Булгаков Андрей Сергеевич
Кондратий Книга 1. Верность Или Честь: Глава 8 Рубикон

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Война на пороге! Интерион наносит подлый удар в самое подбрюшье Гипербореи, разжигая пожар конфликта по всей границе. Пока Бояре медлят и ведут свои бесконечные споры, Патриарх Багровых Уравнителей Илья Муромец берёт командование на себя, отправляя Третью Дружину на перехват вражеского флота. Тем временем в тени надвигающейся катастрофы неофиты отправляются на своё главное испытание, не подозревая, что их учебный полигон может стать настоящим полем боя, откуда не каждый сможет вернуться...
  ГЛАВА ВОСЬМАЯ.
  РУБИКОН
  
  Надрывный, много тональный вой сирен уже не пронизывал воздух Стратегиума - он стал его частью, растворившись в мерном гуле систем жизнеобеспечения и сердцебиении центрального инфо-ядра. Огромный круглый зал, сердце оперативного управления Ордена, жил в лихорадочном ритме управляемого хаоса.
  В его эпицентре, на нижнем уровне, вокруг исполинского стола-проектора склонились в предельном напряжении операторы-тактики. Над их головами, в центре зала, пульсировала сфера тактической голограммы - трёхмерная карта, визуализирующая пространство Гиперборейской Конференции. Она горела алыми язвами зон конфликта, тревожно мигала символами потерянных сигналов и показывала ползущие векторы вражеской флотилии, посмевшей вторгнуться в пределы колониального пространства борейцев.
  Взгляд скользил вверх, по шести концентрическим ярусам, расходившимся подобно ступеням колоссального амфитеатра, где в полумраке работали аналитики и персонал поддержки. Приглушённый свет позволял их лицам отражать лишь потоки данных, струящиеся по экранам и самой сфере. А там, за последним, самым высоким рядом, на стене застыли тяжёлые стяги Ордена - незыблемые символы долга, чьи полотна лишь изредка озарялись всполохами света от беззвучно сменявших друг друга информационных панелей.
  Однако персонал не сидел на месте: чёрные мундиры тактического и управляющего состава с алыми кантами мелькали рядом с белыми кантами научных аналитиков и оранжево-жёлтыми - технического персонала. Их головы покрывали простые форменные кепки, а сами рядовые сотрудники метались от консоли к консоли, и их лица, освещённые холодным светом инфопанелей, были масками предельной концентрации. Бесшумно проносились между ярусами дроиды-ассистенты, их оптические сенсоры оставляли в полумраке изумрудные шлейфы; они дублировали ключевые команды и брали на себя часть вычислительных потоков, чтобы разгрузить центральные системы от каскадного перенапряжения.
  И посреди этого информационного шторма, на самом верхнем ярусе у тяжёлых стягов Ордена, застыли незыблемые изваяния. Патриаршие Гридни. Гвардейцы-Богатыри. Их пафосная, тёмно-зелёная силовая броня с багровыми наплечниками и золотыми аксельбантами впитывала скудный свет, а алые плащи тяжело свисали за спиной. Церемониально украшенные шлемы с золотыми ободками были повёрнуты к залу, наблюдая за всем и ни за чем конкретно. Это была статусная охрана Патриарха и верховного командования, элита, в бою с которой лучше не встречаться.
  Вся эта лихорадочная деятельность была отражением кризиса, чьи истинные масштабы выходили далеко за рамки локальных стычек. Его эпицентр находился не здесь, в спокойном и защищённом сердце Конфедерации, а там - на её дальних рубежах, в зоне колониального контроля гиперборейцев. Об этом не догадывались ни жители центральных миров, ни даже большинство обитателей самой этой цитадели, чья повседневная жизнь текла в блаженном неведении. Они не знали, что там, на окраинах, фундамент реальности уже не просто трещал по швам - он с грохотом осыпался в бездну. Не слышали, как тысячи голосов, взывавших о помощи, один за другим утихали навсегда.
  Такова была суть этой войны: для одних она была лишь тревогой на экране, а для других - безмолвным криком в пустоту.
  В этот момент герметичные створы главного входа с шипением разъехались, и в Стратегиум ворвалась фигура, чья монолитность и мощь превосходили любое человеческое представление. Патриарх Багровых Уравнителей, Илья Муромец. Он был свыше двух с половиной метров ростом, колосс с осанкой, не знающей сомнений, - каждый его шаг отдавался тяжёлым, размеренным грохотом берцев по палубной плите.
  Илья Муромец был облачён в иссиня-чёрный адмиральский мундир ВКС, который, казалось, с трудом сдерживал мощь его сверхчеловеческого телосложения. Строгость униформы, подчёркнутая ослепительно-золотыми кантами и безупречным шитьём на обшлагах, контрастировала с его обликом древнего витязя. Длинные, тёмно русые волосы, тронутые лишь первой сединой, ниспадали на плечи, обрамляя широкое, волевое лицо с густой бородой и пронзительными, но спокойными глазами.
  На голове его покоилась адмиральская фуражка, но под ней виднелась буйная грива. Тяжёлый офицерский плащ, закреплённый на могучих плечах, распахнулся за его спиной, подобно крыльям хищной птицы, а витые адмиральские аксельбанты на груди тускло блеснули в свете голограммы. Он не шёл - он нёс себя с непоколебимой, величественной поступью, и сама атмосфера зала, казалось, прогнулась под его физической и ментальной волей.
  Не замедляя шага, он пересёк зал, и его тень легла на край проекционного стола. Вокруг голограммы его уже ожидали несколько магистров - столпы Ордена. Большинство из них были в строгих офицерских мундирах, но один выделялся среди них несокрушимой глыбой. Он был облачён в тяжёлую силовую броню, на плечах которой лежала боевая накидка, а уникальные наплечники говорили о его высочайшем статусе.
  Шлем его венчал особый наградной символ - тонкий золотой обруч, чьи края были заострены и устремлены ввысь, а центр прочерчен единственной алой линией. Сама броня была украшена множеством подобных золотых ободков и вставок - знаков доблести и бесчисленных кампаний. Медленно повернув голову, он устремил на Патриарха взгляд алых, безжизненных визоров своего шлема.
  Эти люди были командирами пяти Великих Дружин, на которых держалась вся мощь Ордена. Каждая Дружина - это тысяча сверхлюдей-богатырей, ядро несокрушимой силы. Их поддерживали тысячи Посвящённых: пилоты, оружейники, работники флота и отряды Боевых Братьев - вспомогательные силы, чьей задачей была охрана зон высадки или поддержка на борту кораблей, но никогда - равный бой плечом к плечу с Витязями. Сама же тысяча богатырей делилась на десять рот, а те - на тактические подразделения, спаянные десятилетиями войн. Эта выверенная структура и позволяла им доминировать на поле боя.
  Магистры, как один, повернулись к нему. Он приблизился, и его тень, будто тёмное пятно чумы, легла на пылающую карту. Голос его, лишённый всяких эмоций - чистый металл и холод, привыкший не просто повелевать, а сокрушать волю, - прорезал вой сирен.
  - Полный отчёт. Все векторы угроз, - его слова были подобны скрежету ледников. - Всю ситуацию. Немедленно.
  Сделав паузу, он вперил взгляд в алую язву на карте, которая пульсировала, как открытая рана.
  - И выведите на главный экран тот сигнал бедствия.
  Хаотичное движение Стратегиума обрело русло. Аналитики замелькали между ярусами, передавая друг другу потоки данных по живой эстафете, пока самые важные сводки не ложились в виде криллбуков на край проекционного стола. Бесшумные дроиды-ассистенты, оставляя в полумраке изумрудные шлейфы, дублировали потоки данных, разгружая центральное ядро. Илья Иванович, не поворачивая головы, поглощал всё это. Целые сводки, судьбы секторов, донесения разведки - всё умирало в его взгляде, мгновенно становясь лишь частью безжалостного, холодного анализа.
  И в этот момент рядом с центральной сферой, без предупреждения, материализовался плоский экран.
  На нём, в дрожащем, прерываемом помехами изображении, был не просто командный пункт, а преддверие ада. Помещение сотрясалось от близких разрывов, с потолка сыпались искры. В центре стоял офицер в разорванной и обожжённой униформе ВКС. За его спиной, в глубине командного центра, ещё одна вспышка швырнула тело его подчинённого на переборку. Офицер, лишь на мгновение оглянувшись, пригнулся и, стирая с лица кровь, заливавшую глаза, продолжил кричать. Его голос был хриплым рёвом, прорывающимся сквозь треск статики:
  - ...ворит пограничный аванпост "Зарница-7"! Повторяю, "Зарница-7"! Они прорвали оборону! Интерийский флот движется к "Златозарю"! Мы не можем...
  Он не договорил. Стена за его спиной выгнулась внутрь, будто вдавленная исполинским кулаком, и взорвалась фонтаном огня. Пламя, будто живое, хищное существо, поглотило его, и на долю секунды его кричащее лицо превратилось в пылающий череп. Раздался оглушительный треск, изображение рассыпалось на мириады умирающих пикселей, и на экране, сменившись на мгновение шипящей статикой, запульсировала одна, застывшая надпись на борейском наречии, мигающая багровым светом: "СВЯЗЬ ПОТЕРЯНА".
  Экран сменился записью с внешнего наблюдательного поста, явив картину безмолвного ужаса. Из чернильной пустоты выплывали силуэты - вытянутые, хищные корабли с корпусами фиолетового отлива, от бортов которых, будто крылья, раскинулись огромные солнечные паруса. Их поверхность, ловя свет далёкой звезды, переливалась сложным, шестигранным сверканием, а сами они походили на плавники исполинских китов, плывущих в бездонной ночи. Орудия беззвучно изрыгали потоки плазмы, пока один из снарядов не ударил прямо в наблюдателя; изображение на мгновение ослепло, а затем исчезло, оставив после себя лишь мёртвый, шипящий шум.
  В Стратегиуме повисла оглушительная тишина.
  Илья Муромец не шелохнулся, глядя в пустоту, где только что горела станция, и в его глазах, до этого бывших спокойными, как ледники, зажглись два холодных, яростных огня. Он знал, что это не просто пиратский налёт, ведь с тех пор как на престол Интериона после загадочной смерти отца взошёл молодой и агрессивный Терентекс, каждая искра на границе могла стать пожаром.
  Не раз интерийские политики заявляли, что Гиперборея колонизирует миры в зоне их влияния, хотя до границ королевства были сотни световых лет, а спорная зона находилась у самых рубежей Конфедерации. И дураку было ясно, что всё это - лишь жалкий предлог, чтобы разжечь огонь ненависти среди собственного населения и оправдать вступление Интериона в так называемую "Лигу Равновесия". Этот военно-политический блок агрессивных государств ставил своей истинной целью покорение малых народов между Асгардом и Атлантидой, но благородством среди этих завоевателей и не пахло - лишь обычная жажда власти и ресурсов.
