Аннотация: Два начала это сага о герое из вымышленной вселенной, который старается обрести право на новую жизнь, свободную от ужасных проступков прошлого.
Тяжкие створы ворот c шумом растворились, и в королевский чертог вошёл высокий витязь, облачённый в доспех терракотового цвета. Изрядная стать и горделивая выправка выдавали в нём истого воителя. А эмблема позолоченной черепахи, украшавшая нагрудную пластину его богатой кирасы, свидетельствовала о том, что её владелец носит почётный сан рыцарей Эскафлона. Завидев его, стражники, охранявшие вход, разомкнули скрещенные древка своих алебард и почтительно поклонились. Удостоив их ответного кивка, витязь сделал шаг вперёд и снял с себя узорчатый шлем. Отблеском благородного металла сверкнули его тёмно-карие глаза. И пышные пряди каштановых волос россыпью пали к могучим плечам, обрамляя красивое и высокородное лицо царевича Эскафлона. Звали его Вильям. И не взирая на свой юный возраст был он первейшим богатырём в терракотовой ратнице своего отца. Повсюду менестрели слагали песни о его невероятной удали и неукротимой отваге. Но то не были пустозвучные восхваления царственного отпрыска, каким не редко промышляли корыстолюбцы. Это была искренняя дань всеобщего почёта и уважения, которые юный царевич стяжал среди своего народа. Войны уважали его за доблесть и несгибаемую волю, а простолюдины почитали за милосердие и добродетельную участливость. И пуще остальных радел он о процветании и благоденствии своего изобильного края, вверенного под его надёжную защиту справедливым государем Эскафлона. Но, с недавних пор, в, прежде безмятежных землях южного королевства начали происходить непонятные и страшные события. Зловещая тайна тяготела над ними. Тайна, которая пребывала не раскрытой до сих пор. Нынче она то и привела юного царевича в тронный зал государя.
- Я принёс тебе важные вести отец, - с трудом смиряя прерывистое дыхание, объявил Вильям. Его взор и голос были обращены к противоположному концу королевского чертога. Там, на высоком троне, в окружении придворных советников и вельмож, восседал седовласый старец, на челе которого искрился особый символ королевский власти, именуемый ребентоликом. Во всём Андоресе только у королей твердыни Эскафлон, был такой головной убор, передававшийся в великокняжеском роду от отца к сыну. И нынешним державным правителем, водрузившим ребентолик власти на своё чело, был государь Протогон. В прошлом великий и отважный завоеватель, расширивший земли своего королевства далеко на юг. Но ныне, когда годы взяли своё и притушили воинский пыл в его сердце, он превратился в мудрого и рассудительного монарха, посвятившего свою жизнь служению народу и королевству. А единственный и горячо любимый им сын, был для него верной опорой на этом нелёгком поприще.
Услышав знакомый голос, король встрепенулся и поднял глаза. При виде статного рыцаря, пожаловавшего в его чертог, прежде суровое лицо царственного властителя озарилось улыбкой любящего отца. Однако, радость встречи оказалась мимолётной. Ибо, как только Протагон присмотреться к своему сыну более вдумчиво, его лицо омрачило предчувствие скверных вестей.
- Боевой доспех и оружие в королевском чертоге дурной знак, - смерив сына суровым взором, напомнил ему Протагон, - и тебе это ведомо, как никому другому. Надеюсь, вести твои достаточно важны, чтобы оправдать подобную дерзость.
- Да отец, - решительно ответил царевич, - вести мои важны, ровно настолько, насколько и неотложны. Зверь. Он снова обагрил наши земли человеческой кровью.
При этих словах старый монарх ещё пуще нахмурил седые брови. Затем отвёл взор в сторону и раздумчиво воззрился перед собой.
- Он нападал и прежде, - наконец-то, нарушив воцарившееся молчание, произнёс Протагон, - однако ты никогда не являлся ко мне в такой спешке. Что изменилось на сей раз? Тебе удалось узнать что-то важное?
- Удалось, - утвердительно кивнув, ответил Вильям, - и ты верно подметил отец. Кое-что, и впрямь изменилось. Сегодня мне посчастливилось найти того, кто видел зверя воочию и при этом остался в живых. Насколько мне известно, прежде такого ещё не случалось. Я разыскал этого человека и расспросил его об увиденном, - царевич потупил взор, точно нащупывая внезапно потерянную мысль, - но его рассказ...прежде такого мне не доводилось слыхать, отец. Услышанное было столь немыслимо, что, поначалу я попросту не поверил ему. Однако сердце шепнуло, что рассудить верно может помочь зрелая мудрость. И потому я доставил этого человека ко двору, чтобы ты самолично смог услышать этот рассказ. Если же ты сочтёшь его слова правдой, мне потребуется мудрый совет и, возможно, твоё благословение. Именно по этой причине я явился к тебе без отлагательств отец. Ибо медлить больше нельзя.
Сказав это, рыцарь подал знак рукой, и в проходе позади него появилась ссутуленная фигура низкорослого человека. Когда согбенный незнакомец вышел на свет, король увидел дряхлого старика, который был одет в потрёпанные лохмотья, хранившие на себе следы ещё не засохшей грязи. Судя по всему, это был один из крестьян, что жили в закраинных деревнях у отрогов горной вершины Когромат. Едва ли он был одним из тамошних каменотёсов. Скорее всего скотовод или же простой землепашец. Это было видно по его растерянному виду и по тому, как он диковато озирался вокруг себя, явно застигнутый врасплох неожиданной роскошью великокняжеского чертога. Но, кем бы он ни был, знание его представляло великую ценность для государя. Повелев свой свите удалиться, Протагон поднял руку и пригласил гостя подойти ближе.
- Не страшись моего отца, - заметив нерешительность своего спутника, подбодрил его Вильям, - здесь тебе нечего опасаться. Ступай к своему королю и расскажи всё то, о чём, прежде, поведал мне.
Крестьянин нерешительно и робко ступил под сень исполинских каменных древ, отражавшихся в тёмно-зеркальной глади мраморного пола. На их могучих гранитных ветвях, вздымающихся ввысь более чем на сотню футов, возлежали тяжкие своды тронного зала. Эти колоссальные творения древних зодчих образовывали грандиозную колоннаду, начинавшуюся от ворот тронного зала и заканчивавшуюся у самых ступеней королевского тронья. Бывало, от их величественного вида захватывало дух даже у иноземных вассалов, пожаловавших ко двору из других королевств. Что уж было говорить об обычном простолюдине, который не видел в своей жизни ничего просторнее и краше лубяной избы. Короткими шаркающими шажками, в сопровождении статного юноши, старик, наконец-таки одолел путь через рощу каменных древ и встал подле трона государя.
- Скольких мы потеряли на этот раз? - мрачно спросил король, обратившись к своему сыну.
- Пятерых мой государь, - отозвался Вильям, - это произошло нынешним утром у северных предгорий Кограмата, когда пастухи перегоняли свои отары на заливные луга Иргана. Там-то всё и случилось.
- Пятерых, - негодуя и скорбя, повторил Протагон, - а днём ранее мы лишились ещё троих и четверых за день до этого. Похоже, эта тварь убивает не из-за голода, а из жажды человеческой крови.
- Потому её и нужно остановить, - произнёс царевич, - остановить во что бы то ни стало и как можно скорее.
Король стиснул зубы и, сделав над собой усилие, обратил взор к крестьянину, - твоё лицо кажется мне знакомым, как твоё имя гуртоправ?
- Каристан, мой государь, - неловко поёжившись, ответил тот, - в былые годы я служил конюхом при конюшнях вашего отца.
- Что ж Каристан, любимец судьбы, поведай мне о нападении зверя, - проницательно взглянув в глаза пастуха, повелел Протогон, - поведай мне о том, чему ты сам стал свидетелем.
Глаза старика блеснули, и он спрятал взор. Должно быть, не желая показать подступивших слёз суровому государю. Лишь обхватил свои плечи бледными старческими пястями, словно ему стало зябко. Всё тело Каристана затряслось мелкой изнобкой дрожи. Похоже память всё ещё терзала его душу страшными мигами пережитого кошмара.
