Аннотация: Временами некоторые люди к своим "братьям меньшим" относятся лучше, чем к себе подобным.
ДОБРОТА С ИСКЛЮЧЕНИЕМ
Наш дом, в который мы заселились ещё в 1989 году, вытянут строго с востока на запад. Все пять подъездов дома находятся на северной стороне, а у южной за истекшие годы поднялись деревья, загустились кустарники, хорошо растут цветы и сама собой насеявшаяся трава. Две десятиэтажные секции дома расположены уступами относительно длинной, в три подъезда, девятиэтажной секции.
В нашем втором подъезде сорок квартир. И живут в нём в подавляющем большинстве вполне достойные люди. Есть несколько семей военных отставников, есть гражданские пенсионеры, проработавшие почти всю жизнь на разных предприятиях города. А среди тех, кто ещё продолжает трудиться, есть и дворник домоуправления, и ни с кем, как правило, не здоровающийся солидный бизнесмен, и участковый врач, и семья артистов областного драмтеатра, и замдиректора крупного завода, и ещё несколько семей лиц трудоспособного возраста, которых практически никогда не увидишь на лавочке у подъезда из-за их вечных забот по работе и по дому.
Раньше однокомнатные квартиры на шестом и девятом этажах занимали одинокие мужики-алкоголики. К ним регулярно приходили какие-то типы с небритыми отёкшими лицами, с недобрыми взглядами из-подо лба, в неопрятной одежде. Но однажды пьяницу с шестого этажа утром обнаружили на лестничной площадке почти без признаков жизни. Вызвали "скорую" и милицию. Беднягу увезли, и больше мы его не видели. Он скончался в реанимации из-за тяжелой травмы головы. Следователь опрашивал соседей, но виноватых в гибели того мужчины не нашли. Видимо, он по пьяни упал и ударился головой.
Спустя несколько лет тоже неожиданно, вроде бы от сердечного приступа умер и неблагополучный жилец с девятого этажа. С тех пор неопрятные забулдыги в нашем подъезде появляться перестали, хотя на площадках между этажами у мусоропровода иногда кто-то набрасывал множество окурков, там было наплёвано, а то оставались и вовсе непотребные следы пребывания явно посторонних лиц.
С самого начала, сразу же после заселения, на собрании жильцов старшим подъезда избрали Валентина Макаровича из двухкомнатной квартиры на пятом этаже. Его потом неоднократно переизбирали на этот пост, и он всё это время добросовестно исполняет нехитрые обязанности, возложенные на него коллективом жильцов, хотя ему уже перевалило за шестьдесят.
В год его шестидесятилетнего юбилея в ряде местных газет появились материалы, посвящённые профессиональной трудовой деятельности нашего старшего подъезда. Из них мы узнали, что Валентин Макарович уже много лет является художественным руководителем самодеятельного студенческого танцевального коллектива, который известен не только в Украине, но неоднократно бывал с гастролями в странах Восточной Европы. Оказывается, ещё к пятидесятилетнему юбилею Валентину Макаровичу было присвоено почётное звание "Заслуженный деятель культуры". Валентин Макарович продолжает работать преподавателем в одном из вузов, где читает курс лекций по истории культуры.
Вот ведь как бывает, узнаёшь о заслугах человека только из газетных публикаций, хотя давно живёшь с ним рядом.
Наш старший подъезда очень энергичен, поддерживает спортивную форму и, несмотря на солидный возраст, по утрам бегает на зарядку и до глубокой осени купается в Днепре. Он единственный из мужчин подъезда не стесняется взять в руки веник и подмести лестничные марши с пятого этажа до ступенек крыльца.
А ещё Валентин Макарович заядлый любитель собак. Сначала у него была чёрная пуделиха Санта. Потом как-то у неё появились пятеро щенят. Хозяева без проблем пристроили по знакомым "мальчиков", а вот "девочку" никто не взял, и она тоже осталась у них. Её назвали Джессикой. Так и выводят два раза в день гулять маму Санту с дочкой Джессикой - утром сам Валентин Макарович, под вечер его жена. Эти собачки полностью стали членами их семьи. Даже в гости к соседям, когда их приглашают, они берут с собой часто и обеих пуделих.
