Бронштейн София. Тупик доброй надежды

ИЗРАИЛЬ. НЕТАНИЯ

2012

СОФИЯ БРОНШТЕЙН

ТУПИК ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ

СТИХИ

Редактор - Сима Левина

Компьютерная верстка и дизайн -

Галина Айзендорф, Аркадий Бронштейн

Фото - Геннадий Сонин

Издательство "ОЧАГ"

No СОФИЯ БРОНШТЕЙН, 2012

На первой странице обложки графика

художника Рамиза Нетовкина

из серии "Евпаторийский дневник"

15 лет в Израиле. До того - филфак ЛГПИ им. Герцена и преподавание русского языка и литературы.

Стихи - всю жизнь: читаю и пишу.

Любимое место на Земле - Крым. Ностальгия - основная тема и подтекст всех моих стихов.

Комфортнее всего чувствую себя в пространстве русского языка и литературы.

Посещаю лит. объединение "ПОЛЕТ" в Нетании. В Израиле вышло четыре сборника стихов.

София Бронштейн

Ты, наверное, помнишь, как в юные вешние дни

Мы с тобою уверены были, что любовь - это главное,

Снаряжали в дорогу боевые фрегаты свои

Для счастливого и неодиночного плавания.

Кто из нас капитан был, кто юнга, не вспомнить теперь,

Мы у мачты спиною к спине отражали напасти

И ногой открывали любую закрытую дверь,

Потому что влекла нас заветная цель -

Бухта Доброй Надежды и Абсолютного Счастья.

Но приливы, отливы несчетно сменялись с тех пор,

Мы уже не такие лихие, как прежде,

Промахнув Гибралтар, Дарданеллы, Босфор,

За кормою оставили бухту Веры, Любви и Надежды.

Покоряли года и пространства, как альпинисты - заснеженный пик,

И года покоряли нас, и просторы сужались до метров квадратных,

И надежды, пусть самые добрые, заводили нас часто в тупик,

Лишь фотографии в паспорте не постарели, как мы, безвозвратно.

АЗЫ И ОСНОВЫ

Триптих взросления

Посыл

Ступай, ступай - по вытертым ступеням,

По вафельной брусчатке мостовой,

Немелодичным отзовутся пеньем

Дверные петли за твоей спиной.

Не оглянись на скрип дверей от рая,

На фимиама ароматный дым,

Ведь чашечки коленные до края

Налиты нетерпеньем молодым.

Дрожит от напряжения дорожка,

Очнувшись от своих недвижных снов,

И черная беременная кошка

Взирает, словно вечность, из кустов.

Ступай, ступай. Твоей судьбы узоры

Еще не прорисованы вполне,

И занавесок белые подзоры

Колышутся на кухонном окне.

Оглядка

Там красный чайник с крышкою в горошек,

Как гейзер, закипает на огне,

Там дворничиха Люська кормит кошек

И, обнаружив истину в вине,

Лениво и устало матерится,

И точно знает, что совсем не птицы

(Тоже гады еще те, я тебе скажу)

Ночами пишуткраской на стене

Слова, что просто неприличны детям,

Но эти паразиты ей ответят -

Поставят ей бутылку или две,

Чтоб знали, что порядок есть на свете,

По крайней мере, в люськином дворе!

Там на столе столетник толстомясый,

И этажерка с книгами в углу,

На стенке фото выпускного класса,

И домотканый коврик на полу.

Безоглядность

Ступай, рывком обрезав пуповину,

Ступай, ступай, куда глаза глядят,

Радикулитом крыше ломит спину,

Балясины артритные скрипят.

Ступай. Сюда вернешься ты не скоро,

Дом не предаст, дряхлея, будет ждать

За лиственным неспешным разговором,

Оставив красный чайник остывать.

Моей маме

Когда еще, помнишь, деревья были большими,

Трава зеленее, а запахи моря - острее,

И яблоки были вкуснее, мороженое - холоднее,

Тогда безогляднее мы и стремительней жили.

Подрастали у нас во дворе молодые деревья,

Из сандаликов детских своих вырастали мы сами,

И мальчишки, бесстрашные, словно герои Жюль Верна,

В наших девичьих снах плылипод алыми парусами...

И с балконов пятиэтажки, выходящих во двор,

Молодые красивые мамы нас звали домой вечерами.

Боже, сколько домов и квартир мы сменили с тех пор,

Все куда-томчались под всеми парами...

Сколько раз после детства деревья линяли листвой,

Но одно исцеляет, как от простуды смородина:

Вот стемнеет совсем, и тогда позовет меня мама домой,

Потому что лишь мамино сердце -мой дом и неизменная родина...

***

Как нынче небеса бездонны

Над непокрытой головой.

Сегодня папа выходной,

Прекрасна мама, как Мадонна,

Они идут гулять со мной.

У мамы туфли на танкетке,

У мамы платье на кокетке

И шляпка модная вполне.

Горят платановые ветки

В октябрьском медленном огне.

Какое небо голубое!

И папа так хорош собою -

Герой провинциальных грез:

На кителе наофицерском

И с шиком истинно одесским

Сияют нестерпимым блеском

Созвездья лейтенантских звезд.

А на бульваре тьма народа:

Грядет воскресная свобода,

Ее и празднует народ.

И газированную воду

"Ситро", "Дюшес" или "Крем-Соду"

Грек-газировщик продает.

И искуситель-карусельщик,

Мечты подельник и поддельщик,

Табунщик сказочных коней

Запустит карусель по кругу

И разноцветных юбок вьюгу

По кругу пустит вместе с ней.

За три копейки, три копейки

Он предлагает целый рай:

Сидеть не надо на скамейке -

Купи билетик и взлетай.

Жирафы, кони и олени,

И санок-розвальней разлет...

Дрожит душа, дрожат колени,

А резвый конь летит вперед.

Щебечут школьницы, как птицы,

И лист с повадками лисицы

В аллее ластится к земле.

У круглолицей продавщицы

Нам папа купит "Крем-брюле".

Мы сядем отдохнуть в беседке,

Гдевиденпляж и корабли

В осенней дымчатой дали,

А позади - фонтан с подсветкой.

Сухие лозы винограда

Там оцепили балюстраду.

И до весны готовы спать.

Весною мы придем опять,

Лоза проснется - будет рада.

А солнце позднее гуляет

В последней бархатной поре,

И папа с мамой вспоминают,

Как поженились в январе,

И как мальчишки во дворе

Кричали: "Тили-тили-тесто",

Какв коммунальной конуре

Им было весело и тесно...

А у меня пока нет прошлого,

Но будущее так светло

И столько впереди хорошего,

Мне просто очень повезло.

Октябрь в ампирной позолоте,

Безумство красок на излете,

Жаль, чтопейзаж не удержать

Без пошлой и помпезной рамы...

В народе говорится прямо:

"Зимою хорошо рожать",

А я в животике у мамы,

Меня уже недолго ждать.

Прогулки в субботу

Ошапочен и ошарфован,

Одет, обут и зашнурован,

И завтраком нафарширован,

Как будто яблоками гусь.

Во мне тарелка каши манной,

Ватрушка с сыром и сметаной,

С утра состряпанная мамой,

И чай с конфетой в горле прямо -

Я расплескать его боюсь.

У папы серый плащ немаркий,

Мы прогуляемся по парку,

В "Филателии" купим марки -

Мы собираем "про зверей".

Пойдем домой по переулку,

Где купим "городскую" булку,

И этим завершив прогулку,

Домой отправимся скорей.

И папа, взяв меня за руку,

Мне преподаст любви науку,

Он скажет весело: "А ну-ка,

Мы купим мамочке цветы".

Возьмем мимозы первой ветки

Цыплячьейрадостной расцветки,

Ее мохнатые монетки

Добавят дому красоты.

Мороз покусывает ноги.

Нас мама встретит на пороге,

В пушок мимозы-недотроги

Лицо счастливо окунет,

Пыльца позолотит улыбку.

В окне морозном солнце зыбко,

И фаршированную рыбку,

Которая сосет оливку,

На блюде мама подает.

***

У каждого лета свои амулеты,

У каждого берега свой оберег,

Мы бросили в море на счастье монету,

Как будто решились на дерзкий побег -

Такая примета.

У пляжных подружек

Бикини в цветочек,

И россыпь веснушек,

Как множество точек,

И пестрый платочек.

Рыбачья фелюга

Нас в море качала,

И штиль, как зверюга,

Дремал у причала,

Вздымаясь упруго.

И в парке культуры две наши фигуры

Застыли когда-то на фоне заката,

Как в дальней аллее из гипса скульптуры

Без горнов и флагов - простые ребята.

Да, видно, монетка была мелковата,

Не приняло море за счастье оплату.

У лета ловушки свои и уловки,

А счастье бесплатно, как сыр в мышеловке.

Июль шелковичный

На узких полудённых улицах

Царит сонливость и покой,

Жара - заложница и узница -

Лежит в пыли на мостовой.

Лишь в старом замощенном дворике,

Где все знакомы уголки,

Шелковица с корою горькою,

Побеленная от руки,

И в полдень полумрак хранит,

А ствол от старости скрипит,

И ветви мучает артрит,

Они грубы и узловаты,

Как будто вечность узелки

На память сделала когда-то,

Но ягоды еще сладки.

Шелковица такая спелая,

Что осыпается, как град,

И черно-сизая, и белая -

Пригоршни маленьких петард

Взрываются в траве беззвучно

И порциями, и поштучно.

В цвет шелковичный губы крашены,

И никому не рассказать,

Как под шелковицею нашею

Меня ты будешь целовать.

Но юность, как июль, кончается,

Иная сласть у губ твоих,

Так вкус наливки отличается

От вкуса ягод наливных.

