Будников Алексей : другие произведения.

Огниво Рассвета. Глава 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В молодом, но успевшем вдоволь настрадаться мире, собравшем под своим лазурным куполом самую разнообразную живность и растительность, ныне неспокойно. Властедержатели ссорятся, народ не жалея сил трудится на полях, в шахтах, мастерских и домах высоких господ, а суровая зима, тем временем, подбирается все ближе, своим студящим саму кровь дыханием начиная понемногу кружить по северным краям. В такой обстановке трудно приходится всем, несмотря на чины, мошны, мускулы и привлекательность. А о представителях преступных профессий говорить и вовсе не приходится. Ворам, мародерам, наемным убийцам и прочим не чистым на руку господам теперь живется тяжко, но это не сбавляет число ступивших на скользкую тропу людей. Феллайя - один из них. Но он отнюдь не самый обычный разбойник. Присущую рядовым представителям его профессии сноровку, хитрость и боевую выучку, юноша разбавил примесью магических навыков. И подобный состав, стоит отметить, дает недурственные плоды, позволяя носящему колдовской дар человеку идти на любой набег, несмотря на число или статус попавшихся под руку бедолаг. Впрочем, даже рядовой разбой, как оказывается, может повлечь за собой череду весьма загадочных событий и вовлечь случайного гостя в чьи-то туманные игрища. Но какая роль уготована появившемуся не в том месте, не в тот час на игральной доске грабителю? Как далеко заведет его вдруг сделавший из Феллайи марионетку пупенмейстер, и что ожидает горе-колдуна в конце: полирующая косу Смерть или ответы на все вопросы и неслыханные блага? Впрочем, все давно предрешено, и любые метания героя, распутья и неопределенность - являются лишь иллюзией, мелкой рябью на гладком ручейке рока. Но, что же тогда неиллюзорно? Первая глава: караван, разбойник и неожиданные находки.

Глава первая

  
   Холодны ночи в Ферравэле ранней осенью.
   Здесь, на Севере страны, в местах далеких от безмятежного Юга и состоятельного Центра, сумеречная стынь особенно сурова. Не успел еще над изумрудными полями растаять запах лета, как наступила трескучая стужа, от которой забарабанит зубами даже самый толстокожий лесовод. От нее не спрятаться под теплым, пышным пледом, ее не обмануть жгучими отварами и настойками, не отогнать ярым пламенем камина. Она пустит свои знобкие щупальца всюду, в каждый маломальский зазор, неслышной украдкой заберется под дверь, заставив даже мышей поежиться от холода в черных зевах своих нор.
   Хотя поселений в этой части королевства не то, чтобы в избытке. Мелких хуторков нет вовсе - такие уже после первых серьезных заморозков рискуют обратиться погостами. А немногочисленные деревни ферравэльского Севера вполне могли бы потягаться в раздолье с некоторыми городами Каэльронских и Нумарских виконтов. Правда, в отличие от белокаменных градов-крепостей графских посадников, в здешних селениях прозябали отнюдь не тузы. В основном это простые крестьяне: охотники, травники, кожевники, каменотесы, дровосеки, конюхи, пахари - да, бывало, промерзлая, казалось, до самого Омута почва одаривала взлелеявших ее работников несколькими плодоносными кустами или древами - и прочие из тех, кого знать обвыкла называть "черным людом". Также в окрестностях нередко могли повстречаться сбежавшие из-под надзора преступники - близость форта Норгвальд, чьи залы с недавних пор были переоборудованы Его величеством королем Абрианом Вторым в не самые первоклассные темничные казематы, делала северным деревням большую славу среди непокорных обывателей тамошних нар.
   Однако стоял в сих морозных краях и настоящий город. Должен же где-то просиживать свое чинное гузно Богами нареченный герцог Севера. Звался этот град достойным сказов и песен именем Виланвель, и был он одним из богатейших во всем королевстве. По зиме к воротам единственной на тридцать лиг окрест крепости всегда стекался бурный людской поток. Кто-то, за год успевший нажить достаточное состояние, тщился спрятаться в теплых тавернах от подступающих морозов, покинув свою скромную сельскую хижину до оттепели. Кто-то наоборот, стремился не оставить в этих стенах все свое имущество, а недурно его приумножить. "В сезон" цены повсеместно во всем Виланвеле взлетали до совершенно невиданных высот, и, разумеется, находилось предостаточно одаренных коммерческой жилкой и обделенных совестью господ, что умудрялись за месяц-другой возыметь здесь немалую прибыль, приторговывая самым разным товаром: от аляповатой ткани и столовой утвари, до неведомо как сохранивших свежесть теплолюбивых фруктов. А предсказать, сколь холодной явится наступающая зима, не силились даже всемогущие, в устах простонародья, Луговники. Поэтому каждый год деревенской черни приходилось выбирать: либо перезимовать в городе, осушив свои мошны до костей, кое-как перебиваясь дешевой, по тамошним меркам, снедью, но зато с крепкой крышей над головой и теплой периной на кровати; либо запастись амбаром поленьев и надеяться на снисхождение матушки природы, чтобы та в ночи не наслала на твою хату снежную пургу... Правда, сложно назвать это выбором. На авось обычно надеялись лишь те, кто не мог позволить себе проплатить и двух седьмиц в самой захудалой виланвельской корчме.
   Хотя говорить о такого рода заморозках пока рановато. Конец первого месяца осени - не столь холодное время, пускай даже с ночи и до первых петухов студеный ветер пробирал чуть ли не до костей. Однако уже к полудню земля, сохранившая с краткого северного лета немного тепла, подобно печи прогревала воздух до вполне приемлемых температур. Но так же с каждым солнцем и неумолимо нараставшая мерзлота, точно бесстыдный вор, утягивала в свои владения все больше и больше этих драгоценных жарких минут.
