Знаменитый американский экономист Пол Самуэльсон сказал замечательные слова: "Предмет политической экономии - экономические системы, а не экономисты." [5, стр.368] Нас же в этом параграфе не интересуют как таковые и экономические системы (не говоря уже об экономистах). Нас интересует простой вопрос: что же такое политическая экономия? Только вот ответить на него, не упоминая экономистов, невозможно. Возможно лишь поменьше касаться экономических систем, рассматриваемых этими экономистами. Именно это мы и попытаемся сделать. Нас волнует сейчас узкий вопрос: кто как и когда давал определения политэкономии, а также, какие именно это были определения. Эти определения в явном виде давали не все экономисты, хотя в скрытом виде они конечно содержатся буквально у каждого из них. Не все экономисты прошлого представляют интерес для нас именно с точки зрения определения понятия политэкономии (хотя я, может быть, ошибаюсь в этом). Но ошибаюсь я или нет, в любом случае, в задачу этой работы не входит подробный (или даже поверхностный) анализ трудов всех экономистов прошлого и всех экономических школ. Поэтому я позволю себе приводить лишь тех авторов и те определения, которые вызвали у меня интерес. Заранее принимаю упреки в субъективности и неполном охвате всего круга мнений по этому вопросу, это не представляется мне критичным для настоящей работы.
Что такое политэкономия? Понятие "экономия" ввел Аристотель, составив словосочетание из двух греческих слов: "эко" (или по другому "ойкос") и "номос". Первое слово принято переводить как "дом", "жилище", "местопребывание", "хозяйство". Со словом "номос" проще, это закон. Исходя из переводов двух составляющих, слово "экономия" переводят как "наука о ведении домашнего хозяйства" или "законы ведения домашнего хозяйства". Но вот что интересно. Аристотелю нового введенного им понятия, показалось мало и он, одновременно с ним, ввел еще одно: хрематистика от "хрема" - имущество, владение. Под хрематистикой Аристотель понимал способ ведения хозяйства, направленный на умножение денежного богатства и осуждал его, считая, что функционирование торгового и ростовщического капитала имеют источником богатства не производство, а обращение, поэтому хрематистика, где накопление, получение денег, является самоцелью, с точки зрения Аристотеля, противоестественна. Аристотель ввел пару терминов не просто так, а для того, чтобы разграничить два способа ведения хозяйства. Экономией Аристотель называл способ ведения хозяйства, который направлен на созидание благ без задачи получения прибыли. Предельно четко и ясно. Один способ ведения хозяйства созидательный, другой паразитический.
Со временем, усилиями "экономистов" (а без кавычек будет хрематистов) была замутнена эту четкость. Аристотелю приписали ограниченность взгляда, якобы неизбежную в связи с тем, что основу античного общества составляло натуральное хозяйство, поэтому Аристотель превознес экономию как науку о натуральном хозяйстве. Это ложь. Если бы при Аристотеле не процветало ростовщичество, не было бы нужды его осуждать и тем более вводить второе понятие - хрематистика. Так что ему были одинаково хорошо видны обе стороны медали.
Мы разобрались с понятием "экономия". Но почему "политическая"? Греческое слово "политикос" означает "государственный", "общественный". Термин "политическая экономия" был введён французским меркантилистом А. Монкретьеном в его труде "Трактат политической экономии" (1615г). Кстати, меркантилизм (от итальянского mercante - торговец, купец) - система взглядов экономистов XV - XVII вв., ориентированная на активное вмешательство государства в хозяйственную деятельность.
Политэкономию можно определить как способ ведения общественного хозяйства (в отличие от домашнего). При этом, строго говоря, способ должен быть созидательным, а не паразитическим. Впрочем, апологеты хрематистики на термин "политэкономия" и не претендуют, при этом термин "хрематистика" они тоже не применяют. В связи с этим хотелось бы предостеречь читателя от распространенной ошибки в терминологии. Кажется очень заманчивым "неоклассическое" западное экономическое учение "экономикс" отнести к хрематистике. Строго говоря, это неверно. Предметом экономикс является не только и не столько изучение способов получения опосредованной прибыли, то есть прибыли, которую можно "унести в кармане". Этим предметом является многоукладное рыночное капиталистическое хозяйство. Экономикс ближе к политэкономии, чем к хрематистике.
Хрематистики вне денег не существует. Но это не означает, что экономика должна существовать вне денег, возможны как денежные, так и безденежные экономические системы, описываемые экономической наукой. Как должна называться эта наука и должна ли одна и та же наука описывать и денежные и безденежные экономические системы - это уже второй вопрос. У экономики и хрематистики разные предметы изучения, но эта разница находится не в плоскости денег, а в плоскости задач и целей. Экономика может иметь задачу описания хозяйственной деятельности всего человечества и в интересах всего человечества, а может ограничиваться одной страной. И в первом и во втором случаях экономика выражает интересы всего рассматриваемого ею общества. У хрематистики цель значительно более узкая - она существует в интересах лишь части общества и решает задачу максимизации прибыли этой части. Эта часть общества может быть сколь угодно велика, это может быть целая страна, даже целые группы стран. Но эта часть никогда не может быть целым, никогда не может быть всем человечеством, да и в пределах одной-единственной страны хрематистика не отражает интересов всего ее общества. Хрематистика, в отличие от политэкономии и экономики, не фундаментальная, а всего лишь прикладная наука, обслуживающая богатую верхушку общества и, тем самым, применимая лишь к антагонистическим обществам. При этом антагонизм может быть вынесен за национальные границы на периферию, но на уровне человечества в целом антагонизм, обслуживаемый хрематистикой, всегда остается.
Итак, предметом политэкономии является оптимизация ведения общественного хозяйства. Что считать общественным хозяйством - хозяйство одной страны или всего человечества, - здесь мнения экономистов радикально расходятся.
Странно, но этот простой и короткий вывод не сделан явно и определенно в экономической литературе у подавляющего числа авторов. Какие же мнения сложились у экономистов по этому вопросу? Сейчас мы рассмотрим основные позиции экономистов, которых с полным правом можно одновременно назвать политэкономистами, сложившиеся как методологически, так и исторически. Мною выбраны пять экономистов (разумеется, кроме Маркса и Энгельса), четко высказывавшие свои точки зрения с 1841 по 1951 годы. Это Даниэль Фридрих Лист (1841г), Джон Стюарт Миль (1848г), Джон Невил Кейнс (1891г), Михаил Иванович Туган-Барановский (1909г) и Пол Энтони Самуэльсон (1951г).
Несколько отступив от хронологии, начнем с Д. Милля, с его книги "Основания политической экономии с некоторыми применениями к общественной философии", впервые вышедшей в 1848 году. Миль был представителем так называемой классической школы (Адама Смита). Дадим ему слово.
"Во всякой области человеческой жизни опыт является гораздо раньше науки; систематичное исследование способов, по которым действуют силы природы, есть позднейший результат бесконечного ряда усилий применить эти силы для практических целей. Взгляд на политическую экономию как на отрасль науки возник недавно; но предмет о котором трактуют ее исследования во все века, неизбежно представлял для человечества главный практический интерес, и иногда даже незаслуженно преувеличенный.
Этот предмет -- богатство. Экономисты занимаются изучением и исследованием природы богатства в связи с законами его производства и распределения; сюда также относятся прямо или косвенно исследования всех причин, в силу которых положение целого или отдельного общества в отношении богатства, -- этого общего предмета человеческих желаний, -- становится благоприятным или неблагоприятным.
Обсуждение и даже перечисление всех этих причин недостижимо для трактата по политической экономии; его цель - изложить все данные о законах и принципах, по которым причины эти действуют." [1, с.3]
Важно, что для Милля богатство - это вещественное достояние всего человечества, это не богатство индивидуума, не богатство группы, это даже не богатство государства. Тем более, это не бумажное богатство в форме купюр или долговых обязательств, это вообще не то богатство, которое возникает у одного человека по отношению к другому или у одного юридического лица по отношению к другому юридическому лицу. Дары природы, не требующие усилий, Милль богатством не считает.
"Итак, богатство можно определить как все полезные или приятные вещи, имеющие меновую ценность, или, другими словами, все полезные и приятные вещи, за исключением тех, которые могут быть получены в желательном количестве без труда и жертв. Против этого определения, кажется, можно возразить только то, что оно оставляет без разъяснения вопрос, дебатировавшийся много раз: следует ли считать богатством то, что называется невещественными продуктами? Например, следует ли считать богатством искусство рабочего или же какую-нибудь другую физическую или умственную силу, естественную или приобретенную? Но этот вопрос не имеет большого значения, и будет удобнее рассмотреть его в другом месте, насколько он этого заслуживает." [1, с.10-11]
Это конечно не хрематистика. Но политическая ли это экономия? Даниэль Фридрих Лист, написавший свою работу "Национальная система политической экономии" раньше Милля, никогда бы с этим не согласился. Он назвал бы взгляд Милля космополитической экономией. Не был согласен с таким подходом и Михаил Иванович Туган-Барановский, написавший свои "Основы политической экономии" в 1915 году. Он считал, что подход английских экономистов, оперирующих термином "богатство", неверен, так как богатство есть состояние вещей, а не состояние хозяйства. Туган-Барановский указывал на правоту немецких экономистов, которые как раз изучали хозяйство.
С точки зрения Листа (представителя исторической школы), изложенной в его книге "Национальная система политической экономии", вышедшей в 1841 году, политическая экономия это государственная, а не глобальная, не общечеловеческая экономия (экономика). Будучи сторонником грядущей добровольной глобализации, в своем настоящем, Лист еще более убежденный государственник.
"Политическая экономия в отношении к международной торговле должна основывать свое учение на опыте, соображать предлагаемые ею меры с потребностями настоящего времени и с своеобразным положением каждой отдельной нации, не упуская в то же время из вида требований будущего и всего человечества. Она опирается, следовательно, на философию, политику и историю". [2, с.24]
Позиция Листа представляется настолько зрячей и настолько важной по сей день, что придется привести целый ряд больших цитат из его работы.
"Сохранение, развитие и совершенствование национальных особенностей является в настоящее время главным предметом стремлений отдельных народностей и должно быть таким. В этом нет ничего неправильного и эгоистичного; напротив, это стремление разумно, и находится в полном согласии с интересами всего человечества; ибо оно естественно ведет под покровительством законодательства к мировому объединению, которое может быть полезно человечеству только в том случае, если многие нации достигнут одинаковой степени культуры и могущества и если это мировой объединение осуществится на почве федеративного устройства.
Мировое объединение, имеющее источником преобладание политической силы и преобладание богатства одной нации, следовательно, ведущее к подчиненности и зависимости другой национальности, - имело бы напротив следствием гибель всякой национальной самобытности и всякого соревнования между народами; такое объединение противоречило бы как интересам, так и стремлениям тех наций, которые чувствуют себя призванными к независимости и к достижению высокой степени богатства и политического могущества; оно было бы в таком случае повторением того, что раз уже существовало, - повторением попытки римлян совершить посредством мануфактур и торговли то, что было уже осуществлено посредством холодного оружия, - но что снова не менее прежнего привело бы к варварству." [2, с.30-31]
Гений Фридриха Листа фактически оперирует понятиями системного анализа, которого в его время еще не было, разделяя экономическую науку на государственную (политическую), общечеловеческую (космополитическую) и теорию развития производительных сил.
"Подобно тому как человеческое общество может быть рассматриваемо с двух различных точек зрения, а именно: с космополитической, обнимающей весь род человеческий, и политической, принимающей в расчет лишь частные национальные интересы и национальные положения, точно так же и всякая экономия, как частная, так и общественная, должна рассматриваться с двух точек зрения, а именно: или по отношению к индивидуальным, социальным и материальным силам, при помощи которых создаются богатства, или же по отношению к материальным имуществам, имеющим меновую ценность.