- Кровь и смерть выпали нам этим утром, государь, - наконец-то вымолвил он дрожащим голосом, - само зло явилось в наши земли в обличии лютого зверя. Он ждал нас в стороне от тропы, - гуртоправ запнулся и снова задрожал, - в моих ушах до сих пор стоит та звенящая тишина. Пение птиц, кваканье жаб. Всё стихло, будто бы затаилось. Овцы и те перестали блеять. Только заросли рогозы перешёптывались на ветру. А затем всё произошло. Так быстро. Я видел его, государь,- тяжело сглотнув, произнёс Каристан, и глаза его остекленил ужас, - был он похож на медведя, но росту не меньше девяти футов и силы неимоверной. Ходил он на задних лапах и был прыток на диво. Косматая шерсть сплошь покрывала его тело, а на лапах росли длинные когти, которыми он рвал своих жертв на части, - старик поднял глаза, полные ужаса на короля и продолжил, - скот он не трогал, ибо охотился только на людей. Словно не звериная суть движила им, а чья-то злая воля, - внезапно пастух бросился к ступеням трона и, ухватив колено Протогона, прошептал со слезами на глазах, - это тёмный зверь, мой государь, не иначе. Вестник смерти и великих горестей. Пока он здесь, нам не будет покоя.
Увидев это, Вильям, было, последовал за пастухом, чтобы отлучить его от ноги государя, но Протогон, упреждающим жестом руки, велел ему оставаться на месте. И в тот краткий миг, когда их глаза встретились, царевич заметил, что в очах отца отчётливо проступил тот же самый страх, какой овладел Каристаном. И хотя увиденное так и осталось тайной для Вильяма, он всё же уразумел главное. Старый государь понимал, о чём говорил ему гуртоправ. Понимал и страшился. Когда же прерывистая речь пастуха умолкла, кроль медленно опустил ладонь ему на голову и чуть слышно произнёс, - благодарю тебя за этот рассказ Каристан. Я знаю, как мучительно было вспоминать столь горестные мгновения, но мне было нужно узнать точно. Теперь ты можешь идти. Выдайте ему пригоршню серебра и даруйте коня из королевской конюшни, - громогласно распорядился Протогон. И из-за древовидных колонн тотчас же появились два стража, до толи незамеченных. Они помогли подняться стенающему старику и заботливо сопроводили его из тронного зала.
- Видимо этот бедолага совсем обезумил, - с сочувствием произнёс Вильям, когда затворились двери тронного зала.
- Почему ты решил, что его разум был затуманен безумием? - вопросил король, только сейчас обратив взор на сына.
- Я бывал на охоте много раз, - ответил царевич, - и не единожды мне приходилось сталкиваться с опасными порождениями дремучего леса. Однако всем им было далеко до той твари, как её описывал гуртоправ. Да и его последние слова показались мне сущей нелепостью. Ка ты думаешь. Можно ли верить его словам?
- В глазах его был неподдельный ужас, - заметил Протагон, - и он знал то, о чём говорил.
- Но ведь он говорил о тёмном звере, - выказал своё сомнение царевич, - в детстве ты не раз рассказывал мне о ратных свершениях давно минувших дней. И не редко в них упоминалось о тёмных зверях, некогда рыщущих по земле Андореса. Однако все эти рассказы заканчивались одинаково. Тёмные звери сгинули вместе с всеобщим врагом в войне падших архангелов.
- Легенды правдивы, - мрачно согласился Протогон, - большинство тёмных зверей было уничтожено вместе с легионами тьмы. Но несмотря на то, что всеобщий враг сгинул более восьми веков тому назад, то зло, что он оставил после себя живо и поныне. Так что, нет сын мой, боюсь, что безумие Каристана здесь не причём.
- Я не уверен, что правильно истолковал твои слова отец, - в явном недоумении проговорил Вильям, - не хочешь ли ты сказать, что в наших землях действительно объявилась одна из тёмных тварей.
- Хотел бы я, чтобы это было не так, - тяжело вздохнув, произнёс король, - но, похоже это был варгул. Древнее порождение тёмной магии всеобщего врага.
Зловещие слова старого государя прозвучали под сводами чертога, подобно приговору. Вняв им, Вильям опустил глаза, припомнив суть старых сказаний, которыми некогда тешил его отец. Они все до единого были памятны царевичу, ибо он возрос на них. В сказаниях говорилось о великой и опустошительной войне, которая прокатилась по землям Андореса многие века назад. О бесчисленных битвах с врагом, в которых людскому роду противостояли не только кудесники, чей разум был порабощён скверной падшего архангела, но также ужасные звери, созданные при помощи чёрной магии крови. Современники нарекли этих чудовищ тёмными зверями. Когда Вильям припомнил эту мрачную главу истории, а затем и слова гуртоправа, ему стало не по себе.
- В таком случае, - после долгого молчания произнёс Вильям, - нам, как защитникам этой земли, не должно бездействовать отец.
Дыхание царевича вновь стало глубоким и частым. Ярость и гнев переполняли его сердце, взывая к отмщению. Протогон видел это. Читал в глазах своего сына. И вместе с тем догадывался о том, какое благословение он желал снискать.
- Завтра же на рассвете, я отправлюсь охотой за тёмным зверем, - совладав с чувствами, объявил Вильям, - я выслежу его, где бы он не скрывался и довершу то, что надлежало сделать давным-давно.
- То, что ты предлагаешь немыслимо, - неожиданно резко произнёс Протогон, - зверь напал на гуртоправов в долине Иргана. Тебе не хуже меня известно какой лес граничит с тамошними пажитями.
- Да, - мрачно подтвердил Протагон, - отвека его дремучие чащобы служат прибежищем для тварей, ушедших от дневного света. Если в наших землях и впрямь появился варгул, то в том лесу и есть его логово. Недаром наш народ сторонился этого проклятого места столетиями. Отправиться охотой туда способен только безумец.
- Пусть за пущей Глиптрохиля водится дурная слава, - согласился Вильям, - но я отправлюсь туда не один. Со мной пойдут лучшие охотники и следопыты Эскафлона. Я созову их нынче же вечером. Вместе мы выследим и одолеем тёмного зверя, ибо он скроен из плоти и крови, а значит, сталь страшна для него, как и для любой другой подлунной твари.
- Охотник ты изрядный, - молвил в свой черёд Протогон, - и стрелы твои не знают промаха. Это так. И будь дело только лишь в тёмном звере, я бы благословил тебя на эту охоту не колеблясь.
- Тогда в чём же дело отец? - настороженно взглянув на старого короля, вопросил Вильям.
- А ты ещё не понял? - ответно спросил его Протогон, - похоже, ты не так внимательно слушал мои рассказы, как тебе кажется, сын мой. Припомни-ка их хорошенько. Ведь в каждой былине тёмные звери всегда упоминались как прислужниками. Во все времена их направляла, чья-то злая воля. Без неё они не более чем обычное лесное зверьё. Они могут убить по случайности, если человек ненароком забредёт на их проклятые земли, но этот варгул явно не один из их числа. Нет. За его нападениями кто-то стоит. У тёмного зверя всегда должен быть хозяин. Вот где кроется настоящая и гибельная опасность.
- Ты говоришь о магах крови? - настороженно взглянув на отца, предположил Вильям.
- Да, - произнёс король, - именно о них. Теперь ты понимаешь, почему твоё решение отправиться в Глиптрохильский лес было опрометчиво. Но мой долг, как отца, устеречь тебя от безрассудства юности и указать верный путь. Ведь не далёк тот день, когда ребентолик власти будет водружён на твоё чело, и тебе придётся сменить меня на этом троне. Именно это предназначение превыше всего прочего. Ибо ты, Вильям, мой единственный сын и наследник великокняжеского рода, который не должен угаснуть. Потому ты не вправе так рисковать своей жизнью, - король внимательно посмотрел на сына, и, заметив его замешательство, продолжил, - вот как мы поступим. Завтра на рассвете я отправлю воззвание в Метрихон. Хранитель света непременно откликнется на наш зов.
