы Антимен разозлился и убрался подальше. Желательно - в самый Закат, к Тварям. Авось Крысы перетравятся - Кошкам работы меньше...
- Меня неволит достоинство эория! - гордо объявил Сарвиа, вызвав у племянника очередной приступ нытья в виске. - В войсках Анаксии все меньше и меньше достойных имен! Однако, я верю, что настанет день, когда мой анакс поймет свое ошибку и исправит ее. Занимать руководящие места в армии должны эории, и только они!
Литэ Надорае! Аодани мысленно воззвал о терпении, которое должно было понадобиться очень скоро. В армии нужны военачальники, а не "имена", и они должны командовать, а не "занимать места", однако вбить эту простую мысль в голову эория Сарвиа сумел бы, вероятно, только Астрап - хорошенько врезав молнией по упомянутой голове.
- Но их все меньше и меньше... - Ясно, когда Аодани перечислял эориев на высших должностях, светлейшего защитника устоев в очередной раз сразила глухота, - А когда они все же появляются, то немедля становятся жертвами завистников-плебеев, которые не могут простить детям Богов их высокого родства, их избранности...
- Дядя, короче! К делу! Что ты имеешь в виду? - оборвал анакс. Впрочем, догадаться было легко.
- Верно ли, что Субрий Агустал лишен звания легата и заточен в Тенебрэй?
- Все верно, - кивнул Аодани. - Так и есть.
- Субрий - вернейший из военачальников анаксии. - бестрепетно заявил светлейший ызарг.
Астрапэ Шлемоблещущий, а ведь похоже, дядюшка вовсе не издевается, он искренне уверен, что сказал правду! Ужас какой...
- Субрий вообще не военачальник, он - наказание Богов за мою глупость. - Или за глупость легата Горация Агустала, сосватавшего влюбившемуся сыну дочку опального временщика. Останься Эрминия Сарвиа девой - вот было бы замечательно...
- Но Субрий не виноват! Виноват этот проклятый варвар, вынудивший молодого Агустала совершить необдуманный поступок. Роковой ошибкой было возвысить его...
- О да, Атли виноват - брякнул в присутствии вашего племянника, что следует усилить охрану Эркаиндунского прохода! - язвительно согласился Аодани, - Ему следовало сказать, что в страже вообще нет нужды, тогда Субрий бы ее утроил, и все было бы хорошо.
- Аодани, ты не должен забывать, что он мой племянник и твой двоюродный брат... - тихо и как-то неуверенно проговорила анаксэа. Похоже, матери не очень-то хотелось защищать племянничка и она делала это исключительно из чувства родственного долга. Что ж, и на том спасибо.
- А я твой сын, моя эория, - ровным голосом напомнил Аодани. - И если уж на то пошло - твой анакс и последний в роду Раканов. - Может, хоть это их проймет.
- Но...
- Никаких "но", матушка! Выходка твоего племянника слишком дорого обошлась легиону!
- Но как можно сравнивать? - возмутился Антимен, - Да все эти презренные плебеи не...
Что?! Сердце ударило в груди, словно пытаясь вырваться. Астрапова Ярость вскинулась и разбуженным зверем зарычала внутри.
Антимен онемел на полуслове, и это было его счастьем.
Чувствуя, как льется по венам знакомое пламя, Аодани нащупал в складках гиматия нож и, вытащив до половины, сжал ладонью лезвие. Боль не отрезвляла. В окно рванулся ветер, чудом не снеся вазу с какими-то странно пахнущими ветками. Анаксэа издала испуганно-возмущенное восклицание. Еще бы, прожив столько лет с посвященным Раканом, она прекрасно понимала, что к чему, вот только от гнева Адаларди сходить с ума начинала земная твердь...
- Дядя! - старательно безмятежным голосом произнес анакс, попытавшись улыбнуться. Улыбка должна была выйти зверской, и, судя по лицу эория Сарвиа, такой и получилась. - Если ты сейчас скажешь, что несколько сотен солдат-плебеев не стоят волоска с головы одного богорожденного мерзавца, я выброшу тебя в окно. - Аодани обернулся и бросил наружу оценивающий взгляд, - Тут, правда, невысоко, но если мне повезет, а тебе - нет...
