У подъезда припарковалась багровая машина. Из компактного Пежо с шашечкой на крыше выпорхнула девушка с багровым цветом волос. Над двором навис багровый небосвод, лучи солнца просачивались сквозь мансарды на крышах многоэтажек, ранили взгляд.
Слишком высоко падать. Слишком странная, багровая болезнь. Я заболел ей случайно и с каждым часом мои надежды на выздоровление лопались большим мыльным пузырем. С багровыми бликами на тонкой поверхности.
Я жил в угловой квартире, на восьмом этаже. Слева от моего окна простиралась стена, обклеенная плиткой. Сейчас в плитке отражался только багровый цвет, отчего она становилась похожей на бронежилет, перепачканный кровью.
Внизу, в соседних дворах, копошились люди. Слишком высоко чтобы упасть, но для наблюдателя вроде меня лучшей позиции не найти. Одержимый вуайерист, страдающий от багровой болезни, видящий весь мир в цвете крови, будто огромный освежеванный труп. И кровь эта залила мне глаза, оставила один на один со своими страхами, придумала иной выход, которым я, конечно же, сейчас воспользуюсь.
'Спрыгни вниз, и всё закончиться. Ты же не хочешь видеть меня вечно? Не хочешь, чтобы я постоянно висела у тебя на глазах, и показывала багровый мир...'
Света пришла ко мне в гости сразу после института. Глаза моей подруги искрили радостью - сегодня, к своей полной неожиданности, она получила 'автомат' по психологии.
Мы оккупировали кухню. Света рассказывала о своих планах на предстоящее лето.
Лето - одно название. В наших краях лето никогда не бывает теплым. А все наши планы сводятся к одному - как найти такую работу, чтобы побольше платили и поменьше требовали. Мы уже выросли из возраста промоутеров, но пока ещё не дотянули до офисных крыс. Меня точил навязчивый страх быть крысой, менеджером продаж в затхлом агентстве, едва сводящим концы с концами. Сидеть в тесном подвале и тухнуть перед заляпанным монитором.
- Я хочу устроиться консультантом в магазин одежды. - сказала Света, запивая никотин чаем. Через пятнадцать минут кухня наполнилась тяжелым дымом, и мне пришлось открыть окно.
- Не знаю, одобрит ли это Марина. Мы так редко видимся. В следующем месяце она собралась переехать ко мне.
- А ты этого хочешь?
- Мне есть о чём подумать. - отвечает Света, туша сигарету о серое дно пепельницы.
Света подходит к окну, облокачивается на подоконник и наблюдает за улицей. Я смотрю на её силуэт, и мне кажется, что он вот-вот раствориться в ожидающем дождя воздухе.
- Хороший вид. - говорит Света и поджигает ещё одну сигарету. - Большое пространство между домами, видно сразу несколько дворов. Кстати, все ваши многоэтажки неправильные. На этой вот четырнадцать этажей, а на той семнадцать.
Света, кажется, разговаривает сама с собой. Я молча наблюдаю за ней. Мне напелевать на слова, я просто наслаждаюсь её элегантностью, её красотой, её голосом. Странно осознавать, что твоя лучшая подруга при всех своих внешних данных родилась лесбиянкой. Я ничего не имею против сексуальных меньшинств, но иногда похождения Светы озадачивают меня. Я повидал множество её друзей и подруг, общался с такими людьми, о которых и вспоминать страшно.
Подхожу к окну и выглядываю на улицу. Своим плечом плотно прижимаюсь к Светиной руке, чувствую напряжение.
- Зачем ты встречаешься с Мариной? - спрашиваю я. - Она бисексуалка, и в любой момент может променять тебя на мужчину.
Света задумалась.
- Поэтому я не возлагаю на неё больших надежд.
- А как же ты с ней жить собираешься?
- Собираюсь, ну и что? - Света пронзает меня холодным взглядом. Круглая, голубая радужка, словно растопленная в бокале мечта. Эфемерная и несбыточная, потерянная в бесцельных днях под прицелом дождей.
Удивительное качество - Света всегда выворачивала душу наизнанку, но при этом оставалось загадочной. Я так не могу. Во время откровенной беседы я рассказываю о себе слишком много, и под конец становлюсь прочитанным журналом, подлежащим утилизации.