- Воззвание в Метрихон? - точно воспрянув, переспросил Вильям, - до горы Аламут семь дней пути отец. Тебе, не хуже меня известно, какой дорогой ценой, нам даётся каждый день промедления. Я не могу принять твоё решение, каким бы мудрым оно ни было.
Государь безмолвствовал, нахмурив седые брови, и, кажется, едва заметно кивал.
- Я принял сан рыцаря, отец, - уже спокойным голосом продолжал царевич, - я вправе решать и решение моё таково. Встать на заступу своих земель и своих людей, вот истинный долг которым я связан с Эскафлоном. А если я поступлю иначе, никакой ребентолик власти не сделает меня истинным правителем этого королевства.
- Узнаю своего сына, - усмехнувшись, произнёс Протогон, и точно истаяла холодная изморозь на его, прежде угрюмом лице, - в твоих венах течёт кровь истых правителей. С этим не поспоришь. И я вижу, что ты непреклонен в своём решении, - он отрицательно покачал головой и ещё раз усмехнулся, - значит, ты, как всегда, решил не следовать моему велению.
- Вместо этого, я, как всегда, последую твоему примету отец, - дерзновенно блеснув глазами, ответствовал царевич.
- Что ж ступай, - окончательно уступив, произнёс Протогон, - похоже выбор мой не велик. Я благословляю тебя сын мой. Пусть Нурион осияет твой путь. Доброй охоты.
Царевич глубоко поклонился и покинул тронный зал, более не проронив ни слова. Тем же вечером, под покровом сумерек, гридни-вестовые отправились во все концы королевства, дабы призвать охотников Эскафлона в стольную крепость. Царевич скликал их на великую охоту. Охоту, какой не было уже сотни лет.
На следующее утро, Вильям проснулся, ощутив на лице тёплые лучи весеннего солнца. Золотистые зайчики уже резвились на полу и стенах его покоев, возвещая о наступлении погожего дня. Поднявшись с пастели, царевич, по обыкновению, настежь распахнул окна и глубоко вдохнул свежий воздух. С высоты великокняжеского дворца ему открывался чудесный вид на всё королевство. Он наблюдал за тем, как пробуждались от ночной дрёмы сонные земли вокруг крепости, расцветая яркими красками зелёных лугов и золотистых нив. Видел, как в отдалении искрится лазурная гладь полноводной реки Вердны, чьё русло проходило животворной нитью через благодатные земли Эскафлона. Каждый день, в часы полуденного зноя, её прохладные воды утоляли жажду многочисленных стад, табунов и отар, пасшиеся неподалёку на плодородных поймах. Гуртоправы из близлежащих деревень уже начинали выводить свой скот на выпас, оглашая утренний воздух перекличкой пастушьих рогов. Им вторили песни хлеборобов, которые спешили к своим полям. Озирая хозяйским взором всё это благоденствие, царевич улыбнулся. Но за его улыбкой скрывалась твёрдая воля истинного защитника, готового пролить собственную кровь ради того, чтобы спокойное течение жизни в его королевстве продолжалось и впредь.
- Пора, - громко произнёс Вильям, отстранившись от распахнутого окна. Теперь его взор устремился к стойке с боевым доспехом. Пришло время сменить придворные шелка на воинское облачение. По его зову в покои вошли двое оруженосцев. Их трудами, вскоре, великолепный доспех уже облекал торс царевича, переливаясь в утреннем свете терракотовой финифтью. Вильям опустил руки и, сделав несколько движений плечами, одобрительно кивнул молодому кутильеру. Теперь, когда царевич удостоверился в том, что все латы встали на свои места, а ремни надёжно затянуты, наставал черёд последнего и самого важного воинского атрибута. Его прославленного оружия, которое снискало себе известность самого смертоносного и необычайного не только во всём королевстве Эскафлон, но и далеко за его пределами. В отличии от остальных рыцарей цитадели, Вильям не был препоясан мечом. Ратным инструментом ему служили две скорострельные аркебузы, составлявшие единое целое с его боевым доспехом. Их гибкие булатные плечи были заплавлены в зарукавье массивных наручей, внутри которых скрывался хитрый механизм, взвода тетивы и подачи новых стрел. Эта небывалая доселе особенность, предавала им необычайную скорость стрельбы, которую царевич довершал своей исключительной меткостью. И редкому противнику, будь то зверь или враг удавалось спастись от верной стрелы, пущенной из королевских стреломётов. Таковым было оружие Вильяма, коему не было равных в воинстве терракотовой черепахи. И каждый, кто впервые видел это оружие, неизменно ловил себя на одной и той же мысли. В столь диковинной задумке и невероятном исполнении угадывалось нечеловеческое мастерство. И догадка эта была верна. Ибо в том и заключалась незримая печать ремесленников из народа тауримов. Величайших и несравненных мастеров оружейного дела, которые жили в далёких землях по ту сторону Шахтиля.
А тем временем, у подножия дворца уже спозаранок гудела людская толчея. Видимо, верные гридни Вильяма изрядно переусердствовали с выполнением своего поручения накануне и весть о предстоящей охоте, достигла не только самых отдалённых уголков королевства, но и, похоже, всех его жителей. И нынче сотни зевак столпилась у дворцовой площади, чтобы собственными глазами увидеть столь знаменательное событие. Тем боле, что здесь было на что посмотреть. На небольшом пяточке, со всех сторон окружённом жителями Эскафлона, дожидались появления своего предводителя две дюжины статных витязей. Все, как один, были облачены в богатые и роскошные одежды, под каждым был ретивый красавец конь. Были среди них и доблестные воители из личной дружины Вильяма и заезжие ловчие южных уделов, в числе которых было двое зверолюдов из далёкого Доренора. Эти поджарые и ловкие охотники, являли своим подобием помесь людей и зверей, за что и получили своё меткое прозвание. Их смуглые и плоские лица, покрытые короткой шерстью, больше напоминали голову рыси, нежели человеческое чело. Плоский нос с чёрной мочкой, уши с кисточками на концах, когтистые лапы, вместо ступней на ногах и узкие кошачьи зрачки довершали их сходство со зверьми. Но способность к разумной речи и выразительность лица, делали их похожими на людей. Однако, прежде всего прочего, в охотничьих кругах особого внимания заслуживала вовсе не их внешность. Исключительное умение распознавать тайнопись природы, которая была недоступна для людей, вот что делало их поистине великолепными следопытами и желанными гостями на любой охоте. Лес являлся для них чем-то вроде открытой книги, страницы которой были написаны на языке следов, запахов и едва различимых звуков. Они умели читать эту книгу, как никто другой и, если верить слухам, даже понимали голоса животных. В окружении любопытствующих простолюдинов доренорцы, как и все остальные участники предстоящей охоты, готовились к её началу. Один из зверолюдов, откинувшись в седле, беспечно играл на флейте бойкие мотивы, услаждая слух собравшихся зевак. Другой же, напротив, с серьёзным видом проверял подпруги седла. Затем он извлёк из седельного чехла своеобразный топор, сработанный из клюва неведомой птицы, и принялся упражняться в воинском мастерстве. Остроконечная лопасть топора со свистом рассекала воздух. И каждый новый взмах зверолюда отзывался восхищёнными возгласами в толпе зевак. Столь искусно было его мастерство владения оружием и так невероятна звериная грация движений, что вскоре все взоры оказались устремлены только на него. Это, конечно же, пришлось не по нраву статным воителям терракотовой черепахи, которые остались без должного внимания по его вине.
- Добро тебе доренорец, - с весёлой ухмылкой обратился к зверолюду, один из витязей, вышедший вперёд верхом на коне.
Зверолюд остановился, и обратил жёлтые глаза на всадника. При этом его кошачьи зрачки сузились, превратившись в две чёрные щели.
- Прежде мне не доводилось встречаться с вашим братом, - высокомерно посмотрев на зверолюда продолжил витязь, - однако я порядком наслышан о народе Доренора. Говорят, что вы так сблизились с лесным зверьём, что даже способны толковать его язык. Это правда?
- Слухи не лгут, - смиренно ответил доренорец.