- Дани! - ахнула анаксэа, к вящему удовольствию сына позабыв назвать его государем, - Не забывай, что эорий Антимен - мой брат и...
- Конечно я помню, мама, - Аодани отвернулся от окна, попутно водрузив на место чудом не пострадавшую вазу, - Иначе я выкинул бы его без предупреждения.
Снаружи громко и гнусно заорала какая-то птица. Голос у птицы был скрипуче-несчастный, совсем как у дорогого дяди. Нужно будет выбрать время и устроить смотр гимнетам-сокольничим, похоже, совсем обленились в его отсутствие...
- Я полагаю, - кашлянул Антимен, благоразумно отступая подальше от августейшего племянника. - мой государь преувеличивает вину своего двоюродного брата.
Испугался. И правильно сделал, видят Боги. Каким бы ни был Антимен, выбрасывать его в окно на глазах у матери Аодани не хотел. Родня все-таки...
- Он всего лишь совершил небольшую ошибку, которую мог совершить и всякий другой! Взглянем на вещи трезво - да, он перебросил войска из одного ущелья в другое, но откуда ему было знать, что...
Точно в цель!
- Вы с эорием Агусталом удивительно единодушны, дорогой дядя, - Анакс поднялся на ноги. - Если ты еще не навестил его в узилище, сделай это и убедись. Агустал твердо уверен, что был прав, а я - тиран, и что Совет его оправдает, ибо переводя кентурию Басса из Эркаиндунского ущелья он не мог предвидеть, что Дьюрнах воспользуется его глупостью. - В виске стучало, словно там поселился настырный дятел, Аодани прикрыл глаза и провел ладонями по лбу от переносицы к вискам, - Хоть убейте, я не могу понять - искренен мой братец, или прикидывается в надежде, что я не стану казнить сумасшедшего...
Лицо Антимена медленно изменило цвет, сделавшись каким-то бледно-творожистым, словно у кладбищенского выходца. Аодани так и думал, что дядюшка вспомнит.
Первое, что сделал Адаларди, взойдя на престол - разогнал из столицы все окружение брата. А советников, внушивших Эобани изумительную мысль раздать командование надорскими легионами родовитым бездарям, обвинил в злоумышлении против Анаксии, и засунул для острастки в Тенебрэй, и самым первым - любезного тестя. Несколько несчастных попытались убедить анакса в том, что пребывали в искреннем заблуждении и не предвидели последствий. Анакс, милостиво кивнув, согласился, что при некоторых прискорбных обстоятельствах человек действительно неспособен понять, к каким последствиям может привести назначение на высшие командные посты людей, никогда даже издали не видевших армии. И он даже знает, при каких именно. Следующим же распоряжением Адаларди объявил "заблуждавшихся" недееспособными, предписав родственникам немедля установить над ними надлежащую опеку, и, разумеется, близко не подпускать к Совету Эориев.
Эории с перепугу уже подумывали о сопротивлении, но под самыми стенами Гальтар разбил лагерь Анаксианский статорский легион. "Злоумышлявшие" просидели за решеткой несколько лет, потом Адаларди сделал вид, что смилостивился, выпустил страдальцев за священные устои, и разослал по дальним закоулкам Анаксии на почетно-декоративные должности под надзор местных военных властей.
Адеодат Сарвиа, спасшийся от сей участи родством с государыней, отправился наместником в Гарикану. Наместничество было чистым театром - на самом деле всем в провинции управлял военный прокуратор, старый ветеран, безгранично преданный Адаларди. Он же неусыпно следил за каждым шагом опального государева тестя. Сидя в Гарикане, Адеодат развлекался сочинением "тайных" мемуаров, в которых зять представал Изначальной Тварью похлеще водящихся в гальтарских подземельях (люди Гестия Греда исправно доставляли в Цитадель списки с сего бессмертного творения, Адаларди ради развлечения читал, рыдая от смеха), а братья государыни Каррин и Вестин, оставшиеся в столице, тем временем соорудили заговор, настолько дурацкий, что занятый очередным мятежом в Гайи Гестий Греда его проглядел. Умысел на жизнь анакса разоблачила случайность, в которой чувствовалась рука Богов. Адеодат попробовал бежать, но был пойман и отправлен в строжайшую ссылку в Йерну, на границу с Холтой, Ливилла под стражей отправилась в Кабитэлу, ее брат Вестин - в войска за Реку, где вскоре и погиб героем, а Антимен, рыдавший и клявшийся Абвениями и кровью, что ничего не знал о намереньях отца и братьев - в имение семьи Сарвиа с вечным запретом когда-либо высовывать оттуда нос. Анакс Адаларди Защитник никогда не приговаривал к смерти своих родственников. Возможно, кое-кто из них успел об этом пожалеть...