  И вот теперь к ним должен был присоединиться Интерион - государство тёмных эльфов с древнейшей историей и могущественной экономикой. Они и без того были до жути сильны, а теперь станут почти непобедимы.
  Тяжело выдохнув, Илья Иванович закрыл глаза. Его могучие плечи, до этого бывшие несокрушимой скалой, на мгновение опустились под невидимой тяжестью, и он опёрся обеими руками о стол.
  В этот момент над голопроекторами, будто рождённые из света и статики, начали сгущаться фигуры. Воздух в Стратегиуме затрещал, и одна за другой стали зажигаться голограммы. Дальше, в полумраке, тускло мерцали призрачные сонмы адъютантов и мелких чинов, но здесь, на переднем плане, собрались титаны.
  Первым проявился он - Маршал Гиперборейской социалистической Конференции Планет, Григорий Никифорович Севостьянов.
  Илья Иванович увидел в нём не отражение, а приговор. Приговор времени. Этот старик, давно перешагнувший двухсотпятидесятилетний рубеж, был реликтом иной, более жестокой эпохи - эпохи выжженных пустошей. Он видел, как гиперборейцы выходили в космос и покоряли новые миры, был свидетелем восхода и падения корпораций. Он прошёл через Войну четырёх императоров, Гражданскую войну гипербореев и Отечественную войну против Конкордата Хакерон.
  Немудрено, что его спина была сгорблена под невидимой тяжестью прожитых войн, но в этой сутулости не было дряхлости - лишь мощь старого, согнутого, но не сломленного дуба. Его мундир Маршала, высшего чина в иерархии, отличался от адмиральского строгим, высоким воротом и платиновым, а не золотым шитьём. Он висел на старике мешковато, а из-под грузных, нависших бровей на мир смотрели глаза старого волка - усталые, выцветшие, но всё ещё хищные. Он был человеком, который презирал этот новый мир с его голограммами и сверхсветовыми скоростями. Человеком, раздавленным не столько ответственностью, сколько собственной, окаменевшей правотой.
  Рядом с ним, будто тень, застыла фигура его помощника-ренизийца, Сатека-нак-Хоена. Илья смерил его взглядом. Бледно-голубая кожа, огромные, как тёмные озёра, влажные глаза, а вместо носа и рта - два мягких, свисающих хоботка, чем-то напоминавших короткие щупальца. Этот народ, называвший себя Маклетами, был присоединён к Конфедерации тридцать лет тому назад. Их отравленный индустриальным ростом водный мир умирал от голода, и Гиперборея, не спрашивая, просто пришла и спасла их, сделав частью себя. Являясь представителем малого народа, он горделиво носил униформу ВКС с красными командно-тактическими кантами.
  Затем воздух, казалось, похолодел. Из статики соткался высокий тёмный эльф. Его кожа отливала бледной лазурью, а длинные серебряные волосы были гладко зачёсаны назад. Тонаг Элимирович Воло-хар, представитель Интериона, брат того самого короля, чьи корабли только что сжигали гиперборейский аванпост. Он стоял с ледяным, непроницаемым спокойствием, и его присутствие здесь было оскорблением и угрозой одновременно.
  И последним, как изваяние из иной, давно забытой эпохи, проявился он. Древний Ичир, Шэзгар Краш'шанович Кхорр. Илья Иванович смотрел на него, и в его памяти ожила легенда. Легенда о том, как корабль его предков нашёл свою могилу на ледяной луне газового гиганта Велеса, одной из планет Хоруса, и как выжившие стали незримыми садовниками, что веками втайне направляли дикое, необузданное древо гиперборейской цивилизации.
  Он был высок и строен, но его телосложение было нечеловеческим. Голова, с её мудрыми, почти черепашьими чертами и веками, нависающими над глазами, говорила не просто о столетиях - она говорила об эпохах. Из-под высокого воротника его особого, тёмного костюма виднелась не кожа, а естественный панцирь из костяных наростов, что покрывал его грудную клетку и поднимался к горлу, образуя природный горжет.
  Именно он, Шэзгар, был одним из теневых архитекторов победы в Отечественной войне против Конкордата Хакерон. И когда Бессмертный Адмирал сложил с себя полномочия, Ичир отрёкся от звёзд предков и остался. И тогда гиперборейцы, в порыве нового, дерзкого устремления, избрали его, чужака, своим первым Генеральным Секретарём. Сорок лет он правил мудро и справедливо, расширяя границы борейцев на сотни световых лет в глубины космоса, возвысив Конференцию планет до уровня крупных региональных держав, при этом не имея доступа к сверхпространственным двигателям.
  И теперь этот архитектор миров, как и все остальные, пришёл говорить о войне.
  В воздухе повисла тяжёлая, непроницаемая тишина. Никто не решался нарушить её первым; все напряжённо переглядывались. Наконец Севостьянов устало снял фуражку и провёл ладонью по лысой голове.
  - Илья... - начал было он, но Патриарх его перебил.
  - Я предупреждал, - голос его, тихий, как шёпот ледников, прорезал тишину. - Я говорил вам, что они готовятся. А вы созывали советы. Писали отписки: "Нечего волноваться. Давайте не будем их провоцировать". Досиделись. Теперь они в открытую громят наши колонии.
  Помощник Маршала, Сатек-нак, дёрнулся было, чтобы возразить на этот тон, но, встретив ледяной взгляд богатыря, тут же стих и отпрянул, когда его начальник остановил его жестом.
  - Не кипятись, Илья, - устало ответил Григорий Никифорович. - Ты знаешь закон. Мы не можем начать войну без решения Конфедеративного Боярского Совета. Всё должно быть по закону.
  - ПО ЗАКОНУ?! - взревел Патриарх, и его голос, усиленный акустикой зала, заставил всех вздрогнуть. - Какого ещё к чёрту, закона?! Они атакуют наши колонии! Они убивают наших людей! А бояре вечно только и могут что лясы точить в своих бесконечных заседаниях!
  Маршал мрачно насупился, устремив на Патриарха грозный взгляд.
  - Ты забываешься. Я хочу, чтобы ты...
  - НУ ВОТ ЧЕГО ТЫ ХОЧЕШЬ ОТ МЕНЯ?! ОКОЯННЫЙ! - взорвался Илья Иванович. - Чтобы я стоял здесь и смотрел, как они сжигают наши миры, пока вы, политики, перекладываете бумажки?! Хочешь, чтобы я послал тебя к чёрту?! ДАВАЙ! Я пошлю! И что дальше?! Обнимемся и вместе пойдём под трибунал?!
  Маршал замер, его лицо окаменело. Спор зашёл в тупик, и в воздухе запахло расколом. И тут гнусавый голос помощника Маршала, чьи два мягких хоботка на лице нервно задергались, прорезал тишину.
  - Товарищ Патриарх, вы что себе позволяете?! - заверещал Сатек-нак. - Или вы забыли, кому вы служите?!
  Богатырь нахмурился пуще прежнего.
  - А ты помалкивай, собака. Скройся под лавкой. Мы поклялись защищать народ Гипербореи, а не служить вам. Мы - союзники. И здесь есть свидетель Великого Пакта.
  Но помощник не унимался и уже рвался что-то крикнуть, пока в разговор не вмешался Шэзгар. Он громко ударил своей стальной тростью об пол. Эхо от удара прокатилось по всему пространству, заставив умолкнуть даже вой сирен.
  - Товарищи, товарищи! - хриплый, старческий голос был полон непререкаемой власти. - Прошу вас немедленно, прекратите эту грызню. Ну в самом то деле, посмотрите на себя. Вы все готовы разорвать друг друга на части. А ведь именно этого и добиваются наши враги. Чтобы мы все до единого перегрызлись. А ведь все мы ратуем за общее дело.
  Илья Иванович в последний раз погрозил пальцем помощнику, на что тот в ответ лишь трусливо сжал кулачок. Когда все успокоились, пожилой Ичир продолжил:
  - Давайте для начала поймём, что же происходит на самом деле.
  Он медленно повернул свою древнюю, почти черепашью голову к тёмному эльфу.
  - Тонаг Элимирович, не изволите ли вы нам объяснить, что сие всё значит?
  Все взгляды, тяжёлые и безмолвные, сошлись на нём. И в этот миг сами голограммы, будто повинуясь единому напряжению, дрогнули. Их края поплыли, рассыпаясь на мириады танцующих пикселей статики; казалось, сами призраки властителей повернулись к нему.
  Хайдэн оторопел. Его безупречная осанка на мгновение сломалась, он отпрянул, словно от физического удара. Раздался короткий, сухой кашель, нарушивший тишину.
  Он слегка склонил голову набок и, глядя прямо в глаза Ильи Ивановича сквозь дрожащую голограммную рябь, заговорил.
  - Эта атака... - начал он, и его голос был выверенным и холодным, как дипломатический протокол, - не была санкционирована ни Генштабом, ни Советом Лордов. Это... личная инициатива моего брата, короля Терентекса.
  - Личная инициатива? - проскрипел Шэзгар. - Значит, "что хочу, то и творю"? Я говорил, что до добра это не доведёт.
  - Толку от того, что вы говорили! - рыкнул Илья Иванович. - Делать-то что прикажете?! Пока Совет соберётся и примет какое-нибудь решение, от наших колоний останутся лишь рожки да ножки!
  Патриарх сделал шаг к столу, и его голос стал тихим, но от этого ещё более страшным.
  - И ведь самое главное, ничего хорошего из этой атаки не выйдет. Сейчас, возможно, мы кое-как отобьёмся. Отгоним его силы от наших границ, и что дальше? Что будет дальше? Кто-нибудь из вас знает? А я вам скажу: стенания вдов и матерей по погибшим солдатам Интериона. И вот он - повод для объявления нам полноценной войны. И что тогда изволите делать?
  Он медленно, почти не моргая, посмотрел на Тонага, и его голос прозвучал, как похоронный колокол.
  - И давайте будем честными, хотя бы здесь, уважаемый Тонаг Элимирович. Вы видите, к чему всё идёт. Мир рушится. И вы, как никто другой, должны положить этому конец. Вы и никто более можете вынести ему вотум недоверия! Иначе войны не избежать, и крови будет столько, что стены наших городов можно будет красить ею. Возьмите власть в свои руки. Наведите порядок.
  Лицо Хайдэна исказилось. Он медленно поднял голову, его глаза были полны ужаса.
  - Да вы... вы с ума сошли, - прошептал он хрипло. - То, о чём вы говорите, - это измена! Предательство! На каком основании?! Вотум недоверия выносит Совет, а не я! Да, я следующий. Да, я имею право, если с ним что-то случится. Но скажите мне, на каком основании?! На том, что мне не нравится его политика?! Извините! Он - Верховный Король! Он решает! Не я, не вы и не Совет! Даже этот наш разговор - уже измена! А я рискую всем! У меня... у меня сын-подросток и дочь, совсем ещё малая. И они сейчас там. В заложниках у него. И вы... вы имеете наглость предлагать подобное?
