Стас Донской, молодой прыткий журналист, вел на одном из развлекательных телеканалов скандальную передачу "Рентген". Он так искусно поворачивал разговор в нужное ему русло, так ловко расставлял ловушки, что незаметно для себя приглашенные звезды начинали вытаскивать на свет самые нелицеприятные моменты своей жизни, подчас такие, о чем и вспоминать им о себе не хотелось.
Далеко не все соглашались на участие в этой программе. К нему приходили либо слишком уж уверенные в своей непогрешимости, что, впрочем, не мешало Стасу и их душу вывернуть наизнанку, или те, которым как раз на руку была такая скандальная реклама.
Стас Донской, он же по паспорту Федор Дудкин, жутко страдал от комплекса неполноценности, и это придавало ему сил в словестных баталиях со звездами. Пуще всего он старался, когда на передачу приходили действительно красивые мужчины и женщины, тогда его едкие вопросы становились особенно опасными. Он никого не любил. Он не любил мускулистых привлекательных мужчин, потому что знал, что сам он таким никогда не станет. Он не любил длинноногих красоток с высокой грудью, потому что они не обращали на него никакого внимания. Поэтому он безжалостно, на всю страну, с наслаждением вытряхивал их грязное белье.
Неимоверно худой и низкорослый, начинающий лысеть в свои неполные тридцать лет, он совершенно не стеснялся эпатировать публику. Стараясь привлечь к себе как можно больше внимания, он напяливал на себя то тюбетейку, то буденовку. Или отращивал себе то бакенбарды, то козлиную бородку, крася ее в невозможно рыжий цвет.
- Нет, я этого не вынесу! Папа, ты посмотри на это чучело!- стонала его жена Лена, тыча пальцем в телевизор, где Стас в своих джинсах-лосинах носился по сцене.
- Сама выбирала! Куда смотрела? - строго отвечал ей папа, но в глубине души он зятем был доволен.
Да, выглядит как чучело, правильно Ленка говорит! В советское время за такое по головке бы не погладили. Но если этот клоунский наряд позволяет ему зарабатывать неплохие деньги и содержать Ленку с двумя детьми, то почему бы нет?
Как-то в выходной, когда Стас, мучаясь от безделья, слонялся по квартире, тесть сказал ему:
- Послушай, Федя, а ты знаешь Александру Мельникову?
- Кого? - не понял Стас.
- Актрису, Александру Мельникову, ну недавно по телевизору показывали кино "Сказка о мертвой царевне", помнишь, вы с детьми смотрели?
- А!.. Ну и что? - Стас не понял, к чему он клонит.
- А то! Ты любишь покопаться в человеческих душах, вот я и подумал, что тебе это будет интересно... Присядь-ка, не мельтеши...
Стас послушно расположился напротив тестя на недавно купленном мягком уголке, который дети уже успели испачкать шоколадными батончиками.
- Так вот о чем я хотел тебе рассказать... Давным-давно, когда я еще работал в органах, с этой актрисой произошла совершенно необъяснимая история. На фестивале в Париже она встретила русскую эмигрантку, очень пожилую даму, которая покинула Россию в семнадцатом году. Мельникова стала сама не своя. Она повела себя так, как будто встретила родную мать. С ней там случилась истерика, еле-еле успокоили. Наш человек, сопровождающий делегацию, наблюдал эту сцену во всех подробностях. Кругом было полно журналистов, и на следующий день рассказ о трогательной встрече советской актрисы с русской эмигранткой попал во все зарубежные газеты.
- А эта Мельникова она что, так знаменита была?
- Еще бы! Звезда пятидесятых! Красавица, все при ней, настоящий класс! Посмотри "Онегина", сразу все поймешь. Его-то на фестиваль и возили... Сейчас другое время и можно снова увидеть Мельникову на экране, а тогда, сразу после инцидента в Париже, все фильмы с ее участием отправили на полку. Так вот, мне было поручено разобраться с этим делом, и знаешь что?
- Что?