- Насладимся вдоволь друг другом и разбежимся. - Света нервно стряхивает пепел.
Уголек летит вниз. Я слежу взглядом за его траекторией.
- Я ведь тоже могу подыскивать себе кого-то на стороне.
Я в футляре. Мой взгляд скользит по плиткам на внешней стене дома, по тусклым балконам с обтекающими бортиками, по лицам людей. Никто из них не замечает наблюдателя. Такие странные люди... Я наблюдаю за ними... я наблюдаю...
Когда я пришел в себя, Света наливала себе чай. В голове как мантра вибрировали слова: 'Я ведь тоже могу подыскивать себе кого-то на стороне...'
- А какой тогда смысл вам с Мариной быть вместе? Создавать видимость отношений? Ради секса вы итак можете видеться.
- Мне нужен не только секс. - Света отвернулась и села на стул. Она была удивленна, с плохо скрываемой стыдливостью в сотый раз осматривала мою кухню. Что тебе скажут эти обои, Света? Может, они уже мертвые, может, меж ними живут жуки и насекомые, и наблюдают за нами, точно так же, как я наблюдаю за людьми из окна.
- Я хочу попробовать пожить с девушкой.
- А как же Рената? Ты ведь жила с ней?
- С этой шлюхой?! - Света рассмеялась. Чистый смех пробрал атмосферу, как холод осени запоздалых прохожих. Я тоже невольно улыбнулся. - Мы прожили с ней четыре дня, и то, потому что её мать вышвырнула эту дуру на лестницу с вещами. Правильно сделала тетка, я тоже так поступила. Рената - охамевшая тварь, я никогда бы не стала унижать себя отношениями с ней.
- А унижать себя отношениями с Мариной, зная, что она при любом удобном случае променяет тебя на какое-нибудь чмо только потому, что у него есть деньги и ещё кое-что между ног, чего при всей твоей уникальности, нет у тебя.
Светлана откинулась на спинку стула и задрала ноги на край раковины.
- Ты слишком глубоко копаешь. Я не целюсь в чувства. Понимаешь, я просто пытаюсь разобраться в себе, понять, что мне действительно нужно. Кто мне нужен и зачем.
- Ясно.
Я опустился в кресло. Старое, желтое кресло, привезенное от бабушки три года назад, когда я только въехал в квартиру. В попытках придать жилищу уют, я стал обзванивать всех знакомых и родственников с просьбой подарить мне письменный стол, оставшийся от детей, шкаф, которым не пользуются, посуду, что веками пылиться на антресолях.
Каждый раз, когда я садился в это кресло я вспоминал бабушку. Детская память избирательна и прозрачна, через неё во взрослую жизнь просачиваются лишь комплексы, стереотипы и сексуальные пристрастия, как говорил Фрейд. Каждый раз... вспоминал бабушку... и каждый раз задевал вырванный клок плюшевой обивки.
Света села за компьютер и начала ворошить Интернет.
Грянул дождь. Люди разбежались по домам, словно испуганные птицы в поисках укрытия. Я наблюдал за ними, наблюдал и делал выводы.
По статистике люди проживают шестьдесят лет. Двадцать из них они тратят на школу и институт, получается сорок.
А десять съедает сон - остается тридцать.
Из этих тридцати лет десять мы тратим на поход в магазины, остается двадцать.
Из двадцати лет год уходит на неуверенность в завтрашнем дне, ещё год на мысли о потере близки, и пять лет на занятие сексом.
Итого, мы живем не более семи лет. И эти заветные семь лет мы тратим на то, чтобы влиться в коллектив, стать безликим муравейником, заполнять улицы в погожий день, и поспешно сбегать с них по наступлению темноты.
- Я домой! - сказал Света.
- Может, ещё чайку?
- Да нет, спасибо. - она немного мялась, оборачивала вокруг пальца атласный синий ремешок, на который цеплялась флешка. - Дождь поутих, я как раз успею дойти до остановки и поймать маршрутку. Спасибо, что позвал!
- Спасибо, что пришла.
