Бриз Ника Анатольевна : другие произведения.

Потеря

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не знаю, в самом деле, как анонсировать... Сказка. Реализм с мистинкой (с) Маленькая повесть - или большой рассказ.


ПОТЕРЯ

  
   Когда на суд безмолвных тайных дум
   Я вызываю голоса былого,
   Утраты все приходят мне на ум,
   И старой болью я болею снова.
   Из глаз, не знавших слёз, я слёзы лью
   О тех, кого во тьме таит могила,
   Ищу любовь погибшую мою
   И всё, что в жизни мне казалось мило.
   Веду я счёт потерянному мной
   И ужасаюсь вновь потере каждой,
   И вновь плачу я дорогой ценой
   За то, за что платил уже однажды.
   Но прошлое я нахожу в тебе
   И всё готов простить своей судьбе.
  
   У. Шекспир
  
  
  
   Всё, что происходит вне нас - всего лишь зеркало нашего образа мыслей.
  
   Луиза Хей
  
  
  
  
   *****
  
  
   Инна привычно брела по переходам метро. Некоторые станции мало отличаются друг от друга - полукруглый потолок, светлый мрамор, люминесцентные лампы, скрадывающие время суток.
   Гораздо интереснее старые центральные станции, каждая из которых похожа на музей искусства середины ХХ века.
   Она уже давно приучила себя не смотреть на проходящих мимо людей и не замечать тесноты. А ведь раньше было гораздо просторнее, и пассажиры старались соблюдать чистоту. Теперь же поездку в метро можно было рассматривать и как необходимое зло, и как возможность побывать в портативном читальном зале - если удавалось сесть в уголок.
   На этот раз это удалось, и, заняв своё любимое место в самом дальнем углу вагона поезда, идущего в сторону центра, она погрузилась в чтение "Парфюмера" Патрика Зюскинда. Подумать только, как много информации может дать запах! Им привыкли не то чтобы пренебрегать, но отодвигать не второй план по сравнению со зрительными впечатлениями. И почему такой чудесный дар - улавливать едва ощутимые запахи, доступные даже не каждой охотничьей собаке, - достался маньяку-убийце, неспособному любить и сочувствовать? Или другой вопрос - почему столь одарённый человек не спасся от безумия? Или... талант связан с риском сумасшествия?
   На минутку она оторвалась от книги и вспомнила собственную "библиотеку запахов". Оказывается, она помнит их гораздо больше, чем думала. Аромат волос матери, ополоснутых в травяном отваре, по которому она ребёнком узнавала её; бабушкина пудра и обед с куриным супчиком; дедушкин одеколон, сдержанно-незаметный на тёмном кардигане; запах виниловых пластинок, которые отец слушал вместе с братом; собачья шерсть с молочно-кашными нотками, характерными для щенков... Её любимые духи - прозрачное сладкое дуновение. И, наконец, едва уловимый аромат клевера, исходивший от того, кого она считала разумным оставить в покое и забыть.
   Разумно было бы также списать все старые вагоны метро и заменить их модерновыми монстрами с невыносимо-ярким светом прямоугольных люминесцентных ламп. Но сколько очарования в тех ставших редкостью поездах, где стены внутри покрыты золотистой рельефной краской, а свет ламп слегка приглушен круглыми плафонами - рассеивателями, напоминающими шляпки грибов! В одном из таких раритетных поездов ехала Инна. Она считала, что ей повезло, и убедилась в этом ещё больше, когда подняла глаза на номер, проставленный старомодным шрифтом над боковой дверью, через которую теоретически можно пройти в соседний вагон:
  

5 9 6 8

  
   Счастливый!
   Этот поезд словно специально приехал за ней из её детства. Более резкий, чем обычно, типичный "запах метро" без примесей амбре человеческого пота и нестиранной одежды воспринимался как глоток чистого воздуха... Этот запах был, как ни странно, одним из её любимых - возможно, потому что от него веяло предвкушением поездки к бабушке, или в гости, или на вокзал, а оттуда - за город. Или к маме на работу, где она могла сидеть мышкой в своём углу и заниматься любимым делом, а именно читать книжки и рисовать.
   Брррр! Рядом с ней нагло втиснулся какой-то вонючий тип, явно перепивший накануне. От него несло перегаром и прокисшим "Оливье".
   Она снова зарылась в чтение, чтобы хоть как-то абстрагироваться от неприятных ощущений. Тут-то ей стало понятно, за что она не любит современное метро: за вонь. Повествование затягивало и уводило вдаль по серо-бесформенным просторам внутреннего ландшафта гения-нелюдя. Инна не заметила, как дурно пахнущий тип поднялся и пересел, как на его месте оказалась обрызганная дешёвым парфюмом домохозяйка с продуктовой сеткой, и как все остальные пассажиры покинули поезд.
   Оторваться от книги её заставила неестественно мягкая остановка. Обычно вагоны качает и дёргает, а тут ей показалось, что она зависла в воздухе.
   Одного быстрого взгляда вправо-влево было достаточно, чтобы убедиться: вагон пуст.
   Инна продолжала сидеть, но на всякий случай убрала книгу в сумочку. И, как только она это сделала, двери раскрылись. Она встала и, пройдя к выходу, вдруг поняла, что поезд остановился посреди туннеля. Прямо напротив ближайшего к ней выхода находился узкий боковой проход. Скорее всего, это служебный коридор, ведущий в параллельный туннель. Однако о метро ходят разные слухи. Люди говорят и о секретной правительственной системе подземных коммуникаций, и о ходах, прорытых несколько веков назад. В некоторых газетах мелькали статьи, что отдельные коридоры ведут вниз чуть ли не на несколько сотен метров. Туда лучше не ходить даже опытным диггерам, поскольку в этих пещерах обитает нечто, не поддающееся объяснению.
   Инне всегда хотелось затесаться в группу диггеров, исследующих подземные ходы. На это, тем не менее, не было времени, а оно требовалось для поиска подобных чудаков, которые не любят чрезмерное внимание общественности.
   А теперь у неё есть возможность осуществить свою задумку. Но зато нет ни фонаря, ни подходящей одежды, ни группы поддержки или хотя бы напарника. Кто, в самом деле, предпринимает такие прогулки в лёгких джинсах, водолазке и сапожках на шпильке?
   Спрыгивать на пути было бы опасно - не столько даже из-за возможности, что ударит током, сколько из-за высоты. Зонтик не поможет - слишком высоко. Не зная, что предпринять, она всё же сделала пару упражнений для стоп и голеней. Закрыла глаза и... не решилась, но с удивлением обнаружила, что кто-то положил длинную шпалу, мостиком связывающую порог вагона с темнотой внизу.
   Инна вгляделась в узкий коридор и увидела фигуру, с головы до ног закутанную в золотистый плащ с капюшоном. Некто в плаще неторопливо взмахнул рукой, и девушка поняла, что её призывают следовать вглубь коридора.
   В желудке образовался колючий холодный ком, сердце вдруг начало колотиться так, будто она пробежала километровый кросс.
   Она может забиться в угол вагона и ждать, пока поезд снова тронется. Золотой Плащ не будет её преследовать - это она каким-то чутьём поняла. Его территория - подземелье, но никак не места предполагаемого столпотворения. Кстати, о чутье... Быть может, стоит принюхаться и по запаху понять, что ей сулит прогулка по тёмным туннелям. Надо же как-то использовать знания из книг, пусть это не более чем фантазия автора.
   Эта мысль ей понравилась. Инна подумала, что, раз заработал творческий подход к решению задачи - идти или не идти в неизвестность - значит, она взяла себя в руки и не допустит паники.
   Ступив на ближний к ней конец шпалы, она выглянула из вагона и втянула воздух.
   Фигура в плаще стояла неподвижно. Инна была рада, что её не торопят.
   Она ожидала услышать тот самый запах пыли и смолы, характерный для метро. Но теперь одного резковатого аромата недостаточно. Ей нужно было ещё что-то, что убедило бы в необходимости предпринять опасную прогулку.
   И она уловила это сладковатое дуновение клевера, так похожее на свои любимые духи, только гораздо лучше - тёплое, родное.
   Иногда решение не нужно принимать - оно приходит само. И такое решение - самое правильное.
   Спуск по шпале потребовал некоторой ловкости, но она справилась, ни разу не оступившись. Страх сменился почти предвкушением, и ей придавала сил характерная дрожь - предвестник удивительных перемен в жизни. Тело стало лёгким и послушным, как у балерины на сцене, забывшей о своих прошлых травмах.
   Очутившись на насыпи, она тут же почувствовала холод, идущий от земли, как будто спустилась на дно могилы.
   Двери поезда закрылись, и лежавшая на самом краю шпала не была им помехой. Когда вагоны стали медленно плыть, постепенно разгоняясь, она со стуком упала рядом с путями. Вот остались только два габаритных огня сзади, и поезд исчез, уполз, как червь в толщу чернозёма.
   Бояться поздно.
   Инна не боялась темноты, однако было бы неприятно продвигаться вперёд наощупь. На своё обоняние рассчитывать всерьёз не приходилось - она же не Гренуй. Всегда проще иметь дело с опасностью, если точно знаешь, что она собой представляет. То есть если её видишь. Так уж устроено сознание современного человека. Зрительные образы на восемьдесят процентов определяют восприятие и оценку любого явления, с которым приходится сталкиваться. Инна не была исключением, однако считала своё мироощущение более тонким, и не без причины. Она могла, по невнимательности, как считали её родственники и начальник, проглядеть нужный ориентир на месте встречи и не заметить в толпе знакомого, зато всегда могла бы сказать, какого цвета музыка, которую она слушает, или вкус блюда, которое пробует. Цветами обладали запахи, имена, номера телефонов - всё, что в так называемом нормальном восприятии по определению окрашено быть не может. Те же номера телефонов и имена она запоминала не как набор знаков, а как расплывчатые радужные пятна разной конфигурации с преобладанием тех или иных основных цветов. Своё собственное имя Инна представляла тёплым жёлто-оранжевым, как косые лучи заходящего солнца на кирпичных стенах домов старых кварталов Лондона. Первая буква всегда задаёт основной тон. Её "И", как правило, представало в воображении резковатым сочетанием контрастных красно-жёлтых тонов ближе к лимонным. Но за счёт двойной оранжевой "н", приподнимавшей звучание, как крутой декоративный мостик над ручьём, имя становилось почти прозрачным. Это впечатление закреплялось единственным ахроматическим хамелеоном алфавита - буквой "а". Серебристо-серая, как пузырёк воздуха, летящий к поверхности воды, она делала имя похожим на лазерную иллюзию паутины из солнечных лучей. Обычно первая буква алфавита, являясь как будто официальным его представителем в строгом костюме, меняла свою окраску от ослепительно-белого до тёмно-серого, изредка окрашиваясь в кроваво-багровые оттенки. В её же имени она произносилась как лёгкий выдох, и красок несла в себе не больше, чем чистый воздух.
   Итак, своё имя Инна видела как сюрреалистический сплав огня и воды, почти узор из преломлённого солнечного света на дне реки. В книге одного из современных эзотериков она вычитала его значение - "бурлящий поток". Жизнь её, тем не менее, нельзя было назвать бурной. Все эмоции, интересные мысли текли внутри, как подземная река.
   Запомнила она и цветовую гамму номера вагона:
  
   5 - тёмное индиго с переливами фиолетового;
   9 - шоколад с вкраплениями золотого;
   6 - алый с вишнёвым;
   8 - зелёный, как трава в августе.
  
   Удивительно, как столько мыслей может проноситься в голове в один момент. На бумаге они уж точно заняли бы целую страницу, если не больше. Странные у неё ассоциативные цепочки, напоминающие, скорее, кружево или кельтский узор. Почему она думает о цветах своего имени и накопившихся проблемах, когда как нужно сконцентрироваться и понять, что происходит? Нетривиальная ситуация, а она погрузилась в себя.
   И тут Инна поняла, зачем был нужен этот экскурс в лабиринты своей личности.
   Золотистый плащ на фигуре в туннеле переливался цветами её имени, точь-в-точь.
   Она сделала шаг вперёд и удивилась: редко ей приходилось что-либо делать, не обдумав все плюсы и минусы. Да и, к тому же, темнота рассеивалась. В руке незнакомца (или незнакомки?) в плаще появился старинный фонарь, оплетённый кованой ажурной решёткой в виде лабиринта с закруглёнными углами.
   Провожатый, не проронив ни слова, начал двигаться вглубь коридора, уловив внутренним чутьём, что девушка последует за ним. Чутьё, разумеется, не обмануло обитателя подземелья: страх проходит, когда появляется ясность и принимается некое решение. Инна решила идти, а потому ей стало любопытно, чем закончится эта прогулка по местам, не предназначенным для пассажиров метро.
   Несколько поворотов... Инна всегда плохо запоминала дорогу, и это сейчас не казалось ей главным, хотя заблудиться без проводника ничего не стоило бы. Она почему-то знала, что ей нет нужды помнить, в какой именно коридор они следуют и как не потеряться на обратном пути, если придётся бежать или брести в одиночку. Она даже не обратила внимания на фактуру того, что служило полом в туннеле. Была ли это россыпь мелких камней, или ровное земляное покрытие? Ноги не чувствовали ничего особенного, кроме лёгкого уклона. Уровень туннеля постепенно понижался.
   Они вышли к подземной реке. Свет фонаря, не ограниченный более узкими коридорами, плавно разлился по широкому гроту. Стены и высокий потолок сложены каменными глыбами, и никаких больше проводов. Инна так и не отследила момент перехода обычного метро в старинные катакомбы. Зато она доверяла своим ощущениям: несмотря на сверхразвитое зрительное воображение, она не видела будущего в привычном понимании, зато чувствовала его телом. Если при встрече с новым человеком у неё всё внутри сжималось, а на плечи давила тяжесть, как будто её визави уже взвалил на них свои проблемы или авторитет - она чётко знала: надо держаться подальше от этого субъекта, что бы он ни говорил и как бы прилично ни выглядел. Кстати, подобные личности никогда не издавали приятного естественного запаха, даже если пользовались дорогой туалетной водой. В лучшем случае они не пахли ничем.
   Почему-то молчаливый попутчик Инны совершенно не вызывал у неё подозрений. Или, было бы корректно сказать по-другому: девушка понимала, что никто просто так не предложит пройтись по подземке, одевшись, как карнавальная фигура. Однако она знала наверняка, что ей нечего опасаться разбойного нападения с целью грабежа и других неприятностей криминального характера. Непонимание им тоже не грозило - уже как минимум четверть часа они общались без слов и намёка на неловкость по причине несоблюдения социального ритуала знакомства. Её тело стало совсем лёгким, а где-то пониже горла, в области, где плечи сходятся с линией декольте, возникла спокойная пустота. Не пронзительная, а мягкая и очищенная от всего лишнего. И... густо-голубая, как небо.
   Инна ощутила себя попавшей если не в сказку, то в компьютерную игру "Алиса в стране чудес". В игре девочка была уже не викторианской бабочкой, а готической летучей мышкой, умеющей метать ножи и демонстрировать акробатические трюки. Пышная юбка смотрелась уже по-иному в сочетании с чёрным бантиком на талии, заколотым крупной брошью в виде черепа. Полосатые гольфы уступили место высоким сапогам на шнуровке из тех, что носят готы. Похожие сапоги были и на Инне - поклоннице мрачных панков, которые творили на сцене что хотели, позволяли себе крамольные высказывания на интервью и при этом зарабатывали на виллы талантом, который, видимо, часто идёт рука об руку с бунтарским поведением.
   И вот, зачем-то она оказалась в стране чудес, совсем не похожей на райские кущи, а её провожатый вовсе не вызывал ассоциаций с чеширским котом хотя бы потому что Инна - Алиса так ни разу и не увидела не то чтобы улыбки, а даже кусочка лица, скрытого в недрах капюшона. Она не ожидала, что её сейчас осыплют дарами из нижнего мира. Даже если так - то какими они могут быть? Скорее всего, ей подкинут некую задачу для решения. Почему именно ей? Может быть, потому что именно её жизненный опыт необходим обитателям подземки? Тогда как они узнали о ней так много и подстроили всё таким образом, чтобы она зачиталась на нужном перегоне? Интересно, что им от неё нужно? В бескорыстных фей она уже давно не верила.
   К реке вёл пологий песчаный спуск около трёх метров шириной. Вода не только не была прозрачной, но казалась фиолетово-чёрной, как содержимое чернильницы.
   Спутник Инны подошёл к самой кромке воды и поднял фонарь вверх на вытянутой руке. Постоял несколько секунд в позе статуи Свободы и поставил светильник на землю с явным намерением дождаться кого-то или чего-то.
   Девушка огляделась. Река текла слева направо, совсем как представляемая историками линейная лента времени. Слева широкий грот сужался настолько, что в пещерах получил бы статус шкуродёра - теоретически в него с трудом мог бы протиснуться человек, ползущий по-пластунски. Подземная речушка в этом месте бурлила, как огромный зажатый со всех сторон ручей, а как только появлялась возможность разлиться по всей ширине русла, успокаивалась, становилась чинно-невозмутимой. Спокойно и степенно, как оперная певица за кулисами, она исчезала за правым поворотом.
   "Как это похоже на меня!" - подумала Инна, - "Когда обстоятельства зажимают в тиски, начинаю злиться и беспокоиться, забыв, что скоро рельеф изменится, и я снова буду собой без усилий".
   Из-за правого поворота выплыла пустая лодка и мягко причалила к берегу. Девушка не поверила своим глазам. Разве может судно, которым никто не управляет, плыть против течения? Та самая, "ненормальная" часть мозга подсказывала, что да, может, и вместо того, чтобы удивляться подобным явлениям, пора бы научиться улучшать жизнь с их помощью. Но рацио чувствовало себя обманутым не то трюкачеством, не то вбиваемыми в голову со школьной скамьи ограничениями. Он никогда до конца не знает, кому верить, бедный разум. Менеджер человеческого тела, он будет суетиться, пока его не приучишь к чему-то нетривиальному.
   Укутанный в золотые одежды проводник взялся одной рукой за борт лодки, а другую, ту, в которой держал фонарь, приподнял над головой, явно ожидая, чтобы Инна села в челнок.
   Девушку охватил последний приступ сомнения, похожий, скорее, на апатию и усталость, словно она прошагала не двадцать минут, а целый день без привала. Ей захотелось расстелить на насыпи свой плащ и прикорнуть здесь, в углу, в двух метрах от реки - только чтобы её не будили. Но бдительности она, тем не менее, не теряла и обратила внимание на руки проводника, скрытые от взглядов перчатками в тон плащу. Они неожиданно показались ей изящными, почти миниатюрными, да и сам провожатый, невзирая на пропорциональное сложение, был почти одного с ней роста, а высокой Инна себя бы не назвала.
   Маленькие руки оказались, к тому же, сильными: создавалось впечатление, что их обладателю ничего не стоит управляться с довольно массивными вёслами.
   Лодка плыла, на этот раз, по течению. Они проделали путь всего за несколько минут и подошли к противоположному берегу. Ширина реки оставалась неизменной всё время переправы - не больше десяти метров. На том берегу их ждал причал, сколоченный из специальных пород дерева, менее подверженных разрушительному действию воды.
   Инна боролась со сном, коварно отключавшим в первую очередь именно волевые центры, - те самые, с помощью которых можно уговорить себя не спать некоторое время. Странное состояние - сегодня она выспалась и не была загружена организационной работой.
   Инна полезла в сумочку за приготовленной на крайний случай банкой Ред Булла, но провожатый мягко взял её за руку и покачал головой. Рука в длинной перчатке была тёплой, прикосновение не показалось грубым и неприятным. Довольно странно - иногда обычные люди вызывали у неё брезгливую дрожь: хотелось по-кошачьи отдёрнуть руку. А этот неизвестный (или неизвестная) почему-то вызывает доверие.
   "Надеюсь, это не признак стокгольмского синдрома", - подумала она и решила держать ушки на макушке.
   Ей хотелось сказать, что она засыпает, или вымолвить какую-нибудь ещё малозначительную ерунду - лишь бы разговорить Харона, не берущего денег за перевоз через реку мёртвых. Молчание начинало её тяготить. Но она всё же не сказала ни слова. Тишина может быть неловкой на светской вечеринке, здесь же можно было плюнуть на правила этикета, если они мешают быть собой. Как, впрочем, и везде, только тут сам бог велел... если он, конечно, может проникать взором в подземелье.
   Они причалили к деревянному доку. Он не превышал трёх метров в длину, а по бокам возвышалось два вертикальных бруса метровой высоты - видимо, продолжения свай, на которых держались доки.
   Провожатый взял верёвку, свёрнутую в аккуратные кольца на корме, и обмотал вокруг ближнего к нему бруса, закрепив узлом.
   Инна заметила такую же верёвку в носовой части лодки и повторила действия попутчика. Он легко поклонился, вышел из лодки и протянул ей руку. Инна заметила, что проводник был обут в длинные сапоги, зашнурованные до колен, но без каблука, чтобы ступать бесшумно. Однако, как ни странно, выглядело это изящно и стильно.
   На дне лодки остался фонарь. Инна передала его провожатому прежде, чем ступила на пристань.
   "Что-то я слишком вежлива", - подумала она, - "Некоторые считают это проявлением слабости. Но у меня есть и запасной выход" - и незаметно нащупала в кармане брюк маленький сувенирный ножичек, приобретённый в одном из переулков старой Праги. На самом деле это было два крохотных кинжала в одном футляре, и даже если холодное оружие длиной не больше пальца, оно всё равно может послужить для самозащиты.
   Инна знала, что только крайняя необходимость может заставить её нанести кому-то увечье, и, тем не менее, наличие аварийного варианта придаёт хотя бы минимум уверенности.
   Они снова ушли в глубь петляющих коридоров, но на этот раз путь оказался не таким долгим. Это давно уже не был знакомый метрополитен. Проходы казались буквально прорубленными в известняковых породах и наверняка насчитывали много веков.
   Наконец, попутчики вышли к широкому гроту, значительно более просторному, чем тот, который возвышался над рекой.
   Сопровождающий отошёл на несколько шагов в сторону, щёлкнул чуть слышно выключатель, и Инна обнаружила себя стоящей в центре танцплощадки, но какой!
   Всё вокруг играло бликами света, отражённого как минимум в тысяче кусков разбитых зеркал, вмонтированных в пол, стены и потолок этого подземного холла.
   В зеркалах отражались тысячи крохотных Инн, одетых в чёрные и золотые плащи... Стоп, минуточку. И золотые тоже?
   Стоило труда заставить себя оглянуться. Давно известно, что встреча со своим двойником предвещает скорую смерть. Конечно, буддийские мудрецы считают, что для начала новой и счастливой жизни нужно умереть, хотя бы символически. Но это меньше всего успокаивает, когда сталкиваешься лицом к лицу с тем, чего боишься, потому что не понимаешь.
   Инна всё же взяла себя в руки и, подавив дрожь, повернулась и взглянула в глаза двойнику. Она не ощутила угрозы. Абсолютно нейтральное отношение.
   До чего же странно смотреть на себя со стороны и не знать, что твоё "второе я" сделает в следующий момент!
   -Кто ты и откуда? - спросила девушка.
   Вместо ответа её спутница снова пригласила следовать за ней, так и не проронив ни слова.
   В глубине зеркального зала белым прямоугольником выделялась дверь. Обычная, деревянная, покрытая краской молочного оттенка.
   У Инны она тут же вызвала ассоциацию с популярной песней прошлого - одной из её любимых. Там были такие слова:
  
   В нарисованных джунглях нельзя заблудиться,
   И не съест никого нарисованный зверь,
   Только верю я, верю, я верю, что может открыться
   Эта белая дверь.
  