Ничья жена, ничья любовница,

Июльской памятью живу,

Как перезрелая шелковица,

Готовая упасть в траву.

Прощай, июль, ты в прошлом вроде бы,

Но в пыль, уткнувшись головой,

В моем провинциальном городе

Лежит жара на мостовой.

***

Герману Донхину

Мы росли во дворе, где, играя, учились жить.

Только в этой поре мы умели жить, как играть.

Главным принципом было:

Не трусить, не врать, лежачихне бить

И своих не сдавать.

Наши мальчики стали чужими мужьями,

Обрели солидность и брюшка излишек,

Наши девочки сыновей нарожали

И назвали их именами соседских мальчишек.

И бросала нас жизнь, и ломала, да не сломала,

Нашим детям в разных дворах и странах доводилось играть,

В своем старом дворе мы бываем нечасто и мало,

Но мы помним: лежачихне бить и своих не сдавать.

Что за странную моду, ребята, мы со временем взяли:

Все бежим, все торопимся - где тут играть и гулять.

Врать не буду, что все мы навеки остались друзьями,

Просто память о детстве пожизненно с нами.

Пацаны, выходите во двор хоть на велике погонять!

Самохарактеристика

Это мы - одинаковые и разные,

Человеко- и зверообразные,

Травоядные, хищники, вегетарианцы,

Благородные рыцари и отпетые мерзавцы,

Писатели и читатели,

Гении и злодеи,

Святые и грешные,

Несчастные, счастливые,

Везунчики, неудачники,

Простые и сложные -

Кому мы нужны такие?

Это ты - отдельно стоящая особь,

Словно ветка сакуры, привитая на кактус,

Ты - отвратительный, обаятельный,

Омерзительный, притягательный,

Ты - принц трущоб

Или бомж королевской крови,

В горностаевой мантии, в рубище,

Обожаемый мной, но не любящий

Ни меня, ни себя, никого -

Ты не мой, ты чужой, ты единственный,

Но мне нужен именно ты.

Это я.

Я - унесенная ветром,

Я - парящая в облаках,

Я - бегущая по волнам.

Я - поющая в терновнике

О тебе. Без тебя. Для тебя...

Тебе это надо?..

ОАЗИСЫ

***

Уныл пейзаж сухой пустыни,

Где каждый стебелек зачах,

И лишь верблюды цвета дыни

Со скорбью мировой в очах

Бредут по дюнам и барханам

Без цели, так, куда-нибудь.

Тысячелетним караванам

Лишь Бог указывает путь.

И из никуда и в ниоткуда

Плетутся древние верблюды,

Прикрыв печальные глаза,

И дремлет старый караванщик,

Бесстыжий жулик и обманщик,

Прохвост и проходимец жуткий,

А серебро и бирюза

Звенят, звенят в его хурджунах.

Негромко шлепают копыта,

Бредет усталый караван -

Не то он блажь, не то мираж,

Не то туман, не то обман,

И тайна времени сокрыта

Там, где кончается пейзаж,

Непостижимый от бездушья.

Пленер реальности лишен,

Как будто бы вселенской сушью

До дна времен опустошен.

Лишь изредка мелькнет тушканчик,

И будто тень, скользнет гюрза,

И вечно дремлет караванщик,

Стареет в кольцах бирюза...

Вот так в ночных кошмарных снах

Мне виделся конец Вселенной -

Пейзажем в выжженных тонах

И с чахлой пальмой непременной.

***

Асе Хорошко

Я приближаюсь, голову накрыв

Простым платком из тонкой ткани белой,

Чтобы коснуться пальцами несмело

Чужих молитв, в веках окаменелых,

Смиряя сердца горестный порыв.

Прижав ладонь к высокой старине,

Молю о том, о чем не раз просила.

"Бороться и искать" - удел для сильных,

Для остальных - записочки в стене:

У всякой веры есть своя Бастилия.

Уверую, как в сбывшиеся сны,

Что Божьей волей будет все в порядке,

Дойдут мольбы из каменной закладки

И сбудутся. А с нас и взятки гладки.

Я, пятясь, отступаю от стены...

Пикник на траве

Позавтракаем на траве

Чем Бог послал: паштет из дичи,

Вино и сыр - под щебет птичий

Насытят нас с тобой вполне.

И свежая пока листва

Укроет нас своею сенью.

Истомлены беспечной ленью

Мы позабудем все слова,

Лишь с губ твоих сорвется стон -

Последний звук в тиши полудня,

Смешав и праздники и будни,

Накроет нас блаженный сон.

Забыть заботы злобы дня.

Мы два мазка картины мира,

Где жизнь намечена пунктиром,

Свои реалии тая.

И даже легкий ветерок

Со скатерти не сдует крошек,

И будет пир для птиц и кошек,

Что рады наедаться впрок.

И время, как вода Луары,

Течет сквозь нас и мимо нас.

Мы спим. И наступает час

Моне, Сезанна, Ренуара...

Перелетное

Улетают птицы в теплый край,

Мы туда отправились зачем?

Нам на что он сдался, этот рай,

Подогретый пламенем свечей?

Что мы здесь искали от добра,

Обретя свой малый уголок,

Где за сорок градусов жара,

Точно водка, валит в полдень с ног.

Все мы зимородки, зимолюбы

Здесь, в земле бесснежья и песка,

И оставленные дома шубы

Больше не нужны наверняка.

Помнится, беспечные, как птицы,

Мы с насиженных поднялись мест,

Чтоб однажды стаей приземлиться

В том краю, где лишь жара окрест.

Все бы хорошо и все бы ладно,

Только позабыть не можем мы

То, как было счастье безоглядно

На метельных праздниках зимы.

Задолго до...

По палым листьям пятипалым

Скользит скупая тень ветвей,

Пруд крупным дымчатым опалом

Застыл в оправе из камней.

На мшистых валунах прибрежных,

Где летом млеют по утрам

Фигурки изумрудно-нежных

Веселых ящериц агам,

Таится в трещинах предснежность.

Послы последних вспышек летних -

Цветные звезды поздних астр,

Прощая журавлей последних,

Роняют лепестки в запас,

Который никому не нужен

И будет уничтожен стужей -

Цветов осенних краток час.

Уже и утренник в ознобе,

И в ход идут запасы дров,

Безумствует ночная злоба

Предзимних пробных холодов.

Давно пора, на самом деле,

Готовить зимние постели,

Где о весне приснятся сны,

И мы начнем считать недели

До наступления весны.

Черника

Свете и Жене Ивановым в память о давнем

большом чувашском черничном походе.

Пойдем с тобой по ягоды,

По ягоды, по ягоды,

Пойдем вдвоем - лишь я да ты,

Датыда я, да я да ты.

Невинные дурачества

Позволены для радости:

Заблудимся да спрячемся

В непроходимых зарослях.

Под щебетанье птичье мы,

Отчаянные, смелые,

Падем в кусты черничные,

Где ягоды поспелые.

Поймем мы, словно из воды

Восстав уже на выдохе,

Что из любви, как из беды,

Нет выхода, нет выхода.

И ты меня не спрашивай,

Мы сильные ли, слабые,

Черничным соком крашены,

Такие губы сладкие.

И пойманы с поличным мы,

Как сосунки незрячие,

Любовь у нас черничная,

Июльская, горячая.

Потом, когда обуглятся

Леса, пока тенистые,

И заметут по улицам

Снега походкой лисьею,

До лета будет жизнь еще,

Но словно тайну личную

Мы сбережем сокровище,

Пахучее, черничное.

***

Благословен ты, богоданный брег,

Пристанище поспешного движенья,

Где время останавливает бег,

Где вечны небо, море, наслажденье

И рыбы в голубой прохладерек.

Где ночь порочнапо своей натуре.

Но непорочен после страсти сон,

Где принадлежность к парковой скульптуре

Застенчиво скрывает Аполлон,

И пальмы не колышутся под ветром,

И лавра лист, как Палех, лаком крыт,

Где на моих шести квадратных метрах

Неистребим курортный колорит:

Хозяйской раскладушки жестко ложе,

Немилосерден ржавый скрип пружин,

И на моейпозолоченной коже

Предательская тень других мужчин.

Здесь трехнедельный отпускной покой

Разрушил нашей страсти ураган,

Здесь мы с тобой писали наш роман

Такой короткий и такой..., такой...

Плач по белой персидской сирени

Как, быть может, по Одиссею скучали сирены

Среди моря и волн, и ветров штормящих,

Так и я по сирени скучаю, по белой сирени -

По персидской сирени,махровой, пахучей, пьянящей.

И ведь прочих потерь не сильней утрата

Белокипенных гроздьев в листве зеленой,

Но так дорогоне ценимое мной когда-то,

Какалмаз-искупитель из шахской короны.

Вроде бы явления несопоставимы:

За посла алмаз - и вполне довольно,

А букет - лишь облако белого дыма,

Невесом, но память тревожит больно.

Мы на полный круг Зодиака уже постарели,

Но до слез, до горечи губ, до спазм в горле

По сирени скучаю, по белой махровой сирени,

Словно не было в жизни моей страшнеегоря.

Ангелы слезы вытрут. Господь утешит,

Время научит мудрости и смиренью,

Но когда вечер усталых всадников спешит,

Я по сирени скучаю, по белой сирени.

***

Грише Абрамову (Цви)

Как вдохновенно ирисы цветут,

Окраской и осанкой благородны,

Свое предназначенье и мечту

Исполнивв срок, означенный природой.

Двоюродные братья орхидей,

Изысканных и аристократичных,

Своим примером учат нас, людей,

Как выживать на почве непривычной.

Среди песчаных одичалых дюн,

Пронзая небо узким стеблем острым,

Восходит -нежен, бархатен и юн -

Семьи дворянской беспородный отпрыск.