Ещё час в воздухе невидимым шлейфом витал запах Светиных духов.
'Час мы вдыхаем чужие запахи' - подумал я. В голове высокой вавилонской башней выстроились часы, годы и минуты, собранные в единую цитадель, подпирающую небо моих рассуждений.
Мысли, как накипь, сгрудились вокруг мозга.
Каждый день я ширяюсь новыми размышлениями. И сегодня эти размышления не принесут ничего хорошего.
Самое худшее случится завтра.
Утром я пошел в магазин. Обычно я пополняю продовольственные запасы раз в две недели. Улица пугает меня. А сегодня по пути в супермаркет меня настиг телефонный звонок. Голос в динамике разрывался беспокойными струнами.
Звонила Света.
- Позавчера умерла Рената, её труп нашли на городской свалке.
Я неуверенно сглотнул.
Света сказала, что перед смертью Ренату жестоко изнасиловали, изуродовали. Ладони пронзили насквозь. Милиция составляет список людей, имевших контакт с погибшей. Свету вызывали на допрос, она жутко волновалась, пила валерьянку, и разговаривала со мной целых пол часа.
'К черту магазин', - подумал я и заспешил домой.
Вперед, на наблюдательный пост!
Остаток дня я посвятил домашним делам и размышлениям, а вечером мне снова позвонила Света и рассказала о допросе.
- Надеюсь, они не подозревают тебя? - спросил я в конце разговора.
- Нет. - уверенно заявила Света. - Во-первых, у меня железные алиби. Во-вторых, перед смертью Рената была изнасилована. Мужчиной. Это доказала экспертиза. Впрочем, это уже неважно. Ты можешь обвинять меня в бесчувственности, но мне её даже не жалко. Сама виновата...
Остальные слова доносились помехами белого шума из иных миров. Я пытался сконцентрироваться, беспокойно ходил по комнате взад-вперед, но реальность уже уплывала.
В телефоне кваканье, связь хулиганит.
Когда мы закончили говорить, я открыл окно и посмотрел на улицу. Уже поздно, но людей по-прежнему много. В окнах домов загорался свет, огоньки надежды. Миллионы человек по всему миру хотят оказаться в этих огоньках. Уплыть с ними в мертвую вечность сладкого сна.
Святая мечта оказаться за толстыми стеклами далеких, светящихся в ночи окон, где тебя ждут и любят. Там собрались твои друзья, сидят за столом, и ждут, пока ты покажешься, выйдешь из темной комнаты. Ты всю жизнь летишь на этот свет, а долетев, ты понимаешь, что они собрались на ужин по случаю твоих похорон.
Мечта ускользает.
Я не умею жить среди людей, по-этому мне приходится за ними наблюдать. Впиваясь глазами в их спины, я краду энергию, подсознательно жажду, что кто-нибудь из них поднимет свою голову вверх и заметит меня. И заметит во мне.
Я наблюдаю за ними...
...а кто-то наблюдает за мной...
- Можешь считать меня дурой! - Света сидит напротив меня, облокотившись на спинку лавочки.
- Да говори уже! - я выбрал себе место на остове старого дерева, превращенного в толстый, как бедро слона, пень.
Только со Светкой я могу чувствовать себя на улице, так же, как и в объятии домашних стен.
Мимо нас плывет груженая сумками тётка-баржа. За ней, заплетаясь в ветре, тянется удушливый шлейф духов.
'Час мы вдыхаем чужие запахи'.
Я вздрагиваю, пытаюсь не свалиться в свои размышления.
- Вчера вечером ко мне приехала Марина. Мы поужинали, легли спать. Марине почувствовала неладное.
- Что именно?
- В квартире был кто-то кроме нас. Я разговаривала с ней, пыталась отвлечь, даже телик включила. Маришка уснула у меня на руках. А мне уже не до сна, я встала и пошла курить на кухню. И знаешь, когда я открыла окно и посмотрела во двор, мне показалось, что всё вокруг красное.
- Красное?
- Не то, чтобы красное... а даже багровое. Такой неприятный цвет старого мяса. Это не свет от фонарей или фар, это скорее глюк. И ещё, я ощутила тепло на своих веках, будто бы кто-то прикрыл мне глаза руками.
