Право, я даже не знаю, как начать. Но я обещал жене написать о нас обоих. Я понимаю, что негоже священнику говорить о делах любовных, тем более настолько интимных. Но просьбе любимой женщины отказать не могу.
Я очень хорошо помню, как встретил её впервые.
Как водится, в нашей семье, всё началось с Баграта. Сначала нам долгое время не давали покоя его вопли о чудесной девушке-воровке, на которой он женится, когда вырастет. Такими выступлениями было уже сложно кого-то удивить. Они случались время от времени с тех пор, как Багратион научился говорить. Стоило ему свести знакомство с симпатичной девицей (причём, находил он их очень избирательно: во-первых, они все были лет на десять его старше, во-вторых, они все были очень женственны и нормально относились к детям, в-третьих, цвет волос всегда был тёмным, варьируясь от рыжего до иссиня-чёрного), как он тут же заявлял, что это его девушка и невеста.
Ничего, кроме смеха это не вызывало. Баграта вполне устраивала та доля внимания, которая ему перепадала от девушки, и на этом дело успокаивалось.
С Акелой вышло всё немного иначе.
Ей нужен был напарник в её путешествиях, желательно священник, и Баграт подрядился найти ей такого человека.
Единственным священником в его прямом доступе, который бы стал слушать его просьбы, был я.
Мне было не жалко уделить времени девушке, старающейся отточить свои умения. Тем более, я считал себя влюблённым совсем в иную красавицу. И думал, что моё сердце склонно только к ней, и это убережёт меня от женских чар. Я тогда и подумать не мог, как же я ошибался.
Впрочем, я должен сделать небольшое отступление. Когда я встретил Акелу мне было четырнадцать, хотя выглядел я уже лет на семнадцать. Всему виной был мой высокий рост (к четырнадцати годам я умудрился перерости моего друга Стокера и почти догнать сэра Принципа) и уже сломавшийся голос. Сами понимаете, кто рукоположит мальчишку в священники в таком возрасте? По сути я был послушником, но мне было позволено использовать умения настоящих священников и носить сутану, чтобы ко мне могли обращаться за помощью нуждающиеся.
Итак, через Багратиона мы смогли условиться о месте встречи. Акела желала пойти в Лоянг, охотиться на Ми Гао, а мне было всё равно. Не могу сказать, что мне с первого взгляда понравилась молодая разбойница с кошачьими ушами.
Наверное, я неправ, и большинству мужского населения Рун-Мидгара нравятся весьма эротичные наряды для женских профессий. Но меня несколько смущают голые бёдра священниц и прочие женские прелести, выставленные на всеобщее обозрение. Возможно, меня так воспитали, а, может, это врождённое, но мне становилось немного неловко, за столь откровенно одетых девиц.
Что касается разбойниц, то их наряд не только эротичен, но ещё несёт некий... агрессивный оттенок, чтобы показать всю опасность их владелиц. Это-то меня и оттолкнуло вначале. Если честно, я пообещал себе не смотреть на девушку лишний раз, чтобы избежать соблазна. Поэтому, обращаясь к ней, своим взглядом я искал её глаза.
И только потом понял, что на каждый её золотисто-жёлтый взор отвечаю невольной улыбкой.
У девушки оказались невероятно тёплые и добрые глаза. И потом так вышло, что вызвавшись ей помочь, я был не раз спасён Акелой от агрессивных мантисов. Их жвала и конечности превратили мою сутану в решето. И только благодаря быстрому ножу девушки, в решето не превратился я сам.
Как-то неожиданно, мы разговорились и отправились гулять по городу. Попробовали местного супа, попытались взобраться на самую высокую гору, но меня не пропустили наверх. Мы гуляли до самой темноты, а потом с большой неохотой расстались.
Я был приглашён ещё раз на охоту за Ми Гао, и с удовольствием принял это приглашение.
Следующая наша встреча была в Пайоне. Акела бегала с подругой, а мне почему-то было неловко, как будто я им мешаю...
Я пробыл с ними недолго, очень быстро засмущался и ушёл. Это сейчас-то я понимаю, что на самом деле присутствие её подруги мешало только мне. Сам того не осознавая, я желал встречи с Акелой, но без лишних людей.