И нам себяявляют неспроста,

Но истину простую утверждая:

Наш скудный мир спасает красота,

Желаем мы того, иль не желаем.

И верю, что надежды не умрут,

Пока весною нам необходимо

Увидеть вновь, как ирисы цветут,

Так вдохновенно, так непобедимо...

Изабелла

Когда б умела, я б воспела

Из всех чудес всего одно:

Вкус винограда Изабелла

И самодельное вино,

Его волшебный аромат,

И дивный вкус, и послевкусье,

И цвета плавленый гранат

В графина ограненном устье.

И восхищенный сомелье

Молчит немного виновато:

Не то, чтоб сам навеселе -

Сражен палитрою богатой.

И было счастье без предела,

И стук лозы в мое окно,

И самодельное вино

Из винограда Изабелла.

Испить егосовсем не грех,

А высшей пробы наслажденье,

В нем кровь земли и женский смех,

И солнца вечное движенье,

И наших помыслов успех,

И нашей жизни продолженье.

Но слов, увы, мне не дано,

Я подобрать их не сумела,

Чтобы воспеть тебя, вино

Из винограда Изабелла.

***

Расскажи мне о дожде,

О грибном, о летнем, теплом,

Что целует нежно стекла,

И со щедростью раджей

Рассыпает самоцветы

В благодарную траву.

Теплый дождик - милость лета,

Сон, что сбылся наяву.

Расскажи мне о дожде,

Об осеннем, о колючем,

Им беременные тучи

С редким солнцем во вражде.

Расскажи мне о дожде,

О весеннем, о веселом,

Что выходит на проселок

В облаках, как в парандже,

И стучит он каблучками,

Семеня по мостовой,

И прозрачными руками

Обнимает - вот шальной -

Ветви с будущей листвой.

Расскажи мне о дожде

Я давно иссох от жажды,

Но однажды, но однажды...

Ткнется нос собачий влажный

Мне в ладонь.

Ну что ж, пойдем

Погуляем под дождем,

О котором мы мечтали,

Но не верили уже...

Утоли мои печали,

Расскажи мне о дожде.

Благослови меня, о дождь,

Своей литой прозрачнойпрозой,

О дождь, могущественный вождь,

То милостивый к нам, то грозный.

Благослови живой водой,

Для нас единственно уместной,

Земля была твоей вдовой,

Теперь она твоя невеста.

В фате туманных облаков,

Истомлена безводным зноем,

В убранстве свадебных венков

Земля готова стать женою.

Благослови ее, о дождь,

На подвиг нового рожденья,

И жизни вечное движенье,

И ожиданье, что придешь...

Перед дождем сухой травы

Сильней и трепетнее дрожь,

Перед дождем мы все равны.

Благослови же нас, о дождь.

***

Весенних сумерек помарки

Пятнают в небе облака,

И репутация у парка

Дождем подмочена слегка.

Пока не разошелся ливень

И мы с тобой не разошлись,

Скажи еще раз о любви мне

На всю оставшуюся жизнь.

Прогуливаясь по аллеям,

Где победительна трава

И новорождена листва,

Мы кормим колбасойкота,

Чья угольная шерсть густа,

А брюшко нежное светлее.

Кота мы истово жалеем,

Его бездомность так грустна,

Особенно, когда весна,

И дождь облизывает лица

Щенячьим нежным языком,

За шиворот пролезтьстремится,

Он счастлив моросить и литься,

Под ним легко идти пешком,

Не опасаясь простудиться...

И это счастье возвращенья

В наш теплый предвечерний дом:

И предвкушенье наслажденья:

Горячий чай, пирог с вареньем,

Торшер, стихов любимых том,

И лучшее стихотворенье,

Оставленное "на потом".

А на шкафу под потолком

Уже вовсю идетвеселье:

Свое отметив новоселье,

Наш домовой - нетрезвыйгном -

Играет в карты со сверчком

И остается"дурачком".

Благословенно будь, безделье,

И дождь весенний за окном.

И этот вечер воскресенья,

И счастье быть с тобой вдвоем.

А нынче ливень ежегодный

Перенесен в чужой февраль.

Кот независимый голодный

Уходит в мартовскую даль.

Небес лазорева эмаль

И вход в чистилище свободный.

Прости, Господь, мою печаль,

Когда звучит твой рог походный.

И нас еще томит пока

Всепоглощающая жалость

К тому, что в той весне осталось -

Так отсеченная рука

Болит фантомными болями:

Зеленых клейких листьев сладость

И кучевые облака

Надвасильковыми полями...

Любовь - единственная слабость,

Переживущая века.

***

За горизонт, как за края тарелки,

Горячий блин медово истекал.

Под этой затухающей горелкой

Темнел скалы прибрежной пьедестал.

Был вкусен день чурчхелой и халвою,

И персиковым пухом нежных щек,

Несбывшейся жарой предгрозовою,

Покуда ожидаемой еще.

На диком пляже с раскаленным камнем

Мы исходили потом, как блины,

Что мы на масленицу выпекаем,

Счастливым ожиданием полны.

Язычески ненасытимы солнцем,

Мы засыпаем, солнце засыпает,

Нас ночь росою звездной засыпает,

Как ключевой водою из ведерца.

И ранней ранью в предрассветье зыбком,

Когда еще для счастья нет причины,

Кусочек солнца - золотая рыбка

К нам выплывает из морской пучины.

Бумеранг

Ну что вы все заладили:

Поехали, поехали...

В страну чудес Зеландию

Пока еще не к спеху мне.

Аборигены с козами,

Акулы, пляжи, дротики,

Отмеренная дозами

Обыденность экзотики.

Где мериносовых овец

Стада в долинах тучные,

Тоска покинутых сердец

Меня вконец замучает.

И будут больно сниться сны,

Что, выбрав долю лучшую,

Я посреди чужой весны

Стою овцой заблудшею.

Не надо укорять меня

За ностальгию лютую,

Пожар бездымного огня

Ни с чем октябрь не спутает.

Я помню боль от прошлых ран

И горечь поздней осени,

Но я вернусь, как бумеранг,

Туда, откуда бросили.

Разгром и победа

Беспощадный врывается март в осажденный

морозами город,

Половодья предтечи и пасынки тающих льдов,

Под шрапнелью капели и сосулек

осколочный грохот

Разбегаются по закоулкам ручьи -

недобитки недавних врагов.

И по скользкой брусчатке победным

торжественным маршем,

На коне цвета новой, пока не рожденной травы,

Входит в город такой молодой,

но увенчанный лаврами маршал

С пухлогубой мимозойи вербною розгой весны.

И на милость его уповая с отчаянной

силой надежды,

Дезертиры-сугробы таятся в застенках

сырых тупиков.

Им уже не дожить до того, как

подснежник взойдет белоснежный,

Нам великую милость свою так проявит

весна без границ и оков.

Я сосульку последнюю теплой рукой не согрею,

Я на память ее сохраню молодой, ледяной

До грядущих морозов в холодильнике,

как в Мавзолее,

Словно орден за взятие города

непобедимой весной.

Времена года

Измена в имени зимы,

Измена,

Изваяны из мела мы,

Из мела.

Но три апостола ее

Нестойки,

И прекращают бытие

Достойно

Грядет иная ипостась

Сезона,

Листочков изумрудных сласть

Резонна.

И драгоценность их весьма

Непрочна,

Измена в имени "Весна"

Порочна,

И неизменна, как сура

Корана,

Приходит летняя пора

Кораллов.

В атолле белого куста

Сирени

Уже таится пустота

Смиренья.

Осенних ангелов крыла

Кровавы,

Останки прошлого тепла

Коварны.

Взойдут три месяца седых

С разбега,

Как три апостола босых

По снегу.

***

Среди земель, среди времен -

Зачем вы, кто вы?

Изгои избранных племен

На все готовы.

Перелицованный сюжет

Извечной темы,

Каков вопрос - таков ответ:

Зачем мы, где мы?

Пространство сжато в кулачок,

И ветер странствий

Из вентилятора течет

В моем пространстве.

Где отблески былых знамен

Легли на травы,

Изгои избранных племен

Всегда неправы.

И зная точно: смерти нет,

Хоть жизнь конечна,

Мы ищем правильный ответ

В словах увечных.

Меланхолическая спесь -

Гордыня нищих,

Но раз мы есть, но раз мы здесь,

И что-то ищем,

Хотя обрящем ли - Бог весть,

То, Боже правый, дай нам днесь,

Вино и пищу.

ХРОНИКА БЫЛЫХ ВРЕМЕН

Князь

Крикнет князь: " К оружию! Измена!",

Но ответа не услышит князь.

Кони захрипят, роняя пену,

По степи полуденной стелясь.

Что ж ты, князь, не упредил дружину,

Что не гоже другу доверять -

Только свой ударить может в спину,

Только свой всегда готов предать.

Всадников ломая и увеча -

Жизнь и смерть не стоят ни гроша -

Будет ликовать лихая сеча,

Словно лютых демонов душа.

Может, князь бы дожил до заката,

Пережил бы ночь, и не одну,

Да была кольчужка маловата,

Кованая загодя ему.

Не спасут отцовы обереги,

Не дождется ратников рассвет:

Не страшны хазарские набеги,

Не пугают в поле печенеги,

Да от своего спасенья нет.

Во степи, где полегла дружина,

Кровь впиталась в землю навсегда,

От нее черным черна ажина

И горьки полынь и лебеда.

Повелось давным-давно когда-то

После боя палицей махать.

Истово мы ищем виноватых:

То кольчужка нам коротковата,

То полным полна ума палата,

Да ключи успели потерять...

Счастлив буде, княже, ты не ведал,

Что твой друг тебя за злато предал,

Ты свой род не посрамил в бою.

