Аннотация: Грузинская трагедия в отечественных реалиях
АГНЕЦ НА ЗАКЛАНИЕ
Физрук Витай Павлович подошел к турнику, подтянулся и только было собрался исполнить на бис красивый поворот с соскоком, как явственно услышал басовитое и протяжное:
- Виталий Павлович, я вас люб-лю-ю!
От неожиданности пальцы физрука разжались, и он звучно шлепнулся на маты.
- Виталий Павлович, где больно? Сзади? Дайте я посмотрю! - чьи-то проворные руки оттянули резинку тренировочных штанов, и холодная, скользкая ладонь опустилась на ягодицы.
Виталий Павлович вскочил на ноги, лихорадочно поправляя нарушенный туалет, и, пятясь, стал отступать по направлению к выходу из спортивного зала. Следом за ним с глазами, полными невыразимой тоски и муки, шествовал девятиклассник Гиви Гобелия.
Для Виталия Павловича наступили трудные времена. Где бы он ни находился, он постоянно ощущал присутствие своего тайного воздыхателя. Гиви поджидал его у школы и взволнованным голосом, беззастенчиво пожирая глазами, соблазнял прокатиться на папиной “тачке”, посетить ресторан или махнуть на пару дней к морю “пить вино и кушать сациви”. При этом он многозначительно шелестел купюрами и клялся мамой, что устроит все в лучшем виде.
Витай Павлович сопротивлялся, как мог. Объяснял, что женат, имеет трехлетнюю дочь, не расположен к путешествиям и вообще для молодого преподавателя незапятнанная репутация - наипервейшая ценность. Однако все без толку. Гиви был неумолим. Последняя записка, обнаруженная физруком под дверью спортивного зала, предупреждала: “Витай Павлович! Если сегодня на большой перемене вы не станете моим, я за себя не ручаюсь. Ваш Г.”.
“Что означает: я за себя не ручаюсь, - размышлял Виталий Павлович. - Покончит жизнь самоубийством? Глупо! Но ведь южная кровь - у них свои понятия. А еще, чего доброго, оставит уведомление: до всего этого меня довел учитель физкультуры. Кошмар! И доказывай после этого, что ты не единым духом... А коллеги по работе? Коллектив женский, дай только повод, до конца дней станут судачить! И как после этого смотреть в глаза ученикам и их родителям? Ужас! Легче самому головой в петлю... Иди, может, обратиться в милицию? Подать заявление: я, учитель такой-то, уведомляю, что ученик девятого класса Гиви Гобелия пытается склонить меня к постыдному сожительству вне законного брака... Бред какой-то! При чем здесь законный брак? Возможен ли брак между взрослым мужчиной и мальчишкой? Нашим законодательством, слава Богу, не предусмотрено!.. Пока! О паскудные времена! Что делать? Остается одно - набить подлецу морду! Но, во-первых, не педагогично, а во-вторых, ведь зарежет, скотина! Ему это раз плюнуть! Вот в прошлом году химичку отравили. По всем законам химии ухайдакали старушку! За тройку в четверти. Боже, что нас ожидает?!”
Виталий Павлович взглянул на часы. До большой перемены оставалось не более четверти часа. И что-то неумолимо покалывало в области крестца.
Виталий Павлович приоткрыл дверь и заглянул в кабинет. Директор школы Альбина Прокофьевна, высокая мужеподобная дама с зычным голосом и неудержимой страстью ко всему новому и прогрессивному, не стесняясь в выражениях, распекала восьмиклассницу Нелли Сидорову.
Появление физрука прервало поток директорского красноречия. Альбина Прокофьевна неприязненно взглянула на вошедшего и довольно грозно спросила:
- В чем дело?
- Поговорить бы надо, - замялся в дверях физрук.
- Ладно, Сидорова, иди, - смилостивилась директриса. - Но чтобы после уроков была у меня! Мы еще продолжим этот разговор.
Бедняжка Нелли опрометью кинулась из кабинета.
- Совсем распустилась! Не желает слушать старших! Будто я ее плохому учу! - бушевала зычноголосая в адрес тихони Сидоровой.
- Странно. Вообще-то ее хвалят, - попытался заступиться за опальную ученицу Виталий Павлович.
- Кто хвалит?! - Альбина Прокофьевна вскинула голову и напряглась, словно для прыжка.
- Да все хвалят. Наталья Дмитриевна, математичка, например, хвалит, - залепетал растерявшийся физрук.
- Эта у меня дохвалится, помяните мое слово! - процедила сквозь зубы директриса, и Виталий Павлович понял, что то была не шуточная угроза. - Так что у вас за дело?
