Сквозь сплошную черноту без единой звездочки, густую и мохнатую как бархат, тянулась тонкая, натянутая до звона, серебряная нить. Я протянул руку, чтоб ухватиться за неё.
- Не тронь, - голос прозвучал ниоткуда. Но так, что ослушаться и мысли не возникло.
- Где я? - в ответ - тишина.
Странно, но для того чтобы осмотреться, мне не надо крутить головой. И вообще ничего делать не надо, только смотреть.
А нить тянется из ниоткуда в никуда. Я не вижу, где она берёт свое начало, и где её конец.
Она вибрирует от напряжения. Мне страшно. Я - тут. И меня нет. Точно знаю, вот он я - смотрю на эту гудящую от напряжения нить, но себя не вижу - меня нет.
Возникает ощущение, будто мне на руки надевают малые перчатки. Потом втискивают в тесную одежду. Пытаюсь пошевелиться, как-то устроиться в этих "обносках", и тут звенящая тишина исчезает, уступив место каким-то странным звукам, шелест, шорох, тонкое позванивание какого-то прибора.
Ужас. Эти старые "обноски" и не "обноски" вовсе, а моё собственное тело.
- Тьфу! Не надо оно мне!
- Ну, вот и хорошо. Вот и слава Богу,- голос усталый и, вроде, знакомый. Открывать глаза не хочется. И вообще мне нестерпимо неудобно.
-Тьфу! - пытаюсь выбраться из этой "одежки". Не тут-то было. Какая-то сила, неприятная, жесткая и колючая, рывком втискивает меня на прежнее место. Терплю, сколько могу. И рывком устремляюсь прочь из этого тела. И опять серебряная нить в кромешной мгле передо мной. Стараюсь осмотреться..... Ничего кроме неё не вижу. Прежний густой чёрный мрак окружает меня.
- Что это? Второй раз сюда попадаю - значит это не сон. Это место существует! Где я!!! - вновь хочу дотянуться до этой пугающей и одновременно манящей, нити.
- Возвращайся, - и я стремительно, до ощущения бесконечного падения, лечу куда-то вниз.
-М-м-м...- кажется голова налита свинцом. Звуки повторяются. А вот ещё и голоса:
- Третьи сутки сидим в операционной. С его стороны будет свинством, уйти не попрощавшись
- Сил нет. Вот прямо тут свернусь сейчас клубком....
- Тише...
Я приоткрыл глаза. После мрака, в котором прибывал, слепящая белизна окружающих предметов, отозвалась головной болью. Губы стянуло и, казалось, чувствую, как они трескаются.
- Воды... - кто это сказал? Не может быть, чтобы я.
- Пи-и-и-ть...
-Тише, миленький, тише. Вот, ну как?
Влага смочила мои губы, несколько капель попали в рот. Наверно, это вода. Должно быть вода.
Занемевшее тело неприятно отзывалось на то холодное и жесткое, на чём я лежал.
-Ну, потерпи ещё немного. Вот. Ну, еще минут пять десять и переложим. - Суета рядом со мной раздражала. Закрыл глаза. Всё равно. Пусть делают что хотят. Белые стены качнулись, поплыли. И я понял, это называется - засыпаю.
Когда проснулся снова, первое что услышал это тихий женский голос, который что-то выговаривал:
-Михал Сергеевич, ну разве можно так? Вас же жена из дома выгонит. Тут высококвалифицированный медицинский уход. А вы толчетесь, только работать мешаете. И как это вам глав. врач позволил?
- Светик, не зуди. Делай свое дело. А я, уж сам как-нибудь.
Смотрю сквозь ресницы: крепко сбитый черноволосый, с лёгкой проседью, мужик, сидит рядом с моей кроватью. Перед ним на стуле ноутбук. Чуть скосил глаза, чтоб рассмотреть, что же он делает.
- Ну, привет, - голос прозвучал спокойно, даже чуть насмешливо.
- Привет,- ответил, и не узнал свой голос.
- Что это? - показываю глазами на ноутбук и, увиденный мной у дальней стены, экран компьютерного монитора, ниже жужжал сервер. Вся остальная обстановка, вроде соответствовала больничной палате.