  - Но ведь ясно же, что он получил власть незаконно! - пророкотал Патриарх. - Неужели вы и правда верите, что такой исполин, каким был ваш отец, мог угаснуть от простого недуга?!
  - Оставьте свои домыслы! - огрызнулся Тонаг, и его аристократическая выдержка дала трещину. - У моего отца был сердечный приступ! Ну не могу я, слышите, не могу, основываясь на ваших подозрениях, явиться в Совет и заявить: "Знаете, я думаю, мой брат повинен в смерти!" Какие ваши доказательства?
  И в этот момент одна из призрачных голограмм на заднем плане вдруг обрела плотность и цвет.
  Из статики соткалась высокая, могучая фигура, облачённая в тёмную робу. Длинные, тёмно-русые волосы были гладко зачёсаны назад, открывая суровое, волевое лицо, а их задняя часть - подстрижена лесенкой. Но не стать и не облик приковали к нему все взгляды.
  А его глаза.
  Они не просто светились - они горели. Ровным, холодным, белым пламенем.
  - На основании убийства прошлого правителя, - произнёс он, и его голос, лишённый всякой акустики, прозвучал не в зале, а в голове у каждого, заставив всех неуютно поёжиться.
  Тонаг в ужасе обернулся, и его лицо, увидев говорящего, исказилось отвращением. А Илья Муромец, не моргая, почтительно склонил голову.
  - Владыка Тайдрэм. Не знал, что и вы на связи.
  - Как видите, - ответил Денифесто Юлиус Тайдрэм, глава Ордена Храмовников Уаджэта.
  Он был представителем не просто ордена, а скорее, призрака. Осколка давно угасшей веры, что когда-то цвела в древних империях, правивших галактикой. Они были её боевыми жрецами, последними адептами древней религии вселенского равновесия. Не присягнувшие ни одному из народов или трону, странники, что приходили из ниоткуда, творили добро и так же незаметно уходили в никуда.
  Однако по своей природе они были не просто воинами, а теми, кто умел слышать дыхание вселенной в виде потоков Эфириума. Их оружием были Форсэты - клинки, выкованные из редчайшей звёздной стали, в сердце которых, повинуясь воле владельца, пробуждалась и гудела заключённая в кристалле сила. Она не заменяла лезвие - она окутывала его, струясь по незримым микроскопическим бороздам и превращая холодный металл в оружие, способное рассекать материю на уровне атомов. Для многих Храмовники Уаджэта были как кость в горле, но были и те, кто их боготворил и видел в них незаменимых хранителей мира.
  - На протяжении долгого времени я предупреждал, что в королевском доме Интериона зреет гниль, - продолжил Храмовник. - Но из раза в раз вы отказывались мне верить, требуя жёстких доказательств и не забывая обвинять меня в паранойе. И вот теперь я готов их вам предоставить.
  Он сделал едва уловимый жест. И в тот же миг над столом, рассекая саму ткань объёмной голограммы, будто клинок, возник плоский, прямоугольный экран. Запись не была идеальной, она немного рябила, а её края рассыпались на многочисленные пиксели, которые спустя мгновение тут же испарялись. Фигуры магистров и адмиралов на мгновение исказились, подёрнулись рябью, когда этот чужеродный свет вторгся в их пространство.
  Лицо тёмного эльфа напряглось. Тонаг ожидал увидеть последние мгновения жизни отца, запись с камер наблюдения или компрометирующий разговор. Однако узрел нечто иное.
  Его взору предстал не застенок для допросов, а святилище власти - круглый рабочий кабинет его отца, ныне занятый братом. Пространство было залито мягким, аметистовым светом, исходившим из скрытых панелей, утопленных в высокий сводчатый потолок. У огромного, от стены до стены, обзорного окна стояли массивное кресло и стол. Чуть ниже, в утопленной в пол нише, расположились диванчики для бесед.
  А за панорамным окном, в безмолвном величии, жило само Древо. Ночью его исполинские, многокилометровые ветви, сплетённые с адамантием, терялись во тьме, и лишь города, раскинувшиеся на них, освещали мрак россыпью пульсирующих драгоценных камней. Между ними, словно светлячки, текли беззвучные реки летающего транспорта, а высоко вверху, заслоняя звёзды, нависала тёмная громада его кроны.
  Но истинная история была высечена не в книгах, а в самом камне стен. По бокам от ниши застыли две статуи из белого камня: основатель рода, в одной руке державший знамя, а другую протягивавший к своей королеве. А дальше, по изгибу стен, на балюстрадах, искусный резец запечатлел в граните саму скорбь: пламя и гибель старого Интериона. Справа - прекрасная Элора, истинная правительница, что вела свой народ к спасительной звезде. Слева - он, чужак, что вёл других выживших сквозь пепел.
  Пятнадцать тысяч лет минуло с тех пор. Но бремя короны он возложил на себя лишь пять тысячелетий назад, когда по всей галактике распахнулись Великие врата междумирья, объединив миллионы миров и породив новые, неведомые угрозы. Элора, правившая до тех пор единолично, нуждалась не просто в муже, а в союзнике.
  Он не был рождён королём; он принял фамилию Воло-харов, став не просто супругом, а хранителем её трона - той, чью любовь, возможно, так и не заслужил, но чьё наследие поклялся сберечь.
  И вот теперь, у самого окна, стояла фигура, чья мощь, казалось, впитывала в себя сам звёздный свет. Это был не просто высокий, под два метра, Хайдэн - это была живая легенда, словно сошедшая с древних барельефов. Его телосложение напоминало изваяния героев забытых войн: не раздутая масса, а совершенная, функциональная мощь, где каждый мускул был на своём месте.
  Длинные, серебристо-белые волосы были стянуты в тугой хвост, открывая лицо, которое время пощадило, но не обмануло - в глубине зелёных глаз таилась та самая, пятнадцатитысячелетняя усталость. Длинные, почти крылатые брови придавали ему вид мудрого и грозного божества. Он был облачён в строгий, пепельно-серый мундир, который при движении отливал глубокими, аметистовыми тонами. Высокий, жёсткий ворот, двойной ряд тускло блестевших пуговиц и белые канты, что очерчивали широкие, похожие на крылья лацканы, - всё в его одеянии говорило не о богатстве, а о статусе, выкованном веками.
  Раздался тихий, почти неслышный свист - это отворилась тяжёлая дверь. Затем - чёткий, одинокий стук сапог по обсидиановому полу.
  Король не обернулся. Лишь его голова медленно, на несколько градусов, повернулась, и он скосил глаза, наблюдая в отражении окна, как приближается его старший сын.
  Принц Телран, чья лазурная кожа казалась темнее от прилившей к лицу крови, остановился и склонил голову.
  Он ещё не успел разомкнуть губ, как из полумрака донёсся голос Короля - низкий, рокочущий, будто движение тектонических плит.
  - И всё же ты пришёл, дитя моё неразумное, - проговорил он. - Опять в надежде, что моё слово - пыль, которую развеет ветер твоих желаний. Смею тебя огорчить: ты пришёл напрасно. Как и прежде, я не изменю решения. Ни ныне, ни вовеки.
  - Отец! - голос Телрана звенел, как натянутая тетива. - Я молю не о решении, а о размышлении! Галактика меняется! Нейтралитет... они сочтут его за страх! Нас сомнут, отец, сомнут, как хрупкую скорлупу!
  Король медленно обернулся. В его глазах была бездонная, ледяная усталость существа, видевшего рождение и гибель звёзд.
  - Ты слышишь этот шум, Телран? - тихо спросил он. - Всю эту грызню за пределами наших границ? Войны, союзы, угрозы... Великому Древу нет дела до крыс, что копошатся у его корней. Его сила - в соках, что текут внутри, в крепости его ствола. А ты предлагаешь мне отравить его изнутри страхом перед этими крысами.
  - Но государь, война всё равно придёт к нашим границам, не сегодня так завтра, - молвил молодой Хайдэн, разведя руками. - Я лишь хочу, чтобы наш народ наконец-то перестал бояться того, что вовне, и принял свою судьбу!
  Дослушав до конца, Элимир тягостно выдохнул.
  - Как же ты не понимаешь, дитя моё неразумное, что если мы последуем твоим путём, - тихо, но чеканно произнёс он, - если мы обнажим клинки, то не чужие, а наши собственные амбиции прольют первую кровь. Не для того мы с твоей матерью выстраивали этот новый Интерион из костей и пепла старого. Не для того, чтобы одним росчерком нетерпеливого пера вновь бросить наш народ в пасть Молоха.
  - Но это путь силы! Это...
  Телран шагнул вперёд, но Король лишь медленно, почти устало, поднял ладонь. Жест обладал такой неоспоримой властью, что слова замерли в горле принца.
  - Довольно, - голос Элимира стал твёрд как алмаз. - Ты заходишь слишком далеко. Огонь в твоей крови - это пламя пожара, а не горна. Каждое твоё решение продиктовано гордыней. Ты видишь лишь вершину и не замечаешь пропасти у своих ног.
  Сделав паузу, он продолжил, и в наступившей тишине, казалось, стал слышен шёпот звёзд.
  - Глядя на тебя, я всё чаще думаю, - произнёс Король почти шёпотом, но эти слова пронзили тишину и ударили в уши принца страшнее любого крика, - что на престол Великого Древа должен взойти не тот, кто был рождён первым, а тот, кто более достоин. И быть может, им должен стать твой брат, Тонаг.
  Телран замер. Его лицо, до этого бывшее маской страсти и убеждённости, на мгновение стало пустым.
  - Что?.. - выдохнул он, и в этом слове было всё: неверие, ужас, оскорблённое первородство. - Каким образом? Отец... я - первенец! Таков закон! Таков порядок веков! Я должен править!
  Телран пошатнулся, будто обсидиановый пол ушёл из-под ног. Его пальцы, дрожа, сомкнулись на собственном горле.
  - Что-то... в горле пересохло, - прошептал он, и его взгляд метнулся по сторонам.
  Взгляд его метнулся по сторонам и упёрся в столик у балюстрады, прямо под тем местом, где искусный резец запечатлел в граните его мать, Элору, ведущую выживших к спасительной звезде. На нём, в хрустальных, закрученной формы сосудах, горели всеми оттенками заката алкогольные яства. Телран сглотнул и, не отрывая глаз от вин, бросил через плечо:
  - Отец... ты не против, если я?..
  Король, стоявший у окна, увидел отражение сына. Он лишь устало махнул рукой.
  - Угощайся.
  Хайдэн медленно приблизился к столику. Его движения были медленными, почти неуверенными. Он выбрал самый изящный сосуд и налил два бокала. Отставив бутыль, он на мгновение замер, тяжело сглотнул и, взяв оба бокала, повернулся.
