Буркин Павел Витальевич : другие произведения.

Генерал Кирпонос: опыт историко-антропологического исследования

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исследование посвящено жизни, деятельности и трагической гибели малоизвестного советского военачальника начального периода Великой Отечественной войны. В основе книги - дипломная работа 2003 года.

  ГЕНЕРАЛ КИРПОНОС: ОПЫТ ИСТОРИКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
  
  Введение
  
   Тема Великой Отечественной войны, справедливо занимает очень важное место в отечественной историографии. Но различные аспекты ее изучены в различной степени. Так, если история военных действий и международных отношений, экономики военного периода была в целом хорошо изучена еще в советское время, то некоторые проблемы остались, безусловно, за кадром. К таковым можно отнести, например, некоторые проблемы внутриполитической истории: так, вопросы некоторых националистических движений на территории СССР как по одну, так и по другую стороны фронта изучены еще достаточно слабо. В еще большей степени это относится к изучению личностных, антропологических аспектов проблемы.
  Между тем этот вопрос имеет немалое значение: не учитывая "человеческого фактора", невозможно составить достаточно полную и достоверную картину событий. В этом случае для нас останутся непонятными мотивы принятия тех или иных решений, в том числе и таких, которые имели судьбоносное решение для нашей страны. В качестве наглядной иллюстрации важности изучения антропологических аспектов проблемы можно вспомнить, например, стремительную карьеру, сделанную М. П. Кирпоносом. Если в ноябре 1939 года он еще был руководителем находящегося вдалеке от столицы Казанского пехотного училища имени ЦИК Татарской АССР, далеко не самого престижного в стране, то уже в июне 1940 года, всего несколько месяцев спустя он оказался командующим ЛВО, одним из важнейших военных округов страны. Не меньший интерес, с антропологической точки зрения, представляет собой и начальный период Великой Отечественной войны - кем были те, кто первыми вступили в противоборство с немецкими командующими армиями и группами армий, уже тогда знаменитыми на весь мир?
  Соответственно, недостаточная разработанность антропологических аспектов истории Великой Отечественной войны, выражается и в недостаточной исследованности источников, дающих, по преимуществу информацию антропологического характера. Так, например, до сих пор практически неисследованными оставались материалы партийных и комсомольских собраний, заседаний партбюро Казанского пехотного училища, в которых М. П. Кирпонос, как начальник школы, а в 1934 - 1938 гг. еще и политрук, активно участвовал. Протоколы этих собраний в данный момент входят в фонд этого училища в РГВА.
  Среди всех сражений 1941 года Киевская оборонительная операция занимает особое место. Это было крупнейшее за всю войну поражение Красной армии, приведшее к потере почти всей Украины, гибели нескольких советских армий и, в том числе, одного из наиболее перспективных советских полководцев - Михаила Петровича Кирпоноса (1892 - 1941).
  М. П. Кирпонос является, несомненно, одним из наименее известных советских командующих фронтами. Погибший в самый тяжелый период войны, он не участвовал в победоносных операциях и, соответственно, не успел отличиться и прославиться, как те, кто дожил хотя бы до 1943 - 1944 года. До конца 1943 года о его судьбе точно известно не было, и это породило разнообразные и безосновательные слухи, некоторые из которых держались вплоть до 1960-х годов, несмотря на то, что уже в ноябре 1943 года созданная для расследования обстоятельств его гибели комиссия неопровержимо доказала факт гибели Кирпоноса в бою1. А ведь он командовал важнейшим и сильнейшим из пограничных округов страны, став 22 июня 1941 года одним из первых трех командующих фронтами, и удержался на своем посту значительно дольше, чем другие двое первых командующих фронтами, и вплоть до сентября месяца именно Юго-Западный фронт действовал наиболее успешно, имел наименьшие потери. Группа армий "Юг" так и не смогла справиться с войсками фронта своими силами.
  Но если сам ход боевых действий на Украине летом-осенью 1941 года изучен достаточно хорошо еще в 60-е - 70-е годы, в работах В. Анфилова, то личность возглавлявшего войска фронта М. П. Кирпоноса обычно оставалась за кадром. И если более известным военачальникам 1941 - 1945 гг. посвящена довольно-таки обширная литература, то М. П. Кирпонос оказался обделен: существует лишь два сколько-нибудь полных биографических очерка на русском и украинском языке, опубликованных в 1969 и 1976 годах2. Их авторы по сути дела просто составили биографические очерки, не подвергая серьезному анализу полученные факты. По-видимому, они и не ставили себе такой задачи, собираясь именно рассказать широкому кругу читателей о судьбе Кирпоноса.
  
  1. Историография проблемы.
  
  П. Маслов в 1966 году в "Военно-Историческом журнале" опубликовал свою статью "Литература о военных действиях летом 1941 года". В ней автор подвел итог развитию советской военной историографии в прошедший со времени событий 25-летний период. Им были выделены четыре периода развития отечественной историографии событий первых месяцев войны. Первый период по хронологическим рамкам (вторая половина 1941 года), характеризовался изучением событий, так сказать, по горячим следам. Он отличался небольшим объемом произведений, а также их ярко выраженным утилитарным предназначением: эти работы должны были выполнять функции идеологического обоснования Отечественной войны, а также обобщать полученный опыт борьбы с целью его практического использования. Второй период соответствует 1942 - 1945 годам. В этот период, по Маслову, посвященные войне работы сохраняли свой прикладной, по преимуществу, характер, но становятся больше по объему и более фундаментальными. Их цели определялись уже не только сиюминутными выгодами: как только определился исход войны, они стали создаваться уже, так сказать, на перспективу. Третий период, соответствующий 1945 - 1956 годам, определяется, согласно статье П. Маслова господством "сталинской" концепции, берущей свое начало в речах и приказах самого Сталина, начиная со знаменитого обращения к народу 3 июля 1941 года. В этот период возникают первые обобщающие работы, посвященные началу Великой Отечественной войны, как очерк В. Захарова. П. Маслов раскрывает причины, по которым было плохо изучено начало войны: по его мнению, это прежде всего трудности доступа ко многим документам, большое количество пропавших документов (что особенно актуально в отношении сентябрьских событий 1941 года на Юго-Западном фронте).
  Третий этап, по мнению Маслова, открывается периодом ХХ съезда. Он характеризуется некоторым расширением доступа к документам и ослаблением влияния "сталинской" концепции войны, что привело к увеличению интереса к начальному периоду войны, и, следовательно, к проведению широкомасштабных, в том числе коллективных, исследований войны.
  Эта концепция (восходящая, впрочем, еще к речи Н. С. Хрущева на ХХ съезде КПСС) оказалась весьма удобной: она хорошо соответствовала реальному положению в советской историографии и позволяла получить убедительно аргументированную периодизацию советской историографии. Она в значительной мере определила формирование взглядов целого поколения историков, и пережила не только "оттепель", но и 1991 год. В несколько измененном виде она используется в работе В. Кулиша "Советская историография Великой Отечественной войны", опубликованном в сборнике "Советская историография", выпущенном РГГУ в 1995 году. В этом, несомненно, ценнейшем историографическом обзоре В. Кулиш предпринял попытку ретроспективно осветить весь процесс становления и развития советской историографии Великой Отечественной войны. Концепция П. Маслова была им расширена и дополнена. Оставляя в ее основе применяемый Масловым принцип периодизации историографии, В. Кулиш саму периодизацию несколько изменяет: так, военный и послевоенный периоды сводятся в единый период господства "сталинской", если можно так выразиться, исторической парадигмы, охватывавший, таким образом, все время от 1941 года до ХХ съезда. Кроме того, дополняя концепцию П. Маслова, Кулиш выделяет еще два важнейших периода. Во-первых, это период частичной "реабилитации" концепции Сталина, нового усиления идеологизации истории, и в то же время больших достижений в области популяризации основных исторических знаний о Великой Отечественной войне. Наконец, В. Кулиш выделяет период перестройки, рассматривая его как время упадка и утраты главенствующей роли советской историографической концепции Великой Отечественной войны, появления альтернативных направлений исторических исследований. Работа представляет значительный интерес как попытка исследования процесса становления, развития и упадка советской историографической школы войны в целом, на всем протяжении ее существования3.
  По сравнению с этой концепцией историографии начала Великой Отечественной войны, история изучения событий 1941 года на Украине, а также биографии командующего Юго-Западного фронта имеют свои особенности. Так, начало историографии изучаемой проблемы вполне совпадает с периодизацией Маслова: первые статьи, посвященные обороне Киева, появились еще до его падения и сентябрьских событий. По истории боев на Украине - это статьи А. Краснова и К. Добросердова, опубликованные в "Правде" 6 сентября и в "Известиях" 13 сентября 1941 года и содержащие обзор боевых действий под Киевом.
  В период 1942 - 1945, послевоенный и даже начало "хрущевского" - вплоть до начала 60-х годов, эта проблема почти не изучалась. По крайней мере до 1959 года М. П. Кирпонос и его судьба и его судьба вообще была известна очень немногим. В тех работах 40-х - 50-х годов, которые были посвящены событиям 1941 года, не только судьба М. П. Кирпоноса, но и вообще ход боев на Юго-Западном направлении почти не рассматривался. В изданном в блокадном Ленинграде сборнике "Города-герои" (Л., 1943) об обороне Киева не сказано ни слова - там рассматриваются события под Одессой, Севастополем и Ленинградом. Такая тенденция сохранялась и в первые послевоенные годы. Так, бесполезно искать во втором издании Большой советской энциклопедии статью "Киевская оборонительная операция 1941 г.", хотя есть достаточно подробная статья об освобождении Киева в ноябре 1943 года. Таким образом, об обороне Киева широким кругам читателей было известно только то, что было опубликовано еще до падения города в нескольких центральных газетах, прежде всего, в "Правде" и "Известиях". Правда, в конце 1940-х годов создаются первые аналитические, обобщающие работы, посвященные боевым действиям начального периода войны. Среди них выделяется работа В. Захарова "Очерк истории начального периода Великой Отечественной войны" (М., 1949).
  "Открытие" М. П. Кирпоноса исторической наукой состоялось, по-видимому, в 1959 г., когда были опубликованы воспоминания Н. К. Попеля "В тяжкую пору". В 1961 году в журнале "Коммунист Украины" была опубликована небольшая статья Я. Пашко "Героическая оборона столицы Украины", посвященная боям за Киев в июле - сентябре 1941года. Эта статья стала фактически одной из первых попыток исследования событий на Украине летом и в начале осени 1941 года. В 1962 году была опубликована очень интересная аналитическая работа В. Анфилова "Начало Великой Отечественной войны", охватывавшая период с 22 июня по середину июля 1941 года. Много внимания в ней уделяется проблемам боевых действий на Юго-Западном фронте, сравнивается ход приграничного сражения в полосе всех трех фронтов, и, пожалуй, наивысшая оценка дается именно Юго-Западному фронту. То есть, следовательно, и Кирпоносу как его командующему, тоже. Однако это исследование было направлено именно на изучение боевых действий, и роль командующих фронтами в них была затронута очень слабо. В 1964 году в "Военно-историческом журнале" было опубликовано документальное исследование, посвященное обстоятельствам гибели М. П. Кирпоноса. Статья вводила в научный оборот ряд ценных документов, касающихся судьбы Кирпоноса, в том числе и некоторые материалы комиссии 1943 года. Она была посвящена анализу существовавших версий обстоятельств гибели М. П. Кирпоноса, каким-то образом продержавшихся вплоть до конца 1960-х годов по крайней мере.
  Немного позже появился и первый крупный коллективный труд историков, обобщающий сведения о войне. Речь идет о 6-томной "Истории Великой Отечественной войны", опубликованной в 1963 - 1965 гг.
  Первый этап - это изучение "по горячим следам" еще в ходе войны, для которого характерно утилитарное, продиктованное нуждами войны, направление ее изучения. Трудно поспорить с этим тезисом: ярким памятником такого "утилитарного", в лучшем смысле этого слова, подхода к изучению и обобщению опыта войны может служить, например, "Волоколамское шоссе" А. Бека.
  Новый этап в изучении истории боевых действий на Украине летом - осенью 1941 года открывается 1964 - 1966 годами. Для него характерны значительно более благоприятные, чем в течение двух предыдущих периодов, условия для изучения событий 1941 года на Украине. Были опубликованы первые сборники документов по истории боев за Киев, как на русском, так и на украинском языке4. Именно в этот периода начинается и публикация важнейшего для нашей темы источников - мемуарных. Так, еще с 1959 года публикуются работы А. И. Еременко, считающегося одним из ответственных за сентябрьские события 1941 года. В том же году увидела свет книга Н. К. Попеля "В тяжкую пору". А в 1965 году публикуется первая крупная книга воспоминаний И. Х. Баграмяна "Город-воин на Днепре". Позже, уже в конце шестидесятых и особенно в семидесятые годы, публикуется множество других воспоминаний участников войны, в том числе и с Юго-Западного направления. Это, прежде всего, мемуары Г. К. Жукова, К. К. Рокоссовского, К. С. Москаленко, А. И. Родимцева и ряда других непосредственных участников боев летом и осенью 1941 года на Украине.
  Все это сделало возможным дальнейшее изучение истории этих событий. В 1969 г. уже упоминавшийся Я. Пашко публикует монографию "Мiсто-герой на Днiпрi". В 1974 году публикуется 4-й том 12-томной "Истории Второй Мировой войны", посвященный как раз событиям начального периода Великой Отечественной. В 1975 году выходит в свет первый том "Украинская ССР в Великой Отечественной войне". Этот период характеризуется повышением интереса к личностному фактору в событиях начального периода войны, возможно, под влиянием мемуарной литературы. Не случайно именно тогда публикуются рассчитанные на массового читателя научно-популярные работы о крупных советских военачальниках. В том числе в 1969 и 1976 гг. выпущены в Москве и Киеве две довольно большие по объему и подробные биографии М. П. Кирпоноса. Поскольку это первый опыт создания целостной биографии М. П. Кирпоноса и его значения для данного исследования трудно переоценить, охарактеризуем эти работы поподробнее.
  Они были схожи во многом. Обе эти биографии о Кирпоносе были написаны в соавторстве двумя авторами, написаны в научно-популярном жанре и предназначены для широкого круга читателей. Они выполняют, если можно так выразиться, функцию "ликбеза" по интересующей нас проблеме. Главной задачей своего исследования авторы считали именно ознакомление широкого круга читателей с судьбой и основными этапами биографии М. П. Кирпоноса. Это определило и строго хронологический порядок повествования, и слабо проявившееся стремление к анализу и систематизации собранных фактов. Кроме того, в значительном количестве случаев авторы, сообщая биографические данные подчас уникального характера, авторы не считают нужным сослаться на использованные источники. В особенности это касается ранних этапов биографии М. П. Кирпоноса.
  Биография, написанная Гостевым и Соболевым, справочно-методического аппарата лишена практически полностью. Возможно, это обусловлено тем, что эта работа построена в значительной степени на основании воспоминаний бывших сослуживцев Кирпоноса. Не случайно книга Гостева и Соболева начинается с разговора в поезде, где приводится одна из версий гибели Кирпоноса - самоубийство в окружении. И вся дальнейшая книга построена как рассказ одного из пассажиров, опровергающий эту версию и доказывающую, что Кирпонос не только не покончил жизнь самоубийством, но и не мог так поступить. Поскольку книга построена как рассказ одного из пассажиров, там оказались неуместны ссылки, например, на архивные источники. Здесь мы имеем дело не с научной монографией, а с художественным произведением. Тем не менее авторы выполнили важнейшую задачу, без которой дальнейшее изучение проблемы стало бы если не вовсе невозможным, то, по крайней мере, было бы сильно затруднено - задачу сбора фактов биографии М. П. Кирпоноса. При оценке значения этой работы не следует забывать, что речь идет о первой попытке создать биографию генерала.
  В отличие от труда Гостева и Соболева, книга Г. И. Андреева и И. Д. Вакурова в гораздо большей степени может именоваться научным произведением. Хотя она построена по тому же принципу, что и работа их предшественников и явно на нее опиралась (хотя Вакуров и Андреев нигде на нее не ссылаются), "Генерал Кирпонос" выгодно отличается от предшествовавшего ему "Генерал-полковника М. П. Кирпоноса". Так, Вакуров и Андреев в значительной степени опирались не только на устные свидетельства (хотя их значение трудно переоценить - некоторые эпизоды, особенно касающиеся периода работы в Казанском пехотном училище, скорее всего, имеют именно такое происхождение). Их работа основывается на научных монографиях, мемуарных источниках, архивных документах, что позволило им, во-первых, создать более полную и достоверную биографию, а во-вторых, оснастить свою работу ссылками, по которым можно в основном выявить круг источников, которыми пользовались авторы. Все это сделало работу И. Д. Вакурова и Г. И. Андреева лучшей, на сегодняшний день, биографией М. П. Кирпоноса или, по крайней мере, сохраняющей в этом качестве свое значение и поныне.
  Биография, написанная Вакуровым и Андреевым, охватывает весь период жизни своего главного героя. Она начинается подробным рассказом о родственниках Кирпоноса его детстве и юности, и его участии в событиях 1905 - 1907 годов. Авторы нигде не ссылаются на источник своих сведений, но можно предположить, что материалы они почерпнули из каких-то местных архивов, или от очевидцев событий, некоторые из которых в начале 70-х годов еще могли быть живы. Подобное отсутствие ссылок характерно и для более позднего периода - при описании деятельности Кирпоноса в годы революции и гражданской войны, и в некоторой степени - вплоть до периода войны, который имеет наиболее солидную источниковую базу. Подобная особенность, в еще большей степени характерная для книги Гостева и Соболева, оставляет только догадываться об источниках, из которых авторы почерпнули данные о ранних этапах биографии и карьеры Кирпоноса. Правда, подробное описание некоторых эпизодов, например, штурма экономии Терещенко в ходе партизанской войны в 1918 году, содержит множество деталей, о которых мог бы рассказать только очевидец. Эта особенность книги Вакурова и Андреева наводит на мысль о каких-то еще живых свидетелях этих событий, опрошенных авторами. Не следует забывать, что события 1918 года были отделены от времени написания книги примерно таким же отрезком времени, как Великая Отечественная война от 2003 года.
  Период 1920 - 1939 годов освещается в этой работе поневоле лаконично, как бы пунктиром, и представляет собой, фактически, цепочку фактов, лаконичных, как в анкете. Правда, в описании периода 1934 - 1939 годов, когда Кирпонос возглавлял Казанское пехотное училище, снова появляются такие эпизоды, которые наводят на мысль о каких-то живых свидетелях. В особенности это касается случая со старшим лейтенантом Коротковым, который нуждался в немедленном лечении в Кисловодске и которому Кирпонос распорядился передать свою путевку в этот санаторий5. Зато очень подробно рассматриваются события периода советско-финской войны и участие в них Кирпоноса. В принципе, в биографическом очерке такое построение было оправдано: в этих боях Кирпонос впервые проявил себя как зрелый, самостоятельно мыслящий военачальник, и они стали отправной точкой его дальнейшей стремительной карьеры. Эта карьера тоже описывается кратко и фрагментарно - авторов, по-видимому, интересует преимущественно участие Кирпоноса в боевых действиях.
  Значительно более подробно и, если можно так выразиться, со вкусом, описываются предвоенные события. Авторы подробно описывают то, как накалялась в последний предвоенный месяц обстановка. Авторы показывают, насколько напряженной, грозной и запутанной была обстановка на границе в полосе КОВО в эти майские и июньские дни.
  Но особый интерес представляют собой описание событий первых месяцев войны. Чувствуется, что здесь у авторов наиболее надежные и подробные источники, которые позволяют подробно восстановить как общий ход военных действий, так и роль в них самого М. П. Кирпоноса. Авторы показывают на конкретных примерах, что Кирпоносу приходилось действовать в условиях высокой степени неопределенности обстановки, и, кроме того, он не был полностью свободен в выборе решений, особенно если это были решения, связанные с отступлением. Авторы описывают бои за Киев в августе месяце, а потом то, как решалась судьба Юго-Западного фронта по ту сторону фронта, как вызревало решение о повороте танковой группы Гудериана на юг, в тыл войскам фронта. Дается и трактовка причин, заставлявшая советскую СВГК медлить с отступлением фронта и оставлением Киева, даже когда наметилась явная угроза окружения. По его мнению, таких причин было две: во-первых, причина политическая (удержать Киев необходимо, чтобы не подорвать доверие союзников к обороноспособности СССР) - эту точку зрения впервые выразил И. Х. Баграмян в книге "Так начиналась война", впервые опубликованной в 1975 году. Второй причиной авторы считают переоценку возможностей Брянского фронта остановить прорыв.
  Впрочем, Вакуров и Андреев не считают, что никто даже не ставил вопроса об отходе. Авторы доказывают, что и в высшем эшелоне власти в СССР не было единого мнения. Так, колебался и сам Сталин: еще 11 сентября он послал сообщение, которое, несмотря на довольно резкую концовку, можно рассматривать как довольно подробный план отступления. Заканчивается биография описанием выхода из окружения остатков войск фронта и гибели его командования.
  Подведем итоги. Книга, написанная И. Д. Вакуровым и Г. И. Андреевым является именно биографией, изложением основных этапов жизненного пути М. П. Кирпоноса. Авторы не исследовали или почти не исследовали причинно-следственные связи событий, ограничиваясь изложением материала. Однако само это изложение было проведено с большой добросовестностью и сделало работу и. Д. Вакурова и Г. И. Андреева, на сегодняшний день, пожалуй, наиболее полной и удачной биографией М. П. Кирпоноса. Трудно переоценить ее значение для настоящего исследования.
  Из других важных работ этого периода необходимо назвать сборник статей "Год 1941. Юго-Западный фронт", опубликованный во Львове в 1970 году. В нем содержится интересный очерк о Кирпоносе, написанный теми же И. Д. Вакуровым и Г. И. Андреевым. В этом очерке, небольшом по объему, даются интересные характеристики не только деловых, но и чисто человеческих черт Кирпоноса: умение ценить и награждать доблесть солдат, например, продержавшегося несколько дней в окружении дота под Киевом. Кроме того, авторы показали его чувство ответственности за судьбу войск фронта: он отказался покинуть окруженные войска фронта на последнем оставшемся самолете, приказав погрузить туда раненых и разделив судьбу своего фронта6. Необходимо упомянуть и монографию В. Анфилова "Бессмертный подвиг. Исследование кануна и первого периода Великой Отечественной войны" (М., 1971), расширяющую "Начало Великой Отечественной войны" до октября месяца 1941 года.
  Новый всплеск интереса к Кирпоносу произошел в конце 80-х - начале 90-х годов. В 1991 году, приуроченные к 50-летию событий, были опубликованы две статьи о судьбе М. П. Кирпоноса7. Наиболее интересна и них статья В. Б. Рязанцева, построенная по преимуществу на материалах архивных документов, она подробно рассматривает ход боевых действий в июне - сентябре 1941 года и гибель командующего Юго-Западным фронтом, о которой повествует в очень эмоциональном тоне. В ней даются и интересные характеристики не только деловых, но и человеческих черт Кирпоноса: он бесстрашно заступался за тех из своих друзей, которых подозревали в антисоветской деятельности, и был хорошим семьянином. В статье подробно рассказывается о последних днях командующего фронтом и обстоятельствах его гибели. Автор статьи показывает, как эти события характеризуют мужество М. П. Кирпоноса и его ответственность за подчиненные ему войска.
  Эти характеристики дополняют тот портрет М. П. Кирпоноса, который отображен Вакуровым и Андреевым пятнадцать лет назад. В целом статья представляет значительный интерес для нашего исследования, так как не только сообщает ряд ценных, а подчас и уникальных сведений, но предпринимает попытку их интерпретации и систематизации. Так, автор подробно раскрывает важнейшие, как ему кажется, причины неудачной попытки контрнаступления в конце июня, а потом и гибели М. П. Кирпоноса. К недостаткам работы можно отнести, правда, излишнюю эмоциональность (вполне, впрочем, понятную для того периода, когда статья была написана) и некоторую тенденциозность изложения: так, заметно стремление переложить всю ответственность за сентябрьскую катастрофу на И. В. Сталина. На с.105, описывая речь Сталина 11 сентября, обращенную к Кирпоносу, автор приводит только последние слов: "Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути для сопротивления". Но он "забывает", что перед тем, как произнести эти слова, Сталин наметил необходимые для осуществления отхода мероприятия8.
  Таков в целом круг важнейшей литературы, посвященной М. П. Кирпоносу. Общая ее особенность - в концентрации внимания на самом последнем периоде его деятельности, событиях Великой Отечественной войны. Только И. Д. Вакуров. Г. И. Андреев, И. Ю. Гостев и В. И. Соболев предприняли попытку уйти от этого ограничения и создали целостные биографии, позволяющие в основных чертах проследить формирование М. П. Кирпоноса как военного, государственного и партийно-политического деятеля довоенного СССР и начала войны. Перейдем теперь к характеристике важнейших источников.
  
  2. Источниковая база исследования.
  
  Можно выделить два вида источников, из которых мы можем почерпнуть сведения об М. П. Кирпоносе. Это, во-первых, а для периода до 1939 года почти исключительно, архивные документы, хранящиеся в Российском государственном Военном архиве (далее - РГВА), а также Центральном архиве Министерства Обороны РФ (далее - ЦАМО). В РГВА находятся фонды учреждений и соединений, которые возглавлял М. П. Кирпонос в разные периоды своей жизни. Так, например, огромный интерес представляют фонды Казанского Пехотного училища имени Верховного Совета Татарской АССР, начальником и комиссаром которого он был с 1934 по 1939 гг., и 70-й стрелковой дивизии за период советско-финской войны. Первый из них представлен протоколами партийных собраний, а также перепиской с вышестоящими учреждениями, материалами аттестаций и наградных листов руководства училища, именными списками9. О более позднем периоде жизни и деятельности М. П. Кирпоноса дают представления материалы из фонда 70-й стрелковой дивизии, которой М. П. Кирпонос командовал в период советско-финской войны. Здесь документация становится более разнообразной: боевые приказы и распоряжения штаба дивизии, отчет о партийно-политической работе, оперативные сводки и боевые донесения, схемы расположения и боевых действий дивизии, журнал боевых действий дивизии в том числе приказы самого М. П. Кирпоноса по частям дивизии10.
  Важны такие документы и для более позднего периода. Так, В. Б. Рязанцев построил свою статью почти исключительно на архивных материалах. В работе Вакурова и Андреева этот вид источников тоже играет центральную роль. Некоторые документы в разное время (как правило, в период перестройки и позднее) были опубликованы. В 1989 году публикуется служебная автобиография М. П. Кирпоноса, составленная им 21 октября 1938 года11. Эта автобиография интересна для нас тем, что она достаточно подробно рассказывает о ранних этапах его биографии, а главное - написана самим Кирпоносом, то есть позволяет узнать его собственное мнение о тех или иных событиях. Как и полагается по жанру автобиографии, личность будущего командующего Юго-Западным фронтом (а тогда - начальника Казанского пехотного училища имени Татарской АССР), его индивидуальный стиль и речевые обороты. Также необходимо упомянуть его доклады на апрельском и декабрьском совещаниях 1940 года и "Указания по использованию бронетанковых войск" изданные командованием Юго-Западного фронта в августе 1941 года, которые были подписаны Кирпоносом и членом Военного совета Бурмистренко12. Наконец, определенный интерес представляют собой публикации документов, осуществленные Военно-историческим журналом в 1964, 1982 и 1994 гг.
  Вторым важнейшим типом источников являются свидетельства современников и сослуживцев Кирпоноса, содержащиеся в мемуарах тех военачальников, которые сражались под командованием Кирпоноса. Для многих из них, так же как и для литературы о Кирпоносе, характерен интерес именно к военному и предвоенному периоду, в ущерб более ранним. Отчасти это объясняется тем, что они познакомились с Кирпоносом, как правило, либо перед самой войной, либо уже в ходе ее. Поэтому мы не встречаем ни одного мемуарного свидетельства об М. П. Кирпоносе до 1941 года, хотя многие из авторов мемуаров предваряют свои рассказы об М. П. Кирпоносе краткими биографиями, и по составу сведений, упоминающихся в этих работах, можно хотя бы отчасти наметить круг источников, которыми пользовались авторы.
  Важнейшим источником, наиболее полно и обстоятельно описывающим взаимоотношения М. П. Кирпоноса со своими сослуживцами, является работа И. Х. Баграмяна "Так начиналась война", опубликованная впервые в 1975 году. Ее автор был начальником оперативного отдела штаба фронта все первые военные месяцы, и был хорошо знаком с Кирпоносом в течение всего периода, когда тот возглавлял КОВО. Иван Христофорович был одним из немногих военачальников Киевского округа, близко знакомых с Кирпоносом и оставшихся в живых. Больше о нем смог бы рассказать разве что его адъютант майор Гненный, или М. А. Пуркаев, но первый погиб во время боев в Воронеже 5 июля 1942 года, а второй не оставил воспоминаний. Благодаря этому Баграмян сумел создать наиболее полный из имеющихся в мемуарной литературе портрет М. П. Кирпоноса. В нем командующий фронтом характеризуется как инициативный, но одновременно исполнительный и дисциплинированный командующий, отмечается его трудолюбие и стремление как можно скорее войти в курс проблем нового для него округа.
  В воспоминаниях Баграмяна Кирпонос показан в разных ситуациях: в мирное время перед войной, в тяжелые первые дни войны, в ходе июньского контрнаступления и последующего отхода, обороны Киева и, наконец, в условиях сентябрьской катастрофы. То есть у Баграмяна была редкостная возможность составить целостный портрет Кирпоноса "и в горе, и в радости", оценить его качества и как человека в целом, и как командира в частности. И он этой возможностью воспользовался. В его воспоминаниях Кирпонос предстает нам не просто как абстрактный "командующий Юго-Западным фронтом", а как живой человек, со свойственными ему индивидуальными особенностями, достоинствами и недостатками.
  Другие мемуаристы, упоминающие об М. П. Кирпоносе, либо вообще не встречались с ним и составляли свое мнение с чужих слов (как, например, А. А. Гречко), либо виделись с ним один раз, и описали эту единственную встречу, запомнившуюся им по тем или иным причинам. Это случай Н. К. Попеля, К. К. Рокоссовского и К. С. Москаленко, Г. К. Жукова. Причем в этом случае на их восприятие М. П. Кирпоноса оказывали немалое влияние внешние обстоятельства. Так, если К. С. Москаленко встретился с Кирпоносом за несколько месяцев до начала войны, в благополучной обстановке, то К. К. Рокоссовский - 14 июля, когда танковая группа Клейства стояла в 20 км от Киева, и остановит ли ее контрнаступление под Новоград-Волынским, было еще неизвестно. Естественно, что оценка К. К. Рокоссовского, увидевшего Кирпоноса в этот тяжелейший момент боев на Украине, была куда негативнее, чем оценка К. С. Москаленко. И, наоборот, в конце июля, когда вышедший из окружения Н. К. Попель предстал перед Кирпоносом, было уже ясно, что первый штурм Киева отбит, и, следовательно, к Кирпоносу вернулась уверенность в успехе. А кроме того, Попель был обязан Кирпоносу и лично: так, в приказе Љ 270 СВГК от 16 августа действия отряда Попеля в окружении удостаиваются высокой оценки. Кто мог сообщить Ставке о них? Кроме Кирпоноса, пожалуй, что и некому.
  Наконец, определенный интерес представляют воспоминания А. А. Гречко "Годы войны". Их автор командовал в то время 34-й кавалерийской дивизией, и с 10 августа участвовал в боях сначала на Черкасском плацдарме, а позже на Левобережной Украине. Он никогда не встречался с Кирпоносом. Однако в его воспоминаниях приведен довольно большой очерк и характеристика Кирпоноса. Он опирается на мнение других офицеров округа, и делает вывод, что Кирпонос "до конца выполнил свой солдатский долг и погиб на боевом посту"13.
  В целом мемуарные источники интересны тем, что они позволяют увидеть М. П. Кирпоноса таким, каким его запомнили сослуживцы. То есть живым человеком, наделенным индивидуальными особенностями - чего зачастую не могут дать официальные документы.
  
  3. Хронологические рамки, объект и предмет исследования.
  
  Хронологические рамки исследования определяются, естественно, его предметом. Поскольку в данном случае предметом исследования является судьба человека, то таковыми можно было бы считать все время жизни данного человека, в данном случае с 9 (22) января 1892 года по 20 сентября 1941-го. Однако самый первый этап его жизни - примерно до Февральской революции - хотя, несомненно, повлиял на формирование Кирпоноса как личности, но все-таки его влияние на дальнейшую его военную (и не только военную) карьеру значительно меньше, чем период, начавшийся в 1917 году. Поэтому именно период 1917 - 1918 годов, по-видимому, определивший его дальнейшую судьбу, и может стать тем рубежом, с которого и следует начинать исследование. Что же касается верхней границы исследования, то ею может стать только 20 сентября 1941 года, хотя и здесь вполне возможен выход за этот временно рубеж, например, при изучении имеющих непосредственное отношение к Кирпоносу слухов о его смерти и работы комиссии 1943 года. Однако в целом хронологические рамки исследования могут охватывать период с 1917-1918 гг. по сентябрь 1941-го.
  Целью данной работы является исследование процесса становления личности Кирпоноса как командира и политработника. Для достижения этой цели следует решить следующие задачи. Во-первых, необходимо рассмотреть период постепенного становления Кирпоноса как командира Красной армии. Этот плавный и лишенный резких перемен процесс растянулся на период гражданской войны, 20-е и 30-е годы, к концу которых Михаил Петрович накопил большой как чисто военный, так и партийно-политический опыт. Вторая задача исследования - это вопрос о влиянии на личность М. П. Кирпоноса событий советско-финской войны и его стремительного выдвижения на руководящие посты в государстве и о том, как сменялись и сменялись ли вообще приоритетные направления его деятельности. Наконец, третьей задачей, которую необходимо решить для достижения цели исследования, является выявление влияния на личность Михаила Петровича Кирпоноса событий начала Великой Отечественной войны и, наоборот, роль в них самого Кирпоноса.
  Объектом данного исследования является процесс становления и развития личности Кирпоноса в конкретно-исторических условиях периода 1917 - 1941 гг. Каким образом повлияли эти условия первых десятилетий существования Советской власти на жизненный и служебный опыт Кирпонос, как и в какой степени определили эти условия приоритетные направления его деятельности. Предметом исследования является процесс становления М. П. Кирпоноса как командира и политработника РККА, развитие и трансформация его военных и политических взглядов на разных этапах его службы в вооруженных силах СССР.
  
  4. Теоретические и методологические основы работы.
  
  Методы, применяемые в данном исследовании, определяются поставленными в нем задачами. Поскольку основные источники - приказы, распоряжения, постановления, доклады - являются массовыми источниками, каждый отдельный документ не может дать необходимого объема информации. Однако их сравнение с несколькими аналогичными документами позволит значительно увеличить объем извлекаемой информации, выявить типичное и особенное. Так, например, взятый по отдельности, доклад М. П. Кирпоноса на совещании, посвященном изучению опыта советско-финской войны, может дать почти исключительно информацию военно-прикладного характера, но почти ничего не говорит о личности его автора. Но при сравнении его с другими докладами военачальников того же уровня можно выявить сходные черты и особенности, уровень мышления М. П. Кирпоноса и круг проблем, которым он придает особое значение.
  То же самое относится к тем или иным характеристикам, данным Кирпоносу мемуаристами: если сравнивать их с учетом условий, в которых формировались их впечатления о Кирпоносе (как, например, при сравнении воспоминаний Рокоссовского с воспоминаниями Москаленко), можно получить такие характеристики М. П. Кирпоноса, которые зачастую невозможно определить при анализе документов. Однако тут необходимо учитывать, что сравнение должно быть изоморфным, что в данном случае означает необходимость сравнения докладов военачальников сопоставимого уровня, а также принадлежащих к одному и тому же роду войск. Это позволит выделить особенности мышления и мнения лично М. П. Кирпоноса. Для уточнения результатов сравнение должно проводиться не между двумя докладами, а между большим их числом, что позволит яснее выявить и общие черты. Таким образом, одним из важнейших методов, применяющихся в данной работе, является метод компаративный, сравнительно-исторический. Впрочем, он применим не только для анализа документов: так, многое способны дать сравнения самих фактов биографий.
  Как уже было сказано, поскольку объектом исследования является личность человека, работа будет в значительной мере построена по принципам биографии. Прежде всего это - хронологический принцип исследования. Он позволяет увидеть динамику развития личности Кирпоноса во времени и проследить основные этапы становления его как личности и как полководца, а также встроить его индивидуальный жизненный путь в общеисторический контекст, то есть показать Кирпоноса "человеком во времени".
  Так как личность человека в значительной степени формируется его деятельностью и, наоборот, сам характер служебной, партийной и политической деятельности зачастую несет на себе яркий индивидуальный отпечаток, в работе будет уделено значительное внимание различным аспектам служебной, партийно-политической и педагогической деятельности М. П. Кирпоноса, а также проблемам их взаимодействия и взаимопроникновения.
  Наконец, необходимо уделить внимание и проблеме восприятия М. П. Кирпоноса окружающими. Каким запомнили его сослуживцы? Восприятие человека окружающими - важнейшее средство его самоидентификации. Поэтому, по-видимому, правомерно выделение этой проблемы в самостоятельный раздел.
  5. Структура работы.
  
  В структурном плане работа подразделяется на Введение, главы основного текста и Заключение, а также Список источников и литературы и Содержание. Во Введении, помимо обоснования темы работы, содержится характеристика основной литературы, посвященной личности М. П. Кирпоноса, и источников, опубликованных и неопубликованных. В первой главе основного текста, названной "Становление личности и командира", рассматривается этап службы М. П. Кирпоноса, который может быть условно назван "подготовительным" по отношению к его стремительному возвышению 1939 - 1941 годов. В этот период М. П. Кирпонос еще не занимал высоких должностей и, соответственно, не играл такой важной роли, которую он сыграет в советско-финской и, тем более, Великой Отечественной войне. Однако этот этап очень важен в понимании многих дальнейших фактов деятельности М. П. Кирпоноса. Без его изучения невозможно понять то, почему именно М. П. Кирпоносу было оказано доверие высшего руководства страны. В этой главе рассматриваются и политическая и партийная деятельность М. П. Кирпоноса, которая также сыграла в его карьере значительную роль.
  Вторая глава, названная мной "Командир или комиссар: выбор М. П. Кирпоноса", рассматриваются проблемы, связанные с карьерой М. П. Кирпоноса в период с ноября 1939 по февраль 1941 года. В этой главе рассматриваются проблемы участия М. П. Кирпоноса в советско-финской войне и то, какие уроки извлек Кирпонос из этой войны. Его участие в апрельском и декабрьском совещаниях дает редкую возможность узнать его собственное мнение о достоинствах и недостатках современной ему Красной Армии, путях преодоления этих недостатков и взглядах на характер совсем уже недалекой войны. Это, в свою очередь, позволит в какой-то мере объяснить то, почему во главе важнейшего, с точки зрения высшего военного руководства страны еще с середины 30-х годов, округа был поставлен именно М. П. Кирпонос.
  Третья глава "Несостоявшееся становление полководца" соответствует высшей точке в военной карьере М. П. Кирпоноса, последнему и, по-видимому, наиболее трудному и трагическому этапу его жизненного пути. В ней можно выделить два этапа: до и после 22 июня 1941 года, когда он командовал Киевским Особым военным округом и Юго-Западным фронтом. В принципе, эти этапы в значительной мере взаимосвязаны, но в то же время начало войны проводит между ними достаточно четкую грань, как бы показывая Кирпоноса на столь высоком посту и в мирное, и в военное время - поэтому возможно объединить эти два периода в один большой этап его биографии. В этой главе разбирается и та роль, которую сыграл лично М. П. Кирпонос в боях начала Великой Отечественной войны, а также вопрос о том, можно ли говорить о росте полководческого мастерства в первые три месяца войны. Также в этой главе рассматривается важнейший вопрос восприятия М. П. Кирпоноса со стороны сослуживцев: какими были его взаимоотношения с командованием и подчиненными, а также и то, какие его черты запомнились тем, кто работал вместе с ним: Жукову, Баграмяну, Рокоссовскому, Москаленко...
  Наконец, Заключение характеризует основные результаты исследования. Была ли его биография случайным стечением обстоятельств, или же у нее есть свои закономерности, и если есть, то в какой степени? Поскольку на разных этапах жизненного пути возможности выбора для М. П. Кирпоноса были различными, необходимо показать, как они менялись от одного большого этапа к другому. Каким образом происходило формирование М. П. Кирпоноса как личности и военачальника; как его деятельность оценивали современники? В какой степени сам М. П. Кирпонос оказывал влияние на ход тех или иных событий, в которых ему доводилось принимать участие? В наибольшей степени это касается событий Великой Отечественной войны. Был ли он виноват в катастрофе сентября 1941 года, и если был, то насколько?
  Ответ на все эти вопросы позволит решить "сверхзадачу" исследования: встраивание индивидуальной судьбы М. П. Кирпоноса историю советских вооруженных сил и, шире, определить ее место в истории Советского государства 20-х - 40-х годов минувшего столетия, определение его места среди военной элиты СССР указанного периода. То есть показать, как писал еще М. Блок, "человека во времени"14.
  
  
  Глава 1.
  Становление личности и командира. 1917 - 1939.
  
  Наш командир должен уметь ставить свою работу так, чтобы масса видела в нем не только технического руководителя, но и воспитателя.
  М. В. Фрунзе.
  
  Никогда никаких колебаний и отклонений от генеральной линии партии не имел и не имею.
  М. П. Кирпонос.
  