   Другая девушка отошла в сторону, пропуская Инну вперёд.
   Дверь достаточно было слегка толкнуть, и она открылась тихо, без скрипа.
   Помещение, в котором они оказались, напоминало заброшенную библиотеку с множеством стеллажей с полупустыми полками.
   Однако на полках лежали не только книги. Все предметы показались Инне знакомыми. В тусклом желтоватом освещении, контрастировавшем с ослепительным светом зеркального зала, ей трудно было сразу приглядеться к предметам, но она уловила запах. Так пахнут старые дома, где никто долго не жил. Слегка сыровато-трухлявый оттенок не был неприятным, - он оттенял лёгкий медово-травяной аромат, исходивший от длинной цветастой юбки, висевшей на спинке запылившегося стула.
   Инна узнала эту юбку. Её носила мама, когда много лет назад они с Инной и её отцом ездили на короткий летний отпуск родителей в деревню.
   Девушка сама не заметила, как взяла юбку в руки и приложила к себе. Как новая! А ведь мама говорила, что юбка осталась в шкафу старого дома, который давно продан, и её наверняка съели мыши...
   На ближайшем стеллаже соседствовали расписная щётка для волос, оставленная несколько лет назад в раздевалке танцкласса, и несколько книг и журналов, которые Инна когда-то давала кому-то почитать, но их не вернули.
   Она прошла чуть дальше.
   Ключи, зонтики, серёжки и колечки, даже деньги...
   Бутылка воды, забытая в магазине на прошлой неделе.
   Ночная рубашка, оставленная в гостиничном номере в Альпах десяток лет назад.
   Всё в целости и сохранности, и не было ни одной вещи, которую бы Инна не узнала. Ничего чужого.
   Каждая, абсолютно каждая вещица, обнаруженная в этой странной подземной комнате, принадлежала когда-то ей, но была в своё время потеряна. Некоторые предметы вызывали почти детскую радость, поскольку их потеря была крайне неприятна. Инна чуть не расплакалась, найдя лебединое перо, которое когда-то выловила для неё из пруда покойная бабушка, и которое потом сломала одноклассница. С маминой же юбкой она не расставалась, повесив её на плечо, как полотенце.
   -Что же это, - индивидуальное бюро находок? - спросила Инна свою молчаливую спутницу. - И как я должна буду отблагодарить тебя, если смогу что-нибудь вынести отсюда?
   Ответа она уже не ждала, но тут двойник впервые заговорил. Голос оказался очень похож на её собственный, только взрослее, глубже и увереннее. Совершенно нормальный голос, очень приятный и звучащий естественно, а не как из колодца, что можно было бы ожидать от существа из потустороннего мира.
   -Здесь ты найдёшь всё, что когда-либо теряла, - сказала Девушка в золотом плаще, - но вынести сможешь только что-то одно.
   -Тогда я выбираю это, - ответила Инна без колебаний, снимая с плеча мамину юбку.
   -Не торопись, - остановила её обитательница подземелья, - Ты ещё не всё видела.
   Они дошли до конца помещения и оказались перед очередной закрытой дверью, - тоже белой, но с молотком в виде кольца в пасти медного льва. Эта дверь была выше и даже на глаз тяжелее первой.
   Сердце девушки забилось, потому что уж очень она напоминала вход в бывшую квартиру её семьи в старинном доме в одном из центральных районов города. Глубоко вздохнув, она протянула руку к молотку и постучала...
   До неё донёсся лёгкий запах воска, которым с помощью полотёра наводили блеск на паркет, и перца, фаршированного сыром.
   Дверь неторопливо открылась, показав длинный коридор той самой квартиры, в которую она не заходила уже полтора десятка лет. Блестящий паркетный пол, тускловатое освещение, тишина.
   Инна решительно переступила через порог. Видение не исчезло.
   Казалось, что в доме никого нет, но что-то подсказывало, что это не так.
   Девушка вбежала в первую же комнату, оказавшуюся пустой. Соседей не было, мебели тоже.
   Она подошла к окну и увидела знакомую улицу, услышала гул транспорта. Только, к её удивлению, здание напротив дома, уже давно построенное, оказалось наполовину незаконченным, - как раз как тогда, когда они съезжали с квартиры. Инна обратила внимание на автомобили - все они словно вернулись из середины восьмидесятых. Ни одной современной модели.
   Задумчиво девушка вышла из комнаты и прошлась по коридору, заглядывая во все пустые комнаты, в которых когда-то жили соседи. На кухне в углу сушились разноцветные восковые свечи. В ванной на стене висело всё то же полукруглое зеркало.
   Инна вернулась обратно к единственной комнате, в которую ещё не зашла - той, где в далёком прошлом жили они с родителями.
   У двери её ждал двойник, терпеливо наблюдая за её удивлением.
   Прежде, чем взяться за потемневшую медную ручку с набалдашником, Инна снова задала свой вопрос близнецу:
   -Скажи мне, какова будет цена за то, что я заберу? Судя по тому, что я могу здесь найти, она огромна.
   Двойник усмехнулся.
   -Плата, которая меня устроит - это твой правильный выбор, - был ответ.
   Собравшись с духом, Инна открыла дверь.
   В гостиной, освещённой шестью лампами-"свечами" по периметру старинной медной люстры в форме колеса, за накрытым столом сидели люди.
   На столе девушка заметила те самые фаршированные перцы, аромат которых учуяла ещё в коридоре, а также красное вино, гранаты и борщ, разлитый по тарелкам.
   Она чувствовала на себе взгляды собравшихся и догадывалась, кто они, но только усилием воли заставила себя посмотреть им в глаза. Она не ошиблась.
   В следующий момент Инна спешила навстречу этим людям, которые встали из-за стола, чтобы поприветствовать её. Это были её бабушка, дед, прабабушка, дядя, близкая подруга семьи и учитель по естествознанию. Все они давно умерли.
   Инна обнялась с родственниками и друзьями. Все они не только не казались воздушными, но и на самом деле являлись настоящими, живыми. Иллюзия оказалась полной, даже слишком настоящей, чтобы в неё нельзя было поверить.
   После слов приветствия наступил момент правды, и все лица посерьёзнели. Вот тут-то девушка поняла, что только что чуть не упустила важную, хоть и непонятную деталь.
   Близкие рады были видеть не только её, но и двойника тоже! Золотую спутницу Инны так же обнимали и говорили ей тёплые слова. Более того, на близняшку смотрели, как на старую подругу, которая лишь на минуту покинула собравшихся.
   Возникшее молчание первой нарушила бабушка.
   -Спасибо, внученька, что на могилку к нам с дедушкой приходишь, - сказала она.
   -Да ладно, бабушка, - смутилась Инна, - это бывает не так часто.
   -Всё равно мы видим и слышим тебя, знаем твои радости и печали, - включился в разговор дед. Как давно Инна его не слышала! Она с детства помнила этот "улыбающийся" голос.
   -Мы были бы рады пригласить тебя за стол вместе с нами, - продолжил дед, - Но ты знаешь, что тогда тебе пришлось бы остаться здесь насовсем.
   Девушка знала, что еда красного цвета в мифологии некоторых народов считается пищей мёртвых. И, даже независимо от этого, она ощущала, что не следует ничего есть здесь. Она не сомневалась, что это очень вкусно. Однако какой учёный взялся бы объяснить, как возможно то, что происходит с ней сейчас? И тем более, что станет с её физической оболочкой после потусторонней трапезы?
   -Я могу хотя бы присесть с вами за стол, как будто...- она подбирала нужные слова, - Будто всё как обычно?
   -Инночка, дорогая, конечно садись, что же ты стоишь, - заговорила прабабушка, и со свойственным ей проворством попыталась подвинуть своей любимице стул, но её опередили дядя и учитель.
   Для другой Инны тоже нашлось место за столом.
   После короткого молчания дед разлил вино по бокалам, а Инна нашлась и всё-таки достала из сумочки банку ред-булла. Это было встречено дружным смехом.
   "За встречу!" - произнесли все хором, и каждый пригубил свой напиток, только девушке показалось, что её двойняшка не пьёт.
   Отпив глоток энергетического коктейля, Инна предложила всем попробовать, и никто не отказался. Несмотря на пару критических замечаний о вкусе смеси (от прабабушки) и её небезопасных ингредиентах (от учителя) все были рады попробовать земную газировку, хоть и не подали вида. Умершие явно тосковали по своей жизни здесь, которая кажется нам, пока живым, такой нелепой, и, по правде говоря, глупых ситуаций хоть отбавляй.
   Чтобы заполнить паузу, девушка спросила, можно ли поставить музыку. Конечно, никто не знал, сколько времени было им всем отпущено на эту встречу, все волновались и не знали, о чём говорить, и только, не отрываясь, смотрели и смотрели друг на друга: Инна - на близких, а они - на неё. Двойник же переводил взгляд со своей земной товарки на остальных участников сцены и обратно, и что-то подсказывало Инне, что её копия сдерживает глубоко запрятанное волнение.
   На просьбу нежданной гостьи откликнулся дядя, бывший большим меломаном. Он отошёл к этажерке со своей гордостью - коллекцией классической музыки, танго и рок-н-ролла на виниловых пластинках и с согласия всех собравшихся поставил Элвиса Пресли на старомодной "вертушке" из тех, что теперь считаются раритетом.
   Тем временем подруга семьи расспрашивала Инну о её личной жизни, а учитель - о достижениях в работе.
   И вот тут у девушки слёзы подкатили к глазам: ни в том, ни в другом она не могла похвастаться большими успехами. Так странно это - никогда не плакать, когда кто-то умирает и не смочь сдержаться, когда речь идёт не о самых серьёзных проблемах.
   От неё всегда уходили те, кого она любила, а быть с нелюбимым ей не хотелось.
   Что же касалось карьеры, то затянувшееся написание диссертации по навязанной теме превратилось в кошмар. Это отнимало много времени и не позволяло в полную силу работать и быть финансово независимой. То же, что делалось для души - рисование музыки в цветах - не приносило успеха, хоть она выкладывала свои работы на сайтах любителей творчества, и они получили пару одобрительных отзывов. Но ни одного серьёзного предложения организовать выставку ей не поступило.
   Короче, как сказали бы её нелюбимые философы, жизнь зашла в экзистенциальный тупик.
   Инна как можно более кратко и спокойно изложила свою ситуацию и выразила надежду на её улучшение. Можно было и приврать, но она не решилась.
   Вопреки её опасениям, собеседники не только не сделали замечаний по поводу возможной нерадивости или недостаточной женской хитрости девушки, но напротив, обратили её внимание на то, как многое уже достигнуто и скольких неприятностей удалось избежать.
   -Вы верите в жизненные уроки? - спросила Инна профессора, ушедшего из жизни совсем молодым.
   Он покачал головой и ответил:
   -Я верю в теорию вероятности. И в то, что, пройдя все трудности, являющиеся всего-навсего проявлением разрушающего хаоса, ты не допустишь энтропию в свою жизнь и состоишься как человек.
   -Присоединяюсь! - уверенным голосом произнесла подруга семьи и добавила: "Дорогая моя девочка, бери ответственность за отношения с любимыми на себя. Так будет легче. Делай что-то в пределах того, что тебе доступно, и не расстраивайся, если что-то от тебя не зависит. Но уж если зависит - не упускай!"
   -Спасибо... - Инна одновременно обняла их обоих. Учитель, видимо, к подобному не привык, но даже отошедшие в мир иной люди остаются людьми. Девушка знала, что они ей тоже благодарны за теплоту.
   Дядя поставил другую пластинку. На этот раз танго.
   Инна вспомнила, как они с бабушкой в шутку танцевали за год до того, как её не стало, и с позволения деда вывела её на паркет.
   Дедушка же достал свою балалайку и... стал подыгрывать записи, да так лихо, что можно было бы выступать с сольными концертами. Танго на балалайке! Где ещё такое услышишь...
   Обе женщины - юная и пожилая, живая и умершая, начали танец. Никто из них специально не обучался правильному его исполнению, но там, где не хватало техники, выручал кураж.
   Когда музыка стихла, обе танцовщицы поклонились друг другу и вернулись к столу.
   Сидевшая рядом с Инной прабабушка достала из широкого кармана фартука книжку с картинками и стихами, которую девушка тут же узнала и попросила почитать вслух. Конечно, сейчас она не только читала литературу на нескольких языках, но и сама писала научные статьи, однако разве можно упустить шанс ещё раз послушать, как тебе читает детскую книгу прабабушка?
   Казалось, ещё немного, - и её, как в детстве, сморит сон. Но близняшка держала ухо востро и тут же напомнила, что им пора.
   -Куда? - вырвалось у клюющей носом Инны. Ей уже начинало казаться, что всё теперь так и будет, что никуда не нужно спешить.
   -Увидишь, - не раскрывала карт собеседница.
   -А я вернусь сюда? И как скоро?
   -Да... В своё время, - был ответ.
   Нехотя девушка встала из-за стола. Она не знала, что делать, прощаться или говорить, что сейчас вернётся.
   -Я рада вас видеть... Очень рада, - только и сказала она.
   Близкие и друзья обняли её на прощание, и с комом в горле Инна последовала за двойником по направлению к чёрному ходу. Она уж было подумала о том, чтобы сбежать, вернуться и, пока никто ничего не понял, быстренько съесть ложку борща, но тут из-за закрытой двери в конце коридора раздался собачий лай.
   Спутница в золотом плаще повернула ключ в замке, и обе девушки оказались на лестнице, где их встретила лохматая дворняга.
   -Каштанка! - воскликнула Инна. Конечно, она помнила собаку, которую они нашли, когда ей не было и шести лет. Потом её пришлось отдать в связи с переездом...
   Собака виляла хвостом, скулила и подпрыгивала от радости. Девушка потрепала заросшую спину, и секунду спустя Каштанка мчалась вниз по лестнице, лаем приглашая следовать за собой.
   Чёрная лестница, как её называли, была увидена Инной впервые, так как в детстве выходить туда не приходилось. Она была тогда ещё слишком мала, чтобы выносить мусор во двор. Но лестница, несмотря на это, всё равно казалась знакомой: стены, до половины высоты закрашенные зелёной краской и побеленные до потолка, кое-где закопчённые, поцарапанные, исписанные второпях сделанными памятными заметками со всякой бессмыслицей наподобие поздравления с Новым годом... а вот и надпись "СЛАВА КПСС!" Девушка вспомнила, как однажды на кухне соседка, вытирая тарелку о фартук, доходивший до щиколоток небритых ног, говорила, что их дальний родственник-метростроевец, пока занимал комнату недавно выселенного алкоголика, обнаружил в матраце клопов и, недолго думая, насобирал их, сколько смог, в банку из-под майонеза. После чего вышел на чёрную лестницу и использовал их в качестве чернил для политического лозунга. В темноте надпись светилась. Не одному заблудшему домохозяину она указала путь наверх, а её автору вскоре выделили собственную комнату.
   Инна даже огорчилась, что время суток выдалось светлое, иначе можно было бы в полной мере полюбоваться делом рук смелого для своего времени юмориста.
   Но собака продолжала бежать к выходу, до которого оставалось не больше, чем два пролёта. За ней трудно было поспевать без риска запнуться и самым глупым образом упасть с лестницы.
   Кажется, у двойника возникли те же самые мысли, так как близняшка аккуратно ступала, подбирая полы плаща - совсем как Инна! Даже спешка была на время забыта.
   Пытаясь вспомнить, как выглядит чёрный ход со двора, ставшего привычным за время прогулок с родителями, девушка предвкушала, как увидит на углу старый молочный магазин, на месте которого недавно открыли кофейню, и серые лепные балконы, ещё не успевшие обвалиться.
   Но вместо этого она увидела зелёную лужайку, начинавшуюся сразу за двойными массивными дверьми, приоткрытыми по случаю жаркого летнего дня. Каштанка уже неслась вперёд, навстречу доносившемуся откуда-то слева лаю, который, по памяти Инны, скорее всего, мог издавать фокстерьер. Однако удивилась она вовсе не газону, подступившему к зданию, а тому, что двойник не хочет его покидать.
   Ступив на траву, она оглянулась и увидела Золотую Девушку стоящей за стеклом двери того самого цвета, который дети в шутку называют серо-буро-малиновым. Цвет этот, для которого в английском языке есть изящное слово "maroon", всегда нравился Инне и ассоциировался с прошлым, настолько далёким, что оно кажется многовековой древностью. Теперь он старинной рамой верхней части дверного косяка по пояс обрамлял фигуру провожатой, казавшуюся привидением из викторианской эпохи.
   Привидение взмахнуло рукой на прощание, грустно улыбаясь. Инна хотела было вернуться назад и спросить близнеца о причине такого решения, но её копия покачала головой и показала вперёд. Жест этот, хоть и не слишком экспрессивный, не вызывал сомнений, что стоит посмотреть в указанном направлении, прямо сейчас.
   Девушка могла себе представить, что сейчас увидит, но это казалось слишком невероятным. Перед ней, по правую и левую руку, на равном расстоянии друг от друга, стояли одноэтажные бревенчатые здания двух конюшен. От них её отделяло всего два десятка метров. Инна продолжала не верить своим глазам даже когда в окошке правого строения появилась лошадиная морда с белым пятнышком на лбу, но ноги сами понесли её по направлению к буланой подруге детства.
   Однако Инна не понимала, как её новая знакомая может оставаться там, за закрытыми дверьми, если здесь лето в полном разгаре, стрекочут кузнечики и пахнет нагретой солнцем травой. То, что был совершён нереальный, следуя логике вещей, переход в пространстве-времени, её совсем не удивляло. Наоборот, чуть ли не впервые в жизни всё становилось на свои места. Так называемый реализм всегда казался ей сродни убогости и узости мышления.
   Инна сделала было несколько шагов по направлению к конюшне, но обернулась, чтобы позвать двойника. И поняла, что звать некого: родной с первых лет пейзаж приобрёл свой первоначальный вид. Там, откуда она только что вышла, не было никакого старинного серого здания с барельефами. Вместо него, как всегда, стоял колодец с "журавлём". Это напомнило знаменитый рисунок Эшера: только что ей казалось, что она спускается вниз по лестнице, что на самом деле являлось подъёмом из подземных глубин. А разве нет? И что такое "на самом деле"?
   Она подошла ближе и увидела два ведра, стоящие рядом. Взялась за цепь, тянущуюся к привязанному третьему ведру, и заглянула внутрь.
   Этот колодец был самым глубоким из всех, что она видела. Казалось, что даже упасть туда смертельно опасно: сначала шла бревенчатая кладка, уходящая на десяток метров под землю, потом стенки выкладывались металлическим листом и так шли вглубь примерно на столько же, пока не достигали далёкого кружка из блестящей поверхности воды.
   Девушка вспомнила, что, наклонившись над колодцем спиной и глядя на воду в зеркало, можно увидеть будущее. Она достала из сумочки зеркальце и, преодолевая страх, прогнулась назад, насколько позволяло равновесие. Вот она поймала маленький водный круг и, стараясь не выпускать его из поля зрения, стала смотреть.
