Аннотация: Юг, море, археологическая экспедиция. Тайны, преступления. Любовь.
Бухта Сиреневая
1
По кабинету плыла тягучая тишина, и слабая вначале тревога быстро превращалась в обречённость. Отпуск, долгожданную поездку в Прагу сейчас отнимут, другого объяснения нерешительности заведующего кафедрой не придумывалось. В период июльского затишья проблемы могли возникнуть только с графиком отпусков.
Наконец, шеф оставил в покое настольный календарь.
- Елена Георгиевна, - его взгляд, пометавшись, твёрдо замер на переносице подчинённой, - мне жаль, но отпуск вам придётся перенести. Приказ уже на подписи. У нас опять ЧП с этой злосчастной Сиреневой.
Он в двух словах рассказал о том, что случилось. Группа студентов, проходившая практику на раскопках в бухте Сиреневая, осталась фактически без руководства. Какой-то массовый мор - то ли отравление, то ли инфекция - уложил в местную больницу сразу половину археологов, в том числе двоих преподавателей. И выходило так, что заменить их, кроме как Леной, некем.
- Третье происшествие за сезон! Невольно поверишь в мстительные души эллинов.
Разговоры на кафедре о мстительных душах Лена слышала. Пустая болтовня, любимые байки археологов, но с той Сиреневой, и правда, слишком много странностей. Сначала случился пожар, но его удалось быстро ликвидировать, из ущерба - одна палатка и кое-что из инвентаря. А потом... Погиб старший группы, преподаватель Гривас. Что за интерес понёс его ночью на раскопки, теперь не узнать, но результатом стал несчастный случай. К такому выводу пришло короткое следствие. Гривас оступился в темноте, упал и свернул себе шею на останках древней цивилизации.
Гриваса было очень жалко, хотя при жизни темпераментный любвеобильный грек её немного раздражал.
- Сейчас хоть живы все, слава тебе Господи, но без министерской проверки не обойдётся, пострадавших слишком много. Эх, только бы не алкоголь! Информация пока скудная, не очень любит медицина по телефону разговаривать. Вот вы и разберётесь. Боюсь, Приазовье для нас теперь закроют, а жаль, места там редкие, городище на городище... - Павел Борисович скорбно помолчал. - Да, Лена, ещё решите кое-какие вопросы с подшефным музеем. И, конечно, надо проследить, чтобы студенты больше не травились, а нормально подготовили материалы для отчётов. Ну, вы знаете: полевые дневники, фотографии, находки, если таковые нашлись, артефакты, так сказать, - шеф неожиданно хихикнул, а Лена чуть не всхлипнула.
Надо побороться за себя, возразить, например, что античность - не её направление, и археологические практики она никогда не вела, и даже во времена студенчества ей удалось от них увильнуть. Лена вовремя прикусила язык. Ни к чему поднимать ту историю. От полевых работ племянницу решительно 'спасла' тётя Галя, служившая в институте архивариусом: 'Жить целый месяц в палатке? Приличная девочка может прекрасно пройти практику в нашем библиотечном архиве'. У Лены тогда чуть не случились серьёзные неприятности, но с Галиной Мартыновной, дамой очень властной, имеющей поразительное количество связей, не спорил даже ректор. Скандал быстро замяли, практику зачли.
Расценив молчание Лены по-своему, Павел Борисович оборвал не понадобившиеся причитания о будущих внеплановых проверках и расслабился.
- Да вы не расстраивайтесь, это всего на несколько дней, сезон уже подходит к концу. Поедете на море, чем не отпуск? А знаете, я вам почти завидую. Бывал я в том городке, цветущий оазис! Для нас, детей севера, такая командировка - почти подарок. Всё, Елена Георгиевна, идите, вам ещё надо документы оформить, вещи собрать. Билеты заказаны, командировочные обещали перечислить к вечеру. Успеете даже поставить в известность нашу уважаемую Галину Мартыновну, - шеф подмигнул. - Леночка, всё будет хорошо. Там не все вымерли, один взрослый всё ж остался: Дмитрий Сергеевич Овсянников, наш новый, так сказать, товарищ по цеху. Он вас и встретит.
Лучше бы он этого не говорил, Овсянникова только ей и не хватало.
И море Лена тоже не любила. И вообще, приличные девочки не живут в палатках.
Доисторический ПАЗик, предоставленный краеведческим музеем, налетал на камни, скакал по кочкам и рисковал развалиться тут же. Лагерь находился не просто за городом - в какой-то дикой степи. Зыбкий знойный пейзаж, холмы в проплешинах скальных пород, редкие кривые серебристые деревца, издали похожие на просыпанный перезревший горох, трещины в обезвоженной земле. И никаких дорог, линий электропередач - хоть каких-то признаков человеческого присутствия.
В салон, перекрывая скрежет, прорвалось осипшее 'Авторадио'. Ну конечно, 'в краю магнолий плещет море'. Да здесь африканская саванна! А магнолии, если таковые имеются, остались в городе-оазисе.
Лена пожалела, что выбрала высокое сидение в самом конце салона. Была надежда, что там немножко прохладнее - сзади окна не предусмотрены, и остервеневшее от скуки солнце жалило сквозь стекло только колени. Подпрыгивать, сидя на колесе, было страшно. А встать сейчас и попытаться пересесть поближе казалось ещё большей глупостью, она почти видела, как летит через весь салон к водительской кабине. Мимо Овсянникова, который вёл себя пока вполне прилично. Лена ещё на вокзале выбрала для общения сухой официальный тон, и 'товарищ по цеху', к счастью, сбивать его на панибратский не стал.