  М. П. Кирпонос начал свою карьеру в условиях революции. Он был рядовым российской армии, ничем особенным не выделявшимся и находившимся вдали от фронта, вплоть до февраля 1917 года и свою первую "карьеру" сделал именно в качестве политика - от руководителя полкового комитета до председателя РВС 26-го стрелкового корпуса. И в дальнейшем, по крайней мере вплоть до конца 30-х годов, он оказывается на должностях, которые предполагают участие не только в военных, но и в партийно-политических делах.
  В принципе, в той или иной мере это можно сказать о многих, если не всех военачальниках РККА 20-х - 30-х годов. Главнокомандующий РККА Л. Д. Троцкий был одновременно и видным политическим деятелем мирового масштаба. Нарком обороны М. Н. Тухачевский обязан своей поистине молниеносной карьере в 1918 году именно тем, что был одним из самых первых офицеров-коммунистов в Красной армии 1918 года1. Да и впоследствии ему поручались задачи не только военного, но и политического характера - например, борьба с так называемой "антоновщиной" и Кронштадским мятежом. М. Фрунзе был партийным работником с дореволюционным стажем, а в начале 20-х и уполномоченным РВСР на Украине. То же можно сказать и о тех, кто впоследствии стал сторонниками Сталина во внутрипартийной борьбе 20-х - 30-х годов. К. Е. Ворошилов был одним из старейших членов РСДРП (б), и в Красной Армии первоначально командовал созданным им самим добровольческим отрядом. Возможно, крупным исключением из этого правила является С. М. Буденный, у которого, подобно К. К. Рокоссовскому, был большой боевой опыт уже к 1918 году, и который в какой-то степени совмещал в себе военного профессионала старой армии и типичного выдвиженца революции, которых в те времена называли "краскомами". Однако считать Буденного чисто военным деятелем все-таки нельзя: он тоже в 1917 году сделал "карьеру" от председателя эскадронного комитета до заместителя дивизионного комитета, а в феврале 1918 года участвовал в работе окружного Съезда советов в станице Великокняжеская и был избран заведующим окружным земельным отделом2. Так что и в его биографии была общая для всех "краскомов" черта - они были не только военными, но и политическими деятелями - самый яркий пример подобного совмещения функций можно встретить в лице самого И. В. Сталина.
  По-видимому, это было неизбежно. Гражданские войны вообще - такой вид конфликтов, в которых политический фактор играет огромную роль, и одерживает в ней победу зачастую не военный профессионал, а умелый политик - что наглядно продемонстрировала и наша гражданская война 1918 - 1920 года. Этот объективный фактор дополнялся и факторами субъективными. Пришедшим к власти большевикам пришлось в кратчайшие сроки фактически с нуля создавать армию и государственный аппарат. В какой-то степени недостаток кадров преодолевался за счет привлечения старых специалистов (в Красной армии таких называли "военспецами"). Эта политика в целом была успешной, однако всегда, и в особенности во время гражданской войны, сохранялся риск их измены. Единственными, на которых новая власть могла положиться в полной мере, были сами большевики, деятели революционного движения. В первую очередь это относилось к тем из них, у кого был дореволюционный стаж, и кто прошел проверку подпольной деятельностью или участием в революционном движении. И благодаря этому именно большевики в первую очередь ставились на руководящие должности во всех звеньях государственного аппарата.
  К чему это вело? Прежде всего к политизации армии. Если старая армия, в соответствии с ленинской теорией, была орудием господства правящих классов, то новая армия должна стать орудием победившего "союза рабочих и крестьян" и его "авангарда" - ВКП (б). То есть орудием политической борьбы. А руководители армии, соответственно, должны быть если и не членами партии и ее руководящих органов, то хотя бы сочувствующими ей и разбирающимися в политике, способными брать на себя не только военные, но и политические функции. Этот фактор обусловил и участие командования РККА в политической борьбе 20-х - 30-х годов, и трагический, для немалой части военной элиты того времени, ее исход.
  В задачи этой работы не входит рассмотрение событий 1936 - 1938 годов, хотя, конечно, эти события в значительной мере повлияли на судьбу М. П. Кирпоноса и его карьеру. Заметим только, что одним из неожиданных последствий репрессий стало выдвижение на руководящие посты значительно более аполитичных и профессиональных командиров, лояльных по отношению к правительству Сталина, хотя о смене поколений речь не шла: и репрессированные, и пришедшие им на смену были 1890-х - 1900-х годов рождения. В основном этот процесс завершился в течение 1942 года, когда по тем или иным причинам (погибли в боях, или же были отстранены от командования войсками) почти все "командиры-политики", уцелевшие в 1937 - 1938 гг. и поддерживавшие Сталина. И к 1945 году Сталин остался едва ли не единственным представителем бывших "краскомов".
  К какой же категории принадлежал М. П. Кирпонос? Он представляет собой яркий пример командира-коммуниста, которому приходилось заниматься партийно-политической работой почти в такой же степени, как и делами чисто военными. Практически вся жизнь Кирпоноса была связана с партийной и политической деятельностью. Есть сведения, что впервые он участвовал в революционно-политической деятельности еще в 1907 году, за что был арестован. В феврале 1918 года, на Румынском фронте, он был арестован именно за "большевистское направление в работе" на посту председателя Совета 26-го стрелкового корпуса. Позже он был командиром партизанского отряда, то есть не только военным руководителем повстанцев, но и политическим руководителем, пропагандистом, в какой-то степени даже представителем альтернативной гетману Скоропадскому Советской власти на местном уровне - короче, всем тем, что сегодня мы бы назвали "полевым командиром". После гражданской войны Кирпонос становится комиссаром 2-ой Киевской школы Червонных старшин. Во время обучения в Военной академии имени Фрунзе он также был членом партбюро и вел занятия в партшколе с рабочими типографии Љ 143. И, наконец, в Казанском пехотном училище Кирпонос долгое время являлся не только начальником, но и комиссаром училища, а также членом партбюро. Даже из этого простого перечня его партийных должностей можно увидеть, что на протяжении первых двух десятилетий Советской власти он оставался активным и, прямо скажем, незаурядным партийным и общественным деятелем, и эта деятельность значила для него по крайней мере столько же, сколько штабная и строевая служба.
  В литературе, посвященной М. П. Кирпоносу, партийно-политическая и общественная деятельность М. П. Кирпоноса характеризуется вскользь, как нечто малозначащее в сравнении с его военной карьерой и само собой разумеющееся. Удивительно, что это характерно даже для советского периода, когда, казалось бы, именно его партийно-политическая деятельность должна была выпячиваться, с целью показать, что прежде всего М. П. Кирпонос был убежденным коммунистом.
  Определенный резон в этой точке зрения есть: Кирпонос сделал свою карьеру именно в военной сфере, и Героем Советского Союза стал не за многолетнюю партийную работу, а за успешное участие 70-й стрелковой дивизии в штурме "линии Маннергейма". И в Великой Отечественной войне он участвовал в качестве командующего фронтом - то есть в тот период своей жизни, который оставил наибольший след в истории СССР и РККА, Кирпонос - партийный работник отошел на второй план по сравнению с Кирпоносом - полководцем. Кроме того, не следует забывать, что и И. Д. Вакуров и Г. И. Андреев, И. Ю. Гостев и В. И. Соболев, а также В. Б. Рязанцев писали научно-популярные биографии, рассчитанные на массового читателя, и предпочли уделить больше внимания наиболее интересным страницам биографии Кирпоноса, то есть чисто военным.
  Однако подобный подход страдает серьезным дефектом: он упрощает личность Кирпоноса, представляя только одну сторону его деятельности. Другую же, определявшую и формирование личности Кирпоноса, и его жизнь и карьеру почти в такой же степени, авторы, как правило, либо вообще игнорируют (В. Б. Рязанцев), либо рассказывают о ней предельно лаконично, подобно анкете (И. Д. Вакуров, Г. И. Андреев). Это примерно то же самое, что рассматривать только как военного деятеля, например, В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого или И. В. Сталина: мы просто не поймем тех или иных их решений, имеющих не военную, а политическую подоплеку, и будем считать их абсурдными.
  Поскольку партийно-политический аспект деятельности М. П. Кирпоноса изучен значительно хуже военного, ему придется уделить больше внимания. В особенности это касается периода, периода, освещенного в первой главе настоящего исследования, так как именно период 1920 - 1939 гг. особенно важен для формирования личности М. П. Кирпоноса и, следовательно, для ее понимания нами. И именно в межвоенные годы Кирпонос-коммунист, пожалуй, даже, если можно так выразиться, превалирует над Кирпоносом-военным, или, по крайней мере, полностью ему равноправен.
  Сказанное, впрочем, не означает, что эти две ипостаси Кирпоноса следует рассматривать изолированно, как противостоящие друг другу. То. что Кирпонос был видным партийно-политическим деятелем, вовсе не значило, что он был плохим военачальником: тогда, на том основании, что они были членами партии, следовало бы признать таковыми Жукова, Рокоссовского и практически всех полководцев РККА в Великой Отечественной войне. Скорее наоборот: сознание ответственности перед партией и политического значения укрепления армии побуждало его еще более добросовестно относиться к своим обязанностям как военачальника. Вполне возможно, что благодаря этому Кирпонос и превратился со временем в зрелого полководца, способного справиться с руководством сильнейшего фронта страны. И, наоборот, будучи военным профессионалом, он хорошо понимал опасность перенесения политической борьбы в армии, чему сам был свидетелем в 1917 году. Поэтому, различая чисто военное и партийно-политическое направление в работе Кирпоноса, необходимо учитывать их взаимосвязь и взаимовлияние. Хотя бы потому, что эти качества более или менее гармонично сочетались в одном человеке.
  Исходя из сказанного, одной из задач данной работы, таким образом, становится выяснение соотношения в М. П. Кирпоносе двух качеств: военачальника и политрука - причем не только в течение всей жизни, а на каждом этапе его службы. Таких этапов - три: межвоенный период - "подготовительный" по отношению к дальнейшим событиям, этап жизни и карьеры Кирпоноса, период "возвышения" - с декабря 1939 г. по февраль 1941-го, и, наконец, наименьший по протяженности во времени, но наиболее яркий и драматический, оставивший наиболее заметный след в истории: с февраля по 20 сентября 1941года.
  
  1.1. М. П. Кирпонос в гражданской войне
  особенности приобретенного опыта.
  
  "а) Родился 9 января 1892 г. в м. Веркиевка4 Нежинского уезда черниговской губернии (ныне Черниговская область) в семье крестьянина-бедняка. В хозяйстве отца Кирпонос[a] Петра Саввича имелось полдесятины земли, хата и больше ничего..."5 - этими словами начинается автобиография М. П. Кирпоноса, написанная в 1938 году. Поскольку без хотя бы краткой характеристики первого этапа его биографии, несомненно, оказавшего определенное влияние на все последующие ее этапы, невозможно и понимание дальнейшего его жизненного пути, необходимо предварить это исследование таким кратким очерком начального этапа его биографии.
  Как и большая часть советского генералитета времен Великой Отечественной войны, М. П. Кирпонос происходил из крестьянской семьи, и по крайней мере до 1915 года, по-видимому, не собирался становиться не только генералом, но и вообще военным. На 1915 год он был служащим Михайловского лесничества в Черниговской губернии на должности культурного надзирателя. И, как и для многих других советских военачальников 1890-х годов рождения, началом его военной карьеры стала именно эта война, за которой позднее на многие годы утвердилось название "империалистической".
  Впрочем, в боевых действиях на фронте Кирпоносу участвовать не довелось. Он служил в 216-м запасном полку в городе Козлов (ныне Мичуринск), окончил там фельдшерскую школу, и, таким образом, попал на фронт только в августе 1917 года.
  Именно здесь началась не только военная, но и политическая карьера М. П. Кирпоноса. Строго говоря, в революционном движении он был не совсем новичок: так, еще в 1907 году он принимал участие в связанных с революцией волнениях в Вертиевке, и был даже за это арестован. И. Д. Вакуров и Г. И. Андреев на этом основании делают вывод об активном участии Кирпоноса в местных волнениях начиная еще с 1905 года, но эти данные не подтверждаются материалами его автобиографии, а сами авторы ни на какие источники не ссылаются. Однако нельзя сказать, что в этот период он уже был убежденным большевиком. Скорее, речь идет о "стихийной" оппозиционности, о чем свидетельствует его надпись, сделанная на могиле бывшего студента Медведева: "Борцу, павшему за свободу от рук врагов народа - полиции"6.
  После Февральской революции Кирпонос активно участвовал в революционной агитации среди солдат начиная с мая 1917 года. Особенно стремительную "политическую" карьеру он сделал уже на Румынском фронте, где находился в августе 1917 - феврале 1918 года. Здесь он уже 30 августа был избран в полковой солдатский комитет 258-го Ольгопольского полка, потом в ревком 65-й пехотной дивизии, а затем и председателем Совета 26-го стрелкового корпуса. В этом качестве он участвовал в переговорах о прекращении боевых действий с австро-германским командованием7. Здесь 30 января 1918 года М. П. Кирпонос был арестован, как он сам пишет в своей автобиографии, "за большевистское направление в работе"8. Кроме того, именно в этот период он подает свое заявление с просьбой о принятии его в РСДРП(б). Таким образом, в этот период уже можно уверенно говорить об оформившихся большевистских политических взглядах М. П. Кирпоноса, чего нельзя сказать о предыдущем периоде.
  Арест продлился, по-видимому, недолго: в феврале М. П. Кирпонос был демобилизован и отправлен домой. Начало 1918 года стало важным рубежом в его жизни и карьере: именно тогда М. П. Кирпонос окончательно принял сторону Советского государства в начавшейся гражданской войне, что и сделало возможной его дальнейшую карьеру в этом государстве и, в какой-то степени, предопределило его судьбу. Вот почему И. Д. Вакуров и Г. И. Андреев, также как И. Ю. Гостев и В. И. Соболев, уделяют этому периоду жизни М. П. Кирпоноса самое пристальное внимание.
  Охарактеризуем политическую ситуацию на Украине в тот период. Еще в конце 1917 года Центральная Рада провозгласила независимость Украины. Однако на Украине сильны были и позиции других политических сил, прежде всего большевиков. Кроме того, правительство Центральной Рады оказалось слабым даже в Киеве, и, в конце концов, чтобы сохраниться, оно было вынуждено согласиться на оккупацию страны австро-германскими войсками. Это, а также активный вывоз из Украины продовольствия в Германию и Австро-Венгрию, привело к массовому недовольству украинским национальным правительством, вылившимся в партизанскую войну против как правительственных войск, так и австро-германских оккупантов.
  Такую ситуацию хаоса и паралича центральной власти (как московской или петроградской, так и киевской), вооруженного противоборства различных политических сил Кирпонос и застал в родных краях в марте 1918 года. По возвращении он сразу же включается в политическую и революционную борьбу в родном уезде. Объединив единомышленников, он создает подпольную боевую группу. 9 мая, когда в имении Терещенко (прежних владельцев Вертиевки и некоторых других деревень) обосновался немецкий отряд, Кирпоносу и его сторонникам пришлось уйти на болота. Это стало началом партизанской войны9.
  В июне М. П. Кирпонос отправляется в Почеп, где формировались повстанческие отряды под общем руководством Н. Г. Крапивянского, уполномоченного советского правительства Украины. В дальнейшем М. П. Кирпонос действует именно под его руководством и от его имени.
  Из Почепа Кирпонос возвращается в Вертиевку, где продолжает руководить партизанским отрядом. Теперь под его руководством была достаточно внушительная сила - отряд примерно в 200 бойцов. Таким образом, действуя от имени Советской власти на Украине, возглавляя местное ополчение в виде партизанского отряда, Кирпонос выполняет функции не только военного, но и партийного и даже государственного деятеля, представляя собой небольшой анклав Советской власти на микроуровне, некое "теневое" правительство. И естественно, что Кирпоносу, как командиру партизанского отряда, так или иначе приходилось заниматься и снабжением своего отряда, и организацией пропаганды среди окрестного населения коммунистических идей, то есть и борьбой с пропагандой национализма. В этом смысле опыт, приобретенный Кирпоносом, был, по-видимому, очень разносторонним и поистине уникальным: подобной школы партизанского движения не прошел ни один из других крупных военачальников Великой Отечественной войны, кроме, разве что, самого Сталина. К сожалению, Вакуров и Андреев фактически оставили без внимания эту интереснейшую тему, с мельчайшими подробностями осветив то, что лежало на поверхности - боевые действия отряда в рамках так называемого всеобщего восстания на Украине в августе 1918 года.
  Впрочем, эти события также представляют определенный интерес. Именно тогда, в начале августа, М. П. Кирпонос впервые руководил достаточно крупным подразделением в условиях боевых действий. В начале августа отряд Кирпоноса разгромил довольно большой гарнизон гайдамаков в Вертиевке, провел ряд операций в окрестных селах, и даже разгромил небольшой немецкий отряд в поместье Терещенко, правда, на следующий день отряд был выбит из деревни крупным немецким соединением. Но уже 14 августа Кирпонос организовал засаду немцам. Таким образом, хотя в целом восстание потерпело поражение, взять Нежин и удержать Вертиевку Кирпоносу не удалось, он добился некоторых успехов. И сказать, что этот его первый военный опыт был исключительно неудачным, нельзя. Отряд действовал активно и достаточно успешно, а главное, так и не был разгромлен до конца. К концу августа восстание потерпело поражение, занявшие Вертиевку карательные войска сожгли дом Кирпоноса, а сам он с уцелевшими бойцами своего отряда отправился на "нейтральную", по условиям Брестского мира, территорию, в Почеп, фактически находившийся под контролем Советской власти, который стал важным центром борьбы за Советскую власть на Украине10.
  Здесь его деятельность получила достаточно высокую оценку. Как позже напишет по этому поводу он сам, "в члены ВКП(б) вступил в 1918 г., был принят парторганизацией 1-й Советской дивизии повстанческих войск Украины... В партию был принят без прохождения кандидатского стажа с учетом моей подпольной работы по организации вооруженного восстания против Центральной рады и гетманщины...11"
  Следующий период деятельности М. П. Кирпоноса связан с 1-й Советской дивизией повстанческих войск Украины. Это было знаменитое подразделение, которым командовал Н. А. Щорс. Судьбы Щорса и Кирпоноса были в значительной мере похожи: оба они в старой армии получили фельдшерское образование, оба начинали как партизанские командиры, и 1-я Советская дивизия была сформирована на базе 1-го Богунского полка, который, в свою очередь, вырос из партизанского отряда Щорса. Едва ли подобная схожесть биографий и революционной деятельности была оставлена Щорсом без внимания при назначении Кирпоноса сначала помощником командира, а потом и командиром одного из полков - 22-го Украинского полка (ранее - 2-го Богунского). Таким образом, налицо значительное "повышение" М. П. Кирпоноса: из командира отряда немногим больше роты Кирпонос становится командующим полком. В качестве командира полка он и проводил в феврале - июне 1919 года уже достаточно крупные операции под Радомыслем, при взятии Коростышева, Житомира, Мирополя, под Кременчугами при поддержке бронепоезда (где был уничтожен петлюровский полк). Позднее - под Бердичевым, где был уничтожен еще один полк петлюровцев, на этот раз уже силами самого полка Кирпоноса12.
  Суммируя сказанное, можно прийти к следующим выводам. Во-первых, особенностью биографии М. П. Кирпоноса, резко отличавшей его от таких военачальников, как Г. К. Жуков, И. С. Конев, К. К. Рокоссовский, А. М. Василевский или даже С. М. Буденный, было отсутствие опыта первой мировой войны. Если они первый боевой опыт получили на Первой мировой войне или даже раньше (например, Рокоссовский и Буденный были полными георгиевскими кавалерами), то Кирпонос получил на Первой мировой войне только опыт политической деятельности. И позднее партийно-политическая работа играла в его деятельности важнейшую, иногда даже определяющую роль. Несомненно, это наложило отпечаток на всю его дальнейшую судьбу: где бы, на какой должности Кирпонос не оказывался впоследствии, даже если бывал назначен на такие должности, которые вроде бы не предполагали активной политической деятельности, он одновременно занимался и партийной работой. Таким образом, на начальном этапе своей военной карьеры по своему опыту революционной борьбы он был, как это не парадоксально, ближе к тому крылу командиров Красной армии, которые выдвинулись прежде всего за политические заслуги, а не за чисто военные, и которые всегда, вплоть до 1937 - 1938 гг. были не только военными, но и политическими деятелями.
  Во-вторых. В начале гражданской войны 1918 - 1920 гг. Кирпонос получил очень многообразный и разносторонний опыт руководителя партизанского отряда, почти уникальный для советской военной элиты 20-х - 30-х годов. Действуя практически автономно, он вынужден был заниматься самыми разными вопросами: административными, политическими, хозяйственно-снабженческими, организацией санитарной службы (ведь сам он был военным фельдшером) и многими другими вещами, о которых никто кроме него, командира партизанского отряда, в тех условиях позаботиться просто не мог, но без чего партизанский отряд не смог бы воевать. Конечно, все это не могло не воспитать у Кирпоноса инициативы и способности не отступать перед самыми неожиданными и необычными проблемами. Как впоследствии засвидетельствует И. Х. Баграмян, эта черта у Кирпоноса останется на всю жизнь, и особенно ярко проявится в боевых действиях 1939 - 1940 и 1941 гг. Во время советско-финской войны Кирпонос предложил путем обхода по льду прорвать финские укрепления и тем самым значительно оскратить потери советских войск. Эта идея хорошо охарактеризовала Кирпоноса и его творческий, в лучшем смысле этого слова, подход к делу.
  В то же время в этот период Кирпонос получает и первый боевой опыт, который, хотя и не стал исключительно триумфальным (все-таки в конце концов ему пришлось спасаться бегством в Почеп), но все-таки выявил у Кирпоноса задатки видного военачальника. В дальнейшем, командуя значительно более крупным соединением (полком) Кирпонос получил и опыт боевых действий регулярной армии. Поэтому, когда в одном из своих неопубликованных военно-теоретических сочинений Г. К. Жуков писал, что "Юго-Западным фронтом командовал Кирпонос, который, кроме училища, ничем не командовал"13, то это, мягко говоря, не совсем соответствует истине.
  И, наконец, в-третьих. К середине 1919 года М. П. Кирпонос зарекомендовал себя как опытный политработник и убежденный коммунист. А одной из задач политработника является агитация за Советскую власть - то есть воспитательно-педагогическая работа. Это сделало возможным назначение М. П. Кирпоноса на руководящие должности в военных училищах - кузницах кадров РККА, тех, кому предстояло командовать Красной Армией в Великой Отечественной войне и предопределило важнейшее направление дальнейшей деятельности М. П. Кирпоноса: педагогическое и партийно-политическое, поскольку они находятся в неразрывной связи.
  
  2. "Склонность к вузовской деятельности":
  Кирпонос как педагог и политработник.
  
  Для М. П. Кирпоноса гражданская война закончилась в июле 1919 года. Дальнейший период его жизни, вплоть до 1939 года, был тесно связан с военно-учебной деятельностью. Именно тогда М. П. Кирпонос по приказу Щорса назначается помощником начальника школы красных командиров в Житомире, а позднее в Глухове, при 1-й Советской дивизии. В это время войска Украинского фронта, в которые входила и 1-я Советская Украинская дивизия, были объединены с РККА. Войска этого фронта оказались разделены на 12-ю и 14-ю армии в составе Юго-Западного и Южного фронтов. 1-я Советская дивизия оказалась в составе 12-й армии, а 1-я Украинская дивизия была преобразована в 44-ю стрелковую. Правда, нельзя сказать, что больше в боевых действиях М. П. Кирпонос не участвовал. Во главе батальона курсантов он участвовал в разгроме банд Соколовского на Черниговщине14. Здесь Кирпонос работал не очень долго, и в мае 1920 года был переведен во Вторую Киевскую школу червонных старшин.
  Вторая половина 1920 года - это время, когда гражданская война в стране уже в основном закончилась. Еще предстояла тяжелая война с Польшей (в ходе которой поляки даже ненадолго взяли Киев), штурм Крыма, бои на Дальнем Востоке и в Средней Азии, но это были уже последние отголоски гражданской войны на национальных окраинах. В центральных же губерниях к этому времени одержала окончательную победу Советская власть. Таким образом, для центральных областей Украины это было уже мирное время.
  Мирное время наступило и для М. П. Кирпоноса. Период 1920 - 1923 годов был для него связан с двумя городами: Киевом и Харьковом, то есть в отличие от периода гражданской войны школа находилась в больших городах и нечасто переезжало с места на место. Это способствовало лучшей сохранности документов и более аккуратному ведению делопроизводства, особенно на партийных собраниях или собраниях педагогического совета. Кроме того, в данном случае Кирпонос был назначен на должность комиссара училища, и, следовательно, играл если не центральную, то очень значительную роль в проведении партсобраний и культурно-просветительской работе.
  На заседании клубно-педагогического совета 29 февраля 1922 года возникла интересная дискуссия по вопросу о деятельности различных научно-просветительских кружков. Разбирались вопросы их организации, деятельности, достоинствах и недостатках. Членство в этих кружках были массовым явлением, и их организаторы стремились вовлекать в них если не весь личный состав, то хотя бы значительную его часть, что свидетельствовало о действительно массовой культурно-просветительской работе, проводимой партийной организацией даже в сугубо военном, казалось бы, учебном заведении.
  Так, математический кружок, возглавляемый Погурским, включал в себя по спискам около 200 человек, причем планировалось его увеличение еще почти на 60 человек. Поскольку весь личный состав училища едва ли достигал тысячи человек, можно оценить размеры такого кружка15. А ведь этот кружок был один из многих!
  На собрании возникли вопросы о методах преподавания (соотношения теории и практики) и организации кружка. Так, поскольку курсанты Инженерного и пешего отделов были лучше подготовлены и изучали математику в качестве обязательных предметов, то их Кирпонос предложил выделить в старшую группу. Остальные должны были составить группу младшую, которой следовало преподавать упрощенный курс. Вставал и вопрос о том, как именно - на практических задачах или преимущественно при помощи теории - вести в кружке преподавание. В конце концов в организационном плане было принято предложение М. П. Кирпоноса о старшей и младшей группе и решение, что методы преподавания оставить на усмотрение руководителя кружка.
  На этом же совещании М. П. Кирпонос обсуждал вопросы функционирования и других кружков: литературного, драматического, хорового. Так, на собрании вскрылись причины неохотного посещения литературного кружка: это, во-первых, поздний час его работы, во-вторых, нехватка в библиотеке "хорошей украинской литературы"16, в-третьих, лектор не ведет лекции неинтересно. Однако в отношении библиотеки высказывались и другие предложения: так, некто Разгон посоветовал "перепроверить библиотеку и выкинуть неположенные книги"17. В ответ на это Кирпонос поставил вопрос о том, какие книги в наибольшей степени пользуются интересом читателей. Заведующий библиотекой Иванусев ответил, что книги о природе, написанные советскими писателями и политическая литература.
  На этом собрании М. П. Кирпонос предстает уже не только военным или партийным деятелем, но и организатором культурно-просветительской работы, неплохо разбирающимся в вопросах деятельности различных кружков, вроде бы далеких от военного дела. Таким образом, не только относительно краткий период, когда Кирпонос руководил партизанским отрядом, но и послевоенная и, в общем-то, уже вполне мирная работа в школе Червонных старшин ставила перед Михаилом Петровичем самые разнообразные, а не только чисто военные задачи.
  На следующем собрании, состоявшемся 1 марта, Кирпонос выступает в еще более необычной для него роли. Он докладывает собранию об организации... детского сада для детей, прибывающих из голодающего Поволжья. На этом собрании Кирпонос произнес яркую, волнующую и сегодня речь, свидетельствующую, в том числе, и о незаурядных ораторских способностях М. П. Кирпоноса. Это видно даже по стенограмме, в которой о Кирпоносе говорится в третьем лице: "Т. Кирпонос просил, чтобы дети Поволжья были окружены нашим уходом и заботой, чтобы они считали нас за отцов, которых они лишились из-за несчастья, которое постигло Республику, а для того, чтобы избежать разных недоразумений и нареканий на нашу позицию - дать одного представителя от родителей, который войдет в состав комиссии при детском саде"18. Предложение Кирпоноса было принято единогласно. Подпись Кирпоноса, стоящая в конце протокола, свидетельствует о том, что его материалы им просматривались и стенограмма полностью передает смысл его речи.
  Как и требовалось от партработника, Кирпонос прилагал много усилий, чтобы разъяснить значение и обеспечить выполнение тех или иных распоряжений правительства. Эта сторона его деятельности особенно ярко раскрывается на собрании 9 марта, когда Кирпонос выступал с докладом о государственном хлебном займе. На эту меру советское правительство пошло из-за тяжелого продовольственного положения в стране, угрозы повторения голода 1921 года в Поволжье и необходимости создать хотя бы небольшой запас зерна на случай нового неурожая. На совещании 9 марта Кирпонос выступил с большим докладом "О купле облигаций краткосрочного хлебного государственного займа", где осветил историю хлебных займов в старой России и на Западе, их причины и условия19.
  Уже в тот период Кирпонос участвовал и в общественной деятельности. Так, во время выборов в Киевский городской райсовет Михаил Петрович баллотировался в качестве кандидата в депутаты от 2-ой Киевской школы Червонных старшин. Правда, в этом документе говорится и то, как именно он был избран: вслед за именами избираемых депутатов, стоит пометка: "избраны единогласно"20. Таким образом, он участвовал в партийно-политической работе как в самом училище, так и вне его, и одновременно с должностью комиссара школы червонных старшин принимал участие в местном самоуправлении, являясь одновременно и депутатом горсовета. В дальнейшем мы увидим, что это было не случайное "увлечение", а обязательная "общественная нагрузка", и где бы М. П. Кирпонос не появлялся по служебным обязанностям - В Киеве ли, Харькове, Москве, Одессе, Казани - он участвовал в работе органов местного самоуправления и местных партийных организаций.
  Было ли такое участие Кирпоноса в органах местного самоуправления обязательным, если не законодательно закрепленным, то хотя бы на уровне устойчивого обычая? Ответить на этот вопрос может помочь выявление аналогичной деятельности других советских военачальников. Занимались ли на заре своей военно-политической карьеры партийно-политической деятельностью они? В качестве объекта для сравнения возьмем биографию одного из самых далеких от политики, целиком посвятившего себя военному делу советского военачальника, самого молодого из командующих фронтами Великой Отечественной войны И. Д. Черняховского (1907 - 1945). Уже в 1922 году (кстати, как раз в том возрасте, когда впервые был арестован по подозрению в революционной деятельности М. П. Кирпонос) 15-летний Черняховский вступает в комсомол и становится комсомольским руководителем села Вербова. Позже, на Новороссийском цементном заводе "Пролетарий", он был членом комсомольского бюро завода. А еще позже, в 1933 году, будучи слушателем в Военной академии механизации и моторизации Красной армии, он уже является членом президиума партийной организации академии.21 Стоит ли удивляться тому, что человек, впервые участвовавший в политической борьбе в год рождения Черняховского, опытный политработник, участник гражданской войны, энергично участвовал в партийных и общественных делах?
  За время своей службы в Киеве, а потом и в Харькове (2-я Киевская школа червонных старшин была слита с Харьковской в октябре 1922 года) Кирпонос успел снискать неподдельную любовь и уважение как постоянного личного состава школы, так и курсантов. Об этом свидетельствует никем не подписанный небольшой очерк, повествующий о парадном обеде в честь первого выпуска Школы червонных старшин (21 сентября 1922 г.). Этот очерк был написан, по-видимому, либо непосредственно в день первого выпуска, либо некоторое время спустя, во всяком случае в первой половине 20-х годов. На это указывает фраза, произнесенная представителем Госиздата Виленчуком: "Да здравствует Красная Армия и ее вожди Ленин и Троцкий!"22 Очевидно, что эту фразу едва ли стали бы произносить и заносить в подобный очерк после поражения троцкистов в ходе политической борьбы в середине 20-х, и уже наверняка - в 30-е годы. Поэтому, скорее всего, в данном случае мы имеем дело с записью, сделанной очевидцем события непосредственно после него.
  На выпускное торжество приехали гости, в том числе из Госиздата. Во время торжественного обеда между ними завязалась оживленная беседа. Но стоило М. П. Кирпоносу сказать "Товарищи, попрошу минуту внимания...", как разговоры стихли, и воцарилась тишина. Кирпонос играл на этом неформальном собрании роль председателя, по очереди предоставляя слово желающим высказаться.
  Интересны и те эпитеты, которыми автор документа описывает этот торжественный обед. Очерк выдержан в откровенно панегирическом тоне, причем основных похвал удостоился именно Кирпонос. "Раздался зычный голос Кирпоноса..."; "Через несколько минут встает мощная фигура помощника начальника школы по политчасти т. Кирпоноса, и зал замирает...",; "Долго несмолкаемые аплодисменты, крики "Слава!"... заглушили последние слова т. Кирпоноса"23. Создается впечатление о богатырском телосложении Кирпоноса, но дело в том, что позднее, уже в 1941 году, работавшие с Кирпоносом военачальники ничего подобного о нем в своих мемуарах не пишут. И уважают Кирпоноса они не за это.
   Когда все желающие высказались, появились два выпускника, принесшие свои подарки администрации школы. В числе других получил подарки и Кирпонос, в том числе саблю. От имени всех, получивших подарки, Кирпонос поблагодарил выпускников. И, как и в своей речи о приеме детей из Поволжья или о хлебном займе, он нашел способ поблагодарить выпускников "в кратких, но сильных и убедительных словах": "Товарищи командиры, нам не дороги ваши подарки, как вещи... Но невыразимо дороги эти подарки, как память о Вас - наших питомцах, с которыми пришлось делить и горе, и радость за время вашего пребывания в стенах этой школы.
  Клянусь честью старого партийного работника, что эта сабля, которую надели вы мне сегодня через плечо, будет твердо держаться в моей руке до тех пор, пока я буду жив или пока будет жив капитализм, и только пройдя через мой труп, капитал в состоянии будет вырвать ее из моих рук"24.
  В отношении этой речи невозможно пройти мимо одного весьма интересного, именно с антропологической точки зрения, обстоятельства. В своей статье "Обреченный на подвиг...", претендующей на серьезное историческое исследование, В. Б. Рязанцев пишет: "В документах конца августа - начала сентября из глубины стандартных, по-уставному лаконичных формулировок уже пробивается некая, не свойственная Кирпоносу на протяжении всего времени боев внутренняя обреченность, согласие с неотвратимостью судьбы..."25. В подтверждение этому приводится такой аргумент, как слова М. П. Кирпоноса по поводу немецкой листовки, утверждающей, что М. П. Кирпонос сдался в плен: "Запомните и передайте всем, что я в плен никогда не сдамся и не оставлю Киев, пока по мне не проползут фашистские танки26". Однако по логике В. Б. Рязанцева получается, что М. П. Кирпонос предвидел свою гибель в бою еще в 1922 году, почти ровно за 19 лет (речь была произнесена 21 сентября 1922 года) и превращает Кирпоноса в какого-то мистика и прорицателя от ВКП (б). Этот случай свидетельствует о том, как рискованно строить историческое исследование на эмоциях и с откровенно конъюнктурными целями (статья написана в 1991 году и однозначно объявляет виновниками катастрофы Сталина и Шапошникова).
  Кроме того, были и другие случаи, когда Кирпонос высказывал эту мысль: так, отправляясь из Казанского пехотного училища на советско-финскую войну, Кирпонос обратился к курсантам с прощальной речью: Дорогие товарищи, вам за меня краснеть не придется. За наш народ, за нашу партию, за наше дело отдам все свои силы, а если потребуется, то не пожалею и жизни. А вам желаю больших успехов в учебе!"27 Но во время советско-финской войны ничего плохого с ним не случилось.
  В действительности вся партийная, общественная и военная деятельность М. П. Кирпоноса свидетельствовала как раз об отсутствии у него какого-нибудь особенного фатализма. Что же касается подобных речей, то можно сказать, что Кирпонос просто выражал свои убеждения, требующие, если возникнет такая необходимость, отдать жизнь за СССР. Подобные речи произносили очень многие, в том числе, наверняка, и А. А. Власов, перебежавший к немцам при очень сходных с событиями в роще Шумейково обстоятельствах. Отличие от них Кирпоноса заключается только в том, что он эти обещания исполнил.
  В целом можно сказать, что Вторая Киевская школа Червонных старшин многое дала Кирпоносу. Вновь, как и в 1918 году он должен был решать кардинально новые задачи, с которыми прежде не сталкивался. И это не могло не дать свои плоды: ему в очередной раз предстояло проявить инициативу и умение осваивать совершенно новые для него виды деятельности. Кроме того, не следует забывать и о том новом опыте, который он приобрел начале 20-х годов. Он познакомился с работой военно-учебных заведений, их организацией и методикой преподавания, а также, в какой-то степени, с клубно-просветительской деятельностью и ее значением. Все это также способствовало расширению его кругозора. Можно сказать, что в дальнейшем, особенно в 1940 - 1941 гг., этот опыт ему почти не пригодился. Это так, но вся эта деятельность расширяла кругозор Кирпоноса и способствовала тому, что позднее, в 1934 - 1939 гг., он успешно работал на должности, фактически совмещавшей все эти виды деятельности - на должности командира и комиссара Казанского пехотного училища.
  В сентябре 1923 года Кирпонос освобождается от должности комиссара школы червонных старшин в Харькове и отправляется в Москву, поступив на подготовительный курс Военной академии имени М. В. Фрунзе, одного из самых элитных военных учебных заведений страны, где преподавали такие военные деятели, как М. Н. Тухачевский и А. А. Свечин. Поэтому неудивительно, что эта Академия многое дала Кирпоносу. Он слушал выступления Калинина, Тухачевского, Фрунзе и Ворошилова. Так, среди документов М. П. Кирпоноса сохранился конспект речи М. В. Фрунзе 7 декабря 1924 года. В этой речи были, в том числе, и слова, которые во многом определили его дальнейшую судьбу: вполне возможно, что Кирпонос воспринял их как завещание одного из лучших полководцев гражданской войны: "Наш командир должен уметь ставить работу так, чтобы масса видела в нем не только технического руководителя, но и воспитателя... Мы должны тщательно следить за ходом развертывающихся мировых событий и быть наготове к самым худшим для нас комбинациям"28.
  В Москве Кирпонос остался верен себе: он участвует в работе партбюро, ведет занятия в партшколе с работниками 14-й типографии, является председателем правления клуба Военной академии и 2-го дома РВС СССР. Именно в этот период окончательно определяются его политические взгляды. Во фракционной борьбе внутри ВКП (б) он раз и навсегда принимает сторону Сталина. По-видимому, это было не конъюнктурное решение. Уже в 1938 году, категорично и резко, как будто с кем-то полемизируя, Кирпонос напишет: "Никогда ни в каких группировках, троцкистских, правых, контрреволюционных организациях и оппозициях не состоял.
  Никогда никаких колебаний и отклонений от генеральной линии партии не имел и не имею..."29.
  И вслед за этим признанием идет список "разоблаченных" в качестве врагов народа: так, он "поддерживал тесную связь с ЧК" еще во 2-ой Киевской школе Червонных старшин. В период учебы в Москве на занятиях с рабочими 14-й типографии он "вскрывал антипартийное лицо оппозиционеров, Троцкого, Бухарина, Шляпникова и др.".
  Уже после военной академии, вернувшись в 44-ю дивизию (бывшую 1-ю советскую), Кирпонос разоблачил как троцкиста политрука команды одногодичников Полищука, который был изгнан из рядов ВКП (б), а потом уволен из РККА. Целый ряд подобных случаев упоминаемых в его автобиографии в 30-е годы, в тот период, когда он возглавлял Казанское пехотное училище. И, вполне возможно, они бывали и в дальнейшем, не исключено, что и в 1941 году. В. Б. Рязанцев приводит в качестве примера случай, когда М. П. Кирпонос сумел добиться оправдания своего друга Я. И. Ефимова, председателя Госплана Татарской АССР и его восстановления в партии20. Но Рязанцев "оставляет за кадром" довольно многочисленные случаи борьбы Кирпоноса с "врагами народа". Хотя не исключено, что многие из них действительно были виновны в том, в чем их обвиняли, и отрицать это, представляя Кирпоноса чуть ли не в качестве "борца с тоталитаризмом" не следует. Он был человеком своей эпохи со всеми вытекающими отсюда последствиями.
  Один из важнейших этапов в служебной карьере Кирпоноса приходится на вторую половину 30-х годов и связан с Объединенной Татаро-Башкирской школой имени ЦИК Татарской АССР (в Казанское Пехотное Училище она была переименована только 4 декабря 1935 года). К тому времени это учебное заведение имело уже довольно длительную историю - оно было одним из самых первых ВВУЗ Советского государства и вело свое происхождение от 1-ых Мусульманских пехотных курсов. Они должны были подготовить командиров из числа бывших рабочих и крестьян, и начали работу 26 февраля 1919 г. Однако в апреле 1919 года все училище было направлено на фронт, и только в июле того же года были образованы Вторые Мусульманские пехотные курсы, первый выпуск из которых состоялся в январе 1920 г. Наконец, с ноября 1923 года курсы были преобразованы в Объединенную Татаро-Башкирскую военную школу имени ЦИК Татарской АССР и переведены на трехлетний срок обучения31. Школа состояла из батареи и батальона, в который входило несколько рот курсантов, а также кавалерийского эскадрона. В 1935 году, в связи с преобразованием в Казанское пехотное училище, батарея была переведена в состав 1-й Ленинградской артиллерийской школы, а кавалерийский эскадрон - в Тамбовскую кавалерийскую школу32.
  М. П. Кирпонос был назначен на должность командующего и комиссара Казанского пехотного училища 29 марта 1934 года. Позднее, 13 июня 1938 года его сменил на посту комиссара училища Николай Иванович Петушков, но как начальник училища и один из членов партбюро Кирпонос продолжал играть важную роль в партийной организации училища.
  К этому времени у Кирпоноса был уже значительный опыт не только строевой службы, но и работы в штабах, а также партийно-политический стаж. Например, непосредственно перед назначением в ОТБВШ он участвовал в работе XVII съезда ВКП (б)33. Большой служебный и жизненный опыт позволил ему действительно стать руководителем и признанным лидером в партийной организации училища. Его руководство было деятельным, но в то же время взвешенным, продуманным и, можно сказать, по-своему мудрым. Он умел подвести итог партийным и комсомольским собраниям таким образом, чтобы погасить излишний радикализм и, оставаясь убежденным коммунистом, избегать крайностей. Во многих случаях именно его взвешенные, трезвые суждения позволяли избежать поспешных и опрометчивых решений. В своей автобиографии Кирпонос пишет только о "разоблачениях", но действительность была намного сложнее.
  В составе фонда Казанского пехотного училища сохранились протоколы общих заседаний коллектива ВЛКСМ школы в январе 1934 - июле 1935 года, общих партийных собраний 2 января - 10 декабря 1934 года, и, наконец, протоколы заседаний партбюро ВКП(б) 14 января - 5 октября 1936 г. и 20 октября 1936 - 10 ноября 1939 гг.
  На этих заседаниях М. П. Кирпонос выступал в разных ролях. Так, на собраниях коллектива ВЛКСМ школы он выступал преимущественно как ее начальник, а не как член комсомольской организации. Именно этим объясняется его отсутствие на большинстве этих собраний, а также и то, что он касался по преимуществу не внутренних вопросов, а хозяйственных, дисциплинарных, то есть таких, которые были в его компетенции как начальника училища.
  Первое собрание ВЛКСМ с активным участием Кирпоноса состоялось 26 июня 1934 года, спустя меньше чем через три месяца после назначения Кирпоноса на должность начальника и комиссара училища. Выступление Кирпоноса на этом собрании можно считать программным: в нем Михаил Петрович наметил основные направления своей деятельности. Вначале он призвал не просто к усвоению материалов прошедшего 26 января - 10 февраля XVII съезда ВКП (б), а проводить их в жизнь. После этого Кирпонос коснулся вскрывшихся в прошедшие первые месяцы работы недостатках: низком культурном уровне курсантов, разбрасывающих вокруг казарм окурки и бумаги, а также плохой организации учебного процесса. Касаясь вопросов дисциплины в училище, Кирпонос предложил "вытащить всех этих нарушителей. Чтобы о них знали все, нужно вывесить их портреты"34. Он специально рассмотрел вопрос о том, что "с докладом товарища Сталина воевать не пойдешь", объяснив, что доклад на съезде Сталина - это программа дальнейшей деятельности, в том числе и для ОТБВШ.
  Судя по этому докладу, Кирпонос хорошо понимал один из важнейших недостатков подобных собраний: "У нас очень много решений, но очень плохо они выполняются, мы еще не научились проверять их выполнение. Проверкой выполнения этих решений должен заняться каждый комсомолец, напоминать об этом каждому"35. В дальнейшем, присутствуя на собраниях ВЛКСМ, Кирпонос поднимает этот вопрос еще раз. "У нас на собраниях принято говорить о прошлом, в лучшем случае взятие обязательства. Нам нужно не разговорами и не взятыми на себя обязательствами заниматься, а заняться работой" - заявил Кирпонос на собрании от 31 августа 1934 года. На этом же собрании он разъясняет, что под этим подразумевает: "Комсорги должны знать лучших и популяризовать их как лучших ударников учебы. Нужно уметь находить недочеты и их ликвидировать"36.
  На другом комсомольском собрании, состоявшемся 1 июля 1935 года, рассматривался вопросы организационного характера: была предпринята попытка выяснить, чем вызвано отсутствие стремления к самоподготовке курсантов, неумение их хранить тайну во время стажировки, частые утери комсомольских билетов, нерегулярная выплата членских взносов и плохое ведение протоколов собраний в некоторых частях. Один из участников прений, Вергасов, обратил особое внимание на недостатки курсантов третьего курса, которые недостаточно занимаются самообразованием - в особенности по истории партии. Вергасов подчеркнул, что результатом этого становится невыполнение основной задачи училища - дать РККА "культурных, овладевших техникой командиров"37.
  В этот раз Кирпонос не просто обобщил предыдущие доклады. Он попытался понять глубинные, а не только лежащие на поверхности причины политической инертности многих курсантов. Суть его доклада заключалась в том, что курсанты зачастую родились во время и после первой мировой войны и революции и не могли сравнить то, что было до 1917 года и после революции. Он подчеркнул, что "необходимо передать молодежи старые традиции большевизма. Мы, большевики, испытали все прелести старого прошлого, самые большие трудности, но мы были уверены в правоте своего дела, правда была за нами, а потому нас не стращали нагайки, застенки, ссылки царя".38 Задачей работы комсомола Кирпонос видел воспитание "культурных, грамотных, обладающих знанием техники" командиров.
  Сказанное Кирпоносом не было простой демагогией: в конце протокола этого же собрания стоят пометки: "1) на собрании дремали: Терехов, Некрасов. 2) Читал - Кутепов." Они, можно сказать, служат наглядной иллюстрацией к речи Кирпоноса.
  Еще раз к вопросам дисциплины и важности проверки выполнения принимаемых решений Кирпонос возвращается на партийном собрании 28 июля 1934 г.: "Отсутствие проверки выполнения приказания, дадут приказание и не проверяют его выполнения... Мы должны проверку организовать лучше"39. Вопросам дисциплины было посвящено и все партсобрание 16 августа 1934 года, на котором всплыли такие ее нарушения, как воровство, обсуждение приказов начальства и неправильное наложение взысканий командирами. Кирпонос заявляет, что по сравнению с 1932 - 1933 годами есть определенные сдвиги к лучшему в этом отношении, но положение, тем не менее, весьма неблагополучное. Он обратил внимание на то, что дисциплина должна контролироваться не только начальством, но и всем коллективом40.
  В целом, именно вопросы дисциплинарного характера, именовавшиеся в протоколах "конфликтными делами", чаще всего поднимались на подобных собраниях. И это было не случайно: далеко не редкими были как правонарушения дисциплинарного характера, так и высказывания курсантов откровенно антисоветского характера: так, курсант Бычков писал стихи, в которых сравнивал Красную армию с тюрьмой. Курсант Агафонов публично заявил, что "меняет смерть Куйбышева на сапоги"41. Другой часто встречающейся ситуацией было сокрытие родственных связей с бывшими кулаками, белогвардейцами, спекулянтами и т. д. Подобные явления встречались даже среди членов партии, например, дело Сакаева, который при вступлении в партию скрыл, что его отец в 1927 - 1930 гг. спекулировал мясом42. Все это объясняет, почему Кирпонос уделял столько внимания вопросам дисциплины.
  На партийных собраниях Кирпонос выступал уже как партийный руководитель. Здесь особенно заметна его руководящая роль: для членов партии он был не только начальником училища, но руководителем и по партийной линии. Здесь он преимущественно не просто участвовал в обсуждении тех или иных вопросов, а подводил итог обсуждению, резюмировал высказываемые точки зрения. В этих кратких резюме по тем или иным вопросам выявилась еще одна черта М. П. Кирпоноса, которая, по-видимому, и позволила ему позднее, не имея необходимого для подобной деятельности опыта и познаний, в целом достойно руководить войсками сначала Ленинградского, а потом Киевского особого военных округов, а позднее и Юго-Западным фронтом. Это его яркие аналитические способности, умение вычленить основное из самой разнообразной и плохо связанной информации.
  В целом, по сравнению с комсомольскими собраниями, на собраниях членов ВКП (б) гораздо чаще обсуждались практические, в том числе хозяйственные вопросы. Еще одно отличие партийных собраний от комсомольских заключается в том, что на них чаще обсуждалось поведение курсанта вне училища и вопросы деятельности казанского горсовета и партийных организаций в целом по Татарской АССР. Так, по мнению одного из докладчиков на собрании 2 июня 1934 года, Ярмухамедова, курсант обязан "через письма помогать своим семьям по выполнению решений пленума43", то есть в письмах разъяснять решения правительства.
  На этом собрании Кирпонос впервые затрагивает вопрос о хозяйственном положении училища в связи с решением ОК ВКП (б) о мерах по развитию животноводства. Он подчеркнул, что этот вопрос имеет не только чисто хозяйственное, но и оборонное значение44.
  Большой интерес представляет партийное собрание 9 ноября. Это собрание было посвящено вопросам самокритики партийного коллектива. На нем прозвучали довольно резкие высказывания, в том числе один из докладчиков, Вергасов, заявил о наличии в партийном бюро "дружелюбия", намекая этим на то, что члены партбюро связаны круговой порукой и друг друга защищают от обвинений. Так, дело Ярмухамедова (докладчик не сообщает, в чем оно заключалось) рассматривалось только на собрании партбюро, без вынесения на рассмотрение всей партийной организации училища, хотя это могло бы иметь большое воспитательное значение. Еще один участник совещания, Белов, добавляет: "Вергасов прав: дело курсанта выносят на собрание, а дело преподавателя решается за кулисами." Ярмухамедов в свое оправдание сказал, что в действительности на заседании бюро ВКП (б) никакого кумовства не было, и его деятельность подверглась там резкой критике. Но Вергасов докладывал, что Ярмухамедову было назначено самое легкое из возможных взыскание, и это последний не опровергает. Тезис Белова о неравенстве в партийных делах между курсантами и преподавателями подтвердил сам Ярмухамедов на том же собрании, когда рассматривалось дело курсанта В. А. Фадеева, скрывшего, что его отец - бывший кулак и ведет антисоветскую агитацию на селе. Доклад делал Ярмухамедов, и было принято решение исключить Фадеева из ВЛКСМ45.
  Второй важнейший вопрос, который рассматривался на этом собрании, это вопрос о хозяйственном положении училища. Так, в докладе Людникова содержалась критика состояния лаборатории училища и ее оборудования. По его словам, лабораторию оборудуют так, "как это сделал бы и просто плотник". И Людников приводит конкретные факты: в лаборатории холодно, потому что нет стекол, стульев, столов. Кроме того, Людников утверждает, что в лаборатории нет программы занятий. Хазбуддинов, возражая Людникову, сообщает, что стулья и программа все же имеются46. Тем не менее не остается сомнений в том, то училище испытывало нехватку в самых необходимых материалах, и его финансирование было далеким от идеала. Таким образом, Кирпоносу приходилось решать вопросы, связанные не только с недостатком дисциплины или тем или иными вопросами партийной организации, но и хозяйственные, то есть, как и за двенадцать лет до этого в Киеве, решать самые разнообразные, но одинаково сложные вопросы.
  О его умении примирить спорщиков свидетельствует его речь на том же собрании, обобщающая сказанное по обоим главным вопросам собрания. Эта речь выдержана в компромиссных тонах - хорошо заметно стремление примирить спорщиков. По вопросу о взаимоотношениях в партийной организации Кирпонос доказывал, что, хотя имеются некоторые недостатки, в целом отношения в ней можно оценить как "здоровые". Причиной такого положения Кирпонос считает недостатки контроля, который, по его мнению должны осуществлять не только начальство, но и весь коллектив, снизу доверху.
  Кирпонос специально подчеркивал, что самокритика не должна выливаться в демагогию. "Нужно понимать, о чем критикуешь, а не просто для красного словца, как товарищ Людников - говоря о недостатках, но не зная ни их причины, ни о том, что уже сделано для их устранения". "Отдельные работники, замечая недостатки, не исправляют их, а ждут партийного собрания и борются с ним там... - это не большевизм47". Тем не менее он не закрывает глаза на положение в ОТБВШ: "но стекла нет, нет и цемента". И хотя приняты все возможные меры, но без необходимых материалов провести ремонт невозможно.
  Наконец, М. П. Кирпонос участвовал и в собраниях партбюро школы. Здесь он выступал в роли не столько начальника, сколько одного из равных между собой членов партбюро: наравне со всеми участвовал в обсуждении тех или иных проблем.
  Поскольку в партбюро состояли преимущественно преподаватели, на этих собраниях чаще затрагивались вопросы организации учебного процесса и успеваемость курсантов. Обсуждались вопросы, связанные с развитием среди учащихся стахановского движения - например, кого считать стахановцами и каким образом можно способствовать развитию этого движения, а также вопросам организации социалистических соревнований. Причем как между курсантами внутри училища, так и между училищами. Однако, как и в прочих вопросах, помимо достижений, были и серьезные недостатки: так, в речи на собрании партбюро 28 января 1936 года Кирпонос обвинил в плохой организации партийной работы Рубана, несмотря на то, что тот уже привлекался к партийной ответственности, а Волкова - в пассивности и пьянстве. Правда, Кирпонос называл и другие причины недостатков. Например, плохую организацию учебы, когда различные предметы "накладывались" друг на друга. И из-за этого курсанты в некоторых случаях пропускали по 8 - 9 занятий48.
  В своей автобиографии, как уже говорилось, М. П. Кирпонос с гордостью описывал свои достижения в борьбе с "врагами народа". Однако там ничего не говорится о противоположных случаях, когда Кирпонос вступался за тех, кто был, по его мнению, невиновен. В этом смысле показательным является конфликтное дело курсанта Сакаева, обвиненного на собрании 16 мая 1936 года, в сокрытии того, что он сын кулака, занимавшегося, к тому же, в 1927 - 1930 годах спекуляцией. Сакаеву угрожало исключение из партии, а после этого, не исключено, что и санкции правоохранительных органов.
  В защиту Сакаева Кирпонос напомнил собранию, что он дисциплинирован, хорошо выполняет партийные задания, а его отец с 1931 года в колхозе. "Нельзя считать, что Сакаев из чуждых, что он происходит из семьи кулаков. Он не проявил устойчивости, как кандидат партии, не мог раскрыть свое социальное прошлое. Мы его можем оставить в партии, если он покажет себя в работе49" - сказал Кирпонос. И Сакаев был оставлен в рядах партии. Для этого требовалась, в том числе, и немалая смелость: не исключена была и возможность того, что Кирпонос мог быть сам обвинен в пособничестве врагам народа.
  Подводя итоги партийно-политической работе М. П. Кирпоноса в рассматриваемый период, можно сказать следующее. В 20-е - 30-е годы Кирпонос, помимо строевой службы, активно занимался партийно-политической работой. В качестве руководителя парторганизаций частей и учебных заведений, в которых ему довелось служить, он занимался не только внутрипартийными, но и политическими, хозяйственными, учебно-методическими вопросами, участвовал в работе местных органов самоуправления, кроме того, и во всесоюзном XVII съезде партии. Подобная активность свидетельствовала, несомненно, о том, что для Кирпоноса партийно-политическая деятельность была гражданским долгом, и что в партии он состоял не просто по карьерным соображениям, а по убеждениям. Это, во-первых, позволило Кирпоносу получить опыт решения самых разнообразных, а не только чисто военных, проблем, расширило его кругозор, воспитало инициативу и самостоятельность в суждениях. Участие в комсомольских и партийных собраниях, руководство ими, обобщение их результатов позволили Кирпоносу развить еще и аналитические способности, умение из самого разнородного материала вычленить основное - важнейшую для крупного военачальника черту, очень пригодившуюся ему впоследствии, в 1940 - 1941 гг.
  Во-вторых, такие заслуги в области партийной работы и политической деятельности, возможно, и предопределили то, что именно М. П. Кирпонос совершил стремительную карьеру в дальнейшем, в 1940 - 1941 гг.: будучи заслуженным и в то же время исключительно лояльным по отношению к Сталину партийным деятелем, он, несомненно, обращал на себя внимание в том числе и этим.
  В-третьих, что не менее важно, эта черта обеспечила Кирпоносу "прикрытие" во время репрессий. Его было очень трудно обвинить в антисоветской деятельности. Более того, поскольку Кирпонос сам активно участвовал в борьбе с политической оппозицией, начиная еще с периода учебы в Военной академии, он воспринимался как активный сторонник Сталина и борец за торжество его политической программы. Подобная деятельность, хотя, возможно, не всегда характеризовала Кирпоноса с лучшей стороны, но в то время в глазах вышестоящих инстанций она не могла не добавить ему авторитета.
  Таким образом, Кирпонос к 1939 году сочетал в себе уже очень значительный как служебный (военный), так и партийно-политический опыт, проявил себя как инициативный, но в то же время дисциплинированный и исполнительный работник. Кроме того, он был даже не просто абсолютно лояльным по отношению к существующему правительству, но и горячим его сторонником. Такое, в общем-то, довольно редкое сочетание качеств не могло не обратить на себя внимания: вся совокупность этих факторов характеризовала Кирпоноса в самом выгодном для него свете и делала его одной из наиболее подходящих кандидатур для замещения освободившихся в результате репрессий 1930-х годов мест.
  В декабре 1939 года Кирпонос был направлен в распоряжение Ленинградского военного округа с очевидным повышением. Здесь ему предстояло командовать стрелковой дивизией. Главное же заключалось в другом: ему, до того ничем не проявившему себя на чисто военном поприще, была предоставлена возможность отличиться в боях с врагом и делом оправдать оказанное ему высокое доверие.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 2.
  Комиссар или командир: выбор Кирпоноса.
  Ноябрь 1940 - январь 1941 гг.
  