Кроме того, в подъезде давно, никто уже не помнит когда, поселился небольшой пёсик-дворняга, которому кто-то из жильцов дал имя Тёмка. Этот Тёмка сейчас по собачим меркам уже почти старик. Но за всё время обитания в подъезде он ни разу нигде не нагадил, иначе бы его не терпели. Опекает же Тёмку, известное дело, Валентин Макарович да ещё одна женщина с четвёртого этажа. У него есть свое место с теплой ватной подстилкой возле стояка горячей воды, несколько посудин для еды.
Тёмка - калечка. ещё лет десять назад, будучи неопытным щенком, он попал под машину. Его тогда забрала к себе в квартиру та женщина с четвёртого этажа и с большим трудом выходила его. Но с тех пор у него не работает правая задняя лапа, болтается просто, а наступить на неё он не может.
А ещё раз Тёмка, чтобы доказать свою преданность женщинам нашего подъезда, сидевшим на лавочке, бросился с лаем на крупного чужого пса, и тот его серьёзно порвал. Мы все думали, что на этот раз Тёмка не выживет. Он даже не скулил, а просто лежал на левом, менее пострадавшем боку, откинув голову и подставив ветру раны на правом. Когда к нему обращались, он лишь открывал глаза, и его взгляд выражал только муку и страдание.
Дней пять пёсик отлеживался в траве у подъезда, не в силах подняться, а потом постепенно раны стали заживать, и наш герой стал опять скакать на своих троих. Во время этой его болезни многие жильцы приносили ему и водичку, и молочко, а Валентин Макарович подкармливал Тёмку кусочками мяса. Всем было жаль бедную псину.
С приходом весны на южной стороне дома те места, где в уступах секций из-за нагрева стен и затишка создаётся особо тёплый микроклимат, облюбовывают бездомные коты.
В этом году там появился новый обитатель - крупный пушистый красавец, скорее всего, сибирской породы. Он явно раньше был домашним и, безусловно, чьим-то любимцем. Ещё и сейчас в нём заметна былая ухоженность. И к людям он относится с особой доверчивостью, их он совсем не боится. Если ему бросают еду, он не сразу находит её, похоже, что с возрастом у него заметно ухудшилось зрение, и теперь он вынужден ориентироваться в основном по запаху.
В кошачьей компании была почти незаметна кошка трёхцветного окраса, шуба которой, казалось, была скроена из чёрных, коричневых и белых лоскутов.
Когда наступило время той кошке невеститься, спать жильцам дома стало неспокойно. За благосклонность невесты потенциальные женихи порой вступали в драку, и всё чаще в ночной тишине раздавались страстные, леденящие душу, их завывания. Тогда потревоженные обитатели квартир запускали в них кто картофелиной, кто ещё чем-нибудь более увесистым.
Осенью и ближе к зиме бездомное кошачье братство вело себя вполне мирно и спокойно, и сердобольные жильцы дома подкармливали его, бросая что-нибудь съедобное из окон. И я каждый раз, возвращаясь с рыбалки, заходил на кошачью территорию, чтобы угостить пушистых бродяг рыбной мелочью.
И однажды я заметил в траве у кустов трёхцветную кошку с целым выводком котят. Их было четверо. К тому времени они уже были, так сказать, в подростковом возрасте и вполне резво бегали вокруг матери, то и дело затевая игру друг с другом. При моём приближении все котята бросились наутёк. Они были почти дикими, так как появились на свет и росли вне общения с людьми.
Наверное, котят в окно видели и другие жильцы, но внимание им уделил, прежде всего, Валентин Макарович. Уже через пару дней у кустов, где обитала кошкина семья, появилась пластмассовая мисочка с едой. А на следующий день утром я увидел, как он снова наполнял ту посудину. Позже, когда мы с ним увиделись у подъезда, Валентин Макарович рассказал, что варит котятам овсянку на молоке и подкармливает малышей.
К зиме котята заметно подросли, а с наступлением холодов в том затишке по-прежнему жил белый "сибиряк" и остался всего один из четверых котёнок. Видимо, других кто-то взял к себе в дом.
В декабре самые короткие дни в году, темнеет рано, к тому же пришедшие морозы всех уже к вечеру загоняют в тепло. На следующий день после праздника Святого Николая из-за мороза и неприятного ветра я вынужден был сократить свою вечернюю прогулку и около девятнадцати часов возвращался домой.
В подъезде было намного теплее, чем на улице, так как и батареи топились, и две двери на входе позволяли удерживать тепло. У лифта на первом этаже я увидел возбуждённо размахивающего руками нашего старшего подъезда. Он был в поношенных спортивных брюках и домашней в клеточку рубашке. Видно было, что вышел он из квартиры ненадолго.