Лена с завистью посмотрела на невозмутимый овсянниковский затылок - вестибулярный аппарат, как у космонавта. А её уже тошнит. От душегубки раскалённого поезда, от беготни по городу. Теперь вот это безумное сафари. Она устала. Есть хотелось, пить! И в душ. Снять ещё недавно казавшийся удачным дорожный брючный костюм, удобнее ситцевого сарафана для такой жары ничего не придумано. А без сарафана так даже ещё лучше.
ПАЗик очередной раз подбросило, и у Лены в руках вдруг оказалось большое оконное стекло. Из пустого квадрата дыхнуло горячей пылью. Бог ты мой, всё-таки развалилась техника! Лена с ужасом подумала, что ещё один такой прыжок - и её выбросит в образовавшийся проём.
Она зачем-то вцепилась в стекло, растерянно посмотрела в зеркальце над головой водителя и наткнулась на прищуренные смеющиеся глаза. Удивиться не успела, потому что впереди неожиданно вынырнула огромная, невероятная синь. Автобус сделал какой-то сумасшедший разворот и замер на краю обрыва, над самым штормящим морем.
'Идиот, идиот!' - ей хотелось закричать, треснуть недоумка-водителя тяжелым стеклом, но пересохшие губы лишь шевельнулись.
- Сиреневая бухта, приехали, - Овсянников спокойно отобрал и приткнул куда-то злополучное стекло, выглянул из автобуса, пронзительно свистнул.
Из-за скалы на автобус стаей дикарей налетели загорелые тощие студенты. Едва поздоровавшись, принялись выгружать воду и коробки с консервами. Такой же чернявый пёс с лаем запоздало бросился под ноги незнакомке.
- Чёрт, фу! Свои, - Овсянников сделал строгое лицо, и пёс неохотно сел в сторонке. - Не бойтесь, Чёрт у нас добряк, это он вину заглаживает, что чужих проспал. Кошкин! - он опять свистнул, от толпы отделился один из дикарей. - Покажи Елене Георгиевне её палатку. И сумку забери, джентльмен.
- Хорошо, Димон.
Лена удивлённо посмотрела на малолетнего наглеца, но тут же себя одёрнула: нечего удивляться, 'Димона' всегда особенно нежно любили старики, женщины и дети.
Она поплелась за Кошкиным. Оглянулась. Показалось вдруг, что Овсянников, прощаясь, хитро подмигнул придурку-водителю. Вот уже и заговоры с перегрева мерещатся.
2
Лена лежала в пустующей девчоночьей палатке и изучала нейлоновый потолок. От ужина она отказалась, сославшись на усталость, но было ещё рановато, да и уснуть не давал оживлённый шум снаружи. Дежурные накрывали длинный деревянный стол под выгоревшим навесом - единственное сооружение, доставшееся практикантам по наследству от предыдущих экспедиций.
Лена попробовала проанализировать то, что сегодня удалось выяснить в больнице. Хорошая новость - отсутствие в крови пострадавших алкоголя. И жизни людей уже ничего не угрожает. Но это всё. Инфекция пока не идентифицирована, карантин продлён на неопределённый срок. Больше анализировать нечего.
Лена прекратила сопротивляться и позволила мыслям унести её совсем в другое время...
Дмитрий Сергеевич, Димка когда-то учился с ней в одной школе, только класса на два старше, и его считали самым ярким парнем района. Он не был таким уж классическим красавцем, но обладал совершенно невероятным обаянием и прекрасно об этом знал. Знал и о том, что все девчонки по нему сохнут. Относился он к поклонницам легко, как к чему-то само собой разумеющемуся. Лену это жутко бесило, тем более, что такую мелюзгу, как она, везунчик и любимец фортуны Овсянников просто не замечал.
Среди пацанов Димка имел прозвище Конь - наверное, из-за 'лошадиной' фамилии, тогда ещё хоть кто-то читал классику. На кличку не обижался, она ему даже шла. Он, и правда, был похож на породистого жеребца. И вот что странно - Лена не могла припомнить ни одного Димкиного врага, мальчишки спокойно принимали его лидерство.
И ещё его обожали учителя. Парень был умён, прекрасно учился, покладисто соглашался на участие во всех олимпиадах и соревнованиях, без оглядки на предмет - от математики до физкультуры.
Короче, вряд ли можно было бы найти на роль героя девичьих грёз кого-то получше.
Где он учился и работал все эти годы, осталось неизвестным. Когда Павел Борисович в середине семестра привёл новенького на кафедру, Лена чуть не ахнула. Если Конь и изменился, то только в лучшую сторону, как коньяк хорошей выдержки. Лену он, конечно же, не узнал.
А она, не слишком удивляясь, наблюдала дежавю: руководство отнеслось к новому сотруднику доброжелательно, мужчины легко нашли с ним общий язык, а институтские дамы приняли охотничью стойку. И только одна Лена довольно холодно реагировала на овсянниковские остроты и пресекала любые попытки самого невинного флирта, чем, похоже, приводила того в некоторое замешательство и даже в состояние лёгкого беспокойства.
Лена ни за что бы не признала, что именно больше всего напрягло её при первой встрече. Она только сейчас поняла, как поразительно бывший муж - ошибка студенческой молодости, сволочь, пьяница и игрок - был внешне похож на её первую детскую любовь...
Лежать надоело. Лена выглянула из душной палатки - народ сидел за столом, кто-то перебирал струны обязательной в экспедициях гитары, доносился смех. Разговаривать ни с кем не хотелось, и девушка тихонько выбралась из лагеря.
