Аннотация: рассказ написанный за три дня под впечатление от больницы на Красном Октябре.
Черный Форд мчался по дороге с бешеной скоростью. В стекле заднего вида остался поворот с Малого кольца, заброшенный завод растворялся в туманной дымке. Ржавые рельсы долго бежали вслед за машиной, но потом их перекрыл знак "ПУТИ НЕТ" подпертый для уверенности бетонной плитой.
Сегодня Лёша особенно нервничал. Ему казалось, что он сел за руль машины времени, постепенно в памяти проступали очертания Старых Районов - той части города, в которой издавна жили лишь бедняки, да труженики промзоны.
"Когда-то Районы были другими".
Свет преломлялся через трещинки на лобовом стекле, и падал на лицо. Нет, нужна ещё одна сигарета. Кажется, Маша задремала и не будет ругаться. Несколько жадных затяжек, и половину суперлегкого Кента уже растворились в легких. Салон Форда заволокло дымом.
- Сколько раз я тебе говорила - не кури при ребенке!
По салону прокатилось сонное эхо. Обзор закрыла рука жены, а в следующее мгновенье сломанная сигарета вылетела в окно.
- Извини, я волнуюсь.
Третье извинение за сегодня - сперва за то, что не выключил чайник, потом за то что чуть не слетел в кювет на съезде с кольца. И вот теперь - снова. Иногда Леше казалось, что его жизнь - это вечные извинения перед женой.
Быстрый взгляд в сторону - кажется, здесь был парк. Целую вечность назад. Сейчас трава достигала метра в высоту, кое-где виднелись скамейки на которых годами никто не сидел. Память оставила другие впечатления от этого места. Интересно, там ли ещё колодец, в котором утонул cын фельдшера? Вечность, не меньше.
- Сколько вы не виделись с отцом? - спросила Маша.
- С 83 года.
Когда Леша пришел из армии, мать встретила его одной ночнушке. Она стояла посреди комнаты, растерянная, словно зимний воробей. "Отец нас бросил" - сказала она. - "Перебрался в больницу, просил не звонить, не писать, и не приезжать". А спустя двадцать лет после этого случая - буквально три дня назад - Алексею пришло письмо. Отца больше нет. В плотном конвертике старого образца лежали документы на больницу. Они пахли тленом, такое бывает, когда бумага долго лежит в шкафу. "То есть, теперь это мерзкое место, разлучившее нашу семью, принадлежит мне?". Леша закрылся в кабинете на всю ночь. Он раскладывал перед собой подшитые листки, словно карты Таро. Продать, уничтожить, забыть навсегда. Узнав о его намерении, Маша устроила скандал - "Ты совсем чокнулся? Отказываешься от недвижимости!". "У нас есть деньги, лишнего нам не нужно". Видя решительность мужа, Маша сменила тактику: "Ну солнышко, давай просто съездим и посмотрим? Может что-то стоящее? Может, у этого места есть будущее?"
- Будущего нет...
- Что?
- Ничего. - сказал Алексей. - "Я снова мыслю вслух".
Дно Форда заскрежетало о извилистую дорогу, и Лёша понял - больница близко. Из за деревьев показалась башня - центральная часть больницы. На вершине башни ничего не было - она представляла собой убогую пагоду советского образца, которым обычно украшались дома обкомов. Ниже шли окна - словно раны - вытянутые щелки с осыпающейся лепниной. Когда машина подъехала ещё ближе, больница предстала во всем своём противоестественном уродстве.