- И что в этом ужасного? - не унимался я.
- Так делала Рената. Эта чертова дура любила подходить ко мне со спины, закрывать глаза и свистеть на ухо своим противным голоском: 'Угадай, кто это?'.
- Зачем ты ругаешься? О мертвых либо хорошо, либо никак...
- Какая ей теперь разница!?
- Странно все это. А ты Марине об этом рассказала?
- Нет! Что ты? - Света открыла новую пачку 'Кента'. - Она и сегодня и завтра у меня ночует. Я её только перепугаю разговорами о призраках, тем более, я в это не верю. Конечно, что-то там есть, но почему это коснулось именно меня.
- Так думают люди, захваченные в заложники террористами. - сказал я. - Я знаю, что такое существует, но почему это случилось именно со мной.
- Плохое сравнение.
Света замолкла и отвернулась.
На игровой площадке бегают дети. Маленькие мальчики и девочки весело и беззаботно играют в догонялки, скатываются с горки, установленной в парке по указке депутата, ровно в период его выборов в мэры. Эти дети ещё далеки от нас, далеки от грязного мира, полного убийц, оставляющих на жертвах разорванные отметины, депутатов, в дневное время подписывающих акты, а в ночное снимающих проституток. Кто знает, кем станут эти дети через двадцать лет. Какая из них будет дымить паровозом, и рассказывать о мертвой подружке.
Я наблюдаю за ними... они меня не видят... но видит кто-то другой.
- Свет, - говорю я. - По-моему, тебе нужно, прежде всего, успокоиться. У тебя была трудная неделя, ты сдала экзамены, неплохо потрудилась и вполне заслужила отдых. Поезжай куда-нибудь. Если не хочешь брать Марину, я могу составить тебе компанию.
- Это лишнее. - Света встала со скамейки и принялась вышагивать взад вперед. - У меня ещё много дел в городе. Да и зачем уезжать? От себя не убежишь. Я хотела сказать тебе кое-что ещё.
Я внимательно посмотрел на Свету.
- Сегодня утром я сфотографировала себя на мобильный. - Света развела руки и по-идиотски улыбнулась. - Это похоже на бред, который показывают в фильмах ужасов, сначала я смеялась, но потом мне стало не до смеха.
- Так ты покажешь мне фотографию? - спросил я.
Раздался пронзительный крик. Мальчик в джинсовой курточке свалился с горки. Ему на помощь поспешила мама. Юная девушка, наверное, даже слишком юная, отряхнула сынишку и принялась что-то нашептывать ему на ухо. Ребенок все равно плакал, затягивая детским фальцетом оперные октавы.
Света потушила окурок носком ботинка и протянула телефон.
- Посмотри на это!
На дисплее я вижу силуэт подруги, отраженный в зеркале. Правую руку она сложила в карман домашних штанов, левой держит черный корпус телефона, направленного на отражение. Сзади отчетливо виднеется окно, фрагмент разобранного дивана и отблеск включенного телевизора.
- Что здесь не так? - интересуюсь я.
Света недовольно поджимает губу.
- Увеличь немного и посмотри на поверхность зеркала.
Я нажимаю кнопку увеличения, в правом углу появляется значок лупы с крестиком внутри, а картинка начинает приближаться.
- Что это такое? - спрашиваю я.
- Отпечатки рук за стеклом.
От ужаса я готов завопить как мальчишка, рухнувший с горки. Только заботливой мамы у меня давно нет.
Красные ладони тянутся из глубины зеркала.
Плачущий мальчик не собирается затихать, но теперь его крик острее бьет по моим нервам. Я возвращаю Свете телефон, поднимаюсь с лавки и быстро шагаю к выходу из парка.
Свербящий страх внутри оседает в легких, как дым. Всё вокруг сделалось неправильным, некрасивым, и ужасно корявым.
Руки! В зеркале чьи-то руки!
Света бежит за мной. Я намерено не сбавляю темп. Меня догоняет мерзкий запах гниющего мусора. Свалок рядом нет, значит, запах исторгает что-то другое, возможно даже мой разум.