   К вечеру мороз вновь стал ощутим, и если от его грозного всепроникающего дыхания не всегда способны защитить даже стены родной лачуги, то чего уж говорить о том, кому посчастливилось встретить суровый зимний дух на опушке захудалого соснового перелеска? Впрочем, светило кануло за горизонт меньше получаса назад, и холод еще не успел по-настоящему разгуляться на примостившемся здесь на ночную стоянку обозе. Впрочем, как обозе... Одна-единственная, пускай и сопровождаемая вооруженной группой повозка едва ли могла позволить себе называться столь масштабным именем. Но так или иначе, в купеческой природе данного шествия сомневаться не приходилось - с иными целями подобную группу на экую дорогу выгонять не станут, к тому же в заморозки.
   Некоторые самые щуплые из конвоиров уже накидывали на плечи толстые шерстяные одеяла, ближе пододвигаясь к разгонявшему сгустившийся мрак стрекотавшему костерку. Остальные же находили иные, более приятные душе способы согреться, предпочтя мохнатому пледу разлитые по флягам горячительные напитки. Все приготовления для отхода ко сну были закончены: от сверкающего очага лучами отходили разложенные спальные мешки и свернутые под головы плащи. Над самим костром на буковой перекладине булькал, заливаясь плотным паром, чугунный котелок - пища, по всей видимости, все еще готовилась, заставляя животы путников, в минутах томительного ожидания, съеживаться до размеров сушеного миндаля. Сейчас все люди, разбившись на группки по интересам, как могли проводили досуг.
   Сопроводительный отряд по численности своей не был внушительным, но и совсем худым назвать его не получалось. Всего - немногим больше дюжины мужей оплаченного конвоя. Но вряд ли от одного только вида таких наемников искатели легкой наживы, сиречь разбойники, тут же разбежались бы, как тараканы от внезапно разгоревшегося канделябра. Возможно издалека эти легкие железные кирасы, кольчуги, морионы и притороченные к поясам бастарды еще силились отпугнуть. Но стоило приглядеться чуть пристальнее, заглянуть в лица носивших на себе все это безобразие - взору представали гладкощекие юноши, все не старше двадцати, может двадцати трех лет, которые, верно, едва уяснили, с какой стороны следует браться за меч. На охране голова торговой партии явно решил сэкономить. А зря...
   Мой наметанный глаз быстро оценил обстановку, пробежался по каждому покрытому ночным лагерем камню, кустику и травинке, детально рассмотрел каждый силуэт, каждый клинок и каждую суму на поясе. И все это за две сотни ярдов, с поросшего высокой зеленью пологого холма. Не без помощи моего дивного монокуляра, конечно, но все же...
   Стоянка занимала, по большей мере, пятнадцать шагов вдоль и около двадцати поперек. С северной стороны подпирает молег - туда путь к отступлению отрезан, если только они не решатся бежать, бросив в бивуаке весь груз. Все остальные ходы же, думается, я без проблем перекрою, учитывая степень опытности моих соперников. Ближе остальных ко мне стоял одинокий, усердно боровшийся со сном часовой, то и дело, утомленно закрыв глаза, припадавший к упертому в землю древку собственной пики и, при каждом касании острой скулой оружия, лихорадочно от него отстранявшийся.
   Вдобавок, как я мог разглядеть, в отряде не числилось стрелков - тем лучше. Эта детвора словно умышленно облегчала мне задачу.
   К редняку с восточной его части, поближе к тракту, подвязана гнедая кобыла, запряженная в фургон - вопрос: есть ли кто внутри? Вроде пара от дыхания не видать, а значит на своем месте кучер не присутствует точно. Но вот в самой повозке... К сожалению, сквозь полотнище я зреть пока не научился.
   Что же, пора начинать. Осталось последнее - оборудовать прикрытие.
   Я убрал монокуляр в поясную сумку, привстал с промозглой земли и аккуратно, стараясь не шуршать стоявшими практически сплошной стеной высокорослыми травяными стеблями, стал медленно пробираться назад, к противоположному от стоянки склону. Там-то и притаился, уютно устроившись под одиноко стоявшей полуголой осиной, мой набитый до треска баул.
   Щелкнув нехитрым замочком, я отворил широкую пасть сумки, откуда на меня сразу выглянули притесняемые друг дружкой разнообразные предметы. Первыми внимание на себя обращали конечно арбалетные станки и дуги, которые буквально рвались наружу, напоминая с трудом вынырнувших из водной пучины, хищно глотающих воздух пловцов. Вслед за ними я извлек "козью ногу", спусковые рычаги, несколько треног, маленькие восковые свечи и котомку с множеством иных, более мелких материалов, навроде штырей и шнуров. Некоторые из них в общей куче смотрелись самое малое неуместно, впрочем и сооружать я собирался уникальную, пускай весьма несуразную, конструкцию.
   Внешне мои устройства представляли собой поставленные на гибкие треноги арбалеты, которые хоть и были довольно примитивными, зато собирались за считанные секунды из уже готовых и подогнанных друг под друга заготовок. Однако существовало два весомых отличия. Во-первых, сама структура стреломета. Я назвал такой механизм "самострел с обратным спуском". То есть для того, чтобы произвести выстрел, необходимо не надавать на курок, а наоборот отпустить его. На практике подобный подход показался бы бесполезным, так как стрелку придется удерживать спуск в постоянном напряжении, для чего потребуется завидная сила и выдержка. Но для меня данная конструкция подходила как нельзя лучше, так как помогала реализовать вторую особенность устройства.