Валентин Макарович сразу же, даже не поздоровавшись, обратился ко мне с вопросом, не попался ли мне навстречу, как он выразился, бомжара. И пояснил, что вышел покормить Тёмку и услышал какую-то возню у тёплой трубы. Поднялся на несколько ступенек и обнаружил устраивающегося на ночлег бомжа. Пинками заставил того подняться, а потом, что называется, в шею погнал его вниз по лестнице. Сам же решил спуститься на лифте, чтобы внизу окончательно выпроводить этого незнакомца из подъезда.
В это время на последнем лестничном марше показался человек. Внешне он похож был на одного из тех людей, что когда-то приходили к нашим покойным алкоголикам. Яркий свет на площадке первого этажа позволял лучше разглядеть его.
Он не был пьян и даже не казался выпившим. Его небритое лицо выражало какую-то усталость, может быть, даже от жизни, а в глазах была безысходность и тоска. Одет он был совсем не по-зимнему, в какой-то засаленной тонкой куртке и таких же тонких брюках. В руке у него был пластиковый пакет, возможно, с какими-то пожитками или едой.
А наш старший подъезда, очевидно, надеясь на поддержку с моей стороны, стал громко кричать на бездомного бродягу, обвинять его в том, что он не только разбрасывает окурки, но и мочится в подъезде.
Продолжая медленно спускаться по ступенькам и направляясь к выходу, человек тихим голосом пробовал оправдываться, говорил, что он вовсе не сорил, а тем более никогда не гадил в подъезде. Я, грешным делом, вставил и свою фразу о том, что ему вообще нечего тут делать. Человек неторопливым шагом с чуть опущенной головой прошёл мимо нас с Валентином Макаровичкм. Да и торопиться ему явно было некуда. Никто его нигде не ждал, и тёплое место для ночлега ещё надо было найти.
Когда двери подъезда за бродягой закрылись, меня вдруг пронзила мысль: а ведь мы только что выгнали на улицу обыкновенного человека, пусть и без определённого места жительства, но всё-таки че-ло-ве-ка. К тому же мы о нём абсолютно ничего не знали, кроме того, что ему негде спрятаться от холода и негде ночевать.
А ведь, как говорится в народе, нормальный хозяин в плохую погоду даже собаку на улицу не выгонит. Что же с нами происходит? Почему к нашим братьям меньшим мы относимся лучше, чем к таким же, как мы, представителям вида хомо сапиенс? А для очистки совести задаём - не себе, а абстрактному обществу - извечный вопрос: - "Кто виноват?".
СЕРДЦЕ
Всё началось около года назад, когда его жена, с которой во втором браке Андрей прожил без малого девять лет, потребовала, чтобы он переписал на неё свою приватизированную ещё до их брака квартиру. Мол, он значительно старше её, с ним может что-нибудь случиться, и тогда она останется без крова. До этого никогда ни о чём подобном речи не было, тем более что её мать ей завещала свою квартиру в Подмосковье, да и, как законная его супруга, она в любом случае имела право на половину его собственности. Чего это вдруг она заговорила о переоформлении квартиры?
Он в последнее время чувствовал, что в отношениях жены к нему что-то изменилось. После последнего разговора он провёл бессонную ночь, пытался понять, что происходит в их семье, строил разные предположения и утром требование жены отклонил, заявив решительное "нет". После этого прежняя доверительность и сердечность в их отношениях стала куда-то исчезать, между ними обозначилось и стало увеличиваться отчуждение.
Если жизнь, говорят, похожа на зебру - белые полосы в ней чередуются с чёрными, − то начавшаяся вслед за этим чёрная полоса в жизни Андрея оказалась несоразмерно широкой.
Весной позвонила дочь и взволновано сообщила, что его сын Сергей попал в автомобильную аварию и находится в реанимации. Пришлось на работе брать отпуск за свой счёт и срочно ехать в тот город, где жил сын. Там с его матерью, бывшей женой, поочерёдно дежурить у постели Сергея, так как медсестер и особенно санитарок не хватало: никто не хотел работать в больнице за мизерную плату. Больные были фактически предоставлены самим себе и отчасти родственникам. В больнице царила атмосфера равнодушия к человеческим страданиям и бедам, большинство лекарств и перевязочные материалы нужно было покупать самим. Похоже, что и сердца врачей в значительной степени очерствели, то ли из-за бытовых проблем, то ли от бессилия изменить ситуацию.