Есть поэтому экономия космополитическая и политическая, теория имуществ, имеющих меновую ценность, и теория производительных сил - учения различные по существу, но которые должны развиваться самостоятельно.
Производительные силы народов зависят не только от труда, сбережений, нравственности и способностей людей или от обладания естественными сокровищами и материальными капиталами, но также от социальных, политических и гражданских учреждений и законов, а главным образом от обеспеченности их бытия, самостоятельности и их национальной мощи. Как бы ни были отдельные люди прилежны, бережливы, искусны, предприимчивы, разумны и нравственны, однако без национального единства, без национального разделения труда и без национальной кооперации производительных сил нация никогда не в состоянии будет достигнуть высокой степени благосостояния и могущества или обеспечить себе прочное обладание своими интеллектуальными, социальными и материальными богатствами." [2, с.32-33]
Лист был сторонником взвешенного протекционизма, понимая, что без него возникновение и становление промышленной экономики государства, в котором промышленность еще только зарождается, в принципе невозможно. Понимал он и важность приоритета внутреннего рынка.
"В собственных интересах такая нация должна стремиться к тому, чтобы прежде всего снабдить свои рынки собственными фабрично-заводскими изделиями, и затем все более и более входит в непосредственные сношения с странами жаркого пояса, доставляя им мануфактурные изделия на своих собственных кораблях и получая в обмен продукты того пояса." [2, с.35]
Внешняя торговля, по мнению Листа, должна регулироваться государством.
"Таможенная система поэтому не есть, как утверждали, изобретение спекулятивных голов, а естественно вызвана стремлением народов к самосохранению и к обеспечению своего благосостояния и преуспевания или к установлению преобладания их над другими нациями." [2, с.32]
В то же время, Лист не превращал протекционизм в догму, считая, что для него есть свое время и свое место (свои отрасли). Не все и не всегда нуждается в протекции.
"Националъно-экономическое воспитание нации, которая находится еще на низкой ступени развитая и культуры или недостаточно населена пропорционально объему и плодородности территории, лучше всего совершается посредством свободы торговли с странами высоко цивилизованными, очень богатыми и промышленными. В такой стране всякое ограничение торговли, с целью насаждения собственного мануфактурного производства, - преждевременно и оказывает невыгодное влияние не только на благосостояние всего человечества, но и на развитие самой нации. Только тогда, когда интеллектуальное, политическое и экономическое воспитание нации под влиянием свободы торговли сделает успехи настолько значительные, что ввоз чужеземных мануфактурных изделий и недостаток необходимого сбыта для своих продуктов будут и задерживать мешать ее дальнейшему развитию его, - тогда только меры таможенного покровительства будет полезны." [2, с.36]
А вот к глобалистическому взгляду на политэкономию, который он называл "космополитической экономией", Лист нетерпим.
"До Кенэ1 и французских экономистов не существовало другой политической экономии кроме той, которая практиковалась государственным управлением. Администраторы и писатели, которые трактовали о предметах административных, обращали внимание исключительно на земледелие, фабрики, торговлю и мореплавание тех стран, которым они принадлежали, не заботясь об анализе причин богатства и не возвышаясь до интересов целого человечества.
Кенэ, у которого впервые зародилась идея всеобщей свободы торговли, расширил объем своих исследований на все человечество, не имея представления об отдельной нации. Заглавие его сочинения таково: "Physiocratie, ou le gouvernement le plus avantageux au genre humain", он хотел бы, чтобы "купцы всех народов образовали одну торговую республику". Очевидно, Кенэ имел в виду космополитическую экономию, т.е. ту науку, которая учит, как весь человеческий род может обеспечить себе благосостояние, в противоположность политической экономии, или такой науке, которая ограничивается изучением того, каким образом данный народ при известных мировых отношениях, при помощи земледелия, промышленности и торговли, достигает благосостояния, цивилизации и могущества." [2, с.114]
Лист считал, что политическая экономия и космополитическая экономия это вообще две разные науки, сосредоточив свое внимание на первой. В то же время, он понимал, что так считают не все экономисты.
"Адам Смит так же, как и Кенэ, не думал составлять трактата о предмете политической экономии, т.e. той политики, которой должны следовать отдельные нации, чтобы достигать прогресса в своем экономическом положении. [выделено мной - В.Б.] Он дал следующее заглавие своему сочинению: "Природа и причины богатства народов", т.е. всех народов, всего рода человеческого. Он говорит о различных системах политической экономии в особенной части своего труда, с единственной и исключительной целью представить их полное ничтожество и доказать, что политическая или национальная экономия должны уступить место всемирной экономии." [2, с.114-115]
Лист был очень требователен к четкости понятий и формулировок. Критикуя предшественников, он ставил им в минус именно нечеткость понятий. Кроме того, Лист считал, что никто из его предшественников-экономистов так и не описал политической (государственной) экономии, а все, что описывалось ими, относится либо к человечеству в целом, либо, хуже того, к отдельному индивидууму.
"При этом нужно заметить, во-первых, что Сэй2 под именем государственной экономии (economie publique) разумеет национальную или политическую экономию и что он нигде в своих сочинениях о ней не говорит; во-вторых, что он учению, очевидно, характера космополитического присваивает название политической экономии, и что он в этом учении всюду трактует лишь о той экономии, которая имеет в виду исключительно интересы всего человеческого рода без всякого отношения к интересам отдельных наций.
Этого смешения наименований не существовало бы, если бы Сэй, предупредив о том, что он называет политической экономией и что на самом деле есть не что иное, как космополитическая, или мировая, экономия, познакомил нас также и с принципами того учения, которое он называет государственной экономией (economie publique), но которое на самом деле есть не что иное, как экономия в отношении к нациям, или политическая экономия. При определении и развитии этого учения он едва ли мог исходить из представления и существа нации и выяснить, какие существенные изменения должна претерпеть экономия человеческого общества, так как человеческое общество разделено на отдельные национальности, которые представляют союз сил и интересов и в своей естественной свободе стоят лицом к лицу с другими обществами подобного рода. Но, придав своей мировой экономии наименование политической экономии, он избавил себя от такого изложения; смешав слова, он произвел смешение понятий и замаскировал массу грубейших теоретических ошибок. Все позднейшие писатели повторили ту же ошибку. [2, с.115-116]
И ниже:
"Мы, со своей стороны, далеки от того, чтобы отвергать космополитическую теорию в том виде, как она выработана школой [классической политической экономии - В.Б.]; мы думаем только, что и политическая экономия, или, как ее называет Сэй, Оconomie publique, также должна быть научно разработана, и что, во всяком случае, лучше называть вещи их действительными именами, нежели придавать им названия, противоречащие смыслу слов.
Если желают остаться верными логике и сущности вещи, необходимо противопоставить частную экономию социальной экономии и в этой последней различать: экономию политическую, или национальную, которая, исходя из представления и сущности национализма, учит, каким образом данная нация при современном положении всего света и при наличности особых национальных отношений может сохранять и улучшать свое экономическое положение, и экономию космополитическую, или мировую, которая исходит из гипотезы, что нации всего земного шара образуют собою одно общество, пребывающее в вечном мире." [2, с.116]
Лист отмечает, что классическая политическая экономия (так он называет школу Смита) занята лишь производством, распределением и потреблением ценностей, совершенно игнорируя развитие производительных сил.
"Что школа Смита излагает только теории ценностей, ясно не только из того, что она всюду основывает свою доктрину на представлении о меновой ценности, но также и из определения, которое школа дает своему учению. Это, по мнению Сэй, та наука; которая указывает, каким образом производятся, распределяются и потребляются богатства или меновые ценности. Очевидно, это не та наука, которая учит, каким образом пробуждаются и поддерживаются производительные силы и как они подавляются и уничтожаются. Мак Кюллох3 правильно называет ее наукою о ценности, а новейшие английские писатели называют - наукой об обмене." [2, с.126-127]
И еще о производительных силах:
"Благосостояние нации обусловливается не количеством богатств, т.е. меновых ценностей, как думает Сэй, а степенью развития производительных сил." [2, с.131]
Лист подчеркивает, что экономика неотделима от политики, что не хочет признавать классическая "школа".
"Школа [классическая политическая экономия, школа Смита - В.Б.] хочет непременно уверить нас, что политика и могущество не могут иметь никакого отношения к политической экономии. Пока она предметами своих изысканий ставит лишь ценности и обмен их, она может быть права; можно определять понятия ценности и капитала, выгоды заработной платы, доходности земли, разлагать эти понятия на составные части, рассуждать о причинах их увеличения или упадка и т.д., не обращая при этом внимания на политические отношения наций. Но все это, очевидно, одинаково составляет предмет как частной экономии, так и экономии целых наций. Достаточно обратить внимание лишь на историю Венеции, Ганзейского Союза, Португалии, Голландии и Англии, чтобы убедиться, в каком взаимодействии находятся материальное богатство и политическое могущество." [2, с.128]
А вот что писал Лист о развитии в стране собственного производства:
"Нация должна жертвовать материальными богатствами и переносить эти лишения для приобретения умственных и социальных, сил, она должна жертвовать выгодами в настоящем, чтобы обеспечить себе выгоды в будущем. Итак, если развитая во всех отраслях мануфактурная промышленность является главным условием всего дальнейшего развития цивилизации, материального благосостояния и политического могущества каждой нации, что нами, смеем думать, исторически доказано, если справедливо, как мы можем доказать, что при современных мировых отношениях молодая, необеспеченная покровительством, промышленность не в состоянии развиться при свободной конкуренции с промышленностью, давно уже окрепшею, покровительствуемой на своей собственной территории, - то каким образом посредством аргументов, извлеченных из теории ценностей можно решиться доказывать, что нация с таким же успехом, как отдельный коммерсант, может покупать свои товары там, где их можно приобрести дешевле всего, что бессмысленно производить самой нации то, что она может купить дешевле за границей, что нужно национальную промышленность предоставить на попечение частных лиц, что протекционная система есть монополия, выдаваемая отдельным промышленникам в ущерб нации?
Верно, что ввозные пошлины сначала вызывают вздорожание мануфактурных изделий; но также верно и то, как признает и сама школа, что нация, способная к значительному развитию промышленности, с течением времени может вырабатывать эти произведения сама дешевле той цены, по какой они могут ввозиться из-за границы." [2, с.131]
Ниже он продолжает свою мысль:
"Таким образом нация, которая имеет призвание к развитию мануфактурной промышленности, прибегая к протекционной системе, поступает точно так же, как собственник, который жертвует своими материальными ценностями для того, чтобы обучить своих детей какой-нибудь производительной промышленности." [2, с.132]
Лист предостерегает от механической экстраполяции "экономики индивидуума" на экономику страны или человечества в целом, проявляя в этом еще раз системность своего мышления.
