Даешь! Не дошагать нам до победы.

Даешь! Нам не восстать под барабанный бой.

Стая Хищных Птиц

Вместо райских голубиц -

И солдаты не придут с передовой.

"Марш хищных птиц"

Джозеф Редъярд Киплинг

Каждый выбирает для себя

женщину, религию, дорогу.

Дьяволу служить или пророку -

каждый выбирает для себя.

Ю. Д. Левитанский

П Р О Л О Г

4 апреля 1900 года. Претория. Резиденция президента Трансвааля

Громоздкие напольные часы гулким боем возвестили о наступлении полдня и, оставаясь равнодушными к монотонно расхаживающему по комнате долговязому бородатому мужчине в длиннополом сюртуке, продолжали отмерять кусочки времени, которые люди называли минутами.

Бородач бросил короткий, нетерпеливый взгляд на циферблат и, игнорируя ироничную усмешку невысокого крепыша, развалившегося в кресле и водрузившего ноги на журнальный столик, вынул из внутреннего кармана пиджака короткую трубку и охлопал карманы в поисках спичек. Справедливо предполагая, что поиски вряд ли увенчаются успехом, крепыш нехотя выбрался из кресла и, небрежно чиркнув длинной шведской спичкой о голенище пыльных сапог, поднес трепещущий огонёк товарищу. Тот, благодарно качнув окладистой бородой, раскурил трубку и с монументальным видом надолго замер напротив окна.

- Якубус! - сочно потянулся крепыш, пронаблюдав полчаса за бородачом, застывшим, словно обелиск перед окном. - Скажите честно: на улице комедианты дают представление или молодые бауэрфрауэн отплясывают доммвелок, задирая юбки выше головы? Давненько за вами слежу и скажу по чести, я уже не могу и представить, какое зрелище заставило вас прилипнуть к окну. Так что же?

- Дом, - не оборачиваясь, скупо обронил бородач. - Люди строят дом, Кристиан. Только представьте, мой друг, вокруг война, а они строят... Счастливцы... И еще. Не нужно столько официоза, оставим "выканье" дипломатам. Зови меня просто - Коос. Мы не в церкви, да и ты не пастырь. - Бородач вдруг запнулся на полуслове и тоскливо взглянул на собеседника. - Да и когда мы еще в церковь-то попадём?

- Служение в храме - для праздничных дней, друг мой, Коос, - с легким надрывом вздохнул Кристиан, - а в беду и на войне надо верить, что бог с тобой. Просто верить. А что же до остального - как ва... тебе будет угодно, - крепыш покладисто кивнул и вновь плюхнулся в кресло. - Даю голову на отсечение, вы, тьфу, ты! Ты! Ты сейчас думал о своей ферме. Сколько там уже не появлялся?

- В Лихтенбурге-то? - погрузившись на мгновение в радостные воспоминания, скупо улыбнулся Коос, - почитай с Рождества и не был. А как англичане Старка и его головорезов с цепи спустили, так и вовсе семью в буш перевез. Есть там у меня одно укромное местечко. Пусть заищутся.

- Ну, учитывая, сколько там рабочих рук, смерть от скуки и голода им не грозит, - хмыкнул Кристиан. - Сколько у тебя детей? Десять?

- Двенадцать, - с едва заметной грустью улыбнулся бородач. - Единокровных - двенадцать. А перед самой войной еще шестерых сорванцов усыновили. И впрямь - не соскучатся.

- Ну, такой оравой ты после войны свое хозяйство вмиг восстановишь, - чуть завистливо протянул Кристиан и потянулся к пузатой бутылке, стоящей на краю столика. - Или англичане до него еще не добрались?

- Не знаю, - пожал плечами Коос. - Может, стоит, а может, и в щепки разнесли. Говорю же, с зимы в те края не наведывался. С британцев станется. Мы, когда сюда добирались, через Фрейхед проезжали, так вот от дома Луиса и впрямь мало что осталось. Две стены и те в дырах... Что за люди? Ну, считают они Луиса врагом, ну, воюем мы с ними, так зачем мстить-то, да еще так мелко?..

- Тем более, что толку от той мести - ноль, - язвительно ухмыльнулся Кристиан, набулькав полный стакан и смакующе вдыхая аромат коллекционного коньяка. - Луис уже в этих апартаментах обжился и по всему видно - чувствует себя прекрасно. - Мужчина залпом, словно пил не дорогущий напиток, а самопальную сивуху, замахнул стакан и довольно зажмурился. - Вон какие мебеля себе завел...

- Вот-вот, - укоризненно качнул бородой Коос, - столик антикварный, чуть ли не королевский, а ты на него - сапожищи! Они же грязные!

- И то верно, непорядок, - нахмурился Кристиан, рассматривая свою обувь, словно увидел в первый раз. - Сдается мне, что когда я ноги на стол умащивал, сапоги почище были... Надо будет как-то поделикатней Луису намекнуть, чтоб прислугу порасторопней взял...

Прерывая раздумья Кристиана, распахнулись сворки двери и молодой негр в расшитой золотыми галунами ливрее громогласно возвестил:

- Его высокопревосходительство президент республики Трансвааль!

Заключительные слова еще звенели в воздухе, когда в комнату стремительно вошел синеглазый мужчина в военном френче без знаков различия. Луис Бота - самый молодой генерал республики, а теперь уже и ее президент. Следом за ним, неторопливо и аккуратно, словно опасаясь помять новенькие мундиры, но и стараясь не отставать, гулко притопали генералы Снеман и Эразмус. Буквально минутой позже, в кабинет беззвучно просочились адъютант Боты Спиерхелд и фон Сток, немецкий военный советник, официально числящийся чуть ли не комвияжером, но носящий цивильный пиджак, словно майорский китель.

Коос и Кристиан шагнули навстречу президенту и его свите, обменялись с ними рукопожатиями и скупыми приветствиями. И только, покончив с любезностями, когда все собрались вокруг массивного стола застеленного пестро раскрашенной картой, Кристиан с удивлением отметил, что в кабинете находится еще один человек, одетый в такой же китель, как и Бота. Знакомый незнакомец - странный русский картограф с необъяснимо большими -для присутствующих - правами и не меньшими полномочиями. Вот только славящийся своей наблюдательностью бур мог дать голову на отсечение, что не припоминает, когда и как этот таинственный русский вошел в кабинет. Ну и черт, прости Господи, с ним. Главное - наконец-то станет известно, зачем его и Кооса с такой поспешностью выдернули в столицу.

- Генерал Де Ла Рей, - прерывая короткую паузу, Бота отвесил короткий кивок Коосу, - генерал Де Ветт, - еще один короткий кивок, но адресованный уже Кристиану, - я благодарен вам за быстрое и точное выполнение моего распоряжения. Спешность вашего прибытия в столицу не случайна. Помимо необходимости согласовать ряд жизненно важных для обеих республик стратегических решений, вынужден огорчить: неделю назад скончался генерал-коммандант Пит Жубер. Его приемником прочили Лукаса Мейера, но три дня назад генерала госпитализировали и надежды, что он поправится в ближайшее время, нет. То есть, в настоящий момент обе республики практически одновременно остались без верховного военного командования. Два дня в Кригсрааде почти непрерывно шли дебаты... переходящие в драки...

- Всего два дня? - недоверчиво хмыкнул Де Ла Рей, набивая табаком трубку. - Что-то скоренько они угомонились. Помнится, когда решали вопрос о моем генеральстве, так чуть ли не неделю глотки и бороды рвали... - Заметив укоризненные взгляды Спиерхелда и фон Стока, генерал смутился и чуть склонил голову перед Ботой. - Ох! Прости, Луис, то есть, простите господин президент, что перебил вас...Но все же. Кого эти крикуны решили назначить на столь высокий пост?

- Я разо... распустил Кригсраад, - коротко бросил Бота, напряженно всматриваясь в лица генералов. Видя, что возражений нет, и новость о роспуске высшего военного совета республики воспринята благосклонно, президент с едва заметным облегчением перевел дух и продолжил. - Неоднократно поступали предложения возложить обязанности верховного командования на меня, но я полагаю, что в данных обстоятельствах на должность генерал-комманданта как нельзя лучше подходит генерал Кристиан Де Ветт...

Оборвав речь на полуслове, Бота пристально всмотрелся в лица окружающих. Прождав несколько минут и так и не услышав ни слова против, он едва заметно довольно улыбнулся.

- Поздравляю вас Кристиан и... сочувствую. Несмотря на ряд выигранных сражений, наше положение не из легких, и если мы хотим победить в войне, то работы вам, да и всем, предстоит уйма. Как сказал один...поэт:

Враги наступают со всех сторон,

Сея разруху и страх,

И пусть бритты мнят себя выше Луны,

Мы спляшем на их костях!

- Неплохие стишата, - чуть покровительственным тоном заметил Де Ветт, кривя губы в легкой усмешке. - Но я бы взял на себя смелость рекомендовать, что написание нового стихотворного шедевра лучше поручить придворному поэту...

- В штате президентского коммандо поэты не числятся, - невозмутимо парировал Бота, смерив оппонента холодным взглядом. - Приходится довольствоваться тем, что есть.

- Ваше высокопревосходительство сманило к себе на службу Золотой Голос Трансвааля и жалуется, что у него нет поэтов? - откровенно возмутился Де Ветт, привставая из давно облюбованного кресла.

- Вы так непритворно раздосадованы, - преувеличенно любезным тоном процедил в ответ Бота, - словно не знаете, что ваш русский любимчик прислал письмо с отказом служить в президентском коммандо, заявив, что предпочитает находиться под вашим началом...

- Да-а-а? - неподдельно удивился Де Ветт с ошарашенным видом рухнув назад в кресло. - Я и в самом деле не знал об этом... Дело в том, что херре Троцкий лечился в госпитале и потом куда-то пропал... И я решил...

- Я уже начинаю сожалеть, что назначил вас на пост генерал-комманданта, - с явной неприязнью бросил Бота. - Если вы не знаете, что творится в вашем собственном коммандо, то вряд ли можно быть уверенным, что вы будете соответствовать занимаемой должности...

- И кто мне это говорит?! - гневно раздул ноздри Де Ветт, вновь привставая с кресла. - Тридцатипятилетний мальчишка с раздутым самомнением?

- Это говорит человек умеющий словом и делом постоять за себя и свои свершения! - чуть наклонившись вперед, словно готовясь к броску, не менее грозно рявкнул Бота и упер кулаки в бока.

- Вот мы сейчас... - набычился Де Ветт и решительно шагнул вперед, - и посмотрим...

И замер на месте, остановленный внезапным громким воплем фон Стока:

- А-а-атставить! - разбрызгивая слюну, заорал немец и со всей силы долбанул кулаком о столешницу. - Господин президент! Господин генерал! А-а-атставить!!!

Рёв командного голоса и грохот подпрыгнувшего от удара стола возымел действие, и оба, распаленных взаимной неприязнью мужчины, застыли на месте, переводя растерянно-пристыженные взгляды друг на друга, на немца и обратно.

- Господа! - укоризненно, словно учитель, выговаривающий двум расшалившимся школьникам, улыбнулся фон Сток. - Напоминаю: мы собрались, чтобы обсудить стратегию на ближайшее время, а не выяснять отношения и спорить о судьбе какого-то поэтишки...

Едва прозвучали слова "какого-то поэтишки", все без исключения буры скрестили на немце недоуменные взгляды и после короткой паузы разом загомонили, силясь объяснить, кто же такой "херре Троцкий" и что он значит для каждого свободного бюргера.

- Может быть, это несколько не своевременно, - чуть насмешливо бросил Кочетков, решительно вклиниваясь в генеральскую многоголосицу. Отвесив пару язвительных замечаний, он заставил крикунов прислушаться к его негромкому голосу и замолчать. - Я хотел бы напомнить, что уважаемый всеми нами херре Троцкий исчез из госпиталя не просто так, а отправился на рыбалку...

- Час от часу не легче! - раздосадовано всплеснул руками Бота. - Вот сейчас самое время для рыбалки! Не вы ли, господин... картограф, с достойным похвалы постоянством твердили мне, что большая часть проблем нашей армии решается внедрением дисциплины?! Я, следуя вашим советам, не чураюсь самых жестких мер, чтобы войска обрели нужный вид и форму, а в это время ваш...соотечественник, покидает место службы ради рыбалки!

Президент резко повернулся к Де Ветту и бросил, звенящим от злости голосом:

- Как только этот... рыболов вновь соблаговолит посетить расположение вашего коммандо, генерал, потрудитесь проследить, что бы он понес заслуженное наказание!

- Если гнев начальника вспыхнет на тебя, то не оставляй места твоего; потому что кротость покрывает и большие проступки, - Кристиан отвесил короткий поклон и отвернулся, пряча довольную улыбку. - Всенепременнейше, господин президент! Всенепременнейше!

Остальным же, при виде стайки озорных чертят, резво скачущих в глазах генерала, моментально стало понятно, что наказание, придуманное Де Веттом для "опального" поэта, вряд ли будет тяжелее, чем епитимья, наложенная на праведника. Максимум - отдельная койка в отдельной палатке, возведенной в ранг гауптвахты, чтобы наказанный мог спокойно выспаться по возвращении.

- Прошу прощения, господин президент, - вежливо склонил голову подполковник, - но осмелюсь напомнить, что убыл он не на простую, а на МОРСКУЮ рыбалку... Ту самую, о которой я имел честь беседовать с вами после взятия Мафекинга...

- А-а-а! - Бота легонько хлопнул себя ладонью по лбу. - Это в корне меняет дело. Прошу прощения за необоснованные претензии. - И, меняя тему разговора, шагнул к столу.

- Господа! Прошу внимания, господа! За беседами о высоком искусстве мы несколько отвлеклись от основной темы нашей встречи. Господин фон Сток, любезно проанализировав имеющиеся данные о силах противника на настоящий момент, сделал некоторые выводы, о которых сейчас нам и поведает. Прошу вас!

Бота приветливо махнул немцу и чуть отступил в сторону, освобождая место сбоку от карты.

- Итак, господа! - откашлялся фон Сток, ткнув стеком в обширное, расцвеченной символами тактической обстановки, полотно карты-трехверстки. - По данным на вчерашний день, ударные отряды англичан находятся здесь, здесь и здесь. Вооруженные силы обеих республик, раскиданные по всем фронтам, с учётом иностранных волонтеров не превышают пятидесяти семи тысяч человек при шестидесяти трех орудиях, из которых не менее двадцати - трофейные. Тогда как британский военный контингент насчитывает не менее ста пятидесяти тысяч активных штыков и сабель, при поддержке семидесяти орудийных стволов разных калибров и семи бронепоездов. Англичане не сидят сложа руки, и по сведениям, полученным от наших ... - немец кинул выразительный взгляд на Кочеткова и вновь повернулся лицом к генералам, - друзей, сэр Робертс создал тридцатипятитысячную армию и вновь собирается нанести удар по Блумфонтейну...

- Что и говорить - силы великие, - невозмутимо буркнул Де Ла Рей, опираясь на подоконник. - Но все же не след забывать святые слова: Господь - свет мой и спасение моё: кого мне бояться? Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться.

- Я предпочитаю несколько иные слова, - с легким превосходством усмехнулся фон Сток. - Веруй в бога, но все делай сам. Великая мудрость великой нации, сделавшей свою страну великой...

- Если вы так гордитесь мудростью своего народа, - насмешливо фыркнул Бота, - то зачем вы её искажаете? - И тут же произнес почти без акцента: Helfen Sie sich selbst und Gott wird euch helfen. - Помоги себе сам, и Бог поможет вам. То есть упование на собственные силы не отрицает вмешательства Господня?

Фон Сток пристыжено замялся и, подбирая ответ, на какое-то время замолчал.

- И увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими, - Кочетков, внимательно поглядывая на всех присутствующих, вновь вмешался в разговор, подводя своими словами черту под дискуссией. - Потому что это - доля его. Ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?

- Примерно это я и хотел сказать, - благодарно улыбнулся Бота и вновь кивнул немцу, огорошенному дружным отпором. - Продолжайте, мой друг, продолжайте!

Фон Сток, дисциплинированно отставив в сторону личные переживания, отвесил четкий, словно на плацу, поклон и вновь взялся за стек.

- Помимо этого, в данном районе, - импровизированная указка уперлась в точку на границе Оранжевой республики, - под Варрентоном, лорд Китченером формируется еще один ударный отряд в составе которого находятся два батальона хайлендеров Гордона, конная пехота из корпуса генерала Кобса, в ближайшее время ожидается прибытие второго батальона Норфолкского стрелкового полка, двух эскадронов Девонширских улан, одной или двух инженерных рот четвертого Йоркширского...

- Пехотинцев из Норфолка, девонширских кавалеристов и йоркширских инженеров можно не учитывать, - Де Ла Рей, разминая затекшие суставы, прошелся по кабинету и шумно потянулся. - Да! Еще и пулеметную команду из Королевского шропширского лёгкого пехотного - тоже.

- Вы не могли бы объяснить, на чем основано данное заявление? - вопросительно блеснул моноклем фон Сток, на мгновение замерев возле карты. - Вы имеете сведения о новом месте их дислокации?

- Имею, - бур разгладил бороду и едва заметно поморщился. - Около трех сотен выживших направлены в лагерь для военнопленных под Преторией, остальные - кто на дне Вааля, кто в могиле...

- Простите! - возмущенно вытянул губы фон Сток, пристально глядя на генерала, - но мне об этом ничего не известно!

- Естественно, не известно, - пожал плечами Де Ла Рей и в очередной раз принялся набивать трубку. - Дело было два дня назад, пленных мы вообще только сегодня сдали в лагерь. Доклады писать некогда было, да и необходимости в них я не видел. Я же уже здесь...

- Твоя скромность делает тебе честь, Коос, - трубно прогудел генерал Эразмус, - но все же хотелось бы узнать подробности столь примечательного события. Тем более - из первых уст. Ведь тебе нечего от нас скрывать?

- Да какие могут быть секреты? - Де Ла Рей аккуратно переместил на пол невесть откуда взявшуюся кошку, нахально развалившуюся на приглянувшейся ему кушетке, и устроился поудобней. - Три дня назад, получив телеграмму с приказом прибыть в Преторию, я отправился в путь. Вот здесь, - генерал, преувеличенно тяжко кряхтя, поднялся с кушетки и ткнул пальцем в карту, - я встретил Терона и его коммандо. Даниэль доложил, что уже несколько дней наблюдает за передвижением воинской колонны и намечает диверсию, однако не уверен в полном успехе из-за малочисленности собственных сил. По его сведениям в колонне насчитывалось больше девяти сотен англичан при трех пулеметах, тогда как коммандо Терона только двести сорок стрелков. Мой конвой тоже не армия, всего-то сорок бойцов, но! Неподалеку, примерно в трех милях от лагеря Даниэля, разбило бивак Пенкоп Коммандо, и я отправил к ним гонца с приказом присоединиться к людям Терона...

- Вы, конечно, одержали победу, - протирая стекло монокля, перебил генерала фон Сток. - Но все же, личный состав Пенкоп Коммандо целиком и полностью состоит из школьников и, на мой взгляд, надеяться на детей в таком ответственном предприятии весьма самонадеянно...

- Если речь идет о немецких детях, может быть, так и есть, - гордо встопорщил бороду генерал. - Но здесь речь идет о юных бурах! Эти мальчики хоть и юны, но они такие же бойцы, что и взрослые! А то и лучше. Под Магерсфонтейном такой вот пятнадцатилетний школьник подполз к трем английским солдатам на двадцать метров и приказал им поднять руки. Британцы, естественно, решили, что парнишка не один и побросали ружья на землю, юнец, недолго думая, привел их в наш лагерь. Даже я тогда сильно удивился и спросил у героя, как он умудрился взять в плен троих взрослых мужчин. Напоминаю - вооруженных и подготовленных солдат! А сорванец мне эдак невозмутимо: "О! Я их окружил, генерал". А вы говорите - самонадеянно...

- Беру свои слова обратно, - в который раз за вечер смутился фон Сток. - Прошу прощения, что, высказав недоверие, перебил вас. Будьте любезны, продолжайте рассказ.- Немного подумал и добавил: - Пожалуйста.

- В том, что англичане собираются перебраться через Вааль, не сомневался даже последний мальчишка-обозник, - Де Ла Рей, пыхнув трубкой, выдохнул облако ароматного дыма. - Но, дабы грех самомнения не одолел мою душу, я распорядился взять в плен какого-нибудь англичанина из этой колонны. А лучше двух. Мой приказ был исполнен в тот же день. Пленные подтвердили мои предположения и рассеяли сомнения. Правда, люди Даниэля притащили всего лишь унтеров и эти мелкие сошки не знали, в каком именно месте их командир решит осуществить переправу. Но как сказано в Книге Книг: глупый сидит, сложив свои руки, и съедает плоть свою...

- Вообще-то эти слова принадлежат не одному из Евангелий, - с отсутствующим видом заметил фон Сток, разминая тонкую папиросу, - а Екклесиасту...

- А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, - Де Ла Рей окинул немца сочувствующим взглядом, как умудренный годами старец взирает на проказы несмышленого ребенка и, не тратя времени на дельнейшие препирательства, продолжил:

- Как всем известно, в тех краях переправиться можно в двух местах. Переправа возле Хуудскараля как нельзя лучше подходила для засады, поэтому я отправил часть людей на дорогу, где имелся поворот к Луудскаралю, чтобы они всячески обозначали активность. Командовал ими старый Ян ван дер Вестхайзен, и хитрый старец в который раз доказал всем, что и в свои восемьдесят два даст фору многим молодым.

Люди Вестхайзена соорудили три завала, устроили несколько обстрелов, в общем, всеми доступными методами объяснили англичанам, что по дороге к Луудскаралю идти неудобно и опасно, и британцы послушно (всегда бы так!) свернули к Хуудскаралю.

Ненадолго прервав рассказ, генерал неторопливо подошел к столу и без лишних церемоний щедро плеснул в стакан из той же бутылки, которую Де Ветт активно опустошал до начала совещания. Не спеша выпив коньяк, Де Ла Рей довольно крякнул, степенно огладил бороду и, заметив чуть завистливый взгляд Снемана, налил еще порцию и протянул стакан старому приятелю. При виде генералов мирно беседующих о посторонних вещах, фон Сток попытался возмутиться, но был вовремя остановлен Кочетковым и препровожден в дальний угол. Глядя, как русский "картограф", приобняв немецкого "комвияжера", растолковывает особенности бурского менталитета вообще и их высшего командования в частности, Де Лай Рей обменялся довольными взглядами с президентом и, как ни в чём не бывало, продолжил повествование:

- Я, Терон и англичане находились на правом берегу Вааля. И к тому времени, когда британцы приблизились к переправе, херре Шульженко, вы все помните этого немного сумасшедшего фанатика минной войны, уже заложил взрывные заряды не только на мосту, но и на обоих берегах, прилегавших к переправе. Согнав к реке чуть ли не всех свободных от службы людей, он уговорами, приказами, и чуть ли не мольбой заставил их выкопать уйму ям и уложил в них свои взрывающиеся игрушки. Мальчики из Пенкопа со всех окрестных ферм и шахтерских лагерей ему мелких железок, битых бутылок и прочего мусора натаскали, и Шульженко напихал его вместе с минами. Когда русский закончил свою работу, все бойцы из Пенкоп Коммандо уже находились на левом берегу, где словно кроты, нарыли себе укрытий, да так славно, что даже я, зная, где они прячутся, не смог разглядеть ни одного. А вы говорите, - бур кинул торжествующий взгляд на фон Стока, - мальчишки, школьники, самонадеянно...

Видя, что немец к продолжению дискуссии не расположен, Коос довольно хмыкнул в бороду и наконец-то закончил свой рассказ:

- Всё шло, как мы и предполагали. Я свято уверен, господа, предсказуемость англичан, прописанная в уставе, их когда-нибудь и погубит. Так и в этот раз. Первыми переправились одна стрелковая и одна инженерная роты и принялись разбивать лагерь, потому как дело шло к вечеру. Следом за первыми еще две пехотные роты потопали через мост, а остальные ждали своей очереди, даже не удосужившись принять боевой арьергардный порядок. Вот тут-то наш безумный минер пустил в небо ракету, и его люди одновременно взорвали и мост, и оба берега! Рвануло так, словно сам архангел Михаил махнул мечом огненным! Уж на что мы далеко от берега стояли - и то шляпы замучились ловить. Тех англичан, что чудом уцелели в этом аду, тут же принялись расстреливать мальчики из Пенкопа и люди Терона. Британцы даже не успели развернуть и подготовить к бою пулеметы, да и их хваленые кавалеристы больше суетились, чем оборонялись... Десяток минут непрекращающейся пальбы и все, кто выжил, бросили оружие.

Пожилой бур немного помолчал, оглаживая бороду и, глядя сквозь стену куда-то вдаль, так и не выйдя из полутранса, тихо произнес:

- Видел я тогда, что хоронили нечестивых, и приходили и отходили от Святого Места, и они забываемы были в городе, где они так поступали. И это - суета! Мы живем в страшное время, господа, страшное... Нам нужно радоваться, что Господь сподобил одним ударом уничтожить множество врагов, а не хочется. Вспоминаю тот кошмар, что творился на берегах реки после взрыва, и содрогаюсь. Страшно...

- А я, признаться, восхищен! - подрагивающим от азарта голосом произнес фон Сток, чуть нервно протирая и без того сияющее стекло монокля. - Сколько врагов вы уничтожили? Тысячу?

- Шестьсот тридцать семь, - вздохнул Де Ла Рей, избегая встречаться взглядом с восторженным немцем. - Шестьсот тридцать семь душ людских, нашли последнее пристанище на берегах Вааля. И триста одиннадцать сдались в плен...

- Таким образом, группировку лорда Китченера под Варрентоном можно полностью исключить из оперативных планов британского командования, - с прагматичным апломбом заявил фон Сток, вновь подойдя к карте. - Gut. Sehr gut. С теми силами, что сейчас находятся под его командованием, он опасности не представляет, а подкрепления ему не дождаться. Но сейчас речь не о Китченере, а о сэре Робертсе и обороне Блумфонтейна. Я предлагаю объединить личный состав коммандо присутствующих здесь генералов и Иностранный легион под командованием господина Максимофа в одну армию, после чего мы получим группировку в двадцать две тысячи активных штыков при поддержке двадцати семи орудий и семнадцать... Господин генерал! - фон Сток обернулся к стоящему наособицу Де Ла Рею, - как я понял после столь выдающегося сражения вы захватили у англичан три пулемета?

- Два, - коротко бросил бур, немного помолчал и добавил, - мы захватили два орудия "Максим-Генри" на станках Норденфельта, попросту говоря - пом-помы. Третьему взрывом разнесло станок и казенную часть. Мы его утопили.

