Аннотация: Новогодняя сказка, мораль которой заключается в том, что одно другое никогда не заменит. И даже смерть не разлучит, раз уж на то пошло.
Сон в зимнюю ночь
Кто придумал эти чертовы праздники? Эти продуктовые корзины и наборы обклеенных пенопластом шишечек на петельках а-ля handmade? Какое отношение хвоя вообще имеет к христианскому Рождеству? Ряженое дерево - атрибут язычников, вам любой мало-мальски образованный человек скажет. А Новый год - это же светский суррогат религиозного таинства.
Но самое страшное - это, наверное, все-таки вечер с родителями, у которых за долгие годы сосуществования с "ползучим гадом" выработалось что-то вроде иммунитета на дитятко. Пять минут семейной идиллии - могучий антидот даже для сильнейшего генератора вселенского зла.
- Трофим, если ты сейчас же не прекратишь ныть, я тебя под этой самой елочкой и прикопаю! - роковая брюнетка жестом законченной проказницы растрепала тщательно уложенное каре и принялась сосредоточенно нюхать елки, как будто это была селедка, которую опасно брать с рук.
- Разве я что-нибудь сказал? - светловолосый красавчик поправил сместившийся латунный амулет - змейка, обернувшаяся вокруг шеи. Выглядел он - даже на вскидку - очень сексуально. И виною тому скорее во всех смыслах ухоженное тело, чем распахнутая на груди куртка и узкие облегающие джинсы - о, им было, что облегать!
- Нет, ты не сказал. Но подумал. А это еще хуже, - продавцы уже с опаской поглядывали на девушку, которая только на четвереньки не становилась и за хвост себя не кусала, как та латунная змейка на шее ее спутника.
- Ты меня оскорбляешь? Думать, фи! - красавчик изобразил брезгливость. - От этого же мысли заводятся! Покажите нам вон ту елку, что ли, - прищурившись, он ткнул пальцем в одно из деревьев.
Продавец послушался. Девушка понюхала и осталась довольна.
- Как ты узнал?!
- Смола на стволе, - Трофим достал из кармана сигариллу, прикурил, и по елочному базару поплыл пряный запах шоколадного ароматизатора. Брюнетка чихнула. - А ты знаешь, что чем тоньше у ищейки нюх, тем короче жизнь?
- Каждому свое, - философски изрекла девушка, отнимая сигариллу, затянулась, закашлялась. Спутник наблюдал за ее мучениями так, как должно, наверное, наблюдать за реакцией ядерного распада.
- Куда дальше? - спросил он, когда хриплое карканье прекратилось.
- А куда бы тебе хотелось? - брюнетка улыбнулась одними губами.
Взгляд ее оставался все время цепким и хищным, и под этим взглядом хотелось что-то такое выкинуть, что молодой человек не сдержался - привлек спутницу к себе, прихватив за аппетитную ягодицу, и поцеловал так смачно, что у невольных свидетелей их ласк едва ли искры из глаз не посыпались. От зависти.
- Ты все такой же бешеный, я погляжу.
- А ты не гляди так, если не хочешь, чтобы я тебя прямо здесь, на морозе, трахнул.
- А как?
- Не знаю.
- Горюшко! Идем домой - чай пить, с ватрушками.
Тонкие пальцы незаметно разжались, освобождая из захвата плоскую девичью грудь. Белесая бровь поползла вверх. В атмосфере суетного предпраздничного утра как будто взорвалась петарда.
Пахнуло паленым...
- Ты меня соблазняешь?
***
Старинные игрушки на елке подрагивали, перезваниваясь. Нижние ветки ходили ходуном. Старый паркет стонал и скрипел. Объятый переходящим красным знаменем Ленин взирал на все это дело поверх дверного косяка.
Побелка у соседки снизу ссыпалась на пол в такт снегу, кружащему за окном. Этажом выше мамаша пыталась урезонить разоравшееся дитя, пока озверевший супруг что было мочи колотил в батарею то ли ребятам слева, слушавшим "Lumen", то ли старичкам справа, исполнявшим Вертинского под фортепиано (что вряд ли). Кран в ванной капал, чайник на кухне кипел, автоответчик в прихожей писал поздравления.