"Смит и Сэй уподобляют нацию, желающую поощрить свою промышленность посредством ввозных пошлин, портному, который вздумал бы сам себе шить сапоги, и сапожнику, который вздумал бы увеличить свое производство посредством установления входной платы в свое помещение. Томас Купер4 в своем сочинении, направленном против американской протекционной системы, доводит до крайности последнюю мысль, как и все другие заблуждения школы: "Политическая экономия, - говорит он, - почти то же самое, что и частная экономия всех индивидуумов; политика не составляет какой-либо существенной особенности политической экономии; нелепо было бы думать, что общество есть нечто совершенно иное, нежели индивидуумы, из которых оно состоит. Каждый человек знает лучше всего, каким образом он должен распоряжаться своим трудом и своими капиталами. Общественное богатство есть не что иное, как накопленное богатство отдельных лиц, и если каждый человек лучше, чем кто-либо, понимает свои собственные интересы, то богатейшим народом должен быть тот, в котором каждый человек предоставлен собственным своим силам." [2, с.144-145]
И здесь же:
"Нет! Что благоразумно в национальной экономии, может оказаться нелепостью в частной экономии, и наоборот, и по причине очень простой: потому что портной - не нация и нация - не портной; потому что семья есть нечто совершенно другое, нежели союз миллиона семей, и дом - нечто совершенно другое, нежели громадная национальная территория." [2, с.145-146]
К этому вопросу Лист возвращается неоднократно, обозначая три различных иерархических уровня системы: человечество - нация - отдельный человек. Закономерности одного уровня системы совершенно необязательно применимы для другого уровня, поэтому Лист абсолютно прав, выделяя каждый из них отдельно.
"Но между отдельным человеком и человечеством стоит нация с ее особенным языком и литературой, с ее собственным происхождением и историей, с ее особенными нравами и обычаями, законами и учреждениями, с ее правами на существование, на независимость, прогресс, вечную устойчивость и с ее обособленной территорией; образовавшись в ассоциацию посредством солидарности умственных и материальных интересов, составляя одно самостоятельное целое, которое признает над собой авторитет закона, но в то же время, как целое, владея еще естественною свободой по отношению к другим подобного рода ассоциациям, нация, при существующем мировом порядке, не может обеспечить свою самостоятельность и независимость иначе, как собственными силами и своими частными средствами. Подобно тому как отдельный человек, только благодаря нации и в недрах нации, достигает умственного образования, производительной силы, безопасности и благосостояния, так и цивилизация человечества немыслима и невозможна иначе, как при посредстве цивилизации и развития нации." [2, с.152]
Итак, по Листу, политическая экономия - это, скорее, экономическая политика, причем политика конкретного государства (нации):
"Задача политики - цивилизовать варварские нации, сделать малые - великими и слабые - сильными, но прежде всего обеспечить их существование и устойчивость. Задача политической (национальной) экономии заключается в экономическом вoспитании наций и в подготовлении их к вступлению во всемирное общество будущего." [2, с.152]
Теперь обратимся к описанию предмета политической экономии в понимании Джона Невила Кейнса. Его книга так и называется "Предмет и метод политической экономии". Книге более ста лет (вышла в 1891 году). В основном в ней звучат мотивы хрематистики. "В выражениях экономия и экономика есть некоторая двусмысленность, значительно способствовавшая возникновению общераспространенной путаницы понятий относительно сущности политической экономии. Экономным называют обыкновенно всякий ряд действий, достигающий своей цели с возможно меньшей затратой денег, времени и усилий; а экономией - употребление материальных средств с благоразумием и умеренностью, так чтобы они приносили наибольшую сумму чистой выгоды.
Но слово экономия употребляется также и в другом смысле, не подразумевающем специфически - разумного приспособления средств к целям; и в экономической литературе выражение экономический употребляется, вообще говоря, просто как прилагательное, соответствующее существительному богатство. Таким образом, под экономическим фактом подразумевают всякий факт, относящийся к явлениям богатства; под экономическою деятельностью - виды человеческой деятельности, которые направлены на создание, присвоение и накопление богатств; а под экономическими обычаями и учреждениями - обычаи и учреждения человеческого общества, относящиеся к богатству.
Политическая экономия или экономика есть свод учений об экономических явлениях в вышеуказанном смысле..." [3, с.3].
Нетрудно заметить, что это чистая хрематистика. Сделав такой вывод, далее Кейнс рассматривает, тем не менее, два существовавших уже тогда подхода к политической экономии. Одна часть экономистов, по его мнению, определяет политэкономию как "...теоретическую, абстрактную и дедуктивную науку, а другая видит в ней дисциплину этическую, реалистическую и индуктивную." [3, с.7] Первая часть экономистов считает, что "Задачу политической экономии составляет изучение фактов и раскрытие истин о фактах, а не предписывание житейских правил. Экономические законы суть теоремы о фактах, а не практические наставления. Иначе говоря, политическая экономия есть наука, а не искусство и не отрасль этики."[3, с.9] "...Представители рассматриваемого направления утверждают, что та абстракция, в силу которой политическая экономия берет главным предметом своих исследований "экономического человека" (economic man), деятельность которого определяется исключительно стремлением к богатству, не только законна, но и необходима..."[3, с.13] Экономистов этого направления Кейнс условно называет представителями английской школы. Второе направление он именует, также условно, немецкой школой.
"Самое себя эта школа называет этическою, полагая, что политическая экономия имеет высоко этическую задачу и должна заниматься важнейшими проблемами человеческой жизни. Она должна не только классифицировать мотивы, лежащие в основе хозяйственной деятельности, но также оценивать и сравнивать их нравственное достоинство. Она должна установить такую норму (standart) правильного производства и распределения богатств, которая бы удовлетворяла требованиям справедливости и нравственности. Она должна выработать идеал экономического развития, имея в виду не одну лишь материальную, но также и интеллектуальную и нравственную стороны жизни; наконец, она должна обсуждать те пути и способы, - каковы поддержки разумных побуждений, распространение здравых обычаев и нравов в промышленной жизни, а также прямое вмешательство государства, - при помощи которых следует добиваться осуществления этого идеала".[3, с.19]
А вот это уже не хрематистика, это рассуждение об оптимальном хозяйствовании. Прошло более ста лет с момента издания книги Кейнса, а отчетливые следы "английского" и "немецкого" подходов во всем их различии видны сегодня в экономике Англии и Германии.
Рассмотрев два подхода экономистов, Кейнс сделал вывод, что можно выделить три направления исследования в экономике. "Первое относится к положительной науке, второе - к науке нормативной или регулятивной (вместе с этикой, если только оно не составляет, скорее, отдела этики или того, что можно назвать прикладною этикой), а третье относится вообще не к науке в современном смысле этого слова, а к искусству, как отличной от нее категории.
Поясним употребленные здесь термины. Положительная (positive) наука может быть определена, как совокупность систематических знаний, относящихся к тому, что есть; нормативная или регулятивная наука - как совокупность систематических знаний, относящихся к тому, что должно быть и потому имеющих своим предметом идеальное, как нечто отличное от действительного; искусство - как система правил для достижения данной цели. Положительная наука имеет своим предметом последование единообразий (uniformities), нормативная наука - определение идеалов, искусство - формулировку предписаний (precepts)".[3, с.26]
Здесь важно сделанное Кейнсом разделение экономической науки на фундаментальную (объективную) и прикладную часть. Фундаментальная часть не должна зависеть от выбранного способа ведения хозяйства, в отличие от прикладной части. Прикладная часть уже будет отталкиваться от способа хозяйства, и ее закономерности будут зависеть от этого способа.
Российский экономист М.И. Туган-Барановский в 1909-1918 годах подошел к проблеме предмета политической экономии со всей серьезностью. Сделал он это в своей работе "Основы политической экономии". Автор прекрасно понимал, что вопрос этот сложен и неоднозначен, что само: "Капиталистическое хозяйство, по преимуществу изучаемое политической экономией, не представляет собой чего-то неизменного и неподвижного." [4, с.19]
Туган-Барановский сразу же предварительно определил политэкономию как науку о народном хозяйстве.
"Политическая экономия изучает народное хозяйство - в каких отношениях, в каком смысле и с какими целями, это выяснится из дальнейшего изложения." [4, с.21]
Михаил Иванович считал политэкономию некоей общественной полинаукой, некоей объединяющей философией общественных наук, консолидирующей общественные закономерности.
"...она [политэкономия - В.Б.] является единственной среди всех общественных наук, ставящей себе верховной целью не описание конкретных явлений и даже не причинное объяснение каждого из них в отдельности, но установление общих закономерностей причинных соотношений соответствующих явлений. Достигает ли политическая экономия этих целей или нет - во всяком случае, она их себе ставит и этим существенно отличается как от наук права, содержание которых слагается, главным образом, из описания действующего права, истории развития его и критики с точки зрения целесообразности, так и от общей науки истории, которая описывает и объясняет историческую смену общественных явлений, но не доводит своих обобщений до установления общих закономерностей общественных явлений." [4, с.22]
Туган-Барановский понимал ограниченность возможностей политэкономии в вопросах точности.
"По своим целям политическая экономия приближается, таким образом, к тому точному абстрактному познанию, образцом которого может служить абстрактное естествознание. Но, конечно, современная экономическая наука по точности и общеобязательному значению своих выводов стоит далеко позади естествознания." [4, с.22]
Указал он и на опасность крайностей в экономических исследованиях: как на опасность чрезмерного увлечения формализацией экономических процессов, так и на опасность простого собирательства эмпирических фактов, к которому начала переходить экономическая наука на рубеже 19-20 веков.
"Открытие законов причинных или функциональных зависимостей есть высшая задача науки. Но задача эта далеко не всегда, не при всяком уровне знания разрешима. В частности, в политической экономии долгое время преобладало увлечение общими формулами, в которых современники видели выражение неизменных и вечных законов хозяйства; впоследствии, однако, многие из этих якобы законов оказались поверхностными, а иногда и неправильными, обобщениями частных и преходящих явлений. Чрезмерная склонность к широким обобщениям и абстракции имела своим последствием то, что экономическая теория мало-помалу потеряла связь с реальной жизнью. Многие построения экономической теории приобрели схоластический характер - чисто словесных определений, которые вращались в кругу условных терминов, не обогащая ни на йоту нашего знания действительности.
Такое положение дела не могло не вызвать реакции. И вот мы видим, что увлечение теорией сменяется увлечением фактами. Разочаровавшись в достижении более высоких целей научного познания, многие экономисты проникаются презрением к теории. Место прежней отвлеченной теории занимают обстоятельнейшие описания фактов конкретной экономической действительности и истории хозяйства - и экономическая наука в трудах ученых этого направления превращается в простое скопление огромной массы эмпирического материала с крайне скудным теоретическим освещением.
Палка была перегнута в другую сторону. Но страх поклонников фактов перед теорией так же не соответствует духу истинной науки, как и чрезмерное увлечение теорией более ранних экономистов. Если теория, оторванная от фактов, пуста, то и факты, не освещенные теорией, слепы.
Научный курс политической экономии должен избежать обеих указанных крайностей. Он должен быть проникнут с начала до конца стройной теорией, которая должна укладывать в систему и ставить на свое место каждый отдельный факт, находящий себе в нем место; но сама теория должна излагаться в непосредственной связи с фактами. И теория, и факты должны быть органическим целым, в котором одна часть предполагает другую.
Теория, вытекающая из фактов, и факты как основа теории - таково должно быть содержание курса, стоящего на высоте современной науки." [4, с.22-23]
Итак, согласно взглядам Туган-Барановского "Политическая экономия изучает народное хозяйство. Но этим сказано еще очень мало. Прежде всего, нужно точно определить само понятие народного хозяйства" [4, с.23]
Далее следует определение хозяйства.
"Итак, хозяйственная деятельность характеризуется двумя отличительными признаками, объективным, заключающимся в том, что непосредственным внешним объектом хозяйственной деятельности всегда является не человек, а внешняя природа, и субъективным, состоящим в том, что хозяйственная деятельность всегда является средством, а не целью в себе. Соединяя в одно оба эти признака, мы получаем следующее определение хозяйства, как деятельности: хозяйство есть совокупность действий человека, направленных на внешнюю природу и имеющих своей целью не наслаждение самой деятельностью, но создание материальной обстановки, необходимой для удовлетворения наших потребностей." [4, с.28]
Но это определение того, что автор называет единичным хозяйством. Поэтому далее он уточняет: "Эта совокупность юридически свободных, но связанных обменом единичных хозяйств образует собой то, что называют народным хозяйством." [4, с.32]
И, наконец, автор добирается до окончательного определения предмета политэкономии.
