Как-то августовской ночью, накануне своего двадцать третьего дня рождения, Агриппина уловила сквозь сон скрип подъезжающей телеги и фырканье лошади. Телега остановилась, и в тишине раздались мужские голоса. Ей ничего не было известно о приезде возможных гостей, и она долго раздумывала, кто бы это мог быть. Один - густой бас, несомненно принадлежал Анисиму, другой - явно молодой голос, она определить не смогла, так как знала точно, что никогда его раньше не слышала.
В эту ночь ей приснилась Ольга Николаевна, почему-то седая и совсем просто одетая. Она никак не могла перейти глубокую речку, которая вместо воды была наполнена кровью. Барыня стояла на противоположном берегу и с мольбой протягивала к ней руки. А посреди реки плавали фрагменты разрушенного деревянного моста с высокими перилами, который некогда соединял оба берега. Агриппина, не в силах помочь бедной барыне переправиться через речку, беспомощно сжимала в руке дорогое жемчужное ожерелье...
За завтраком Прасковья сообщила:
- Ночью приехал племянник Анисима, Петя. Говорит, что в городе совсем неспокойно стало.
- Да уже поди с февраля страну трясет, откуда же спокойствию взяться! - невесело промолвила Ольга Николаевна. - А уж в деревнях что твориться, так и подумать страшно!.. Доктор сказывал, что какие-то продовольственные комитеты организовали, они хлеб у крестьян насильно отбирают, а те в свою очередь громят помещичьи усадьбы. В Золотарево крестьяне бунт подняли, так графу Полунину ой как не поздоровилось!.. Скоро и до нас доберутся.... Мне Андрюша из Москвы письмо прислал, пишет, что продуктов не хватает, деньги каждый день обесцениваются, полицию упразднили, теперь она милицией называется, и работать туда принимают даже бывших уголовников! Он советует на время смуты уехать куда-нибудь подальше, за границу. Все равно, говорит, землю вот-вот отберут, так хоть жизнь свою спасти...
- Ну, у нас пока, слава Богу, тихо, - перекрестилась Прасковья.
- Не надолго это, Прасковья, чувствую, что Андрюша прав, беда нас всех ждет впереди!
- Так может быть послушать Андрея Николаевича, и в самом деле ухать на время? - встревоженно спросила Агриппина. - Боязно мне, барыня.
- Ох, кабы знать как лучше-то... - тяжело вздохнула Ольга Николаевна. - А что же Петя? Чем он в городе занимается? - спросила она Прасковью.
- Петя? Он уже давно с большевиками, и сюда по каким-то партийным делам приехал. Он говорит, что еще одна революция будет, и тогда несдобровать вам.
- Он что, угрожает? - Ольга Николаевна испугано заморгала, глядя на нее.
- Да Бог с вами, матушка! С чего бы вам Петя угрожать стал? Переживает он за семью Анисима, он же при вас до сих пор служит... Вот и его эта революция рикошетом больно задеть может. Петя его в город сманивает, обещает ему другую работу найти, только Анисим ни в какую! Пелагея-то у него совсем хворая, кто же за Лизой присмотрит? А мы тут как-никак все же помогаем им...
- Ты, Прасковья на обед их сегодня позови, Пелагея, бедняжка, наверное, не встанет, а Петя и Анисим пусть придут вместе с Лизонькой. Праздник сегодня у Агриппины, а о грустном завтра подумаем...
Но Агриппина так сильно боялась революции и большевиков, что ей было не до праздничного обеда. И она твердо пообещала себе завтра же уговорить барыню прислушаться к советам старшего брата.
После завтрака прискакала маленькая Лиза, прижимая к себе деревянный кораблик.
- Агриппина, посмотри, что мне папа смастерил! Пойдем на речку, а? Мама разрешила.
- Пойдем, дорогая, только не на мост, а на излучину, где помельче, - согласилась Агриппина, взяв девочку за руку.
Лиза играла с корабликом, что-то напевая себе под нос. Она возила его туда-сюда вдоль берега, удерживая его за веревку, которую предусмотрительно привязал Анисим. Но залюбовавшись бабочкой, которая села на ее сарафан, Лиза разжала пальчики, пытаясь ее схватить, и веревка тут же погрузилась в воду.
