Письма от Димки приходили как по графику: в неделю одно письмо. И мало чем отличались одно от другого. Что жив, здоров, привет Георгию Фёдоровичу и тёте Люде. Ещё Димка очень гордился, что его и Сашку Фокусника отобрали в танковое училище. И Димка считал, это благодаря их профессии трактористов. В одном из писем была вложена фотография, где Димка и Сашка с двух сторон обнимали берёзку и были лысые, как новобранцы. На вопрос - с чего бы? Димка честно написал, что было дело, старослужащие велели сотворить Сашке фокус, метнуться туда не знаю куда и принести пару "пузырей" водки. Ну они "метнулись" вместе. После чего и он, и Сашка попали на "губу", где их и побрили. А трое старослужащих в сан часть, где их покрасили... зелёнкой.
Машка и тётя Люда ужаснулись, так и до тюрьмы не далеко!
Но Георгий Фёдорович, пролив свет на некоторые особенности армейского быта, попросил у Машки разрешение дописать строчку в письме. И дописал: "Одобряю!".
А однажды Димка написал, что очень скучает... по Машкиной ухе.
В ответ Димка, конечно, написал "спасибо", но просил больше посылок не отправлять. Писал, что скучает именно по Машиной ухе! А так, каждый месяц получает посылку от родителей и понимает, что собирают её бабушка Агафья и мама, а вот отправляет, наверняка, отец. Ведь почты в Солдаткина нет, а добраться до соседнего села бате способнее. И поэтому Димка надеется, что родители наконец-то помирятся. А в этот месяц он получил сразу две посылки: от родителей и от Маши, другие ребята и по одной не получают. Отчего он себя куркулём чувствует. Машка только посмеялась: Димка - куркуль? Однако одностороннее решение Димки также как Сашка стать военным, Машку совсем не обрадовало. И не потому, что Машка не хотела жить в военном городке, она просто пока ещё не знала, что это такое.
- Тётя Люда, ну как так? Я что собачка? Куда хозяин - туда и я без вопросов! Он же ничего не спросил, ничего мне не сказал...
- Маша, это же его специальность... Город оно конечно...но какие танки... в городе? - как-то неуверенно вздохнула тётя Люда.
- А мед институт? Там шесть лет учиться. Я? Как же я?
У Сашки с Мышкой давно всё было на пять раз оговорено. Он всегда мечтал стать военным. И они прикидывали, в медучилище Мышке учиться три года, а Сашке в танковом - четыре, значит Мышка как-нибудь на каникулах приедет к Сашке, и они отпразднуют свадьбу. Вопрос был только в выборе каникул. И тогда уж точно, по окончании ей дадут направление по месту службы мужа.
- Будто я чемодан какой - кольнуло Машку воспоминание из детства, - куда хочет, туда тащит. Это же только у чемодана спрашивать не надо! А я? Как же я! - давняя детская боль и теперешняя обида за такое отношение и от кого, от Димки! объединившись, жгли её душу. И этот проклятый чемодан без ручки крутился и крутился в её сознании.
Машка к этому времени уже сходила на день открытых дверей в мед институт, и определённые опасения после экскурсии в морг имела.
- Может в какой другой, на заочное? Например, в педагогический. Вон у тебя какой опыт - кивала на четвёрку мальчишек тётя Люда. - В этом году не только Серёжку, но и Ваньку с Андрюшкой в школу сопровождаешь. На заочном то и Димкины танки не помеха.
Весь этот год не прошёл, пролетел для Машки как один день. Поступать в мед институт она всё-таки решилась. А как узнала какой конкурс на одно место, то даже на каток теперь ходила только по выходным. Остальные вечера сидела над учебниками. Но Ваньке и Андрюшке повезло. Тётя Люда доверила Серёжке сопровождать младших братьев на каток. Несчастный Гошка каждый раз провожал их со слезами. Но что тут поделаешь, когда такого маленького размера ботинок с коньками на прокат не выдают? И Гоша с нетерпением ждал "когда лапа подрастёт".
А весной Димка написал, что летом в отпуск приехать не получится, потому что училище передислоцируется в летние лагеря. И вернутся только к сентябрю.
Тётя Люда штопала пятки толстых вязанных бабой Шурой для мальчишек носков. Она послюнила палец, поправила кончик толстой шерстяной нитки, наконец попала во внушительное игольное ушко:
- Куда иголка, туда и нитка, - разгладила заштопанный носок, вздохнула: - Вот так. Летние лагеря это же поля, да перелески. А значит деревеньки и деревенские девушки. А они, - взялась за очередной носок тётя Люда, - кровь с молоком! Ты, Машуня, гляди, кабы там какая местная красавица твоего Димку... к рукам ни прибрала.