   Игра света и тени на металлических стенках, лёгкая рябь на поверхности подземного источника сначала не показывали никаких картин. Потом стали, словно меняться местами, сплавляясь в костёр из маленьких вспышек. Одна из них напомнила фотовспышку, дополненную всплеском воды, и девушке показалось, что она видит фотографию в своих любимых коричневых ретро-тонах: семья на фоне дома. Видение длилось всего несколько секунд, но она хорошо его разглядела и узнала: мужчина в клетчатой рубашке и женщина с длинными волосами, рядом дети, мальчики и девочки. Невозможно было не заметить, как все друг друга любят, особенно те двое. Фото как будто светилось изнутри. Она не смогла бы описать ни выражение лиц, ни позы тех, кого видела на снимке, но ни малейшая деталь не вызывала раздражения. Всё как надо, и никак иначе: то, как глава семьи обнимает жену и смотрит в камеру смеющимися добрыми глазами, и то, как женщина совершенно не старается что-то изобразить и кому-то понравиться, потому что в своём мире она и так королева, и, наконец, то, насколько дети желанны и любимы родителями, как они уверены в своих способностях той бессознательной уверенностью, которой из книг не научишься - она даётся изначально...
   Инна захлопнула зеркальце и заплакала. Она видела это раньше. Единственным утешением может быть то, что её воображение - неплохой фотохудожник. Фото как иллюзия, и не более того. Всё кончилось, не начавшись. Такого больше не будет и быть не может.
   Она стала опускать ведро вниз, перебирая цепь руками. Чем ближе оно подходило к воде, тем ниже опускался "клюв" большого деревянного журавля, к которому оно было привязано. Наконец, плюх! - и она смогла дотянуться до бревна, которое в нерабочем состоянии гордо смотрело ввысь.
   -Вот что значит "журавль в руках", - подумала она.- Даже если это - конец сказки, на синицу я его не променяю.
   Она наполнила оба ведра и направилась к конюшне. Теперь окошко не казалось таким высоким.
   -Привет, Звёздочка, - сказала Инна и погладила лошадь. Сейчас у неё не было с собой чёрного хлеба с солью, как раньше, но, заглянув в сумочку, она обнаружила шоколадку. Лошадке лакомство понравилось, но половину девушка оставила для обитателя соседней конюшни.
   Обходя строение слева, она, как и ожидала, увидела старый дом. Покосившееся крыльцо, рядом с которым белеет ствол берёзы, и сразу бросается в глаза голубой умывальник, так и не выцветший за все годы на солнце. У крыльца Каштанка играет с соседским фокстерьером, но самих соседей не видно...
   -...И не надо, - подумала Инна.
   К дому она подойдёт позже, а сперва надо напоить лошадь.
   Дверь конюшни оказалась незапертой. Звёздочка, увидев, что к ней пришли, развернулась в стойле и сразу же сунула морду в ведро. Конюх, видимо, опять забыл поменять ей воду.
   Девушка обняла лошадь, уткнула голову в приятно пахнущий сеном бок и закрыла глаза.
   Через минуту она уже шла к соседней постройке, оставив дверь незапертой. Звёздочка не заставила себя уговаривать и тут же оказалась снаружи, на лугу. Она всё делала неторопливо, как бы между прочим, но Инна знала, что это умное животное, которое любит жить красиво.
   Как бы подтверждая её мысль, кобыла направилась к большому участку на поляне, на котором не росла трава, зато в избытке лежал чистый речной песок желтовато-серого цвета. Возможно, когда-то протекавшая по соседству речка была гораздо шире и мощнее, или равнинно-овражную местность вместо сосновых лесов покрывали моря... Ещё мгновение - и лошадь валялась в песке, радуясь, как могут только животные и дети. На солнце сверкали её подковы.
   Из соседней конюшни уже доносилось нетерпеливое ржание. Изнутри в дверь били копытом.
   -Глупенький, она открывается не в ту сторону, - сказала девушка. Ведро она поставила снаружи, зная, что зверь не захочет находиться в стойле ни одной лишней секунды. Налегла на дверь...
   Рыжий коренастый конь, однако, не заспешил наружу, узнав, кто к нему пришёл. Он приветственно фыркнул и потянулся к Инне в сумочку за шоколадкой, которую тут же получил.
   -Здравствуй, Кобчик.
   Он попросил добавки, тыкаясь мордой в Иннино плечо и чуть не сбивая её с ног, но она знала, что он никогда ей не навредит, даже если она сделает как тогда, когда ей было пять лет...
   -Побежали! - она хлопнула в ладоши и понеслась по поляне во весь дух, стараясь не увязнуть в песке и не запутаться в траве каблуками. За спиной сразу же раздался стук копыт, а плечо обдавало горячее дыхание.
   Так они сделали круг и остановились у крыльца.
   -Иди пей, разбойник, - сказала она, потрепав его по холке.
   Становилось жарко. Инна сняла свою чёрную водолазку и повязала её вокруг талии. К счастью, она привыкла одеваться многослойно, и за майку-тельняшку ей не было стыдно даже перед своим прошлым.
   На крыльце она увидела брошенный запылившийся сачок с дыркой на самом верху марлевого конуса. Насмешливая и резвая бабочка павлиний глаз, в просторечии крапивница, села рядом с дыркой, через которую, возможно, именно она вылетела больше двадцати пяти лет назад.
   Инна взяла в руку сачок, но бабочка, хотя и принадлежала к породе пугливых, не улетала, пока девушка не загадала желание, словно это была божья коровка.
   -Всё равно это страна потерянного прошлого, так что ничего не сбудется, - заключила она и вошла в дом.
   Запахи мёда, молока и старины, перемешанные с приятной прохладой, обволокли её. В темноте она не сразу разглядела скромную обстановку. Справа старая кровать с металлическими шариками, украшавшими изголовье, слева печь, а за ней - детский уголок и мамин платяной шкаф, посередине - обеденный стол со стульями.
   Инна пошарила рукой в потайном уголке за печью и нашла маленький мешочек. Вытащила. Развернула. Набор смешных бочонков - лото и карты. Когда-то её семья собиралась вечерами за столом, чтобы поужинать и сыграть, развлечься неспешной беседой. Тогда она была ещё очень мала, чтобы тоже участвовать, но ей очень понравились карты масти червей. Красные сердечки казались объёмными и мягкими, как подушечки.
   Она выдвинула из-за стола один из стульев, села и вытащила наугад карту, выложила на стол рубашкой вверх. Зажгла две свечи, стоявшие в розетках для варенья не меньше полутора десятков лет. Перевернула карту...
   Девятка червей.
   Мир смеётся над ней, даже параллельный.
   Инна ещё раз оглядела комнату. В этом доме прошли самые счастливые дни её детства, наполненные каким-то сказочным ощущением. Ничего особенного здесь не было, но, чтобы понять многие важные вещи, нужно читать между строк.
   Она встала, задула свечи и вышла на крыльцо.
   Там её ожидал Кобчик, опирающийся плечом на перила и уже стоящий передними копытами на верхней ступеньке.
   Она знала, куда ей теперь идти... хотя есть идея!
   Она поставила рядом с перилами табурет, и, стараясь не смахнуть умывальник, взобралась на перекладину, а оттуда - на спину коню.
   Ни о каком седле не было и речи, об уздечке - тоже. Инна и так не слишком уверенно ездила верхом, поэтому понимала, что рискует. Но казалось, что Кобчик давно ждал свою всадницу, и она не боялась.
   Она ухватилась обеими руками за его гриву, жгуче-чёрную, несмотря на рыжую масть. Волос оказался густым и жёстким как проволока.
   Конь не возражал.
   Девушка тронула пятками его бока и закрыла глаза, ожидая, что через секунду её сбросят. Но лошадь пошла быстрым шагом в сторону двора.
   -Правильно, Кобчик. Сначала там потренируемся.
   Потянув его за гриву влево, потом вправо, она показала ему, что хочет, чтобы он пробежался по кругу по широкому полю, обрамлённому изгородью, которая отделяла его от леса.
   Сначала шаг, потом рысь... Пришлось подпрыгивать, но рысь у Кобчика оказалась мягкой. Затем он сам перешёл в галоп.
   "Вот и смерть моя", - подумала Инна. На тренировочной площадке моменты езды галопом были среди всего самого лучшего, что ей доводилось пережить, но они же заставляли ездока использовать все свои навыки, чтобы остаться на спине лошади.
   Однако неожиданно она поняла, что упасть в принципе невозможно, что без седла связь конь-всадник становится такой же крепкой, как у древних народов - кочевников, для которых четвероногий друг был не менее надёжным, чем брат по оружию. Ей почти не приходилось держаться за гриву и прилагать усилия, чтобы не сползти вбок.
   Завершив третий клуб по полю, Кобчик поскакал обратно к крыльцу и остановился там.
   Инна попрощалась с Каштанкой, фокстерьером и Звёздочкой, после чего снова аккуратно тронула пятками бока коня. Его не нужно было заставлять "работать": он принадлежал к той редкой разновидности лошадей, которые выкладываются на все сто ради самой радости движения, а может быть, от переизбытка энергии, которым наделены немногие.
   Они шагом подошли к крутому оврагу, и тут Инна занервничала: она знала, что при спуске вниз ничего не стоит свалиться, но решила положиться на свои силы и благоразумие Кобчика.
   Рыжий хулиган знал, что в некоторые моменты серьёзность необходима, и овраг благополучно остался позади, после чего конь снова перешёл на рысь.
   Знакомый лес... удивительный аромат хвойных иголок, бледно-ржавым ковром покрывающих землю, песчаная дорога, на которой отпечатались следы шин недавно проехавшего грузовика, и ярко-синее небо, которое, кажется, всегда будет таким, и ничего не изменится.
   В этот момент Инна почувствовала, что она счастлива и ничего больше на свете не надо. Она даже потянула коня за гриву, что означало просьбу перейти на шаг, и он послушался, но до реки было уже недалеко.
   Река! Именно она буквально притягивала Инну в эти края. Маленькая, не больше двух десятков метров в ширину, но с очень быстрым течением и дном характерного желтовато-бурого оттенка, и при этом очень прозрачной и чистой водой.
   Вот они подъехали к пляжу... На самом деле это песчаный участок у берега размером не больше холла в городской квартире, куда почти никто, кроме их семьи, не приходил. Позже, читая Карлоса Кастанеду, она познакомилась с понятием места силы и пришла к выводу, что этот берег, на котором ей всегда так спокойно и радостно, и есть одно из её персональных мест силы, через которые можно общаться с высшими мирами и лучше понимать, кто ты есть. Вспомнились и кельтские обычаи, согласно которым святилища строились у воды, и там же проходили обряды. Водоёмы казались древним кельтам местом обитания фантастических существ и переходной средой, связывающей миры живых и мёртвых.
   -Приехали, Кобчик, - сказала она, и конь остановился.
   Спрыгивать на землю было гораздо легче, чем забираться на "летающий трон", как называли восточные народы спину лошади. Но сапоги на высоких каблуках - стилетто подходили только для пеших прогулок по городу, и, приземлившись, Инна поняла, что растянула левую лодыжку.
   Больно... и теперь особенно не побегаешь, по крайней мере, несколько дней.
   Конь повернул к ней голову и виновато взглянул в глаза.
   -Не переживай, - она погладила горбатую морду, - Чудо, что я вообще не упала по дороге. Не хочешь искупаться?
   Но рыжий Сивка предпочёл отдать должное растущему на берегу базилику, который она в детстве называла "сиреневой мятой". А, может быть, это какой-то особый малоизвестный вид?
   Тут ей неожиданно стало неловко, потому что её диалог с конём подслушали. Со стороны он мог показаться монологом, потому что мало кто понимает лошадиную мимику.
   У самой кромки воды сидел молодой человек с удочкой и с интересом смотрел и слушал.
   Каштановые волосы, полускрытые бейсболкой, с которой он почти никогда не расставался, смеющиеся и, в то же время, грустные глаза... клетчатая рубашка.
   Дэн.
   -Я знал, что ты придёшь, - сказал он.
   Как странно было видеть его здесь. То есть нет, странно всё остальное. Как она хотела когда-то, чтобы он оказался именно на этом берегу! Она знала, что ему бы понравилось быстрое течение реки, запах сосен и синекрылые стрекозы.
   -Привет, - только и вымолвила она. Как теперь с ним разговаривать, если он считает себя не более чем её другом? По крайней мере, он сам так сообщил в письме.
   -Почему ты не подходишь? - спросил он, - Я испортил своим появлением твою идеальную прогулку?
   -У меня растяжение, - ответила она, - Не могу.
   Он закрепил удочку на заранее установленной подставке в виде большой рогатки из ивовой ветки, поднялся и подошёл к ней.
   От него пахло клевером.
   Кобчик спокойно щипал деликатесную траву, не чуя никакой угрозы для своей всадницы.
   -Обхвати меня за шею и держись,- сказал Дэн.
   Несколько шагов до воды - это пустяк, но только если у вас нет свежей травмы.
   Он аккуратно опустил её на слегка примятые заросли осоки. Тёмно-зелёная сочная трава, растущая у воды, отличается от луговой не только длиной и цветовой насыщенностью, но и тем, что желающие сорвать хотя бы несколько травинок рискуют порезаться о края, зазубренные как наждачная бумага. Тем не менее, на ней приятно сидеть.
   "Почему я погружаюсь с головой в ботанику?" - думала Инна, расшнуровывая сапоги, - "Может быть, потому что устала бороться за него? А теперь, когда он сидит рядом, я не знаю, в какой момент всё это кончится и боюсь задать свой вопрос..."
   Она опустила ноги в воду, которая показалась ледяной, но свежей как живая вода из сказки. Боль потихоньку растворялась.
   Её спутник молчал, словно ожидая услышать слова, которые она сейчас произнесёт.
   -Зачем ты поцеловал меня? - спросила она.
   -Ты могла остановить меня, - ответил он, - Почему не сделала этого?
   -Я сейчас сделаю кое-что другое: дам тебе пощёчину, - сказала она, - По-моему, ты этого заслуживаешь.
   -Если тебе от этого станет легче, я даже подставлю другую щёку,- ответил он, - Но не при детях.
   -Но не при... Что?
   Она проследила за его взглядом и увидела мальчика лет шести.
   Безусловно, он не был одним из инфантильных карапузов, которые умеют только хныкать и есть.
   Ребёнок плыл на самодельном плоту, справляясь с течением при помощи багра, роль которого выполняла палка. Инна хорошо знала, как течение маленькой речки буквально сносит, если стоишь в воде даже по колено: через несколько секунд начинает кружиться голова и кажется, что из-под ног уплывает отражённый сосновый бор и хлопья облаков в летнем небе. Поток нельзя было назвать бурным, но в нём чувствовалась некая неумолимость, движение к непонятной цели.
   -Это...- вырвалось у неё.
   -Наш сын, - договорил её собеседник.
   Мальчик подогнал плот к берегу и втащил на влажный песок с остатками уже осыпавшегося "замка". Тёмно-русые полосы длиной до плеч, лёгкий загар, простые и грациозные движения. Золотая середина между городским пупсиком и Маугли.
   Самостоятельный выбор плана постройки на песке и техники обтёсывания багра карманным ножиком, лежащим рядом на полотенце в виде пиратского флага. Быстрый поворот головы...
   -Пап! У тебя клюёт!
   Поплавок действительно ушёл под воду, потом заплясал на поверхности.
   -Как его зовут? - прошептала Инна.
   -А то ты не знаешь, - ответил её спутник, подтягивая рыбку на спиннинге.
   Иногда ей действительно хотелось его убить.
   Мальчик подошёл к ним.
   -Меня зовут Орландо, - сказал он. - А вы, то есть ты... моя мама.
   -Да, - ответила она, - Здравствуй.
   Точно такое имя она хотела дать их сыну.
   На неё смотрели зеленовато-карие глаза на открытом лице с правильными чертами, не лишённом, тем не менее, добродушной плутоватости. Никогда она не видела такого красивого ребёнка! И невозможно было понять, на кого он похож больше, - лучше сразу принять тот факт, что взял всё лучшее у них обоих.
   -Ты правда похожа на русалку,- сказал Орландо, - Папа так говорил.
   -Не болтай, - оборвал его Дэн.
   -...А ещё, мам, он носит в бумажнике твою фотографию и ни с кем не встречается.
   Даже бокового зрения было достаточно, чтобы увидеть, как покраснел её несбывшийся муж. Даже козырёк бейсболки не скрадывал конфуза. Ради одного этого стоило заблудиться в подземке.
   Она перехватила его умоляющий взгляд, брошенный искоса, и лишний раз поняла, что свою глупую гордость этот человек ставит надо всем и вся, и, если сочтёт нужным, раздавит под этим прессом своё счастье. Вернее, уже раздавил. Разве происходящее - это не игра воображения? Где и в каком состоянии она очнётся от неё? Так что пока играется - играем...
   -Давай-ка, Орландо, посмотрим, что поймал папа, - сказала она.
   -Это окунь, - сразу определил сын.
   В руке у Дэна оказалась рыбка длиной в ладонь, цвета маскировочного костюма, с чёрными пятнами по бокам и рыжими шипастыми плавниками. Детская память рисовала ей окуней изумрудного цвета...
   Пленник не собирался сдаваться, стараясь при первой возможности выскользнуть.
   -Давай его отпустим, - предложил Орландо.
   Его отец разжал руку, и речное создание тут же подпрыгнуло и бултыхнулось в воду. На прощание окунь сверкнул чешуйками, которые приобрели изумрудный оттенок под лучами послеполуденного солнца.
   -Как ты думаешь, мы могли бы так жить? - спросил её Дэн.
   Она думала, что как раз так и могли бы.
   Внешние обстоятельства преодолимы, всё дело в отношении друг к другу.
   Вместо ответа она сняла его бейсболку и положила рядом, туда, где заканчивались заросли осоки и начиналась дикая грядка базилика. Посмотрела ему в глаза, печальные, как у всех клоунов. Да, он любил пошутить, иногда не слишком изящно, но теперь она увидела причину: он всегда оставался подростком, которому легче дёрнуть за косичку понравившуюся девочку, чем подарить ей цветы. В этом отношении даже Орландо казался куда взрослее.
   -Ну, я пойду в лес, принесу прутьев для укрепления замка, - сказал их сын, - А то я вижу, вам поговорить надо.
   Правильно она подумала.
   -Никуда не ходи. - Взяв за руку, она усадила его рядом и положила голову на плечо Дэну.
   Он, казалось, был этому рад. Странный человек: прячет свои чувства за семью замками, чтобы создавать видимость абсолютной неуязвимости, а потом огорчается, если отвернёшься от него.
   Так они втроём сидели молча какое-то время. Было слышно, как дрожат синие крылья стрекоз, летающих низко над водой и иногда садящихся на цветы и листья жёлтых кувшинок. Эти крылья очаровывали её с детства. Они казались сделанными из тяжёлого шёлка и даже двигались не как обычные стрекозиные крылья, придавая их обладательницам сходство с бабочками.
   Когда-то давно, в начале восьмидесятых, они с папой устроили на них фотоохоту, изучая возможности недавно приобретённого цветного фотоаппарата. Тогда это казалось чудом техники - передать на снимке настоящие цвета увиденного, сохранить воспоминания максимально близкими к реальности. Но с той плёнкой что-то случилось, и она так и не увидела фотографий. Зато теперь любуется речными феями наяву.
   Кстати об этом...
  
