Песнь Сокола. Часть 3
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Третья часть романа об Атае, царе скифов.
|
Часть 3. Закат.
Глава 1. Возвращение.
Череда эпох и времен движется, не ведая предела и остановки. Старое - ветшает и слабеет. Народившееся новое - крепнет и цветет бурным цветом молодости. Меняется облик мира, преображаются его формы. А за гранью видимых изменений происходит преображение незримое - сменяются и обновляют свой порядок причины, лежащие в основе событий. Ни предки вещей, не праотцы вселенских законов не властны избегнуть печати времени. Но если преображение божественных начал остается за гранью видимого и понимаемого, то дела людские всегда на виду. Истощается путь держав и царств, находившихся в зените, иссыхает исток прежних традиций, меркнет слава правителей и полководцев, наполнявшая гордостью сердца современников.
Величие Лакедемона оказалось слишком кратким, угаснув в раздорах, неурядицах, помраченности собственным могуществом и вырождении родовых нравов. Звезда Тебай, взошедшая на небосклон Эллады вслед за ним, светила еще меньше, закатившись после смерти беотархов Эпаминонда и Пелопида.
На Востоке - ослабленная собственными противоречиями трещала по всем швам Срединная Держава. Усилий "Владетеля праведного царства" Артахшассы Оха едва хватало на то, чтобы гасить бесконечные очаги волнений и дворцовые интриги. На Западе - изнывали в вековом противоборстве Сиракузы и Карт-Хадашт, терзая друг друга в бесплодных попытках добиться решающего перевеса.
Казалось, что все средоточие свежих, пышущих жизнью сил мира сместилось теперь на север: на просторы Великой Степи и в край потомков Теменидов - правителей гористой Македны.
Не торопясь вступить в черту городских стен, одинокий всадник спешился у ворот и задумчиво подошел к обрывистому морскому берегу. Внизу расстилался простор Геллеспонта, окаймленный желтыми песчаными отмелями. По серой глади моря бежали торопливые волны.
Горот Бизант, так не понравившийся когда-то Сугдияну, за минувшие более чем полвека разросся и разбогател. Его напарник, Хризополь, расположенный на персидском берегу, тоже поднялся вместе с ним. Постоянная торговля меж берегами приносила огромную прибыль купцам, позволяя строить новые храмы, дороги и городские укрепления.
Север, куда отплывали корабли из городской гавани, тоже залечил свои раны за истекшее время. Теперь великая держава окружала греческие города, притулившиеся на берегу Гостеприимного Моря, и в тех городах знали имя ее правителя Атая.
Атай постоял на берегу, потом вдруг решительно сел в седло и поскакал прочь от берега, вглубь тракейской земли.
Годы прибавили ему морщин и седины, но не отняли юношеской бодрости и смелости. Глядя на этого подвижного старика, мало кто подумал бы, что возраст его уже перевалил за восьмой десяток.
Оставив свою державу на советников и мудрых старейшин, сам он пустился в далекий путь к своему давнему союзнику и хорошему другу, укрепившему свои владения не в последнюю очередь благодаря помощи сколотов - нынешнему царю горделивой Македны, принявшему иованское имя Филипп.
Столица Македны Пеллий, что означало Камень или Каменный, раскинулась у подножия гор. Это был еще достаточно юный город, ставший центром страны вместо древних Эг, хранивших помять о легендарном царе Мидасе и его Розовых Садах. Когда-то, много веков назад в этот гористый и суровых край, продуваемый ветрами со всех сторон света, пришел из далекого Аргоса Кейран, сын Пеанта с несколькими вооруженными спутниками. Дельфийский оракул предрек ему высокое будущее: создание могучего царства. Для воплощения предсказания Кейран должен был следовать за стадом коз. Козы привели горстку аргивян в скудную землю, окруженную лесами и скальными утесами, которые пересекали две необузданных в своем течении полноводных реки: Стримон и Галиакмон. Здесь властвовали дикие племена боттиев, орестов и эордеев.
Под покровом густого тумана Кейран и его товарищи вступили в город Мидаса Эдессу, Город Воды, двигаясь за козами, и овладели им, прежде чем жители успели организовать отпор. С тех пор город стал называться Эги, Город Коз, а жители края - эгиты. Кейран превратил землю Эматию в сильное царство, завоевав окрестные пространства. До сих пор изображения козы украшали македонские монеты, а козьи рога - шлемы македонских воинов. В Эгах македонские цари со времен Пердикки хранили три великих реликвии власти: топор, солнечный кубок и священный хлеб.
Впрочем, эллинское влияние, и без того бывшее призрачным, быстро растворилось среди заснеженных горных пиков и бездонных ущелий, оставив после себя лишь робкое эхо. Народ Македны, сплотив несколько племен, родов и колен в единую общность, существующую согласно единообразным законам, давно снискал себе славу отважных воинов, умелых наездников и чистосердечных соседей, воспитанных в простоте и безыскусности нравов. В них, должно быть, еще сохранились черты тех исконных племен, что населяли этот край на заре мира.
Древние обитатели македонской земли подчинялись не царям и знати, но силам природы и их естественным циклам. Они умели вбирать в себя первородные силы мира, управляя изменениями вещей. Четыре племени обитали здесь прежде. Первых знали как Людей Рыси, линкестов, и они, облаченные в рысьи шкуры, кочевали на пространстве от Галиакмона до Пинда, порою меняя человеческий облик на ипостась этого прозорливого и неуловимого зверя. Вторые - Люди Гор, орестии, жили в уединении на неприступных скалистых кручах, отличаясь безмятежным спокойствием и умением созерцать причины Вселенной. Третьи - Люди Песка, эмафии, подобно сколотам прославились умением укрощать и разводить скакунов, составляя с ними одно нераздельное целое. Четвертые - Люди Проса, элимии, слыли лучшими земледельцами, которые черпали свою жизненную силу из материнских соков земли-основы.
Однако сейчас, проезжая каменистые мостовые и мраморные колоннады дворца, украшенные резными капителями и статуями лежащих каменных львов над ступенями, Атай грустно улыбнулся: презрев древние обычаи предков, Филипп изо всех сил стремился подражать иованам, своим южным богатым соседям. Знать уже позабыла родную речь, город в изобилии наводнили поэты, актеры, кифареды и философы. Камышовые и тростниковые кровли домов сменились черепичными, на улицах появились астиномы - блюстители общественного спокойствия.
Но вовсе не каменные храмы сделали иованов богатыми. Им пришлось пройти долгий путь, прежде чем все богатства Средиземноморья стали собираться в их торговых городах. И были на этом пути и войны, и предательства, и обман, и людское горе. Но живущие сейчас уже не помнят об этом пути. Им кажется, что их богатство и знания были у них испокон веков, и они с горделивой снисходительностью поучают своих соседей.
Переняв у иованов их взгляды, традиции и культуру, царь Филипп стал обладателем и всех многочисленных пороков, которые давно и безнадежно укоренились в мировоззрении "просвещенных эллинов". Из великодушного и благородного вождя горных воителей он неуклонно превращался в расчетливого и бескомпромиссного политика, не останавливающегося ни перед какими препятствиями на пути к своим целям.