   Кажется, я назвал их самострелами? Это не совсем так. Вернее, даже наоборот: мои машины оправдывали такое наименование гораздо больше привычных ручных арбалетов. Так как стреляли они, по сути, практически сами. Спусковые крючки взведенного орудия плотно приматывались к станку специальной нитью. В прядильных кругах она получила прозвище "голая паутина". Паутина потому что, несмотря на свою ничтожную толщину, была невероятно прочной. А голая, так как создавалась путем переплетения весьма дешевых материалов, в основном крапивы. Бедняки, не осознавая всех прелестей материала, зачастую шили из него простенькие рубахи и штаны - те же, кто был побогаче и помудренее, использовали такие нити для более щепетильных задач. Например, большим спросом пользовалась голая паутина у наемных убийц, поскольку, сколь силы не прикладывай и какую шею не обвивай, она не разрывалась, душила быстро, а главное без крови, пускай была не толще скрипичной квинты. В придачу приобреталась паутина у любой деревенской швеи практически задаром.
   Таким образом, нить делала несколько оборотов вокруг арбалетного станка, покрепче привязывая к нему курок и не позволяя напряженному крючку спуститься раньше времени, далее свиваясь в надежный узел. Самострел устанавливался на невысокую треногу, а уже под него помещалась свеча с пропитанным специальным раствором фитилем, не позволявшим пламени угаснуть даже в самую суровую метель. Именно огонь и служил в моем устройстве спусковым механизмом. Но нет, дабы пустить в полет болт мне не придется ждать, покуда нудный рыжий язычок разъест узел на нити. Все произойдет много... быстрее и не совсем само собой. В этом-то и заключался главный фокус.
   Всего таких стрелковых установок было четыре - для той желторотой мелюзги даже через чур. Но лучше больше, чем меньше.
   Остался последний штрих - огонь. Я провел открытой ладонью над свечными фитилями - и тут же на их черных головках, по магическому велению, заплясали тонкие золотистые светлячки. По руке невольно пробежали мурашки - становилось холоднее.
   "А еще даже Моросящая Декада не прошла, - мелькнуло вдруг в мыслях. - Что тогда придет после?.."
   Огоньки получились маленькими. Настолько маленькими, что своими кончиками даже не тщились облизывать паутину. Но я все равно бережливо примял траву вокруг свечек. Ветру будет не по силам потушить колдовской пламень, однако же его резкий порыв вполне мог устроить здесь знатный пожар, быстро превратив мои ловушки в никчемные тлеющие палки.
   Теперь-то все... Откалибровав самострелы так, чтобы они нацелились в нужные мне точки торгового лагеря, закинув на плечо опустевшую (лишь на время) котомку и поправив на голове капюшон, я чуть отполз назад, став медленно спускаться вниз по холму. Нет, разумеется, не напрямую к стоянке - это сразу приманит глаза сопроводителей. Некий одетый во все темное парень решил сойти с холма прямо на примостившийся на ночлег отряд - как же тут не заподозрить чего недоброго? Горячные, того и гляди, за клинки похватаются и остальных на уши поднимут. А к чему нам подобные истерики? Мы ведь хотим решить все мирно, не так ли?
   Обойдя холм, я спокойным и неспешным шагом, не поднимая головы, направился к сторожу. Праздные меня не замечали - мой наряд прекрасно сливался с воцарившимся окрест мраком, позволяя мне безбурно плыть в охватившем поляну серо-черном, холодящем кожу даже сквозь не самую тонкую одежду море. Часовой заметил приближающегося незнакомца, лишь когда я подбрел к нему на расстояние вытянутого меча. Разумеется, для подобного неумехи, к тому же отуманенного некстати подступившей дремой, должным образом среагировать в такой ситуации не представлялось возможным. Он только и успел, что хрюкнуть от неожиданности, попытавшись перехватить пику и силясь попутно пробулькать что-то вроде: "кто такой?". Но уже через мгновенье наемник застыл, точно изваяние - я резко сблизился с ним, на ходу изъяв из-за пояса короткий кинжал, приставил острую сталь к промежности парня.
   - Брось, - негромко и как можно более грозно проговорил я.
   Повторять не пришлось. Пика словно сама собой выпала из рук.
   Я толкнул парня плечом в грудь и он, неуклюже попятившись пару шагов, рухнул гузном в грязь. Тут же прочухавшись, часовой, не теряя времени понапрасну, принялся спиной вперед отползать к остальному отряду.
   Только теперь моей скромной персоне решили уделить интерес. Ровной волной стих гомон и в мою сторону постепенно повернулись все без исключения обыватели стоянки. Опустились руки с флягами.
   Я плавно нагнулся в бок, подобрал пику, выпрямился, вальяжно вбив древко обухом в почву.
   - Господа! Прошу вашего внимания! - я старался говорить чисто и самоуверенно, чтобы у этой шпаны ком в горле встал, а задний проход сжался до размеров песчинки. - Смею просить вас быть паиньками и сложить оружие, если не желаете неприятностей!
   Наемники принялись растерянно, правда без ужаса в глазах, оглядываться друг на друга, но заговорить не дерзали. Даже клинка, по-прежнему, никто не доставал.
   - Ты чего это, грабишь нас, что ли? - вдруг послышался чей-то не молодой сухой голосенок. Вперед подался низкий, бочкообразной фигуры лысый мужчина, с узенькими крысиными глазенками. Он был явно не из конвоя - об этом, помимо комплекции и вихлястой походки, также ярко свидетельствовала его одежда: расшитый золотой тесьмой темно-фиолетовый бархатный кафтан и теплые серые рейтузы, самыми краями заправленные в тесноватые чеботы. Также при себе он не носил никакого оружия, либо же попросту не держал оного на виду. По всей видимости этот рохля как раз и являлся непосредственным главой всего шествия, купцом. - Неужто в одиночку?