В голове неожиданно всплывает фраза из какой-то дурацкой книги: 'Весь мир - это гниющий труп. Я родился в трупе, и в трупе я сдохну вместе миллиардами других трупоедов, не осознающих этого'.
Я дышу и бегу, но вонь не уходит. Кажется, будто руки с фотографии пробираются под кожу и я не могу пресечь невидимого паразита.
Мир в одночасье сваливается в кашу, дома распадаются на кусочки щебня и плавают в мерзких, гнилых волнах кровавого океана. Откуда здесь столько багровой краски?
Света хватает меня за плечо. Я вздрагиваю.
- Ты куда направился? - спрашивает подруга. - Тебе нехорошо?
- Да, - Слюнной комок застревает в горле, горячий и неприятный. - Мне не по себе. Я бы полежал немного, можно я пойду домой.
- Я провожу тебя.
Света хватает меня под руку и тащит к выходу. Странно, но где-то за спиной также за руку тянет молодая мамаша своё кричащее чадо, приговаривая ему на ушко: 'Ну пойдем домой, я тебе дам конфету, включу мультики только не плачь'.
'Только не плачь, и я покажу тебе прекрасный мир. Он сладкий, как кроваво-красный леденец и всегда одинакового цвета'.
Входная дверь хлопает.
На миг в комнату врывается сквозняк, но так-же быстро исчезает. Я лежу на диване, мои глаза прикрыты, но я не сплю. Сквозь жалюзи льется свет исчезающего в сумерках дня. Стрелки на циферблате впились в семерку. С улицы доносятся голоса.
'Люди, - думаю я. - Ваш бог устал'.
Я слышу женский голос. Скорее всего, Света пригласила Марину. Только её сейчас не хватало.
- Что с ним случилось? - голос Марины доносится до меня глухо, будто сквозь толстую скорлупу яйца.
- Ему стало плохо когда мы гуляли в парке. Я испугалась, у него ведь может случиться приступ.
Девушки удаляются на кухню. Мне приходится напрягать слух, чтобы понять, о чём они говорят.
- А что с ним не так?
- Я же говорила тебе. - Щелкает зажигалка. - У него эпилепсия. Такие ужасные припадки! В него будто дьявол вселяется. Я до смерти их боюсь.
- Ужас.
Кто-то включил чайник. Сейчас он заработает и я больше не услышу их слов.
Махровое покрывало сползает с кровати. Я встаю, и почти физически чувствую гаснущее солнце на коже. Свет из окна твердый, словно асфальт. Он наполнен безразличием, чудовищной пустотой, которую я выжимаю из себя посекундно.
На гладь бронежилета ложиться закат. Я вспоминаю недавние слова Светы: 'Такой неприятный цвет старого мяса. Это не свет от фонарей или фар, это скорее глюк'.
Возможно, мне показалось, но на миг всё пространство за окном сделалось именно таким. Я отошел назад и присел на край кровати. Ощущения клубятся в голове, и я словно опускаюсь в бархатное кресло огромного театра. Предо мной сцена, на которой танцуют люди. Я наблюдаю за ними, их действия иногда кажутся мне глупыми, иногда смелыми, но по большей части бессмысленными. И вдруг поверх падает прозрачный занавес, цвета меркнут и всё окрашивается в багровый. Всё это похоже на затянувшуюся ауру, которая обычно длиться не более двадцати секунд. Двадцать секунд вечности, перед сражающей наповал волной.
Восемь лет назад я переболел энцефалитом. После этого я стал ощущать странные состояния, словно ты открываешь себя всему миру, поднимаешься над домами, взгляд искривляется и ты не видишь ничего, кроме облицованной стены дома. И взгляды посторонних прилипают к душе, как накипь. Что-то внутри ломается, а потом тебя подсовывают под нос смоченные нашатырем ватки, кладут на подушку, выходят в другую комнату и начинают обсуждать.
Лучше наблюдать за ними, чем принимать их правила.
Что я и делаю.
Дверь приоткрывается, в комнату заглядывает Света. Волосы растрепаны, видимо, девушки целовались.
- Ты как?
- Нормально. - отвечаю я.