В просторном дворе с фонтаном и несколькими тощими маслинами, Атай спешился, отдавая слугам поводья коня. Здесь он увидел покрытую позолотой колесницу Филиппа, на которой все чаще теперь разъезжал повелитель Македны. Атай знал, что этот обычай царь ввел после своего завоевания Потидеи, вскружившего ему голову. Вокруг распахнутых кладовых сновали рабы с факелами, носильщики с большими плетеными корзинами, воины и полупьяные флейтисты. Из крытых галерей дворца доходили ароматы жареного мяса, перебивая уличный запах цветущих жасминов. Все это насторожило Атая. Судя по оживлению и распрягаемым лошадям с тяжелой сбруей, у Филиппа были и другие гости.
- Что это за старик к нам пожаловал? - спросил молодой стражник с выбритым лицом в начищенных до блеска латах у своего напарника, перехватывая тяжелое копье.
- Ты не знаешь его? - удивился второй - сухопарый чернобородый воин в годах с
перебитым носом. На щите его красовался оскал клыкастого вепря. - Это правитель всей Скифии, царь Атай!
- Царь? И разъезжает вот так, в одиночку, без охраны? - молодой македонец презрительно оглядел грубый кожаный кафтан сколота.
- А зачем ему охрана? - удивился стражник. - Кто вздумает причинить ему вред - горько о том пожалеет. Говорят, он ведает все, что творится вокруг, и даже то, что еще только будет.
Расслышав этот разговор, Атай лишь улыбнулся про себя, взбегая по каменным ступеням. Увы, будущее для него оставалось сокрытым. Он мог лишь предчувствовать грядущие события, но кто наверняка способен измерить все замыслы богов? Впрочем, быть может, это и к лучшему - жизнь должна сохранять покров волнительной тайны.
Атай прошел через длинную галерею, стены которой были расписаны изумрудно-лиловыми фресками с изображениями Геракла и Посейдона. Гул разрозненных голосов стал ближе.
-Клянусь колесницей Гелиоса, царь Атай почтил нас своим вниманием! - громкий брюзжащий голос, переполненный насмешливым высокомерием, заставил князя остановиться.
Перед ним нетвердо стоял с чашей в руке раскрасневшийся от вина рыжеволосый человек с припухлыми щеками, отвислой нижней губой и мелкими черными глазками, в которых было что-то от степного шакала, пресыщенного падалью. Плющевый венок, надетый на завитые кудри, съехал на бок. Атай узнал его. Это был Аттал - македонец знатного рода, друг и военноначальник Филиппа. Однако в отличие от других полководцев Македны - сурового и молчаливого Антипатра и благодушного, но рассудительного Пармениона, он в большей мере прославился своим богатством и умением угождать царю, нежели успехами на поле брани.
Аттал стоял перед князем, покачиваясь. Белоснежный гиматион с широкой алой каймой и глубокими складками был уже испачкан розовыми каплями вина.
- В здравии ли царь Филипп? - с совершенной невозмутимостью спросил Атай.
- О, царь Филипп любимчик богов! - расхохотался полководец. - Сегодня и персы, и атенцы соревнуются в лизоблюдстве, желая как можно лучше угодить ему. Виляют хвостом, как собаки, клянчащие кость...
Атай прошел мимо залившегося неудержимым смехом царедворца.
Военные успехи Македны в последнее время были очевидны для всех. Победы над пеонами, тарчами и иллурами, захваты могучих городов иованов: Амфиполя, Пидны, Потидеи, Абдер, Маронеи и Мефоны сделали Филиппа хозяином обширного и сильного царства. Правда, под Мефоной некий лучник Астер, имя которого быстро стало нарицательным в устах всех противников македонского царя, выбил ему стрелой правый глаз... Армия Македны, закаленная в бесконечных боях, стала страшной силой, которая тревожила и пританов Атен, и приближенных Артахшассы Оха. Мало кто знал, что у истоков ее стоял простой неприметный старик, направлявший юного правителя в военном деле. Тогда Филипп еще умел быть благодарным своему учителю.
Но не только военные достижения Филиппа заставляли искать с ним союза и дружбы. В области Кренид на горе Пангей, где когда-то страдал от мучений сладкогласый Орфей и жили темные духи, были открыты золотые рудники, позволившие македонскому царю стать богатейшим человеком в Элладе. Теперь даже те, кого Филипп не мог одолеть силой оружия, были готовы склониться перед блеском его "филиппиков", как стали называться македонские монеты.
Однако богатство делает уязвимым. И неспроста у престола царя Македны вились, словно свора голодных собак, торговцы из числа иованов и парнов. Не подлежало сомнению, что выжав из тех и других своих "временных" союзников все соки, царь просто отбросит их, как огрызок съеденного яблока, оставив в дураках. Атай слишком хорошо изучил характер своего бывшего друга. Но вот обманывать себя он не мог позволить никому.
Когда князь сколотов возник в дверях пиршественного зала, по обе стороны от которого стояли бледные статуи нимф, опутанных сетью длинных волос, его встретил гомон голосов, звуки тимпанов и лир. В зале, пол которого был выложен сине-белыми квадратами, горело несколько десятков светильников и пахло свежими цветами.
Атай огляделся. За пиршественным столом возлежали на широких ложах разомлевшие от вина гости и воеводы с венками на головах, вокруг которых кружили слуги в коротких черных хитонах. Стол и плиты пола были в изобилии забросаны гиацинтами, фиалками и розами, уже частично раздавленными и залитыми вином. Сам царь Филипп, облаченный в шкуру леопарда поверх белоснежной туники, держал в одной руке чащу, а в другой - обвитый живой виноградной лозой жезл-тирс Диониса. Дионис был любимым богом царя Македны, которого тот искренне почитал.
У задрапированной пурпуром портьеры в дальнем углу зала разыгралось целое сценическое действо, которым развлекали гостей рабы и рабыни Филиппа. Атай, знавший некоторые иованские мифы и предания, понял, что рабыни изображали дочерей Миния. Эти непослушные девушки из рода царя Орхомена отказались признать культ Диониса-Вакха и, подобно всем женщинам Беотии, славить божество в темных рощах, предаваясь играм Менад. За это Дионис превратил их ткацкие станки, на которых они пряли пряжу, в виноградные лозы, а на самих девушек наслал диких зверей - пантер и львов. Именно эту ключевую сцену разыгрывали сейчас невольники, наряженные в звериные шкуры. Они нелепо ползали на четвереньках, издавали страшный рык и пытались хватать за руки разбегающихся рабынь, чем доводили зрителей до исступленного хохота.
Однако Филипп увидел Атая сразу. Он сделал знак, и сразу наступила тишина.
- Ну, здравствуй, старый друг! - царь даже поднялся ему навстречу. - Проходи и присоединяйся к нашему веселью!
Походка его была не самой твердой, но она не могла скрыть безупречной военной выправки. На окривевшем и розовом от вина лице еще читались следы той суровой мужской красоты, которой Филипп покорил всех женщин Македны.