   "Здесь ты найдёшь всё, что когда-либо теряла, но вынести сможешь только что-то одно".
  
   Вспомнив слова своей провожатой, Инна ощутила медленно расползающийся по телу ужас, который знал, что от него не спрячешься, и поэтому не спешил подниматься вверх от похолодевших ступней ног. Пришли ей на ум и слова Пауло Коэльо, писавшего в одном из своих романов: Бог спрятал ад посреди рая. Примерно как сейчас. Она находится в своём персональном раю - таком, каким только может его представить, с теми, кто ей дорог, но это потерянный рай. Очень скоро ей предстоит его покинуть.
   Сначала, когда она увидела этого паршивца с удочкой, на сердце стало легко, поскольку задача будто разрешилась сама собой. Конечно, она вернётся вместе с ним! Тем более что в письме он ей наврал, подумав, что так будет лучше. Чёртова логика!
   Но ребёнок... Разве может она оставить Орландо? Конечно, можно себя утешить тем, что это альтернативный мир, которого нет на самом деле, но разве смогут они с Дэном забыть, что у них был сын? Как можно после этого жить счастливо?
   Можно поступить и по-другому - забрать ребёнка, многие женщины примерно так и делают. Он - её кровинка, говорят, что мужчины приходят-уходят и вообще не стоят того, чтобы из-за них плакали.
   Но только не Дэн. Из-за него она плакала много, и, что бы ни советовали авторы психологических бестселлеров, она считала, что этим докторам человеческих душ лучше самим попробовать своё лекарство. Не может быть любовей много как носков, а к близкому человеку привязываешься не только телом, но и душой, которая живёт в каждой его клеточке. Вот и теперь она была почти уверена, что, если отодвинется от своей половины, на рубашке Дэна останется кровь с лохмотьями кожи и кусками мяса. И наоборот, ему тоже нельзя отдаляться от неё.
   Что же до сына, то их и себя без него она больше не мыслила. Только сейчас она поняла, что наконец-то состоялась, как женщина и человек. Возвращение в прежнее состояние было мучительно, противоестественно. И неизбежно.
  
   "Плата, которая меня устроит - это твой правильный выбор"- говорил двойник.
  
   Что это за жестокая игра, участие в которой ей предложили?
   Выбор без выбора - или кто-то считает, что можно предпочесть, кто для тебя важнее - муж или ребёнок. Что выиграет моё Альтер-эго, или как там её, от этих мучений? И какой выбор она считает правильным?
   Инна не могла принять решение. От неё потребовали невозможного, и она проиграла. Что она теперь скажет своим близким?
   Лучше ничего не говорить. У неё, наверное, всего несколько минут. У некоторых нет и этого. Тогда следует провести это время как можно веселее.
  
   "Дорогая моя девочка, бери ответственность за отношения с любимыми на себя. Так будет легче. Делай что-то в пределах того, что тебе доступно, и не расстраивайся, если что-то от тебя не зависит. Но уж если зависит - не упускай!" - сказала ей на прощание подруга матери. Так устроем праздник! Пусть он запомнится.
   -Не искупаться ли нам? - спросила она у Орландо и Дэна.
   -Не вопрос, - ответил сын.
   Супруг из параллельной реальности, которому, на первый взгляд, было всё параллельно, без лишних слов скинул клетчатую рубашку, оставшись в бермудах, и прыгнул в воду.
   Инна, не долго думая, развязала узел водолазки и пошла плавать в джинсах. Орландо присоединился к ним.
   В этом году было много дождей, и уровень воды поднялся достаточно высоко, доставая Дэну до груди. В другие времена максимальная глубина бывала по колено, а на мелководье - и по щиколотку, когда русло почти пересыхало, что всё равно не укрощало течение.
   За сына можно было не беспокоиться: он прекрасно плавал и кролем, и брассом, не боясь открывать глаза под водой.
   -Ты его научил? - спросила она мужа.
   -Я не так много умею в жизни, - усмехнулся он, - Но кое в чём разбираюсь неплохо.
   -Да ладно, ты знаешь очень многое!
   -Но только не то, как выгодно продать себя. Ты знаешь, я беден. Мне ещё нужно выплатить остаток кредита за машину, и я пока даже не начинал копить на дом.
   -Что за глупости ты говоришь. Поэтому написал, что не любишь меня?
   -Инна, у тебя дорогой вкус. Я чувствую себя не в своей тарелке. Не хочу, чтобы тебя кто-то увёл, уж лучше уйти самому.
   -Эгоист.
   Они отбивались от фонтанов воды, которыми их обоих забрызгивал Орландо, стремясь расшевелить этих скучных взрослых.
   За их спинами фыркнул Кобчик, чем вызвал восторг мальчика, обожавшего лошадей.
   Конь подошёл к воде и утолил жажду, после чего ему тоже захотелось поиграть.
   -Иди к нам! - позвала его молодая мать семейства.
   Он не стал ждать повторного приглашения и безбоязненно зашёл в воду по брюхо.
   -А можно мне верхом? Он не возражает? - спросил Орландо.
   -Думаю, нет, - ответила Инна.
   -Давай я подсажу тебя, - сказал Дэн.
   Он помог сыну взобраться на лошадь и не стал настаивать на дальнейшей помощи, услышав: "Дальше я сам!"
   Кобчик пошёл бодрым широким шагом вверх по течению, стараясь, тем не менее, идти ровно, чтобы не сбросить седока.
   -Мама, папа, я еду! Смотрите! - и мальчик отпустил гриву коня.
   Он был прирождённым наездником.
   -Ты молодец, Орландо, - сказала ему мать, а её спутник поднял вверх отогнутый большой палец.
   -Он очень хотел увидеться с тобой, - сказал Дэн и добавил: - Прости, я вёл себя как идиот.
   -Рада, что ты это понял, - ответила она.
   -Ты, как всегда, любезна, дорогая.
   -За это ты меня и любишь, правда?
   -Да, люблю. И всегда буду любить.
   Они стояли на середине реки, где их чуть не сносило течением, и ей пришлось опереться на его руку, чтобы остаться на месте.
   Впереди на другом берегу высились сосны, отражённые в воде, которая приобрела розовато-золотистый оттенок. Солнце клонилось к западу.
   -Вот, - сказал он, - Возьми это. - И снял с пальца левой руки кольцо, - серебряное, украшенное тёмно-коричневыми и зеленоватыми полудрагоценными камнями в тон окрасу того окуня, чтобы надеть ей на руку.
   -Погоди, - ответила она, - Я не должна. Не могу это принять. Надеюсь, понимаешь?
   -Ты в обиде на меня? - спросил он.
   -Нет, сказала она, - Ты из очень плохих мальчиков, но на тебя нельзя обижаться. И я... очень люблю тебя.
   Их беседу прервал шум брызг воды, которые поднимал скачущий рысью конь. На этот раз он шёл по течению.
   С маленьким седоком всё было в порядке, но он казался взволнованным.
   -Орландо, что ты де... - в один голос воскликнули оба родителя, но он не дал им договорить.
   -Там лодка, пустая! И она плывёт к нам!
   У Инны сжалось сердце.
   -Это за мной, - сказала она.
   В этот момент она наступила больной ногой не то на осклизлую ветку, не то на ракушку и потеряла равновесие. Дэн подхватил её и выронил кольцо.
   -Чёрт! Мне подарила его мама, и я собирался передать своей единственной...
   -Прости меня, - сказала она. - Но, возможно, если бы не эта потеря, я бы не услышала таких слов от тебя.
   -У тебя больное чувство юмора, - ответил он и обнял её.
   Сын подъехал к ним верхом и спросил:
   -Что случилось, я видел, что мама чуть не упала.
   -Орландо, из-за меня папа только что потерял кольцо,- сказала Инна.
   -Сейчас найду, - и мальчик нырнул прямо со спины коня.
   Через полминуты он подплыл к ним и покачал головой: "Его нигде нет, я всё дно обследовал".
   Тем временем таинственная лодка сама причалила к берегу. Она остановилась всего в нескольких миллиметрах от замка Орландо, пробив килем одну из стен укрепления.
   -Мне пора, - прошептала Инна, но слова казались такими громкими, будто она произнесла их в микрофон перед огромным стадионом. - Проводите меня.
   -Пойдём, Кобчик, - позвал коня сын.
   Она не может выбрать никого и ничего. В математике есть задачи, не имеющие решения, в жизни тоже. Ей подкинули одну из таких. Ощущение реальности стало утрачиваться, что было очень плохим признаком: ситуация оказалась настолько дикой, что пережить её стало возможно только в притуплённом состоянии.
   Все четверо вышли из воды: двое взрослых, ребёнок и лошадь.
   Девушка взглянула на лодку и увидела вёсла, две скамейки - одну ближе к носу, другую - к корме. Рядом с ними белели аккуратно сложенные кругами верёвки. Если сегодня она плыла с провожатой не в этом судёнышке, то в очень похожем.
   Подойдя ближе, она заметила на самом дне фонарь, обрамлённый ажурной металлической решёткой из переплетённых линий, напоминающих лабиринты.
   Муж и сын ни о чём не спрашивали.
   Она села на борт лодки и подозвала к себе Орландо.
   -Сынок, у меня для тебя подарок, - и отстегнула замок золотой цепочки с кулоном в виде морского конька, с которой никогда не расставалась.
   -Мам, если ты имеешь в виду золото, не торопись, - остановил её мальчик, - То есть конёк мне очень нравится, но это девчачье украшение. Я бы предпочёл вот что. - И он указал на висевший на шнурке по соседству акулий зуб.
   Инна сняла с шеи шнурок с сувениром из далёких стран и надела его сыну:
   -Носи, и будь капитаном своей жизни. Возможно, впереди будут и плохие дни, но, пожалуйста, помни этот. По-моему, он был хорошим.
   -Конечно, мама. - И он обнял её - крепко, как не боятся обнимать только дети. - Знаешь, говорят, что большие мальчики не плачут и не верят в сказки, но мало ли кто что сказал? Я знаю, что мы ещё встретимся, - добавил он.
   -Да, милый. - Больше она ничего не могла ответить.
   -Мам, я серьёзно. Ты не веришь в то, что говоришь, а я верю.
   К ним подошёл Дэн.
   Предыдущие прощания с ним, которых было всего два, не отличались внешними проявлениями чувств: дружеское рукопожатие в первый раз, торопливый поцелуй - во второй.
   Теперь он присоединился к обнимающимся, и впервые Инна не ощутила в нём внутренней насмешки в адрес "сопливой сентиментальности". Только нежность.
   Орландо первым отошёл на шаг назад и обхватил бок лошади, чтобы спрятать слёзы.
   -Мама, ты лучшая, - сказал он на прощание.
   Дэн осторожно подхватил её на руки, но вместо порога их дома перенёс через борт лодки.
   -Я буду очень скучать по тебе, - сказал он, отошёл и оттолкнул судёнышко от берега.
   Но, не успела она проплыть и десятка метров, как он крикнул: "Постой!"
   Справляться с течением при помощи вёсел было непросто, но у неё появился стимул. Что если он тоже может принимать решения?
   Но причина оказалась другой.
   -Твои сапоги, - высоко подняв над водой её обувь, Дэн быстро зашёл в реку, успел подтянуться к лодке по протянутому Инной веслу и, ухватившись за корму, остановил её.
   -И всё? - не могла не спросить она.
   -Всё, - ответил он и передал ей пару чёрных шнурованных сапожек.
   -Нет, дорогой, я не согласна, - возражала она. - Я останусь с вами. - Она подошла к самому борту и собралась прыгать, но муж неожиданно сильно, хотя и бережно, ухватил её за руки, не дав сделать этого:
   -Ты обещала.
   -Ничего я ей не обещала! Она сама втянула меня и теперь хочет, чтобы я отказалась от вас?
   -Поверь, так надо, - мягко настаивал он.
   Кому надо? Для чего? Пошла она к чёрту со своими играми, мне наплевать на всё, я хочу остаться! - обычно сдержанную Инну, не любившую истерик, словно прорвало. - Почему всегда надо терять самое дорогое? Я отказываюсь это понимать!
   -Понимать и не надо, - сказал он, - Просто поверь.
   -У меня давно ни во что нет веры, ты же знаешь, - ответила она.
   -Я знаю, что если ты нарушишь слово, всё рухнет как карточный домик, - пытался убедить её Дэн.
   -Почему? - иногда этот детский вопрос - лучший из тех, которые могут быть заданы.
   -Потому что, оставшись тут, ты умрёшь. И я, и Орландо, и лошади, и всё, что ты видела - это твоё пространство-время, которого не существует в едином сценарии. Это место, которое ты так любишь, реально, но тут нет меня. Наш с тобой ребёнок мог бы родиться, но этого не случилось. Так что твоё ожерелье, которое тоже в действительности существует, ты не могла подарить ему. И лошади, которых давно уже нет, не способны воскреснуть на пару часов, делая вид, что всё как обычно. Дом тот продан, и, вероятно, его снесли, построив на его месте новый. Тебе негде остаться, эта встреча - такая же иллюзия, как мираж на дороге.
   -Твоя любовь ко мне - тоже иллюзия? - спросила она.
   -Тот я, который живёт в настоящем мире, не любит тебя. Прости. Дело не в том, насколько ты совершенна или нет, а в чём-то другом. Не думай, что ты недостаточно привлекательна для меня. Это не так. Но у тебя другая дорога. Я желаю тебе только лучшего.
   -Значит, всё это - сказка, выдумка? Аттракцион для тех, кто идёт в будущее, обернувшись к прошлому? Будьте благоразумны, и за возможность покататься возьмите с собой только один сувенирчик?
   -По сути - да, - последовал прямой и жестокий ответ, хотя беззлобный: Дэн всегда полагался на понимание и зрелость собеседника.
   -Так в жизни всего этого не существует? - переспросила она.
   -Нет.
   -Тогда я не хочу жить!
   Дэну пришлось постараться, чтобы не дать ей выброситься из лодки. Ей не хотелось демонстрировать силу и быть грубой, но терять оказалось нечего. Отчаявшаяся женщина - тяжёлый противник даже для сильного мужчины, тем более если он меньше всего хотел бы ей навредить.
   Судёнышко очень скоро могло оказаться перевёрнутым, а Дэну пришлось бы подставлять обе щеки, если бы не вмешался Орландо.
   -МАМА!!
   Борьба прекратилась.
   Мальчик подошёл к самой кромке воды и сказал:
   -Мама, посмотри на фонарь. Посмотри на мой замок. Все дорожки такие запутанные. Я настоящий, и папа тоже, и лошади, но мы не можем все жить вот так, именно как было сегодня. Мы встретимся в другом месте, а ты сюда ещё приедешь, возможно, с нами. И покатаешься на других лошадках, которые могут оказаться потомками этих.
   Если ты откажешься жить, то все дороги закончатся, и даже этот мир, в котором мы сейчас находимся, исчезнет. Тогда вы с папой больше не встретитесь, и уж точно не будет меня. Только пока ты жива, у тебя есть шанс. И у нас тоже.
   -Я люблю тебя, сын, - сказала она и села на вёсла.
   Дэн пригладил взлохмаченные волосы и надел бейсболку, выловленную из воды. Он смотрел вслед удаляющейся лодке, стоя по пояс в воде, пока она не скрылась из вида.
  
   Сначала Инна следила, нет ли на пути водоворотов, поваленных брёвен и других лодочников, в которых не стоит врезаться. Потом она бросила вёсла и села на дно судёнышка.
   Ей действительно не хотелось жить.
   Если лодка потерпит крушение - она останется здесь навеки, и последний день можно будет считать счастливым. Куда ей, в самом деле, возвращаться? Найти другого мужа? Простите, это не для неё. В конце концов, любимый - это не бутылка колы из супермаркета. Второго такого не было и не будет. Все эти психологические игры на тему "он-меня-не-достоин" абсолютно её не успокаивали.
   А неродившийся сын? Недаром одна её подруга как-то сказала, что труднее всего терять будущее. То самое, которое ты не прожил, но на которое надеялся, маяк, указывавший направление, дававший силы подниматься каждое утро и совершать маленькие подвиги.
   Она вернётся в более-менее благополучный мир, который, тем не менее, стал пустым, если в нём нет главного.
   Остаётся ещё творчество...
   У Инны было хобби - рисовать абстрактные цветовые композиции, выражающие то, что она видит при прослушивании любимой музыки. Ей нравилось то, что она делает, но успехом её картины не пользовались. Несмотря на то, что у неё был свой Интернет-сайт, где размещалась её виртуальная выставка, девушка не помнила, чтобы кто-то всерьёз заинтересовался и стал продвигать её, без чего невозможно получить признание.
   Её работа в турфирме давала возможность хотя бы заочно познать мир, а, кроме того, оплатить необходимые расходы. Однако сама работа Инну не всегда вдохновляла. Даже отправляясь в рекламный тур, она не могла не подумать, что путешествовать лучше самостоятельно, иначе так и не прочувствуешь весь колорит страны, в которой находишься. Кроме того, она считала, что сидеть на берегу любого водоёма нужно в одиночестве, или только с теми, кого ты любишь. Древние кельты понимали, что здесь что-то глубоко личное, потому пляжи, забитые отдыхающими, выглядели в её глазах противоестественно. И всё это поверхностно-публичное развлечение она должна была продавать клиентам!
   В офисе её любили, но не за расторопность, а за умение создать атмосферу. Инна могла ошибиться в расчётах, но зато она заваривала самые ароматные чай и кофе, к которым покупала настоящий шоколад, терпеливо выслушивала рассказы коллег о проблемах в личной жизни, а однажды к ней буквально выстроились в очередь с экзотической просьбой... нарисовать имя! Каждому она вывела его фамилию, имя и отчество в красках, какие позволили маркеры, а когда цветов не хватило, кто-то из сотрудников побежал в соседний книжный за гуашью...
   Кроме этого - диссертация по философии, которую Инна никогда не воспринимала всерьёз. Времени катастрофически не хватало, и выигрывала она его только за счёт отгулов, часто предоставляемых руководителями фирмы. Они были её родственниками...
   Так в какой мир она вернётся? В тот, который считают нормальным, но только не с её точки зрения. Конечно, по ней будут скучать, если что, но глупо мнить себя незаменимой.
   Дэн помешал ей остаться, но теперь его нет рядом. И, если никогда уже не будет...
   Она взглянула на верхушки сосен, казавшиеся огненно-багровыми, как если бы иглы могли желтеть, словно листья. Солнце садилось. Вода в реке стала красно-фиолетовой.
   Терять нечего...
   Она зачерпнула воду и поднесла к лицу сложенные ладони.
   В микроозерце отражался алый солнечный шар.
   Что может быть вкуснее?
   Ей ничего нельзя здесь есть, и пить тоже. Ну и что? Теперь уже всё равно.
   Вода быстро утекала сквозь пальцы, но несколько капель всё же слегка утолили жажду. И, не успела она провести мокрыми ладонями по уставшему лицу, как стало темно, закат и лес исчезли из вида, а река приобрела знакомый чернильный оттенок.
   Инна сидела спиной к носовой части лодки, устремив всё внимание назад, к прошлому. Так она поступала и в жизни.
   Ей показалось, что судёнышко плывет под мостом, но так ли это, она не знала.
   Предполагаемый мост всё не кончался. Да и в действительности она сама никогда не видела даже подобия мостика через эту маленькую речку. Немногочисленные местные жители и редкие туристы довольствовались поваленными стволами деревьев, легко достигавшими противоположного берега. Иногда таких стволов было несколько, сложенных параллельно друг другу, что не делало переход безопаснее, - скорее, наоборот, но это мало кого всерьёз беспокоило. И уж тем более мост не мог быть широким и не пропускающим свет.
   Она пригляделась. Создавалось впечатление, что над ней - полукруглый каменный свод, который постепенно сужается, нависая всё ниже. Вот она может достать рукой до потолка, то есть могла бы, если бы не боялась выпасть за борт. Здесь, в полутьме, это было бы действительно страшно. К тому же, стоять во весь рост во время движения судна, тем более такого маленького и неустойчивого, более чем небезопасно.
   Инна села на скамеечку и убрала вёсла внутрь лодки, поскольку грот сужался с обеих сторон. Ещё минута - и ей пришлось опять пересесть на пол, а, посмотрев вперёд начавшими привыкать к темноте глазами, она увидела то, что напугало ещё сильнее.
   В конце концов, коридор сужался настолько, что едва хватило бы места для лодки. При этом его высота почти не превышала борта, выступающие из воды. Что будет дальше, девушка не имела понятия.
   Грести обратно, к выходу на свет, было бессмысленно: по мере сужения грота течение становилось всё сильнее, и, приближаясь к точке, откуда нет возврата, вода начинала реветь, превращаясь из спокойной и ласковой в злобно-враждебную.
   "Всё равно я хотела умереть", - подумала Инна, - "Но только быстро".
   Радуясь, что ей пришло на помощь чувство юмора, она улеглась на дне лодки, головой в направлении движения.
   "Самой устраиваться ногами вперёд было бы слишком", - подбадривала она себя.
   Бояться уже поздно. Что случится, если судёнышко не пройдёт, и его раскрошит о стены стремнины? Она может попытаться выплыть, но куда?
   Вот каменистый потолок навис в полуметре от её лица, а борта лодки бились о скалистые выступы.
   Вокруг бурлила вода, и было удивительно, что она не переливается внутрь.
   Инна прикрыла глаза, считая каждый вдох, который мог оказаться последним. Она, кажется, понимала чувства тех, кого по ошибке похоронили, но паника была бы неразумной тратой энергии. Она старалась думать о том, как сосредоточится и постарается проплыть как можно более длинную дистанцию, если не погибнет сразу. Страха как такового она уже не чувствовала, - вместо него появилось ощущение, что подобные отчаянные ситуации уже случались раньше, смешанное с полной потерей уверенности в том, что происходящее реально.
   Незаметно шум воды прекратился, а скорость движения замедлилась. Дышать стало легче, но воздух отличался от витавшего над её местом силы, который можно было пить.
   Она открыла глаза, но это ничего не дало. Вытянутая вверх рука не натолкнулась на препятствие.
   Осторожно Инна села, нашла в сумочке зажигалку, которую умудрилась не оставить на столе в старом доме, и через несколько секунд фонарь осветил высокие неровные потолки пещеры, по которой пролегал путь реки.
   Узкий коридор был пройден.
   Инна понимала, что её путешествие подходит к концу. Это было самое странное, что когда-либо случалось с ней. Такое невозможно заказать ни в одной турфирме и, она была уверена, ни у кого не выспросишь маршрут, по которому пролегает путь следования. Даже диггеры, и те вряд ли смогли бы ей помочь понять, насколько следует доверять увиденному. Одно она знала об этих исследователях подземелья: они верят в то, что считается сверхъестественным.
   Какие доказательства она могла бы предоставить самой себе, если не встретит снова своего двойника? Пожалуй, никаких. Она возвращалась с пустыми руками. Конечно, можно было бы привести с собой из небытия кого-то из близких, воскресить лошадь, или собачку, или захватить безделушку на память... или даже дом!
   Но Инна была максималисткой всегда, сколько себя помнит. Самым дорогим для неё оказалось то, что невозможно разделить, разрезать, но что, вопреки правилам игры, не является чем-то одним: муж и сын. Она могла бы поручиться за своих умерших друзей и родственников в том, что они не в обиде за такое решение, но оказалась неспособной сделать суровый выбор. Это почти то же, что предпочесть кого-то одного из родителей. Невозможно.
   Она осталась наедине с собой.
   Пора надевать сапоги. Сначала она вытащила сложенные гольфы, и, разворачивая один из них, обнаружила свежесорванную веточку базилика.
   Плакать уже не хотелось.
   Ни для кого это не будет доказательством её правоты - если, конечно, она захочет рассказать кому-то свою историю. Можно, конечно, купить портативную лабораторию для определения состава воды и других исследований в полевых условий, сравнить контрольный образец с приобретённым на рынке, затем отправиться к бабушке с дедушкой со стороны мамы, слава богу, живым, но переехавшим в другую деревню, уговорить их не волноваться пока она достанет лодку, палатку и всё остальное, чтобы отправиться в свой родной уголок у реки и там сорвать третий росточек... Возможно, так она и сделает, если выберется отсюда живая. А пока веточка нашла своё место между страницами записной книжки, на одной из которых Инна неделю назад торопливо записала, какие дополнения и правки надо сделать к диссертации, а на другой вывела спонтанно посетившую её мысль:
  
