Аннотация: вариация на старую тему: Ксения Кнолле и треугольная любовь.
ОБМАНЧИВАЯ КРАСОТА БОЛОТ.
"Куда важнее жить, чем описывать, как ты живешь. Моя цель на земле - испытывать многогранные ощущения, которые дарит мне жизнь, выцеживать из каждого мига все его чувственные богатства. Я считаю мои писания изящной прихотью образованного человека, которая не поглощает его, а только украшает ему жизнь. А что до славы в веках - будь они прокляты, эти грядущие века!"
Бремя страстей человеческих
Сомерсет МОЭМ
"Только из разгильдяйства и может что-то хорошее произойти".
Олег Куваев, художник, батяня Масяни.
"...ван Зайчик или ван Гулик, стилизация под средневековый Китай или судья Ди..." - я не знала какую из двух книг мне выбрать.
Я сидела в "Пирогах" на Пятницкой, на втором этаже ресторана, словно созданного для меня - симбиоза круглосуточного кафе и книжной лавки.
Так и не решив на чем остановиться, принялась листать меню, хотя и без того знала, что закажу. Думаю, что тогда мной руководило бессознательное желание провести в "Пирогах" как можно больше времени. И я была вознаграждена...
"... "Пироги" - чудный уголок "новой Москвы для старых русских" - как я его называла.
Вот и сейчас я повторила фразу, считая ее удачной. Но мой визави думал иначе.
--
Значит, не любишь уютные уголки "старой Москвы для новых русских"? - и он выразительно, а может и с легкой издевкой посмотрел на меня.
Он был из тех, кто относил меня безусловно и безоговорочно к "новым русским", но не нагружал термин смыслом "нувориши"; он имел в виду нечто другое, нематериальное.
Я в ответ промолчала - не могла понять, стоит ли считать шутку удачной. В конце концов, я едва знала молодого человека, хотя и была с ним знакома уже несколько лет.
Мы встречались периодически...
Нашу сегодняшнюю встречу тоже можно было бы назвать случайной...
Юноша продолжал пристально на меня смотреть.
Я пожала плечами. В конце концов, нельзя же цепляться к какой-то нелепой фразе.
Но он ждал ответа.
Я почувствовала почти что сожаление, ведь могла уйти раньше. И не было бы этой напряженной паузы.
"...и зачем ему нужен этот ответ?"
А пауза между тем разрасталась в пропасть. Еще немного и преодолеть ее мы бы уже не смогли. Не сможем и дальше так вот "случайно" сталкиваться. И еще одним человеком в моем "мире" станет меньше.
--
Не знаю, не задумывалась, - закон подлости не сработал, я успела разорвать молчание. Мой голос, тихий и низкий отрезвил юношу.
--
Хочешь пива? - он уже не понимал, почему всего минуту назад так настойчиво требовал ответа на праздный вопрос.
--
Маленькую, темного!
Мы словно преодолели тяжкое испытание. Собственно так оно и было, только ни он, не я не осознали всей важности случившегося. Ни в тот момент, ни позже. Мы незаметно для себя определили новые рамки будущих взаимоотношений.
Я пила уже вторую кружку, плюнув на припаркованную машину, на Монтиньяка, на прочие условности...
Разговор, вроде бы легкий, необязательный вертелся вокруг "Властелина колец"; слова были просты и обыденны, но взгляды, вспыхивающие наподобие букв, заклявших кольцо всевластья... Окутанные клубком табачного дыма, (юноша курил трубку), мы сидели в быстро пустеющем зале, я, еще не совсем забывшая свой странный "роман" с фотографом по имени Максим, и юноша, по стечению обстоятельств носивший тоже имя.
--
Может стоит еще раз посмотреть? - вполне закономерно предложил юноша.
--
Только я все равно с тобой не соглашусь!
--
Согласие не требуется.
--
Совсем не требуется? - собственно, я и не собиралась возражать, но на всякий случай уточнила.