Раскопки её не слишком впечатлили. Остатки каменной кладки делили городище на маленькие улицы. Никаких монументальных колонн или выложенных мозаикой античных двориков, просто камни. Что такого могло здесь понадобиться несчастному Гривасу, да ещё ночью? Не иначе, зов крови.
Лена вспомнила разговоры о душах, отпрянула от края котлована и пошла дальше, к обрыву. От первобытной дикой картины захватило дух. Внизу, успокаиваясь, шипели последние, самые упрямые волны. Несколько хаотично разбросанных скал обрамляли небольшой песчаный пляж. Почему бухта называется Сиреневой? Скалы холодно-серые, в ржавых пятнах мхов, а песок, как положено, жёлтый. Кусты тёрна и шиповника, густо покрывающие поверхность почти вертикального обрыва, белёсые каменистые площадки перед гротами. А впереди, заполняя всё пространство - море, похожее на гигантскую, поблёскивающую чешуёй, ленивую рыбу.
Солнце коснулось горизонта и приготовилось нырнуть в голубую прохладу. Захотелось сделать то же самое. Среди кустов пряталась тропинка, но спуск оказался небезопасным. В быстро темнеющих зарослях почти ничего не было видно, ноги скользили по камням, а колючки так и норовили изорвать одежду в клочья.
Изрядно исцарапавшись, Лена выбралась, наконец, на пляж. И вздрогнула. Бухта была обитаемой - на неё недовольно смотрела крупная чайка с хищным клювом-крюком. Рядом с изящными крачками эта выглядела бы слоном.
Чайка-слон сделала шаг навстречу, и незваная гостья предпочла её не злить, села на песок, демонстрируя мирные намерения.
До чего же эта птица похожа на Галину Мартыновну, тётю Галю! Тот же мощный торс, аристократический римский профиль и строгий взгляд. Конечно, Лена её побаивалась. После истории с внезапным тайным замужеством и таким же стремительным бегством тётя Галя взялась за племянницу серьёзно: 'Больше мы таких ошибок допускать не будем. Надо получить образование и заняться карьерой, после диплома настраивайся, девочка, на аспирантуру. Напишешь кандидатскую - с квартирой помогу. А уж потом и достойного солидного человека подберём. А и не выйдешь замуж - не катастрофа. Современная женщина вовсе не обязана стирать чьи-то носки. Посвятим жизнь науке, так даже лучше. Это просто счастье, что вы ребёнка не успели завести!'.
И племянница посвящала жизнь науке. Только тёте Гале она так и не решилась сказать, что как раз ребёночка бы ей очень хотелось, или даже двоих.
Лена подскочила от странного звука, будто целая детсадовская группа стреляла из игрушечных автоматов.
Да она уснула прямо на песке! Странный звук издавали цикады. Было непривычно темно, ни луны, ни огонька, только яркая звёздная россыпь чуть подсвечивала небо. Она одна, даже чайки-слона не видно.
Лена нашла место, где начиналась тропинка, нерешительно остановилась - можно запросто ноги переломать. А ещё в зарослях наверняка прячутся змеи!
Она вернулась на песок. Сидеть здесь до рассвета и вздрагивать от каждого звука? Как глупо всё.
Лена смотрела на узенькую пенку прибоя. Горизонта не видно, и непонятно, где вода, где небо. Жутко.
Море вздохнуло, будто обижаясь. И так вдруг захотелось разреветься, чтобы хоть это печальное море её пожалело!
Девушка сняла шорты с рубашкой, помешкав, кинула на песок и трусики, осторожно зашла в воду. Вода была тёплой, тихой, и всё равно казалась таинственной и опасной. Шаг, ещё, вот уже по пояс. Она стояла посреди чего-то огромного, чёрного, похожего на пасть неведомого зверя, странное оцепенение не отпускало на берег.
Показалось вдруг - она здесь не одна. Морские чудовища?!
Что-то большое, страшное пронеслось справа, и, окатив стеной брызг, плюхнулось в воду. Лена отшатнулась, попала на какую-то яму, не удержалась, в панике хлебнула, забарахталась, заметалась ещё больше, ушла с головой под воду. А большое и страшное вдруг оказалось рядом и больно схватило её за плечи.
- А-а! А-а-а!!
- Тихо, тихо, Лена, это я, - Овсянников одновременно пытался удержать 'утопающую' в вертикальном положении и уворачивался от острых ногтей. - Да успокойся, наконец. Ай! Ещё и кусаться? Плавать надо было сначала научиться, а потом лезть в воду в незнакомом месте. Всё, всё, не трогаю я тебя.
- Ты?! Идиот! Отвернись, гад!
- Да отвернулся уже, не бойся.
Лена, как ошалелая, выскочила на берег, набросила рубашку. Трусики в темноте не находились, она плюнула и натянула на мокрое тело шорты.
- Гад, сволочь, ты что, следил за мной? - она уже бежала к тропинке.
- Делать мне нечего, купаюсь я здесь по ночам. Куда ты, убьёшься!
- Вот и купайся.
- Лена! Елена Георгиевна, у меня фонарик есть, подождите.
Щёки горели, от злости хотелось рычать и кусаться. Обдирая кожу, неблагодарная спасённая упрямо карабкалась по камням.
Снизу послышался сдавленный крик. Лена продолжала бороться с колючими кустами, но наступившая тишина насторожила. Она остановилась.
- Эй, - ответа не последовало. - Эй, ты жив?
Кажется, слабый стон. Чёрт! А спускаться, оказывается, ещё сложней.