"Во всяком реальном народном хозяйстве действуют силы двоякого рода: во-первых, бессознательные, стихийные силы взаимодействия единичных хозяйств, которые, как сказано, и составляют важнейший предмет изучения политической экономии; во-вторых, сознательное, целесообразное регулирование хозяйственных процессов общественной властью. Народное хозяйство есть не только стихийный комплекс единичных хозяйств: в нем действует и регулирующая сила органов общественной власти - прежде всего, государства. Государство в большей или меньшей степени ограничивает свободу действий единичных хозяйств, подчиняя их деятельность определенному плану, привносимому самим государством. Тем не менее наука политической экономии возникла на основе изучения не этих сознательных регулирующих сил народного хозяйства, а именно бессознательной закономерности свободного обмена." [4, с.33]
Итак, политэкономия прежде всего изучает бессознательные закономерности свободного обмена, так или иначе существующие в рамках любого государственного регулирования. Само же государственное регулирование, согласно взглядам Михаила Ивановича, изучает экономическая политика. То есть, со взглядами Ф. Листа Михаил Иванович не согласен.
"На основе этого сознательного регулирования государством народнохозяйственных процессов возникает наука экономической политики, имеющая, однако, совершенно иной гносеологический характер, чем теоретическая политическая экономия." [4, с.33]
Окончательное определение политэкономии дается автором в следующей формулировке:
"Таким образом, мы можем определить политическую экономию, в широком смысле, как науку об общественных отношениях людей в пределах их хозяйственной деятельности, и, в более узком смысле, - современную политическую экономию - как науку об общественных отношениях людей в пределах их хозяйственной деятельности, совершающейся в среде исторически развивающегося свободного менового хозяйства." [4, с.34]
Интересный и очень взвешенный взгляд на предмет экономической теории у американского экономиста 20 века Пола Энтони Самуэльсона, чей труд "Экономика", впервые вышедший в 1951 году, выдержал множество изданий и стал классическим. Несмотря на то, что "Экономика" Самуэльсона это, в сущности, и есть западный "Экономикс", Самуэльсон не являлся однозначным последователем хрематистики. Он понимал, что экономика не ограничивается прибылью, он даже не называл прибыль основным предметом экономики.
"Экономическая теория не является экономикой домоводства. Чтобы обучиться искусству выпечки тортов и ведению домашнего счетоводства, нужно обратиться к другим источникам.
Экономическая наука не является наукой об управлении предприятиями. Она не раскроет вам секретов успеха - как заработать миллион, подготовить годовой финансовый отчет, разработать наилучшую рекламную стратегию или предвосхитить курс акций на бирже." [5, с.6]
Ниже приводится обширная цитата из книги Самуэльсона с целой подборкой определений экономической теории.
"В прошлом люди, начинающие изучать экономическую теорию, обычно требовали, чтобы им было дано краткое, в одном предложении, определение этого предмета. И надо сказать, что этот сильный спрос не испытывал недостатка в предложении. Вот некоторые из таких определений:
1. Экономическая теория есть наука о видах деятельности, связанных с обменом и денежными сделками между людьми.
2. Экономическая теория есть наука об использовании людьми редких или ограниченных производительных ресурсов (земля, труд, товары производственного назначения, например машины, и технические знания) для производства различных товаров (таких, как пшеница, говядина, пальто, концерты, дороги и яхты) и распределения их между членами общества в целях потребления.
3. Экономическая теория есть наука о повседневной деловой жизнедеятельности людей, извлечении ими средств к существованию и использованию этих средств.
4. Экономическая теория есть наука о том, как человечество справляется со своими задачами в области потребления и производства.
5. Экономическая теория есть наука о богатстве.
Втиснуть в несколько строк точное описание любого предмета, которое четко отделило бы его от смежных дисциплин и дало бы представление начинающему о всех вопросах, охватываемых этим предметом, -- дело весьма нелегкое. Экономическая теория, несомненно, включает в себя все элементы, указанные как в этих определениях, так и в тех, которые могли бы войти в более длинный перечень.
Тем не менее, для ознакомления с предметом можно было бы дать следующую его краткую характеристику.
Экономическая теория есть наука о том, какие из редких производительных ресурсов люди и общество с течением времени, с помощью денег или без их участия, избирают для производства различных товаров и распределения их в целях потребления в настоящем и будущем между различными людьми и группами общества." [5, с.6]
То есть, по Самуэльсону, экономическая теория есть наука об оптимальном использовании ограниченных ресурсов. Тут можно сказать только одно слово: "Браво"! Но это слово будет означать оценку намерений автора, а не оценку фактического состояния дел. А фактическое состояние дел таково, что ни одна из сегодняшних экономических теорий этого не описывает и не охватывает. К этому только приблизилось советское планирование, приблизилось в целом неудачно. Неудача не удивительна. На тот момент СССР не располагал инструментами оптимального планирования, равно как и инструментами оптимальной реализации оптимального планирования (тавтология намеренная). Попытка создания такого инструмента была сделана Виктором Михайловичем Глушковым, который выдвинул, обосновал и тщательно разработал идею ОГАС (объединенной государственной автоматизированной системы). Эту идею не приняли. Возможна ли была реализация идеи ОГАС на инструментальном уровне 70-х, 80-х лет прошлого века? Можно однозначно и уверенно ответить - нет.
В исследовании вопроса предмета политической экономии естественно обратиться к Марксу как к автору фундаментальных работ именно по политэкономии. Удивительно, но вы не найдете у Маркса прямого ответа на поставленный вопрос. Маркс занимает позицию критика политической экономии, не пытаясь определить предмет своей критики. Его экономическая теория так и называется "К критике политической экономии", а "Капитал" является естественным продолжением этой критики.
Энгельс считал, что политическая экономия "...исследует прежде всего особые законы каждой отдельной ступени развития производства и обмена, и лишь в конце этого исследования она может установить немногие, совершенно общие законы, применимые к производству и обмену вообще" [6, т.20, с.151].
Критикуя политическую экономию, Маркс рассматривает исключительно товарное производство, исключительно рыночное распределение, рассматривает механизм получения капиталистической прибыли. То есть, критикуя политическую экономию капитализма, Маркс пишет, пусть новую, но политэкономию именно капитализма, причем именно с точки зрения получения прибыли, то есть, с точки зрения хрематистики. "Капитал" Маркса это хрематистика, как ни парадоксально это звучит. В нем вы не найдете рассуждений об оптимальном хозяйствовании вне плоскости извлечения прибыли. Маркс критикует понимание природы прибыли, предлагая свое понимание этой природы. Но в этой критике нет ничего такого, что нельзя было бы рассмотреть с точки зрения хрематистики.
Если рассматривать предмет "Капитала" с точки зрения Кейнса (который вполне бы мог сделать это сам, но почему-то не сделал), то его нельзя отнести к фундаментальным исследованиям, описывающим действие объективных законов, относящихся в равной мере ко всем способам хозяйствования, хотя "Капитал" и не ставит этических вопросов, оставляет этику в стороне. Но описывает он (и описывает фундаментально) исключительно капиталистический способ производства, вскрывая закономерности именно этого способа. А ведь, как считал сам Маркс, существуют докапиталистические способы и послекапиталистический способ производства. Подытожим возникающие вопросы в отношении политэкономии.
Вопрос первый. Существует ли политическая экономия некапиталистических способов производства или применение к ним самого понятия "политэкономия" лишено смысла?
Вопрос второй. Что считать политэкономией капитализма: исключительно хрематистику, или возможна иная политэкономия капитализма?
Вопрос третий. Считать ли политэкономией исключительно не зависящую от этических посылов часть общей экономической теории или внутри самой политэкономии выделить общий, не связанный с этическим выбором раздел, а также другой раздел, с этим выбором напрямую связанный?
Вопрос четвертый. Что чему предшествует: экономический механизм дальнейшему этическому выбору или первоначальный этический выбор определяет дальнейшее построение экономического механизма?
Вопрос пятый. Существует ли политическая экономия отдельных государств или она обязательно должна быть всеобщей?
Почему возникают такие вопросы? Почему важно разобраться в самом понятии "политэкономия", почему это не безразлично? Хотя бы потому, что за 70 лет существования СССР так и не удалось создать адекватную "политэкономию социализма". Этому вопросу уделил серьезное внимание крупнейший российский философ, политолог и социолог С.Г. Кара-Мурза. Сергей Георгиевич считает, что политической экономии социализма не существует, поскольку хозяйственный механизм социализма не может быть описан категориями рыночной экономики. Это очень важный вывод, сделанный из двух предпосылок: при социализме невозможна рыночная экономика, при этом политэкономия изучает только рыночное (товарное) хозяйство.
Если согласиться с Сергеем Георгиевичем, тогда придется отказаться от попытки исследовать возможность устойчивого существования рыночной экономики при социализме. Также придется отказаться от намерения называть политэкономией изучение закономерностей докапиталистического и послекапиталистического хозяйства.
Отказаться от названия "политэкономия" можно. Нужно лишь будет придумать обобщенное название тем немногим закономерностям, которые универсальны для всех способов производства, оставить капитализму политэкономию, а исследование хозяйственного механизма социализма назвать еще как-нибудь. А можно и оставить термин "политэкономия", поделив его на разделы: всеобщие объективные закономерности, политэкономия капитализма, политэкономия социализма (коммунизма). Правда, в этом случае предстоит доказать, что неудача создания в СССР "политэкономии социализма" не была объективно обусловленной. И еще придется рассмотреть возможность существования двух вариантов хозяйственного механизма при социализме: рыночного и нерыночного. И конечно описание нерыночного варианта не стоит называть политэкономией, в этом я совершенно согласен с Сергеем Георгиевичем. Вот что он пишет в своей работе "Научная картина мира, экономика и экология", вышедшей в 1997 году, к которой я еще не раз буду обращаться:
""Обобщения, которые делают совpеменные автоpы совpеменных политэкономических теорий, порождают лишь фикцию и затемняют понимание сущности некапиталистических формирований как прошлой, так и современной экономической жизни", - писал А.В.Чаянов5.
Но Чаянов, занимаясь экономикой сельского хозяйства, не был прямо вовлечен в теоретическую дискуссию, которая состоялась в январе 1925г. в Коммунистической академии. Главным был вопрос о предмете политэкономии. Докладчиком был И.Скворцов-Степанов6, который утверждал, что политэкономия изучает любой вид хозяйственной деятельности и что необходимо разрабатывать "политэкономию социализма". Это встретило поддержку только двух ораторов - историка М.Покровского и А.Богданова7, остальные 12 выступавших решительно возражали, утверждая, что политэкономия - наука, изучающая товарное производство и меновые отношения.
В отчете о конференции Скворцов-Степанов выговорил оппонентам строго: "Невыразимая методологическая нелепость подобных разграничений не бьет в глаза ни авторам, ни читателям: установившаяся у нас "предвзятость" делает и авторов, и читателей слепыми к подобной чепухе".
Расшумелся Скворцов-Степанов зря, потому что из всего контекста "Капитала" прямо следует, что политэкономия исследует именно и только товарное производство и движение меновых стоимостей. Всякое "натуральное" хозяйство (экономия, а не хрематистика), выводится за рамки политэкономии, и Маркс берет сведения из натурального хозяйства только для иллюстрации, для контраста. В словарях западных языков слово "хрематистика" даже отмечено как устаревший синоним слова "политэкономия".