   Он залился поросячьим смехом-визгом, а за ним, неохотно и вяло, подхватили остальные.
   ...Взъярившееся под магическим гнетом пламя резво вытянулось вверх, в момент, точно раскаленным ножом, разорвав узел на нити...
   Нараставший гул вмиг захлебнулся, едва болт вонзился в дюйме от вострого носа башмака торговца (надо же было столь удачно нацелить самострел!). На его лбу, словно хлыстом, выбило испарину. Купец несколько мгновений стоял, округлившимися глазами глядя на наполовину утонувший в земле снаряд, но все же пришел в себя и вскрикнул:
   - Да вы что, олухи?! Это же арбалетный болт! Вы ли не знаете, сколько требуется времени, чтобы перезарядить арба...
   Бурную тираду прервала вторая стрела, со свистом пробившая навылет пыхтевший котелок и глухо ударившая в основание соснового ствола. В бешенстве зашипел, негодуя от льющихся на него струй воды, яркий костер, но стухнуть даже не стремился.
   Теперь у предводителя отряда не нашлось нужных слов для своих подчиненных. Он словно сшил свои только-только сеявшие ярые речи губы и беспомощно окаменел, как все прочие. Кроме меня, разумеется.
   - Один, говорите? - иронично заметил я, медленно подступая к купцу. - Неужели вы думаете, будто я настолько глуп, что решился в одиночку напасть на такую группу?
   Мой вопрос пропал втуне. Впрочем, ответа и не ожидалось.
   - А теперь, - продолжил я, встав на расстоянии трех шагов от лысого торговца, - оружие на землю...
   Неожиданно, пронзая устоявшуюся тишину, вдалеке у молега зычно заржала и рванулась с места кобыла, увлекая за собой прохрустевшую, чудом не слетевшую с осей повозку.
   Бесы! Как я мог забыть о самом главном?! Кто?! Когда успели отвязать лошадь?! Тут вся стоянка на ладони - как же я не уследил?! О, Боги, неужели старею?..
   Теперь действовать придется быстро, к горгульям осторожность. Я постарался наскоро, в уме, просчитать расстояние до повозки, сделать скидку на время, что понадобится мне для сплетения чар, представить завитки магической фигуры - и это оказалось до безумия сложно! Еще никогда мне не приходилось вот так, без заранее поставленного плана, наобум колдовать подобные заклятья. В голове проносились яркие, режущие сознание росчерки, кровь стучала в висках. Сейчас все мое естество будто ушло в пятки, подмораживая изнутри пальцы ног. Для наблюдавших со стороны воинов прошло не более пары секунд, в то время как для меня эти самые секунды обратились почти целой вечностью.
   Соткав нужное заклинание, я вскинул правую руку вперед, изломив напряженные пальцы на манер лапы какой-нибудь хищной птицы - земля перед мчавшейся кобылой вспыхнула тонкой дугой, заставив животное почти моментально остановиться, устрашенно вспрыгнув на дыбы. Испуганное парнокопытное будто пыталось неуклюжими движениями передних ног отпугнуть нежданно возникшую на пути бушующую жаром преграду, но та совсем не страшилась ее угроз. Повозка чуть приподнялась передом - внутри возникла малоприятная уху какофония, начиная от стеклянного треска и оканчивая несуразным томным звуком, точно в амбаре, с верхних полок на дощатый пол, рухнул полный мешок картошки. И уже в следующий миг из фургона, смешно перевалившись боком через заднюю стенку, выпал пухлый, простецки одетый мужчина, в обнимку с каким-то непонятным тусклым тряпьем. Только теперь лошадь присмирела и сочла нужным встать обратно на четыре ноги, негодующе тряхнув головой.
   Я позволил себе выдохнуть, слегка припав плечом к древку - разумеется, незаметно, чтобы никто и помыслить не мог, будто такой трюк дался мне тяжело. Сколько себя помню, с магией у меня всегда складывались не самые любовные отношения. Каждое заклинание словно вонзалось клыками в артерию, принимаясь справно высасывать из нее кровь и отяжеляя секунду назад буквально излучавшее бодрость тело. Поэтому я никогда не стремился применять серьезную волшбу, особенно "на деле", но сейчас в мою голову банально не успело прийти иного решения.
   Я плавно повернулся одной головой к разинувшей от удивления рты толпе.
   - Кстати, воспламенять я горазд не только траву, - ровным и властным голосом, предварительно набрав в легкие побольше воздуха, промолвил я, негромко, но чтобы все услышали.
   Теперь-то они смотрели на меня совсем другими глазами. Если вначале нашего знакомства на лицах молодых наемников читался разве что легкий испуг, то сейчас это был благоговейный ужас. Даже самоуверенный купец, казалось, обомлел перед "могущественным ворожеем".
   Где-то внутри людского скопища заслышался скрип и лязг рухнувшего на землю клинка. Ему тут же вторил еще один, затем еще и еще. На несколько секунд среди молчаливых рядов загулял малоприятный уху грохот.
   - Теперь пояса, - отбил мой голос, точно церковный колокол.
   Гораздо организованнее, даже с некоей вышколенностью, воины принялись расстегивать пряжки, сбрасывать обшитые разнообразными мешочками и кармашками ремни.
   - И ботинки.
   - А это-то зачем? - после небольшой паузы, сопровождавшейся беспонятными озираниями среди молодняка, робко поинтересовался лысый торговец.
