Буденкова Татьяна Петровна : другие произведения.

Замок Мура

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На Черноморское побережье со времён ранней античности заходили сарматы и скифы, оставили свой след древние греки. Кто мы? Откуда приходим и куда уходим? Как течёт река времени? И можно ли войти в неё дважды? Кто знает... кто знает... Многие легенды и не раскрытые тайны хранит эта сказочная в своей красоте земля - Утриш.

   Замок МУра
  
  Каменистый полуостров, с возвышающимся в центре то ли маяком, то ли старинным замком, соединялся с берегом узким перешейком. Через эту, лишенную растительности полоску суши, перелетали брызги солёной воды, когда морской бриз гнал волны с моря на сушу. А иногда, в шторм, перекатывались тяжёлые волны. И только в редкие дни полного штиля эта полоска земли оставалась сухой, и тогда превращалась в прокаленную солнцем дорогу. Она была единственной нитью, соединяющей замок с городком, окраинные дома которого начинались сразу за перешейком, на берегу моря.
  Полуостров, круглый, как блюдо, выходил из моря мелким галечником, обкатанным морским прибоем. За галечником начинались каменные осыпи, будто какая-то неведомая сила размолола скалу в огромной кофемолке и высыпала на этом месте, а потом, разровняла камни, создав гладкую площадку. Ветер наносил сюда песчинки, они забили щели между камнями, а пролетавшие птицы оставили на них семена разных растений. Но прижился на этом месте только колючий кустарник, который цвёл вначале апреля красными круглыми цветами. Будто капли крови покрывали ветви с острыми длинными шипами.
  Редкий человек забредал на этот полуостров, хотя строение, которое возвышалось в самом его центре, вполне могло быть маяком. Может это он и был, потому что иногда в верхней его части, как утверждали горожане, по ночам, в шторм появлялся свет. Будто неведомый смотритель зажигал мощную лампу. Особенно странным и пугающим это казалось потому, что никто из жителей не мог припомнить, чтобы хоть когда-нибудь там действительно был смотритель. И числилось это строение среди горожан не иначе как замок царя МУра. Говорили, что название это повелось от благородного семейства Мирофы, род которой издавна поселился на этих землях. И ходили слухи, будто хранится в её доме картина, нарисованная неизвестным художником в давние времена. На картине изображён кот, лакающий молоко из обломка древнего черепка. Ещё говорили, что это и есть тот самый Мур, который живёт в этом дворце и только к избранным выходит прямо из стены. Сама же Мирофа только улыбалась в ответ на такие разговоры, а хозяин местного винного погребка посмеивался: чего только люди не напридумывают, после доброй кружки молодого виноградного вина!
  Иногда всё же тот или иной путник, случайно забредший в городок, из любопытства приходил к зАмку и тогда по возвращении удивлял местных жителей своим отрешенным видом и странными словами, вдруг звучавшими, когда тот оставался в одиночестве. Из местных жителей всего несколько человек побывали там. Они утверждали, что замок навевает удивительные мысли и образы, оттого трудно понять, что явь, а что наваждение зАмка. Но, ни с кем из жителей ничего дурного не случилось, по прошествии нескольких дней человек становился прежним и лишь иногда, потом, вдруг вспоминались ему странные моменты будто бы его... и в тоже время не его жизни.