Уже взошла луна, и Дима нашёлся быстро. Он лежал, скрючившись, и стонал.
- Что? Где болит?
- Нога, левая... Говорил же, подожди...
Лена растерянно потрогала овсянниковскую ногу.
- Может, растяжение?
- Не-а, точно перелом. В голеностопе.
- И что теперь делать? Сам до лагеря доберёшься?
Овсянников попробовал приподняться и вскрикнул.
- Нет, Елена Георгиевна, придётся ждать утра, а там студенты помогут. О-о!
Овсянников простонал жалобно и схватил девушку за руку, а та отдёргивать не стала - лучше не нервировать умирающего. Коня надо спасать, это из-за неё он покалечился. Да, глупо всё ужасно. Но что же делать?
- Надо наложить эту... шину! - она вспомнила уроки ОБЖ. - Дощечку привязать, чтобы перелом зафиксировать. Но здесь, наверное, ничего подходящего нет. Или хотя бы жёсткую повязку. Только чем перевязать?
- Это подойдёт? - Овсянников куда-то потянулся, привстал, неожиданно легко опершись на больную - на больную?! - ногу, и помахал перед Леной какой-то тряпицей.
Её трусики! Даже в темноте было видно, что он улыбается. Ах ты... Симулянт, гад!
- Отдай немедленно! Ты не Конь, ты... свинья!- Овсянников от неожиданности выпустил трофей из рук и тут же получил им по морде.
- Откуда ты... Лена, подожди, не лезь по этой тропинке, опасно! Вернись, здесь есть ещё одна, нормальная. Я же просто пошутил... Стой, а змеи? А, чёрт! У-у-у!
'Больше не обманешь, гад!' - она не заметила, как преодолела опасный подъём и уже неслась в темноте к лагерю. Если даже какие-то степные обитатели - змеи, чайки, кони, души - и вышли на ночную охоту, они все сейчас разбегались в ужасе, попадать под горячую руку разъярённой фурии смертельно опасно.
От места, где находился отвал с раскопок, метнулась тень, но ей уже было всё равно. Только бы добежать, более надёжного и уютного убежища, чем её алая нейлоновая палатка, на свете не существовало.
3
Всю ночь ей слышалось тихое лошадиное ржание, виделись неясные тени на палатке, а ещё в спальном мешке притаилась гадюка, она это точно знала, и пришлось спать на голом полу.
...Лена открыла глаза, охнув, подползла к 'двери', выглянула и тут же отпрянула - перед палаткой сидел чёрт и скалил острые мелкие зубки. Лена тряхнула головой и засмеялась - конечно, это Чёрт, лагерный пёс. Только что это он от неё тоже шарахнулся? Лена нашла зеркальце и расстроилась. Лик неземной красотой не обрадовал, тело болело, и всё же настроение, как ни странно, могло быть и хуже.
Пора выбираться, она, как-никак, на работе.
И пусть только Конь сунется с извинениями, она не удостоит его даже презрительным взглядом.
Утро ласкало остатками прохлады. Лагерь давно не спал, ребята ушли на раскопки, только дежурные во главе всё с тем же Кошкиным суетились на 'кухне'. Овсянников был тоже здесь. Кивнул издали, как ни в чём не бывало, и продолжил перебирать какие-то пакеты. Ни грамма раскаяния!
Лена подошла и с независимым видом села на ящик, служивший табуреткой. Овсянников что-то выронил и, чертыхнувшись, полез под стол. Всё-таки руки дрожат? Лена успела заметить, что просыпались не только продукты, из овсянниковского кармана выпала книжица, кажется, 'Ядовитые растения и опасные животные Крыма'. Какие у некоторых своеобразные интересы!
- Елена Георгиевна, есть будете? - Кошкин загремел посудой. - Только у нас сегодня на завтрак тушёнка, Дмитрий Сергеевич не разрешил варить кашу.
- Почему? - ей было всё равно, есть хотелось зверски.
- Кто-то ночью переворошил продукты, вдруг они заражены?
- Заражены? Чем?
Овсянников выбрался из-под стола и, прихрамывая на правую ногу (вчера была левая!), пошёл к своей палатке:
- Например, бешенством.
Кровь ударила в лицо: о чём это он?!
- Димон сказал, что возможно, ночью разбойничала лиса, - Кошкин распечатал пакет с сухарями, - и что лисы часто болеют бешенством, это очень опасно.
Здесь ещё и лисы... Это он в книжке вычитал?
- Только знаете, что я думаю? Если бы это была лиса, Чёртяка ни за что бы не проспал. Сейчас чай налью, без сахара, пачки с рафинадом тоже трогали. Димон ходил на горку, - Кошкин мотнул головой, - там связь ловится, попросил Володьку приехать хотя бы завтра. Надо в город за свежими продуктами смотаться.
- Володька - это...
- Водитель музеевский.
Лена без вдохновения мучила тушёнку, аппетит почему-то пропал. Что это Конь такой... ледяной? И хромает. Правда, повредил ногу? А она убежала. А нечего было врать!
Мимо прошёл парень с мотыгой.
- Валерка, я взял твой инструмент, ничего?
Лена знала многих студентов в лицо, у некоторых вела семинары, но этого в институте точно не встречала. Такого не заметить было бы трудно: жгучие чёрные волосы, карие глаза с поволокой, да и говор специфический.
- Слушай, Валера, - Лена обрадовалась, что теперь знает кошкинское имя, - кто этот парень? Он не наш?