- Ну что вы, тётя Люда? Он же не носок, чтобы к рукам прибирать! - не очень уверенно отмахнулась Машка.
Однако Ольга с Сашкой планировали в это лето пожениться, а Машка с Димкой должны свидетелями быть. Но при таком раскладе - какая свадьба,куда поедешь? И чтоб лето зря не пропадало обе устроились хоть и временно в стационар санитарками.
- Ничегошеньки тут не изменилось, - вздохнула вслух Машуня, осматриваясь в том самом приёмном покое, куда она с тётей Людой приносила передачи маме. - Только тогда мама была жива. Тут... почти рядом в палате лежала.
- Вы о чём? - из окошка выглянула дежурная мед сестра.
- Да так я... сама с собой... - и часто-часто заморгала, чтобы скрыть навернувшиеся слёзы. Мед сестра захлопнула створку окошка для передач больным. А Машка всё стояла, не в силах шевельнуться, будто во временную дыру провалилась, и мама вот она рядом, Машка даже рукой потянулась. И пахло мамой, так, как в том, далёком детстве, когда она жила у бабушки в деревне, а мама приезжала иногда...ненадолго и спала с Машкой на одной кровати.
- Пусть бы мама жила, как хотела, как могла... лишь бы жила, - шептала и плакала Машка, кое-как открывая тугую больничную дверь.
И начались рабочие будни. Ольга пошла в хирургию.
- Навряд ли в воинских частях грипп и понос лечить придётся. Так что хирургия в самый раз, - пояснила своё решение Ольга.
Машка устроилась санитаркой в реанимационное отделение, потому что считала, что этот участок медицины самый сложный, и как думала Машка, самый интересный. Ведь не так-то просто удержать человека на самом краю, или вообще вытащить с... того света. И вспоминала того дежурного врача, который спас в ту страшную ночь её маму. Но будни, они и есть будни. И для Машки они начались с мытья полов. А уже на следующий день пришлось организовывать "утку" для крупной женщины. Подниматься ей категорически не разрешалось, а законы природы даже глав врач отменить не мог.
- Ну ты молодец! - похвалила работающая в этом отделении не первый год мед сестра Анна Ивановна, в просторечии Анванна. - Тут до тебя одна красатуля прискакала в коротеньком халатике, осмотрелась и устроилась в ординаторской у телефона: "Ах, я в реанимации пашу... ах, я в реанимации!". Тьфу, дура. Дошло дело до гигиенических процедур - до желудочных колик рвотой исходила.
- А почему вас так странно называют Анванна?
- Так скорее получается, - пожала та плечами. - Ты -то как себя... чувствуешь?
- Да вроде ничего особенного... - нет, Машка не рисовалась, она действительно ничего особенного в подобных процедурах не видела. Первыми её уроками гигиены человеческого тела были Гошины "детские неожиданности". Боясь, что слабенький Гошка подхватит какую-нибудь инфекцию, или там какая-нибудь опрелость возникнет, его пелёнки не просто стирала, она их каждый раз, как говорила баба Шура: "Прожаривала утюгом".
Но пиковая для Машки ситуация всё-таки возникла буквально через пару дней после начала её трудовой деятельности.
- Пошли катетер Фолея покажу как ставить. А то пока тебя всему в нашей профессии не обучу - отпуска мне не видать. - И показала Машуне не сложное устройство. - Значит так, вот эту мягонькую резиновую трубочку будем вводить в мочевой канал больного.
- Я... я не умею. Этому в училище учат, а я... нет, нет!
- А я в отпуск хочу. Но и пока никто тебя и не заставляет. На первый раз просто смотри и учись.
Всё равно придётся, раз решила в мед институт поступать.
- Ну если пока только смотреть... - вздохнула с облегчением Машка и направилась следом за мед сестрой. А та подошла к молодому парню.
- Это Василий. Летел на мотоцикле, а столб дорогу перебегал, - и откинула одеяло. - Давай, помоги-ка...
Машка чувствовала, как щеки её начинают гореть. Но деваться-то куда?
- Он лекарством загружен, так что... не страдай, не видит и не слышит тебя. Ну а вообще - ты в медицинском заведении, а не на танцах. Ясно? Приступаем.
Шла вторая неделя Машкиной работы санитаркой. Уставала, конечно, но в этот день пришла домой сама не своя.