- А то! Не могла она быть знакома с той женщиной, никак не могла, понимаешь?
- Почему? - Стас все никак не мог схватить суть.
- Потому что, как я тебе сказал, та женщина, Воронина Ольга Николаевна, уехала из России в семнадцатом году, а Мельникова родилась в тридцать четвертом!.. - он многозначительно посмотрел на Стаса. - Ну, что скажешь?..
- И как же она это объяснила? - уже заинтересованно, почуяв сенсацию, спросил Стас.
- А никак! От нее я ничего не добился. Я скрупулезно навел справки относительно ее прошлого и выяснил, что она внучка Анисима Мельникова, управляющего имением той самой Ворониной. Дед Александры Мельниковой умер в сорок пятом году, мать погибла на фронте, а ее воспитывала няня, некая Лаптева Агриппина Васильевна, уроженка той же деревни, откуда родом и Воронина, и Мельниковы. Няня умерла в пятьдесят первом.
- А когда был тот самый фестиваль?
- В тясяча девятьсот шестидесятом.
- То есть получается, что почти полвека спустя кто-то узнал Воронину, никогда не видя ее прежде?.. А может быть у Мельниковых сохранились старые фотографии этой самой Ворониной, вот она и расчувствовалась? - неуверенно предположил Стас.
- Может быть и сохранились, - кивнул в ответ тесть, - допускаю. Но на фотографиях она все равно на сорок три года моложе. И даже если так, даже если предположить, что Мельникова узнала ее по фотографии, как объяснить то, что произошло? Ведь она не просто подошла и поздоровалась, она набросилась на нее и чуть не задушила в объятиях!
- Да, очень странно... А может быть это совпадение, и Воронина тут не при чем? Мельникова просто могла обознаться, перепутать ее с кем-то, - снова высказал свое предположение Стас.
- Нет, не перепутала. Это совершенно точно. Она называла ее барыней и Ольгой Николаевной. А они ну никак не могли быть знакомы! И раньше не встречались, и в переписке никогда не состояли. Я проверял... Ну, как тебе? Подойдет для передачи?
- А еще какая-нибудь информация есть?
- Есть. Наш человек побеседовал с тем репортером, с которым Мельникова общалась возле концертного зала, и тот подробно поведал ему, о чем разговаривал с актрисой.
Тесть пересказал Стасу все, что ему было известно.
- А почему эта Ольга Николаевна приехала в Париж без денег? Куда она их дела? - спросил он, выслушав рассказ.
- Да денег тогда как таковых и не было, все везли с собой, кто что мог - ценности, золото, украшения...
- Вот-вот, а почему у нее их не было? Может быть она их забыла в спешке, а Мельниковы нашли и воспользовались? Или с помощью управляющего закопала в надежде вернуться?
- Я об этом даже не подумал...
- Может быть они должны были охранять ее добро, а сами потратили все, вот она и просила прощения за свою семью. А если Воронина не пропускала ни одного мероприятия с русскими, значит ждала, что ей вернут ценности? И через кого-нибудь вполне могла передавать весточки Мельниковым!...
- Да, Федя, я в тебе не ошибся, ты очень смышленый малый!.. Драгоценности, говоришь?.. Возможно, вполне возможно... и не потратили они ничего, скромно жили, но куда же они их дели? - с этими словами в его глазах появился нехороший блеск. - Эх, жаль, что я тогда не прижал ее как следует! Надо было не на "Мосфильме" ее допрашивать, а сразу к нам забирать!.. Драгоценности...
Тут же мозг Стаса включился в работу в усиленном режиме. Ай да тесть! Тоже мне, разведчик! Упустил такую важную деталь! Столько лет не мог догадаться, что эта Мельникова возможно где-то хранит заветную шкатулочку. А раз жила скромно, значит и шкатулочка цела, и он ее найдет! Сам! И никому ничего не скажет... И безразличным голосом Стас произнес:
- История весьма занятная, найти бы эту Мельникову, интересно, жива она еще? Если она тридцать четвертого года, значит сейчас ей шестьдесят два... Вы знаете что-нибудь о ней?