- Да это Витька Цыган, местный, из Колосовки, километров пять отсюда. Он здесь с самого начала, помогает на раскопках. А нам не жалко, может, ему тоже интересно.
- И что, он каждый день из Колосовки пешком сюда ходит?
- Почему пешком? У него лошадь есть, он её в степь отпускает пастись. Нормальный парень, работает наравне со всеми. И скромный, от обеда всегда отказывается, сегодня еле тушёнкой соблазнили. Легенды всякие местные знает. Только там всё больше про покойников, - Лена удивлённо оторвалась от банки. - Вернее, про покойников, которые были раньше не покойниками, а жили в этих местах, ну, вы поняли. Ха-ха! Девчонки потом сильно боялись по ночам. Это Цыган зря, конечно. Нет, он ничего, дружит со всеми, только его Аркадий Илларионович не любил.
- Гривас?
- Ну да. Мы так и не поняли, чего он взъелся, но Гривас вообще тогда нервничал после пожара, а так он весёлым был. И влюбчивым.
Лена невольно улыбнулась - про влюбчивость Гриваса ходили легенды.
- И в кого он здесь был влюблён? В кого-то из практиканток?
- Да нет, не в наших, есть тут одна. Сначала с Аркадием Илларионовичем крутила, теперь... - Валера досадливо поморщился. - Да и чёрт с ней. А Цыган, между прочим, переживал очень, когда Гривас погиб. И вообще, он нам не только на раскопках помогает. Сегодня вот предлагал сгонять в Колосовку хотя бы за макаронами, он же на лошади. Там магазинчик есть. Но Димон сказал, что до завтра потерпим, есть ещё пачка вермишели нетронутой и кильки в томате, можно суп сварить. Кстати, Елена Георгиевна, - Кошкин полез за килькой, - Димон сказал, что вы нам теперь с обедами будете помогать. Девчонки в больнице...
Да что это Димон о себе возомнил? Какая наглость! Пусть сначала хотя бы год в институте отработает, а потом командует. Её прислали с совершенно конкретным заданием!
- Нет, Валера, придётся вам самим справляться, я сейчас займусь собранными материалами, а завтра поеду с этим... Володькой в город, мне надо попасть к главврачу.
Готовить Елена Георгиевна Корсакова не умела.
Лена понаблюдала за работами на раскопе - народ прекрасно справлялся сам. Вернулась к палатке, где хранились находки и документы. Ничего особо ценного студенты, конечно, не раскопали: глиняные черепки с сохранившимися фрагментами орнамента, несколько потемневших монеток. Правда, словоохотливый Кошкин рассказал, что Овсянников за завтраком сообщил всем о какой-то очень интересной вещице. Якобы он её пока не хочет никому показывать и держит отдельно. А зачем её отдельно держать? Да и где - отдельно? Здесь сейфов нет. Если только у себя, или в одной из пустых палаток. Но, может, кто и поверил. Кошкин думает, что Димон это придумал специально для поднятия трудового энтузиазма.
Лена была согласна с Кошкиным - ерунду Димон придумал. Макаренко доморощенный.
День пролетел быстро и как-то ...одиноко.
Вечером она ушла на обрыв.
Лена Корсакова считала себя исключительно городским человеком, настоящей дочерью мегаполиса. Вылазки на природу, берёзки, жучки-паучки её никогда не прельщали. И даже море, увиденное в детстве, оставило какой-то нелепый микс воспоминаний. Те самые магнолии из песни, изумрудная вода, необыкновенные, поросшие лесами горы - и толпы курортников, охотящихся за свободным клочком пляжа, раскалённая галька, музыка, чад от бесчисленных шашлычных, крики торговцев кукурузой и пахлавой. Весёлые солёные брызги, новый оранжевый надувной круг, ощущение счастья - и мучительно зудящая сгоревшая кожа.
Сейчас же казалось, что не существует на Земле ни отелей с курортниками, ни городов с небоскрёбами, ни отчётов, планёрок и министерских проверок, ни шумящих над головой соседей - только невозмутимое древнее море. Оно видело и скифов, и греческих колонистов, итальянцев, турок. Где теперь эти люди с их проблемами и страстями? Когда-нибудь и Лены не будет, а море останется всё таким же...
Её философствования внезапно нарушили, и вовсе не скифы с греками. Со стороны лагеря шёл напряжённый Овсянников, а на соседний камень тут же по-хозяйски уселась знакомая чайка-слон. Проходной двор.
- Добрый вечер, Лена. Я хотел извиниться за вчерашнее. Глупая вышла шутка, ты испугалась. Я не хотел... - внутри у Лены что-то торжествующе подпрыгнуло и сладко сжалось. Димкины глаза были трогательными и виноватыми, и смотрел он на неё так... - Красиво здесь, правда?
Чайка строго покосилась на Лену и стала ещё больше похожа на Галину Мартыновну.
- Красиво? Наверное, - получилось сухо и фальшиво.
Овсянников внимательно посмотрел на Лену и встал.
- А знаете, Елена Георгиевна, как называется эта чайка? Мартын. Интересно, правда? Приятного вечера, - и он, прихрамывая, пошёл прочь.
Мартын?..
Хотелось заплакать. Да что же это такое?
4
Уже подходя к лагерю, Лена услышала приближающийся мотоциклетный треск. Пыльный, лазурного цвета мотороллер, стилизованный под ретро и явно недешёвый, затормозил в центре палаточного городка. На землю соскочила девушка потрясающей красоты.
Городок ожил, со всех сторон навстречу гостье стекался народ, из палатки выглянул Овсянников. Лена остановилась и наблюдала за происходящим.