  Если финский стрелок облюбует меня,
  Гряну навзничь, руки вразброс -
  Вспомни крик журавлиный, рождение дня,
  Ветер, молодость, волжский плес.
  
  А. Сурков. 1940.
  
  Предыдущий период был для М. П. Кирпоноса временем постепенного накопления самого разнообразного опыта. Однако в плане карьеры его биография до 1939 года не представляла собой ничего особенного. Подобных биографий было немало. Почему же случилось так, что человек, еще в ноябре 1939 года бывший начальником одного из многих пехотных училищ, к тому же имевший боевой опыт, гораздо меньший, чем С. М. Буденный, К. К. Рокоссовский, Г. К. Жуков, уже в начале 1941 года оказался командующим сильнейшего военного округа страны?
  По-видимому, тому есть множество причин. По отношению к самому М. П. Кирпоносу среди них можно выделить две группы: это причины субъективные, то есть обусловленные индивидуальными особенностями М П. Кирпоноса и его личным послужным списком. Ко второй группе причин стремительного "возвышения" в 1940 - 1941 гг. относятся причины "объективные", то есть такие, которые не имели никакого отношения к самому М. П. Кирпоносу, но также поспособствовали его карьерному росту.
  О первой группе причин, способствовавших тому, что на М. П. Кирпоноса пал выбор правительства и что его предпочли многим другим, в первой главе говорилось уже довольно много. Он был убежденным коммунистом, активно участвовавшим в политической жизни страны и в партийных делах. В то же время Кирпонос был абсолютно лоялен по отношению к И. В. Сталину, и даже имел некоторые заслуги на поприще борьбы с "врагами народа". Вдобавок к этим, несомненно, весьма ценным для правительства качествам, Кирпонос обладал уже немалым опытом как штабной, так и строевой службы, а как участник гражданской войны, еще и имел некоторый боевой опыт. Все это, несомненно, свидетельствовало, что Кирпонос, оказавшись на высоких постах, останется лояльным по отношению к правительству. А после событий 1937 года, когда были осуждены и казнены ряд генералов и маршалов-троцкистов, это было немаловажным достоинством. Кроме того, Кирпонос имел хороший образовательный базис: он окончил Военную академию имени Фрунзе, одно из наиболее престижных в стране военно-учебных заведений, а в гражданскую войну некоторое время после убийства Щорса был исполняющим обязанности командира дивизии - то есть опыт руководства крупными соединениями, пусть очень кратковременный, у него тоже был. Соотношение этих факторов сделало М. П. Кирпоноса одной из наиболее подходящих кандидатур для выдвижения на руководящие должности.
  Но был еще ряд факторов, которые не зависели от Кирпоноса, но, тем не менее, без которых стремительный карьерный рост М. П. Кирпоноса оказался бы если и не невозможен, то, по крайней мере, значительно затруднен и замедлен. Попробуем выделить эти, так сказать, объективные причины.
  Во-первых - это стремительный рост общей численности армии, усложнение ее структуры, и как следствие - потребность в большом количестве опытных, образованных офицеров. В конце 1930-х - начале 1940-х годов только численность личного состава вооруженных сил СССР увеличилась в три раза и составила на июнь 1941 г. более 5 млн. человек. Особенно велик был прирост в бронетанковых войсках и авиации, где офицеров требовалось еще больше, чем в традиционных родах войск. Все это привело к стремительному карьерному росту многих кадровых офицеров. В особенности это касалось тех, кто имел богатый боевой опыт или отличился в боях. Так, будучи еще в 1936 году в звании комбрига, Д. Г. Павлов был направлен в Испанию. Вернулся он оттуда уже комкором, и вскоре был назначен начальником АБТУ РККА и членом Главного военного совета, в который входил и И. В. Сталин1, а немного попозже - и командующим Белорусским Особым военным округом. Комкор Г. К. Жуков после боев на Халхин-Голе становится командующим КОВО, а затем - начальником Генерального штаба. Командовавший на Халхин-Голе танковой бригадой, М. И. Потапов в 1940 году был уже командующим 4-м мехкорпусом, а с весны 1941 года - и 5-й армией2. Командовавший в советско-финскую войну дивизией П. С. Пшенников к началу войны также стал командующим армией3. Подобных примеров можно привести много. И в этом смысле карьера Кирпоноса была отнюдь не уникальной. Хотя, конечно, настолько быстрый карьерный рост был все-таки скорее исключением, чем правилом. Повторилась, хотя и в менее ярко выраженной форме, ситуация 1918 - 1919 гг., когда острейшая нехватка командиров всех уровней и быстрый рост Красной Армии тоже привели к стремительному карьерному росту вчерашних младших офицеров, солдат и даже никогда до того не служивших в армии людей.
  Второй, хотя и в меньшей степени обусловившей катастрофическую нехватку офицеров, причиной были репрессии 1937 - 1938 гг. Вне зависимости от того, как мы сегодня относимся к этим событиям, несомненно, что они привели к стремительной ротации кадров. В это время была практически уничтожена старая, в основном сложившаяся еще в годы гражданской войны советская военная элита, в свое время подобранная Троцким и излишне политизированная. После этой победы Сталину и возглавляемому им советскому правительству понадобились аполитичные или же поддерживающие существующий режим по идейным соображениям военные специалисты. Кроме того, поскольку в конце 30-х годов было уже очевидно, что приближается большая война, это должны были быть профессионалы, хорошо разбирающиеся в своем деле. О том, насколько важной была эта проблема, свидетельствует проведенная в 1939 - 1940 гг. ревизия дел ряда осужденных военачальников, завершившаяся освобождением К. К. Рокоссовского, А. В. Горбатова и некоторых других. Результатом этого стало, как ни странно, повышение общего профессионального уровня советского генералитета, хотя и не сразу. Естественно, что если советское правительство было вынуждено начать пересмотр дел некоторых уже осужденных военачальников, то безупречный с политической точки зрения Кирпонос был гораздо более подходящей кандидатурой. Таким образом, хотя общая обстановка, как внешне-, так и внутриполитическая, способствовала стремительной карьере Кирпоноса, но ряд индивидуальных особенностей его биографии, а также военной и политической карьеры обусловили особенно быструю карьеру Кирпоноса, и то, что выбор правительства пал именно на него.
   Конец 30-х - начало 40-х годов в истории нашей страны стало периодом значительного осложнения внешнеполитического положения. Гражданская война в Испании, "мирные" захваты Германией Австрии и Чехословакии, и в особенности начало второй мировой войны и нападение Германии на Польшу привели к резкой, в течение нескольких лет, дестабилизации международной обстановки, слому сложившегося в Европе в 20-е - 30-е гг. балансу сил и, как следствие, к увеличению вероятности вооруженных конфликтов, от "локальных", как итальянское вторжение в Эфиопию, до таких крупномасштабных, как Великая Отечественная война. И одним из них стал военный конфликт СССР с Финляндией 30 ноября 1939 - 13 марта 1940 гг.
  В задачи данного исследования не входит изучение предыстории и политических предпосылок советско-финской войны. Тем не менее необходимо назвать одну особенность этого конфликта, оказавшую на его ход огромное влияние именно с военной точки зрения. Это фактор "линии Маннергейма", мощнейшей для того времени линии укреплений, которую пришлось прорывать частям РККА. Это был первый в истории вооруженных сил СССР, да и других будущих участников Второй мировой войны опыт подобного рода: так, немецко-фашистские войска в мае 1940 года просто обошли "линию Мажино", сделав напрасными огромные траты на ее сооружение. Естественно, подобного опыта не имели и наши будущие союзники. Таким образом, командование Красной Армии решало задачу уникальную, не имевшую прецедентов в мировой военной истории, шло неразведанным путем. Советские военачальники не имели перед глазами готового шаблона действий в подобных обстоятельствах и вынуждены были импровизировать, а это не могло не привести к ошибкам и лишним жертвам среди наступающих. И если этот мощнейший укрепленный район в итоге был прорван, то это свидетельствует отнюдь не об отсталости и неподготовленности командования РККА, как иногда утверждается4.
  
  1. Проверка боем: Зимняя война.
  
  Согласно И. Д. Вакурову и Г. И. Андрееву, новое назначение Кирпоноса состоялось спустя несколько дней после начала войны, то есть в первых числах декабря 1939 года. М. П. Кирпоносу было приказано сдать все дела и прибыть в Москву в Главное управление кадров РККА. Здесь М. П. Кирпоноса ждало назначение на пост командира 70-й стрелковой дивизии, входившей в 34-й стрелковый корпус 7-й армии. Дивизия занимала позиции по берегу Балтийского моря, вдоль которого и наступала в ходе всей войны5. Здесь Кирпоносу предстояло сменить прежнего командующего дивизией, полковника Алябушева. В первые дни войны дивизия начала наступление, но уже 8 декабря была отведена в армейский резерв6. Это было сделано с целью подготовки дивизии к возможной десантной операции, причем, один из пунктов этого приказа гласил: "... 7. Специально подобрать хорошего и решительного командира дивизии, способного выполнить возлагаемую на него задачу. Фамилию подобранного командира дивизии донести мне немедленно"7. Не мог ли под "хорошим и решительным командиром подразумеваться М. П. Кирпонос? Это вполне возможно, поскольку как раз в это время М. П. Кирпонос подал рапорт о направлении его на фронт - именно тогда 25 декабря 1939 г. он вступил в командование 70-й стрелковой дивизией.
  В состав дивизии входили 252-й, 329-й, 68-й пехотные полки, 221-й артиллерийский, 327-й гаубичный артиллерийский, в котором были 152-мм гаубицы, а также 94-й противотанковый дивизион8. Таким образом, если в период гражданской войны Кирпонос командовал почти исключительно пехотными соединениями, то теперь ему предстояло координировать взаимодействие различных родов войск. И противник, с которым ему предстояло бороться, резко отличался от гайдамаков и немцев, с которыми Кирпоносу приходилось воевать в 1918 - 1919 гг. - теперь это были малочисленные, но хорошо подготовленные и вооруженные, опирающиеся на мощную линию укреплений, части финской армии.
  Одним из важнейших направлений деятельности М. П. Кирпоноса в качестве командующего 70-й дивизией была борьба за усиление бдительности, упорядочение контроля за системой пропусков. В дивизии было распространенным явлением формальное несение караульной службы, неумение пользоваться пропусками, особенно в ночное время, выражавшееся либо в беспечности при изучении пропусков, либо, наоборот, в требовании предъявлять пропуск на расстоянии, что делало невозможным их детальное изучение. Надо полагать, это значительно облегчало финским шпионам и диверсантам выполнение их заданий. Вот почему Кирпонос в преддверии решительного наступления повел с подобной практикой энергичную борьбу.
  Представление об этой деятельности М. П. Кирпоноса дает приказ по дивизии от 19 января 1940 г. Љ 699, в котором Кирпонос приводит многочисленные недостатки в этой области. Так, когда 16 января полковой комиссар прибыл на передовую 252-го полка, он не был никем остановлен и проверен. Во многих случаях командиры, отправляясь за пределы своих частей, не считали нужным использовать пропуска, а зачастую просто удовлетворялись ответом "Свой". "Все перечисленные факты говорят об одном - у нас дело с охраны далеко неблагополучно... Враг коварен и хитер, он воспользуется нашей беспечностью и всегда будет стремиться использовать ее в своих коварных целях.10" В том же самом приказе приводится и результат подобного "неблагополучия": "Такие случаи имели место: в красноармейской форме владеющий русским языком, при поверке оказалось: шпион, диверсант из армии белофиннских банд"11. В этом приказе Кирпонос требовал разъяснить всему личному составу дивизии значение пропусков и наладить их использование, чтобы не допустить в дальнейшем случаев, подобных тому, который произошел с "красноармейцем". Заканчивался приказ разъяснением, что это касается не только часовых, но и каждого, кто встретит в расположении своей части незнакомого человека.
  Остановимся на этой фразе поподробнее. Казалось бы, М. П. Кирпонос просто желает как можно лучше обеспечить охрану тылов дивизии, и этой целью требует включиться в это дело как можно большему числу людей. Однако не все так просто: здесь, по-видимому, имело место нечто большее, чем просто желание как можно больше затруднить деятельность финских диверсантов и шпионов у себя в тылу.
  Еще в одном из самых первых своих выступлений в Казанском пехотном училище, датированном 26 июня 1934 г., он разъяснял: "Проверкой выполнения этих решений должен заняться каждый комсомолец (курсив мой. - П. Б.), напоминать об этом каждому". Некоторое время спустя, 16 августа того же года, Кирпонос в своей речи, посвященной борьбе с недисциплинированностью, заявил: "...а борьба ведется недостаточно, как со стороны старших руководителей подразделений, комсомольцев, коммунистов, и тех же самых курсантов". А 4 марта 1936 г. на заседании партбюро училища, Кирпонос, затрагивая вопрос о выполнении договоров по социалистическому соревнованию, добавляет: "У нас нет уважения принятых решений, и не мобилизуются массы на выполнение этих решений"12. Можно привести и высказывания других участников партийных и комсомольских собраний. Например, доклад командира одной из рот Каргина на собрании бюро ВКП (б) училища 14 января 1934 г., в котором анализируется успеваемость курсантов в роте. В частности, в этом докладе есть и такие слова: "В каждом взводе - 3 - 4 отстающих. Хорошо помогают комсомольцы и комсомольский коллектив.13" А в докладе Вергасова на комсомольском собрании 1 июля 1935 года важнейшим недостатком эскадрона является то, что в нем "идет грызня между курсантами, нет товарищеской спайки"14. Список этих примеров можно продолжить.
  Все эти высказывания свидетельствуют об одном: коллектив играл огромную воспитательно-педагогическую роль и был мощнейшим средством морального воздействия на курсантов в нужном направлении. В своей воспитательной функции он как бы дополнял начальство училища и преподавательский состав. Апелляция к влиянию коллектива вообще была характерна для советской образовательно-педагогической методики, что на примере обыкновенной средней школы послевоенного периода показал С. Г. Кара-Мурза, одновременно вскрыв глубокие, уходящие в общинную крестьянскую архаику предпосылки этого явления15. Вне сомнения, Кирпонос хорошо знал об этом педагогическом приеме, с которым успел хорошо познакомиться если не в партизанском отряде, то уже наверняка - в 1919 - 1923 гг., во время своей работы в военно-учебных заведениях.
  Не был ли и приказ М. П. Кирпоноса от 19 января 1940 г. попыткой применить хорошо знакомые по Казанскому пехотному училищу методы воспитания теперь уже в условиях боевых действий и в масштабах целой дивизии? Во всяком случае, вероятность подобного достаточно велика, чтобы не сбрасывать ее со счетов: должность комиссара уже предполагала значительную воспитательно-педагогическую деятельность. И если Кирпонос и не читал лекций сам, то его выступления на партийных собраниях (в том числе на заре его военной и партийно-политической карьеры - во 2-ой Киевской школе Червонных старшин, в 1922 году) наводят на мысль об их воспитательной роли. Кирпонос не просто проводил разбор выступлений и подводил им итоги. Из этих выступлений выступает еще одна, если можно так выразиться, ипостась М. П. Кирпоноса, которая, хотя в реальности и была связана с его партийно-политической работой, в принципе может рассматриваться и изолировано: речь идет о Кирпоносе-педагоге. И эти преподавательские черты, его стремление к обобщению выступлений, а иногда и откровенно лекторский тон, проявлялись и впоследствии: впервые встретившись с И. Х. Баграмяном, уже в 1941 году, Кирпонос дал определение плану прикрытия. А на совещании командования КОВО два дня спустя прочитал целую военно-историческую лекцию по принципам составления планов прикрытия, начиная с первой мировой войны16. Эту черту М. П. Кирпоноса отметил К. Ф. Квятек, командир и комиссар 44-й стрелковой дивизии, батальоном в одном из полков которой Кирпонос командовал в 1927 году (а до того, еще в 1918 - 1919 годах командовавший 1-м Богунским полком 1-й Советской дивизии, в которой Кирпонос командовал 2-м Богунским), в характеристике Кирпоноса: "Товарищ Кирпонос за время пребывания в дивизии показал себя как хороший методист. Имеет большую склонность к вузовской деятельности..."17.
  Другой проблемой, с которой Кирпоносу пришлось столкнуться зимой 1939 - 1940 гг., был бесконтрольный расход патронов. Поскольку боевые действия велись в условиях очень сильных морозов (считается, что эта зима была самой холодной за весь ХХ век), многие бойцы стали прогревать стволы оружия с помощью стрельбы боевыми патронами. В приказе Љ 67 от 17 января Кирпонос разъясняет, почему этот способ нельзя применять: "Во-первых, это свидетельствует о низкой дисциплине данных подразделений, во-вторых, ненужная трата дорогостоящих для государства боевых патрон и преждевременное изнашивание материальной части оружия, и в-третьих, такая бесконтрольная стрельба может привести к ненужным человеческим жертвам, и, главное, противник путем наблюдения засекает расположение станковых и ручных пулеметов и в целом расположение подразделений18"
  В этом отрывке также хорошо видна "большая склонность к вузовской деятельности": Кирпонос обстоятельно, хотя и лаконично, объясняет, почему такой "прогрев" стволов недопустим. Но не только это: мы помним, что он был не столько преподавателем, сколько комиссаром. И бывший комиссар в этом приказе тоже чувствуется: в частной, казалось бы, проблеме Кирпонос находит и общегосударственное значение: это трата дорогостоящих для государства боеприпасов и изнашивание самого оружия. Если вспомнить, что именно в это время проводилось стремительное увеличение армии и в том числе готовилось столь дорогостоящее мероприятие, как формирование нескольких механизированных корпусов, то можно понять, насколько своевременным было требование Кирпоноса о бережном отношении к оружию и боеприпасам. И, вполне возможно, Кирпонос этим приказом добился своего: сэкономил Советскому Союзу значительные средства.
  Его воспитательная роль не ограничивалась только рядовыми и младшим командным составом. В довольно резкой форме это проявилось и по отношению к одному из непосредственных подчиненных Кирпоноса - командиру 252-го пехотного полка майору Яромичеву. Здесь хорошо заметна особенность М. П. Кирпоноса: использовать в воспитательных целях частную, казалось бы, проблему. В данном случае такой проблемой послужила нехватка лыжных установок для пулеметов, которые приказал сделать Кирпонос. 17 января 1940 г. майором Яромичевым было прислано донесение, в котором говорилось: "Сообщаю: лыжных установок для станкового пулемета и ручного пулемета нет.
  Сделано не будет ввиду отсутствия материала. Яромичев.19"
  Кирпонос отреагировал на это незамедлительно. Приказ вышел за подписью начальника штаба дивизии, но сохранился текст донесения Яромичева, на котором Кирпонос написал проект ответа, и по которому был составлен приказ командиру 252-го полка: "Командир дивизии приказал разъяснить вам, что:
  1.Для ручных пулеметов лыжных установок не требуется.
  2.Для станковых пулеметов установки можно приспособить из лыж, соответственно их укрепив.
  3.Командир полка не сообщает командиру дивизии, а докладывает.
  4.Категорически потребовать выполнения приказа о поделке лыжных установок.
  Наштадив 70, полковник Пименов"20.
  В другом приказе, датированном 4 января, Кирпонос отчитал командиров частей за задержку на несколько часов в представлении сведений о потерях артиллерийского, химического и инженерного имущества. Тон приказа не только резок, в нем иногда появляются даже саркастические нотки: "Командиры частей с командиров подразделений учета не требовали, видимо, считают, что во время ведения военных действий учет не обязателен..." А в завершение командующий дивизией предупреждает: "Последний раз предупреждаю командиров и комиссаров частей, при повторении подобных случаев буду принимать самые строжайшие меры, вплоть до предания суду.21"
  Эти строгие меры дали свои плоды: когда в преддверии решающего наступления в конце января - начале февраля в полках проводилась проверка всего оружия в ночных условиях, она была проведена быстро и организованно, точно в отведенный срок, и дала положительные результаты. Возможно, эти меры и позволили дивизии отличиться в боях и одержать в конце концов победу.
  После тщательной подготовки 11 февраля 1940 года было начато новое наступление. 11 - 12 февраля дивизия прорвала финский фронт и, взяв ключевую высоту 34,8 со второй атаки, 17 февраля вышла к берегу Выборгского залива22.
  Здесь начинается одна из самых интересных страниц биографии Кирпоноса, которая многими считается (и справедливо) отправной точкой его дальнейшей стремительной карьеры: форсирование по льду Выборгского залива в обход финских укреплений. Хотя тех, кто его принимал, первооткрывателями назвать нельзя, подобных случаев в истории российской армии было очень немного. Не считая знаменитого Ледового побоища 1242 года, есть менее известный случай, имевший место во время последней российско-шведской войны 1808 - 1809 гг., когда по льду Ботнического залива перешли части русской армии под командованием Барклая-де-Толли, внезапно появившиеся в пригородах Стокгольма. Тем не менее это решение требовало немалой смелости: по льду следовало перевезти не только орудия и конницу, как в 1809 году, но и танки, и очень трудно было сказать, выдержит ли лед.
  По известной поговорке, если поражение остается сиротой, то у победы сразу появляется множество отцов. Не стала исключением из этого правила и февральско-мартовская операция, а поскольку она завершилась взятием Выборга и победоносным окончанием войны, то "отцы" не заставили себя ждать.
  И. Д. Вакуров и Г. И. Андреев считают "автором" этого замысла Кирпоноса23. По-видимому, в основу этой точки зрения положен рассказ К. А. Мерецкова (не исключено, что устный, поскольку в одной из своих посвященных М. П. Кирпоносу публикаций полковник запаса И. Д. Вакуров приводит такие подробности, которые мог рассказать только сам К. А. Мерецков). Так, согласно сведениям И. Д. Вакурова, Кирпонос представил довольно объемистый доклад, в котором был не только собственно план операции, но и историческая справка об уже имевших место случаях форсирования морских пространств по льду. Вплоть до времен Петра I, когда русские войска, пройдя почти по тому же маршруту, что и Кирпонос в 1940 г., взяли Выборг24.
  Однако эта точка зрения имеет одно уязвимое место: одновременно с 70-й стрелковой дивизией по льду форсировали залив войска 10-го и 28-го стрелковых корпусов. Еще до этого, 19 - 22 февраля и 6 - 8 марта, по льду через Финской залив были переброшены соединения кавалерийского и механизированного корпусов. И, главное, в эту зиму действовала ледовая автодорога через Ботнический залив, по которой из Швеции в Финляндию поступали оружие, боеприпасы и даже добровольцы. То есть это даже не чисто советское изобретение25. Подобные масштабы "ледовых походов" если и не исключают авторство Кирпоноса, то, по крайней мере, заставляют согласиться с тем, что это была не только и не столько его идея. По-видимому, осуществление подобного крупномасштабного замысла - это заслуга командующего 7-й армией командарма 2-го ранга К. А. Мерецкова, а не исключено, что и самого С. К. Тимошенко.
  Сказанное, впрочем, не умаляет заслуги Кирпоноса, как старательного, талантливого исполнителя замысла командования. Вакуров и Андреев пишут, что "было предусмотрено все, вплоть до мази от обморожения и термосов с горячим чаем". Кроме того, как свидетельствует К. А. Мерецков, хотя первый опыт переброски войск по льдам был не очень удачным и завершился потерей нескольких танков, Кирпонос по своей инициативе решил его повторить. "Его ребята ухитрились снять бесшумно всех финских часовых. Тогда Кирпонос сразу перебросил всю 70-ю дивизию на западный берег залива. И когда утром я вернулся, то никого уже здесь не застал. Это случилось 4 марта. Я объявил 70-й дивизии благодарность, усилил соединение Кирпоноса приданными частями и двинул их на Выборг западным берегом в обход города с тыла, а затем сообщил об успехе И. В. Сталину"26. По-видимому, именно тогда Кирпонос стал впервые известен Сталину. Таким образом, хотя Кирпонос, хотя и не может считаться единственным автором плана переброски войск по льду, тем не менее проявил в очередной раз разумную инициативу, использовав довольно рискованный способ обхода вражеских укреплений. Поэтому, несомненно
  Такая тщательная подготовка принесла свои плоды: дивизия успешно преодолела Выборгский залив и обошла с тыла ключевое звено "линии Маннергейма" - Выборгский укрепленный район, обеспечив его относительно быстрое падение и окончание войны. Командование Северо-Западного фронта достигло своего: мощнейшая укрепленная линия своего времени была прорвана, и Финляндии пришлось пойти на заключение мира и уступку значительных территорий.
  Командуя войсками, бывший комиссар М. П. Кирпонос ни на миг не забывал о том, как важно поддержать боевой дух войск. Об этом свидетельствуют два интереснейших документа, которые были подписаны М. П. Кирпоносом и обнародованы на заключительном этапе войны. Эти документы, может быть, не очень содержательные с точки зрения военной истории СССР, тем не менее исключительно важны для реконструкции личности М. П. Кирпоноса. Поэтому на этих приказах - 22 февраля и 1 марта 1940 годов - придется остановиться подробнее.
  Войска М. П. Кирпоноса вступили на лед в 2 часа ночи 23 февраля. Незадолго до этого был подготовлен приказ М. П. Кирпоноса Љ 26 от 22 февраля 1940 г. Таким образом, изданный перед наступлением по льду Выборгского залива, этот приказ был одновременно и поздравлением с Днем РККА. Поэтому неудивительно, что он содержит особенно много пафоса.
  В нем уже есть все, что впоследствии будет утверждать об этой войне советская пропаганда: так, 70-я стрелковая дивизия "выполняя почетную обязанность защиты границ нашей прекрасной Родины, успешно уничтожает финских белобандитов, ликвидируя один из опаснейших очагов войны против СССР"27. Но есть и особенное в его восприятии войны, выразившееся в этом приказе: так, Кирпонос называет автором победы над Финляндией Ворошилова, причем обозначает заслуги маршала и наркома обороны в почти поэтических выражениях: "Части Красной Армии не только отбросили белофиннов от советских границ, но и мощным Ворошиловским залпом прорвали укрепленную полосу железобетона и неудержимой лавой, уничтожая врага, преследуют его вглубь страны"28. Кроме того, здесь Кирпонос говорит и об особенностях этой войны: слова об "укрепленной полосе железобетона" свидетельствуют о том, что уже в 1940 году советское командование в целом и Кирпонос в частности, понимали особенности этой войны и уникальность проведенного прорыва мощнейшей линии укреплений. Правда, не совсем точно называется "автор" этого прорыва - но в начале 1940 года Кирпонос был еще очень далеко от правительства и едва ли мог знать, что Сталин уже тогда обвинил Ворошилова в "недостатке твердости"29 и начал готовить замену его на С. К. Тимошенко. В тот период он командовал Северо-Западным фронтом и являлся действительным "автором" штурма "Линии Маннергейма". Кроме того, сама эта замена прошла исключительно мягко, и для большинства граждан СССР Ворошилов остался выдающимся полководцем, государственным деятелем и, можно сказать. народным героем. По-видимому, именно в этом направлении и следует истолковывать слова насчет "Ворошиловского залпа". Заканчивается документ ставшими уже тогда традиционными словами: "Да здравствует Рабоче-Крестьянская Красная Армия! Да здравствует нарком товарищ Ворошилов! Да здравствует вождь и учитель Великий Сталин"30. Правда, необходимо отметить и особенность списка тех, кого Кирпонос счел нужным упомянуть. Конечно, среди тех, кто "да здравствует", упомянут И. В. Сталин. Но в отличие от последующего периода 1941 - 1945 гг., когда авторитет Сталина поднялся так высоко, что отныне в приказах упоминался только Сталин, Кирпонос еще считает нужным упоминать "второго человека в государстве" - наркома обороны К. Е. Ворошилова.
  И второй, еще более интересный приказ, изданный по причине уже не общегосударственного праздника, а частного события, касающегося только этой дивизии: гибели Героя Советского Союза К. Д. Высоцкого. В этом приказе наиболее ярко чувствуется "комиссарское наследие" М. П. Кирпоноса и его умение найти яркие, доходчивые выражения, тонко почувствовать то, о чем думают его солдаты и поднять их боевой дух.
  В этом приказе, изданном 1 марта, Кирпонос подробно описывает заслуги К. Д. Высоцкого. Уже в самом начале его дается характеристика Высоцкого: "Бандитская пуля вырвала из наших рядов одного из самых замечательных бойцов Красной Армии, одного из самых преданнейших сынов нашей Коммунистической партии и социалистической Родины". Пулеметчик Высоцкий уничтожил сотни врагов, "показал всему миру силу и могущество воинов Рабоче-Крестьянской Красной Армии". Когда он получил высшую военную награду СССР - звание Героя Советского Союза - он пообещал "еще беспощаднее, еще искуснее драться с врагами социалистической Родины".
  Но если действия Высоцкого оцениваются положительно и описываются подчеркнуто торжественно, то характеристика финнов в такой же степени не просто отрицательная, а предельно негативная, и в некоторых случаях звучит почти как обыкновенная ругань. Для их характеристики используются выражения типа "белофиннская белогвардейщина", "белобандиты", "враги социалистической Родины". Конец, резолюцию, если можно так выразиться, приказа, лучше процитировать полностью.
  "Отомстим белым гадам маннергеймовской банды за смерть нашего славного товарища К. Д. Высоцкого.
  Наша ненависть к врагу не знает предела.
  За кровь нашего товарища утопим белобандитов в море их собственной крови.
  Будем драться с врагом и бить его так, как дрался и бил его К. Д. Высоцкий.
  Выполним боевой приказ командования - на полное и беспощадное уничтожение врага - это будет самый лучший памятник товарищу Высоцкому.
  Светлый образ товарища Высоцкого мы сохраним навсегда. Вперед, боевые товарищи!
  Бить врага так, как бил его товарищ Высоцкий!"31
  В этом приказе особенно ярко проявляется "комиссарское" наследие Михаила Петровича. Написанный ярко и образно, основанный на противопоставлении героизма Высоцкого и подлости и жестокости финнов (мы говорим не о наших сегодняшних представлениях о Финляндии, а о восприятии ее Кирпоносом и другими солдатами и офицерами РККА в 1940 году), он может считаться талантливым публицистическим произведением, характеризующим представления Кирпоноса о противнике и характере войны, а заодно и литературные способности самого Кирпоноса. Наверное, если бы он не погиб в 1941 году, он оставил бы исключительно интересные мемуары.
  Тем не менее, на вопрос, было ли то его собственное видение войны или же он просто озвучивал официальную пропаганду, ответить сложнее, чем кажется на первый взгляд. Дело в том, что подобное изображение вражеских солдат как бандитов (то есть придание войне образа борьбы с преступниками) всегда было и является сейчас сильнейшим идеологическим приемом для оправдания войны, особенно эффективном в том случае, если это - война с применением противником партизанской или близкой к партизанской, тактики. Даже оставляя пример пропаганды РФ в отношении чеченских боевиков в стороне, можно вспомнить, как характеризуются в США руководители Югославии, Ирака, Афганистана: террористы - это военные преступники. Поэтому не стоит обвинять СССР в целом и Кирпоноса в частности за применение одного из многих идеологических приемов в отношении противника. Кирпонос просто выразил официальную позицию своего государства, одновременно выразив и чувства - как свои собственные, так и своих солдат. Именно отсюда происходит этот яркий, эмоциональный тон.
  Приказ был составлен 1 марта 1940 г. Боевые действия уже подходили к концу - готовился штурм последней линии финской обороны и Выборгского укрепленного района. Части 70-й дивизии, перейдя по льду Выборгский залив, вышли на западный берег и 4 марта оказались в тылу Выборгского укрепленного района. Действия Кирпоноса оказались настолько успешными, что финское командование перебросило к Выборгу две дополнительные дивизии по советским (возможно, преувеличенным) данным32.
  12 марта пал Выборг. В "линии Маннергейма" образовалась брешь, в которую могли хлынуть советские войска по шоссе Выборг - Хельсинки. Это заставило финское правительство согласиться на мир, который и был заключен 13 марта. После этого 15-го началось выдвижение советских войск к новым границам, неожиданные трудности, связанные с которым, отображены в последнем приказе штаба 70-й стрелковой дивизии периода советско-финской войны. Он интересен тем, что подобные приказы почти не встречались или, по крайней мере, не публиковались в период 1941 - 1945 гг., хотя, скорее всего, они были.
  Итак, при выдвижении частей дивизии на линию новой границы Кирпонос предписывал держать части в состоянии полной боевой готовности, включая артиллерию. В передовых отрядах должны были обязательно идти химики и саперы. Местное население предписывалось задерживать в домах, докладывая в штаб дивизии, а "блуждающих" - задерживать на правах военнопленных. Категорически запрещалось хождение по домам и чердакам бойцов и отдельных групп, а при занятии населенных пунктов следовало проводить тщательный осмотр жилых и нежилых помещений, окрестностей и колодцев33.
  Из перечисленных мер некоторые были обычными, само собой разумеющимися при проведении подобного рода операций и опробованными в Западной Украине и Западной Белоруссии в сентябре 1939 г. Но были и такие, которые явно были продиктованы опытом недавней войны. По-видимому, к таким мерам относятся весьма строгие указания в отношении населения, особенно "блуждающей" его части: вспомним случай с "красноармейцем", оказавшимся финским шпионом - тем более могли таковые оказаться среди бродяг. По-видимому, печальным опытом было продиктовано и не менее категоричное запрещение ходить "по домам, сараям и чердакам в одиночку и отдельными группами". Едва ли речь шла о борьбе с мародерством, хотя не исключено и это: это была самая бедная и малонаселенная часть Финляндии, а кроме того, прифронтовая зона, из которой наверняка вывезли все мало-мальски ценное еще во время войны. По-видимому, речь шла не о сохранности имущества недавних финских граждан, а о безопасности самих солдат. Не исключено, что подобные соображения продиктованы печальным опытом войны. Кроме того, обращает на себя внимание приказ "проводить тщательное обследование... и колодцев"34. Не исключена была возможность прощального "подарка" отступающих финских войск в виде отравленной воды, и Кирпонос постарался ее предусмотреть.
  Подведем итоги участию Кирпоноса в советско-финской войне. Хотя он и не сыграл решающей роли в "разгроме белофинского плацдарма", все же значение его деятельности на посту командующего 70-й стрелковой дивизией было весьма велико. В декабре 1939 года он принял командование над дивизией, понесшей такие потери, что ее пришлось вывести в резерв для переформирования (подобно тому, как позднее, в июле 1941 г. будут выведены в резерв, а потом расформированы обескровленные остатки советских мехкорпусов Юго-Западного фронта). За время боевых действий Кирпонос сумел восстановить ее боеспособность, поднять дисциплину, улучшить охрану своих тылов. И, исполняя приказ командования, он осуществил блестящий прорыв финских укреплений, обойдя с тыла Выборгский укрепленный район, что оказало решающее воздействие на финское правительство.
  Эта война стала для Кирпоноса школой современной войны. Он получил опыт прорыва укреплений, использования тяжелой артиллерии. Кроме того, он получил и неожиданный опыт операций, которые сегодня мы могли бы назвать "контртеррористическими". Он научился обеспечивать выполнение своих приказов в любых, даже самых сложных условиях.
  Однако не следует и переоценивать этот опыт: Кирпонос и бойцы его дивизии действовали против армии, не имеющей возможности вести широкомасштабные наступательные действия (самым крупным успехом финнов за войну стало уничтожение 3 - 7 января 44-й дивизии - кстати, бывшей 1-й Советской Украинской повстанческой, да и то во многом за счет ошибок ее командования). Эта армия была лишена крупных бронетанковых соединений, следовательно, имела очень ограниченные наступательные возможности. Кроме того, как отмечал и сам Кирпонос, финны оказались и не обучены наступательным действиям: гораздо искуснее они оборонялись. Да и географо-климатические особенности театра военных действий затрудняли использование бронетанковых войск обеими сторонами. Война носила ярко выраженную тенденцию к позиционности, и явилась, по сути дела, чем-то вроде небольшого рецидива первой мировой. Таким образом, опыт советско-финской войны М. П. Кирпоноса - это прежде всего опыт позиционной войны на относительно небольшом театре военных действий. Таким образом, Михаилу Петровичу практически не приходилось заниматься организацией обороны против наступающего противника. Он получил достаточно односторонний, только "наступательный" опыт. И, соответственно, многие проблемы, вставшие перед ним в 1941 году - утрата связи с войсками, сложность организации отступления войск в условиях крупных наступательных действий противника, борьба с попытками неприятеля окружить советские войска и прорвать фронт, а также многое другое - оказалось для него неожиданным. Как мы увидим в дальнейшем, и как это засвидетельствует в июле 1941 года К. К. Рокоссовский, поистине потрясло М. П. Кирпоноса и вынудило пересмотреть многие из своих взглядов.
  И еще одна особенность, характерная не только для периода советско-финской войны, но и для всего военного опыта М. П. Кирпоноса: с 1917 года М. П. Кирпонос служил только в общевойсковых соединениях. Он не имел опыта командования другими, кроме пехоты и артиллерии, родами войск, особенно кавалерии и механизированных соединений. И подобного опыта использования механизированных соединений в современной маневренной войне на Карельском перешейке Кирпонос не получил: в состав 70-й стрелковой дивизии танковые части не входили. Скорее наоборот, советско-финская война наглядно показала, что бронетанковые войска далеко не всегда могут использоваться достаточно эффективно. Таким образом, по-видимому, к 1941 году М. П. Кирпонос не имел опыта руководства бронетанковыми войсками, недостаточно представлял себе их возможности. Суммируя сказанное, можно сказать, что к началу Великой Отечественной войны обладал значительно устаревшим опытом позиционных боевых действий без использования подвижных соединений, к тому же довольно односторонним, исключительно наступательным. Поэтому, когда в 1941 году Кирпоносу пришлось организовывать встречное сражение с участием нескольких механизированных соединений, в условиях катастрофической нехватки времени и плохой связи, это не могло не вызвать растерянность, отмеченную К. К. Рокоссовским. Впрочем, подобную растерянность испытали и французские генералы, воспитанные на опыте первой мировой войны в мае 1940 года при столкновении с немецко-фашистскими войсками.
  Война с Финляндией доказала, что Кирпонос способен руководить в сложных условиях зимних боевых действий руководить таким крупным соединением, как дивизия. Она выявила и новые черты его характера: Кирпонос показал себя как строгий, требовательный командир, не просто отдающий приказы, а никогда не забывающий проконтролировать их исполнение.
  А главное, в сравнении с предыдущим периодом ярко выявились черты, присущие Кирпоносу как военачальнику: энергия и настойчивость в достижении поставленных задач, тщательность в подготовке к операциям, инициатива, и в то же время дисциплинированность и исполнительность. Если в 1917 - 1939 гг. Кирпонос был примерно в равной степени и командиром и политработником, то теперь на первое место отчетливо выдвигается Кирпонос-военачальник. Военный профессионал начинает заслонять бывшего комиссара. Сказанное, впрочем, отнюдь не означает, что он перестает быть убежденным коммунистом и советским патриотом: просто это все реже проявляется в публичных речах и приказах, сам стиль этих приказов становится более конкретным и деловым, и Кирпонос использует уже не только революционно-коммунистическую риторику, но и гораздо менее политизированные высказывания патриотического характера.
  Хотя, конечно, эта перемена произошла не мгновенно: это, прежде всего, приказы 22 февраля и 1 марта. В них явно заметны "комиссарские" черты: подчеркнутая идеологизация, яркий и образный, "публицистический" язык, умелое противопоставление советских героев финнам, характерная фразеология и часто отсутствие конкретной информации, замена ее "общими" рассуждениями, однако рассуждениями довольно-таки яркими и талантливыми, отвечающими стоящими перед ними задачами: укреплению боевого духа войск и идеологическому обоснованию войны. В этом смысле, конечно, эти приказы были очень нужными и своевременными.
  В целом очевидно, что в боях на Карельском перешейке Кирпонос показал себя зрелым, опытным командиром, способным действовать в сложной обстановке, выполнять самые сложные и непривычные поручения. Кратко, но точно охарактеризовал действия этой дивизии командующий ЛВО, а потом 7-й армии К. А. Мерецков: "Например, дивизия под командованием Кирпоноса, прибывшая с берегов Волги, с успехом сыграла свою роль..."35.
  