- Ты пока молчи. Вот врач разрешит - все объясню. Тебе будет интересно. Правда не знаю, понравиться ли? - и он почесал макушку.
От него веяло таким спокойствием и ещё чем-то, что заставляло ему верить. Пытаюсь улыбнуться, однако ощущение возникает странное, будто не улыбаюсь, а щерюсь, тонкими узкими губами. А я ещё в детстве даже дрался, когда за толстые губы меня обозвали губошлепом. Ничего. Потом разберусь. Ещё раз взглянул на него и почувствовал, с удовольствием бы выпил стакан горячего молока. Ну, надо же! Отродясь терпеть не мог.
Я засыпал. Просыпался. Квадрат окна был то белым, то чёрным. И уже понимал, что пережил что-то ужасное. Что позади сложная операция. Однако, под воздействием лекарств, ни особого волнения, ни страха не испытывал. Сказать сколько времени находился в таком полу растительном состоянии не могу. Весь этот период для меня представляется чередой врачебных осмотров, сна, еды. Даже уколы, которых ужасно боюсь, помню как-то туманно. И только Михал Сергеевич, когда бы я не открывал глаза, неизменно сидел в палате возле компьютера, или рядом с моей кроватью с ноутбуком на стуле.
Постепенно периоды моего бодрствования увеличивались. Я подходил к окну и смотрел на улицу. Но, странное дело, то видел хорошо знакомую картину, то бог весть какую суету. В такие моменты неприятное давящее чувство переполняло меня, и воспоминания о моем прошлом путались в моей голове, как обрывки двух разных фильмов.
Силы постепенно возвращались. Врач разрешил самостоятельно гулять по небольшому садику. Забыл сказать, что к этому времени меня перевели из больницы в санаторий, который принадлежал какому-то научному медицинскому учреждению. Такое внимание со стороны нашей медицины не удивило потому, что этому переводу предшествовал мой разговор с врачом. Из которого узнал много интересного о себе, хотя, честно говоря, может лучше бы не слышать всего этого и не знать. Но, чему быть, того не миновать. А было так.
Мы проходили срочную службу. Наша часть работала на разборке завалов, помогая МЧС-никам. На окраине городка развернул свои палатки госпиталь медицины катастроф. Уточнять координаты - смысла нет. Место никак не повлияло на обстоятельства. И, казалось, все страшное, что могло случиться - уже произошло. Однако последнее что помню - как вместе с Серёгой, вымотанные до предела, сменившись, направились к месту дислокации - отдохнуть. Вдруг за спиной раздался хлопок, я посмотрел на Сергея и увидел, что он как-то странно начал заваливаться на бок, потом по спине у меня разлилась горячая волна и, кажется, я успел окликнуть Серёгу. Возможно, нет. На этом мои воспоминания обрываются. Дальше знаю со слов врача. На операционный стол мы попали одновременно. От туда также вместе нас доставили в Москву. Однако даже умелые руки классных хирургов оказались бессильны помочь Сергею. А мне, а мне требовалось новое сердце. Бригада трансплантологов ещё не закончила свою работу, когда возникли новые проблемы. Кроме серьезного ранения в грудную клетку,имелась гиматома в головном мозге. Так что пережил ещё одну операцию. Врач пытался объяснить мне суть, но я только уяснил, что это было связано с той частью мозга, которая называется гипоталамус. И что опять не обошлось без помощи Серёгина тела. Вот.
Вечер был тёплый. За высокий забор не залетал даже ветерок. Листья замерли в неподвижном воздухе. Сидел на лавочке и думал - кто же я теперь? Кто? Гибрид. Солянка какая-то. Парня всего выпотрошили. А я вот сижу тут. Внутри меня на клочья рвалась целая вселенная. Не было сил ни кричать, ни побежать, ни остаться сидеть. Ну, кто их просил? Я? Серёга? Твою мать... Экспериментаторы! Как же с этим жить?
По тропинке зашуршали шаги. Михал Сергеевич тащился со своим ноутбуком. Чудо гороховое. Его только не хватало тут!
- Чего застрял? Там вечерний обход. У тебя процедур немерено. Пошли уже.
Не найдя чтобы такое ему ответить, уставился на кустик.