Спи спокойно, разберет Всевышний,

Кто подлец, а кто в герои вышел,

Кто погиб, но честь сберег свою.

В ковылях, седых, как летописцы,

Молодые голоса пичуг.

Не моей истории страницы

Во степи, где небу вечность снится,

И где память не моя хранится

В ржавых кольцах не моих кольчуг...

Левша

Левша блоху не только подковал,

Рукоремеслом явив успеха веху,

Он ей всю жизнь блошиную сломал,

Своей гордыне бросив на потеху.

Казалось бы, ну что нам та блоха?

Она свой век и босиком проскачет.

Не стоитпоговорки и стиха,

А вся Европа от восторга плачет.

И не во славу Родины святой -

Заслуг блошиных неприметна метка,

Едва блеснет подковкой золотой

В казне достоинств мелкая монетка.

Так вдруг сверкнет медаль ВДНХа

На скромном пиджакеу самородка,

А тот, гордыню усмиряя водкой,

Не видит в ней особого греха.

Хоть краток день и век безумно мал,

Блоха в подковках скачет и поныне.

Левша блоху не только подковал,

Он создал гимн бессмысленной гордыне.

И, может быть, стахановским трудом,

Явив талант, старанье и терпенье,

Построим блохам золотой роддом:

Европе на смех, нам на утешенье.

Троя

Любить с холодной головой,

Расчетливо и без сомненья,

Как будто сердце не с тобой,

А в леднике на сохраненье - нельзя.

Безумен был Парис,

Согласно древнему присловью,

Он взял себе бесценный приз,

Оплаченный чужою кровью.

Не зря, Парис, был счастлив ты,

Когда, собой безмерно гордый,

Вел воплощенье красоты

В прекраснейший на свете город.

Приам, не отворяй врата

Любимой Аполлоном Трои,

Несметны полчища врага,

Несокрушимы их герои.

Не приумножит красоты

Краса и золото Елены

Еще колеблются весы

Судьбы Приамова колена,

Сторожевые воют псы,

Не в силах вырваться из плена.

Уже бесстрашный Ахиллес

С коня рывком сорвал попону,

И лат его нещадный блеск

Слепит, как щит у Аполлона,

Лучом холодного огня

Меч вознесется над толпою,

Ахилл сожмет бока коня,

И боевое солнце дня

Узритсамо погибель Трои...

Приам, не принимай дары

С твоей погибелью во чреве,

Ты часть чудовищной игры,

Богами начатой во гневе.

История всегда проста,

И, путь свой жертвами отметя,

Мир не спасает красота,

Она дает ему бессмертье.

***

Я хочу на "Кон-Тики" и плыть на закат:

Волны бьются о бревна, как бьют об заклад,

И они победят в этом споре

Между парусом, небом и морем.

Будет солнце вставать над моей головой.

И летучие рыбы сновать надо мной.

Будет ветер рассказывать сказки

О таинственном острове Пасхи.

Там чужая природа, непонятная речь,

Там стоят истуканы с ушами до плеч

Без любви, без вниманья, без ласки -

Это остров с названием Пасхи.

Там скупые богатства: циновки и соль,

Там шаманят ветра поперек и повдоль,

У туземцев на бедрах повязки, -

Это остров с названием Пасхи.

Там на углях печется простая еда,

И у кромки песка так прозрачна вода,

Мы ныряем без трубки и маски.

Это остров с названием Пасхи.

Сложит парус крыло, как закроется том,

Я его дочитаю, быть может, потом,

И летучие рыбы и птицы

Улетают с последней страницы.

***

Ни аллергий, ни аллегорий -

Ничто не вечно под луной.

Оркестры будущим героям

Трубят безвременный отбой.

Где звуки басовитой тубы,

Безалкогольны, как "Дюшес",

Безвольно выбирают губы

Привычный поцелуйный жест.

На грани вечера и ночи

Не видно утра впереди,

И капля крови камень точит

За пазухой в твоей груди.

Под солнцем с краем ржавым, рваным

Терновый зацветет венец,

И я опять готова к ранам,

Теперь смертельным, наконец.

Херсонес

Анне Ахматовой

Ты помнишь ли ее, о Херсонес,

Давно умерший город, онемевший,

И без нее как будто овдовевший,

Ты был с ней, а теперь остался - без.

Ты помнишь ее девичью походку?

До королевской поступи - года,

И раковину - редкуюнаходку:

Приложишь к уху - в ней шумит вода.

О, летняя свобода Херсонеса,

Блаженное незнание судьбы,

Еще не королева, но принцесса

Грядущих слов, не знающих узды.

Татарские прибрежные аулы,

Обломки цельномраморных колонн...

От бабушки - приподнятые скулы

И свято имя до конца времен

Ты помнишь ли ее? Еще до славы,

Еще до боли, вылитой в стихе,

До стати и осанки величавой

Был узкий след сандалий на песке.

Непостижим великий океан

Ее глубин, ее безбрежной дали.

Прости нас, Анна, лучше мы не стали,

Как будто мы стихов твоих не знали,

Как будто все слова - сплошной обман.

Я с ней не вровень ни в стихе, ни в слове,

Сжигавшем душу в праведном огне.

О древний Херсонес, ее ты помни,

И раз за вечность вспомни обо мне.

Рэгтайм

Время сильных, время дерзких,

Откровенности и тайн,

Время нищеты и блеска -

Рэгтайм.

Модные самоубийства,

Спиритический сеанс,

Кокаин, стихи, витийства.

Пахитоска, декаданс.

Старый перстень с камнем редким,

Кружевного платья край,

Брошка, мушка, вуалетка -

Рэгтайм.

Утонченная лодыжка,

Под вуалью томный взор,

И любовная интрижка -

Полусмерть - полупозор.

Аромат духов французских

И английский крепкий чай,

И тапер с запястьем узким -

Рэгтайм.

Все за гранью, все на грани,

Так зловещи облака,

Свой гиперболоид Гарин

Не испытывал пока.

Что ж, по капельке абсента,

Черный кофе, горький лайм,

Отражение момента -

Рэгтайм

ТЕАТР ОДНОЙ АКТРИСЫ

Ассоль. Двадцать лет спустя

Стою себе на пирсе я,

Смотрю себе на волны я,

А волны к сваям ластятся,

Желают поиграть.

Жду сказочного принца я,

Поэтому взволнована.

А за спиной на колышке

Плакат: "Не приставать".

Не мчат по волнам мачо-то

Могучею армадою,

Чтоб осчастливить девушку,

Что ждет на берегу.

Под трубами и мачтами

Чего им, принцам, надо-то?

Уж я ли не сокровище,

Понять я не могу.

А за спиной внушительно:

"Не приставать, не чалиться,

Не наезжать, не париться -

Ищи другой причал".

Я в этой ситуации

Вполне могу отчаяться,

Поскольку очень хочется,

Чтоб кто-нибудь пристал.

Года мои немалые -

Уже тридцатник ломится,

А я все, дура старая,

Таскаюсь на причал.

Про паруса про алые

Врал сказочник, мне помнится,

А счастья нет, и принца нет.

Уж лучше бы молчал.

Златошвея

Как по бархату по алому

Золотым шитьем.

Вот и жизнь прошла без малого -

Для чего живем?

Да по краю мелким бисером -

За стежком стежок,

Пересматриваем мысленно

Каждый день-шажок.

Не по ветру алым парусом -

Ой, да ярок плат,

А что мы живем безрадостно,

Ты не виноват.

Жизнь не мерим мерой высшею,

Что кому дано,

Да не тем узором вышито

Жизни полотно.

Знать, не мне оно назначено -

Золото шитье,

Бирюзой-слезой оплачено

Не житье - бытье.

Паучиха

Я сплету паутину - ажурное нежное кружево,

Будут нити прозрачны и ядом медовым сладки.

И беспечный, как сон, мотылек, и муравей -

неустанный стахановец-труженик

Попадутся в мои беспощадные шелковые силки.

По утрам бриллиантовой россыпью росной

покрыты тенета,

Так красиво, что сердце мое замирает в груди.

В мой безвыходный рай я тебе

открываю ворота - заходи.

День и ночь я плету своей цепкой любви паутину,

Ею заткан кустарник, и лес, и твое холостое жилье.

На тебя я закинула сеть, как на крупную рыбу в путину.

Я сплету паутину - и ты попадешься в нее.

Побег

Живу деталью в интерьере

В тобой навязанной манере,

Как Вий, не поднимая век,

Но я жива, по крайней мере -

Побег.

Не от кастрюль и ложек-плошек,

От плюшевых собак и кошек,

Где простыни белы, как снег,

Где ты сидишь, такой хороший -

Побег.

И не от золота бесстыжего,

Его дурного глаза рыжего -

Оно не скрасило мой век,

Но душу как мочалку выжало -

Побег.

Не жить, друг друга избегая,

Как два волнистых попугая,

Которых кормит человек.

Из одноклеточного рая -

Побег.

Удавка шелковая свита,

Но воля - нет, не позабыта:

Истоки помнят устья рек.

Все решено, и дверь открыта -

Побег.

***

Брутальные брюнеты бесстрашны, как тореро,

Блондиночки-туристки уже готовы пасть.

Ах, что за темперамент - без удержу, без меры,

Его безумна сила, несокрушима власть.

Ах, бледные девицы из северного края,

Ах, чопорные дамы, ах, пуританский стиль!

Бегите искушенья, скорее прочь из рая

В свой дом, как в безопасный холодный монастырь.

Ах, страстные мужчины, коварные мужчины,

И речи ваши лживы, и сами вы - обман,

Но вам не покоряться есть лишь одна причина -

Став рыбой хладнокровной, вернуться в океан.