  2. М. П. Кирпонос как теоретик: совещания комсостава РККА.
  Апрель - декабрь 1940 г.
  
  Победоносные действия в ходе боев на Карельском перешейке сильно подняли авторитет Кирпоноса. Он стал широко известен в кругу военных специалистов и руководству страны. Если раньше Кирпонос был мало кому известным руководителем Казанского пехотного училища, то теперь превратился в видного и перспективного боевого командира, способного выполнять сколь угодно сложные задачи.
  Начиная с весны 1940 года для Кирпоноса начался краткий, но особенно яркий период стремительного карьерного роста. В апреле 1940 года он становится командиром 49-го стрелкового корпуса КОВО, в июне, одновременно с присвоением звания генерал-лейтенанта - командующим Ленинградским военным округом, а в феврале 1941 г. сменяет Г. К. Жукова на посту командующего войсками КОВО. В этот же период Кирпонос знакомится с И. В. Сталиным, и, следовательно, все эти назначения производятся с его, если не прямого покровительства, то с его согласия. При каких же обстоятельствах произошло это знакомство?
  Заслуги М. П. Кирпоноса были высоко оценены правительством. Уже 21 марта 1940 года Указом Президиума ВС СССР дивизия получила орден Ленина, а шестнадцать солдат и офицеров 70-й дивизии, в том числе и сам Кирпонос, стали Героями Советского Союза36. Как перспективного, отличившегося в боях командира, Кирпоноса отправили в Москву, на совещание Главного Военного совета 14 - 17 апреля 1940 года, где присутствовал и выступал, в том числе, и Сталин. Совещание преследовало цель вскрыть недочеты в подготовке и вооружении Красной Армии, вызвавшие большие потери в ходе боев и их затяжной характер. На этом совещании высказывались многие участники войны, в том числе, например, С. К. Тимошенко. В их числе были и некоторые командующие дивизий, в том числе и М. П. Кирпонос.
  Этот доклад М. П. Кирпоноса интересен и сам по себе. Но особенно показательно было бы его сравнить с аналогичным докладом другого командира, участвовавшего в этой войне. Подобное сравнение позволило бы показать не только то общее, что было у советских командующих дивизиями, но и индивидуальные особенности, присущие М. П. Кирпоносу. Особенно интересно было бы выявить сам образ мышления: на что прежде всего обращали внимание командиры, какие недостатки казались им абсолютно недопустимыми, а с чем можно было бы примириться, и, наконец, что они предлагали для их устранения.
  В качестве объекта для сравнения выбран комдив Петр Степанович Пшенников. Родился в 1895 году, в Красной Армии с 1918 года. В 1925 году окончил курсы усовершенствования командного состава, и в период советско-финской войны командовал 142-й стрелковой дивизией. Да и позднее их судьбы были очень похожи: как и Кирпонос, Пшенников сделал быструю карьеру, и к началу Великой Отечественной войны уже командовал армией. В 1941 году он командовал 23-й, 8-й армиями, Невской оперативной группой, и, наконец, 3-й армией. Осенью 1941 г. он, как и Кирпонос. погиб в бою37.
  Перед тем, как начать анализ их выступлений, необходимо сделать одно предварительное замечание. На приобретенный командующими опыт большое влияние, конечно же, оказывали особенности местности, где им пришлось вести боевые действия. Дивизия Пшенника участвовала в боях в стороне от направления главного удара, наступая вдоль берега Ладожского озера в течении всей войны. На этом участке наиболее активные боевые действия происходили в декабре 1939 г., когда дивизия продвинулась на 20 - 30 км, а в январе-феврале стояла на достигнутых рубежах. Опыт Пшенникова был более "обычным": ни в каких "ледовых походах" ему участвовать не довелось. На участке Кирпоноса боевые действия были гораздо более динамичными, да и путь самой дивизии был гораздо длиннее: вдоль побережья 70-я стрелковая дивизия прошла с боями не меньше 110 км38. У Пшенникова оказался значительно более скромный опыт прорыва укреплений и вообще боевых действий, но, с другой стороны, он имел возможность лучше изучить достоинства и недостатки солдат подчиненной ему дивизии и ее офицеров. Такими были условия действий командующих 70-й и 142-й дивизий. Перейдем теперь к анализу собственно докладов.
  Оба говорили, в принципе, об одной и той же проблеме: организации, подготовке и боевом использовании стрелковой дивизии. Но то, как они подают эту проблему, говорит о многом.
  Во время обсуждения этих проблем оба командира показали высокий уровень прагматизма мышления: они оба практически не уделяли места пропагандистским и политическим аспектам проблемы. Только один раз М. П. Кирпонос поднимает вопрос, который имеет в равной степени и военное, и политическое значение: это вопрос о дисциплинированности и уровне боевого духа пехоты. Однако в целом в центре внимания авторов - чисто военные, практические вопросы, касающиеся боевой подготовки солдат и офицеров, снабжения дивизии всем необходимым для ведения боевых действий, а также взаимодействие различных родов войск между собой на поле боя.
  Обращает на себя внимание то, что, хотя на совещании присутствовали и Сталин, и Ворошилов, и Тимошенко, ни один из докладчиков не позволяют себе ни малейшей лести в адрес правительства. Ничего подобного "Ворошиловскому залпу" или "вождю и учителю Великому Сталину" здесь нет, как нет и рассуждений общеполитического характера, подобных тем, которые мы видели в приказах М. П. Кирпоноса от 22 февраля и 1 марта. Такой исключительно деловой настрой докладчиков характерен и для Пшенникова, и для Кирпоноса.
  Помимо подобного сходства, между докладами существовали и различия. Доклад М. П. Кирпоноса, с одной стороны, более конкретен, но с другой, в нем замеченные недостатки не сводятся в единую и довольно стройную систему, как у Пшенникова. Последний заинтересован в том, чтобы систематизировать замеченные им недостатки, понять, чем они обусловлены и попытаться найти контрмеры именно на уровне системы. Внимание Кирпоноса сконцентрировано на отдельных явлениях, что и приводит к большей конкретности его доклада. Однако это прослеживается не во всем: так, обсуждая, вслед за П. С. Пшенниковым, проблему допризывной подготовки личного состава, Кирпонос высказывает не частные пожелания, а предложение изменить систему как таковую39.
  Проиллюстрируем теперь это на конкретных примерах. Свой доклад П. С. Пшенников начинает с вопросов характеристики тех транспортных средств, которыми была обеспечена дивизия, причем особенно плохо было именно с конным транспортом, а не с автомобильным - его было всего 23% от необходимого. Затем приводятся очень красноречивые факты, характеризующие степень боевой подготовки солдат дивизии: так, 47% солдат не знали своего оружия, 60% призванных из запаса последний раз стреляли три года назад. Командиры подразделений зачастую не знали своих солдат и наоборот. Пшенников предлагал сделать так, чтобы военными сборами руководили те же люди, которые потом будут командовать ими в боевых условиях40.
  У Кирпоноса доклад начинается с полемического (по отношению к прозвучавшим в конце доклада словам П. С. Пшенникова о недостатке дисциплины в пехотных соединениях) заявления, "реабилитирующего" в этом отношении пехоту. Он приводит пример героизма, проявленного солдатами одного из полков его дивизии, когда они спасали раненного командира роты. "Скажите, разве это не показатель того, что у бойцов есть дисциплина, разве можно сказать, что пехота плохая" - заканчивает он. И задает вопрос: "В чем дело? Почему пехота не шла?"41.
  Следом за предвоенным состоянием дивизий и Кирпонос, и Пшенников характеризуют свой опыт участия в боевых действиях. У Пшенникова эта часть доклада достаточно лаконична, и занимает во всем докладе очень скромное положение: наибольшее внимание он уделяет, как уже говорилось, организационным и хозяйственным вопросам, возможно, потому, что опыт наступательных боевых действий у него был достаточно кратким и не содержащим практически ничего необычного.
  Главной причиной такой деятельности Пшенников считает, прежде всего, большой фронт наступления дивизии - 45 км, а также отсутствие в построении дивизии второго и третьего эшелонов, что привело к большим потерям и медленному темпу наступления, а также недооценку фактора местности и слабое знание того, с каким противником ведется война42.
  Поскольку медленно продвигалась и дивизия М. П. Кирпоноса, последний также ищет причины этого. Однако, поскольку его дивизия участвовала в боевых действиях от первого дня войны до последнего, Кирпонос гораздо более подробно и обстоятельно. Он разбирает вопрос взаимодействия пехоты с артиллерией, осуществлявшийся в его дивизии уже на уровне рот и батарей, как важнейшего условия прорыва через вражеские укрепления. Основной причиной медленного движения войск, по его мнению, был глубокий снег, сильно затруднявший движение даже на очень небольшие расстояния. Так, еще до прорыва "линии Маннергейма" в дивизии были проведены учения, показавшие, что по глубокому снегу пройти даже 100 - 200 м - нелегкое дело, требующее значительного времени. Для того, чтобы ускорить продвижение бойцов, Кирпонос предлагал облегчить индивидуальное снаряжение бойцов. Показателен интерес М. П. Кирпоноса к отдельным деталям экипировки бойца. Так, он резко критикует маскхалаты, которые не маскируют бойца, а сковывают его движения - их Кирпонос еще во время боев приказал переделать их в комбинезоны, "и это сразу облегчило передвижение пехоты" Кроме того, Кирпонос разбирает и проблемы, связанные с использованием автоматического оружия и малокалиберных минометов43.
  П. С. Пшенников особо отмечает слабую тактическую подготовку бойцов: только 17% бойцов "знали компас, карту и умели ходить по азимуту". Командный состав дивизии Пшенников характеризовал как не умеющий управлять движением и огнем бойцов на поле боя, и. кроме того, плохое соблюдение маскировки и стремление собраться большими группами для атаки, что вызывало ненужные потери. Также, в противоположность Кирпоносу, Пшенников отмечал слабое взаимодействие между пехотой, танками и артиллерией. Заслуживают интереса и рассуждения П. С. Пшенникова о действиях бронетанковых войск и усилении ими дивизии. По мнению Петра Степановича, усиление дивизии бронетанковыми войсками имеет и оборотную сторону: так, танковая бригада может занять единственную дорогу, что чрезвычайно затруднит подвоз продовольствия и боеприпасов на передовую. Поэтому, предлагает Пшенников, необходимо в том случае, если в расположение дивизии ведет только одна дорога, не усиливать дивизию танковыми частями44.
  Как и Пшенников, М. П. Кирпонос затрагивает вопрос подготовки командного состава подразделений, пришедшего из запаса. Здесь докладчики солидарны, но если Пшенников называет результат, то Кирпонос вскрывает его причины. По его мнению, это прежде всего недостаточная частота сборов командного состава запаса: после сборов будущие командиры возвращаются на производство и между сборами над этими программами практически не работают. Кирпонос предложил, во-первых, чаще проводить сборы, во-вторых, на этих сборах больше внимания уделять практике и, в-третьих, на производстве нужно иметь хорошо подготовленных людей, которые следили бы за хотя бы теоретической подготовкой командиров запаса во время между сборами45.
  Одним из следствий такого положения вещей стало пренебрежение к связи: так, например, рацию "не любят потому, что рацией плохо овладели, и этому делу надо учиться". Еще один недостаток, оказавшийся характерным даже для кадровых офицеров: "Мне комдив Курочкин звонит, скажите, где у Вас командный пункт? Пришлось просить разрешения сообщить об этом письменно, а не по телефону"46.
  Необходимо отметить и еще одно различие между докладами: так, если П. С. Пшенников только в одном месте говорит об использовании дивизии в боевой остановке, о своем опыте участия в боевых действиях, то для М. П. Кирпоноса это была центральная тема доклада. Кроме того, Кирпонос в гораздо большей степени интересуется изучением финского опыта боевых действий. Если Пшенников просто сообщает, что "мы не знали противника", то Кирпонос тщательно, хотя и лаконично, описывает финскую тактику, объясняет роль местности, по которой пришлось наступать советским войскам, то есть проявляет интерес и к географо-климатическому фактору.
  Доклады отличаются и по структуре: так, доклад Пшенникова четко структурирован и изобилует фразами типа: "Следующий вопрос...", "Следующее замечание...", "Последнее замечание...". В нем можно различить первоначальный план, которому жестко подчинен весь доклад:
  
  1) Характеристика боевых качеств дивизии;
  2) Участие в боевых действиях;
  3) Вопросы тактики и уровень дисциплины
  4) применение бронетанковых войск
  5) Работа тылов дивизии.
  6) Пути преодоления недостатков (нечто вроде резолюции).
  
  У Кирпоноса такого жесткого структурирования доклада не было. Его доклад являлся в значительной мере ответом на доклад Пшенникова, и был фактически посвящен не систематизированию отмеченных недостатков, а их выявлению и устранению без изменений системы. Отсюда и живой, почти "разговорный" стиль изложения материала и кажущийся хаос. Хотя хаос этот именно кажущийся: в докладе Кирпоноса тоже можно выделить определенные структурные звенья:
  
  1) "Реабилитация" пехоты в вопросе дисциплины;
  2) Участие в боевых действиях и причины медленного продвижения дивизии.
  3) Снаряжение бойцов и предложения по исправлению недостатков
  4) Проблема подготовки офицеров запаса.
  5) Роль связи и недостатки в этой области.
  
  В целом, можно сказать, своей должности на тот момент, судя по этим докладам, соответствовали оба. Не затрагивая вопросы стратегического характера, они подробно освещают те вопросы, которые имеют отношения к действиям дивизии. Отсюда внимание к сугубо практическим и частным, казалось бы, вопросам: деталям вооружения и снаряжения, обеспечения дивизии всем необходимым для ведения боевых действий, подготовки солдат и офицеров, и очень прагматический тон обоих докладов. В то же время необходимо отметить традиционализм мышления участников совещания: их предложения не содержат чего-то кардинально нового, а направлены на исправления существующих недостатков простейшими из доступных способами.
  Из различий между докладами необходимо отметить прежде всего то, что, хотя прагматизм был присущ обоим докладчикам, но П. С. Пшенников в значительно большей степени склонен был к теоретизированию, а Кирпонос показал гораздо большее внимание к конкретной обстановке. Однако это отсутствие систематизации - в значительной степени кажущееся: в суждениях Кирпоноса заметно стремление учесть географические и климатические особенности театра военных действий, роль связи, а также причины слабой подготовки командного состава. То есть анализ причин неудач, сделанный Михаилом Петровичем, значительно глубже, чем в докладе П. С. Пшенникова Заслуживает упоминания и его стремление лучше ознакомиться с опытом действий противника, чему-нибудь у него научиться. Те, возможно даже, не очень-то приличные командиру такого уровня, презрительно-гневные высказывания по адресу противника, которыми наполнен приказ по дивизии 1 марта, в докладе Кирпоноса 14 апреля практически отсутствуют.
  Это наводит на мысль о своеобразной "двойственности" Кирпоноса. Если в публичных выступлениях, таких, как приказы 22 февраля и 1 марта, отчетливо выделяется Кирпонос-комиссар, идеолог и публицист, стремящийся, пусть даже в ущерб конкретной информации, оказывать определенное моральное воздействие на адресат этих выступлений, то на деловом совещании, где подобное идеологическое воздействие не требовалось, это "комиссарское наследие" практически не ощущалось: тон выступления Кирпоноса был исключительно деловым и прагматичным, и характеризовался практически полным отсутствие политической и идеологической "лирики" и демагогии. Эти черты, впрочем, в меньшей степени проявлялись и в другой подобной обстановке, где никого убеждать в правильности политики СССР и "линии партии", не требовалось, и раньше: речь идет о заседаниях партбюро Казанского пехотного училища.
  Но, по-видимому, это не единственная причина отказа от "комиссарского", если можно так выразиться, тона изложения М. П. Кирпоноса. Советско-финская война, оказавшаяся неожиданно тяжелой и затяжной, резко отличавшаяся от гражданской войны 1918 - 1920 гг., заставила М. П. Кирпоноса понять, что одним лишь высоким боевым духом войск достичь успеха в боевых действиях невозможно, и не менее важным является профессионализм командования. Можно сказать, что из этой войны М. П. Кирпонос (как, возможно, и сам И. В. Сталин) извлек важнейший урок: он осознал необходимость не только учить других, так сказать, популяризовать полученный опыт, но и учиться, извлекать из него уроки самому - в том числе и из опыта противника. Отсюда закономерно следовала достаточно объективная высокая оценка боевых качеств противника и отказ от пренебрежительной характеристики финской армии.
  Совещание 14 - 17 апреля 1940 года имело для Кирпоноса большое значение: здесь присутствовал И. В. Сталин, и Кирпонос отвечал на его вопросы. Поэтому не будет, по-видимому, большой натяжкой считать, что именно это совещание стало для Кирпоноса "трамплином" в его дальнейшем карьерном росте. Уже в конце апреля 1940 г., практически сразу после совещания, Кирпонос стал командиром 49-го стрелкового корпуса, входившего в состав КОВО, а 3 июля 1940 года был назначен командующим Ленинградским военным округом, сменив на этом посту К. А. Мерецкова.
  Это совещание хорошо выявило способность М. П. Кирпоноса выявлять конкретные особенности боевых действий в определенных условиях и извлекать из них немедленные практические уроки. Менее ярко проявились в апрельском докладе М. П. Кирпоноса его аналитические способности, умение из всего многообразия вычленить основное, определяющее, и превратить в стройную теорию, могущую использоваться в самых различных ситуациях. Эти особенности Кирпоноса выявились во время другого совещания, состоявшегося в конце декабря 1940 года.
  К тому времени М. П. Кирпонос получил опыт командования уже не дивизией, а сначала 49-м корпусом КОВО, а потом и одним из важнейших и крупнейших военных округов страны - ЛВО. Таким образом, М. П. Кирпонос стал одним из крупнейших военных деятелей страны, одним из тех, кто определял политику строительства вооруженных сил СССР.
  Совещание 23 - 31 декабря значительно отличалось от предыдущего как по составу участников, так и по затрагивавшимся на нем вопросам. Если апрельское совещание было нацелено на изучения опыта советско-финской войны, то декабрьское было гораздо более всеобъемлющим, освещающим как практические, так и теоретические аспекты всего военного строительства в РККА.
  Доклад М. П. Кирпоноса, в отличие от предыдущего, не составлял единого целого и состоял из кратких заметок по нескольким независимым друг от друга темам47. Он состоял из критических замечаний по поводу доклада будущего командующего Южным фронтом И. В. Тюленева о перерастании о перерастании оборонительной операции в наступательную. Так, Кирпонос подверг критике тезис Тюленева о необходимом для успешной обороны количестве артиллерийских орудий, доказывая, что с требуемым Тюленевым количеством орудий можно не обороняться, а наступать. Кирпонос широко привлекает недавний опыт советско-финской войны. Более того, в этом выступлении еще ярче, чем в речи 14 апреля, звучит стремление к использованию опыта не только РККА, но и финских войск. Так, М. П. Кирпонос очень уважительно отозвался о действиях финской артиллерии и подготовке запасных огневых позиций для нее48. Кирпонос называет недостатком доклада Тюленева и недооценку роли пехоты в обороне. Опять-таки привлекая опыт финской войны, он указывает на то, что оборонявшаяся финская пехота смогла нанести частям РККА огромные для конфликта таких масштабов потери.
  Интерес к опыту противника сквозит и в некоторых других вопросах: так, в этом докладе Кирпонос указывает на вопрос о маскировке войск в обороне. "Это - исключительно важный вопрос, - сообщает он в докладе. - Отличная маскировка не дает возможности противнику выявить систему обороны и тем самым в значительной мере затрудняет возможность борьбы по преодолению ее (обороны). Маскировка должна являться в современном оборонительном бою одним из важнейших элементов"49. В этом заявлении Кирпонос, хотя напрямую и не ссылается на опыт Зимней войны, но сама постановка вопроса, по-видимому, навеяна действиями войск противника.
  Как показала советско-финская война, Кирпонос был решительным и энергичным в наступлении военачальником, прекрасно себя зарекомендовавшим в ходе прорыва "линии Маннергейма". Однако он хорошо понимал, что в обороне контратаки имеют смысл только тогда, когда они обеспечены достаточным для уничтожения прорвавшегося противника силами. На совещании 23 - 31 декабря Кирпонос специально предостерегал от проведения слабых контратак, не достигающих своих целей и ведущих к напрасным потерям. Вновь ссылаясь на финский опыт, он доказывает, что подобные контратаки финнов были наиболее выгодны командованию РККА50. Это его заявление нельзя не учитывать при оценке действий войск Юго-Западного фронта в июне - июле 1941 года: в этом случае обстоятельства вынудили Кирпоноса (да и не только его) действовать вопреки собственной концепции оборонительной операции, высказанной еще тогда.
  Однако Михаил Петрович рассматривает и вопросы, не получившие своего воплощения на советско-финской войне. Так, он специально рассматривает такой вид действий обороняющихся войск, как контрподготовка, позволяющая нанести артиллерийский удар по противнику, когда он находится на исходных позициях для наступления, уже вне укреплений51. Надо сказать, это предложение М. П. Кирпоноса было впоследствии использовано советскими войсками, например, перед немецким наступлением на Курской дуге. Хотя, конечно, как и в случае с походом через замерзший Выборгский залив, Кирпоноса нельзя считать единственным "автором" этого мероприятия. Скорее следует говорить о своевременном и правильном понимании уже существующей теории и умелом ее использовании в конкретной ситуации, а также верной оценке таких теорий еще до их использования.
  Так выглядел доклад М. П. Кирпоноса на декабрьском совещании. Попробуем теперь сравнить его с выступлениями военачальников того же, что и Кирпонос, уровня: М. Г. Ефремовым (тогда командовавшим Закавказским военным округом) и Ф. И. Кузнецовым, в конце 1941 года командовавшим Северо-Кавказским военным округом, а на 22 июня - Прибалтийским Особым.
  Основной темой доклада М. Г. Ефремова стала тема организации обучения бойцов и командиров всему необходимому для успешного ведения боевых действий. Ефремов в гораздо меньшей степени, чем М. П. Кирпонос, интересуется теоретическими вопросами - можно сказать, он обходит их стороной. Его доклад посвящен различным аспектам обучения бойцов и командиров и критике недостатков, замеченных им. Так, одним из важнейших недостатков образования Ефремов считает слабое изучение общеобразовательных предметов, особенно математики.
  По мнению М. Г. Ефремова, необходим единый метод обучения бойцов, в отличие от существующего порядка, когда каждый командир организует это по-своему, в меру своих способностей. Единый метод обучения позволит во многих случаях значительно улучшить обучение командного состава.
  Важнейшее положение доклада Ефремова заключалось в том, что нельзя успокаиваться на том, что нельзя успокаиваться даже на том, например, что 90% бойцов умеют стрелять. Это будет обозначать, что 10% станут "не только... обузой, но и лишней жертвой"52. Кроме того, в конце доклада звучит мысль, которую Кирпонос неоднократно повторял на заседаниях партийного бюро Казанского пехотного училища - мысль о важности контроля за действиями не только солдат, но и командиров и даже политработников53.
  Определенный интерес представлял также доклад одного из трехпервых командующих фронтами в Великой Отечественной войне - будущего командующего Северо-Западным фронтом Ф. И. Кузнецова. Его доклад состоял из предложений по улучшению обучения не только бойцов, но и командиров, где Кузнецов высказывал ряд интересных предложений.
  Так, Кузнецов предлагал компенсировать недостаток получаемых за время обучения в различных военно-учебных заведениях знаний при помощи старших командиров. Так, по его предложению, командир дивизии должен помогать в самообразовании командирам полков, а те - командирам батальонов и рот.
  Кузнецов затронул и вопрос о стажировке командиров в других родах войск, призванной обучить их организовывать взаимодействия. Другое положение доклада Кузнецова заключалось в том, что в училищах при оценке курсантов следует учитывать не только собственно их знания, но и способность руководить подразделениями в любой обстановке. Необходимо, по мнению Ф. И. Кузнецова, и увеличить сроки обучения курсантов потому что они не успевают усвоить необходимые знания.54.
  Кроме вопросов образования командиров, Кузнецов подробно останавливался и на некоторых вопросах организации ведения боевых действий, использовании различных родов войск и "нетрадиционных", если можно так выразиться, для РККА способах ведения боевых действий, например, морских десантов55. В этой своей части его доклад в значительной мере похож на доклад Кирпоноса и занимает между выступлениями Кирпоноса и Ефремова как бы промежуточное положение. Однако доклад Кирпоноса выгодно отличается от речи Кузнецова, во-первых, широким привлечением опыта боевых действий, причем как своих войск, так и финских, а во-вторых, умением свести свои наблюдения в стройную теорию, и вместо отдельных замечаний по улучшению существующего положения свести все свои наблюдения в единую систему.
  В целом на совещаниях 14 - 17 апреля и 23 - 31 декабря 1940 года Кирпонос проявил себя с лучшей стороны. На них проявилась еще одна черта Кирпоноса: его умение свести свои разнообразные наблюдения, почерпнутые из практической деятельности, в достаточно общую теорию, применимую к самой разнообразной обстановке. На этих совещаниях раскрылись и проявившиеся, пусть и менее ярко, еще в период службы во 2-й Киевской школы Червонных старшин и Казанском пехотном училище, аналитические способности Кирпоноса, умение из самых разнообразных материалов вычленить и осмыслить самое основное. Об этом свидетельствует сам полемический тон Кирпоноса: его доклады и в апреле, и в декабре 1940 года готовились если и до совещания, то в процессе его подвергались основательной переработке, о чем свидетельствуют присутствующие в обоих докладах полемические черты.
  Между апрельским и декабрьским докладами - довольно большая дистанция. Если первый из них был фактически изложением полученного боевого опыта, в котором пока еще почти не содержалось стремления к превращению полученного практического опыта в более-менее универсальную теорию, то в декабре мы наблюдаем уже изложение именно теоретических положений. Это - выступление уже не просто удачливого командира дивизии, но опытного военного теоретика, некоторые из положений, изложенных которым, действительно оказались востребованы Великой Отечественной войной.
  И - что еще более бросается в глаза - это "освобождение" Кирпоноса от "комиссарского" наследия, стремления поставить партийно-политические дела выше военно-профессиональных. Да, Кирпонос по-прежнему остается убежденным коммунистом и сталинистом, нисколько не сомневающимся в правильности проводимой Сталиным политики. Однако главное для него отныне не это, а чисто профессиональные вопросы. Можно сказать, что в период с ноября 1939 года по конец 1940 года Кирпоноса-комиссара сменил Кирпонос-полководец или, точнее, не сменил, а отодвинул на второй план, хотя Кирпоносу еще предстояло решать задачи не чисто военного, но еще и политического значения, о чем еще пойдет речь ниже. Поэтому, хотя Кирпонос до конца жизни занимался и партийно-политической деятельностью: на XVIII партийной конференции Кирпонос был избран кандидатом в члены ЦК ВКП (б)56, отныне главенствующее положение в кругу его интересов занимают военно-профессиональные вопросы. Это особенно удивительно в сравнении с некоторыми другими советскими военачальниками рассматриваемого периода, которые, хотя и не имели "комиссарского" прошлого, но активно участвовали в политической борьбе в 20-е - 30-е гг. и в этой борьбе погибли. Самым ярким примером таких военачальников является, конечно, М. Н. Тухачевский.
  Эта подчеркнутая лояльность по отношению к правительству Сталина, и в то же время довольно большой опыт и строевой службы во многом предопределили, стремительное выдвижение Кирпоноса на высшие командные должности в РККА. Но такая стремительная карьера стала бы невозможной без ряда объективных факторов, очень благоприятствовавших карьерному росту Кирпоноса. Это прежде всего фактор репрессий 1937 - 1938 гг., а также фактор стремительного увеличения численности красной армии, вместе создавшие множество вакансий даже на высших командных должностях. Кроме того, надвигалась война, и требовались, с одной стороны, поддерживающие правительство по идейным соображениям, а с другой - достаточно профессиональные командиры, способные достойно ответить на этот "вызов времени". И в Кирпоносе эти черты сочетались достаточно гармонично, что, очевидно, и сделало его в глазах высшего руководства страны очень перспективным и подходящим для выдвижения на высшие командные должности командиром.
  Декабрьское совещание стало еще одним переломным моментом в жизни М. П. Кирпоноса. По его результатам он был назначен командующим одного из сильнейших военных округов страны - Киевским Особым. Начался период его жизни, в наибольшей степени реализовавший способности Кирпоноса и его долгий, к 1941 году уже составлявший четверть века, служебный опыт.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Глава 3.
  Несостоявшееся становление полководца.
  (февраль - октябрь 1941 г.)
  
