Пришел из школы. Мама смотрит в окно. По плечам вижу - расстроена. Облокотилась на подоконник и даже не повернулась мне навстречу.
- Мама, что случилось?
- А... Никакой жизни от этих ... нет! Понаехали и дерут!
- Да объясни, что случилось.
- Что случилось, что случилось... Мандарины у них по три пятьдесят! А в магазине по полтора!
- Так чего ж ты не покупаешь в магазине?
- В магазине, сынок, мандарины мятые и мелкие! А эти ... Понаехали тут, никакой жизни нет!
- Мама, еще вчера вечером ты возмущалась соседом - какой он антисемит. А сама ...
- Как же можно сравнивать одно с другим!
Мама возмущена. Ей совершенно не приходит в голову абсурдность ее заявлений. Отсутствие логики и чего-то еще, а чего, не могу сразу сообразить. Мне становится смешно и грустно.
У мамы своя логика. У мам вообще особенная логика. У пап тоже своя, но она построена совершенно на другом фундаменте. Мама любит и заботится. Папа - только заботится.
О материнской любви писать нет смысла - все это испытали, испробовали и запомнили на всю жизнь. Напишу просто о своей маме.
Она работала зав. медпунктом в техникуме ЖД транспорта, куда я (естественно по ее протекции) и поступил, и где проучился всего один неполный курс. Меня туда "засунули" из-за плохого, мягко говоря, отношения к общеобразовательной школе. Но, за этот неполный, я успел натворить много чего.
Сижу у дружка из соседнего подъезда и слышу знакомый голос из прихожей: "Сын у вас?! Где он? Сейчас же позовите! Немедленно!" Выхожу в прихожую. Мама хватает меня за ворот рубашки и тащит к выходу.
- Как ты себя чувствуешь? Живот болит? Голова не кружится? Температура есть? Стул жидкий?
И все это бегом из подъезда в подъезд. Снизу вверх. Все время трогает мой лоб, щупает пульс, заглядывает в глаза... Добегаем на свой этаж. Открывает дверь, заталкивает меня в квартиру и снова вопросы, вопросы.
- Да объясни что случилось! Да здоров я! Ничего у меня не болит!
- Что ты ел позавчера? Где был? Что ты ел, спрашиваю! Ты можешь мне рассказать подробно что ты позавчера ел?!
- Так ты же знаешь, что я позавчера ел! Тоже, что и вчера и тоже, что и сегодня. Ты же сама и готовила и ничего другого я не ел. Что ты ко мне пристала с этой едой!
- Что пристала?!! У тебя брюшной тиф, холера, глисты, гастрофилез, сап, и ... Нет, ты меня в могилу загонишь! Что ты ел, я тебя спрашиваю?!! Где ты питаешься вне дома?!
- Мам, ты можешь объяснить, что происходит? Я же тебе говорю - я здоров.
- Что происходит?!! Ты здоров?!! Да в твоих анализах нашли полный букет! В техникуме паника. Собираются закрыть все учебные заведения района на строгий карантин! Весь район!!!
И тут до меня начало доходить.
В техникуме сказали принести стеклянную баночку и спичечную коробочку, надписав фамилию. В баночке было моё, а в коробочку мы с дружком положили из под лошади - тогда еще существовал гужевой транспорт и по городу кое-где дымились аккуратные лошадиные клубни. Свое было как-то не с руки, да и пошутить захотелось.
Пошутили.
Мама сразу даже не поверила моему объяснению, но когда поняла, что это правда, слегла и неделю проболела. Скандал замяли, благодаря уважению начальства к фронтовичке имеющей множество военных наград. Тогда это еще работало. Тогда на все совещания мама крепила на выходной жакет орденские планки и сразу становилась моложе и даже кокетливее. Так мне казалось. Однажды заметил, что у нее больше наград, чем у отца. На все мои вопросы о войне мама отвечала рукой - она делала такое движение, вроде муху отгоняла от лица. А ведь она прошла фельдшером, потом врачом сан. поезда всю войну. Ей, почему-то, не хотелось об этом говорить. И другие фронтовики, и в старом дворе и в новой квартире, не вспоминали о войне. Уже не вспоминали. Наверное, у них были на то свои причины.