   Резвым, практически не уловимым глазом движением пика, мимолетно просвистев, разрезала воздух и, вытянувшись в моей взметнувшейся вперед руке, остановилась острием в дюйме от шеи купца. Если играть роль коварного, бескомпромиссного разбойника, тогда уж до конца.
   - Я сказал, ботинки.
   По гладким вискам маленького человека побежали струйки пота. Непонимающая толпа в немом ужасе воззрилась на отливавшую лунной лазурью сталь листовидного наконечника.
   - Делайте, что он говорит, - наконец, выдохнув, сказал хозяин. Наемники, чуть ли не вприпрыжку, принялись стаскивать с ног обувь - на землю гулко посыпались засапожные ножи.
   Я слегка коснулся острием едва выпиравшего, подергивавшегося кадыка торговца.
   - Что, и мне тоже? - последовал глупый вопрос, на который торговец и без того знал ответ.
   Не дождавшись от меня никакой реакции, если не брать в расчет укоризненного взгляда, он, тихонько прицокнув, слегка наклонился, сдергивая чеботы за пяту и вынимая из них толстенькие ножки в полосатых гольфах. Как ни странно, никакого потаенного оружия за голенищем спрятано не было.
   - Ты, - указал я пикой в сторону случайного наемника, - сходи, проверь, что там с кучером. И повозку возврати... Ах да, и не забывай! - Уже готовившийся уйти парень остановился на оклик, его обеленное страхом лицо обернулось на меня. Нос моего оружия показательно ткнул в сторону холма. - У меня много глаз.

***

  
   Присмиревший конвой удалось повязать с легкостью, без каких-либо инцидентов. Используя уже отработанный за многие годы моей "карьеры" навык, мне не пришлось прикладывать свои руки напрямую: сброшенные ремни сами, по моей указке, взмывали в воздух, застегивались и, для пущей надежности, крепко-накрепко заплетались в узлы на отведенных за спины запястьях. Неугомонный купец, правда, при сем процессе принимался шипеть и бубнить что-то вроде: "ты не знаешь, с кем связался", "я это так не оставлю", "скоро твоя голова окажется в корзине палача" и прочее бла-бла-бла, которое могло бы оказать должное влияние только на мальчика-карманника. Но когда я слегка перетянул узел на его пухлых ручонках, торговец-таки прикусил язык, и до сих пор сидел ровно вместе с остальными, так же бесхитростно глядя в землю.
   Покончив с ритуалом обезвреживания, моя персона приступила к самой приятной части рутины налетчика - сбору наживы. Первым делом я решил прошуршать мошны, коими были обшиты узы моих пленников. Добыча оказалась невелика: среди монет редко попадалось серебро, в основном мелкономинальная бронза, которая тут же падала на дно моей прихваченной с холма котомки. Разумеется, ни о каком золоте речи не шло - откуда у простых и явно не самых востребованных наемников взялось бы такое добро? Также, бывало, мои пальцы натыкались на разные диковинные, но довольно безвкусные колечки, броши, амулеты, статуэтки... Наверняка они служили своим владельцам банальными оберегами, и на подобную собственность мне не позволяла позариться моя еще не вконец сгнившая воровская совесть. Впрочем, этот защитный фетиш был явно бракованный, иначе бы его владельцы не сидели сейчас, связанные по рукам на какой-то неизвестной опушке, а бесстыдный налетчик не копался в их вещах.
   Одна из таких игрушек, восьмидюймовая облупившаяся бронзовая фигурка Дорегара, от которой исходил приятный, но не навязчивый аромат сирени, заметно тяготила мою руку, отчего где-то внутри возникало неприятное ощущение стянутости и окаменелости сухожилий. Чего и говорить, недавний магический трюк не прошел безнаказанно для организма. Я чувствовал небольшую усталость, напряженность и дрожь в мышцах. Больше остального мне сейчас хотелось беззаботно улечься на источавшую легкий морозец траву и придаться непродолжительной восстановительной дреме. Однако, в связи с творившимися вокруг меня обстоятельствами, позволить себе подобную вольность я, само собой, не мог. К тому же голову отяжеляли опасения по поводу сотворенной мною волшбы - кабы ее не учуяли в Певчих Лугах. За подобные неразрешенные акты колдовства, тем более не входящему в луговничью братию магу грозило серьезное разбирательство, по итогу которого провинившемуся грозила, самое малое, сырая темница где-нибудь под Малласом на ближайшие лет двадцать. Впрочем, в моем случае столь мягкого решения ожидать не стоило, так как магия творилась преднамеренно и отнюдь не во благо человечества. Оставалось лишь надеяться, что этот жалкий инцидент пройдет мимо остроносых Луговников, как всевечно происходило с более мелкими моими пакостями, навроде того же воспламенения свеч.
   Пробираясь меж поникших головами конвоиров, попутно подбирая малодушно брошенные ими мечи и копья, я двигался к, пожалуй, главной своей добыче. Свалив перед фургоном оружие - кстати, не столь плохой выделки, каким оно показалось мне поначалу - и котомку с остальными прикарманенными трофеями, я опустил скрипучую перегородку, взобрался на дырявое дощатое дно, под низкие брезентовые своды.
   Момент с подъемом испуганной лошадью носовой части повозки не пошел на пользу внутреннему убранству. Всюду неухоженными комьями валялись различные ткани, в углы забились потрескавшиеся бутыли с жидкостями, пол усеивала выпавшая из раскрывшихся мешков провизия: картошка, головки чеснока, яблоки, груши, мясо, пряности. Однако, личные вещи сопровождавших фургон, как мне уже довелось заметить, хранились снаружи, подвязываясь мешками по бокам повозки, словно балласт на воздушном шаре. Вероятно, не хотели ненароком повредить товар своим барахлом. Что же, теперь за сохранность груза придется беспокоиться мне.