  Ты увидел бой, Днепр-отец река,
  Мы в атаку шли под горой,
  Кто погиб за Днепр, будет жить века,
  Коль сражался он как герой...
  Е. Долматовский. 1941.
  
  Последний, самый краткий, период, который можно назвать самым трудным, трагическим, но и самым славным в жизни и деятельности М. П. Кирпоноса, связан с Киевским Особым военным округом. Здесь ему предстояло провести последние предвоенные месяцы и встретить 22 июня 1941 года. Здесь летом 1941 года его полководческие способности и человеческие качества пройдут самое тяжелое испытание - боевые действия летом 1941 года на всех фронтах Великой Отечественной войны развивались в исключительно тяжелых для РККА условиях. Здесь ему предстояло встретить смерть в последнем бою в роще Шумейково, в момент, когда войска вверенного ему фронта потерпели тяжелейшее поражение. Быть может, сентябрьская катастрофа 1941 года стала самым сокрушительным поражением советских войск за всю Великую Отечественную войну.
  Был ли виноват Кирпонос в том, что так получилось? И если виновный в поражении не он, или, точнее, не только он, кто еще? А главное - какие качества Кирпоноса как человека и командира проявились в боях 22 июня - 20 сентября 1941 г. и как они повлияли на ход и исход боевых действий на Украине?
  После декабрьского совещания 1940 г. в среде высшего руководства РККА произошли серьезные кадровые перестановки. По результатам совещания был назначен начальником Генерального штаба Г. К. Жуков. Пост командующего Киевским Особым военным округом освободился. И 14 января 1941 года командующим КОВО был назначен М. П. Кирпонос.
  Слово "особый" присутствует в названии округа не случайно. Украина играла огромную роль в советских планах предстоящей войны, причем это направление считали определяющим как Сталин, так и его противники. Вот что, например, еще в 1937 году показал на процессе Тухачевский: "Таким образом, Украина является той вожделенной территорией, которая снится Гитлеру германской колонией"1. По иронии судьбы, Тухачевский считал своим "информатором" о проекте главного немецкого удара на Украине Рундштедта, будущего командующего группой армий "Юг" и противника Кирпоноса летом 1941 г. Белорусское же стратегическое направление, как считал Тухачевский. могло иметь решающее значение только в случае, если бы Гитлер затеял поход на Москву, что, в понимании Тухачевского, в 1937 году было "явной фантастикой". Поэтому, согласно показаниям Тухачевского, именно на Украине тот стремился в первую очередь иметь "своих" людей, чтобы в случае войны обеспечить на этом направлении поражение РККА. Трудно сказать, насколько это соответствовало замыслам немецкого командования: в 1937 году Германия еще не имела общих границ с СССР и, следовательно, эти планы могли составляться разве что на достаточно отдаленную перспективу. Но подобный "экономически обусловленный" замысел немецкого командования вполне мог иметь место именно в тот период, когда у Германии еще не было за плечами победы над Польшей и англо-французской коалицией, которые сделали возможным для Германии использовать в нападении на СССР территорию и ресурсы почти всех европейских государств.
  По-видимому, И. В. Сталин принял эту точку зрения своего противника, и придерживался ее вплоть до 1941 года. Но успехи Германии на начальном этапе второй мировой войны резко изменили соотношение сил в ее пользу и сделали возможным составление планов по уничтожению всего СССР как государства, которые воплотились в виде плана "Барбаросса", отдававший приоритет западному стратегическому направлению. Однако в СССР не сделали вывода из этого стремительного усиления Германии, и по-прежнему считали главным юго-западное направление2.
  Здесь находились четыре советских армии - 5-я, 6-я, 12-я и 26-я. Для сравнения можно вспомнить, что в составе Западного Особого и Ленинградского военных округов было по три армии, а в Прибалтийском Особом - две3. Здесь находилась и сильнейшая в СССР группировка советских бронетанковых войск: 16 танковых, 8 моторизованных дивизий, сведенных в пять механизированных корпусов: 4-й, 8-й, 9-й, 15-й, 19-й. Все это позволяло сделать округ орудием как оборонительных. так и наступательных действий. И уже из этого краткого перечня соединений, входивших в состав округа, видно то высокое доверие, которое было оказано Кирпоносу, и то, сколь сложные задачи ему предстояло решать.
  Этот период жизни и деятельности М. П. Кирпоноса в наибольшей степени изучен. Ему посвящена обстоятельная, хотя и несколько эмоциональная и тенденциозная статья В. Б. Рязанцева "Обреченный на подвиг: трагическая судьба командующего Юго-Западным фронтом М. П. Кирпоноса", основная часть книг Вакурова и Андреева, Гостева и Соболева и несколько менее заметных публикаций. По этому периоду опубликовано больше всего источников, в том числе и в газетах4.
  
  1. Накануне войны.
  
  Среди факторов, значительно влияющих на формирование личности, огромную роль играет восприятие окружающих. От него в значительной степени зависит, в том числе, и то, кем себя считает и сам человек, и в целом социализация личности. И, в свою очередь, именно в восприятии окружающих наиболее ярко, хотя не всегда объективно, отражаются индивидуальные особенности данного человека.
  По этой причине мы не получим сколько-нибудь полной реконструкции личности М. П. Кирпоноса до тех пор, пока не выявим то, как воспринималась личность М. П. Кирпоноса его соратниками и современниками, кем он для них являлся. Несмотря на субъективизм каждого из мнений в отдельности, вместе они, взаимно дополняя и корректируя друг друга, способны дать достаточно целостный и объективный портрет командующего Юго-Западным фронтом. Кроме того, это позволит рассмотреть еще одну интереснейшую и очень важную тему: взаимоотношения Михаила Петровича со своими соратниками и подчиненными.
  Выше мы уже касались этой темы. Однако рассмотрению подвергались преимущественно источниковедческие аспекты этой проблемы, то есть в центре внимания был вопрос о ценности воспоминаний современников для реконструкции личности М. П. Кирпоноса. Однако во введении практически н затрагивался вопрос о самих особенностях восприятия М. П. Кирпоноса его соратниками. В данном разделе мы попытаемся, так сказать, увидеть М. П. Кирпоноса глазами его современников и соратников.
  Как уже говорилось выше, практически все мемуарные источники о жизни и деятельности Кирпоноса освещают очень небольшой по протяженности во времени, хотя и наиболее важный в его жизни период - это 1941-й год. Однако есть одно исключение. Речь идет о воспоминаниях К. А. Мерецкова "На службе народу". Здесь Кирпонос характеризуется как инициативный, самостоятельно мыслящий командир, нашедший оригинальный способ обхода финских укреплений по люду и блестяще его осуществивший. Причем, согласно Мерецкову, при этом ему пришлось доказывать обоснованность своего метода, так как предыдущие попытки использовать лед для обхода финских укреплений привели к потере нескольких танков6.
  Бывший начальником оперативного отдела штаба фронта, Баграмян общался с Кирпоносом не эпизодически, а работал с ним изо дня в день на протяжении всех тех трех месяцев, которые Кирпонос командовал Юго-Западным фронтом. Он был в числе тех, кто встречал Кирпоноса еще в январе 1941 года, когда тот впервые приехал в Киев, то есть успел увидеть Кирпоноса в деле еще до войны. И в первые месяцы войны И. Х. Баграмян много работал вместе с М. П. Кирпоносом. Он был с ним почти до самого последнего боя в роще Шумейково 20 сентября, и, таким образом, успел узнать своего командующего достаточно хорошо, лучше, чем, по крайней мере, остальные военачальники, которые остались в живых и написали мемуары.
  В мемуарах Баграмяна явно прослеживается стремление не просто засвидетельствовать участие М. П. Кирпоноса в тех или иных событиях, а показать его как личность. На страницах книги "Так начиналась война" Кирпонос предстает не абстрактным персонажем, остающимся почти что "за кадром" повествования, а живым человеком, со свойственными ему индивидуальными чертами. Так, для большей выразительности, при описании встречи Кирпоноса на перроне одного из киевских вокзалов, даже дается описание его внешности: "Его худощавую, ладную фигуру плотно облегал тщательно отутюженный китель. На груди поблескивала золотая звездочка Героя. Бледное, гладко выбритое лицо почти без морщин. Над большими голубыми глазами нависали черные брови. Темные. густые волосы тщательно расчесаны на пробор. Лищь легкая седина на висках да глубокие складки в уголках губ выдавали, что этому моложавому человеку уже под пятьдесят"7. Таким образом, И. Х. Баграмян настойчиво подчеркивает еще одну особенность М. П. Кирпоноса - это его подчеркнутую аккуратность, нашедшую отражение даже в одежде и вообще во внешности: Кирпоносу была абсолютно чужда неопрятность и апатия. Он живо интересовался теми делами, которые входили в его служебные обязанности и работал с явно выраженным увлечением и энтузиазмом.
  В принципе, такие же интересные характеристики даются и в отношении других видных военных деятелей этого периода, как, к примеру, вспыльчивый и нетерпеливый Н. Н. Вашугин или, наоборот, хладнокровный, аналитически мыслящий М. А. Пуркаев. Но нам особенно интересна именно характеристика М. П. Кирпоноса. Приведем характеристику его жизненного и служебного пути в изложении И. Х. Баграмяна.
  "Михаил Петрович Кирпонос в Красной армии со дня ее основания. В годы гражданской войны был помощником командира прославленной 1-й Украинской дивизии, там же командовал полком, а в 1927 году успешно закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. В финскую кампанию Кирпонос командовал стрелковой дивизией. Зимой 1940 года бойцы этого соединения по неокрепшему льду под огнем противника прорвались в тыл выборгским оборонительным позициям противника. За решительность и мужество Кирпонос был тогда удостоен звания Героя Советского Союза"8.
  С самого начала М. П. Кирпонос характеризуется как требовательный и энергичный командир. Но, в то же время, он умеет быть и приветливым, и дружелюбным к подчиненным, избегая излишней сухости в отношениях с ними. Среди деловых качеств командующего отмечается его трудолюбие и стремление, не откладывая, заняться работой на новой должности.
  Довольно подробно характеризуются предвоенные воззрения генерала на предполагаемый ход боевых действий у границы в первые дни войны. Кирпонос предполагал за счет уменьшения частей, прикрывающих непосредственно границу, максимально усилить группировку в глубине обороны, чтобы сразу же использовать ее для контрудара. Однако Генеральный штаб дал указание усилить прикрывавшие границу части, что облегчило бы оборону границы, хотя и уменьшало силу предполагаемого контрудара9. Трудно сказать, какой из этих планов был лучше - и тот, и другой имели свои плюсы и минусы.
  Среди деловых качеств Кирпоноса И. Х. Баграмян подчеркивает его инициативность и самостоятельность мышления. Так, когда в последние предвоенные месяцы стала вырисовываться явная угроза нападения Германии, он отдал приказ занять предполье укрепленных районов небольшими подразделениями войск, с тем, чтобы избежать их внезапного захвата противником в случае перехода немцев в наступление10. Судя по действиям М. П. Кирпоноса в феврале-марте 1940 года под Выборгом, да и позднейшим операциям первых месяцев Великой Отечественной войны, это было верное наблюдение. Эта его инициативность не превращалась в своеволие, поскольку уравновешивалась другой его чертой, которую сам И. Х. Баграмян называет "исключительной исполнительностью"11. К тому времени, когда 2 июля был получен приказ отказаться от нанесения контрударов и осуществить отход к старой границе, это решение уже полностью назрело. Но Кирпонос до последнего не просил об отходе, стремясь выполнить предыдущий приказ. Эта исполнительность, можно сказать, для него лично станет роковой в дальнейшем, в сентябре12.
  Тем не менее, и у Кирпоноса были определенные недостатки: к таковым относилась излишняя резкость и нетерпеливость М. П. Кирпоноса. Так, когда штаб фронта передислоцировался в Тарнополь, Баграмян получил приказ быть там к семи часам утра 22 июня. Однако, когда штаб фронта прибыл на новое место, Кирпонос резко отчитал И. Х. Баграмяна, потребовав в течение часа составить карту с обстановкой на фронте. Поскольку в течение всего дня 22 июня не удавалось наладить связь с командованием армий, это была почти невыполнимая задача. Эта его черта проявляется и позже, хотя в области связи его требования были вполне справедливыми. Тем не менее у И. Х. Баграмяна не возникает сомнений в том, был ли Кирпонос достоин столь высокой должности. Так, на совещании, посвященном контрнаступлению 24 июня, Кирпонос выслушивает все мнения, и только после этого объявляет свое решение13. Это решение учитывало в большей степени мнение Вашугина, нежели Пуркаева, но ведь и Г. К. Жуков, прибывший на фронт, критиковал Кирпоноса именно за пассивность...
  Наконец, о многом говорят подробно описанные И. Х. Баграмяном последние бои М. П. Кирпоноса. Командующий до последнего не терял присутствия духа и погиб в бою. Описание отступления от Киева 19 - 20 сентября и последний бой в роще Шумейково, может быть, наиболее ярко характеризуют Кирпоноса14.
  Таким образом, перед нами не просто абстрактный персонаж, упоминаемый только в связи с отдаваемыми им распоряжениями, но достаточно полный психологический портрет командующего, каким его увидел в первые месяцы войны И. Х. Баграмян. И, можно сказать, в советской мемуарной литературе, посвященной Великой Отечественной войне, нет книги, где бы личность М. П. Кирпоноса была освещена так ярко и многогранно.
  Другой заслугой И. Х. Баграмяна является то, что он донес до нас мнение М. А. Пуркаева, человека, знавшего Кирпоноса еще в 30-е гг., да и позднее гораздо больше, чем Баграмян. Это мнение Пуркаев высказывает, когда Кирпонос был еще только что назначен командующим КОВО, и Баграмян расспрашивал начальника штаба округа о будущем командующем.
  Пуркаев был настроен по отношению к Кирпоносу довольно скептически. "Бедны мы стали кадрами высшего командного состава: выбирать не из кого. Вполне возможно, что сейчас Кирпонос принадлежит к числу наиболее видных наших генералов. Мне трудно судить: вместе работать не приходилось, на совещаниях же он по преимуществу отмалчивался". Правда, Пуркаев сразу же поспешил подчеркнуть, что "не считает Кирпоноса новичком в военном деле или выскочкой", видимо, чтобы не создавать у Баграмяна излишне скептического отношения к будущему командующему. Но вслед за этим приводит факты, свидетельствующие о том, что карьера Кирпоноса была достаточно странной. Если в гражданскую войну он командовал полком, то после нее Кирпонос "надолго застрял на одном месте, хотя и образование имел довольно приличное для того времени, а в 1927 году окончил еще Военную академию имени Фрунзе, и все же до 1939 года о Кирпоносе в армии мало кто слышал. К концу финской кампании он командовал всего лишь дивизией".
  В итоге характеристика Пуркаева получилась по сути двойственной. С одной стороны Кирпонос ничего особенного собой не представлял, долгое время будучи на вторых ролях, и только когда из-за репрессий выбирать стало не из кого, внезапно оказавшийся одним из лучших. Но с другой стороны, это можно считать и преимуществом: его служба была долгой и лишенной резких взлетов, которые могли помешать ему набраться необходимого опыта. Кроме того, Пуркаев и спорит с существовавшим в то время, по-видимому, мнением, что Кирпонос обязан своей карьерой протекции Сталина. Пуркаев доказывает, что Сталин мог узнать о Кирпоносе от Тимошенко, который, первым по заслугам оценив Кирпоноса, и мог порекомендовать Сталину назначить его на пост сначала командующего ЛВО, а потом и КОВО. В компетентности же и объективности Тимошенко в данном случае сомневаться не приходилось.
  Общий итог рассуждений М. А. Пуркаева таков: "Михаил Петрович - старый, заслуженный воин. Но, видно, не броско его дарование, трудно его заметить...15"
  Воспоминания других участников боев на Украине летом 1941 года гораздо менее информативны в том, что касается личности командующего Юго-Западным фронтом. Это можно понять, поскольку непосредственные подчиненные Кирпоноса, часто с ним общавшиеся, либо погибли в боях (как Тупиков, Бурмистренко, Рыков), либо не оставили воспоминаний, как например, М. И. Потапов или М. А. Пуркаев. В этих воспоминаниях, лучшем случае, отображаются один-два эпизода, встречи с командующим Юго-Западного фронта. Но подчас достаточно велико и значение этих достаточно лаконичных свидетельств.
  Одним из важнейших источников по истории всей войны являются воспоминания Г. К. Жукова "Воспоминания и размышления". В начале войны Жуков был послан на Юго-Западный фронт, чтобы помочь Кирпоносу в организации удара, а впоследствии общался с ним как начальник Генерального штаба. Благодаря этому его "Воспоминания и размышления" содержат ряд ценных сведений о боевых действиях Юго-Западного фронта и его командующего, правда, как и в предыдущем случае, относящихся к последнему периоду жизни М. П. Кирпоноса.
  Итак, Жукову, несмотря на то, что он был наслышан о Кирпоносе, не довелось работать с ним вместе. Поэтому там, где у Баграмяна была развернутая характеристика деловых и личных качеств генерала, и даже краткое описание его внешности и манеры поведения, у Жукова оказалась лишь небольшая служебная характеристика. "Это был очень опытный общевойсковой командир, прошедший службу в старой армии. В период Февральской революции 1917 года он был избран председателем полкового солдатского комитета. В партию вступил в мае 1918 года. С 1934 по 1939 год был начальником Казанского пехотного училища имени Татарской АССР. За успешное командование 70-й стрелковой дивизией в боевой обстановке ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В июне 1940 года назначили командующим Ленинградским военным округом.
  Я был рад, что Киевский особый военный округ достался такому достойному командиру. Конечно, у него, как и у многих других, еще не было необходимых знаний и опыта для руководства таким большим пограничным округом, но жизненный опыт, трудолюбие и природная сметка гарантировали, что из Михаила Петровича выработается первоклассный командующий войсками"16.
  Эта характеристика Кирпоноса остается основной в труде Г. К. Жукова, посвященной Кирпоносу. Она является одной из самых подробных среди подобных характеристик, данных другим военным деятелям в его книге - достаточно сравнить с характеристиками будущих командармов начала Великой Отечественной войны И. Н. Музыченко и Ф. Я. Костенко, а также М. А. Пуркаева и самого И. Х. Баграмяна, которых Г. К. Жуков знал лично17. Это может свидетельствовать об осознании автором важности той роли, которую играл Кирпонос в защите юго-западного направления и, шире, во всей кампании 1941 года.
  В связи с этой характеристикой можно заметить одну очень интересную ее особенность. Она, во-первых, характеризует карьеру Кирпоноса на всем ее протяжении, затрагивая даже самый первый, дореволюционный ее этап. Кроме того, в ней есть отличие от версии И. Д. Вакурова и Г. И. Андреева. Так, упоминается самый первый этап его "политической" карьеры: он назван председателем полкового комитета. Но о том, что позже, уже на фронте, он был членом ревкома 5-й пехотной дивизии, а потом и председателем 26-го стрелкового корпуса, упоминаний нет. Хотя уж если он упомянул о должности председателя полкового комитета (о которой, кстати, Вакуров и Андреев не упоминают), то о дальнейшем его "продвижении" он, если бы знал, наверняка упомянул.
  Есть и другие несовпадения в характеристике основных этапов жизни и службы Кирпоноса в "жуковском" и "баграмяновском" вариантах. Так, у Жукова упоминается только один факт из жизни Крпоноса периода гражданской войны, а именно, его вступление в партию в мае 1918 года. У Баграмяна упоминается, что Кирпонос в свое время был помощником командующего 1-й Украинской дивизии, то есть Щорса, а потом командовал в ней полком. Упоминается в книге "Так начиналась война" и учеба М. П. Кирпоноса в Военной академии имени М. В. Фрунзе в 1924 - 1927 годов. И, наконец, значительно более подробно говорится об участии в советско-финской войне. Если Жуков ограничивается лишь упоминанием о командовании Кирпоноса 70-й дивизией "в боевых условиях" и, конечно, о присвоении Кирпоносу звания Героя Советского Союза, то Баграмян пишет и о том, за что Кирпоносу дали эту высокую награду. В целом, несмотря на предельный лаконизм обоих биографических очерков, они различаются довольно серьезно, и версия Баграмяна значительно полнее. Такое несовпадение можно объяснить не только интересами самих авторов, но и теми первоисточниками, которыми они пользовались. Скорее всего, это были устные рассказы тех, кто долгое время работал с М. П. Кирпоносом, приведенные, естественно, по памяти. И. Х. Баграмян называет такой "первоисточник" в данном случае М. А. Пуркаева. Вполне возможно, от него знал о том, кто такой Кирпонос, и Жуков, хотя не исключены и другие источники.
  Второй эпизод, в связи с которым упоминается М. П. Кирпонос - это случай с корректировкой плана прикрытия госграницы, уже известный нам в изложении И. Х. Баграмяна. Но здесь эта история рассказана с точки зрения не М. П. Кирпоноса, чей план существенно изменялся, а начальника Генерального штаба Г. К. Жукова, который и этот приказ. Как пишет Г. К. Жуков, это было сделано исходя под влиянием событий в Югославии18. С целью не допустить быстрого прорыва границы были значительно увеличены войска, прикрывавшие непосредственно границу. План Кирпоноса, как нам уже известно из работы И. Х. Баграмяна, строился по-другому: в основе его была не жесткая оборона границы, а мощный контрудар по прорвавшемуся противнику. Забегая вперед, можно сказать, что в первые дни войн де-факто пришлось вернуться к "плану Кирпоноса". Высокая оценка командованию Юго-Западного фронта дается и позднее, в описании событий 9 - 10 июля, когда Кирпонос сумел не допустить ни окружения 6-й и 12-й армий, ни падения Киева контрударами по флангам прорвавшейся группировки.19
  Наиболее интересно последнее упоминание Г. К. Жукова о событиях на Юго-Западном фронте, где описываются сентябрьские события 1941 года. Уже стала ясна угроза окружения основных сил фронта, и между Сталиным, Кирпоносом, Буденным и Шапошниковым ведутся переговоры об отводе войск за Днепр. Эти переговоры реконструируются на основе архивных данных (возможно, впервые введенных им в научный оборот) , что придает им наибольшую достоверность и убедительность. Позднее, по-видимому, именно этими записями переговоров между командованием Юго-Западного фронта и Сталиным и Шапошниковым, руководствовались и другие мемуаристы, например, тот же И. Х. Баграмян и А. А. Гречко. Правда, в первых изданиях своего труда Г. К. Жуков не описывал, к чему привело промедление с отводом войск за Днепр. Возможно, это описание было вырезано цензурой. Тем не менее даже в первоначальном варианте сохранилась многозначительная фраза Б. М. Шапошникова, главного противника отвода войск за Днепр: "Думаю, что мы уже крепко опоздали с отводом войск за Днепр..."20.
  В других воспоминаниях упоминания об М. П. Кирпоносе и его судьбе еще более фрагментарны. Иногда они даже не отражают реальных встреч с командующим Юго-Западным фронтом, а даются целиком на основе архивных данных. Тем не менее, подчас, даже отдельные эпизоды характеризуют Кирпоноса лучше, чем целые тома, написанные о нем. К таким воспоминаниям относится книга Н. К. Попеля "В тяжкую пору", повествующая событиях с июня 1941 г. по июль 1942-го. Как член Военного совета 8-го мехкорпуса, он участвовал в боевых действиях на Юго-Западном фронте с первого дня войны. Побывал в окружении, вырвался из него, так что его заслуги были отмечены в Приказе Ставки Верховного Главного Командования Љ 270: "Комиссар 8 мех. корпуса бригадный комиссар Попель и командир 406 сп полковник Новиков с боем вывели из окружения вооруженных 1778 человек. В упорных боях с немцами группа Новикова - Попеля прошла 650 километров, нанося огромные потери тылам врага.21"
  С августа 1941 года он был членом Военного совета 38-й армии. Таким образом, Н. К. Попель был достаточно далеко от фронтового командования, и уже в силу этого не мог часто встречаться с Кирпоносом и, следовательно, хорошо его знать. Тем не менее, известна по крайней мере одна его встреча с командующим Юго-Западным фронтом, в описании которой Н. К. Попель сообщает чрезвычайно интересные сведения, характеризующие Кирпоноса не только как командующего фронтом, но и чисто человеческие его черты, причем достаточно редкие для того времени.
  Итак, впервые Попель упоминает о том, кто командовал фронтом, в описании судьбы той части 8-го мехкорпуса, которая осталась вне кольца окружения. Здесь источником Н. К. Попеля, который им здесь же и назван, является мнение высших офицеров КОВО, а потом и Юго-Западного фронта, которое тоже не может не быть для нас интересным. Оно доносит но нас то, как воспринимался М. П. Кирпонос на своей высокой должности. Итак: "Фронт возглавлял генерал-полковник М. П. Кирпонос. В Финляндии отличилась его дивизия, генерал удостоился звания Героя Советского Союза. И вскоре оказался во главе крупнейшего военного округа. Безупречно смелый и решительный человек, он еще не созрел для такого поста. Об этом мы не раз говорили между собой, говорили спокойно, не усматривая здесь в мирное время большой беды, забывая, что приграничный округ с началом боевых действий развернется во фронт...22". Таким образом, здесь мы встречаемся с подтверждением жуковской характеристики Кирпоноса. Он, несомненно, способный и незаурядный командир, которому только одного не хватает для полного соответствия своей должности, а именно, опыта. Правда, это мнение выражено здесь значительно резче, чем в "Воспоминаниях и размышлениях"
  По-своему интерес представляет и слух о якобы имевшей место измене Кирпоноса. Объяснение этой легенде может быть двояким. Во-первых, мы, по-видимому, имеем дело с естественно (хотя и не без влияния вражеской пропаганды) возникающим в условиях военных неудач стереотипным мнением об измене командования. Это - характерное не только для Великой Отечественной войны явление: вспомним, что подобные настроения в 1915 - 1916 годах стали характерным явлением в русской армии и одним из важнейших факторов ее разложения. И, по-видимому, одной из причин строжайшей секретности, в которой проходил суд над Д. Г. Павловым (в отличие от получивших широчайшую огласку процессов 1937 - 1938 гг.), стало нежелание компрометировать остальных командующих. Но, по-видимому, "процесс Павлова" не имеет к слухам об измене Кирпоноса ни малейшего отношения, поскольку, во-первых, Павлов был отстранен от командования только 4 июля, когда группа Попеля была в окружении, а во-вторых, об этом процессе знали только немногие его непосредственные участники и высшее руководство Красной армии и государства.
  После выхода из окружения (23 июля) Н. К. Попель был вызван к командованию фронта. Он подробно описывает свою встречу с командованием фронта: М. П. Кирпоносом и Н. С. Хрущевым.23 Притом, что отношение к вышедшим из окружения солдатам и отрядам обычно было, мягко говоря, достаточно подозрительным (и зачастую не без оснований), встреча Попеля Кирпоносом и Хрущевым была редким примером радушия и приветливости, превратившись из официального доклада в обычный разговор. "Не торопясь докладывайте, с подробностями, с деталями. Побольше о людях" - говорит Н. С. Хрущев. Когда звонил телефон, Кирпонос отвечал как можно короче и возвращался к разговору, с исключительным вниманием слушая рассказ о странствиях окруженного отряда. Это свидетельствовало о большом значении, которое придавалось действиям отряда.
  Но наибольшей неожиданностью для Н. К. Попеля стало назначение его членом Военного совета 38-й армии, которой командовал Д. И. Рябышев, бывший командующий 8-го мехкорпуса. "За битого - двух небитых дают... А вы и битые, и сами били..." - мотивировал Кирпонос свое решение. А Хрущев добавляет, говоря о самоубийстве Вашугина, слова, которые в те годы могли бы решиться произнести немногие: "Не так уж парадоксально, как вам кажется... Не верил людям... Без веры в людей, да еще в такие дни, выхода нет. Только пулю в лоб...". И, по-видимому, эту мысль, очень нетипичную для военных политработников предвоенного и военного периода, разделял Кирпонос. То есть по этому, в общем-то, незначительному эпизоду (в масштабах той войны) мы можем увидеть в нем то, о чем могла бы сказать, наверное, далеко не всякая биография: из этого эпизода проступает уже не только Кирпонос-военный, но и Кирпонос как человек.
  И еще один факт: отряд Н. К. Попеля пересек границу 23 июля. Через день-два состоялась описываемая встреча - а 16 августа действия Н. К. Попеля в окружении были отмечены в знаменитом Приказе СВГК Љ 270 от 16 августа 1941 года. Без документального подтверждения предположение остается гипотезой, но вероятность того, что именно Кирпонос сообщил в Центр о действиях Попеля, весьма велика: едва ли это мог сделать еще кто-нибудь. Этим сообщением Кирпонос обеспечил Попелю не только избавление от обычных для того периода подозрений в адрес "окруженцев", но и возможность дальнейшего карьерного роста, поскольку похвала столь высоких инстанций, как Ставка значила немало... Здесь мы видим характеристику, особенно драгоценную для нас, потому что она характеризует Кирпоноса не просто как полководца, но и как человека. Подобные сообщения, характеризующие человеческие качества Кирпоноса, обычно крайне редки. Таким образом, даже в тех мемуарных источниках, где командующий Юго-Западным фронтом упоминается эпизодически, а не является постоянно действующим лицом, могут содержаться чрезвычайно ценные свидетельства.
  38-я армия избежала участи главных сил фронта, не побывала в окружении. По этой причине его сообщение о гибели Кирпоноса и грандиозном "котле" восточнее Киева предельно лаконично, и ограничивается фактически только констатацией этих фактов24.
  К подобному типу источников, где Кирпонос упоминается в связи с одним-двумя эпизодами, относятся и воспоминания К. К. Рокоссовского "Солдатский долг": война застала их автора на должности командующего 9-м мехкорпусом. Он увидится с М. П. Кирпоносом только один раз, но зато это будет в один из самых тяжелых моментов боев на Украине, когда войска Клейста рвались к Киеву и уже находились на расстоянии 20 километров от украинской столицы, на реке Ирпень. Кроме того, в это время еще нельзя было сказать наверняка, достигло ли своей цели предпринятое по приказу Кирпоноса наступление сил 5-й армии 9 - 10 июля. Угроза падения Киева оставалась еще достаточно реальной, а память о неожиданном и очень тяжелом поражении в приграничном сражении и шок от него были еще очень свежи.
  Подобная обстановка не могла не наложить своего отпечатка как на восприятие К. К. Рокоссовского, так и на самого Кирпоноса. В результате у Рокосовского получилась, пожалуй, самая нелестная характеристика Кирпоноса, встречающаяся в литературе. "Он был заметно подавлен, хотя и старался сохранить внешнее спокойствие... Он слушал рассеянно. Мне пришлось несколько раз прерывать доклад, когда генерал по телефону отдавал штабу распоряжения. Речь шла о "решительных контрударах" силами то одной, то двух дивизий. Я заметил, что он не спрашивал при этом, могут ли эти дивизии контратаковать. Создавалось впечатление, что командующий не хочет взглянуть в лицо фактам..."25 Подобная характеристика, в самом деле, является неприкрыто-негативной и читается почти как обвинительное заключение. Из нее можно сделать вывод, что Кирпонос утратил управление войсками и не представляет себе положения на фронте, что соответствовало действительности лишь отчасти. Хотя, по-видимому, доля правды в ней все-таки есть. Весьма негативно оценивается Рокоссовским и довоенная деятельность Кирпоноса. Рокоссовский критикует план прикрытия, указывая на недостаточную готовность к неожиданному удару как в Киеве, так и, особенно, в приграничных частях26.
  Почему именно К. К. Рокоссовский настроен наиболее критически по отношению к М. П. Кирпоносу? Наверное, это объясняется особенностями его собственной биографии. Рокоссовский в 1941 году был одним из наиболее далеких от политики советских военачальников, и если и понимал, то недооценивал важность политических факторов. повлиявших на решение Кирпоноса. Он не мог знать и про спор, состоявшийся вокруг плана прикрытия между командованием округа и Центром. Рокоссовский оценивал достоинства и недостатки плана прикрытия только лишь с военной точки зрения, и, надо сказать, в этом проявил высокий профессионализм: его оценка плана прикрытия во многом соответствовала действительности, хотя всех подробностей принятия этого решения он не знал.
  Так же всего один раз встретился с Кирпоносом К. С. Москаленко. Но впечатления у него о командующем остались диаметрально противоположные. Отчасти это можно объяснить тем, что их встреча произошла в значительно более приятной обстановке, чем встреча с М. П. Кирпоносом К. К. Рокоссовского. Это случилось по прибытии Москаленко в округ, при назначении его на должность командующего 1-й противотанковой бригадой Резерва главного командования. То есть их встреча состоялась еще до войны, возможно, в феврале или марте 1941 года. Москаленко не видел Кирпоноса во время войны, и потому, возможно, не мог судить о нем как о полководце. Вот почему в характеристике Кирпоноса доминируют чисто человеческие качества. Описание встречи с командующим КОВО начинается с предельно лаконичной характеристики Кирпоноса. Он "...был образованном образованным в военном отношении человеком и проявил себя храбрым и волевым командиром во время войны с белофиннами в 1939 - 1940 гг"27.
  Дается описание внешности командующего: "Человек выше среднего роста со звездами генерал-полковника в петлицах и Золотой звездой Героя Советского Союза на груди. Он сделал несколько шагов мне навстречу, приветливо поздоровался и, пригласив сесть, сразу приступил к делу..." Кирпонос объяснил, почему выбор пал именно на Москаленко: тот успел послужить и в кавалерии, и в артиллерии, и в танковых войсках, а по образованию - артиллерист, то есть человек универсальных знаний. Не исключено, что подобная пестрота военного опыта импонировала М. П. Кирпоносу, в то время как его служебный опыт вплоть до 1940 года был достаточно однообразным и заурядным.
  Перед отбытием Москаленко в бригаду Кирпонос распорядился отправить в том же поезде и легковую машину для командующего бригадой. "Я понял, что он не только строгий начальник, но и заботливый человек по отношению к своим подчиненным..."29 То есть на первый план становится человеческое качество М. П. Кирпоноса - заботливость, внимание к судьбе подчиненных. Это сообщение дополняет рассказанный Вакуровым и Андреевым эпизод из тех времен, когда комбриг Кирпонос командовал Казанским пехотным училищем: тогда, в 1937 году, он получил путевку в Кисловодск, но, узнав, что командир взвода старший лейтенант Коротков нуждается в лечении в Кисловодске. Он отдал ему путевку, а сам поехал в отпуск на родину, на Украину28. Свое впечатление от встречи с Кирпоносом автор резюмирует так: "Больше мне не довелось встречаться с этим храбрым и мужественным генералом. Не прошло и пяти месяцев, как он погиб в дни тяжелых испытаний, оставив по себе добрую и светлую память в сердцах тех, кто знал его близко, и многих из тех, кто, подобно мне, виделся с ним лишь однажды..."30 Впрочем, Москаленко положительно отзывается и о других командующих в округе: о М. А. Пуркаеве, Н. Н. Вашугине и, в особенности, М. И. Потапове, которому была подчинена бригада. Для каждого из них он находит теплые слова, как, пожалуй, это не получалось ни у кого другого, за исключением Баграмяна. И, наконец, Москаленко, до конца находившийся в составе 5-й армии и увидевший сентябрьскую катастрофу своими глазами, не проходит мимо эпизода с гибелью командования Юго-Западного фронта. "В жестокой схватке с превосходящими силами противника пали тысячи и тысячи бойцов, командиров и политработников. И среди них - командующий фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос, начальник штаба фронта генерал-майор В. И. Тупиков и члены Военного совета М. А. Бурмистренко и дивизионный комиссар Е. П. Рыков...31"
  Кроме вышеперечисленных источников, представляют некоторый интерес и воспоминания министра обороны А. А. Гречко "В годы войны" (на тот момент командующего 34-й кавалерийской дивизией 38-й армией), впервые вступившей в бой 10 августа в районе Черкасс. Эти воспоминания, впервые вышедшие в свет в 1976 году, были предельно идеологизированы, и зачастую вместо описания боевых действий даются "общеполитические" рассуждения, или описываются боевые действия даже не армии, а фронта. Все это ведет к тому, что автор, ни разу в жизни не встречавшийся с М. П. Кирпоносом, тем не менее довольно много о нем сообщает. Поэтому его основным источником являются не личные впечатления, и не воспоминания других соратников Кирпоноса, а преимущественно архивные документы. Эти воспоминания, хотя и не основаны на личных впечатлениях, интересны по другим причинам.
  В поле зрения А. А. Гречко попадает переговоры Сталина и Кирпоноса от 11 сентября (уже знакомые нам по "Воспоминаниям и размышлениям" Г. К. Жукова), а также телеграмма Тупикова, характеризующая отчаянное положение войск фронта. Кроме того, упоминается приказ Ставки от 17 сентября с разрешением оставить Киев, и, наконец, последний приказ Кирпоноса от 19 сентября, предписывающий войскам прорываться из окружения на восток. Кроме того, даются несколько документов, отображающих агонию 26-й армии, а также краткий биографический очерк об М. П. Кирпоносе. А. А. Гречко отзывается о Кирпоносе очень уважительно, высоко оценивает проделанную Кирпоносом работу еще в предвоенное полугодие, его требование упорной учебы в условиях, максимально приближенных к боевым. В отличие от довольно-таки критического отношения к Кирпоносу Н. К. Попеля, А. А. Гречко (и тоже ссылаясь на мнение офицеров округа) сообщает, что Кирпонос пользовался в КОВО огромным авторитетом и уважением32. Отсюда можно сделать вывод, что и среди большинства офицеров округа о Кирпоносе не было единого мнения.
  Перечисленный выше обзор свидетельств современников позволяет выявить некоторые особенности подачи сведений об М. П. Кирпоносе. По самому характеру жанра военных мемуаров в центре внимания тех, кто о нем упоминает, находятся преимущественно те его черты, которые характеризуют его деловые качества: его советский патриотизм, полководческое мастерство, хладнокровие в сложных ситуациях, а также его аккуратность, дисциплинированность и исполнительность. Оценки, данные его бывшими соратниками в воспоминаниях, довольно сильно различаются, что вызвано как личными качествами и особенностями жизненного и служебного опыта авторов, так и обстоятельствами, в которых произошла встреча. И только в том случае, когда, как И. Х. Баграмяну, авторам удавалось длительное время и в самых разных обстоятельствах работать с М. П. Кирпоносом, они имели возможность достаточно всесторонне и объективно оценить деятельность командующего Юго-Западным фронтом.
  Эпизоды, характеризующие Кирпоноса как человека, достаточно редки, и для нас они ценны вдвойне. Из анализа мемуарных источников можно увидеть два мнения о Кирпоносе, сложившиеся среди офицеров КОВО в последние предвоенные месяцы. От критического (Г. К. Жуков, Н. К. Попель и особенно К. К. Рокоссовский), оценивавшего роль Кирпоноса как негативную, обвиняющего его в некомпетентности, утрате управления войсками, панике и, в целом, неспособности руководить войсками фронта, до одобрительного и почти панегирического, которого придерживаются И. Х. Баграмян, А. А. Гречко и К. С. Москаленко. Эти авторы считают М. П. Кирпоноса вполне соответствующим по своим профессиональным и моральным качествам вполне соответствующим занимаемой им высокой должности и достойно руководившим войсками фронта в тяжелейших условиях лета 1941 года. Особенно интересны его, так сказать, "общечеловеческие" качества: радушие, забота о подчиненных, справедливость и смелость в отстаивании своих убеждений.
  