Красотка замерла в эффектной позе, поставив стройную загорелую ножку на переднее колесо. В закатных лучах оливковая кожа выглядела сногсшибательно, как на удачном рекламном плакате.
- Привет землекопам! - девушка, дав собой налюбоваться, засмеялась, тряхнула тёмными волосами и подошла к аборигенам. Чмокнула Овсянникова в щёку, одёрнула короткую летящую юбку (разве в юбках водят мотоциклы?) и отвязала от багажника пластиковую корзину. - Принимайте абрикосы, последние в сезоне. Не бойтесь, сосед сказал, что без химии, не отравитесь, - она достала абрикосину и отправила половинку в рот, слизнув с губ сок розовым язычком.
- Дора, ты нас балуешь, - Овсянников, улыбнувшись и приобняв гостью за талию, потянулся, отобрал корзину. Лена отвернулась. - Да, Елена Георгиевна, идите к нам. Познакомьтесь: это Дора, замечательный работник замечательного музея, ангел-хранитель археологов. Дора, это Елена Георгиевна, наш новый строгий начальник.
Клоун!
Дора глянула остро. Лена увидела себя со стороны: небрежно прихваченные на макушке волосы, ни капельки макияжа, шорты, простая майка, вьетнамки...
Красотка мило улыбнулась и проворковала невинно:
- Очень приятно. Вы к нам с проверкой? Или отдохнуть на природе? - Лена сдержалась и пожала протянутую руку с ярко-кровавым маникюром. - Что же вы, мужчины, не следите за дамой? Да она у вас сгорела, уже нос шелушится. Блондинкам надо шляпы носить, бледная кожа не любит солнца. Но вы не расстраивайтесь, Елена Георгиевна, вот, возьмите абрикоску, намажетесь, двадцать минут - и опять, как новенькая. Говорят, великолепное омолаживающее средство.
- Спасибо, - Лена взяла абрикос. Бросила взгляд на чуть растерявшегося Овсянникова. - Приятного вечера, - развернулась и пошла к себе.
Казалось, что все смотрят вслед. Нет, не все: Цыган напряжённо следил за каждым движением Доры, да хмурый Кошкин остался в стороне от всеобщего веселья. Ну что, Валера, это и есть та самая гривасовская пассия? Бывшая гривасовская.
Она уснула сразу, и ей были совершенно не интересны шорохи, ночные звуки и тени мстительных душ.
Встала, когда только начинало светать. Умылась, внимательно изучила себя в зеркальце, припудрила подгоревший нос, накрасила ресницы. Достала из сумки кремовые лодочки и платье - дорогое, французское, очень простого кроя, чуть выше колена. Долго пыталась уложить волосы, жёсткие после морской воды. В конце концов, растрепала их ещё больше, добившись эффекта 'мокрой химии'. Брызнула на пульс туалетной водой. Надела солнцезащитные очки на пол-лица.
Овсянников сидел на корточках у одной из палаток и с видом куперовского следопыта что-то изучал (опять бешеные лисы?). Поднял глаза.
Лена спрятала улыбку.
- Э-э... Вы куда-то собрались? - забыв поздороваться, пробормотал, наконец.
- В город. Сейчас ведь подъедет автобус, я не ошиблась? А вот, кстати, и он. Вы тоже едете, Дмитрий Сергеевич?
Лена направилась к ПАЗику, невозмутимо обогнула присвистнувшего водителя и заняла место подальше от выпадающего окна.
Дмитрий Сергеевич поплёлся следом, растерянно потирая небритый подбородок. Водитель кивнул на овсянниковскую мятую походную майку и укоризненно покачал головой.
Всю дорогу Лена, чувствуя себя путешествующей голливудской звездой, внимательно изучала африканский пейзаж за окном.
Главврач инфекционного отделения Обухов оказался импозантным мужчиной под шестьдесят. Приём посетительнице был оказан тёплый, с напитками и дорогими конфетами.
- Как жаль, что вы не застали меня в прошлый раз, не пришлось бы сегодня ехать по жаре в такую даль. Ну да всё, что ни делается, к лучшему, вы согласны? Вот, не стесняйтесь, Елена Георгиевна, попробуйте это печенье, говорят, лучшее в Варшаве. Беда с этими благодарными родственниками, везут подарки даже из-за границы. Зато сейчас мне не стыдно предложить всё это великолепие такой очаровательной гостье.
Гостья таяла и наслаждалась варшавским печеньем.
- А с вашими коллегами всё будет в порядке, не переживайте. Выписать их пока не могу, потому как ждём из области ещё один ответ. Но скажу вам по секрету: я почти уверен, что и на этот раз результаты анализов, скорее всего, будут отрицательными. Но что поделать, регламент, приходится придерживаться правил. А я вот думаю, что симптомы больше похожи на отравление растительным ядом. Встречается здесь одна степная травка...
Лена удивлённо посмотрела на главврача.
- Нет-нет, не пугайтесь, это только версия. Да и зачем бы ваши археологи траву пробовали, правда? Не наркоманы, приличные люди, будущие учёные. А травка... Но не буду забивать вашу прелестную головку латынью, совсем не важно, как она называется. Знаю, что раньше её в виде порошка или отвара использовали знахарки. Но вот малейшая передозировка даёт как раз такой эффект, какой мы с вами наблюдаем, симптоматика очень похожа на кишечную инфекцию. Приблизительно пятьдесят процентов отравившихся ограничиваются расстройством желудка, извините за подробности. Остальные пятьдесят переносят всё намного тяжелее, как раз это мы и имеем на сегодняшний день. И от дозы зависит, последствия могли бы быть очень неприятными. Но, повторю, это всего лишь мои предположения.