- Нет. После того, как она пропала с экранов, о ней ничего не было слышно. А рассказал я тебе все это для того, чтобы ты разыскал ее. Пригласи ее на передачу, вот тебе и тема для разговора есть. А бумажная копия материалов у меня сохранилась, тебе будет, что ей предъявить.
- А где же мне ее искать? Вы знаете?
- В то время она проживала на Кутузовском проспекте вместе с мужем. Но если по какой-то причине она там уже не живет, можно наведаться туда, откуда родом все участники этой загадочной истории, в деревню Белая Роща. Может быть, найдутся люди, которые знали обе семьи, и с их помощью ты разгадаешь эту тайну... Столько лет прошло, а она не дает мне покоя!..
Стас без труда разыскал нужный адрес и, обойдя припаркованную к дому Скорую, вошел в подъезд. Он несколько раз надавил на большую черную кнопку, но она бездействовала, и лифт не приехал. Чертыхаясь, он поднялся по широкой лестнице на седьмой этаж. Отдышавшись перед нужной дверью и проигнорировав прикрепленную к ней траурную ленту, он уверенно нажал на звонок. Ему открыл угрюмый седой армянин с навсегда потухшими глазами.
- Здравствуйте! Я журналист Стас Донской, передача "Рентген". Скажите, здесь живет Александра Мельникова? - бодро протараторил Стас.
- А, так вы не по поводу Артура?.. Нет, молодой человек, она здесь не живет, извините... - с этими словами он попытался закрыть дверь.
Но Стас, не привыкший отступать, не обратив внимания на понурый вид мужчины, снова спросил:
- А вы знакомы с Александрой Мельниковой? Раньше она здесь жила!
- Молодой человек, я лучше вас знаю, что раньше она жила здесь, но сейчас в этой квартире живем мы, и поверьте, нам сейчас не до вас, прощайте! - он снова попытался закрыть дверь, но наглый Стас, толкнув ее, уже оказался в прихожей.
- Не живет? А где живет? Где ее найти?
Он беззастенчиво прошел в комнату. Там было несколько молчаливых людей. Одна женщина, отвернувшись к окну, тихо всхлипывала, время от времени повторяя: "Горе-то какое!". Затем он увидел и другую женщину, совершенно убитую горем. Ее цветастый нарядный халат нелепо контрастировал с окружающей обстановкой. Она лежала на диване, и над ней склонился врач.
Стас понял, что он застал этих людей в самый апогей их какого-то несчастья, но жгучее желание разгадать тайну советской актрисы, не давало ему уйти. Он стал расспрашивать присутствующих об Александре Мельниковой, но все молчали. Мужчины смотрели на него тяжелым взором, ожидая, что он, наконец, проявит совесть и уйдет прочь из этого дома, где безутешные родители оплакивают своего единственного сына.
Но Стас намеков упорно не понимал. Он пришел сюда за информацией, и уходить ни с чем он не собирался. Он подошел к дивану и попытался задать интересующий его вопрос той женщине в нелепом халате, но она лишь посмотрела на него безучастным взглядом. И тогда не выдержал санитар, сопровождающий врача Скорой - молодой крепкий парнишка лет двадцати. Он схватил Стаса за лацкан отвратительно полосатого пиджака и потащил его вон из комнаты.
- Ты что? Ты не понимаешь!.. Я журналист!.. - вырываясь, протестовал Стас. - Я должен узнать, где ее найти! Отпусти!
- Гнида ты, а не журналист, - произнес парнишка. И крепко стукнув его в челюсть, выкинул за дверь.
Стас приехал в деревню в полдень. На улицах не было ни души, только одна совсем старая бабка с пустым ведром ковыляла в сторону колодца.
- Здравствуйте, вы не подскажете, где дом Мельниковых? - спросил он.
- А вон там, смотри! Видишь, высокая изба?
Он было ринулся к дому, стоящему на другом берегу, за речкой, но бабка окликнула его:
- Ты куда, милок? Нет там никого. Все ушли Сашу хоронить.