   Фургон явно снаряжался в долгую дорогу. Хотя, как иначе? Ближайший город в трех десятках лиг к югу. Впрочем, будь он даже за этим молегом, все одно, пускаясь путешествовать на Север не стоит пренебрегать излишним провиантом и одеждой. Кто знает, что может произойти в пути? Бывало, природа даже ранней осенью умудрялась преподносить скитальцам неприятные сюрпризы, вроде затяжных дождей, от которых немудрено промокнуть до нитки и недюжинно замерзнуть, что потом рискуешь, самое малое, месяц у знахаря отхаживаться.
   Основным, если не единственным товаром в повозке был всевозможный текстиль. Шелк, хлопок, атлас, сукно, бархат, фанза, ситец, даже флер, который подходил, разве что, на пошив наплечных платков для красавиц-южанок да на тюли в особняки их ухажеров. Вся ткань весьма недурственного качества, но... откуда она? Тракт, по которому шел фургон, вел в старые и дюже далекие шахты, что уже с десяток лет как заброшены. Товарные повозки не езживали по этим колдобинам Боги знают, сколько времени... Стало быть, лысый пройдоха решил не идти на риск, пуская свой фургон по основной дороге, особенно с такой-то охраной, а променял скорый путь напрямик на более многовременную поездку и условную безопасность? Что же, обмен более чем равноценный, учитывая поднявшийся в эти предзимние месяцы ажиотаж среди представителей моей профессии к трактам, ведущим из Центра в Виланвель. А в том, что этот торговый ход брал свой исток именно в пристоличных городах, я уже нисколько не сомневался. Ведь мастерских, что работают с таким материалом здесь, в наших морозных землях, нет. Тем паче, что второй и последний город области, Достен, стоял северо-западнее, в то время как фургон пришел с востока. Совершать подобный крюк было бы бессмысленно даже для самого трусливого купца королевства. А из южных городов сюда испокон веков ни один обоз не захаживал. Все держали путь исключительно в Центр и ни лигой выше.
   В общем, рыбка мне на удочку попалась явно не маленькая. Осталось только выяснить, насколько. Я мягко соскочил с днища на мягкую почву и стал обходить фургон, кропотливо выискивая на ней какие-либо опознавательные знаки. Ничего. Полотнище, каркас, перекладины, скреплявшие хомут и кузов, колеса и спицы - все было чисто. Но ни одна торговая повозка не имела права разгуливать по Ферравэлу голышом, даже частные конторы - к которым едва ли, судя по подобранности, можно хоть предположительно отнести попавшийся экземпляр - обязывались носить территориальные или личные штампы... Тогда оставалось только одно место, с моей точки зрения, где могло находиться отличительное клеймо.
   Я присел на корточки, решительно схватил лошадь за переднюю ногу, согнул в колене, являя на лунный свет толстую чуть проржавевшую подкову. И действительно - на железе, переливаясь тусклым свечением ночного светила, обнаружилась чеканная городская печать. Пуще того - коронованная. А это значит... Корвиаль! Фургон следовал от самой столицы! Я даже несколько раз перепроверил знак, и в каждый же раз убеждался в своей первоначальной правоте. Крылатая лиса с нимбом в виде короны - все сходится.
   Мои губы сами собой сложились в трубочку, раздался тихий присвист.
   - Ты даже не представляешь, во что вляпался, - снова завел старую песню купец.
   Он, по всей видимости, с самого начала наблюдал за моими рысканьями по фургону и прекрасно понимал, что я желал отыскать и таки отыскал. При этом толстяк смиренно сидел связанным в нескольких шагах от меня, чуть поодаль остальной братии, рядом с возницей. Последний, кстати, оказался недюжинно пьян и плохо разбирал творившееся вокруг, поклевывая воздух своим красным, как томат, носом-картошкой. Сейчас рыжий кучер находился где-то на грани сна и начала нелицеприятного процесса вывода выпитого из организма, посредством... э-э-э, входного канала. Бедняга то готов был рухнуть лицом в землю, то дергался, точно ошпаренный, надувая румяные щеки.
   Набольший поерзал на земле, распрямил и протянул вперед ноги в изрядно выпачканных грязью гольфах.
   - Тебе это так просто с рук не сойдет.
   Я молча обернулся, посмотрел на торговца, с несколько напускной ироничностью ухмыльнулся. Теперь мне действительно стоило с большей осторожностью относиться к его личности. Раз он из самой столицы, значит, какие-никакие связи у него имелись. Правда, взяв в расчет его команду, опрятность повозки, обширность товара... Вряд ли они были настолько велики, чтобы мне следовало опасаться ужасающей и неминуемой кары за свои деяния.
   Не уделив особого внимания скупым угрозам со стороны купца, я поднялся, обошел повозку к задней ее части и принялся подбирать оставшееся лежать нетронутым оружие, закидывать его в кузов. За осмотром товара миновало не слишком много времени, так что вряд ли кто-то, даже при должном желании, успел бы незаметно схватить один из лежавших клинков и устроить мне маленькую засаду, прежде еще умудрившись освободиться от пут.
   - Я до сих пор не пойму, как ты это сделал, - вдруг тихо, размыкая пересохшие губы проговорил купец.
   - Сделал что? - не отвлекаясь от дела, спросил я.
   - Это. - Он кивком головы указал в сторону холма, на вершине которого таились мои самострелы.