- Маша, что случилось? Ну посмотрела, попробовала... так может в пединститут? - тётя Люда подняла край полотенца над блюдом: - А я ватрушек напекла с творогом, как ты любишь.
- Нет, нет! Я не о том! Вы не подумайте, я не собираюсь бросать... медицину, - чуть качнула головой Машка. - Когда моя мама умирала... рядом с ней никого, никого не было... - голос Маши дрогнул и перешёл на шёпот.
- С чего это ты так решила? - тётя Люда усадила Машку на стул, налила горячего чая. - Пей. Она же не на улице умерла - в больнице, по- человечески.
- Там... - Машка мотнула головой куда-то в сторону, - в реанимации в смену только один врач дежурит и медсестра одна, и санитарка одна.
Машка взяла кружку, сделала глоток, другой. Помолчала немного и опять заговорила.
- А больных у нас в отделении только на аппаратуре девять человек. Никто работать к нам не идёт. Платят мало. А работа... улицы подметать куда легче за те же деньги, - сглотнула то ли чай, то ли тугой комок.
- Так, по телевизору показывают, если... что, то аппаратура умная такая... пикать начнёт.
- Сегодня женщина умерла, по возрасту как моя мама...была. Сердце... Так дежурная медсестра, как только пискнул кардиомонитор кинулась за врачом. Прибежали обе - не спасли...
- Маша, ты же медик... - Машка только головой мотнула.
- Я потом её в морг готовила... серьги, цепочку, ну... бельё ... родным передать. На руке, где капельница... в общем, она уже умерла, а лекарство всё капало... И боялась я её... мёртвую.
- Это потому что впервой. Живые и мёртвые - всё одно люди. Ты уже медик, врачом станешь, -шептала Машке возле уха тётя Люда, - обязательно будешь хорошим врачом, теперь-то я точно это вижу. Ты к людям... с душой... - подлила Машуне горячего чая.
- А про Ирину... Помнишь того мужчину с красными розами? Ну, когда гроб уже возле подъезда стоял, прощаться подошел такой невысокий, в куртке с нашивкой на рукаве что-то там про газ?
- Помню. Он один принёс маме живые цветы.
- Мне тогда не до него было, подробностей не знаю, но всё-таки переговорить успела.
- Может это...
- Нет, Маша, не отец. Он из той же деревни, что и твоя мама. Сказал, любил всю жизнь, да проворонил. Сначала уехал из деревни деньги зарабатывать, думал приехать к ней с деньгами, с колечком настоящим, золотым. Ирина - то в деревне первая красавица была. Вернулся, твоя мама уже тут жила. Он с колечком, а она из подъезда беременная... Ну, решил не мешать. Уехал назад.
- И как узнал, про... похороны?
- А никак. Сказал, судьба попрощаться привела. Ехал в деревню, бабке крышу подновить, решил хоть одним глазком взглянуть на Ирину. Купил пять роз... да одну выбросить пришлось. Вот тут и подумаешь...
Но договорить не получилось. Дверь распахнулась и в комнату влетел Ванька.
- Мама! Там Гошка провалился! - ужас на мокром и грязном лице Ваньки говорил сам за себя.
- Где?
- В яму за гаражами...Гошка плачет и ругается на меня... запрещёнными словами, - ревел Ванька, - вам говорить не велит! А сам вылезти не может...
- Ну слава Богу, что ругается! - выдохнула тётя Люда.
Ванька на минуту даже реветь перестал и повторил, заикаясь:
- За... за... запрещенными словами...
- Жив, значит! - махнула рукой Машке: - Бежим!
Уже выскакивая из квартиры, Машка недоумевала:
- Там полянка, кусты... Какая яма?
- Это теперь полянка, - на бегу объясняла тётя Люда, - а раньше общественная уборная была! Потом снесли, а сверху прикрыли досками и только. Доски травкой поросли, да видать прогнили, вот и провалились, - задыхалась не худенькая тётя Люда.
Гошку вытащили. Они с Ванькой стояли рядом пока тётя Люда и Машка пытались хоть немного отскрести с них вонючую грязь.
- Ох ты! Парни, вы чего такие мало грязные? - вернувшийся с работы Георгий Фёдорович, не застав никого дома, решил заглянуть в дворовые постройки.
- И как их теперь мыть? - всплеснула руками тётя Люда.
- А никак. Грязь, говорят, на сороковой день сама отваливается, - сдерживая улыбку, констатировал Георгий Фёдорович.
- А где же мы ночевать эти дни будем? - хором заревели Ванька и Гошка.