Наш современник, экономист и историк экономики И.Кристол8 также вводит вполне определенное разграничение: "Экономическая теория занимается поведением людей на рынке. Не существует некапиталистической экономической теории... Для того, чтобы существовала экономическая теория, необходим рынок, точно так же, как для научной теории в физике должен существовать мир, в котором порядок создается силами действия и противодействия, а не мир, в котором физические явления разумно управляются Богом".
Давлению сторонников политэкономии социализма помогало понятное желание иметь свою теорию хозяйственного строительства. В книге Н.Бухарина "Экономика переходного периода" (1920) на полях против слов "Итак, политическая экономия изучает товарное хозяйство", Ленин написал: "не только!". Это "задание" пытались обойти с помощью уловок. А.В.Чаянов считал, что следует разрабатывать частную, особую политэкономию для каждой страны. С начала 30-х годов экономисты начали "сдаваться" - разработкой политэкономии социализма занялись Н.Вознесенский9, К.Островитянов10, Л.Гатовский11 и др. Однако вплоть до 1941г., как пишет А.Пашков12, "советские экономисты упорно твердили: наш товар - не товар, наши деньги - не деньги" (а после 1941г., видимо, не до того было).
В январе 1941г. при участии Сталина в ЦК ВКП(б) состоялось обсуждение макета учебника по политэкономии. А.Пашков отмечает "проходившее красной нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме, толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции затрат предприятия". Д.Валовой13 видит в этой "вульгаризации политэкономии социализма" руку Сталина, который на том совещании предупреждал: "Если на все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат". Саморазоблачение вульгаризатора!
Д.Валовой крайне негативно оценивает роль Сталина в той многолетней подспудной дискуссии. Мы же, не давая сейчас оценок, обратим внимание на тот факт, что, не имея возможности [отойти] от "научного марксизма" в экономике, Сталин, видимо, интуитивно чувствовал неадекватность трудовой теории стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. Он сопротивлялся жесткому наложению этой теории неявно и нерешительно, не имея для самого себя окончательного ответа. В феврале 1952г., после обсуждения нового макета учебника (ноябрь 1951г.), Сталин встретился с группой экономистов и давал пояснения по своим замечаниям. Он сказал, в частности: "Товары - это то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т.д. Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары... К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства производства".
Очевидно, что такие товары и такой товарооборот существуют и при натуральном хозяйстве, начиная с зачатков земледелия. "Рыночная экономика" как особый тип общественного производства возникает именно с превращением в товар средств производства и, главное, рабочей силы. В "Экономических проблемах социализма" Сталин сказал несколько туманно, но все же достаточно определенно: "Не может быть сомнения, что при наших нынешних социалистических условиях производства закон стоимости не может быть "регулятором пропорций" в деле распределения труда между различными отраслями производства".
В неявном виде и И.В.Сталин, дав в "Экономических проблемах социализма" определение Аристотеля для двух разных типов хозяйства - экономики и хрематистики - предупредил о непригодности трудовой теории стоимости для объяснения советского хозяйственного космоса в целом.
После смерти Сталина тех, кто пытался, по выражению Чаянова, разрабатывать "частную" политэкономию советского хозяйства как нетоварного (не-хрематистики) загнали в угол, хотя дискуссия периодически вспыхивала, пока давление "рыночников" не соединилось с интересами партийно-государственной номенклатуры и не привело к реализации всей "программы Горбачева-Ельцина".
Несмотря на эти дискуссии, советская экономическая наука начиная с конца 50-х годов стала пользоваться языком и интеллектуальным аппаратом хрематистики, что в конце концов привело к ее фатальной гибридизации с неолиберализмом в его разрушительной версии."[7, с.21-22]
Сергей Георгиевич ясно обозначил проблему. Эта проблема не терминологическая, как может показаться. Она была бы терминологической или ее уже не было бы вовсе, если бы теория социалистического хозяйствования, как бы ее не назвали, все-таки появилась, все-таки была разработана. Но этого, к сожалению, не произошло. Не произошло на мой взгляд потому, что в экономической теории вообще кроются серьезные ошибки, что помешало правильно представить экономику капитализма и не позволило найти и обозначить разницу между ней и экономикой социализма (коммунизма).
Следует сразу сказать, что нет единства понятия "политэкономия капитализма". Это может быть хрематистика, а может быть и реальная экономика. Книга П. Самуэльсона это четко доказывает. Не всякое товарное хозяйство хрематистика.
Предстоит исследовать два теоретически возможных направления социалистической (коммунистической) экономики: рыночное и нерыночное. Здесь я не расшифровываю понятия "социализм" и "капитализм", принимая их в данном месте своего исследования как общепринятые, сложившиеся, всем понятные термины, что, конечно, достаточно условно. В дальнейшем, в ходе исследования, мы рассмотрим эти термины более подробно, когда возникнет в этом необходимость. В настоящей работе будет рассмотрено только рыночное направление социалистической экономики. В связи с этим, следует сделать два утверждения. Первое: рынок при социализме все же возможен, а значит, возможна и политэкономия социализма. Второе: исследование нерыночной экономики намного сложнее, чем рыночной, поскольку сама нерыночная экономика, не страдающая разного рода дефицитами, то есть, не нарушающая системный принцип необходимого разнообразия, по крайней мере, на порядок сложнее рыночной. В доказательство первого утверждения и написана настоящая работа.
Теперь попробуем ответить на возникшие пять вопросов или, если угодно, сделать новые утверждения.
Политическая экономия некапиталистических способов производства не существует. Но политэкономия социализма существовать может. Дело в том, что в рамках социализма может существовать рыночный, то есть, капиталистический способ производства. Экономика социализма может быть многоукладной, а производство на государственных предприятиях можно рассматривать как государственный капитализм.
Возможна истинная политэкономия капитализма, а не только хрематистика. Было бы странно, если было бы по-другому. Это означало бы отрицать принципиальную возможность объективного экономического исследования капитализма.
Политэкономию следует считать наукой, не зависящей от этического выбора, описывающей с равным успехом как экономику отдельных государств, так и экономику человечества в целом, но только рыночную экономику. При этом политэкономия, при описании экономики стран и народов, опирается на сделанный этими странами этический выбор, если он не был вынужденным, то есть, объясняет результаты и последствия выбора экономической политики. Не политэкономия формирует экономику, а экономическая политика. Политэкономия лишь объясняет происходящее в экономике при любой экономической политике.
Этический выбор первичен по отношению к экономическому механизму, если существует (или появляется на каком-то этапе развития) возможность такого выбора.
Не существует политической экономии отдельных государств, политэкономия применима к любому государству с рыночной экономикой. Но у каждого государства может быть своя экономическая политика.
Политэкономия не является наукой оптимизации использования ограниченных ресурсов, это направление достойно быть предметом изучения самостоятельной отдельной науки.
Итак, политэкономия это наука о принципах рыночного хозяйства. Знание этих принципов, открываемое политэкономией можно использовать двояко: как для оптимальной организации общественного хозяйства (понимая под обществом либо страну, либо все человечество), либо в целях получения максимальной прибыли группой лиц (как бы ни была велика эта группа). Организация хозяйства есть прерогатива экономической политики.
1.2. Законы и закономерности в экономике.
Существуют ли экономические законы?
Вопрос далеко не праздный. Марксизм, да и не только он утверждает, что существуют. При этом отмечается, что экономические законы, с одной стороны, объективны, а, с другой стороны, проявляют себя через деятельность людей, то есть субъектов. Здесь скрыто противоречие, вернее, даже не скрыто, а лежит на поверхности. Противоречие это не в том, что произвольные действия отдельных личностей складываются в предсказуемые действия массы людей, эта закономерность достоверно известна. Противоречие в том, что законы социальные, то есть законы, описывающие, условно говоря, равнодействующую всего спектра интересов и действий людей, представляются как законы чисто экономические, то есть, базирующиеся не на всех интересах и действиях людей, а лишь на части этих интересов и действий, пусть и наиважнейшей. Допустим также (и это действительно так) что на деятельность массы субъектов возможно воздействие. В таком случае, что дает основание утверждать, что результатом самой сильной (или даже единственной) реакции на все воздействия являются действия массы людей, связанные именно с экономическими интересами? И являются ли экономические интересы объективными сами по себе, ведь носители их опять же люди, относящиеся к разным социальным группам, а значит, имеющие различный уровень социальных запросов?
Конструктивно ли понятие упоминаемого Д.Н. Кейнсом "экономического человека" (economic man), "деятельность которого определяется исключительно стремлением к богатству"? [3, с.13]
Экономические законы существуют. Попробуем перечислить их.
Говорить об экономике натурального хозяйства мы не будем. Его отношения достаточно просты и не могут помочь в изучении хозяйства общественного. Для возникновения общественного хозяйства нужно производство, то есть изготовление или выпуск большего количества продукта, чем необходимо для собственного потребления. Таким образом, экономика начинается там, где начинается производство. Это можно назвать законом технологического пути развития. Человеческая цивилизация пошла именно по этому пути, и мы должны исходить из этих реалий. Экономикс (вместе с марксизмом) провозглашают закон экономии времени, который, на мой взгляд, является следствием технологического пути развития. "Закон экономии времени - всеобщий экономический закон, определяющий объективный процесс рационального использования времени обществом и отдельной личностью для более быстрого достижения намеченных целей."[8]
Марксизм выделяет еще закон повышающейся производительности общественного труда, это тоже интерпретация закона технологического пути развития.
Общественный характер производства является экономическим законом. Производство осуществляется для потребления его результатов обществом, в какой бы форме ни происходили обмен или распределение этих результатов. Надо различать процесс отчуждения результатов производства и само производства как систему. При одном и том же процессе отчуждения (обмена, распределения, продажи и т.д.) возможна разная организация самого производства. Это может быть коллектив, организованный как артель или община, а может быть корпорация, связанная должностными инструкциями и штатным расписанием и ничем больше. Вот этот способ организации производства экономическим законом не является. Наличие пролетариата, этих атомов рабочей силы, не слишком связанных между собой, свободно перемещающихся из предприятия в предприятие, из страны в страну, вовсе не обязательно. Экономика знает примеры, опровергающие такой взгляд. Японские производственные коллективы, существующие в рамках капиталистической экономики, не имеют пролетариата. Их рабочие, это скорее рабочие артелей, с традициями служения своему делу, долгосрочного, а то и пожизненного найма. Это больше напоминает модифицированную крестьянскую общину, приспособившуюся к условиям промышленного производства. В сфере услуг на небольших предприятиях во всех странах можно встретить семейный подряд, то есть коллективы, состоящие из родственников и доверенных лиц, которые тоже нельзя назвать пролетарскими. Есть ли тенденция к пролетаризации, разобщению подобных коллективов? Я такой тенденции не вижу, но даже если она и есть, то неизвестно, что произойдет раньше, всемирная пролетаризация или смена экономической политики, не дождавшаяся этой пролетаризации. Верно и обратное. При одной и той же (или близкой) организации производства возможны разные способы отчуждения. Во всех этих случаях производство остается общественным. Если были бы возможны скатерть-самобранка, волшебная палочка и ковер-самолет, то понятие "производство" потеряло бы всякий смысл, как и его общественный характер. Но вместе с этим потеряла бы смысл и вся экономика как таковая, каждый был бы властителем своей собственной экономики (или, если угодно, своего собственного универсального натурального хозяйства). Пока таких технологических чудес нет, производство остается общественным.
Стоимость также является экономическим законом. При этом в вопросе стоимости у экономистов больше разногласий, чем единства. Существует сразу несколько теорий стоимости.
Наиболее известная из них - трудовая теория стоимости, поддержанная такими авторитетами как К.Маркс и В.Леонтьев14. Согласно этой теории в основе стоимости лежит общественно необходимое рабочее время (затраты труда) на производство товара.