   Я, забросив в фургон очередную порцию разлившегося звоном острейшего железа, стряхнул руки и глянул на невысокую травянистую возвышенность, что вскочила здесь, точно прыщ на гладком лике поляны. Несколько мгновений деланно всматривался в едва колыхавшуюся на ветру высокую и прямую траву. Мерцание горящих свеч даже мельком не продиралось сквозь это беспросветное зеленое море. Казалось, будто смотришь не на простую, бесхитростную растительность, а вглядываешься в самое дно океанской пучины.
   - Не понимаю, - пожал плечами я.
   - Ладно тебе, не прикидывайся. Я уже долго наблюдаю за тем местом и до сих пор не увидел ни малейших колебаний, окромя легких прогулок ветра. После арбалетного выстрела твой стрелок не поднялся, чтобы перезарядить орудие, а даже я знаю, что лежа взвести тетиву невозможно. Существуют, конечно, специальные механизмы, но при их употреблении в дело требуется достаточно широкий размах руки, что непременно приведет к шевелению травы, даже если бы этим занимался беспозвоночный карлик... У тебя там нет людей, ведь так, разбойник? Мне лишь дико любопытно, как ты смог такое провернуть?
   А купец-то, как оказалось, не столь плосколоб. За этой смехотворной мишурной одежкой и неказистой внешностью скрывалась весьма наблюдательная, способная разумно и логически мыслить личность. Явно нечета его молчаливым юнцам-охранникам.
   - Но если стрелков несколько? - В кузове громыхнула запущенная в него полупустая котомка с монетами, венчавшая мой сегодняшний улов. - Зачем тогда каждому, после проведенного выстрела, вставать, раскрывать свое укрытие и перезаряжать оружие?
   - Что-то мне подсказывает, нет там ни одного, ни нескольких.
   - Даже если так, чему ты дивишься? Я могу воспламенить землю одним мановением. Вероятно, мне бы не стоило большого труда научить арбалеты стрелять без жмущих на их курки перстов.
   Купец готов был что-то сказать, как вдруг закусил губу и понурил голову, видно предавшись раздумьям на столь зацепившую его тему моих несуразных способностей.
   Мой мельком скользнувший по торговцу взгляд неожиданно выхватил из его фигуры деталь, которую до этого, отчего-то, умудрялся обойти стороной. Плотно облегавший фигуру остроглазого сквалыги кафтан, отчего еще сильнее выделялось солидное брюхо, так же отметил и небольшую выпуклость на уровне пояса, ближе к левому боку. Неужели это именно то, что первым пришло мне в голову?..
   Я быстро подступил к сидевшему купцу. Присел, ощупал заинтересовавшее меня место. О да, оно самое! Я вздернул заправленный край кафтана, выудил заткнутый за пояс пухленький кошель. Встал, одним движением развязал тесьму... Вот здесь-то серебра было более чем достаточно, иногда даже проскальзывало золото, которое я тут же брался проверять на зуб, проворачивать, поднимать к темному звездному небу, где бледные лунные лучи скользили по тонкому, свежевычеканенному профилю нового короля. Это уже куда серьезней тех грошей, что удалось собрать с конвоиров.
   Наверное, я мог бы бесконечно стоять и пересчитывать ценную добычу, если бы только мошна вдруг сама собой не взмыла в воздух, блестящими брызгами расплескивая монеты во все стороны. За кошелем, вдогонку, вверх ринулся короткий кинжал, что во взмахе вскинул оставленный сидеть у моих ног совершенно без надзора купец. Десницу между средним и указательным пальцами обожгла боль - клинку не хватило совсем немного, чтобы разрубить мне ладонь напополам. Я едва успел отскочить, лишив острие возможности оцарапать мою грудь.
   Глаза воспрянувшего на ноги торговца горели ярым, безрассудным пламенем. Вмиг покрывшаяся испариной лысина блестела, словно полуденная речная рябь. А клинок в руке человека, несмотря на свое бойкое движение, заметно подрагивал, норовя вот-вот выскользнуть из взмокшей ладони.
   Только я сдюжил увернуться от столь стремительного удара, как за ним последовал второй. Набольший, пускай и смотрелся внешне грузным и неуклюжим, смог ловко, точно змея, извернуться, резкой подсечкой, практически уткнувшись мне лбом в живот, сблизился со мной и выбросил сталь острием точно вверх. На этот раз моей сноровки не хватило, чтобы отстраниться назад - кинжал зацепил капюшон за нос, мигом скидывая его с головы. Вперед тут же взметнулись мои отброшенные резким движением тела темно-русые волосы. Ореховыми росчерками в отражении пронесшегося в считанных дюймах лезвия мелькнули ошеломленные глаза.
   Похоже, купец сам не был готов к такому развитию событий, а потому замешкался, позабыв об атаке. Он тщательно всматривался в мое лицо, словно пытаясь запомнить каждую его черту. Это стало для него фатальной ошибкой. Откинув в сторону потрясение и пользуясь временной заминкой противника, я нанес ответный удар. Правой рукой схватил вооруженную десницу торговца, дернул вниз, а левой заломил запястье, вынуждая ладонь от болевого шока раскрыться и выплюнуть прочь смертоубийственную сталь. Мгновенным движением завел схваченную конечность за дальнее плечо, провернул совсем потерявшее боевую концентрацию тело спиной к себе, стопой в тяжелом сапоге ударил по сгибу ноги, опуская купца на колени. Тут же выхватил из-за поясницы нож, свободной рукой запрокинул лысую голову за подбородок, приставил холодную сталь к открытой шее... И едва успел остановить вошедший в раж рассудок на мысли вспороть дерзкому человеку глотку, точно хряку на забивке.