Когда-то здесь лечили работников завода. Старые Районы отличались плохой экологией, круглый год они утопали в смоге, смертельную cерь изредка разбавлял разноцветный дым, особенно едкий, и очень ядовитый. Количество раковых больных росло с каждым годом, и больнице присвоили статус хосписа. Врачи и медсестры превратились в стражников - большинство из них когда-то потеряли здесь и своих близких. А отец Леши - Евгений Петрович Карпов - властвовал над этим. "Мой папа - главврач" - говорил когда-то Леша. В детстве он мало что понимал. Приходя к отцу на работу, он старался пробежать коридоры как можно быстрее. Измученные лица, сраженные предлетальной тоской, исчахлые люди, и вечная вонь казались ему нормальными. Лет в тринадцать он впервые попал в нормальную больницу - с тех пор его визиты к отцу на работу стали все реже, и реже. Он осознал, что отец работает со смертью. Он в ней, как водолаз в воде, или пожарный в пламени.
Леша сглотнул и медленно вжал педаль тормоза.
Старое здание напоминало труп - распахнутыми дверями играл ветер, под выбитыми окнами разрослись пятна пожара. Время нещадно жрало это место, кажется, фронтон хранит следы его зубов - там и тут дыры. Оно было таким и раньше, и любой, кто знает историю этого места (а таких уже нет в живых) может это подтвердить.
- Миленько для хосписа. - Иронично заметила Маша.
- Ты не знаешь, какие ужасы здесь творились. Посидите с Олежкой в машине, я осмотрюсь по быстрому, и уедем.
Леша уже направился к воротам, как вдруг за спиной раздалось властное "Нет уж!"
Маша схватила сына за руку и наплела что-то про волшебный замок. Ну да, очень волшебный. Если здесь и было волшебство - то черное, и Леша прекрасно помнил...
"Нет, ничего не было" - сказал он сам себе.
Через час с осмотром было покончено. Маша, Леша и Олег стояли в вестибюле. Олег водил солдатика по регистратурной решетке, и даже не подозревал, что чувствует его папа.
- Ну, и что мы будем с этим делать?
Леша замер. Ему показалось, что он слышит голоса и назойливый треск звонка. Такой звук раздавался когда кто-то умирал. Сейчас откроются двери лифта, и ещё одно тело отправится в вечный путь по прямой. Подвал, и крематорий.
- Я хочу побыть здесь один.
Маша злилась. Злилась, когда Леша вызвал такси и помог усадить Олега. Злилась, когда в лапы водителя попало слишком много денег. Она дырявила мужа взглядом, словно говорила "Я жду твоих извинений!". Это ощущение не проходило ещё какое-то время, а потом Леша снова вошел в больницу.
Голоса... Голоса повсюду. Рвутся из памяти и рисуют картины. Говорят ни о чем - перед тем, как умереть, больные обычно впадали в бред, а после смерти быстро разлагались. Их имена шептал ветер - сотни, а может и тысячи.
Леша поднялся на третий этаж и остановился у заветной двери. Войти или нет? Он специально отправил жену восвояси, чтобы никто не мешал его чувствам. Войти! Рука падает на ручку, раздается щелчок и тысячи осколков прошлого сливаются в одно.
"Кабинет моего отца".
Войдя в кабинет, Леша испытал настоящий шок - ему показалось, что за ширмой, разделяющий помещение на две части, кто-то стоит. Тень манекена поразительно похожа на сгорбленного человека, а веревки, торчащие из шеи - на усики фонендоскопа. В детстве, Евгений Петрович объяснял сыну на этом макете, как устроены внутренние органы.
"Он хотел, чтобы я стал врачом".
Взгляд Леши упал на шкаф в дальнем конце кабинета. Множество банок, покрытых плесенью, в формалиновой закваске спят удаленные опухоли - мелоидная саркома, эпителиальная карценома, целый мозг, скукоженный до размера яйца - видимо, он принадлежал ребенку. Зачем отец это хранил? Быть может, для изучения?
Из окон открывался вид на маленький, больничный дворик. Лешкина душа будто бы покинула тело и спустилась вниз, туда, где влажная земля всё ещё хранит отпечатки чьих-то ботинок. Она парила над разбитой беседкой, где раньше курили санитары, над узкой дорожкой, уводящей неизвестно куда. Когда-то стены внутреннего двора были выкрашены в желтый, но теперь от него остался лишь бледный цвет поминальных свечей. Душа вернулась назад, и Леша едва устоял на ногах.