-Раздели со мной радость счастливой вести.
-Какой вести? - Атай остался невозмутимым.
-Ференике! (Победоносной!) - Филипп редко теперь говорил по-македонски, но сегодня что-то побудило его вспомнить о своем происхождении. - Атенос и Парса у моих ног!
- Прости, царь, я только приехал и желал бы отдохнуть в твоем саду. Тебе тоже не помешает прогулка на свежем воздухе после столь обильного возлияния.
Филипп посмотрел на гостя недобрым взглядом, но, сняв с себя шкуру и бросив всем краткое - "Продолжайте!" - вышел вслед за князем.
Они направились в обширный тенистый сад, расположенный на заднем дворе дворца. Здесь, на присыпанных белым песком аллеях, окаймляющих островки зелени и квадраты водоемов, веяло свежестью, влажным миртом и душистыми анемонами.
- Тебе надо чаще работать в своем саду, - заметил Атай, разглядывая протянувшиеся ровными рядами кипарисы, лавры, смоковницы и маслины.
- Это еще зачем? - удивился Филипп, все еще находящийся под влиянием винных паров.
- Когда царь кланяется земле, он понимает, что чувствуют его люди, кланяющиеся ему.
- Надеюсь, ты не затем оторвал меня от пира, чтобы читать нравоучения? - с нетерпеливостью спросил Филипп.
- Ни в коей мере. Меня более занимает, что ты собираешься делать теперь, когда и послы Царя Царей, и торговцы свободой пришли к подножию твоего трона, чтобы добиться твоей дружбы.
-Какое мне до них дело! - насмешливо ответил Филипп. - Хотят дружбы - пусть учатся ждать. А я буду пировать! Не желаю сегодня видеть их глупые физиономии.
Однако Атая нельзя было провести таким напускным безразличием.
- Думаю, Филипп, ты намерен обмануть и тех, и других, - князь сколотов пристально посмотрел на македонского царя. - Но только ссориться сразу со всеми я не рекомендовал бы тебе даже при всем твоем богатстве.
- С кем это я собираюсь ссориться? - Филипп на миг принял вид послушного ученика, но это получилось у него не слишком естественно. - О чем ты говоришь?
- Я знаю, зачем они приехали. Им не дает покоя давняя вражда и соперничество. И каждый из них надеется направить твои силы против другого. Но и твои мысли я тоже знаю. Сперва ты заключишь союз с одним - и оттяпаешь значительный кусок земель у второго. А потом помиришься с разбитым противником - и нападешь на первого. И так будет продолжаться, пока ты не съешь их обоих. Но боюсь, что раньше они догадаются о твоих скрытых замыслах и остановят тебя теми средствами, которые им будут доступны. Так что отступись, пока еще не поздно!
- Один раз я уже послушал тебя, изменив свои планы. Не слишком ли многого ты от меня хочешь? Что именно волнует тебя сейчас?
- Я хочу знать, что ты намерен делать с Бизантом, - в упор спросил Атай.
Филипп смутился.
- Мои замыслы тебя вряд ли касаются.
- Более, чем ты думаешь. Впрочем, ты можешь ничего мне не говорить. Я сам поведаю тебе о твоих заветных планах. Захватив Бизант, ты получишь его флот. И этот флот перевезет твою армию на берег Парнов. Потом ты овладеешь Хризополем. После этого к тебе вновь явятся посланцы от парнов и атенцев, но на сей раз ты предпочтешь сторону царя царей. И уже с его помощью ты покоришь города Эллады, стоящие под эгидой атенского союза, а, если очень повезет, доберешься и до самих Атен.
При каждом слове гостя Филипп медленно менялся в лице, то краснея, то бледнея.
- Твое воображение слишком далеко унесло тебя за горизонт реальности, - пожал он, наконец, плечами как мог более равнодушно. - Я вовсе не мыслил о таком развитии событий и не заглядывал в столь туманное будущее.
Атай покачал головой.
- Пока ты пользовался моей дружбой и моими советами, ты понимал, что в мире есть много сил, помимо твоих желаний и твоей армии. Но ты близок к грани, за которой уже невозможно остановиться. Достигнув ее, ты будешь расти, пока не лопнешь.
- Оставь свои степные присказки! - недовольно отмахнулся Филипп. - Я в ответе не только перед тобой. Все мои люди ждут моего решения, они пойдут за мной даже в подземелья Тартара. Да и с какой стати мне давать ответ старику-варвару?
Атай посмотрел на македонского царя с жалостью:
-В твоем сердце сейчас уживаются и свет, и тьма. Зевс и Аид ведут упорный спор, но решающая победа достанется тому из них, кого ты кормишь дарами своих поступков.
- Довольно я открывал перед тобой свое сердце и душу! - рассердился Филипп. - Если бы я всегда слушал тебя...
- То до сих пор смотрел бы на мир двумя глазами. Разве хоть раз мои советы не принесли тебе благо? И разве хоть раз, когда ты отступал от них, ты не получал воздаяние незамедлительно?
Филипп посмотрел на старого друга и учителя исподлобья.
- Хватит меня опекать! Я уже не желторотый юнец, который жадно ловит каждое твое слово. Я способен решать за себя сам.
Атай грустно кивнул.
- Что ж, поступай, как знаешь. Наверное, я оказался плохим учителем...
- Подожди! - Филипп, сорвавшийся один раз, внезапно снова взял себя в руки. - Если тебя так волнует судьба этого города, так удачно оказавшегося у самой границы моих владений, я готов оставить его в покое.
Атай внимательно посмотрел на царя. В глазах того пряталась ехидная улыбка - он явно задумал что-то еще; но пока приходилось довольствоваться и таким обещанием.
- Я видел, послы персидского царя уже прибыли к твоему двору? - Атай решил переменить тему. - Дозволишь ли ты мне переговорить с ними?
- О чем тебе с ними говорить? - удивился Филипп. - Впрочем, ты все равно сделаешь то, что сочтешь нужным... Ступай, они в правом крыле дворца. Аминта тебя проводит.
Атай не ошибся - все самое главное происходило не на официальных приемах. В просторных покоях с золотыми канделябрами на мозаичных стенах, отведенных персидским посланникам, уже появились и послы эллинских городов.
Их было двое. Первым был молодой и обаятельный Эсхин, сын Атромета, тот самый Эсхин, который приложил столь большие усилия к заключению Филократова мира с Филиппом. Он уже целиком завладел вниманием персидских вельмож, показывая недавно приобретенные драгоценные камни в оправе перстней на своих руках и объясняя значение каждого из них. Второй, Исократ, сын Феодора, оставался чуть в стороне, но не упускал ни одного слова, сказанного персами.
Хотя Эсхин, с его искрометностью, с умением жонглировать искусными речевыми оборотами и способностью управлять вниманием слушателей, с его живостью и неутомимостью, казался здесь главным, Атай внутренним чутьем безошибочно угадал, что в этой паре ведущая роль принадлежит тихому и спокойному Исократу. Будучи значительно старше Эсхина, он старался держаться в тени своего речистого собеседника, однако немногими краткими фразами, оброненными вполголоса своему спутнику, свободно изменял русло разговора, а мог и вовсе заставить Эсхина покинуть компанию.