Девушка попыталась дотянуться до него, но кораблик уже отнесло течением, тогда, недолго думая, она разулась и шагнула в воду. Она едва успела поймать край веревки, которую быстрая река уносила за собой, и, крепко схватив Лизину игрушку, стала выжимать намокший подол нарядного платья.
- Что же вы, барышня, такое красивое платье в речке стираете? - кто-то весело произнес за спиной у Агриппины, и она вздрогнула, узнав молодой голос ночного гостя.
После того, что она услышала за завтраком, она не была уверенна в том, что захочет разговаривать с человеком, от которого веяло неотвратимой бедой для их семьи. Она выпрямилась, нехотя оглянулась и увидела, как сквозь густые камыши к ней пробирается симпатичный, молодой и совсем незнакомый ей человек. От волнения, молниеносно нахлынувшего на нее, она опустила руку и выжатый подол коснулся воды и снова намок.
- Давайте я вам помогу, идите сюда! - он протянул ей руку. - Вы хозяйская дочка?
- Я?.. Нет-нет, что вы, я не дочка, я... - невнятно пробормотала Агриппина, выбираясь с его помощью на берег.
Почему-то ее сердце гулко застучало в груди, и не хватало смелости поднять глаза.
- Это моя Агриппина! Мы с ней кораблик ловили! - подбежав к ним, звонко выкрикнула Лиза.
- Агриппина? А я Петя, - сказал он улыбаясь, и взял Лизу на руки. - Ну что, пойдемте сушиться?
Весь вечер Агриппина самозабвенно играла на старинном фортепьяно, наполняя гостиную чарующими звуками. Ольга Николаевна слушала ее затаив дыхание - так изумительно хорошо и чисто, наверное, она еще не играла никогда. Прасковья, Анисим, Петя и даже непоседа Лиза тихонько сидели вокруг, не сводя глаз с ее пальцев, которые порхали над черно-белыми клавишами. Но, исполняя по просьбе барыни пьесу за пьесой, она совершенно не думала в эти минуты о музыке. Моцарт, Шопен... - какая разница что играть? Она с замиранием сердца думала о другом.
Петя... Петенька... какое чудное ласковое имя! Так и хочется произносить его без конца... Худощавый паренек... сколько ему лет? На вид лет двадцать, но Прасковья говорила, что ему двадцать семь... Как он отличается от деревенских ребят! У него приятная грамотная речь, а какой воспитанный!.. За столом не горбился, не стучал ложкой о тарелку - аккуратно кушал... а как хорош собой!.. Это узкое интеллигентное лицо и лучистые добрые глаза - ну какой же он большевик? Нет, ни капельки не похож!.. Петя... ее Петя... и она никому никогда его не отдаст!
Потому что с первого же мгновения, как только Агриппина увидела его, она поняла, что любить его она будет всю жизнь...
Поздней осенью наступление советской власти докатилось и до Калиновского уезда. Весть о погромах и насилии тут же разнеслась по всей округе. Петя и сам не мог понять, кто бесчинствует в деревнях, настоящие большевики, или прикрывающиеся их маской бандиты. И в тревоге за Анисима и его семью он, не смотря на неотложные дела, срочно выехал в Белую Рощу.
Ольга Николаевна, заплаканная, то и дело хватаясь то за голову, то за сердце, в страшной спешке с помощью Прасковьи собирала вещи. Ее старший брат, Андрей, так неожиданно приехавший за ней из Москвы, требовал, чтобы она брала с собой только самое необходимое.
- Налегке, Оленька! Налегке! - в который раз повторял он, глядя как она мечется от шкафа к шкафу.
Все отчаянно поторапливали Агриппину, но она наотрез отказалась уезжать. Как только Ольга Николаевна ни уговаривала, как ни просила, даже кричала на нее - девушка была неумолима. Не слушая ни доводов тетки, что так будет лучше и безопасней, ни причитаний барыни, ни пугающих рассказов Андрея Николаевича о том, как повсюду расправляются с бывшими господами, она, никого не слушая, отрешенно смотрела в окно. Ни в какой Париж, ни в какую Европу она не поедет! Пусть придет новая власть, пусть хоть сам черт пожалует - она останется, и точка! Если бы только все эти люди знали ее тайну, они смогли бы понять, что никогда она не бросит своего Петеньку. Но об этом ни одной душе не было известно.