- Ну, ты долго сидеть собираешься? Тебе ещё до здорового, как до луны. Вставай. Пошли.
-Да пошел ты... Или в морге совсем одеревенел? Не понимаешь, что у людей кроме желудка ещё и душа бывает?!
- Чего мне в морге делать? Боюсь я. И в никакую душу не верю. Усёк?
- Да ты что - не врач?
- Что ноутбука никогда не видел? Программист я. И кончай мне тут всякую галиматью втирать, пошли, сказал. А то как разведут: душа болит, душа болит... У меня от таких разговоров шерсть на ж... шевелиться от злости. Вот зуб болит - ясно. И желудок тоже. А в душу я не верю. А ты подумай о родителях и Серёгиных, и твоих. Все четверо лелеют возможность встречи с тобой. Каждый за своего живого сына считает. Я уж не говорю сколько труда в тебя было вложено врачами. Да и Серегино сердце бьется, что толку было бы его червям скормить? Тьфу! Язык устал. Идешь? Или за шкирку тебя тащить?
Пришлось подняться и идти следом за ним. Внутри меня все тряслось - тоже мне успокоил - комп бездушный! Микросхема ходячая.
Тогда и представить не мог, как судьба нас свяжет.
В палате, где я теперь "долечивался" (?), кроме моей койки, на ночь Михаил устраивался на раскладушке. Мне казалось - он за медицинскими приборами следит. Стоп, ну конечно. А что же ещё ему делать тут, с кучей комков, неотлучно при мне?
Ну вот, все процедуры окончены. В коридоре разлилась ночная тишина. Михаил при слабом свете настольной лампы, залез под стол, и, подсвечивая себе синим карманным фонариком, что-то делал с сервером. Я сидел на краешке кровати и собирался с мыслями, поговорить с этим человеком мне было интересно.
Наконец, он вылез из под стола, воздел руки к небу, проговорив: "Господи, что за хрень такая?". И уже собрался полезть назад, но зачем-то пнул стул, после чего удовлетворенно крякнул и, усевшись на своё обычное место, уставился на экран монитора, пальцы как у хорошего пианиста, бегали по клавиатуре, взгляд не отрывался от экрана. Я подождал ещё немного и понял - так может продолжаться всю ночь.
-Михал Сергеевич, раз уж ты не в душу, не в бога не веришь, что ж за помощью обращаешься?
- Когда? - всё так же глядя на экран.
-Сейчас. Битый час сидел под столом, а потом встал, помолился и комп заработал!
- Во, даешь. Я на стуле крутился - кабель из разъема вырвал. Пока нашел, пока вставил, и все. А ты что подумал?
- Ладно. Сегодня вечером в саду объяснял мне какой я бесчувственный болван. Ну, в плане и мои родители, и Серегины переживают, то есть душа у них болит, а я только о себе пекусь. Так?
-Так.
-Так говоришь души нет?... - хихикнул я.
- Нет. Пока человек жив, у него идут химические реакции определенного типа, работает головной мозг, периферийная нервная система, опять же эндокринная система вырабатывает и выбрасывает в кровь разные химические соединения - вот тебе эмоциональный фон. Мозг проанализировал ситуацию и выдает результат, мол следует делать так и так. А ты уже испугался или обрадовался, а это значит - в крови у тебя гормоны плавают, совсем не те, что надо. Вот и противоречие, мозг посылает нужные команды, выделяются другие вещества. Но на прохождение химических реакций требуется время, а у тебя на такой момент "душа предчувствует". Помрешь. Всяким реакциям - пипец. Ну, кроме гниения конечно. И "душе", значит "пипец". Понял?
- Вроде все складно у тебя выходит. Только я точно знаю, что душа есть.
- Ну, да? Тогда чья у тебя душа? - совсем не дипломатично ткнул в меня вопросом Михаил.
- ....
- Не мотай головой, оторвется. Я вот тут программку написал. Её и обкатываю. Это как бы интерфейс между человеком и машиной. Модные игрушки видел? Надеваешь шлем, и управляешь, например, персонажем в игре, или автомобилем, технологическим процессом тоже можно. То есть в разных точках головного мозга снимается энцефалограмма, ну там электрическая активность, биотоки головного мозга... Потом всё это обрабатывается на компьютере. В моей программе надо снять показания в момент физиологической или клинической смерти.