- Мои товарищи тоже так говорят, - снова усмехнулся витязь, чувствуя за собой поддержку зевак, - да вот только я в эти россказни не на грош не верю. Чем докажешь такие свои слова? - он внимательно и напоказ осмотрелся вокруг, а затем опустил глаза вниз, - вот, к примеру, - всадник пришпорил своего жеребца и подался к зверолюду, - думаю ты не погнушаешься перекинуться парой слов с моим конём.
Все вокруг умолкли и обратили своё внимание на браваду горделивого рыцаря, который решил преподать урок смирения невежественному чужеземцу. Но доренорец будто бы и не замечал его издёвки. Он убрал топор за пояс и шагнул навстречу всаднику. Под пытливыми взорами толпы он возложил свою руку на лоб жеребца. Тот тихонько заржал и, вскинув буйную голову, тряхнул пышной гривой.
- Что скажешь? - вызывающе поинтересовался рыцарь.
- Конь говорит, что сегодня твоя задница тяжелее, чем всегда, - посмотрев на витязя, ответствовал зверолюд.
Все всадники, что стояли позади, а затем и толпа зевак, разразились дружным и громким хохотом. Не смеялся только сам витязь. На лице его читалось крайнее удивление.
- Что там у тебя? - по-дружески хлопнув витязя по плечу, вопросил один из сотоварищей, подскакавших сзади, - зверолюд оказался прав?
- Как есть прав, - ошеломлённо подтвердил витязь. С этими словами он расстегнул свой, расшитый золотом камзол и из-под него проблеснули воронёные звенья стальной кольчуги.
- На что тебе кольчуга Гебих? - с улыбкой спросил его другой всадник, заметивший доспех, - мы ведь собираемся на охоту, а не на войну. А ты и так известен своей неповоротливостью.
- Вам бы только повод найти, чтобы посмеяться над товарищем. А я между тем слыхал, что это будет не простая охота, - посерьёзнев и застегнув камзол, объявил Гебих, - царевич вознамерился отправиться в Глиптрохильский лес. Помяните моё слово. А в этом гиблом месте кольчуга лишней никогда не будет.
Все витязи разом затихли. Пение флейты, тоже оборвалось. Весь двор затопило безмолвие. Гебих даже диву дался, как это его голос смог возыметь такое действо над всеми присутствующими. Однако он вскоре заметил, что всеобщие взоры, направленны вовсе не на него. Обернувшись в седле, Гебих увидел истинную причину, приковавшую внимание горожан. Царевич Вильям наконец-то явил себя народу. По толпе зевак прокатилась восторженная молвь.
- Соколик наш ненаглядный, - с любовью говорили одни.
- Да, с таким удальцом не пропадёшь, - уважительно говорили другие.
Все любовались наследником царского престола, прекрасного в своей грозной красе. Его доспех сверкал на солнце, точно отлитый из серебра и со стороны казалось, будто бы вовсе не смертный муж спускается по ступеням дворца, а один из архангелов Ниберхунда, снисходит на земли людей, дабы встать на их защиту как в былые времена. Когда царевич ступил на брусчатку дворцовой площади, все всадники разом спешились и примкнули ладонь к кулаку, приветствуя своего досточтимого предводителя.
- Все охотники в сборе мой сир, - доложил статный и седовласый витязь, подводя царевичу чёрного, как смоль, жеребца с терракотовым чепраком и позолоченной сбруей.
Взобравшись на коня с необычайной ловкостью для рыцаря в доспехе, Вильям окинул взором ряды своей конной дружины.
- А Гингамор? - внезапно, вопросил царевич, - тебе удалось отыскать его?
- С немалым трудом мой сир, - ответствовал ему седовласый витязь, грузно взобравшись на своего коня, - сперва он наотрез отказывался примкнуть к нашему отряду, но, когда узнал о том, что мы идём охотой на зверя душегубца, сразу же передумал. И это после стольких лет. Откуда вы знали, что на этот раз он согласится?
- Я верю в то, что достойное испытание способно вернуть в строй любого хорошего мастера, отошедшего от дел, - ответил Вильям, - однако же его меж воинов нет.
- Он не пожелал присоединиться к чествованию вашего величества, - посетовал витязь, - решил отправиться прямиком к месту, где всё случилось. Сказал, что ему необходимо всё, как следует рассмотреть, пока наши следопыты не затоптали следы зверя.
- Что ж, - едва заметно улыбнувшись краем губ, произнёс Вильям, - знак хороший.
- И всё же я никак не возьму в толк, - улучив момент, произнёс седовласый витязь, - зачем нам так понадобился этот спесивый упрямец. Как по мне, так он ничем не выделяется среди других ловчих, разве что преклонным возрастом.
- Мой верный Данкварт, - обратив к витязю взор, произнёс Вильям, - тебе ли не знать, что хороший следопыт на охоте столь же необходим, сколь и прославленный герой на поле боя. Я слыхал, что в былые годы Гингамор не знал себе равных в ремесле следопыта. Кроме того, он единственный из тех, кого я знаю, кто побывал в Глиптрохильском лесу и сумел возвратиться из него невредимым. А подобный опыт для нас не будет лишним.
- Что не будет лишним для нас, так это поднятие боевого духа, - заметно понизив голос, произнёс Данкварт, указав кивком головы на всадников, - я служу воеводой терракотовой черепахи не один десяток лет и научился читать страх по глазам. Жёлудь духа этих воинов слаб, не взирая на нарочитый смех и улыбки, с которыми они вас встречают. Винить их не в чем, ведь они знают, что неровен час, когда мы отправляемся в самое гиблое место южных земель. Хоть вы этого и не говорили, но не надо быть мудрецом для того, чтобы догадаться, что охота приведёт нас прямиков в Глиптрохильский лес. Матери с купели пугали их рассказами о таинственных тварях, которые обитают в туманных чащобах. Чтобы развеять эти страхи, одного следопыта мало, пусть даже самого лучшего.
- В этом ты прав, - выслушав воеводу Данкварта, согласился Вильям, - однако мне известно кое-какое лекарство от этого недуга.
Царевич тронул коня и подался вперёд. Звонкий цокот подков о каменную брусчатку привлёк всеобщее внимание.
- Друзья и соратники, - посмотрев всадникам в глаза, громко произнёс Вильям, - с каждым из вас я не раз бывал на охоте и не единожды видел вашу удаль и отвагу. Только с вами и ни с кем другим я готов отправиться навстречу неведомым опасностям, - он сделал небольшую паузу и продолжил, - каждый из вас уже слышал и знает о гибельном бедствии, что постигло наши земли. Имя этому бедствию варгул, - всадники обменялись встревоженными взорами, - Да. Тёмный зверь объявился в Эскафлоне, и безнаказанно убивает наших людей. Но сегодня он никого не убьёт. Это говорю вам я. Вильям сын Протогона из властодежного рода правителей южных земель Андореса. Ибо сегодня сыны Эскафлона встанут на защиту своей отчизны в едином строю. С каждым убитым медведем, с каждым загнанным волком мы готовились к этому дню. И сегодня я зову вас за собой. Быть может зову в самое сердце Глиптрохильского леса. Но где бы не находилось логово тёмного зверя, сегодня он сам вкусит предсмертный ужас, ибо возмездие уже неотвратимо. Сегодня голова варгула будет лежать у этих самых ступеней, как доказательство того, что сыны Эскафлона не убоялись выступить на защиту своей родной земли. Жить достойно песен, - воскликнул Вильям, подняв коня на дыбы.
-Умирать достойно легенд, - грянули в ответ всадники, обнажив своё оружие.
- Об этом подвиге будут слагать легенды братья мои, - дерзновенно и вкрадчиво посулил царевич, - вперёд же. Вперёд к предгорьям Кограмата. Оттуда и начнётся наша великая охота.