- То есть, созданная группировка будет иметь поддержку семнадцати пулеметов системы "Максим", четырех системы "Браунинг-Кольт" и одиннадцати орудий системы "Максим-Генри". Имея под рукой такую силу, можно потягаться с англичанами! Если мы расставим наши силы таким вот образом...- немец вынул из шкафа громадную карту города и его окрестностей и, разложив ее поверх первой, принялся тыкать стеком в давно намеченные точки, - то создадим Die mдchtige Festung - неприступную крепость! Зная малоподвижность англичан, мы имеем в запасе время от двух недель до месяца и можем бросить значительные силы на земляные работы. Я предлагаю соорудить редуты в данных точках, - фон Сток последовательно ткнул стеком в карту, - и, расставив в них орудия, создать практически непроходимую для пехоту зону...

- Только для пехоты? - перебил докладчика Эразмус, скептически вздернув бровь. - Насколько мне известно, у англичан, кроме обычной, легкой, полно конной пехоты да и в австралийской легкой кавалерии служат отчаянные парни... И, зная местность вокруг Блумфонтейна не хуже своей фермы, могу сказать уверенно: у этих ребят будет много неплохих шансов проскочить вашу "непроходимую" зону верхами и устроить нашим артиллеристам день гнева Господня... Смотрите! - старый бур расправил карту и уверенно ткнул пальцем в блекло-коричневую поверхность, местами рассеченную зеленоватыми пятнами, - вот тут, тут и во-о-от здесь цепь холмов, за которыми наступающие легко укроются от огня, а между ними - ложбины, по которым противник подойдет к вашим редутам почти вплотную!

- Пусть подходят, - невозмутимо пожал плечами фон Сток, - тут-то их и встретят наши пулеметные расчеты и стрелки.

- Допустим, - Снеман, сочтя своё вмешательство необходимым, бесцеремонно оттер немца от стола и вперился в карту, - один раз этот номер у нас пройдет, а дальше? Неужели вы рассчитываете, что сэр Робертс разом погонит ВСЕ свои войска в атаку? Правильно, не думаете. А сколько, вы говорите, он с собою пушек тащит?..

- Около тридцати полевых орудий калибра три дюйма и шесть морских гаубиц калибра шесть дюймов, - недоуменно протянул фон Сток. - Его артиллерийский парк чуть большее того, чем будет располагать наша сводная группа, так что я не вижу большой проблемы...

- Все наши осадные крупнокалиберные орудия - "Длинный Том", "Большая Берта" и остальные - находятся по Ледисмитом. Те пушки, что имеются в нашем распоряжении сейчас, - такие же несчастные трехдюймовки, что и у сэра Робертса, - чуть раздосадовано поджал губы Снеман. - И как только сэр Робертс, даже ценой большой крови выяснит расположение наших орудийных позиций, его морские шестидюймовки смешают редуты с пылью!

- За оставшееся время мы вполне успеваем перевезти дальнобойную артиллерию из-под Ледисмита в Блумфонтейн, - упрямо тряхнул головой фон Сток, - и тогда мы как минимум уровняем наши с англичанами шансы, если не превзойдем их!

- Угу, - угрюмо буркнул Де Ветт, так и не удосужившись подняться с кресла, - а заодно ослабим наши коммандо под Ледисмитом, чем непременно воспользуется Булер, свернем наши операции на вражеских коммуникациях, оставим неприкрытым правый фланг... А что? Пусть тот же Китченер поблагодарит Бога, сэра Робертса и нашу глупость и, перебравшись через Вааль, пройдется огнем и мечом по неприкрытым войсками землям.

- Но подкрепления для лорда Китченера уничтожены господином Де Ла Реем, - обескуражено пробормотал фон Сток, оглядываясь на стоящих в стороне от стола Боту и Кочеткова, словно ища поддержки. - Он не осмелится...

- Если мы соберем почти все наши силы в одном месте, - Де Ветт чуть подавшись вперед, пристально взглянул на иностранного советника, - очень даже осмелится! Даже тех немногих сил, что у него есть, будет достаточно для рейда по неприкрытым территориям. И наконец: Коос нанес врагу немалый урон, но это ведь не последние солдаты Империи? По моему мнению - задумка хороша, но никуда не годится.

- И какой же план вы хотите предложить вместо разработки Прусского генштаба? - холодно спросил фон Сток, с легким недоумением разглядывая местный генералитет. - Как минимум нечто гениальное?

Собираясь ответить что-то резкое Де Ветт решительно встал с места, но его ответ так и осталось не озвученным. Бота, выйдя к столу, жестом прервал спор и попросил внимания.

- Предложение херре фон Стока, несомненно, хорошо, - уважительно кивнул немцу президент, - но в данных обстоятельствах оно, к сожалению, не решает скопившихся проблем. Поэтому я предлагаю следующий вариант действий и прошу отнестись к нему, не менее критично.

Дождавшись согласных кивков от каждого из присутствующих, Бота подошел к столу и начал говорить, четко формулируя условия последовательного выполнения тех или иных действий, называя ответственного за выполнение той или иной операции и предполагаемое количество задействованных в ней сил. Де Ла Рей, по прежнему стоявший у окна, на какое-то мгновение отвлекся, чтобы в очередной раз набить трубку и с удивлением заметил, что Кочетков внимательно смотрит на Боту и кивает в такт его словам, словно учитель, молчаливо поддерживающий лучшего ученика во время экзамена.

- И если мы сумеем выполнить хотя бы половину задуманного, - устало оперся на край стола Бота, - то получим возможность предложить англичанам мир, говоря не как побежденные, а с позиции сильного. Не уверен, что британцы пойдут на заключение соглашения, но шансы на мир велики. Если же нет - мы получаем половину Наталя, возможность притока пополнений из иностранных добровольцев и оперативный простор для последующих комбинаций. Dixi.

- Идея хороша и вполне нам по силам, - задумчиво протянул Де Ла Рей, машинально поглаживая бороду, - но согласится ли на подобный ход Мартинус Штейн? * (президент Оранжевой республики)

- В конце концов, - чуть помедлив, буркнул фон Сток, - совсем не обязательно разъяснять герру Штейну все подробности предстоящей операции. О чем-то можно умолчать, чего-то недоговорить. На войне правда настолько великая ценность, что её надо огораживать стенами лжи.

- Разрешит не согласиться, герр фон Сток, - вышагнул из своего угла Кочетков, - тем более, что вы немного подзабыли окончание этой аксиомы. Позволю напомнить: на войне обязательно надо обманывать врагов, но союзников обманывать нельзя.

- Еще какие-либо возражения имеются? - Бота обвел генерал вопрощающим взглядом и, не увидев в их лицах и тени сомнения, довольно кивнул. - Отлично. Тогда нам необходимо детально рассчитать потребность провианта, боеприпасов и вообще всего необходимого для каждой группы. Ответственными за снабжение назначаю генералов Де Ветта и Снемана.

Названные приняли некое подобие строевой стойки и молча кивнули.

- Коос, - президент внимательно взглянул на пожилого бура, - как скоро вы сможете вернуться к своему коммандо и приступить к реализации своей части намеченного плана?

- Если выехать завтра поутру, через два дня буду на месте. Еще пара дней на подготовку, и через, - что-то высчитывая, генерал быстро загнул пальцы, после чего продолжил, - и через неделю, отсчитывая с завтрашнего дня, мы будем в указанном районе.

- Тогда,- Бота размашисто перекрестил всех собравшихся, - с Богом, господа. Я верю - Всевышний не оставит нас. И пусть врагов много, а нас мало, помните: Господь крепость жизни моей. Кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то сами они приткнутся и падут.

Г Л А В А П Е Р В А Я

5 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

- В половине двенадцатого с северо-запада, со стороны деревни Чмаровки, в Старгород вошел молодой человек лет двадцати восьми, - весело фыркнул Троцкий, внимательно наблюдая, как Арсенин, неторопливо пересекает границу, отделяющую черту города от дикой природы.

Дабы у путешественников не оставалось сомнений, что скитаниям по бушу пришел конец, и они попали в культурное место, городские власти потрудились на совесть. На въезде в город установили верстовой столб, патриотично раскрасив его в цвета национального флага, украсили его широченной (правда, уже покосившейся) доской с помпезной надписью "Уолфиш-Бей", а на обочине воткнули красно-белый скворечник, гордо именуемый караульной будкой. Да! Еще замостили ближайшие к будке триста ярдов дороги булыжником и перегородили путь донельзя скрипучим шлагбаумом, приставив к нему пяток колониальных полицейских. Две армейские палатки часовые установили сами. И хотя это место считалось уже городской окраиной, иных признаков цивилизации в радиусе ближайшей полумили не наблюдалось.

Молодой человек, облюбовав массивный валун в ярдах в пяти от условного фронтира, третий день подряд восседал на булыжнике словно на троне, ожидая, подзадержавшихся в пути товарищей.

В первый день "вахты" вечно скучающие караульные еще как-то пытались доставать Льва расспросами, но из-за неразговорчивости германца (по документам) это занятие им быстро прискучило и полицейские, махнув на молчаливого боша рукой, оставили его в покое. А на второй день ожидания (переночевав в городе, Лев с рассветом вновь заявился к посту) сочли его новой достопримечательностью и даже поделились обедом. И только на третий день, после бесконечных (и уже порядком надоевших) пари с самим собой о том, кто же из друзей прибудет первым, тоскливое ожидание наконец-то закончилось.

- За ним бежал беспризорный, - продолжал скалиться молодой человек, переводя радостный взгляд с капитана, ведущего в поводу понурую, всю в пыли, лошадку, на полицейского, пытавшегося что-то втолковать измученному дорогой путнику.

Арсенин, не особо вслушиваясь в сбивчивую скороговорку, устало отмахнулся, но, пройдя пару шагов, видимо озаренный какой-то идеей, остановился и вернулся к будке. Озадачив караульных длиннющей инструкцией и конкретными указаниями, капитан подтвердил вескость своих слов фунтовой купюрой, презентованной старшему полицейскому, после чего подошел к приплясывающему о нетерпения Троцкому.

- Это вы сейчас о ком, юноша? - Арсенин, ловко увернувшись от объятий товарища, добродушно улыбнулся. - О моем Росинанте, служителе закона или... о себе?

- Да так, - Лев, крепко пожав протянутую руку, решил не утруждаться объяснениями, - к слову пришлось. С прибытием, Всеслав Романович! - И, переводя разговор на другую тему, полюбопытствовал:

- А чего вы там караульным втолковывали, да еще и проспонсировали их?

- Про что я сделал? - удивленно приподнял бровь капитан, с недоумением глядя на Троцкого.

- Ну, денежкой одарили сверх положенного, - чуть помявшись, промямлил Лев, внутренне досадуя на допущенную оплошность. - Въездную пошлину внесли, а потом аж целый фунт ... э-э-э... подарили.

- А-а-а, в этом смысле, - протянул Арсенин, скармливая кобыле кусок хлеба. - Это я наказ дал, чтоб, когда наша удалая троица появится, их направили в... - капитан перевел взгляд на Троцкого, - где вы остановились, Лев?

- Как и договаривались, - пожал плечами молодой человек, - пожитки оставил и ночевал в "Пеликаньем береге". Вполне себе нормальный отельчик. Не "Хилтон", конечно, но на верных три звезды спокойно тянет...

- Туда их и отправили. - Арсенин машинально закончил начатую фразу и, понимая, что слышит что-то непривычное, озадаченно встрепенулся.

- Кто тянет? Куда? - капитан, недоуменно почесав в затылке, воззрился на Троцкого. - Какие звезды? Определенно, Лев, после вашего самостоятельного вояжа, я решительно вас не узнаю. Всего-то на неделю оставил одного - и такие перемены? Или вы в госпитале таких манер нахватались? - Поправляя упряжь, Арсенин кинул на собеседника подозрительный взгляд и вновь почесал затылок. - Мало мне ваших, прямо таки скажем, странных изречений, так теперь еще и хилтон какой-то. В первый раз про такую ночлежку слышу.

Продолжая бурчать вполголоса, Арсенин взмахом руки позвал за собой Троцкого и неторопливо направился к виднеющимся вдалеке приземистым домишкам. Видя, что Лев маячит сбоку, бросил через плечо:

- А что, Лев, ключ от нумера...

- Где деньги лежат? - не удержавшись, перебил его Троцкий, состроив донельзя невинную физиономию.

- Какие деньги? - замер на месте капитан, оторопело уставившись на товарища. - Вы, что, и деньгами уже разжиться успели? И каков капитал?

- А-а-а! Какой там капитал, - небрежно махнул рукой Троцкий. - Так, мелочишка на молочишко...

- Я спросил - сколько?!

- Двести фунтов, - Лев, изображая всем видом ангельскую добродетель, невинно захлопал ресницами.

- На молочишко, говорите?! - Арсенин встал поперек дороги и, уперев руки в бока, гневно уставился на Троцкого. - Да на такую мелочишку полгода безбедно жить можно! Или вы сейчас мне все объясните, - с трудом сдерживая накопившееся раздражение, гневно выдохнул капитан, - или я... В общем - лучше не злите.

- Да всё в порядке, Всеслав Романович, - спеша успокоить командира, затараторил Троцкий, - всё честь по чести. Я чту Уголовный Кодекс. Докладываю: вчера на нашем птичьем базаре, тьфу ты, в "Пеликаньем береге" остановились двое... купчишек, - Лев, вспомнив о давешних постояльцах, презрительно фыркнул. - Расфуфыренные такие, презреньем ко всем и вся и плещут. Нахально мнили себя непревзойденными мастерами покера. Пришлось им на деле показать, что русский покер он покруче французского будет. - И, не понимая, удовлетворили ли его объяснения капитана, добавил. - А все выигранные деньги я в общую кассу так и так сдать собирался, вы плохого не думайте...

- Я и не думаю, - протянул Арсенин, задумчиво разглядывая подчиненного, словно увидел его впервые. - А вы изменились, Лев. Да-с, изменились. Вспоминаю того робкого вьюноша, каким увидел вас впервые, и прямо скажу - повзрослели. Не скажу что поумнели, с этим еще разбираться надо, но изменения, как говорится, налицо. Ладно. Соловьёв, вроде как, байками не кормят? Показывайте дорогу к вашему лежбищу, Вергилий. Или все же - Харон?

Видя, как вытянулось лицо собеседника на последних словах, Арсенин по-доброму усмехнулся и потрепал Льва по плечу. - Не берите дурного в голову, пошутил я. По-шу-тил. Какой же вы, право слово, Харон? Путеводная звезда, и никак не меньше.

Гостиница, избранная местом постоя, оказалась на удивление симпатичным и уютным на вид местом. Двухэтажный, в колониальном стиле, деревянный домик, выкрашенный в приятный светло-персиковый цвет, с высокими полукруглыми окнами и двускатной крышей, крытой красной черепицей. Притягивая взгляд, над входной дверью разноцветьем красок блистала щегольская вывеска с названием и полудюжиной разномастных пеликанов. Несомненным достоинством являлось и то, что отель размещался в центре города и все интересующие Арсенина объекты находились поблизости. Впрочем, Уолфиш-Бей не отличался внушительными размерами, и здесь до любого места было рукой подать.

Весь первый этаж был отведен под трактир, где хватало места столоваться как постояльцам, так и простым горожанам - гостям заведения. Непритязательная, но чистая и добротная обстановка добавляла спокойствия и уюта. Уолфиш-Бей морской город, но, на счастье любителей тишины и покоя, моряки, как правило, гуляли в портовых тавернах и, опасаясь встреч с недружелюбной местной полицией, городские харчевни навещали редко.

Хозяйка, миловидная, улыбчивая брюнетка средних лет, узнав, что прибыл один из соотечественников герра Мюллера (Лев, впервые прочитав в паспорте фамилию, сначала долго матерился, а потом радовался, что, по крайней мере, не Геббельс или чего похуже), приветливо улыбнулась Арсенину и тут же выставила на стол две огромные запотевшие, кружки пива. Окинув нового постояльца оценивающим взглядом, хозяйка одарила его многообещающей улыбкой, заверила, что тушеная капуста и вареные сардельки будут готовы через полчаса и удалилась, игриво покачивая бедрами. Арсенин, услышав про угощение, тоскливо посмотрел в спину женщине и вполголоса пожелал сто якорей в печенку изобретателю рецепта. Тушеную капусту он не любил с детства, да и к пиву особой приязни не испытывал. Глядя на удрученного капитана, Лев с пониманием вздохнул, после чего посочувствовал командиру и призвал того к терпению, простонав, что уже третий вечер так мучается.

На этот раз отвертеться от ужина капитану удалось. Сославшись на усталость с дороги, он от еды отказался. Дабы совсем уж не огорчать хозяйку отсутствием прибыли (хотя лично её в данном случае деньги волновали в последнюю очередь) за неимением в гостинице шнапса, Всеслав выпил двойную порцию виски и быстро удалился в комнату, молясь про себя, чтобы столь любимое немцами блюдо не подавалось и к завтраку. Уже поднявшись на второй этаж, капитан взглянул вниз и виновато вздохнул: Лев, подперев голову рукой, уныло смотрел на полную - капитанскую - кружку с пивом и на огромное блюдо, источавшее аромат капусты и сарделек.

6 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Опасения капитана оказались до определенной степени напрасными - завтрак в гостинице подавали в традиционном английском стиле: овсянка, сваренное вкрутую яйцо и несколько тостов. Арсенин, отчаявшись утолить голод по месту проживания, уже собрался покинуть гостиницу и искать пропитание где-нибудь на стороне, как углядел, что хозяйка поставила перед Троцким тарелку с тушеной фасолью, беконом и помидорами и затребовал себе того же.

Неторопливый завтрак подходил к концу, когда входная дверь широко распахнулась, и в залу, сгибаясь под тяжестью тюков с различной поклажей, ввалился Корено, а следом за ним неторопливо вошли Дато и Барт. И если последние двое выглядели как степенные бюргеры: длиннополые сюртуки, прямые брюки, шляпы с круглыми полями, окладистые бороды и невозмутимые взгляды, то Корено щеголял в итальянской матросской куртке и невесть где добытой ярко-красной феске. Увидев странную компанию, хозяйка приветливо улыбнулась и с невозмутимым видом заторопилась навстречу к гостям. А чего удивляться? Свое хозяйство она держала не первый год и не к такому привыкла. Пообщавшись с вновь прибывшими, женщина невозмутимо отправила их к столику Арсенина, а сама удалилась на кухню, не забывая кидать пытливые взгляды на капитана.

- Как добрались? - обменявшись с товарищами рукопожатиями, Арсенин внимательно оглядел запыленную троицу. - Надеюсь, без приключений?

- Какие тут могут быть приключения, батоно капитан? - мягко улыбнулся Туташхиа, поглаживая порядком отросшую бороду. - Дорога как дорога...

- Кого ви слушаете, Всеволод Романыч? - Корено стащил из тарелки Троцкого сосиску и жизнерадостно ею зачавкал. - Смотрите сюдой глазами, шо ви видите? Таки верно - Дато Туташхиа миролюбивого, как еврей в синагоге у восточной стены! По крайней мере, ви так думаете. Ну таки ви немножко ошибаетесь! - Коля, сделав многозначительную паузу, обвел стол ища чего бы еще и у кого спереть, но не нашел и обличительно ткнул пальцем в абрека. - Я скажу, шо ён совсем не смиренный Саваоф, а чистому зверь, и таки буду прав!

На последних словах, Арсенин поперхнулся глотком чая и, пытаясь отдышаться, вопросительно взглянул на компанию. Дато и Барт, недоуменно переглянувшись, дружно пожали плечами, а Корено, ехидно хихикнув, гордо подбоченился и с видом государственного обвинителя взглянул на горца.

- И шо ви себе думаете? - при виде хозяйки, несущей огромный поднос с едой, Коля, ненадолго прервался, но, увидев, что женщина выставляет угощение на соседний столик, шумно сглотнул слюну и продолжил: - Я таки немножко имел себе представлений, шо проехать в компании с Дато триста верст совсем не то, шо прогуляться по Дерибасовской, но шобы так! Нет, сначала все было тихо и спокойно, словно в лавке у старого Фридмана после погрома, но стоило нам проехать за Видхук, как на дороге, шо на том портрете нарисовались...

Корено, заметив, что Троцкий намазывает яблочным джемом последний тост, пробурчал: "Не делайте из еды культа!" и выхватил бутерброд из рук приятеля. Пока Лев, ошарашенный фразой друга, словно выброшенная на берег рыба, в замешательстве беззвучно хватал ртом воздух, грек в два укуса разделался с тостом и, облизав пальцы, нахально подмигнул оторопевшему товарищу:

- Шо я имею сказать? Таки ничего нового. Только мы оставили за кормой Видхук, как на тропинке, шо местные величают почтовым трактом, объявились местные же биндю... разбойники. Четыре во-о-от таких рыла, все при ружьях, шляпах и бородатые. Ви таки видели картинки у Библии с оттем Варнавой? Так я вам скажу - одно лицо!

- Geen* (нет - африкаанс) - укоризненно уставившись на Колю, хрипло возмутился Барт. - Они ни есть... били бородатиый! Geen! Они... - бур, за время общения с командой научившись прилично понимать русскую речь, говорил пока еще с трудом, - они есть...имели...носили! Носили ципилячий шерсть! Как это правильно говорить по-русски? - силясь подобрать нужное слово Ван Бателаан, задумчиво почесал бороду. - Они носить пушок! У них geen бо-ро-да! Они есть jong - молодие!

Выпалив длинную для него фразу единым духом, бур зычно хекнул и горделиво уставился на Корено, но тот, не обратив на спич Барта ни малейшего внимания, продолжил как ни в чем не бывало.

- Ну, выскочили себе и выскочили. С каких забот устраивать геволт, будто Дюк таки устал стоять на постаменте и заимел себе желаний прогуляться до Привозу? С нами Дато, и ему те разбойники, шо тете Песе горсть семечек. Но шобы да таки нет! Этот горный мужчина, - Коля, на всякий случай шмыгнув за спину Барта, указал на Туташхиа пальцем, - вместо того, шобы тихо, мирно и гуманно пристрелить местных цудрейторов, достал себе нагайку и отстегал их так, шо бедные мальчики быстро бегали и громко плакали! Но таки и этого ему показалось мало! Дато построили детишков на дороге, словно одесский градоначальник войска на параде, двинул речь шо, тот Плевако, и сказал им таких нотаций, шо даже я стал почти шо святой!

- Похоже, что неделя вне контроля прошла недаром не только для Троцкого? - удивленно хмыкнул капитан и вопросительно взглянул на абрека. - Как тебя угораздило с речью выступить? А, Дато?

- Эс ар ари симартле, *(это неправда) - недовольно буркнул грузин, угрюмо глядя на Корено. Я сказал этим мальчикам: "За рекою война. Хотите стрелять - идите воюйте. Хотите денег - идите работайте. Хотите жить - идите и больше не попадайтесь мне." Я сказал - Барт перевел. Но они и так все поняли.

- Ну, слава Богу! Хоть тут все в порядке, - преувеличенно облегченно вздохнул Арсенин. - Я примерно так и думал. А на Николая, ты, Дато, не дуйся. Корено он и в Африке - Корено.

Всеслав одобрительно подмигнул абреку и, встав из-за стола, направился к трактирной стойке, где хозяйку осаждал отчаянно жестикулирующий одессит. Определенно, женщина нуждалась в помощи.

Когда-то в юности Корено пришел к выводу, что, если Господь наделил тебя красотой и безмерным обаянием, утруждать себя знанием чужих языков и наречий не имеет смысла - с хорошим человеком договориться можно и с помощью улыбки, а плохому кулаком всё разъяснить. С тех пор он тщательно придерживался этого принципа и с легкостью обходился употреблением русской речи, изредка греческой, в основном пользуясь той жуткой смесью русского, малороссийского, польского и идиш, именуемого попросту суржиком. За время скитаний по Африке, Николай, верный своей привычке, даже на африкаанс выучил едва три десятка слов, да и те большей частью про выпивку. А нынче коса нашла на камень.

Хозяйка гостиницы мало того, что никоим образом не относилась к категории плохого люда, так еще и женщина. Вот только сейчас улыбка почему-то не смогла преодолеть языковой барьер, а хуком с апперкотом и вовсе ничего не добьешься.

И теперь Коля, самонадеянно решив обойтись без помощи друзей-полиглотов, отчаянно таращил глаза, корчил страдальческие гримасы и размахивал руками, пытаясь растолковать ничего непонимающей трактирщице, что уже три дня как окромя консервов, нормальной еды не видел и не прочь вкусить её стряпни. При этом он, считая, что чем громче и отчетливей он говорит, тем понятней становится его речь, неизменно повышал голос, чем окончательно вводил бедную женщину в ступор.

Глядя на импровизированное представление, Арсенин искренне веселился и был совсем не прочь продлить себе удовольствие, но хозяйка, напуганная Колиным напором, кинула на него столь отчаянно-беспомощный взгляд, что Всеслав поспешил вмешаться. Буквально в две минуты инцидент был улажен, и одессит, в предвкушении скорой трапезы удалился к столу, а хозяйка, обескураженная непривычной для неё манерой общения, обернулась к своему спасителю.

- А кто это такой... неуравновешенный, мистер Штольц? - женщина, кокетливо поправляя передник, благодарно улыбнулась Арсенину. - Тоже ваш... партнер или все же просто слуга?

- Он ...- не имея желания вдаваться в подробные объяснения, чуть помялся Арсенин, - он нам помогает. Не то чтобы слуга, но что-то подобное... наемный работник.

- Такому педан.. аккуратисту, как немец, наверное, трудно постоянно терпеть радом с собой такого... шумного человека? - абсолютно искренне вздохнула трактирщица, сочувственно глядя на Всеслава. - А он вообще какой национальности? Я видела много разных людей, но такого языка мне слышать не доводилось...

- А-а-а, не обращайте внимания, - отмахнулся Арсенин, кинув через плечо озорной взгляд на Корено. - Турок он, ту-рок. Но порой бывает весьма полезен. Так что ничего не поделаешь, приходится терпеть этого...варвара.

Спустя почти час Николай, утирая пот и тяжело дыша, пресыщено, но довольно фыркнул и последним отвалил от стола. Лениво ковыряясь в зубах тайком отломанной от стула щепой, биндюжник стал распространяться, что после столь сытного завтрака усталым путникам не помешал бы здоровый, краткий сон, минут, эдак, на шестьсот, но наткнувшись на жесткий взгляд командира, мгновенно присмирел и больше об отдыхе не заикался. Без всяких команд и нареканий Корено, словно епитимью, добровольно взвалил на себя общий груз и, ворча под нос что-то про Сизифа и дополнительную оплату каторжного труда, посеменил следом за Троцким на второй этаж.