С сыном судьба обошлась, если уместно так выразиться, более-менее милосердно. Левую ногу с переломом бедра зафиксировали аппаратом Илизарова, правую руку с трещиной кости предплечья упаковали в гипс, синяки и ссадины от ушибов головы и спины постепенно стали заживать.
Пока Андрей ухаживал за сыном в больнице, его жена собрала свои вещи и уехала к своей дочери, оставив для него записку: "Извини, уезжаю. Ты стал мне безразличен, а со своими проблемами разбирайся сам. Валя". Это означало, что семьи у него больше нет.
Немолодое сердце Андрея, уже пережившее в этой жизни немало неприятностей, отреагировало на всё это резкими болями и тахикардией. К этому добавились скачки артериального давления. Попал в больницу, а потом пришлось ещё лечиться и амбулаторно. Постепенно приходил в относительную норму, но всё же сердце частенько напоминало о себе ноющей болью за грудиной. Теперь он был вынужден всегда носить при себе одно из рекомендованных врачами лекарств и при физических нагрузках прислушиваться к своему сердцу.
На работе начальство стало относиться к нему по-другому. Такой, часто болеющий, работник их мало устраивал. В командировки ездить отказывается, в рабочее время отпрашивается в поликлинику. Даже за стандартными вопросами о его здоровье теперь Андрею слышался досадный подтекст. Ему казалось, что беспокоятся не столько о его самочувствии, сколько о том, не подведёт ли он их из-за проблем со здоровьем, если ему поручат серьёзное дело. Вот и в очередной отпуск его отправили раньше, чем предусматривалось планом, деликатно предложили отдохнуть и поправить здоровье. Дескать, начался бархатный сезон, и съездить на юг ему, холостяку, ничто не мешает.
По сохранившейся ещё с "совковых" времён привычке он пошёл в профком в надежде получить путёвку в какой-нибудь санаторий. Там на него посмотрели, как на космического пришельца, и объяснили, что могут выделить лишь небольшую материальную помощь, а система профсоюзного оздоровления трудящихся ушла в прошлое. Ныне путёвки надо покупать за наличные в турагенствах. А где взять эти самые наличные, когда пришлось помочь лечению сына, да и самому на лекарства потратиться? Недавно только удалось рассчитаться с долгами.
Когда поинтересовался в турагенствах ценами на путёвки, ахнул: за честно заработанные деньги лечиться и отдыхать теперь в коммерциализированных санаториях нереально. Но и дома проводить отпуск не хотелось. С некоторых пор там его окружала пустота и одиночество. Хорошо, что удалось выбить отпускные. Вместе с матпомощью образовалась определённая сумма.
Нужно всё бросить и уехать хоть на недельку к морю без всякой путёвки, дикарем, как в студенческие годы. Он будет экономным. Никаких особых развлечений и знакомств, никаких излишеств в еде, а тем более в питье. Только отдых. Отрешиться от всего - ни жены, ни знакомых, ни начальства. Побыть одному среди незнакомых людей, вне собственных обстоятельств. Подышать морским воздухом, если вода будет ещё теплой, покупаться, повращаться в курортной праздности, суете и веселье других. Надеялся, что с крышей над головой в это время больших проблем не будет.
Утром окончательно принял решение - ехать, а значит, тянуть нечего, и рванул на вокзал. В связи с началом учебного года пассажиров у касс поубавилось, но у суточной кассы, однако, пришлось простоять около часа. Когда подошла его очередь, он попросил у кассирши оформить ему билет на поезд, который прибывал бы в Симферополь утром в светлое время и, желательно, чтобы место в вагоне было нижнее, потому что после болезни ему тяжело взбираться на верхнюю полку. Кассирша нажала на клавиши информационной системы и, посмотрев на монитор, сказала, что на сегодня есть лишь верхние места и то боковые и только на единственный проходящий поезд. Поезд приходит на конечный пункт в четыре часа утра с минутами.
− А на завтра? - спросил Андрей.
− А на завтра узнавайте в предварительной кассе, − ответила она, и поскольку Андрей стоял в нерешительности, грубо поторопила: − Ну, будете брать или думать?