   Тот, у кого есть воображение, рисует свободно. У кого его нет - под копирку.
   Так происходит и с верой. У кого есть шестое чувство, верит в самое невероятное. Ограниченный думает и чувствует под копирку...
   Она зашнуровала свои хулиганские сапоги, и, подняв фонарь повыше, стала рассматривать окружающий ландшафт, отличавшийся лаконичностью. Ни сталактитов со сталагмитами, ни петляющих коридоров. Сама река текла плавными излучинами, повторяемыми сводом тёмного потолка.
   Инна не обнаружила ни крыс, ни летучих мышей, сколько ни присматривалась к воде и нишам в стенах. В существовании вторых в средних широтах она сильно сомневалась: это теплолюбивые звери, которые и в тропиках не всегда покидают укрытия, зато грызуны могли быть поводом для беспокойства. Но, похоже, она не слишком их интересовала.
   Зато её привлекла другая странность: казалось, что лодка плывёт против течения. Разве такое возможно? Она вспомнила первое знакомство с потусторонним челноком и поняла, что видение повторяется.
   Для верности Инна снова достала записную книжку, нашла чистый лист, вырвала и сделала кораблик. Аккуратно спустила на воду.
   Он поплыл в противоположном направлении - туда, откуда она возвращалась.
   Почему-то внутреннего протеста это не вызвало - скорее наоборот, вселило надежду. В романе "Бегущая по волнам" Александр Грин говорил о Несбывшемся - том, о чём многие думают, мечтают, на что надеются, но что так и остаётся для большинства не более чем иллюзией. И всё-таки иногда Несбывшееся напоминает о себе знаками, которые не каждый может заметить. Ещё труднее в него поверить.
   Сегодня Несбывшееся позвало и её. Она надеялась, что жизнь изменится и никогда не будет такой, как прежде, но приходится возвращаться в привычный ход событий, туда, где нет места судёнышку, плывущему против течения. А, раз увидев и пережив подобное, его невозможно забыть. Она до конца дней не сможет найти ничего такого, что сравнилось бы с сегодняшней прогулкой. Это сделает её несчастной.
   Спускаясь по лестнице, она будет знать, что параллельно поднимается из колодца, но в её мире это будет всего лишь спуск по лестнице.
   Глядя в зеркало, она не сможет уйти от мысли, что на неё смотрит не она сама, а двойник, но для всех остальных то, что они там видят - отражение...
   Ещё один поворот - и она увидела знакомый причал. Между двумя столбами для фиксации верёвок стояла девушка, которую любой принял бы за неё.
   Близняшка привычно куталась в свой золотистый плащ.
   Увидев Инну, она подошла к самому краю дока и внимательно оглядела как свою гостью, так и её нехитрое снаряжение.
   "Смотрит, что я взяла",- подумала путешественница.
   К её удивлению, на лице хранительницы потерянных ценностей отобразилось облегчение.
   -Ты ничего не выбрала! - воскликнула она.
   Тем временем лодка подошла к причалу, и золотая девушка поймала носовую верёвку, брошенную ей Инной. Привязать к деревянному шесту корму было ещё проще.
   Фонарь был передан из рук в руки, сумка надета на плечо.
   Инна осторожно ступила на причал, боясь неожиданной рези в растянутой лодыжке, но здесь высокие каблуки помогали ей, а не мешали: голеностоп не работал так же, как при ходьбе в обуви на плоской подошве. Больное место получало так необходимый ему покой.
   Инна не знала, что ответить двойнику. Её переполняла злость, которая намного перевешивала благодарность.
   Девушка-близнец избавила её от необходимости придумывать слова, достаточно мягкие, чтобы не сорваться на хамство, но достаточно жёсткие, чтобы выразить, как горько терять дорогое снова.
   -Тем самым, - продолжила обитательница подземелья, - Ты предпочла что-то не менее важное, чем всё остальное, а, может быть, и более.
   -Что же это? - спросила Инна, внутри которой буквально закипала ярость.
   -Меня.
   Это уже новый ход, но ей не было ни смешно, ни интересно.
   -Послушай, дорогая, - сказала она своей золотой спутнице, - Твоё сходство со мной ещё ни о чём не говорит. Не следовало тебе заманивать меня сюда и дразнить тем, что по определению вернуть нельзя. Эти люди, животные, и даже вещи, связаны с дорогими воспоминаниями, с моей жизнью. А как с ней связана ты?
   -Неужели ты не понимаешь, кто я?
   -Ты мне - никто!
   Даже если бы Инна всерьёз захотела оттаскать свою собеседницу за волосы, это не произвело бы такого эффекта.
   Золотая девушка вся поникла. Услышанные слова не оскорбили её, но вызвали то, что со стороны кажется неожиданно накатившей усталостью. Трудно убеждать в чём-то того, кто стоит на своём до последнего. Но всё же она собралась с духом и сказала следующее:
   -Тебе не придётся выводить меня отсюда под руку, хоть я провела тут много лет и думала, что никогда не выберусь. Я не буду стеснять тебя своим присутствием, когда ты вернёшься и тем более - занимать твою ванную и претендовать на твой запас шоколада. Но со мной тебе будет легче.
   -Ничего не понимаю, - молвила Инна.
   -Пойми только одно: помимо расчёсок, ключей, молодых людей и ушедших близких ты потеряла и меня тоже...
   -...То есть себя, - пронзила догадка Инну. - Но когда именно и как это могло случиться?
   -Не обязательно сразу, - ответила собеседница, - Капля по капле. По кусочку.
   -Значит, - к путешественнице поневоле начало возвращаться чувство юмора, - В каком-то смысле, во мне полно дырок, словно я - маасдамский сыр?
   -Можно сказать и по-другому: если ты - радуга, твои цвета потускнели. Люди больше не видят тебя такой, какая ты на самом деле. Они представляют тебя тем, чем ты кажешься в их воображении... и чем стараешься казаться. Очень немногие могут разглядеть тебя истинную, но и они сомневаются. И так происходит почти со всеми, кто наступает себе на горло, не позволяет себе жить так, как хочется жить.
   -Значит, именно это...
   -Прости, что прерываю, но мне не хотелось бы скатиться к набору общеизвестных клише. Кое-что лучше оставить недосказанным. Что знает сердце, уму знать необязательно.
   Они прошли назад по известняковым коридорам в полном молчании. Миновали комнату, похожую на библиотеку с полупустыми полками, и подошли к двери зеркального зала.
   Проходя мимо забытых предметов, Инна ощутила, что они ей никогда не принадлежали, что кто-то другой владел и пользовался ими. И, почему-то, было не особенно жаль. Даже мысли о доме не вызывали желания вернуться выкупить его у богов подземного мира.
   Если бы она могла остановиться и записать в книжку новую мысль, ею была бы следующая:
  
   Дом - это не четыре стены, окна с крышей и фундамент. Дом - это чувство уюта и покоя, которое ты носишь с собой, как улитка - ракушку, а мистик - ауру. Это естественное продолжение тебя, которое можно разделить с близкими...
  
  
   Насчёт последнего у девушки сохранялось беспокойство. Она понимала, что, согласно философии авторов нью-эйдж, частично позаимствовавших свои идеи у мыслителей прошлого, нет ничего важнее, чем работа над собой. Изменишь себя - и мир станет лучше. Якобы.
   Вот она и меняла, до тех пор пока не потеряла. Да и зачем она сама себе нужна, если человек один жить не может, а те, кто ей нужен, почему-то проходили мимо, словно не замечая...
   Но мысль она запишет, как только окажется дома.
   Вместе с провожатой они оказались в зеркальном зале, встали в центре. Прямо над ними, медленно крутясь, висел шар - из тех, что используются на дискотеках. Но его поверхность оказалась не отражателем, а источником света: вместо кусков зеркал в неё были вмонтированы разноцветные лампочки, которые теперь засветились наравне с горящими во всех четырёх углах прожекторами - пушками. Люминесцентные лучи перекрещивались в центральной точке.
   Подобные декорации произвели бы впечатление на ту Инну, какой она была, возможно, лет пятнадцать назад. Теперь обстановка показалась ей чересчур театральной.
   Но двойник приложил палец к губам, и она решила немного подождать.
   Ещё её мучил вопрос - кто, собственно, выступает в роли осветителя, и где его невидимый пульт? Во время обучения в колледже ей доводилось играть в студенческом театре, поэтому она знала, что светоустановка - очень дорогое оборудование, а грамотно сделанное освещение - половина успеха для шоу.
   Но разноцветные точки и лучи, отражённые в тысячах осколков зеркал, усеивающих стены зала, постоянно отвлекали и не давали сосредоточиться ни на одной мысли. Ей начало казаться, что радужный коктейль, занявший собой всё пространство вокруг неё, состоит уже не из лучиков и зайчиков, а из переливов и вспышек, словно зал сделан из воды, если такое вообще возможно. Она вспомнила, как смотрела через зеркало в колодец, и дрожание пространства напомнило ей рябь на поверхности подземного источника.
   Незаметно начало происходить нечто достойное встать в один ряд с движением лодки против течения: куски зеркал на стенах начали дышать, переплавляясь в другие формы, и соединяться друг с другом, постепенно выравниваясь.
   Она слышала об эффекте, который производит приём галлюциногенов, но даже никогда не пробовала их. Неужели глоток воды из реки её детства способен вызвать такие видения?
   Сохранилась в памяти и справка о том, что, принимая наркотики, люди стремились соприкоснуться с миром, откуда, как некоторые думают, все пришли и куда уйдут. Мир этот не накладывал ограничений наподобие законов термодинамики, гравитации и логики и, вполне вероятно, захватывал территории, по которым пролегал её маршрут.
   Инна обнаружила себя кружащейся, как дервиш, посреди балетного класса с зеркальными стенами. В двух углах стояли выключенные прожекторы - пушки, которые, вероятно, не убрали после выездного представления.
   Она с усилием остановилась и не обнаружила двойника.
   Подошла к зеркалу.
   В нём отражается такой же класс и ещё две пушки... и молочно-белая дверь, через которую девушка ещё несколько часов назад проходила, чтобы попасть в своё бюро находок, или потерь.
  
   В нарисованных джунглях нельзя заблудиться,
   И не съест никого нарисованный зверь,
   Только верю я, верю, я верю, что может открыться
   Эта белая дверь.
  
   Теперь она не верила, а знала.
   Инна подошла вплотную к зеркалу и коснулась его рукой. То же сделал и двойник, что происходит всегда и к чему все привыкли. Однако наличие стены между мирами удивило её.
   Минуту назад этот зал был в два раза больше, а вместо зеркал во всю стену - их мелкие осколки. Из курса физики всем известно о необратимости процессов в природе. Если кто-то прыгнул в воду, он уже не может точно таким путём переместиться обратно в исходное состояние. Если зеркало разбито, его уже нельзя склеить.
   Но что-то внутри всегда протестовало. Беда шестого чувства в том, что оно редко говорит на языке логики.
   И на этот раз девушка поняла только одно: пора. Настал момент, когда надо прощаться.
   Она отошла от зеркала и подняла руку, не зная, насколько уместен стандартный киношный жест. Двойник скопировал её движение и отразил грустную улыбку, которую никто не назвал бы деланной.
   Конечно, ничего сверхъестественного в этом не было.
   Инна вышла из танцкласса, закрыв за собой по привычке дверь.
   В коридоре света не было. И не надо утешать себя мыслью, что, возможно, работает кофейный автомат. Она уже знала, где оказалась.
   С сумкой через плечо и фонарём в руке она пошла по катакомбам в сторону метро, нисколько не боясь заблудиться. Откуда такое чувство направления?
   После быстрого перехода, занявшего не более пятнадцати минут, она задула лампу и поставила фонарь на землю за порогом той двери, которая открывалась в туннель метрополитена.
   Стараясь ни за что не браться, Инна почему-то сразу свернула направо и пошла по насыпи.
   И только теперь она вспомнила о том, что боли в растянутой лодыжке её почти не беспокоят.
   Надо было спешить. Сзади в любой момент мог нагнать поезд, и, хоть это не грозило опасностью, могло повлечь за собой ненужные расспросы в отделении милиции. А она, между тем, не знает хотя бы приблизительного расстояния до ближайшей станции.
   Но искушение приложить ухо к тянущимся по стене многочисленным проводам оказалось слишком сильным. Разной толщины и возраста, все они хранили свои секреты под толстым слоем пыли.
   Инне всегда было интересно, можно ли услышать, о чём говорят абоненты, если эти провода, хотя бы часть из них - телефонные?
   Стараясь не прикасаться и не пачкаться, она приблизилась к стене и прислушалась.
   Ей, наверное, показалось, но она услышала голоса. Тревожные, приказывающие, кто-то плакал. Не похоже на то, чтобы они доносились из разных проводов, да и звук шёл откуда-то из одной точки... она никогда не могла определить, из какой именно.
   Что-то заставило её пройти несколько шагов вперёд, и голоса всё преследовали слух, одни и те же.
   Это не телефонные разговоры.
   Судя по чувству времени, её уже должен был догнать и перегнать состав, но этого не происходило. Что-то, наверное, случилось, поскольку увеличенные временные интервалы возникают при неполадках, или...
   Она продолжала идти, голоса становились громче.
   Ещё один поворот, которых в туннелях метрополитена гораздо больше, чем показано на карте-схеме. Почему-то запахло гарью, и к этому запаху примешивались едкие нотки, характерные для горящих электропроводов, плюс что-то ещё, напоминающее подгоревший ужин из овощных полуфабрикатов. Последнее больше всего походило на трупный запах.
   Ей как-то довелось провожать в последний путь усопшего, которого хоронили в закрытом гробу. Несмотря на почти герметичную упаковку тела, оно всё же источало слабый запах разложения. Как ни странно, больше всего ему соответствовали запахи овощей и травы.
   После того дня Инна долго сидела на диете из бутербродов, круп и мяса, которое обычно почти не ела.
   Подъём в горку...
   Габаритные огни последнего вагона, остановившегося, не доезжая до станции. Кабина машиниста не освещена, что говорит о том, что состав точно шёл в сторону от неё.
   Вокруг поезда и внутри суетятся люди в форме спасателей и оранжевых жилетах технических служащих, проверяющих, не остался ли кто-то, кому может понадобиться помощь.
   Но Инне хотелось самой понять, что случилось.
   Незамеченная, она подошла к поезду.
   В последнем вагоне - никого. В предпоследнем тоже. Все перешли куда-то в середину состава, где, по-видимому, и произошёл инцидент.
   Все двери открыты, с обеих сторон, смежные двери, соединяющие вагоны одним коридором, отперты.
   Она обратила внимание на внутреннюю отделку салонов: золотисто-жёлтые стены, круглые плафоны старомодных абажуров, напоминающие шляпки грибов. Точь-в-точь как в том поезде, на котором ехала она! Или это он и есть? Не может быть.
   Пол вагонов почти доходил ей до макушки. Она могла бы попробовать подтянуться и забраться внутрь, но уровень собственной физической подготовки вызывал сомнения.
   Инна продолжала идти на голоса по насыпи рядом с остановившимся поездом.
   Кажется, её вагон располагался в середине состава.
   Она чуть не споткнулась о двух рабочих, которые старались что-то сделать с механизмом, соединявшим два соседних вагона.
   Оба технических служащих, увидев её, бросили инструменты и побежали. Поскольку они обогнули вагон с другой стороны, Инна сначала не поняла, кому и по какому поводу был адресован крик:
   -Выжившая!
   Она посмотрела вокруг. Под ногами осколки битого стекла и капли тёмной жидкости, уже начавшей спекаться. Вместо окон вагона - пустые рамы. Стены потемнели, краска местами вспузырилась. От плафонов не осталось и следа.
   В проёме двери возникло несколько человек в одежде спасателей. В свете их налобных фонарей Инна разглядела несколько тел, лежащих на полу и остатках сидений и накрытых чёрной клеёнкой.
   -Вот она! - подтвердили рабочие.
   Сверху ей протянули руку.
   -Вы целы? - спросил один из спасателей.
   -Да, - ответила она.
   -Только хромает, - уточнил наблюдательный рабочий.
   Её укутали одеялом, похожим на солдатское, и проводили к остову сиденья... расположенному в том же углу, в котором она сидела во время последней поездки! Положили на него ещё одно одеяло.
   -Да на вас вся одежда мокрая, - заметил спасатель, - Простите, когда тушили пожар, главное было не дать ему распространиться.
   -Пожар? - спросила Инна, - Что тут произошло?
   -Вы не знаете? Где же вы были?
   -Далеко отсюда.
   -Понятно, - сказал спасатель своим напарникам, - У девушки шок. Я схожу за носилками.
   -Пожалуйста, я сама, - запротестовала она, удивлённая проявляемой по отношению к ней заботой. Обычно люди, живущие и работающие в этом городе, довольно жёсткие и не слишком интересуются, что случилось с прохожим, даже если он лежит на земле без сознания. А тут с ней носятся как с музейной редкостью.
   Ей необходимо было кое-что узнать, и она попыталась встать, но её тут же усадили обратно:
   -Успокойтесь, сейчас придёт помощь. Вы точно не ранены? Положить на ногу лёд?
   -Нет, я не ранена, - ответила она, - Но будьте добры, посмотрите номер вагона.
   -Девушка, - ответил другой спасатель, - Вам нельзя волноваться. Тем более внутри всё выгорело.
   -Я ехала в вагоне N 5968. Пожалуйста, проверьте тогда снаружи.
   Молодой спасатель, судя по ещё не выработанному навыку скрывать эмоции, стажёр, спрыгнул на пути.
   -Какой, вы говорите, номер?
   Но его коллега уже счистил копоть с отметки над смежной дверью.
   Цифры легко читались:
  