- А вы, удальцы, - Арсенин, закончив инструктировать Дато и Барта, строго взглянул на Колю и Льва, - пойдёте в порт. - И, заметив, как расплывается в довольной улыбке лицо одессита, явно возмечтавшего о портовых кабаках и дешевом роме, и как облегченно вздыхает, уставший от безделья, Троцкий, добавил:

- Под моим присмотром пойдете. Так сказать - во избежание.

Молодые люди переглянулись, синхронно пожали плечами и, понимая, что возражать бесполезно, направились на улицу.

- Оружие с собой не брать, - ради проформы буркнул им в спину Арсенин и удивленно почесал в затылке, видя, как не только Корено и Дато, но и Лев с Бартом выкладывают на стол груду разномастных ножей и револьверов. Обведя кучу оружия ошарашенным взглядом, Всеслав несколько минут решал, не стоит ли обыскать товарищей на предмет "забытого" ненароком ствола, но решил до подобной низости не опускать и скрепя сердце вышел из гостиницы.

До портовой зоны добрались без приключений. Правда, Лев, набираясь новых впечатлений, всю дорогу безостановочно вертел головой. Все десять минут пути. И даже невесть откуда налетевший холодный ветер, пригнавший отару хмурых туч, не заставил его прибавить шаг.

В самом же порту восхищаться особо было нечем: у каменного, сплошь в выбоинах и промоинах, пирса пристроилась одинокая старенькая бригантина с обшарпанными бортами и ветхим даже на вид рангоутом. Правее посудины, напротив громоздких и воняющих на всю акваторию жиром и ворванью пакгаузов из рифленого железа, в ряд, словно по ранжиру, выстроились несколько потрепанных штормами и жизнью китобойных шхун. На левой оконечности гавани, подальше от промысловых судов и сопровождающего их амбре, в окружении приземистых бараков, напоминающих казармы, разместилось двухэтажное, в португальском колониальном стиле, здание портового управления. Еще чуть левее от него виднелись ряды каменных складов и пристань для сухогрузов.

Подле причала тоскливо покачивался чумазый грузовой пароходик, от которого к складам и обратно шустро сновали две вереницы чернокожих грузчиков. На левой и правой оконечностях гавани сквозь туманную хмарь смутно виднелись редуты береговой обороны, увенчанные флагштоками с британскими флагами. А посреди гавани, словно овчарка, приглядывающая за стадом, угрожающе блистая надраенной сталью армстронговских орудий, покачивалась канонерская лодка.

- Нет, это не Рио-де-Жанейро, - хмуро буркнул Троцкий, обводя взглядом трапециевидной формы гавань. - И даже не Одесса...

- О, Лева! - хрипло восхитился Корено, зябко кутаясь в тоненькую куртку. - Ви таки были до Бразилии? И шо ви имеете сказать за карнавал?

- Не были мы ни в какой Бразилии, - по-прежнему хмуро отмахнулся Троцкий, - нас и здесь неплохо кормят. Читал когда-то да картинки видел.

- Картинки!..- презрительно осклабившись, махнул рукой Коля. - Каких чудес можно видеть с тех картинок? Вот когда мы в девяносто седьмом на "Святом Евстафии" ходили до Бразилии - это таки да!

Погрузившись в пленительные воспоминания, одессит мечтательно зажмурился и сладострастно причмокнул губами.

- Какие вина... м-м-м, а какие роскошные шенщины... Беленькие, черненькие, мулаточки... Сказка!

- Угу, - фыркнул Троцкий, скептически поглядывая на друга, - полмиллиона народа и все в белых штанах...

- Какие штаны, Лева! - искренне возмутился Корено, прерванный на полуслове. - Шобы ви себе не думали...

- Отставить! - с трудом оторвав тоскливый взгляд от морской глади, прервал дискуссию Арсенин. - Впечатлениями об экзотических странах и дома, тьфу ты, черт, в гостинице поделитесь. А сейчас: слушай мою команду! - глядя на подтянувшихся подчиненных, капитан довольно улыбнулся и, кинув беглый взгляд на портовые постройки, добавил:

- Так. Насколько мне известно, бордель и кабаки находятся там, - Арсенин махнул рукой в сторону портового управления, - значит, Корено, вы идете туда, - капитан указал прямо противоположенное увеселительным заведениям направление. - Ну а пока вы, Лев, будете общаться со шлюхами, портовыми чиновниками и прочим приятным народом, я с экипажем этой лоханки поболтаю... Что нас интересует в первую очередь, я еще на постоялом дворе рассказал, так что - вперед. Через три часа встречаемся в "Береге".

Озорно улыбнувшись, капитан легкими движениями подтолкнул друзей в разные стороны, и, не оглядываясь на исчезающие в портовой суете фигуры, решительно направился к бригантине.

Еще утром, в гостинице, перед тем как отправиться в порт, капитан сменил походную одежду на цивильное платье и теперь как нельзя лучше соответствовал предписанному легендой образу преуспевающего торговца. Если бы давешние полицейские увидели Арсенина, то вряд ли б узнали: темно-коричневая тройка английского твида, котелок, массивная золотая цепочка, с показной небрежностью свисающая из кармана жилета, увесистая лакированная трость и штиблеты с замшевым верхом кардинально изменили его внешность. Вот и вахтенный матрос, в одиночестве скучавший на верхней палубе, впечатлившись представительным видом нежданного посетителя, по первому требованию Всеслава пулей метнулся за капитаном посудинки.

Что матрос наплел первому после Бога, так и осталось неизвестным, но, видимо, расписывая визитера, на краски он не скупился. Не прошло и трех минут, как на палубу, торопливо стряхивая крошки с редкой бороденки на потасканный свитер, выскочил коренастый мужичок в замызганной фуражке с кокардой в виде увенчанного короной якоря. Внутренне морщась от предписанного ролью образа классической сухопутной крысы, Арсенин добрых пять минут рассыпался в дифирамбах суденышку и его владельцу, чем привел капитана сначала в недоумение, а после в азартный восторг.

Британец, решив, что Фортуна, ниспослав богатенького олуха, наконец-то повернулась к нему лицом, дал волю алчной фантазии. Услышав, что за пятидневное каботажное плавание с него запрашивают цену, как за двухнедельный трансатлантический рейс, Всеслав не на штуку взбеленился и воочию показал мореману, что немецкие купцы (особливо, если наяву они российские моряки) знают толк в торговле. В двух десятках слов он перечислил все достоинства и недостатки посудины (причем к числу достоинств относилось только то, что кораблик нужен срочно, а к недостаткам все остальное) спустил раздухарившегося моряка с небес на землю. В конце концов, после получасового яростного торга моряки (и тайный, и явный) пришли к обоюдному соглашению и, договорившись о встрече через сутки, расстались довольные друг другом.

Правда, на обратном пути в гостиницу Всеслав всерьёз задумался, а стоит ли выкидывать деньги на ветер, отдавая плату за аренду. Но по зрелому размышлению решил, что от намечаемой эскапады и так урона будет больше, чем хотелось бы и что пусть чертов англичанин подавится теми деньгами. Если, конечно, его буры раньше не удавят.

Погрузившись в раздумья, Арсенин по сторонам не смотрел и поэтому, когда справа от него с шумом распахнулась дверь колониальной лавки и на улицу, под аккомпанемент потока богохульств, вылетел рыжеволосый мужчина в застиранной голландке, вздрогнул от неожиданности. Поминутно ощупывая набухающий на скуле синяк, рыжий с трудом поднялся на ноги и с чувством погрозил кулаком своему отражению в витрине. Заметив стоящего неподалеку Арсенина, побитый презрительного сплюнул под ноги зеваке и, что-то невнятно буркнув по-английски, поплелся в сторону порта. Осуждающе мотнув головой, Всеслав пошел было дальше, но вдохновившись какой-то идей, остановился и свистнул в спину ковыляющему неудачнику.

- Эй, любезный! - чуть наклонив голову вбок, капитан ждал пока рыжий неторопливо развернется в его сторону. - Выпить хочешь?

Подстегнутый любезной уху каждого выпивохи фразой, мужчина в голландке как мог резво доковылял до Арсенина и вопросительно уставился на нежданного спасителя.

- Допустим, - с деланой независимостью, но все же чуть торопливей чем следовало бы, прохрипел рыжий. - Чё делать-то надо?

- Да, в общем-то, ничего, - пожал плечом Всеслав, доставая из бумажника фунтовую купюру. - Ответишь на пару-тройку вопросов и свободен. Ты ведь матрос с одного из китобоев? Американец?

Оглушенный неожиданной радостью, моряк, торопливо переводя в уме прибыль в литры бормотухи, уставился похмельным взглядом на купюру и из стопора вышел только после того, как Арсенин брезгливо тряхнул его за плечо.

- И всего-то? - судорожно сглотнул слюну китобой, кидая мечтательные взгляды на винную лавку. - Это мы запросто. Спрашивайте, ваша милость, всё что знаю - всё расскажу...

К тому моменту, когда слегка усталый, но довольный результатами прогулки, Арсенин вернулся в гостиницу, его уже поджидали Барт и Дато. Бур, не обращая внимания на недовольные взгляды грузина, с удовольствием шумно прихлебывал темное пиво. В свою очередь Дато, аккуратно потягивая местное винцо, нервно дергал щекой при каждом хлюпе, но вслух неудовольствие не выражал.

Остановив жестом приподнимающихся товарищей, капитан, преувеличенно тяжко стеная, опустился на стул, обменялся приветливыми улыбками с хозяйкой, указал на бокал Дато и жестом попросил принести вина и ему.

- Коли вы уже здесь и отдыхаете, значит, всё в порядке, - проводив хозяйку признательным взглядом, Арсенин отхлебнул из бокала и с одобрением шевельнул бровью - мадера оказалась на удивление отменной. - Чем порадуете?

- Гарнизон большой, батоно капитан, - Дато отставив бокал в сторону, неторопливо развязал кисет, - одних пехотинцев почти три сотни насчитали. Еще два уланских эскадрона и батарея легкой артиллерии из шести полевых орудий. Это только те, что в старом португальском форте разместились. А еще в портовых бастионах люди есть - но про них мы не узнавали. Не было такой задачи.

- Многовато что-то народа для такого захолустья, - размышляя вслух, задумчиво протянул Арсенин и облокотился на стол. - Солдаты в городе, артиллеристы в порту... Еще и канонерка на рейде болтается. Зачем? Ведь все грузоперевозки по другому побережью идут...

- Я думаю, - вежливо кашлянул абрек, прерывая невеселые думы командира, - гарнизон большой, потому что здесь плохие солдаты служат. Думается мне, батоно капитан, что сюда со всей Африки гоимеби * (разгильдяи, лопухи, которым ничего доверить нельзя. груз.) сослали.

- Это есть точно, - почесал бороду Барт, - это ни есть солдат, это ... uitdraaier, - подбирая подходящее слово, бур покрутил пальцем в воздухе, - бездельник, вот! Весь день все солдаты ничего не делал! Офицеры пить beer и играть в карты! Один коммандос купить... geen.. цена... geen ... - Ван Бателаан не в силах подобрать подходящее слово отчаянно скрипнул зубами и, кинув по сторонам беспомощный взгляд, уткнулся в трактирное меню. - Стоить! - вдруг обрадовано вскрикнул донельзя довольный собою бюргер. - Каждый коммандос стоить vrydag* (пять, - африкаанс) ... geen ... tien - десять англичан!

- Кстати о коммандос, Барт, - прервал горделивые разглагольствования Арсенин, - ты людей Ван Брика нашел?

- Ja! - бюргер залпом опростал пиво из кружки и, намереваясь попросить добавки, завертел головой в поисках хозяйки. - Они wag ... ждать в город jou sein ... ваша команда, сигнал. Их, - переводя про себя счет с африкаанс на русский, бур беззвучно зашевелил губами, - два plus десять - geen - двадцать человеков! Все есть mense* (матросы- африкаанс) ... знать море и корабль! Херре Нойманн есть хотеть говорить вас... вами... vandag ... сегодня, тут! - для вящей убедительности бур ткнул пальцем в стол, невзначай перевернул тарелку с жареной рыбешкой и виновато покосился по сторонам.

- Придет - поговорим, - машинально кивнул Арсенин, размышляя о чем-то своем. - Во сколько он должен заглянуть? - И видя смятение ничего толком не понявшего Барта, пояснил.- Нойманн назвал час, в котором он придёт сюда?

- Geen, - отрицательно покачал головой Барт, теребя свою бороду, - не говорил... А где есть Лев и Колья?

- Сам гадаю, - чуть раздраженно буркнул Арсенин, нервно тарабаня пальцами по столешнице. - Вот только не знаю, что вернее предположить: то ли Троцкий в кабаке в драбадан укушался, то или Корено в портовой часовне лоб в поклонах разбил...

Капитан даже не подозревал, насколько верны его предположения...

Спустя час, когда томительное ожидание начало перерастать в уверенную обеспокоенность, входная дверь приотворилась и в неширокий проем заглянула чья-то голова, увенчанная армейской каской. Владелец шлема с методичностью артиллерийского наблюдателя обвел взглядом зал и, видимо, обнаружив искомую цель, что-то невнятно буркнул через плечо. Обе створки распахнулись и двое здоровяков в мундирах морской пехоты ввели, а точнее внесли чью-то обмякшую тушку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся Троцким. Компания, чинно обедавшая за соседним столом, возмущенно уставилась на устроителей сквозняка, но, заметив военные мундиры, дружно притворилась, что будто ничего и не случилось. Аккуратно умостив едва трепыхающегося Льва за столом, здоровяки коротко откозыряли Арсенину и, не вдаваясь в объяснения, шустро удалились.

- Бог мой! - сдавленно охнул Всеслав, рассматривая Троцкого, безвольно обмякшего на стуле. - Что с вами? Вам плохо?

- Мне? - молодой человек, приоткрыв один глаз, пьяно улыбнулся. - Мне иск-лю-чи-тельно ха-ра-шо! Плохо мне будет завтра... - он вновь закрыл глаз и, уронив голову на грудь, зевнул. - Наверное...

- Вы где так напились?! - Арсенин, видя, что подчиненный, игнорируя командира, нахально пытается свернуться клубочком на стуле и уснуть, аж привстал от возмущения. - Па-а-дъём!! Подъём, кому говорю!

Его усилия имели успех. Частичный. Лев, с видимым напряжением оторвав себя от стула, растекся в умильной улыбке, что-то бессвязно пролепетал, рухнул обратно и, уронив голову на стол, тут же отрубился.

- О! Глэдис! - Арсенин, заметив, что хозяйка гостиницы с интересом наблюдает за происходящим, подошел к стойке. - Ой, прошу прощения, миссис Хартвуд... Вы не знаете можно ли привести в чувство вот это? - Капитан раздраженно указал на почти сползшего под стол Троцкого и зло скрипнул зубами.

- Что он пил? - деловито поинтересовалась женщина, вынимая из недр стойки различные бутыль, пузырьки и флакончики. - Как давно и как много? - продолжила она наводить уточняющие данные, смешивая какой-то коктейль в высокой глиняной кружке.

Всеслав еще раз взглянул на Троцкого, сидевшего на стуле только благодаря Барту, удерживающему Льва за воротник и пожал плечами. Женщина с сожалением вздохнула, задумчиво прищурила глаз и, сыпанув в коктейль какой-то порошок, поставила кружку перед Арсениным.

- Влейте это, - принюхавшись к содержимому кружки, Глэдис явственно поморщилась, - в него. - Хозяйка качнула головой в сторону Троцкого. - Через полчаса сможет разговаривать. Через час будет как новенький. Ну, почти, как новенький. Правда, завтра, - женщина с искренним сожалением взглянула на Льва, - завтра я ему не завидую...

Арсенин, благодарно кивнув трактирщице, бережно донес кружку до своего стола, с помощью Дато и Барта выполнил инструкции и, дожидаясь, когда же Лев очнется, с удрученным видом уселся на стул. Однако на этом сюрпризы не закончились.

Менее чем через четверть часа в зал трактира вошел Корено. Трезвый. Но с синяком в полскулы, в наручниках и в сопровождении двух дюжих констеблей. Увидев столь странную процессию, Арсенин тихо ойкнул, Барт озадаченно почесал бороду, а Дато с решительным видом сунул руку за пазуху. Видимо, подозрения капитана о наличии у подчиненных неучтенных стволов имели веские основания.

- Доброго дня вам, сэр! Честь имею - констебль Фланнаган! - полицейский, небрежно кинув ладонь к срезу белого шлема, качнул головой в сторону Корено. - Вам знаком этот человек?

- Знаком, - коротко вздохнул Арсенин, уныло озирая помятую физиономию одессита. - Что он натворил?

- Циничное нарушение общественного порядка в храме святого Ботульфа, что на территории порта находится, - загибая пальцы, начал перечислять Колины грехи полицейский, - неповиновение и злостное сопротивление полицейским чинам, - полицейский аккуратно потрогал распухшее ухо, ожег Корено неприязненным взглядом и добавил. - А еще он казенное имущество попортил.

Констебль потешно шмыгнул носом и продемонстрировал изумленному капитану переломленную пополам полицейскую дубинку.

- Так что, сэр, или вы платите за него штраф в размере двух фунтов восьми шиллингов и семи пенсов, - угрюмо буркнул страж закона, запихивая злосчастные обломки себе за пояс, - либо этот злодей ближайшие две недели проведет в тюрьме...

- Вот три фунта, - Арсенин протянул полицейскому несколько купюр, - и сдачи не надо. Э-э-э, любезный! - завопил он в спину выходящим на улицу констеблям, - а наручники? Наручники-то с него снимите!

- Ну и как вы это объясните? - холодно процедил Всеслав, зло поглядывая на растирающего запястья Корено. - Один - в дрова, - капитан кивнул на мычащего во сне Троцкого, - второй в кандалах.

- Я вас умоляю, Всеслав Романыч, - виновато пробубнил Корено, покаянно опустив голову, - не надо портить себе нерв. Я таки виноват, но, честное благородное, совсем на немножко.

Арсенин, проигнорировав жаждущий Колин взгляд, набухал себе полный бокал вина, замахнул его залпом и вопросительно уставился на одессита.

- Ну таки шо я имею сказать за этих неприятстев, - начал одессит, проводив сиротливым взглядом содержимое капитанского бокала. - Я таки почти не причем. - И, не дожидаясь, пока занесенный командиром кулак обрушится на стол, или того хуже, ему на голову, затараторил:

- Ви имели желаний всё знать за первый бастион, и я пошел тудой, как на свидание. И всё было хорошо, как в заведении у Цили Глайхгевихт (ну ви же помните за ту мадам?), но тут мне дорогу перебегает черная кошка, а следом за ней - Болек Дудка!

- Причем тут кошка?! - не на шутку закипая, зло прошипел Арсенин. - Причем тут Болек Труба?!

- Таки Дудка, - втянув голову в плечи, осторожно уточнил Корено. - Труба - тот порядочный биндюжник и живет себе до Одессы, а Дудка таки здесь! Этот поц имел себе гешефтов с торговли и не имел забот за хлеб и немножечко мяса, зато имел желаний жить шо Сема Рокфеллер и никак иначе! И таки своего добился. Ён собрал кредитов чуть не со всей Одессы и был таков! Даже старик Тартаковский, шо Тартаковский - сам Беня Крик не имел такого гоп-стопа! Умные люди искали того Дудку в Париже, Лондоне и даже Мадриде, а ён сбежал до Африки не знает головной боли за долги!

Устав возмущаться, Коля выхватил из рук Барта кружку с пивом, сделал большой глоток и продолжил.

- Я вижу себе глазами, как этот поц, будто порядочный, идет до церквы, вспоминаю, шо Господь заповедовал изгонять торгующих из храма и шагаю себе тудой. Болек тот еще поц, но не идиёт. Он таки видит меня и понимает, шо жить ему осталось немножко или еще меньше, и устраивает геволт! И пока мы, взяв разбег, шустрили по церкве, шо те зайцы, набежали местные драконы и заимели глупых желаний упечь меня за решетку. Но я ж, на минутку, не Христос, а они таки не Болеслав Карлович* (одесский полицмейстер), и я сказал им слов шоб они взяли на полтона ниже. Таки они сначала сделали себе квадратные глаза, а потом стали делать мне нехорошо!

Войдя в раж, Коля принялся размахиваться руками, наглядно демонстрируя, как он раскидывал полицейских, но, наткнувшись во время очередного пасса на холодный взгляд командира, сник и тихо промямлил:

- А я им...

- А дубинку как умудрился сломать? - пристально глядя на Николая, проворчал Арсенин.

- Она сама сломалась, - виновато пробурчал Корено, осторожно потирая затылок, - о мою голову...

- За что я люблю рассейских деловых, - глядя куда-то вдаль, недовольно дернул щекою Арсенин, - так это за обостренное чувство справедливости. Что б кто-то что-то украл, не поделился и остался безнаказанным? Да ни за что. - Капитан размял папиросу и вновь взглянул на Корено. - Ну а про бастион, ты мне что-нибудь интересное расскажешь, или ты только про долги?

- Я туда не успел, - тоном прогулявшего занятия гимназиста, виновато шмыгнул Коля. - Но я сейчас выпью немножечко... - видя, что в глазах командира вновь разгорается холодная ярость, Корено успокаивающе выставил перед собой ладони и быстро докончил: - чаю! Глоток-другой, Всеслав Романыч, я сбегаю и всё узнаю и за второй бастион, и за первый!

- Не надо никуда бежать, - с трудом разлепив один глаз, простонал Троцкий, - нам и так всё известно...

- О! Радость-то какая! - ненатурально обрадовавшись, всплеснул руками Арсенин. - И пьянчужка наш ожил! Ну а вы где умудрились до положения риз нажраться? А, юноша?!

- С чиновниками из местной управы контракт обмывал, - морщась на каждом слове, выдавил из себя Троцкий. - И, кажется, чуть-чуть перебрал...

- О, Господи! - уже без всякого притворства схватился за голову Арсенин. - Какой еще, к чертям собачьим, контракт?!

- На поставки в армию мяса, - икнул Лева, с трудом сфокусировав взгляд мутных глаз на капитане. - Мы ж сюда насчет мяса договариваться п-п-приехали, вот я и д-д-договорился. Мы чиновникам откат в тридцать процентов, они нам контракт.

Обведя Троцкого и Корено совершенно безумным взглядом, Всеслав тихо зарычал:

- Я вас, мать вашу так и эдак, куда и зачем посылал, якорь вам в печенку? Контракты липовые заключать или обстановку на бастионах разведать?! Мне что теперь, самому там таскаться или Барта с Дато посылать?

- Я ... ek verstaan ??nie ... не есть понимать, что случил... что есть сделал Лева и почему он есть dronk ...пьяный? - недоуменно спросил Барт, устав вслушиваться в речь товарищей.

- Полюбуйся, Барт! - перейдя с русского на немецкий, гневно выкрикнул Арсенин. - Этот... предприимчивый юноша... умудрился заключить контракт с армией на поставку мяса! За тридцать процентов отката!

- Wat * ( что такое - африкаанс) "отката"? - Ван Бателаан непонимающе уставился на раздраженного капитана. - ek verstaan ??nie ...

Не очень понимая как объяснить буру национальные особенности русской торговли, да и не желая тратить времени на лекцию, Арсенин развернулся к Троцкому и грохнул кулаком по столу.

- Ой, Всеслав Романович, а можно потише? - сжав ладонями виски, дребезжащим голосом протянул Троцкий. - Не надо никуда идти, я всё сюда принес... - собравшись с силами, Троцкий с трудом распрямился и вытащил из внутреннего кармана кипу листов. - Вот полный реестр личного состава гарнизона, - Лев, облизав пересохшие губы, начал сортировать бумаги, - вот ведомости по флотскому экипажу, - судорожно икнув, молодой человек усилием сдержал рвотный позыв и продолжил. - А еще тут картинки какие-то... - и, не успев пояснить, о чем он вел речь, Лев зажал обеими руками рот и выскочил на улицу.

- Однако вынужден просить у вас прощения, Лев, - уважительно протянул Арсенин, когда Троцкий вновь вернулся в зал. - Вы один сделали больше, чем мы все вместе взятые. - Капитан украдкой оглянулся по сторонам, и, заметив, что на него и его товарищей никто внимания не обращает, продолжил. - Вы умудрились не только обо всём гарнизоне сведения разузнать, но и схему обороны города и района раздобыть! Что вы чиновникам-то наплели, Лев, что они вам такие документы презентовали?

- Наплел? - прислушиваясь к ощущениям внутри себя, переспросил Троцкий. - А я не помню... Но что-то, видимо, наплел...

- Николай! - Арсенин повернулся к сидящему чуть поодаль от стола одесситу. - Проводите Льва наверх, пусть отдохнет. А заодно проследите, чтоб ему никто отдыхать не мешал. - Ну а вам, - капитан чуть виновато взглянул на Барта и Дато, - все же придется прогуляться по порту. Схемы схемами, но вдруг на деле все чуть-чуть да не так. Только, Христом Богом прошу, хоть вы в неприятности не влипайте...

Оба бородача переглянулись, синхронно кивнули и неторопливо вышли из гостиницы. Оставшись в одиночестве, Всеслав вынул блокнот и погрузился в вычисления. Шагов подошедшей к нему хозяйки он даже не услышал.

- Может быть, отдохнете, герр Штольц? - мягко улыбнулась трактирщица, аккуратно тронув его за плечо. - Я уже больше часа нет-нет, да посматриваю в вашу сторону, а вы все считаете да пишите...

- Ох, простите миссис Хартвуд, - чуть растерянно моргнул Арсенин, - не заметил, как вы подошли. А что до счетов, так дела, знаете ли, дела. Мой помощник неожиданно для меня договорился с местным управлением о заключении выгодного контракта, приходится считать...

- Я краем уха слышала, что речь шла о поставках мяса в армию? - как бы невзначай обронила трактирщица, протирая и без того чистый стол. - Вы торгуете скотом? Или уже готовыми консервами?

- Скотом, дорогая Глэдис, скотом, - кивнул Арсенин, пряча блокнот с записями и не замечая, как вспыхнули щеки женщины при слове "дорогая". - Я приехал чтобы договориться с местными фермерами о покупке быков... - капитан звонко прищелкнул пальцами, вспоминая название породы.

- Наверное, лонгхорнов? - с невинным видом подсказала трактирщица, наматывая локон на палец.

- Верно, - улыбнулся в ответ Всеслав, - их самых. Цифры всегда помню в точности, а вот с названием - беда.

- А вы любите музыку? - внезапно переменила тему хозяйка. - Если да, то хочу вас обрадовать - после ужина в гостинице заезжая труппа дает представление. Может быть, для изысканного вкуса несколько простовато, но местным нравится.

И, не дожидаясь ответа, миссис Хартвуд направилась к стойке, не забыв на прощание одарить капитана шальным взглядом. Задумчиво посмотрев вслед красивой трактирщице, Арсенин про себя улыбнулся завлекательной мыслишке и взглянул на часы. До ужина оставалось меньше часа, и ложиться спать, не имело никакого смысла. Позвав мальчишку из гостиничной прислуги, Всеслав попросил купить ему газету но, хотя местная пресса была доставлена в считанные минуты, почитать ему так и не довелось.

