Аннотация: О любви, виртуальной и настоящей, прямо до гробовой доски настоящей
Игорь Графов
Миллион радости
Миллион алых роз -- следуя тексту дошло и до этого. Он дарил ей букетики радости, по тридцать рубликов за букетик -- именно столько просила социальная сеть за картинку с букетом мигающих алых роз.
За три года, что прошло с того времени как он нашёл её в сети, именно что -- миллион алых роз. Таня Школина -- любовь молодости с Москворецкого пивзавода. Она -- в цеху с суслом, он -- на разгрузке пустых бутылок. Эх. когда это было! Когда волосы были длинными, а брюки -- клешами. Было давно, а как будто сейчас. Сегодня с утра.
Они возвращались компанией, он обнял её по пьяни, она прижалась к нему. Чёрненькая, большегрудая. Таня из Воркуты, отрабатывающая на пивзаводе практику по распределению Института пищи и выпивки -- это он так шутя называл её ВУЗ.
Потом встречи стали ежедневными. Он приходил за ней в обет. И в Красном уголке они любили друг друга в самом лучшем и возвышенном значении этого слова. Под знамёнами партии и портретом вождя.
А потом практика её закончилась. И они встречались у неё в общежитии. Дома у него нельзя. Там -- злая мать, бывшая лимитчица, свежевылепленная москвичка, видящая остальных лимитчиц насквозь.
-- Не пропишу, -- сказала она ему, возвратившись усталая с подработки. Она подрабатывала на квартирах частной маляркой. -- Ещё бы была штукатором, куда ни шло, а повариха сватья баба, да они всех честных людей обворовывают. Взять хотя бы нашу Тоньку...
Он не стал слушать, он хлопнул дверью и побежал в общежитие.
А дальше она вернулась в Воркуту. У него жизнь сложилось неважно, и посидеть успел, и наворовать потом на всю оставшуюся безбедную жизнь, и на работу устроится приличную -- водителем на "скорой". Неважно было только с любовью, её особенно и не было больше. Такой всезахватывающей испепеляющей и красной-красной.
Но, как известно, прогресс не стоит на месте. И кто ищет, как мы знаем, тот всегда найдёт. После восьми лет блуждания по соцсетям и тряски за виртуальные грудки всех жителей Воркуты, он нашёл её. Ну и что, что замужем и с внуками. Зато на 5 лет моложе его. Как это могло произойти, он и сам не понимал. Видно и правда она тогда была малолеткой, а он не заметил. А ВУЗ рано поступила, потому что вундеркинд. Его Таня Школина -- вундеркинд. Тем себя и успокоил.
И полетело время. Время молодости мечты и бесконечной жизни в любви.
Она с утра пораньше
-- Привет, мимишка мой!
Он ей в ответ -- букетик радости за тридцаточку.
Уже этих букетиков накопилось достаточно и мишек с рыбками и надписями "рыбка моя" "Зайка моя" -- ещё достаточнее. Уже и соцсеть для самого активного своего клиента стала ему подсовывать картинки и по двадцать рублей и по рублю. Он всё ей дарил. Писать старался меньше. Он знал, что ошибки у него дикие. Пунктуационные особенно. И старался картинками да песнями про белую "лыбедь" и чёрный пруд, про звезду и качели в небе, выразить свою любовь.
А потом она как-то взяла и приехала к нему. И стала с ним жить. Ему очень хотелось любить её также как когда-то. Но одно дело хотеть, а другое -- мочь. Приняв дорогущие таблетки, превозмогая простату и рези в паху, он охал страстно, а про себя думал: как бы действие таблеток не окончилось раньше времени. Эх, Таня. Таня! Школина, Школина. Воркута ты моя, Воркута. Так он думал, ритмично и залихватски...
А потом она попросила написать на неё завещание. И он, одурманенный чистотой его затхлой трёшки, которую она неделю драила, и запахом свежеприготовленной на банке кури, не думая ни секунды согласился.
Мама с портрета в траурной рамки смотрела как-то осуждающе, как пушкинская старуха из фильма коварно улыбалась... Но он плюнул на портрет и пошёл с о своей Таней до нотариуса.
Бумага была оформлена и подписана в лучшем виде, он заплатил сущую безделицу, месячную трату на миллион букетиков радости, -- около пяти тысяч, а точнее четыре тысячи восемьсот девяносто пять рублей по прейскуранту. И не оставил сдачу секретарю. он ни рубля никому за свою жизнь не оставил. А вот ему оставляли не раз, когда, когда-то давно, ещё до "скорой" он работал в таксомоторе на своей машине. Кстати, на машину он тоже оформила дарственную.
Довольная она ещё прокантовалась неделю у него, и он даже стал неважно чувствовать, кружилась у него голова от избытка чувств, а может быть и от избытка трав, которыми она приправляла ему суп. Таня Школина. Таня Школина, она ласкала его и целовала так же страстно, как в Красном уголке. Она совсем не изменилось, а от морщин он советовал ей мазаться растолчёнными в ступке свечами от геморроя -- так рекомендовали в его новостной ленте.
А потом случилось что-то непредвиденное. Ей стало плохо. Она достала из сумочки таблетки от давления, приняла их, она их вообще каждый день принимала. Но давление, она это чувствовала, не снижалось. Он вызвал "скорую". Фельдшер на машине был противный, его на их 38-ой подстанции никто из водил не любил за честность и принципиальность. Он не давал мухлевать с бензином, не приписывал лишние километры и все водители не могли из-за этого получить навар: халявный бензин, стыренный у ободравшего народные массы государства. Фельдшер сказал:
--Я ставлю инсульт под вопросом.
И увёз Таню в тринадцатую больницу города Москвы, в реанимацию. А наш герой, удручённый и повергнутый, поехал на своей машине следом, вспоминая как в прошлом году под Хэллоуин он отправил своей любимой Танюшке тринадцать виртуальных мистических картинок-страшилок по пятьдесят рублей за штуку. Картинки мигали всеми своими черепками, костями и тыквенными челюстями. Она была в восторге и разместила на его стене песню группы "Ласковый май" про седую ночь, которой только она и доверяет.
Он поселился в холле больницы. Но по старой привычке никому, не врачу, не санитаркам, не давал ни рубля. И правильно делал. Во-первых потому что в реанимации никто деньги не берёт -- это правило такое негласное, да и никто не даёт, потому что и посетителей не пускают. И во-вторых -- потому что Таня Школина скончалась совсем не мучаясь спустя полутора суток от инфаркта мозжечка.
Он связался с её мужем, и, когда были улажены все формальности и сунуты деньги ментам за отсутствие временной регистрации у покойной, выслал тело в Воркуту. За свои понятное дело деньги. В соцсети по этому случаю случился целый траур, он оповестил всех, кого мог. Ведь у него в сети было три тысячи друзей, а уж сколько друзей друзей, этого он не считал. Наверное столько же сколько букетиков радости.
Мама недолго испепеляла его буквально живым укором со стены. Долго он не протянул. Через два года умер от тоски от сердечного приступа. А в его квартиру заселился её муж с её детьми и внуками. По праву наследования первой очереди. Ну заплатил налог большой, потому что не родственник. Но проданная в Воркуте квартира всё это компенсировала с лихвой.
Вот к чему иногда приводят миллионы букетиков радости и прогресс всего человечества.