5 9 6 8

  
   -Вы не могли ехать в этом вагоне, - сказал он, - Тут все погибли.
   -Но что всё-таки произошло?
   -Бомба.
   Инна не знала, что думать. Она должна была оказаться среди этих тел. Почему ей оставили жизнь? Подкрадывалось чувство вины: чем она лучше тех, кто не выжил? Кто-то из них вонял, кто-то пихал её локтем, но зачем всё это?
   А вдруг это другой состав? - подумала она и спросила:
   -Много ли вагонов с таким же номером ходит по этой ветке? А если этот единственный, то сколько раз сегодня он успел пройти от одной конечной до другой?
   -Нисколько. Судя по документации, с утра это был его первый и последний маршрут, - ответил спасатель. - Номера не дублируются.
   -А остальные пассажиры?
   -Эвакуированы. Больше всего пострадали этот вагон и соседние.
   Инна всё же встала и подошла к ближайшему телу. Наклонилась.
   -Не советую, - сказал спасатель, - от него почти ничего не осталось.
   Девушка могла бы возразить, что остался запах "Оливье", но предпочла промолчать.
   -Скажите, как всё произошло? - спросил второй спасатель, - Кажется, вы единственная свидетельница.
   -Я ничего не помню, - ответила она, - кроме того, что рядом со мной сначала сел кто-то пьяный, а потом - женщина с сеткой. Всё.
   -В этой сетке было взрывное устройство. Женщину мы даже не смогли собрать, поэтому простите, но как вы уцелели? Она сидела рядом с вами!
   -Не знаю, - только и сказала девушка.
   -Скажите, - спросил молодой стажёр, - А вы что-нибудь видели?
   -Вы всё равно не поверите, - ответила она.
   -Туннель и свет в нём?
   -Пожалуй, да.
   -Видели близких, красивые пейзажи?
   -Видела.
   Подоспели врачи с носилками.
   Невзирая на протесты, её уговорили на такую транспортировку.
   Она поблагодарила спасателей и по пути к началу поезда успела услышать:
   -Не понимаю, как можно пережить клиническую смерть и не получить ни одной царапины...
   Её вынесли на опустевшую станцию, временно закрытую. Подняли наверх и сразу же погрузили в машину скорой помощи, припаркованную вплотную к выходу из метро, чтобы избежать ненужного любопытства зевак и наверняка прибывшей прессы. В машине, ни о чём не спрашивая, медсестра сразу сделала какой-то укол и поставила капельницу.
   Во время движения Инна кое о чём вспомнила. Она решила проверить, не исчез ли акулий зуб на шнурке, висевший поверх водолазки.
   Золотая цепочка с морским коньком на месте, но шнурка с амулетом нет.
   Она могла считать, что обронила его где-то в метро, а могла верить, что действительно встречалась со своим сыном.
   Путь до ближайшей больницы оказался коротким, но и этого времени хватило, чтобы в её вены влили пол-литра какого-то раствора. Вместе с уколом это оказывало седативное действие, и девушке хотелось спать. Действительно, после пережитого нет ничего лучше, чем восстановить силы крепким и долгим сном, но не на больничной койке! Что начнётся после пробуждения? Интервью, сходящие с ума родственники, возможно, вызовы в милицию. Ей хотелось избежать всего этого и побыть наедине с собой, чтобы осмыслить увиденное.
   В больнице её оставили ненадолго в приёмном отделении.
   Она оказалась в одной комнате с жертвами взрыва, которым повезло гораздо меньше, и старалась не смотреть на них. Но она не могла заткнуть уши и зажать нос, не могла избавиться от жуткого чувства, что даже выигрыш в эту страшную лотерею может быть мучительным. А ведь некоторые попали в отделение реанимации с более тяжёлыми ожогами. Она не лучше тех, кто пострадал. Ей нечего делать тут по соседству с людьми, в отличие от неё, нуждающимися в помощи.
   К тому же, давало себя знать прямое последствие капельницы: ей срочно понадобился туалет.
   Спросив дорогу у одной из снующих от больного к больному медсестёр, Инна уже знала, что делать дальше.
   После посещения дамской комнаты она покинула здание больницы, выйдя с другой стороны. Никто не остановил её, а если остановил бы, она бы назвалась посетительницей родственника.
   Девушка заставила себя спокойно и чинно пройтись по внутреннему двору и только за воротами прибавила шаг.
   Первая привычная мысль - как дойти до ближайшей станции метро? Но, после секундного раздумья, её сменила вторая: хватит ли денег на такси? Ещё долго она не сможет без содрогания спускаться в недра подземки.
   Деньги на такси нашлись, и никто из близких пока не успел начать беспокоиться.
   Добравшись до дома, Инна сняла верхнюю одежду и всё ещё не высохшие джинсы, отключила городской телефон, оставив только мобильный для особо важных звонков, и, не помня, как закуталась в пуховое одеяло и плед, уснула. Она не услышала выпуск вечерних новостей, которые повторялись и на следующий день. Главная новость о взрыве в метро обрастала как фактами, так и слухами. Например, спасатели утверждали, что в вагоне, находившемся в эпицентре, обнаружили уцелевшую девушку, но им никто не верил.
  
   Прошло несколько дней. Инна сходила на могилу бабушки и деда, посадила там цветы и установила икебану в виде балалайки, положила музыкальную открытку дяде. У неё не было привычки говорить с мёртвыми, как не было и ощущения, что они наблюдают за ней. Но после посещения их последнего приюта ей стало гораздо легче.
   Она никому не рассказала о том, что с ней приключилось. Работа, наука и домашние дела требовали внимания, как и раньше, а, может быть, чуть больше. Нужно было копить деньги на приобретение бытовой техники и на отпуск, а ей вдруг ужасно захотелось свою машину, и если куда-то ехать, то прямо сейчас. Но необходимо было досдать кандидатский минимум по социальной философии плюс написать план-отчёт о проделанной работе. Всё это казалось чем-то не имеющим к ней отношения и живущим своей жизнью в своём измерении. Но это должно было быть сделано и считалось частью её нормальной жизни.
   Она потерялась. Довольно часто она спрашивала себя, зачем она выжила, для чего. Неужели для того, чтобы писать отчёты и заучивать мысли философов, которые не могли помочь реально изменить свою жизнь к лучшему? Принадлежность к небольшому количеству людей, чудом избежавших авиакатастрофы и уцелевших после стихийных бедствий не наполняла её радостью. То, что являлось для неё самым ценным, было унесено течением подземной реки. Вполне возможно, что и река эта существовала только в её мыслях.
   В поисках одной бумаги она провела инвентаризацию на полке со старыми папками и среди них обнаружила тетрадь, которую считала потерянной - курс лекций по концепциям современного естествознания, поражавший как обилием строгих математических формул, так и анализом открытий с точки зрения применения их в жизненных ситуациях. Этим естествознание отличалось от мёртвой, словно застывшей, философии, изобилующей массой непонятных терминов, за которыми ничего не стоит, кроме субъективного мнения автора той или иной теории. Естествознание вёл профессор, которого она встретила в подземелье. По крайней мере, беседы со всеми людьми, увиденными по ту сторону реки, казались очень реальными.
   Одна из её любимых лекций - об энтропии, элементе хаоса, разрушения, о необратимости процессов. Саму формулу, выведенную Больцманом, она помнила наизусть:
  

S = k x lnW

   Правда, даже при подставлении соответствующих значений и величин она всё равно ничего не понимала. Зато освежила в памяти разъяснения, данные профессором в проекции на человеческую жизнь. Например, то, что энтропия проявляется не только в конечности жизни из-за изнашиваемости тела, но и во взаимоотношениях. Так наиболее устойчивой к разрушению структурой считается коллектив: сотрудники, заинтересованные в решении общей задачи, друзья, семья. При этом учёные до сих пор не могут определить, что именно является связующим звеном в той или иной общности людей. Связи устанавливаются годами, а рвутся мгновенно, поскольку энтропия стремится к проникновению даже в самую крепкую семью, самый дружный коллектив, накапливается и возрастает. Борьба с разрушением - это всегда путь против течения, более трудный путь. Сохранить отношения трудно, а ещё труднее - найти замену уже существующим... или когда-то существовавшим. Постулат о том, что незаменимых нет, на проверку оказывается не таким уж правдивым. А сил и времени отпущено гораздо меньше, чем можно себе представить. По словам профессора, на жизнь человека с возрастом накладывается всё больше ограничений. Завтра по определению не может быть лучше, чем сегодня. Свобода, дарованная ребёнку от рождения, постепенно уходит. Поэтому с каждым днём всё труднее реализоваться в жизни, осуществить свою мечту, найти любимого человека и создать семью. Нельзя терять время. Есть только сегодняшний день, настоящее, и на него вся надежда, не на будущее.
   Она перечитала всю тетрадь, с начала до конца, а, вернее, с конца. Самые интересные мысли она записывала на последней странице. Открыв её сразу, по привычке, Инна прочла следующее:
  
   Задаётся детский вопрос, после чего обрушиваются основы.
  
   Главный вопрос, который она себе задавала, звучал просто: к чему стремиться дальше?
   Похоже, то, чем она жила раньше, оказалось похожим на мираж, иначе бы оно не исчезло. Тем не менее, реальность не выдерживала по сравнению с ним никакой конкуренции. Новые цели не вырастают сразу, как грибы после дождя. Должно пройти много времени прежде, чем залечатся раны, по крайней мере, у неё.
   Так она сидела с общей тетрадью и бокалом вина до глубокой ночи, пока не заснула, не найдя ответа.
   Инна проснулась неожиданно рано. Обычно она предпочитала поспать подольше, компенсируя вынужденные ранние вставания. Но в это субботнее утро что-то заставило её вскочить в половине шестого, и, быстро приведя себя в порядок, торопливо выйти на улицу.
   Эти дома, сквер, дорожки были ей давно известны. Она не могла бы сказать, что устала видеть одно и то же каждый день - скорее, её раздражала нечистоплотность людей, бросающих мусор в кусты и выставляющих всякий хлам на балконы. Восходящее солнце придавало волшебный оттенок даже подпорченному ландшафту окраины города, а отсутствие людей заметно облагораживало общую панораму. Инна не любит толпу. Даже незаурядные личности при собирании в сотни и тысячи теряют свои лучшие качества, - по крайней мере, на время. Толпа - это не коллектив, о котором рассказывалось в лекциях, а полная его противоположность, разрушительная и бездумная. И вообще, дорогих, нужных, понятных тебе людей всегда мало. Большинство - это те, кто добавляет ненужные штрихи в картину, которую ты видишь, создают тесноту, грязь, суету и неприятные запахи. Короче говоря...
   Она чуть было не сказала про себя "лишние", но тут же вспомнила инцидент в метро. До сих пор казалось нереальным то, что там произошло: не путешествие в прошлое и возможное будущее, а спасатели, почерневшие вагоны, больница.
   Остановившись на кромке сквера, она подумала, что сегодня постарается найти место, где никогда не была, или, по крайней мере, куда давно не ходила.
   Она направилась на юго-восток, и, перейдя дорогу, оказалась у недавно построенного здания бирюзового цвета. Проходить мимо его фасада случалось довольно часто, а вот заворачивать за угол - почти никогда.
   Обойдя новостройку с другой стороны, девушка решила идти дальше в выбранном юго-восточном направлении, но оказалось, что дорогу ей закрыли гаражи, и только справа от них в обход вилась узкая дорожка. Не слишком ей нравились такие закоулки, но риск себя оправдал, как только она прошла несколько десятков метров.
   Внизу перед ней открылась пойма речки - той самой, вокруг которой когда-то цвёл яблоневый сад, а потом, по слухам, убранной в трубы. Инна с тех пор не ходила сюда.
   Теперь, вопреки ожиданиям увидеть грязный ручей, полускрытый бетонными конструкциями, она поразилась чистоте и ухоженности берега, который так и приглашал спуститься к самой воде. Её шум успокаивал, а в сочетании с тишиной раннего утра буквально заговаривал все мысли о трудностях, которые только могут бродить в голове.
   Инна подошла к небольшому мостику и села на край, достаточно широкий, чтобы не бояться упасть. Глубина речки не превышала полутора метров, но нарушать спокойствие и полусонное сказочное настроение не хотелось. Как ни странно, она чувствовала себя абсолютно бодрой, что стало редкостью. В последнее время её часто клонило в сон, особенно после того, как самый дорогой человек написал, что не любит её. Просыпаться было не для чего. Конечно, нужно "быть сильной, самодостаточной и не позволять себе раскисать". Она старалась, но знала, что это наносное.
   На другом берегу мужчина гулял с большой собакой. Наверное, такой же любитель одиночества. Он направлялся к мосту.
   Инна встала и прошлась по насыпи против течения реки. Она вспомнила, что где-то здесь должен быть источник. Из-под земли били ключи, и холодная свежая водичка без привкусов хлорки и кисловатых нот считалась целебной.
   Миновав лёгкий изгиб речки, девушка увидела, что берег, находящийся по правую руку, стал гораздо выше и круче. За деревьями скрывалась маленькая площадка, на которой могли одновременно уместиться не больше двух человек - подступ к источнику. По журчанию она поняла, что подземный ключ не иссяк и не был засыпан при строительстве близлежащих домов. Одновременно пожалела, что не взяла с собой никакой подходящей посуды, чтобы принести домой хотя бы немного воды. Но кто знал, что она здесь окажется?
   Инна подошла поближе к струе, то тонкой, то вырывающейся из трубы с напором, достаточным, чтобы обрызгать ледяной водой. Подставила сложенные ладони и закрыла глаза, ощутив, почему-то, именно в этот момент всю усталость от последних событий.
   Холод не обжёг её пальцы. Напротив, по мере того, как вода переливалась через края рук, начинало казаться, что она смывает все печали.
   Она почти не почувствовала, как вместе с ключевой водой на её ладони попал предмет, слишком лёгкий, чтобы напугать, но достаточно тяжёлый, чтобы дать знать о своём присутствии.
   Естественная брезгливость и страх словно уснули или самоустранились, зная, что это не тот случай, когда они нужны.
   Поднося руки к лицу, Инна сразу разглядела и узнала кольцо Дэна. Второго такого нет и быть не может. Серебряное, с вкраплениями зелёных и коричневатых полудрагоценных камней. Потерянное в тот момент, когда выдуманный Дэн предлагал ей свою руку и сердце, и унесённое бурной речкой из её детства.
   Ошибки быть не могло. Это оно.
   Инна украдкой примерила его на безымянный палец. Конечно, велико. На средний и указательный. Худо-бедно... Если только на большой. Но для большого пальца подходят только гладкие колечки, а это кажется довольно массивным. Придется пока взять пример с Фродо и повесить на шею по соседству с морским коньком. Какая разница, что оно не подходит по цвету и фактуре? Расставаться с кольцом Инна не собиралась, пока не отдаст его законному владельцу.
   В тот же день она написала ему письмо:
  
   Здравствуй, Дэн.
   Начну с главного. Я сегодня нашла кольцо, точь-в-точь напоминающее твоё. Фото прикрепляю. Сообщи мне, когда и как ты сможешь его забрать.
   У меня всё в порядке, надеюсь и тебе не на что жаловаться.
   Всех благ.
   Инна.
  
   Эта записка резко выделялась из всего того, что она ему когда-либо писала. Обычно её письма были довольно длинными, она рассказывала ему о своих наблюдениях за жизнью, за людьми, делилась, как с лучшим другом, своими мыслями, которые не хотела доверять больше никому. Присылала фото своих работ, а иногда и себя, если считала их удачными.
   Он, в свою очередь, тоже иногда составлял длинные сообщения, писал о своих планах, надеждах, говорил ей, что любой трудный период пройдёт и в конце концов всё будет хорошо.
   Но ей казалось, что в их отношениях она всегда отдаёт больше, а он либо не замечает этого, либо принимает как должное. Он, сам того не понимая, держал её на эмоциональном голодном пайке. Если бы человек умел управлять своим сердцем, Инна давно бы сказала ему "до свидания". Однако почему-то она ждала, надеялась, что этот большой ребёнок повзрослеет и увидит то, что до сих пор неизменно попадало в слепое пятно. Мужчины гораздо реже и позднее приходят к эмоциональной зрелости.
   Как ни странно, он ответил буквально через сутки. Значит, он часто заглядывает в свой почтовый ящик, и то, что она иногда не могла дождаться ответа месяцами, объясняется не его загруженностью, а тем, что он не удосуживается вовремя написать ей, не ставит её на первое место в списке своих приоритетов, как она - его. Эгоистичный свинтус...
   -Ах ты, паршивец, - сказала Инна, прочитав его сообщение.
   Оно гласило:
  
  
  
   Здравствуй, Инна.
   Я прошу прощения за то, что долго не отвечал тебе. Последние несколько месяцев выдались довольно тяжёлыми, и я далеко не всегда имел доступ к электронной почте.
   Я планирую как можно скорее завершить то, чем был занят в течение всего этого времени и попробовать себя в чём-то новом. Создание плана наступления - занятие непростое и, как ты знаешь, всё может измениться.
   Я был крайне удивлён, прочитав, что ты нашла кольцо. Оно действительно моё - то самое, которое я потерял несколько дней назад, но как, чёрт подери, оно могло у тебя оказаться?
   Примерно через неделю я смогу прилететь на один день. Многим обязан за то, что ты сохранила его и решила передать мне.
   Я уточню расписание рейсов и напишу тебе как можно скорее.
   Береги себя. Дэн
  
   -Значит, - подумала девушка, - Когда тебе действительно нужно, ты не сомневаешься и прилетаешь сразу. А ведь за всё время что мы знакомы ты так и не нашёл повода посетить мой город...
   Ситуация, по всем показателям, безнадёжная. Спроси она совета у любого из своих друзей, или у родителей, все в один голос ответили бы ей одно и то же:
   -Да, тебя посетило прекрасное чувство, но, похоже, твой друг не дорожит им так же, как ты. Тебе нужно использовать время своей жизни с толком и не тратить его зря на переживания. Дэн может никогда не изменить своего отношения к тебе.
  
