Однако теперь он плыл в одном из прогулочных отцовских судов. Но не в богато украшенной барже, которую отец предпочитал использовать для семейных прогулок по Золотому Рогу, а в фазелосе, больше подходившем для выхода в открытое море. В отличие от своего отца, который отправлялся в плавание лишь ради заключения политических и торговых сделок, Калоподий просто любил плавать на различных судах.
Благодаря этому он со своей женой мог заниматься чем-то еще, кроме того, чтобы просто сидеть в полной тишине.
Сон Калоподия прервали звуки шагов Луки, его помощника, ходившего по палатке. Тяжесть, с которой перемещался Лука, была преднамеренной, чтобы хозяин понял, кто вошел в его жилище. Он вполне мог двигаться быстро и легко, что неоднократно продемонстрировал в ожесточенной битве на острове Буккур. Этот человек совсем не был таким, каким казался с виду.
- Уже утро, юный Калоподий, - сообщил Лука. - Настало время промыть ваши раны. Кроме того, вы почти ничего не ели.
Калоподий вздохнул. Процесс обработки ран был болезненным, несмотря на все заботы Луки.
- Не прибыла ли еще провизия?
Наступил момент тишины. Затем неохотно прозвучало: "Нет".
Калоподий позволил тишине продлиться. Через несколько секунд он услышал тяжелый вздох Луки.
- По правде говоря, запасы у нас на исходе. У Ашота тоже всего очень мало. Надо продержаться, пока не прибудут корабли с провизией.
Калоподий приподнялся на локтях.
- Тогда я не буду есть свою порцию, - произнес юноша. Затем, немного усмехнувшись, добавил:
- И не пытайся меня обмануть, Лука. У меня есть другие источники информации, ты же знаешь.
- Будто так трудно сделать, чтобы ваша палатка перестала быть проходным двором почти для доброй половины армии, - фыркнул Лука.
Калоподий почувствовал рядом на койке тяжесть коленей Луки и поморщился. Бинты на его голове были подготовлены к удалению.
- Кажется, солдаты уважают тебя, парень, - тихо прибавил Лука. - По-другому и быть не может.
***
В это неприятное время, пока Лука промывал, очищал и перебинтовывал глазницы, Калоподий пытался найти утешение в этом знании.
В некоторой степени это помогало.
***
- Нет ли каких сведений о новом наступлении малва? - спросил он несколько позднее. Калоподий сейчас находился в одном из бастионов, который его люди восстановили после предыдущего наступления малва, когда их удалось отбросить с острова. Бой был трудным и ожесточенным, римские защитники понесли многочисленные потери. Глаза Калоподия пострадали в результате попадания осколков снаряда, выпущенного из мортиры.
- После того кровавого сражения, которое мы им устроили? - спросил один из солдат, находящихся в бастионе. - Нет, господин!
Калоподий попытался сопоставить голос с запомнившимся лицом. Как обычно, ему это не удалось. Но он нашел время для того, чтобы немного поговорить с солдатом и запомнить его голос. Не в первый раз ему показалось, что зрение - одна из самых скучных способностей, которыми обладает человек. После потери зрения он заметил, как стали обостряться его память и слух. Однако, юноша счел все это лишь обычным инстинктом самосохранения. Слепой человек должен помнить лучше, чем зрячий, ибо у него уже нет зрения, с помощью которого можно освежать ленивую память.
После разговора, продолжавшегося в течение нескольких минут, солдат откашлялся и несмело произнес:
- Простите меня, господин, но вам лучше уйти отсюда. Похоже, что малва готовят новую атаку.
На мгновение в голосе мужчины проявилась уверенность:
- У них особая неприязнь к нашей оборонительной линии, ведь они понимают, что их кровь и останки составляют значительную ее часть.
Такое замечание подняло волну оживления среди солдат, находившихся на укреплениях. Этот бастион был одной из наиболее спорных территорий с тех пор, когда малва предприняли крупную атаку неделей ранее. Калоподий ни на минуту не сомневался, что его солдаты, укреплявшие земляные валы, не станут полностью устранять все следы битвы.