Взгляд нечаянно падает на опустошенную пачку таблеток на столе. Я принимаю их каждый день, чтобы угнетать очаг приступа. Что может быть нормального в моей ситуации? Нарушенное мировосприятие, больная структура личности.
- К нам Марина пришла?
- Да. - Света смущено разводит руками. - Она мне названивала без конца, я подумала, будет нормально если она придет...
- Не оправдывайся. - говорю я и встаю с кровати. - Зашла, так зашла, ты же не маньяка привела в мой дом...
Пока мы втроём сидели на кухне, я пытался восстановить в памяти облик Ренаты. Вроде бы, она была среднего роста, мелированная, с птичьими чертами лица.
У неё был очень противный голос. Когда-то я прочитал в журнале 'Психолог на каждый день', что низкий голос женщины привлекает мужчин. Высокий наоборот отталкивает своим неблагозвучием, и напоминает крик перепуганной обезьяны. Что за чушь?
Света налила нам чай. Я устроился в плюшевом кресле, Марина на стуле.
День за окном почти исчерпал себя. Из окна тянуло вечерней прохладой.
Я закрываю глаза, в темноте так сложно представить себе какие-то образы.
Реклама сменилась заставкой, по телевизору начинаются местные новости.
Я уныло и безразлично смотрю в экран. Марина рассказывает о каком-то случае на работе, Света стоит, облокотившись задницей на разделочный стол. Кажется, ей совершенно всё равно, кто сегодня приходил к Марине в офис и какой скандал он при этом закатил.
Кажется, что сейчас случиться что-то плохое. Ощущение щемления в грудной клетке нарастает, вместе с вибрацией в мозгу. Нечто подобное я испытываю перед приступами эпилепсии. Медики называют это аурой - предприпадочное состояние, длящееся всего пол минуты, при котором человек может испытывать спектр самых разных эмоций, от печали до эйфории, а также наблюдать слуховые, зрительные и осязательные галлюцинации.
Диктор ведет репортаж:
'Позавчера на городской свалке был найден труп молодой девушки. Сильно изуродованное тело лежало на мусорной куче. Личность погибшей уже известна, но в интересах следствия её имя пока не называется. Следователи предполагают, что девушка стала жертвой насильника, однако увечья, полученные ей перед смертью, скорее свидетельствуют о том, что у убийцы серьезные проблемы с психикой'.
Я вздрагиваю.
С экрана, сквозь рябь помех, глядят пустые глаза куклы Барби, разорванной питбулем. Нет сомнений - это Рената.
Ещё несколько минут назад я пытался вспомнить, как она выглядит, а теперь мне больше всего на свете хочется об этом забыть.
Телевизор начинает рябить и подмигивать, происходящее в нем становится похожим на видеоклип. Шум усиливается, и моя кухонка сползает в мусорную кучу, на вершине которой изуродованный труп девушки накрыт белой тряпкой с багровыми разводами.
'Наш порошок отстирывает пятна жира и крови'.
Марина вскрикивает и отворачивается, Света убирает звук и склоняется над подружкой. А со мной начинает происходить нечто странное. Радар в голове ловит низкочастотный сигнал с того света.
Я медленно встаю, балансируя в прокуренном воздухе и несмело шагаю вперед.
Света не обращает на меня внимания. Она увлечена Мариной.
Ещё один шаг на пути к цели. Кажется, что я шагаю не по грязному линолеуму, а по городской свалке, сбивая ноги о мусорные пакеты, разбитые бутылки и скомканные банки из под консервов с жирными пятнами на стенках.
'Наш порошок отстирывает жира и крови'.
Я постираю им глаза, чтобы не видеть кровь. Отовсюду льется багровый цвет.
Зрение исчезает, я вижу сначала темноту, а потом приближающийся силуэт бегущей девушки. От неё веет холодом, а за дырами в руках тянутся следы, будто вспухшие багровые вены мертвой ауры.
Шаг вперед.
Света не замечает меня, а я не понимаю в чем дело. Почему всё такое красное, почему контуры предметов сливаются друг с другом, и откуда этот ужасный запах?
'Позавчера на городской свалке был найден...'