  А не так давно в поиске уединения приехал в этот городок художник, чтобы найти сюжет для той, единственной картины, которая сделает его бессмертным! Он поселился у одинокой пожилой женщины, жившей на самой окраине городка в крепком доме из старинного кирпича. Дети её выросли и разъехались по свету, а муж - ушёл в море и не вернулся. Она готовила художнику завтраки, обеды, стирала бельё, а иногда по вечерам, сидя на потемневшей от времени веранде, слушая шум моря, и наблюдая, как из его волн выпрыгивают, охотясь за косяками рыб, дельфины, рассказывала удивительные истории. И каждый раз утверждала, что всё рассказанное - чистая правда, потому что сочинять она не мастерица, а врать - грех!
  День уже завершился, окончен был и ужин. На горизонте море и небо слились воедино и только сквозь нависающие над верандой ветки старого ореха, в морской дали, среди белых бурунов волн на фоне синего неба и моря, вырисовывались контуры, как думал художник, маяка.
  -Там, верно, смотритель живет? Что-то он плохо следит за маяком. Редкую ночь виден свет.
  - А нет там никакого смотрителя. Никто из человеческого рода там не живёт, и как моя бабка говорила, никогда и не жил. А она тут родилась, выросла, тут и померла. Там на высоком морском берегу кладбище видел?
  -Был я там. Да не далеко продвинулся. С краю-то новые захоронения, а дальше - огромные каменные плиты мхом поросли и в землю ушли, так что можно ноги переломать!
  - Да... там и похоронен весь мой род, кроме мужа. Его могила - морская пучина, - она вздохнула, перекрестилась, прошептав короткую молитву, - а камни те старинные - так это могилы тех, кто сюда золотое руно приезжал искать.
  - А нашли смерть свою...
  - А вот не знаю. Нашли они то руно, нет ли? Может, что другое подороже сыскали, потому тут и остались. Среди них дед моего деда был. Его могильная плита тоже просела под своей тяжестью со временем, но нет моих сил, поправить её.
  - А что же дети?
  - Молодые ещё. Только на крыло встали. Думают летать будут вечно, всё успеют... оно может и так. - И она надолго задумалась.
  А художник, прищурившись, посмотрел на зАмок: показалось что ли? Будто лучики света разбежались от тёмных стен! Он прикрыл глаза ладонью от висевшего на стене фонаря, стараясь лучше рассмотреть неясные очертания, и вдруг увидел, что весь зАмок на фоне синего неба сделался светло-коричневым и будто даже слабо засветился. Длилось это наваждение какое-то мгновение. Феликс, так звали художника, так разволновался, что стал допытываться у хозяйки:
  - А не видели ли вы, уважаемая Мирофа (а именно так её звали), что-нибудь необычное сейчас на этом зАмке, или маяке, уж и не знаю?
  - Да что ж тут необычного? Может лунный свет, так высветил зАмок, а может луч далекого прожектора рыбацкого корабля... - и она отвернулась, спрятав от художника выражение своего лица.
  - Да нет же! Нет! Я видел...
  Но Мирофа только странно улыбалась:
  - Пора мне на покой. Завтра рано вставать. Вы, если хотите, наблюдайте. Необычайной красоты картины бывают, - и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
  Долго всматривался художник в далёкие очертания замка. Но небо потемнело, и даже звёзды спрятались за тучи, так что больше ничего ему увидеть не удалось. Спать он лёг с твёрдым намерением - сходить на этот полуостров и всё самому рассмотреть! Тем более и ходу тут всего ничего и дорога имеется. Да и ни с кем ничего дурного не случалось. А всякие слухи? Мало ли о чём болтают в маленьких городках? А тут такая достопримечательность! И окончательно убедив себя, что это заброшенный маяк, художник отправился спать.
  