Под восторженные возгласы дружинников, царевич пришпорил своего лихого жеребца, и тот, степным ветром, ринулся с места, увлекая за собой кавалькаду всадников. Вся крепость провожала смельчаков, отважившихся бросить вызов лютому зверю. Под протяжное пение трембит отряд охотников, ведомый Вильямом, покинул крепь Эскафлона, устремившись на север, где вздымался к небу огромный белёсый пик, осиянный яркими лучами солнца. Это был горный гигант Когромат, воздвигнутый земной твердью между плодородными землями королевства и таинственной чащей Глиптрохильского леса. С ним неотъемлемо была связана история Эскафлона, ибо кость от кости была возведена великая крепость из белого камня, добываемого из его глубоких шахт. От самых ворот крепости, до его могучих предгорий, вела дорога, пролегавшая через пшеничные поля. Мчась по ней во весь опор и упиваясь восторгом предстоящей охоты, царевич любовался красотой вверенных ему земель. Пышные нивы лениво колыхались под порывами прохладного ветра. Солнечные лучи превращали пшеничные колосья в золотистое море, над которым возвышались белокаменные башни мельниц и свежескошенные стога. Крестьяне, отдыхавшие под раскидистыми ветвями плодовых деревьев, приветствовали своего царевича, снимая широкополые соломенные шляпы, и провожали его глубоким поклоном. Миновав пахотные земли, дорога сворачивала на запад, уводя всадников дальше, вдоль известняковых утёсов Кограмата. Воздух здесь полнился музыкой труда, ибо тут располагались знаменитые каменоломни Эскафлона. Для того, чтобы добраться до того самого места, где случилось нападение зверя, Вильяму и его верной дружине пришлось обогнуть стопу горы и выехать к её безлюдным северным отрогам, где располагалась пойма реки Вердны. Заливные луга перемежаюсь здесь с трясинными болотами, поросшими высокими зарослями камыша и рогозы. Свернув с главной дороги, направо, всадники осадили коней, и перешли с галопа на рысь. Высокая трава Иргана обступила их со всех сторон, обхлестывая голенища сапог. Находясь во главе кавалькады, Вильям внимательно всматривался в заросли перед собой. Взором он искал следопыта Гингамора, который должен был находиться где-то поблизости. Время от времени, в высоком травостое встречались заблудшие овцы, которые с тревожным блеяньем шарахались в стороны от копыт лошадей. На шерсти некоторых из них царевич заметил следы крови. Должно быть, место нападения было уже совсем близко. Вскоре впереди показался тёмный круп мышастого коня, видневшийся из-за коричневых початков рогозы. Чуть дальше болотистые заросли расступились, и перед отрядом охотников предстала прогалина из замятой травы. На прогалине отыскался и сам следопыт. Он недвижимо сидел на корточках в самом её центре. Земля в этом месте казалась израненной. Повсюду виднелись бурые следы запёкшейся крови.
- Здесь всё и случилось, - угрюмо объявил следопыт, не поворачивая головы к царевичу, когда тот спешился рядом с ним, - должно быть, гуртоправы перегоняли скот к заливным лугам, когда зверь напал на них из засады, - он указал рукой на густые заросли слева от себя, - одним прыжком он преодолел пять саженей и настиг свою первую жертву прямо здесь. Остальные четверо опрометью кинулись обратно. Видимо хотели спастись по проторённой тропинке. Это была их главная ошибка. Побеги они врассыпную, может быть, кому из них и удалось бы спастись. Зверь догнал гуртоправов, когда они ещё не преодолели и половины пути, - он поднялся и прошёл примятой травою до места, где виднелось огромное бурое пятно, - двоих он уложил здесь. Ещё двоих чуть дальше.
- И снова кругом лишь следы крови, - окинув взором место недавней бойни, произнёс царевич, - что же эта тварь делает с телами.
- Должно быть, зверь уносит их в своё логово, - выказал догадку Гингамор, - у лесных хищников такое в заводе. Но они никогда не убивают больше, чем могут съесть.
- Какому же зверю под силу убить и утащить пятерых взрослых мужчин? - спросил Вильям. Он утаил от глашатаев то, что ему было известно о тёмном звере и потому Гингамор тоже не мог этого знать. Зато этот вопрос мог помочь царевичу понять насколько сноровист старый следопыт в своём ремесле.
- Боюсь сир, с такой тварью вы прежде ещё не сталкивались, - зловеще ответил Гингамор и вновь присел на корточки, - видите эти следы? - обратился он к царевичу, - они очень глубокие. Почва здесь, конечно, податливая из-за близости поймы, но, думаю, своим размером этот зверь не уступит даже двум вашим жеребцам. Видны чёткие отпечатки четырёх пальцев с когтями. Совсем как у собаки или волка. Но куда больше и почти только от задних лап. На передние он опирался очень редко. Почти всегда только перед прыжком.
Следопыт вновь распрямился, и встретил пристальный взгляд Вильяма.
- Сомнений быть не может, сир, - заключил Гингамор, - это был варгул.
- Похоже, я не ошибся в тебе, когда отправлял воеводу Данкварта на поиски лучшего следопыта Эскафлона, - уважительно, молвил Вильям, - своё дело ты знаешь. Едва ли кто из нынешних ловчих смог бы с такой уверенностью распознать тёмного зверя. Однако кое-чего ты всё же не заметил. Пастухов здесь было не пятеро, а шестеро. Одному из них удалось сбежать. Он то и поведал нам о случившемся.
- В таком случае он наблюдал за всем происходящим издалека, - ответил Гингамор, - иначе я заметил бы следы его присутствия.
- Похоже на то, - посмотрев на ущелистый отрог, видневшийся из-за зарослей рогозы, согласился Вильям, а затем, немного помолчав, добавил, - тебе удалось выяснить, куда направился зверь?
- Следы уводят на север, - уверенно и не колеблясь, ответил Гингамор, - прямиком к пуще Глиптрохильского леса.
- Значит, наш путь лежит туда же, - процедил Вильям. Он до последнего надеялся, что не придётся отправляться в Глиптрохильский лес. Однако теперь путь их был неумолимо ясен. Сев на коня, царевич устремил хмурый взор к мрачным купам деревьев, видневшихся чёрной щёточкой вдалеке. До полудня было ещё далеко, и величественная тень Кограмата скрывала опушку Глиптрохиля от дневного света, предавая ей ещё больше зловещей таинственности.
- До меня дошли слухи, - не отводя глаз от леса, произнёс царевич, - что в прошлом ты был известным охотником на тёмных зверей. И немало их ты выследил в чаще Глиптрохильского леса.
- Это так, - согласился Гингамор.
- Тогда скажи мне, - обратив взгляд к старому следопыту, молвил Вильям, -много ли было случаев, когда тёмные звери охотились на людей в наших краях?
- Не много, - ответствовал Гингамор, - помнится три десятка лет тому назад во владениях государя Барклая как-то раз объявился небольшой вилозуб. Загрыз пару лошадей на стойбище, да и был таков. А с тех пор почитай, что в южных землях ни о чём таком и не слыхивали.
- В таком случае, - произнёс Вильям, - что, по-твоему, могло привести варгула в Эскафлон.
- На этот вопрос у меня нет ответа милорд, - немного подумав, ответил Гингамор, - да и навряд ли у кого такой найдётся. Скажу лишь только, что это довольно необычно даже для их проклятой породы. Северные закраины Шахтильского пояса служат их исконным обиталищем, - и старый следопыт махнул рукой на север, где в далёкой дали угадывался едва различимый шпиль самой высокой горы Андореса - Шахтиля, - там, в глухих предгорьях, окутанных промозглыми туманами, и находится логово варгулов. Однако заходить так далеко на юг, - отрицательно помотав головой, добавил он, - у этих тварей такое не в заводе. Видно, какое-то лихо согнало его с насиженных мест или же наоборот направило сюда.
Старый следопыт не обмолвился о том, какое именно лихо он имел ввиду, однако Вильяму хватило и этого. Предостережение отца прозвучало вновь, но теперь уже из уст Гингамора и на другой лад. И суть предостережения была вполне уловима. За нападениями варгула скрывалось что-то ещё. А может быть и кто-то. Царевич хотел было спросить следопыта о чём-то ещё, но тут тишину, сгустившуюся над сонной топью, внезапно распорол леденящий кровь вой. Едва заслышав его, кони беспокойно заржали и разом вскинулись, чуть было, не сбросив седоков. Оба зверолюда оскалили клыки и зашипели, точно дикие коты, почувствовавшие присутствие хищника. Их чуткие уши встревожено запрядали и настропалялись на север в сторону опушки Глиптрохильского леса. Именно оттуда доносился устрашающий вой, внушавший первобытный ужас всему живому.