--
На тот, который требуется, уже есть, - и он посмотрел мне в глаза, желая убедиться, что молчаливая договоренность уже действует.
--
А живешь ты...
--
Конечно же, рядом, если это так принципиально.
--
Просто не хочу бросать машину...
Поразительно, но в "такой момент" я продолжала думать о вещах земных...
Но юноша не обиделся, казалось, для него это было в порядке вещей...
Какая-то чужая темная квартира, загроможденная пыльным антиквариатом; неправдоподобно новая техника, музыка, телевизор; "диковатый симбиоз традиций и хай-тека" подумалось мне. Но не за этим я сюда пришла, не мое право судить о вкусах хозяина.
Между тем на экране, вода обращалась табуном бешенных лошадей, полурослики прятались, убегали, снова прятались... комнату заволакивал табачный дым... я тоже потянулась за сигаретой... пересела на диван... свет не горел, хозяин забыл его зажечь?.. дым обволакивал нас, сгущаясь плотным туманом... как бы заставляя теснее прижиматься друг к другу, сближая тела...
"но не сердца, не души", - подумала я, но как-то отстранено, как будто происходящее не имело ко мне отношения. Так думают, наблюдая за другими.
Также, со стороны, я увидела свою одежду, сброшенную на пол. Мое тело ощутило прикосновение его рук...
"...слишком опытных, уверенных..." ленивая мысль проползла в моей голове, оставив бороздку на память... а рука потянулась за сигаретой... его это не смутило, в нем тоже не чувствовалось того особенного трепета, что бывает у влюбленных...
"... вот если бы тогда, с Максимом..." думала я, и мысль эта не давала мне полностью раствориться в ощущениях телесных. Но и полностью игнорировать их тоже было невозможно. Руки Максима ("Максима" - отметила все та же ленивая мысль) настойчиво теребили мое тело, заставляя сознание заткнуться, хотя бы на время... и оно заткнулось-таки, прошипев на прощанье: "этот Максим хотя бы моложе..."
Фильм давно кончился, эмоции, вдруг забившие бурным ключом тоже... рассвет занимался... оставаться дольше не имело смысла...
Пора было возвращаться домой, к Сашке.
***
Я ехала домой по пустым, тёмным от утреннего тумана улицам и мысленно рассказывала ему, что наши стародавние договоренности о семейной свободе нравов наконец-то обрели реальность. Но Сашка крепко спал, что, впрочем, он всегда делал на рассвете. И будить мне его не захотелось. Я приняла душ и тоже отправилась в объятия Морфея.
Сашка проснулся, как всегда, намного раньше меня и уехал работать. В общем, мы встретились только поздним вечером следующего дня, когда он, уставший, раздраженный и сильно подвыпивший вернулся домой. Надо ли говорить, что более неуместную ситуацию для разговора придумать трудно.
--
Что, Ксенька, опять была в боулинге с Аськой?
--
Нет, в "Пирогах".
--
С Аськой?
--
Нет... - я подумала, что надо все-таки сказать сейчас, но Сашка понял мою нерешительность иначе.
--
Ты с ней теперь совсем раздружилась?
--
Мы не ссорились...
--
Но и не разговариваете больше?
--
Какая разница?.. - его раздражительность передалась и мне. Ну, какое ему дело, общаюсь я с Аськой или нет.
--
Да глупо это...
--
Что именно?
--
Все эти ваши бабьи склоки на пустом месте. Она же не виновата в том, что ты умудрилась втюриться...
--
Мерзкое выражение, - не хотелось обсуждать того Максима, фотографа. Особенно сегодня. "Надо ему рассказать о "младшем" Максиме".
--
Но она все равно ни при чем...
--
Но тебе-то что? Запоздалая ревность? И ты уверен, что мне приятно вспоминать о Максиме? - впервые за несколько месяцев я произнесла его имя вслух.
--
А почему нет? Помнится, ты только о нем и говорила.