Про отношение мамы к алкоголю. Рюмочка легкой домашней наливки - ее норма. Она ни разу не высказывала свое "фэ" по поводу наличия или отсутствия у меня трезвости. Папа (вполне принимающий стопку-другую крепкой), наоборот, имел привычку встречать меня вечером приказным вопросом: "Пил? А ну, дыхни!" При любом моем состоянии.
Недопитый алкоголь убирался мамой с праздничного стола первым и застолье сразу притихало и сворачивалось. Папа всегда говорил в таких случаях: "Рая, почему нужно первым делом убирать бутылки?" На что мама отвечала всегда одно и тоже: "Поели? Хватит пить".
В "барном" отделении серванта всегда стояла папина бутылка спирта. С маминой работы.
Родители уехали в отпуск. Затеяв с друзьями посиделку, не рассчитали объем заготовленного вина. Оно кончилось. Я решился на "подвиг". Отлил некоторое количество спирта и долил до прежнего уровня водой. Спирт слегка помутнел, но пах по-прежнему. Это подтвердили захмелевшие друзья.
Через пару часов по приезде родители сели за стол. Папа посмотрел на сервант. Мама достала. Папа налил и разбавил. Не следовало было ему разбавлять. Я сидел уткнувшись в тарелку и ждал начала жуткого скандала.
- Рая, это вода!
- Не может быть, ты же пил это перед отъездом, а другого я принести еще не могла.
- Рая, но ведь это вода! Я что, не могу отличить спирт от воды?! (И посмотрел в мою сторону)
- Саша, не морочь мне голову. Значит, ты плохо закрыл пробку и он выдохся.
А ведь она видела, что пробка на месте и что жидкость слегка мутновата. Пронесло. Вернее - пронесла!
Однажды я приполз домой на совершенных "бровях" и папа, оставив меня без ужина, отнес в кровать. Больше со мной он ничего пока сделать не мог. Ночью, тайком, под папин храп, мама принесла мне тарелку с пирожками. Сильно хотелось есть. Первый же застрял у меня в горле, я стал задыхаться. Папа, в кальсонах, прибежал на мамин крик и вышиб пирожок, врезав своей огромной ладонью по моему загривку. Посмотрев тяжело правым глазом (левый со сна не открывался - папа был контужен под Ленинградом) и выругавшись беззвучно, одними губами, пошел досыпать. Через минуту раздался многосложный храп. Мама еще долго сидела на кровати, прижав мою голодную хмельную голову к своей груди и молча плакала. Может, ей было жалко себя, а может своего непутевого сына.
А еще мама пекла потрясающую вкусную коврижку. Сейчас почти никто не знает что это такое.
А еще она жарила картошку мелкими кубиками и у меня до сих пор не получается ТАК исполнить этот простой (вроде бы?!) продукт.
А еще она неподражаемо варила холодец из свиных ножек. Начинала за сутки до очередного праздника и по комнате распространялся специфический запах, не давая мужской части семьи спокойно жить. Когда дело доходило до отделения мяса от костей, полтора мужчины (мы с братом вдвоем тогда тянули на 0,5) становились в очередь на кухне и с боем, между собой, таскали из миски еще горячие кости и тут же обгладывали. Мама, продолжая свое дело, поглядывала на нас и снисходительно улыбалась. Понятно, на кого мы были похожи. Собак в нашем доме никогда не держали.
А еще ...
Сижу и напрягаю память. Какие-то разрозненные отрывки. Очень правильно поступают люди, ведущие с детства дневник. Как любил повторять мой лучший друг /беря в магазине к бутылке еще и чекушку/: "Наперед своего счастья не знаешь!"
Какая еврейская мама не мечтает видеть своих детей в будущем выдающимися деятелями чего угодно! Впрочем, нужно отметить простой факт - не только еврейская. Но, еврейская мама это что-то с чем-то! Она всегда убеждена - ее отпрысков убережет от плохого - звание лауреата, научная степень, лавры гроссмейстера и кресло зубного техника . Хотя, история этого не подтверждает.
