Назад к "Наш Нью-Йорк"

В городе Алексов, в городе Питеров, В городе Вов и Юр Вновь засосет меня в джинсах и в свитере Вечный сабвэйный сюрр. В городе брошенном, в городе бешенном Снова терять покой. Снова луна будет в небе подвешена За ноги, вниз башкой. В городе памяти, снов и агрессии В городе психбольниц Буду я частью нарядного месива Осени, улиц, лиц. Снова я стану плыть по течению, Еле держась на плаву. В городе водки, тоски и прощения Больше я не живу.          Майка (Элла Титова-Ромм)     Не ностальгирую: какая разница С каких балконов на какие празнества, Опустошая "Хайнекена" треть, Без всякого участия смотреть. Не комплексую: раз харизма есть, Друзей-предателей я наживу и здесь. Не все ли мне равно в какой глуши - И на кого - работать за гроши.          Рита Бальмина     Это не старость, конечно, не старость. Только усталость, и это пройдёт. Просто зима, просто ветер холодный, Чёрная лужа и треснувший лёд, Просто некстати дорожная пробка, Сломанный "дворник" и дождь проливной, Ржавая ручка в подъезде без лифта, Двести ступенек, язык неродной.          Дина Британ     Сегодня много пью, да не пьянею. Приятели давно уже хмельные. Гуляю по нью-йоркскому Бродвею - Манхэттэн здесь, края мои родные. Гуляю с темнокожей жаркой дамой. Таких прелестниц прежде не любил я. Сто баксов гнусных мне не жалко, дам ей, зато взамен любых утех обилье.           Михаил Бриф     Мегаполис, продрогший до мозга костей И промокший до синевы. Я попала сюда, как в хмельную постель К чужаку с которым на "вы". Мегаполис туннелей и эстакад, Над Гудзоном дающих крен, По мостам и хайвэям сползает в ад Под воинственный вой сирен.           Рита Бальмина     Пью не пасынком отпетым, как пивал нередко я. Здесь Бродвей и здесь Манхэттэн, здесь и родина моя. нынче. Здесь в родимом небе я приму на посошок. Погляди, куда мой жребий заманил меня, завлёк. Лишь один вопрос пустяшный вмиг поможет отрезветь: С тирдцатиэтажной башни долго ль камнем мне лететь?           Михаил Бриф     Глянь эмиграций вечный жид На торга грациозный праздник, Который и манит и дразнит. Знай, он тобой не дорожит. Жизнь дорожает и першит В гортани вирусом заразным. К террору имиджа и фразы Ты приколочен и пришит. Из окон "Мариотта" вместе Глядим как не стоит на месте Прогресс, чей двигатель крушит Слогана текст - в слоеном тесте Рекламных вспышек. В их контексте Бродвей ночную жизнь кружит.           Рита Бальмина     Бродвей ночную жизнь кружит В неоново рекламной пляске: Все - от Майами до Аляски - Дешевый и попсовый "шит" - Тебе, мигая, строит глазки. Пульсирующий свет дрожит И правосудие вершит Давлением - по-югославски. Он инвалиду на коляске Предложит купленные ласки, - Задорого по всем приметам. С витрин моргают лица-маски Тысяча первой ночи-сказки В пророчествах дневного света.           Рита Бальмина     Это просто Нью-Йорк и ноябрьская стылость, Это просто полтинник уже "на носу", И небесная твердь прорвалась, опустилась На плечо, на котором ребёнка несу.   Он устал и уснул, озорной почемука, Я от стужи его прикрываю рукой. И не крест, но крестец и крестцовая мука, Мой последний шедевр, невербальный такой.   Что писать? и зачем? После Вертера - ветер, После Бродского вброд сквозь бурлящий Бродвэй. Озаряется вспышками Верхний Манхэттен, Подколёсной водой обдаёт до бровей.   Это просто Нью-Йорк, ноября декорации... Как бы мокрым зонтом от борея отбиться и На прокрустову лажу второй эмиграции Положить отсечённые ею амбиции?           Рита Бальмина     Закрываю глаза,                         выключаю свет,                               встречаю рассвет Тебя все нет... Дети спросят Ложась спать - Смогут ли ночью Тебя обнять. Утро как утро. Вечер? Неужели Так много места В моей постели? Много звонков. Все тоже. Все тоже. Но тебя не вернуть. Не вернуть! Боже!    Бог в раю. Лик его светел. Мне достались лишь пыль да пепел. Зло заразу в конверте несет. Мне остались слезы. И все... Перевод Майки (Эллы Титовой-Ромм) "You 're missing" из альбома "The rising" Bruce Springsten     Нью-Йорк, ты чёрен как ломатый гей В наушниках, и так же равнодушен К непризнанной поэзии моей И к нашим русским неспасённым душам. А впререди рабочая неделя И очень слабый свет в конце тоннеля...           Рита Бальмина     Кто подскажет мне простые Безыскусные слова? Никого вокруг. Пустыня. Называется Москва.   Надо рвать, крушить и мчаться В край тот, где поймут меня. Прощевайте, домочадцы, Покатил судьбу менять!   На ветру ограда стынет. Волк зубами щелк да щелк. Никого вокруг. Пустыня. Называется Нью-Йорк.           Михаил Бриф     Дурным пророчествам переча, Я так желала новой встречи, Тебя хореями маня, Что ты явился взять меня. Мрак над Манхэттеном навис. На "Максиме" скользящей вниз Мы мчались сквозь гремящий ливень И не было меня счастливей... На облако меня увез ты, Судеб неправильные звезды Перечеркнули небеса, Луна кривилась однобоко, А утром выпала роса У век Всевидящего Ока...           Рита Бальмина     Санта Клаус входит в город: нам наверно повезёт, мы забудем горе скоро, мы от счастья выпьем море, если только снег пойдёт.   Он похож на Дед Мороза - и мешок и борода - эмигрант, наверно, тоже, не краснеет только рожа - не такие холода.          Михаил Этэльзон     За что люблю я Габриэля? За то, что он большой поэт! Все прочие осточертели, А Сашка нет, а Сашка нет!   За что люблю я Этельзона? Рогами он пронзает мрак Он европейски образован. Он верный друг, он верный враг.   Кто получал под зад коленкой, О том не говорит врачу. Не приставайте к Динке с Ленкой. От этих барышень торчу и до безумия хочу.   Алёша не влезает в строчку. Березин, я в слезах тону! Его люблю и ставлю точку. Вдвойне люблю его жену.   За что люблю я Элку-Майку? Ведь не любовники - друзья! Меня как хочешь понимай-ка, но Элку разлюбить нельзя. Её лучистые глаза слепят как золото Клондайка!   А что же Миша? Что же Ира? Койот и тот про них поёт! Но Ира, словно голубь мира, Мишаню бедного блюдёт.   Судьба такая-растакая, то пособит, то возопит.   За что люблю я Борукая? Он иронист, он Одессит. В отличие от большинства, он ищет точные слова. Сам Апполон его хранит, призвав на берега Гудзона. Борис поэт, не троглодит, бежит от местных мудозвонов.   Бог в помощь вам, мои друзья! Горжусь знакомством с вами я!           Михаил Бриф

Назад к "Наш Нью-Йорк"