Хоспис разрушился, погиб вместе с последним пациентом. И самое жуткое, что этот гроб в сто четыре окна отнял у Леши и его матери самого близкого человека.
Отец провел здесь большую часть жизни. Он жил, ел и спал среди этого дерьма. Среди того, что у нормального человека вызывает отвращение. Каждый день он копошился в изьеденных до черна внутренностях, пальцы сжимали скальпель, стопы касались грязных полов, пахнущих хлоркой. Нет! Это не призвание, это одержимость!
Но было ещё кое-что. Леша почувствовал это ещё на пороге. Тогда он велел внутреннему голосу замолчать, но сейчас это был не просто голос, это были картинки... будто черно-белые фотографии сна.
"Я низачто не спущусь в подвал"
Лестница опускается вниз, мимо детского отделения, мимо двери в операционную.
"Я ни за что не спущусь в подвал".
Двери лифта приоткрыты, будто губы подохшей рыбы. Из шахты дует сквзоняк.
"Я ни за что не спущусь в подвал".
Здание обесточено, и уже на пути вниз, на нулевой этаж, Алексей воспользовался зажигалкой, и пламя осветило мрачные своды морга.
"Я ни за что... я уже здесь...."
До сих пор пахнет скуровицей. В тусклом свете маленького огонька пространство искажается, предметы теряют свою сущность. Леше показалось, что вымощенный мелкой плиткой пол сделан из человеческих зубов. Гнилые и желтые, со сбитыми пломбами. Чтобы разуверется в этом, Леша даже присел на корточки. Как здесь холодно? Почему пламя не гаснет? Оно словно хочет, чтобы я пошел дальше.
А что дальше?
Крематорий.
Если морг - это чистилище, то рот огромной печи - это врата в ад. Многие годы она проглатывала трупы, и пережевывала их огнем. Сейчас печь молчала. Леша приблизился к ней, и затаил дыхание. На её губах отложили личинки какие-то насекомые.
"Папа! Папа! Там внизу..."
"Не болтай глупостей! Кто разрешил тебе спускаться туда?!"
Тридцать лет назад Леша стоял на этом самом месте. Он пробрался в крематорий в тайне от отца, и замер перед огромной печью. Здесь все было точно также - в тот день ещё никто не успел умереть, поэтому от печи исходил непривычный холод. Темнота внутри неё казалось космической, и маленький Леша, как завороженный вглядывался в её недра, а следующие секунды запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Из темноты донесся елеслышный шепот "Помоги мне...".
- Что?! Кто там?
Мальчик безумно перепугался. Этот голос... он словно слышал его раньше. Он исходил из самых дальних глубин печи, а может, и ещё дальше.
- Помоги мне... Мы здесь, мы все здесь...
Мальчик отпрянул от печи. Не рассчитав силы, он повалился на пол и стер о плитку нежные ладони.
- Кто там? - повторил он.
- Мы Легион... - ответили десятки голосов. - Рогатый держит нас здесь. Помоги... помоги мне...
Что было дальше, Леша не помнил. Однако сейчас, как и тогда, он сломя голову ринулся вверх. Уже в морге он потерял пламя - зажигалка выпала из рук, на пальце вздулся волдырь от ожога. Это место проклято, отсюда надо бежать. Бежать от себя, от своей памяти. Скорей на улицу, набрать побольше воздуха, очистить легкие. И ехать... валить к чертовой матери.
Домой Леша вернулся заполночь и сразу заполз в кровать. Ему снились извилистые коридоры, и лестницы, ведущие вникуда. Он шел по ним, заглядывая в палаты. Только почему-то вместо кроватей, там стояли стулья. Они держали людей - немощных и больных, желтых и серых, с вытекшими глазами и полностью беззубых. На одном из стульев сидела Маша. Продырявленный проказой рот шептал "Я жду твоих извинений!".