- Агриппинушка, девочка, ну что с тобой?! Ты же сама говорила, что ехать надо! Собирайся! - дрожащим от слез голосом молила ее Ольга Николаевна.
- Давай, давай, детка, живее! Нет времени! Нельзя тебе оставаться, пропадешь! - строгим голосом произнес Андрей Николаевич, протягивая ей теплое пальто.
Но Агриппина лишь отрицательно помотав головой, отмахнулась от него.
- Ну что ж, воля твоя, девочка... храни тебя Господь! - беспрестанно плача, бормотала барыня, целуя Агриппину на прощание...
После поспешного отъезда Ольги Николаевны, ее брата и Прасковьи, которая будучи преданной барыне до конца, отправилась вместе с ней на чужбину, Агриппина осталась совсем одна в огромном, в беспорядке брошенном доме. Он теперь, с разрешения барыни, был предоставлен в ее полное распоряжение. Она вольна была делать здесь все что хочет и взять себе все, что посчитает нужным. Все слуги - горничная, кухарка, садовник, конюх, также спешно разъехались, не желая встречаться с новой властью, от которой, они были уверены, им тоже не поздоровится. Из бывших служащих остался только управляющий Анисим Мельников со своей семьей.
Когда Петя добрался до усадьбы, он застал Агриппину, одиноко сидящую на каменных ступеньках возле внезапно опустевшего дома. Петя прекрасно понимал, что ждет ее впереди - ей ни за что не простят этой беззаботной жизни в господском доме, не смотря на крестьянское происхождение. И чем больше Петя думал об этом, тем больше у него сжималось сердце от страха за нее. Но чем он мог ей помочь?
- Петя, наконец-то! - Агриппина кинулась ему навстречу. - Барыня уехала, и Прасковья! - она заплакала.
Петя прижал ее к себе и погладил по голове.
- Не плачь, - ласково произнес он. - А ты чего же осталась? Надо было со всеми!
- Нет, Петя, я здесь, только страшно мне, что же дальше будет?.. Неужели барыня насовсем?.. Она ведь почти ничего не взяла с собой... Неужели я больше не увижу ее?
- Да, жестокие времена настали... - произнес Петя, вспоминая о бесчинствах в Калиновке. - Но так надо, понимаешь? Скоро новая жизнь наступит, светлая и радостная!
- А моя жизнь до этого дня такой и была! - возразила Агриппина, - Неужто еще лучше может быть?
- Будет, поверь! - горячо сказал он. - И насчет своей барыни не переживай, если хочешь, собери из дома наиболее ценное и сложи в сундук, а мы с тобой закопаем его в саду, подальше от чужих глаз. Только себе ничего не оставляй и оденься попроще, а то за версту видно, что ты господская дочка.
Поразмыслив, Агриппина согласилась с ним, посчитав эту идею разумной. Она очень надеялась, что со временем Ольга Николаевна вернется назад, в Россию, не век же ей скитаться! И тогда она с радостью отдаст ей хотя бы часть уцелевшего добра.
Нужно было поторапливаться, так как отряды советской власти через день-два могли нагрянуть и в Белую Рощу. И, надев теткин передник, Агриппина принялась за дело.
Во всем доме царил страшный беспорядок. Всюду валялись чулки, шляпки, нижние юбки, книги, ноты, какие-то альбомы. Войдя в комнату Ольги Николаевны, Агриппина вскрикнула, наступив на что-то мягкое. Это оказалась меховая горжетка. Почему-то глядя на нее, она вдруг заплакала. Ей стало очень жаль добросердечную барыню, которая на долгие годы заменила ей мать. "Как же она, миленькая, не замерзла бы в дороге!", - с этими горькими мыслями Агриппина методично стала открывать шкафчик за шкафчиком, ящичек за ящичком, проверяя, что может пригодится барыне потом, когда она вернется. И за этим занятием она обнаружила, что и в гостиной, и во всех других комнатах, разбежавшиеся слуги уже прихватили с собой большую часть ценных вещей.