  - Послушай, отец... - он осёкся, будто слова застряли в горле. - Папа... возможно, я был неправ. Давай не будем рубить сгоряча. Давай выпьем. Сядем. Поговорим. Я... я не считаю, что ты неправ. Возможно мы сможем найти иное решение.
  Элимир тяжело вздохнул. Он медленно обернулся, и в его глазах, до этого бывших льдом, проступила отеческая теплота. Он увидел не принца-бунтаря, а своего сына - заблуджшего, но всё ещё любимого. Повернувшись к нему окончательно, Король на мгновение закрыл глаза и, тягостно вздохнув ещё раз, тихонько кивнул.
  Этот безмолвный жест согласия перетёк в медленные, тяжёлые шаги. Приблизившись, он взял из дрожащих рук сына бокал и положил отеческую ладонь ему на плечо.
  - Может, ты и прав, - тихо произнёс он. - И я действительно погорячился. Тебе просто нужно время. Время, чтобы всё понять.
  С этими словами он осушил бокал.
  На мгновение его лицо скривилось от горечи напитка. Он хотел было что-то сказать, но слова замерли. Глаза его резко расширились. Он посмотрел на пустой бокал в своей руке, потом - на Телрана. И в его взгляде был не гнев, не ужас, а лишь один, безмолвный, страшный вопрос.
  Он попытался крикнуть, позвать, но горло, ещё секунду назад бывшее источником власти, предательски молчало.
  Элимир, поняв всё, сделал шаг, его рука метнулась к горлу сына, но силы уже уходили. Он отступил, тяжело оседая на одно колено, и его тело, ещё недавно бывшее несокрушимым монолитом, задрожало в борьбе с ядом.
  А Телран стоял, глядя в пустоту перед собой, и его голос был тихим и отстранённым, будто он говорил не с умирающим отцом, а с самим временем.
  - Знаешь, я долго думал, как это произойдёт. Готовился. Продумывал. Я даже искал яды, что убивают быстро, без мучений. Я правда не хотел, чтобы ты страдал. Возможно, в этом и была моя главная ошибка - в этой последней, ненужной жалости.
  Он повернулся и посмотрел на умирающего короля сверху вниз. На его лице не было ни злости, ни злорадства - лишь пустота наблюдателя, взирающего на неизбежный финал. Приблизившись, он склонился над ним.
  - Чувствуешь, как оно убивает тебя, отец? Ты сам виноват. Ты совершил ошибку, когда попытался отнять у меня то, что принадлежит мне по праву. Теперь ты сгинешь, а я взойду на трон. И поведу наш народ в великое будущее. Моё имя будет греметь в веках, когда твоё - просто исчезнет.
  На его глазах выступили слёзы, лицо исказилось в гримасе совершенной, почти театральной скорби. Он подхватил отца под руки и громко закричал.
  - Кто-нибудь! Помогите! Государю плохо!
  Массивные двери распахнулись, и в кабинет ворвались Древесные Гвардейцы в тёмно-фиолетовой броне, с развевающимися за спиной плащами.
  - Что случилось?! - крикнули они.
  - У него... сердце схватило! - рыдал Телран. - Немедленно лекарей!
  Гвардейцы в ужасе бросились прочь, оставив его наедине с отцом.
  И в тот же миг слёзы высохли. Лицо принца снова стало холодной, непроницаемой маской. Он приблизился к уху умирающего.
  - С этого дня, - прошептал он, - я больше не Телран. Отныне моё имя - Терентекс. В честь того, кто огнём и мечом выжигал для нашего народа будущее.
  Тело короля обмякло. Взгляд его застыл, устремлённый в пустоту. Терентекс медленно, почти с нежностью, закрыл ему глаза, а затем, с нескрываемым отвращением, отбросил бездыханное тело в сторону.
  Поднявшись на ноги, он вскинул руки к потолку, и с его губ сорвался ликующий, беззвучный смех.
  И в этот миг триумфа тишину нарушил тихий, почти неслышный бинарный писк.
  Принц резко обернулся. Его глаза, до этого бывшие холодными, вспыхнули чистой, незамутнённой яростью. В Стратегиуме все, кто смотрел на экран, невольно отшатнулись. Крепко сжав кулаки, он шагнул вперёд, к тому, кто снимал эту сцену.
  Его рука, будто когти хищной птицы, вцепилась в невидимого наблюдателя. Раздался омерзительный хруст металла и кристалла.
  Изображение исказилось, дёрнулось, и экран рассыпался на мириады умирающих пикселей, которые, медленно кружась, растворились в тишине.
  И в наступившей пустоте по щеке Тонага медленно сползла одна-единственная слеза. Он тяжело выдохнул, словно только что вынырнул из ледяной воды. Его голограмма на мгновение пошатнулась, подёрнулась рябью статики, прежде чем снова обрести чёткость.
  Сжав переносицу, он прошептал хриплым и надломленным голосом:
  - Откуда мне знать... что это не подделка?
  На лице Владыки Тайдрэма проступило лёгкое изумление. Его бровь едва заметно дёрнулась.
  - Данная запись, - произнёс он, и в его голосе не было ни сочувствия, ни злорадства, - была сделана дроидом-уборщиком в день смерти вашего отца. Ваш брат, видимо, не разбирался в технике, а потому просто выкинул его из окна в надежде, что он сгинет. Когда я начал расследование, один из технических работников дворца сообщил о пропаже одного из дроидов. И тогда-то я и понял, что искать надо было именно его.
  Он сделал паузу, и в его глазах промелькнула тень воспоминания.
  - Скажу честно, я полгода провёл среди мусорных свалок и барахолок в поисках его останков, собирая по крупицам информацию, пока наконец-то не нашёл его у торговцев хламом, которые собирались переплавить его вместе с остальным мусором. Приключение то ещё было. И ещё столько же времени мне потребовалось, чтобы восстановить из поломанных блоков памяти всю информацию. Заводской номер, цифровой отпечаток и коды идентификации переданы на ваш личный терминал. Ваш дроид-помощник с лёгкостью сможет подтвердить подлинность.
  Он сделал едва уловимый жест. Рядом с его проекцией вспыхнула новая голограмма - сухое, безжалостное табло со спецификацией дроида. Тонаг на мгновение замер, затем его взгляд метнулся куда-то в сторону, за пределы видимого поля, будто он ждал ответа от невидимого советника. И когда ответ, очевидно, пришёл, он медленно закрыл глаза.
  - Как видишь, Тонаг, - продолжил Храмовник, - твой брат - не просто тиран. Он - отцеубийца.
  Тонаг не стал спорить. Он просто тяжело выдохнул и закрыл лицо рукой.
  - Дело не в этом, - прошептал он сквозь пальцы. - А в том, что ты только что подписал мне смертный приговор. Ты и вправду думаешь, что разведка Интериона не прослушивает эти каналы? Теперь он точно не оставит меня в живых.
  - Я не хотел подвергать тебя опасности, - ответил Тайдрэм. - Я намеревался передать доказательства лично. Но атака на колонии не оставила мне выбора. Ты обязан действовать.
  - Как?! - взорвался Тонаг, и его голос сорвался на крик, полный отчаяния. - У него в заложниках мои дети! Ты и вправду думаешь, что теперь он оставит их в живых?!
  Но тут в разговор, будто удар молота, врезался голос Патриарха.
  - Тогда тем более у тебя нет иного выхода, - грозно произнёс он. - Ты обязан положить конец этому безумию. Не только ради своего народа, но и ради своих детей.
  - Вашкары... - вырвалось у Тонага на родном языке. - Как же легко в вашем мире всё происходит! Взял и сделал? Сейчас! Безопасность моей семьи - вот что для меня главное! И я пальцем не шелохну, покуда они не будут в безопасности!
  Его голос перешёл на крик, ноздри аристократа расширились от ярости. Шэзгар попытался было его успокоить:
  - Тонаг, послушайте...
  - Нет, это вы все послушайте! - перебил тот. - Вы думаете, это так просто?! Он контролирует всё! Армию, секретные службы - у него везде глаза и уши! Как, скажите мне, я доберуся до Интериона?! Меня прихлопнут быстрее, чем я покину эти покои!
  Он замолчал, тяжело дыша. И в этой тишине все напряглись, кроме Ильи Ивановича. Слегка сузив в задумчивости левый глаз, он внимательно, почти с любопытством, наблюдал за распалившимся Хайдэном. И когда тот выдохся, Патриарх тихонько хмыкнул и кивнул, будто подтверждая какую-то свою мысль.
  - Об этом можете не волноваться, - голос Патриарха был ровным, как биение сердца боевого корабля. - Есть у меня на примете один быстроходный корабль с толковым капитаном на борту.
  Тонаг на мгновение посмотрел в сторону богатыря, и, словно что-то осознав, его глаза округлились.
  - О нет, нет, нет... Только не он, - прошептал Тонаг, и его лицо исказилось ещё сильнее. - Вы же знаете, как мы с ним не ладим! Я ещё от прошлых его выходок не отошёл. А его экипаж... это сборище неудачников!
  Илья Иванович пожал плечами.
  - Или он - или никто. Другого корабля, вооружённого до зубов и способного прорваться через блокаду, поблизости нет. Доверяйте. Или спасайтесь сами. Как хотите.
  Тонаг чертыхнулся. Он закрыл лицо руками и издал долгий, сдавленный стон, а затем, весь растрёпанный, вернулся к ним.
  - А что будет с моими детьми?! - его голос был полон отчаяния. - Пока они не будут в безопасности, я и слова не молвлю!
  - Насчёт ваших детей можете не волноваться, - ответил уже Владыка Тайдрэм. - Я лично займусь их спасением. К вашему прибытию они будут в безопасности.
  И в этот миг на лице Тонага ужас сменился яростью.
  - Не смей! - прорычал он. - Не смей приближаться к моей дочери! Ты подвергнешь её ещё большей опасности!
  - Тонаг Элимирович, успокойтесь! - в этот момент появилась ещё одна голограмма. Высокий мужчина, чьё лицо было скрыто глубоким капюшоном, а тело покрыто лёгкой бронёй поверх робы. - Верьте мне. Другого выхода у нас нет.
  - Магистр Максимус, и вы здесь? Удивительно, что здесь собрались все, кому не лень! Это военный совет Гипербореи или проходной двор? Тьфу! Как я и сказал, кто угодно, но только не он! - не унимался Тонаг. - Я ему не доверяю!
  Илья Иванович напрягся. Странное, почти иррациональное поведение Хайдэна выводило его из себя. Время утекало. Он громогласно ударил кулаком по столу, и проекционная поверхность треснула под натиском его прикосновения.
  - ДОСТАТОЧНО! - его голос, усиленный акустикой, заставил всех вздрогнуть. - У нас нет времени на ваши препирательства! Я не знаю, откуда у вас такая неприязнь к Владыке Тайдрэму, но сейчас это неважно! Или вы принимаете его помощь - или и дальше прячьтесь в тени, как крыса! На кону стоят жизни десятков миллиардов! Я знаю Тайдрэма дольше, чем кто-либо здесь, и я ручаюсь, что он выполнит свою клятву даже ценой своей жизни. А вы - умерьте свою гордыню. Всё решено. Назад пути нет.