Едва Всеслав развернул газетные листы и пробежался глазами по заголовкам, как напротив стола раздалось чье-то вежливое покашливание. Тяжело вздохнув, капитан отложил таблоид в сторону и поднял голову.

Возле него стоял худощавый мужчина лет сорока на вид, несомненно - европеец, но загоревший почти дочерна. Незнакомец отряхнул невидимую пылинку с лацкана не нового, но чистого и ухоженного пиджака, приставил к стулу палисандровую трость с массивным набалдашником и, почти по-хозяйски положив на стол шляпу, улыбнулся. Черты его лица были какими-то смазанными, незапоминающимися, но вот улыбка... особенно в сочетании с взглядом серых, холодных, пронзительных глаз оставалась в памяти надолго.

- Чем могу быть полезен? - сдержанно поинтересовался Арсенин, рассматривая визитера.

- Здравствуйте, герр Штольц, - незнакомец четко, по-военному отвесил короткий поклон. - С вашего позволения я присяду. Моя фамилия Нойманн, Гюнтер Нойманн. Торговец скотом. - Окинув Арсенина взглядом, Нойманн ехидно улыбнулся. - Точно такой же, как вы. Можно сказать - аутентичный. Наши общие друзья должны были рассказать обо мне, и, возможно, показать дагерротип... простите - фотокарточку.

- Вполне возможно у нас с вами есть общие... знакомые, - сухо произнес Всеслав, разминая папиросу. - Но если так и есть, то у вас должен быть для меня... подарок.

- Конечно, конечно, - успокаивающе махнул рукой Нойманн, протягивая Арсенину обрезанную в виде трезубца половинку золотого крюгеранда. - Я так понимаю, вы этого ждали?

- Именно, - кивнул капитан, совместив имеющуюся у него половину монеты с монетой Нойманна. - Итак, о чем вы хотели со мной поговорить?

- Только скорректировать наши планы, дорогой герр Штольц, - развел руки в стороны Гюнтер. - Как вам уже известно, люди Ван Брика в полной боевой готовности ждут сигнала и готовы захватить любое указанное вами судно. Йоханнесбургское коммандо Ван Дамма в полном составе, а это три сотни умелых бойцов, ждет это судно на границе между Людерицем и Порт-Носсопортом. Моё... руководство, передает, что все прежние договоренности в силе и как только Уолфиш-Бей падет к вашим ногам, вы получите возможность перевозить грузы и... туристов, желающих посетить Трансвааль. Как видите, дело только за вами. Что с кораблем?

- С судном, - мягко поправил немца Арсенин. - Парусник есть и его даже не нужно захватывать. Всё гораздо проще - я его зафрахтовал. Проблема в другом: кроме нанятой мною бригантины, иных судов в порту пока нет, а триста человек в такой лохани не поместятся ...

- У нас нет возможности ждать, - не на шутку разволновался Нойманн. - "Принцесса Елизавета" и "Принцесса Вильгемина" прибудут в гавань Уолфиш-Бей уже через неделю. Максимум - через девять дней. А вы знаете, - немец скорчил тусклое подобие улыбки, - что коронованные особы не имеют привычки ждать...

- Я думаю, что мы сумеем разрешить нашу маленькую проблему, - вкрадчиво улыбнулся Арсенин. - Но потребуется небольшая помощь от вас и вашего... руководства.

Ничего не говоря, немец наклонил голову почти вплотную к русскому коллеге и выжидательно взглянул в глаза.

- Деньги, - одними губами шепнул Всеслав. - Мне потребуются деньги.

- Сколько? - деловито поинтересовался Нойманн и придвинул Арсенину блокнот и карандаш.

- Сейчас я не могу назвать точную сумму, - отрицательно качнул головой Всеслав. - Вопрос еще не до конца проработан. Но завтра, в это же время, я скажу сколько мне нужно и вы предоставите требуемую сумму к утру.

- Gut, - покладисто кивнул Нойманн, - теперь осталось решить, что делать с людьми Ван Брика. Если отпала необходимость в их услугах, может быть, проще отослать их назад?

- Я думаю - не стоит, - Всеслав прикурил папиросу и выпустил вверх тонкую струю дыма. - Для них найдется работа и здесь. Дело в том, что сегодня мой человек с риском для жизни получил карты-схемы береговых укреплений...

- О, да! - снисходительно улыбнулся Нойманн. - Мне уже доложили об этой операции. Выполнено шикарно, с размахом, истинно по-русски. Только напрасно ваш агент рисковал своим здоровьем. Практически все данные вы могли бы получить и у меня. За исключением, разве что, карт-схем, но их наличие или отсутствие, на мой взгляд, не критично. Поймите, мой друг, своих людей необходимо беречь. В наше трудное время и в этих диких местах очень трудно достать хорошего агента!

- Это точно, - вполголоса и уже по-русски буркнул в ответ Арсенин. - Таких, как у меня, точно достать невозможно. Сами кого хочешь достанут...

Понимая, что больше ничего нового от визави не услышит, немец вежливо откланялся и, заверив, что обязательно появится на завтрашней встрече, как-то незаметно для Арсенина покинул гостиницу.

Спустя полчаса в обеденный зал спустились Лев и Коля. Троцкий был тих, задумчив и печален - его терзали похмелье и коктейль миссис Хартвуд. Корено был тих, задумчив и печален - его терзали жгучая зависть к другу и легкие угрызения совести перед Арсениным. Похоже, что с каждым шагом угрызения становились все беспощадней, и к столу командира Коля подошел, не поднимая глаз.

Трактир наполнялся посетителями, и прислуга, спеша выполнить заказы, шустро сновала между столами и кухней. Наблюдая за вечерней суетой. Всеслав приготовился к длительному ожиданию, однако, стоило лишь поднять руку, как почти моментально возле столика появилась хозяйка и две официантки. Миссис Хартвуд, удивленная такой расторопностью своего персонала, ожгла девушек возмущенным взором, но, заметив, что их внимание сосредоточенно на Корено, едва заметно хмыкнула и окинула мужчин выразительными взглядами. Арсенина - восхищенно-выжидающим, Льва и одессита - сочувственными. Правда и того и другого по совершенно разным причинам. В результате перед отказывающимся от еды Лёвой оказался поднос с рюмкой выдержанного бренди и тарелкой с жирной и острой даже на вид похлебки. А вот ужин Арсенина и Корено почему-то состоял преимущественно из морепродуктов - крабов и креветок. Учитывая, что оба постояльца заказывали жареное мясо, вечернее меню навевало смутные подозрения.

Не обращая внимания на недоуменное переглядывания товарищей, Лев зажмурился и, с видом человека, идущего на эшафот, залпом закинул в себя бренди. Через пару минут он уже вовсю наворачивал аппетитно пахнущее варево и пытался подтрунивать над Николаем. Тот, в свою очередь, прихлебывал пиво и, смачно треща разламываемыми панцирями, рассказывал очередную историю.

Примерно к середине трапезы в гостиницу вернулись Барт и Дато. В отличие от вояжа юных друзей их прогулка обошлась без приключений. Сведений разведчики собрали достаточно и изрядно порадовали командира, сообщив, что в портовых укреплениях царит такой же бардак, что и в городском гарнизоне, а обстановка на бастионах практически полностью соответствует картам-схемам, составленным еще три года назад.

Тем временем, прислуга натянула между опорными столбами канат и, навесив на него траченную молью багровую ширму, соорудила занавес и убавила огонь в газовых рожках. Публика в зале, торопя артистов, зааплодировала. Временами слышался задорный свист, но тоже - поторапливающий и одобрительный.

Как и предсказывала хозяйка, для знатока и ценителя искусства представление не являлось чем-то особо выдающимся.

Сутулый дядька с бородкой, как у Авраама Линкольна пронудил коротенькую лекцию о чем-то сугубо научном. Сменив "ученого", на импровизированную сцену вышел статный парень в короткой алой накидке поверх белой сорочки и, опираясь на обрубок гипсовой колонны, с чувством прочел монолог из шекспировского "Ричарда III". Классика жанра пришлась народу по вкусу, и парню пришлось трижды выходить на бис и раскланиваться. В четвертый раз вместо "Ричарда" появились нескладный юноша со скрипкой и обворожительная девушка с обезьянкой. Пока эта парочка под аккомпанемент скрипача развлекала публику нехитрыми гимнастическими трюками, за ширмой слышались дробный топот и перестук - труппа подготавливала нехитрый реквизит для следующего номера. Закончив крутить сальто и сорвав свою порцию заслуженных аплодисментов, актеры скрылись за трактирной стойкой.

Сразу после их ухода, ширма, дергаясь и провисая при каждом рывке, отъехала в сторону, давая возможность зрителям полюбоваться алхимической лабораторией. Точнее хаотичным сборищем реторт и различных колб, подсвеченных зелеными и желтыми лампами. Специально для особо непонятливых на сцене воздвигли широкую арку с надписью "алхимическая лаборатория доктора Фауста".

Глядя на нехитрые декорации, Арсенин невольно усмехнулся, но от каких-либо комментариев воздержался. Что поделать, у всех совершенно разные представления об алхимии. Особенно у тех, кто о ней и понятия не имеет.

К удивлению Всеслава труппа очень и очень прилично отыграла усеченный вариант знаменитой пьесы и, беспрестанно кланяясь рукоплещущей публике, скрылась за кулисами. Аплодируя актерам, Арсенин пытался разобраться, что же доставило ему большее удовольствие: действо на сцене или наблюдение за товарищами?

Барт и Дато всё представление просидели практически не шевелясь и не сводя восхищенных взглядов с комедиантов. Что испытывал Лев, сказать было решительно невозможно, так как на протяжении всего представления Корено, поминутно требуя перевода, теребил его за рукав. В завершение концерта из-за ширмы вышли двое крепких парней с гитарами и давешняя девчушка, уже без обезьянки, но с бубном. Трио исполнило несколько нехитрых, но популярных среди местного населения песенок. Закончив петь, девчонка звонко выкрикнула, что представление закончилось, и что она будет рада встретиться с почтенной публикой примерно через месяц. Горожане потянулись к выходу и, хотя плата за представление входила в счет за нынешний ужин, многие, уходя, оставляли на стойке монеты.

Всеслав уже собирался отправиться в свой номер, как заметил возле стойки гитары актеров и повернулся к Троцкому.

- А что, Лев, - капитан, кидая короткие взгляды на Дато и Барта, тоскливо взирающих на пустую сцену, - а не споете ли и вы что-нибудь... душевное? Только просьба одна - пойте или по-немецки, или по-английски, а коли песен таких не знаете, то просто сыграйте. - Он еще раз взглянул на друзей, ни в какую не желающих понять, что короткая сказка закончилась, и добавил:

- Пожалуйста.

- Хорошо, Всеслав Романович, - Троцкий, судорожно соображая, помнит ли он хоть что-нибудь импортное, кроме пары вещей из Rammstein, шагнул к стойке. - Сейчас в лучшем виде всё сделаем...

Как назло за время короткого пути Лев так ничего и не вспомнил и поэтому, взяв в руки гитару, он просто пробежался пальцами по струнами и, уловив душевный настрой, сыграл гитарную вариацию "Полонеза Огинского". Сразу же после первых аккордов из-за кухонной двери высунулась любопытная чумазая мордашка мальчишки из прислуги. А к середине композиции зал уже вновь был полон народа.

Миссис Хартвуд, подперев голову рукой, сидела за ближним к исполнителю столиком, за ее спиной почтительно пристроились официантки, повара и поварята. Актеры, видимо, столовавшиеся после представления, дружно оккупировали свободные столы и даже широкий подоконник, а девчушка-гимнастка, усадив обезьянку на плечо, болтала затянутыми в облегающее трико ножками сидя на трактирной стойке.

"Ну и бесовка", - подумал вдруг Лев, кинув озорной взгляд на задорно улыбающуюся девчушку, - "вылитая Ализе, когда та Бониту поёт..."

И тут же с силой хлопнул себя по лбу - он знал песню, как нельзя лучше подходящую для нынешнего вечера. Утвердив ногу на первом попавшемся стуле, Троцкий подмигнул девчонке и поудобней перехватил гитарный гриф.

Last night I dreamt of San Pedro

Just like I'd never gone, I knew the song...

Гитара, словно понимая душевный настрой временного хозяина, сочно и без фальши вела неспешную и чуть грустную мелодию, а певец, вкладывая всю без остатка душу в простые, но щемящие сердца слова, выводил:

I want to be where the sun warms the sky

When it's time for siesta you can watch them go by

Beautiful faces, no cares in this world

Where a girl loves a boy, and a boy loves a girl...

Исполняя проигрыш после последней строчки, Лев (внутренне надеясь увидеть восхищение гимнастки) скользнул взглядом по затаившим дыханием слушателям и, заметив, с какой нежностью и тоской миссис Хартвуд глядит на задумавшегося Арсенина, чуть не поперхнулся на полуслове.

Примерно через час Троцкий, изрядно притомившись, слегка охрипшим голосом заявил, что концерт окончен, церемонно раскланялся и, аккуратно поставив гитару на место, устало плюхнулся на первый попавшийся стул.

- А все же вы неисправимый романтик, Лев, - Арсенин, неслышно подойдя откуда-то сбоку, одобрительно потрепал его по плечу. - Я, признаться, думал, что у вас только военные песни замечательно сочинять получается, а тут...

- Всеслав с отсутствующим видом уставился куда-то вдаль и, мечтательно улыбнувшись, продекламировал:

Я мечтаю быть там, где солнце танцует на небе,

За облаками скрывая седьмую печать,

Я мечтаю быть там, где солнце рождается в хлебе,

Там, где двое влюбленных о любви своей не молчат...

И чуть смущенно добавил:

- Перевод, конечно, весьма и весьма условный, но вот навеяло, знаете ли... - И, не оглядываясь на ошарашенного Троцкого, поднялся на второй этаж.

Гостиница давным-давно погрузилась в тишину и покой, а Арсенин, обдумывая то один, то другой вариант развития событий завтрашнего дня, всё никак не мог заснуть. Успех или провал операции, в которую уже было вложено огромное количество сил и средств, напрямую зависел от результата намеченной им встречи и потому фиаско быть не должно. Вот только как избавиться от почти панических мыслей и сомнений? Его люди, да и вообще все вокруг, твердо уверены, что капитан Арсенин всегда спокоен, хладнокровен и найдет выход из любой ситуации и даже не подозревают, чего ему стоят хладнокровие и всезнание... И никогда не узнают.

Всеслав прикурил очередную папиросу и тут же погасил. От табака уже щипало язык и жутко хотелось пить. Намереваясь наполнить стакан, капитан взял кувшин, но он был пуст. Видимо, ломая голову над решением проблемы, Арсенин незаметно выхлебал все до дна. Оставалось только радоваться, что в номерах для постояльцев ставят кувшины с морсом, а не с водкой... Слабо надеясь, что кто-нибудь из прислуги еще бодрствует и избавит его от жажды, капитан накинул поверх сорочки жилет и вышел из номера.

Шагая по коридору, Всеслав заметил тонкую полоску света, выбивающуюся из-под кухонной двери, и ускорил шаг. Рывком отворив дверь поварни, он замер на пороге: за широким столом, устало откинувшись на спинку высокого стула дремала хозяйка. Не желая тревожить замотанную повседневными заботами женщину, Арсенин отступил назад, но было поздно: скрип двери и половиц заставил трактирщицу встрепенуться и открыть глаза.

- Герр Штольц? - избавляясь от остатков сна, недоуменно встряхнула головой хозяйка. - Что вы здесь делаете?

- Прощу, прощения, миссис Хартвуд, - чуть смущенно пробормотал Арсенин, - я...

- Глэдис, герр Штольц, - окончательно придя в себя, улыбнулась трактирщица, - мне будет приятно, если вы будете звать меня Глэдис.

- Тогда уж и со мной можно попроще, - вспоминая записанное в паспорте имя, чуть замялся Арсенин. - Генрих. Просто Генрих. - И оторопело мотнул головой. - Я сказал что-то смешное?

- Извините, - заливаясь звонким смехом, махнула рукой хозяйка. - Вспомнила одну свою служанку. Та так и представлялась: Мария. Просто Мария. Так что вы хотели, Генрих?

- Пить, - пожал плечами Всеслав. - Но не стоит беспокоиться. Я вижу, что вы совершенно выбились из сил, перебьюсь до утра....

- Боже! Как приятно, когда за тебя переживают, - кокетливо стрельнула глазками Глэдис. - Но тут вы правы. Генрих, - хозяйство приносит немалый доход, вот только и сил забирает немало... - и тут же торопливо добавила, - только не подумайте, что я жалуюсь.

Женщина, горько вздохнув, с силой провела ладонью по лицу и, глядя куда-то сквозь стену, отрешенно бросила:

- Я сильная. Я справлюсь...

- Но все же, какой бы сильной вы не были, - как можно мягче произнес Арсенин, - в первую очередь вы - женщина. Молодая, красивая, хрупкая и... беззащитная.

- Спасибо за комплимент, Генрих, - благодарно кивнула трактирщица и, немного помявшись, словно принимая про себя окончательное решение, добавила. - Вы ведь хотели пить? А я, только не примите меня за падшую женщину, очень хочу выпить чего-нибудь крепкого. - Глэдис кинула на беспристрастное лицо Арсенина пронзительный взгляд и продолжила: - Вот только пить в одиночестве нет никакого желания. Вы не хотели бы составить мне компанию?

- С удовольствием, - улыбаясь одними глазами, подкрутил ус Арсенин. - И ваших рук даже яд выпью с улыбкой.

- Тогда пойдемте, - поднявшись из-за стола, Глэдис машинально оправила юбку и шагнула к двери. - Лучшую выпивку, я храню на своей половине.

- Прошу прощения, - оторопело замер Арсенин, - но моё появление в столь неурочное время в таком месте может скомпрометировать вас...

- Оставьте, Генрих, - не останавливаясь, отмахнулась Глэдис. - Я уже не маленькая девочка и досужие слухи о мужчинах в моей спальне меня ничуть не пугают...

"Однако, знаковая оговорочка-то", - вышагивая следом за хозяйкой, задумчиво хмыкнул про себя Арсенин. - "Изначально речь только о хозяйской половине шла, а теперь уже и о спальне..."

- ... вот во время этой злополучной экспедиции мой муж и погиб, - буравя стену печальным взглядом, Глэдис продолжила начатый еще в коридоре рассказ, пока Всеслав разливал брэнди по бокалам. - И уже два года я совсем одна... - женщина одни глотком выпила свою порцию и жестом попросила добавки. - Есть, конечно, пара подруг, но у каждой семья, дети... а я... - Глэдис спрятала лицо в ладонях и еле слышно прошептала, - я так устала от одиночества... Боже-е-е мо-о-ой, как я устала быть одна...

Видя, как женщина забилась в рыданиях Арсенин в замешательстве замер и какое-то время, не зная, что же ему делать, стоял тупо уставившись на бутылку. Глэдис всё не успокаивалась, и Всеслав осторожно, словно к огню, протянув руку, и погладил её голове. А когда изумленная женщина вскинула заплаканные глаза, поднял её с места и прижал к себе. Прижавшись к Арсенину и, уткнувшись лбом ему в грудь, Глэдис еще какое-то время всхлипывала, вздрагивая всем телом. Немного успокоившись, она, видимо, желая пробормотать что-то благодарное, откинула голову назад, но сказать ничего не успела - Всеслав, так и не выпустив женщину из объятий, накрыл её губы поцелуем.

- Боже... - прикрыв глаза, тихо прошептала Глэдис, разметавшись по кровати, когда сладкое безумие, накрывшее их обоих понемногу сошло на нет. - Как хорошо... - И тут же, резко перевернувшись на живот, тревожно взглянула в глаза Всеславу и обеспокоенно зашептала:

- Теперь ты будешь меня презирать?..

- Ни за что, - мягко улыбнулся Арсенин, ласково проводя кончиками пальцев по щеке женщины. - Только обожать и восхищаться.

- Пойми, - всё еще с тревогой глядя ему в глаза, продолжила бессвязно оправдываться Глэдис, - я не такая... Просто ты... просто я...

- Я знаю, - мягко улыбнулся Арсенин, продолжая гладить её по волосам. - Нам было хорошо вдвоём...

- Было?..

- Было есть и будет, - Всеслав, придвинув женщину, вплотную ласково поцеловал. - Будет. Жизнь кончается не завтра.

Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием и звуками бесконечных поцелуев.

- Я понимаю, что сейчас совсем не время и не место, - Глэдис, уперевшись руками в грудь Арсенина, с трудом отпрянула чуть в стороны и вновь заглянула в глаза мужчине. - Но твое многозначительное "будет" придало мне решимости. И пока она не растаяла, я хочу спросить...

- Спрашивай, - покладисто кивнул Всеслав, пытаясь, не отпуская женщину, одной рукой вытащить из коробки папиросу. - Если знаю ответ - отвечу.

- Милы-ы-ый... - задумчиво протянула Глэдис, глядя на Всеслава одновременно с тревогой и нежностью. - Если фон Нойманн твой партнер, то посоветуй бедной женщине, в какую сторону и когда мне бежать?

- Фон? - недоуменно приподнял бровь Арсенин. - Ты немного ошиблась. Он мой партнер, но его фамилия просто Нойманн. Никакой он не фон и в бегстве нет необходимости. И вообще, с чего ты взяла, что нужно куда-то бежать?

- Знаешь, Генрих, если ты конечно Генрих, а не Рудольф или вообще какой-нибудь Франсуа, - горько усмехнулась женщина, - Уолфиш-Бей маленький городок, и моя семья жила в нём, когда он еще не был владением Британской короны. Очень уж давно мы сбежали из Ирландии... Но сейчас не об этом. Здесь все всё друг про друга знают и тот, у кого есть глаза, давно уже догадался, каким скотом и для кого торгует твой друг фон Нойманн... Вот и ты...

- А что я? - с легким напряжением в голосе, обеспокоенно спросил Арсенин. - Купец как купец...

- Не перебивай, - Глэдис, демонстративно надув губки, прикрыла ладошкой рот Всеслава. - Ты хотел знать, что в тебе не так, значит, слушай. То, что ни немецкий, ни английский тебе не родные, становится ясно на второй минуте разговора. Произношение хорошее, но акцент присутствует. Не пойму, какой, но есть. Твои компаньоны... Вот те двое, что постарше, они ни капли не похожи на купцов, но зато очень напоминают телохранителей. Я, правда, не могу понять, зачем тебе нужны и двое других... Ну тот, турок, и тот, что так здорово играет на гитаре. Было бы весьма печально узнать, что он так же великолепно режет глотки...

- Не волнуйся, - криво усмехнулся Арсенин, глядя поверх женской головы. - Художественная резьба не входит в число его достоинств... или недостатков. У него другая специализация. А что еще тебе не по вкусу?

- Что еще? - встряхнула волосами Глэдис. - Слушай. Ты ведь не купец, а если вдруг и купец, то затвором винтовки в последнее время щелкал чаще, чем костяшками счетов.

Женщина поднесла правую руку Всеслава к лицу, поцеловала сбитые затвором костяшки и ласково провела пальчиком по синяку от приклада.

- И наконец, - печально улыбаясь, продолжила она, - для торговца мясом, ты совершенно не разбираешься в быках. Лонгхорны, Генрих, американская порода и здесь они не водятся.

- Ты очень наблюдательна, - то ли с одобрением, то ли с раздражением качнул головой Арсенин. - Но я - купец. Только товар у меня... специфический. Очень.

- Так, может, ты оставишь свою... торговлю, - загоревшись внезапной надеждой, Глэдис просительно взглянула ему в глаза. - Плюнь на деньги! Тех средств, что у меня есть, хватит на нормальную жизнь. Если не хочешь или не можешь жить здесь, уедем куда угодно, хоть на другой конец света! Только останься со мной... пожалуйста...

- Понимаешь, Глэдис, - ломая спичку за спичкой в безуспешных попытках прикурить и пряча глаза, выдохнул сквозь зубы Арсенин. - В том, чем я сейчас занимаюсь, деньги не играют практически никакой роли. Просто я делаю то, что должен...

- Значит, ты уйдешь, - сев на кровати, Глэдис обняла колени руками, - уйдешь и не вернешься...

- Я уйду, - Арсенин прижавшись к подрагивающей от рыданий спине женщины, спрятал лицо в ее волосах. - Но когда однажды ты увидишь в бухте Уолфиш-Бей алые паруса, знай - я вернулся. Вернулся за тобой.

7 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Проснувшись, пусть не с первыми лучами солнца, но все же достаточно рано, Всеслав Глэдис в комнате не застал - та уже вовсю сновала по гостинице, поражая персонал невиданным досель благодушием.

Пивовар, робко заикнувшийся, что в связи с войной (пусть бушующей за тысячу миль отсюда, но все же!) было бы неплохо повысить цену на хмельное, вместо пожелания сотни чертей в печенку или еще чего похлеще, получил взамен навара короткую проповедь об алчности. Мальчишка-разносчик, перевернувший впопыхах корзину с яйцами, и вовсе удостоился лишь укоризненного взгляда и пожелания носиться аккуратней. Глядя на столь неожиданные перемены в поведении доброй, но строгой хозяйки, мужская половина персонала недоуменно пожимала плечами и задумчиво чесала в затылке, а женская обменивалась понимающими и чуть завистливыми взглядами.

Однако и благодушию бывает предел: когда изрядно припозднившаяся официантка, заговорщицки подмигнув хозяйке, томно простонала, что ночью ТОЖЕ не выспалась и очень устала, то немедленно была вознаграждена за догадливость взбучкой и, затравленно оглядываясь, улепетнула на кухню, а потом, в течение дня, старалась как можно реже показываться Глэдис на глаза.

- Итак, - отхлебнув кофе, Арсенин обвел внимательным взглядом собравшуюся за завтраком компанию, - заканчиваем приём пищи и дружно топаем в "Черную Каракатицу" - здешнюю самую приличную портовую забегаловку. Сразу хочу пояснить, идем не чтобы пить... - выделив голосом последнюю фразу, Всеслав скользнул взглядом по Троцкому, выжидательно покосился на Корено и довольно усмехнулся.

При слове "пить" Лев явственно передернулся, а одессит состроил невинную физиономию добропорядочного обывателя, не потребляющего ничего крепче простокваши.

- Где-то так, - утвердительно кивнул Арсенин, наблюдая за реакцией друзей. - Нам предстоит встреча с капитанами американских китобоев, и ваша задача - произвести самое что ни на есть благоприятное впечатление.