Обухов встал и, опираясь на резную трость, подошёл к шкафу.
- Леночка, хочется подарить вам что-нибудь, пусть даже мелочь. Вот такие брошюрки можно купить в любом городском книжном магазине, но мне будет приятно, если на память о нашей маленькой беседе у вас останется какой-нибудь сувенир, - он снял с полки книгу карманного формата. - Не пугайтесь, ничего научного, больше беллетристики. Но здесь много интересного о нашем крае, даже рассказы о тех самых старых знахарях. Когда-то в молодости я увлекался такими вещами, мечтал о новых открытиях и направлениях в медицине...
Лена взяла книжку. Точно такую она уже видела, совсем недавно: 'Ядовитые растения и опасные животные Крыма'.
Обухов лично проводил гостью до ворот и на прощание галантно поцеловал руку. Из окна ПАЗика за ними мрачно наблюдал Овсянников. Только вместо победного ликования Лена чувствовала невнятную нарастающую тревогу.
ПАЗик кружил по городу, мужчины докупали оставшиеся в списке продукты. Лена не вмешивалась. Настроение окончательно испортилось, она думала о маленькой книжице. Овсянников, ядовитая травка, массовый мор... в голову лезли дикие мысли, и самой-самой дикой была... Нет, не может быть. Скорее всего, любезный Обухов не только ей рассказывал о своих версиях, тем более, что такую книгу может купить каждый. А она уже подозревает Коня чёрт знает в чём. Зачем ему травить кого-то? Просто она после вчерашнего злится. Злится так, что даже готова сделать из него преступника, вот и всё.
Автобус застрял на светофоре. Боковым зрением Лена заметила, как резко вдруг напрягся Овсянников. Она осторожно проследила за его взглядом.
У дороги, под раскидистым платаном приткнулись столики летнего кафе. За одним из них сидела Дора, всё такая же красивая, и что-то темпераментно говорила своему визави - не очень молодому мужчине в лёгком костюме, шляпе и с сигарой. Мужчина слушал, лениво стряхивая пепел, Дора нервничала. Парочка выглядела очень живописно, будто разыгрывалась сцена из фильма о сицилийской мафии.
Загорелся зелёный, ПАЗик рванул через перекрёсток. Лена, уже почти не скрываясь, посмотрела на сосредоточенное, ставшее жёстким лицо Коня. Он ревнует! И вовсе не её.
К чему тогда весь этот её сегодняшний глупый маскарад?
5
Маскарад в этот день устроила не одна Лена. Студенческий лагерь гудел и веселился так, что подъехавший автобус никто даже не заметил.
Чумазые, перепачканные глиной парни, кто в пиратских повязках, кто с верёвочными хвостами, скакали вокруг стола, рискуя наступить на ошалевшего пса, пели дикими голосами, колотили по ящикам. На столе восседал маленький сонный Кошкин в царской короне из консервной банки и глупо улыбался. Судя по водорослям, служившим Кошкину бородой, изображал он Посейдона. Перед царём с танцем живота, томно закатив глаза, солировал самый рослый из ребят, Плотников, кажется. По-видимому, предполагалось, что это русалка: на голове кое-как держался парик всё из тех же водорослей, на бёдрах - полотенце, а верхней частью костюма служила повязанная в области бюста перекрученная майка. Для достоверности под майку заложили две миски. Один из чертей размахивал фотоаппаратом и заплетающимся языком уговаривал русалку попозировать топлесс.
- Да-а, не хватает в театре женского контингента, - водитель оценивающе посмотрел на Лену.
Та проигнорировала идиотский намёк, только спросила растерянно:
- Что это?
- Праздник Нептуна, студенты всегда устраивают его к концу сезона, только обычно не так спонтанно, - было видно, что Володька мероприятие одобряет. - А вы разве в таких не участвовали?
Лена вспомнила пыльный архив и промолчала.
Овсянников поддел ногой пустую пластиковую бутылку, поднял и понюхал.
- Плотников!
Черти, заметив зрителей, обрадовались:
- Йо-хо! Ещё рому сюда, опоздавшим штрафную! Давай к нам, Димон!
- Непременно. Только побеседую сначала с вашей дамой.
Русалка неохотно спрыгнула со стола.
- Откуда брага? - приветливо спросил Овсянников, но Плотникова его голос не обманул:
- Да ладно, Димон, что такого? Традиция же, все празднуют.
- 'Все' не травились и не оказывались на больничных койках. И не об... делывали казённые горшки. Я же просил не есть и не пить ничего постороннего! Так откуда 'ром'? Где Цыган, его работа?
Плотников пожал плечами: 'Ушёл давно', и побрёл к остальным.
- И чтобы к отбою в лагере был порядок. Кто перебрал - практику не зачту, - Овсянников вернулся к автобусу и принялся молча выгружать продукты.
...Узкая улица, мощёная булыжником, уходила всё дальше от Вацлавской площади. Становилось тише, и реже теперь попадались прохожие.
Какой-то человек, показавшийся смутно знакомым, открыл дубовую дверь: 'Просим, пани'.
Кафе было почти пустым. Из-за дальнего столика встал единственный посетитель в смокинге, лицо его в полумраке никак не удавалось рассмотреть. Мужчина выдвинул, приглашая, тяжёлый старинный стул.
Она села, подумала, что рядом со смокингом её рубашка и шорты выглядят странно, но тут же об этом забыла. Мужчина остался стоять за спиной.