- Наконец-то я дома, - Трофим блаженно прижмурился.
- Добро пожаловать, - брюнетка фыркнула. - И кто только сказал, что в сталинках звукоизоляция хорошая? Высокие потолки - это да, с этим не поспоришь...
- Да в Штатах вообще двери фанерные, а стены картонные.
- Как же ты живешь, бедняжка?
- Молча. Там все повернуты на добросовестной реализации прав.
Девушка мечтательно улыбнулась, но молодой человек этого не увидел.
- И все-таки надо было вешать по одной игрушке на ветку, - подняв глаза, подумал он вслух.
- Нет, это не по-мужски, однозначно, - "Бони" отрицательно покачала головой, отследив взгляд своего собеседника: на мохнатой еловой лапе покачивались, перевязанные дождиком, два шара цвета красного вина.
Трофим рассмеялся и проследил языком границу пластыря, по диагонали перечеркнувшего доверчиво раскрытую девичью ладонь. Перед его мысленным взором все еще плясали бордовые бусины крови, скатывающиеся вдоль пореза, и он уже знал, что увезет это воспоминание в Штаты, что бы ни случилось - яркое, красочное.
- Кто бы мог подумать, что можно порезаться, наряжая елку...
- Никому не говори - засмеют...
- Шунечка, сыночка, ты дома?! - мирную околоелочную идиллию нарушил женский оклик, многократно отраженный от стен пустующей прихожей, а ведь губы шли уже на сближение...
- Вот черт, мама! Хорошо хоть я косметику успел смыть, а то вечно в образе, что в презервативе: пожалуйста, мальчики, только не между ног, - скривилась "девушка".
Трофим придержал ее за подбородок: лицо его приобрело странное выражение:
- И много у тебя мальчиков?
- Ну надо же как-то развлекаться в твое отсутствие!
Заграничный гость молчал. Взгляд его подернулся дымкой, и только с желваками под карамельной кожей творилось нечто невнятное.
- Еще скажи, что ревнуешь! Я ведь не твой герой, - глаза "брюнетки" блеснули.
- Это точно, - хмыкнул Трофим.
- Шунечка?! - донеслось повторное из прихожей.
За рельефным стеклом двери в комнату мелькнула бесформенная тень, прошуршала пакетами в направлении кухни, пропела что-то из репертуара "Синей птицы" себе под нос и еле слышно щелкнула входной дверью.
Двое под елкой отмерли.
- Силуэты увидела...
- Мне бы такую тактичную маму...
- Ты опять за свое?!
- Так как там Артемка? - сменил тему Трофим
- Почему бы тебе самому у него не спросить? - рассердился его собеседник.
- После того, как он бежал от меня с воплями "Извращенец"?
- Ну не всем же в женское шмотье переодеваться про твою душу? Ты бы его еще в "Окна" пригласил, ну или как то ток-шоу называется, где на всю страну в любви признаются?
- В "Любовь с первого взгляда"?
- А что? Вот выиграли бы романтическое путешествие в Арабские Эмираты, вас бы там кастрировали.
- Ну, в Турции нас с тобой не кастрировали...
- Турция - светская страна, и я там женщиной притворялся, несмотря на жару. Артемка никогда на такое не согласится.
- А ты согласился, - заметил "извращенец". - Почему, кстати?
- А ты догадайся! - лицо его собеседника исказила болезненная гримаса и тотчас же сошла на "нет". - Никак не забуду мужика, который баранов тебе за меня предлагал.
- Не баранов, а верблюдов. Ты тогда здорово перепугался.
- Ну еще бы! Мне только бедуинов не хватало после местных гопников, - закончив собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате, Шунечка сел на пуфик у подоконника и принялся основательно пудрить личико, - я помню, как ты тому турку сказал, что не продашь меня за все сокровища мира. Это было очень мило с твоей стороны, - и безо всякого перехода. - Жив-здоров твой Артемка, поступил на последипломку.