  - Ничего ещё не решено! - вмешался в разговор Маршал Севостьянов. - Никто вам не давал права действовать самостоятельно! Решение примет Совет Бояр! И до тех пор...
  - Да иди ты к чёрту, - тихо, почти лениво, бросил Илья Иванович.
  Маршал замер. Его голограмма на мгновение подёрнулась рябью.
  - Что-о-о?.. - выпучив глаза, просипел Григорий Никифорович. - Да я тебя в лагерях сгною, собака безродная!
  - Ну давай. Попробуй.
  - ТИХО!
  Громогласный рык Шэзгара и удар его стальной трости об пол заставили замереть даже вой сирен.
  - Заткнулись оба! И вы, Маршал, и ты, Илья! И уж поверьте, я могу заставить вас замолчать! Грызётесь, как шавки из подворотни, когда на кону стоят жизни миллиардов!
  Илья Иванович отвернулся в сторону.
  - Он нарушил устав!
  - Какой ещё устав?! - парировал Шэзгар. - Он - не ваш подчинённый! Он - союзник! Не слуга! И это говорю вам я, тот, кто писал Великий Трактат о Мире! А вы, Илья, прекратите оскорблять представителей высшего командования! Устроили тут понимаешь ли скотный двор! Тьфу!
  Григорий Никифорович махнул на всё рукой.
  - Знаете что? Делайте что хотите. Но знайте: это - под вашу ответственность. И если всё пойдёт не по плану, вы, Илья Иванович, лично будете отвечать за свои волюнтаристские действия.
  С этими словами голограмма Маршала погасла.
  Патриарх сплюнул в сторону.
  - Ну и катись на все четыре стороны. Тоже мне, главнокомандующий нашёлся.
  - Это ты зря так, - произнёс Шэзгар. - Он тебе это ещё припомнит.
  Тот отмахнулся.
  - Да ничего он мне не сделает. За последние полгода я его уже так в четвёртый раз посылаю. Ничего. Позлится пару раз, выпьет чего крепкого и успокоится. Мне ли не знать, какой он.
  - Я сказал, прекращай! - уже более мрачно выговорил Шэзгар. Затем, устало вздохнув, он покачал чешуйчатой головой, посмотрел куда-то в сторону и, собравшись с мыслями, снова бросил в сторону Патриарха напряжённый взгляд. - На Совете Бояр я постараюсь протолкнуть идею мобилизации. Но как мы поступим сейчас?
  Патриарх выпрямился. Он медленно повернул голову к фигуре, закованной в тяжёлую силовую броню, - магистру третьей дружины.
  - Корнилов, раскудысь тебя налево. Начинай подготовку. Все наличные силы - на сбор. Выдвигайся в зону боестолкновения. Сдерживай их столько, сколько сможешь.
  - Будет исполнено, - пророкотал из-под шлема магистр третьей дружины, но, прежде чем уйти, он замялся.
  Илья Иванович недоумённо вскинул бровь.
  - Ну чего тебе ещё, Корнилов?
  Тот, повернувшись к голограмме Владыки Тайдрэма, нерешительно произнёс:
  - Не подумайте ничего плохого, но нам бы с десяток ваших ребят на поле боя очень пригодились бы. Очень уж они толковые в деле прорыва обороны. Быстрые, как... понос. А в замкнутых помещениях такое творят - ух, аж загляденье.
  Тайдрэм удивлённо развёл руками.
  - Да вы с ума сошли. Откуда я вам с десяток храмовников насобираю? Нас всего человек пятьдесят в Ордене, и все они рассредоточены по всему исследованному космосу.
  - А как насчёт вашей супруги Марии? - вмешался Максимус. - Она ведь тоже храмовник. И как раз сейчас в Ново-Петербурге с группой приближённых. Плюс я, итого, думаю, человек шесть мы соберём.
  Тайдрэм напрягся, скривился и, сложив руки на груди, отвёл взгляд в сторону.
  - С одной стороны, можно, с другой - ой, как не хотелось бы её привлекать...
  - Да ладно тебе, Анд... - начал было Корнилов, но Патриарх тут же толкнул его в плечо, заставив осечься и быстро поправиться: - ...точнее, Владыка.
  Тайдрэм тягостно выдохнул.
  - Ладно, будет вам. Максимус, отправляйся с ними и проследи, чтобы она там делов не наделала.
  Тот весело засмеялся.
  - Не боись, защитим её как надо.
  Но Тайдрэм раздражённо вытянул руку.
  - Да задолбал шутковать, я не за неё боюсь, а за окружающих.
  Максимус тут же осёкся.
  - Оу... - произнёс он, затем, поправив ворот своей робы, повернул голову к закованному в броню магистру и тихим голосом проговорил: - Ладно, короче. Мы присоединимся к вам в пути.
  Корнилов радостно хлопнул в ладоши и, крепко сцепив руки, проговорил:
  - Во, совсем уже другое дело! Вот это я понимаю! Вот теперь-то мы все вместе им покажем, где раки зимуют!
  - Иди уже отсюда, Корнилов! - не выдержал Илья Иванович.
  - А, ну да, точно, конечно! - громогласно произнёс тот и отсалютовал Патриарху.
  Но Илья Иванович, скривившись, лишь махнул рукой, чтобы тот уже уходил. И магистр, резко развернувшись, горделивой походкой двинулся к выходу.
  Его стальные сапоги загремели по плитам, и эта поступь исполина, идущего на войну, казалось, сотрясала сам воздух.
  В этот момент в проёме показались интенданты во главе с верховным знахарем Павлом Бирюковым. Они тут же вытянулись по стойке смирно. Проходя мимо, Корнилов сперва кивнул Павлу, а затем, подняв правый кулак, громогласно произнёс:
  - Здравия желаю, товарищ магистр.
  - И вам не хворать, Емельян Никифорович, - коротко ответил тот и, не сбавляя шага, встретил поднятый кулак Корнилова своим. Костяшки их пальцев столкнулись с глухим, твёрдым стуком - безмолвным знаком воинского братства.
  Стальные двери со скрежетом захлопнулись. Увидев прибывших, Илья Иванович поднял указательный палец - мол, обождите. Бирюков кивнул, и вся группа замерла в отдалении.
  - Что ж, - тяжело выдохнул Патриарх, снова поворачиваясь к столу. - Приказ отдан. Назад пути нет.
  
  Но тут в напряжённую тишину снова влез гнусавый голос помощника Маршала, чьи два хоботка на лице нервно зашевелились.
  - Ох, и доведёт же вас ваш язык до беды, Илья Иванович. Ну, в самом-то деле, нельзя же так...
  - Мне тебя тоже к чёрту послать? - промолвил богатырь, поворачиваясь к нему и со значением приподнимая правую бровь.
  Тот встрепенулся, готовый парировать, но очередной удар стальной трости о пол заставил всех замолчать.
  - Достаточно! - отрезал Шэзгар, щурясь своими чешуйчатыми бровями. Удостоверившись, что все умолкли, он повернулся к помощнику Маршала Севостьянова. - Товарищ Сатек-нак, приступайте к немедленной мобилизации всех имеющихся сил и ожидайте приказа на выдвижение.
  - Но... приказа от Совета Бояр ещё не было! - не скрывая удивления, промолвил тот, выпучив свои большие синие глаза. - Разве это законно?
  - О законности я позабочусь. Делайте это под мою личную ответственность, - проскрипел Ичир. - Времени на разговоры нет. Совет Бояр я беру на себя. Ситуация слишком сложна, и каждая минута на счету.
  Ренизиец на мгновение задумался, а потом почтительно поклонился.
  - Да, да, конечно, товарищ бывший генеральный секретарь. Я всё исполню, как вы того требуете. Но без прямого приказа от Генерального штаба они так и останутся на своих базах.
  С этими словами его голограмма исказилась и распалась на мириады пикселей, растворившихся в воздухе. Ичир выругался.
  - Чтоб их, этих бюрократов! Даже жопу себе подтереть без приказа не могут, совсем от рук уже отбились.
  Затем он повернулся к Владыке Тайдрэму и тихим, шипящим голосом продолжил:
  - Вот если бы кто-то не сбежал, позабыв о своём долге, такого бы сейчас не было.
  Владыка лишь фыркнул.
  - Те времена давно прошли!
  С этими словами его голограмма тоже растворилась. Ичир фыркнул в ответ и отключился, рассыпавшись на множество сверкающих пикселей.
  Оставшаяся голограмма тёмного эльфа медленно шелохнулась и устремила свой взгляд в сторону Ильи Ивановича.
  - Получается... всё решено, - тихо произнёс Тонаг.
  Тот утвердительно кивнул.
  - Рубикон пройден.
  - Тогда наше собрание окончено, - подытожил Хайдэн. - И да защитит вас всех Великое Древо.
  В Стратегиуме повисла напряжённая тишина. Голограммы, не издав ни звука, начали одна за другой гаснуть, растворяясь и падая звёздной пылью на искрящийся проекционный стол, погружая зал в его обычный, тревожный полумрак. Патриарх, тягостно вздохнув, склонился над столом, закрыв глаза. Его некогда могучие плечи поникли. Кивнув пару раз самому себе, он оттолкнулся от края и не спеша повернулся к ожидавшим его интендантам во главе с Павлом Бирюковым. Приблизившись к ним, он вытянул левую руку в направлении одного из аналитиков.
  - Соедините меня с бортом ДФС-01-1.
  Сидящий за пультом управления тут же приподнял голову, передавая парящему рядом с ним дроиду криллбук с данными.
  - Илья Иванович, данный борт находится очень далеко, на это потребуется время.
  - У вас десять минут!
  - Но ведь... - попытался тот оправдаться, разведя руками и откинувшись на спинку своего кресла.
  - Быстро! - рявкнул в приказном тоне Патриарх.
  Офицер, тут же надев на голову гарнитуру, принялся клацать по светящимся кнопкам своего пульта управления, попутно передавая что-то своему напарнику. Патриарх смерил его прищуренным взглядом и, приблизившись к ожидавшей его группе, насупившись, произнёс:
  - У меня мало времени, поэтому давайте по-быстрому.
  Павел Бирюков шагнул вперёд и, без лишних слов, протянул Патриарху криллбук.
  - Вот, Илья Иванович. Подготовленный список на утверждение. Все неофиты, что готовятся к завтрашнему отправлению.
  Взяв в руки тонкую пластину, которая казалась игрушечной в его исполинской ладони, тот, не спеша, начал вчитываться в текст. Его левая бровь медленно поползла вверх, а правый глаз хищно сощурился.
  - Сколько отсеялось? - лениво, почти безразлично, поинтересовался он.