- Это варгул, - едва совладав с конем, выкрикнул Вильям, - скачите за мной и да поможет нам свет Нуриона.
Осадив ошалевших коней, всадники пустились в галоп, устремившись вдогон за своим отважным предводителем через заросли камыша и рогозы. Тёмная сень Глиптрохильского леса, всё ещё пребывавшая в тени горы, неотвратимо двигалась им навстречу, наползая, словно исчадие ночи. Сердца всадников трепетали от волнения и страха перед неизведанными опасностями, ожидавшими их впереди. Но крепкая воля царевича неуклонно вела отряд за собой. Подобно былинному герою, он бесстрашно нёсся впереди на лихом скакуне, и его терракотовый плащ, слившись воедино с конским чепраком, полоскал на ветру подобно стягу боевого знамени. У самой опушкой зловещего леса, солнечный свет, проблеснувший из-за вершины Кограмата, на мгновение озарил мир перед глазами охотников, и тотчас же померк, придушенный густой сенью вековых деревьев. С топотом конских копыт и пылким огнём в сердце они ворвались под полог Глиптрохильского леса, взметая в воздух кучи палой листвы. Каждый из них желал лишь одного. Поскорее выследить зверя и первым вонзить клинок в его плоть, как это уже бывало не раз во время прошлых охот. Но, вместе с тем, эта охота не была ровней всем предыдущим. Ведь она проходила в Глиптрохильском лесу. А это место недаром стяжало себе дурную славу ещё задолго до того, как здесь появились первые тёмные звери. Некая таинственная сила дремала здесь с древних времён. И влияние её ощущалось повсюду. Не преодолев и сотни саженей, охотники, не сговариваясь, остановили коней и замерли. Неведомое гнетущее чувство обуревало их сердца, не давая двигаться дальше. Что-то загадочное и враждебное исходило от этого леса. Напряжённо всматриваясь в сумеречную чащу перед собой с её чёрными силуэтами призрачных деревьев, отважные витязи чувствовали, как кровь начинает холодеть в их жилах. Здесь они были точ-в-точ словно стая голосистых щенков, до поры, хорохорившиеся перед закрытой калиткой, притворяющей путь в пугающую неизвестность, а после, оказавшись за её переделами, присмиревших и поджавших хвосты. Мертвенное беззвучие Глиптрохильского леса поглотило охотников. В этой тишине можно было услышать даже, как густой белый туман, извиваясь ползёт по земле, обволакивая ноги затаившихся лошадей. Услышать, как крадутся редкие лучи солнечного света, кое-где пронизывающие плотный занавес из корявых ветвей, поросших длинными мочалами лишайника. Всё в этом лесу казалось каким-то древним, сохранившимся в неизменном виде ещё с незапамятных времён, когда мир был объят предвечной тьмой. Воздух и тот был здесь какой-то иной. Влажный и затхлый. И невыносимая духота спирала дыхание.
- Рассредоточьтесь и отыщите следы зверя, - внезапно раздался приказ Вильяма, - и будьте на стороже. С этого момента охота началась.
- Интересно кто тут на кого охотится, - диковато озираясь по сторонам, спросил Гебих, - мне здесь каждый дуб кажется чудовищем. Как думаете, эта тварь уже знает, что мы пришли за ней.
Но его вопрос остался без ответа. Все всадники безмолвно тронули лошадей и направились вперёд. Путь сквозь чащу Глиптрохильского леса был свободен от кустарника и молодой поросли, однако, шествуя через неё верхом, то и дело приходилось пригибаться в сёдлах, чтобы уклониться от очередной ветви или же пряди лишайника. По мере продвижения вглубь леса сумрак продолжал сгущаться. Откуда-то сзади, словно из другого мира, доносились едва слышные голоса певчих птиц. Над топью Иргана взошло солнце, и голосистые жаворонки щебетали в небе, оглашая окрест своими звонкими трелями. Здесь же всё было объято мертвенным оцепенением. Только редкий перестук конских копыт, да едва слышное бряцание сбруи, нарушало незыблемую тишь. И неизвестно, как долго пришлось бы охотникам блуждать по этим дремучим чащам, если бы не следопыты-доренорцы. Им удалось отыскать свежие следы тёмного зверя, и отряд выстроился клином, перейдя от томительных поисков к долгожданному преследованию. Вильям занял место во главе построения, зорко вглядываясь в глухую чащу перед собой и настороженно вслушиваясь в каждый шорох. Так миновал первый час. Затем ещё один. Но впереди по-прежнему было видно только бесчисленное древесное воинство дубов и грабов. Зверолюды, ехавшие по обе стороны от него уже который час не поднимали головы выше лошадиной холки, всматриваясь в лесную подстилку, чтобы не упустить следы варгула. А тот петлял и запутывал следы так ловко, как только позволяла его звериная смекалка. То он прыгал на несколько десятков футов в сторону, разрывая цепочку следов, то и вовсе взбирался на деревья, пробираясь вперёд через сомкнувшиеся кроны. Но зверолюды, которые от самого рождения были умелыми следопытами и несравненными ловчими, умело отслеживали и разгадывали все его ухищрения, продолжая неотступно следовать за ним. Когда в очередной раз отпечатки лап варгула прервались и доренорцы принялись выискивать новые следы, Вильям решил, что пора дать небольшой роздых утомлённым глазам. Немного потянув за вожжи, он поравнялся с конём Гингамора, который ехал следом чуть позади.
- Мне всё не дают покоя твои последние слова, - произнёс царевич, пристроив своего коня рядом с лошадью следопыта, - там, у трясинной запасти, ты сказал, что неведомое лихо могло призвать варгула в наши земли. О чём именно ты говорил?
- В подлунном мире есть лишь одно лихо, способное подчинять своей воле тёмных зверей, - ответствовал следопыт, посмотрев прямо в глаза царевича, -это последователи культа тёмного архангела.
- Думаешь, его прислужники вновь подняли голову после стольких лет, - строго смежив брови, вопросил Вильям, - но ради чего им это делать, если их предводитель давным-давно пал в войне?
- Да, - согласился Гингамор, - тёмный архангел был повержен мечом Эргалеона более восьми веков тому назад. Однако его наследие живо и по сей день. Оно хорошо известно каждому из нынеживущих.
- Магия крови, - произнёс Вильям.
- Многие из его приспешников уцелели в решающей битве, - продолжил старый следопыт, - и время от времени что-то заставляет их проявлять себя, как это было в Аргентуроне. И порой, когда это происходит, именно звери подобные варгулу являются первыми вестниками грядущих бед.
- Откуда тебе известно обо всём этом? - явно заинтересовавшись повествованием следопыта, спросил Вильям. Он, конечно же, знал обо всём этом из рассказов отца. О грандиозных и беспощадных битвах прошлого и великих воителях, которые истово противостояли злу. Однако все это были сказания стародавних времён. А следопыт говорил обо всём этом так, будто бы сам являлся участником всех этих событий.
- Взгляни на мою броню царевич, - стукнув кулаком по прочной кирасе, произнёс следопыт, - видишь эти руны?
И действительно. Только сейчас Вильям с удивлением заметил, что весь нагрудник Гингамора был сплошь покрыт замысловатыми и тонкими письменами. Царевич не мог не узнать в них тот самый легендарный оберег, о котором ему так много раз доводилось слышать от отца.
- Руны защитного слова, - с изумлением, произнёс Вильям, - так значит, ты один из воителей Метрихона.
- Эти дни миновали давным-давно, - почти с грустью, ответил Гингамор, - я был в числе тех, кто отправился на подмогу крепости Аргентурон в роковой час её бытия.
- Отец много рассказывал мне о падении Аргентурона, когда я был ещё мальчишкой, - припомнил Вильям, - тысячи жизней единовременно оборвались в потоке огненного вихря. Помнится, той же ночью, когда он поведал мне об этом, я бежал из дворца, чтобы отыскать путь к горе Аламут. Тогда я отчаянно желал вступить в ряды ордена Света. Стать одним из магоборцев, чтобы отомстить магам крови за их деяния. Гридни отца отыскали меня только на третий день близ опушки Букового леса.