Кошмар казался бесконечным. Леша ворочался во сне, пока его душа бродила по закоулкам сна. В одном из них он попал кабинет отца. На стенах вместо анатомических атласов- нацистская свастика, вместо портретов Павлова и Сеченова - Гитлер и доктор Менгеле, вместо таблицы Менделеева - карта френологии. Вместо раковых опухолей в шкафу сидели дети. "Помоги нам!" - кричали они. - "Рогатый держит нас здесь! Скоро он вернется с обхода". А потом наступило то, от чего Леша проснулся в холодном поту. Он вскочил с кровати, разбудив диким криком жену и сына.
- Идиот! - шептала Маша, поправляя бигуди. Она включила ночник и закрыла форточку, успокоила сына и даже успела выкурить сигарету. Всё это время Алексей сидел на постели, пытаясь забыть последнюю часть сна.
Под утро пачка опустела, а пепельница наоборот переполнилась окурками. Леша сидел сгорбившись, и рассматривал кухню, чуть тронутую бледным, осенним рассветом. От внезапной догадки его мутило.
"Рогатый... санитары называли так моего отца, его волосы постоянно торчали на макушке, будто рога... В таком виде он был похож на дьявола..."
Весь следующий день Леша провалялся в кровати, а ближе к вечеру вышел из дома под нескончаемые вопли жены.
- Куда ты опять намылился? Тебе сегодня весь день названивают - ваши поставщики совсем обнаглели. Немедленно реши этот вопрос! Кто директор - я, или ты?
На пол пути к Старым Районам улетела целая пачка сигарет. Лешу тошнило, перед глазами проплывала темная дорога. Почти как вчера, когда он мчался домой, не разбирая знаков. Это казалось сном, преддверьем ночного кошмара. Реальность, видения и сны смешались в отравляющий коктейль, в едкое лекарство, которое дает онкобольному.
"Что же я делаю" - подумал Леша, сворачивая к больнице. - "Зачем? Зачем? В этом шкафу лежит не один скелет, там их целое кладбище. Но только так я смогу понять, почему отец бросил нас и чем он занимался все эти годы".
Леша не допускал мысль, что отец ставил над больными какие-то эксперименты. Евгений Петрович был хоть и строгим, но добрым и миролюбивым человеком. Таким он запомнился сыну, так о нём говорили все остальные. Была иная уверенность - этот сон значит что-то совсем другое. Он властвовал над сознанием, выковыривая из памяти какие-то мелкие, и на первый взгляд незначительные детали.
Снова оказавшись возле больницы, Леша распечатал вторую пачку.
"В кабинете отца был тайник. Он прятал там какие-то книги. Однажды, я заглянул к нему без спроса и увидел, как он читает очень старый, распухший от влаги том. Отец отругал меня, и велел выйти, а потом снова зайти, но как полагается. Я вышел, постоял какое-то время в коридоре, неловко постучал и снова зашел. Вместо книги на столе лежала чья-то история болезни. Отец скрывал от меня тайник, но я знал - он выбит в стене, за тем жутким шкафом".
Стараясь не задерживаться на этажах, Леша сразу метнулся к кабинету. Из дома он прихватил фонарь. В его свете своды и коридоры казались ещё более мрачными - вдруг, луч столкнется с чем-то, чего здесь быть не должно.
В маленькое отверстие между шкафом и стеной пальцы не пролезли. Леша заметался в поисках чего-то, что могло бы ему помочь. Он открутил ножку от металлического стула и насел на неё, как на рычаг.