- Отец, ну ты что? Грязь не стыд, отмоемся,- успокоила всех тётя Люда. - Пошли что ли?
Постепенно Машуня привыкла к своим обязанностям, и потихоньку даже начала помогать мед сестре. Однако подошёл сентябрь, и настала пора отправляться в десятый класс.
- Ох, это как же теперь? Опять я в нашей смене одна? - хваталась за голову Анванна. - Чего? Две ставки? Так я не двужильная, - возмущалась она в ординаторской. - Только про отпуск размечталась. Думаю, девка с головой, рукастая, обучится... глядишь и отпуск... вместо компенсации выгорит. Не выгорел... - и пошла, привычно повязывая на голову белую косынку.
- Анванна! Стойте, погодите! Я тут подумала... Занятия в школе с первой смены, значит после двух часов я свободна. Может на пол ставки остаться? - заторопилась следом Машка.
- А уроки? Ну... вот, - и медсестра собралась идти дальше.
- Выкрутимся... как-нибудь...
- Давай попробуем... а с графиком смен, я договорюсь.
В этот выходной спланировали пойти в кино, но на утренний сеанс, потому что билеты по карману, опять же фильм детский, а вечерний - там и билеты дороже, и фильм для взрослых. Больше всех волновалась Алёнка. Она ещё ни разу не была в кинотеатре, потому что деревня, где она жила с бабушкой, даже клуба не имела.
- Тётя Люда, фильм детский... Я лучше дома останусь. Вон и кашу всю с утра доели, - заглянула в кастрюлю Машуня.
- На вечерний одну не пущу, не рассчитывай.
- Пока вы в кино, я в мастерской порядок наведу, - так Георгий Фёдорович называл заново обустроенные после пожара стайки за домом.
- Так, всё с вами ясно, - понимающе вздохнула тётя Люда.
Наконец все оделись, собрались, тётя Люда распахнула дверь и... на пороге столкнулась с Георгием Фёдоровичем:
- Ой! Григорий, что? Что стряслось? Пожар? Ограбили? Что? - не давала мужу слова вставить тётя Люда. А судя по выражению его лица что-то точно случилось!
- Э... в комнате бабы Шуры свет горит...
- Воры?
- Или кто тайком поселился... Видят, нет жилички... вот и решили воспользоваться... Ты тут побудь пока, а я схожу посмотрю...
- Ой, Гоша, я с тобой...
- Тут будь, с детьми. Тебе сказал!
Вернулся Георгий Фёдорович быстро.
- Там... баба Шура приехала...
- Так... ещё вполне успеваем в кино, - показала на стрелки настенных часов тётя Люда. - Ждите, я сейчас...
Гоша младший посмотрел вслед тёте Люде, перевёл взгляд на часы и продекламировал:
- На стене часы висели,
Тараканы стрелки съели,
Мухи гири обосрали
И часы ходить не стали...
- Гоша, ты... откуда взял... такие стихи? - вопреки всем педагогическим правилам, еле сдержала улыбку Мария.
- Так это считалочка такая. Юлька из 12 комнаты прыгает на скакалке и ещё другие стихи... - но привести пример других известных Юльке считалочек Гоша не успел. Вернулась тётя Люда.
- Баба Шура отдохнуть прилегла с дороги. Мария, ты у нас дома на хозяйстве остаёшься. Сваришь кашу, тёпленькую отнесёшь. Про чай и хлеб не забудь...
- Мне Тузика возвращать? - как-то резко стал терять интерес к походу в кино Гоша младший.
Маша присела рядом с братом:
- Понимаешь, баба Шура... вряд ли теперь сможет с Тузиком гулять и вообще... Ты его к ней приводи... но ответственность за него... мы с тебя не снимаем!
- Понял! Понял! Тузик с нами остаётся жить! С кошкой гулять не надо. Я Фимку к ней приносить буду. Пусть погладит... для улучшения настроения.
- Ну... пора. Выходим,- скомандовала тётя Люда.
Баба Шура сидела на диване. На столе остывала в тарелке каша. Мария толклась у окна, не зная, как начать разговор. И возраст, и здоровье бабы Шуры совсем не то, чтобы вот так одной вернуться.
- Ты не подумай чего плохого, - вздохнула баба Шура. - Подай-ка кружку, чаю душа просит.
- Вы бы хоть телеграмму отбили, мы бы встретили...
- И сын не обижал, и невестка - зря не скажу, но жить мне там невмоготу стало. Квартирка -две комнатки, одна проходная. Кухонька, ежели бы Людмила села там за стол, то остальным и деться некуда.