Остановившись в дверях, Атай пристально изучал послов. Внезапно фигура старого мага в звездчатой накидке заставила его вздрогнуть.
"Не может быть! - пронеслось у него в голове. - Сколько лет прошло? Я думал, твои кости давно гниют в бурьяне на просторах степи... Но если ты здесь - то что это может означать?"
- Так вы собираетесь навестить царского наследника? - со смехом вопросил Эсхин, завершив свою речь о камнях.
- Безусловно, - отвечал главный посол, высокий дородный перс с окладистой бородой в шелковом чехле. - Необходимо уважить стремление наследника приобщиться к государственным делам.
- А не потому ли вы стремитесь завоевать расположение наследника, что царь оказал нам предпочтение перед вами? - предположил Эсхин.
Спутник его резко дернул говоруна за гиматий, и тот прикусил язык.
- Мы прощаемся с вами, - поклонился Исократ. - Пусть боги благоволят вам в ваших делах.
Эллины вышли, бросив удивленный взгляд на замершего у резных переплетов дверей старика. Маг в звездчатой накидке проводил гостей глазами - и тоже заметил сколота. Взгляды их на миг встретились. Атай понял, что тот его тоже узнал, хотя ничем это не выдал. "Видно, не зря я приехал именно сегодня", - отметил про себя князь, выходя из гостевых покоев в широкую крытую галерею. Он узнал все, что хотел.
Да, теперь, по прошествии почти десяти лет, Атай отчетливо сознавал, что персидские посланники не случайно искали встречи с совсем еще маленьким мальчиком семи лет, которому было уготовано править Македной после отца...
Глава 2. Амулет.
Александр нетерпеливо ерзал на подушках высокого отцовского трона, разглядывая большую мозаичную фреску. На ней мускулистые воины в развевающихся гиматионах пытались поразить мечами загнанного льва. Подобно "Похищению Елены", "Дионису" и "Охоте на оленя", украшавшим стены и пол ойкоса и андронов дворца, эта картина была выложена из гальки и морских ракушек искусником Гносисом во времена правления царя Архелая.
Этот решительный и целеустремленный властитель некогда перенес столицу царства из Эг в Пеллу, в самый центр Эматии - Песчаной Области, раскинувшейся в устье рек Аксий и Галиакмон. Архелай перестроил прежний захолустный городок Боунометия, основанный боттиями, превратив его в жемчужину Македны. Им же была воздвигнута мощная крепость Факос из сырцового кирпича, несколько беломраморных святилищ, а главное - великолепный дворец, над созданием которого трудились лучшие архитекторы Эллады. Поговаривали, что он обошелся царю в четыреста мин золота.
Этот дворец, расписанный самим Зевксисом, восхваляли странники, музыканты и поэты, им восхищались Фукидид, Агафон и Еврипид, находившие приют при македонском дворе. Язвительный Сократ даже отмечал, что только красоты Пелиона, а вовсе не гостеприимство царя Архелая, привлекают в столицу Македониды знаменитых эллинских мужей.
И вот теперь наследник славы Архелая Александр, сын Филиппа, восседал в Тронном Зале, опираясь локтями на подлокотники, отлитые в форме спин кентавров, а над ним, у навершия резной спинки, переходящей в головы орлов, красовалось своими сверкающими выступами Солнце Теменидов. Эта древняя эмблема царства представляла собой звезду и насчитывала двенадцать лучей по числу главных Олимпийских богов.
-Послы уже здесь, - шепнул на ухо мальчику невозмутимый Эригий. - Они дожидаются позволения лицезреть наследника престола.
Александр тряхнул золотистыми кудряшками, придав своему лицу серьезное выражение.
-Пусть входят. Я готов их принять.
Сейчас нужно было произвести на варваров из далекой страны должное впечатление, и царевич поджал нижнюю губу и сдвинул брови, копируя мимику лица царя Филиппа. В душе мальчика осталась обида: с самого утра его сестра - насмешница Клеопатра уже успела вволю потешиться над братом. Как же, молодой царевич изъявил желание беседовать с заморскими послами! Какая честь для царедворцев Артаксеркса.
В желании выглядеть внушительнее, Александр даже выпятил подбородок вперед, но вдруг обнаружил свою оплошность. Его ноги, зашнурованные ремнями сандалий с бляшками из камней агата, смешно болтались в воздухе, не доставая до пола. К счастью, находчивый Эригий вовремя исправил положение, подставив под ступни царевича валик, обитый леопардовой шкурой. Теперь все было в порядке.
Объявили посланников царя царей, и в зал неторопливо вступили персы. От их громоздкой поступи затрепетали огоньки масляных светильников в оправе из бронзовых листьев аканта. Послы двигались осанисто, высоко держа головы, и полы их длинных одежд шелестели по керамическим плитам пола, на которых мускулистый Геракл, предок македонских царей, усмирял Эриманфского вепря. Когда они вышли на свет и мраморные статуи у стен, ларканы и треножники перестали мешать обзору, мальчик всмотрелся в лица и облачение иноземцев.
Все персы были рослыми, с завитыми накладными бородами и глазами, обведенными черной краской. Их высокие головные уборы показались Александру нелепыми. Это были цилиндрические шапки с зубьями, торчащими кверху, и колпаки, обмотанные черными и белыми повязками, а один из послов - в белой накидке, усеянной звездами - и вовсе имел на голове войлочный конус, перетянутый голубой лентой.
На шаге полы красных и желтых кафтанных халатов разлетались, открывая широкие узорчатые штаны, заправленные в сафьяновые сапоги с острыми носами. Эти халаты так густо были расшиты золотом и серебром, что стоило немалого труда угадать в их орнаменте соколов, львов с мечами в лапах, солнечные диски и распростертые вокруг шара крылья. На руках персов гремели браслеты, а пальцы рук сверкали многочисленными перстнями.
Македонские царедворцы, сгрудившиеся за троном, тоже во все глаза рассматривали и оценивали гостей, а большой пес Александра, которого воспитатель Леонид держал за ошейник, глухо ворчал. Когда послы оказались перед царевичем, Александру ударил в нос сильный запах шафрана, мускуса и еще каких-то незнакомых терпких масел.
-Пусть солнце вечно дарит свой свет наследнику престола македонских царей, а боги наполняют его дни радостью и блаженством! - приветствовал царевича широколицый перс с тяжелым ожерельем на шее, и послы склонили головы перед троном.
Довольный Александр поискал глазами Лисимаха Акарнанца, сделав ему знак принести клисмосы.
-Пусть уважаемые посланники царя Артаксеркса сядут, - сказал он.
-Благодарим тебя, наследник, за великодушие, - ответили персы, и мальчик про себя отметил, что они неплохо говорят по-эллински.
Однако же некоторая надменность все же сквозила в движениях и взглядах послов, что совсем не понравилось Александру.