  2. Первые бои: "позиционное" мышление.
  
  22 июня 1941 года стало рубежной датой в жизни нескольких поколений советских граждан, разделив всю их жизнь на "до" и "после". Не стал исключением и М. П. Кирпонос: как командующий одного из приграничных военных округов он осуществлял руководство войсками сильнейшего из трех первых фронтов Великой Отечественной войны - Юго-Западного.
  На его деятельность в этом качестве влияли, как негативно, так и позитивно, самые разнообразные факторы: факторы численности войск, их расположения, планы сторон и соотношение сил. Кроме того, нельзя недооценивать и роль вышестоящих инстанций: сначала Ставки ВГК, а затем командования Юго-Западного направления: Кирпонос не был полностью свободен в выборе оптимального, с его точки зрения, способа ведения боевых действий. В первом томе сборника "Великая Отечественная война" соотношение сил сторон оценивается следующим образом: 957 тыс. солдат Юго-Западного фронта противостояли 730 тыс. солдат группы армий "Юг". Против 12,6 тыс. орудий и минометов Юго-Западного фронта немецко-фашистские войска имели 9,7 тыс. В группе армий "Юг" было 799 танков и 772 самолета, а в войсках ЮЗФ соответственно 4783 и 175933.
  Впрочем, есть и другая точка зрения: так, В. Гончаров определял количество имеющихся у Юго-Западного фронта танков в 3846 (правда, исключая находившиеся в стрелковых и кавалерийских подразделениях), а самолетов - у группы армий "Юг" - в 835, а у ЮЗФ - в 372034. Однако и эти цифры не отражают реального соотношения сил. После 22 июня группа армий "Юг" получила из резерва ОКХ 19 дивизий, и не меньшее количество - от вступивших в войну на стороне Германии Венгрии, Румынии, Словакии и Италии. Советские же войска на Украине не только получали подкрепления в самую последнюю очередь, но 16-я и 19-я армии, присланные было перед войной на Украину, в конце июня - начале июля были отправлены на Западный фронт, так и не приняв участия в боевых действиях на Юго-Западном фронте. Кроме того, из-за поломок, а главное - отсутствия запчастей, многие машины из огромной, казалось бы, советской танковой группировки Юго-Западного фронта были брошены советскими войсками на марше и в боях участия не приняли. Не надо забывать, что многие из этих машин и до войны устарели или нуждались в ремонте. Еще хуже дело обстояло в отношении автотранспорта: по штатам мирного времени дивизии им были обеспечены на 50%. а в реальности, возможно, не всегда было и это35. Таким образом, соотношение сил было далеко не таким благоприятным, каким оно может показаться по формальным показателям.
  Другим серьезным фактором, негативно влиявшим на действия войск Кирпоноса, стало расположение войск тогда еще Киевского Особого военного округа. Если 6-я и 17-я немецкие армии, а также 1-танковая группа были сосредоточены на северном крыле будущего фронта, против 5-й и 6-й советских армий, то на южном крыле фронта, где находились 12-я и 26-я советские армии, были лишь венгерские и румынские войска. И только на самом южном участке фронта находилась 11-я армия. Кроме того, советские войска были не только растянуты вдоль всей западной границы СССР, но некоторые части находились в глубине советской территории на расстоянии до 100 км от границы, а главные силы фронта были удалены от границы на 200 - 400 км36. Только некоторые дивизии стояли близко к границе и участвовали в боях с самого начала, из-за чего в самом начале боев противник имел многократное превосходство в силах, а в дальнейшем советские войска были вынуждены вступать в бой по частям, что свело на нет их численное превосходство, особенно в танковых войсках. Кроме того, такое расположение войск привело к тому, что им пришлось, перед тем, как вступить в бой, совершать долгие переходы, во время которых они попали под удар авиации противника. Правда, значение этого фактора было двойственным: в то же время он позволил и избежать уничтожения основных сил фронта с самого начала, как это произошло на соседнем Западном фронте, и войска фронта долгое время - вплоть до сентября месяца - могли избежать окружения.
  Немаловажную роль играл и недостаток средств связи, затруднявший руководство войсками, особенно механизированных корпусов, что, во многим и предрешило исход приграничного сражения37. Недостаток средств связи обусловил тот факт, который упоминают практически все мемуаристы, участвовавшие в боях: было очень трудно не только поставить подчиненным войскам, но и выяснить, где они находятся.
  Тем не менее, несмотря на такое соотношение сил, положение фронта Кирпоноса все же выгодно отличалось от соотношения сил на других фронтах, особенно на Западном, где наносили удар не одна, а две танковые группы. Среди других факторов, благоприятствовавших Кирпоносу, необходимо назвать, прежде всего, фактор географический, долгое время исключавший возможность обхода войск Кирпоноса с флангов.
  Кроме того, необходимо отметить и... планы самого немецкого командования: вплоть до середины июля Г. фон Рундштедт не планировал окружения и уничтожения крупных сил Юго-Западного фронта, надеясь овладеть Киевом при помощи лобового удара. Это позволяло М. П. Кирпоносу неоднократно наносить по прорывающейся группировке контрудары, угрожая отрезать ее от главных сил и уничтожить - то есть отвлекать от действий на главном направлении значительные силы противника38. Только после того, как 11 июля немецкие войска, наступавшие на Киев, были остановлены, немецкое командование, отказавшись от немедленного штурма Киева, смогло сначала оттеснить на юг, окружить и уничтожить в районе Умани остатки 6 и 12 армий, а позднее, с привлечением 2-й танковой группы, - и главные силы фронта.
  Таким образом, положение войск М. П. Кирпоноса по сравнению с другими фронтами, можно оценить как достаточно благоприятное. Вплоть до осени главным силам фронта не грозило окружение - напротив, именно на этом фронте были впервые предприняты серьезные попытки окружить и уничтожить крупную группировку противника, хотя и неудачные. Войскам Кирпоноса удалось долгое время сдерживать натиск группы армий "Юг" и фактически заставить немецкое командование пересмотреть план "Барбаросса", на некоторое время отсрочить наступление на западном направлении.
  К последнему предвоенному периоду относится и еще одна проблема, без рассмотрения которой мы не сможем понять дальнейших действий М. П. Кирпоноса и почему войска КОВО к началу войны оказались разбросаны на огромной территории и оказались вынуждены вступать в бой по частям, по мере подхода к району основных боевых действий.
  В уже упоминавшемся отрывке, посвященном обсуждению плана прикрытия государственной границы, И. Х. Баграмян пишет, что, когда обсуждался план прикрытия государственной границы, Кирпонос настаивал на уменьшении количества войск, прикрывающих границу, с целью создания мощной ударной группировки в глубине обороны. Подобный план имел то слабое место, что главные силы войск фронта в случае нападения противника, смогут вступить в бои далеко не сразу, а главное, по дороге наверняка подвергнутся бомбардировке вражеской авиации.
  И второй случай, о котором свидетельствовал позднее один из ближайших соратников М. П. Кирпоноса, генерал армии, а в 1941 году начальник штаба КОВО генерал-лейтенант М. А. Пуркаев: " 13 или 14 июня я внес предложение вывести стрелковые дивизии на рубеж Владимир-Волынского укрепрайона, не имеющего в оборонительных сооружениях вооружения. Военный совет округа принял эти соображения и дал соответствующие указания командующему 5-й армией... Однако на следующее утро генерал-полковник М. П Кирпонос, в присутствии члена военного совета обвинил меня в том, что я хочу спровоцировать войну."39 Правда, Пуркаев, связавшись с начальником генерального штаба, сумел добиться своего - войска получили приказ занять укрепленный район с соблюдением мер маскировки.
  Встает вопрос: почему Кирпонос так противился усилению границы? По-видимому, на этот вопрос отвечают И. Д. Вакуров и Г. И. Андреев, когда рассказывают в своей книге о рекомендациях И. В. Сталина Кирпоносу перед назначением последнего командующим КОВО.
  После Совещания 23 - 31 декабря 1940 года, перед назначением на пост командующего КОВО, Кирпонос был принят И. В. Сталиным, и между ними состоялся разговор, который может пролить свет на вопрос, почему Сталин выбрал на этот пост М. П. Кирпоноса. Сначала Сталин расспрашивал о положении дел в ЛВО, а потом сказал Кирпоносу, для чего посылает его в КОВО. Задачей Михаила Петровича, по мнению Вакурова и Андреева, было не дать немцам повода объявить СССР агрессорами и заявить, что они наносят превентивный удар40. Не рассчитывал ли И. В. Сталин, что Кирпонос сумеет обеспечить оборону территории округа таким образом, чтобы не привлекать особенного внимания немцев? То есть без проведения мер, которые могли бы быть истолкованы как подготовка к агрессии. В свете сообщаемого Вакуровым и Андреевым факта становится понятно, почему Кирпонос так протестовал против усиления войск прикрытия: он поступал в точном соответствии с рекомендациями, данными ему самим Сталиным, который стремился как можно дольше оттянуть вторжение германской армии в СССР.
  Начало войны отнюдь не стало для Кирпоноса (как, впрочем, и для всех советских граждан) абсолютной неожиданностью: неожиданным могло быть разве что само нападение немецких войск именно на рассвете 22 июня, хотя, по-видимому, и это не было для командования Юго-Западного фронта неожиданностью. Обстановка на границе накалялась, хотя и быстро, но постепенно, и к 22 июня было уже ясно, что нападение может последовать в любой момент. И. Д. Вакуров, Г. И. Андреев, В. Б. Рязанцев кратко, но в то же время исчерпывающе точно описывают тревожную обстановку на границе, все больше накалявшуюся по мере приближения войны. Так, 14 июня из 5-й армии разведка сообщила, что по ту сторону границы немцы готовят дороги для движения танков и выселяют местное население вглубь своей территории. Ночью 18 июня был схвачен перебежчик, спасавшийся от расстрела. Еще один перебежчик был задержан в сумерках 21 июня, буквально за несколько часов до вторжения. Поступали и другие данные, свидетельствовавшие о подготовке нападения41.
  В свою очередь, велась подготовка к возможному вторжению и в КОВО. Если в приграничной полосе Кирпонос запрещал концентрировать крупные населения, то к округу в целом это не относится: в это время начали прибывать части 16-й и 19-й армий, перебрасываемые из внутренних округов страны. Началось выдвижение стрелковых корпусов округа к границе, хотя проводилось оно ночами и с соблюдением маскировки. Таким образом. Кирпонос сумел показать, что выбор Сталина на него пал не зря: он готовил войска округа к войне, но делал это так, чтобы об этом знали только те, от кого это подготовка непосредственно зависела. По-видимому, это и положило начало одному из расхожих мифов о том, что для руководства страны и армии нападение Германии оказалось совершенно внезапным, и не было ничего предпринято для подготовки страны и армии к войне, укоренившемуся после смерти Сталина.
  Таким образом, Кирпонос был послан в КОВО с целью не только подготовить округ к становящейся очевидно неизбежной войне, но и - в который уже раз - решать задачу "политического" характера: не допустить обвинения СССР в подготовке нападения на Германию. Для этого, действительно, требовались незаурядные не только чисто военные, но и дипломатические способности. Кирпоносу предстояло не допустить слухов о начале войны и, следовательно, о подготовке к ней, причем сделать это так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что в ближайшее время война не предвидится. И Кирпонос нашел остроумный выход, действительно, способный многих убедить в этом: он настоял на том, чтобы жена с детьми не поехала в отпуск вглубь страны (что могло быть воспринято как эвакуация перед войной и породить нежелательные слухи и тревогу), а осталась в Киеве42.
  В конце дня 21 июня М. А. Пуркаев отдает распоряжение о перемещении штаба в Тарнополь. Это было еще одно мероприятие по подготовке войск к боевым действиям, так как позволяло приблизить штаб к войскам фронта и тем самым облегчить руководство. Однако завершить это мероприятие до конца войны так и не удалось: оперативный отдел штаба, отправлявшийся последним, прибыл в Тарнополь только в 7 часов утра 22 июня, когда на границе уже больше трех часов шли бои43.
  Каким образом М. П. Кирпонос отреагировал на начало войны? Если поведение и действия в первые часы и дни войны высшего командования РККА, и особенно Сталина, хорошо изучено, то сведений подобного рода о Кирпоносе почти не сохранилось. Исключением может служить рассказ Баграмяна о том, как принимали Кирпонос и Пуркаев наконец прибывшую штабную колонну. Пуркаев хотел отчитать Баграмяна, что тот долго добирался, хотя Баграмян прибыл даже раньше намеченного срока. Кирпонос же резко отчитал Баграмяна за опоздание. Могла ли такая вспыльчивость обычно сдержанного и дисциплинированного командующего, каким знал его И. Х. Баграмян, оказаться следствием растерянности в совершенно неожиданной обстановке? Совершенно исключать подобный вариант нельзя, поскольку из-за того, что никак не удавалось установить постоянную связь с уже сражающимися войсками, Кирпонос не мог руководить войсками и исполнять свои обязанности командующего фронтом. Судя по тому, что практически во всех воспоминаниях, посвященных первым дням войны, обязательно упоминаются перебои в связи, это действительно было большой неожиданностью и могло повергнуть в растерянность.
  Однако, как свидетельствует тот же И. Х. Баграмян, довольно скоро эта первая растерянность прошла. К тому времени, когда на Юго-Западный фронт прибыл Г. К. Жуков, от нее не осталось и следа. В своей статье о М. П. Кирпоносе В. Б. Рязанцев пишет: "Жукову понравился размеренный ритм работы Военного совета и штаба фронта, отнюдь не растерянный вид командующего"44. Сам Жуков в своих "Воспоминаниях и размышлениях", правда, о действиях самого Кирпоноса ничего не пишет, предпочитая похвалить действия Пуркаева и Баграмяна45.
  Трудно сказать, насколько обоснована точка зрения Рязанцева. Но одно не подлежит сомнению: в эти первые дни войны Кирпонос энергично предпринял попытку воплотить в жизнь пришедшую еще вечером 22 июня директиву СВГК, требовавшую нанести 5-й и 6-й армиями удар с целью охвата прорвавшейся группировки противника и взятия Люблина. Начиналось знаменитое приграничное сражение в полосе Юго-Западного фронта.
  В задачи исследования не входит исследование самих боевых действий Юго-Западного фронта в начальный период Великой Отечественной войны. Эта задача была блестяще решена еще в советское время В. Анфиловым в его монографиях "Начало Великой Отечественной войны" и "Бессмертный подвиг"46. Однако этот приказ содержал в себе задачи, в той обстановке настолько трудновыполнимые, что командующий, начальник штаба фронта и член Военного совета фронта предприняли попытку обсудить этот приказ и выяснить, нужно ли предпринимать попытки его выполнить, или следует просить Ставку об изменении задачи. Происшедшая по этому поводу дискуссия, подробно описанная одним из ее участников И. Х. Баграмяном, очень интересна именно с антропологической точки зрения, так как ярко характеризует Кирпоноса как командующего, его метод руководства непосредственными подчиненными.
  В командовании Юго-Западного фронта с самого начала не было единого мнения об этом приказе. С самого начала на совещании Военного совета выявились две полярные точки зрения, которые представляли начальник штаба М. А. Пуркаев, с одной стороны и член Военного совета Н. Н..Н. Вашугин.
  Под воздействием далеко не обнадеживающей обстановки на фронте М. А. Пуркаев сделал вывод, что наступление войск Юго-Западного фронта может не только не достичь своей цели, но и привести к разгрому главных сил фронта. Его аргументы были такими: поскольку многие части еще находятся на значительном расстоянии от района боевых действий, они не успеют в намеченный срок подойти к линии фронта и вынуждены будут вступать в бои по частям. Именно Пуркаев первым предложил, отказавшись от наступления в самом начале войны, как можно дольше задержать противника оборонительными боями, а в это время на рубежах укрепленных районов вдоль старой границы создать устойчивую оборону, и уже тогда начать контрнаступление.
  Противоположную точку зрения представлял член военного совета фронта корпусной комиссар Н. Н. Вашугин. Он потребовал выполнения приказа о контрнаступлении. Основой аргументации Н. Н. Вашугина было то, что пассивная оборона и, тем более, отступление, приведет к падению боевого духа войск и доверия к командованию. Нельзя сказать, что эта точка зрения была полностью безосновательной: даже не учитывая опыт старой российской армии 1917 года, можно вспомнить, какие слухи об измене командования ходили в начале войны. В том числе и об измене самого Кирпоноса47.
  Кирпоносу предстояло не просто примирить спорящих, но и найти то единственно возможное решение, которое могло бы спасти положение в тяжелой и еще во многом неясной обстановке.
  Кирпонос такое решение нашел. Оно было компромиссным: он предлагал нанести удар, хотя и сам понимал, что Люблин взять не удастся. Поэтому он поставил войскам несколько другую задачу, возможно, более реалистичную: наносить удар под основание немецкого "клина", вытянувшегося в направлении Киева, то есть примерно вдоль госграницы СССР. В этом контрударе участвовали 8-й, 9-й и 19-й механизированные корпуса при поддержке стрелковых соединений 5-й и 6-й армий, которые должны были перехватить коммуникации противника и отрезать от остальных войск немецкую ударную группировку. Это позволило бы уничтожить ударную группировку немцев, и если не полностью разгромить, то максимально ослабить и вынудить остановиться 1-ю танковую группу Клейста.
  Недостатком подобного плана было то, что он не учитывал, во-первых, трудностей с управлением механизированных корпусов, а во-вторых, расстояние, которое им предстояло пройти до того, как вступить в бой. Кроме того, это расстояние было далеко не одинаковым, что вело к неодновременному вступлению войск в бой. Наконец, господство противника в воздухе приводило к тому, что наступающие советские войска несли огромные потери еще до начала боев.
  К объективным недостаткам добавлялись ошибки командования фронта, вызванные неясностью обстановки. Так, 8-й мехкорпус сначала был направлен на запад, к границе, а потом должен был двинуться обратно, в связи с тем, что ему следовало нанести удар на Дубно. Эти марши, в общей сложности более пятисот километров за пять дней, привели к почти полному исчерпанию моторесурсов машин, особенно старых систем, которых в советских механизированных корпусах было большинство. Даже без воздействия вражеской авиации значительное число машин не могло не выйти из строя. И, кроме того, механизированный корпус Д. И. Рябышева полностью вступил в бой только 27 июня, когда 9-й и 19-й механизированные корпуса уже отходили, не сумев взять Дубно. Только 27 июня 8-й механизированный корпус предпринял наступление в направлении Дубно, а одна из его дивизий сумела даже овладеть городом. Но с противоположного направления, откуда к Дубно должны были выйти части 9-го и 19-го мехкорпусов, помощи не последовало, и 34-я танковая дивизия, возглавленная бригадным комиссаром Попелем, оказалась окружена. Она смогла выйти к советским войскам только 23 июля, потеряв все танки.
  Подобные разрозненные удары, недостаточно согласованные между собой, не могли изменить ход событий. Наоборот, они привели к огромным потерям в механизированных корпусах, резко снизили их боеспособность. С самого начала боевых действий Юго-Западный фронт, можно сказать, лишился основной ударной силы. А немецкое наступление на Киев продолжалось.
  Почему так получилось? Причин случившегося много. Во-первых, это организационные причины, обусловившие слабость советских механизированных корпусов: это их громоздкость при плохой связи, затруднявшая их управление, недостаточное количество автотранспорта, из-за чего оказалось невозможным не только обеспечить подвоз боеприпасов и горючего, но и организовать взаимодействие с пехотой и другими родами войск. Одним из важнейших, а возможно, и главным недостатком организации советских бронетанковых войск 1941 года была слабая оснащенность их радиосвязью, что если и не делало невозможным, то значительно затрудняло наступление советских войск.
  Сказалось и то, что у наступающих советских группировок не было единого командования: М. П. Кирпонос руководил боевыми действиями всего фронта, и бои на стыке 5-й и 6-й армий для него были лишь одним из участков боевых действий, хотя и важнейшим. Кроме того, нельзя не признать неудачным и решение И. В. Сталина, непосредственного начальника Кирпоноса в то время, пославшего на Юго-Западный фронт Г. К. Жукова. Хотя Жуков мог бы руководить фронтом не хуже Кирпоноса, но только в том случае, если бы нес за действия Юго-Западного фронта полную ответственность, как командующий и единолично руководил фронтом. Но в тот момент он был начальником Генерального штаба, а на Юго-Западный фронт прибыл в качестве военного советника. Однако и Кирпонос, в свою очередь, получив военного советника, старше его и по званию, и по боевому опыту, и, кроме того, действовавшего от имени Ставки, не мог не подчиниться указаниям Жукова и, в случае неудачи, открывалась возможность выставить виновным Жукова. Получилась уникальная, никогда более не повторявшаяся ситуация: у одного фронта оказались, по сути дела, два командующих, и ни один не отвечает за ход боевых действий. Хотя Кирпонос не попытался воспользоваться ей и обвинить в неудаче Жукова, но это не могло не сказаться на качестве управления. Нельзя исключать и то, что "возвратно-поступательные" действия 8-го механизированного корпуса были вызваны разногласиями среди командования Юго-Западного фронта.
  Однако в случившемся есть немалая доля вины и самого Кирпоноса. Он не создал единого руководства предстоящей встречной операцией, которая требовала твердого и, главное, единого руководства наступающими войсками. В результате реально не было организовано взаимодействие между корпусами: так, Д. И. Рябышев не знал, что ему предстоит встретиться в Дубно с частями 9 и 19 механизированных корпусов48. Это привело к тому, что, выйдя к 26 июня к Дубно, К. К. Рокоссовский, не задержавшись там, начал отход войск. И, когда 27 июня в Дубно ворвалась группа Попеля, поддерживать ее оказалось некому.
  Все это, несомненно, показало Кирпоноса не с лучшей стороны. Почему же командир, успешно руководивший боями на Карельском перешейке, оказался неспособен организовать контрнаступление советских войск? По-видимому, главной причиной такой "растерянности" командующего стало то, что он попал в совершенно непривычную обстановку. Его боевой опыт был таков, что в нем полностью отсутствовало руководство механизированными соединениями. Кирпонос всю жизнь руководил общевойсковыми соединениями, и когда ему пришлось возглавить действия мощнейшей группировки бронетанковых войск, он не смог своевременно оценить особенности их боевого использования и увидеть недостатки организации советских мехкорпусов.
  Здесь ему не мог помочь и опыт советско-финской войны. Там он столкнулся с противником, неспособным к активным действиям. Он участвовал в боях, в которых было очень много от первой мировой войны: та же тенденция к позиционной войне, пехота как основной род войск, при весьма неблагоприятных для использования крупных бронетанковых соединений условиях, медленное развитие боевых действий. Опыт Кирпоноса, к тому же, был исключительно наступательным; на Карельском перешейке ему не довелось обороняться от наступающего противника, имеющего крупные механизированные соединения, и тем более участвовать во встречном сражении. Сказалась и разница в масштабах боев: в 1941 году ему приходилось руководить не одной стрелковой дивизией (без единого танка), а округом, в составе которого было 32 стрелковые, 16 танковых и 8 механизированных соединений. Кирпонос оказался в совершенно новой для него ситуации, и, кроме того, практически не имел времени научиться действовать в таких условиях. Хотя в дальнейшем он сумел осмыслить опыт первого сражения Великой Отечественной и творчески его использовать, но на 22 июня этого опыта, повторяю, еще не было.
  Подобный, если можно так выразиться, консерватизм, впрочем, характерен не только для Кирпоноса. Ситуация, когда, вынужденные вести боевые действия в новой для них ситуации, полководцы допускали тяжелые ошибки - характерна отнюдь не только для СССР. Эта психологическая особенность была замечена и всесторонне изучена участником вьетнамской войны, американским генерал-лейтенантом Ф. Б. Дэвидсоном, который в своей работе рассмотрел становление как полководца вьетнамского командующего Во Нгуен Зиапа. Несмотря на все национальные, культурные и политические, а также географические различия в их деятельности был и ряд общих моментов, поэтому сравнение этих двух военачальников может показать много интересного. Они оба имели примерно одинаковое социальное происхождение, и оба были коммунистами, что не могло не наложить сильный отпечаток на их мировоззрение, в том числе и в военной сфере. И у того, и у другого первый военный опыт заключался в партизанской войне. Был у вьетнамского командующего и опыт долгих позиционных боев за французский укрепленный район в Дьен-Бьен-Фу в 1953 г. И обоим пришлось в конце концов осваивать сложнейшие виды боевых действий в крайне сжатые сроки.
  Дэвидсон, изучая боевой и политический путь основного противника американцев во вьетнамской войне, делает вывод о том, что Зиап успешно командовал в привычной ему и уже изученной им обстановке. Так, он умело применял приемы партизанской войны в конце 40-х - начале 50-х годов. Но когда ему пришлось впервыестолкнуться с французами в открытом бою в 1951 году, он потерпел тяжелое поражение. То же самое происходило в тех случаях. когда французы, а затем американцы применяли какие-либо новые приемы, например, использовали вертолеты или части ВДВ49. Когда, уже в 1972 году, ему предстояло впервые применять бронетанковые войска, они увязли в позиционных сражениях и не смогли добиться ощутимых результатов50. Таким образом, делает вывод Дэвидсон, Зиап, успешно действовавший в знакомой ситуации, иногда находивший очень удачные решения и одерживавший громкие победы, оказывался неспособным также быстро и хорошо ориентироваться в незнакомой ситуации.
  Возникает вопрос: не был ли и Кирпонос подвержен подобной слабости? Мог ли он растеряться и не справиться с управлением, когда, после боев с созданной в расчете на пассивную оборону финской армей, оказался руководителем боевых действий, развернувшихся на огромном пространстве, да еще и исключительно динамичных, с неясной и стремительно меняющейся обстановкой? Во всяком случае, такую возможность не следует отрицать совсем. Нельзя забывать, что приграничное сражение 1941 года стало для Кирпоноса самым первым опытом участия в современной ему маневренной войне. В этом смысле гораздо менее простительными были ошибки, допущенные тогдашним соседом Кирпоноса, Д. Г. Павловым: этот последний имел весьма большой опыт бронетанковых войск, и, однако, не только допустил те же самые ошибки, но и потерял в котлах все три армии своего фронта.
  И, наконец, не с самой лучшей стороны показал себя немецкий оппонент Кирпоноса, Г. фон Рундштедт. В ходе приграничного сражения он даже не сделал попытки окружить советские войска во Львовском выступе. А там находились 6-я, 12-я и 26-я советские армии, и их окружение было бы катастрофой, сопоставимой по масштабам с тем, что случилось 11 - 26 сентября 1941 года на Юго-Западном фронте, однако без привлечения сил группы армий "Центр". Это позволило бы потом, в августе 1941 года, не отвлекать значительные силы группы армий "Центр" от наступления на Москву. Но в действительности, благодаря этой ошибке немецкого командующего, видимо, надеявшегося, что после прорыва фронта сопротивление рухнет, Кирпонос получил, так сказать, право на вторую попытку. И в дальнейшем, он этой возможностью воспользовался, сумев извлечь уроки из своего июньского поражения, в котором ему, можно сказать, весьма повезло: главные силы фронта в первом сражении все же уцелели.
  30 июня, когда стало ясно, что наступление не достигло своей цели, Ставка приказала начать общий отход на линию старой границы. Началась вторая фаза приграничного сражения - фаза общего отступления войск. отступления. Советским войскам предстояло оторваться от преследующих их войск противника и, закрыв образовавшуюся в стыке 5-й и 6-й армий брешь, создать устойчивую оборону и не допустить захвата Киева с ходу.
  
  3. Последние сражения.
  11 июля - 20 сентября 1941 г.
  