Продолжать разговор не имело смысла: Сашка, непонятно почему, решил сегодня цепляться к каждому моему слову. Наверно, в какой другой семье его поведение можно было бы объяснить моим вчерашним поздним возвращением. Но только не в нашей. Сашка свое понятие "тотального рабочего времени" распространял и на меня, я могла заниматься своими делами в любое время суток. Нет, давешний эпизод был внешне обыденным, он не мог, не должен был задеть Сашку. Но что-то случилось: он редко показывал мне дурные стороны своего характера, настолько редко, что временами я начинала сомневаться в том, что они у него вообще существуют. Он мог бы стать эталоном главного героя для сочинительниц дамских романов, если бы там сюжет не вертелся все время вокруг беспочвенной ревности: чувства неведомого Сашке. Хотя почему вдруг сегодня он вспомнил Аську?
Мы не виделись с вернисажа "Дамы с собачкой". Действительно, она мне больше почти не звонила, я тоже не знала о чем говорить, прежней дружбы между нами уже не было. Хотя и формальной ссоры тоже. Просто у меня осталось какое-то легкое недоверие по отношению к ней. Но как бы то ни было, Сашка напился по другому поводу. Он вообще-то нечасто напивался и еще реже впадал в пьяную агрессию, это случилось всего раз или два за нашу совместную жизнь. Ко мне его злоба не имела прямого отношения, я просто попала под горячую руку. Многие женщины, более меня искушенные в семейных склоках, не придали бы особого значения грубой словесной перепалке.
--
Неужели обиделась?!
--
Ты счастлив?
--
Счастлив?
--
Ты же именно этого добивался.
--
Твоих слез? Ошибаешься! Я просто напился!
--
Просто?
--
Ну, не совсем просто...
--
Ждешь, пока я спрошу с кем и где?
--
Но ты ведь не спросишь...
--
Нет, конечно...
--
Неужели тебе действительно настолько наплевать с кем я общаюсь?
--
Нет! Но спрашивать я ничего не буду. И ты прекрасно это знаешь...
--
Ксенька, таких баб как ты не бывает. Мне страшно с тобой...
--
Почему?
--
Тебя не в чем упрекнуть...
--
Дожили...
Самое время было все ему рассказать...
Но я промолчала, а Сашка буквально через несколько минут провалился в сон. И момент был упущен.
***
Утром он уехал опять рано, я еще спала, а вечером было не до того, - заявились гости, потом еще что-то: и так прошла целая неделя, а с ней и ощущение острой необходимости поделиться впечатлениями.
Но неуловимо изменилось и еще кое-что, только я не сразу поняла, что именно. Уже потом, почти задним числом я догадалось: пропало ощущение статичности бытия.
И дело было не только в том, что я замолчала небольшой эпизод из своей жизни, чувствовалось, что и Сашке тоже есть о чем рассказать. И в отличии от меня, он безумно хочет это сделать. Его обычно бесстрастное лицо теперь сияло целым букетом эмоций: какая-то бесшабашная мальчишеская радость сквозила в улыбке, глаза при этом были грустно-виноватые, совсем как у нашей таксы Густава.
"Что-то похожее мне уже довелось наблюдать" - подумала я, но так и не вспомнила когда. "Действительно, сидение дома превращает человека в законченного эгоиста, он воспринимает мир только через призму своей личности. Странно!"
И я опять упустила какой-то момент очень подходящий для откровений.
Нет, я не мучилась угрызениями совести, в конце концов, мы же сами договорились о полной свободе. Но мне стало казаться, что молчание превращает заурядность в событие. Тем паче, что и событий-то в моей жизни почти нет.
Я должна была поговорить с Сашкой. Обязательно, не выбирая какой-то специальный момент, просто за обычным ужином. Пересказать как сплетню о ком-то еще. Должна была, хотела, но не сделала.
Потому, что опять искала время и подходящие слова...
А потом Сашка сам мне сказал нечто, сделавшее меня вечной хранительницей дурацкой в общем-то тайны.