- Ой, я вас умоляю! - возмущенно вскинулся Корено, жутко недовольный перспективой принудительной абстиненции. - Не делайте мне смешно! Те китобои кушают себе спотыкаловку, шо дядя Фима мацу - с утра и постоянно, а русскому матросу, - молодой грек горделиво тряхнул смоляной шевелюрой, - таки и не випить?! А если, не приведи Господи, те американы будут иметь себе желаний за Содом, ви таки прикажете мине искать румяна и пудру для всей компании?

Впечатлившись буйством Колиной фантазии, Лев, Дато и Барт обменялись взглядами. Первый - озадаченным, второй - недоуменным, а бур - непонимающим.

- Прикажу - чепчик оденешь, - ехидно фыркнул Арсенин, разглядывая изумленных подчиненных. - Но, думаю, до этого дело не дойдет.

- А зачем мы туда идем, Всеслав Романович? - торопливо дожевывая сосиску, промычал Троцкий. - Пить нельзя - это понятно, а что тогда делать?..

На последней фразе Корено, все своим видом выражая, что лично ему сия сентенция непонятна и неприемлема, зашелся в надсадном кашле, но от каких-либо комментариев воздержался. Впрочем, даже если бы он и хотел что-нибудь сказать, то вряд ли б смог: Барт и Дато, искренне переживая за здоровье друга, одновременно двинули одессита по спине.

- Что делать, что делать... - поднимаясь из-за стола, пожал плечами Арсенин. - Впечатление производить, вот что делать. Всеми доступными способами.

То, что "Каракатицу" давно и надолго облюбовали моряки, было заметно еще на подходе. По крайней мере, двое китобоев, пытаясь смыть последствия вчерашней попойки, вяло плескались в ржавой бочке - списанном судовом опреснителе, а еще один, так и не расставшись с почти пустой бутылкой, безмятежно дрых, привалившись к стене трактира.

Глядя на сию пастораль, Корено в очередной раз тяжко вздохнул и принялся вполголоса завистливо бурчать. Арсенин, прекрасно понимая, когда и как нужно воспринимать одессита, внимания на его стоны не обращал, зато Дато, укоризненно хмуря брови, дернул Кольку за рукав и вполголоса напомнил, что хотя они и на суше, их корабль там, где их капитан, и рейс еще не закончен. Корено, за время совместных путешествий раз двадцать разъяснявший абреку разницу между судном и кораблем, возмущенно поперхнулся на полуслове, но тут же призадумался и больше о выпивке даже не заикался.

Внутри кабак поражал простотой и незатейливостью убранства, клубами табачного дыма и обилием (несмотря на ранний час) посетителей. Бармен, угрюмый рыжеволосый шотландец, стоя под огромным штурвалом (чуть ли не единственным на все заведение украшением), флегматично расчесывал пушистые баки, глядя в мутное зеркало (единственное на всю таверну) и на появление новых клиентов отреагировал в высшей степени наплевательски. При виде молчаливой пятерки прилично одетых незнакомцев, бармен всего лишь вздернул вверх левую бровь и на приветствия почтенной публике размениваться не пожелал. Очевидно, подобная мимика была ему не свойственна и служила сигналом, потому что двое или трое выпивох, вдруг вспомнив о срочных делах, с видом крайней озабоченности, шустро юркнули на улицу через заднюю дверь.

Небрежно раздвигая в стороны подвернувшиеся под ноги обшарпанные табуреты и их не менее обшарпанных хозяев и, не обращая внимания на бесконечный гул людских голосов и надсадный скрип граммофона, визгливо выводившего "...То Кемпбелы идут, ура, ура..." или нечто другое, но тоже явно шотландское, Арсенин добрался до стойки. Бармен не изменил монументальную позу ни на йоту. Всеслав требовательно ударил ладонью по кнопке барного звонка. Ирландец с сомнением покрутил физиономией перед зеркалом и вновь взялся за расческу.

Изрядно раздосадованный явным неуважением к своей персоне, Всеслав глазами указал Корено на бармена и, небрежно облокотившись на стойку, вынул из портсигара папиросу. Не успел Арсенин чиркнуть спичкой о терок, как одессит, ухватив невежу за широкий клетчатый галстук, рывком подтянул его к капитану.

- Приличный хозяин приличного заведения, встречая приличных гостей, как минимум приветствует их, - назидательным тоном произнес Всеслав, выдыхая струю дыма в покрасневшую от возмущения и удушья физиономию бармена. - Вы же, сударь, ведете себя, мягко говоря, невежливо.

- Так то приличных, - упрямо прохрипел шотландец, безрезультатно пытаясь вырваться из рук Корено. - А ухари залетные пусть не за моё воспитание, а за своё здоровье пекутся.

Словно по команде в зале стих многоголосый гомон, и в угрюмой тишине, внезапно накрывшей таверну, словно покойника покрывалом, сдавленный хрип прозвучал зловеще. Кто-то из посетителей, сжав горлышко пустой бутылки, словно рукоять меча, даже привстал со стула, кто-то, разминая кулаки, выразительно хрустнул костяшками пальцев, но этим всё и ограничилось. Китобои, напряженно выжидая, чем же закончится диалог бармена с наглыми пришельцами, от решительных мер пока воздерживались.

- У меня здесь назначена встреча, - выдохнув очередную струю дыма, Арсенин взял со стойки пустой стакан и придирчиво рассмотрел его на свет. - С капитаном Джекилом Хайдом.- Жестом приказав Корено слегка ослабить захват, Всеслав невозмутимо, словно не замечая готовых броситься в драку американцев, протер стакан платком и, щедро плеснув в него виски из стоящей наособицу бутылки, продолжил: - Он уже здесь?

- Уж с полчаса как здесь, - потирая горло, мрачно буркнул бармен, - в отдельном кабинете дожидается. Только зря вы, мистер, сразу по-хорошему не спросили, - угрожающе просипел ирландец, косясь на заднюю дверь. - Приличные люди, - передразнил он Арсенина, - вежливо спрашивают, а не гавкают...

- С тобой, свинья, не гавкает, а разговаривает капитан Жег...,- криво усмехнулся Троцкий, проследив за взглядом хозяина таверны, и вставая сбоку от двери, - тьфу ты, герр Штольц!

Как по заказу, створка, выбитая жестким пинком снаружи, резко распахнулась, и в зал, размахивая внушительного вида дубинами, ворвалась давешняя троица. При виде подручных, мысленно окрещенных Львом дуболомами, бармен осклабился в радостной улыбке, но почти тут же вновь осунулся.

Первый дуболом, споткнувшись о заботливо подставленную Троцким ногу, с размаху въехал головой в деревянную стойку и признаков жизни не подавал. Второй, получив от Льва табуреткой по морде, размазывая по щекам кровавые слюни и сопли, стек по стене и в настоящий момент был больше озабочен подсчетом оставшихся во рту зубов, чем восстановлением статус-кво. Третьему не повезло больше всех: проскочив мимо Льва, он даже успел замахнуться дубиной, но этим его удача и ограничилась.

Дато, крутнувшись в неразличимом глазу пируэте, рубанул ладонью по горлу дуболома, а Барт впечатал ногу в пузо. Выронив дубину и раззявив рот в беззвучном крике, несчастный рухнул на колени, но и на этом его беды не закончились: Коля, не желая отставать от друзей, навернул ему кулачищем по затылку и дуболом, сипя, словно сдувающийся шарик, растянулся на полу.

- Мерзкое пойло, - Арсенин, пригубив спиртное из своего стакана, аккуратно промокнул платком губы и повернулся к товарищам. - Я пойду с мистером Хайдом пообщаюсь, а вы пока меня здесь подождите. - Капитан, заметив мечтательный взгляд Корено, устремленный на заставленные бутылками полки, отрицательно качнул головой. - Без излишеств. Просто подождите.

Отдельный кабинет оказался небольшой комнатенкой, меблированной в общем стиле заведения, то есть почти пустой. Перешагнув порог, Арсенин с грустью констатировал, что роскошью или маломальским комфортом здесь и не пахнет: в комнате находились колченогий круглый стол, застеленный потертой скатертью некогда зеленого цвета, стайка ветхих стульев и пять человек, одетых с присущим морякам колоритом. По-видимому, один из пятерых - капитан Джекил Хайд. Кто же остальные четверо, предметы мебели или капитанские доверенные, предстояло еще разобраться.

- Добрый день, господа, - Арсенин, намеренно не концентрируя взгляд на ком-либо из присутствующих, кинул взгляд поверх голов. - Я - Генрих Штольц, и мне нужен капитан Хайд.

- И чего клятые москали желают от шановних панов? - неприязненно оскалившись, бросил по-русски похожий на ожившую корягу мужик в кожаной тужурке и капитанской фуражке.

- А с чего герр решил, что я москаль? - зловеще ухмыльнувшись краем рта, в тон ему, но по-английски, осклабился Арсенин.

- Матка бозка Ченстоховска! - с демонстративным удивлением всплеснул руками собеседник. - А то я москалей не узнаю, даже если они рядятся под шваба! Збигнев Пшесинский! Честь имею!

- Позвольте поинтересоваться, - с самым простодушным видом спросил Арсенин, встав так, чтобы спина оказалась прикрыта стеной. - Если имеете, отчего ж не пользуетесь?

Внезапно в общем зале кто-то вскрикнул и чей-то голос, переходя с рычания на визг, завопил: "Бей их!" То ли поляк и без того не отличался кротким нравом и большим терпением, то ли вопль послужил ему сигналом, так и осталось неизвестным, но сразу же за начавшейся в таверне суматохой Збигнев заорал: " idz do diabla!" и, резко выбросив вперед сжатую в кулак руку, попытался своротить Всеславу челюсть.

- Еще недовольные москалями поляки имеются? - едва заметно поморщившись, тряхнул ушибленной кистью Арсенин, когда неистовый поборник Великопольской вольности, разбрызгивая кровь из сломанного носа, рухнул на пол. - Если да, - капитан приветливо махнул рукой, - добро пожаловать.

- Я, к примеру, ирландец, - коренастый бородач с сизым носом недовольно поморщился, услышав, как в общем зале со звоном и плеском вдребезги разлетаются бутылки, сплюнул на пол табачную жвачку. - А сеньор Родриго, ежли слухам верить, и вовсе португалец. Только, какое вам до этого дело, мистер? Мы все - американцы. Так что будем про дела денежные говорить, или национальности обсуждать?

- Если про деньги пошел разговор, - Всеслав пододвинул к себе свободный стул и, проверяя его на прочность, пошатал, - так представиться бы не мешало. Я себя назвал, - сочтя стул условно пригодным, Арсенин рискнул откинуться на спинку и обвел внимательным взглядом сидящих напротив людей. - Очередь за вами...

- Браво, мистер Штольц! - имитируя аплодисменты, трижды хлопнул в ладоши сухопарый мужчина, единственный из всех одетый в капитанский китель, - ваш выход на сцену производит впечатление! Занимались боксом? Джиу-джитсу? Ну, да это не важно. Я... - американец удивленно покосился на содрогнувшуюся от удара извне стену, - капитан Джекил Хайд. Это - китобой обвел рукой остальных, - мои друзья и коллеги. Дугал ОКоннор - капитан "Утренней звезды", сеньор Родриго Перанта, - капитан "Невесты ветра", Джеймс Кастор - капитан... - Хайд, прервав процедуру знакомства недовольно поморщился и покосился на стену, отделяющую кабинет от общего зала, словно хотел пробиться взглядом сквозь доски. В зале, перекрывая гвалт, ор и непрекращающийся треск, кто-то пронзительно завизжал и не переставал скулить до тех пор, пока грохот оборвавшегося светильника не перекрыл все остальные звуки.

- Капитан "Красотки Сью", - продолжил Хайд, укоризненно покачивая головой. Судя по доносившимся из-за стены чавкающим звукам и сопровождающим их всхлипам, кто-то кого-то вбивал в пол непосредственно за дверью. - Ну и я, имею честь владеть премилой посудинкой по имени "Тысячелетний сокол"... Ваш приятель Збигнев, в любом случае вне игры. Его скорлупка течет по швам и вряд ли будет вам интересна. Так что же вы хотели нам предложить?

- Две с половиной тысячи фунтов чеком марсельского банка или аналогичную сумму в немецких марках, - прикурив папиросу, Арсенин резким взмахом затушил спичку. Словно по сигналу, одновременно с его жестом в зале кто-то разбил бутылку, затем - вторую и, судя по звукам, о чью-то голову. - Причем я предлагаю очень большие деньги за очень небольшую работу.

- А подробнее? - вопросительно шевельнул бровью Хайд, старательно перешагивая через натекшую из-под двери лужицу то ли крови, то ли спиртного. - Что за работа? Для одного или для всех?

- Для всех, - что прикинув про себя, кивнул Арсенин. - Работа несколько не по вашему профилю, но деньги есть деньги, не так ли? - И, с кривой ухмылкой взглянув на Пшесинского, который кряхтя и стеная, пытался встать с пола, продолжил:

- Завтра, в крайнем случае - послезавтра, нужно выйти из сей уютной гавани и прогуляться до бухты Контарес, что ниже Людерица, принять на борт кое-какое количество... пассажиров и доставить их сюда, в Уолфиш-Бей. Причем уходить из нашей гавани можно в любое время. А вот вернуться лучше всего ночью...

Выслушав предложение Всеслава, американцы (даже Пшесинский приполз!) сбились в тесную кучу и какое-то время, перебивая друг друга и азартно размахивая руками, о чем-то шептались.

- Вот что я скажу, мистер Штольц, - закончив обсуждение, Хайд с ехидной улыбкой прислушался к воцарившейся в зале тишине, - предложение, что и говорить, заманчивое. Но! И слепому видно, что дело здесь нечисто, а мы доселе знакомство с вами не водили и какие рифы кроются под гладкой водицей, не знаем. Лично мне лично вы симпатичны, но кто поручиться за вашу команду? Сдается мне, что ваши ребятишки слова дорого не стоят, так что наш ответ - нет!

Церемонно распрощавшись, Хайд шагнул к двери и, демонстративно подобострастно поклонившись Арсенину, распахнул перед ним дверь.

- Вы можете идти, - американец махнул рукой в сторону выхода из таверны и, оборвав речь на полуслове, удивленно замер.

В общем зале, на полу, вместо привычных взгляду опилок, плевков и окурков, то тут, то там валялись стонущие моряки, обломки мебели и осколки бутылок. Из нехитрой обстановки уцелел только один стол да пара стульев и на одном из них восседал угрюмый бородатый мужчина из числа тех, кто пришел с герром Штольцем...

- Вечно ты, Нико, самовольничаешь, - в полголоса ворчал Дато, вытирая руки о какую-то тряпку, - Батоно капитан, сказал, чтобы без излишеств, а ты драку затеял...

- И таки шо вам не нравится? - недоуменно фырча, пытался оправдаться Корено, старательно обтирая ботинки робой одного из валявшихся на полу мордоворотов. - Всеслав Романыч, шоб он был здоров, имел желаний за впечатления и немножко за уважение. Таки ми это устроили. А если вы имеете слов за излишества, таки где ви их видите? Смотрите сюдой глазами, - Коля приподнял за волосы одно из бесчувственных тел и продемонстрировал его другу. - Я имею мыслев, шо излишества это когда поц немножко мертвый. А они таки дышат!

- Fool * (дурак, африкаанс)... - горестно вздыхал Барт, тряся за шкирку безвольно обвисшего китобоя, - jy frats van die natuur * (ты ошибка природы, африкаанс). - Уронив бессловесного моряка на пол, бур ласково погладил покореженную трубу граммофона, и снова вздохнул, - so 'n ding het gebreek ...* (такую вещь сломал, африкаанс)

Хайд перевел ошарашенный взгляд со Льва, беззаботно болтавшего ногами на краю барной стойки, из-под которой, потирая ладонью набухающий синяк, затравленно выглядывал бармен, на не менее удивленных капитанов, а после на ухмыляющегося Арсенина и явственно сглотнул слюну.

- Так что вы там говорили о рекомендациях для моих людей? - аккуратно отодвинув американца в сторону, Всеслав вышел из кабинета. - По-моему, - капитан обвел рукой зал, - слова здесь излишни.

- Да-да, - приходя в себя, промямлил Хайд, - похоже, что мы немного поторопились с выводами. Помнится, вы что-то говорили про деньги?

8 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Когда утром следующего дня команда собралась за завтраком, Арсенин отметил про себя, насколько однообразно хмуры физиономии товарищей: кроме Дато, выспаться не удалось никому.

Сам Всеслав вечером, призвав на помощь уроки математики из морского корпуса, помогал Глэдис с хозяйскими расчетами, после уже она просвещала Арсенина о нравах и обычаях местного гарнизона, выложив за час больше полезной информации, чем вся команда собрала за прошедшее время. Покончив с делами, они решили отдохнуть от расчетов, рухнув в постель. В результате, когда довольные и уставшие мужчина и женщина смогли оторвать друг от друга и уснуть, часы пробили три ночи. Корено, в очередной раз убедившись в действенности своей харизмы и, выведав окольными путями, что официантка Мадлен замужем, на пальцах договорился с ее подругой Бетти о свидании. Вот только ночью, когда Коля мольбами и уговорами, выпроводил Льва ночевать в соседнюю комнату, с небольшим разрывом во времени заявились обе красотки. Мысленно поставив крест на возможности приятно провести вечер, одессит, не дожидаясь, пока подруги вцепятся друг другу в волосы, выставил обеих за дверь. Однако не прошло и пяти минут, как достигшие мирного соглашения соперницы возникли на пороге. И когда Коля в пятом часу выпроводил их восвояси, удовлетворение он испытывал только от мысли, что несмотря на все старания странных подружек, честь русского флота вообще и российского матроса в частности он не посрамил...

Лева в вакханалии участия не принимал, но благодаря тонким гостиничным стенам проснулся от первого же стона и заснуть больше не смог. И когда проказницы наконец удалились, радовался едва ли не больше Корено. Только недолго - завтрак начинался в семь и опоздания командиром не приветствовались.

Барт, решив навестить земляков из коммандо Ван Брика, предупредил Дато, что вернется через час и степенно удалился. Видимо, встреча прошла в теплой и дружественной обстановке, так как в гостиницу бур вернулся только в четвертом часу, пошатываясь и благоухая скотчем.

Механически поглощая завтрак, приятели обменялись едва ли десятком слов, и когда в девятом часу утра, в сопровождении двух мордоворотов в гостиницу заявился фон Нойманн, он натолкнулся на стену из не предвещающих ничего хорошего взглядов. Сам кайзеровский шпион отнесся к данному факту равнодушно (по крайней мере, внешне), зато его телохранители явно побледнели и, судорожно вцепившись в рукояти револьверов, принялись нетерпеливо переминаться с ноги на ногу. Не обращая внимания на угрюмых русских, фон Нойманн небрежно поставил на стол пухлый кожаный саквояж с медным замочком, пожелал Арсенину удачи в его начинаниях и, сдержанно попрощавшись, ретировался.

Проводив немца равнодушным взглядом, Всеслав персонально проинструктировав каждого из подчиненных, разослал из по городу, а сам, захватив саквояж, неспешно пошагал в порт.

Обе намеченные встречи прошли без осложнений. Хозяин бригантины, получив задаток, заверил Арсенина, что все формальности уладит без проволочек и выход в море намечен на завтра. В "Черной каракатице" все тоже прошло как нельзя лучше. Бармен, завидев Всеслава на пороге таверны, льстиво улыбаясь, выскочил из-за стойки и проводил гостя в уже знакомую тому комнату. Капитаны китобоев, включая гонористого поляка, выслушали подробные инструкции и, деловито пересчитав аванс, условились о точке и времени рандеву. Распрощавшись с американцами, Арсенин вышел на улицу и зябко поежился: над Уолфиш-беем, в прямом и переносном смысле, сгущались тучи. Вот только о намечающемся шторме мало кто догадывался.

- Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая женщина? - мягко улыбнулся Арсенин, любуясь Глэдис, расчесывающейся перед зеркалом. - Необычайно красивая...

- "Кто-нибудь" - говорил, - звонко рассмеялась женщина и кокетливо улыбнувшись, показала язык отражению Всеслава. - А от вас, сударь, слышу впервые. А как иначе, Генрих? Хозяйка лучшего в городе заведения должна быть лучшей во всём и сейчас я тебе это докажу...

Резко развернувшись, женщина прыжком преодолела четверть ярда, отделявших пуфик от кровати и, шутливо боднув Арсенина в грудь, опрокинула его на одеяло и скорчила потешно-угрожающую рожицу:

- Сразу сдашься, несчастный, или посопротивляешься?

- Я не несчастный, а счастливый, - фыркнул Всеслав, сдувая с кончика своего носа щекочущий женский локон. - И капитулирую безоговорочно. Вот сразу как поговорим, так и капитулирую.

- У тебя есть ровно пять минут, - Глэдис, воткнув локотки в мужскую грудь, водрузила поверх ладоней подбородок и заглянула в глаза Арсенину. - А потом я начинаю боевые действия... - Женщина, призывно улыбаясь, плотоядно облизнула губы. - Ну что ж ты молчишь? Я жду...

- Если заведение лучшее, - задумчиво протянул Всеслав, меланхолично гладя женщину по волосам, - значит, его можно быстро и выгодно продать. Советую заняться этим безотлагательно.

- И зачем мне... нам это нужно? - тихо мурлыкнула женщина, по-кошачьи изгибаясь под мужской ладонью. - Трактир и гостиница приносят изрядный и стабильный доход, а что еще нужно, чтобы достойно встретить старость?

- Потому что через неделю цена на недвижимость сильно упадет, - предельно серьезным тоном произнес Всеслав. - Я вообще сомневаюсь, что через неделю здесь можно будет продать даже сарай не то, что гостиницу.

- Допустим, продала я гостиницу, - Глэдис, не желая становиться серьезной, потерлась щекой о его ладонь. - А что дальше?

- Дальше? - грустно усмехнувшись, Арсенин, глядя куда-то вдаль, дернул щекой. - Хороший вопрос, еще б ответ на него знать... Но ты не волнуйся, - он ласково улыбнулся моментально напрягшейся женщине, - это не о тебе. Так - мысли вслух. С тобою все проще. Продав гостиницу, положишь деньги на депозит Марсельского банка, пересечешь границу немецких колоний, благо это проблем не представляет. Будут проблемы - обратись к Нойманну, он поможет. В Свакопмунде сядешь на поезд и по Западной железной дороге доедешь до французского Алжира. Оттуда пароходом до Марселя. В марсельском порту найдешь таверну " У Софи", ее хозяйка хорошая Ко... хорошая знакомая нашего турка, он тебе черкнет для неё письмецо...

- Хозя-я-я-йка? - Глэдис, подозрительно вглядываясь в лицо Арсенина, сжала губы в тонкую струнку. - Знакомая турка, говоришь? Или твоя?

- Ты из меня турецкого султана-то не делай! - возмутился Всеслав, внутренне гордясь собой и немного радуясь внезапной вспышке ревности. - Та хозяйка старше меня раза в два, если не больше! Старушка хоть и крепкая, а знающей помощнице будет рада. А пока суд да дело, там и я появлюсь.

- Э-эх, - печально усмехнулась Глэдис, глядя в ночь за окном, - не видать Уолфиш-Бею алых парусов... Останется мой городок без красивой сказки... - женщина тоскливо вздохнула и перевела полный надежды взгляд на Арсенина. - Но так хочется верить, что хотя бы у Марселя появится новая легенда...

- Появится, - вложив в интонацию всю свою уверенность, улыбнулся Всеслав. - Всё появится. И легенда, и я... А пока давай ложиться, я утром уеду... но скоро вернусь.

- Я так понимаю, - заметно повеселев, засмеялась Глэдис, уворачиваясь от его объятий, - вернешься ты через неделю?

- Правильно понимаешь, - подмигнул Арсенин, прижимая её к себе. - Только будь добра, не делись ни с кем своим пониманием...

Ночь с 11 на 12 апреля 1900 года. Борт бригантины "Мэри". Траверз бухты Контарес на границе британских и германских колоний.

- Не спится, мистер Штольц? - увидев Арсенина, в сопровождении Дато входящего в ходовую рубку, заискивающе улыбнулся капитан бригантины. - Вы просили сообщить, когда мы дойдем до бухты Контарес, так вон она, - англичанин ткнул пальцем в темноту за бортом, - любуйтесь.

- Припозднились вы что-то, - не обращая внимания на лебезящего шкипера, недовольно буркнул Арсенин. - По моим расчетам, мы должны были прийти еще час назад.

- Да видите ли, - начал мямлить англичанин, желая оправдаться, но остановленный властным жестом нанимателя, заткнулся.

- В чем бы не крылась причина задержки, - процедил Арсенин, напряженно вглядываясь в ночную темень, - за опоздание - штраф. Сейчас вы войдете в бухту, встанете на якорь ярдах в ста от линии прибоя и начнете принимать на борт людей с берега.

- Мы так не договаривались, - возмущенно запыхтел британец, упирая руки в бока. - Согласно фрахту, я должен дойти до Порт-Номпота, взять на борт пассажиров и вернуться в Уолфиш-Бей!

- Не понимаю причину вашего возмущения, - снисходительно усмехнувшись, пожал плечами Арсенин. - Считайте, что работодатель внес в план фрахта коррективы, и выполняйте распоряжения.

- В этих краях бандитов, что бродячих собак на помойке! - упрямо мотнул головой англичанин, - а у этой бухты и вовсе дурная слава. Я свою красавицу, - капитан ласково провел ладонью по переборке рубки, - в неё не поведу.

- В самом деле? - удивленно прищурился Всеслав. - А братья маузеры в руках моего друга, - Арсенин кивнул на Дато, слажено щелкнувшего взведенными курками, - уверяют меня в обратном.

- Это произвол, - внезапно севшим голосом просипел англичанин, испуганно косясь то на оружие в руках абрека, то на застывшего безмолвным истуканом рулевого. - Это... пиратство! Я... Я буду жаловаться!

- Ваше право, - невозмутимо пожал плечами Арсенин, передавая рулевому листок с новым курсом. - Хоть господу Богу. Кстати! Если вы будете и дальше меня отвлекать, то слово чести, я предоставлю вам возможность наябедничать на меня Всевышнему.

- Мы не сможем войти сюда ночью, - дрожащим голосом проблеял англичанин, решив выложить последний козырь. - Здесь мель на мели, да и рифов хватает... Обязательно днище пропорем...

- Полноте врать, любезный, - криво усмехнулся Арсенин, вынимая из портсигара папиросу. - Лоции здешних вод я тщательнейшим образом изучил еще в Уолфиш-Бее. Эту бухту можно пройти, не опасаясь банок вдоль и поперек ориентируясь по картинке с папиросной коробки. К слову, о мелях и прочих опасностях, - Арсенин ткнул пальцем в лежащую перед рулевым карту, - ближайшая из них в десяти милях отсюда. Так что приступайте к выполнению своих обязанностей и моих распоряжений и помните: в английской речи я разбираюсь не хуже вас, а в судовождении, смею надеяться, и лучше.