Он понюхал, чтобы обнаружить эти следы. Его обоняние, также как и слух, стало еще острее.
- Должен стоять сильный смрад, - отметил он.
Тот же солдат, с которым недавно говорил юноша, усмехнулся:
- Так и есть, господин, так и есть. Иначе для чего же тогда Господь создал мух, которых я сейчас вижу.
Калоподий почувствовал тяжелую руку Луки на своем плече.
- Пора уходить, господин. Грядет битва.
Ранее Калоподий воспротивился бы этому. Но сейчас он не видел никакого повода показывать сейчас свою отчаянную храбрость. Его восемнадцатилетняя часть все еще удивлялась этому, но другая часть понимала, что солдаты беспокоятся о его безопасности. Живой, пусть и в тылу, но на острове, Калоподий будет источником силы для своих солдат в случае очередного наступления малва. Разумеется, источником духовной силы, а не физической, неким символом. Но для солдат, как ни для кого другого, такие символы особенно важны.
Юноша позволил Луке вывести его из бастиона по неровной лестнице, которая вела вниз к окопам. Калоподий отсчитывал шаги.
- Одно из этих бревен слишком длинное, - твердо произнес он. В его голосе наблюдались критические нотки. - Оно здесь бесполезно. Из него лучше сделать ложную пушку.
Калоподий услышал, как Лука придержал вздох.
- И тогда вы перестанете суетиться как наседка? - прозвучало в ответ. Калоподий сдержал смех. Луку нельзя было назвать хорошим "слугой".
- Таких пушек у нас достаточно, - возразил Лука. - Если мы сделаем их еще несколько, то малва что-то заподозрят. Из настоящих у нас есть только три, которые находятся слева.
Когда они медленно передвигались по окопу, Калоподий все обдумал и решил, что Лука прав. Хитрость и так сыграла свою роль. Когда малва начали масштабную высадку на остров, солдаты Калоподия совершили диверсию. Примерно половине вражеских войск удалось ее избежать. Когда выжившие пересекли Инд и присоединились к основной армии малва, осаждавшей город Суккур, то сообщили высшему командованию, что большая часть "пушек", расположенных на укрепленном римлянами острове - всего лишь раскрашенные бревна.
"Сколько же на острове ложных пушек?" - этот вопрос до сих пор терзал разум врага.
Разумеется, не все из них были ложными. Когда Велисарий собрал все основные силы, чтобы обойти Малва с фланга и добраться в Пенджаб, то оставил чуть менее двух тысяч солдат для прикрытия, а также несколько полевых орудий и мортир. Эти боевые части терзали атакующих малва, когда те набирали численность, чтобы проверить реальные силы войск Калоподия.
- На самом деле, - проворчал Лука, - это уже не имеет значения.
Снова тяжелая рука легла на худое плечо Калоподия, но уже с некоторой толикой одобрения.
- Ты уже сделал то, о чем просил генерал, парень. Малва в смятении. Они думают, что Велисарий остался здесь. Хотя, на самом деле, он тайно отправился на северо-восток. Он поступил так, как и рассчитывал.
Калоподий почувствовал, что они добрались до одного из прикрытых участков окопа. Разумеется, бревна, присыпанные землей и дающие хоть какое-то укрытие от огня противника, видеть он не мог. Но звук в убежище становился немного другим, по сравнению с открытым окопом. Это было одной из особенностей, которые Калоподий стал замечать в последнее время.
До потери зрения юноша не обращал на это внимания. В первые дни после того как Велисарий с основной частью армии покинул Суккур, отправившись в обход малва, в Пенджаб, Калоподий вообще мало что замечал. У него не было ни времени, ни желания, чтобы ощутить все тонкости чувственного восприятия. Он был слишком взволнован новым и совершенно неожиданным приказом и задачей, поставленной перед ним.