   Через неделю она встречала его в аэропорту, успев к этому времени оформить доверенность на папину машину, чтобы водить её самостоятельно. Аспирантура и диссертация ставят крест на материальном благополучии - по крайней мере, на время. Остаётся только иногда арендовать машину родителей и надеяться быть умнее в будущем.
   Вот он проходит через таможенный контроль и улыбается, увидев её. Искренне. Тёмные глаза, чуть намечающиеся усы, лёгкая небритость. Пушистые волосы спрятаны под бейсболку и... нет, этого не может быть! Клетчатая рубашка поверх футболки. Шорты, походные сандалии, рюкзачок.
   Подошёл к Инне и обнял её, как будто никогда не говорил ей, что они только друзья.
   -Как прошёл полёт?- спросила она и тут же дополнила вопрос: - Ты голоден?
   Она знала, что он любит покушать.
   Дэн ответил отрицательно, заверив её, что в самолёте кормили на убой.
   -Тогда поедем в город, потом - на обед.
   -Хорошо.
   Инна решила не мучить его и сразу передала кольцо. Возможно, какая-нибудь другая девушка поступила бы иначе, но она - это она. Есть вещи, с которыми шутить нежелательно.
   Надо было видеть, как бережно он взял свою семейную реликвию с её ладони и надел себе на средний палец левой руки. Конечно, ей оно не могло быть впору...
   В следующий момент он взял в ладони её лицо и подарил ей совсем не дружеский поцелуй, не обращая внимания на окружающих.
   У этого человека явно разлад между сердцем и разумом.
   Она решила не комментировать его поступок, хотя у неё он вызвал много вопросов... и целую бурю эмоций! Но она заранее настроила себя на то, что в этот день будет для него гостеприимным гидом... и не более. Когда-то он отказался от неё как от женщины, - пусть теперь отвечает за свои слова. Если передумает - ему придётся очень сильно постараться.
   Они сели в машину. Задний ход, разворот... Интересно, очень заметно, что она неопытный водитель? Пассажир пока не пугается.
   Согласно заранее составленной программе они направились в центр города. Багаж Дэна состоял из одного рюкзака, времени было - до вечера. Обратный рейс около полуночи.
   Инна знала, что он давно хотел посетить один из музеев, расположенный на центральной площади. Невероятно, что она сама там раньше не бывала. Или, что может быть, это случилось в столь раннем детстве, что воспоминаний не осталось.
   Она не спешила делиться с Дэном своими впечатлениями о подземке. За его приветливостью и далеко не всегда лёгким флиртом могло ничего не стоять. Только настоящий момент, а потом прости-прощай, дорогая. Дороги разошлись, видишь ли.
   Билеты в музей приобретены заранее, услуги экскурсовода вежливо отклонены. В эти утренние часы под расписными сводами музея не было никаких других посетителей, что само по себе приравнивалось к чуду.
   В качестве одного из экспонатов выставлялось панно, вышитое знатной дамой XVII века. Дэну оно, почему-то, особенно понравилось. На нём изображался типичный сельский пейзаж и берег реки. Девушка в лодке, самой Инне напомнившая Леди Шалот Уотерхауса.
   -Помнишь, - вдруг спросил её Дэн, - Ты присылала мне фото вышивки, на которой изобразила моё имя?
   Зачем он об этом заговорил?
   -Помню, - ответила она, не зная, что ещё сказать.
   -Я тогда не сказал тебе, что красиво получилось.
   -Спасибо.
   Что-то он сам на себя не похож. Раньше был скуповат на комплименты.
   Они вышли из музея и прошлись по площади, завернули в пару боковых улочек. Инна угостила его мороженым, невзирая на попытки заплатить за пломбир в стаканчиках:
   -Ты мой гость. Ничего не знаю.
   Затем она взглянула на часы, и, поняв, что есть небольшой люфт, предложила прогуляться быстрым шагом по сквозной улице, выходившей к скверу. На машине можно было бы проехать за минуту, но кто же позволит перегнать её сюда из соседнего переулка через площадь, охраняемую целой армией часовых?
   Ходоком её спутник был хорошим, это она помнила. Казалось, что его искренне интересует всё, что он видит, и он был рад неожиданно представившейся возможности увидеть страну и город своей знакомой.
   Она неспроста повела его в этот скверик. Так же, как река в глухой деревне, он был её местом силы в центре города. Её детство прошло на этих дорожках. Деревья, помнящие её малышкой в коляске, не допустят того, чтобы рядом с ней был не тот человек. Она верила, что посещение прогулочного рая детства станет своеобразным тестом. Когда-то здесь оказался один из предшественников Дэна, не задержавшийся в её жизни. Особых переживаний та прогулка у него тоже не вызвала.
   Но Дэн повёл себя по-другому. Он нечасто доставал свой фотоаппарат, предпочитая тратить кадры только на что-то из ряда вон выходящее. В этот же раз он попросил Инну попозировать ему на фоне памятника, на месте которого когда-то возвышалась сцена летнего театра. Там состоялся дебют маленькой артистки. Разумеется, он всего этого не знал, но совпадение показалось ей приятным, особенно если учесть, что Дэн никогда раньше её не фотографировал. Он даже позволил себе мелкое хулиганство, заметив:
   -Как насчёт фотосессии в жанре ню?
   -Тогда твоё путешествие продлится на несколько дней, но в отделении милиции, куда, кстати, попаду и я.
   -А фотографии?
   -Сотрут. Могут и фотоаппарат конфисковать.
   -Очень жаль. Да я и сам понимаю. Просто пошутил.
   -У тебя больное чувство юмора, - сказала она ему.
   Эта маленькая мстюлька не слишком его обидела. Когда-то он сам отозвался так же о её мировосприятии.
   Пора переходить к следующему пункту, который она предвкушала с огромным удовольствием - посещению смотровой площадки университета и уникального географического музея. Она знала, что его это ох как заинтересует.
   На обратном пути к машине они быстро выпили по чашке кофе с чизкейком. Её приятеля удивило то, что персонал кофейни не знаком с концепцией продажи напитков на вынос, чтобы можно было допить по дороге, но присесть на пять минут за столик было всё же приятно.
   -А знаешь, - неожиданно сказал он ей, - В тебе что-то есть. Ты - привлекательная женщина.
   Инна чуть не захлебнулась глотком горячего кофе.
   -С тобой всё в порядке? - спросила она. Дэн раньше не говорил ей этого, да и все свои комплименты (редкие, надо заметить) посвящал её профессиональным качествам и талантам, но никогда - внешности и женственности.
   -Да, - ответил он, не сводя с неё глаз и улыбаясь.
   На него произвела большое впечатление архитектура города, старинные здания в центре, особенно высотные. Что же до музея в центральной башне университета и великолепия, открывающегося со смотровой площадки, которую для них специально открыл персонал музея, то восторгу Дэна не было предела. Иногда, очень редко, он мог выражать свои эмоции довольно шумно, так как природа наделила его сильным голосом. Инна поняла, что не прогадала, установив предварительную договорённость с профессорами университета, которые вели у неё в группе занятия по географии, а теперь помогли оформить пропуска на неё и на её спутника. Конечно, им тоже было интересно пообщаться с ним, поскольку отношение к географии он имел самое непосредственное.
   После короткой прогулки по музею, то и дело вызывавшей его восхищённые возгласы, и спонтанной конференции все вышли на балкон.
   Дэн попросил одного из профессоров, с которым они обсуждали проблемы тектоники литосферных плит, сфотографировать их вместе с Инной на фоне городского пейзажа. Их две фигуры, город и река с высоты птичьего полёта - даже на дисплее фотоаппарата кадр выглядел великолепно.
   Однако все увлеклись, и вторая половина дня уже давно вступила в свои законные права. А там и до вечера недалеко.
   Попрощавшись с гостеприимными коллегами, Инна и Дэн покинули университет. Теперь предстоял домашний обед и, разумеется, знакомство с родителями Инны. Ей стоило трудов уговорить свою родню ограничиться только этим пунктом и предоставить ей самой возить гостя по городу.
   Её мать всегда была прекрасной хозяйкой, а отец при желании - настоящим светским львом. Девушка не сомневалась, что её вместе с другом ждёт королевский приём. Безусловно, к этому времени её спутник успел проголодаться и слегка устать.
   Историю с кольцом она решила не рассказывать. Почему в принципе нужно подыскивать объяснение для кратковременного визита Дэна?
   Родители и не расспрашивали об этом. Они радушно встретили гостя и сделали всё, чтобы он чувствовал себя как дома. Он им понравился, - отмечала про себя девушка, хотя понимала, что через несколько часов он улетит, и, скорее всего, они его больше не увидят.
   После ужина они вдвоём вышли на балкон - она и Дэн. Современные районы города, расположенные на окраине, красивы в сумерках и ночью.
   Парк, расстелившийся под окнами, далёкие окна дома напротив, улица, уходящая вдаль, приобрели розовато-золотистый оттенок, что повторяется при каждом закате в ясную погоду, но никогда не теряет особого настроения ожидания чуда.
   -Инна, - сказал он, - Я не знаю, как мне отблагодарить тебя, - Скажи.
   -Никак, - ответила она.
   -Это кольцо моей матери. Я был вне себя от шока, когда потерял его. Проси у меня всё что хочешь. Я в долгу перед тобой.
   -Ничего не буду у тебя просить, - ответила она, - Глупости.
   -Нет, - сказал он, - Это не глупости. Это очень важно.
   -Важно то, что ты нашёл потерянное.
   Инна, не удержавшись, погладила его тёмные пушистые волосы и вышла в комнату помочь маме, неся с собой его родной запах - запах клевера. Настолько тонкий, что его почти нельзя различить, но забыть или спутать с другим - невозможно.
   На балкон вышел отец, чтобы выкурить трубку, и о чём-то они с Дэном достаточно долго говорили, а когда вернулись в комнату, их уже ждал десерт - мамин фирменный торт.
   Когда обед был окончен и настало время собираться, мать Инны завернула Дэну полторта с собой. Он не возражал!
   Отец предложил подвезти их до аэропорта, поскольку уже начинало темнеть, но Инна заверила его, что справится.
   -Постой, - нарушил молчание её друг, когда они отъезжали от дома, - Я хочу взглянуть на то место, где ты нашла его.
   В течение всего дня они почти не говорили о кольце. Инна только упомянула источник неподалёку от дома.
   Припарковавшись рядом с бирюзовой новостройкой, они спустились к речке.
   В этот раз, вопреки ожиданиям Инны, людей вокруг почти не было. Для вечернего времени ситуация нетипичная. Только тот самый дядечка с собачкой, похожей на крупную овчарку.
   Похоже, он узнал Инну и почему-то повернул обратно, свистом подозвав собаку.
   Они остались одни.
   Взойдя на мостик, они смотрели на бурный поток не более десяти метров в ширину и слушали шум водопада, урчащего перед решёткой заборника. Наверное, примерно так, но только тише, звучит раковина, поднесённая к уху.
   Потом Инна взяла его за руку и подвела к источнику, чувствуя, что сейчас произойдёт. Абсурдно, глупо... Он тоже это понимал.
   Она подставила руки под струю ледяной воды, которая не казалась холодной.
   И в этот момент пришло ощущение безвременья, когда никуда не нужно торопиться.
   Дэн взял её руки в свои и приложил к своему лицу. С них всё ещё стекала вода.
   На Инну напала слабость. Она стояла с мокрыми руками, которые обдувает вечерний ветер, и не знала, куда себя деть. В этот же момент она поняла, что он целует её руки. А в следующий, - что она скидывает с него клетчатую рубашку.
   По соседству с источником располагалась ивовая рощица.
   Дэн подобрал с земли свою рубашку и спросил:
   -Как ты думаешь, нас не заберут в милицию?
   Ответ уже никого не волновал.
   Она не помнит, чтобы когда-нибудь чувствовала себя настолько в своей тарелке. Более того, пришла ничем не объяснимая уверенность, что у неё будет ребёнок. Именно этого маленького человечка ей всегда не хватало, а теперь она знала, что он тут. Как будто раньше она жила в полусне, а теперь приходит пробуждение после тяжёлого наркоза. Глоток чистого воздуха после смога большого безличного города.
   -Не плачь, - сказал ей Дэн.
   Вместо этого она заревела ещё сильнее и уткнулась в его рубашку.
   Он крепко обнял её и ребёнка.
   Что хуже, - подумала она, - растить это дитя одной, или понять в скором времени, что никакого ребёнка нет, что это ей показалось? Бывает так, что вымышленное куда ярче и правильнее действительного.
   Дэн, конечно, способен на вспышки сентиментальности, как сейчас, но это скоро пройдёт. Он может позволить себе чувства, но не в такой степени, чтобы сдать свой билет!
   -Нам пора ехать, - сказала она, поднимаясь. Но Дэн, ухватившись за полу её лёгкого свитера, утянул Инну вниз.
   -Так быстро? - спросил он.
   -На самолёт опоздаешь.
   Она помнила их предыдущее расставание в европейском городке. Он садился на автобус, а она надеялась, что он передумает. Рвануть в салон вместе с ним и ляпнуть что-то вроде "никуда тебя не отпущу" ей гордость не позволила. Она словно наблюдала со стороны их прощальный поцелуй и рукопожатие. Вот автобус тронулся с места, и она всё представляла, как он остановится, проехав десять метров, как Дэн выскочит оттуда с криком:
   -Я передумал!
   Но - не остановился. Не выскочил.
   Он никогда не совершал безумных поступков ради неё.
   Почему же теперь должно произойти чудо?
   Она заметила, что он собирается что-то сказать и сомневается, правильно ли это.
   -Что?.. - только и спросила она.
   -Ничего, - ответил он, прогоняя от себя какую-то мысль.
   -Тогда поехали.
   -Я сделал что-то не так? - спросил он.
   -Если хочешь знать моё мнение, - Инна почувствовала, что может наговорить лишнего, но он ведь всё равно не воспринимает её всерьёз, - Ты непростительно красив и обаятелен. Тебе ничего не стоит разбить сердце девушки, и, подозреваю, я не единственная. Ты не считаешь и не ценишь свои победы, которых у тебя много. Но это сейчас. Фортуна может отвернуться от тебя, и в один день ты обнаружишь, что тебе далеко за сорок, а может, и все шестьдесят, что ты болен и одинок, и ни одна из брошенных подружек не захочет навестить тебя, чтобы накормить с ложки. И правильно сделает.
   Всё-таки она сорвалась. Не получилась из неё нейтрально-гостеприимная бывшая девушка, которая должна благоразумно знать своё место.
   Дэн выслушал всё это на удивление спокойно, словно не в первый раз, а потом ответил:
   -Мне жаль, если чем-то обидел тебя. Прости.
   Они поднялись наверх из оврага, через который проходила пойма реки. Дэн остановился и, достав монетку, кинул в воду. Попал.
   -Этому научила меня ты, - пояснил он.
   Конечно, он знал, что монетки бросают в водоёмы, чтобы вернуться. Но в прошлый раз, садясь в автобус, он заверил её, что они скоро увидятся. С тех пор прошло больше года. Бессовестный врун.
   Они сели в машину и молча доехали до аэропорта.
   -Дальше я сам, - сказал он, - Не хочу тебя напрягать. Уже поздно.
   -Благоразумная девушка бросила бы тебе в лицо твой рюкзак и уехала, не попрощавшись, - ответила Инна. - Но у нас в семье принято провожать до тех пор, пока ты не пройдёшь паспортный контроль и не помашешь рукой с той стороны.
   -Очень мило, - сказал он. - Значит, я уже что-то вроде члена семьи?
   -Дурак, - ответила она и захлопнула за ним дверцу. Срываться - так до конца. Всё равно у них бы ничего не вышло, глупо и непорядочно ожидать, что в качестве благодарности он подарит ей своё сердце, которого у него, скорее всего, нет...
   Дэн, не стесняясь многочисленных снующих туда-сюда людей с багажом и настырных таксистов, бухнулся на колени и молитвенно сложил руки. При этом он состроил такую виновато-уморительную физиономию, что даже Инна рассмеялась. Клоуном родился, клоуном помрёт.
   Проехав десять метров, она затормозила и дала задний ход.
   Дэн встал и подошёл к её окну, постучал.
   Она опустила стекло.
   -Проводи меня, пожалуйста, - попросил он. - Я буду очень рад.
   На его рейс вот-вот должны были объявить регистрацию.
   Стоя прямо под табло, они обнялись. Инна больше не надеялась его увидеть. Пора уже относиться к этому спокойно, это лучший выход перед лицом любой неизбежности.
   Ей пришли на ум строчки самого лучшего стихотворения о любви, которое она когда-либо слышала, написанного одной знакомой поэтессой:
  

Я люблю тебя, Слепого Урода,

Тем сильнее, чем ты безобразней.

Люблю - так, как любят свободу

За несколько мгновений до казни.

  
   Он действительно в упор не видит некоторые вещи. Играючи совершает дурные поступки. Совсем как жестокий ребёнок, не понимающий, что куклам тоже больно. При этом его невозможно не любить.
   Очередь к стойке таможенника проходила как назло быстро. Вот он положил на ленту конвейера, просвечивающего внутренности багажа, свой рюкзачок, заметно раздавшийся после размещения в нём маминого торта, который, к тому же, издавал непозволительно аппетитный аромат. Повернулся к Инне, чтобы проститься с ней.
   Она протянула ему маленький свёрток.
   -Я могу посмотреть? - спросил он.
   Развернул и увидел три имени: Дэн, Инна... Орландо.
   Они были вышиты разноцветными нитками на светло-коричневом фоне. Первое имя он уже видел на фотографии - своё, цвета ночного неба. Её имя - цвета персикового заката. И молочно-белое с золотистыми и голубыми переливами - имя ребёнка.
   Трудно описать всю нежность, которая отобразилась у него на лице. Она читалась в густых бровях, в линии овала лица, в закруглённом кончике носа с лёгкой горбинкой. А глаза! Казалось, он только что сделал открытие века.
   -Я не рассказывал тебе, как потерял кольцо? - спросил он.
   Рюкзак был уже выплюнут любопытным аппаратом, офицер пограничной службы проверил его документы и настаивал на дальнейшей регистрации, подкрепляя это просьбой не задерживать очередь.
   -Как же? - спросила Инна.
   Вместо ответа он сгрёб свои документы и вещи в кучу на полу, подальше от потока других пассажиров и подошёл к барьеру, отделяющему его от Инны. Ничего не объясняя, поцеловал её в нос.
   Ей однажды сказали, что кончик носа связан прямым каналом с сердцем. Она не настолько сильна в медицине и эзотерике, чтобы понять, в каком смысле и каким образом, но запомнила одно: если кто-то целует тебя в нос, он попадает прямо в сердце.
   Они больше ничего не сказали друг другу. Когда Дэн прошёл паспортный контроль, он помахал Инне рукой, и она ответила ему тем же. Вышла и села в машину, где провела больше часа, наблюдая и слушая взлетающие самолёты. Ни один не развернулся назад.
  
   Проходили дни, недели, отмеченные напряжённой работой над завершением диссертации, составлением отзывов, рассылкой копий автореферата. Наконец, защита. Всё прошло успешно, Инну поздравляли с началом новой главы в жизни, а она не понимала, какой. Всё это словно происходило с кем-то другим, а она наблюдала. Одно безусловно хорошо - над ней больше не висел этот груз тяжёлой и, в принципе, бесполезной работы.
   Выйдя на улицу с неизбежного банкета после церемонии защиты, она не заметила каких-либо перемен. Воздух всё так же пахнет выхлопными газами и не несёт никаких свежих, или хотя бы знакомых ароматов. От него кружится голова. На это накладывается напряжение последних дней, физическое и нервное истощение, плюс выпитый на голодный желудок бокал шампанского.
   Инна поняла, что загонять себя в серый корпус унылого административного здания и заниматься поисками туалетной комнаты бессмысленно, да она и не успеет. Пришлось отойти в сторону от парадного крыльца...
   Её вырвало на клумбу с декоративными цветами, слава богу, отгороженными от любопытных глаз высокими кустами шиповника. Из окон тоже никто не мог полюбоваться на девушку в строгом чёрном костюме, которую скрутило прямо посреди композиции из ноготков и анютиных глазок: на этот участок подобия ландшафтного дизайна выходила глухая стена.
   Инна не постеснялась бы своей панковской выходки, случись такое на людях, и даже сказала бы, не смолчала, что это её естественная реакция на бюрократическую кухню под соусом научной. Но у неё возникла другая мысль. Что если это - сигнал того, что она беременна? Ей хотелось одной пережить эту новость. Она не нуждалась в сочувствии чужих людей, в том, чтобы они совали нос в её жизнь, в то чудо, которое она уже и не надеялась, что произойдёт.
   Приведя себя в порядок, она решила никому не рассказывать о случившемся. Пусть пройдёт время и появится уверенность, что она не ошиблась. А пока всё равно надо начинать смотреть на всё красивое...
   Она достала из сумочки записную книжку, вынула из неё фотографию Дэна.
   -Здравствуй, Орландо, - обратилась она к малышу. Я - твоя мама, и я счастлива, что ты есть. А это твой папа. Он тоже тебя очень любит.
   Она погладила свой живот и направилась прочь от учреждения, ловить такси.
   -Что за музыку вы слушаете? - спросила она у водителя после минуты удивления.
   -Umbra et Imago, - ответил он так, будто только неформалы и возят пассажиров.
   Она попросила сделать погромче.
   Не успела композиция доиграть до конца, как Инне позвонила мама и спросила, где она.
   -Мы поднимаем бокал за твою будущую докторскую, подходи, присоединяйся.
   -Мама, прости, у меня заболела голова, еду домой. Всем привет, свою роль я уже отыграла.
   Нужно ли было говорить, что она ужасно устала? Пускай не обижаются и отмечают без неё.
   В следующий момент она попросила водителя притормозить и даже не успела выйти из машины, склонившись над обочиной дороги.
   Понимающий таксист, собравшийся было закурить, убрал сигареты в бардачок.
   -Вечеринка? - спросил он.
   -Нет, диссертация.
   -Плохо дело...
   Доехав до дома и даже не переодеваясь, Инна полезла в Интернет. Конечно же, почтовый ящик пуст! Дэн не писал ей за всё это время ни разу. А что ещё можно было от него ожидать?
   Но ей теперь нельзя расстраиваться. К чёрту докторскую, которую она даже под дулом пистолета не напишет, к чёрту переживания о том, чего нет и не будет. Главное с этого дня - она и ребёнок.
   Пара дней отдыха - и снова за компьютер, искать гранты, возможность участия в настоящих научно-исследовательских проектах. И пропади пропадом такая херня, как философия!!
   Помимо этого, неплохо бы возобновить интерес к возможности выставить свои работы...
   Последующие дни были заняты поиском научных грантов и галерей. С искусством дело обстояло как-то лучше, и после нескольких других неудачных попыток Инна договорилась с одной галереей о проведении выставки. Если она не всё успеет сразу, то создаст себе задел на время после того, как родит. Нужно подумать и о выборе врача. И, кстати, наконец пройти тест.
   Таких тестов она купила несколько, и все показали один результат - положительный. В этом она и не сомневалась. Утренние вставания превратились в интересный ритуал задабривания растущего малыша овсянкой с яблоками, а вечера она заполняла любимой музыкой - лишь в малых количествах классической. Наслушавшись такой подборки, не лишённой мрачноватого эстетства, на свет, как сказали бы её знакомые, готовился вылупиться ещё один "нефор".
   Инна, памятуя об установке окружить себя красотой, посещала все выставки, к которым лежала душа, пользовалась самыми дорогими духами, на которые просаживала ползарплаты, пересмотрела все романтические фильмы о пиратах и документальные - о подводном мире, и каждую ночь доставала фотографию Дэна и разговаривала с ним и с сыном.
   Родителям эту новость она пока не сообщала. Не написала о ней и отцу ребёнка. Должен был прийти момент.
  