Стоявшие позади него люди тоже недовольно стали шуметь, и он решил взять то, что предлагают. Перспектива выстоять ещё и очередь в предварительную кассу его вовсе не прельщала. Конечно, настроение у него от этого не улучшилось. Как-то не очень удачно начинался его отпуск. Огорчился немного и сразу почувствовал, как заныло в груди.
Дома в авральном порядке собрал в небольшую дорожную сумку самое необходимое для отдыха на море. Багаж получился нетяжёлым, ведь отдыхать он планировал всего в течение нескольких дней.
Поезд, на удивление, прибыл точно по расписанию. Плацкартный вагон, куда поднялся Андрей, несмотря на сентябрь был практически заполнен. Оставались свободными только несколько верхних полок ближе к туалету. Он забросил сумку на свою полку и стал осматриваться.
Внизу под его полкой ехала дама средних лет. В купе напротив на одной из верхних полок спал какой-то мужчина. На полке рядом постель была смята, но её хозяина в купе не было. На нижней полке слева лежала, точнее, полусидела старенькая бабушка. На бабушке поверх другой одежды был надет цветастый халат, голова её была повязана белой косынкой. Андрей сразу обратил внимание на то, как она дышала. Казалось, она делала усилие каждый раз, когда вдыхала и выдыхала воздух. её морщинистое лицо было неопределённо-серого цвета, ноги, вытянутые вдоль сидения, были укутаны простыней. Было очевидно, что у старушки не всё в порядке с сердцем. Как же она решилась отправиться в дорогу?
Ответ, как ему показалось, находился рядом. Напротив старушки, откинувшись спиной к стенке купе, сидела миловидная девушка, старшеклассница или, скорее, студентка первых курсов, и увлечённо разгадывала какой-то суперсканворд. На ней была лёгкая кофточка и светлые джинсы. На столике у окна стояла пластмассовая бутылка с водой, большая чашка, лежали пакеты, видимо, с едой. Иногда девушка переводила взгляд от сканворда на бабушку. Из этого Андрей сделал заключение: это, наверно, внучка, которая сопровождает бабулю.
Сдав проводнице билет и выкупив постельное бельё, Андрей постелил постель, но так как день едва перевалил за середину, ложиться не стал и попросил у женщины внизу разрешения присесть на её полке. В это время бабушка зашевелилась, стала что-то доставать из кармана халата. Это была коробочка с лекарствами. Внучка это заметила, отложила своё занятие, налила в чашку воды из бутылки и, ставя чашку ближе к бабушке, спросила:
− Что, пришло время принять лекарство? Вот возьмите, запейте. Может, ещё что-нибудь нужно?
− Нет, спасибо, милая, только таблетку приму, − поблагодарила бабуля и, положив в рот лекарство, сделала несколько глотков из чашки.
Значит, он не ошибся: девушка, действительно, едет с бабушкой. Несколько раз внучка поправляла подушку за спиной у старушки, подворачивала спадавшую с сидения простыню. Один раз бабушка движением руки подозвала девушку к себе поближе, что-то прошептала ей на ушко, а потом юная попечительница помогла старой женщине встать и проводила её в сторону туалета. Соседям по купе девушка пояснила, что у бабушки больное сердце и ей трудно ходить, да и поездка для неё дело не совсем привычное, и где что находится, она не всегда знает.
− И куда же она едет? - поинтересовался кто-то из пассажиров.
− Дедушку своего недавно похоронила, осталась одна. Вот и решила перебраться к своей младшей сестре. У сестры в Крыму домик и небольшое хозяйство. Она тоже одинокая. Считают, что вместе им легче будет доживать свои дни. К детям не хочет, говорит, у них своя жизнь, полно своих забот и она им будет только в тягость.
Поезд неудержимо мчался на юг, время неуклонно бежало к вечеру. Уже по вагону то там, то там пассажиры доставали нехитрые продукты и располагались ужинать. Проводница предлагала чай и печенье, но народ старался обходиться тем, что прихватил из дому. Собрались трапезничать и бабуля с внучкой.
− Танечка, а кипяточку можно набрать? - попросила старушка.
− Конечно, можно, − отозвалась внучка и с чашкой направилась к купе проводников, где находился титан. А возвратившись с кипятком, предложила: − Я вам сейчас и чайку заварю.
− Вот спасибо тебе, милая. Я привыкла к чаю. Без чаю, вроде, чего-то не хватает.