  Верховный знахарь усмехнулся.
  - Вы не поверите, Илья Иванович. В этом году - ни одного.
  Патриарх удивлённо выпрямился.
  - Да ладно? Быть того не может. Всегда находилось с десяток тех, кто трусил.
  - А вот так вот, - не скрывая улыбки, произнёс Павел. - Все, как один, готовы отправиться на полигон.
  - Всё дело в Дорофеевой, - прошипел Крюков из-за его спины. - Никто не хочет казаться на её фоне слабаком. Раз уж она идёт, то и все остальные тоже.
  - Хм-м... - протянул Патриарх. - Надо будет на будущее набирать побольше таких "слабых элементов". - Он мрачно окинул всех прищуренным взглядом. - Ну а сама-то она что? Вы убедили её не лететь?
  - Нет, - ответила Ульяна. - И вот тут мы бы хотели, чтобы вы отдали приказ на её отчисление.
  Илья Иванович медленно опустил криллбук. Он передал его обратно Павлу, скрестил руки на своей массивной груди и слегка сгорбился, будто на его плечи вмиг обрушилась вся тяжесть мира.
  - Ах, вот оно что... - пророкотал он. - Сами не смогли. Теперь хотите, чтобы я за вас сделал всю грязную работу?
  - А как иначе? - вспылила Ульяна. - Она не переживёт полигон! Сегодня в спарринге её едва не убили! Что будет с ней там?!
  Илья нахмурился, будто соглашаясь с какими-то своими внутренними мыслями, и тяжело кивнул. Но в следующее мгновение он распахнул глаза, и его взгляд, тяжёлый и безжалостный, обрушился на них, как приговор.
  - Этому не бывать.
  - Что?! - изумилась Ульяна. - Но ведь...
  Он перебил её, не дав договорить.
  - Она идёт туда по собственной воле. И никто из нас не вправе ей это запретить. Таков закон нашего Ордена. Право выбора - это первый и последний камень в его основании. Вы видите хрупкий сосуд. А я вижу волю, которая решила сгореть дотла, но не сдаться. Если ей суждено там умереть... значит, такова её судьба. У вас есть время до завтра. Попытайтесь её отговорить. Но если она не откажется - так тому и быть.
  Все поникли, опустив головы, раздавленные этой несокрушимой, древней правотой.
  - А что насчёт третьей дружины? - вмешался Крюков, и его голос был полон отчаянной, почти детской обиды. Все тут же на него оглянулись. - Может... ну его всё? Отложим. Дадим им месяц, другой. Пусть пройдут практику. А мы... мы же лучшие из лучших! Не зря же мы носим звание Мастеров Войны! Нам что, трудно нацепить доспех и отправиться самим?!
  - Вот этого не надо, - отрезал Патриарх. - Ситуация сложна. Потери ожидаются высокие.
  - Так тем более! - парировал Крюков.
  - Я СКАЗАЛ, НЕТ! - голос Патриарха был подобен скрежету ледников. - Это не обсуждается. Вы нужны мне здесь. Подготовить всех, кого только можно. Ваша главная цель - это передать свой опыт новому поколению.
  - Но ведь...
  - Я всё сказал.
  В этот момент офицер у консоли вскинул голову:
  - Связь с "Петром Великим" установлена!
  - Уже иду, - ответил Патриарх и, обернувшись, добавил: - Каждый из нас делает то, что должен. Я знаю, как вы все устали и рвётесь в бой. Но вы должны закончить начатое. Кто, если не вы? Свободны.
  С этими словами он грозной поступью двинулся к центральному столу. Константин хотел было его окликнуть, но Ульяна остановила его, положив руку на плечо. Она тихонько приобняла его сзади и по-дружески погладила.
  - Ладно, товарищи, - подытожил Павел Бирюков. - Давайте не будем мешать. Надо как следует выспаться.
  Они направились к выходу. Стоявшие у входа Гридни вытянулись по стойке смирно, и двери перед ними распахнулись. Но, уже переступая порог, Константин на миг остановился и оглянулся.
  Над столом появилась высокая фигура, облачённая в чёрную униформу ВКС с алыми кантами. На широких плечах лежали капитанские погоны, а чёрные волосы покрывала офицерская фуражка.
  - Илья Иванович, сколько лет, сколько зим! Чем обязан?
  - Капитан Лаптев, - насупился Патриарх. - У меня для вас будет необычное... и секретное задание.
  - Не подумайте плохого, но не уверен, что моё судно подойдёт...
  - О, Юрий Богданович, не волнуйтесь. Ваше судно подойдёт как нельзя лучше.
  И Патриарх начал излагать ему задачу. На каменном лице космического волка проступило напряжение.
  Тяжело вздохнув, Константин отвернулся. Двери со скрежетом захлопнулись. Оглядевшись по сторонам, он быстрым шагом бросился догонять остальных.
  
  *****
  
  Искусственный рассвет ещё не тронул мощёные стальными плитами улицы, когда Острог взревел.
  Это был не вой тревоги, а рёв пробудившейся кузницы. По всему городу, раскинувшемуся под куполом, ударили сирены, и в ответ им, будто эхо из самых недр астероида, загудели складские и промышленные зоны. Инженеры в замасленных робах бросились на свои посты; дроиды, до этого спавшие в своих зарядных гнёздах, пробудились, и их оптические сенсоры зажглись тысячами холодных, безразличных огней. Промышленный сектор превратился в подобие растревоженного муравейника.
  На посадочные площадки, тяжело проседая на антигравах, один за другим садились пустые грузовые шаттлы. Их трюмы тут же распахивались, и погрузочные машины, управляемые спешащими рабочими, загружали в их нутро контейнеры с припасами со складов. А рядом грузовые дроиды, подхватив свои грузы, без помощи людей взмывали в воздух и, оставляя за собой изумрудные шлейфы, уносились прочь, в направлении доков. В воздухе запахло озоном и горьким дымом выхлопных газов.
  Но сквозь этот хаос, сквозь вой сирен и скрежет металла, прорезался иной звук. Мерный, грохочущий, неотвратимый, будто биение сердца самой войны.
  Это шли они. Роты Богатырей.
  Они шли по широким проспектам, и их было так много, что казалось, будто сами улицы пришли в движение. Они были не людьми, а ожившими цитаделями из тёмно-зелёной стали с багровыми наплечниками. Их боевые доспехи второго поколения - массивные, сочленённые пластины, наслоённые друг на друга, - скрывали человеческие очертания, превращая каждого в сверхчеловеческий монолит. Одни шагали безупречными ротами, и грохот их сапог сливался в единый, сокрушительный удар, от которого дрожали плиты. Другие, в спешке, прощались с семьями у трапов десантных шаттлов, и этот короткий, почти украденный миг нежности был особенно страшен на фоне их нечеловеческой брони.
  В руках, закованных в силовые перчатки, они сжимали свои автобласты Бургханова. Это было угловатое, тяжёлое оружие, лишённое всякого изящества, с массивным магазином под стволом - утилитарная красота инструмента, созданного лишь для одного: отнимать жизни врагов.
  А в доках, в этом колоссальном чреве, застыли, ожидая приказа, стальные левиафаны.
  "Пылкий", флагман третьей дружины, был приземистой, угловатой глыбой из тёмно-зелёной стали, с тяжёлой, бронированной носовой частью, похожей на челюсть осадного тарана. Его раздутое, утяжелённое брюхо, где скрывался модуль для десантных операций, выдавало в нём особую, жестокую модификацию, созданную не для боя в пустоте, а для вторжения в чужие миры. Вокруг него, будто рой ос, вились ремонтные "блохи", их плазменные резаки высекали снопы искр, латая последние шрамы.
  Рядом с этим исполином проходили предстартовую проверку два ударных фрегата класса "Охотник". Их широкий, распластанный силуэт с вынесенными в стороны двигателями и хищно наклонённой центральной рубкой напоминал не корабль, а хищную птицу, припавшую к земле перед прыжком.
  В распахнутые трюмы десантных фрегатов класса "Кречет" уже заходили шеренги Богатырей. Более грубые и утилитарные, лишённые изящества "Охотников", они были не более чем летающими казармами, чьё брюхо зияло пустотой открытых шлюзов, готовых изрыгнуть на вражеский мир десантные шаттлы.
  И среди этой симфонии стали и ярости, у самого края посадочной платформы, что нависала над бездной у прозрачной стены купола, стояли они. Неофиты. Растерянная, притихшая стайка, ожидающая своей, отдельной войны.
  Они стояли у своих десантных шаттлов и молча озирались. Сами машины не были изящными вестниками славы; то были приземистые, тупоносые создания, похожие на бронированных жуков. Их выпуклые обзорные иллюминаторы кабины сделанные из трансфлаерина были разделены толстыми бронированными переборками, а всю конструкцию венчал тяжёлый таранный бампер. По бокам массивного, утилитарного корпуса громоздились гондолы сверхпространственных двигателей, будто металлические наросты. Снизу, из-под брюха, выступали четыре коротких, но мощных шасси, на которых покоилось всё это сооружение. А сзади, там, где откинутая аппарель образовывала зев трапа, ведущего в полумрак десантного отсека, и зияли распахнутые трюмы.
  За их спинами, в глубине, утопал город, а вокруг, на соседних площадках, кипела работа: Боевые Братья в замасленных комбинезонах и Богатыри без шлемов вместе грузили последние контейнеры.
  Неделя прошла. Неделя долгого, гнетущего ожидания, за которую призрак грядущего испытания, прозванного "Дорогой Выживших", поселился в душе каждого. Наставники не щадили их, вбивая в головы знания, от которых стыла кровь. Они говорили о Светлире - четвёртой планете системы Хорус. Не о той, что была индустриальным миром Конфедерации с её пятью миллиардами жителей, а о другой. О её изнанке.
  О закрытой зоне, о которой простые смертные не знали. О полигоне, где будущие богатыри должны были доказать, что достойны носить имя Багровых Уравнителей. Они говорили о земле, где сам воздух был пропитан концентрированным Эфириумом, и камни помнили всё. Там, в Шепчущих ущельях, ветер нёс не песок, а эхо древних битв, голоса давно умерших и твои собственные грехи. Там, где, по слухам, зияла незакрытая рана в ткани реальности - разрыв, ведущий в мир мёртвых, из которого в наш мир просачивались фантазмы. Существа, что принимали облик тех, кого ты любил и потерял, сводя с ума одним своим видом.
  Каждый, кто ступал на ту землю, носил на запястье браслет - последнее средство, крик о помощи. Ибо тот, кто поддавался безумию, сам становился тенью, частью этого проклятого места. И лишь те, кто проходил сквозь этот ад и возвращался с несломленным разумом, становились элитой.
  Утро было холодным и тревожным. Даже Корднев, чей яд, казалось, никогда не иссякал, на этот раз притих, и его обычная спесь сменилась бледной, почти жалкой сосредоточенностью.