И там, в глубинах темных, недостижимых солнцу,

Прожить в тоске и мраке остаток рыбьих лет.

В крови холодной рыбьей едва ли страсть взорвется,

Когда призывно взглянет - ах, боже мой! - брюнет.

***

Елене Ковриго

Да не исчезнет красота

Из нашей повседневной жизни,

Как солнца свет, морские брызги,

Сирень цветущего куста.

И нежность персиковых щек,

И губ черешневая нота,

И брови дерзкого разлета,

Что не нахмурены еще.

Лица изысканный овал,

Изящный жест и томность взгляда -

Цветок таинственного сада

И в скань оправленный опал.

Да не исчезнет ясность глаз,

Во сне сомкнутые ресницы

И руки, словно крылья птицы,

Благословляющие нас.

И значит, жизнь не так пуста,

Пока в ней женщины прекрасны,

Душевны песни, небо ясно.

Да не исчезнет красота.

СОЛО ДЛЯ ДВОИХ

***

И снег был нестерпимо бел,

Как саваны для обреченных,

Когда касался наших тел

Разгоряченных.

Нас накрывал незримый смерч,

Несущий забытье кому-то,

Где размыкание рук - как смерть,

Пусть даже только на минуту.

И снег нездешней белизны

Был сладок сладостью нездешней,

Он расцветал среди зимы

Кустом сирени белой вешней.

Смывая поцелуй с лица,

В сугробы рухнем мы с тобою,

Как в шкурки белого песца,

Постеленные нам зимою.

Той белой снежностью с тобой

Я был обвенчан, как увечен,

И вдох, и выдохнаш любой

Был краток и беспечно вечен.

Вальс

Папа учил меня вальс танцевать, вальс.

С мамой они восхитительно танцевали под патефон -

Лучшая в мире пара, высокий класс,

Словно не вальс их кружил, а волшебный сон.

Папа был замечательный, великолепный танцор:

Офицерская выправка, особенный флотский шик.

Это редко, но все же встречается до сих пор

У тех, кто с юности кортик носить привык.

Я училась под "Вальс о вальсе" Шульженко

Ибыла неуклюжа, но папа не жалел для меня сил,

В каждом своем движении, в каждом жесте

Благороден, изыскан и невероятно красив.

Лишь на балах Офицерских собраний, давно

уже канувших в Лету,

На паркете ореховом, помнящем

мазурку и полонез,

Дамы кидались в вальс, как в любовь

по выигрышному билету -

Безрассудно, беспамятно, безоглядно,

безудержно, без...

***

Абраму Гроссману

Прости меня, весна, но мне милее осень,

Когда светает в семь, когда темнеет в восемь,

Но долог теплый день сентябрьский, пока

Слезам небес еще не приспешило литься,

Так предзакатна нежность старика,

Оправленная в горечь палых листьев.

Прости меня, весна, но астр осенних очи

Жгут душу языками бледного огня.

Прости меня за то, что сон прошедшей ночи

Отчетливей, чем явь сегодняшнего дня.

Весенняя пора, забава молодых...

Прости меня, весна, но осень мне милее,

Когда метет листва по выцветшим аллеям,

И до зимы созреть успеет новый стих

Под музыку ветров в размере семь восьмых.

Выпускной

И танцы босиком на мостовой,

На теплой черепаховой брусчатке,

Где свежий ветер в бархатной перчатке

Легко ерошит клен над головой,

И наших ног не вечны отпечатки

Под вечной пятипалою листвой.

Доселе ненадеванные туфли

Отброшены - мешают! - в пыль обочин,

И губы так предательски припухли

От взрослых поцелуев этой ночи,

Лицо горит от ласковых пощечин

Кленовой целомудренной листвы.

Нас никогда не понимали вы,

Солидные всезнающие люди,

У вас, у взрослых, никогда не будет

Ни танцев босиком на мостовой,

Ни лиц, исхлестанных ночной листвой,

Когда бушует вечер выпускной,

Когда возможны всякие безумства,

И целоваться нестерпимо вкусно,

И мы считаем, что уже не дети.

Но встанет день, недетских сказок полный,

В халате желтом, как рабочий полдень,

С холщевою петелькой на спине,

Наш первый день во взрослом первом лете,

Как первый шаг по будущей стерне.

Фокстрот

Переменным шагом лисьим,

Чтоб дыхание рот в рот,

Чтобы быстро, очень быстро -

Фокстрот.

Тонких юбок колыханье,

Обнаженных рук разлет,

Твоего бедра касанье -

Фокстрот.

И танцзал бескрайней тундры,

Пол качается, как плот,

Это радостно и трудно -

Фокстрот.

Страстный выдох саксофона

Упоителен и быстр,

От хрустального плафона

Под ногами россыпь искр,

И по лунной их дорожке

Музыка легко несет

Золотые босоножки,

Наш серебряный фокстрот.

Но крепки твои ладони,

И нежна твоя рука.

В этом сладостном полоне

Я на миг - и на века.

***

Аркадию

Сосны по щиколотку в воде,

Совсем уже скоро поспеет лещина.

Быть любви, и значит, что быть беде,

Или я не женщина, а ты не мужчина.

Солнце встанет по пояс в цветах и траве,

Словно глазунья с зеленым луком,

Солью выбеленные волосы на твоей голове

Будут пахнуть морем и близкой разлукой.

В центре круглой поляны, упругой,

как плоский живот,

Пуп земли - муравейник, в котором

никто не живет,

Новорожденных елочек нежные мягкие жала.

Все пройдет, мы же знали, что все пройдет,

Будет то же, что было, и тоже пройдет,

Где поляна грудью к воде прижалась,

Соль морская, как иней, на травы падет,

И цветы умрут, и траваумрет,

И останется только печаль и жалость.

***

Февраль.

Достать чернил и плакать.

Открыть заветную тетрадь,

Слезами все вокруг закапать:

Буфет, столешницу, кровать

(Теперь в ней будет мокро спать),

Пером страницу исцарапать,

Дождаться марта.

Зарыдать...

Какое низкое коварство -

Весенний приступ графоманства,

И с ним никак не совладать.

Такая пакость, хуже пьянства.

Но, впрочем, есть одно лекарство:

Разлить чернила.

Не писать.

***

И - ни вкуса, ни цвета, ни запаха

Нет у нашего позднего завтрака

С послевкусием ночи любви,

И рубашки крахмальные заморозки

Поцелуи остудят твои.

Эта ночь вне законов морали -

Петухи уже трижды орали,

Но рассвет еще не наступал,

И глаза мы не закрывали,

Чтобы он нас врасплох не застал.

Я сварю тебе черного кофе,

Как когда-то мы пили на Корфу,

Норецепторы обожжены.

Так изыскан твой мраморный профиль,

Только кончики пальцев нежны.

Целомудренны мы и бесстыдны,

Прозорливы и недальновидны,

Мы не ведаем будущих бед.

Совпадают у нас биоритмы:

Поздний завтрак, почти что обед..

Разлука

В ротонде круглой, как арена,

Где старый мрамор прост и чист,

Два атрибута неизменных:

Лоза и прошлогодний лист.

Я говорю тебе слова,

Ты слышишь, но не понимаешь,

Меня ты даже обнимаешь,

Но плеч касаешься едва.

Уже предчувствуя разлуку,

Ты мне протягиваешь руку,

Но холодна твоя рука,

Судьба, как пони, мчит по кругу,

Опилки свежие копытя,

И ясно нам наверняка:

Мы больше не нужны друг другу,

И хочется завыть и выпить.

В ротонде круглой, как манеж,

Судьба по кругу, точно пони,

Безостановочно бежит,

И прошлогодний лист дрожит

В моей оставленной ладони.

Сиртаки

Ремешки сандалий моих плетеных

Обвивают голень до яблок коленей,

На холмах в оливковых рощах темных

Легконогих ланей мелькают тени.

И туника расшита золотой нитью,

Схвачена под грудью пояском блестящим,

Словно мрамор колонн с виноградной

плетью

Сопрягает прошлое с настоящим.

За вечерней трапезой с сыром козьим

И инжиром сладким, и вином терпким

Виноградные благословим гроздья

Поцелуем нежным, объятьем крепким.

Твоих сильных рук огрубела кожа

От работ трудных, от морской соли,

И мою судьбу прочитать можно

По суровым складкам твоих ладоней.

И когда туманы скрывают тайны,

И сирокко сдувает с волн белую накипь,

Мы танцуем лучший на свете танец -

Нам завещанный эллинами сиртаки.

Наша цепь неразрывна, как море и берег,

Где лоза беременна виноградом,

Опустевшая амфора вином бредит,

И мое плечо да с твоим рядом.

И, мудрей Диогена, в дубовых бочках

Вызревает вино цвета темной крови.

Мы сиртаки танцуем не поодиночке,

Потому что лишь вместе мы с богами вровень.

Монотонный ритм нарастает мощно

От простого престо до грома крещендо.

Этот танец не дань уходящей моде,

А веленье души и желанье сердца.

Возьмемся крепче за руки,

И раз, и два, и раз, и два,

Над морем солнца зарево

Затеплилось едва.

И мы с тобой, и мы с тобой

Судьбы читаем знаки,

Наш танец вечен, как любовь -

Божественный сиртаки.

Кафе"осень"

Аркадию

Эта осень с пейзажей Моне и Сезанна,

С полотняными крышами кабриолетов,

Заштрихованы косо зонты парижанок

Моросящим дождем, отпевающим лето.

Саксофон, пианино, труба и гитара,

Деревянных столешниц незахватанный глянец,

Мы с тобою такая прекрасная пара,

Жаль, для нас он последний,

этот медленный танец.

Мы с тобою случайны, как блюз в подворотне,

Как монашки в притоне, клошары в Версале.