Существуют теории издержек, которые выводят стоимость из себестоимости производства. Конечно, они носят чисто расчетный характер и не пытаются вскрыть сущность стоимости.
Есть также теория предельной полезности, в основу которой положена потребительная стоимость (полезность). "Многие западные экономисты отрицают трудовой характер стоимости. Они акцентируют внимание на полезности (потребительной стоимости) товара, как на главном мотиве к обмену. Они считают, что пропорцию обмена диктует полезность и редкость, а также желание обладать полезными и редкими предметами." [9]
Субъективная теория стоимости доводит до логического завершения теорию предельной полезности, приходя к выводу, что только спрос и предложение определяют стоимость, то есть, только рынок. Наличие объективной стоимости отрицается.
Если вывести за скобки теорию себестоимости, без которой не может обойтись ни одно производство, но которая носит не фундаментальный, а прикладной характер, то констатируется противостояние двух подходов к определению стоимости: объективного, к которому относится трудовая теория стоимости, измеряющая стоимость трудом (рабочим временем) и субъективного, измеряющего стоимость в деньгах, то есть, никак не раскрывающего ее природу. В сегодняшнем мире применяются оба подхода, но все большей популярностью пользуется второй, субъективный. Именно субъективная теория стоимости родила понятие бренда, этой сознательно никем не определяемой сущностной пустышке. Смысл бренда - разница между разрекламированным товаром и неразрекламированным, выраженная в денежной наценке "на эмоцию". Человек платит буквально за внушенное ему чувство глубокого удовлетворения. За брендом не стоит никаких дополнительных затрат (кроме рекламы), тем не менее, за него надо платить, часто в несколько раз больше реальных издержек производства.
Стоимость, будучи важнейшим экономическим законом и на сегодняшний день окончательно не определена. "Сто?имость -- основа количественных соотношений при эквивалентном обмене". [9] И все? А при неэквивалентном обмене? А вообще без обмена?
Именно неудовлетворительная определенность понятия стоимости явилась одной из причин неудачи создания экономической теории социализма. Определение стоимости является одной из важнейших задач настоящей работы и будет подробно рассмотрено ниже. Но неверная или нечеткая определенность понятия стоимости не отменяет сам экономический закон стоимости, хотя и неизбежно искажает формулировку этого закона.
Я понимаю стоимость как экономическую интерпретацию физической природы вещей, как связующее звено между объективным реальным миром, описываемым естественными науками, который существовал и до человека и сферой субъективной чисто человеческой деятельности. Стоимость является сущностной характеристикой, отражающей природу в экономике. Всякая деятельность человека базируется на объективных законах мироздания, хотим мы этого или нет. Так вот стоимость является отражением этих законов в обществе. И не только в обществе, состоящем из многих людей, но и в обществе натурального хозяйства, даже в "обществе" одного человека. Все, чем пользуется человек, он берет у природы. Все живые организмы пользуются дарами природы, но мы не вводим для них понятия стоимости, потому что им, за исключением человека, вообще не нужны никакие понятия. Как только возникают отношения между человеком как сознательным существом и природой, то возникает и стоимость как внутреннее содержание взятого человеком у природы. Здесь совершенно не важно то, является ли человек общественным существом или он является единственным существом на свете. Будь он даже единственным существом, между ним и природой немедленно возникают отношения стоимости. Для возникновения этих отношений не нужно ни товарного хозяйства, ни экономических построений, нужно чтобы человек просто осознанно взял что-то у природы. Взяв что-то, человек немедленно вмешался в природный энергетический баланс. В тот самый энергетический баланс, который дает возможность существования всему живому. Таким образом, стоимость есть отражение природного энергетического баланса в человеческой деятельности. В дальнейшем мы рассмотрим именно энергетическую теорию стоимости.
Ограниченность ресурсов является всеобщим экономическим законом. Экономикс называет его законом редкости. "Закон редкости - закон, утверждающий, что в каждый данный момент существует ограниченное количество трудовых и других ресурсов, которые, при имеющемся уровне технологии, могут быть использованы для производства только ограниченного количества благ, а это ставит перед обществом основные экономические проблемы". [8]
Но, фактически имея формулировку закона ограниченности ресурсов, экономикс относится к этой проблеме противоречиво.
"Закон убывающего плодородия почв - закон, согласно которому на определенном этапе добавочные вложения труда и капитала в землю не сопровождаются соответствующим увеличением количества добываемого сельскохозяйственного продукта и всякий дополнительный эффект становится невозможным". [8]
Это частный, но очень важный случай предыдущего всеобщего закона ограниченности ресурсов.
Вновь обращаюсь к работе "Научная картина мира, экономика и экология" С.Г. Кара-Мурзы:
"В политэкономии представление о бесконечности мира преломилось в постулат о неисчерпаемости природных ресурсов. Уже поэтому они были исключены из рассмотрения классической политэкономией как некая "бесплатная" мировая константа, экономически нейтральный фон хозяйственной деятельности. Предметом экономики же является распределение ограниченных ресурсов. Рикардо утверждал, что "ничего не платится за включение природных агентов, поскольку они неисчерпаемы и доступны всем". Это же повторяет Сэй: "Природные богатства неисчерпаемы, поскольку в противном случае мы бы не получали их даром. Поскольку они не могут быть ни увеличены, ни исчерпаны, они не представляют собой объекта экономической науки".
(Ту же мысль повторяет Вальрас15, давая понятие общественного богатства: "Вещи, которые, обладая полезностью, не являются дефицитными, не являются частью общественного богатства".)" [7, с.8]
"Насколько устойчиво это вошедшее в культуру представление, говорит отношение экономистов к сенсационной книге У.С.Джевонса16 "Угольный вопрос" (1865), в которой он дал прогноз запасов и потребления угля в Великобритании до конца века. Осознав значение второго начала термодинамики (впрочем, еще сохраняя надежды на возможность в будущем повторного использования рассеянной энергии), Джевонс дал ясное понятие невозобновляемого ресурса и указал на принципиальную невозможность неограниченной экспансии промышленного производства при экспоненциальном росте потребления минерального топлива." [7, с.9]
"В переписку с Джевонсом вступили Гладстон и патриарх английской науки Дж.Гершель17, Дж.С.Милль докладывал о книге в парламенте. Напротив, экономическая литература обошла книгу, которая регулярно переиздавалась в течение целого века, почти полным молчанием. Та проблема, которую поднял Джевонс, оказалась вне сферы экономической науки.
Та же судьба постигла важнейшую для политэкономии работу Р.Клаузиуса18 "О запасах энергии в природе и их оценка с точки зрения использования человечеством" (1885). Объясняя смысл второго начала термодинамики с точки зрения экономики, Клаузиус сделал такие ясные и фундаментальные утверждения, что, казалось бы, экономисты просто не могли не подвергнуть ревизии все главные догмы политэкономической модели. Однако никакого эффекта выступление Клаузиуса, означавшее, по сути, смену научной картины мира, на экономическую науку не оказало". [7, с.9]
Сегодня ситуация изменилась. Буржуазная экономическая наука (экономикс) признает ограниченность ресурсов.
Я назвал четыре всеобщих экономических закона, объективно действующих в любом обществе. А остальные? А остальных нет. Только эти четыре закона являются всеобщими, остальные зависят уже от типа экономики. "Тип экономики объективно определяется общественно-экономической формацией, сложившейся в ходе человеческой истории", - скажут мне марксисты. Но что это за объективные законы, которые действуют не для всех формаций? Закон всемирного тяготения действовал и действует для всех формаций. А экономические законы нет? Тогда какие же они законы? Тогда это в лучшем случае частные закономерности, эмпирически выведенные путем наблюдения за существующими экономическими системами. "Есть только один тип экономики", - скажут приверженцы либерального капитализма, - "остальное это не экономика, а лишь нестойкие противоестественные построения, обреченные на гибель". Не факт, отвечу я. Готов согласиться с вами, если вы докажете полное отсутствие необходимости государственного регулирования экономики. Доказать это невозможно, поскольку факты упрямо свидетельствуют об обратном. Товарный, валютный и какой угодно другой протекционизм ведущих стран наблюдается невооруженным глазом. Государственная поддержка финансового и реального сектора экономики - тоже, вплоть до государственного кредитования погашения долгов предприятий-банкротов или их национализации. Само наличие национальной валюты, хоть и выпускаемой частной лавочкой, неопровержимо свидетельствует о государственном регулировании экономики. А там, где начинается государственное регулирование, там заканчивается претензия на исключительную объективность либеральных капиталистических "экономических законов", ибо объективность нельзя отменить никаким государственным вмешательством. Экономические законы либерального капитализма больше напоминают законы психологии, законы поведения больших масс людей в определенных условиях. Так ведь условия можно в принципе менять! Либеральный капитализм (как крайность) предлагает не менять условия и вообще не вмешиваться в них, сделав естественным состоянием общества социальный дарвинизм, войну всех против всех. Но ведь само невмешательство это всего лишь один из вариантов поведения государства, который к тому же откровенным образом не соблюдается.
Поэтому нельзя признать объективность большинства так называемых экономических законов. Рассмотрим их подробнее.
"Закон спроса и предложения -- объективный экономический закон, устанавливающий зависимость объёмов спроса и предложения товаров на рынке от их цен. При прочих равных условиях, чем цена на товар ниже, тем больше на него платёжеспособный спрос (готовность покупать) и тем меньше предложение (готовность продавать). Обычно цена устанавливается в точке равновесия между предложением и спросом. Закон окончательно сформулирован в 1890 году Альфредом Маршаллом19". [9]
Этот закон действует только в условиях рыночной экономики и предусматривает ряд дополнительных условий. Во-первых, нужен платежеспособный спрос, то есть, наличие у населения денег. Во-вторых, нужно поступление товара на рынок в достаточном количестве для его насыщения. Только при наличии спроса и отсутствии дефицита образуется точка равновесия. Дефицит хлеба в голодный год вызовет конечно повышенный спрос на хлеб, но этот спрос не будет описываться законом спроса и предложения и точка равновесия будет достигнута не повышением цены на хлеб при его отсутствии, а дополнительными государственными закупками, если это будет возможно, введением хлебных карточек или и тем и другим сразу, как это не раз бывало в истории самых развитых государств. При нерыночной экономике этот закон как регулятор не работает. В нерыночной экономике бывает и затоваривание и дефицит, вызывающий повышенный спрос и очереди. Но повышение цен запрещено и "объективный экономический закон" просто выключен. Я сейчас не рассуждаю хорошо это или плохо, но это именно так. Закон спроса и предложения является хорошим регулятором, создание условий для его работы и его использование являются весьма желательными, но в принципе этот закон можно выключить, как это было в СССР. Места в кинотеатре распределялись не столько по цене, сколько по тому обстоятельству, кто раньше пришел, чтобы их купить. Здесь возможно возражение, что в СССР торговля дефицитными товарами ушла в тень, к спекулянтам и осуществлялась в этой тени по закону спроса и предложения. Безусловно, это так. Но так же безусловно и то, что влияние теневой спекулятивной торговли "дефицитом" на уровень жизни советских граждан, то есть, на экономику страны, было незначительным. И даже если бы это влияние было очень значительным, это не означало бы принципиальной невозможности "отключения" закона спроса и предложения в соответствующих типах экономики, а означало бы всего лишь несовершенство этих экономик.
Закон конкуренции. "Конкуренция (экономика) -- соперничество субъектов рыночных отношений за лучшие условия и результаты коммерческой деятельности". [9] Также действует только в условиях рыночной экономики.