Баба Маша пила чай обхватив обеими руками кружку. Было видно, собирается с мыслями, для дальнейшего рассказа.
- Сын с женой в зале, ежели ночью по нужде или воды попить, так мимо них идти надо. Мне стеснительно. Лежу, терплю. Делаю вид что сплю. Опять же старческий сон такой... а тут ещё ночами нога донимать взялась. Ты это, там на полочке посмотри, у меня мазь оставалась, ногу натирать...
- У неё теперь срок годности вышел. Я новую принесу.
- У меня тоже... срок годности, похоже, вышел, - горько и грустно вздохнула баба Шура. - Мне на ночь кресло-кровать разбирали, ребятня на своей кровати в разные стороны головами спать укладывались. Сама мучаюсь и их извожу. Вот и решилась. Сказала, что сильно по своей комнатке тоскую. Мол, съезжу, посмотрю, что да как, и вернусь. Только я, Мария, назад к сыну не поеду. Я мать, а не враг их семейству.
В реанимационном отделении этой больницы Машка "выкручивалась" до окончания мед института. Зато поступала туда вне конкурса, по направлению с места работы. Что не пройдёт для неё даром. Ну какое место работы, когда только школу окончила? Однако это будет на следующую осень. А пока начинался новый учебный год.
График Анванна действительно составила и согласовала, однако по этому графику выходной у Машки выпадал среди недели, а воскресенье - рабочее. Всё-таки это единственный не учебный день недели, когда не надо с занятий прямо с портфелем сломя голову бежать в больницу. Там же в ординаторской, выкраивая время, делала уроки. Правда с пятёрок съехала, и понятно было, что на медаль уже не вытянет. Тётю Люду куда только не вызывали, и к директору школы, и даже в опеку. Машка везде ходила вместе с тётей Людой и как могла доказывала, что собирается поступать в мединститут, и поэтому ей необходима практика в больнице. А что за практику ещё и деньги платят - так разве это плохо? Вот если бы не платили, то тогда...И неизвестно, чем бы всё это закончилось, но тут Машка вспомнила, что она, конечно, школьница, но так как два года учёбы были пропущены, то теперь она совершеннолетняя школьница! И может сама решать за себя!
Время для Машки не шло, а летело. А тот самый Василий, который лежал в отделении реанимации после аварии, выкарабкался, и как только выписался из больницы опять сел на свой мотоцикл. Не прошло и пары дней, как его мотоцикл стрекотал возле служебного выхода реанимации.
- Должен же я с вами рассчитаться за ваш уход, спасали меня, лечили... Хоть подвезу...
Лучше бы он этого не говорил. Машке тут же вспомнился катетер Фолея и она почувствовала, что краснеют не только щёки, даже уши.
- Нет, нет! Спасибо. Я сама.
- Да что ж вы думаете, я на каждом повороте падаю? В той аварии я... не очень-то и виноват. А вас я повезу аккуратно, потихоньку...
И Машка села, обхватив руками крепкую спину в чёрной кожаной куртке.
Но отгорели последние осенние деньки, а в зимние холода какие могут быть поездки на мотоцикле? И Василий стал приходить встречать Машу с работы, ведь заканчивалась её смена уже по темноте. Так молча, перебрасываясь редкими фразами и шли до Машкиного дома, потом она кивала и уходила. С одной стороны, в самом деле идти одной поздним вечером по темным улицам их окраины совсем не весело, но с другой стороны... В общем, наконец Машка решилась.
Ступени отделения реанимации к ночи покрылись тонким ледком, и Василий подал ей руку.
- Вася, понимаешь, Вася, не надо больше меня провожать.
- Почему? В секцию самбо записалась?
- Да нет... но Димка в армии, а я его жду, - вроде всё правильно, всё так и есть, но как же неудобно было Машке это говорить. - Наверное, надо было тебе сразу про Димку сказать... Прости, не подумала тогда...
Василий сопел, пинал на дороге какие-то льдинки, и подхватывал её под руку, как только Машка норовила поскользнуться.
- И сколько ещё твоему Димке служить?
- Он в танковое училище поступил. Так что... - и Машка в вечернем полумраке пожала плечами.
- А...а...а, так он сюда и возвращаться не собирается?
- Какие в городе танки? - вспомнила слова тёти Люды Машка.
- Понятно, - вроде даже с облегчением вздохнул Василий, - тогда так: провожать я тебя буду. Не нормально это одной девушке по темноте... А ты, ты не думай ничего такого... Мне не сложно.