   Однажды утром её разбудил звонок по сотовому. Она узнала этот голос.
   -Не может быть, - только и могла она сказать.
   Звонил Дэн. Он прилетел в её город и просил её срочно собрать чемодан, но только маленький, самое необходимое. Через час обещал заехать.
   Выйдя из ванной, она начала собирать вещи и поразилась своей быстроте и хладнокровию. Обычно она дольше всех паковала свой чемодан, размеры и вес которого производили впечатление в любом аэропорту. На этот же раз она взяла портфель для компьютера, куда поместила, само собой, ноутбук (там фото всех моих работ, - отметила она про себя), любимую куклу, любимую книгу, диск с набором музыки на свой вкус, комплект белья, мини-аптечку, набор для вышивания, фотоаппарат, зарядные устройства для компьютера, сотового телефона, фотоаппарата... Подумав, добавила туда же несколько украшений и нож. Рядом поставила коробку с сапогами, в которых была в метро в тот достопамятный день, когда встретила своего двойника.
   Из кухни доносились приятные своей ненавязчивостью ароматы приготовленной накануне еды: фаршированных перцев и впервые в жизни состряпанного борща. Рядом на блюдце множеством рубиновых кристалликов переливался разломленный на две половинки гранат. В шкафчике у плиты ждала своего часа бутылка вина. Тоже красного...
   К моменту появления Дэна Инна оделась, оставила открытой дверь и села в кресло.
   Он зашёл и взглянул на неё, залюбовавшись. Вид у него, однако, был виноватый.
   Она почуяла подвох и глядела на него в ответ молча. По мере того, как пауза растягивалась на долгие секунды, он понимал, что одно неверное слово - и его убьют.
   -Привет, - неловко начал он.
   Инна не ответила.
   Даже в смущении и замешательстве он был очень красив. Идеальное сочетание мужского начала и шарма.
   -Это всё, что ты берёшь с собой? - спросил он, указывая на Иннин сверхлёгкий багаж.
   -Всё, - подтвердила она.
   -А что здесь? - полюбопытствовал он, имея в виду обувную коробку. С разрешения Инны приподнял крышку.
   -О, боже... А не могла бы ты их надеть?
   -Только если скажешь, куда мы едем.
   -Понимаешь, в чём дело... - чувствовал он себя действительно глупо и явно тянул время, - В данный момент никуда.
   -Хочешь сказать, что ты пошутил? - спросила она и потянулась не то к подушке, не то к вазе.
   Он понял, что будут кидать на поражение и поднял руки вверх со словами:
   -Ты же не хочешь убить отца своего ребёнка?
   -Так ты знал!
   -Дорогая, - сказал он, опускаясь перед ней на одно колено,- Я могу вести себя как полный идиот, но поверь - я не безнадёжен.
   Она не могла поверить своим ушам. Раньше он не называл её так.
   Дэн приложил ухо к её животу, а она запустила руку в его каштановую гриву. На этот раз от него пахло не только клевером, но и, почему-то, выпечкой.
   -Мне кажется, я его слышу, - сказал будущий отец.
   -Он тебя - тоже. От тебя пахнет пирожками.
   -Да, чуть не забыл. Это они и есть. От моей мамы, - и протянул ей ароматный свёрток.
   -Спасибо. Наверное, весь самолёт пускал слюни.
   -Это только для нас, - ответил он. - Пусть не суют носы не в своё дело. Кстати, когда я вёз торт, меня так и пожирали глазами.
   А это - показал он на украшение у себя на шее - Для ребёнка. Передам ему, как только он родится.
   Инна затаила дыхание, рассматривая акулий зуб, в точности напоминающий тот, который остался в вероятном будущем.
   -У меня нет слов, - сказала она - Это попадание даже не в десятку, а в точку.
   Но Дэн всё ещё нервничал.
   -Я хочу сказать тебе кое-что, - наконец, молвил он. О том, как потерял кольцо, и не только. Помнишь, я не договорил?
   -Помню.
   -Я стоял на мосту через реку, - начал он, - И думал, как жить дальше. Дела не шли, и в том не было моей вины. Иногда всё оборачивается против тебя, а я ненавижу чувствовать себя беспомощным. И выхода не предвиделось. Короче, дрянная ситуация. И вот, как будто у меня не было других проблем, с пальца соскальзывает кольцо и падает в реку! Такого никогда раньше не случалось. Время - почти ночь, но я прыгаю вслед за ним. Отбиваю себе зад об воду, ныряю, и, разумеется, ни черта не вижу! Фонарь я с собой не захватил. Не знаю, что делать, плаваю и ныряю. И тут ко мне подплывает лодка, в ней какой-то чудак...
   -В золотом плаще!
   -Не сомневался, что ты поймёшь.
   -То есть - как не сомневался? Ты...?
   -Так же, как и ты. Помнишь вышивку с нашими именами?
   -Да.
   Так вот, по порядку, но очень быстро... Он протягивает мне это самое кольцо и спрашивает, не его ли я потерял. Я отвечаю - моё, чем обязан? А он предлагает мне посмотреть на всё, что я когда-либо терял. Надо было взять кольцо и смотаться, но любопытство сгубило кота. Я ни о чём не жалею, правда. - И, прежде чем Инна успела что-либо сделать, он самым нежным и трогательным жестом поцеловал её начавший намечаться живот.
   -Ты запомнил нас, - сказала она.
   -Да. Я вышел на берег самой красивой речки, которую когда-либо видел, и обнаружил забытую кем-то удочку. Потом до меня дошло, что я сам её забыл в доме у родителей. Вскоре после этого ко мне на плоту приплыл мальчик и посоветовал, где можно накопать червей. Ребёнок показался мне знакомым... Мы разговорились...даже не знаю, что сказать тебе, как описать, что это значит - понять, что перед тобой твой сын! А потом появилась ты. Приехала верхом на коне, как леди Годива.
   -Я была одетой, и ты не ослеп, - уточнила Инна.
   Даже приврать не даст, - проворчал Дэн, словно обращаясь к неродившемуся малышу. - Дальше ты знаешь.
   -О, да,- согласилась она, вспоминая их потасовку на реке. - Наверное, ты много всего там видел. Того, что потерял.
   -Кучу всякого хлама, - согласился он. - Например, телевизор, который так и не подобрал с помойки. Или барабанные палочки, которые у меня украли в каком-то клубе. Банку с аджикой от брата, которую я забыл в холодильнике института моря. Пояс друга, посеянный в хостеле в прошлом году. Дебитная карта, которую потом пришлось менять. Мотоцикл, сто лет назад проданный за бесценок...
   -И люди...
   -Да, огромная компания. - Он погрустнел. - Близкие, которых уже нет. Друзья, давно ставшие воспоминанием, потому что дороги разошлись.
   Тут он осёкся. Инна поняла, почему.
   -Женщины, - сказала она. И подумала, что их с Дэном дороги тоже чуть было не разошлись навеки.
   -И они тоже, - сказал он. - Бывшая подружка, которая перестала со мной разговаривать. Но с ней было скучно, понимаешь? Она такая предсказуемая... Или та, с которой я встречался ещё в колледже, танцовщица. Вышла за другого.
   -Может, хватит о них?
   -Прости, пожалуйста. После тебя я никого не встретил.
   -А что было потом?
   -Потом Орландо сказал, что ему пора, и мне тоже, одолжил мне свой плот и сказал, чтобы я плыл в сторону, противоположную твоей. Идея мне не очень понравилась, но я понял, что он знает об этом антимире гораздо больше, чем мы оба. Сын помахал мне с берега, я плыл довольно долго, пока не стемнело. В какой-то пещере опять встретил этого щёголя и вдруг, представь себе, он стоит без капюшона, и нет никаких сомнений, что это вылитый я!
   -Что он сказал тебе?
   -Подозреваю, то же, что тебе. Выбрать что-то либо одно.
   -И это оказалось невозможным.
   -Нет. Я даже забыл про кольцо. У меня были задачи посложнее. Хотелось дать этому типу по роже.
   Инне очень хотелось спросить его, между чем и чем ему пришлось выбирать. Может быть, он и хотел вернуть её в свою жизнь, и ребёнка тоже. А кто знает, не желал ли он при этом захватить всех своих подружек в компании забытого на свалке телевизора?
   -Я хотел забрать вас с Орландо, - сказал Дэн, - И никого больше. Ты можешь ревновать меня к прошлому, да и у меня найдутся поводы бояться, что ты меня разлюбишь, но я хочу, чтобы ты знала: ни одну другую женщину я бы оттуда с собой не взял.
   -Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
   -Не после того, как побываешь там.
   -Как же ты расстался со своим Альтер-эго? - спросила Инна.
   -Я сказал ему всё, что о нём думал, и что мне ничего не надо на таких условиях. Ещё я всё-таки дал ему по морде.
   -Молодец.
   -Гуманистка. Даже если это был я сам! Конечно, поверить во всё это до сих пор трудно. Он же сказал мне, что, оставшись с пустыми руками, я каким-то образом выбрал себя. Я ничего не понял, пока не оказался снова в реке и меня не выловили спасатели. Я почему-то почти не мог двигаться и заработал себе синяк на пол-лица. Меня прямо в воде уложили на эту доску с фиксаторами для головы, пристегнули ремнями и всё время говорили со мной, как с контуженным. Дурацкая ситуация для того, кто сам не один месяц проработал спасателем на воде. Из больницы я сбежал, чтобы не было вопросов. Представляешь, они рассказали мне, что какой-то парень бросился с моста и разбился о борт проходившей баржи. Тело не могли найти. Говорят, был похож на меня, и случилось это примерно в то же время.
   -У меня один вопрос, - сказала она, - Ты уверен, что мы оба настоящие? Похоже, и ты, и я избежали печального конца, причём самым невероятным образом.
   -Мне кажется, - ответил он, - После всего, что произошло мир, в котором мы живём, настоящим можно назвать условно. И всё же мы пока здесь, значит, - живы. А что случилось с тобой?
   -Взрыв в метро.
   -Я слышал в новостях. Мне и в голову не пришло, какой же я чурбан!
   -Не вини себя.
   Но он собрался и после небольшой паузы сказал:
   -Инна, у меня к тебе тоже вопрос.
   -Задавай.
   -Это не так просто. - Он достал из внутреннего нагрудного кармана маленький бархатный футляр. Открыл его.
   На фоне тёмного бархата с блёстками два кольца из белого золота смотрелись очень трогательно.
   Последовала минута молчания, после чего Инне показалось, что сейчас она снова заплачет.
   -Это не шутка, - подтвердил Дэн.
   -А как тогда понимать сборы тревожного чемоданчика?
   -Я хотел знать, пойдёшь ли ты за мной на край света.
   -Глупый мальчишка. Конечно, пойду.
   Он взял её на руки и закружил.
   -Осторожно, Орландо это может не понравиться.
   -Думаю, он ко мне привыкнет. Я теперь всегда буду рядом.
   -Что ты задумал?
   Задумал... Я уже сделал. Переехал сюда, договорился с университетскими профессорами о курсе выездных занятий для студентов и нашёл ту речку, на берегу которой мы встречались с Орландо. Поговорил с местными властями, взял кредит на строительство дома.
   -Мы там будем жить!
   -Если успеем со строительством, там и родится наш сын.
   -Ты времени даром не терял.
   -Никогда.
   Она перехватила его взгляд. Совсем не тот отстранённо-отсутствующий, каким он был около двух лет назад. Этот мужчина смотрел на неё с таким восхищением, обожанием и бог знает какими ещё выражениями любви, но в её присутствии Инна не сомневалась ни капли, как и в том, что он всё для неё сделает, и для ребёнка тоже. Что же произошло? Почему он вдруг так влюбился в неё?
   -У меня к тебе тоже вопрос, Дэн. Отнесись к нему серьёзно и не отшучивайся.
   -Я тебя слушаю.
   -Твоё отношение ко мне изменилось. Год назад ты написал, что не любишь меня, и мы просто друзья. Теперь ты готов признать своего сына, делаешь мне предложение и смотришь влюблённым взглядом. Как это понимать?
   -Я отвечу тебе, - сказал он, - Только не обижайся. Обещаешь?
   -Постараюсь.
   -В тебе раньше чего-то не хватало, или было слишком, как будто это и не ты нынешняя. Ты нравилась мне, но не настолько, чтобы на что-то решиться. Когда же я увидел тебя в свой прошлый приезд, меня словно током ударило: это была ты, но словно совсем другой человек! Что-то, чего я раньше в тебе не замечал, словно вырвалось на свободу. Иначе говоря, я впервые по-настоящему увидел тебя!
   -Потрясающе.
   -Ты не обиделась?
   -Нет, задумалась. А какие изменения произошли в тебе?
   -Об этом я тебя хотел спросить.
   -А ты готов услышать суровую правду?
   -Я постараюсь выдержать этот удар.
   -В первую очередь, ты стал более решительным. Во-вторых, мне раньше казалось, что если у тебя и есть сердце, ты хотел бы, чтобы его у тебя не было.
   -Верно... - согласился он.
   -Ты не мог примириться с тем, что ты душка, боялся, что тобой все будут пользоваться, ездить на тебе и, в первую очередь, я. Ты боялся своих эмоций, своей глубины, отрицал свою способность читать мысли и сопереживать. Ты думал, что это приведёт тебя к сумасшествию, сделает неудачником. Считал, что близость с женщиной - не то, что обычно имеют в виду, а то, ради чего мы ищем единственного человека, обезоружит тебя и сделает тряпкой в её руках. И, к тому же, тебе было лень прокладывать собственную дорогу в жизни, ты предпочитал чужие, проторенные кем-то другим. И если наши дороги расходились, ты считал - так тому и быть, не хотел бороться за своё счастье!
   -Всё один в один, - сказал он. - Для меня любить означало не доставать друг друга, жить вместе, но как бы врозь, чтобы создавать комфорт... На большее я и не рассчитывал и не подозревал, что обкрадываю себя. Но для этого надо было свернуть с накатанной дороги, вот в чём дело. Я боялся увязнуть.
   -Принял меня за болото, - сказала Инна.
   -А ты оказалась рекой. Я виноват перед тобой, очень.
   -Дэн, мне не нужно, чтобы ты казнил себя. Я хочу услышать от тебя другие слова.
   Он поднял на неё глаза. Ей очень хотелось, чтобы Орландо унаследовал их.
   -Я уже говорил тебе это там, где мы были, - сказал Дэн, но повторю: Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ ЖИТЬ. БУДЬ МОЕЙ, ПОЖАЛУЙСТА.
   Он ожидал ответа. Инна ответила коротко: Буду.
   -Нет, так не честно, - возразил он, - Теперь твоя очередь сказать то, что ты боишься говорить.
   В главном люди не меняются... Но она поняла, что он хочет это услышать и сказала:
   -Я ТОЖЕ ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, ТЫ - МОЯ ПОЛОВИНКА. МЫ БУДЕМ ЖИТЬ СЧАСТЛИВО И УМРЁМ В ОДИН ДЕНЬ.
   К её удивлению, заплакал Дэн. Это с ним случилось впервые на её памяти.
   Он порылся в своём рюкзачке и достал оттуда большую ложку:
   -Вот, когда мы состаримся, это будет напоминанием кое о чём...
   Инна вспомнила свою тираду насчёт кормления с ложки ничейных мужей. Но свой, родной - это совсем другая песня.
   Ей вдруг показалось, что стало слишком тихо. Даже музыка более-менее свободной от рекламы и болтовни радиостанции, звучавшая фоном, не могла заполнить эту тишину.
   -Что-нибудь не так? - спросил её Дэн.
   -Да... - ответила она, ещё не вполне осознавая, что именно.
   В комнате всё как обычно. Каждая вещь на своём месте. Вернее, вещи для пользования убраны в ящики, а на виду только вещицы, не несущие никакой функциональной нагрузки, кроме символически-декоративной. За исключением, пожалуй, часов с маятником в виде изумрудного окуня.
   Они остановились.
   Дэн увидел, что её напугало, и, прежде чем сам понял, что говорит, выдал очередной шедевр своего чёрного юмора. После всего того, что произошло с ними обоими, шутка балансировала на грани правды и вымысла:
   -А не кажется ли тебе, - спросил он, - что сейчас мы выйдем на улицу, и вместо городских построек увидим твой деревенский дом, заполненный всеми вещицами, которые ты потеряла? В пристроенном гараже будет стоять мой мотоцикл, в комнате - гудеть холодильник, который я тогда припёр в морской центр... На крыльце нас будут ждать умершие родственники с транспарантом: "ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ!" и гирляндами из воздушных шариков, а на лужайке - резвиться твои кони и собачки? Плюс материализуется пара моих упущенных возможностей, что даст всем нашим близким возможность жить в большом уютном домике километрах этак в двадцати от нас и приезжать иногда в гости?
   -Я теперь ничему не удивлюсь, - дрогнувшим голосом ответила она и поняла, что на самом деле боится смерти, хоть раньше ей так не казалось.
   И тут Дэн снова её удивил. Сев перед ней на полу в позу лотоса, он процитировал слово-в-слово стих, который она рассказала ему когда-то. Разумеется, он тогда ничегошеньки не понял и подумал, наверное, что она над ним издевается. А теперь было видно, что он не только заучил текст наизусть, но и старательно выписал из словаря и осмыслил значение каждого слова:
  

Друзья, давайте все умрём, зачем нам жизни трепетанье?

Уж лучше гроба громыханье, и смерти чёрный водоём.

Друзья, давайте будем жить, и склизких бабочек душить,

Всем остальным дадим по роже...

Ведь жизнь и смерть - одно и то же. (с)

  
   Инна рассмеялась. В его исполнении это звучало более чем забавно и попадало в точку.
   -Может быть, мы попробуем заручиться согласием твоих родителей? - спросил он, - Чтобы потом всю... хм, жизнь делать то, что нам хочется. Мои отец и мать уже высказались в пользу будущего семейства.
   -Почему нет? - согласилась Инна, - Если они нас услышат, конечно... Только сначала, - сказала она, проходя на кухню с большой ложкой Дэна, - Тебя нужно накормить.
  
   Конец.
   11 авг. 06 г. 17-е лунные сутки, пятница. 18:40. Ника Бриз.
   There are always two sides of the story. Here is mine. I figured out I can't live without you. Џ
  
  

THE WIZARD

Uriah Heep

Hensley/Clarke

   He was the wizard of one thousand kings
   And I chanced to meet him one night wondering
   He told me tales and he drank my wine
   Me and my magic man kind of feeling fine
  
   He had a cloak of gold and eyes of fire
   And as he spoke I felt a deep desire
   To free the world of its fear and pain
   And help the people to be free again
  
   Why don't we listen to the voices in our hearts?
   `Cause then I know we'd find we're not so far apart
   Everybody's got to be happy
   Everyone should sing
   For we know the joy of life
   The peace that love can bring
  
   So spoke the wizard in his mountain home
   The vision of his wisdom means we'll never be alone
   And I will dream of my magic night
   And the million silver stars that guide me with their light
  
   1972

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"