--
Ксенька, кажется, наш договор начинает реализовываться...
Я замерла на месте с открытым ртом, подобно жене Лота и всем прочим окаменевшим. "Не успела!" - пульсировала в голове одна мысль.
Сашка же понял все по-своему.
--
Ксюшка, ты обиделась? Прости меня, я дурак, ну, хочешь я тебе все расскажу?
"Все, больше тянуть некуда. Я должна рассказать первая!"
Но опять прошляпила момент.
Сашка принял мое молчание за согласие и с места в карьер заявил:
--
Ксень, я познакомился с девушкой,.. в интернете,.. просто от скуки написал письмо, а она ответила,.. так, пустячное знакомство,.. но слово за слово,.. и вот уже третью неделю мы общаемся... ты очень обиделась?
--
Обиделась... - я даже сама не поняла, было ли это утверждением или вопросом.
--
Не злись, это же просто виртуальное существо.
--
Тогда зачем вообще о нем говорить, если оно - ничто?
--
Она - не совсем мираж...
--
Сашка, не издевайся и не морочь мне голову какими-то призрачными девушками. Скажи просто: у тебя появилась любовница...
--
Ксеня! Откуда в тебе вульгарность? Какая любовница! Я ее ни разу не видел...
--
И даже не уверен в том, что это особа женского пола!
--
Представь себе!
--
И тебе, конечно же, захотелось ее увидеть?
--
Ну, в некотором роде, - Сашкин голос звучал особенно странно в этот момент.
--
Что значит в некотором роде? Либо хочешь, либо нет. Середины не существует.
--
А фотография?
--
Это не доказательство. Можно показать чужую. Тоже самое и голос по телефону. Так ты хочешь ее увидеть?
--
Только если ты не обидишься...
--
Мы же договорились...
--
Это было давно...
--
Время ничего не меняет. Как ее зовут?
--
В том-то и загвоздка...
--
Даздраперма или Оюшминальда? - мне сразу вспомнились самые смешные и одновременно гадкие имена которые я знаю.
Но Сашка не обратил внимания на черный юмор. Похоже, в имени девочки было что-то действительно его угнетавшее.
--
Анюта! - произнес он после значительной паузы.
--
Всего-то! Имя как имя, банальное очень, но не противное.
--
Ксенька! - Сашка был потрясен до глубины души. - Ее зовут Анюта!
--
Я поняла!
--
Ты ничего не поняла!
--
!?
--
"Даму с собачкой" так звали!
--
Анна - не редкое имя...
--
Я ее нашел потому, что она - Анюта!
--
Господи!
--
Теперь ты понимаешь?
--
Не очень...
--
Для меня "Анюта" стала твоим alter ego, - Сашка вдруг заговорил философски-напыщенным тоном.
И мне совершенно расхотелось его слушать: глупо выглядит, когда человек пытается прикрыть банальность тонкой материей. А в устах Сашки, слегка циничного, но упертого материалиста, всякий намек на "subtile" просто ужасал. Собственно, со словечком "subtile" у меня связана давнишняя, забавная история. Я занималась французским с одной милой пожилой дамой, нас было человек пять в группе и когда мы достигнув пятнадцати-шестнадцати лет, должны были по ее разумению, заинтересоваться молодыми людьми, она предложила каждой из нас описать героя девичьих грёз. Я, прекрасно зная русское значение слова "субтильный" употребила его с частицей "не", разумеется, недорослик с тощими ручками-ножками был явно далек от моего идеала. Как же смеялись надо мной остальные, знавшие, что для лягушатников субтильная "тонкость" относится к душе, а не к телу. Но, как говаривал Фрейд, случайных оговорок не бывает...
Сашка там временем продолжал что-то говорить про созданный мною образ, еще какую-то чушь, пора было возвращать его с небес на землю.
--
Голубчик, моего согласия достаточно, или нужно благословение?
--
Я был терпимее...
--
Извини... - мне вдруг захотелось заплакать и Сашка это заметил:
--
Ксюшка, ты прости, я не должен был ничего тебе говорить, и делать тоже...