-Правда ли, что ваш повелитель такой могучий, как о нем говорят? - задиристо спросил он, сощурив глаза.
-Истинная правда, - подтвердил широколицый перс. - Владыка Артахшасса высок как небо, и тверд как земля. Как небеса повелевают грозой и молнией, так и он управляет делами людей. Одним движением бровей он решает судьбы стран и народов, одним
шевелением пальца заставляет мир покоряться своей воле. Его могущество сродни власти бессмертных богов.
-Разве же могут люди равняться богам? - не поверил Александр.
-Только если это властители Великой Персии, которые сами относятся к божественной породе людей, - не растерялся посол. - Недаром каждый хшатра из рода Ахеменидов носит титул Царя Царей. Это значит, что он может повелевать царями и правителями всех остальных стран и земель.
-Но только не царем Македны! - вспыхнул мальчик.
Посол потупил взгляд, но слова, едва не слетевшие с его уст, Александр угадал. Всего сто с небольшим лет назад царь Александр, сын Аминты, поднес Ксерксу землю и воду, добровольно признав его власть над своей страной. Но ведь так много изменилось с тех пор! И персидские посланцы здесь, в Пелле, ведут себя уже не так самоуверенно, как прежде. Своими победами царь Филипп заставил считаться с собой всех: и просвещенных эллинов, и заносчивых варваров. Только безумец или слепец, не способный видеть очевидное, не захочет признать, что за нарождающейся Македной таится большая сила.
Посол в звездной накидке поспешил прервать неудобное молчание, установившееся в зале.
-Здоров ли царь Филипп? Благоприятствуют ли ему боги, и как скоро он сможет, отвлекшись от ратных трудов, одарить нас своим драгоценным вниманием?
-Отец в добром здравии и боги не обделяют его удачей, - ответил царевич. - Своим острым мечом он бросает к престолу Македны один город за другим. Только военные заботы и приготовления помешали ему сегодня принять вас.
Персам не слишком понравился такой ответ, но они постарались не показать своих чувств. Зато Александр, похоже, распалялся все больше и больше, и щеки его уже заливал румянец.
-Если ваш царь царей так велик и могуч, как вы говорите, то за ним должна стоять сильная армия. Так ли это?
-Истинно так, мой царевич, - уверенно ответил широколицый перс.
-А все ли эти воины верны своему царю, все ли будут сражаться за него, не щадя живота?
-Все как один готовы своими костями вымостить дорогу для ног несравненного царя царей.
Но Александр не уступал, осаждая послов все новыми вопросами.
-Много ли войска у царя царей?
-Тьма, - заверили персы. - Великое множество самых отборных воинов, даже сосчитать которых не под силу смертному. Это все равно что пытаться счесть все звезды на небе.
-Армия царя царей состоит из отрядов разных стран и народов, образующих огромную Персидскую Державу, - объяснил посол в звездной накидке. - В нее входят племена от ионийского побережья до земель Хинду и от Египта до степей сакутов.
-Но ведь большое число еще не дает полной непобедимости! - Александр даже привстал на троне. - Вот ваш Ксеркс пошел на Элладу с несметным войском. И что из этого вышло?
- Удача и поражение во власти великого Ахора Мады, - попытался утихомирить распалившегося царевича перс в звездной накидке. - Великое царство может по воле его обратиться в прах или из праха подняться к величию.
- Ага! - торжествующий царевич чуть не подскочил. - Значит, нам ваш бог тоже благоволит сильнее, чем вам!
Послы засопели, нервно покручивая браслеты. Эригий попытался спасти их из неловкого положения.
-Не подать ли почтенным посланникам Артаксеркса вина и явств с дороги? - шепотом предложил он царевичу.
Но Александр словно не слышал его.
-У меня есть еще вопросы, - сказал он, наклоняясь к персам и делая сосредоточенное лицо. - Как вы воюете?
Посол снисходительно улыбнулся.
- Великий царевич желает знать наши воинские обычаи? Весьма похвально для столь юного возраста.
- Да. Есть ли у вас тяжелая пехота, которая ходит в бой сплоченным строем? Есть ли быстрая конница, которая нападает с флангов, пращники, метательные машины?
Послы переглянулись в недоумении. К таким вопросам юного царевича, которого они сначала посчитали несмышленым ребенком, они явно были не готовы.
-Это военная тайна, - словно оправдываясь, буркнул перс с широким лицом, - и мы не можем ее раскрывать под страхом смерти.
Только лицо посла в белой накидке и остроконечном колпаке со звездами оставалось спокойным, и Александру вдруг показалось, что он довольно улыбается.
-Хорошо, - вдруг согласился мальчик. - Я не стану выпытывать ваши тайны. Но скажите, разве большая армия может быстро перемещаться с места на место? И как управлять войском, состоящим из разных племен и говорящим на разных языках?
Послы снова переглянулись.
-Для передвижения войск у нас построены большие дороги. Они соединяют всю державу. А управляться с разноплеменными отрядами - дело полководцев, которые над ними поставлены.
Персам явно хотелось переменить тему разговора.
-Благородный наследник престола должен знать, что страна наша прославлена не только военными традициями, - вкрадчиво заговорил широколицый посол. - У нас много красивых городов с дворцами, храмами и садами. Они так восхитительны, что ничего подобного не создавалось более нигде на земле.
-А какие ваши главные города? - поинтересовался царевич.
-Это Парса с огромным дворцом и стоколонным тронным залом; Хаг-Матана, окруженная семью стенами семи разных цветов, возвышающимися одна над другой, и - несравненный Баб-Иллу с семиэтажным храмом, уносящимся в небеса и садами, в которых поют птицы, собранные со всех концов света.
-Эти города действительно так хороши?
-Да, мой царевич. Это жемчужины в тиаре персидских царей.
-Что ж, - немного подумав, ответил мальчик. - Я обязательно посещу их. Только позже. А кому вы поклоняетесь, кому служат ваши жрецы?
Перс в звездной накидке выступил вперед.
-Мы почитаем всевластного Ахора Маду, которого эллины зовут Ормуздом. Но есть у нас и другие высокие божества.
-А кто будет сильнее, наш Зевс или ваш Ормузд? - бесцеремонно спросил Александр.
Перс опустил глаза:
-Нам, простым смертным, не дано судить о делах божественных. Если в высших сферах и случаются раздоры между небесными владыками, то они разрешаются без ведома людей.
-Я понял, - сказал мальчик, и взгляд его упал на усыпанную жемчугом шкатулку, которую посол достал из-за отворота своего халата.
-Позволь, высокородный наследник, вручить тебе небольшой подарок в знак нашего глубокого уважения к дому македонских царей, - проговорил перс.
-Подарок? - переспросил мальчик, и глаза его загорелись. - Подарки это хорошо. Особенно тот гнедой скакун во дворе, которого вы привезли моему отцу.
-У тебя еще будет много таких скакунов, - улыбнулся перс в звездной накидке. - Но пока мы хотим поднести тебе вот эту вещицу, - и он вынул из шкатулки золотое ожерелье с круглым кулоном, обрамленным фигурными крылышками.