- Это была мечта каждого мальчишки, - с улыбкой заметил старый следопыт, - доблесть и слава, великая сила и неизбывная молодость. Что может быть более желанным для юного царевича. Однако цена этому дару была и остаётся непомерно высокой.
- Да, - согласился Вильям, - обряд посвящения удаётся пережить лишь горстке добровольцев. Я знал об этом, но даже тогда это ничуть меня не страшило. А что сталось с тобой Гингамор, - немного погодя, спросил следопыта царевич, - я думал служба в ордене Света это поприще на всю жизнь.
- Так и есть, - потупив взор, ответствовал старый следопыт, - однако, порой, испытания, которые выпадают воителям ордена по долгу службы, не каждому по силам преодолеть.
- И какого же было твоё испытание? - спросил его царевич.
- Непосильное, - вымолвил Гингамор, и, выдержав небольшую паузу, заговорил вновь, - до твоих ушей дошли лишь красивые сказания о том, как закончила своё существование некогда великая крепь Аргентурон. Я же, был там, когда всё это случилось, и видел то, что едва ли воспоют в песнях. Смерть витала в воздухе вместе с пеплом. Я до сих пор помню этот сладковатый запах. Запах горелого мяса. Тогда, в битве при Аргентуроне, я не был простым солдатом юный царевич. Я был хорунжим ордена, и под моим началом насчитывалось три сотни ратников. Когда наше воинство приблизилось к отрогам Дроудирна, крепость Аргентурон была сожжена дотла вместе со всеми её жителями. Но враг, ответственный за это злодеяние и не думал отступать. Тогда я впервые увидел мага крови воочию. Он стоял один на возвышении горного уступа и иссохшие тела рабов, посмертно закованных в кандалы, сотнями громоздились у его ног. А позади него, виднелись чёрные останки сожжённой крепости, утопавшие в чадном мареве из пепла заживо сгоревших людей. Заслышав, что мы идём, маг обратил к нам горящий взор и осклабился в самодовольной улыбке. В его бледном лице угадывалось устрашающее безумие. Он знал, что встретит здесь свою смерть, но, несмотря на это, восторгался одной лишь мыслью о том, что его жизнь будет стоить тысячи людских жизней. Это читалось в его глазах. И в тот переломный миг, я ощутил в своём сердце великий и обессиливающий ужас. Точно сама смерть смотрела на меня через пылающие зрачки этого мага крови. Как можно было противостоять такому могущественному злу. Что смертные могли ему противопоставить. Казалось, маг, почувствовал мой страх и посмотрел прямо мне в глаза, а затем громко и напоказ рассмеялся. И от его смеха мои ноги подогнулись, и я пал ниц, не в силах больше сражаться. Вокруг раздавались приказы, и воины обнажали мечи, вступая в бой. Но я не слышал ничего этого. Я был объят леденящим страхом. Наше воинство одолело мага, - подытожил свой рассказ Гингамор, - но тем же вечером я покинул орден. Позже они назвали меня отступником, но это было равносильно трусу. С тех самых пор я живу с этим тяжким бременем позора в сердце и выплачиваю долг перед самим собой за то, что однажды убоялся смерти.
- Поэтому ты и согласился выступить вместе с нами на варгула? - спросил его Вильям, - желаешь возвратить долг?
- Да, - ответил старый следопыт, - желаю. И возвращу.
Они проехали в безмолвии бок обок ещё несколько лиг.
- А что же сейчас с самим орденом Света, - после долгого раздумья, вновь обратился к следопыту царевич, - в последнее время о Метрихоне совсем ничего не слышно.
- О мече поминают лишь в предгрозии битвы, - присловил Гингамор, - в противном случае он никому не нужен и пылится под спудом. Так произошло и с орденом Метрихона. После победы над всеобщим врагом, память о нём становилась с каждым днём всё тусклее. Его великий оплот - башня света, всё ещё зиждется на горе Аламут, но, по слухам, изрядно захирела. Да и оставшихся магоборцев по пальцам можно перечесть. Однако о зле, которому они призваны противостоять, едва ли можно сказать то же самое. Даже сейчас, после стольких веков, приспешники тёмного культа до сих пор скрываются среди нас. Их помыслы никому не ведомы, но цель, которую они преследуют, известна с давних пор. Истребление и порабощение всех смертных. Такова их месть и цель их существования. И рано или поздно время их придёт. Как знать, - раздумчиво добавил следопыт, - быть может, оно уже пришло.
- Хочешь сказать, что появление варгула...
- Тише, - перебив царевича, прошипел Гингамор, и поднял руку, давая знак всем конным остановиться. Завидев это, Вильям тотчас же натянул поводья, и замер вместе с конём, как вкопанный. Все всадники тоже остановились и принялись настороженно озираться по сторонам.
- Почему мы остановились? - шёпотом вопросил Гебих, ни к кому не обращаясь, - я ничего не вижу и не слышу.
- Там впереди, - указал Гингамор, - отсюда не разобрать, но, кажется там, за кустами, что-то есть.
- Варгул? - громко сглотнув, предположил Гебих.
- Нет, едва ли, - ответствовал ему старый следопыт, - слышите? - вслушиваясь в тишину леса, спросил он, - вроде бы слышно карканье воронья. Да и в воздухе чувствуется запах смерти. Возможно, где-то неподалёку логово зверя.
Сказав это, он легонько тронул коня и тот медленно зашагал вперёд. Остальные всадники, с мечами и копьями наизготовку двинулись следом за ним. Впереди, из-за вервия лишайника, виднелся солнечный свет. Должно быть, лесная чаща расступалась в том месте прогалиной. Однако и заросли молодого падуба росли здесь в изобилии, преграждая путь охотникам. Один из зверолюдов указал на следы зверя. Они проходили чуть правее прогалины и исчезали за ближайшими деревьями. Судя по всему, варгул обошёл заросли стороной, и эта новость немного приободрила охотников. Осторожно и бесшумно, они пробрались через кустарник и выехали на небольшую поляну со всех сторон, стиснутую лесной чащей. В самом её центре росло толстое и кряжистое древо, во все стороны простёршее узловатые ветви, смыкавшиеся наверху пышной кроной. Могучие и толстые корни его жадно впивались в землю заскорузлыми старческими дланями. Никто из охотников никогда прежде не видел таких могучих древесных исполинов. Это был старый дуб, и, судя по всему, он простоял здесь не одну сотню лет, прежде чем приобрёл подобную стать. Но, не смотря на внушительные размеры, вовсе не древний исполин завладел вниманием охотников, когда они обратили к нему свои взоры. А нечто иное. То, что висело на его ветвях и то, что повергло в ужас даже самых стойких охотников.
- Вот значит, куда он их уносит, - медленно проговорил следопыт.
- Мы нашли не логово, а погребальное древо, - смежив брови, произнёс воевода Данкварт, - сохрани нас всех свет Нуриона.
Прямо перед взором остолбеневших всадников, на ветвях старого дуба висело несколько десятков мертвецов. Сомнений не было. Всё это были жертвы варгула. В изорванных лохмотьях, покрывавших посеревшие тела, угадывались одежды, некогда принадлежавшие земледельцам из долины Иргана, пастухам предгорий и просто обычным крестьянам, чьи останки так и не удалось найти. Теперь же, зловещая тайна была раскрута. Всё это время они были здесь, сокрытые под сенью погребального древа. Но погребения страшнее едва ли можно было себе представить. Истерзанные и изувеченные, их тела были нанизаны на обломленные ветви, точно тряпичные куклы. И сотни воронов громоздились на них, вкушая лёгкой поживы. Ужасное это было зрелище. Такой лютой смерти, какой погибли эти несчастные, и врагу нельзя было пожелать. Стиснув зубы от переполнявшей его ярости, царевич поднял арбалеты и выместил весь свой гнев на воронах, что обклёвывали останки селян. Две птицы замертво упали наземь, а крылатая стая с хриплым карканьем взметнулась в воздух и исчезла за купами деревьев. Разогнав осквернителей праха, Вильям двинул коня вперёд. Он окинул скорбным взором обезображенные лица погибших, припоминая каждого из них поимённо. Все они заслуживали куда более достойной участи, чем смерть от клыков тёмного зверя. И кто как не он, законный наследник княжеского престола, должен был уберечь своих подданных от гибели. Но теперь, когда они были мертвы, оставалось только воздать последние почести их праху.