Со мной случилось что-то странное. Я как будто забыл о своей девушке, о Селене. Впрочем, моей девушкой она могла называться только с большой натяжкой. Две встречи с ней до того поразили моё подростковое воображение, что я начал думать, что влюбился. Помнится, я слал ей цветы и стихи. Искал с ней встречи. Но все мои потуги были тщетными. Во-первых, она была старше меня, во-вторых, порой мои поступки откровенно смешили её, что она и не думала скрывать.
Теперь я прекрасно понимаю, что у нас с Селеной никогда ничего бы не вышло. Слишком большая разница в возрасте, в понимании, в мировоззрении. И потом, я по молодости лет начал совершать ошибки в наших отношениях.
Мда... Никогда не говорите женщине, что ей следует делать! Ни-ког-да!
Вы только испортите свои отношения до безобразия. Но тогда я просто не мог сдержать свою гордыню, и указал ей, что девице не следует курить. Я понимаю, что для размолвки это совсем малая причина, но, как говорится, был бы повод. После этого между нами пошла трещина, и началось отчуждение. И в результате, я был настолько захвачен новыми ощущениями, что Селена окончательно ушла на второй план.
Между тем, мне минуло пятнадцать, и наши отношения с Акелой переросли в нечто большее, нежели просто совместные прогулки. Когда я понял, что она сама ищет со мной встречи, моей радости не было предела. Я уже мог без лишнего смущения предложить ей руку во время прогулки или приобнять за плечи, когда она жаловалась на прохладу.
Но я помню своё смятение, когда девушка была рядом, смотрела на меня, сама брала за руку. Если снаружи мне удавалось сохранить какое-то подобие бесстрастности, внутри же моё сердце то пело соловьём, то неровно билось в каких-то дурных предчувствтвиях.
Первой моё странное состояние заметила Магдалена, моя сестра. В то время она уже родила дочку и большую часть времени проводила время дома, играя и ухаживая за малышкой. То, в общем-то, было дивное время всеобщего мира и спокойствия в семье. Даже Баграт слегка угомонился и не вытворял каждый день какие-то новые пакости. Он частенько просиживал рядом с кузиной, что для шестилетнего мальчишки было странно. Магдалена сначала нервничала, зная пакостный характер Бага, но, увидев, как он возится с маленькой Иллюмией, таскает ей игрушки, укачивает на руках, немного успокоилась.
Я помню вечер, когда я сидел с книгой в руках и самым мечтательным видом: я совершенно не сознавал и не понимал, что читаю. Мои мысли были далеко, вместе с очаровательной разбойницей, похитившей моё сердце.
Сестра подсела ко мне под бок и опустила голову на плечо.
-Вот ты и вырос, - неожиданно сказала она.
Я помню своё недоумение юноши, вырванного из розовых мечтаний.
-По-моему, ты влюбился, - улыбнулась Магда. - У тебя такой вид, будто ты в мечтах только что целовался с какой-то красавицей.
Мои щёки резко сменили цвет на среднее между помидором и молодым вином, уши начали гореть, и вообще стало как-то необычайно жарко. Не успел я ничего ответить, как она продолжила:
-Басенька, я тебя ругать не буду, не надо так краснеть. Но дело в том, что я-то девица мирская, церковь посещаю только по воскресеньям. А вот ты шёл бы к батюшке Филоктету и спросил бы у него совета, как вести себя послушнику в этих делах.
На меня словно ведро холодной воды вылили. Ведь и в самом деле, общаясь с Акелой, о Боге я помышлял только в последнюю очередь. Неужто я так опустился и стал таким ужасным грешником? Эта мысль пронзила мне сердце да так, что я сам не заметил, как высказал её вслух.
-Что за чушь! - возмутилась Магда и щёлкнула меня по носу. - Если бы любовь была Богу не угодна, её бы не было. Я это тебе затем говорю, чтобы ты сейчас разобрался, что к чему и потом ни о чём не сожалел.
Увидев, что я немного не понимаю о чём она, девушка вздохнула и сказала:
-Никакой это не грех. Как бы иначе без любви и Божьего благословения священники размножались? - и подмигнула.
В этом была вся она. Практичность моей сестрицы была основной её чертой. Мне кажется, что и в Бога она верила только потому, что признавала его силу и считала её полезной.