--
А наш договор?
--
Да чушь все это! Я же вижу как тебе неприятно!
Я не ответила, не могла же я сказать, что противней всего мне мое собственное враньё! Момент был упущен и камень с души останется не сброшенным.
--
Напротив, мне жутко интересно узнать кто водил тебя за нос три недели кряду.
***
Вечера в конце апреля и в мае становятся такими длинными и томительными, вспоминается обязательно какой-нибудь романтический момент жизни закрутившийся по случайности тоже весной, даже каждый глоток воздуха кажется счастливым и начинаешь просто захлебываться радостью. Потом, позже, когда лето наступит по настоящему, и эта эфемерная радость бытия уйдет на второй план мне, вероятно, захочется узнать все подробности.
Хотя, думая об этом, я подспудно ждала совсем другого. Сашка, как бы невзначай скажет, "все состоялось", я тоже не останусь долгу и наша жизнь, вернее моя половина ее вернется к привычной бессобытийности. Я вновь смогу мысленно полемизировать с литературными сюжетами, гулять с Густавом в парке - лето все-таки. Но моим мечтам не суждено было сбыться. Сашка довольно долго хранил молчание, мне даже стало казаться, что он каким-то образом догадался о "втором" Максиме и только ради него изобрел "Анюту". "Что ж, забавно, но не обязывает меня теперь, спустя много недель, откровенничать, не думаю, что это Сашку обрадует".
Я уже почти перестала думать обо всех этих персонажах, объявившихся в нашей жизни, когда Сашка все-таки нарушил молчание. Как-то он опять пришел то ли навеселе, то ли просто очень возбужденным:
--
Я её видел!
--
Анюту? И как она? - мне, конечно же, стало любопытно.
--
Молоденькая такая, простенькая, но миленькая...
--
Прямо на пряник похожа.
--
Нет, она не слащава, скорее наоборот, - по его интонации я не могла понять его чувства. Они, на мой взгляд, балансировали между восторгом и иронией.
--
И где же состоялась историческая встреча?
--
У меня, конечно!
Этого я не ожидала: мой муж (он архитектор) снимает уже много лет довольно просторную мансарду с огромным окном и видом на соседские крыши. Когда мы только познакомились, ранней весной, кстати, то много времени проводили именно там, в его студии на Арбате. Я ее очень любила и сейчас, услышав, куда Сашка пригласил новоявленную знакомую, почувствовала странный приступ ревности. Странный, потому что ревновать можно (и нужно) мужа, а не его студию. Но все у меня не так как у остальных. Я ничуть не смутилась появлением девчонки, но обиделась, что Сашка избрал местом первого свидания студию, а не "нейтральную" землю. И он это почувствовал.
--
Не стоило этого делать!
Я почти готова была его поддержать, но...
--
Зря я тебя обидел!
--
Да я не обиделась, просто не ожидала, что ты пригласишь к себе незнакомого человека...
--
И все?
--
Да... лучше расскажи мне какая она...
--
Студентка филфака, пишет стихи и рассказики, неплохие на мой взгляд.
--
Ясненько! - Сашкины познания в литературе весьма условны, а стихов он, по-моему, со школы не читал. Странно, что ему понравилась такая девушка.
--
Она совсем не глупая... - он как-то замялся.
Я ждала, не понимая, что еще могло его смущать.
--
Ксень, она совсем простенькая...
--
Деревенская, что ли?
--
Нет, не думаю, говорит она, по крайней мере, правильно, но одета...
--
В сарафан и лапти, не верю!
--
Лапти не лапти, но туфли у нее чудовищные и платьишко мешковатое.
--
Сашка, ты отстал от жизни. Сейчас так модно.
--
Какая гадость...
--
В конце концов, ты сам ее выбрал. Кстати, зачем я так и не поняла...
--
Не зачем, случайно. Просто наткнулся на ее имя и не смог удержаться...