-Побрякушка! - скривил губы Александр. - Такие украшения пристало носить женщинам.
-Не спеши с выводом, мой царевич, - возразил перс. - Это не украшение и не
безделица. Это особый фаравахар, второго такого не существует. Он является амулетом, приносящим удачу своему хозяину.
-Амулет? - сразу оживился мальчик.
-Чудодейственный символ, который позволит тебе достичь всего, чего ты только пожелаешь.
-Мои учителя Леонид и Лисимах говорят, чтобы я не слишком верил в чудеса, - грустно сообщил царевич. - Они учат меня, что только усердным трудом человек может добиться успеха.
-Но разве не лучше будет к усердному труду прибавить еще и помощь богов? - хитро улыбнувшись, спросил перс в звездной накидке.
-Хорошо, - согласился Александр, принимая ожерелье из рук посла. - Я буду носить этот подарок в память о нашей встрече и в знак признательности царю Персии. А что здесь за буква, так похожая на нашу Альфу?
-Мы подумали, что если амулет будет украшен первой буквой твоего несравненного имени, то он будет служить тебе одному, - ответил перс, однако в глазах его на миг промелькнул лукавый огонек. - Пусть он позволит тебе подняться в неведомые выси и достичь предела мечтаний.
-Я благодарен почтенным послам, - сказал царевич, надевая на шею амулет. - Но, к сожалению, уже должен вас покинуть, - Олимпиада показалась в высоком дверном проеме, жестом подзывая сына. - Надеюсь, вам не придется скучать в мое отсутствие. Сейчас накроют столы и подадут лучшие вина и яства. Обязательно попробуйте осетрину, фаршированную фигами и сладкими бобами!
И мальчик проворно соскользнул с трона.
-Пусть процветает наследник македонского трона и весь его славный род! - разом возгласили персидские послы, провожая взглядом удаляющегося Александра.
Посол в звездной накидке нагнулся к широколицему персу:
- Придет время, и он осуществит то, что не удалось Курушу.
Тот ответил непонимающим взглядом. Маг же словно продолжал разговаривать сам с собой.
- У Харна есть две надежды. Одна - далекий город на западе, который уже начал поднимать свою голову. Вторая - этот маленький мальчик в небольшой горной стране. Когда-нибудь он станет царем, и тогда в его руках окажутся судьбы всего мира...
Глава 3. Колодец в степи.
...Там, где еще совсем недавно пролегали пути длиннорогих туров и крапчатых антилоп, поднимавших вязкую бурую пыль, и можно было лишь по воле случая повстречать одинокого всадника, перегонявшего табун молодых жеребцов-трехлеток, теперь появились широкие дороги. На высоких холмах, утопавших в караганнике и лапчатке, выросли бревенчатые укрепления. Обширные пустоши и черноземные луга, где прежде находили приют суслики и чеканы, были размечены пашнями.
Зарена не узнавала сколотскую степь. Черноокая девушка с немного вздернутым носиком и хорошо очерченными, плотно сжатыми губами с высоты седла оглядывала дымчато-желтые просторы, придерживая пятками горячего каурого скакуна. Броня из медных бляшек в виде птичьих перьев, нашитых на льняную куртку, позвякивала и искрила на солнце. В руке - короткое копье с пунцовым темляком. На поясе с портупейной бляхой в форме головы барана - длинный меч с серповидным навершием. На седле - лук, горит и аркан.
Кочевье на Борустене близ Рыжей Равнины, где она родилась, девушка помнила смутно. Отец увез ее еще ребенком, подавшись искать счастья в краю вадаров. Старый Мастир был известным среди борустенитов умельцем, изготовлявшим украшения из бронзы, золота и серебра. Война с тарчами наградила его тяжким увечьем - раздробленной левой ступней, и закрепила за ним обидное прозвище Колченогий. Для сколота нет большего несчастья и позора, чем потерять возможность сидеть с седле. Долго мирился Мастир со своей невеселой участью, но после смерти жены покинул выселок, забрав с собой малолетнюю дочь.
Немало поскитавшись по городам иованов, таврическим степям и селениям синдов, умелец наконец нашел себе приют в земле аорсов. Вадары, всегда испытывавшие недостаток в хороших ремесленниках, отнеслись к старику благожелательно, дочь же его привлекла внимание самой княгини Дамиры из рода Черной Пантеры. Эта грозная воительница, стан которой стоял на реке Асиак, отметила в девочке природную своенравность и боевитость, забрав ее в свою дружину. Позже в стан переселился и сам Мастир.
За минувшее время образ жизни вадаров немало изменился. Потери многих воинов в сражениях с соседями привели к тому, что теперь женщины возглавляли и род, и племя, и союзы. Девочек-вадарок сызмальства обучали сидеть в седле, стрелять из лука без промаха, набрасывать аркан и биться длинным копьем. А еще - охотиться, читать знаки степи и переносить любые лишения. Все эти навыки, столь странные для большинства женщин сколотского народа, привыкших делить с мужем любую судьбу, посылаемую богами, Зарене давались легко. Они целиком соответствовали ее нраву: независимому, искрометному и целеустремленному. Именно за это ее и полюбила Дамира, одно имя которой наводило страх на всех соседей.
Образ жизни аорсов сильно отличался от сколотского. Хотя они так же, как и борустениты разводили лошадей, кочевали в войлочных кибитках, ели сыр и мясо, пили молоко и бузат, но поклонялись при этом совсем иным богам и стихиям. Главной небесной владычицей вадаров была Аргимпаса-Апутара, святилища которой, окруженные круглым высоким валом, стояли во всех вадарских станах. Также аорсы почитали огонь и солнце. Но не только в божественном пантеоне и иерархии родовой власти женщины занимали лидирующее положение. Служить культу и отправлять религиозные обряды тоже должны были женщины. При погребении воительниц в могилы их клали мечи и копья.
Эти особенности вадарского быта, столь поразившие на первых порах старого Мастира, сразу пришлись по душе Зарене. Под руководством своей наставницы она настойчиво осваивала воинские умения и премудрости жизни в степи, стремясь доказать всем и каждому, что женщина ни в чем не должна уступать мужчине. Однако наука эта была не из легких. Девочку заставляли охотиться на кабанов и волков, вооруженную лишь коротким кинжалом, спать на голой земле, переплывать широкие реки, подолгу обходиться без пищи и воды, с первого взгляда распознавать лечебные травы и объезжать самых диких лошадей. Лошади вадаров были гораздо выносливее сколотских, потому что их тренировали особым образом - они должны были нести на себе большой вес и проходить без передышки огромные расстояния. Юным воительницам также объясняли способы применения различных ядов минерального и животного происхождения. Ядами обычно обрабатывались наконечники стрел и опытные вадарки знали, как поразить врага мгновенно, как заставить страдать от нестерпимой боли, и как растянуть смертные муки на несколько дней. Главным ингредиентом самых опасных ядов была кровь ехидны, выдержанная в течение определенного срока.