  Он лежал, вслушиваясь в шум моря, и грезился ему в видениях странный зАмок. Так и не сомкнув глаз, на рассвете, ещё до того как поднялась Мирофа, художник завернул в полотенце пышную белую лепёшку, налил в бутылку молока, перекинул через плечо мольберт с заранее подготовленным холстом, и отправился к перешейку. Город ещё спал. Самого солнца не было над горизонтом, но белый туман над морем и над городом неровными слоями уже поднимался вверх, таял, постепенно исчезая. И старинный городок, и море возникали из тумана на глазах изумлённого этой красотой художника.
  Вот и перешеек. Море с обеих сторон узкой дороги набегало волной на мелкий галечник и с шипением и пеной откатывалось назад. Феликс шел не спеша, с удивлением всматриваясь в каменистую дорогу. А она имела такой вид, будто была утоптана стадами животных и толпами людей, а ведь в городке утверждали, что никто туда не ходит. Да и сам художник, сколько жил в доме Мирофы, а с его веранды хорошо видна и эта дорога, и зАмок, ни разу не видел никого, кто бы шёл по ней. Феликс вздохнул, покачал головой и оглянулся назад. Но за спиной не было видно того городка из которого он вышел! Там по дороге катили странные повозки, оттуда слышалась непонятная речь, и всё это будто его не касалось, будто никто его не замечал! Художник посмотрел вперёд - всё та же узкая каменистая дорога расширялась, превращаясь в круглый полуостров. Он положил на землю мольберт, котомку с едой и кинулся назад! Но сколько он не бежал, расстояние между ним и людьми оставалось прежним! Тогда он решил, что это мираж! Феликс оглянулся, чтобы посмотреть, как далеко отошел от оставленного мольберта, но... тот лежал у самых ног! Значит, он даже не сдвинулся с места? Он опять оглянулся, но теперь позади него поднимался всё тот же белёсый туман. Решив продолжать путь к зАмку, он вскинул мольберт на плечо и двинулся дальше. На подходе его окутала странная тишина. Этого не могло быть! Море било о прибрежные камни, вспенивая белые буруны! Художник осмотрелся. И вдруг почувствовал запах дёгтя, просмолённых досок... и услышал блеяние овец!
  "Мерещится! Всё это мне мерещится... чудится!" - убеждал он себя. Но чем ближе подходил к зАмку, тем явственнее ощущал вокруг себя суету портового городка. Пока, наконец, не оказался на причале, где на корабль грузили прекрасных тонкорунных овец!
  -Эй, Фанес! Пошли, промочим горло! - Феликс вздрогнул, втянул голову в плечи!
  - Да что с тобой? Как всегда грезишь своими картинами?
  Феликс оглянулся. Перед ним стоял молодой мужчина с красивой пышной чёрной копной волос, аккуратно стриженных до плеч. Кусок пурпурной ткани, с отверстиями для рук, верхние концы которой пряжкой скреплялись на плече, как нельзя лучше подходил к смуглой коже и чёрным, будто маслины, глазам. Поверх красовалось нечто вроде плаща, один край которого был закреплён на левом плече, остальная ткань закинута на спину.
  "Грек... в хитоне и гиматии" - Феликс стоял столбом и ничего с собой поделать не мог. Но вдруг другая, ещё более удивительная мысль пронзила его: "Я всё понимаю, что он говорит, и больше того, я знаю, куда он меня зовёт! И, чёрт возьми, мне очень хочется с ним пойти!"
  - Пошли, Амон - друг мой! - язык выговаривал слова сам собой, без каких-либо усилий со стороны Феликса. И он уже не удивлялся шуму и суете вокруг. Он радовался встрече с давним другом: - Килик* с разбавленным вином мне сейчас совсем не помешает!
  - Вазилис из окон своего замка увидел тебя входящим в город, и велел приготовить комнату, в которой есть всё: краски, кисти, прекрасные холсты! А ещё велено накрыть для тебя стол! Также к тебе приставлен в услужение мальчик. Пошли, пошли друг мой! Твои картины, оставленные в прошлые посещения, Вазилис развесил в скрытом от постороних глаз месте дворца. Он ждёт, чем ещё ты поразишь нас!
  Феликс предвкушал чудесное застолье, радовался встрече с другом или это уже был не Феликс, а Фанес? Но в этот момент жизнь его была прекрасна и удивительна!
  После щедрого застолья, помыв и надушив руки, они направились в другую комнату.
  - Вот, смотри, друг мой, тут развешаны твои картины, на которых странные, невиданные города, удивительные, волшебные штуки и чужестранцы... Вазилис часто заходит в эту комнату и подолгу смотрит на них. И рассчитывает, что и в этот свой приход, ты в знак благодарности также оставишь удивительную картину.
  Дни шли, Фанес жил во дворце Вазилиса и рисовал картину, которая снилась ему ночами. Это был небольшой городок на берегу моря. Дом, веранда, над ней старый орех и немолодая женщина, сидевшая со сложенными на коленях руками в удивительной, незнакомой одежде. Когда картина была закончена, Фанеса непреодолимо потянуло в сон, и он смежил веки.
  