--
От чего?
--
Понимаешь, я сразу вспомнил какой была ты тогда, зимой.
--
И?
--
Мне захотелось вернуться обратно, глупо, правда?
Куда уж глупее: несколько месяцев назад я была бездумно влюблена, но не в Сашку. И он хотел вернуться назад. Действительно, наша семья сопоставима только с семейкой Адамсов. Густав может заменить всех их детишек. Братца только не хватает.
--
Неужели тогда я тебе нравилась больше, чем сейчас?
--
Не знаю, наверно, - Сашка замялся. - Ты была больше похожа на человека, на живого человека...
--
А сейчас на кого я похожа? На Галатею?
--
На идеал, на святую, мне страшно тебя обидеть, я чувствую себя жутко виноватым...
--
Но почему, ведь ты меня даже не обманываешь...
--
Поэтому и чувствую. Ты все знаешь, все одобряешь, нормальные жены так себя не ведут...
--
Сашка, тебе не угодишь! Мне стоит разбить пару тарелок, чтобы ты избавился от чувства вины?
--
Нет, Ксенька, вряд ли это поможет.
--
Чем же ревнивая и стервозная жена лучше меня? - в Сашкиных словах обязательно должна была быть какая-то логика, но я ее не находила.
--
Ничем! Только ей изменять приятно, а тебе противно.
--
А ты мне изменяешь?
--
В смысле?
--
Ты перестал меня любить?
--
Нет!
--
Что изменилась в наших с тобой отношениях?
--
Нет! Ничего! Зачем ты задаешь дурацкие вопросы?
--
Потому, что ты сам говоришь глупости! Какая измена, если между нами все осталось по-прежнему?
--
Не знаю, просто принято так говорить...
--
Кем принято? Бесноватыми ханжами несколько веков назад! Разве к нам это имеет отношение?
Конечно же он ответил отрицательно и совершенно искренне, но от стереотипов, которые нам с детства вбивают в головы невозможно просто отмахнуться. Они лезут изо всех щелей, призывая верить не себе, а коллективному опыту обманутых жен. Не знаю почему, хотя вру, знаю, - мое безделье тому причиной, я частенько смотрю дневной эфир с его жаркими дебатами как раз по этому поводу. И всякий раз честно пытаюсь понять, в чем же эти бесконечные вереницы женщин видят измену. Кажется, что буквально во всем: в любезном разговоре по телефону с обладательницей высокого голоска, в опоздании на полчаса с работы и так до бесконечности. А уж увидев мужа в обществе дамы они бросаются разводиться. Но ни одна из них, ни на секунду не задумалась о том, что она и только она самом деле изменяет, разрушая сложившийся семейный уклад.
И в антураже возвеличенной глупости Сашка решил играть главную партию, по своим правилам разумеется. Я бы приняла игру и наслаждалась отведенной мне ролью святой, если бы сумела отвлечься от свежих еще воспоминаний.
***
--
Думаю, что вас очень задело исчезновение "второго" Максима, - говорившую женщину я видела первый раз в жизни. Мы с Густавом выползли в парк и, пока он с восторженным хрюканьем рыл землю, я выложила какой-то не слишком молодой мамаше все свои горести. - Он ведь вам не звонит?
--
Он и раньше никогда не звонил, - не стенку, но ширмочку-то поставить надо!
--
Раньше он был просто шапочным знакомцем, - она не обиделась на мою резкость и мне сразу стало легче.
--
Им и остался...
--
Не совсем. Вы попытались компенсировать отношениями с ним прошлую неудачу.
--
Но ведь все хорошо кончилось!
--
Невозможно к чувствам применять такие "детские" понятия - хорошо, плохо. Разум говорит одно, а чувствуете вы совсем другое: вы так и не поняли, был ли интерес того фотографа к вам искренним, и какую роль в вашем знакомстве сыграла его начальница. Было ли то простым совпадением или в неведении оставались только вы.
--
Я даже не думала об этом...