Возле подъезда остановились.
- Снежок пробрасывает, - немного лукаво улыбнулся Василий. - Всё будет хо-ро-шо! Пока! - и направился на автобусную остановку. Машке тоже показалось, будто груз с плеч упал. И правду сказала, и ночью одной возвращаться... в самом деле страшно. "Ну придёт, придёт, а на нет, и суда нет", - рассудила про себя Машка и только теперь рассмотрела в темноте на лавочке соседок. Три подружки, как они говорили, каждый вечер совершали моцион. То есть сидели на лавочке возле дома и перемывали всем соседям кости.
- Здравствуйте! - кивнула им Машка и вошла в подъезд. - Надо же, вся в снегу, - решила было отряхнуться, но в вечерней тишине, услышав пару фраз соседок, замерла у дверей.
- Ты подумай, с одним начала ещё со школы таскаться... Тот видать, помотросил, да бросил. Апосля на мотоциклетке прикатывала, теперь, вон, по ночам пешочком шастает... видать новенького нашла!
- А что ты хочешь? Яблочко от яблоньки недалеко падает! Мать гулящая и девка по той же дорожке пошла! С детства к бетонке приучена.
- Ну надо же: Машка - проститутка, как и мать её! По наследству, значит, - заключила третья подружка.
Как такое случилось, Машка потом и вспомнить толком не могла. Но вылетела из подъезда и не разбираясь со всего маха влепила одной, из сидевших на лавочке соседок, затрещину. Та свалились с лавки и закричала тоненьким, визгливым голоском:
- Убивають! Люди добрые, помогите! А...а...а!
На крик и шум жильцы сначала выглянули из окон, но увидев только барахтающихся в снегу старух, то есть никакой опасности, вышли полюбопытствовать. И тут же поделились на защитников Машки и нападавших.
На следующий день "пострадавшая" написала на Машку заявление участковому, в котором указала, что гулящая девка Машка, вернувшись пьяная, ночью с каким-то мужиком, при свидетелях напала на неё и избила. Однако в травм пункте следов побоев не обнаружили, о чём и написали в справке.
А Машка на следующий день впервые прогуляла занятия в школе. Проревев полночи, к утру имела такой вид, будто и в самом деле весь вечер пила и занималась чёрте чем. Мальчишки ходили на цыпочках и приносили ей то спрятанную до лучших времён конфету, то кружку компоту, так что к обеду Машка оттаяла.
- Тётя Люда, и что теперь будет? - переживала Машка, узнав про заявление участковому.
- Головой будут думать, старые перечницы, прежде чем языком чесать! Не боись! Я им ещё припомню... этот поклёп!
Тогда Машка не обратила особого внимания на слова тёти Люды, ведь понятно, что успокаивает её. Но оказалось, тётя Люда слов на ветер не бросает. И последствия последовали, хотя и отдалённо. Да так, что в народе принято называть: и смех, и грех. Однако это будет потом. А пока не прошло и трёх дней сначала в школу, а потом и на работу к Машке пришел участковый, тот самый, которому Георгий Фёдорович машину ремонтировал. В школе жаловались, что Машка на медаль похоже не вытянет.
- И всё? - выспрашивал участковый.
- Да куда уж хуже? А что стряслось -то, что Машенькой милиция интересуется?
- Да так, профилактика. Она же под опекой, - выкрутился участковый, понимая всю ситуацию и не желая распускать лишние слухи.
- Понимаете, директор уж и в больницу звонил, призвать их, так сказать, хотел, чтобы уволили. Ведь медалистка для школы... это, это! А Маша ни в какую не бросает свою реанимацию! Говорит, врачом буду. Будет! Кто бы сомневался? Но медаль-то как? По всем не профилирующим четвёрки намечаются.
А в больнице Анванна пообещала участковому собственноручно разобраться с этими сплетницами так, чтобы ни одна реанимация их не приняла, поскольку знала всё из первых рук, то есть от Машки.
И уже история вроде стала забываться, как на входных дверях Машкиного дома появилось объявление о собрании.
Три подруги, нахохлившись, сидели на той же лавочке. Переговариваясь между собой:
- Счас прочихвостит эту гулёну. Будет знать, как людей избивать!
- А может и штраф выпишет и ущерб, чтоб мне возместить!
- Чтой-то люди подходят и уходят? Всё-таки сам участковый присутствует!
А жители дома действительно подходили к участковому, любопытствовали, узнавали, что и как, и тут же у каждого то утюг, то плитка оказывались включёнными, хоть ещё и домой не заходили.
