Большинство людей живёт очень однообразно: работа, семья,
телевизор... Вот и почти всё. Такая стабилизация однообразной жизни начинается совсем незаметно, у некоторых аж с самой юности.
К этому однообразию привыкают, она становится так привычна, что человеку часто совсем ничего не нужно кроме повторения вчерашнего дня и позавчерашнего по своему раскладу. И он, человек,
радуется, если у него нет никаких потрясений, он вполне доволен, что может вечером спокойно посмотреть телевизор как вчера и позавчера и как много-много дней подряд.
Такой или примерно такой однообразный вид жизни вела
78 летняя Елизавета Яковлевна, закончившая школу в 1941 военном году . Пока ей не исполнилось 61 год, она работала преподавателем в Днепропетровском горном институте, читала лекции по курсу " Не-
рудные полезные ископаемые". Жила она одна с 1976 года. Детей ей Бог не дал. И материнские чувства свои она не на кого не потратила,
ни с кем никогда не была близка, кроме своего мужа, отставного офицера, прошедшего войну, и умершего в 1976 году, как говорила
Елизавета Яковлевна, своей смертью. Когда-то Елизавета Яковлевна
жила в большом частном доме в четыре комнаты с участком земли, на котором росли фруктовые деревья, виноград, ягоды. И дом с участком находился почти в центре города. И Елизавете Яковлевне приходилось одной заниматься хозяйством, убирать во дворе и в большом доме. В 1989 году ей уже было тяжело каждый день самой наводить порядок в таком большом доме. Она имела грузноватый вид, выше средней упитанности большую фигуру, полные ноги. И лицо, хоть и кажущееся подвижным, но тоже довольно полное.
Она поменяла свой дом на двухкомнатную квартиру со всеми
удобствами, с доплатой, в одном из самых хороших районов города.
Её квартира находилась на третьем этаже девятиэтажного дома,
в каких-то двухстах метрах ходьбы до горного института.
Рядом был Нагорный рынок, куча магазинов. Всё как говорится под боком. Живи и радуйся. Ну, она и жила. И, как я понял, и радовалась. Я её одно время в душе осуждал. Вот живёт долгое время одна. Никто ей не нужен. Даже чувства материнские не смогла развить, ни к кому не привязаться, ни кого не полюбить. Но вот я стал думать. Кто я такой? Что её осуждаю? Да и имею ли я на то право? Конечно, нет. Елизавета Яковлевна прожила долгую, и, кажется, интересную жизнь. А сколько лет она преподавала в горном институте? На целых 6 лет больше установленного для женщин пенсионного срока. Она что? Не заслужила себе жизнь в своё удовольствие? Конечно, заслужила! Как и многие. Вот на западе, к примеру, огромное количество пенсионеров живёт в своё удовольствие. И никто их и не думает осуждать за это. Они заслужили.
Узнал я адрес Елизаветы Яковлевны от Автушенко Нади, которая в свое время, так же как и я, окончила горный институт, и училась у Елизаветы Яковлевны точно так же как и я когда-то.
С этой Автушенко Надей я встретился случайно в начале августа
2002 года. Я находился в отпуске и в послеобеденное время шел домой
1
по проспекту Гагарина. Солнце палило прилично. И со всех сторон я ощущал жару самую настоящую, самую южную...
И вот когда я проходил возле супермаркетинга по игрушкам, расположенного напротив общежитий горного института, я увидел постаревшую Автушенко, идущею с большой полиэтиленовой сумкой,
в сопровождении такой же как и она сама дамы.
Мне ничего не оставалось делать, как ей улыбнуться, и приостановиться, при её приближении ко мне. Остановилась и она.
Здесь последовали мои короткие приветствия к ней и обычное: Как дела? Где ты? Да кем?
- Всё по-прежнему,- последовал ответ,- я так же работаю агентом в кодаке. И изменений никаких нет.
Она говорила как-то уж чересчур быстро. Чувствовалось, что она спешит, боится куда-то опоздать.
И как раз об этой своей спешке она и заговорила
- Я сейчас очень спешу, надо отвести по заказу клиенту . Если я опоздаю, то мне может попасть. Давай я тебе оставлю телефон, а ты мне позвонишь.
Мне это было как- то не очень приятно слушать: спешу, боюсь опоздать, телефон оставить... Ведь не виделись очень давно. Хотелось поговорить, что-то спросить. Но ничего не оставалось делать, как согласиться с Автушенко, и взять у неё её телефон.