- И что?
- Хочу доказать, что души нет. Работает в твоей голове мощный комп.
- А как же видения во время клинической смерти? Ведь сколько людей одной и той же дорогой по светящемуся туннелю улетают и возвращаются?
- Ты в школу ходить? Физику учить? Лампочку выключал когда-нибудь? Вот тебе и весь "туннель". А вообще-то это так называемый эффект туннельного зрения. В момент кислородного голодания вначале отключаются периферийные участки головного мозга, вот мы и видим - туннель, в который летим, со скоростью отключения мозгов.
- Больной, проснись, пора принять снотворное, - прокомментировал Михаил.
- Да уж вам обоим не мешало бы, чтоб не шушукались до полночи. Жаль, снотворное ему уже отменили. На сегодня в карте нет.
- А что есть? - опять Михаил.
- Ну, вот разве что ... обработать вам участок тела перед уколом?
- Мне-то зачем? Я уколов боюсь, - отказался Михаил.
- Хм. А то ему после отмены снотворного врач прописал на сон грядущий по стопке коньяка. А уж ежели не хотите...
-Стоп, стоп. Я же больной и я не говорил, что отказываюсь.
Она ушла и вправду вернулась с разносом, на котором стояли две маленькие стопки коньяка и блюдце с лимоном.
- Ой, ребята. Если у вас все в порядке - пойду я в ординаторскую. Не возражаете? Сутками дежурим. Весь день на ногах.
- Конечно. Только можно, мы тут ещё пошушукаемся? - спросил я.
- Спокойной ночи, - она кивнула и упорхнула. Мы остались одни.
К утру у нас уже был набросок примерного плана работ. И, хотя наши взгляды отличались в корне, подход был одинаковый. Научный.
Уже растянувшись на своей раскладушке, Михаил говорил:
- Дело в том, что эта работа у меня так - "для интереса". Сам, понимаешь, никто денег на неё не выделял. А семью кормить, обувать, одевать надо. Пацан, вон, горные лыжи требует со всей экипировкой. Вот, подрабатываю. Проводил тестирование суперновой аппаратуры, ну и заодно свой проект обкатывал. Деньги не лишние. Тебе теперь пенсию оформят, значит времени вагон будет. Вот и вкалывай. Не сидеть же, сложа руки.
Я с трудом переваривал столь неожиданный поворот от пользы моего "пенсионного" времени, Михаил, свернувшись клубком, спал и, наверно, ему снился или его сын, или жена, потому что он улыбался и причмокивал губами.
На следующий день мне разрешили свидание с родными. Пока я лежал в реанимационной палате, ко мне никого не пускали. Иногда, правда, я замечал как через стеклянную дверь, приподняв край занавески, виднелись чьи-то глаза. Но эти краткие мгновения были ещё и редкими. И вот теперь мне предстояла встреча с отцом и матерью. Впервые, после всего пережитого. Обычно я был одет в больничную пижаму. Но тут, оглядев себя в зеркало, спросил у сестрички: "Может, что по приличнее найдёте? Неловко перед батей".
- Найдем. С завтрашнего дня приступаете к реабилитационным занятиям. Для этого другая одежда предусмотрена, - она ушла, а вернувшись, держала в руках добротный спортивный костюм моего размера.
- Чей?
- Не знаю. Но что не китайский точно. Вон, по качеству видно.
- Да я не об этом. Где его хозяин?
- Ваш. Каждому отдыхающему, кому режим реабилитации назначен, такой полагается.
Я очень ждал и отца и мать. Но волновался... Не знаю как. Представлялось, что мать будет плакать. Отец, насупившись, подбадривать. И я уже готовил успокоительную речь для них.
Дверь открылась и в палату с синей хозяйственной сумкой, улыбаясь, первой вошла мама. Следом протиснулся отец. Одетый в военный камуфляж и стриженый под ёжик! Я растеряно улыбался. Мама аккуратно поставила на стул сумку, и я почувствовал знакомый запах её стряпни.
- Ну, с возвращением сын, - и батя протянул мне руку. Разговаривали мы долго. Нас никто не торопил.