- Специальность?
- Психология.
- Думаешь, я таки нанес ему моральную травму? - тяжко застонав, Трофим лег на живот и уткнулся лицом в подставленные ладони, отчего голос его звучал задушено.
- Я же говорю, надо было вам на всю страну отношения выяснять!
- Знал бы, где упадешь... Хочешь верь, хочешь - нет, но я когда его вижу, у меня в груди будто что-то переворачивается...
- В мозгах у тебя переворачивается! Исключительно потому что в другом месте в этот самый момент встает. Подай мне сумочку, пожалуйста, у меня там помада. Ой! - Шунечка прикрыл рот ладошкой, зацепившись блуждавшим по комнате взглядом за собеседника. - Да у тебя вся спина красная, как я погляжу! Ну да сам виноват - я тебя по-хорошему в постель приглашал.
- А я решил, что потереться о новогоднюю елку во время секса - вполне в духе этого идиотского праздника.
- Ежики плакали, кололись, но продолжали жрать кактусы? - Шунечка выгнул нарисованную бровь. - А знаешь, это скорее в твоем духе - не имея возможности поздравить любимого человека, обсирать все мероприятие.
- Любимого я вообще-то поздравил, - Трофим сделал ударение на первое слово, ретировался из-под елки, поднялся на ноги и, подойдя к Шунечке, заключил его в крепкие объятия.
- Нет, ты поздравил любящего, - возразил тот. - Дай накраситься, а?
- Не понимаю, зачем тебе куда-то идти, когда я в кои-то веки в стране...
- Именно за этим. К хорошему быстро привыкаешь. А что мне прикажешь делать, когда отчалишь?
- Что ж, я так хорош? - на щеках у Трофима заиграл завораживающий польщенный румянец, так что вопрос был явно риторический, что не могло не злить, с учетом необходимости куда-то бежать и что-то делать:
- Не напрашивайся на комплимент, слушай!
- Еще скажи, что будешь по мне скучать.
- Не дождешься!
Так, препираясь в течение получаса, они, в конечном счете, привели себя в относительный порядок - с перерывами на выяснение отношений.
- Я тут вспомнил, - натягивая свитер на исцарапанную спину, нарушил воцарившееся молчание Трофим, - как мы в баню с дедом ходили, когда он был жив. Березовый веник - это тебе не какие-то там иголки.
- А никто и не сравнивает иглоукалывание с баней, если ты не заметил, - фыркнул Шунечка. - Сколько раз повторять?! Кончай ныть. Тебе буквально открыли Америку, а ты о русских березках плачешься!
- Одно другое никогда не заменит, - блондин покачал головой. - Как же ты не поймешь?
- Рано или поздно чем-то приходится пожертвовать, чтобы освободить место для чего-то другого, потом этого первого чего-то, естественно, недостает - банальная технология выбора.
- А зачем жертвовать? Разве это так уж обязательно? Как же пресловутый срединный путь?
- Оставим Дао восточным сектам. Ты думаешь, почему китайские революционеры отказались от философии Лао-Цзы? Потому что это была философия терпимости, с которой ни империю не построить, ни одноразовыми кедами мир не снабдить. Вот вам и великая нация!
- Не умничай - тебе не идет, - Трофим улыбнулся и поцеловал свое сокровище в аккуратное ушко.
- Почему это? Я - брюнетка! - сокровище обиделось, но ускользающие губы перехватило.
***
За окнами фастфуда анакондой в броске блестело изогнувшееся невдалеке шоссе.
Уборщик-казбек улыбался фирменной улыбкой "сами мы люди не местные".
- Безобразие! - возмущался вульгарно накрашенный Шунечка, размахивая для пущего эффекта крохотным лаковым рюкзачком в тон экзотичного цвета ботфорт. - Мало того, что Макдоналдс закрывается, так сюда еще и со своим шампанским нельзя! А пойдем ко мне, Артемка?