Телефон был легко запоминающимся. И я его повторив про себы два раза, и понял, что его не забуду.
И уже вечером, следующего дня, я звонил к Автушенко, совсем не для того, чтобы с ней о чём-то поговорить, Говорить мне с ней было по сути-
то и не о чём. Я о ней всё или почти всё знал. Во всяком случае то, что я о ней знал, мне было вполне достаточно, чтобы с ней больше не иметь никакого дела. Она мне была неинтересна и как женщина и как человек
абсолютно одинокий, живущий исключительно для себя и очень мало считавшаяся с чьими-то интересами .
И грубость, и бестактность, и отсутствие какого-то бы ни было участия
к человеку, нуждающемуся во внимание, в понимание,- всё это виделось мне в ней. Не буду говорить откуда у меня такие серьёзные знания её. Это особый и длинный разговор. Мне хотелось узнать от неё телефон Елизаветы Яковлевны. Вначале узнать, живая ли она, а уж потом и про телефон.
Набрал номер Автушенко. И как раз, сразу же, услыхал её голос.
После взаимных приветствий я спросил про Елизавету Яковлевну, И узнав, что она жива и здорова, попросил её номер телефона. Автушенко мне назвала номер. Больше мне не о чём было с неё говорить. И я пожелав её всего самого хорошего, положил трубку.
И вот я обладатель номера телефона Елизаветы Яковлевны, бывшей
преподавательницы горного института, у которой когда-то слушал курс
" Нерудные полезные ископаемые". Она мне всегда казалась старой, даже тогда, двадцать два года тому назад. И мне хотелось узнать какая же она сегодня, сейчас...
2
2гл.
После моего первого звонка к Елизавете Яковлевне прошло больше пяти месяцев. За это время я успел побывать у неё пять раз и после последнего посещения я ей ещё пару раз звонил.
И если быть до конца откровенным, то разочарование моё с каждым посещением Елизаветы Яковлевны становилось всё больше и больше.
А после последнего звонка к ней мне захотелось полностью прервать с ней общение.
Я в ней увидел столько неинтересного и однообразного, что всё это и пересказывать не хочется. Но, главное, что меня больше всего в ней раздражало, это не только отсутствие какого бы то ни было радушия при посещение её бывшими студентами или знакомыми, а вообще, отсутствие гостеприимства.
И самое неприятное, что я увидел, когда пил с ней чай- это торт с червями. Принёс я, как и в предыдущий раз, бутылку хорошего вина и
большую коробку шоколадных конфет.
Но она, на чай не выставила принесённые мной конфеты, как и в прошлый раз. Она принесла из кухни старую коробку, вытащила из него старый шоколадно-вафельный торт и предложила его мне порезать на куски. И вот когда половина торта была разрезана, и мы начали пить чай с этим тортом, я обнаружил в нем какой-то специфический вкус,
чем-то похожий на вкус тухлого яйца пополам с какой-то кислотой.
Сахара я в этом торте не чувствовал ни грамма. Я поглядел на кусок торта находящийся на тарелке и увидел ползущего по нему белого червя.
Червяк не торопясь, прополз по поверхности торта и исчез в его сердцевине.
Я всё делал вид, что ничего не произошло. Но всё же я заметил, что Елизавета Яковлевна, тоже заметила этого белого червя, и тоже делала вид, что ничего не произошло.
Больше я не ел этого торта. Но вот пить хотелось чая всё больше и больше. И я выпил пару больших чашек, поговорив ещё с Елизаветой Яковлевной на тему интересную для неё. А тема интересная для неё была - это воспоминания о себе самой. Какой она была хорошей преподавательницей и как высоко котировалась на своей кафедре.
Я помнил её лекции. Это были сплошной диктант из её конспекта
про нерудные полезные ископаемые. Может быть, кому ни будь эти лекции и нравились. Кто-то и желал записывать и записывать под её диктовку. Но мне как её торт с червями не понравился, также и её лекции не нравились. Да и можно ли назвать лекциями, когда сплошь весь материал тебе диктуют для записи в тетрадь.
Ну вот и вся история про торт с червями. Можно что-то ещё написать про Елизавету Яковлевну. Но получилось так, что больше мне не хочется про неё ни говорить ни писать.