- Погодите, зафиксирую ваше присутствие, - участковый записывал их фамилии, они расписывались и уходили. Так что возле лавочки остались несколько скучающих соседок, просидевших весь день дома. А тут целое собрание при участковом - важное дело!
- Значит так, уважаемые граждане, для начала зачитаю заявление гражданки Антипиной Евдокии Марковны: "17 числа сего месяца и года на меня напала гулящая девка Машка, вернувшись пьяная, ночью с каким-то мужиком, при свидетелях избила. Нанесла травму, причинив ущерб. Прошу взыскать ущерб и наказать по всей строгости закона. Число, подпись".
- Было, было, - зашумели две её подруги.
- По существу дела мною проведено расследование. Справка из травм пункта не подтверждает наличие побоев на теле гражданки Антипиной Е.М. - участковый промокнул на морозе вспотевший лоб, покосился на трёх подружек и продолжил: - Это значит, что побоев не было.
- Так ить всё видели, как я тут возле лавки в снегу кувыркалась! Так что, как это не было?
- Что кувыркались в снегу - это факт, было. Свидетели есть. А следов побоев нет. Что это может значить?
- Сама поди свалилась, - прокомментировал кто-то из присутствующих.
- Вот характеристика Марии Артемьевой из школы, а это с работы. - И участковый зачитал обе. - Так что Мария успешно учится в школе и одновременно работает в реанимационном отделении во вторую смену, так как в первую смену без прогулов посещает школу. Так что вопрос о ненадлежащем поведении: как -то пьянстве и распутном образе жизни не подтвердился. Даже наоборот.
Поскольку по заявлению гражданки Антипиной я должен принять решение в соответствии с собранными материалами, то получается гражданка Антипина распространяла заведомо ложные сведения о гражданке Артемьевой. А это, Евдокия Марковна, в соответствии со статьёй уголовного кодекса - клевета! - несмотря на холод, пот бисером катился с лица участкового. Уж больно зубастыми были подружки. Могли и жалобами до ручки довести. Так что поневоле вспотеешь, пока отобьёшься.
- Так это что, выходит я же и виновата? - возмутилась Евдокия Марковна. - Я просигналила, подала вам заявление, и я же виновата?
- Ну это теперь пусть суд решает, - и участковый стал прятать бумаги в свой подсумок.
- Машку судить, значит, всё-таки будут!
- Нет. Вас. За клевету, если Мария на вас в суд подаст. А постановление я заказным письмом вам, Евдокия Марковна, отправлю.
- На кой оно мне?
- Вот же дура старая, нашла на свой зад приключение, - заключил тот же голос, что и первый раз прокомментировал. - Меньше языками чесать будут. А то у себя дома пукнешь, а эти кумушки на весь дом разнесут...
В этот же вечер Евдокия Марковна пришла в гости к тёте Люде с трёх литровой банкой ранеточного варенья.
- Ну... обмишурилась малость... А кто старое помянет - тому глаз вон, - жалобно вздыхала Евдокия Марковна. - Люда, Машка-то у тебя под рукой, так ты уж поговори... По-соседски чего не бывает?
- О чём говорить-то? - не знала, как выпроводить дорогую соседушку тётя Люда.
- Так чтоб заявление на меня не писала. А то вишь как извернуть могут!
- Идите уже, время позднее, мне детей пора спасть укладывать, - надвигалась всем корпусом на Евдокию Марковну тётя Люда. - И варенье заберите. У нас своего хватает!
- Ну так я в надёже... по-соседски... - пятилась Евдокия Марковна.
- Ух! - выдохнула тётя Люда, захлопнув за ней дверь.
Приближались новогодние каникулы. И Ольга напомнила Машке их уговор съездить в часть к Сашке и Димке. Анванна тяжко повздыхав: "Хоть бы один Новый год дома встретить!", - согласилась, но не дольше, чем на неделю! - Чтоб хоть старый Новый год дома отпраздновать!
Однако писем ни от Димки, ни от Сашки уже давненько не было.
- Новый год на носу! Почта перегружена. Может потом сразу несколько принесут, - не очень уверенно рассудила тётя Люда. - Ведь если что случилось бы, то из части сообщили бы.
- Сообщать должны родителям или жене... - пояснил Георгий Фёдорович.
- Ну да, - уточнила тётя Люда. - А то бывает без всяких сообщений: "Знакомься, маманя, моя жена", - а у той уже срок родить подходит.