Закон тенденции падения нормы прибыли, выведенный К.Марксом в 3 томе "Капитала" и утверждающий, что рост производительной силы труда, способствуя повышению органического строения капитала, приводит к падению нормы прибыли. Действует в условиях рыночной экономики. Кроме того, этот закон под большим вопросом, так как его на сегодняшний день не подтверждает практика.
Я перечислю кратко, так называемые экономические законы, в большинстве своем являющиеся всего лишь эмпирическими наблюдениями и действующие только в условиях рыночной экономики.
Закон Вальраса, закон Оукена20, закон Парето21, закон Сэя, закон Швабе, закон возрастания предельных издержек, закон возрастающих альтернативных издержек, закон замещения, закон непреднамеренных последствий, закон убывающей отдачи, закон убывающей предельной полезности, законы Энгеля22. [8]
Марксизм выделяет закон соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил. Я не наблюдаю непосредственного действия этого закона. Один и тот же уровень развития производительных сил позволяет выстраивать разные производственные отношения. Марксизм также формулирует Основной экономический закон капитализма, закон движения капиталистической экономики, содержание которого определяется основным производственным отношением капитализма между наёмным трудом и капиталом как процесса производства и присвоения прибавочной стоимости. Это не всеобщий закон.
Большая Советская Энциклопедия выделяет еще ряд специфических экономических законов, также не всеобщих. "Особое место занимают специфические Э. з., к-рые действуют только в условиях определённого способа производства. Они выражают существенные черты функционирования и развития исторически определённых производственных отношений. Именно специфические законы принципиально отличают друг от друга различные системы Э. з. Ряд специфических Э. з. действует только на отд. фазах, стадиях данного способа произ-ва. Так, система Э. з. монополистич. капитализма отличается новыми чертами от системы Э. з. домонополистич. капитализма (напр., при империализме - закон монопольной прибыли). Система Э. з. социалистич. фазы перерастёт постепенно в систему Э. з. полного коммунизма, т. е. второй (высшей) его фазы. Напр., закон распределения по труду постепенно превратится в закон распределения по потребностям.".[10]
Марксистский исторический материализм утверждает, что: "Э. з. носят ист. характер. В зависимости от уровня развития производит, сил определяются содержание, способ действия и формы проявления Э. з. Люди вступают между собой в исторически определённые экономич. отношения, их деятельность оказывается подчинённой различным Э. з. Истории известны пять способов производства: первобытнообщинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и коммунистический (социализм - первая его фаза). Каждому способу произ-ва присуща своя система Э. з.".[10]
Нельзя сказать, что исторический материализм твердо подтвержден историей. Экономические законы не слишком вписываются в перечисленные способы производства. Нисколько не отрицая сами способы производства (и не оспаривая в этом исторический материализм), пойдем все же своим путем, путем выделения всеобщих законов, четко проявивших себя в истории.
Итак существуют четыре всеобщих экономических закона:
- закон технологического пути развития;
- общественный характер производства;
- закон стоимости;
- закон ограниченности ресурсов.
Все остальные так называемые экономические законы, большинство из которых я перечислил выше, не являются всеобщими, то есть, зависят от выбора пути, сделанного человеческим обществом, или вообще не являются законами, а всего лишь эмпирически выведенными закономерностями.
1.3. Отправная точка экономических построений.
Это закон стоимости. Да-да, закон с привычным названием. Но формулировка этого закона совершенно непривычна, она совершенно другая. Ибо фундаментальным экономическим законом я считаю не общепринятую, хоть и по-разному интерпретируемую трудовую стоимость и уж тем более не широко распространенную субъективную стоимость, а иную, энергетическую стоимость. Сравнивать энергетическую стоимость с субъективной стоимостью бессмысленно. Сравним ее с трудовой стоимостью.
Смысл привычного всем понятия трудовой стоимости в том, что стоимостью обладает только то, к чему приложен труд человека. Если какое-либо благо образовалось без участия человека, то оно, согласно трудовой теории стоимости, ничего не стоит.
Энергетическая концепция стоимости утверждает другое. Стоимость предмета оценки эквивалентна заключенной в нем энергии. При этом не важно, появилась ли эта энергия в результате труда, приложенного человеком, в результате технологических процессов, управляемых человеком или она содержалась в нем изначально.
Предвижу возражение, что, в таком случае Е=МС2, согласно известной формуле Эйнштейна. Заключенная в массе энергия равна произведению массы на квадрат скорости света. Но я имею в виду вовсе не полную энергию вещества, а лишь ту ее часть, которая доступна в рамках достигнутых обществом технологий. Может показаться, что в этом случае понятие энергии становится относительным, так как меняется на протяжении человеческой истории. Если это и так, то, как ни странно, в очень незначительной степени. Судите сами: с древнейших времен человек умеет использовать энергию сгорания топлива, он лишь совершенствует это умение с течением времени. И что же мы научились использовать в качестве источника энергии с этих древнейших времен? По большому счету только атомную энергию, энергию расщепления ядра. Ведь энергию Солнца, ветра и воды человек тоже использует достаточно давно. Это дает мне основание утверждать, что мы можем условно принять энергию, заключенную в предмете за величину абсолютную, не в физическом, а в экономическом смысле, подразумевая не всю энергию предмета, а используемую человеком ее часть.
Рассмотрим несколько иллюстрирующих примеров.
Какова стоимость буханки хлеба? Рыночная ее цена, в зависимости от спроса и предложения, весьма различна. В мирном городе одна, в осажденном другая. На необитаемом острове третья. В послевоенном СССР хлеб стоил 16 - 20 копеек. В современной России столько же, но рублей. Рассмотрим стоимость хлеба с позиций политэкономии Маркса. С ее точки зрения, она эквивалентна общественно-необходимому труду на выращивание зерна и выпечку хлеба. Само понятие общественно-необходимого труда весьма условно, так как зависит, скажем, от степени развитости транспортной сети "общества" и от его технологического уровня. Хлеб, испеченный в условиях натурального хозяйства (слабой транспортной сети) из зерна, выращенного с использованием подсечно-огневого земледелия, будет более трудоемким, чем такой же хлеб, испеченный на хлебозаводе крупного города в стране с механизированным сельским хозяйством. Следовательно, по Марксу, хлеб будет все дешевле и дешевле, вследствие развития технологий и транспортной сети, которая позволяет выращивать зерно в наиболее урожайных местах, быстро доставляя его повсюду. С другой стороны, в условиях неограниченного роста населения на Земле, при ее конечных, ограниченных ресурсах, рыночная стоимость хлеба будет непрерывно расти, так как его буквально будет не хватать на всех. Ни трудовая, ни рыночная стоимость хлеба не является не то что абсолютной, а просто определенной величиной. Рыночной стоимостью невозможно пользоваться теоретически, а трудовой - практически. Я намеренно смешал здесь совершенно разные понятия стоимости для иллюстрации ограниченности их применимости.
Энергетическая же стоимость буханки хлеба всегда одинакова. Она складывается из световой энергии Солнца, под лучами которого рос хлеб, биохимической энергии почвы, напитавшей зерно своими соками, из энергии топлива сельскохозяйственной техники, обрабатывавшей поля и перевозящей зерно и готовый хлеб, из мускульной энергии людей, управлявших этой техникой и выпекавших хлеб, из электроэнергии хлебопекарных печей. Но дело даже не в этом. При разных условиях сельскохозяйственного производства и выпечки хлеба количество использованной человеком энергии может весьма различаться, более того, можно определенно утверждать, что оно растет по причине все большего использования энергоемких в производстве минеральных удобрений, необходимых для восстановления плодородия истощающихся от непрерывного использования почв. Но это никак не влияет на совокупное количество всех видов энергии в готовой к употреблению буханке хлеба. Пищевая ценность буханки хлеба всегда одинакова.
Какова стоимость литра высокооктанового бензина? Энергетическая стоимость этого литра всегда и везде одинакова и равна содержащейся в нем энергии сгорания топлива. В рамках же трудовой теории стоимости это трудозатраты на добычу и переработку нефти, причем "общественно-необходимые", то есть низкие ближневосточные, а не высокие северные. Сама же нефть согласно трудовой теории стоимости ничего не стоит, так как получена от природы в готовом виде. Из этого примера видно, что трудовая теория стоимости исходит из посылки о практической неограниченности природных ресурсов. Только такая посылка дает основание утверждать, что данное природой ничего не стоит. В условиях ограниченности ресурсов рынок рано или поздно докажет обратное, даже если "общественно-необходимые" трудозатраты и не повысятся.
Какова стоимость одной тонны бокситов, то есть глины с высоким содержанием алюминия? С точки зрения трудовой теории стоимости очень невысокая, опять-таки, равная затратам на ее добычу и транспортировку. А в рамках энергетической теории стоимости бокситы очень ценны, так как из них алюминий выплавляется с меньшими энергозатратами, чем из более бедной руды, тот есть, стоимость бокситов можно определить, как сбереженную при выплавке алюминия энергию по сравнению скажем с обычной глиной, в которой тоже содержится алюминий. Бокситы экономят энергию, поэтому их и перевозят кораблями из мест добычи в места выплавки алюминия точно так же, как перевозят энергоносители.
Сколько стоит тонна конструкционной стали? Конструкционная сталь (железо) производится многими странами с разными климатическими условиями и уровнем жизни. В рамках трудовой теории стоимость тонны стали будет определяться трудозатратами цепочки производств от добычи руды и топлива до выплавки собственно стали. С точки зрения энергетической теории стоимость тонны стали равна энергии, потраченной на добычу руды и выплавку металла, сложенной с энергией, содержащейся в железной руде. Выплавка металла из руды с высоким содержанием железа экономит энергию по сравнению с бедной железом рудой, эту экономию можно считать энергетической стоимостью железной руды.
Я грубо проиллюстрировал смысл энергетической стоимости. Энергетический подход к стоимости имеет свою историю.
Первым я хочу назвать Сергея Андреевича Подолинского, написавшего в 1880 году замечательную работу "Труд человека и его отношение к распределению энергии". Он дает такое определение энергии:
"Под словом "энергия" какой-либо системы тел нынешняя наука понимает сумму способностей тел этой системы к каким бы то ни было действиям". [11]
Осознав значение недавно на тот момент открытого второго закона термодинамики (закона энтропии), вступающего в противоречие с законом сохранения энергии, Подолинский разрешает это противоречие следующим образом. Он считает, что да, энергия в системе сохраняется, но не всю ее можно использовать для выполнения работы. Ту энергию, которая может быть использована для выполнения работы, Подолинский называл превратимой энергией. Он рассмотрел доступные источники этой превратимой энергии на Земле и назвал следующие:
"1. На первом месте по своей величине стоит энергия вращения Земли вокруг Солнца и вокруг своей оси". [11]
"2. Мало чем бСльшую роль играет и внутренняя теплота Земли". [11]
"4. Одна из наименее превращенных форм энергии, то есть наиболее полезных в человеческом смысле этого слова, могущих дать значительное количество механической работы при своем превращении, есть движение воздуха, или ветер. Но нам не трудно показать, что движение воздуха есть не более как часть солнечной энергии, подвергнутой обратному превращению". [11]
"5. Сказанное относительно двигательной силы, доставляемой ветрами, приложимо и к силе водных течений, и вообще к силе падающей воды". [11]
"7. Наконец, мы должны упомянуть еще о превратимой энергии, заключающейся в живых растениях, животных и людях. Пока нам достаточно только признать, что и она есть только сбереженная энергия Солнца, и затем перейти к общим условиям сбережения энергии". [11]
Подолинский, придя к выводу, что основным источником энергии является Солнце, описывает пути расширения использования энергии Солнца, пути обращения ее в "превратимую энергию".