Британец смерил Всеслава недоверчиво-снисходительным взглядом и, встав напротив планшета с картой, что-то неразборчиво буркнул рулевому. Тот, скосив глаза на стоящего сбоку абрека, скорчил сомневающуюся физиономию и коротко пожал плечами.

- Дато! - Арсенин, заметив их молчаливые, но выразительные ужимки, решил подстраховаться. - Если тебе только покажется, что господин шкипер собирается сделать что-то не то, всади ему пару пуль в живот. Смерть, конечно, долгая и мучительная, ну да нам не до сантиментов. С рулевым тоже не церемонься.

Увидев, как Туташхиа качнул в ответ головой, Всеслав ехидно усмехнулся и продублировал приказ по-английски.

Услышав кровожадные распоряжения мнимого немца, капитан моментально покраснел, взмок, и, сдавленно охнув, ожесточенно замахал руками, всем своим видом показывая, что и в мыслях ничего подобного не имел. Рулевой, одним движением отодвинул растерянного шкипера в сторону и громко пробурчал, что лично он, тысяча чертей и две преисподних, в герои не рвется и в проводке чертовой бригантины через трижды проклятую лужу, громко именуемую, чтоб его разорвало, заливом, обойдется без гувернанток, триста акул им в задницу, хотя и одной достаточно!

Арсенин, выслушав выпаленную единым духом тираду, обменялся с Дато уважительными взглядами и вышел из рубки. Троцкий, Корено и Барт, изнывая от скуки и безделья, торчали возле бакового бачка.

- Николай! - Всеслав, привлекая к себе внимание, дважды качнул прихваченным в ходовой рубке фонарем. - Бери Барта и присмотри за палубной командой. Если кто вдруг взъерепенится - за борт того без долгих разговоров!

- Если до гальюна тащить далеко, - фыркнул вполголоса Троцкий, - и мочить в сортире не получается, будем мочить всех в море. В экологическо-чистой обстановке, так сказать. Не утонут, так помоются...

- А вы, юноша, - капитан, не прислушиваясь к бурчанию подчиненного, вынул откуда-то похожую на булаву жестянку и протянул ее Троцкому, - встанете у правого борта и через десять минут запустите ракету. Часы дать?

- Не надо, - удивленно ойкнул Троцкий, подхватывая пудовую дуру двумя руками. - До шестисот досчитаю и бахну...

Арсенин, дождавшись, пока Лев займет указанное ему место, удовлетворенно хмыкнул и вернулся в рубку. Та царила идиллия. Дато, лишив капитана последней радости, уселся на единственную в помещении табуретку и держал под прицелом обоих англичан. Капитан, обхватив голову руками, сидел на полу и кидал тоскливые взгляды на барометр в настенном ящике, где была припрятана фляжка с виски. Рулевой, видимо, тоже посвященный в тайну деревянного ящика, регулярно косился на барометр, шмыгал носом и тяжко вздыхал. Однако ни тот, ни другой, справедливо полагая, что от молчаливого охранника можно ждать чего угодно, попыток достать драгоценную фляжку не предпринимали и вообще не дергались. Правильно, кстати, делали. И даже когда ночную тьму с премерзким шипением разрезал сноп белого пламени, капитан только втянул голову в плечи, а рулевой смачно чертыхнулся и сплюнул под ноги. А в момент, когда справа и слева от неторопливо бредущей к берегу бригантины последовательно взмыли еще пять ракет, шкипер был готов забиться в ближайший рундук, да вот беда, богатством обстановки ходовая рубка не блистала: штурвал, планшет с картой, табуретка. Да и та оккупирована.

К счастью британцев, примерно через час неторопливого хода Арсенин, до того момента не сводивший глаз с брегета, коротко бросил:

- Всё! - и кивнул англичанину. - Прикажите отдать якоря, сэ-э-эр...

Британец покорно шмыгнул и, выглянув на палубу, кротко продублировал просьбу Всеслава. Сразу же послышались отрывистые команды Корено, затем сдержанная ругань убирающих паруса матросов, ржавый скрежет брашпиля, всплеск падающего в воду якоря и бригантина закачалась у берега.

Арсенин и Дато, торопясь принять на борт новых пассажиров, покинули рубку, и, когда на палубу взобрались увешанные оружием буры, капитан и рулевой были изрядно навеселе.

Дабы ни тот ни другой не вводили оставшуюся команду в искус, обоих заперли в форпике. Но, то ли фляжка была бездонная, то ли запасливые мореманы наделали тайников со спиртным по всему судну, но на протяжении всего следующего дня из форпика неслось разухабистое "Leaving of Liverpool", сменяющееся то "Rolling' Down to Old Maui", то "What Shell We Do With The Drunken Sailor". Арсенин уже всерьёз подумывал, а не отправить ли ему неугомонную парочку прогуляться по доске или вздернуть проветриться на рее, но на подходе к Уолфиш-Бею пьяные завывания сменились раскатистым храпом, слышимым даже сквозь переборку и Всеслав с облегчением отставил раздумья в сторону. Благо, забот и без того хватало.

Ночь с 12 на 13 апреля 1900 года. Гавань Уолфиш-Бей.

Выйдя на бак, Арсенин, выискивая затаившихся до времени десантников, окинул внимательным взглядом верхнюю палубу. Без особой на то необходимости, пнул по подошве чьего-то ботинка, выглядывавшего из-под груды брезента у планширя, нервно прикурил черт знает какую за последние сутки папиросу и недовольно покосился на ходящие ходуном руки. Как ни крути, а ранее ему никогда не приходилось руководить целой эскадрой, и хотя он привык к ответственности, переживания все же тяготили душу. Нет, как ни странно, но за свою жизнь он не боялся, а вот за дело... Дело, которому он служил совершенно неожиданно для себя. Оставалось только радоваться, что хотя бы внешне удается выглядеть невозмутимым. Правда, не для всех...

- Не стоит так волноваться, батоно капитан, - абрек, неслышно возникнув откуда-то из-за спины, остановился рядом. - Я верю в вас, мой князь. И остальные верят. А там, где столько людей верят, что всё получится, - проиграть невозможно.

Всеслав благодарно пожал руку Дато и, мысленно поблагодарив Всевышнего за верных и понимающих друзей, вернулся в ходовую рубку. Шхуны американских китобоев, перевозивших основную массу бурского десанта, были уже на подходе, и ему предстояло обезвредить британскую канонерку. Всеми доступными способами.

Вахтенный матрос, тоскливо маячащий на верней палубе канонерской лодки первого класса "Алджерин", удивленно разинул рот и, решая, стоит ли беспокоить вахтенного офицера или нет, потеребил бант на бескозырке. С юга на корму "Алджерина", устрашающе поблескивая топовыми огнями, медленно и практически беззвучно надвигалось какое-то судно. В лунной дорожке мертвенно блеснули ошметки грязных парусов, придавая паруснику зловещие очертания "Летучего Голландца". Вахтенный, вспомнив, как старина Пит не далее как вчера трепался о жутком корабле мертвых, испуганно икнул. Зловещая тень всё приближалась и приближалась. Пятясь к кормовой надстройке, матрос протер глаза, присмотрелся и презрительно сплюнул: привидится же! То, что еще минуту назад казалось кораблем-призраком, оказалось всего лишь бригантиной "Мэри" и, судя по тому, как парусник рыскал в разные стороны, можно было предположить, что рулевой, да и остальная команда, изрядно приняли на грудь. Спустя десяток минут и пяток криворуко исполненных маневров "Мэри" с трудом притерлась к борту канонерки. К этому моменту на верхней палубе стационера во главе с дежурным офицером, собралась практически вся вахта. Все четыре человека.

- Эй, служивый! - кто-то едва различимый в темноте выполз из-за планширя и, с трудом удерживая равновесие, вцепился в леера. - Давай, зови своего таможенного инспектора!

- Иди проспись, морда! - обрадовано заржал матрос, кивком головы призывая товарищей разделить его веселье. - Это ж до каких чертей нужно напиться, чтоб таможенную лайбу с военным кораблем перепутать?

- Не таможн-я-я-я? - удивленно икнул забулдыга и опасно перегнулся через планширь, пытаясь рассмотреть что-то понятное лишь ему одному. - Счас я капитана позову сам ему и объяснишь, - моряк на борту "Мэри", едва не брякнувшись за борт, лихо крутнулся вокруг своей оси и, покосившись через плечо, назидательно потряс в воздухе пальцем, - только вы эта... никуда не уплывайте...

Рыбак в очередной раз пошатнулся и с истинно пьяной решимостью, исчезая из поля зрения военных, шагнул в сторону рубки. Судя по грохоту, божьбе и чертыханиям, он обо что-то запнулся и, шмякнувшись о палубу, дальнейший путь проделывал уже на карачках.

- Прикажите привести их в божеский вид, сэр? - предчувствуя, что явление капитана бригантины будет мало чем отличаться от визита своего матроса, вахтенный повернулся к дежурному энсину.

- Успеется, - отмахнулся офицер, внутренне радуясь возможности разнообразить скучное дежурство. - Когда еще и кто нас здесь бесплатно позабавит?

Через несколько минут ожидания подле планширя бригантины вновь замаячили тени, но уже в количестве трех штук и почему-то укутанные в голландские непромокаемые плащи. Вахтенный с канонерки недоуменно подивился, зачем в жару таскать непромокашки, как тени, двигаясь резко и четко, почти одновременно перемахнули на палубу "Алджерина" и слаженно взмахнули руками. Англичанин успел заметить, как ночную тьму рассек серебристый просверк, и что-то острое и холодное вонзилось в его горло. Хрипя и заливая палубу кровью, вахтенный рухнул на палубу, и перед тем, как смерть закрыла ему глаза, он увидел, как тела энсина и подвахтенных, пронзенные чужими клинками, валятся вслед за ним.

- Таки добро пожаловать! - крикнула голосом Корено одна из теней, присев в шутливом реверансе. - Таможня даёт добро!

Не дожидаясь, пока десантники из абордажной партии запрудят верхнюю палубу, одессит скинул плащ и, откинув квадратную крышку люка, скользнул в машинное отделение: нужно было выяснить, захотят ли кочегары и машинист сыграть в героев. К счастью для англичан, никто из дежурной троицы не горел желанием почить за Королеву и Империю: все трое, дружно задрав руки, выбрались на верхнюю палубу и уселись на кнехты под присмотром угрюмого бура. Пока первые пленные вольготно устраивались на обдуваемом легким бризом пятачке возле кормового орудия, абордажники резво пронеслись по узким коридорам внутренних помещений, нещадно вытряхивая полусонную команду из подвесных коек. Как и предполагалось, оказать сопротивление никто не решился. Выстрела в потолок, пары зуботычин да наводящих ужас перекошенных бородатых рож десантников экипажу хватило за глаза, и матросы, задирая руки как можно выше, гуськом потянулись на палубу. Оба ночевавших на борту канонерки офицера тоже моментально сообразили, что при раскладе четыре пустых руки против шести револьверных стволов, смерть будет не героическая, а очень быстрая и глупая, предпочли достойно сдаться. А поднявшись наверх и увидев залитые кровью трупы дежурной вахты, и вовсе сникли и от мыслей о сопротивлении отказались напрочь. Вот только, глядя, как спускаясь, беззвучно скользит по флагштоку британский флаг, старший офицер закрыл лицо руками и заплакал.

Арсенин, кинув косой взгляд на офицера, чуть виновато качнул головой, но, вспомнив о болтающемся на рейде Дурбана "Одиссее" и своей команде, буркнул вполголоса: "Не загоняйте мышку в угол. Вэ Эс Кочетков. Избранные сентенции. Том первый", продолжил расставлять у орудий десантников, хоть что-то смыслящих в артиллерии. В то, что канониры-пехотинцы, наводя пушки с качающейся палубы, смогут хоть куда-нибудь попасть, он не верил ни на йоту, скорее, рассчитывал, что грохот дружественных стволов сильно поспособствует поднятию боевого духа десанта.

А немного погодя, когда в ответ на белые сигнальные ракеты, запущенные с борта канонерки, с береговых батарей взлетели не снаряды пристрелочных залпов, а сполохи красных ракет, говорящих, что люди Ван Брика достойно выполнили поставленную перед ними задачу: береговые батареи в их руках и пока все идет по плану. Всеслав устало привалился к переборке, и смахнул ладонью нервный пот. Половина дела сделана - гавань контролировалась бурами, и город прикрывал только гарнизон форта. Вот только его солдаты пока не знали, что им нужно защищаться. И дай Бог, не узнают.

Еще одна серия ракет, и в гавань, словно рвущиеся к добыче стервятники, потянулись хищные силуэты американских шхун.

Впрочем, на суше все прошло без особых осложнений. Барт на пару с двумя людьми Ван Брика, встретив десантников, провел их через сонный Уолфиш-Бей к форту. Подойдя к укреплениям практически вплотную, буры, готовясь к штурму, развернули боевые порядки. Вот только все приготовления оказались излишними: разведчики, по-змеиному заползя в форт, вернулись мало того, что в полный рост, так еще и подгоняя пинками десятка полтора испуганных солдат. Как оказалась, из всего караула бодрствовали лишь трое, да и то потому, что играли в карты. Дальше все оказалось проще простого. Войдя в форт, люди Ван Дамма без всяких помех захватили оружейные комнаты, орудийные и пулеметные площадки и, взяв казармы в полукольцо, принялись азартно палить в воздух. Полусонных и ничего не понимающих англичан бюргеры перехватывали на входе, и отправляли по цепочке в подвалы гарнизонной гауптвахты, а когда та оказалась забита под завязку, решили использовать в качестве временной тюрьмы помещение вещевого склада. Благо там стены и ворота толстые, а на окнах решетки в руку толщиной.

Среди гражданского населения тоже каких-либо волнений не замечалось. Роб Беркли, местный водовоз, заметив, как с утра пораньше, вместо привычного "Юнион Джека" в небе полощется четырехцветное знамя Трансвааля, удивленно почесал затылок и поспешил в паб Джоя Линстока, поделиться новостью. Остальные же обыватели отнеслись к смене власти совершенно философски: немного посудачили на кухнях и принялись за привычный ежедневный труд. Подумаешь, власть сменилась, эка невидаль... Пятнадцать лет назад эти земли принадлежали португальской короне, теперь здесь хозяева буры... И чего? Не грабят и не насилуют и, слава Богу, а еще, говорят, у буров налоги маленькие...

Единственная неприятная неожиданность произошла в порту, да и с той быстро разобрались.

Халк Клиффорд, начальник местной полиции, слыл мужчиной тяжелым во всех отношениях. Шестифутовый здоровяк весил сто тридцать фунтов и, будучи ветераном чуть ли не всех африканских войн, имел вздорный характер. Так случилось, что именно в ночь высадки буров Клиффорд решил напомнить подчиненным, что пятница тринадцатое не даром слывет черной, и устроил всем без исключения полицейским ночные учения. Маневры проходили на дальнем полигоне, и о ночной кутерьме в городе, констебли не имели ни малейшего понятия. А когда утром Неистовый Халк погнал свое утомленное воинство в портовый участок, то первыми, на кого наткнулись служители закона, были американские китобои, шустро потрошившие портовые склады... Не случись эта встреча, все могло пойти по-другому: тридцать видавших виды вооруженных мужиков под руководством умелого командира могут натворить немало бед... Но судьба распорядилась иначе.

Увидев мародеров, полицейские справедливо решили, что им представился неплохой шанс не только защитить лелеемый ими закон, но и выместить на американцах всю злобу на командира за неурочные учения. В свою очередь, американцы, увидев ораву несущихся к ним полицейских, моментально припомнили как реальные, так и надуманные претензии к служителям Фемиды и решили отыграться... К несчастью английской команды, численный перевес был на стороне американцев. В эпической схватке, длившейся почти час, отделение британской полиции понесло сокрушительное поражение, поверженных врагов заперли в пустующем складе, а американцы, словно трудолюбивые пчелы, принялись вновь таскать награбленное на причал. И к тому времени, когда Арсенин покинул канонерку, пристань Уолфиш-Бей напоминала какую-нибудь Картахену века семнадцатого после набега на нее пиратов Моргана.

- Мистер Штольц! - капитан Хайд, с видимым сожалением оторвавшись от созерцания груды трофеев, протянул Арсенину руку. - Вы зря не сказали, что вы и ваши люди русские. Ей-же-ей, мы бы вполне обошлись без морд... проверки.

- Так мистер Пшесинский прямо назвал меня москалем, - небрежно пожал плечом Всеслав. - Вот я и счел уточнения излишними. А откуда такое глубокое познание наших национальных способностей?

- О-о-о! - восхищенно протянул Хайд, - как я могу не знать, чего вы стоите, если боцманом на моей посудине ходит русский.

- Русский? - недоверчиво прищурился Арсенин.- Любопытно было бы познакомиться.

- Нет ничего проще, - американец сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул. Откуда-то из-за пакгауза, блистая обритым налысо черепом, высунулась бородатая физиономия.

- Мэтт! - заорал Хайд, - Мэтт! Чубака! Иди сюда, тут с тобой господин капитан пообщаться желает.

Физиономия тяжко вздохнула, но возражать не решилась, и через секунду из-за пакгауза выполз небольшого росточка худенький мужичок, обряженный в кожаные штаны и кожаную же безрукавку. Судя по всему, несмотря на замухрышистую внешность, мужичок пользовался авторитетом, так как встречные матросы заискивающе ему улыбались, а некоторые даже неуклюже кланялись.

- Итак, - прикурил папиросу Арсенин, с любопытством разглядывая подошедшего боцмана, - тебя зовут Мэтт Чубака. Ты боцман и ты русский?

- Как есть, вашбродь, - привычно вытянулся мужичок, - русский. Матвей Чубакин, матрос парохода "Помор" флота рассейского. А Мэттом да Чубакой меня неруси навеличивают. Вишь ли имя моё с фамилием трудно им произнесть. Уж и увещевал я их, и бил - без толку. Некоторые и вовсе даже не Чубакой - Чуи кличут...

- А как ты, матрос флоту рассейского, - Арсенин присел на ближайший к нему ящик, - к американцам-то попал?

- Как, как... - покаянно вздохнул Чубакин, - пять годов тому пришли мы во Фриско, вот и загулял я там. По-черному. Неделю пил без просыху, а пароход-то мой и ушел. Но ничё. Я деньжат еще поднакоплю, билет куплю и вернусь в Рассею...

- Так ты ж уже пять лет как на китобое ходишь? - удивленно вздернул бровь Арсенин, сдвигая шляпу на затылок. - Платят мало, билет дорог, или?..

- Или...- вновь вздохнул боцман, уныло шмыгая носом, - пью я много...

Поговорив с полчаса, земляки пришли к единому мнению, что каждому из них будет лучше добираться до Отчизны самостоятельно, на чём и расстались крайне довольные друг другом. Всеслав справедливо полагал, что крепкий, но пьющий подчиненный вряд ли станет украшением команды, а Чубакин пришел к мнению, что суровый капитан не только до Рассеи-то его доставит, но и с алкоголем заставит расстаться. А такая цена для него непомерна.

13 апреля 1900 года. Уолфиш-Бей.

Когда Всеслав, замотанный докладами, совещаниями и портовыми работами едва ли не больше, чем ночными событиями, перешагнул порог "Пеликаньего берега", лицо Глэдис озарилось счастливой улыбкой. Но, увидев, что за один стол с Арсениным, гремя амуницией и почесывая окладистые бороды, садятся Ван Брик и Ван Дамм, женщина моментально нахмурилась и деловито поспешила навстречу гостям.

- Прости, милый, что лезу не в своё дело, - нагнувшись к уху Арсенина, торопливо зашептала Глэдис, - но в это время ко мне обычно приходят завтракать господа офицеры из форта, а твои новые знакомые очень похожи на буров. Может быть, ты проводишь их на время наверх?

- Спасибо за заботу, - приветливо улыбнувшись женщине, Всеслав галантно поцеловал ей ручку. - Но именно сегодня в этом нет необходимости. Господа офицеры в полном составе обживают гауптвахту и вряд ли в ближайшие дни сменят жилье и кухню.

Видя, что Глэдис в замешательстве, словно ища ответ, недоуменно смотрит по сторонам, Арсенин легонько приобнял ее за плечи и вывел на улицу.

- Теперь тебе всё ясно? - довольно улыбаясь, капитан указал женщине на флагшток с трансваальским флагом. - Если нет - поясняю. Ночью буры взяли город штурмом, и теперь эта земля принадлежит республике Трансвааль.

- Но мы ничего не слышали... - растерянно пробормотала Глэдис, переводя взгляд с Арсенина на флаг и обратно.

- Буры - народ скромный, - с наивной улыбкой развёл руками Всеслав. - Я, в общем-то, тоже. Мы не стремились к излишней популярности, и поэтому штурм прошел тихо. По-домашнему, так сказать.

- Твоих рук дело... - утверждающе вздохнула Глэдис и с тоской посмотрела в глаза Арсенину. - Значит, все же ты не купец, а наёмник?

- Можно сказать и так, - отводя глаза в сторону, пробормотал Арсенин. - Вот только служу я не за деньги. Цена моей работы - жизнь и судьба моей семьи.

- Семьи! - огорошено охнула Глэдис, прикрывая ладонью рвущийся из груди крик. - Конечно же, семьи... Ну я и дурра-а-а...

- Успокойся! - чуть повысил голос, резко цыкнул капитан. - Когда я говорю о семье, я имею в виду свой, пребывающий в заложниках, экипаж! И другой семьи у меня нет! Точнее не было... Пока тебя не встретил...

- Прости, - еле сдерживая слезы, виновато потупилась Глэдис. - Просто я испугалась, что вновь останусь одна... Прости... - Женщина прижалась к груди Всеслава и, отрывисто зашептала, заглядывая ему в глаза. - Буры держат твоих людей в заложниках? Может быть, получится их выкупить? Я продала гостиницу, деньги есть...

- Успокойся, родная, - гладя женщину по волосам, мягко улыбнулся Арсенин. - За предложение спасибо. Но деньгами тут ничего не добьешься. Мой экипаж в заложниках у англичан. И значит, мне придется воевать, покуда мы не победим. - Всеслав, вспоминая причины, заставившие его взяться за оружие, зло скрипнул зубами. - Или покуда не сдохну.

- Ты не имеешь права погибать! - внезапно разозлившись, Глэдис стукнула кулачком по груди Всеслава. - Ты обещал мне алые паруса! И вообще...

- Да не помру я, не помру, - растерянно забормотал Арсенин, пытаясь утихомирить женщину. - Ну, если хочешь, вот тебе моё честное слово - будем жить! Только вот что, буквально через несколько дней я уеду и надолго, так что и ты не задерживайся. Буры здесь долго не продержатся, а местные... они, конечно, добрые христиане, но зачем вводить их в искус доносительства? Вот и ты киваешь - не стоит. Значит - уезжай.

- Хорошо, - покладисто кивнула женщина, забавно шмыгая носом. - Только знаешь, Генрих... А как тебя зовут на самом деле?

- Всеслав, - немного помявшись, как можно четче произнес капитан. - Меня зовут Всеслав Романович Арсенин.

Как-то само собой получилось, что сначала буры, а вслед за ними и местные, посчитали Всеслава старшим в творящемся бардаке, и ему поневоле пришлось взвалить на себя обязанности коменданта захваченного города. Последующие несколько дней в памяти Арсенина остались в виде сплошной кутерьмы. Он устанавливал темп и сроки портовых работ и рассылал фуражирские команды по округе, совместно с фон Нойманном рассчитывал график проходимости ожидаемого груза и людей через германские земли и мимоходом улаживал бытовые конфликты и мелкие неурядицы. Когда остро встал вопрос о недостатке финансов - волевым решением секвестрировал городскую казну и половину всех средств с личных счетов чиновников портового управления. Последнее - с нескрываемым удовольствием. Когда капитаны китобоев, польстившись на прелесть, а главное, доходность грабежей, явились к нему с планом последовательного и поэтапного ограбления Уолфиш-Бея, Арсенин не долго думая подписал с каждым из пятерых каперское соглашение и с нескрываемым облегчением выпроводил на морские просторы. За последующие три дня новоявленные корсары пригнали в порт четыре английских транспорта с трюмами забитыми колониальными товарами, и Арсенину пришлось экстренно налаживать контакты с германскими оптовыми покупателями. И если бы не активное вмешательство Троцкого, мобилизовавшего лопатинские торговые навыки, ушлые немецкие купцы нагрели бы замотанного проблемами коменданта процентов на двести, а может и того больше. А еще через день на рейд вошли два громадных парохода, и проблем прибавилось в разы. "Принцесса Елизавета" привезла в своих бездонных трюмах тысячи тон военных грузов, а "Принцесса Вильгемина" почти четыре тысячи волонтеров... И как не напрягался сам Всеслав и не напрягал всех вокруг, всю эту массу вещей и людей двинуть в путь удалось только через пять дней. А на шестой от громадного бурского контингента в городке остались лишь две дюжины людей Ван Брика с наказом покинуть город, едва на горизонте покажется британский флот, внешне невозмутимый торговец - финн, ушлый настолько, что от его пронырливости стонали все окрестные торговцы-евреи, с наказом вести дела так, чтоб и для корсаров оставалась хоть какая-то выгода, сами корсары с наказом грабить не всех подряд, пустой форт да государственный флаг.

11 мая 1900 года. Претория. Резиденция президента республика Трансвааль.

- Боже мой! - с искренним удивлением всплеснул руками Кочетков, при виде запыленного и пошатывающегося от регулярного недосыпа Арсенина. - Всеслав Романович! Да на вас же лица нет!

- Да? - ответно удивился Арсенин, ощупывая лицо. - И в самом деле, нет. Странно, а позавчера, когда брился, было. Точно помню. Или то было третьего дня?

- Ну, если вы находите силы шутить, - добродушно улыбнулся генштабист, проворно наполняя бокалы коньяком, - значит, всё не так уж и плохо и на вас можно смело взваливать очередное поручение. - Взглянув на ошарашенное лицо Арсенина, подполковник заливисто рассмеялся и успокаивающе похлопал Всеслава по плечу. - Да шучу я, шучу. Никто не собирается лишать вас законного права на отдых. Ближайшие два дня - точно. - И, сменив тон, сочувственно заглянул в глаза капитану. - Трудно пришлось?