- А пойдем! - рыжеволосый угловатый парень то и дело поправлял на носу очки в тонкой оправе, смотрел на визави со смесью опаски и обожания, а на лице его прямо-таки крупными буквами - для посвященных - проступала надпись: "Будь, что будет".
Гречневая россыпь веснушек на молочно-белой коже делала тренированное тело чрезвычайно аппетитным и притягательным, но его обладатель, очевидно, об этом понятия не имел.
- Слышь, Смирнова, - уже в лифте осведомился он. - А с чего это ты вдруг меня захотела увидеть?
- А я... всегда тайно была в тебя влюблена, разве ты не догадывался?! - захлопал Шунечка накладными ресницами в лучших традициях Голливуда, - Вот, собралась с силами и решила признаться, - получилось, надо сказать, вполне убедительно, даже искренне. - Я, это... как тебя вижу, у меня все внутри переворачивается.
- Дремлющие страсти во сне с боку на бок? - Артемка отшутился, но лицо его так вытянулось, что чуть очки не свалились. - Хотя логично. Мальчики к девочкам проявляют внимание, дергая их за косички, а девочки к мальчикам - убегая от них?
- Типа того. А что, в учебниках по психологии и про такое написано?
- Что же ты тогда от Трофима не отлипала? - проигнорировал собеседник вопрос.
- Да потому что Трофим, в отличие от тебя, обольщению поддается, - "Смирнова" пошла розоватыми пятнами, подозрительно смахивающими на аллергию. - Как мне еще было этот тандем разбить? Вы же до "экватора" вместе протусовались!
- Было дело, - окончательно смутился Артем, вспомнив о компрометирующих обстоятельствах вечеринки по случаю того самого "экватора". - Ну и как он вообще, друг моей юности?
- Да никак, - Шунечка изобразил оскорбленную добродетель, правда, вышло смешно, учитывая макияж в стиле "вамп".
- Совсем?
- Совсем, - подведенные глаза зло сверкнули:
- Я его бросила.
Лицо Артема претерпело ряд метаморфоз, в результате коих приобрело выражение, неподдающееся идентификации:
- Он все-таки бисексуал, - не вопрос, утверждение.
Причем священник, и тот был бы жизнерадостнее, констатируя воскрешение мертвеца, отпевание которого ему оплатили.
- Уж лучше бы он был бисексуалом! - Шунечка театрально закатил глаза. - А так, он посмел покуситься на самое дорогое...
- На что? - оживился рыжий.
- Как, на что? На тебя!
- Ах, это, - Артем потупился. Щеки его пылали - весьма соблазнительно, с учетом проклюнувшегося после бритья пушка, - ну подумаешь, перебрали разок. Вообще он нормальный парень. С учетом тяжелого детства, конечно, - подвыпивший молодой человек разволновался и принялся загибать пальцы, как в первом классе, - авторитарных родителей и педерастических наклонностей... Ты бы с ним помягче. В конце концов, он не пьет, не матерится и не рукоприкладствует.
- Как и ты. Все, Артемка, ты попал, - не отказал себе в удовольствии вогнать парня в краску Шунечка. - Я твоя навеки, но сначала шампанское...
***
Мобильник зазвонил в самый неподходящий момент - монтикоры как раз добивали отряд противника.
- Это еще кто? - Трофим без энтузиазма оторвался от монитора. Он играл в стратегию, и должен был срочно апгрейдить своих драконов, если не хотел продуть.
- ... С Новым Годом! - раздался в трубке подозрительно довольный голос Шунечки. - Ты знаешь, что я желаю тебе только счастья?! О! Что за вопли на заднем фоне? Опять родители имущество делят?
- Хуже. Мать Кадышевой подпевает - у нее, видишь ли, "Голубой огонек", гори оно синим пламенем, - а батя с братьями так проводил старый год, что новый до сих пор никак не встретит, чтоб он в Лапландию уехал автостопом, - проинформировал геймер.
- Идиллия, - умилилась трубка. - Ко мне приехать не хочешь?
- С чего это вдруг?
- На голубой огонек заглянуть перед отъездом? Чем мы хуже?