Вот что пишет об этом С.Г. Кара-Мурза в работе "Научная картина мира, экономика и экология":
"Подолинский, широко образованный ученый (физико-математическое и медицинское образование) сделал попытку соединить учение физиократов с трудовой теорией стоимости Маркса, поставить политэкономию на новую, современную естественно-научную основу.
(В своем втором письме Марксу 8 апреля 1880 г. он писал: "С особым нетерпением ожидаю услышать Ваше мнение о моей попытке привести в соответствие прибавочный труд с общепринятыми сегодня физическими теориями".)
Поняв значение второго начала, он не стал вдаваться в размышления о "тепловой смерти" Вселенной, а рассмотрел Землю как открытую систему, которая получает и будет получать (в историческом смысле неограниченное время) поток энергии от Солнца. То есть, никаких оснований для того, чтобы отвергать второе начало исходя из социальных идеалов прогресса и развития производительных сил, не было.
Однако такой взгляд требовал пересмотреть само понятие труда и связать его не просто с созданием меновых стоимостей, но и с физической основой деятельности человека - энергией. И Подолинский, изучив энергетический баланс сельского хозяйства как рода деятельности, через фотосинтез вовлекающей в экономический оборот энергию Солнца, написал в 1880г. свою главную работу - "Труд человека и его отношение к распределению энергии". В том же году он послал ее на французском языке Марксу и получил от него благожелательный ответ (они были лично знакомы, Марксу представил Подолинского в 1872г. Лавров в доме Энгельса. По некоторым сведениям, в архивах ИМЭЛ хранился конспект этой работы, сделанный Марксом.)
Подолинский показал, что труд есть деятельность, которая связана с регулированием потоков энергии. Некоторые виды труда исключительно эффективны в вовлечении энергии Солнца в хозяйство, другие - в ее сохранение и переработку, так что в совокупности человечество может обеспечить поток отрицательной энтропии, достаточный для устойчивого развития. Но для этого трудовая теория стоимости должна быть дополнена энергетическим балансом - политэкономия должна была соединиться с физикой. По расчетам Подолинского, устойчивым развитием общества следует считать такое, при котором затраты одной калории человеческого труда вовлекают в оборот 20 калорий солнечной энергии (теперь это нередко называют "принципом Подолинского"). В крестьянских хозяйствах Франции, например, при затратах 1 калории труда человека и лошади фиксировалось 41 калория на сеяных лугах и примерно столько же при производстве пшеницы.
(Несколько позже и независимо от Подолинского подобные данные для Пруссии и Австрии привел австрийский [ученый] Эдуард Захер (1834-1903). В 1880г. возобновимые источники энергии - культурные растения, луга и деревья - составили в этих странах (на душу населения) 19 млн. ккал, а ископаемое топливо (уголь) 9 млн.)
Подолинский обосновал свои выводы настолько ясными и красноречивыми эмпирическими данными, что его труд приобрел фундаментальное значение и послужил основой современной научной экологии в ее экономическом аспекте. (Работа Подолинского была быстро опубликована во французском, итальянском и немецком левых журналах.) Он, например, сыграл важную роль в становлении взглядов В.И.Вернадского.
Энгельс внимательно изучил работу Подолинского и в двух письмах в 1882г. изложил свой взгляд Марксу. Он повторил общий для марксизма тезис о том, что "производство" энергии человеком может быть почти неограниченным, если производственные отношения это позволят. Общий вывод был таков: попытка выразить экономические отношения в физических понятиях невозможна. Описать известный факт зависимости между промышленностью и сельским хозяйством на языке физики можно, но мало что дает.
Таким образом, главный смысл работы Подолинского - определение критериев устойчивого развития и включение в политэкономию "энергетического императива" (выражение Оствальда) - не вызвал у Энгельса интереса. Он не посчитал, что новая, термодинамическая картина мира уже требовала (и давала возможность) изменения всей базовой модели политэкономии.
Надо признать, что Энгельс в своих комментариях четко разделил два понятия: использование в хозяйственной деятельности потока энергии (возобновляемых источников) и запаса энергии (ископаемого топлива, накопленной за миллионы лет энергии Солнца). Это было важным шагом вперед, но он не привел к смене гештальта.
Последствия этого выбора (прежде всего, Энгельса) для марксизма и для экологической мысли следует считать тяжелыми. Представления о мире, включающие биосферу и хозяйственную деятельность человека, начали интенсивно развиваться - но уже помимо марксизма и даже нередко, к несчастью, в конфликте с ним. Тот тяжелый культурный кризис, вызванный столкновением индустриальной цивилизации с природными ограничениями, который мы в открытой форме наблюдаем сегодня, "обрел язык" уже в формулировках Клаузиуса и Томсона23. Уклониться от вызова было невозможно, надо было преодолевать механистический детерминизм в политэкономии. В труде Подолинского марксизм имел материалистический и оптимистический ответ. Марксистская мысль его не приняла и в себя не включила. Либеральная не могла его принять тем более.
Особенно сильно этот выбор сказался на русских марксистах - и Плеханов, и Ленин как бы приобрели иммунитет против экологизма и "энергетизма". В 1909г. Ленин нанес сокрушительный удар по "энергетизму" Оствальда и заодно Богданова".[7, с.18-19] Но сокрушен был не энергетизм, сокрушен был научный подход к экономике в рамках марксизма.
В 1903 году вышло в свет русское издание книги Вильгельма Фридриха Оствальда "Философия природы". Оствальд по-другому подходил к энергетизму, чем Подолинский. Если Подолинского волновала практическая сторона энергетизма как проблема сбережения и "превратимости" энергии, то Оствальд хотел построить философию, основанную на идее первичности энергии. Он назвал это "энергетическим императивом". Книга с таким названием была написана им в 1913 году и сделала Оствальда "главным" представителем энергетизма.
Вот выдержки из его "Философии природы":
"Энергия есть самая общая субстанция, ибо она есть существующее во времени и пространстве, и она же есть самая общая акциденция, ибо она есть различимое во времени и пространстве." [12, с.106]
"Одна только энергия присуща всем известным явлениям природы без исключения; или, иными словами, все явления природы могут быть подчинены понятию энергии." [12, с.110]
"Только пол-века спустя после открытия закона энергии был серьезно исследован вопрос, в каком друг к другу отношении стоят энергия и материя. Из прежнего представления о них, как о равноценных понятиях, медленно развился взгляд на них, как на неделимое понятие. По крайней мере материю нельзя ни понять, ни определить, не упоминая непрестанно о свойствах энергии. На обратную попытку, понять энергию без материи, долго не решались, хотя, вскоре после установления закона энергии, Рэнкин24, Максвелл25, а позднее Гельм26 указывали на то, что в сущности все, что мы знаем о мире, заключается в знании отношений энергий. Однако, все же на материю смотрели, по крайней мере, как на носителя различных энергий, причем она понемногу заняла такое же почетное и покойное положение, как и кантовская "вещь в себе".
Итак, мы попытаемся построить мировоззрение исключительно из энергетического материала, не пользуясь понятием материи." [12, с.119]
"Особенно важным результатом энергетического воззрения следует считать замену понятия материи понятием комплекса известных энергий, подчиненного пространству." [12, с.176]
Для нас сейчас не важно, материалист Оствальд или идеалист. Из того, что он понимал материю как проявление энергии еще не следует философская нематериальность энергии. Важно другое - Оствальд придал энергии первостепенное значение в системе мироздания. И в этом он был абсолютно прав.
С идеей энергетизма, понимаемой по-разному, связано много имен. Это Роберт Майер27, Макуорн Ранкин, Вернер Гейзенберг28, Джон Беннетт29, Александр Богданов.
Именно на идее энергетизма базируется концепция энергетической стоимости.
Здесь будет уместно изложить авторское (то есть мое) понимание энергетизма.
Во-первых, оно полностью материалистично. Энергия материальна, поскольку она существует объективно, независимо от нашего сознания. Если Оствальд считал, что энергия может существовать независимо от вещества и поля (многие материалисты именно так упрощенно понимают материю, как совокупность вещества и поля, а некоторые даже упрощают ее до одного вещества), то я считаю, что энергия не может существовать без носителя, она накрепко привязана к носителю, но может быть передана от одного носителя другому.
Во-вторых, обратное утверждение неверно, энергия не может существовать без носителя, но материальный носитель может не обладать энергией. Это известно из второго закона термодинамики, который гласит: "Энтропия изолированной системы не может уменьшаться". Попросту говоря, конечная изолированная система обязательно израсходует всю свою энергию и застынет без движения. Если глобальная Вселенная, которая бесконечна, не застыла без движения за вечное время своего существования, то именно потому, что она бесконечна.
В-третьих, энергия относительна, то есть, зависит от принятой точки отсчета. Суммарная энергия глобальной Вселенной равна нулю, хотя частные, локальные вселенные могут обладать энергией по отношению друг к другу. Понятие энтропии ко Вселенной неприменимо, так как она бесконечна, то есть, не может рассматриваться как замкнутая система.
Энергия замкнутых систем невосполнима, конечна, то есть ограничена. Это важнейший невозобновляемый ресурс. Более того, это единственный невозобновляемый ресурс, поскольку, обладая энергией, в принципе можно тем или иным способом получить любой другой ресурс: воду, воздух, пищу. Это означает, что самое дорогое на свете это энергия. Именно она дает жизнь, именно ее отсутствие отнимает жизнь.
Поэтому именно энергию целесообразно выбрать мерой стоимости в экономике.
1.4. Этические принципы в экономике
Они всегда существуют. Кто бы что ни говорил или, напротив, умалчивал, этические принципы в экономике присутствуют. Это значит, что политическая экономия лишь рассмотренная отдельно от этих принципов, как мы постарались сделать это до настоящего момента, является, собственно говоря, общей для всех типов экономики наукой, вместе же с этими принципами она является уже наукой прикладной. Можно считать, что рассмотрение политэкономии в настоящей работе кончается с момента начала рассмотрения этических принципов, а можно, напротив, полагать, что оно только начинается именно с этого места. Мне это все равно. Безразлично, как называть теоретическое исследование, важно, чтобы им можно было практически пользоваться. Раскрытие понятий важно в деталях, а не в обобщенных названиях.
Этика предшествует экономике, а не наоборот. Или, точнее, этика сопутствует экономике до определенного момента выбора. Но этот момент неотвратимо наступает, этика начинает предшествовать экономике, иными словами, наступает момент, когда необходим сознательный этический выбор. "Бытие определяет сознание", - говорит Маркс. Правильнее сказать: уровень бытия определяет уровень сознания. Но коль скоро уровень сознания достигает определенной величины, то сознание, начинает, в свою очередь, влиять на бытие. Бессмысленно отрицать, что экономика зависит от этических принципов общества. Это можно проследить хотя бы по религиозному признаку. Когда религия еще играла определяющую роль в жизни общества (хотя кое-где она продолжает играть эту роль и сейчас), было особенно заметно отличие экономики мусульманских стран от стран православных, православных от католических и даже католических от протестантских. И все это в рамках одной и той же капиталистической общественно-экономической формации. Флагманом капитализма выступает безусловно протестантская этика с ее разделением общества на избранных и отверженных, с ее ярко выраженным индивидуализмом и социальным дарвинизмом.
Видели ли мы в истории чистый капитализм, чистый коммунизм или чистый социализм? Нет, не видели. Мы видели нечто, иногда более, иногда менее вразумительное, называемое некими словами, далеко не всегда соответствующими увиденному. Вот эти некие слова и отражают этические принципы общества, отражают вовсе не так, как может быть и есть на самом деле, а так, как хочет видеть, слышать и воплощать та часть общества, которая допущена к принятию решений.