Неудивительно что после такого разговора (в котором я большую часть промолчал), с раннего утра я помчался в церковь.
Но с отцом Филоктетом я смог поговорить только после службы. Это было правильно. Потому что слушая знакомые с детства слова Литургии, моё сердце успокоилось и умиротворилось. Не было никакой беды в том, что я влюблён. Наоборот, это был дар Божий.
То же подтвердил и мой духовный отец. Он напомнил мне, что у меня есть обязательства и перед Богом, и перед Акелой, и перед собой.
Именно эти слова заронили в мою душу одну важную мысль. И несколько встреч с девушкой меня в ней убедили. Её доброта, мягкость, отзывчивость глубоко проникли в моё сердце.
Я уже не мог представить своей жизни без неё, пусть я тогда был неразумным юнцом, пусть я был тогда подающим надежды священником, но я не хотел отступаться.
Когда я рассказал отцу Филоктету о своём намерении жениться, тот был немного ошарашен. Он-то ждал иного результата от беседы. Его целью было привлечь меня больше к учёбе и к практике, к походам на нежить, а не к семейной жизни.
Магдалена тоже оказалась против женитьбы. Но её опасение было сугубо практического свойства:
-А на что вы будете жить? - спрашивала она меня. - А где вы будете жить? Что вы будете есть? А если дети будут?
Но и тут она умудрилась сама себя утешить:
-Впрочем, раз Акела - разбойница, она-то точно разберётся, где взять денег на семью.
...Не знаю, что заставило меня спешить с этим вопросом. Наверное, я ощущал некоторое колебание в сердце девушки. Всё-таки я был младше её, и это рождало в моей душе смутные страхи и неуверенность.
Я совсем не хотел быть ещё одним другом, который добр и отзывчив, который всегда придёт на помощь. И больше всего я боялся, что Акела начнёт смеяться надо мной, как Селена. Если насмешки от Селены я мог бы снести, то от разбойницы... При одной мысли о таком положении мне становилось обидно и начинало мутить.
Все эти мысли проносились в голове стоило мне остаться в одиночестве. Когда я встречал Акелу, во мне всё словно переворачивалось. Глупые сомнения улетали прочь от одной её улыбки.
И первый же вопрос о возможной свадьбе, смутил девушку. Но когда я увидел её примеряющей подвенечное платье, то все мои сомнения испарились как роса под солнцем пустыни. Она была не против... Даже не так! Она была этому рада!
И когда я поднёс ей колечко с бриллиантом, всё было уже решено...
Между тем Магдалена была права. До того времени, как я решил взять на себя ответственность за Акелу, моя судьба была проста и кристально ясна: бесконечные путешествия и походы вместе с другими героями в самые дальние уголки нашего мира. Теперь же все её риторические вопросы требовали ответов.
Уже тогда, в пятнадцать лет мне пришлось задуматься о далёком будущем. И что самое интересное, ответ нашёлся быстро: он прямо-таки лежал на поверхности. Я мог бы профессионально научиться тому, к чему у меня и так лежит душа, и работать не среди героев, но среди простых людей.
Именно тогда я решил стать доктором.
Отец Филоктет одобрил моё желание и благословил мою учёбу, и будущий брак. Старшая сестра не удержалась от шпильки и выдала: "Простым докторам платят не так уж много, так что ты уж постарайся стать самым лучшим!"
-С Божьей помощью, - ответил ей я.
Дни перед нашей свадьбой с Акелой были самыми суматошными и самыми потрясающими. Практически всё время мы проводили вместе, что в общем-то не рекомендуется жениху и невесте... И я тогда понял, почему. Мы оба поняли.
Каким чудом мы держались до самого последнего момента, даже сейчас представить трудно. В наших сердцах уже все было решено, и они рвались друг к другу не взирая на все общественные правила. Каждый взгляд, каждое прикосновение вызывало такую бурю ощущений, что иногда становилось страшно.
Невероятным усилием воли, мы не виделись в два последних дня.
Свадьба была весёлая и пролетела во мгновение ока. И наконец-то мы остались наедине.
Моё семейство подарило нам поездку на Явайи, что стало для нас необыкновенным приключением. Все воспоминания о тех моментах для меня осияны золотым светом летнего солнца.