  Лишь Фома и Ерёма, казалось, существовали в иной, блаженной реальности. Они, как и прежде, набивали рты контрабандной снедью, и бедный интендант, едва отобрав у них один пакет, с ужасом видел, как из другого кармана появляется новый. Казалось, их запасы были так же бесконечны, как и их голод.
  Новость обрушилась на них поздно вечером, когда они, уставшие и местами побитые, кое-как двигались в сторону общежития. День сменился мёртвой, искусственной тьмой ночи, посреди которой разнёсся низкий, гулкий рёв сирен, ударивший из скрытых в стенах панелей и, казалось, сотрясший само каменное чрево Острога.
  Паника была животной, инстинктивной. Неофиты, для которых подобные тревоги были в новинку, не знали, куда деваться. Те, кто был уже в общежитии, высыпали в коридоры; те, кто ещё шёл, бросились обратно. Все они превратились в растерянную, полуодетую, испуганную толпу, не знающую, куда бежать. Кто-то, повинуясь учебным тревогам, бросился к убежищам. Другие, в чьей крови уже просыпался воин, метались в поисках несуществующих боевых постов.
  И в этот хаос, с тяжёлой, мерной поступью, вошли, как будто ничего не произошло, интенданты во главе с Павлом Бирюковым. Они рассекали эту обезумевшую от страха массу, как ледоколы - крошащийся лёд. Их железные голоса не успокаивали. Они приказывали.
  А вскоре, когда паника была подавлена и их, притихших и дрожащих, выстроили в центральном холле, на огромных инфопанелях по всему городу проступили бесстрастные лица офицеров связи. Возле них собирались боевые братья, инженеры и просто жители крепости, чтобы впитать в себя крупицы информации о происходящем. Появившийся на экране офицер начал свою холодную, бесстрастную литанию о прорванной границе, о многочисленных уничтоженных пограничных аванпостах и о флоте вторжения, что теперь двигался неукротимой поступью к сельскохозяйственной планете "Златозарь".
  Кондратий не мог стоять на месте. Он мерил шагами край платформы, как зверь в клетке, и его взгляд, полный смятения, цеплялся за разворачивающийся вокруг хаос. С одной стороны, зов сирен отзывался в его крови древним, почти забытым инстинктом. Это должно было стать его стихией. С другой - он был лишь зрителем, запертым в этом представлении, и его молодое сердце колотилось от дурных предчувствий и собственного бессилия.
  Взяв себя в руки, Володя тяжело выдохнул и, медленно опустив руки, будто говоря самому себе, что всё в порядке, подошёл к Дубровскому. Тот стоял возле шаттла, облачённый в униформу ВКС с зелёными кантами и натянутой практически на глаза кепкой; его руки были крепко сцеплены за спиной, и он стоял с закрытыми глазами, думая о чём-то своём.
  - Товарищ инструктор... - произнёс юноша, не скрывая беспокойства, - я, конечно, всё понимаю, но... это вообще нормально - отправлять нас на полигон с учётом всего, что сейчас происходит?
  Дубровский одним движением приподнял козырёк своей кепки и медленно повернул голову. На его лице было лишь холодное, почти безразличное раздражение.
  - В смысле нормально? - переспросил он, будто услышал величайшую глупость. - Щенок, ты вообще понял, куда попал?
  Тот немного помялся, показывая свою неуверенность, и тогда Константин полностью развернулся к нему.
  - Пойми и запомни раз и навсегда: каждый делает то, что должен. Одни идут в бой, другие - на полигон. А третьи, такие как я, - он обвёл взглядом Крюкова, что с криллбуком в руке ходил по рядам, проверяя экипировку, - раздают вам пинки, отправляя вас в пекло и попутно следя за тем, чтобы вы там не сдохли. Я ясно выразился?
  Но Кондратий не унимался. Потоптавшись из стороны в сторону, он снова повернулся к своему оппоненту.
  - И всё же мне непонятно, как вы можете быть таким спокойным?!
  Старый вояка криво усмехнулся.
  - А что, мне тут слезу пустить, по-твоему? Это не первая моя война, сынок. И, видит Демиург, не последняя. Я думал, твой дед вбил тебе в башку подобные вещи.
  - Вот только не надо моего старика вспоминать! - вспылил Володя. - Он вообще... как камень! Без эмоций!
  Константин весело, почти беззвучно, усмехнулся.
  - А чего ты хотел? Сколько ему там? Тысяча двести...
  - Тысяча семьсот двадцать три!
  Интендант удивлённо выпрямился, и в его глазах промелькнуло неподдельное уважение.
  - Да ладно... хм-м... Ты смотри какой, крепок старый чёрт, ой как крепок.
  - А то! - с невольной гордостью вырвалось у юноши. - Крепок, красив и пользуется популярностью у молодых девушек!
  На бородатом лице интенданта появилась неподдельная улыбка, которая тут же исчезла.
  - Ну так вот, - продолжил Дубровский уже серьёзнее. - Если он столько прожил, значит, кое-что понимал. И ты поймёшь, со временем привыкнешь. А пока - сосредоточься на своей задаче. И прошу тебя, давай сейчас без фокусов. Ясно выразился?
  Но юноша лишь фыркнул в ответ и снова начал мерить шагами платформу, прокручивая в голове ледяную географию грядущих опасностей.
  Все его мысли развеялись в тот миг, когда к их платформе с тихим, почти кошачьим пощёлкиванием маневровых двигателей подлетел транспортный шаттл. Он был вытянутой, почти прямоугольной формы, с плоским, ровным брюхом, позволявшим ему садиться плашмя в любом месте. Как только двигатели затихли, его боковые двери со скрежетом разъехались, и на платформу высыпала группа девушек - около тридцати человек.
  Кондратий тут же начал выискивать взглядом знакомую фигурку, одетую в походную униформу. Он хотел было подойти к ней, но перехватил грозный взгляд интенданта, стоявшего чуть в стороне, сложив руки за спиной. Дубровский прожигал его взглядом, ясно давая понять - никаких вольностей.
  Среди высыпавших девушек шли и Галина с Любой. Их появление не осталось незамеченным: обе держались особняком, сохраняя дистанцию от общей массы.
  Люба выглядела молчаливой, внутренне зажатой - следы пережитого конфликта всё ещё лежали на её лице. Её глаза искали Светлану, но, стоило им найти её, как Люба тут же отвела взгляд, будто стыдясь или боясь признать собственные чувства.
  Галина, напротив, шла с высоко поднятой головой, но в её взгляде сквозило тяжёлое презрение. Она бросала в сторону Светланы короткие, резкие взгляды, полные не столько ненависти, сколько глухой обиды и скрытого гнева.
  Из общей толпы вышла она. Зажатая, с красными от недосыпания глазами, она смотрела на всех волком. И как только юноша попытался сделать к ней шаг, та одарила его взглядом такого чистого, незамутнённого отвращения, что он замер на месте. В этом взгляде было всё: "Не приближайся. Не смей. Не трогай".
  И в этот миг громадная фигура интенданта двинулась в направлении маленькой девочки. Когда тень от его массивного тела накрыла Дорофееву, та, повернувшись к нему, постаралась выпрямиться, показывая, что ей всё нипочём, и двинулась навстречу.
  - Итак, ты всё же пришла, - голос Интенданта был подобен скрежету ветхого механизма, лишённого смазки и всякой надежды. Он стоял, несокрушимый монолит в чёрном мундире младших офицеров ВКС, на фоне зияющей пасти десантного челнока. Воздух на посадочных площадках был густым и пах озоном, раскалённым металлом и тем невыразимым, сладковатым запахом страха, который въедается в саму сталь.
  Светлана, приблизившись, остановилась на почтительном расстоянии. Казалось, сам холодный свет люминесцентных ламп обтекал её тощую фигурку, делая её хрупкой, почти призрачной. Она сглотнула, и звук этот в давящей тишине прозвучал непозволительно громко.
  - Это мой единственный выбор.
  Интендант медленно, словно пробуя слово на вкус, склонил голову. В его глазах, похожих на два осколка обсидиана, не было ни сочувствия, ни злобы - лишь мёртвая усталость старого вояки, десятилетиями отправляющего души на убой.
  - Выбор, дитя? - пророкотал он. - Выбор между быстрой смертью и смертью мучительной? Не обманывайся. Там, за порогом, тебя ждёт выжженная пустошь и лишь забвение. Твоя плоть будет сорвана с костей когтистыми лапами мёртвых, твой последний крик будет поглощён бездной, не оставив и эха. И даже если в предсмертной агонии ты воззовёшь о помощи, наш спасательный шаттл, если и прибудет, то найдёт лишь остывающий след твоего высокомерия. А потому повторяю в последний раз: отрекись.
  Но в ней вспыхнула ярость, чистая и белая, как пламя плазменной горелки.
  - Вы не вправе решать за меня! - её голос звенел, как натянутая струна. - Я знаю цену. Я читала записи тех, кто не прошёл, и видела хроники обречённых. И несмотря на всю опасность, я всё равно иду туда, ибо таков мой выбор.
  Тогда на лице Интенданта проступило нечто, отдалённо напоминающее демоническую улыбку.
  - Что ж. Да будет так. Но у всякого пути есть своя плата. Пропуск в этот ад я дам тебе лишь в обмен на твой последний шанс. Вполне справедливая сделка, не находишь? - Он протянул здоровую, облачённую в кожаную перчатку руку. - Сдай браслет. Отрекись от последней нити, что связывает тебя с миром живых. Стань никем. И тогда - иди.
  Она выдохнула, и пар от дыхания смешался с холодным утренним воздухом. Её рука уже потянулась к запястью, к тонкому обручу на её левой руке, как вдруг Интендант вскинул ладонь.
  - Вместе с Кондратием, - произнёс Дубровский. - Если твоя жизнь для тебя - лишь разменная монета, подумай о его. Он ступит в пекло за тобой, не колеблясь ни на миг. Он примет на себя клинок, предназначенный тебе. Он захлебнётся в собственной крови, глядя, как ты идёшь дальше. - Интендант заглянул ей прямо в зрачки, и в их глубине она увидела собственное отражение, искажённое ужасом. - Ибо в его глазах я вижу тот же рок, что и в твоих. И ты знаешь, дитя, о чём я веду речь.
  Лицо Светланы стало мертвенно-бледной маской. Она отчаянно замотала головой, отступая на шаг.
  - Нет... Нет, я не пойду на это. Это моё испытание. Мой путь. Он здесь ни при чём! Вы... вы не имеете права!
  - Права? - Интендант выпрямился, и его голос снова обрёл металлическую мощь. - У каждого витязя свой путь, и каждый несёт свою тяжесть. Готова ли ты возложить свой груз на его плечи? Готова ли ты купить свой титул ценой его жизни?
  И тут тишину расколол другой голос - голос Кондратия.
  - Я готов.