  Феликс проснулся от того, что сильно затекла шея. Он открыл глаза, осмотрелся: старые посеревшие от времени стены, каменный пол и солнечный свет, проникающий откуда-то сверху. Он сидит у стены, рядом с ним котомка с лепёшкой и молоком... как долго он тут? "Молоко, наверное, прокисло", - подумалось ему. В голове бродили неясные воспоминания. "Наверное, мне приснился сон. Ведь я не спал всю ночь, вышел рано", - и тут он увидел кота, который выйдя прямо из стены, стал тереться о его ноги. Феликс покрутил головой, отгоняя остатки сна. Но кот темно-коричневый, с золотистым подшерстком, продолжал смотреть на него жёлто-зелёными глазами, с узкими чёрными щелками зрачков. Феликс посмотрел вокруг - во что бы налить молока? Увидел невдалеке от себя осколок старинного глиняного горшка, дотянулся до него, ототкнул бутылку с молоком:
  - Пробуй, больше мне тебя угостить нечем, - молоко оказалось свежим и прохладным.
  Кот пил молоко, а Феликс достал кисти, разложил мольберт и стал рисовать: кусок старинной стены, луч солнца, черепок и кота, который пил из него молоко. Но вот солнечный луч ушёл из проёма узкого окна и Феликс сложил свои кисти, решив, что допишет её потом, по памяти и подарит доброй Мирофе, которая теперь уже беспокоится, встав и не обнаружив его дома. А во сне чего только не присниться! С этими мыслями художник допил молоко, съёл лепёшку, перекинул через плечо ремень мольберта и отправился назад.
  В городок Феликс вернулся поздним вечером. Тёмно-синее море и такого же цвета небо разделял лишь огненный всполох уходящего за горизонт солнца.
   Мирофа сидела на веранде под старым орехом, сложив на коленях руки. Художник остановился. Он уже видел это! Видел? Во сне?
   - Проходи, ужин готов. Заждалась уже! Ты, наверное, проголодался и устал за целую неделю со столь малым запасом пищи?
   - Вы что-то путаете, уважаемая Мирофа. Я ушел утром, в обед вздремнул в старой башне немного, так что даже молоко прокиснуть не успело. И я разделил его с котом.
   Мирофа только вздохнула:
   - В те времена, когда был жив дед моего деда, тот самый, чей прах покоится под просевшей от времени могильной плитой, приходил в эти края странствующий художник. И были они близкими друзьями. В последний свой приход художник нарисовал две картины, да вторую закончить не успел - помер. И похоронен тот художник рядом с дедом моего деда. В память о моём предке и его друге, мы из рода в род всех странствующих художников принимаем.
  За разговором ужин прошел незаметно.
  - Давно это было, наверное, картины не сохранились? Так я почти закончил для вас новую.
  - Отчего же? - и встав из-за стола, Мирофа направилась в дальнюю комнату:
  - Это мужская половина нашего дома. А вот и картины.
  На одной был нарисован небольшой городок на берегу моря. Дом, веранда, над ней старый орех и немолодая женщина. Феликс оторопел, это была... Мирофа! Или очень похожая на неё прародительница? Но городок, городок... он был изображён именно таким, каким его теперь видел Феликс. А на соседней, явно неоконченной картине, тёмно-коричневый кот с золотистым подшерстком лакал молоко из осколка глиняного черепка! Феликс кинулся к мольберту, но там оказался нетронутый кистью холст!
   На следующее утро, только в окнах забрезжил белый свет, художник (уж очень ему не терпелось) и Мирофа отправились на старинное кладбище.
   Две тяжёлых гранитных плиты покрытые мхом, местами растрескавшиеся от времени и непогоды, располагались почти рядом. Но выбитые в камне имена ещё можно было прочитать:
  на одной был выбито - Амон, на другой - Фанес.
   В этот вечер художник долго сидел в дальнем углу местного винного погребка и о чем-то разговаривал сам с собой. Местные жители кивали головами: так и прежде бывало с теми, кто решался посетить зАмок. Хозяин погребка подливал художнику молодое виноградное вино, и просил посетителей не беспокоить гостя.
   После того, как художник ушёл из погребка, никто из жителей городка не мог припомнить, чтобы видели его где-то. Словно растворился в вечернем сумраке. И только Мирофа, прячась от солнца под лёгким шарфом - калиптрой, грустно улыбаясь краешком губ, утверждала, что художник непременно вернётся, когда Время откроет ему путь.
  
  
  * блюдце с ручками на длинной ножке.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"