Она решила не слишком набивать тряпками сундук. Что с них толку, истлеют только! Сначала она поставила на дно новую немецкую швейную машинку, приобретенную совсем недавно и так и не успевшую показать себя в работе. Остатки столового серебра и хозяйские массивные часы в бронзовой оправе, она, завернув в скатерть, разместила рядом со швейной машинкой. Затем собрала оставшуюся посуду - замечательный китайский сервиз из тонкого фарфора, который так любила барыня. Она осторожно поместила его возле часов, подстелив для мягкости тонкое шерстяное одеяло и предварительно обернув каждую чашечку, каждую тарелочку тем, что попадалось под руку - вышитыми салфетками, полотенцами, платками. С такой же аккуратностью были уложены высокие хрустальные бокалы, "венчальные", как именовала их барыня, при соприкосновении друг с другом они издавали тонкий мелодичный звон. Немного поколебавшись, Агриппина все же сняла со стены портрет Ольги Николаевны, и также тщательно завернув его в шелковую вязаную шаль, уложила поверх сервиза. Она собрала с комода одиноко стоящие там фотографии в рамочках, в нижнем ящике нашла старую пачку писем, перевязанную розовой атласной ленточкой, и все это тоже бережно сложила. Она сходила в гостиную и внимательно оглядела полки с книгами. Если бы у нее была такая возможность, она бы забрала их все! Но все поместиться никак не могли и Агриппина, попеременно доставая то одну, то другую книгу, наконец-то выбрала три, свои самые любимые. Ей удалось их втиснуть между швейной машинкой и часами. Затем она оглядела брошенные вещи Прасковьи, ее блузки, юбки, видавшую виды душегрейку, две пары старых сапожек, черные нитяные перчатки, - она связала все это в узел - пригодится. После некоторых раздумий она все же решила оставить себе хотя бы одно из своих любимых платьев, перламутровый розовый веер и кожаные, еще ни разу не одеванные, высокие ботинки на шнурках, с небольшим каблучком.
Сложив все необходимое, из того, что она посчитала нужным, Агриппина в последний раз обошла дом и, убедившись, что взять больше нечего, вернулась в комнату Ольги Николаевны. В шкафу еще оставалась большая круглая коробка из-под платья. Она открыла ее и ахнула - там, в густой пене из кремовых кружев, лежал совсем новый пеньюар, сшитый из какой-то невиданной ею ранее невесомой прозрачной ткани. Она достала его из коробки и развернула. "Какая красота!", - изумилась Агриппина, разглядывая бусинки, похожие на жемчуг, которые выполняли роль пуговок. Она аккуратно положила пеньюар и меховую горжетку в сундук поверх собранных вещей. И, немного поколебавшись, бросила туда и свой дневник, которому с некоторых пор доверяла самые сокровенные мысли. - Раз начинается новая жизнь, то и писать о ней она начнет с чистого листа, в новом блокноте.
Осмотревшись напоследок, и не найдя больше ничего примечательного, она уже собралась уходить, как вдруг на кровати, среди скомканных подушек, она заметила голубую бархатную сумочку, вышитую бисером. Горько усмехнувшись, она вспомнила, как будучи еще совсем маленькой, мечтала о том, что когда-нибудь Ольга Николаевна ей эту сумочку подарит. Она не раздумывая, сунула ее в узел с теткиными вещами. "Ну вот и подарила!" - подумала она. Такая милая вещица! Пусть останется ей на память о той счастливой и беззаботной жизни, которая теперь для нее закончилась.
Ночью, вооружившись лопатами, они с Петей выкопали глубокую яму в молодых зарослях сирени, в ста метрах от главной усадьбы, поближе к дому Анисима. С большим трудом и предосторожностями перетащив тяжеленный сундук в сад, они опустили его в яму, засыпали землей, хорошенько утрамбовали почву и прикрыли ее ветками.
После того, как они разделались с сундуком, Петя озабоченно сказал:
- Хотел Анисима в город увезти, но из-за состояния Пелагеи это невозможно, что же делать?
- А что тут поделаешь, Петенька, раз она так больна...
- Давай хоть тебя спасу, поедешь со мной? - решительно предложил он.
Сердце Агриппины забилось от счастья, но она отказалась:
- Я бы с радостью хоть на край света с тобой поехала. Но как же маленькая Лиза? И кто за Пелагеей ходить будет? Если бы все вместе.... Нет, у меня там, в городе, сердце за них изболится, - вздохнула она. - Ты уж лучше сам к нам почаще наведывайся...
- Спасибо тебе, сестренка, добрая ты... - он привлек ее к себе и заглянул ей в глаза. - Я обязательно вернусь за вами, слышишь?.. А сейчас, прости, но мне надо срочно возвращаться в город!