- Выйду на воздух, покурю, - кашлянул в кулак Георгий Фёдорович.
- Вот и я думаю, уж очень долго ни слуху ни духу, - вздохнула тётя Люда.
Посылать телеграмму о своём приезде Машка и Ольга не стали. Решили приехать в город, устроиться в гостиницу, а там на автобусе до военного городка рукой подать.
- Они же на службе, а не в доме отдыха. Кто ж их нас встречать отпустит? - убеждала Ольга. - Зато, представь, как обрадуются, когда нежданно, негаданно - вот они мы!
- Так и я о том... нежданно, - вздыхала Машка.
- Ну ты скажешь? Если бы Димка, допустим, неожиданно к тебе приехал, разве бы ты что-нибудь против имела?
- Я... нет. А вот как они... Не знаю. Всё-таки они нас не звали...
- Ой, какой не звали? Сашка в каждом письме пишет, мол, давай, не тяни! Говорю же, всё на пять раз оговорено! Только рады будут!
Сразу по приезду нашли экономный вариант жилья. Уютную, чистую комнатку в небольшом домике в двух шагах от вокзала. И уже на следующий день тряслись на дорожных ухабах в автобусе в сторону военного городка.
На КПП молодой солдатик, набирая номер, удивился:
- Везёт же некоторым! Кого и одна не дожидается, а к кому по две невесты враз приходят!
- Да нет! Мы каждая к своему! - уточнила Мышка. - Мы к разным... женихам.
- Вот я и говорю, к одному из этих... женихов сегодня невеста уже приходила. Теперь вот ещё одна. А...а...а! Разбирайтесь... сами со своими... женихами, - и закрыл окошко.
Но вышел только Сашка.
- Ой, девчонки! Не ожидали! - и кружил Мышку, сграбастав в охапку.
- А Дима? - улучила момент Машуня.
- Машуня, вот... его сегодня никак отпустить не могут... Нам на завтра увольнительные обещали на весь день. Мы сами к вам приедем! - но вид при этом Сашка имел настолько смущенный, что Машка, отстранив в сторону Ольгу спросила в упор.
- Что с ним?
- Маша, лучше пусть он сам тебе расскажет...
- Сашка! Что с ним случилось? Я буду командиру звонить! Болеет? Ранен? - и тут её как огнём обожгло, - у Димы другая? - вдруг поняла про какую невесту говорил дежурный.
- Маш, понимаешь... так получилось. Ей скоро в декрет. Там... рядом с полигоном деревня располагалась... Димка... не хотел, не специально... Лето, сенокос... так получилось...
- Маша? - она оглянулась.
Высокий, стройный военный стоял в дверях КПП. Это был её Димка. Нет, уже не её.
- Здравствуй, - кивнула Машуня, но двинуться с места не могла. Ноги будто примёрзли к снежной изморози на земле.
Потом они шли рядом и молчали.
- Там твои деньги на свадебное платье... помнишь? - первая заговорила Машка.
- Ну зачем ты так? Мне тоже... не просто. Маша, Маш... - он остановился, взял её за руку, - Маша! - обнял ладонями лицо и поцеловал. А она будто обомлела, ни сил вырваться, ни слова сказать против. Он держал её за плечи и целовал в ухо, в щеку... Так и шли, прижавшись друг к другу вдоль забора части.
- Знаешь, - отстранилась чуть в сторону Машка, - я... я тоже... видно нам не судьба, - задыхалась Машка, - приехала сказать... у меня другой! - почти крикнула и рванула в сторону от этого жаркого дыхания, от сильных рук!
- Врёшь! Этого не может быть!
- У тебя может, а у меня нет! - кое-как справляясь со стучавшим в горле сердцем, выговорила Машка. - Я за тем и приехала, чтобы сказать... у... у... у меня другой! - и зашагала назад по оставленными ими следам.
В этот же день вернулась в город. В комнате, которую они сняли вместе с Мышкой, прикрепила к зеркалу записку, написала, что первым же поездом возвращается домой.
Вот замелькали пристанционные постройки. Машка смотрела в окно вагона и не находила в себе сил даже заплакать от скулящей и ноющей боли в сердце.
- Вот так и Тузик, когда только попал к нам, - сказала и оглянулась, вагон же, люди едут. Но рядом никого не было. - Ладно. И куда теперь? Домой? - Подумала, что надо будет объяснять скоропалительное возвращение. А трогать эту болячку пока никаких сил нет. Может в больницу? Машке показалось, что там, в реанимации чужая физическая боль хоть немного заглушит её собственную душевную.