Когда Зарена подросла, Дамира начала брать ее с собой в боевые походы. Отряды аорок ходили на Тиру и Никоний - города иованов, сражались против синдов и дандариев, неизменно вызывая трепет и панику в рядах неприятеля. Бешеный напор женщин-воинов, которых иованы называли амазонками, сминал вражеские силы с одного натиска. Боевой клич Черной Пантеры был для них самым главным кошмаром.
Зарена уже успела побывать во многих серьезных схватках и, по обычаю аорок, вела счет убитым врагам, делая отметки на чехле горита. Однако теперь, когда старик Мастир покинул этот мир, девушка вдруг решила навестить места, из которых происходил ее род. Молва о переменах в Великой Степи не обошла стороной вадарские становища.
Всюду - и у аорсов, и у сираков, и у языгов - только и разговоров было, что о цветущей державе князя сколотов Атая, которая как-то неуловимо вобрала в себя обилие самых многочисленных областей и племен, долгое время бывших разрозненными - от агафирсов до гелонов. Говорили о счастливой и безбедной жизни, о новой доле, о благоденствии, скрепленном волей богов.
Князь Атай, покоривший столько земель скорее мудростью, нежели силой оружия, выстроил большой город на Борустене, который стал столицей его государства. В простонародье цитадель эту так и называли - Город Атая. Теперь туда стекался люд со всех концов неохватных степей, чтобы быть полезным великому правителю: воины, кузнецы, строители, гончары, кожевники, ткачи и торговцы. Зарене очень хотелось побывать там и собственными глазами увидеть всесильного князя, о котором ходило множество самых невероятных легенд и преданий.
Путь ее пролегал по невысокому гребню холма меж двух небольших речушек, затаившихся в густых зарослях камышей. Утомленный жаркой погодой конь направился к блеснувшей справа водной глади, но внезапно Зарена увидела на берегу, там, где река делала крутой поворот, обнажая песчаную отмель, молодого человека в одних холщовых штанах, увлеченно строившего крепость из песка.
Поначалу девушка хотела презрительно проехать мимо, но что-то в движениях этого юноши заставляло думать, что он не просто так развлекается детской забавой. Он не отвлекся от своего занятия, даже когда тень коня Зарены легла на его постройку.
Девушка не могла не отдать должное искусству строителя. Стены были выровнены, выглажены и казались каменными. По углам высились круглые башни с остроконечными зубьями. Внутри стен расположилось множество мелких домиков, прикрытых травяными крышами. Были даже ворота, ров и мост через него, сооруженный из мелких палочек.
- Твое строение размоет первым же ливнем, - с сочувствием произнесла Зарена.
- Все творения рук человеческих бренны, - отозвался парень, не оборачиваясь. Он внимательно рассматривал свое сооружение, выискивая одному ему ведомые недочеты. - Во сколько раз мой город меньше своего старшего брата - настолько и короче у него окажется жизнь.
- Зачем же так стараться? - Зарена слезла с коня, предоставив ему пить вволю из журчащего холодного потока. - Если все равно размоет?
- Ты только посмотри, какой чудесный берег! Какой чудный песок! Какой замечательный день... - мечтательно произнес юноша, заложив руки за голову и подставив лицо солнцу. - Разве можно было пройти мимо?
- Как видно, тебе вовсе нечем заняться, - посочувствовала Зарена.
- Ты угадала, - лукаво посмотрел на нее парень. - Сейчас у меня было только одно занятие - дождаться тебя и успеть закончить свою постройку до твоего прихода.
- Ты ждал меня? - искренне удивилась Зарена. На всякий случай, положила руку на меч, заподозрив в незнакомце любителя приставать к одиноким девушкам.
- Тебе нужно вот сюда, - взяв небольшую палочку, ее неожиданный знакомый воткнул ее в строение внутри крепости, выглядевшее больше других и напоминающее целый дворец. - Ты проедешь в ворота, - показал он, - пройдешь по главной улице и достигнешь дворца Атая. Повелителя пока нет, но он появится как раз в тот момент, когда ты будешь въезжать к нему на двор. По дороге ни с кем не заговаривай - у нас слишком много любителей позубоскалить, особенно над красивыми девушками, собравшимися на войну.
Зарена вспыхнула, залившись краской до самых ушей, прячущихся под густыми волосами.
Не обращая на это внимания, парень влез в длинную рубаху, скрывшую его фигуру до самых пят, набросил серую накидку с капюшоном, и, заложив в рот два пальца, свистнул так, что Зарена опять схватилась за меч.
На свист ответило звонкое ржание. Издалека к берегу несся белый конь, такой невероятной красоты, что даже скакун Зарены прекратил пить и поднял голову, наблюдая плавный полет белоснежного красавца. Домчавшись до хозяина, конь замер, как вкопанный, склонив тонкую шею.
- Поехали! - юноша вскочил на голый круп коня, на котором, как разглядела девушка, не было ни уздечки, ни попоны. - А то ты можешь и опоздать. Если позволишь, я проеду с тобой до ближайшего селения. Не качай головой - напрашиваться в спутники к тебе я даже и не думал.
- Как хоть тебя зовут? - спросила Зарена, изо всех сил стараясь не выдать своего любопытства.
- Дэвоур, - отозвался тот и поскакал вперед. Девушка сообразила, что не назвала своего имени - но, похоже, ее спутник и без того знал достаточно.
- И ты правда ждал меня все это время? - спросила она недоверчиво, когда ее конь поравнялся с конем Дэвоура.
- С того момента, как обнаружил твое приближение, - ответил тот.
- Да ты был так увлечен своей песчаной крепостью, что я могла бы тебе голову снести, а ты бы и не заметил! - воскликнула Зарена, пытаясь вложить в возглас как можно больше презрения. Спутник ее, спокойный и невозмутимый, постоянно заставлял ее чувствовать какую-то неуверенность в себе. А эти глаза цвета бездонного моря на таком молодом лице казались глазами древнего мудреца...
Дэвору вдруг глянул на нее с серьезным выражением.
- А ты и вправду считаешь нужным первым делом сносить головы новым знакомым?
Зарена потупилась.
- Я знал, что ты проедешь тут. Хочу тебя предупредить, ты росла среди женщин, и наши мужчины не потерпят над собой твоего превосходства. В окружении Атая к твоей славе будут ревновать, строить козни; постарайся не нажить там ненужных врагов.
- Пусть это беспокоит моих врагов! - девушка блеснула глазами.
- Заедем в селение, - предложил Дэвоур неожиданно, указывая на неизвестно откуда взявшуюся деревушку, притулившуюся в высохшей балке ручья.
- Слава богам, приведшим тебя в наши края! - встретил его старейшина, возглавлявший довольно большую толпу жителей. - У нас пересох колодец, поивший нас водой многие годы, и мы не знаем, где сделать новый.
Дэвоур быстро спешился, отошел к старому колодцу - и вдруг, закрыв глаза, медленным шагом двинулся вокруг плетеных хижин селения. Иногда он покачивался из стороны в сторону, иногда замирал на месте, прислушиваясь - наконец, внезапно открыв глаза, убежденно указал на землю у себя под ногами.