Мерзкий мусорный смрад. Сюда свозят мертвых зверьков, сбитых кошек, утопленных в канализации крыс, где они плавают в красной воде. Раздробленное тело смотрит со дна канавы под решеткой, и видит лоскуты багрового неба.
Я уже близок к цели. Ветер больно хлещет по коже. Вязкая гипер-аура давит на глаза. Такой холод отдают звезды из черного зева вселенной, где миллион лет назад агонизировала жизнь.
Марина замечает меня, а Света по-прежнему сидит перед ней на корточках.
Надо прекратить это... Завершить начатое.
'Эта чертова дура любила подходить ко мне сзади...'
Я наклоняюсь, боюсь потерять равновесие, и тону в багровом цвете. Пелена на глазах, тот самый театр гипер-реальности, когда вся жизнь - это аура перед приступом, и чьи-то команды внутри головы.
'...закрывать глаза и свистеть на ухо своим идиотским голосом...'
Я вытягиваю руки к Светиному лицу и зажимаю ей глаза.
- Угадай, кто это?
По лицу растекается боль.
Я хочу встать, не могу. Стопы будто увязли в мусоре.
- Какого черта ты это сделал? - голос Светы звучит уверенно и гневно.
Я не понимаю, что она имеет в виду. Приоткрываю глаза и снова закрываю их. Лицо горит, словно к щеке прислонили раскаленный утюг.
- Может, ты ему нос сломала? - говорит Марина.
В голове щелкают слайды - репортаж по телевизору про смерть Ренаты, и потом всё как бы обрывается, зависает в пустоте. Из окна снова дует сквозняком. Поднимаю голову - нет, окно закрыто.
Света приподнимает мою голову и внимательно разглядывает. Я облокачиваюсь на руки и пытаюсь привстать. Марина сует мне в лицо что-то холодное.
- Больно! - говорю я.
Марина молчит.
- Что со мной произошло?
Света встает и тянет меня за собой. Я приподнимаюсь и неуклюже плюхаюсь в своё кресло.
- А ты разве не помнишь? - говорит моя подруга.
- Не помню. Мне кажется, что у меня был приступ.
- Нет! - восклицает Света. - Приступ был у меня, когда ты подкрался ко мне, закрыл глаза и сказал 'Угадай, кто это?'.
- Я не мог так поступить. - неуверенно прошептал я. - Видимо, это всё-таки был приступ. Кажется, я что-то видел перед тем, как впасть в беспамятство.
Тонкими пальцами Света сорвала стакан с ржавого крючка и поднесла его к крану. Мутная жидкость стекала по стенкам к донышку, видение заворожило меня, хотя я все ещё плавал в невесомости мыслей.
Я взял у Светы стакан, сделал несколько глотков и отставил его на подоконник.
- Извини, - сказала Света. - Я навернула тебя кулаком. От неожиданности.
- Сильно?
- Не очень. Под правой скулой синяк, но если подержишь холод, скоро пройдет.
Марина села на стул, Света вытащила из пачки сигарету и подожгла её.
- Я тоже хочу покурить. - сказал я и потянулся за сигаретой.
- Ты же бросил? - Света посмотрела на меня с детской усмешкой.
- Ну и что. Оставь мне, пожалуйста, свою пачку. Я не хочу выходить в магазин, но думаю, это не последняя сигарета за сегодня.
Вскоре после этого девушки ушли.
Теперь мой лучший друг - Интернет.
Именно в него я ринулся спасаться от страха и надвигающейся ночи. В голове звенело двойное 'пока' от моих подруг, и резких хлопок входной двери, за которым потянулись сигареты, горький чай без сахара и чёртовы размышления. Восстанавливая в голове картину событий, я не досчитался нескольких мелких деталей. Если все произошло именно так, как мне рассказала Света, дела плохи.
Я закинул в рот мятный леденец, и направился в комнату, прихватив с собой пепельницу и сигареты.
На электронный ящик прислали много хлама. Я почти привык автоматически избавляться от него.
Последнее сообщение в списке было отослано мне 'роботом' сайта целителей и экстрасенсов.
'Что за чушь!' - подумал я и ради интереса кликнул мышкой по письму.