Она поднесла к губам бокал с золотистым вином, но мужчина её остановил. Наклонился, взял за руку и коснулся губами пальцев, затем тыльной стороны ладони. Лёгкие поцелуи покрывали руку всё выше, поднялись к плечу, ключице, шее. Прикосновения становились настойчивее, жёстче. Она сидела, замерев. Тело не слушалось, но сопротивляться и не хотелось. Его подбородок был небрит, но почему-то совершенно не колол кожу. Она попыталась свободной рукой дотронуться до его лица, ничего не получалось. Его же руки, ничем не останавливаемые, уже медленно расстегивали пуговицы на её рубашке. И хотелось, чтобы он делал это чуточку быстрее, но сказать она тоже ничего не могла.
Её несло куда-то, затягивало, будто в водоворот...
На улице, за закрытыми ставнями что-то с грохотом упало, пьяно засмеялся прохожий.
Водоворот исчез, уличный шум нарастал. Она сидела за столом одна, с пустым бокалом в застывшей непослушной руке, в расстёгнутой рубашке. Мужчину в смокинге уводила женщина в ярком коротком платье.
Откуда-то вынырнул хозяин кафе, на этот раз с фотоаппаратом: 'Топлесс, пани'. Фотоаппарат вместо щелчка почему-то по-собачьи тявкнул. Громко хлопнула закрывшаяся за парой дверь...
...Лена подскочила, не понимая, где находится, схватилась за рубашку - рука слушалась, пуговицы были в порядке.
Она с трудом вернулась в реальность. Степь, лагерь, палатка. Глубокая ночь. По лагерю в сопровождении Чёрта шумно бродят последние представители подвыпившей и перевозбуждённой морской нечисти.
Лена упала на спальник и застонала.
Три дня, и весь этот сюр закончится. Её давно ждёт Прага.
И очень хорошо, что она там будет одна. Приличным девочкам не снятся... неприличные сны про небритых незнакомцев.
Студенты, наконец, угомонились. Лена слушала пение цикад и думала о Доре.
Такие женщины не каменеют от мужского внимания, наоборот. Им даже нравится коллекционировать поклонников, лучше - разных, от научных работников и мафиози с сигарами до... даже до пацанов, вроде Кошкина. А что, может Кошкин не просто так был на неё зол, всё же Дора необыкновенно красива. И деревенский Цыган с неё глаз не спускал, а Гривас Цыгана за что-то не любил... Полный комплект.
Только такие игры иногда заканчиваются не очень хорошо.
Лена вдруг вернулась к Гривасу. А ведь он мог и не сам свалиться в карьер...
Димка! А если это он... убил соперника? Не справился с ревностью и убил.
Господи, что лезет в голову! Он что, похож на убийцу? Обаятельный везунчик Димка. Кандидат наук. Грозный воспитатель безалаберных студентов. Любитель ночных заплывов, любимец стариков, женщин и детей.
Но ведь она ничего о нём не знает. Чем он занимался все эти годы и каким стал?
Убил, а потом отравил студентов. А зачем? А чтобы отвлечь внимание от гибели несчастного грека! А бешеных лис придумал, потому что... Потому что испугался: вдруг про ядовитые травки догадается не только главврач Обухов.
А ведь теперь и она о травке знает...
Лена рассердилась. Мало ей бессонницы, уже и паранойя не за горами. Пора покупать успокоительное. Или просто ей здешний климат противопоказан.
В треск цикад опять вмешался посторонний звук. Лена прислушалась и, не понимая, зачем это делает, осторожно выбралась из палатки. Неуверенно тявкнул Чёрт, и снова тихо. Показалось? Всё же нет: кто-то ходил по лагерю, очень осторожно, будто боясь разбудить обитателей. Внезапно этот 'кто-то' перестал скрываться, послышался шум, какая-то возня, короткий крик. Чёрт залился лаем, и тут же лай захлебнулся.
Лена побежала туда, на звуки. Споткнулась обо что-то мягкое и тёплое, в ужасе шарахнулась, рванула в другую сторону и, опять за что-то зацепившись, всё-таки упала.
Рядом неподвижно лежал человек. Лена отдёрнула руку. Рука была мокрой и липкой. Ничего не понимая, она в отчаянии барахталась на земле, пыталась встать и бестолково озиралась, но увидела только звёздное небо. А на фоне звёзд - чёткий мужской силуэт.
Лена закричала.
6
Силуэт задвигался, вспыхнувший луч подсветил жуткое вампирье лицо. В горле у Лены что-то жалобно пискнуло, голос, не выдержав, сорвался.
- Лена, это я, - вампир поднял фонарик выше.
- Не подходи, - она себя не услышала, только слабый хрип. Хотелось закрыть глаза, убежать, но ноги стали горячими и непослушными.
Овсянников отвёл от лица фонарик, луч упёрся в того, кто лежал рядом с Леной. Глаза человека были закрыты, на бледной щеке тёмной змейкой застыла кровь. Блеснула жестяная корона. Лена отшатнулась и зажала рот рукой. Кошкин!
Валеру Кошкина убили... Конь убил маленького безобидного Кошкина...
- Японский городовой! - Овсянников уже возился с убитым. - Я болван... Самонадеянный индюк... Лена, помоги.
Помочь? Закопать труп? А потом ты избавишься и от ненужного свидетеля...
- Это ты... это ты...
Овсянников психанул.
- Лена, что ты там бормочешь? Очнись, парню помощь нужна. Принеси аптечку. Или пацанов позови, если сама не в состоянии.