Улица была залита тусклым светом фонарей. Неподалеку находился парк. Виднеющиеся издали ворота были заперты на замок. Они притягивали взгляд к себе своей обветшалостью, казалось, давно поросшие мхом, их уже много лет не открывали.
А парк стал заброшенным. О нем забыли. Город разрастался, и покуда это продолжалось, появлялись все новые и новые места отдыха, в том числе и парки, только уже оснащенные аттракционами и торговыми палатками. Из прошлого осталась лишь тропинка к вымершему уголку жизни. Ворота скрипели, и тяжелый ржавый железный засов никак не хотел отодвигаться. За решетчатой оградой слышалась трель соловья. Оставив попытку прорваться внутрь, девушка топнула ножкой и, надувши губки, поплелась к скамейке, чтобы сделать перерыв.
Девушке было лет двадцать пять, огненные волосы, карие глаза и хрупкая фигурка балерины отличали ее в толпе.
Она занималась спортом и любила альпинизм, несмотря на то, что поездка в горы была неосуществима из-за проблем с позвоночником. Имени у нее не было, а, может, и было, но все так привыкли называть ее Бэсси, что прежнее забылось.
Ее жизнь, покрытая настилом загадочного происхождения, заключалась в постоянных происшествиях. Детство прошло в семье, любезно согласившейся удочерить непослушного чертенка. Эти люди заменили ей родных отца и мать. Но, став совершеннолетней, она была предоставлена самой себе. В Бэсси проснулся энтузиазм, требовавший отыскать кровных родителей, посмотреть им в глаза и понять, что она к ним испытывает кроме презрения. Хотя отчасти девушка была благодарна. Ей подарили право на жизнь, уже это заставляло чувствовать себя обязанной. Не хотелось оставаться в долгу.
В детском доме никто не знал тех обстоятельств, при которых в нем оказалась беспокойная малышка с карими глазками. Пожилая дама в белом халате, случайно встретившаяся Бэсси на пути, рассказала, что работала там долгие годы и даже помнит, что на ручке у подброшенного ребенка было родимое пятно в форме сердца. Девочку оставили на пороге, утром служащие просто услышали громкий плач, вышли и обнаружили ее, завернутую в розовенькое одеяльце.
Бэсси выросла в приемной семье, она знала, что такое унижение, и как относятся к "приемышам". Но все же искренне любила совершенно чужих ей людей. Они не скрывали того, что удочерили ее. А в восемнадцать лет, ровно в день своего удочерения, считавшейся для нее датой рождения как Бэссинджер Ресивд* (ресивд - received-полученный - прим. автора), она собрала немногочисленные вещи и ушла из дома. Идти было не к кому: ни друзей, ни подруг у нее не было. Она считала себя свободной, как ветер, одинокой, как волчица, непокорной, как пламя костра. Закаляя свою волю, девушка путешествовала длительное время по Европе. Вдоволь нагулявшись на карнавалах и демонстрациях, Бэсси ощутила тоску по дому. По маленькому лондонскому переулку, в котором на тротуаре камешком остались ее детские мечты, по уютной усадьбе, совсем не похожей на остальные здания в округе.
С тех пор, когда девушка была здесь последний раз, прошло семь лет. Дом давно снесли, на его месте отстроили супермаркет "Все для Вас". Выложенную кирпичом улицу разнесли в пух и прах, теперь это была площадь, с которой доносился шум большого города, а не маленькой деревушки на окраине. Голуби остались прежними, они все так же мило ворковали около поросшего тиной пруда, похожего скорее на лужицу, чем на водоем, как и во времена ее детства.
Бэсси увидела тропинку, тысячу раз спасавшую ее от гнева приемных родителей, и побрела вдоль нее.
Впереди была только скамейка, а чуть подальше ворота в парк. Она помнила их. Помнила, что даже тогда, в далеком прошлом, это место было запретным. Его отгородили от мира высоким металлическим забором и забыли навсегда.
В надежде все же пробраться внутрь, девушка подергала засов. Попытки были тщетны. Устало опустившись на скамейку, Бэсси, наконец, предалась воспоминаниям. Жарящее июльское солнце беспощадно давило на психику. Несмотря на то, что уже был поздний час, и фонари непроизвольно зажигались то тут, то там, желтое светило не спешило удаляться.
В мыслях стали проноситься различные образы. Мама с папой, закрывающие дверь и утирающие слезы, религиозная школа, выговоры за пропущенные занятия, по-детски наивное лицо директора, вручающего аттестат об окончании образовательного заведения, удивленные глаза гида, когда девушка сообщила ему, что добралась до Испании автостопом и сама проводила там экскурсии на родном языке, рюкзак с парашутом, нервничающая перед прыжком сокурсница, дети, с диким визгом требующие достать им мячик с крыши, лохматый соседский пес, частенько уносящий лакомство со стола, поникшее личико мальчишки, протягивающего ромашку, сорванную с чужой клумбы, морщинистые руки старушки в монастыре, так приятно пахнущие свежеиспеченным хлебом, группа людей, подвешенная под куполом спортивного зала, диплом фотографа, - именно такие картины проносились перед глазами Бэсси. Она уже не осознавала, где явь, а где сон. Духота летнего зноя оставляла девушку в беспамятстве.
Свежий ветерок, резко подувший в лицо, отрезвил Бэсси от морока. Она снова стояла перед воротами. Что-то, затаившееся внутри нее, подсказывало, что ей удастся попасть в парк. Рыжие волосы спутались и неподвластеыми прядями лезли в глаза. Борьба с ними продолжалась недолго. Вдруг какое-то чувство легкости охватило девушку. Ворота, скрипя всеми своими задвижками, начинали открываться без чьей-либо помощи. Мир, скрывающийся за ними, казался другим. Там пахло сиренью, и бабочки садились на твою ладонь, не остерегаясь угрозы. Там была сказка. Новое приключение для Бэсси.
Парк стал порталом в другую жизнь.
Улица была залита тусклым светом фонарей. Тишину нарушал лишь озорной смех, непонятно откуда взявшийся и уносившийся все дальше и дальше за горизонт.