- Не то слово, - устало откинулся на спинку кресла Арсенин, - ни за что больше не соглашусь вести такую прорву народа из точки А в точку Б. Нет, пока через германские колонии по железной дороге ехали все еще более или менее пристойно обстояло, а вот когда от Мокавено до Мафекинга ножками топать пришлось, вот тут хлебнул я горя... И как Моисей сорок лет евреев по пустыне водил? Не представляю... Пророку, я думаю, все же легче пришлось. Ведь у него кто под рукой был - евреи. Тихие, милые, богобоязненные и дисциплинированные люди, не чета моему табору. Мне представлялось, что с туземцами хлопот будет немерено. Ан нет! Обмишулился! - Всеслав с чувством хлопнул себя по колену, выбив из штанины мутное облако пыли. - Кафры, зулусы и прочие бушмены - милейшие люди! Есть кусок лепешки и глоток воды, и они счастливы! А вот белые-е-е... - Арсенин, сдерживая накопившиеся за время странствий эмоции, покачал головой и с ожесточение выдохнул, - вот те - сущие дикари. Вода несве-е-ежая, - явно передразнивая кого-то, проблеял Всеслав, - пыль жесткая, солнце жгучее, день светлый, ночь темная... Французские волонтеры волком смотрят на немецких, те шипят на австрийских и итальянских. Поляков всего трое, но бедламу от них! Думал хоть от наших, россиян, головной боли поменьше будет, куда там! Шутить изволите, батенька! Каждый, кто в прожектах не генерал, так устроитель земли Русской! Не поверите, Владимир Станиславович, речами о необходимости создания в России Думы уши настолько прожужжали, что мне сон приснился как Александр Иванович, этот... как его... Гучков! Тот, что у Де Ла Рея геройствует, с трибуны выступает... А эти? Сво-бод-ная прес-са, - Арсенин, передернувшись, брезгливо сплюнул на пол, и тут же виновато покосился на Кочеткова. Подполковник сделал вид, что ничего не заметил и, ожидая продолжения, ободряюще кивнул головой. Арсенин не заставил себя ждать:

- Журналисты, точнее журналюшки, как с цепи посрывались и каждый с претензиями. Акулы пера, якорь им в зубы! Особенно этот, как его - А.В. Хангри, и интервью ему с каждым, в кого он пальцем ткнет, отдельное, и экипаж с тентом, и боя с опахалом и прохладительными напитками... И все это под пафосные завывания о свободе личности. Не-на-ви-жу! Нет, сударь мой, рубите мне голову, но больше я в такие вояжи не ходок...

- В такие, - Кочетков, покачав головой, пододвинул Арсенину коробку с сигарами, - больше не пошлю. Нечего героям хозяйственные вопросы решать. К слову говоря: за этот рейд вы и вся команда ваша к наградам представлены, к самым высшим. Вы уж на досуге разберитесь, кто у вас на что наработал, а к завтрему мне рапорток... А?

- Кто на что наработал, говорите? - Арсенин задумчиво потер подбородок и с неудовольствием посмотрел на слой пыли, оставшийся на ладони. - Я так скажу - лентяев не было, труса никто не праздновал. Так что, если к высшим - то всех. Если вдруг кому не хватит - можете смело мою награду отдавать. Вот только не пойму, за какие такие подвиги нам почести не по чину?

- Недооцениваете вы себя, друг мой, - укоризненно протянул Кочетков, покачивая головой. - Недооцениваете. Судите сами: городок на шпагу взяли, не единого человека не потеряв. - Генштабист демонстративно загнул палец, - это раз. Одним махом увеличили артиллерийский парк обеих республик едва ли не вдвое! Это два. Почти четыре тысячи пополнения людьми. - Подполковник растопырил три пальца и восторженно потряс ими в воздухе. Это три. Ну и наконец, - Владимир Станиславович вынул из массивного бюро стопку газет и передал Арсенину, - о международном резонансе забывать тоже не след.

Всеслав развернул первую попавшуюся, вроде бы лондонскую "Evening News" и пробежался глазами по заголовкам передовиц:

Страшная трагедия произошла в наших владениях в Африке!! Толпа пьяных так называемых союзников, то есть американских китобоев взяла штурмом город Уолфиш-Бей!! Короне нанесено смертельное оскорбление!!! Бесчинства американцев требуют отмщения!! Сотни убитых солдат, огромное количество мирного населения, чье имущество разграблено, а дщери обесчещены, взывают к правительству Его Королевского Величества с мольбой о МЕСТИ!!!

После восстановления связи с владениями Короны в Южной Африке, мы продолжим информировать Читателя о событиях в Уолфиш-Бее.

Арсенин недоуменно покосился на Кочеткова, мол, причем тут китобои? но генштабист кивнул: читайте дальше, и Всеслав потянул к себе следующую газетенку, на этот раз "Times"

Из Южной Африки поступило печальное сообщение. Так называемые "войска" мятежных республик, вновь совершили военное преступление. Не в силах победить армии империи в честном бою, они возродили обычаи варварских времен и стали нанимать ландскнехтов. Презренным золотом, варварски отнятым у честных английских колонистов, были оплачены отбросы американской нации, так называемые "китобои". Воспользовавшись добросердечием администрации и командования порта Уолфиш-Бей, они предательски захватили станционер - канонерскую лодку флота Его Величества "Алджерин" и сам город. Сведения о жертвах и разрушениях противоречивы, но необходимо задать вопрос Правительству Его Величества на парламентской сессии, что собираются предпринять лорды Адмиралтейства и Правительство в связи с такой (не побоюсь этого слова) оплеухой?

Крякнув в недоуменном восхищении, Всеслав прикурил папиросу и взялся за очередную газету, теперь - американский "Baltimore News".

..."Джентльмены" из Британской Метрополии уже вторую неделю надрывают глотки в надсадном лае, требуя покарать простых американских китобоев, имевших несчастье вкусить все прелести так называемого истинно английского гостеприимства! Когда наши китобои, как обычно, после долгого и утомительного труда вошли в небольшой порт Уолфиш-Бей, то английские власти оказали им на удивление холодный приём. Мало того, что парней подвергли унизительному обыску, на них еще и натравили свору продажной колониальной полиции! Но никому не позволено арестовывать свободного человека, живущего под звездно-полосатым флагом! Пусть наши ребята не образец добродетели, но они честно зарабатывают свои доллары и обеспечивают наши мыловарни сырьем. К сожалению, спор был излишне горячим и многие англичане его не пережили. Есть жертвы и среди наших моряков. Не пора ли господам в Вашингтоне перестать взирать с почтением на прогнившие монархии и расчехлить пушки наших броненосцев? Вдовы и сироты честных моряков-янки требуют ответа от Госдепартамента - что сделано для наказания зарвавшихся империалистов?! В то время, когда маленькие республики буров, изнемогая, сражаются за свою свободу, наше правительство, забыло историю своей страны и выбрало не ту сторону! А пока что мы не будем напрасно щелкать зубами, пытаясь опровергнуть британские претензии по поводу нанесенных Уолфиш-Бею разрушений. Они есть - и это факт! Более того, в городе не только повреждены отдельные дома, а целые кварталы лежат в руинах! Вот только милорды "забывают" сообщить народу и миру, что разнесенный в пух и прах город это дело рук не китобоев, коих они во всеуслышание объявляют безжалостными варварами, а их собственного "Royal Nevy". Требуя крови и мщения, надменные джентльмены из Адмиралтейства скромно стесняются поведать, как их броненосцы, якобы считая город занятым врагом, более часа засыпали мирных жителей снарядами...

- А на самом деле? - Всеслав, отложив газету в сторону, вопросительно взглянул на Кочеткова.

- Примерно так и есть, - Кочетков заложив руки за спину, прошелся по комнате. - Британцы, взбесившись от "разгула пиратов в их территориальных водах", - цитируя официальные источники, подполковник иронично хмыкнул, - послали в Уолфиш-Бей броненосцы в количестве трех. Адмирал Ройзерс, увидев над городом трансваальский флаг, долго не раздумывал и приказал открыть огонь... Да-с... После той бомбардировки в городе дай Бог чтоб с десяток целых домов осталось... Форт вообще с землей сровняли...

Арсенин, вспомнив, как ему не хотелось тащить с собой британских военнопленных, чтобы интернировать их в германских колониях, на секунду представил себе альтернативу, явственно побледнел и, с силой рванув воротник куртки, с чувством выматерился.

- Целиком и полностью разделяю ваши чувства, - одобрительно кивнул Кочетков, выслушав гневную тираду. - И не только я. - Генштабист взял со стола кипу газетных листов и потряс ею в воздухе. - Ноты протеста милордам шлют со всего мира. Немцы, - Кочетков отбросил на кушетку одну и газет, - французы, - еще одна стопка листом полетела вслед за первой, - итальянцы... По-моему только нивхи, айны да патагонцы не возмущаются, да и то, лишь потому, что письменности не имеют... Американцы, конечно, войну не начнут. У них с филиппинцами проблем невпроворот, да и слабоваты штаты против бывшей метрополии... Но кровушки попьют изрядно и всё это, - Кочетков, в очередной раз указав на газеты, почтительно склонил голову перед Всеславом, - ваша заслуга.

- Скажете тоже, заслуга... - чуть смущенно хмыкнул Арсенин, внутренне гордясь похвалой от старшего товарища. - Если по чести, я, когда китобоям приватёрские патенты выдавал, даже и не думал, что так обернется. А то, что банальную драку с полицией как эпохальную битву распишут, тем более...

- Тем не менее, мой друг, тем не менее, - Кочетков, в очередной раз наполнив бокалы, отсалютовал своим в честь Арсенина. - Не след позволять кому-либо умалять ваши достоинства, да и самому - тоже не след.

- Бог с ними, с моими талантами, - устало отмахнулся Всеслав, - вы мне лучше вот что поясните: я пока через Преторию ехал, так гляжу - повсюду траурные знамена вывешивают. Что случилось? - Арсенин, припомнив разговор на ферме Куртсоона, язвительно усмехнулся. - Бритты опять очередного президента убили?

- Да нет, моментально помрачнев, угрюмо бросил Кочетков. - На этот раз всё гораздо хуже. Вчера пала столица Оранжевой республики. Войска лорда Робертса заняли Блумфонтейн...

Из дневника Олега Строкина * ( Лев Троцкий)

Апрель 1900 года. г. Уолфиш-Бей. Гостиница "Пеликаний берег"

Харр-ра-шо живет на свете Вини-Пух! А с чего б ему плохо жилось? Плюшевый мишка - любимчик женщин любого возраста. А я вчера Бетти, официантке местной, попытался глазки построить и вполне куртуазно на приватный ужин пригласить, так она губешку оттопырила: "Мистер! Я девушка порядочная и ваших намёков не понимаю!" Если не понимаешь, так чего вызверилась? А пятью минутами позднее эта непонимающая вовсю кокетничала с рыжим ирландцем и деланно смущалась, когда тот шлепал её по заду. Вывод: чтобы понравиться местным дамам надо стать рыжим ирландцем. Или плюшевым медведем. К слову о медведе и его распрекрасном житье-бытье. Хотя у нас обоих в голове опилки, у медведЯ друзья поблизости всегда были. Пятачок там, И-А, прочие Кролики с Тигрой на пару, а я вот уже неделю в одиночестве обретаюсь. Тоскливо-о-о-о... И занять себя нечем.

Два дня назад в гостиницу въехали два типа, вычурные донельзя. Костюмчики модненькие, котелочки шелковые, сорочки белоснежные, тросточки лаковые, волосики набриолиненые, усики напомаженные... Тьфу! У обоих морды хищные, руки холеные, а во взоре пресыщение жизнью и эдакая презрительная снисходительность ко всем и вся. Последний писк местного гламура. Жалко, что не последний в жизни. Представились хозяйке как французские торговцы: "Мадам! Если вы не видели Париж, значит, вы не видели ничего!" Только как по мне, не бизнесмены они ни разу, а обыкновенные шулера. Потому как, подсев к местным столпам торговли, через пять минут беседы с обсуждения деловых проектов технично съехали на карты. В смысле сыграть партейку-другую. А затем, под томные стоны: "Ах, Ля Бель Франс, ах Ля Бель Франс!" деловито обчистили своих противников. Пусть не до нитки, но до последнего наличного фартинга - точно.

После того, как галлы меньше чем за час разделали, а вернее - облапошили еще двоих, я решил попытать счастья. Точнее, некстати пробудившийся Лопатин решил, ну и меня уболтал, красноречивый...

Когда я предложил составить компанию, французы смерили меня недоверчивыми взглядами и сморщились так, словно я итальянец и воняю чесноком, но, увидев свернутую в рулон стопку ассигнаций (там и было-то от силы марок сорок, но если показать мельком - выглядят внушительно) изменили свое мнение и милостиво снизошли до приглашения за стол. Вот тут мон шер СашА и заставил каждого из французов, почувствовать себя Наполеоном. После бегства через Березину.

Нет, поначалу они фасон держали и, даже проигрывая, вели себя достойно. Но когда сумма проигрыша перевалила за сотню фунтов, кто-то из постояльцев радостно заржал, обращаясь ко мне: "А ну, герр Мюллер, устройте-ка лягушатникам второй Седан!", французы скривились и начали ляпать ошибку за ошибкой. Ну и наошибались на двести с гаком фунтов. Персиваль (хорошо хоть не Ланселот!) Дюваль даже возымел желание приобнять меня. За горло. Двумя руками. Чтоб шея хрустнула. Но меня мужские объятия никогда не прельщали, вот и пришлось небрежно откинуть полу пиджака, так, чтобы револьвер в подмышечной кобуре стал виден. В общем, пронесло. Меня от его объятий, француза - от страха. На следующий день один из постояльцев долго и нудно полушепотом выговаривал хозяйке о необходимости постройки второго нужника. А то он (постоялец) намедни битый час вокруг сортира вытанцовывал, дожидаясь, пока француз выйдет...

Да-а-а, не будь у меня ствола... а, один фиг, бы все обошлось. Миссис Хартвуд, хозяйка гостиницы, тетка насколько красивая, настолько и строгая и в случае беспорядков самолично головенки бузотерам может пооткручивать. Правда, никто не гарантировал, что я и под раздачу не попал бы... Так что хорошо, что без вмешательства прекрасной принцессы, тьфу ты, трактирщицы, обошлось, и справился собственными силами. Благо, в нынешнем времени даже приказчикам (в роли которого я нынче пребываю) носить оружие не возбраняется... И это здорово, потому что я даже не думал, что так быстро и так сильно сроднюсь с оружием, привыкну к тому, что у меня при себе есть как минимум револьвер, а то и два. Не считая винтовки. Хорошо, что гранатометы пока не изобретены...

В полной мере силу привычки я прочувствовал вчера, когда ушел к посту на въезде в городок, поджидать приезда наших. Брать ствол к завтраку я посчитал излишним. Прикинул, как в глазах обчественности выглядеть буду: нормальные человеки к трапезе вооружившись вилкой с ложкой выходят, а я наганом? Решил, что так не комильфо, и оставил оружие в номере. Поглощая утренние тосты, заболтался с комвияжером из номера напротив, да так и ушел.

Дискомфорт от отсутствия наплечной кобуры я почувствовал достаточно быстро, буквально отойдя от гостиницы на десяток шагов, но возвращаться поленился. Опять же, говорят: возвращаться - плохая примета. Очень может быть, что те, кто придумал данную сентенцию, правы. Вот только просидев (точнее - пробегав: после полудня, облюбованный мной камень стал напоминать адскую сковородку для грешников и весь день я носился туда-сюда в поисках тени), безоружным весь день подле караульной будки, извелся на нет. И это притом, что лично для меня никакой опасности не наблюдалось. Зато после сеанса самоедства я стал лучше понимать Дато - тот тоже без оружия чувствует себя голым. Даже возгордился: вон у нас с Туташхиа сколько общего! Долго гордился, минуты три, а то и все четыре! А потом подумал, что это таким слабовольным неумехам как я, оружие уверенности в себе прибавляет, но, ни ума, ни опыта не дает. А для Дато его маузер не только удобный инструмент для окончательных расчетов, но и продолжение руки... И если для меня револьвер это привычная часть амуниции, типа штанов (без них на людях тоже жуткий дискомфорт ощущается), то для него часть тела...

Придя к таким выводам, я долго думал, огорчаться мне или радоваться, но однозначных выводов так и не сделал. И, пока в гостиницу не вернулся, сидел (когда удавалось), как на иголках. Так что со вчерашнего дня наган теперь всегда со мной, только что под подушку на ночь не кладу, и если я все же надумаю спуститься ужинать, обязательно возьму револьвер с собой. Бо как не известно, съехали ли французские любители покера, или меня поджидают. А если поджидают? Что мне тогда - стреляться с ними что ли? Не-е-е, ребяты-демократы, только чай, в смысле ужин в номер. А чего? Прейскурантом услуга предусмотрена, вот и пусть местное домоуправление покажет каких высот достиг ихний сервис...

Оказывается, реклама врёт не всегда и не везде. За другие места ручаться не буду, но в "Пеликаньем береге" прислугу долго ждать не пришлось. Менее чем через пять минут после топота коридорного по коридору (тавтология, однако, ну и пусть! Где ж еще бывшему преподу похулиганить, как не в своём дневнике?), кто-то вежливо постучал в дверь. Удовлетворением гастрономических запросов постояльцев (как жаль, что только их!) нынче заведовала Мадлен, томная блондиночка с вечно вожделеющим взглядом (или это мне, истосковавшемуся по женскому вниманию, так кажется?), точёной фигурой и массивным обручальным кольцом на левой руке. Замужняя...

Не подозревая (или достоверно зная?) о буре эмоций, которую вызывает её внешний вид, плутовка невинно хлопнула глазками и, присев в коротком книксене, поинтересовалась, чего я желаю... Сказал бы я, чего в данный момент желаю, так ведь не поймет. Или поймет и мужу пожалуется. На фиг, на фиг - к терапевту. Опасаясь захлебнуться слюной, я намеренно уставился в притолоку (официантка, наплевав на нынешнюю моду, носит платья образца середины века с широким квадратным декольте) и небрежно (очень хотелось верить, что звучало именно так) попросил огласить весь список, пожалуйста. В смысле - меню. И зачем, спрашивается, спрашивал? Мог бы и сам догадаться, благо не первый день замужем, в смысле, в гостинице проживаю. Мадлен, подтвердив наихудшие опасения, довела до моего сведения, что хозяйка, уважая и чтя обычаи постояльцев, для немцев (то есть для вас, герр Мюллер! И снова в книксене грудь демонстрирует... У-у-у!!!), традиционно включает в меню капусту, сардельки и пиво... Традиции - оно, конечно, хорошо и даже замечательно, но надо ж и меру знать. Нет, я не против, изображая из себя зайца (гусары, молчать!), вечерок-другой похрумкать капустку, но третий день подряд? Закрадываются подозрения, а девичья фамилия хозяйки, часом не Торквемада? И не служила ли она в инквизиции? Как бы то ни было, мне от этого не легче. Желая хоть как-то скрасить унылый вечер (женщин нет, еда... немецкая), попросил принести бутылку вина. А чего? Фрицы не только пивасиком брюхо наращивают, еще и винцо хлещут так, что и три француза не угонятся. Вот только не срослось. Мадлен, флегматично пожав плечиком, (и колыхнув грудью! З-з-за-ра-за!) огорошила меня новостью, что последнюю в гостиницу бутылку вина заказали давешние французы, чем вызвала во мне непреодолимое желание все же спуститься вниз и устроить галлам если не Седан, то Азенкур и Кресси точно.

Похоже, официантка читала мои мысли, но не как психолог или экстрасенс, а по-своему, по-женски, предполагая, что качество и многообразие можно заменить количеством. Чуть виновато пожав плечами, Мадлен ласково улыбнулась и пообещала компенсировать недостаток вина двойной порцией пива... И это её я пару минут назад вожделел? У-у-у, дур-ра политкорректная! За неимением вина, пришлось затребовать водки, то есть шнапса. И напороться на ответ, что так далеко почитание обычаев у хозяйки не заходит. Шнапса тоже нет, есть виски. Блин, не только политкорректная, но еще и патриотичная. Делать нечего, пришлось соглашаться. А ведь зарекался пить от одиночества в одиночестве! Угу, зарекался кувшин по воду ходить, а козел капусту... так! Хватит о капусте! Тем более, что это - любимая поговорка Алевтины, вот ведь вспомнился ужастик на ночь глядя... Только в моем случае она, поговорка то бишь, как нельзя кстати. То и оно, что - как нельзя. Не знаю, что там себе надумала эта блондинка (все же и среди них попадаются разумные особи), но капусты она принесла мало, сосисок - много, а виски так вообще полную бутылку. Быстренько стол сервировала и, задумчиво (или подозрительно?) косясь, скоренько удалилась, оставив меня в приятной (хотелось бы на это надеяться) компании. Поначалу знакомство со стеклянной леди не заладилось, но уже после третьей стопки я постиг всю глубину её внутреннего мира и дальше дело пошло проще. И в самом деле, чего тут сложного? Наливай да пей. Правда, на сей раз я глупостей не натворил. Ну, по крайней мере, сам себе твердо пообещал, что не натворю. И сам себе поверил. Почти.

Первую глупость я учудил, едва перешагнув стограммовый порог: начал себя жалеть, избрав дежурной обидой временное одиночество. И как полагается настоящему интеллигенту, творчески развил простенькую мысль от нулевой точки до горизонта. Или чуть дальше. Основным лейтмотивом я избрал тоску по друзьям, навязчиво повторяя, что всего-то неделю живу среди посторонних людей, а уже эвон как приложило! Прямо о бутылку! Мысль пришлась по душе, и я, непрестанно вздыхая, что пора возвращаться в привычное окружение, иначе сопьюсь нафиг, наплюхал себе еще стопочку.

Если разглядывать пламя газовой горелки сквозь мутно-желтую взвесь виски в стакане, оно, обычно тонкое и ярко-голубое, становится бурым и расплывчатым. Как мои мысли, утопленные в том же виски.

Вцепившись в стопку, словно утопающий в спасательный круг, я сидел и размышлял: а чем бытие Льва Троцкого станет отличаться от почти безгрешного (и почти бесполезного) существования Алика Строкина, если из него намертво вычеркнуть Дато, Кольку, Всеслава Романовича, Барта... Чем?.. По сути - ничем. Может, обживусь в этом мире, может, и нет. И последнее абсолютно не исключено: порвутся ниточки, удерживающие меня здесь, - и все. До свидания свободный Трансвааль, здравствуйте, дорогая Алевтина Степановна... И даже если не дойдет до крайности и я останусь в этом мире, но один, что буду делать? Жить-поживать да добра наживать? Так добро оно всякое бывает, как говорится, смотря, по какую сторону приклада находишься. Согласно закону природы, прежде чем что-то получить, надо что-то отдать. А что я могу дать, кроме песен? Хотя, говорят, мои песни тоже добро несут. Или приносят? Чет я запутался, как правильно-то? Без бутылки не разобрать. Поэтому я, словно нормальный ковбой из техасского салуна, заглотил вискарь, а вместо положенной всякому нормальному русскому закуски, пододвинул поближе блокнот. Вдохновение - оно такое, накатит (или снизойдет?) и уже ничего, кроме карандаша и листка бумаги, не надо. Вот как сейчас.

Грядущее однажды станет прошлым,

Осыплется на землю снежной крошкой.

Однажды тихо ляжет на скрижали,

Всё, что не сберегли, не удержали...

И всё, что сохраняли и копили,

Осядет в сундуках белёсой пылью,

И с каждым годом будут легковесней,

Деяния, и радости, и песни...

Угу, деяния, они самые. Даже странно вспоминать, что когда-то я мог только мечтать о приключениях, или, в крайнем случае, забуриться в квест. Компьютерный. А сейчас они, приключения которые, гоняются за мной, словно перезрелые невесты за завидным женихом. Та-а-ак, с этим срочно нужно что-то делать. О чем бы не думал, все мысли на женщинах клином сходятся. Доступных. Диагноз почти по Филатову... Чтоб не терзать душу напрасными мечтаниями, лучше выпить. А еще лучше - выпить дважды, после этого сразу станет хорошо. И впрямь - стало, и как всегда - вдруг. И мысленная карусель закрутилась в другую сторону.

Ну останусь, ну один, па-а-адумаешь! Это в двадцать первом веке ни Алика Строкина, ни его вирши всерьёз никто не воспринимал. Даже мальчишки-школяры. А тут вам не там, тут другое дело! Песни Левы Троцкого почти все буры знают, это вам не то, что Федька Шаляпкин, тьфу ты, попса голимая - достояние республики! Такая популярность - общенациональная - самым зазвездившимся звёздам двадцать первого века даже и не снилась! Чествуя себя, единственного и неповторимого, я отсалютовал стопкой сумраку в углу комнаты, бравурно фыркнул, что наглы обречены на поражение, даже вискарь, блин, перегнать до кристальной прозрачности не могут, а туда же - сэ-э-эрры... И выпил.

А выпив - задумался: а может, моя сверхпопулярность неспроста, и именно здесь я на своем месте? Пусть эта мысль только самоутешение. Или Бред. Именно так с большой буквы "Б" - стандартный бред попаданца. Им, если книжкам верить, свойственно мессианство. А в моем случае все не по-книжному: попаданец есть, а мессианства - нет. Ни формул пороха не знаю, ни чертежей оружия не изучал, даже Хрущева пристрелить не могу, он, сволочь, еще не родился. Ну и фиг с ним, что не знаю. Мои стихи и песни вполне могли послужить там, в двадцать первом, отправной точкой. А здесь, в девятнадцатом, стать точкой опоры. Жадно, словно голодный удав вкусного кролика, заглотив очередную стопку, я вновь пренебрег закуской и схватился за карандаш. Финал стиха просился, рвался наружу.

Но бродят, бродят меж мирами души,

Что помнят не о прошлом - о грядущем,

Героев славных слабые потомки,

Идущие по лезвию, по кромке.

А может быть, бойцы второго шанса,

Судьба которых - вечно возвращаться,

Судьба которых - не избегнуть боя,

Судьба которых - созидать былое....

А ведь совсем недавно, каких-то сто с хвостиком лет вперед, я считал себя созданием тихим, мирным и беззащитным, а теперь, поди ж ты: "судьба которых - не избегнуть боя..." Героическая фраза, под стать киношному герою. Вот только я не герой, ни в киношном, ни в каком ином понимании. Я не полезу на рожон, вот только и за спинами прятаться не буду. Хотя бы потому, что так - нельзя. Просто нельзя - и всё. Категорический императив. Даже если это спины чужих мне людей, а не спины друзей. Хватит, отбоялся. Хотя, нет, вру, бояться все равно буду. Стиснув зубы и про себя. А прятаться - нет. Просто я раз и навсегда перестал путать героизм - как говорил Всеслав Романович - досадное исправление чужих ошибок, обычный поиск острых ощущений (от скуки или недостатка ума), и обыкновеннейшее чувство долга. Как перед друзьями, так и перед самим собой.