Значит, было угодно погоде, природе,

Чтобы лето в фаворе, а осень в опале.

И сейчас мы случайны при встрече короткой

В придорожной кафешке с остывшим "эспрессо".

Облетевшие листья повзводно, поротно

Погибают в кострах без борьбы и протеста.

Словно пьяные ангелы, музыканты безгрешны,

Фары наших машин от тумана слезятся,

И рыдает в кафе саксофон безутешно

На последних аккордах прощального танца.

Просигналит клаксон с легкой долей цинизма,

Но как будто впервые от создания мира -

Эта осень в манере импрессионизма,

Эта горечь и страсти в манере Шекспира.

Танго

Лизнуть соленое запястье,

Глоток текилы илимон -

Парит безудержное счастье

Под старенький аккордеон.

Это тайна

Со вкусом манго,

Этот танец

Зовется танго,

Это странно,

Но это именно так.

Браслеты звякнут на запястье,

На палец виски "Баллантайн" -

И снова кружит в вихре страсти

Наисладчайшая из тайн.

Ноги лижет,

Как пес бродячий,

Юбок нижних

Атлас горячий,

Ближе, ближе -

И мы едины с тобой.

Не выпускай мое запястье,
Еще не кончился полет

Звезды, упавшей в одночасье

На пол с заоблачных высот.

Только роза

В зубах зажата,

Тела бронза

В лучах заката,

Это доза,

Адреналина в крови

На запястье

Браслеты дрогнут,

Эхо страсти

Не будет долгим,

Это счастье -

Лишь танго нашей любви.

Попытка шансона

Давиду Теперу

Не убить здесь вечер ранний

Нет причины ни одной,

Мудрый лабух ресторанный,

Ты сегодня мне родной.

Я по жизни неприкаян,

Мне б погреться у огня

До того, как брат мой Каин

Доберется до меня.

Здесь по паре каждой твари,

Но любой один, как перст,

Здесь лабают на гитаре

И танцуют под оркестр.

Я, случайный посетитель,

Здесь пропью последний грош,

Искуситель и спаситель,

Только душу мне не трожь.

Где объедки и окурки,

И французские духи,

Три блатных аккорда"Мурки"

Отпускают мне грехи.

Увезет меня "Извозчик"

От засиженных столов

В мир восторженных эмоций

И высоких чувств и слов.

И покажется, что справной

Будет завтрашняя жизнь.

Мудрый лабух ресторанный,

Это чудо удержи.

Румба

Это молнии меч,

Сумасшедшая бомба,

Этот огненный смерч

Называется румба.

Не смеюсь и не плачу,

Но в руках твоих таю,

Мой потерянный мачо,

Я тебя обретаю.

Не серебряный рубль -

Звон гитары и банджо,

Уведи меня, румба,

Убеди меня, румба,

Околдуй меня даже.

Разрази меня гром,

Все равно не раскаюсь,

Что горячим бедром

Я к тебе прикасаюсь.

И полжизни не жалко

За продление мига,

Обнимай меня жарко,

Ненасытный амиго.

Я не прячу колени

И браслет на лодыжке,

Убегаю из плена,

Но ты в спину мне дышишь.

Оттолкнешь и притянешь,

То так нежно, то грубо,

Отдалишь и приманишь,

Словно жизнь - это румба.

Своим сердцем разбитым

Я за все заплатила,

Мой партнер динамитный,

Смуглотелый латинос.

Мое пестрое платье -

Как летящая клумба,

И последним объятьем

Завершается румба.

Я к ногам твоим рухну,

Обессилена страстью.

Будь ты проклята, румба.

Будь ты вечною, румба,

Моя гибель и счастье.

***

Когда я приеду к тебе, то пускай будет

раннее утро,

И даже не утро само, а еще предрассветье,

Пока не проявлены краски на клумбах, и

кажется хмурым

В бесцветной листве, как в засаде,

вчера затаившийся ветер.

От крохотной площадисерой такой,

привокзальной, -

Там дремлют ларьки, опустив занавески

из ситчика цвета шафрана.

И вечная лужа у входа стремится

казаться хрустальной,

Ажирный котяра - приблуда буфетный,

на миг приоткрывает своизеленые фары.

Я двинусь со скоростью солнца по улице,

словно по небу,

И ветер проснется, и шею мою поцелует

щекотно,

И хлынет в лицо запах свежепеченого хлеба,

И вспыхнут цветы опереньем жар-птицы

победительно ибесповоротно.

И будет светло, когда я поднимусь по

ступеням,

Отбросив багаж немудрящий:

сувениры, открытки, платочки...

Откроется дверь без звонка, у меня подогнутся

колени,

И солнце над нами встанет твердой и

окончательной точкой.

Про кошку

Очень трудно найти черную кошку в темной

комнате, особенно, если ее там нет.

Старинная мудрость

Мы ищем кошку в темной комнате,

Пока не зажигая света,

Мудрец считал,там кошки нету,

Вы помните?

Она вела себя нахально:

Украла колбасу - и в спальню.

Мы бросились за ней - искать,

Но вдруг наткнулись на кровать,

Мы в темноте о ней забыли,

О кошке мы забыли тоже:

Пусть хоть объестся колбасой,

А мы вдвоем с тобой уплыли

На нашем многоспальном ложе.

Без абажура и босой,

Торшер не лил свой свет на кожу,

Она светилась в темноте,

Где кошки не было в помине.

На белом простынном листе

Твое почти святое имя

Я дал бесстыдной наготе.

Философ, видимо, скучал

И развлекался с кошкой черной.

Чесночный запах источал

Шмат свежей колбасы копченой,

Его хозяйственная кошка

Под тумбу спрятала за ножку.

Но запах непорочных трав

Витал над нами в это лето,

А прав мудрец или не прав,

Нам было безразлично это.

Саксофон

Мелким пуговкам тесно

На шифоновой блузке.

Признаюсь Вам, маэстро:

Я люблю эту музыку.

Не простуженный плакса

Под аккомпанемент -

Гениального Сакса

Зазвучал инструмент.

Змей из райского сада,

Изгибая свой торс,

Искушения ради

К чьим губам ты прирос?

Пустогорлым валторнам,

Выдувающим спесь,

Подпевает с восторгом

Дивный голос, которым

Никогда мне не спеть.

Непростительно мало -

Трехоктавный полет,

Не хватает вокала,

Если он запоет.

И пронзительней жалости,

Многозначнее Канта,

Он для блюзов и джазов,

Для ноктюрнов и кантри.

Воплощенная нежность,

Неприкрытая сила.

Ты же помнишь, конечно,

Как тебя я любила,

Как под праздничной блузкой

Голубого шифона

Было тесно от музыки

Твоего саксофона.

Чаевник

Я умер в прошлый понедельник

От горя и тоски. Во сне,

Когда вечерний бриз-бездельник

Задернул шторы на окне.

Я так Вас ждал на чай в субботу,

Купил пирожное буше

И в чай добавил бергамоту,

Что Вам особо по душе.

И в воскресенье не пришли Вы,

А я так ждал, я был так рад,

Но трюфеля и джем из сливы

Свой потеряли аромат.

Тогда я взял себе и умер.

Зачем мне житьв такой тоске?

А мерзкий телефонный зуммер

Жужжал, как муха на виске.

Пришла молочница во вторник,

Я ей, конечно, не открыл.

Соседский кот, подлец проворный,

Сметану на крыльце разлил

И, нализавшись до отвала,

Кот вышел, видимо, в астрал.

А я лежу, мне горя мало,

Я умер, я же вам сказал.

Была жара, сметана скисла,

Полночный приближался час,

И жизнь, и смерть лишились смысла,

Но тут пришло письмо от Вас,

Что приглашаете к обеду,

Что будете скучать и ждать...

Придется мне воскреснуть в среду,

Я не могу Вам отказать.

***

Час поздний. Пора мне. Прощайте. Простите,

Я что-то сегодня у вас засиделся.

Пойду. А соскучитесь - вновь пригласите

От чистого сердца. От чистого сердца.

Накройте нам стол к полуденному чаю

С любимыми сушками и мармеладом,

А если я раньше по вам заскучаю,

Представлю, что снова мы рядом да ладом.

Ах, как мне от вас уходить нестерпимо,

Но в нашем романе нет сцены постельной,

И щелкнет замок, словно выстрелит в спину,

Как рецидивисту статьи подрасстрельной.

Притворных приличий прилежные танцы -

Зачем мы их так исполняем усердно?

Скажите мне просто: "Вам лучше остаться".

Скажите мне это от чистого сердца.

***

Юлику Татти

Не дожить мне до рассвета

И на помощь не зови -

Этой ночью в это лето

Я сгораю от любви.

Это верная примета -

На двоих один огонь.

Я ворвался в это лето,

Словно прыгнул без билета

В отъезжающий вагон.

И не нужно нам с тобою

Никаких других примет:

Нас на свете только двое,

Никого другого нет.

Нет табу и нет запретов,

Этот танец только мой.

Все, что можно этим летом,

Нам аукнется зимой.

А пока в ловушке лета

Пленены, опалены...

Мне дожить бы до рассвета,

А потом и до зимы.

Музыка. Кода

Леониду Гольдбергу

Не звучи во мне больше музыка,

Не будоражь, не тревожь,

Ты же видишь, от боли я мучаюсь,

Словно плоть мне кромсает нож.

Не звучи во мне больше ни ноткою,

Ни последним эхом зари.

Пожелтевшею старою фоткою

На обоях старых замри.

На костре своей бесноватости

Не сжигай посреди толпы

На крутом эшафоте радости,

На поленьях чужой мечты.

Не терзай ты меня, я смирная,

Я уже не пою - молчу,

По тебе, как по полю минному

Больше я бежать не хочу.