"Ага, − отметил про себя Андрей, − внучку зовут Таней. Наверно, бабушка растила её в детстве и воспитывала по-старому, учила уважать старших, помогать слабым, быть внимательной. Вот и вырастила себе на радость. За мной, − мысленно продолжал он рассуждать, − вряд ли будут так ухаживать. Для своих внуков я, скорее, буду чужим. Не так воспитаны". − Подсознательно он завидовал бабушке, и это породило сомнение в искренности девушки: − "Вообще-то, внучка так ухаживает за бабулей неспроста. Та, наверно, завещала ей свою квартиру и ещё какое-то своё добро. Вот Танечка и старается". − От таких мыслей в его груди что-то шевельнулось и сдавило сердце. Постарался сделать несколько глубоких вдохов. Отпустило.
Андрей тоже перекусил и пошёл в тамбур покурить. Когда вернулся, соседка снизу уже лежала на своей полке, и ему ничего не оставалось, как забраться наверх. Он немного полежал, думая о своём, и вскоре под стук вагонных колёс задремал. Впереди была неспокойная ночь в Симферополе и в значительной степени неопределённый день на Южном берегу. Там ведь, по большому счёту, его никто не ждал.
Ночью сквозь сон Андрей слышал, как перед какой-то станцией проводница будила старушку, краем глаза видел, как на остановке внучка выносила сумки и узлы, выводила из вагона бабушку. Выходил ещё кто-то из пассажиров. Обычная вагонная суета, на которую в дороге перестаёшь обращать внимание. А потом он опять провалился в сон.
Он не мог сказать, как долго после этого спал, но ему показалось, что совсем скоро проводники включили свет и стали будить уже всех пассажиров, просили собирать и сдавать постели. Поезд подходил к столице Крыма.
Народ вставал не очень охотно, но постепенно вагон заполнялся двигающимися в разных направлениях людьми, нарастал шум и говор. Кто-то спешил в туалет, кто-то разбирал и относил постель, кто-то доставал и приводил в порядок вещи, готовясь к выходу. Каждый был занят своими делами и не обращал внимания на то, чем занимались другие. Царило всеобщее оживление, знакомая большинству суматоха перед прибытием поезда на конечную станцию.
И тут Андрей заметил, что в купе напротив собирает постель внучка Таня, которая, как он думал, выходила вместе с бабушкой. Это его несколько удивило. Хотел было спросить, почему бабушка сошла одна, но поезд уже начал притормаживать, и время для разговоров было неподходящим, так как народ по проходу стал перемещаться к выходу. Андрей, чтобы не тормозить общий поток, тоже стал двигаться в ту сторону. Сойдя на платформу, он всё же решил подождать, когда выйдет внучка бабули, чтобы удовлетворить своё любопытство.
Когда девушка в светлых джинсах стала спускаться по ступенькам вагона, он даже принял её рюкзачок и протянул руку, чтобы помочь ей сойти. Но девушка легко спрыгнула сама, так как в другой руке у неё был нетяжёлый пластиковый пакет. Он помог ей накинуть лямку рюкзака на плечо и по дороге к подземному переходу таки спросил:
− Таня, а я думал, что вы сошли вместе с бабушкой. Как же ваша больная бабушка без вас доберётся до места? Вы же говорили, что ей даже ходить тяжело.
− Нет, она сошла в Джанкое, а я живу в Симферополе. Потом, я помогла ей сойти, а там её встречали. И вообще, это вовсе не моя бабушка. Мы с ней даже садились на разных станциях и познакомились только в вагоне. Я видела, что она старенькая и больная. Мне было жаль её, и я просто помогала ей в дороге. А что тут такого? Мне ведь не трудно.
− Извините меня, Таня, пожалуйста, если этот вопрос показался вам не очень тактичным. И дай вам, Бог, здоровья и всего самого лучшего, − только и успел произнести Андрей, потому что девушка заспешила к вокзалу.
И хорошо, что при тусклом свете станционных фонарей Таня не смогла заметить, как он невольно покраснел: ему было стыдно за те мысли о корыстной внучке.
Как, оказывается, всё может быть просто: один человек нуждается в помощи, а другому не составляет труда ему помочь. Просто, но лишь тогда, когда у этого другого человека доброе сердце.
От этих мыслей на душе у Андрея стало светлее, и он даже перестал прислушиваться к своему больному сердцу. У него появилась почему-то уверенность, что чёрная полоса в его жизни скоро закончится.