  Приграничное сражение в конце июня - начале июля 1941 года показало, что командование группы армий "Юг" серьезно недооценило войска Юго-Западного фронта и его командование. Первоначальный план взятия Киева одним рассекающим Юго-Западный фронт ударом не увенчался успехом. И хотя Кирпоносу тоже не удалось отрезать и уничтожить ударную группировку противника, советские войска сумели в конце концов остановить противник в 20 км западнее Киева, на реке Ирпень. Немалую роль в этом сыграл контрудар советских войск под Новоградом-Волынским, когда на некоторое время удалось перерезать шоссе, по которому шло снабжение наступающей группировки. Этот контрудар советских войск показал, что пока основная группировка советских войск находится значительно западнее Киева, а танковая группа Клейста, глубоко врезавшаяся в расположение войск Юго-Западного фронта, оказалась тем самым в полуокружении, штурм Киева не мог быть успешным. В такой ситуации Кирпонос имел возможность отвлекать внимание противника от штурма Киева простым и, в сущности, стандартным приемом: путем нанесения фланговых ударов под основание немецкого клина.
  И немецкое командование примерно с начала второй декады июля меняет тактику. Если раньше задачей войск группы армий "Юг" было нанесение рассекающего удара в направлении на Киев, с последующим захватом мостов через Днепр, то теперь сам образ военных действий и приоритетные задачи группы армий "Юг" стали меняться. Рундштедт и Клейст временно отказались от штурма Киева, сосредоточив все свое внимание на левом крыле фронта. Здесь продолжали обороняться 6-я, 12-я и 26-я советскими армии, которыми командовали, соответственно, генерал-лейтенанты И. Н. Музыченко, Ф. Я. Костенко и генерал-майор П. Г. Понеделин. 6-я армия активно действовала с самого начала войны, и именно она вместе с 5-й армией М. И. Потапова нанесла контрудар 9 - 10 июля. заставивший противника отказаться от взятия Киева штурмом. Кроме того, на этот раз было обращено гораздо большее внимание на прикрытие от фланговых ударов советских войск наступающих группировок. По крайней мере, ничего подобного прорыву частей 8-го механизированного корпуса к Дубно в конце июня 1941 года войскам Кирпоноса больше достигнуть не удавалось.
  Эта новая немецкая тактика (в действительности, конечно, далеко не новая - она была уже неоднократно и успешно использована на Западном направлении в самом начале войны, а до этого - в кампаниях 1939 - 1940 гг.) принесла свои плоды довольно быстро. 6-я и 12-я советские армии, истощенные непрерывными боями, оказались неспособны противостоять повернувшим на юг войскам Клейста. Под давлением немецко-фашистских войск эти армии стали откатываться на юг Украины. Между ними и остальными силами фронта образовалась все больше расширяющаяся брешь, что исключало возможность снабжения этих армий силами Юго-Западного фронта и руководство ими.
  Будущий "котел" в районе Умани начал вырисовываться практически сразу же после окончания приграничного сражения. Это не было тайной для советского командования. Кирпонос и Буденный распознали угрозу в самом начале и делали все, что могли, для предотвращения этого. Так, 13 июля командующий Юго-Западным направлением маршал С. М. Буденный отправил телеграмму в штаб Юго-Западного фронта, в которой требовал остановить отступление самой южной армии Кирпоноса, 12-й, которой командовал П. Г. Понеделин и организовать взаимодействие с войсками 18-й армии Южного фронта51. В этом приказе, довольно резком по тону, Буденный сообщал, что Понеделин отводит войска "неизвестно по какой причине", и требовал обеспечить взаимодействие 12-й и 18-йармий и добиться прекращения отступления.
  В тот же день Кирпонос направил приказ Понеделину. Этот приказ, хотя и был посвящен частной, казалось бы, проблеме, хорошо характеризует стиль руководства Кирпоноса.
  В этом приказе, адресованном П. Г. Понеделину, Кирпонос требует не просто остановить наступление, но и восстановить исходное положение. Но это еще не все. Несмотря на исключительно тяжелую обстановку, когда, казалось бы, совсем не время этим заниматься, Кирпонос требует от Понеделина, "немедленно восстановить положение и выяснить, чем вызвано подобное решение"52. Этот приказ обязывал Понеделина не только принимать меры к организации обороны армии, но и осмысливать происходящее, изучать и обобщать боевой опыт своей армии, и тем самым лучше готовиться к дальнейшим боям. Возможно, командарм Понеделин прекрасно умел это и сам. Но в данном случае для нас важен не столько результат. сколько само намерение, ярко раскрывающее "склонность к вузовской деятельности", как писал в своей характеристике Кирпоноса его командир, Квятек, еще в 1927 году. То есть даже теперь, в условиях тяжелейших боевых действий, за два месяца до гибели, Кирпонос оставался верен идее Фрунзе о том, что командир должен быть не только начальником, но и воспитателем. И если Кирпонос-комиссар во все большей степени оттеснялся на задний план Кирпоносом-военным, то Кирпонос-учитель полностью сохранял свои "позиции". Хотя говорить о полном замещении любого из этих качеств другими не приходится: все они в том или ином виде присутствовали на любом из этапов его служебной деятельности. Менялось лишь их соотношение.
  Но если в сфере "педагогической" деятельности М. П. Кирпонос достиг известных успехов, то в области боевых действий все было гораздо сложнее. По сути дела, единственное, что мог противопоставить вражескому наступлению Кирпонос - это предпринять силами 26-й армией контрудар в районе Таращи, где ей удалось разгромить некоторые немецкие части.
  Операция была задумана смело и с размахом. В ней должны были участвовать части 26-й армии, Киевского укрепленного района, а кроме того, крупные силы авиации. Замыслом операции предусматривалось не просто отбросить вражеские войска, но окружить, прижать к Днепру и уничтожить их часть53. Задачей операции было сковать силы 6-й немецкой армии и ослабить атаки, под которыми откатывались на юго-запад армии Музыченко и Понеделина.
  Наступление 26-й армии замедлило и ослабило наступление, направленное против 6-й и 12-й армий, но полностью его сорвать не смогло. Более того, предприняв контрнаступление против 26-й армии, немецко-фашистские войска отбросили ее далеко на северо-восток, если не считать относительно небольшого плацдарма в районе Черкасс.
  После этого помешать наступлению против 6-й и 12-й армий стало некому. Поскольку фронт оказался фактически рассечен надвое, снабжение этих армий оказалось делом очень тяжелым. Чтобы наладить снабжение погибающих армий, Буденный добился передачи их в состав Южного фронта. Но было уже поздно. Эти армии отступали на юго-запад, в район Умани, где 2 августа сомкнулось кольцо окружения. Остатки армий сопротивлялись до 7 августа. Разгром этих армий (составлявших до войны половину войск фронта) был тяжелейшей потерей: по немецким данным, возможно, завышенным54, в плен попало около 100 тыс. человек, в том числе оба командарма.
  Это поражение было трудно поправимой катастрофой. Если не считать войск 5-й армии, еще сражавшихся на севере Правобережной Украины, советские войска оказались отброшены за Днепр. Войска фронта были значительно ослаблены и уже неспособны к активным наступательным действиям, хотя благодаря усилиям вновь сформированной 38-й армии Д. И. Рябышева прорыва фронта не произошло.
  А главное, теперь уже никто не мог помешать немецко-фашистским войскам атаковать Киев с юго-запада. Создались гораздо более благоприятная для противника обстановка, чем в первой половине июля, для штурма Киева. Поэтому следующей целью для немецко-фашистских войск стал Киев, падение которого означало бы разгром главных сил фронта и, не исключено, крах всей обороны РККА на юго-западном направлении. То есть нечто подобное тому, что реально произошло месяцем позже, но без ослабления группы армий "Центр", силами одних лишь войск Рундштедта.
  Второй штурм Киева был для Рундштедта исключительно важным. Это была, можно сказать, последняя попытка группы армий "Юг" покончить с войсками Юго-Западного фронта своими силами. Он начался еще до окончательного уничтожения 6-й и 12-й армий, как только определился успех на юге, 4 августа.
  Выше уже говорилось, что неудовлетворительное руководство механизированными корпусами и вообще частями 5-й и 6-й армий во многом объяснялось непривычным для Кирпоноса размахом и динамизмом боевых действий, а главное, отсутствие у командующего опыта руководства бронетанковыми войсками.
  Но под Киевом ситуация изменилась. Здесь обстановка оказалась несколько более знакомой для него: ему предстояло руководить обороной укрепленного района, плацдарма на правобережье Днепра относительно небольших размеров и с нормально работающей связью. Небольшой, в общем-то, район боев позволял там, где было невозможно организовать устойчивую связь, достаточно быстро передавать приказы через связных. То есть фактически то, чем занимались зимой 1939 - 1940 гг. противники М. П. Кирпоноса по Зимней войне. В этих боях, ставших, по сути дела, последней и самой крупной по своему значению победой М. П. Кирпоноса, возможно, с наибольшей яркостью проявился его талант полководца. И, главное, они окончательно похоронили надежды противника справиться с войсками Юго-Западного фронта без привлечения частей группы армий "Центр".
  Несмотря на сильную артиллерийскую подготовку, противнику не удалось прорвать оборону 37-й армии, оборонявшей Киев, с ходу. Впервые с начала войны ударная группировка противника увязла в позиционных боях, очень медленно продвигаясь вперед и неся немалые потери. И хотя она начала наступление в нескольких километрах от Киева, она смогла только ворваться в пригороды украинской столицы.
  В этих боях Кирпонос проявил завидную выдержку. Если в приграничном сражении он поторопился бросить в бой механизированные соединения, не располагая полными данными о вражеской группировке и практически не организовав взаимодействие между ними, то под Киевом он проявил себя совсем по-другому. Он делал то, что позднее, и уже в стратегических масштабах, станет использоваться Ставкой. Несмотря на то, что немцы подошли вплотную к Киеву (район августовских боев - Голосеевский лес, Совки, Мышеловка - ныне находится в черте города), до последнего не вводил в дело направленные командованием Юго-Западного направления резервы: 206-ю стрелковую дивизию и 3-й воздушно-десантный корпус. Терпение изменило И. В Сталину, потребовавшему любой ценой удержать Киев, и даже С. М. Буденному, имевшему гораздо больший, чем у Кирпоноса, боевой опыт. Он приехал на командный пункт Кирпоноса и настаивал на немедленном контрнаступлении с использованием резервных дивизий и успевшей прибыть 6-й бригады 3-го корпуса ВДВ55. Кирпонос дал на это согласие - но к этому времени наступление немцев уже ослабло, и с 8 августа войска, обороняющие Киев, перешли в контрнаступление.
  Это наступление мало походило на те неподготовленные и разрозненные атаки, в которые вылилась попытка контрнаступления в июне. На этот раз извлекший урок из своего поражения Кирпонос бросил в бой все, что имел в резерве - части 175-й, 147-й дивизий, ранее оборонявшихся и остановивших наступление, 206-й и 284-й дивизий из резерва, 2-й и 6-й бригад ВДВ. На следующий день к ним прибавились части 5-й воздушно-десантной бригады А. И. Родимцева и части ополчения киевлян. Несмотря на переброску резервов, немецко-фашистские войска не смогли удержать занятые позиции и начали откат от Киева. Советские войска освободили потерянные было сельскохозяйственный институт и Голосеевский лес, а также ряд пригородов Киева, к 16 августа оттеснив немцев на исходные позиции и освободив оказавшиеся в тылу у противника осажденные доты укрепленного района, так и не сдавшиеся врагу.
  Таким образом, произошло нечто подобное тому, что в гораздо больших масштабах повторится на Курской дуге два года спустя. С той только разницей, что у Кирпоноса не хватило сил развить удачно начатое наступление, и войскам 37-й армии, оборонявшей Киев, пришлось остановиться, восстановив оборону на тех позициях, откуда 4 августа началось немецкое наступление. Тем не менее значение этой операции было исключительно велико: во-первых, впервые с начала войны, оборона советских войск на направлении главного удара немецких войск устояла, а во-вторых, это сражение сделало необходимым поворот значительной части группы армий "Центр" на юг, что вело к приостановлению немецкого наступления на западном направлении. Именно во время боев под Киевом, когда стало ясно, что взятие города будет делом очень трудным, Гитлером было принято окончательное решение о переносе главных усилий на южное крыло советско-германского фронта. 21 августа отдан окончательный приказ об окружении войск Юго-Западного фронта, и особенно 5-й армии56. Победой под Киевом, можно сказать, Кирпонос подписал приговор себе и своему фронту, но зато на целый месяц отсрочил наступление немцев на Москву. Может быть, именно этого месяца не хватило немецко-фашистским войскам, чтобы взять Москву и тем самым выиграть войну?
  Трудно наверняка утверждать, что Кирпонос и подчиненные ему войска 37-й армии тогда спасли СССР. Но если мы высоко (и заслуженно) оцениваем организованную Г. К. Жуковым в сентябре 1941 г. оборону Ленинграда, или одновременно с киевскими событиями действовавшую под Ярцевом группу К. К. Рокоссовского, то следует отдать должное и действиям Кирпоноса, благодаря которым Киев оставался советским еще целый месяц.
  Правда, в ходе обороны Киева отличился не только Кирпонос, и с этим обстоятельством связана весьма щекотливая для советской (да и современной, хотя и в меньшей степени, тоже) историографии проблема. Сформированной 10 августа 37-й армией, непосредственно оборонявшей Киев, руководил никто иной, как будущий командующий РОА А. А. Власов. По этой причине и Баграмян, и Вакуров и Андреев, и даже Рязанцев, предпочитали не вспоминать имя этого командарма. Вместо этого превозносились заслуги Кирпоноса, который представлялся единственным руководителем обороны Киева. Но справедливости ради следует сказать, что заслуги Власова были тоже весьма велики - это ему предстояло исполнять замысел Кирпоноса, а то, что через год он перейдет на сторону противника, нисколько не мешало ему сейчас успешно руководить обороной столицы Украины.
  Однако все-таки не Власов определил исход сражения. Даже не принимая во внимание того, что армия была создана только на заключительном этапе сражения, когда кризис уже миновал и шло наступление, нужно признать, что только Кирпонос мог определить момент ввода в бой фронтовых резервов, особенно такого массированного. И, кроме того, чтобы помочь еще сражавшимся 6-й и 12-й армиям, и не дать перебрасывать к Киеву войска с других участков фронта, только Кирпонос мог приказать армии Костенко нанести контрудар на Богуслав и Звенигородку, а 9 августа - и на Андреевку57. Эти контрудары, хотя и проводились не очень большими силами, достигли своей цели: Рундштедт не смог создать под Киевом достаточно сильной группировки и поддержать захлебывающееся наступление. Таким образом, Кирпонос сумел применить прием, использованный впервые еще в 1916 году командующим другого Юго-Западного фронта - А. А. Брусиловым, правда, теперь уже не в целях прорыва вражеского фронта, а для организации обороны. Надо сказать, на какое-то время Кирпонос своего достиг. И, кроме того, северо-западнее Киева, выдвинутая далеко на запад, оборонялась 5-я армия М. И. Потапова, не дававшая немцам ударить по обороняющим Киев войскам с северо-запада и севера. Таким образом, в первой половине августа Кирпоносу удалось обеспечить устойчивую оборону под Киевом и к северо-западу от него, одновременно проведя довольно успешные контратаки под Киевом и южнее, в полосе 26-й армии. Это окончательно убедило немецкое командование в неспособности группы армий "Юг" решить стоящие перед ней задачи своими силами.
  Впрочем, в этих боях проявилось не только умение Кирпоноса умело руководить войсками в сложнейшей обстановке. Он умело поддерживал высокий боевой дух войск, никогда не забывая наградить отличившихся в боях или, наоборот, не оставлял без внимания тех, кто совершил те или иные проступки. В этих случаях, не меньше, чем в боевых действиях, ярко проявилась индивидуальность Кирпоноса и его личностные черты.
  Кирпонос никогда не забывал наградить или хотя бы похвалить тех из своих подчиненных, которые проявили себя с лучшей стороны, показав мужество и профессионализм. Он хорошо понимал, что похвала высшего командования много значит для бойцов и стимулирует и в дальнейшем действовать подобным же образом. Так, И. Х. Баграмян вспоминает, что еще до войны Кирпонос во время учений бронетанковых войск один из танков прошел через все препятствия и показал во время учений отличные результаты (хотя Т-34 поступили на вооружение войск КОВО совсем недавно, и большинство механиков-водителей еще не научились ими управлять). Кирпонос велел подъехать к танку, познакомился с командиром танковой роты Кочубеем, который вел машину. Танкист получил лучшие именные часы58.
  Другой случай имел место значительно позднее, во время августовских боев за Киев. Тогда бойцы некоторых дотов, оказавшись в окружении, не только не сложили оружия, но и продержались в тылу противника, пока советские войска не отбросили немцев от дотов. В особенно тяжелых условиях оборонялись бойцы дота Љ 205, которые продержались в окружении более десяти дней, несмотря на нехватку воды. Узнав об этом и не имея возможности встретиться с бойцами, Кирпонос написал им записку, в которой выражал свое восхищение их действиями59. Нетрудно себе представить, что значила для бойцов такая похвала командующего фронтом, и каким стимулом это было для них в дальнейших боях.
  Там, где это было возможно, Кирпонос старался позаботиться о семьях героически погибших в боях. Когда бойцы 124-й окруженной дивизии по вражеским тылам вырвались из окружения, но командир дивизии генерал Сущий погиб. Кирпонос распорядился помочь семье Сущего. Кроме того, он потребовал, чтобы отличившиеся, как живые, так и посмертно, были представлены к наградам. И, наконец, здесь необходимо вспомнить еще один случай - уже упоминавшуюся встречу с Н. К. Попелем, который, неожиданно для себя, был значительно повышен - назначен на должность члена военного совета 38-й армии, которую возглавил бывший командир 8-го мехкорпуса Д. И. Рябышев.
  Но Кирпонос действовал не только путем поощрения. Однако столь же ясной и недвусмысленной была и позиция Кирпоноса в тех случаях, когда он сталкивался с неподготовленностью, непрофессионализмом. Так, на тех же учениях, где хорошо проявил себя старший лейтенант Кочубей, сама дивизия во время марша растянулась на большом пространстве, многие танки останавливались из-за неисправностей. Кирпонос резко отчитал командира дивизии за плохое состояние техники60.
  Будучи сам не только начальником, но и учителем для своих подчиненных, Кирпонос требовал того же и от других командиров. Так, похвалив старшего лейтенанта Кочубея за хорошее вождение танка, он тут же выяснил, что танкистам роты Кочубея еще далеко до него самого и потребовал от командира роты, чтобы тот научил каждого из бойцов вождению тогда еще новых Т-34 так же хорошо, как умел сам. То есть опять-таки, Кирпонос всеми силами добивался выполнения этой функции командира.
  В особенности это касалось проявлений трусости подчиненных. В последнем он был особенно строг - даже если вроде бы имелись веские смягчающие обстоятельства. Для него это было, по-видимому, куда более тяжелым проступком. Например, когда майор, командир полка, без приказа начал отход своей части под давлением противника, Кирпонос приказал не только снять его с должности, но и предать суду. Не спасло даже то, что у командира полка были достаточно веские причины для отхода: на направлении удара противника оставалось шестьдесят человек, без орудий и танков. Кирпонос ответил на оправдания командира полка так: "А вы давали присягу - до последнего дыхания, не щадя своей крови и самой жизни, защищать родину, выполнять долг?"61 Надо сказать, через два месяца Кирпонос, оказавшись в подобной ситуации, без приказа не отступит, то есть этот запрет, который И. Х. Баграмян называл "исполнительность, какая-то особая убежденность в неоспоримости приказов". Кирпонос распространял в особенности на себя. Поэтому он не терпел подобного и в отношении своих подчиненных, даже если у тех были веские смягчающие вину обстоятельства.
  В этом смысле Кирпонос практически ничего не изменил со времен советско-финской войны - фактически что он делал для воспитания своих подчиненных в 70-й дивизии, то же он делал и теперь, во главе Юго-Западного фронта. Но важные изменения заключались в другом: в ходе боев 1941 года Кирпонос практически отказался от политических методов воздействия. Именно теперь Кирпонос-комиссар окончательно отошел на задний план перед аполитичным, хотя и патриотически настроенным, лояльным по отношению к правительству, военным специалистом.
  В период с июня по сентябрь 1941 года Кирпонос ни разу не опубликовал приказов, подобных приказам по 70-й стрелковой дивизии от 22 февраля или 1 марта 1940 года, где был минимум конкретной информации при максимуме публицистических, подходящих больше для газетной статьи, чем для боевого приказа, оборотов. Эта перемена тем более поразительна, что, например, командующий Юго-Западным фронтом маршал С. М. Буденный подобный приказ издал 16 июля. Он был отправлен в штаб Юго-Западного фронта с требованием довести его до всего личного состава фронта, и в нем было даже больше "публицистических" моментов, чем в приказах самого Кирпоноса времен советско-финской войны.
  Приказ Буденного от 16 июля начинался с подробного обоснования тезиса о крепкой дружбе украинского народа со всеми другими народами СССР, но в то же время упоминались и отдельные случаи проявления низкого боевого духа и неустойчивости войск. В дальнейшем перечислялись меры борьбы с недостаточной стойкостью частей. Те, кто без приказа оставляли позиции, объявлялись "гнусными преступниками". Перечислялись меры борьбы с ними, в том числе и такие: "Уничтожать трусов и паникеров, если они теми или иными средствами будут срывать боевую дисциплину...62" В заключение С. М. Буденный требовал не останавливаться перед крайними мерами63. По-видимому, этот приказ послужил прототипом к знаменитым приказам СВГК Љ 270 от 16 августа 1941 года и Љ 227 от 27 июля 1942 г. - он, по крайней мере, был издан в очень похожей обстановке и с теми же целями.
  Как уже говорилось, к трусам Кирпонос был безжалостен. Но во время боев Юго-Западного фронта он не счел необходимым издать подобный приказ. Зато, несмотря на огромный объем работ по руководству войсками фронта, он нашел время, чтобы принять деятельное участие в разработке "Указаний по использованию бронетанковых войск", составленных в августе 1941 года. В этих "Указаниях" Кирпонос по сути дела признается в своих ошибках и недостатках руководства ударом механизированных корпусов округа в ходе приграничного сражения и, анализируя их, извлекает из них непосредственные уроки. Так, 8-й корпус " по существу действовал в боях 3 - 5 дней, остальное время совершал бесцельные марши из одного района в другой; таким образом он прошел свыше 1200 км, что привело в небоеспособное состояние его материальную часть.64" Другим недостатком действий советских бронетанковых войск он считает их распыление, вплоть до рот, на второстепенных участках для взаимодействия с пехотой - из-за этого советские войска не смогли реализовать численного превосходства в танках.
  Кирпонос подверг критическому изучению и свои собственные поспешные и плохо согласованные с обстановкой на фронте и техническими требованиями приказы. Это приводило к тому, что "времени на осмотр материальной части в районе сосредоточения не предоставлялось, время на заправку не учитывалось. Поспешность приводила к тому, что танковые соединения вступали в бой не информированными в обстановке, не организовав разведки и не получив данных от наземных войск.65"
  Были выявлены и просчеты тактического характера, допущенные самим командованием механизированных соединений: они плохо организовывали разведку, не стремились взаимодействовать с общевойсковыми соединениями, не стремились действовать в стыке и в тылу соединений, опасаясь окружения.
  После этого Кирпонос разъясняет принципы действий механизированных частей. Он делает это весьма кратко и доходчиво, что лишний раз свидетельствует как о наличии у Кирпоноса ярких аналитических способностей, так и незаурядном преподавательском таланте. В данном случае мы еще раз сталкиваемся с Кирпоносом-учителем, в учениках у которого теперь оказываются не дивизия, не командование фронта, но и все войска ЮЗФ. Он очень хорошо разобрался в причинах неожиданно небольшого эффекта ввода в бой крупных механизированных соединений, несмотря на то, что руководство бронетанковыми войсками было для него в новинку.
  Тем не менее нельзя не обратить внимания на известное "верхоглядство" Кирпоноса. Он подробно разбирает и анализирует те причины неудачи, которые лежали "на поверхности" и имели, как правило, субъективный характер. О более фундаментальных причинах, которые, в сущности, и свели на нет пятикратное превосходство бронетанковой группировки КОВО - ЮЗФ, Кирпонос почти не говорит. Речь идет, например, о плохо организованной связи, фактически сделавшей на некоторое время советские войска неуправляемыми. Или о громоздкой организации механизированных корпусов, в которых, в отличие от германских, почти не нашлось места мотопехоте, противотанковой артиллерии, и, главное, достаточно слабой организации тыла мехкорпусов66. Об этом, если и говорится, то не напрямую, а только лишь намеками. Но, возможно, Кирпонос понимал и об этом, а не написал только потому, что уделил все внимание тем вопросам, которые можно было решить силами самого фронта. А поскольку документ был предназначен для немедленного практического использования, он должен был быть максимально кратким. То есть в нем не было места недостаткам, которые невозможно устранить в данный момент.
  Таким образом, здесь мы видим завершение "превращения" М. П. Кирпоноса-комиссара в Кирпоноса - аполитичного военного профессионала, занятого только военно-профессиональными, а никак не политическими вопросами, которое началось на советско-финской войне. Конечно, Кирпонос продолжал оставаться коммунистом и патриотом по убеждениям, и его деятельность в конечном итоге имела и политическое значение, но Кирпонос больше не считал нужным это афишировать - примерно так же, как не считал нужным афишировать свою преданность НСДАП и Гитлеру, например, Г. Гудериан. Они оба доказывали свою преданность своим странам и правителям уже не словами, а делом, и в этом стали очень похожи, хотя и сражались по разные стороны фронта.
  В первой половине августа, благодаря успешному отражению штурма Киева, атак против 5-й армии, а также сильных контрударов армии Ф. Я. Костенко, Кирпоносу удалось фактически остановить наступление немецко-фашистских армий, и даже в отдельных районах их потеснить. В результате в первой половине августа 1941 года именно Юго-Западный фронт стал наиболее устойчивым участком советской обороны. Но это было сделано ценой колоссального напряжения войск фронта и использования всех резервов. У Кирпоноса уже практически не оставалось резервов, а уже действующие части были слишком ослаблены непрерывными боями, чтобы развить успех. И уже во второй половине августа положение Юго-Западного фронта стало быстро ухудшаться, пока, наконец, в середине сентября вокруг главных сил фронта не сомкнулись гигантские клещи. Назревало то, что в сентябре станет, возможно, самым быстрым и тяжелым поражением Красной Армии за всю войну.
  Опасность для Юго-Западного фронта представляли два направления, на которых оборона советских войск была значительно слабее, чем в районе Киева. Это, во-первых, пространство между Западным и Юго-Западным фронтами, где был создан для защиты северного фланга войск Кирпоноса Брянский фронт, которым командовал А. И. Еременко, а во-вторых, район Черкасс и Кременчуга, где пыталась форсировать Днепр 1-я танковая группа Клейства. Прорыв на каждом из этих направлений был опасен и сам по себе, но прорыв на обоих сразу ставил войска Юго-Западного фронта в почти безвыходное положение.
  После провала штурма Киева группа армий "Юг" снова сосредоточила основные свои усилия на юге Юго-Западного фронта. К тому времени южнее Киева советские войска в основном были уже оттеснены за Днепр, сохранились лишь несколько плацдармов - в Триполье, Каневе и Черкассах. не считая Киевского, важного не только из военных, но и из политических соображений. Поэтому первое, что сделали немцы после неудачи под Киевом, это нанесли мощные удары по плацдармам. Не имея силы их удержать и надеясь за счет войск на плацдармах усилить оборону левого берега Днепра, Кирпонос отдал приказ об эвакуации плацдармов. Так, 16 августа был оставлен Каневский плацдарм, а 22 августа - Черкасский. На правобережье Днепра советские войска остались только в Киеве и его окрестностях67. Тяжелые бои начались и на северном крыле фронта, там, где оборонялась 5-я армия. Выдвинутая далеко на запад, она оказалась под угрозой окружения. 19 августа Ставка отдала приказ об отходе к 25 августа 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса на левый берег Днепра. Отход проводился в исключительно тяжелых условиях, однако М. И. Потапов справился с этой задачей, сумев осуществить его быстро и четко, введя в заблуждение командование противостоящих ему войск. Однако командование 27-го корпуса не смогло провести отход так же организованно. В результате немецкие войска не только прорвали оборону корпуса, но и, выйдя первыми к Днепру, овладели плацдармом на левобережье Днепра в районе Окуниново. Когда советские войска попытались уничтожить этот плацдарм, они не преуспели. Это резко ухудшало положение войск фронта: теперь появлялась реальная опасность обхода с тыла Киевского укрепрайона.
  По воспоминаниям очевидцев, Кирпонос очень тяжело переживал захват противником переправы через Днепр. "Узнав об этом, даже Кирпонос потерял свойственное ему хладнокровие. Он гневно стучал кулаком по лежащей на столе карте:
  -Как можно было допустить такое!68"
  Однако Кирпонос не только возмущался, но и делал все, что мог. Хотя сил для ликвидации плацдарма было мало, но поначалу наступление на плацдарм было столь решительным, что немцев удалось потеснить, и даже разрушить захваченный ими автодорожный мост. Но полностью уничтожить плацдарм не удалось, и вскоре немцы, переправив туда подкрепления, начали его расширять. Кроме того, на тот случай, если уничтожить плацдарм не удастся, Кирпонос приказал готовить новый оборонительный рубеж по реке Десне, который должен был прикрыть оборону Киева с севера69.
  Но еще хуже было другое: севернее правого крыла фронта разворачивал свои войска на юг Г. Гудериан. Кроме его 2-й танковой группы в наступлении участвовала и 2-я общевойсковая армия противника, прикрывавшая фланг группы Гудериана. Таким образом, с этого момента судьба Юго-Западного фронта все меньше зависела от его командования. Войска групп армий "Центр" и "Юг" из района Окунинова продвигались все дальше на юго-восток, охватывая Юго-Западный фронт с севера и все дальше заходя ему в тыл. К 8 сентября они оказались на подступах к Чернигову, угрожая овладеть переправами через последнюю крупную водную преграду на их пути - реку Десну. На их пути оказалась совсем недавно сформированная 40-я армия, очень малочисленная по своему составу. В этих условиях Кирпоносу пришлось разрешить отход 5-й армии за Десну.
  Не лучше ситуация оказалась и на юге. Уже 31 августа немецко-фашистские войска захватили плацдарм в районе Кременчуга, все более расширявшийся. Нависла явная и все более реальная угроза окружения по крайней мере трех советских армий: 5-й, 26-й и 37-й. И спасти их от этого мог только немедленный отход, хотя и он был сопряжен с огромными и, возможно, непреодолимыми трудностями.
  В начале это было уже ясно не только Кирпоносу и Буденному, но и в Ставке. И с этого времени велись переговоры об отводе войск фронта, в которых участвовали Кирпонос и Буденный с одной стороны, и Сталин и Шапошников - с другой. Во время этих переговоров согласовывались как сроки планируемого отхода, так и конкретные меры, которые нужно было предпринять, чтобы избежать уничтожения отходящих войск.
  Эти переговоры, определившие дальнейшую судьбу Юго-Западного фронта, несмотря на то, что многократно публиковались, до сих пор представляют собой одну из загадок Великой Отечественной войны. Они совсем не укладываются в достаточно простую и почти примитивную схему, которую предложил В. Б. Рязанцев: Кирпонос и Буденный всеми силами добиваются приказа на отход, а Сталин и Шапошников, наоборот, мешают тому и в итоге приказ об отходе войск фронта отдается тогда, когда кольцо окружения уже сомкнулось70.
  Но подобная схема не выдерживает критики: именно Сталин из всех участников этих переговоров предложил наиболее детально продуманный план отхода. 11 сентября Сталин передал Кирпоносу свой план осуществления отхода. Он доказывал, что при отступлении на неподготовленный рубеж войска Кирпоноса будут окружены, так как их атакуют как с севера и с юга, так и с запада, так как до сих пор сдерживаемые войска группы армий "Юг" перейдут в наступление на Левобережье. Поэтому Сталин требовал, перед тем, как начинать отход, любой ценой остановить смыкающиеся группировки противника, чтобы сохранить безопасный "коридор" для отхода главных сил фронта. А главное, следовало заранее подготовить рубеж на реке Псел и только после выполнения этих мероприятий начать общий отход.
  Но закончил свою речь Сталин заявлением, резко противоречащим общему смыслу приказа: "Перестать, наконец, заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути для сопротивления71". Это дало возможность позднейшим исследователям толковать эту речь самым различным способом. Так, В. Б. Рязанцев цитирует последнюю фразу, "забывая" об остальном тексте приказа. Наоборот, Ю. И. Мухин делает упор на "позитивной" его части71. В действительности, думается, доля истины есть в обеих работах, но только доля. Вероятно, предложение Сталина было "двойным": столкнувшись с противоречивыми позициями Кирпоноса - Буденного и Шапошникова и не зная, какая из них ближе к истине, Сталин, с одной стороны, предложил план возможного отступления, а с другой, предупредил, что отступление допустимо только в том случае, если оно неизбежно. Но если есть хотя бы малейшая возможность удержать Киев, отступать нельзя.
  Причины для такого нежелания прямо и четко отдать приказ об отходе у Сталина были. Во-первых, в политическом плане потеря Киева, после того, как Сталин в присутствии посланцев США пообещал, что РККА удержит Киев, его сдача стала бы тяжелым ударом по престижу СССР в глазах союзников и, не исключено, по самой складывающейся коалиции. Во-вторых, Сталин опасался, что отход на неподготовленные рубежи, как в начале июля, приведет к тому, что войска не смогут удержаться и на них. В-третьих, стойкая оборона Юго-Западного фронта вынудила немцев временно отказаться от наступления на Москву, и чем дальше эта группа уйдет на юг, тем позже сможет принять участие в наступлении на Москву. И, следовательно, тем дольше это наступление будет откладываться. И, наконец, в-четвертых, падение Киева, одного из крупнейших промышленных и политических центров страны, могло привести к созданию профашистского альтернативного правительства. Если вспомнить о том, что на Украине существовало мощное сепаратистское националистическое движение, с которым уже после 1945 года СССР пришлось выдержать полномасштабную войну, то подобные опасения Сталина не покажутся наивными.
  Таким образом, у Сталина были очень веские причины до последнего откладывать отход войск, а приказ на их отход давать только в самый последний момент, когда, как показали дальнейшие события, уже было поздно. И, более того, даже отдавая этот приказ, как бы нехотя и через силу, Сталин невольно сделал его "двойственным", содержащим, в сущности, два взаимоисключающих указания.
  Эта "двойственность" приказа стала роковой. Приказ получился таким, что заключал в себе возможность выбора для Кирпоноса, на которого, по сути дела, Сталин переложил бремя решения. Может быть, он полагал, что Кирпоносу на месте лучше видно, что делать, и он справится с этим лучше, чем находящийся в тысяче километров от мест боев Сталин. И здесь, возможно, последний раз сказалось "комиссарское" прошлое. Кроме того, именно так понял приказ член военного совета Бурмистренко, который и посоветовал Кирпоносу не настаивать на отходе. Кирпонос и сам хорошо понимал, чем грозило падение Киева, не только в военной, но и в политической сфере. Наконец, нельзя забывать и того фактора, что Кирпонос был украинцем, и ему предстояло организовать сдачу родной земли врагу, о бесчинствах на оккупированной территории которого уже было хорошо известно.
  И потому, хотя трудно говорить наверняка (поскольку все участники этих переговоров или погибли, или не оставили мемуаров, и о ходе их мыслей можно только более или менее обоснованно догадываться), но не исключено, что в понимании Кирпоноса политические последствия неизбежной сдачи Киева на время заслонили последствия возможного, хотя и очень вероятного, военного разгрома. По-видимому, отвечая, что "у нас и мысли об отводе войск не было до получения предложения дать соображения об отводе войск на восток с указанием рубежей73", Кирпонос имел в виду именно это. И выбрал "политическую" часть приказа в ущерб чисто военной. Чем, очевидно, и подписал себе приговор.
  План Сталина в своей "позитивной" части, может быть, был единственно возможным в сложившейся ситуации, и он принес бы плоды, если бы был предложен раньше. Но Сталин предложил его Кирпоносу 11 сентября - как раз в этот день окончательно рухнула оборона 40-й армии на Десне и 38-й - северо-восточнее Кременчуга. 1-я и 2-я танковые армии устремились навстречу друг другу и всего через четыре дня, 15 сентября, сомкнулись. Большая часть Юго-Западного фронта (по крайней мере 5-я, 26-я и 37-я армии) вместе с управлением фронта оказались в окружении. С этого начинаются самые тяжелые и трагические для Кирпоноса дни - дни боев в окружении.
  Хуже всего было то, что даже в кольце окружения войска 5-й, 26-й и 37-й армий не составляли единого целого. Они были расчленены на несколько изолированных и деморализованных группировок, отрезанных друг от друга и окруженных врагом. У этих группировок были на исходе горючее и боеприпасы, а количество окруженных войск было таково, что снабдить их всем необходимым по воздуху не представлялось возможным.
  Приняв это решение, Кирпонос остался последовательным и предпринял попытку организовать оборону в окружении. Для этого он перенес штаб фронта в Киев, откуда еще была возможность руководить войсками. Кирпонос понимал, что отсюда выбраться будет гораздо сложнее, чем из Прилук, но, по-видимому, пока он прорыв не планировал.
  17 сентября на самолете в штаб фронта прибыл И. Х. Баграмян74. Он привез устный приказ нового командующего направлением С. К. Тимошенко об отход войск. Однако Кирпонос отказался его выполнять, поскольку письменного приказа у Баграмяна не было, а вопрос об отходе был слишком важным и, выполняя устное распоряжение, не подкрепленное документом, Кирпонос брал на себя огромную ответственность. Поэтому он разрешил только отправить в Москву радиограмму с просьбой разъяснить, нужно ли выполнять устное распоряжение Тимошенко. И только получив положительный ответ на этот вопрос, Кирпонос отдал приказ об общем отходе. Случилось это только 18 сентября.
  Встает вопрос: почему Кирпонос так медлил с отходом и желал получить письменный документ? Может быть, он боялся оказаться единственным ответственным за отступление без приказа? Если вспомнить судьбу того майора, которого он сам велел предать суду за самовольное оставление позиций, то становится очевидным, что в его собственных глазах это было бы несмываемым позором. Это была бы измена собственным принципам, которые Баграмян охарактеризовал как "исполнительность, какая-то особая убежденность в неоспоримости приказа".
  Нельзя оставить в стороне и судьбу Д. Г. Павлова, которая тоже не могла не оказывать влияния на решение Кирпоноса. Если, запретив отход войск 11сентября, Кирпонос мог сослаться на последние слова приказа Сталина, то теперь, изменяя свое решение, он нарушал приказ и в таком его понимании. Именно этим, по-видимому, и объясняется такое поведение Кирпоноса и его кажущаяся неожиданной нерешительность в, казалось бы, абсолютно понятной обстановке. Кирпоносу было необходимо получить письменный приказ или решение Ставки, чтобы не выглядеть нарушителем приказа и, конечно, хотя бы с кем-нибудь разделить ответственность - этот аргумент тоже нельзя полностью отвергать.
  Впрочем, нельзя и преувеличивать значение этого фактора. Ведь, в конце концов, совершенно не пострадал Тимошенко, отдавший этот приказ, и Баграмян, его передавший. А в Ставке никто не проявлял особенной враждебности к Кирпоносу - более того, было сделано все возможное, чтобы вывести окруженные войска. Тот самолет, на котором прилетел И. Х. Баграмян, должен был вывезти Кирпоноса с его штабом за пределы кольца окружения, чтобы они могли организовать управление окруженными войсками оттуда. Но Кирпонос отказался, приказав на самолете отправить тяжело раненых: по-видимому, он твердо решил разделить судьбу своих войск, какой бы тяжелой она не была. И, кроме того, окружение в любом случае грозило гибелью или пленом, и едва ли он больше боялся суда. Поэтому, по-видимому, следует признать, что Кирпоносом двигали не столько боязнь ответственности, сколько те же соображения, которые заставили его ответить Сталину о том, что "у нас и мысли об отводе войск не было", то есть осознание и военной, и политической необходимости удерживать Киев до конца. Или до приказа командования об отступлении.
  18 сентября такой приказ поступил и Кирпонос без промедления издает свой последний приказ по окруженным войскам о выходе из окружения мелкими группами. После чего сам вместе со штабом фронта и небольшой группой бойцов отправляется на восток.
  Планом Кирпоноса предусматривалось прорваться из окружения там, где сомкнулись клещи и куда, возможно, еще не успели подтянуться главные силы противника. Но к тому времени немцы уже закрепились на достигнутых позициях, и группа Кирпоноса дошла только до небольшой рощи Шумейково, в которой и была окружена крупными силами немцев. Здесь к ней присоединился и штаб 5-й армии во главе с командармом, но без единой боеспособной части. Отряд Кирпоноса был разделен на две группы. Первая из них, под командованием Баграмяна, должна была прорвать кольцо окружения, переправиться через реку Удай и пробить "коридор", в который и прошла бы вторая колонна, численностью примерно в тысячу человек, с командованием фронта. Сначала этот план осуществлялся успешно, и Баграмяну удалось прорваться через вражеское кольцо. Но потом кольцо окружения снова сомкнулось, и Кирпонос оказался вынужден принять свой последний бой в небольшой и достаточно редкой рощице, насквозь простреливавшейся огнем противника. Здесь отряд был окружен и в течение долгого боя, продолжавшегося до 22 сентября, полностью уничтожен75. Только немногим, и в том числе порученцу командующего майору Гненному, удалось выбраться из окружения. Последний вынес с собой партбилет, награды и важнейшие документы Кирпоноса.
  Судьба самого Кирпоноса долгое время оставалась неясной. Этому способствовало то, что, пожалуй, единственный человек, находившийся около командующего до конца, майор Гненный, погиб во время боев в Воронеже 5 июля 1942 года. Такое исчезновение бывшего командующего фронтом породило многочисленные и не всегда лестные для Кирпоноса слухи. В некоторых из них утверждалось, что Кирпонос был доставлен в Москву и расстрелян, в других - что сдал врагу четыре армии и сам перешел на службу к немцам. Наиболее устойчивой оказалась и наиболее близкая к правде версия, согласно которой, попав в безвыходное положение, Кирпонос застрелился. Эта версия была более почетной, так как она снимала с Кирпоноса все обвинения не только в переходе на сторону противника, но и в сдаче в плен. Поэтому неудивительно, что она пережила войну и даже фигурировала позднее в некоторых мемуарах. Р. Г. Уманский, Л. Волынский и В. Д. Успенский в своих воспоминаниях придерживаются именно этой точки зрения, хотя ни один из них не был свидетелем боя в роще Шумейково. Единственные уцелевшие свидетели этого боя 20 августа - это старший политрук В. С. Жадовский и М. И. Потапов, который в этом бою был тяжело ранен и попал в плен. Ни один из них, впрочем, гибели Кирпоноса своими глазами не видел76.
  Естественно, загадочная судьба командующего фронтом не могла не беспокоить и советское руководство - особенно с учетом того, что подобное исчезновение бывшего починенного Кирпоноса, генерал-лейтенанта А. А. Власова обернулось его изменой. Поэтому, как только Сенчанский район, где находилась роща Шумейково, был освобожден в ноябре 1943 года, туда была направлена комиссия для расследования обстоятельств гибели М. П. Кирпоноса. В нее входили представитель ГУК НКО подполковник Б. Н. Бородин, представитель "Красной звезды" Г. Д. Кривич, представитель Полтавского УНКВД А. В. Попов, областной судмедэксперт П. А. Голицын, секретарь райотдела НКВД И. М. Власов и, наконец, заведующий Сенчанской больницей врач П. А. Россоха. Кроме того, сюда был направлен и Жадовский, который должен был указать место захоронения Кирпоноса.
  Бросается в глаза то, что в комиссии лишь немногие принадлежали к НКВД, причем среди них практически не было руководителей хотя бы республиканского масштаба. Кроме того, присутствие представителя "Красной звезды" - главной армейской газеты страны - говорило о том, что никаких особенно важных и подлежащих засекречиванию материалов найти не предполагалось, напротив, допускалась возможность их публикации.
  Комиссия опросила местных жителей, изучила объяснительные записки Гненного и Жадовского, а затем провела судебно-медицинскую экспертизу, результаты которой были зафиксированы в акте от 6 ноября 1943 года (кстати, именно в этот день советские войска взяли Киев). Комиссия установила, что М. П. Кирпонос погиб в бою и был убит осколками разорвавшейся мины77. Так была установлена правда о гибели командующего Юго-Западным фронтом. И признанием заслуг Кирпоноса на государственном уровне, его "реабилитацией" от всех подозрений, стало его торжественное перезахоронение в Киеве, в Парке Славы в конце того же 1943 года.
  Подведем итоги. В результате стремительного карьерного роста в 1940 году М. П. Кирпонос оказался, возможно, неожиданно для себя, командующим самым сильным и, по мнению Сталина, важнейшим военным округом страны. Его назначение на столь ответственный пост было обусловлено, по-видимому, не столько доверием к его военному опыту, сколько уверенностью, что он исполнит важнейший политический замысел Сталина - подготовит округ к войне, но так, чтобы не вызвать у немцев подозрений и не спровоцировать их нападение. И Кирпонос в меру своих способностей выполнял данное ему при назначении устное указание Сталина, вплоть до того, что попытался, даже за счет ослабления войск прикрытия, создать ударную группировку в глубине округа.
  С началом войны Кирпоносу сразу же пришлось руководить исключительно динамичными боевыми действиями в незнакомых для него условиях, имея поначалу самое смутное представление о вторгшихся вражеских войсках. У него не было опыта управления крупными соединениями бронетанковых войск, равно как и опыта крупномасштабного встречного сражения, а главное, не было времени этот опыт приобрести: приказ Ставки вынуждал его вступить во встречное сражение, будучи совершенно к нему неготовым.
  В ходе приграничного сражения была плохо организована связь между войсками, действия механизированных корпусов не были согласованы во времени, да и сами они вводились в бой по частям после долгих маршей под ударами с воздуха, что не могло отразиться на боеспособности. В результате, несмотря на ряд тактических успехов, в целом приграничное сражение было проиграно, и хотя немцам тоже не удалось уничтожить полностью ни одного сколько-нибудь крупного соединения, но советские механизированные корпуса понесли огромные потери и стали почти небоеспособны, а вскоре были вообще расформированы. Уже после сражения Кирпонос осмыслил причины этого поражения, но главной ударной силы - механизированных соединений, Юго-Западный фронт был лишен.
  После этого, правда, Кирпоносу постепенно удается организовать достаточно устойчивую оборону. Так, он смог не допустить взятия Киева с ходу. Это привело к пересмотру тактики и самими немцами: они предприняли попытку разгромить Юго-Западный фронт по частям. В отношении 6-й и 12-й армий это получилось, но под Киевом Кирпоносу удалось, используя опыт как советско-финской войны, так и проигранного приграничного сражения, навязать немцам позиционные бои. В этот раз Кирпонос не торопился бросать в бой свои резервы, несмотря даже на то, что его торопили Буденный и сам Сталин. Но когда немецкое наступление выдохлось, оборонявшиеся в Киеве войска нанесли решительный контрудар всеми силами, с привлечением фронтовых резервов и одновременной контратакой 26-й армии. В результате примерно на половину месяца Юго-Западный фронт стал устойчивым участком советской обороны и немецкому командованию пришлось снимать немалые силы с московского направления, отодвигая срок наступления на Москву. Бои в первой половине августа показали, что Кирпонос в состоянии извлечь уроки из своего поражения и использовать их в дальнейших боях. Первый этап Киевской оборонительной операции был спланирован и проведен гораздо более профессионально, чем приграничное сражение. Кирпонос проявил важнейшее качество полководца - способность учиться.
  В сентябре месяце ситуация вокруг Юго-Западного фронта резко ухудшилась. Сосредоточив против него примерно половину всей ведущей войну в СССР группировки, противнику удалось разгромить фланги войск Кирпоноса. Встал вопрос о сдаче Киева, однако Сталин, который только и мог решить этот вопрос, до последнего не решался отдать приказ об отходе, поскольку Киев имел огромное не только чисто военное, но и политическое значение. Приказ был отдан только 11 сентября, когда уже, в сущности, было поздно, а кроме того, двусмысленно сформулирован, что допускало самые различные его толкования. Кирпонос истолковал его как приказ стоять до конца, и, хотя сам понимал безнадежность положения, но нарушить неправильно понятый приказ не смог. Кроме того, как бывший комиссар, Кирпонос не хуже Сталина понимал, какой политический урон нанесет СССР падение Киева - и в его глазах это перевесило даже возможность разгрома войск фронта и собственной гибели. Он отказывался санкционировать отход еще неделю, пока не получил теперь уже недвусмысленный приказ от Сталина. Это привело к потере последней возможности к отходу. 20 сентября небольшая группа, подчиненная Кирпоносу, была окружена и уничтожена в роще Шумейково, а сам генерал-полковник погиб в бою.
  Что касается изменений в личности самого Кирпоноса, то они выразились в следующем. В июне - сентябре 1941 года окончательно завершился процесс превращения Кирпоноса-комиссара, в такой же степени партийного и политического деятеля, в какой и военного, в чисто военного профессионала, практически аполитичного, хотя и лояльного по отношению к Сталину. Этот процесс, начавшийся еще в период советско-финской войны, привел к довольно значительной перемене приоритетов в деятельности М. П. Кирпоноса. Из "комиссарского", если можно так выразиться, наследия, он сохранил, пожалуй, только стремление к педагогической, воспитательной деятельности. Особенно ярко она проявилась в написании "Инструкции по применению бронетанковых войск". Дальнейшее развитие получило и полководческое мастерство самого Кирпоноса: он научился вести маневренные боевые действия и организовывать активную оборону.
  Поставленной в августе задачи - уничтожения войск Юго-Западного фронта - Гитлер достиг. Но, с другой стороны, своего добился и Сталин, хотя и очень дорогой ценой: Юго-Западный фронт оттянул на себя немалую часть группы армий "Центр" и примерно на месяц задержал наступление на Москву. Чем, если верить самим немецким генералам, в особенности Гудериану, фактически спас СССР. И то, что Юго-Западному фронту это удалось, есть главная заслуга перед нашей страной заслуга Михаила Петровича Кирпоноса.
  
  
  
  
  
  
  Заключение.
  
  ...Но война нас накрыла дымным крылом.
  А свинец несговорчив, лют.
  Мы зароем солдата здесь, за селом,
  Отдадим последний салют.
  
  И пойдем, на заре, по обломкам шпал,
  Через речку вброд, через гать,
  Чтоб за каждого, кто за Россию пал,
  Десять вражеских жизней взять.
  
  А. Сурков. 1943.
  