Отпусти меня, ставшая мукою

Наяву и во сне,

Не звучи во мне больше, музыка,

Не воскреснуть мне...

Но всевидящую и мудрую,

Как огонь и живая вода,

Я тебя заклинаю, музыка,

Не оставь меня навсегда.

ПЛЕННИКИ СВОБОДЫ

Волчица

Первый снег под лапами тает,

Вам живою меня не взять,

Я - последняя самка стаи

И последняя в стае мать.

За спиной моей лай собачий -

Приближается смертный час,

Знать, звезда нашей волчьей удачи

Отвернулась нынче от нас.

Мне вожак прохрипел предсмертно,

Боль, выхаркивая из груди,

На последних кровавых метрах:

"Уводи щенят, уводи!"

И бегу я по тайным тропам,

Где смешались и снег, и грязь,

И за волчьим моим галопом

Лишь следов остается вязь.

И, неопытные следопыты,

Спотыкаясь, за мною мчат

Пять последних надежд неубитых,

Пять последних моих волчат.

А за спинами, точно лава -

Не укрыться и не избежать -

Настигает нас смерть-облава,

Но живой вамменя не взять.

И когда, скрываясь из виду,

Мои дети юркнут в кусты,

Я сама под выстрелы выйду

И умру поперек тропы.

Может, я предсмертно завою,

Может, некогда будет выть -

Вы не взяли меня живою,

Ну да, впрочем, и черт со мною,

Лишь волчатам бы выжить и жить,

Чтоб избыв детский страх потери,

По округе сеяли страх

Новой стаи матерые звери

С лютой ненавистью в глазах,

Чтоб над полем заснеженным ловчим

Отделяла от дней вечера

Зверь-звезда цвета крови волчьей,

Той, что пролили вы вчера.

***

Я люблю одиночество, когда ни друзей, ни врагов,

В коммунальном ковчеге и без меня каждой твари

по паре,

Ты напрасно так сладко поешь о любви своей

без берегов,

Я в ней вязну, как муха в ночном

паутинном кошмаре.

Мне милы полевые цветы в керамической вазочке

цвета засохшей травы,

И ненавистны признаний твоих удушающие

объятья,

Я весьма сожалею, но эта роза, увы,

Не подходит к моему платью.

Не дари никогда мне этих колючих цветов

Сотвратительным запахом сладких

духов примитивных,

В их зеленых ладошках зажаты охапки

атласных листов,

На которых таятся пошлейших стишков

непроявленные негативы.

Не хочу больше слышать измышлений

бульварной толпы,

Не хлещи меня своей нежностью,

как сыромятною плетью.

Я уже говорила, мне кажется, что эта роза, увы,

Не подходит к моему платью.

Франсуа Вийону

За густыми облаками

Тайна за семью замками -

Воровской сходняк светил.

Там блестящими руками

Месяц звезды захватил.

Под туманной плащаницей

Темных улиц вереницы

Без названий и имен,

Одноглазой смотрит птицей

Лишь одно среди окон.

Вышел месяц из тумана,

Вынул ножик из кармана -

Вы не смеете не сметь!

Нынче будет без обмана

Либо свадьба, либо смерть.

Пес-поводырь путь укажет,

По раскладу карта ляжет,

Глухо крикнет коростель.

За меня сегодня скажут

Шпага, пуля и кистень.

Ночь черна, как духи ада,

За любым углом засада,

Но меня не удержать -

По заслугам и награда

Тем, кто смеет побеждать.

Этой ночью воровскою

Мы поженимся с тобою,

Что бы ворон не кричал,

Лишь бы с черною бедою

Он меня не повенчал.

Но под утро небо чисто,

Звезд бесценное монисто

Звон рассыплет золотой,

Было весело и честно,

Подфартило нам с тобой.

Мчит блестящая карета

Неизбежного рассвета,

Алый конь как пуля скор,

Едет солнце без билета

Важное, как прокурор.

Добыча

Как ни горько признать, но приходится:

Не охотница я, не охотница,

Я чужая добыча, я дичь,

За которою гонятся.

И в убогой берлоге моей

Ни открытых окон, ни дверей,

Я давно никого не хочу,

Ни врагов, ни друзей.

Тишиной, как медвежьею полостью

С головою укрыта я полностью,

Пусть никто не подходит ко мне

Ни с любовью, ни с подлостью.

Наливается кровью закат -

Он не друг и не враг, и не брат,

Я сама никого не люблю

И никто мне не рад.

***

На заре из Назарета

Без котомки, без дорог

Уходил босой по свету

Молодой кудрявый Бог.

Что он знал о мире дольнем,

Где любой убог и сир?

Просто сердцу было больно

За несчастный этот мир.

Мир, где все погрязли в дрязгах,

Мир духовной пустоты,

Где гораздо больше грязи,

Чем любви и чистоты.

Где безгрешные блудницы

И порочны мудрецы,

Где одним зерном пшеницы

Сыты птицы и певцы.

Что в подлунном мире ценно?

Что спасать, любить кого?

Выход твой на эту сцену

Не изменит ничего.

Люди злы, бесстыдны, грешны,

Душам их спасенья нет...

Хоть на ослике, хоть пеший -

Возвращайся в Назарет.

***

На землю предков пал туман...

В моем предутреннем окне

За приоткрытой занавеской

Как будто бы пейзаж Моне

Висит нечеткий и нерезкий.

Фантомы улиц и домов,

Машин подводные движенья

И миражи полутонов

Тревожат нам воображенье.

Какое, право, заблужденье -

Искать реальностьв мираже,

Где сыплет мелкий дождь осенний.

На улочках, ведущих к Сене,

Асфальт насквозь промок уже.

Туманным затканы муаром,

Едва мерещатся вдали

На низких берегах Луары

Добротной кладки замков старых

Космические корабли.

Редеет дымчатая вязь,

С лучами первыми борясь,

И побежден ночной туман.

Какой изысканный обман -

Реальность импрессионизма,

И сквозь аквариум окна

Не жизнь реальная видна,

А только ожиданье жизни.

***

Мне от сотворенья мира,

Как кухарке после пира,

Лишь огрызки бытия,

Да немытая посуда,

Да постель чужого блуда,

Только съемная квартира

Относительно моя,

Да еще судьба-паскуда

Стирку в тазик загружая,

Вас встречая, провожая,

Выезжая и въезжая,

Ключ сдавая от дверей,

Знаю я: дыра чужая

Будет временно моей.

Невеселая картинка:

Вянут пестик и тычинка.

Что мое? Шкафов начинка,

Книги, обувь и белье,

Да еще свинья-копилка -

Вот и все, что здесь мое.

И давно уже не важно:

Невезенье ли, удача,

Что бесценно, что продажно,

Что престижно, эпатажно,

Что утрачено однажды,

Что получено на сдачу,

Все на время, не на вечность,

Зверство или человечность,

Бутафорский, настоящий,

Что здесь тускло, что блестяще?

И не редька хрена слаще,

А субботнее вино,

Даже кошка приходяща

Через низкое окно.

Кошке, кстати, все равно.

Неказиста безымущность,

Легкость тяжкого бытья.

Оболочка, а не сущность

Там, где я была не я.

Не жила, а приживалась,

Не гордилась - унижалась,

От меня всего осталось

Неуменье быть вдвоем,

Да кусок души, где жалость

Не сдаваема в наем.

***

Я влюбленная дура,

Я просто влюбленная дура,

Безответно люблю, безнадежно,

Но усердно, без лени,

Безгранична любовь моя,

Словно весенняя тундра,

По которой промчались

Гонимые страстью олени.

И любви моей кустики чахлые

Над ягелем твоего безразличия,

Всего лишь мелкие частности,

Незаметные до неприличия.

Олениха последнего гона

С золотой пятнистою шкурой,

Я с любовью своей,

Как мишень посреди полигона -

Дура дурой стою,

Дура дурой.

Я люблю из последних сил своих,

Но боюсь,

Что меня надолго уже не хватит.

Все кончается,

Даже самый прекрасный стих,

Все изнашивается,

Даже любимое платье.

И когда я пойму,

Что уже не люблю тебя, а ненавижу,

Как равнину - горы,

Как плотину - реки,

И тогда я скажу:

"Поднимите мне веки!",

Потому что по-прежнему кроме тебя

Я ничего не вижу.

Баллада о зависти

Дмитрию Почтарю

Не позавидуй богачу

За то, что денег много,

Не позавидуй палачу -

Его душа убога.

Не позавидуй подлецу

Без совести и чести,

Не позавидуй мудрецу,

Что недоступен лести.

Тому, кто сытно ест и пьет,

Тому, кто в роскоши живет,

Кто режет правду-матку,

Не позавидуй тем, кто врет

Бессмысленно и гадко.

Но обзавидуйся до слез

И до ладоней влажных,

Когда сыграет виртуоз

Тебе ноктюрн однажды.

Тогда каленою стрелой,

Пассаж, исполнив сложный

Пробьет смычок защитный слой

Твоей брони подкожной.

И вот нутро обнажено,

Как будто бы обожжено

Такимвысоким счастьем,

Что может быть всего одно -

Недолго и нечасто.

Не позавидуй, видит Бог,

Ни трусу, ни герою,

Ни мальчику, что душу сжег

Волшебною игрою.

И коль угодно небесам

Сиять высоким светом,

Себе ты позавидуй сам

За то, что слушал это.

***

Клен осенний златоглав, как собор,

И помпезен,как гробница вождя.

Скоро будет он расстрелян в упор

Беспощадною шрапнелью дождя.

И каркас ветвей воздев в небеса,

На морозе он замрет, как умрет,

Так оставит архитектор леса

Для собора, что весной возведет.