***
- А это что за пятна? На химический ожог подозрительно похоже... - через час Трофим был на месте - с порога ринулся собственным вкусом нейтрализовать чужие отметины на "Смирновой".
- "Косметика с огоньком", блин, и попробуй после этого не воспринимать рекламу буквально...
Гость даже не улыбнулся - потянул хозяина к аптечке, да так и разложил на полу ванной комнаты, прямо на огрызках бинта, использованных в качестве тампонов для нанесения облепихового масла. На все тело от макушки до пят и даже в задний проход. Шунечка отбивался, пытался что-то сказать. Где уж там! Когда так нежно, так властно, с такой охотой, что можно даже поверить, будто никого другого на этом месте и представить нельзя.
- Ну ты и блондинка! - отдышавшись, наехал на гостя хозяин апартаментов.
- Это еще почему? - не понял Трофим.
- А ты загляни в комнату, там тебе подарок лежит...
Казалось рельефное стекло двери, запомнившейся по утренним опасениям, просто лопнет, не выдержав толчка любопытствующего - или пойдет трещинами, - но ничего подобного не произошло.
- Артемка?! - в прокуренном голосе то ли испуг, то ли беспредельное удивление. - Почему в таком потрепанном виде? Что ты с ним сделал?
- Пришлось разогреть немножко, - "Смирнова" дернула плечиком. - Я не нарочно. Кто же знал, что вы с ним оба такие темпераментные, и обоим невмоготу? Девочкам на Тверской за это, по крайней мере, платят, а у меня и дырка уже, и кожа нежнее...
- И словарный запас беднее? Объясни толком, какого лешего здесь происходит!
- А я разве не говорил, что желаю тебе только счастья? - Шунечка цинично улыбнулся и ретировался, на прощанье вульгарно вильнув бедрами.
Блондину только оставалось надеяться, что его сокровищу хватит ума не сунуться на улицу в том тонюсеньком гипюровом сарафанчике, который они оставили в ванной. Знал бы он, что "Смирнова" уже успела прогуляться в нем до ближайшего Макдоналдса!
- И кстати, - донеслось из коридора. - Перед тем, как отрубиться, Артемка рассказывал мне, до чего ты классный мужик.
- Ему-то откуда знать?
- Как психологу?
Входная дверь вскоре хлопнула, и Трофим остался один на один с самым крупным стрессом всей своей жизни. Если он и собирался кому-то что-то сказать, то дар речи так его и покинул с этим намерением.
***
Артему снился странный сон, где Смирнова из девушки превращалась в парня, который оказывался Трофимом. Рыжий очень хотел спросить бывшего одногруппника, зачем тому понадобилось целоваться при всех на университетском сабантуйчике четыре года назад - с другом, притом, какая Смирнова замечательная девушка, да и вообще...
Но! Чтобы заговорить, надо было разомкнуть губы, то есть пошевелиться, а значит, и проснуться. Зная свой чуткий сон, Артемка боялся по собственной глупости лишиться вожделенного общества. Поэтому усиленно продолжал сопеть.
... В то время как кровь несла по телу узнавание от места соприкосновения с чьими-то дрожащими пальцами, и стало вдруг тепло и приятно, несмотря на гулявший по квартире сквозняк.
И еще Артем откуда-то знал, что Смирнова - парень, но откуда - хоть убей, не мог вспомнить.
И пока он лихорадочно размышлял, стряхивая с закоченевшего тела остатки дремы, Трофим укрывал его пледом и подпирал затылком.
- Так и будешь на мне лежать? - рыжий вспомнил, что в свое время был чревовещателем, еще в школьном театре.
Трофим подумал, что вот так и приходит шизофрения - с голосами важных людей в голове, - но на всякий случай ответил вслух:
- А что еще с тобой делать?
- То же, что и всегда ты со мной во сне делаешь, не помнишь, что ли? - чревовещатель забеспокоился, завозился, приоткрыл один глаз и заглянул под плед.
Оказалось, кто-то заботливый застегнул ему ширинку. А друг юности вопреки опасениям не исчез.