Боевая слава... Слепой молодой человек остановился на минуту в крытом окопе и уставился незрячими глазами в стену из бревен и земли, вспоминая прошлое и удивляясь.
Бросив жену в Константинополе, Калоподий отправился на поиски боевой славы. Он полагал, что непременно ее добьется. Он вообще в этом не сомневался. Его солдаты думали также, об этом часто говорили те, кто выжил в боях. Калоподий был уверен, что его боевые заслуги по достоинству оценят в Сенате.
В Римской империи большое влияние имеют те немногие прославленные семьи, которые достигли чего-то в ходе войны против малва.
Если начинать с высшего командования, то полководец Велисарий, происходивший из нижних слоев фракийской знати, достиг всего благодаря сражениям. Почти все были из простого народа. Агафий, ныне герой Анаты и Битвы при Дамбе, родился в семье пекаря, происходил из низших слоев населения, считай, из рабов.
Кроме Ситтаса, который сейчас командовал катафрактами Велисария в Пенджабе, почти никто больше из греческой знати не участвовал в войне с малва. И даже Ситтас до Индской кампании воевал, командуя гарнизоном в Константинополе, которого боялась враждебно настроенная аристократия, и помог правящей династии удержаться на троне.
Но стоила ли погоня за славой всего того, что имеется сейчас?
Касаясь мест, где когда-то были его глаза, Калоподий не был в этом уверен.
Как и многие другие молодые представители знати, он преисполнился воодушевления после известий о разгроме малва Велисарием в Месопотамии. Пусть взрослые аристократы ноют и жалуются в своих салонах. Молодежь же горела желанием служить.
И начать службу они должны были... всего лишь в качестве гонцов. Калоподию не понадобилось много времени, чтобы понять, что Велисарий его и других знатных отпрысков собирается использовать для связи с надменными персами, которые еще больше одержимы благородством крови, чем греки. Эти должности были почетными, гонцы ехали в строю позади Велисария, но было слишком мало настоящей ответственности.
Стоя в бункере, слепой юноша усмехнулся:
- Ты ведь знаешь, он нас использовал. Он хладнокровен, как рептилия.
На мгновение воцарилась тишина, затем Калоподий услышал, как Лука глубоко вздохнул.
- Да, парень. Это так. Генерал будет использовать, кого угодно и как угодно, если сочтет необходимым.
Калоподий кивнул. Он не чувствовал никакого гнева при мысли об этом. Он просто подтвердил это.
Молодой человек протянул руку и почувствовал шероховатую стенку бункера пальцами, которые стали чувствительными после того, как он ослеп. Текстура почвы, которую он раньше не замечал, появилась как вспышка темного света. Он на минуту задумался, как будет ощущать грудь своей жены, ее животик или бедра.
Он представил, что никогда не узнает об этом, и опустил руку. Калоподий не видел иного способа выжить в этой войне после потери зрения, кроме как использовать слепоту в качестве причины, чтобы вернуться в Константинополь и провести остаток жизни, почивая на лаврах.
Эта мысль была невыносимой.
- Мне только восемнадцать! Вся жизнь у меня была впереди!
Такие размышления привели к окончательному решению. Если смысл его жизни теперь потерян, то Калоподий должен отдать ее всю, пока она продолжается.
- Менандр должен скоро прибыть с судами снабжения.
- Да, - ответил Лука.
- Когда он прибудет, я хочу с ним поговорить.
- Хорошо, - сказал Лука.
"Слуга" сначала сомневался, а затем спросил:
- А что же дальше?
Калоподий сурово усмехнулся:
- Еще одна призрачная надежда.
Он начал медленно идти через бункер к тоннелю, который вел его в ставку полководца.
- Потеряв глаза на одном острове, считаю верным лишь одно - отдать свою жизнь на другом. На сей раз это будет остров Велисария, а не тот, на котором я оставался, чтобы отвлечь врага. Настоящий остров - а не ложный.
