Лили пишет песни на грязных заборах.
У нее там есть, рядом с домом прямо - 
от детского сада и от крематория,
один - зеленый, у второго пьяные

собираются по вторникам и в субботу,
обсуждают новости и, конечно, женщин.
Упал самолет, выгнали с работы,
погибли люди, мудак сменщик

сказал начальнику, что я был в подпитии.
А ты? Да какое там, я в говно был.
О той трагедии мужик в "Событиях"
говорил глухим голосом. А сам - как робот,

губы пухлые, глаза ледяные - 
давно не видал эдакой мерзкой рожи...
Лили с грохотом валится со стены
забора номер один. Какой-то прохожий

сначала ругается, потом хлопает её по щекам,
достает из портфеля Спрайт, набирает в рот.
Лили открывает глаза, прислушивается к синякам:
и к своим, и к тем, у крематориевских ворот.

Катя всю ночь рыдала за стенкой - 
У нас такие дома, стены тонюсенькие, я слышал.
Блин, с такими соседями станешь импотентом.
Говорили, у ее дочки недавно поехала крыша.

Сам видел? Да нет, она живет в Германии,
не знаю даже, в каком городе, я их все путаю.
Слышал только, там всё как в любовном романе,
причем в хреновом. Купил куртку, дутую.

Сейчас тепло ведь. Да я на осень, ты что.
Лили находит кусочек мела и грызет его,
Лили думает вечно не так и всегда не то,
так что, о чем она думает - неважно. Легко

опускается вечер, медленно, как в кошмаре.
А потом вдруг одним щелчком загораются фонари
по всей улице. Лили пишет на заборе - "ТВАРИ",
беспомощно, глупо. Никто не видит, жаль. И

завершающим аккордом - где-то завыла сирена.
Пьяные разошлись, пожали друг другу руки.
И только обреченно, как люди, смотрят старые стены
забора крематория и забора садика. И чуть слышно

стонут от какой-то совершенно невыносимой муки.