- Какую Сашу? - не понял он.
- Как какую? Мельникову! А ты не знаешь? Так бежишь в ее дом, и не знаешь, что она померла?
- Померла? Когда? - он с недоверием смотрел на бабку.
- Если она так нужна тебе, ты иди, милок на кладбище, - она махнула рукой вдоль дороги, убегающей в лес. - Авось еще не закопали...
Саша лежала в гробу в том самом кремовом платье, которое ей сшила Изольда Романовна из пеньюара барыни. Даже мертвая она выглядела прекрасно, казалось, что она просто спит, как та царевна. Только гроб на этот раз не был хрустальным, и это была не сказка. Толпа односельчан обступила Сашу плотным кольцом, с недоумением разглядывая ее молодое лицо и тихо перешептываясь.
- Как бы не случилось чего сегодня, - тихо проговорила одна из женщин.
- А что должно случиться? - спросила ее другая, плотнее завязывая платок. Апрельское солнце еще не прогрело воздух и холодный ветер насквозь продувал собравшихся на кладбище людей.
- Да я вот вспомнила, как в пятьдесят первом году хоронили ее няньку, Агриппину, она тоже вот такая же молодая была, в свои-то шестьдесят! А потом ночью двум женщинам плохо с сердцем стало. Вроде бы ничего удивительного, обеим за семьдесят, вполне может и сердце прихватить, но они кричали "черная рука!" и звали на помощь.
- Ох, ну и страсти! - испуганно сказала женщина в платке, и обе боязливо перекрестились.
Когда гроб опустили в могилу, каждый бросил туда по горсти земли. Агриппина тоже бросила. Слез уже не было, только абсолютная пустота на душе, которая словно окаменела. Умерли все. Осталась одна Соня. Прохорова Софья Викторовна, ей тридцать три года и теперь это она...
Стас услышал разговор двух женщин и подумал: "А с этой семейкой действительно что-то не так!"
Памятуя о своем неудачном визите на бывшую Сашину квартиру, он не стал на похоронах приставать к людям с расспросами. И позже, сидя на поминках, он также ничего не спрашивал, а только внимательно слушал, о чем говорят вокруг. Деревенские гордились своей знаменитой соседкой, которая хоть и редко, но все же регулярно приезжала в родные места. Вот и умирать домой приехала. Поэтому Стас помалкивал, боясь схлопотать от деревенских мужиков.
Сначала он предполагал расспросить Соню. Кто-то говорил, что она Саше какая-то дальняя родственница. Некоторые утверждали, что она и вовсе ее дочь. Дочь или нет, наверняка ничего не знали, а наличие бирюзовых глаз, таких же, как и у Саши, допускало и такую возможность. Но понаблюдав за Соней, столкнувшись с ее обжигающе холодным взглядом, Стас передумал. Соня ему не по зубам, по крайней мере, сегодня.
На поминках, которые были устроены в клубе, рядом с ним за столом оказался подвижный болтливый старичок, дед Степан. Из его бессвязной болтовни - старичок уже изрядно выпил - Стас понял, что он много чего знает и про Агриппину, и про Сашу и про Анисима. Ныне покойная жена деда Степана до замужества квартировалась у Анисима в избе. А мать словоохотливого старичка помнила и барыню, Ольгу Николаевну.
- А ты что, прямо из Москвы? - дружелюбно спросил дед Степан своего соседа. Его уже давно никто не слушал, и он подыскивал себе нового собеседника.
- Да, из Москвы! - живо отозвался Стас.
- А к нам чего? - подвигаясь поближе, полюбопытствовал дед.
- Я журналист, хотел у Александры Мельниковой интервью взять. У нас с ней договоренность была встретиться здесь, в ее родных местах... - на ходу сочинял Стас, - ...и вот надо же, я приехал, а она...