- После того, как мой член ободрали о чьи-то острые внутренности, вариантов не так уж много. Продолжим?
- Зачем?! Когда мне на тебя достаточно просто смотреть? - Трофим зажмурился от избытка чувств, ущипнул себя за щиколотку для верности и зашипел от боли.
- Я на тебя уже со всех сторон насмотрелся - глаза бы мои не видели, - напустился Артем. "Странный какой-то сон, нестандартный, да еще и трехмерный... С ума схожу?"
- Ты себя сейчас ведешь, как герой серьезного литературного произведения, которого автору удается урезонить в самый ответственный момент, дабы произведение не превратилось из концептуального в порнографическое.
- Мне казалось, ты психолог, а не литературовед, - рассмеялся Трофим.
- То-то и оно! А я все думаю, что со Смирновой не так - какое-то поведение у нее неженское...
- Ну это он не от хорошей жизни, ты уж его прости. Вообще-то Шунька белый и пушистый, просто все время болеет... Вот опять на улицу раздетый пошел...
- И ты отпустил?
- А что я могу? Как помочь человеку, который не хочет помощи? - и безо всякого перехода. - Тебе-то что от Смирновой понадобилось?
- То, что ты ей оставил на память? Секс по ассоциации. Собираю тебя, как паззл... Но слушай, по паспорту Шунька - он? - в голосе психолога сквозила явная заинтересованность. - Как же вам удалось преподов одурачить?
- Сам удивляюсь. Описка в журнале, да и все. С кем не бывает? А в деканат всегда цивильненько можно прийти. Ты попробуй, скажи при полном боевом раскрасе, да в соответственном облачении, что Шунька - не девушка. Не поверят ведь.
- Не поверят, - Артемка кивнул. Глаза его по-прежнему были плотно зажмурены. - Определенно, нужно испытывать сильные чувства, чтобы так перевоплощаться.
- Вот и я про то. Не знаю, кто бы еще ради меня такой фигней заморачивался. Ты уж береги тут его по старой дружбе. А у меня в мае контракт кончится, и я сразу назад, - молодой человек взглянул на часы: "Странная какая-то ночь..." - Я тебя поцелую?
- Он еще спрашивает, паразит! Четыре года назад не спрашивал.
- Четыре года назад ты от меня шарахался, как черт от ладана, - Трофим облизал пересохшие губы, но все равно они горели огнем, когда касались дрожащих Артемкиных губ, из-за чего поцелуй получился каким-то неразборчивым, краденым, но все равно, сладко-пьяным.
- Мне пора, - переведя дух, пролепетал паразит (он же урезоненный герой литературного произведения, просьба любить и жаловать),- в ушах у него звенели старинные елочные игрушки Шунькиной бабушки - по два шарика на каждой ветке. - Утром самолет, а вещи еще не собраны.
- Постой, - окликнул рыжий черт слабым голосом. Ресницы его трепетали, но веки оставались смеженными из последних сил. - Это был сон?
- Похоже на то, - Трофим подергал себя за волосы, спохватился и заложил ладони в задние карманы джинсов - от греха подальше. - Но как скажешь, так и будет. Захочешь считать это сном, так и будем считать.
- Тогда я тебе с утра позвоню, ну, сказать, что надумаю?- мышцы Артемкиного лица так напряглись, что даже ресницы замерли, отбрасывая причудливые тени на щеки - в свете электрической гирлянды, оплетавшей карниз (в насмешку над техникой пожарной безопасности).
Трофим улыбнулся:
- Конечно, звони. В любое время дня и ночи.
***
Утро проникло в неплотно зашторенное окно многократно отраженной от синих сугробов небесной лазурью. Смешивая все оттенки голубого, доступные человеческому восприятию, оно воплотилось в узор сетчатки глаза, распахнувшегося навстречу новому счастью, и отзеркалило высветившийся на дисплее номер.
Проснувшись, Артем первым делом позвонил на домашний родителям Трофима и убедился, что тот действительно улетает из "Шереметьево", несколько раз повторил выспрошенный мобильный номер, поздравил с наступившим и отсоединился.