Разумеется, Адаларди мгновенно воспользовался предлогом и так придавил всех своих противников, что остаток его правления прошел исключительно спокойно.
А потом Боги за что-то прогневались на Золотые Земли и четырежды безумный Аодани сдуру возвратил из ссылки мать и помиловал ее младшего брата... Как в столицу стянулась большая часть "защитников устоев", разогнанных Адаларди, молодой государь и сам не успел сообразить. Мать просила милости то для одного, то для другого мученика, исчахшего на чужбине и жаждущего умереть в Гальтарах... Когда Аодани опомнился, исчахшие умирающие мученики сидели в Высоком и Полном Советах, сосали кровь, мотали душу и грозили надолго пережить помиловавшего их коронованного дурака. Дядя прав - слабость непозволительна тем, кто ответственен за наследие Богов!
- Я не вижу смысла продолжать нашу беседу! - решительно отрезал Антимен.
Вот и чудесно! И от Антимена отделались, и не надо больше думать, как донести до "защитников устоев" мысль о том, что гневить анакса на суде заведомо нелепыми оправданиями поступка Субрия опасно для душевного здоровья.
- Прошу моего анакса позволить мне покинуть Гальтары...
Даже так? Слава всем Богам и всем святителям! Вот только зачем ему позволение? Должностей - ни государственных, ни придворных, - у дяди, благодарение Астрапу, нет... А, ладно, если он так хочет - на здоровье...
- Позволяю! - милостиво наклонил голову Аодани, больше всего опасаясь, как бы дядя ненароком не передумал в последний момент.
Боги миловали - Антимен торжественно поклонился, и, всем видом своим являя оскорбленное достоинство, убрался с глаз. На какой-то миг в таблинии стало очень тихо.
- Наконец-то, а то я боялся, что не выдержу и оскорблю Богов убийством родича, - удовлетворенно констатировал наследник Ушедших.
- Дани, как ты можешь! - вздохнула мать.
- Не могу! - сознался Аодани. - Видеть его не могу, и слышать тоже, - Стук в виске стихал. Похоже, его действительно вызвало присутствие Антимена, недаром такое же происходило временами на заседаниях Совета Эориев... Нужно будет спросить знающего лекаря, вдруг похожее случалось не только с ним.
Властитель Золотых Земель опустился на ковер у ног анаксэа и вскинул голову, глядя на гордую, суровую, еще красивую женщину, тридцать лет назад давшую ему жизнь. Женщину, которую он никогда не вернет обратно в Кабитэлу, просто не сможет, даже если она сведет его с ума. - Мама... Кошки Закатные! Да пропади он пропадом, этот Антимен, и Субрий вместе с ним... Я же вернулся с войны! Неужели ты совсем не хочешь обнять меня?
Нет, правда, должно ведь у нее быть такое желание, или анаксэа превращаются в ледяные изваяния в тот миг, когда надевают венец? Тогда он не женится, и гори все закатным пламенем. А наследника можно и от любовницы прижить. Великий Аэтани тоже не был рожден в законном браке, и ничего...
Ливилла вздохнула, как-то странно, отчаянно, со всхлипом, словно глотая слезы. И обняла его...
Комит Города - один из четырех заместителей астиарха
Триумфальные колонны вышли из моды при внуке Аодани Справедливого Эмирани, первым воздвигшего в честь своей победы триумфальную арку.
Таблиний - рабочий кабинет.
Кахаэтис фалинхоэ - медленно действующий безболезненный яд. Применялся для казни лиц эорийского и всаднического сословий, приговоренных к смерти за серьезные преступления, в частности - измену.
Вигла - городская стража
Октарх - наместник, управляющий каждой из восьми областей, на которые была поделена провинция Гайи после мятежа конца предыдущего - начала текущего Круга.