- Вопрос-то уж больно деликатный!
- У нас все вопросы деликатные. Короче.
Не зная, с чего начать (да и возможно ли о таком словами!), Виталий Павлович молча положил перед директором школы злополучную записку.
- Вот. Получил от ученика, - прошептал он.
Альбина Прокофьевна удостоила послание лишь полувзглядом.
- Вы, Виталий Павлович, кажется, не первый год в школе и должны бы знать, что в определенном возрасте девочки склонны влюбляться в учителей-мужчин, - не без горечи заметила она.
- Да, но это не девочка!
- Все они, шлюшки, не девочки!
- Я не об этом... Записка-то от муж... То есть, я хотел сказать, от юноши... Мужского пола, - для большей убедительности присовокупил Виталий Павлович.
- От юноши? Мужского пола? Вы хотите сказать... - Альбина Прокофьевна даже приподнялась со стула.
- Да. Именно так, - подтвердил физрук.
И все будто замерло. Только слышно, как докучливая муха бьется о стекло, не принимая свом мушиным разумом весь ужас короткого слова “неизбежность”.
Директриса встала и прошлась по кабинету. Долго стояла у окна, словно размышляя о чем-то своем и сокровенном. Затем потребовала:
- Дайте закурить!
- Я не курю, - краснея, признался Виталий Павлович.
- Господи, что за мужики пошли! - в сердцах буркнула Альбина Прокофьевна, выковыривая из пепельницы окурок. Закурила. Подошла к физруку и спросила в упор:
- Ну и что?
- То есть как - ну и что?
- Вы, Виталий Павлович, газеты читаете?
- Разумеется.
- Тогда должны знать, что по некоторым оценкам от пяти до десяти процентов населения имеют гомосексуальную ориентацию!
- Возможно...
- Что же мне по этому поводу в колокола бить, что ли? Вполне заурядное явление. Многократно описанное в медицинской литературе. - И немного помолчав. - Скажите откровенно, вам самому-то мальчишка нравится?
- Альбина Прокофьевна! Да как вы можете!..
- Что вы мне, право, как... Сидорова, концерты устраиваете! - обиделась директриса. - Надо привыкать, молодой человек!
- К чему привыкать? - опешил физрук.
- К этому самому! Юноша, почти мальчик, признался ему в своем первом трогательном чувстве, а вы... Жестокий! Вы что же хотите, чтобы по вашей милости он совсем разуверился в людях и в столь прекрасном чувстве как любовь? Этого мы вам не позволим!
- А что же делать?
Альбина Прокофьевна задумалась.
- Прежде всего, полагаю, нужно создать соответствующие условия для ваших, так сказать, интимных встреч, - рассудительно произнесла она. - Не в подвале же вам трахаться, извините за выражение!
У Виталия Павловича потемнело в глазах.
- Я не желаю! Не желаю ни с кем трахаться! - в отчаянье возопил он. - Я к вам как к женщине... За дружеским советом... А вы?!...
- Я прежде всего педагог, а потом уже, черт возьми, женщина! - жестоко отрезала директриса. - И еще должна заметить, молодой человек, что у вас напрочь отсутствует высокий дух жертвенности, присущий лучшим представителям русской интеллигенции! Стыдитесь! - патетически закончила она.
- Да ведь это прямо сексуал-большевизм какой-то! - рыдал физрук.
- Именно! Именно! - подтвердила Альбина Прокофьевна. Глаза ее светились одухотворенным восторгом. - Вы поймите, дорогой, что все новое должно пройти через тернии! Ничего не дается задаром! Я даже допускаю, что вы погибните. Но это будет прекрасная смерть! Своей благородной жертвой вы поднимите на должную высоту больной вопрос о положении сексуальных меньшинств в начальной и средней школах! И благодарные потомки - ваши подросшие ученики! - будут слагать о вас песни! Помните, как у Некрасова: “Иди и гибни безупречно. Умрешь не даром: дело прочно, когда под ним струиться кровь...”
В следующие мгновение сильными и властными руками прогрессистки и сексуал-большевички Виталий Павлович был выдворен из кабинета, и спасительная дверь с треском захлопнулась.
И грянул звонок. На большую перемену.
Проходя по коридору, Альбина Прокофьевна услыхала шум борьбы и истошный мужской крик, долетевший из недр школьного подвала.
“И чего этим мужикам еще не хватает!” - философски заметила она, отправляясь на поиски этой милой скверной обманщицы Нелли Сидоровой.