Уже собираясь уходить, мама, вопросительно взглянув на отца, и видимо получив подтверждение, спросила:
- Сынок, Васенька, там Серёжина мама и папа дожидаются. Как ты? Повидать тебя хотят.
Выдержка, или действие заранее принятых успокоительных, кончились. И мама заплакала, ничего с собой поделать не в силах.
- Там, такое дело. Спасали тебя, надо было разрешение родных Сергея. Они дали, - и батя отошел к окну, что уж он там увидел....
- Да я что? Пусть приходят, - но охватившую меня растерянность, и ещё какое-то чувство, я и сам себе объяснить не мог.
- Мы пойдем. Не будем их смущать. Ладно, - тихонько погладив меня по руке,мама засобиралась.
- Свидания официально разрешили. Пропуск выписали. Так что теперь уж все образуется. А? - батя тоже вышел вслед за ней.
Волнение охватило так, что я просто не знал куда деться.
Дверь скрипнула и, приоткрывшись, пропустила невысокую черноволосую женщину, следом вошел статный подтянутый, хорошо одетый мужчина.
- Мама! - ноги сами шагнули вперед. Я обнял эти худенькие плечи и вдыхал такой родной с детства запах.
Она осторожно прислонилась к моей груди: "Я слышу, сынок, я слышу..."
Уже стемнело, когда они собрались уходить.
- Как же мы теперь тебя делить будем?
- Он что пирог? Чтоб его делить. Жизнь, она сама все расставит по местам, - и он стал помогать жене надеть непослушный рукав вязаной кофты.
Оставшись один, прислонив разгорячённый лоб к холодному оконному стеклу, я стоял и точно знал - душа есть, раз так болит!
За спиной хлопнула дверь.
- Как ты, Васич?
- Почему Васич? - это Миха вернулся. Как-то так само получилось, что отношения наши перешли скорее в дружеское русло, чем в деловое партнерство.
- Потому что для одних родителей ты Васенька, для других Серёженька. Вот я и преобразовал: Васич. А что? Жизнь началась. И Васичу её продолжать.
- Убью, - вяло промямлил я и сел на кровать.
- Знаешь, я "лекарства" с лимоном попрошу.
- Колдрекс, что ли?
- Ну, раз шутишь, значит, всё образуется, - и Миха выглянул в коридор.
Время шло. Меня уже готовили к выписке. Только военкомат никак не мог решить вопрос с моей жилплощадью. И я обитал всё в том же санатории. Миха переселился к себе домой, оставив мне учебник для "чайников", с указанием " скурить" за неделю, максимум за две. Моё знакомство с компьютером никак не могло его удовлетворить в плане намеченных совместных исследований. Я мучался, плавал, тыкал куда попало пальцем, стесняясь лишний раз позвонить, потому что оставив книгу, он сказал: " Звони, ежли встрянишь. На работу пореже. Пока я тут сидел - там столько накопилось.... ".
-Хорошо, я по вечерам буду спрашивать, что днём не понял.
- По вечерам у меня подработка.
- Я попозже.
- Женат я. Сам думай. Ну и... звони.
И всё же время на выяснение всех вопросов мы находили. Михин проект предусматривал снятие информации непосредственно в момент смерти человека, клинической или физиологической. А это значило, что кто-то должен постоянно находиться в таком месте, где это возможно. То есть, я вернулся в институт, из которого меня перевели в санаторий, и на правах "vip" пациента, устроился в комнатке сестры хозяйки, проводя большую часть времени в ординаторской. Миха, редкий день не забегал. Материал, собранный мной, надо было обрабатывать. Я готовился поступать в мединститут. Хотя уже многое понимал и в его программе. Спорили мы часто. Обшей точки зрения на наличие или отсутствие души у нас так и не было. С утверждением, что это "чистая химия" я никак не мог согласиться, потому что точно знаю - есть такое место, где из ниоткуда в никуда тянется и вибрирует серебряная нить. И нет туда доступа телу, только душа человеческая может долететь. Я там был. Я видел.
- Глюк это, Васич. Глюк.
- Два раза и оба одинаковые "глюки"?
- Поломка одна и та же, значит и глюки одинаковые. Ладно. Давай лучше работать, либо докажем мою правоту, либо опровергнем.