- Подземная водная жила ушла с прежнего места из-за обвала выше по течению реки, - махнул он рукой куда-то вдаль. - Теперь вам придется брать воду из другой жилы.
Не слушая благодарностей жителей, он вскочил на коня и подъехал к Зарене. Та смотрела на него со все возрастающим любопытством.
- Так ты - водознатец? - спросила она. Дэвоур улыбнулся.
- Это лишь одно из моих умений.
- А ты уверен, что они найдут воду?
- Уверен, но на всякий случай вечером вернусь и проверю, добрались ли они до жилы.
Вскоре Дэвоур указал ей на темнеющую вдалеке зеленую полоску.
- Краем леса ты доберешься до Борустена, а там тебе укажут путь к городу Атая. Тут я покину тебя; но думаю, мы еще встретимся.
Он развернул коня и помчался назад, не оглядываясь, хотя и знал, что Зарена, не отрываясь, смотрит ему вслед...
Глава 4. Наследник подрастает.
От дворца Филиппа князь сколотов направил коня далее на юг, в самое сердце Эллады. Более в Македне его ничего не держало - все, что мог, он уже сделал, и исправить свершившееся был не в силах. События неслись совсем в ином направлении, нежели он предполагал изначально, да и направляла их совсем другая рука. Атай мог лишь корить себя за то, что, занимаясь Филиппом, совсем упустил из виду его наследника. В последнее время отношения между царем и его сыном стали весьма напряженными, хотя еще совсем недавно Филипп в нем души не чаял.
Но сильнее, чем Атая, этот вопрос мучил самого царя - когда и где он упустил свою власть над сыном?
...Мощеный каменными плитами и присыпанный песком двор в Саду Диоскуров являлся в Пеллионе и стадионом, и палестрой. Здесь упражнялся царь Филипп, в часы, свободные от походов, пиров и любовных утех. Здесь же, в тени стройных кипарисов, суровый Леонид приучил заниматься и Александра. Царевич осваивал гимнастику, атлетику и кулачный бой.
Леонид, уроженец заснеженных склонов Эпира и родственник царицы Олимпиады много путешествовал в юности по Беотии, Аттике и Арголиде. Он в совершенстве освоил жесткие методы воспитания подростков и культуру гармоничного развития тела. Теперь все свои знания он пытался привить своенравному сыну Филиппа.
С царевичем приходилось нелегко. Александр инстинктивно не желал никому подчиняться и делать то, что ему не нравилось. Но если его терпеливые учителя поэзии, музыки, риторики и греческого языка лишь вздыхали, робко увещевая мальчика и пугая его гневом отца, то Леонид действовал по-другому. Невозмутимый эпирот, не раз ночевавший в снегу на горных утесах, побывавший в серьезных боях и покрытый белыми выбоинами шрамов от ключиц до щиколоток просто не давал царевичу спуску. Начиная очередное занятие, он неизменно испытывал такое чувство, будто входил в клетку к опасному хищнику. Нельзя было и на долю мгновения показать свою слабость.
Но чем беспощаднее был Леонид, подавляя царевича своей волей и настойчивостью, тем большие это приносило плоды. Александр понимал только язык силы. А потому - он никогда не жаловался отцу на ссадины и синяки, полученные от увесистой палки воспитателя, скрывая их под одеждой.
Помимо прыжков, бега, метания диска и копья Леонид учил одиннадцатилетнего подростка спать на голой земле по-солдатски, завернувшись в плащ, купаться в ледяных ключах в роще Дриад и совершать утомительные восхождения к скальным отрогам Кабунских гор.
Олимпиада стала замечать, как обветрилась кожа сына, как огрубел его голос, еще недавно звеневший в коридорах дворца словно колокольчик. Несколько раз она хотела поговорить с Леонидом наедине - упросить быть с ним мягче, заботливее, но потом сама удерживала себя, лишь тихо вздыхая в стороне.
Царица понимала, что не имеет права вмешиваться в дело воспитания сына, будущего наследника и правителя Македны. К тому же, ей так необходим был теперь сильный защитник в доме! Выходки Филиппа с каждым днем становились все несноснее. Он часто оскорблял ее в присутствии слуг и, похоже, не пропускал ни одной женщины в городе, появляясь на пирах в сопровождении все новых фавориток. Дорогу к ее супружескому ложу в гинекее царь давно забыл.
Бывало, Олимпиада обхватывала ладонями голову Александра и крепко прижимала к груди, в этом немом жесте выплескивала всю свою обиду и отчаяние. И мальчик всегда понимал ее без слов. Но теперь Александр стал так стремительно меняться, что царица не узнавала его. С ним уже трудно было шутить, говорить о разных пустяках, а из объятий он решительно высвобождался. Мальчик редко улыбался и грезил лишь войнами и сражениями.
Отмечая его успехи в физическом воспитании, Филипп позволил Александру тренироваться в Саду Диоскуров со своими друзьями - отпрысками знатных македонских родов. Первым среди них по праву считался Гефестион, сын Аминты, с которым царевич был неразлучен. Этот высокий черноволосый мальчик мог часами ходить за Александром, точно его тень, выслушивая его восторженные рассказы о подвигах Геракла. Он был неразговорчив и пребывал в постоянной задумчивости.
Птолемей, сын Лага - крепыш с немного угловатыми плечами и простодушным лицом, отличался открытым характером и завидной исполнительностью, за что и получил от сверстников прозвище Простофиля.
Филота, сын Пармениона, казался среди всех самым изнеженным. Еще он был, что называется, сам себе на уме, а потому часто стоял в стороне от резвящихся подростков, с пеной у рта обсуждавших очередную победу царя Филиппа на халкидских нагорьях.
Были и другие - Неарх, Гарпал, Лаомедонт. Все они увлеченно упражнялись, соревнуясь в ловкости, быстроте и силе.
С Гефестионом Александр тренировался обычно до седьмого пота, пока на лбу у сына Аминты не выступала испарина. Они вместе бегали, поднимали тяжести и упорно боролись, оттачивая до блеска хитроумные приемы, придуманные эллинскими атлетами. Еще много фехтовали деревянными палками. Однажды Гефестион сумел провести чистый бросок и царевич при падении ободрал бедро. Однако выражение глаз Александра совсем не изменилось, и он продолжал упражняться, как ни в чем не бывало. В другой раз Гефестион случайно рассек ему палкой бровь. И опять - никаких эмоций.
-Александр! - не удержался от вопроса сын Аминты. - Ты правда совсем не чувствуешь боли или просто сдерживаешь себя, чтобы не показать виду?
-Боль? - удивился царевич и пожал плечами.
До некоторых пор Александру не приходило в голову, что он чем-то отличается от своих ровесников. Но друзья, с которыми он проводил свое время, стали все чаще замечать, что сын Филиппа не только не чувствителен к болевым ощущениям, но еще и обладает необычайной выносливостью. Он никогда не жаловался на усталость и не отдыхал, пока другие припадали к лавке или обливались водой из кувшинов на тренировочной площадке.