Раздался звук бьющегося стекла. Шкаф упал, разбились колбы, в воздухе запахло мертвечиной. Ноги увязли в формалине и вонючих ошметках черной жижи. Но Леша старался не обращать на это внимание. Он увидел дверцу - деревянную с навесным замком. Она прикрывала нишу в стене, и возможно когда-то могла сойти за сейф. Всё той же ножкой Алексей расправился с замком, дверца открылась, нутро засосало томительное ожидание.
"Я не буду читать это здесь" - подумал Леша, сгребая содержимое тайника в рюкзак. - "Не хочу ни секунды тут оставаться".
На втором этаже Леша остановился. Он увидел свет, блеклый и слабый, будто горела настольная лампа. Свет шел из-под двери, сталкиваясь с пылью, сухо стелился по полу. Первая мысль - "Воры". Вторая - "Бог с ними, пусть берут всё, что хотят". Но что-то все же не дало уйти. Будто чья-то рука уверенно вцепилась в плечо, и повела вперед. Она отпустила лишь тогда, кода Леша уже стоял перед дверью.
"Но я ведь не войду! Что бы там ни было, я не хочу это видеть".
Быть может, перебои с электричеством. Случайно подали ток, и одна единственная лампа загорелась. Эта догадка потянула за собой тысячи других. Все они бултыхались в голове, пока их не прервал усталый шепот чьих-то ног. Леша вытращил глаза, а когда дверь отворилась, он и вовсе подумал что зрение его обманывает.
На пороге кабинета стояла очень старая женщина. Несколько секунд она пристально рассматривала Лешу. Глаза катались в очках, словно ил в аквариуме. На ней была черная юбка, и накрахмаленная блуза с засученными рукавами.
- Вы кто? - спросила она.
- М-м-матильда... - от волнения Леша начал заикаться. - Матильда Станиславовна?
Он заметил на шее старухи огромное родимое пятно, напоминающее краба. Такое он видел много лет назад, у заведующей детским отделением.
- Леша... - сказала старуха, а потом добавила уже чуть увереннее. - Леша Карпов? Боже мой, уж не думала, что когда-нибудь снова тебя увижу. Заходи скорее.
- Матильда Станиславовна... Вы, вы все ещё здесь?
На самом деле Леша хотел сказать "Вы все ещё живы?" Матильда Станиславовна и тогда прибывала в почтенном возрасте, а сейчас ей должно быть больше ста лет. Та самая баба яга, которую маленький Леша боялся панически. Однажды отец велел отнести ей какие-то папки, Леша долго мялся, но так и не решился войти в кабинет. Старуха всегда была очень серьезной, и на редкость страшной. Теперь ещё морщинистое лицо излучало непривычное блаженство - будто этой встречи она ждала много лет.
- Конечно здесь... - сказала она. - А где же мне ещё быть? Знаю, хоспис давно закрыли, но я все ещё прихожу сюда по вечерам.
- Как это странно, - прошептал Леша.
- А, ничего странного. - Голос её вилял, взад вперед, словно полотно пилы.
Алексею стало не по себе - цветы политы, пыль везде вытерта. Да она сумасшедшая, просто съехавшая с катушек старуха.
- Мне очень жаль твоего отца. - Матильда Станиславовна дотронулась до родимого пятна, словно проверила - там ли оно ещё, или нет. - Мы работали вместе долгие годы, столько смертей повидали - жуть. Но я не могу забыть, в последние годы стала синтементальной дурой. Каждый день хожу по этим коридорам, заглядываю в палаты - а вдруг там ещё кто-то остался.
От этих слов Алексей совсем растерялся. Речь старухи словно вводила его в гипнотический транс. Едва преодалев это состояние, он скомандовал себе встать. Словно во сне, Леша нацепил на спину рюкзак, направился к двери.
- Простите, мне пора идти, уже ведь темно.
- Конечно, темно. - сказала Матильда Станиславовна. Её глаза вдруг сделались мутно-бурыми. Леша не был уверен - стоит ли смотреть в них. Он даже не был уверен, видит ли он старуху на самом деле. Внутренний голос трезвонил об опасности, в то время как тело качало на волнах болезненной слабости.