Вот так и вляпываешься в какую-нибудь дрянь. Ради интереса. Интерес питает желание разузнать побольше, разведать, докопаться до сущности проблемы. А в итоге...
'Позавчера на городской свалке был найден...'
Как сказала Дана Скалли из сериала 'Секретные материалы', фанатом которого я был в детстве, - борясь с монстрами в чужих головах вы рискуете пустить их в свой разум.
Но ведь я не с кем не боролся. Я просто наблюдал события с мачты в несколько этажей. А сейчас я чувствую приближение тайфуна, но сматывать удочки поздно. Мой разум готов смести багровый шторм.
Содержание письма от центра магии и ясновидения вызвало у меня улыбку.
'Сниму порчу, изготовлю талисманы на удачу, защищу от негативного влияния...'
Да, защитите меня от мира. Я не хочу в нем жить. Я хочу быть простым наблюдателем, но сейчас меня мучает боль в лице и багровые пятна.
Сквозняк захлопнул форточку на кухне.
'Индивидуальная работа с клиентами, избавление от проклятий, помощь одержимым'.
- Стоп! - кольнуло в моей голове. - Одержимость!
Как же я раньше не догадался.
Я закрыл письмо и набрал в строке поисковика слово 'Одержимость'.
Сервер выдал несколько тысяч ссылок.
Я закурил, придвинул пепельницу и погрузился в чтение статей.
'Существует несколько разновидностей одержимости... Когда душа умершего человека не находит покоя, она возвращается в мир и навещает тех людей, с которыми у человека имелся последний контакт при жизни... в некоторых случаях, разгневанный дух завладевает телом эмоционально-слабого человека, заставляя его совершать разные действия, испытывать галлюцинации... после внутреннего контакта с духом или вредоносной сущностью у человека наблюдаются провалы в памяти... как показывает практика, одержимости духами больше подвержены люди с психическими и неврологическими заболеваниями, т.к. их внутренний фон ослаблен, а разрушающаяся личность становиться наиболее ведомой'.
Я выключил компьютер и снова направился на кухню.
Из окна лилась темнота, смешанная со светом фонарей.
Почему именно я? Почему именно я стал тем, который острее чувствует мир? Многие годы я мечтал избавиться от своей сверхчувствительности, которая настигала меня в момент ауры. Приступ сглаживал острые углы, я был мертвой водорослью, дрейфующей в открытом море в момент шторма.
Я поставил чайник и включил телевизор. Звуки из динамиков распределялись по комнате, иногда на экране вспыхивали полосы помех.
Порой мне казалось, что люди создают себе четкие связи, и сами живут в них. В этих связях укладывается поход в магазин, ежедневная работа, образование, просмотр телевизора по вечерам, иногда любовь, болезни, потери родственников, секс, ненужные друзья. И какого же себя чувствую такие, как я? И сколько таких? Может, я совсем один, заигрался в наблюдателя и сам выбрал печальный финал.
Пространство дернулось, словно помехи на экране.
- О, нет! - прошептал я.
По телевизору снова показывают материал об убийстве. Я стараюсь не смотреть, но взгляд невольно притягивается к экрану.
Я чувствую, что стены рушатся, и в то же время им на смену приходит темное губчатое вещество, из которого сочиться багровый воздух.
Я закрываю глаза и сажусь на стул.
Пространство порождает звук диффузии.
Поток людей двинулся через дорогу. Я стою у обочины, облокачиваюсь на светофор. Люди проходят мимо, задевают меня плечами.
- Что за идиотка!
- Вы посмотрите на неё, она же в стельку пьяная!
Я провожу рукой по телу, и понимаю, что у меня есть грудь. Я никуда не двигаюсь, просто стою, слушаю шум в ушах, гул толпы и редкие высказывания в мою сторону. К горлу подкатывается тошнота.
- Пойдем, красавица! - говорит какой-то мужчина и крепко берет меня под локоть. Его голос кажется мне мерзким, липким и ненатуральным, словно его издает робот.
В глазах всё дрожит, дома - студенистые медузы, качаются под пологом кривого неба.
- Я никуда не пойду! - говорит кто-то. Нет, определенно эту фразу сказал я, но прозвучала она на несколько тонов выше.