  Он шагнул вперёд, и в его движении была решимость человека, приносящего себя в жертву на древнем алтаре. Не глядя на Светлану, он снял свой браслет и с поклоном вложил его в левую руку наставника.
  Мир для Светланы на миг раскололся. С криком, в котором смешались ужас и ярость, она вырвала браслет из рук интенданта, схватила Кондратия за локоть и оттащила в сторону.
  - Ты что себе позволяешь?! Это что за благородство такое? - прошипела она, глядя на него с яростью.
  - А что не так? - он смотрел на неё спокойно, но в глубине его глаз тлели угли. - Интендант прав. Ты хотя бы знаешь, с чем столкнёшься. Я не знаю ничего, и мне, как ни странно, не всё равно, что с тобой будет.
  - А мне - всё равно! - выпалила она. - Мы вообще-то знакомы неделю! Ты мне не парень, не брат, никто! Какого чёрта ты творишь?!
  Он отшатнулся, словно от удара. В его глазах промелькнула такая боль, что ей самой стало не по себе.
  - Я думал, мы хотя бы друзья. Или даже больше...
  - Друзья?! - она хмыкнула. - Мы соперники, дурья твоя башка. И возможно - мертвецы. Так что не нужны мне эти подачки!
  - Тогда почему ты переживала, когда я сдал браслет? - парировал он.
  - Да потому что это моё испытание! - выкрикнула она. - Моё, слышишь меня, ты, дурья башка! И я пройду его сама!
  - Сама ты умрёшь, - отрезал он.
  - Значит, таков мой путь! И такова моя судьба! Я либо пройду, либо умру! - в этот момент в её глазах стали наворачиваться слёзы.
  Лицо Кондратия окаменело. Вся теплота ушла из его взгляда, оставив лишь холодную, уязвлённую решимость. Он медленно кивнул, словно соглашаясь с приговором.
  - Что ж. Тогда и это - мой выбор.
  Он вырвал браслет из её ослабевших пальцев, бросил его на истёртый стальной пол и раздавил каблуком. Раздался сухой хруст, похожий на звук ломающейся кости.
  Этот звук стал для неё последней каплей.
  - Да ты совсем уже с ума сошёл! Хочешь сдохнуть - ради бога! Умирай! Но не впутывай меня в своё самоубийство! Мне не нужны твои жертвы! - взорвалась она криком, но он отчётливо видел, как в её глазах стояли злые, непролитые слёзы.
  Не говоря больше ни слова, она сорвала с запястья свой браслет, подошла к Интенданту и почти швырнула ему в руки. Но тот вновь преградил ей путь.
  - Пройдя этот порог, ты не вернёшься. Пути назад не будет.
  Девочка встряхнула головой, бросив на него исподлобья взгляд затравленного волчонка.
  - Значит, вам не придётся более терзаться мыслью о таком ничтожестве, как я, если я там сдохну.
  Она обошла его и, не оглядываясь, шагнула в чёрное, гудящее нутро челнока, будто в гробницу. В стороне, среди девушек, Люба всё это время стояла с холодным, каменным лицом. Рядом с ней Галина затаила дыхание. Когда Светлана прошла мимо, Галина подалась было вперёд, но Люба остановила её, положив руку на предплечье. Одним взглядом она дала понять: не вмешивайся. Это её выбор.
  Кондратий пошёл следом за Светланой. Из толпы других неофитов, грузившихся за ним, донёсся ехидный, скрипучий голос Корднева:
  - Едрить меня налево, ну и драму вы тут устроили! Прямо на слезу прошибло! Не хватает только сушёной воблы с холодным пивасиком, чтобы лицезреть сие действо...
  Но договорить он не успел. Кулак Кондратия врезался ему под дых с глухим, влажным звуком. Корднев, издав стон, рухнул на колени, а затем и вовсе на холодный рифлёный пол.
  - А-а-а, товарищ интендант! Он мне врезал! - прокашлял Корднев, катаясь на земле.
  Дубровский, наблюдавший за погрузкой, лишь холодно кивнул.
  - И правильно сделал. Остальные - быстро на борт! Дважды повторять не стану! - И после этих слов он махнул остальным интендантам, чтобы те тоже начинали погрузку.
  Чтобы слова не расходились с делом, он отвесил скулящему Кордневу такой живительный пинок, что тот, взвыв, буквально вполз по трапу на борт десантного шаттла, бормоча проклятия. Продолжая хвататься за живот, Вениамин потянулся к сидевшим на пассажирском месте Любе и Галине.
  - Помогите! Ну скажите хоть что-нибудь! - заскулил он.
  - Сам виноват, - хмыкнула Галя, даже не поворачиваясь.
  - Нечего было лезть, - добавила Люба.
  Фома и Ерёма, занятые поеданием очередного бутерброда, в унисон пробубнили:
  - Ага... ничтожество.
  - Да прекратите жрать, мать вашу! - вспылил Интендант. - Вам скоро в бой, а вы как на пикник!
  Фома виновато пожал плечами, но уже запихивал в рот ломоть копчёной колбасы, а Ерёма краем формы пытался протереть банку с огурцами. Интендант продолжал поливать их матом, когда тяжёлые створки шлюзов с шипением сошлись, отрезая свет и надежду.
  Продолжая метать тихие, но оттого не менее ядовитые проклятия в спины обжирающихся близнецов, Дубровский поднялся в рубку. Его могучая фигура почти полностью заполнила собой узкий проход. Он тяжело опустился в кресло второго пилота, и амортизаторы под ним протестующе зашипели, принимая на себя вес богатыря.
  - Всё готово. Можем взлетать.
  Пилот повернул голову. Тёмный визор шлема скрывал его лицо, но по внутренней стороне на мгновение вспыхнули зеленоватые символы телеметрии. Тело облегал практичный полётный комбинезон из тёмной, плотной ткани, поверх которого виднелись сегменты лёгкого бронежилета.
  - Тяжёлый в этом году выдался поток, а, Константин? - спросил он, поворачиваясь к своему собеседнику, и в его голосе прозвучала скабрёзная ирония.
  Дубровский устало отмахнулся.
  - Как видишь. Поднимай уже эту колымагу, пока эти двое не начали пожирать обшивку корабля.
  Весело усмехнувшись, пилот покачал головой. Одним взмахом правой руки он опустил на глаза дополнительное забрало, и его руки заплясали по светящимся панелям. Он не нажимал тумблеры - он исполнял литанию запуска, и в это мгновение под его пальцами зажигались тумблеры и с лёгким писком включались подсистемы.
  И следом за ним пробудилось само судно, издав глубокие, нутряные звуки, подобные вздоху пробудившегося зверя, и ему в ответ, будто эхо, отозвались другие шаттлы. Электровакуумные турбины зажглись призрачным, голубым пламенем. Один за другим, дюжина челноков с натужным рёвом оторвалась от поверхности. Шасси с гидравлическим шипением сложились, и корабли, разворачиваясь, начали восхождение.
  За прозрачной бронепанелью обзорного колпака город хлынул навстречу. Они пронеслись над шпилями Академии, поднимаясь всё выше, вплетаясь в поток транспорта, что теперь огненными реками тёк далеко внизу. Затем, выровнявшись, один за другим нырнули в исполинский зев воздушного шлюза. Несколько секунд темноты - и их вышвырнуло в холодную, безмолвную пустоту.
  За обзорным колпаком пронеслись внешние оборонительные платформы и шпили коммуникационных антенн. И лишь когда шаттлы, разворачиваясь, начали выстраиваться в полётный ордер, из динамиков громкой связи раздался резкий, бесстрастный голос диспетчера:
  - Шаттл ноль-шесть-ноль-восемь, немедленно прекратите движение.
  Услышав приказ, пилот изумлённо выпрямился, и его рука, на миг застыв над панелью, тут же метнулась к тумблеру связи.
  - Диспетчерская, говорит ноль-шесть-ноль-восемь. Поясните причину. Ведём неофитов на полигон. Полётный лист заверен.
  Ответ пришёл не сразу. На целую минуту, казавшуюся вечностью, в кабине повисла гулкая тишина, нарушаемая мерным гулом систем. И лишь потом из динамиков снова раздался тот же бесстрастный голос:
  - Ноль-шесть-ноль-восемь, всё верно. Ваш полётный лист в порядке. Приказано ожидать. Третья Дружина покидает зону вылета.
  В этот момент сидящий рядом богатырь грузно толкнул его в плечо.
  - Смотри... - выдохнул Дубровский. - Начинается.
  Дёрнувшись вперёд, пилот припал к прозрачному трансфлаерину, чтобы узреть всю картину, что разворачивалась по ту сторону. Слева, из гигантских доков, выплывала армада. Во главе всей группы медленно шёл ударный крейсер "Пылкий", выкрашенный в тёмно-зелёные цвета Багровых Уравнителей. То был не корабль, а плавучая цитадель, молот богов. Его тупой, бронированный нос, украшенный кроваво-красными полосами, был покрыт оспинами от былых сражений.
  За ним, подобно стальным волкодавам, следовали четыре ударных фрегата класса "Охотник". Их хищные силуэты с растопыренными крыльями-стабилизаторами были созданы для одного - для стремительного, безжалостного удара. В кильватере за ними шли ещё четыре фрегата - десантные "Кречеты", лишённые крыльев, но с раздутыми, словно чрево, нижними палубами. Десяток юрких корветов метались вокруг исполинов.
  Третья Дружина. Тысяча Богатырей. Ударный кулак, способный проломить любую линию обороны.
  Корабли выстраивались в безупречный ордер, и в это самое мгновение "Пылкий" дёрнулся вперёд. Вокруг его корпуса заплясали мириады слепящих молний, пространство начало стонать и изгибаться. Корабль, вытянувшись в невозможную, призрачную стрелу, пронзил реальность и нырнул в слепящий разрыв иного пространства. За ним, один за другим, последовали остальные.
  - Хорошей вам битвы, братья, - тихо произнёс Константин, и в голосе его прозвучала неприкрытая зависть.
  И словно в ответ, по громкой связи ожил голос диспетчера:
  - Шаттл ноль-шесть-ноль-восемь, пространство чистое. Можете продолжать полёт.
  - Вас понял, - ответил пилот и, заметив состояние напарника, дружески похлопал его по плечу. - Да ладно тебе ты чего? В следующий раз с ними отправишься.
  Но Дубровский резко, почти грубо, смахнул его руку.
  - Вот только давай без этого. Полетели уже, - буркнул он и, отвернувшись, прижался лбом к холодному трансфлаерину, вглядываясь в пустоту, куда только что ушла дружина.
  Челноки выстроились в линию. По краям их корпусов сверхпространственные двигатели засверкали нестерпимо ярким светом. И так же, как и ушедшие в бой корабли до них, они вытянулись, исказились и один за другим нырнули в иное пространство, оставив за собой лишь призрачные росчерки света, которые спустя мгновение тоже растворились среди бескрайних звёзд вселенной.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"