Сколько себя помню, всегда хотел уметь именно так, как на цветных вкладках журналов "Огонек", "Здоровье", "Работница", "Смена". Репродукции аккуратно вынимали, собирали в отдельно лежащую папочку или клеили в альбом. Это таинство, приобщения к великому и совершенно недосягаемому, совершалось по всей стране - к изданным альбомам по искусству, у простых граждан, доступа не было. Доставая этот домашний Эрмитаж, подолгу рассматривал детали, врезавшиеся в глазную память на всю жизнь.
Я ОЧЕНЬ хотел как ОНИ!
И вот в нашем большом промышленном городе открывалась первая детская художественная школа. Я потерял покой. Мне казалось понятным - только через нее я могу приблизиться к высотам мирового искусства.
Конкурс был апоплексический. Со всего города сбежались родители со своими жутко талантливыми чадами, с сумками, папками и желанием - ВО ЧТО БЫ ТО НИ СТАЛО!
Сбежались и мы с мамой. Сбегались две недели, пока я и все остальные, с высунутыми от усердия языками, переводили грифель, акварель и бумагу.
Настал решительный день по дороге к славе. Мы стояли с мамой у доски с листками фамилий счастливцев, перечитывая и перечитывая. Нашей фамилии там не было.
Там была очень похожая, но не наша. Одна буква была другой. Я собрался реветь. Мама посмотрела на меня и сказала: "Не реви раньше времени!" (Вроде у большого горя есть расписание когда реветь и не реветь).
Она взяла меня за руку и повела в лабиринт еще незнакомых коридоров, спрашивая у встречных:" Где можно видеть директора срочно?"
Найдя этого радостного усатого, полного и, в тоже время, стройного дяденьку мама решительно, выдвинув меня вперед, сказала: "Это мой сын, а у вас одну букву в его фамилии перепутали. Исправьте пожалуйста".
На что жизнерадостно-усатый директор взмахнул длинными руками, вроде желая объять необъятное, и, улыбаясь в черные усы, сказал: "Мамаша, не волнуйтесь, мы (потрепал меня по щеке) непременно исправим вашу букву и ВАШ вундеркинд (потрепал меня по макушке) непременно станет НАШИМ вундером! Приходите завтра на собрание принятых и не думайте за эту маленькую букву". (Он был родом из Одессы, но это я узнал гораздо позднее).
Мы шли с мамой по осеннему парку. Под ногами шелестели опавшие листья. У меня было очень тревожно внутри. А вдруг это не ошибка? А вдруг выяснится, что это не ошибка? А вдруг фамилия в списках написана правильно. Вдруг я не поступил. Меня не приняли. Я не буду учиться и не стану великим художником, как те из папочки. Мне хотелось выть, но мама твердо и уверенно вела меня за руку домой, как ведут победившего в заезде коня. Были ли у нее сомнения, вроде моих? Не знаю. Может, отсутствие сомнений в способностях своих чад и есть материнская любовь?
На следующий день будущие ученики принимали поздравления и дарили осенние букеты директору и будущим учителям. Я стоял за спиной родителей и ждал - вот, сейчас выяснится, что никакой ошибки нет и нас попросят выйти с этого праздника. Я так и простоял до самого конца в ожидании худшего. Но, чудо материнской любви победило.
Победило мою заурядность - мальчик с "неправильной" фамилией учился в параллельном классе,
победило мое неверие в себя - я до сих пор радуюсь каждому дню проведенному в мастерской,
победило неуверенность в правоту материнской любви - мальчик с "неправильной" фамилией стал партийным секретарем.
Дорогая мамочка, без твоей материнской любви меня бы просто не было.
Ведь я не представляю свою жизнь без ежедневного творчества.
![Холст, масло, 60 х 40,1995 [Давид Бродский]](/img/b/brodskij_dawid_shikowich/mammamia/mama.jpg)