- Молодой человек, наш остров нельзя назвать ложным, - прорычал Лука. - Никогда не говорите так. Здесь были сломлены малва, как и на любом другом поле боя Велисария. Это доказано кровью римских солдат и вашими глазами. Кроме того...
Необъяснимым образом Калоподий понял, что Лука указывает куда-то на север.
- Кроме того, нам удалось удерживать целую армию малва здесь около двух недель, вашей смекалкой, нашими усилиями и кровью, пока Велисарий незаметно продвигался на север. Две недели. Ему нужно было время чтобы вонзить острие копья в незащищенный фланг малва - мы дали ему это время. Мы сделали. Вы сделали.
Юноша услышал дрожащий от напряжения вздох Луки.
- Никогда не называй этот остров "ложным", парень. Если щит - "ложь", то только меч - "истина"? Глупости! Генерал сделал все, что было необходимо, так же, как и ты. Гордись этим, потому что нет ничего ложного в этих действиях.
Калоподий опустил голову.
- Нет, - сказал он шепотом.
Но стоило ли того это все?
Река Инд. Пенджаб.
Ставка Велисария
Железный Треугольник
- Понимаю, что я не должен был приходить, генерал, но...
Калоподий старательно подбирал слова для объяснения, но так и не нашел что сказать. Невозможно было объяснить ту срочность, с которой он прибыл, так как это звучало бы... самоубийственно. Но на самом деле это и было правдой, по крайней мере, частично.
- М-может быть я смогу помочь с поставками провизии и-или еще с чем-нибудь?
- Не стоит, - твердо возразил Велисарий, немного сжав плечо Калоподия.
Большая рука генерала оказалась очень сильной. Это немного удивило Калоподия. Его восхищение Велисарием граничило с обожествлением, но он никогда не задумывался над физическими данными полководца. Сначала юношу удивила превосходная репутация полководца, затем, когда он наконец встретился с ним в Месопотамии - прекрасное чувство юмора и уверенность, с которой Велисарий проводил собрания.
Крупная рука на плече начала осторожно уводить Калоподия с пристани, куда причалили корабли Менандра.
- Я все еще могу на что-то рассчитывать, даже если...
- Забудь об этом, - буркнул Велисарий, - у меня достаточно управляющих. Затем с усмешкой добавил:
- Тем, кто занимается снабжением, не на что особенно рассчитывать. Наши запасы невелики.
Рука снова сжала его плечо, но уже не с сочувствием, а с ободрением.
- Хотя, парень, я очень рад видеть тебя. Мы здесь полагаемся на телеграф, на этом новом укрепленном "острове", созданном нами для того, чтобы сконцентрировать силы в случае нового наступления малва. Но телеграф - вещь для всех новая, и поддержание прямой связи превратилось неизвестно во что. Множество людей в моем командном бункере не понимают, что делать с телеграфом. Мне нужен хороший офицер, который сможет взять на себя ответственность и организовать связь посредством этой штуковины.
- И это ты, парень! Слепота не будет тебе помехой в этом деле. Возможно, ты благословлен на это, - оживленно добавил полководец.
Калоподий не был уверен, то ли генерал сказал это, чтобы действительно поддержать его, то ли просто хотел приподнять дух подчиненному, получившему увечье. Даже несмотря на свой юный возраст, Калоподий знал, что командир, которым он восхищался, был человеком не только расчетливым, но и душевным.
И несмотря на все, молодой офицер стал чувствовать себя лучше.
- Не знаю, справлюсь ли с этим, - сказал он, пытаясь определить энтузиазм генерала. - Наставники высоко оценивали мои познания в области грамматики и риторики, я, кажется, рассказывал об этом. Если ничего более не требуется, то я уверен, что могу улучшить качество сообщений.
Полководец засмеялся. Это приободрило Калоподия даже еще больше, чем слова Велисария. Изобразить смех труднее, чем подделать слова. Раньше юноша об этом не догадывался. А, став слепым и быстро постарев, в некотором роде, Калоподий превратился в эксперта в области фальшивого смеха за считанные недели с тех пор, как потерял глаза.