Соня, услышав эту наглую ложь присмотрелась к журналисту, похожему на карикатуру и узнала в нем того самого Стаса Донского с его дурацкой передачей "Рентген". Да как он вообще мог подумать, что Саша не то что пойдет к нему на передачу, а вообще станет с ним разговаривать! "Зачем же он заявился сюда? И уже что-то вынюхивает..." - забеспокоилась она, заметив, как первый сплетник в деревне обхаживает хитрого журналиста.
- Да, не повезло тебе, парень! - участливо сказал дед Степан. - А ты если хочешь чего узнать, то Соню расспроси, только вид у нее больно строгий... Наверное ее лучше сегодня не трогать... А может быть и я тебе пригожусь? Мне жена про Александру кое-что по большому секрету рассказала. И клялась, что все чистая правда! А раз Саша умерла, так уже и секрета никакого нет... А ты когда назад собираешься?
- Я планировал сегодня... - растерянно проговорил Стас. - Но теперь даже не знаю, что мне делать... Завтра попытаться поговорить с Соней?.. Эх, эта Мельникова так мне нужна была живая!
- Вот-вот, завтра! А сегодня пойдем ко мне, потолкуем, заодно и переночуешь с комфортом. И про меня потом в передаче своей обмолвись обязательно, о том, что это я, дед Степан, тебе все рассказал!
- Спасибо большое! - обрадовался Стас и подумал, что сегодня поговорить, конечно, не удастся, старик еле языком ворочает, а вот завтра, когда он проспится...
Поднявшись из-за стола, он стал пробираться к выходу, поддерживая совсем обмякшего от самогона старика. Уже находясь в дверях, он опять перехватил Сонин взгляд, и ему стало не по себе.
Стас ночевал с комфортом, именно так, как и пообещал ему дед Степан. Он лежал на мягкой перине у раскрытого окна и с наслаждением вдыхал ночной деревенский воздух. Сам дед в соседней комнате, поначалу забывшись тяжелым алкогольным сном и храпя как тысяча тракторов, теперь спал тихо, мирно посапывая, иногда ворочаясь на скрипучей железной кровати.
Но Стас уснуть не мог. Набитая драгоценностями шкатулка, выросшая в его воображении до размеров хорошего дорожного чемодана, не давала ему покоя. Он с нетерпением ждал утра и, предвкушая предстоящий разговор с дедом, оттачивал в уме вопросы, которые намеревался ему задать. И еще он собирался наведаться к Соне и незаметно пошарить глазами по углам, а если удастся, то и вокруг дома походить, приглядеться...
Вдруг, нарушив тишину ночи, выскочила из будки и залаяла собака. Затем, как-то жалобно заскулила и, позвякивая цепью, залезла обратно. Через некоторое время она начала выть. Собака выла негромко, будто сама для себя, будто не хотела никого будить. "Чего это она?" - подумал Стас. Потом он услышал, как хлопнула входная дверь. - Старик проснулся? Но он же не мог совсем бесшумно встать с кровати? И зачем он крадется у себя дома?.." Занавеска, закрывающая дверной проем в соседнюю комнату, где спал дед Степан, колыхнулась. Стас с ужасом увидел, как в щель между дверным косяком и занавеской проскользнула черная по локоть рука, она одернула занавеску и через мгновение исчезла. Он оцепенел от страха. "Что это? Мне это снится? Этого не может быть!", - лихорадочно думал он, вжавшись в мягкую перину. Через некоторое время он услышал душераздирающий крик: "А-а-а! Помогите! Черная рука! А-а-а!.." Сердце Стаса готово было выпрыгнуть и бежать без оглядки, в то время как он сам не мог и пошевелиться.
Дед Степан еще раз вскрикнул и затих. Как Стас не напрягал слух, больше из соседней комнаты ничего не было слышно. Дверь опять хлопнула, и этот звук вогнал Стаса еще глубже в недра перины. Собака завыла с новой силой... От страха он пролежал без движения несколько часов. Так и не найдя в себе мужества заглянуть в соседнюю комнату, лишь только начало светать, он проворно вылез в окно и бегом побежал в Калиновку, на станцию.