--
Вы опять пытаетесь обманывать себя. Если бы они действительно были вам безразличны, мы говорили бы сейчас о погоде.
--
Простите... - я немного растерялась: и правда, зачем я изливаю душу чужому человеку?
--
Так проще, - сказала в ответ на мои мысли незнакомка. - Ну, мне пора!
И она ушла из моей жизни. Навсегда. Я даже иногда сомневаюсь, а была ли она вообще, или я просто грезила сидя на солнцепеке?.. да впрочем, какая разница, но только наша с Сашкой жизнь опять становилась "треугольной". Впору было начинать разыгрывать мелодраму, жаль зрителей не хватало. Мы уже много лет живем вдвоем, у нас нет детей проникновенно спрашивающих: "Папа, а ты совсем разлюбил маму?" и "злобная свекровь" живет за тридевять морей - мы вольны каждый вечер реализовывать новые фрагменты нашей пьесы. И как ни странно, моя роль меняется неделя за неделей, из несчастной обиженной праведницы я превращаюсь в главную злодейку. Сашка уже разговаривает со мной как с верной боевой кобылой, которая все понимает и никогда не осуждает. А телевизор тем временем противно тараторит: "я увидела, как он помог встать упавшей девушке. Но я-то знаю, что падала она с умыслом. Меня на мякине не проведешь! Я выгнала подлеца взашей!" а что делаю я? Читаю втихаря Сашкины письма? Или хотя бы проверяю карманы? Неправильная я жена! Знаю, что он общается с молодой девицей и радуюсь. Да, да радуюсь, глядя на его счастливую рожу и с кайфом читаю данные ему Анютой книжки. Казалось бы, не жизнь, а медовая патока, (не знаю, правда, что это такое, но звучит особенно сладостно). Баланс сил, равновесие, ни убавить, ни прибавить - все это о нас. Может, стоило все так и оставить? Может, не стоило подбивать Сашку на какие-то действия? Но не испытав всех радостей на своей шкуре, - из-за инертности Максима, - я мечтала побудить своего мужа к большей раскованности. И очень удивлялась, видя как он несмел.
--
Посидели, поговорили, и все? - допытывалась я после каждого визита Анюты.
--
А что еще? - удивлялся Сашка.
--
А где она сидела?
--
На диване...
--
Сама место выбрала?
--
Да, - ответил он после секундной паузы.
--
И ты ничего не понял?
--
А что я должен был понять?
Казалось, он нарочно прикидывается тупеньким, можно было ему подыграть, либо послать все к черту и пойти работать. Почему я не пошла?
--
Она не просто подружка. И не случайно выбирает диван.
--
Конечно нет, он мягче и удобней. Анюта обычно сидит поджав под себя ноги.
--
А ты, конечно, в кресле епископа?
Он молча кивнул. Кресло епископа, весьма возможно настоящее, было средневековым немецким стулом с подлокотниками. Сашка всегда сидел только на нем. И только один: он им дорожил сверх меры. И было чем дорожить - высокая спинка, спрятанный под сиденьем ларь, ручки, все украшено резьбой тончайшей работы. Диван же был значительно проще, обыкновенный модерн: эпоха уже включившая в понятие красоты и удобство тоже.
--
А ты не пробовал сесть поближе, обнять барышню?
--
Ксеня, что ты несешь! Я же не знаю, как она к этому отнесется!
--
Думаю, правильно! Иначе чего она к тебе привязалась?
--
Не знаю, - Сашка пожал плечами, вид у него при этом был потрясенный, казалось, я отрыла ему глаза на эту Анюту. - Мы просто разговариваем. Нет, Ксень, ты что-то напридумывала себе ерунды. Она не может быть такой... - он опять задумался.
--
Какой такой? Ты сам меня уверял, что она очень даже обычная, а раз так, тог чего она может еще хотеть, приходя к тебе в гости?