Он, действительно, МОГ справиться с тем, о чем говорил Велисарий.
Будущее, казавшееся пустым, начало вновь наполняться красками. Только краски были в собственном воображении Калоподия. Но он, вспоминая философские рассуждения со времен своего обучения в Константинополе, задался вопросом, если реальность есть ничто иное, как образы, отраженные в сознании, то, может быть, слепота - это обычное дело.
- Да, - сказал он с возродившейся уверенностью. - Я справлюсь с этим.
***
В первые два дня командный бункер был просто сумасшедшим домом для Калоподия. Но, наконец, ему удалось навести подобие порядка в передаче и получении телеграфных сообщений. Через неделю у него уже была отлаженная и эффективно функционирующая система связи.
Полководец похвалил юношу и вместе с ним еще двенадцать его подчиненных за работу. Калоподий второе счел более обнадеживающим, чем первое. Ведь все еще было немного непонятно, связано ли назначение с тем, что генерал, хотя бы частично считает себя виновным в слепоте молодого офицера. В то время как люди, работавшие на Велисария, все были ветеранами и столько за всю свою жизнь насмотрелись на увечья, что не имели желания заботиться еще об одном калеке. И если бы молодой дворянин был для них проклятьем, а не благословением, они не дали бы волю сочувствию и обратились бы со своим недовольством к полководцу, который, как это было известно Калоподию, всегда прислушивался к своим солдатам.
В течение первой недели Калоподий мало обращал внимание на битву, свирепствующую за бревенчатыми стенами укрепленного командного бункера. Он никуда не выбирался, за исключением короткого расстояния от бункера до маленьких, не более, чем крытая яма в земле, "жилых помещений". Но даже этот путь был прикрыт землей и бревнами, так что непрекращающийся звук канонады был приглушенным.
На открытое пространство Калоподию приходилось выходить только по острой необходимости и по нужде. Как всегда, в лагере Велисария, санитарные меры были очень строгими. Уборные располагались на некотором расстоянии от мест, где солдаты спали и ели, и никаких исключений для слепых или калек не делалось. Человеку, который не мог добраться туда своими силами, либо помогали, либо, если он был тяжело ранен, выносили за ним судно.
В первые три дня Лука водил его в уборную. Затем он уже мог делать это самостоятельно. Это, конечно, было очень медленно, но время он использовал, чтобы обдумать планы и выработать новые. В такие минуты он, против своего обыкновения, не думал о неотложных заданиях, связанных с командным бункером.
Калоподий пришел к выводу, что быть слепым - не конец жизни, хотя это окрашивало его мечты об известности и славе в более мягкие и приглушенные тона. И все же он считал возможным найти средства для воплощения своей мечты в ходе борьбы с суровой реальностью уборной. Жизнь - жестокая штука, в конце концов. Новая задумка, в конечном результате которой он не был уверен, появилась, когда царило замешательство при работе с незнакомыми устройствами. Мысль стала посещать его снова и снова, неловко и неуклюже, что было очень похоже на поведение слепца, добирающегося до уборной.
- Фекалии ведь - разновидность навоза, - понял он, - А человек делает то, что может. Даже если он слеп... он образован, богат, и у него есть множество других преимуществ. И ведь у тех необразованных солдат, которые ему помогали, тоже есть собственные мечты, не так ли? Эти люди тоже мечтают обрести свою славу. Разделить ее вместе с ними он не может, но может сохранить ее для всего мира.
Когда Калоподий изложил свои мысли полководцу, что было, конечно, неловко (но в то же время являлось его выбором), Велисарий дал добро этой задумке. Так юноша начал писать свою историю войны с малва. На следующий день, хорошо все обдумав, он написал первую записку, которая должна была, спустя столетия после его смерти, сделать его известным, подобно Ливию или Полибию.