Вдруг Леша что-то почувствовал - какой-то инсайт, немой крик изнутри. Матильда Станиславовна изменилась - вместо родимого пятна на шее зияла гнойная дыра, через которую просвечивал свет. Лицо стало восково-желтым, как у трупа, а пальцы слепо бередили воздух.
- Мне нужно идти. - Леша расслышал свой голос как бы издалека. Это был голос мальчика, увидевшего бабайку в кладовке. На лбу выступили крупные капли пота, сухие слюни застыли на губах. Ведь все что он видит - страшные трансформации - этого на самом деле нет. Матильда Станиславовна затряслась перед ним, словно испорченная заводная игрушка.
- Конечно, тебе пора идти! Беги отсюда! Беги со всех ног, потому что если останешься, это будет хуже смерти. Ни один человек, умерший в этой больнице, по-настоящему не умер. И твой отец знал это, и ты это знаешь...
Не успев опомниться, Алексей очутился в салоне своей машины. В руке дребезжал фонарик, вторая вцепилась в руль. На пассажирском сиденье валялся рюкзак, перепачканным в чем-то липком. В салоне воняло формалином. Леша опустил взгляд на подошвы ботинок - теперь их легче выкинуть, чем отмыть. А в голове истеричным воплем билось предупреждение старухи.
"Я схожу с ума" - подумал Леша, разгоняясь на трассе. - "Сейчас я поймаю столб, или нарвусь на камаз по встречной". Запах адреналина смешался с дымом, в окно врывался свежий ночной воздух, а радио орало какую-то песню.
Прейдя домой, Леша обнаружил, что Маша и Олег куда-то исчезли. На столе лежала записка: "Мы у мамы. Жду твоих извинений". Не разуваясь, Леша кинулся к холодильнику, и вытащил из дверцы бутылку водки. Ему хотелось как можно скорее прогнать из своей головы чудовищный кошмар.
Несколько глотков, и дверь холодильника оросилась серой рвотой. Организм отторгает спиртное, разум отторгает действительность. Можно было б уснуть, но кто даст гарантию, что ужасы не продолжатся во сне.
"Отец не бросил нас. Он хотел таким образом нас защитить. Что же там было, в этом сраном хосписе..." - с этими мыслями Леша упал посреди комнаты. К счастью, в эту ночь ему ничего не приснилось.
На утро голова болела сильнее обычного. Похмелье, разбавленное стрессом. Леша долго приводил себя в порядок. Казалось, поток холодной воды будет вечно стекать по щекам, но пробуждение так и не наступит. Едва оправившись, Леша схватил рюкзак и закрылся в кабинете.
"Хорошо, что отец не уничтожил эти данные. Что здесь?"
На стол выпала книга, и несколько листков, сшитых прогнившими нитками. Сперва Алексей взялся за книгу - тот самый, странный том, впитавший в себя влагу больничных стен. Однако, на вид он был древнее, чем на самом деле. На задней части обложки значилась дата - 1971 год, СССР, Издательство "Закрытый Космос". Впрочем, содержание книги удивляло ещё больше.
- Оккультизм, - прошептал Леша, и принялся читать сведенья об авторе.
Профессор Ершов Даниил Сергеевич - единственный человек в союзе, который изучал черную магию и колдовство. Книга издана в подпольной типографии, и освящает основные аспекты сверхъестественного.
Листая страницу за страницей, Леша не переставал удивляться. Заглавные буквы стилизированные под готику, фета в форме косточки, на форзаце росчерк черным пером - "Моему другу, доктору Карпову. Надеюсь, ты найдешь ответ".
- Так... - сказал Леша, отложив книгу в сторону. - Значит, профессор Ершов лично знал моего отца. Что ж, надо и мне с ним познакомиться. Но сперва...