   "Ты не варвар с Пепельных Степей, чтобы вот так запросто резать безоружного!" - твердил я себе, остужая пыл и смягчая давление лезвия на уже пустившую скудный алый сок плоть.
   Купец, наверное, даже не успел ничего толком понять, как вмиг оказался повержен - настолько быстро все произошло. Я невольно кинул встревоженный взгляд на валявшийся неподалеку кинжал, тот самый, что мгновение назад испил моей крови. Он его что, в панталонах прятал?! Или... Дубина! Наверняка, это не его оружие, а кучера, которому моя премного занятая обиранием солдат персона так и не догадалась прощупать бока... Если бы только у меня оказалась свободна хоть одна рука, то я бы отвесил себе смачную оплеуху. Бесы, как можно было так просчитаться?!
   Оторвав от тяжело вздыхавшего человека лезвие, я вскинул оружие и сразу, рьяным движением, ударил купца набалдашником-гирей по шее. Разум купца вмиг погас, опрокидывая обмякшее бессознательное тело ничком на землю. Я тут же поспешил скорее надернуть капюшон обратно на голову, дабы больше никто из моих невольников не имел возможности разглядеть лицо своего пленителя. Впрочем, едва ли кто-то из этой запуганной практически до заикания шпаны позволял себе взгляд хотя бы вполглаза в мою сторону, даже когда завязалась наша короткая перебранка.
   Покрытая теперь голова повернулась, глянув на повесивших носы наемников, разбитых мною на три группки-круга, что сидели плечом к плечу. Они, смиренно посапывая и, наверняка, нутряно взывая кто к Богам, а кто к любимой матушке, даже не думали поднимать своих черепов или, тем паче, кидать хоть короткий взор на мою персону. Правильный выбор - тем только лучше как для меня, так и для них.
   Но все одно, моя личина раскрыта. Некто мог избрать самым верным решением в подобной ситуаций - придушить живовидца и дело с концом. Однако я уже раз остановил клинок в шаге от расправы и менять своей позиции не собирался. Марать руки в чужой крови в мои сегодняшние планы не входило, а других способов заставить кого-то навек замолчать не существовало. Либо же я просто не был о них осведомлен. Да и что сделает мне скупой торговец, пущай и из самой столицы, не имеющий ни чинов, ни, по всей видимости, большого достатка? Поднять на мои поиски гвардию ему удастся едва ли - погонят взашей с подобной просьбой. Подумаешь, очередной разбойник грабанул какой-то безызвестный фургон - сколько уже купцов-бедолаг обращались с такого рода невзгодами. Кроме королевских стражей мне опасаться некого, а за работу, не угрожающую всеобщей безопасности, они браться не станут. Ну, а решится прибегнуть к помощи очередных дешевых наемников - флаг ему в руки. Мало ли ограбленных грозили мне плахой, эшафотом, четвертованием... Но я по-прежнему цел и невредим, а они, меж тем, продолжают вести личные дела, наверняка, уже совсем запамятовав о нашем кратковременном свидании. Засим, пусть живет. Быть может, этот поступок нельзя назвать целиком и полностью рациональным, но разве можно счесть таковым убийство безоружного, к тому же, считай, спящего?
   Обойдя лежавшего без чувств торговца, я присел на согнутых ногах рядом с тем местом, где он, будучи связанным, не так давно восседал, подобрал с почвы разрубленный в спешке ремень. Да, такие путы уже никуда не годятся, придется найти замену. Хотя, стоит ли? Когда купец очнется, я уже, стоит предположить, буду менее чем на полпути к Виланвелю. Хоть достань этот скряга из-за пазухи грифона и оседлай его - едва ли умудрится нагнать меня до городских ворот. Так что, к чему мне лишняя морока?
   Я встал, подобрав валявшийся неподалеку окровавленный кинжал возницы и наполовину опустошенный кошель. Так и быть, утруждать себя подбиранием выпавшего из него добра не стану, надо же хоть что-то оставить этим господам на обратную дорогу. На ходу кое-как завязав в узел распоротую ткань и тесемку с другой стороны, закинул мошну и кинжал в кузов, ко всей остальной добыче, в обмен забрав один из множества сваленных там в кучу мечей. Повесил покоившуюся в дешевых ножнах спату на самый далекий древесный сук до которого только смог дотянуться - при моем росте вышло весьма высоко над землей. Захотят скинуть оковы - попрыгают.
   Осталось только собрать все так же смотревшие на меня с холма самострелы, пристроенный к ним баул да худую суму с моими личными вещами. В ней было небогато: еда, питье, немного денег, точильные камни, кремнии, всяческие травы и прочий мелкий скарб. Весьма скудно, но разве нужно представителю моего ремесла что-то большее?
   Запрыгнув на извозчицкий облучок, я покрепче сжал в руках поводья и, отвесив наконец осмелившимся поднять взоры узникам короткий кивок, покрепче хлестнул кобылу. Повозка, скрипя колесами, устремилась по тракту.
  
   Моросящая Декада - затяжные десятидневные дожди, после которых землю непременно сковывал лютый мороз, и осень, по народным поверьям, окончательно уступала место зиме. Также с Моросящей Декадой связано множество страшных мифов, вроде гулящих под ее покровом неведомых Скитальцев, несущих свою бездумную, секущую на пути любое попадающееся существо жатву. Или же легенда, что если кто-либо испивал дождевой воды, то спустя луну у него отрастали лошадиный хвост и копыта, кожа покрывалась короткой бурой шерстью, а сама жертва полностью теряла рассудок, превращаясь в безвольного монстра: полуконя-получеловека.
   Бог ветров, покровитель путешественников.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"