  Жизненный и служебный опыт М. П. Кирпоноса в 1917 - 1941 гг. был очень разнообразным и, если можно так выразиться, "пестрым". В большей степени, чем многим другим современным ему крупным советским военачальникам, ему приходилось заниматься вопросами хозяйственными, административными и даже педагогическими. Вкратце проследим, каким образом этот опыт формировался.
  В отличие от большинства современных ему крупных советских военачальников, Кирпонос практически не участвовал в первой мировой войне. То есть того базиса военного опыта, который получили многие другие будущие полководцы Великой Отечественной в 1914 - 1917 гг., у Кирпоноса не было. Однако из Первой мировой войны он вынес другой опыт - опыт политической борьбы. Попав на Румынский фронт в августе 1917 года, он скоро становится членом дивизионного РВС, а затем и корпусной Рады. В этом качестве Кирпонос участвует в переговорах с австро-венгерским командованием, что с известной долей условности можно считать и дипломатическим опытом. Именно в этот период окончательно оформляются и политические взгляды: он становится сторонником большевиков. Кирпонос сделал этот определивший его дальнейшую судьбу выбор еще до захвата большевиками власти. Следовательно, можно считать, что это сделано не из карьерных соображений.
  Следующим важным этапом формирования личности Кирпоноса стала гражданская война. Здесь опыт Кирпоноса имел тоже достаточно яркие и редкие особенности. Если Жуков, Рокоссовский и ряд других советских военачальников участвовали в крупномасштабных боевых действиях в составе регулярной армии и имели возможность изучить ее тактику на собственном опыте, то у Кирпоноса не было и этого опыта. В начале гражданской войны, в 1918 году, он находился на территории, занятой противниками Советской власти - австро-германскими оккупационными войсками и армией украинского национального правительства. Здесь он организовал небольшой партизанский отряд (до 200 человек) и в качестве его командира провел несколько небольших операций.
  Фактически в этот период Кирпонос был тем, кого сегодня мы назвали бы "полевым командиром". В своем лице он соединял командира местного ополчения, представителя "теневой" власти на микроуровне, главного пропагандиста и руководителя "тыла", то есть получил опыт исключительно разнообразный, в том числе и опыт "государственного" деятеля на уровне одной или нескольких деревень. Здесь же он получил и первый боевой опыт, который, хотя и не был исключительно триумфальным, но, тем не менее, выявил определенные задатки полководческого таланта у Кирпоноса. После этого Кирпонос служил в 1-й Советской Украинской дивизии. Здесь ему довелось командовать одним из полков и служить под началом Щорса. В первой половине 1919 года Кирпонос участвовал уже в довольно значительных по масштабу боевых действиях: так, однажды ему довелось руководить уничтожением целого петлюровского полка. Однако и эти действия, хотя и проводились уже довольно крупным соединением, были во многом похожи на бои Кирпоноса в районе родной Вертиевки. Это было полностью стрелковое соединение, практически лишенное даже артиллерии. Да и сами боевые действия на Украине в начале 1919 года имели ярко выраженный "партизанский" характер: сплошной линии фронта не было, воевали почти исключительно стрелковые соединения, имеющие только минимум артиллерии. Таким образом, хотя Кирпонос получил очень богатый опыт партийно-политической и административно-хозяйственной деятельности, его чисто военный опыт был очень скромным и носил по преимуществу "партизанский" характер. В особенности важно то, что Кирпонос никогда не командовал подвижными соединениями, хотя бы кавалерийскими: четверть века спустя, в боях июня 1941 года, это скажется на качестве руководства механизированными соединениями. Однако подобные действия, зачастую практически автономные, не могли не сформировать у него самостоятельность мышления и инициативу, способность самому решать сколь угодно сложные и необычные задачи.
  Для Кирпоноса гражданская война завершилась в июле 1919 года, когда он оказался во главе Глуховской школы червонных старшин. С этого момента начинается знакомство Кирпоноса с работой военно-учебных заведений. Это направление деятельности, по-видимому, импонировало Кирпоносу в значительно большей степени, чем сами боевые действия, и, возможно, впервые попало в поле его зрения еще в 1917 году, когда Кирпоносу, как председателю корпусной Рады, приходилось заниматься специфическим направлением воспитательно-педагогической деятельности - политической пропагандой. Эти черты не могли не проявиться и позднее, в период руководства партизанским отрядом. Теперь же Кирпоносу предстояло заниматься подобной деятельно профессионально.
  С военно-учебными заведениями связан очень большой период жизни и деятельности Кирпоноса. Здесь в полной мере проявились его "комиссарские" черты: исключительная преданность Советскому государству, акцентированная идеологическая и политическая лояльность, а также немалая роль идеологических факторов в принятии решений. Эти черты Кирпоноса особенно ярко проявились во Второй Киевской школе Червонных старшин, где Кирпонос занимал должности помощника командира по политической части и комиссара. Кроме того, Кирпонос активно участвовал в местном самоуправлении, причем эта его черта - стремление участвовать в политической жизни страны, причем не всегда на низовом уровне - сохранилась почти на всю жизнь, по крайней мере до 1939 года. Позже, в 1934 году, Кирпонос становится начальником и комиссаром Казанского пехотного училища. Здесь вновь ярко проявляются его организаторские, аналитические и педагогические способности: он становится руководителем партийной организации Казанского пехотного училища.
  Чисто военная карьера Кирпоноса в межвоенный период оставалась достаточно скромной. До 1934 года Кирпонос не поднимался выше начальника штаба дивизии в далеком от важнейших центров страны Одесском военном округе. Этот период его деятельности практически не оставил следов в истории. Однако определенную роль в его карьере сыграл и он: Кирпонос набирался опыта как строевой, так и штабной службы. Это пригодится ему впоследствии, когда он возглавит 70-ю стрелковую дивизию. Таким образом, Кирпонос в 1920 - 1939 гг. не может считаться только лишь военным деятелем. Его партийно-политическая и педагогическая деятельность имеет для этого периода примерно такое же значение, как и чисто военная.
  Огромную роль в жизни М. П. Кирпоноса сыграло политическое противостояние 30-х годов, завершившееся репрессиями против высшего командного состава РККА, в свое время подобранного Троцким. Кирпонос был похож на многих подвергшихся репрессиям командиров РККА тем, что участие в политической жизни страны было для него весьма значимо. Однако его особенностью было то, что он очень рано, еще в 20-е годы, решительно принял сторону Сталина и в дальнейшем активно участвовал в борьбе с троцкистами.
  Подобное не могло не быть поставлено ему в заслугу. Кирпонос был замечен высшим руководством страны не за военные, а за политические заслуги. В условиях, когда из-за репрессий появились многочисленные вакансии на высших командных должностях, и пришлось даже освобождать некоторых из уже репрессированных военачальников, абсолютно лояльный и в то же время имеющий значительный опыт военной службы, участник гражданской войны Кирпонос был весьма подходящей кандидатурой на высшие командные должности страны. И когда международно-политическая ситуация начинает обостряться, а РККА переживает период стремительного увеличения и реорганизации, для военной карьеры Кирпоноса наступает исключительно благоприятный момент.
  Советско-финская война стала рубежным периодом в жизни Кирпоноса. На нее он попадает военачальником, последний раз участвовавшим в боевых действиях "партизанского" типа в 1919 году, не имеющим опыта участия в современной войне. А к марту 1940 года он оказывается боевым командиром, отлично проявившим себя в боях с иностранной армией, проявившим умение не только принимать, но и воплощать в жизнь смелые, нестандартные решения, одним из которых стал выход в тыл финнам по льду Выборгского залива. Кирпонос стал известен К. А. Мерецкову и С. К. Тимошенко, а от них - и И. В. Сталину. Если употребить аналогию с Наполеоном, Выборг стал Тулоном Кирпоноса.
  Тем не менее не стоит преувеличивать значение финского опыта: на Карельском перешейке Кирпонос столкнулся с армией, всецело опиравшейся на мощнейшую линию укреплений и практически неспособную к крупным наступательным действиям. Кирпонос получил опыт по сути дела позиционной войны, в которой подвижные соединения не могли использоваться надлежащим образом. Он не видел в деле бронетанковые войска и не мог адекватно оценить их реальные возможности.
  В этот период начинается изменение приоритетного направления деятельности и самого Кирпоноса. Если между мировыми войнами он не считал военное дело единственным направлением своей деятельности, полагая карьеру политработника ничем не хуже военной, то 1940-й год, по-видимому, заставил его изменить свое мнение. С этого времени Кирпонос все больше становится аполитичным военным специалистом, и даже на уровне воспитательной работы во вверенных ему подразделениях и соединениях начинает все меньше прибегать к политической пропаганде. Постепенно, хотя и не сразу, из его предназначенных для широкого круга лиц выступлений и приказов исчезает политическая риторика. Оставаясь убежденным сторонником существующего правительства, Кирпонос более не считает нужным это как-то подчеркивать. Если на советско-финской войне в целях подъема боевого духа войск Кирпонос еще публикует приказы, в которых минимум конкретной информации сочетается с ярко выраженной "публицистичностью", то позднее коммунистическая риторика почти полностью исчезает из его выступлений. Кирпонос начинает мыслить не как партийно-политический деятель, а как военный профессионал, и в центре его внимания оказываются чисто военные проблемы. Впервые это проявляется еще на совещании 14 - 17 апреля 1940 года, в котором Кирпонос анализирует лишь чисто военный опыт боевых действий, но не их пропагандистское обеспечение. И в дальнейшем эта тенденция будет только нарастать.
  Однако еще одна сторона его деятельности - воспитательно-педагогическая - по-прежнему присутствовала в его деятельности. Кирпонос твердо помнил, что командир должен быть не только техническим руководителем, но и воспитателем подчиненных. В этом Кирпонос оставался верен себе до самого конца - даже в боях начала Великой Отечественной.
  Хотя Кирпонос становился все больше военным специалистом и все меньше пропагандистом и политиком, его политические заслуги продолжали оставаться важным фактором в его карьере. Сразу после совещания в декабре 1940 года Кирпонос назначается командующим КОВО - округа, где Сталин вплоть до начала войны ожидал главного удара немцев. Сталин не мог не понимать, что боевой опыт Кирпоноса достаточно ограничен, и ему будет трудно руководить сильнейшим фронтом в боях. Поэтому можно сделать вывод, что главной причиной назначения Кирпоноса на столь ответственный пост была именно его политическая "подкованность", его комиссарское прошлое. Кирпонос должен был решать не столько военные, сколько политические задачи: подготовить округ к войне, но так, чтобы не спровоцировать обвинение СССР в подготовке агрессии. Опираясь на это, Кирпонос попытался разработать такой план прикрытия, который оставлял на границе минимум войск, и в то же время позволял создать мощную группировку в глубине обороны. Но не исключено, что с началом боевых действий во главе округа должен был встать кто-то другой, более опытный командующий.
  Однако война началась внезапно, и сменить Кирпоноса не успели. Ему, не имевшему опыта руководства даже небольшими механизированными соединениями, предстояло скоординировать действия нескольких механизированных корпусов, в которых было не менее 3 тысяч машин, да еще во время встречного сражения, в самые первые дни войны. Возможно, если бы механизированные корпуса не были брошены в бой сразу же, у Кирпоноса появилось бы время научиться ими руководить, но приказ Ставки уже к 24 июня взять Люблин не оставил Кирпоносу выбора. Советские войска начали наступление при очень плохо организованной связи, несогласованно и не имея точных данных о противнике. Кроме того, сказались организационные недостатки механизированных соединений РККА, которые сделали их трудноуправляемыми и очень уязвимыми соединениями. Результатом всех перечисленных факторов стало поражение войск Юго-Западного фронта в приграничном сражении, их отступление далеко вглубь советской территории, в том числе на дальние подступы к Киеву и, главное, огромные потери механизированных соединений фронта.
  Однако Кирпонос проявил в этих условиях завидную способность учиться на своих ошибках. В августе 1941 года эти ошибки были изучены и проанализированы в "Указаниях по использованию бронетанковых войск", где предлагались и методы их предотвращения в дальнейшем.
  Это принесло свои плоды в августе 1941 года, когда немецко-фашистские войска атаковали Киев. Кирпонос исправил свою главную ошибку, приведшую к неудаче в приграничном сражении: резервы были брошены в бой в момент, когда вражеское наступление уже выдохлось, и, главное, они были использованы сразу, а не по частям. В результате немецкое наступление на Киев провалилось, а предпринятый по приказу Кирпоноса контрудар 26-й армии не позволил немцам перебросить под Киев войска с других участков фронта. На какое-то время угроза прорыва фронта была ликвидирована, что показало значительно возросший, по сравнению с 22 июня, уровень полководческого мастерства Кирпоноса.
  Эти события окончательно убедили немецкое командование, что силами одной лишь группы армий "Юг" покончить с Юго-Западным фронтом не удастся. Для выполнения этой задачи было привлечено немало войск группы армий "Центр": 2-я армия и 2-я танковая группа Гудериана. Это привело к остановке немецкого наступления на Москву, и, возможно, предопределило исход битвы за Москву. Осознавал это и Сталин, а потому медлил до последнего с отступлением войск фронта, а когда такая необходимость назрела, отдал довольно-таки двусмысленный приказ, который Кирпонос (а вслед за ним и многие исследователи) понял неправильно. Возможно, это произошло потому, что и сам Кирпонос, как бывший комиссар, отлично понимал военно-политическое значение Киева, и возможный политический резонанс от его падения, что и повлияло на принятие самоубийственного, в сущности, решения. В результате, хотя сам по себе приказ был отдан поздно - 11 сентября - но промедление еще на неделю, допущенное Кирпоносом, стало роковым. По крайней мере три из шести армий Юго-Западного фронта (5-й, 21-й, 26-й, 37-й, 38-й, 40-й) оказались в окружении. 18 сентября был, наконец, получен приказ о выводе окруженных войск. Однако было уже поздно. Управление войсками фронта было окончательно утрачено. К 20 сентября Кирпонос оказался командующим уже не сильнейшего фронта, а группы примерно в тысячу бойцов, которая была окружена и уничтожена в роще Шумейково.
  Лето 1941 года стало концом "превращения" Кирпоноса в аполитичного военного специалиста, принимающего решения только исходя из профессиональных соображений. В этот период Кирпонос не издал ни одного приказа, хотя бы отдаленно напоминающего приказы по 70-й стрелковой дивизии 22 февраля и 1 марта 1940 г., или приказ Буденного от 16 июля 1941 года. Подобный отказ от использования "литературных" приемов можно объяснить только осознанием Кирпоносом того, что исход войны будут решать не они, а профессионализм командования и прагматизм мышления. Однако "комиссарское" наследие, важная роль в принятии решений политических соображений все-таки ушла не до конца, в последний раз ярко проявившись в "политическом", если можно так выразиться, толковании решения Сталина. Решение Кирпоноса - попытаться любой ценой удержать Киев - было принято по политическим, а не по военным соображениям. И вольно или невольно подтолкнул к нему сам Сталин, изложивший свои соображения в весьма двусмысленной и неоднозначной форме.
  На вопрос, что случилось бы с Кирпоносом, если бы он сумел вырваться из окружения или своевременно отвести войска фронта из ловушки, однозначный ответ дать невозможно. Был ли бы он осужден и расстрелян, подобно Павлову, или же этот отход остался бы для него без последствий, как для Баграмяна и Тимошенко? И если бы он остался в рядах РККА, то как сложилась бы его судьба в дальнейшем - то есть превратился бы он к концу войны в полководца уровня Жукова или Рокоссовского? Это вполне возможно, хотя едва ли можно утверждать наверняка: очевидно лишь, что необходимые для этого задатки у Кирпоноса были. Ясно одно: в его лице РККА и в целом СССР потерял яркого, талантливого и самостоятельно мыслящего полководца, а также патриота Советского государства, безусловно ему преданного. И, по-видимому, справедливо сказал о нем Л. И. Брежнев, первый высший руководитель СССР, официально признавший заслуги Михаила Петровича Кирпоноса: "Мы свято чтим память генералов Кирпоноса, Тупикова... память тысяч бойцов, командиров и политработников, отдавших жизнь, защищая Киев...1"
  
  
  
  
  
  СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
  
  Источники.
  
  Опубликованные.
  
  1. 1. Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000.
  1. 2. Баграмян И. Х. Мои воспоминания. Ереван, 1979.
  1. 3. Баграмян И. Х. Город-воин на Днепре. К., 1965.
  1. 4. Бирюзов С. С. Суровые годы. 1941 - 1945. М, 1966.
  1. 5. Буденный С. М. Пройденный путь. М., 1958.
  1.6. Великая Отечественная война в свидетельствах современников. Самара, 2002.
  1. 7. Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. М., 1971.
  1. 8. Гречко А. А. Годы войны. М., 1976.
  1. 9. Еременко А. И. В начале войны. М., 1964.
  1. 10.Еременко А. И. На западном направлении. М., 1959.
  1. 11.Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1971. М., 1990.
  1. 12.Зимняя война. Т. 2. М., 1998.
  1. 13.Кирпонос М. П. Автобиография. // ВИЖ, 1989, Љ7, с. 68 - 71.
  1. 14.Канун и начало войны. Документы и материалы. Л., 1991.
  1. 15.Маннергейм К. Г. Мемуары. М., 1999.
  1. 16.Мерецков К. А. На службе народу. СПб., 2003.
  1. 17. Москаленко К. С. На западном направлении. Воспоминания командарма. Т. 1. М., 1979.
  1. 18.Попель Н. В тяжкую пору. М., 1959, 2001
  1. 19.Родимцев О. И. За мiсто-герой Киiв. К., 1965 (на укр. яз.)
  1. 20.Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1984. М., 1997.
  1. 21.Русский архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). М., 1993.
  1. 22.Рябышев Д. И. Первый год войны. М., 1990.
  1. 23.Советско-финская война 1939 - 1940. Хрестоматия. Под ред. А. Е. Тараса. Минск, 1999, библиогр.
  1. 24.СССР и Финляндия. Сборник материалов в помощь агитаторам и пропагандистам. Л., 1940.
  1. 25.Тайны и уроки финской войны. СПб., 2002.
  1. 26. 1941 год. Документы. Т. 1 - 2. М., 1998.
  1. 27. Украинская ССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. К., 1975.
  1. 28.Уманский Р. Г. На боевых рубежах. М., 1960.
  1. 29. Успенский В. Д. Неизвестные солдаты. М., 1962.
  Неопубликованные.
  
  РГВА
  1. 30. Ф. 25030 (фонд Казанского пехотного училища), оп. 1, д. 3, 16, 20, 32.
  1. 31. Ф. 25087 (фонд 2-ой Киевской школы Червонных старшин), оп. 1, д. 3, 15.
  1. 32. Ф. 34980 (фонд документов Советско-финской войны), оп. 10, д. 1063, 1101, 1099, 1115.
  ЦАМО
  1. 33. Ф. 229 (Юго-Западный фронт), оп. 166, д. 36, 39, оп. 161, д. 14, 60.
  
  Литература
  
  Монографии
  
  2. 34.Анфилов В. А. Бессмертный подвиг. Исследования кануна и первого этапа Великой Отечественной войны. М., 1971.
  2. 35. Анфилов В. А. Начало Великой Отечественной войны. М., 1962.
  2. 36.Борзунов А. А. Берег левый, берег правый... М., 1969.
  2. 37.Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Генерал Кирпонос. М., 1969.
  2. 38.Великая отечественная война. 1941 - 1945. Военно-исторические очерки. М., 1998 - 1999. Т. 1 - 4.
  2. 39. Великая Отечественная война 1941 - 1945. Энциклопедия. М., 1985.
  2.40. Великая Отечественная война советского народа. Аннотированный указатель литературы за год войны. М., 1942.
  2. 41. Военная энциклопедия. Т. 4. М., 1999. С. 55 - 56.
  2. 42. Война и мы. Сборник статей. Вып. 1 - 2. М., 2000.
  2. 43. Год 1941. Юго-западный фронт. Львов, 1970.
  2. 44. Города-герои. Сборник. Л., 1943.
  2. 45. Горьков Ю. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995.
  2. 46. Гостев I. Ю., Соболев В. I. Генерал-полковник М. П. Кирпонос. Киiв, 1969 (укр. яз.)
  2. 47. Долматовский Е. Зеленая Брама. М., 1974.
  2. 48. Другая война: 1939 - 1945. Под общей ред. Ю. Н. Афанасьева. М., 1996.
  2.49. Дубина К. К. В годы тяжелых испытаний. Киев, 1962.
  2.50. Дэвидсон Ф. Б. Война во Вьетнаме. 1946 - 1975. М., 2002.
  2. 51. Еременко А. И. Против фальсификации истории Второй мировой войны. М., 1960.
  2. 52. Захаров В. Очерк начального периода Великой Отечественной войны. М., 1949.
  2. 53. Зеркало истории. М., 1992.
  2. 54. Зимняя война 1939 - 1940. М., 1998.
  2. 55. История Великой Отечественной войны. Т. 1. М., 1963.
  2.56. История Второй мировой войны. Т. 4. М., 1975.
  2. 57. Караев Г. Разгром белофиннского плацдарма. 30 ноября 1939 - 12 марта 1940. Л., 1941.
  2. 58. Кардашов В. Рокоссовский. М., 1972 (ЖЗЛ)
  2. 59. Карпов В. Маршал Жуков. Т. 1. М., 1994.
  2. 60. Карпов В. Генералиссимус. Т. 1 - 2. М., 2002.
  2. 61. Кулиш В. Советская историография Великой Отечественной войны.// Советская историография. Под общей редакцией Ю. Н. Афанасьева. М., 1996. С. 274 - 315.
  2. 62. Мержанов М. И. Солдат, генерал, маршал. (О Баграмяне). М., 1974.
  2. 63. Мещеряков Г. Борьба за Киев. М., 1944.
  2. 64. Петушков М. С., Якушевский М. С. Особенности отечественной историографии Великой Отеечественной войны. // Великая отечественная война (историография). Сб. обзоров. М., 1995.
  2. 65. Симонов Ф. В. Они командовали фронтами. Подольск, 1995.
  2. 66. Соколов Б. В. Тайны финской войны. М., 2000 (библиогр.).
  2. 67. Тайны и уроки финской войны 1939 - 1940. СПб., 2000.
  2. 68. Шатилов В. М. На земле Украины. М., 1980.
  
  Статьи в журналах и газетах.
  
  2. 69. Баграмян И. Х. Записки начальника оперативного отдела. // ВИЖ, 1967, Љ 1, 3.
  2. 70. ВИЖ, 1989, ЉЉ 3, 5.
  2. 71. Вакуров И. Генерал-полковник М. П. Кирпонос // ВИЖ, 1977, Љ 1, с. 125 - 128.
  2. 72. Генерал-полковник М. П. Кирпонос // ВИЖ, 1982, Љ 1, с. 94 - 96.
  2. 73. Добросердов К. Твердыня над Днепром. // Известия. 13 сентября 1941
  2. 74. Киселев В. Н. Упрямые факты начала войны.//ВИЖ., 1992. Љ 2, с. 14 - 21.
  2. 75. Краснов А. Героическая оборона столицы Украины // Правда, 6 сентября 1941 г.
  2. 76. Кузяк А. Г. Долговременные сооружения Киевского укрепленного района// Сержант, Љ 2, 2000.
  2. 77. Кулешов Г. На Днепровском рубеже //ВИЖ, 1966, Љ 6, с. 16 - 28.
  2. 78. Кучер В. На Киевском направлении. // Политика и время, 1991, Љ 9, с. 81 - 86.
  2. 79. Лысенко И. Киев есть и будет советским.// Правда. 11 сентября 1941.
  2. 80. Маслов П. Литература о военных действиях летом 1941 г. (Историографический обзор). ВИЖ, 1966, Љ 9, с. 87 - 95.
  2. 81. Осипов С., Голумбовский К. Сентябрь 1941-го: Юго-Западный фронт. Гибель командования. // Армия, 1991, Љ 16, с. 5 - 9.
  2. 82. Пашко Я. Героическая оборона столицы Украины.//Коммунист Украины, 1961, Љ 7, с. 44 - 53.
  2. 83. Полководцы Армии советского народа. // "Красный флот", 12 июля 1941.
  2. 84. Правда о гибели генерала М. П. Кирпоноса // ВИЖ, 1964, Љ 9, с. 61 - 69.
  2.85.Рязанцев В. Б. Обреченный на подвиг: трагическая судьба командующего юго-западным фронтом генерала М. П. Кирпоноса. // Новая и новейшая история, 1991, Љ 5, с. 91 - 111.
  2. 86. Щаденко, Запорожец, Кирпонос, Ковалев, Конев - заговорщики? // ВИЖ, 1994, Љ2, с. 6 - 12.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  ПРИЛОЖЕНИЕ
  Основные даты жизни и деятельности
  М. П. Кирпоноса1.
  
  1892, январь, 222. - Родился в селе Вертиевка Нежинского уезда Черниговской губернии.
  1905, начало лета. - Революционные события в Вертиевке, в которых, возможно, участвовал М. П. Кирпонос. Участвует в распространении листовок.
  1907, июнь - июль. - Арестован по подозрению в постройке "революционного памятника" убитому полицией студенту-революционеру Медведеву.
  1909, декабрь - М. П. Кирпонос уезжает в Рыльский уезд Курской губернии, где поступает на работу сторожем в Коровяковское лесничество.
  1912. - Назначен в Михайловское лесничество Глуховского уезда Черниговской губернии на должность культурного надзирателя лесного питомника.
  1915, сентябрь, 15. - Зачислен рядовым в 216-й запасной полк в г. Козлове (Мичуринск).
  Конец 1916. - Направлен в военно-фельдшерскую школу при 145-м эвакогоспитале в Козлове.
  1917, август - 1918, январь. - М. П. Кирпонос на фронте в составе 258-го Ольгопольского полка.
  1917, август, 30. - Избран в солдатский комитет.
  1917, ноябрь. - Избран товарищем председателя революционного комитета 65-й стрелковой дивизии, а в конце месяца - председателем Совета 26-го стрелкового корпуса.
  Подает заявление с просьбой принять его в РСДРП (б).
  1917, декабрь. - Вел переговоры с командованием австро-венгерского корпуса о прекращении боевых действий, организовал братание на фронте.
  1918, январь, 30.- Арест, а затем демобилизация.
  1918, весна. - М. П. Кирпонос создает в Вертиевке подпольную боевую группу.
  1918, май, 9. - Приход австро-германских карателей. Бегство в леса и болота, начало партизанской войны.
  1918, июнь. - М. П. Кирпонос в Почепе, где участвует в формировании партизанских отрядов под общим руководством уполномоченного советского правительства Украины Н. Г. Крапивянского.
  1918, начало августа - создает в Вертеевке отряд общей численностью в 200 человек.
  1918, август. - Участие отряда Кирпоноса во всеобщем восстании на Украине, закончившемся поражением. Отряд проводит операции в Вертеевке (разгром гайдамацкого гарнизона), в Носовке, Дроздовке, экономии помещика Терещенко (разгром немецкого отряда), однако затем - оставление Вертеевки. 7 - 8 августа - неудачное наступление на Нежин и Вертеевку. В конце месяца - отход за пределы оккупированной зоны, в Почеп.
  1918, сентябрь. - М. П. Кирпонос оформил свое членство в партии.
  1918, октябрь. - Начальник школы инструкторов.
  1918, декабрь, 1. - В составе 1-й Украинской дивизии.
  1919, январь - февраль. - Участие М. П. Кирпоноса во взятии 1-й и 2-ой Украинскими дивизиями Чернигова и Киева. Участвует в создании 22-го Украинского (позднее - 2-го Богунского полка).
  1919, июль. - По заданию Щорса становится начальником школы красных командиров. С курсантами участвует в ликвидации банд под Черниговым и Радомышлем.
  1920, май. - М. П. Кирпонос назначен во Вторую Киевскую школу Червонных старшин помощником комиссара.
  1922, октябрь. - После слияния Киевской и Харьковской школ красных командиров - заместитель начальника и комиссар.
  Выбран в Харьковский горсовет, был делегатом на VII Харьковской конференции КП (б) У.
  1924 - 1927. - Окончил Военную академию им. Фрунзе.
  1928 - 1929. - Командир батальона в 44-й стрелковой дивизии (бывшая 1-я Украинская), в 130-м Богунском полку.
  1929 - М. П. Кирпонос - и. о. начальника штаба 44-й дивизии.
  1929, май. - Помощник начальника штаба 51-й Перекопской Краснознаменной стрелковой дивизии.
  1931, январь - Утвержден начальником штаба дивизии.
  1934, март, 29. - Назначен начальником и комиссаром Казанского пехотного училища им. Верховного Совета Татарской АССР.
  1937, февраль - март. - Участие М. П. Кирпоноса в работе XVII съезда ВКП (б).
  1939, декабрь, 25. - М. П. Кирпонос назначается командующим 70-й стрелковой дивизией и отправляется на финский фронт.
  1940, январь. - Руководил подготовкой дивизии к прорыву "линии Маннергейма".
  1940, февраль, 11 - 17. - Начало наступления, выход к берегу Выборгского залива 70-й дивизии.
  1940, февраль, 23 - 30. - Переход 70-й дивизии через залив.
  1940, март, 4. - Участие в штурме Выборгского УР.
  1940, март, 21. - Указом Президиума Верховного совета СССР М. П. Кирпоносу и 15 бойцам и командирам 70-й стрелковой дивизии присвоено звание Героев Советского Союза, а дивизия награждена орденом Ленина.
  1940, апрель, 14 - 17. - Участие М. П. Кирпоноса в совещании Главного военного совета. Доклад.
  1940, апрель. - Назначен командиром 49-го стрелкового корпуса.
  1940, июнь. - М. П. Кирпонос возглавляет Ленинградский военный округ.
  1940, июль, 3. - М. П. Кирпоносу присвоено звание генерал-лейтенанта.
  1940, декабрь, 23 - 31. - Участие в совещании. Доклад.
  1941, январь. - Назначается командующим Киевским Особым военным округом (КОВО).
  1941, май, 24 - совещание в Москве с участием М. П. Кирпоноса.
   Июнь, 22. - Начало Великой Отечественной войны. Создание Юго-Западного фронта.
  Июнь, 23. - Приказ наркома обороны о нанесении удара на Люблин.
  Июнь, 24. - Прибытие в КОВО Г. К. Жукова.
  Июнь, 24 - 30. - Сражение в районе Луцка, Ровно, Дубно, Броды. Контрудары по немецким частям.
  Июль, 2. - Приказ Ставки ВГК об отходе на линию старой границы.
  Июль, 9 - 10. - Контрудар 5-й армии в направлении Новоград-Волынского.
  Июль, 11. - Выход 1-й немецкой танковой группы к переднему краю Киевского УР. Начало обороны Киева.
  Июль, 16. - Приказ командующего Юго-Западным направлением С. М. Буденного о борьбе с паникой на фронте.
  Август, 2. - Окружение под Уманью 6-ой и 12-ой армий, переданных Юго-Западным фронтом Южному.
  Начало августа. - Штурм Киева немецко-фашистскими войсками.
  Август, 7 - 16. - Контрудар 206, 147 и 175 стрелковых дивизий, 2 и 6 воздушно-десантных бригад. Контрудар войск 26-й армии в районе Богуслава и Андреевки.
  Август, 23. - Захват немецко-фашистскими войсками плацдарма на левобережье Днепра в районе Окуниново.
  Август, 31. - Захват немецко-фашистскими войсками плацдарма в районе Кременчуга.
  Сентябрь, 11. - Прорыв 1-й танковой группы Клейста на левобережье Днепра у Кременчуга. Начало окружения ЮЗФ.
  Сентябрь, 15. - Соединение в тылу Юго-Западного фронта 1-й и 2-й танковых групп противника. Окружение 5, 26, 37 и части 21 армии.
  Сентябрь, 18. - Приказ М. П. Кирпоноса о прорыве из окружения частей ЮЗФ.
  Сентябрь, 19. - Оставление Киева.
  Сентябрь, 20. - Бой в роще Шумейково. Гибель командования ЮЗФ, в т. ч. Кирпоноса, Тупикова, Бурмистренко и других.
  1943, ноябрь. - Расследование обстоятельств гибели командования фронта после освобождения района гибели М. П. Кирпоноса.
  1965, май, 6, - присуждение М. П. Кирпоносу ордена Отечественной войны 1-йстепени.
  
  
  
  
  ПРИМЕЧАНИЯ.
  
  Введение.
  
  1Военно-исторический журнал (далее - ВИЖ), 1964, Љ 9.
  2Андреев В. И., Вакуров И. Д. Генерал Кирпонос. М., 1976. Гостев I. Ю., Соболев В. I. Генерал-полковник М. П. Кирпонос. Киiв, 1969.
  3Кулиш В. Советская историография Великой Отечественной войны. // Советская историография. М., РГГУ, 1995. С. 274 - 315.
  4Киевщина в годы Великой Отечественной войны. М., 1963. Киiв - герой. Збiрник матерiалiв. К., 1963.
  5Андреев Г. И., Вакуров И. Д. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 42.
  6Год 1941. Юго-Западный фронт. Львов, 1970. С. 276 - 283.
  7Осипов П., Голумбовский К. Сентябрь 1941-го: Юго-Западный фронт. Гибель командования.// Армия, 1991, Љ 16, с. 5 - 9. Рязанцев В. Б. Обреченный на подвиг: трагическая судьба командующего Юго-Западным фронтом М. П. Кирпоноса.// Новая и новейшая история, 1991, Љ 5. С. 91 - 111.
  8Рязанцев В. Б. Указ. Соч., с. 105, Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 325 - 326.
  9РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 15 - 74.
  10Там же, ф. 34980, оп. 10 , д. 1062 - 1176.
  11ВИЖ, 1989, Љ 7, с. 68 - 71.
  12Зимняя война 1939 - 1940. Т. 2. М., 1998. . 31 - 34. Русский архив. Т. 12 (Великая Отечественная), вып. 1. М., 1993. С. 228 - 231. Попель Н. К. В тяжкую пору. М. - СПб., 2002. С. 424 - 427. Русский архив. Т. 12 (1) Великая Отечественная. М., 1993.
  13Гречко А. А. В годы войны. М., 1976. С. 59.
  14Блок М. Апология истории или ремесло историка. М., 1986. С. 18.
  
  Глава 1.
  
  1Кровавый маршал. Сб. СПб, 1997. С. 240 - 242.
  2Золототрубов А. Буденный. М., 1983. С. 299.
  3ВИЖ, 1989. Љ 7. С. 69.
  4Ныне Вертиевка Нежинского района Черниговской области, на Украине.
  5ВИЖ, 1989, Љ 7. С. 68.
  6Там же, с. 71; Вакуров Г. И.. Андреев И. Д. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 10 - 15.
  7Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Указ. соч., с. 17 - 20.
  8ВИЖ, 1989, Љ 7. с. 69.
  9Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Указ. соч., с. 20.
  10Там же, с. 22 - 28.
  11ВИЖ, 1989, Љ 7, с. 69.
  12Там же, с. 70.
  13Цит. по: Ю. Горьков. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995. С. 50.
  14ВИЖ, 1989, Љ 7. С. 70.
  15РГВА, ф. 25087, оп. 1, д. 3, л. 8 (на укр. языке).
  16Там же, л. 8 об.
  17Там же, л. 9.
  18РГВА, ф. 25087, оп. 1, д. 3, л. 10.
  19Там же, л. 45.
  20ВИЖ, 1989, Љ 7, с. 69; РГВА, ф. 25087, оп. 1, д. 3, л. 13 - 13 об.
  21Акрамов Ш. Черняховский. М., 1985. С. 312.
  22РГВА, ф. 25087, оп. 1, д. 12, л. 36.
  23Там же, л. 36 об.
  24Там же.
  25Рязанцев В. Б. Обреченный на подвиг... // Новая и новейшая история, 1991, Љ 5. С. 106.
  26Там же, с. 107.
  27Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Указ. соч., с. 23.
  28ВИЖ, 1982, Љ 1. С. 95.
  29ВИЖ, 1989, Љ 7, с. 70.
  30Рязанцев В. Б. Указ. соч., с. 106 - 107.
  31РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 32, л. 1 - 3.
  32ВИЖ, 1989, Љ 7, с. 69, 70.
  33РГВА, ф. 25030, оп. 1, д.16, л. 61.
  34Там же.
  35Там же, л. 49.
  36Там же, л. 5 - 6.
  37Там же, л. 6.
  38РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 3, л. 25.
  39Там же, л. 29.
  40РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 16, л. 9.
  41РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 3, л. 43 об. - 44.
  42Там же, л. 17.
  43Там же, л. 41 - 42.
  44Там же.
  45Там же.
  46Там же.
  47Там же.
  48РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 20, л. 1 - 2.
  49Там же, л. 43.
  
  Глава 2.
  
  1Карпов В. В. Генералиссимус. Калининград, 2002. Т. 1. С. 395.
  2Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 56.
  3Зимняя война. М., 1998. Т. 2. С. 290.
  4См., например: Карпов В. В. Генералиссимус. Калининград, 2002. Т. 1, с. 248 - 258. Существует, впрочем, и противоположное мнение, отраженное в книге: Соловьев Б. Г., Суходеев В. В. Полководец Сталин. М., 1999. С. 16 - 18.
  5Вакуров И.Д. , Андреев Г. И. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 33. РГВА, ф. 34980, оп. 10, д. 1115, л. 1.
  6РГВА, ф. 34980, оп. 10, д. 1063, л. 3.
  7Тайны и уроки зимней войны. 1939 - 1940. СПб., 2002. С. 154.
  8Там же.
  9РГВА, ф. 34980, оп. 10, д. 1101, л. 18 - 19.
  10Там же, л. 18.
  11Там же, л. 19.
  12РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 16, д. 61; д. 3, л. 29; д. 20, л. 16.
  13РГВА, ф. 25030, оп. 1, д. 20, л. 2.
  14РГВА, ф. 25030, оп. 1, д.16, л. 5.
  15Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация. М., 2002. Т.2, с. 24 - 25, 124 - 147.
  16Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 48 - 49.
  17Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 31 - 33.
  18РГВА, ф. 34980, оп. 10, д. 1101, л. 11 - 12.
  19Там же, л. 13.
  20Там же, л. 10, 13.
  21Там же, л. 14.
  22РГВА, ф. 34980, оп. 10. д. 1063, л. 7.
  23Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Указ. соч., с. 39 - 41.
  24Вакуров И. Д. Генерал-полковник М. П. Кирпонос (к 85-летию со дня рождения)// ВИЖ, 1977,
  25БСЭ, 3-е изд., т. 24 (1). М., 1976. С. 42 (карта). Тайны и уроки зимней войны. 1939 - 1940. СПб.. 2002. С. 456 - 457 (карта).
  26Мерецков К. А. На службе народу. СПб., 2003. С. 192.
  27РГВА, ф. 34980, оп. 10, д. 1101, л. 73.
  28Там же.
  29Карпов В. В. Генералиссимус. Калининград, 2002. Т. 1. С. 256 - 257.
  30РГВА, ф. 34980, оп. 10, д. 1101, л. 73.
  31Там же, л. 74.
  32Караев Н. Г. Разгром белофиннского плацдарма, 30 ноября 1939 г - 13 марта 1940 г. Л., 1941. С. 107, 148.
  33РГВА, ф. 34980, оп. 10, д. 1063, л. 25.
  34Там же.
  35Мерецков К. А. На службе народу. СПб., 2003. С. 184.
  36Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Указ. соч. С. 41 - 42.
  37Зимняя война. Т. 2. М., 1998. С. 290.
  38БСЭ, 3 изд. Т. 24 (1). М., 1976. С. 42 (карта).
  39Зимняя война. Т. 2. Сталин и Зимняя война. М., 1998. С. 33 - 34.
  40Там же, с. 26.
  41Там же, с. 31 - 32.
  42Там же, с. 27.
  43Там же, с. 32 - 33.
  44Там же, с. 29 - 30.
  45Там же, с. 33 - 34.
  46Там же, с. 34.
  47Русский Архив. Великая Отечественная. Т. 12 (1). М., 1993. С. 228 - 230.
  48Там же, с. 228 - 229.
  49Там же, с. 229.
  50Там же, с. 229 - 230.
  51Там же, с. 230.
  52Там же, с. 99.
  53Там же, с. 100.
  54Там же, 104 - 105.
  55Там же, с. 106.
  56Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 51.
  
  Глава 3.
  
  1Кровавый маршал. М., 1997. С. 105 - 106.
  2Гончаров В. Встречный бой танковых армий.// Попель Н. К. В тяжкую пору. СПб., 2002. С. 374 - 375.
  3Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1971. С. 215 (карта).
  4Парламентская газета. Љ 462. 29 апреля 2000 г.
  5Маслов П. Литература о военных действиях летом 1941 года. // ВИЖ, 1966, Љ 9. С. 87.
  6Мерецков К. А. На службе народу. М., 2003. С. 184, 192, 195 - 196.
  7Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 47 - 50.
  8Там же, с. 47.
  9Там же, с. 55.
  10Там же, с. 67.
  11Там же, с. 166.
  12Там же, с. 326 - 328.
  14Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2001. С. 88, 90.
  15Баграмян И. Х. Записки начальника оперативного отдела // ВИЖ, 1967, Љ 1, с. 57 - 58
  16Там же, с. 362 - 365.
  17Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1971. С. 188.
  18Там же, с. 124 - 125, 172-173.
  19Там же, с. 220, 262 - 263.
  20Там же, с. 292 - 298.
  21Цит. По кн.: Семиряга М. И. Коллаборационизм: природа, типология и прояв2ния в годы торой мировой войны. М., 2000. С. 817.
  22Попель Н. К. В тяжкую пору. М., 2002. С. 192.
  23Там же, с. 253 - 254.
  24Там же, с. 265 и примечание к этой странице.
  25Рокоссовский К. К. Солдатский долг. М., 1984. С. 22.
  26Там же, с. 8.
  27Москаленко К. С. На Юго-Западном направлении. Т. 1. 1941 - 1943. М., 1979. С. 14.
  28Там же.
  29Андреев Г. И., Вакуров И. Д. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 42.
  30 Москаленко К. С. На Юго-Западном направлении... С. 15 - 16.
  31Там же, с. 67.
  32Гречко А. А. В годы войны. М., 1976. С. 48, 55 - 59.
  33Великая Отечественная война. Т. 1. Суровые испытания. С. 156.
  34Переслегин Б. Л. Встречный бой танковых армий. // Попель Н. К. В тяжкую пору. СПб.. 2002. С. 347.
  35Рязанцев В. Б. Обреченный а подвиг... // Новая и новейшая история. 1991, Љ 5. С.94.
  36Там же, с. 93.
  
  37Война и мы. М., 2001. Т. 1. С. 122 - 124.
  38Гончаров В. Встречный бой танковых армий. // Попель Н. К. В тяжкую пору. СПб., 2002. С. 361 - 362.
  39Война и мы. Т. 1. М., 2001. С. 64.
  40Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 44.
  41Там же, с. 49 - 53.
  42Вакуров Г. И., Андреев И. Д. Указ. соч., с. 51.
  43Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 87 - 88.
  44Рязанцев В. Б. Обреченный на подвиг...". // Новая и новейшая история, 1991, Љ 5. С. 96.
  45Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. М., 1971. С. 241.
  46Анфилов В. А. Начало Великой Отечественной войны. М., 1962. Его же. Бессмертный подвиг.... М., 1971.
  47Попель Н. К. В тяжкую пору. СПб., 2001. С. 190, 192.
  48Там же, с. 400.
  49Дэвидсон Ф. Б. Война во Вьетнаме. М., 2002. С. 60, 326.
  50Там же, с. 686 - 687.
  51Центральный архив Министерства обороны (далее - ЦАМО), ф. 229, оп. 161, д. 14. Л. 1 - 2.
  52Там же, л. 3 - 4.
  53ЦАМО, ф. 229, оп. 161, д. 60, л. 32.
  54О событиях в районе Умани см.. например: Долматовский Е. Зеленая Брама. М., 1974.
  55Баграмян И. Х. Так начиналась война. С. 267 - 268.
  56Гудериан Г. Воспоминания солдата. Смоленск, 2001. С. 273 - 274.
  57ЦАМО, ф. 229, оп. 161, д. 60, л. 99.
  58Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С 64 - 65.
  69Вакуров И. Д., Андреев И. Д. Генерал М. П. Кирпонос // Год 1941. Юго-Западный фронт. Львов, 1970. С. 277 - 278. Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 273 - 275.
  60Баграмян И. Х. Так начиналась война. М.,2000. С. 66.
  61Вакуров И. Д., Андреев Г. И. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 86.
  62Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 166.
  63ЦАМО, ф. 229, оп. 161, д. 14, л.31.
  64Там же, л. 23 - 34.
  65Попель Н. К. В тяжкую пору. СПб., 2002. С. 424.
  66Там же, с. 425.
  67Там же, с. 425 - 426.
  68Вакуров Г. И., Андреев И. Д. Генерал Кирпонос. М., 1976. С. 93.
  69Баграмян И. Х. Так начиналась война. М., 2000. С. 293.
  70Там же, с. 296 - 297.
  71Рязанцев В. Б. Указ. соч., с. 104 - 106.
  72Баграмян И. Х. Так начиналась война. С. 325 - 326.
  73Мухин Ю. И. Убийство Сталина и Берия. М., 2002. С. 196 - 197.
  74Баграмян И. Х. Так начиналась война. С. 326 - 327.
  75И. Х. Баграмян до 12 сентября участвовал по поручению М. П. Кирпоноса в борьбе с 1-й танковой группой противника, чтобы не дать ей соединиться с войсками Гудериана. Когда Баграмян попытался вернуться обратно.выяснилось, что все дороги уже перекрыты. Он отправился в штаб Юго-Западного направления, и уже оттуда самолетом вылетел в Киев.
  76Рязанцев В. Б. Обреченный на подвиг... // Новая и новейшая история. 1991. Љ 5. С. 110 - 111.
  77ВИЖ, 1964. Љ 9. С. 61 - 69.
  
  Заключение.
  
  1Брежнев Л. И. Ленинским курсом. Т. 1. М., 1970. С. 234 - 235.
  
  Приложение.
  
  1Источники:
  Кирпонос М. П. Автобиография. // ВИЖ, 1989, Љ 7. С. 68 - 71.
  Год 1941. Юго-западный фронт. Львов, 1970.
  Рязанцев В. Б. Обреченный на подвиг... // Новая и новейшая история. 1991. Љ 5.
  2Все даты - по новому стилю.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"