Но пока еще твой светел наряд

Над панбархатом пожухлой травы,

Душу мне позолоти, листопад,

Ассигнацией сусальной листвы.

Куст шиповника в цыганском платке,

Тонких веточек ажурная вязь,

Словно линии судьбы на руке,

Что читает осень, не торопясь.

Все, что будет, знаю я наперед,

Все, что было -запиши и порви.

Заполошною сиреной орет

Кот бродячий, возжелавший любви.

Я, конечно, не помоечный кот,

Но живу, как он, у всех на виду,

Может быть, и мне в любви повезет,

Если к клену, как на паперть, приду.

***

Прошу не справедливости, но милости -

Бессильно слово,

Когда к твоей суровой справедливости

Я не готова.

По жизни я отчаянно спешила,

Искала счастья,

Поэтому, наверно, и грешила,

Молясь нечасто.

И не преумножала, не хранила

Того, что бренно,

Теряла и отчаянно дарила,

Как волны - пену.

При всех своих непоправимых минусах

Мы меру знаем:

Прошу не справедливости, но милости -

И Бог с тем раем.

***

Мужчины, не познавшие меня,

Как жаль, что между нами не случалось

Того непобедимого огня,

Что всех безумств высокое начало.

В греховных снах обиженных мужчин

Являлась в многоженственных обличьях,

Так птица Сирин множество личин

Таит в безликом оперенье птичьем.

И каплей лжи себя не замарав,

Внесу я эту истину в скрижаль:

Мужчины, не познавшие меня,

Мне так вас жаль...

***

Рыдать, страдать и бить посуду

Не буду.

Я посмотрю на это так:

Пустяк.

Я молода, умна, красива,

Спасибо,

И если ты не оценил,

Свалил

И разыграл сюжет избитый -

Иди ты.

***

ГалинеАйзендорф

Февраль опять подкрался незаметно:

Завыл ветрами, замочил дождем.

Забытая мелодия для флейты

Напомнит нам о том, зачем живем.

Кастрюли, поварешки, сковородки -

Наш накрепко зазубренный урок,

Но бабий век не очень и короткий,

120 лет - вполне приличный срок.

Считать года - не женская привычка,

Но дата нынче больно хороша,

Мы юбилей справляем не для птички,

Не для сороки или для синички -

Для Галочки, как требует душа.

Не старясь, только становясь мудрее,

Удерживая прочно высоту,

Свои мы исполняем юбилеи,

Как песни сочиняем - на лету.

Пути Господни неисповедимы,

Но, зная слабость некую свою,

Душе своей решительно велим мы:

"Душа, подвинься, или оболью!"

Мелодия для флейты не забыта,

Но нежной флейте не пришел черед,

И торжествуя над постылым бытом,

Гитара женским голосом поет.

Можжевеловые четки

По бусинам-годам на четках

Судьба прописана нечетко.

Перебери их. Пальцы нежны

И чутко помнят каждый штрих:

Вот эта бусина - надежда.

Был Новый год тогда бесснежный,

Был стол, накрытый на двоих.

Вот эта бусина - иное.

Тогда в гармонии с собою

Мы прожили наш краткий год,

Не споря с выпавшей судьбою

И зная точно: мы с тобою

Одно, хоть нас с тобой и двое,

А наносное все пройдет.

А вот - утраты и потери

Открыли счет, и он велик.

Стояли звери возле двери,

И страшен был их зверский лик.

И бусы вытерты до блеска,

До можжевелова нутра,

Под пальцами струится леска,

Которую сменить пора,

Вот изотрется - разорвется,

Ибусин будет не собрать,

Но вряд ли после доведется

Свою судьбу переиграть.

Изысканны и безыскусны,

Суровой вечности рабы,

Года нанизаны, как бусы,

На тонкой ниточке судьбы.

На пальцах остается запах,

Слегка пьянящий, словно "Брют",

Воспоминаний давних залпы

Еще больней по сердцу бьют.

И нервов крепкие бечевки

От напряжения дрожат.

Жаль, что зеленые девчонки...

Нет, это счастье, что девчонки

О будущем не ворожат

И лишь под старость верят в четки.

Лисы в винограднике

Еще он зелен, виноград,

Еще желания невинны,

И смоква сыпью ягод винных

Не осыпает всех подряд,

И лисы терпеливо ждут,

Таясь в лозовом междурядье,

Как гроздья сладость наберут

В лиловом дымчатом наряде.

А лето делает свою

Непостижимую работу.

И даже ангелы в раю

Потеют до седьмого пота.

И наливаются жарой

Плоды на дереве познанья,

И фиговых листков покрой,

Как будто девственности знамя,

Так раздражает нас порой.

Но зреет, зреет виноград,

И зреют грешные желанья.

У корня дерева познанья,

Как будто в центре мирозданья -

Огрызков яблочных парад.

И, терпеливы и мудры,

В осенних кущах винограда

Дождутся лисы той поры,

Когда, как приз в конце игры,

Им прямо в пасть падет награда.

***

Благословенна ночь - домашнее тепло,

Ладонь твоей рукимоей щекой согрета,

Благословенен дождь, что постучал в окно

И разбудил меня, чтоб я ценила это.

Благословен рассвет. Как сонные сурки

Припухших век своих мы размыкаем щелки,

В прибежище от бед - изгиб твоей руки -

Я утыкаю нос и заспанные щеки.

Благословенен день забот и суеты,

Благословенен день за то, что скоро вечер.

Нас двое - я и ты. Нас много - я и ты.

И на двоих одна жизнь и судьба, и встреча.

Софа Бронштейн, как никто, умеет улыбаться: улыбаться

нежно, улыбаться саркастически, улыбаться язвительно. Ко-

гда-то улыбка Джоконды вывела нас из средневековой тол-

пы к личностям Просвещения.Затем была улыбка

Струйской с портрета Рокотова,создавшаяинтеллигенцию

в стране исхода. А потом появилась улыбка, которая нашему

поколению ближе всего - улыбка Кабирии, улыбка сквозь

слезы, важнейшая и трогательнейшая из улыбок. Софа

может мастерски передавать чувства и настроения так,

что заставляетулыбаться сквозьслезы своих читателей.

Сима Левина, культуролог

В стихах Софии Бронштейн отмечаешь великолепное вла-

дение языком и умение использовать его тончайшие

нюансы. Удивляет стилевое разнообразие, широта ее тема-

тического диапазона. Особенно восхищает доступное ей

искусство перевоплощения, когда поэт говорит от имени

персонажей своих произведений.

Борис Стрельцов,поэт, журналист

София не боится, казалось бы, обыденных, простореч-

ных слов и выражений... Она не избегает откровенного

рассказа о самом сокровенном в любви - ее высокомэро-

тизме. А рядом с этим - многообразие духовных прояв-

лений любви, ее радостей и горестей...Она - мастер дета-

ли - зримой, слышимой и даже обоняемой... Из деталей,

их сочетания и взаимодействия вырастает образ мира. В од-

номслучае - в его эмоциональном драматизме, в другом-

в его историческом бытии, в третьем - в его природном

многообразии...

Лея Левитан, доктор филологии

Леонид Цилевич, профессор, доктор филологии

СОДЕРЖАНИЕ

АЗЫ И ОСНОВЫ

Триптих взросления

Посыл

Оглядка

Моей маме

Как нынче небеса бездонны

Прогулки в субботу

У каждого лета свои амулеты

Июль шелковичный

Мы росли во дворе, где, играя, учились жить.

Самохарактеристика

ОАЗИСЫ

Уныл пейзаж сухой пустыни,

Я приближаюсь, голову накрыв

Пикник на траве

Перелетное

Задолго до...

Черника

Благословен ты, богоданный брег

Плач по белой персидской сирени

Как вдохновенно ирисы цветут

Изабелла

Расскажи мне о дожде

Благослови меня, о дождь,

Весенних сумерек помарки

За горизонт, как за края тарелки

Бумеранг

Разгром и победа

Времена года

Среди земель, среди времен

ХРОНИКА БЫЛЫХ ВРЕМЕН

Князь

Левша

Троя

Я хочу на "Кон-Тики" и плыть на закат

Ни аллергий, ни аллегорий

Херсонес

Рэгтайм

ТЕАТР ОДНОЙ АКТРИСЫ

Ассоль. Двадцать лет спустя

Златошвея

Паучиха

Побег

Брутальные брюнеты

Да не исчезнет красота

СОЛО ДЛЯ ДВОИХ

И снег был нестерпимо бел

Вальс

Прости меня, весна

Выпускной

Фокстрот

Сосны по щиколотку в воде

Февраль.

И - ни вкуса, ни цвета, ни запаха

Разлука

Сиртаки

Кафе"осень"

Танго

Попытка шансона

Румба

Когда я приеду к тебе, то пускай будет

Про кошку

Саксофон

Чаевник

Час поздний. Пора мне. Прощайте. Простите

Не дожить мне до рассвета

Музыка. Кода

ПЛЕННИКИ СВОБОДЫ

Волчица

Я люблю одиночество, когда ни друзей, ни врагов

Франсуа Вийону

Добыча

На заре из Назарета

На землю предков пал туман...

Мне от сотворенья мира

Я влюбленная дура

Баллада о зависти

Клен осенний златоглав, как собор,

Куст шиповника в цыганском платке,

Прошу не справедливости, но милости

Мужчины, не познавшие меня,

Рыдать, страдать и бить посуду

Февраль опять подкрался незаметно

Можжевеловые четки

Лисы в винограднике

Благословенна ночь

Оставить комментарий © Copyright Бронштейн София (gala.aizen@gmail.com) Размещен: 26/03/2017, изменен: 26/03/2017. 113k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Бронштейн София : другие произведения.

Тупик доброй надежды