Сашка со мной не согласился, мы поспорили еще недолго и разбрелись по своим углам. Я, по давнишней привычке, мусолить очередную дурацкую книжку, а Сашка в интернет. Я уютно устроилась на диване, Густав задрых рядом со мной, стемнело, домашнюю тишину изредка нарушали резвящиеся под окнами мотоциклисты.
--
Ксеня, это настоящий кошмар! - он бросил поверх раскрытой книжки какой-то лист бумаги. Я не слышала как он вошел в комнату и жутко испугалась. Густав, почувствовав мой страх, тоже внезапно проснулся и пронзительно залаял.
--
Что случилось? - заорали мы почти хором и сразу замолчали, осознав нелепость ситуации.
Первым очухался Сашка:
--
Почитай, что она пишет!
Я покорно принялась читать анютино письмо, еле уместившееся на двух страницах и распечатанное чудовищно мелким шрифтом.
"Привет, мой далекий друг Саня... Я, в общем-то, счастлива, просто я такой человек, что чтобы понять, что я была счастлива, мне приходится становиться несчастной. Это нормально, хотя и не очень радостно. Спасибо тебе, что ты есть, что желаешь мне хорошего настроения и пишешь письма. Иногда у меня появляется чувство, как будто это я сама пишу себе все эти письма, которые приходят от тебя. Что-то очень знакомое есть в интонациях и даже в построении фраз. Если бы мы не встречались сегодня, то я бы подумала, что ты мне снишься. А может и правда, тебя на самом деле нет, и это всего лишь мое воображение? На самом деле я очень сентиментальна, и даже иногда, когда я одна дома, включаю кассету с "Титаником" и позволяю себе немножко всплакнуть, только не смейся. Я прекрасно знаю, что это полный бред, но вот что-то захотелось побредить. Хочешь маленькую сентиментальную мелодрамку? - Комната с белым потолком. Ты закрываешь глаза - и видишь,
От горечи зажимаешь пальцами рот, чтобы не закричать,
Соленые капли с твоих щек слизывает нежным бархатным язычком ночь,
А ты видишь все так отчетливо, словно это происходит сейчас. Ты тогда сошла с ума. Это было вечером, падал снег, сумерки были синими, а твое лицо - впервые за столько дней - счастливым. Все как всегда, ты возвращалась домой, как возвращалась до этого каждый день, и так же был вечер, так же падал снег, сумерки не меняли цвет, но почему же от твоей ежевечерней тоски возвращения в пустой и холодный дом не осталось и следа? Потому что выйдя на улицу, остановившись и надевая перчатки, ты почувствовала, как Его руки закрыли тебе глаза. Ты даже не успела вздохнуть, Он прижал тебя к себе так крепко, что замерло дыхание, и ты не могла даже заплакать от счастья. Откуда это, когда ты уже не ждала Его, когда в один миг сбывается самый несбыточный сон, сбывается то, надеждой на что жила все это время. Вы поднимались в лифте; ты не могла заставить себя сказать хоть слово, и он молчал, смотрел на тебя, и улыбался. Когда за вами закрылась входная дверь, Он обнял тебя, и вот тогда ты заплакала. Ты не могла понять, что с тобой происходит, ошеломленная любовью, не в силах поверить, что это наконец-то случилось, неподвижно лежала, глядя в белый потолок. А Он был рядом, Он любил тебя, шептал тебе такие нежные, удивительно нежные слова, это больше походило на сон. Через несколько дней она, так ничего и не дождавшись, позвонила ему сама. - Трубку сняла женщина.
Все было кончено. В комнате с белым потолком, с правом на надежду. Все кончено.
И обо мне грустить смешно Как о реальном человеке - Я весною прорасту, чтоб к жизни присоединится. Ну вот и все, пора прощаться. Любившая тебя, Анюта"
--
Бред какой-то и вообще, никто нам сегодня не звонил...
--
Ксеня! Ты дура или просто претворяешься? - Сашку просто перекосило от бешенства. - Ты слепая или идиотка?
--
Все вместе! - я тоже разозлилась. - Что случилось?