Рука потянулась к мятым листам. Леша ослабил веревку, и развернул листы - судя по всему, это история болезни.
- Пациент N, возраст [данные утеряны], пол - мужской. - читал Леша почти вслух. - Все объекты, помещенные рядом с пациентом N испытывали [замазано черной краской], жалобы на галлюцинации. Больная А уверяет, что видит "вещи", занимающие необъятное пространство. Смерть больной А наступила через четыре дня после контакта с пациентом N, причина - саркома головного мозга. Пациент Б провел рядом с пациентом N всего несколько часов, жаловался на [замазано черной краской], утверждал, что ему "недостаточно места".
Леша нервно потёр руки и закурил.
Следующий листок - стенограмма разговора с пациентом Г, диагноз - меланома, четвертая стадия. Возраст - 43 года, пол - мужской.
- Сколько времени вы провели рядом с пациентом N?
Пациент Г: Его вчера положили ко мне в палату.
- Что-нибудь во внешности или поведении пациента N показалось вам странным?
Пациент Г: [замазано черной краской] открытый рот.
- Почему вы пытались покинуть больницу?
Пациент Г: Потому что здесь недостаточно места.
- Недостаточно места для чего?
Пациент Г: [замазано черной краской].
- Это живые существа?
Пациент Г: [замазано черной краской].
Опрос прекращен всвязи с ухудшением состояния пациента Г. Дополнение к стандартным жалобам: клаустрофобия, панические атаки, ночные кошмары. Дополнение к назначенным препаратам - [замазано черной краской].
Странные записи запутали Лешу ещё сильнее. Он отложил в сторону бумаги и книгу, и задался вопросом - Что на самом деле происходило в хосписе? И накой черт отцу понадобилось пособие по чародейству? Даже если книга - просто подарок от давнего приятеля - зачем её прятать? Отец был человеком науки, он не верил не в приведений, не в магию. Так и не разрешив этих вопросов, Леша поехал разыскивать профессора Ершова. Через два часа он стоял в подъезде ветхой хрущевки, осторожно озираясь по сторонам.
Из почтового ящика, прибитого к зеленой двери, торчали конверты. Счета за свет, рекламные брошюры.
"Вот куда тебя привели поиски. Может, этого старика уже нет в живых?"
Однако, на звонок все же отозвались. Лешу встретил пожилой человек и судя по виду - очень больной.
- Здравствуйте, вы профессор Ершов Даниил Сергеевич?
Старик не спешил отвечать. Он нащурил глаза и поправил старомодные, четырехугольные очки. Леше показалось - что профессор - это очередная выходка запутавшегося сознания. Его нет - как не было голосов из печи, как не было Матильды Станиславовны, как не было полной уверенности в том, что это он, Алексей Карпов - не сходит с ума, и не лежит сейчас где-нибудь в хосписе, агонизируя и бредя, вылавливая из последних секунд новую, непонятную жизнь.
- Я вас знаю, мне кажется... - просипел старик. - Вы очень похожи на своего отца.
Старик затряс Лешину руку с какой-то оживленной, детской радостью, после чего пригласил войти.
- Я к вам по делу, Даниил Сергеевич, - сказал Леша,
рассматривая картины на стенах. Все они были плохими репродукциями известных шедевров - Даная, Мона Лиза. В углу, в самой неприметной части комнаты, висела икона Божей Матери. Тоскливо и задумчиво она взирала на квартиру одинокого старика, на продымленные занавески и старый паркет, на груды лекарств рядом с кроватью и неработающий телевизор. - Мой отец скончался недавно, теперь его больница по праву принадлежит мне. Ничего удивительного, понимаете, только там происходили странные вещи. Много лет назад вы подарили ему свою книгу.
- Да, конечно... - Старик плюхнулся в кресло. - Раньше он часто бывал у меня в гостях и любил седеть как раз на том стуле, на котором сидите вы.