Аннотация: Стоял жаркий летний час, в более благословенных странах прозванный приютом фиесты, висела над асфальтом неверная дымка, по улице лениво рычали перегретые тойоты, а радостное солнце на пустынном небе заставляло жмуриться...
Стоял жаркий летний час, в более благословенных странах прозванный приютом фиесты, висела над асфальтом неверная дымка, по улице лениво рычали перегретые тойоты, а радостное солнце на пустынном небе заставляло жмуриться даже под темными очками. Высокий и довольно худощавый мужчина в самом расцвете сил сосредоточенно вышагивал куда-то, слегка припадая на одну ногу, предаваясь одному ему ведомым мыслям. По виду ему можно было дать и сорок и чуть поболее, строгий крой одежды и некоторая нарочитая небрежность могли бы подтолкнуть к мысли о некоей артистической натуре: философе, архитекторе или консультанте по налоговому праву...
Неожиданно, как это и бывает, путь ему преступил благообразного вида не старый еще мужчина с большой окладистой бородой, которой он явно гордился и потрясая какой-то книжицей вполне устало и буднично вопросил: "Спасен ли ты, брат мой во Христе?!". Худощавый приостановился, с некоторым удивлением рассматривая незнакомца, слегка улыбнулся краешком тонких губ и вполне доброжелательно, без всякой издевки принялся втолоковывать бородачу, что мол с чего бы ему, обитателю исконных славянских просторов, почитать богов чуждых, которые соизволили явиться лишь далеким и неизвестным нам семитам, а к нам стучатся через толстых и алчных попов, да уличных торговцев философическим опиумом... Он слегка приобнял бородача и повел его дальше по улице ласково вещая что-то непонятное об исконных ценностях, о самости и национальной идентификации. Случайные прохожие, если бы им в голову пришла блажь насторожить уши, могли бы услышать лишь обрывки фраз о том, что "то ли дело Перун, отец всех славян и покровитель истинных воинов", "разве не он ниспровергает молнии и дарует нам солнечный жар" и даже "и ты встретишь его однажды среди людей, потому как не сидит он на золоченом троне, а трудится за верных ему"...
Когда в конце улицы пути их разошлись в глазах бородача стояли слезы и кажется он вполне ощутил себя потомком вековых языческих народов. Худощавый свернул в арку и хитро ухмыляясь, с некоторым довольным огоньком в глазах пробормотал что-то навроде: "Еще один, так легко отвратить Вас, а ведь Он же предупреждал Вас в Писании" и легко зашагал дальше по делам, подволакия ногу и насвистывая.
Бородач же с некоторой оторопью посмотрел вслед необычному собеседнику, украдкой смахнул слезу и широко улыбнулся: "ЭЭх, раненько подался я в мессионеры, помнят ведь еще люди, поди ж ты". Он деловито сунул черную книжицу в первую подвернувшуюся урну и размашисто зашагал дальше - давненько, давненько не бывало в его краях доброй летней грозы. Чтобы с молниями.