- Нужно их снять, - прозвучал приказ Вильяма, - нельзя оставлять их вот так.
В голосе царевича прозвучала горечь, но в самом его пожелании, отчетливо ощущалось чувство глубокой вины. Продолжая озирать останки погибших крестьян, Вильям задержал своё внимание на одном из тел, висевшем под самой кроной погребального древа. Оно выглядело неестественно усохшим, точно пробыло здесь уже не один десяток лун. Однако прижизненное одеяние погибшего крестьянина выглядело так, будто бы время и дожди обошли его стороной. На посеревшем лике мертвеца посмертно запечатлелась гримаса смертной муки, которая делала его почти не узнаваемым. Однако глядя в это лицо, царевич испытывал тревожное чувство, словно бы некоторые черты усопшего были ему знакомы. Силясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах он мог видеть этого человека прежде, Вильям замер в раздумчивом безмолвии. Всадники позади него тоже стояли неподвижно, ошеломлённые устрашающим видом погребального древа.
- Что же за бестия нам противостоит, - нарушив гробовую тишину, потрясённо спросил один из охотников, - ни одна подлунная тварь так не издевается над своими жертвами.
- Варгул это не одна из подлунных тварей, - отозвался Гингамор, - это свирепое чудовище, порождённое чёрной магией ради истребления людского рода.
- Кем бы он ни был, он за это поплатится, - рассудительно произнёс воевода Данкварт, - что же до этих бедолаг, - указал он на тела крестьян, - думаю снимать их сейчас с сучьев, дурная затея сир. Уже далеко за полдень и скоро начнёт вечереть. Если мы задержимся здесь ещё хоть не на долго, то рискуем остаться на ночёвку в Глиптрохильском лесу. А это уже совсем никуда не годится. Сир? - окликнул воевода, заметив, что царевич не отзывается.
Но Вильям по-прежнему безмолвствовал. Неподвижный, точно изваяние, он стоял под кроной погребального древа. Взор его был прикован к одному из мертвецов. И со стороны казалось, будто бы царевич был зачарован внезапным и неодолимым заклятием. Заметив его необычную отчуждённость, Гингамор почувствовал неладное. Взявшись за рукоять меча, он настороженно осмотрелся по сторонам. Только сейчас к нему в голову пришла тревожная мысль, которую он не замечал до этого мгновения. Все помыслы и взгляды охотников были сосредоточенны только на погребальном древе. Оно полностью завладело их вниманием. А ведь не гоже было терять бдительность в самом сердце Глиптрохильского леса. И всё благодаря тому, что следы варгула, необычайным образом вывели их прямо к этой прогалине. Это было совсем не похоже на простую случайность. Скорее на заранее продуманный замысел.
Между тем воевода Данкварт, подъехал к царевичу и взял его коня под уздцы.
- Что это с тобой Вильям, - не понимая в чём дело, спросил старый воевода. Он посмотрел на лицо царевича, и чуть было не выронил поводья из рук. Оно было бледным как мел. Таким, будто бы Вильям увидел перед собой призрака.
- Что случилось, - немедля обнажив клинок, выкрикнул Данкварт, - что ты видишь?
- Каристан, - еле шевеля непослушными губами, вымолвил Вильям, - не может этого быть.
- Что? Чего не может быть? - не понимая в чём дело, спрашивал Данкварт.
Но Вильям не ответил ему. Вместо этого он резко развернул коня и, обратив взор к охотникам, громко выкрикнул, - к оружию. Это западня.
И вместе с его голосом, над поляной разнёсся зловещий треск ломающихся сучьев. Он доносился откуда-то сверху из густой кроны погребального древа и стремительно приближался, точно буреносный порыв ветра. Что-то огромное и невероятно сильное пробиралось сквозь ветви старого дуба. Едва Вильям успел поднять голову, как огромная чёрная тень обрушилась сверху прямо в центр сгрудившихся в недоумении охотников. Тысячи листьев посыпались следом, не позволяя толком рассмотреть, что это было за существо. Но царевичу это и не требовалось. Он знал о том, кто это был. Один взмах гигантских когтей, скрежетнувших по металлу, и трое всадников замертво выпали из сёдел, застряв ногами в стременах. Взбешённые от страха кони в панике понеслись прочь, увлекая своих мёртвых седоков в неведомую чащу. Но остальные охотники успели оправиться от потрясения и изготовились принять бой. Расступившись по сторонам, они выставили копья во фронт, взяв незваного гостя в кольцо. В этот момент листопад иссяк, и Вильям узрел варгула во всей его чудовищной стати. Это был зверь невероятных размеров, своим видом напоминавший жуткую помесь волка и медведя. На его большой лобастой голове, покрытой чёрной, как смоль шерстью, горели два бронзово-красных глаза. Массивная челюсть, усеянная несколькими рядами острых клыков, хищно клацала, разбрызгивая слюну. Перемещался он звериной побежкой, то и дело, вставая на задние лапы. Передние же в это время рвали и терзали человеческую плоть. Опомнившись от замешательства, царевич немедля поднял оба арбалета и нажал на спусковые рычаги. Две тетивы мелодично запели и устремили к варгулу смертоносные стрелы. Огромный волк коротко взвыл и, злобно заворчав, обратил голову в сторону царевича. Увидев обидчика, зверь ощерил пасть, обнажив окровавленные клыки. Шерсть на его косматом загривке грозно встопорщилась. Это была поза, предвещавшая нападение. Но Вильям и не думал спасаться. Он уже успел взвести арбалеты и вновь выстрелил в чудовище. Две стрелы вонзились варгулу прямо в грудь, но на этот раз он не издал ни звука. Наконечники арбалетных болтов причинили ему не больше вреда, чем укусы назойливых пчёл. Лишь только более злобно сузились его налитые яростью глаза. Вновь щёлкнул механизм в арбалетах Вильяма, и новые стрелы легли в желоба. Но выстрелить в третий раз царевич уже не успел. Выбрав свою следующую жертву, варгул прижал острые треугольные уши, подобрался и прыгнул. Всё случилось слишком быстро. Огромный волк взмыл в воздух в смертоносном прыжке. Но верный конь в самый последний момент встал на дыбы, заслонив собой седока. Последовал сильнейший удар. Голова коня, защищённая стальным шафранном, метнулась назад, со скрежетом вмяв нагрудную пластину царевича и выбив его самого из седла. Отброшенный назад, он пролетел в воздухе несколько футов, прежде чем удариться спиной о ствол погребального древа и рухнуть наземь. Мгновение спустя, подле его ног с грохотом стальной сбруи пало бездыханное тело жеребца. Всё перед глазами поплыло. Мир начал медленно отдаляться, всё больше напоминая отражение водной глади в чёрном жерле колодца. Затихали и звуки битвы, царившие вокруг. Но даже сквозь пелену расплывчатой полуяви, Вильям понял, что его конец уже близок. Чёрная и косматая фигура ширилась перед его глазами, застилая солнце. Это был варгул. Он переступил тело поверженного жеребца и шагнул к Вильяму. В отчаянном порыве несколько охотников попытались помешать зверю расправиться с царевичем, но тот прикончил их одним взмахом когтистой лапы. Теперь больше ничто не стояло между варгулом и его добычей. Беспомощный и оглушённый, Вильям оказался всецело во власти тёмного зверя. Но тут, когда он приготовился встретить неизбежную смерть, случилось нечто невероятное. В тот самый миг, когда варгул был готов довершить начатое и шагнул вперёд, царевич увидел перед собой неведомую фигуру, которая возникла между ним и разъярённым чудовищем. Это было последним, что Вильям увидел, перед тем как его поглотила кромешная тьма.