Затем какое-то время сосредоточенно изучал елочный наряд - по два шарика, перевязанных дождиком, на каждой ветке. Что там Фрейд писал о фаллических символах?
- Ты как? - друг юности ответил не сразу, в своей обычной манере проигнорировав формулы вежливости.
- Чувствую себя оттраханным по самые помидоры, - Артем не знал, смеяться ему или плакать от облегчения.
- Ну извини, это была не моя идея.
- Да, я помню, - соврал Артем - как правило, он ни на что не годился, если дело касалось хронологии, и Трофиму это было прекрасно известно.
- Ты знаешь обычай загадывать желание в Новый год?
- Знаю, да.
- Ты что загадал?
- Тебя увидеть. А ты?
- Чтобы Шунька жил...
Последовала короткая пауза, которую нарушил Артем:
- Мне тебя в мае ждать?
- А ты хочешь?
- А ты?!
- Я хочу.
- Тогда жду, - и, не давая этому весомому заявлению потонуть в потоке лирических отступлений, Артем с легким сердцем отсоединился.
Когда он вышел в кухню сварить себе кофе, крапленая "Смирнова" сидела на подоконнике в одних чулках (в таком виде никто в здравом уме не принял бы ее за девушку, но и в уме, раз уж на то пошло, после увиденного надолго не задержался бы) и курила сигариллу.
Рыжий узнал слабый запах, исходивший минувшим вечером от Трофима и не поддававшийся идентификации, вдохнул глубже, прислушался...
- А как же свадебное путешествие? - Шунечка разговаривал с мобильным.
- Вынужден тебя разочаровать: однополые браки разрешены далеко не везде, а шведские семьи вообще только в Швеции, - аппарат отвечал. Исключительно знакомым голосом. - Ну все, просят пристегнуть ремни и отключить мобильные телефоны.
- А ты чего, собственно, звонил?
- Сказать спасибо, - динамик выдержал театральную паузу. - Ватрушки в этот раз особенно вкусные были.
- Всегда пожалуйста, - "Смирнова" ухмыльнулась и щелкнула слайдером, отсоединяясь,
- черт бы побрал эту трубу, орет на ухо, как резаная, - проворчала, - Ну вот и все, - обернулась к бывшему одногруппнику, - теперь плодитесь и размножайтесь...
- Ты хотел сказать "совет да любовь"? У двух парней детей - увы! - быть не может. Хотя вот я смотрю на тебя и думаю, что нам с Трофимом уже и не надо.
Артем отобрал слайдер, отрегулировал громкость, взял со стола чайную ложку и, встав у Шунечки между ног, потребовал сказать сакраментальное "А".
Тот с удовольствием показал недавнему любовнику язык, проглотив неуместные пошлости про игру в доктора, готовые сорваться с уст:
- Поговори мне еще! Осталось только научиться печь его любимые ватрушки, и ты станешь достойной заменой...
- Ты - идиот, - и опять не вопрос, утверждение. - Трофим тебе разве не говорил, что одно другое никогда не заменит?!
"Смирнова" потрогала латунную змейку, оплетавшую ее шею с недавних пор, и вдруг заголосила так, что рюмки в буфете звякнули:
- Ты не понимаешь!
- Нет, это ты не понимаешь!
- Я умираю! Он думает, что в запасе есть хотя бы год, а на самом деле от силы три месяца. Так что пиши рецепт ватрушек или запоминай.
- У меня есть идея получше, - Артем улыбнулся улыбкой доброго гестаповца, от которой мороз по коже, - я сохраню тебя для него - столько, сколько понадобится. И плевать я хотел на все твои возражения! - пресек любые протесты он. - Держи свои ватрушки при себе, если не хочешь получить на орехи. И слезь с подоконника: мороз твой диатез не остудит.
- Умирает он! - ворчал рыжий черт десятью минутами позже, выкладывая яичницу в тарелки, под заинтересованным взглядом из-под накладных ресниц. - Мой сон: как скажу, так и будет.