И вновь я вспоминаю о друзьях... Похоже я зря раздухарился, доказывая себе, что и одному мне будет вполне комфортно. Не доказал. А может, я не из-за песен здесь оказался? Ведь если по сути разобраться, мы все, вся наша команда, до встречи были одиночками. И я, окруженный толпою чужых и чуждых мне людей, и Дато - непохожий на других разбойник со странным для абрека Кодексом Чести, и Коля - ищущий правды и справедливости разбитной биндюжник, прячущий тоску за нестираемой улыбкой. И Всеслав Романович, сбежавший (а по-другому и не скажешь) в море от берега? И Кочетков - Акела (вот точно не к ночи он будь помянут) - одинокий волк, среди одиноких волков. Только Барт не вписывается в общее правило, так ведь должно же быть исключение из правил? Хотя, нет, после набега англичан на его ферму, наш бур тоже одинок. И возможно, наша компания, а не месть, и есть тот якорь, который держит его на свете. А если задуматься, может быть, я - одна из капель цемента, скрепивших столько одиночек в одну семью. Кочетков, правда, не к месту, ну да в семье не без урода...

От мыслей, а может, от выпитого, стало жарко и я, открыв окно, уселся на подоконник, благо компания была всё та же - ранние звезды да бутылка. Тяпнув очередную порцию, мне вдруг подумалось: а высота-то, примерно сопоставима со школьной крышей - всё те же два этажа. Только тогда, осенним вечером двадцать первого века, казалось, что если я смогу, сдюжу, то любой подвиг мне под силу. Великая храбрость! Сейчас от мысли посидеть на подоконнике ногами во двор даже сердце быстрее не забилось. Видать, и вправду никак нельзя ставить знак равенства между Львом Троцким и Аликом Строкиным. Додумывать мысль я продолжал уже сидя на подоконнике. Ногами во двор. И состояние подходящее, почти как тогда, осенью. А чего? Вискаря во мне граммов двести пятьдесят наберется, а, неочищенный и неразбавленный, он всяко-разно будет эквивалентен тремстам пятидесяти поганенькой водки. Это если брать по количеству алкоголя в крови и ударному воздействию на мозг. Да и не только высота и степень опьянения, всё тот незабываемый вечер напоминает: во-он, даже звезда - и та подмигнула. Только что "татушки" не поют, точнее - не воют. И в этот момент где-то на улице затянули песню. Не рассейские поп-дивы, но тоже препоганенько. Какой-то в драбадан нетрезвый субъект, судя по обрывкам фраз, горланил что-то из репертуара местного "радио-шансон"... Тьфу ты, блатняка... да ёшкин же кот! Песня, блин, слово на языке крутится... не попсовая, не блатная... Во! кабацкая! Выли, ясное дело, по-английски. И говорят тут не по-нашему, и звезды тут чужие... Против воли снова прислушался к уличной песенке и память, выстраивая параллель, дала сбой.

Водка, крыша, визг "татушек"...

Виски, подоконник, пьяный вокал...

Меня переклинило. Вот сейчас не удержу равновесие и... Если только башку расшибу - так мне и надо, идиоту! А вдруг брякнусь со всего маху в школьный двор? Хорош я буду - благоухающий вискарем и в пиджачке по моде прапрадедушек! И это совершенно не смешно и в списке неприятностей - самая распоследняя.

Грудь сдавило, перед глаза поплыли круг и по ушам, громче и страшнее артиллерийской канонады ударило монотонно-безжизненное:

- Строкин, к завучу!

И нужно тащиться по бесконечным школьным коридорам, прикладывая неимоверные усилия, чтоб передвинуть ватные от ужаса ноги. И еще эта тетрадь, точнее - мой блокнот со стихами. Под парту его спрятать, что ли... Вот только поздно - Алевтина заметила. Алевтина все замечает. Ее наблюдательности цены нет. А вот сочувствия в ней ни на грош. Сейчас сунет руку под парту, вытащит блокнот и станет при всем классе читать мои вирши. И восьмой "А" будет счастлив, и мальчишки будут поворачиваться ко мне с торжествующим видом и довольно ржать, а девчонки опускать глазки и хихикать... и неизвестно, что хуже - откровенные насмешки пацанов или эти вот деликатные ужимочки.

Боги! За что караете?!

- Позвольте полюбопытствовать, Лев, - подчеркнуто вежливо вопрошает завуч, - вы отсутствовали целых полгода... и где же вы были?..

Какой я ей лев? Я себя сейчас кошаком нашкодившим чувствую...

-Ваши часы пришлось отдать Марии Ивановне, а у нее и так полуторная нагрузка! - кричит Алевтина.

Да лев я, лев, только ногами не бейте!..

- Вы можете представить какой-либо документ в оправдание? Я вас очень внимательно слушаю...

...А документов у меня все равно никаких, только лапы и хвост...

Мне хочется истерически расхохотаться. Или заплакать. И я не знаю, чего мне хочется больше. Но это сейчас и не важно. Важнее понять, что же во всем в этом не так... иначе я никогда не выберусь... Откуда?..

Черт возьми, да все не так! Я не хотел, не хотел, не хотел возвращаться! Что я здесь буду делать? Полезу в петлю от одиночества и отчаяния? Или примусь заливать их водярой - и все равно полезу в петлю, но спасаясь от "белочки"?..

И я вдруг понимаю, что у меня был ответ. Был - да сплыл, остался в тетрадке, столь поспешно и неосмотрительно спрятанной под парту. Вот только и я уже не замотанный жизнью и собственным страхом Алик Строкин. Я - Лев Троцкий и я нуждаюсь в подсказках. А еще я не хочу - до злости не хочу! - в свой благополучный двадцать первый... А если не хочу, то и не буду. И удар кулаком по столу, как знак окончательного решения. Уй-й-й... до чего ж больно кулаком по оконной-то раме, какой садист сделал ее деревянной и с острыми углами... Раме?...

Пока я соображал, гостиничная дверь с шумом отворилась и во двор стремительно вышагнула Мадлен. И я грохнулся. Спиной вперед. К своему глубочайшему облегчению в гостиничную комнату, а не в школьный двор. Надеюсь, служанка не заметила, что солидный постоялец самым неподобающим образом сидит на подоконнике и ножками болтает? Вряд ли заметила. Она ж не вездесущая и всевидящая Алевтина, в конце концов! Но все равно от мысли, что чудачества герра Мюллера могут поставить под угрозу миссию господина Троцкого, по хребту холодок прошел. И я щедро поделился остатками вискаря с фикусом.

А назавтра прибыл Всеслав Романович, и мне резко стало не до чудачеств.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

15 мая 1900 года. Центральная Африка, южные провинции Наталя.

Одинокий фургон, влекомый парой степенных, словно отставные сержанты, першеронов, уже который день неторопливо трясся по ухабам и выбоинам. Погонщик, надвинув шляпу на нос, подремывал на козлах, а его спутница, высунувшись из повозки едва не по пояс, с восторгом разглядывала проплывающую мимо саванну. А посмотреть было на что.

Слева от фургона, сминая молодую поросль, пронеслось стадо антилоп. Еще левее, на низенькой горушке, заметив чужаков в своих охотничьих угодьях, возмущенно перерыкивался львиный прайд. Вот только было непонятно, что задевает их больше: повозка, отвратительно воняющая человеком, или гепард, почти летящий над землей наперерез антилопьей ватаге? Так и не узнав ответа на вопрос, девушка повернулась направо и восхищенно всплеснула руками: из мутно-коричневой глади затона, распугав птиц-докторов, чистящих крокодильи пасти, вдруг шумно вынырнул бегемот. Увидев сие непотребство, бесхвостые павианы раскричались на весь буш и вспугнули стаю длиннохвостых какаду. Недолго покружив над деревьями разноцветным облаком, попугаи, негодующе клекоча, вновь расселись на давно облюбованных ветках и замерли.

- Эх! Сейчас бы скупнуться... - отчаянно завидуя нежащемуся в теплой заводи гиппопотаму, мечтательно протянула девушка.

- Эх! Сейчас бы пообедать, - в тон ей насмешливо откликнулся возница и ткнул рукой влево. - Кошак, вон, уже трапезничает, а мы чем хуже?..

- Ну что за человек? - преувеличенно тяжко вздохнула Полина, обращаясь в никуда, - вокруг столько красоты, столько духовной пищи, а ему лишь бы пузо набить! Алексей! Ты скучный, приземленный человек и совсем не романтичная личность!

- Да я этой духовности уже по горло накушался, - невозмутимо парировал Пелевин, щелкая поводьями, - чай не первый год по красотам этим шатаюсь. И слово чести даю - ими сыт не будешь. Эх, сейчас бы супчику горяченького, да с потрошками!

- Пока не искупаюсь, - состроив надменную рожицу, Полина демонстративно скрестила руки на груди, - готовить ничего не буду.

Спеша полюбоваться на негодующего соседа, она любопытно покосилась на Пелевина. Видя, что тот самым бессовестным образом проигнорировал и слова, и тайком отрепетированную позу, девушка обиженно фыркнула и, взяв на руки Фею, принялась шепотом жаловаться на некоторых толстокожих представителей мужского племени и убеждать (в первую очередь саму себя), что за приготовление пищи не возьмется ни за какие коврижки. И приготовленный Пелевиным ужин есть не будет. По крайней мере, пока с ней не начнут считаться. Фея, крайне недовольная тем, что ее разбудили, некоторое время терпеливо прислушивалась к приглушенным стенаниям хозяйки, но когда та заикнулась об отказе от еды, смерила раздосадованную девушку недоуменным взглядом и, выбравшись из ее рук, перебралась поближе к вознице. Женская солидарность - штука, конечно, нужная, но ложиться спать с голодным пузиком? Мря-у! Благодарю покорно, но нет.

Возмутившись до глубины души поведением хвостатой подруги, Полина уползла вглубь фургона, соорудила из вещмешков и одеял некое подобие лежанки и принялась строить планы зловещей мести Пелевину и подруге-предательнице. При зрелом размышлении девушка пришла к выводу, что кошечка (по большому счету) была спровоцирована наглым мужланом, а, следовательно, не виновата, сосредоточилась в планировании козней только для Алексея. Дело шло туго. Воспоминания о девичьих проделках были признаны мелкими и, по большому счету, детскими, а опыт, почерпнутый из книг, и вовсе никуда не годился. Как правило, книжные герои на мелочи не разменивались и злодеев попросту убивали. Нет, она бы с удовольствием придушила этого... этого... неважно, в общем, кого, порядочные девушки таких слов не произносят, но как-нибудь не совсем до смерти. Иначе точно придется вылезать и самой готовить ужин, предварительно съохотив того, из кого этот ужин можно приготовить. Если её саму при этом не съохотят. Когда Полина раздумывала над дилеммой, что же сделать лучше: посолить пелевинский чай или, когда он уснет, пришить его одежду суровой нитью к одеялу, фургон вдруг резко дернулся и замер.

- Иди, брязгайся, - Пелевин, остановив повозку возле небольшой и безопасной на вид заводи, соскочил на землю. - Только умоляю - не как в прошлый раз, ага? А то ты будешь битый час плескаться, а я, окрестными кустами любоваться. И это, - Алексей, пытаясь остановить ринувшуюся к воде Полину, ухватился за ворот ее безрукавки. Девушка, не останавливаясь, тряхнула плечами и, оставив жилетку в руках удрученного траппера, безуспешно пытаясь разуться на ходу, запрыгала к воде на одной ножке.

- А о том, чтоб из консервы ужин готовить, даже не мечтай!- крикнул ей в спину Алексей. - Я поутру фазана подстрелил, с него суп и готовь! - траппер хотел еще что-то добавить, но, стушевавшись под выразительным, требующим убраться из зоны прямой видимости взглядом Полины, обреченно махнул рукой и побрел к фургону.

- Хорошо-то ка-а-к, - томно протянула Полина, устало плюхнувшись на землю возле костра. - Накупала-а-ась... всласть. И даже твои ну совсем не джентельменски взгляды исподтишка удовольствия не испортили...

- Ну, во-первых, я не джентльмен, - покидывая в костер очередной сучок, невозмутимо двинул плечом Пелевин, - а во-вторых, не подглядывал, а крокодила высматривал.

- К-к-какого крокодила? - прекратив расчесывать мокрые волосы, Полина, уставилась на Пелевина расширившимися глазищами.

- Гавиала или аллигатора, - проверив, насколько прочно держатся рогульки по обе стороны костра, Алексей аккуратно водрузил на них толстенный прут с котелком, наполненным водой. - Других здесь не водится. Да ты не переживай, - глядя, как Полина, задыхаясь от запоздалого страха, пытается сказать что-то гневное, Алексей улыбнулся. - Бревно это оказалось. А может и не бревно вовсе, а от тебя кусок грязи отслоился...

- Дурак, - обиженно надула губки девушка и вновь взялась за расческу. - Увалень уральский, дубина бесчувственная...

Пробурчав в общей сложности минут пять, Полина решила сменить гнев на милость и, бросив на траппера кокетливый взгляд, умильно протянула:

- Лё-ё-ё-ш, а Лёш, если хочешь, чтоб я тебя окончательно простила, разогрей мне тушеночки, а?..

- С превеликим удовольствием, - Алексей озорно подмигнул Бирюшу и Фее, встрепенувшимся при упоминании еды. - Вот как только ты нам, - охотник ласково потрепал зверей по загривкам, - супца приготовишь, так сразу же и разогрею.

- И ты, Брут, - укоризненно глядя на кошку, нежащуюся под тяжелой мужской ладонью, Полина нехотя встала и поплелась к задку фургона за фазаном. Ухватив убиённую птицу за длинный хвост, она побрела назад к костру, загребая пыль мысками сапог и прикидывая, как бы свалить на Пелевина заботы по ощипыванию тушки. Однако ни Алексея, ни зверей возле огня не оказалось... Девушка озабоченно завертела головой по сторонам. Увидев, как Алексей, сопровождаемый собакой и кошкой, неторопливо поднимается от заводи, бережно неся отмытые для супа овощи, облегченно вздохнула, шепнула что-то нелестное себе под нос и, чертыхнувшись от души, окатила фазана кипятком.

- Лёш, - Полина, неторопливо помешивая густое варево длинной ложкой, откинула спадающие на глаза волосы, - а чего ты сегодня опять птицу подстрелил? Вчера фазан, сегодня фазан, завтра опять фазанятину есть будем?

- Сидел он удачно, вот и подстрелил, - угрюмо буркнул Пелевин, не отрываясь от ежевечерней чистки оружия. - Заж.. заелись, вы, барышня. Этих фазанов в ресторациях за большие деньги подают и то, небось, не каждый день. Надоело птицу жевать, так я персонально для тебя завтра змеюку отловлю, китайцы их едят и нахваливают, говорят, ничуть не хуже курятины будет... Хотя нет, если на курятину похоже, тоже, выходит, птица, а тебе пернатые поприелись уже. Так что я лучше паука-птицееда поймаю и даже сам зажарю, бушмены их ой как жалуют... - мельком взглянув на гримасу отвращения на лице девушки, Алексей коротко хмыкнул и со щелчком вогнал затвор винтовки на место. - Ладно, не кривись, шуткую я. Прогуляюсь по утреннему холодку, может, антилопу добуду, тут и ориксов, и спрингбоков*(разновидности антилоп, живущих в ЮАР) полно...

- Так тут и слонов полно, - ехидно фыркнула девушка, пробуя готовую похлебку на вкус, - может, на антилоп не размениваясь, ушастика добудешь?

- И на кой тебе слон сдался? - Пелевин наполнил похлебкой собачью чашку и отставил остывать, - боишься, антилопы наесться не хватит? А слона ты как, всю тушу единолично сгрызешь, или с кошкой поделишься?

- Не знаю, не знаю, - блеснула улыбкой Полина. - С Фей-то обязательно поделюсь, а вот хватит ли тебе и собаке - не уверена. Да ты не переживай, - насмешливо прищурилась девушка, - про слона так, к слову пришлось. Я ж знаю, что их только великие охотники добыть могут. Хотя, ты тоже, вроде, ружьецо носишь, стал быть - охотник. Мог бы и подстрелить слоника...

- Из чего? Из этого? - непритворно удивившись, Алексей покачал в воздухе маузеровской винтовкой. - Я что, на сумасшедшего похож? Или на самоубийцу?

- Насчет последнего не знаю, - откровенно издеваясь, хохотнула Полина, - но видок у вас, сударь, и впрямь слегка придурковатый. Особенно, когда вдохновенно про кулинарные изыски вещаешь. - Глядя на Пелевина, возмущенно хватающего ртом воздух, девушка отвесила снисходительный кивок. - Ладно, слона не надо. И съохотить его трудно, да и не съедим мы такую тушу. Бей антилопу, её куда как легче подстрелить. Наверное. Слон все ж побольше будет, да и бегать он не умеет, его выцелить проще. Так что соберешься на охоту - подумай...

- Это смотря кто попадется, - так и не подобрав язвительной реплики для достойного ответа, угрюмо буркнул Пелевин. - Ориксы - те, конечно, поглупее и непуганней, а вот ежли спрингбока добыть захочешь, вот там попотеть придется... Так что антилопа антилопе рознь. Взять, к примеру, большого африканского куду, его еще иландом называют, тот вообще горы предпочитает.

- А так как ты - старичок-лесовичок и горы не жалуешь, - продолжала зубоскалить Полина, - значит, про тех куду только слышал?

- Ну почему ж только слышал, - Алексей, не обращая внимания на язвительный тон, сыто отдуваясь, облизал ложку и убрал ее за голенище. - И видел, и охотился. - Траппер немного помялся и добавил, - разок.

- А почему только разок? - Полина пододвинула тарелку с остатками супа кошке и любопытно вытаращилась на Пелевина. Видя, что разморенный охотник прикрыл глаза, недовольно фыркнула и требовательно тряхнула его за рукав. - Почему всего раз-то?

- А на кой мне горам лазить, - не открывая глаз, потянулся траппер, - если в саванах да буше дичи полно? Что я, козел горный что ли?

Видимо, желая как-то прокомментировать последнюю фразу собеседника, Полина ехидно ухмыльнулась, но в последний момент прикрыла ладошкой рот и просительно захлопала глазами. Понимая, что спокойно полежать один черт не удастся, Алексей, привалился спиной к колесу и принялся набивать трубку.

- Охота в горах, она на охоту в саванне мало похожа. - Алексей вынул из костра тлеющий прут и поднес к чубуку. - Нет, по травке да по бушу тоже дай Бог, как побегать приходится, но коли в горы полез, пиши - пропало. - Траппер выдохнул тонкую струю дыма и задумчиво взглянул на моментально потемневшее вечернее небо. - Исключительно, я тебе скажу, ходильная и требующая физической выносливости работа. Вот представь, - траппер облокотился на удачно подвернувшийся мешок и вновь затянулся. - Сначала ты на самую высокую гору карабкаешься только для того, чтобы с нее попытаться высмотреть в бинокль, что этот чертов куду пасется, но не у тебя под боком, а на соседней горушке, где-нибудь в миле-полутора от. Задумалась? Осознала? Тяжко? Вот тот-то и оно, а ведь можешь и не углядеть. Но нам, я с Симбой, готтентотом-проводником тогда ходил, подфартило и трофей рогатый, почитай, сразу подвернулся. Вот только это он на словах трофей, а на деле... - Алексей, вспомнив свои ощущения, явственно передернул плечами, судорожно затянулся и продолжил.

- Мы тогда новый подход начали, да не просто прогулку, а обязательно против ветра, по скалам - вверх-вниз, вниз-вверх, а ботиночки-то скользят, а внизу-то футов тридцать... Симбе чё? Он местный, с детства привык по горам скакать, а я вот с непривычки позапыхался. А когда вслед за нёгрой очередную почти двухфутовую расщелину перепрыгнул, обнаружил, что единственный путь обратно лежит через ту же самую расщелину, только прыгать теперь придется на почти отвесную скалу, цепляясь за еле видимые уступы. Тут мне и поплохело. - Пелевин, выбив остатки табака из трубки, вынул откуда-то плоскую фляжку, благоухающую абрикосовым брэнди и глотнул от души. - Те полчаса, что мы на этом камне провалялись, - траппер с сожалением завинтил пробку и убрал флягу в фургон, - я уже не столько того иланда выглядывал, сколько с ужасом пытался представить обратный прыжок и лихорадочно определял, за какие уступы придется хвататься...

- И как? Прыгнул?

- Ну коли ли здесь с тобой лясы точу, значит, прыгнул, - криво усмехнулся Пелевин, устраиваясь поудобней на лежанке. - Зубы сцепил, чтоб от ужаса не орать, и прыгнул.

- Так, выходит, и ты тоже бояться умеешь? - удивленно протянула Полина, пристально вглядываясь в лицо траппера.

- А чего я, не человек что ли? - устало зевнул Алексей и повернулся спиной к затухающему костру. - Конечно, боюсь. Бояться - оно не стыдно, все боятся. Стыдно через свой страх не перешагнуть.

Кинув задумчивый взгляд на почти моментально уснувшего Пелевина, Полина свернулась клубком и погрузилась сначала в девичьи грёзы, а после и в сон: яркий, красочный, пленительный. Снились смутно знакомый храм, пронзительно-синее небо и чья-то свадьба - веселая и разгульная. И вот когда восхищенная Поля с удивлением признала в невесте себя и изо всех сил старалась рассмотреть лицо жениха, возмущенный кошачий мяв вырвал её из объятий Морфея. С трудом разлепив глаза, девушка приподнялась на локтях и недовольно взглянула на кошку. Та почему-то ходила кругами вокруг потухшего кострища и то требовательно, то жалобно орала. Сонно выругавшись в адрес ленивого Пелевина, не желающего угомонить вздорное создание, Поля повернулась на другой бок и попыталась уснуть, дабы досмотреть чудесный сон до конца, но не смогла. Внезапное осознание того, что ни Алексея, ни Бирюша поблизости не наблюдается, да чей-то озлобленный рык на другом краю поляны, заставили девушку подскочить с лежанки. Непрестанно бормоча под нос проклятия утреннему холоду, невесть куда запропавшему трапперу, Африке вообще и злобно рычащей тварюке в частности, Полина шустро забралась в фургон. Откопав из-под припасов, сваленных в корме повозки свой карабин, девушка, судорожно вцепилась в оружие, словно ожидающий смертного приговора узник в указ о помиловании. Правда, есть ли патроны в обойме, проверить не удосужилась. Не до того было. Сменив проклятия на самоутешения, что Алексей на охоте, с ним всё в порядке, и он вскоре вернется с добычей, и поминутно вздрагивая от ужасного рева, ставшего уже многоголосым, Поля направила ствол на вход и замерла в ожидании. Сидела она долго, наверное, целую вечность, вплоть до того момента, когда на стоянке раздались задорный лай Бирюша и веселый пелевинский голос, призывающий лежебок подниматься. Осмотрев сквозь щель в пологе поляну и, убедившись, что это действительно траппер, девушка облегченно вздохнула и с деланно равнодушным видом не спеша выбралась наружу.

- Ну и где вас, сударь, носит спозаранку? - стараясь никоим образом не выдать свою радость, небрежно поинтересовалась Полина. - Ушел тихим сапом, ничего не сказал, а тут в округе чудовища стадами бродят...

- Какие еще чудовища? - Пелевин, закончив разжигать костер, недоуменно покосился на девушку. - Я пока по бушу шарился не то, что хищников, следов их не видел...

Не удостоив траппера словесным ответом, Полина небрежно кивнула в сторону разносившейся по бушу разноголосицы и, стараясь двигаться как можно более грациозно, неторопливо направилась к заводи.

- А-а-а, эти что ли?.. - Алексей, проследив за взглядом Полины, небрежно отмахнулся. - Эт не чудовища, эт обезьяны чего-то не поделили и гомонят с утра пораньше. Настоящие чудовища, - он перевел взгляд на Фею, азартно теребящую сырое мясо, - они куда как ближе к тебе будут и куда как обезьянов опаснее...

- Чем порадуешь, добытчик? - наскоро сполоснувшись (остывшая за ночь заводь, несмотря на многообещающий парок над зеркалом воды, к долгим гигиеническим процедурам не располагала) Полина подошла к стоянке. - Опять фазанятиной, или на сей раз какого-нибудь удода подстрелил? Не знаю, как тебе, - девушка, глядя машущего маленьким топориком Пелевина, притворно жалобно всхлипнула, - а мне птичку жа-а-алко-о-о....

- Зачем удода? - коротко хэкнув, Алексей разрубил очередной сук и бросил его в кострище, - ты там что-то про слона говорила? - Он махнул рукой в сторону собаки и кошки, копошащихся возле мяса, - принимайте заказ... - Глядя на ошарашенную его заявлением Полину, траппер коротко рассмеялся и подошел к добыче. - Нога. - Алексей приподнял с земли увенчанный копытом кусок мяса. - Другая. - Он аккуратно пнул сапогом аналогичную конечность, терзаемую домашними питомцами. - Грудинка. - Пелевин мотнул головой в сторону багрово-коричневой груды мяса. - Да не таращи ты так глаза, это не слон и даже не удод, это антилопа. Была. Только готовить ее мы вечером будем, а сейчас наскоро перекусим и дальше попрём. Еще дня три такого хода, и до твоей Претории, будь она неладна, доберемся. Если не случится чего.

17 мая 1900 года. Центральная Африка, южные провинции Наталя.

Оптимистичное пелевинское "наскоро" затянулось почти на полтора часа, и в путь компания отправилась, когда солнце уже доползло до середины небосвода. Через пяток миль еле заметная в желто-серой траве колея сменилась грунтовой дорогой, пусть и более пыльной, но ухоженной, и ехать стало значительно проще. Спасаясь от скуки Поля, прибегла к проверенным временем женским уловкам и вытянула из Алексея пару охотничьих историй. Попытка вымогнуть третий рассказ потерпела полное фиаско. Устав ворочать языком, возница целиком и полностью сосредоточился на управлении повозкой и на кокетливое хлопанье глазками вкупе с жалобными стонами никоим образом не реагировал. Просидев с полчаса в молчании, Поля пришла (в который раз за поездку) к выводу, что дуться на бессердечного попутчика бесполезно и, перебравшись на козлы, потешила товарища воспоминаниями о девичьих проказах в пансионе мадам Сурье. Пелевин фыркал, хмыкал, комментировал особо яркие моменты односложными междометиями, но в общем и целом относился к рассказу благожелательно.

- А она в лужу ка-а-к брякнется! - заканчивая очередной рассказ, Полина залилась радостным смехом, - Сама встать не может и помочь ей никто не хочет. Так ей и надо, задаваке!

Не услышав в ответ привычного уже хмыканья, девушка подозрительно взглянула на уставившегося куда-то вдаль Пелевина.

- Э-э-э, сударь! - возмущенно фыркнула рассказчица и настойчиво потянула охотника за рукав. - Сдается мне, что вы меня не слушаете! Эдак я начну подумывать, что мой рассказ, да и я сама, вам не интересны!

- Каюсь, не слушал, - Пелевин тряхнул плечом и освободился из рук девушки. - Недосуг было.

- Не до кого? - Полина попыталась разрядить обстановку, но, увидев, как Алексей, разглядывая силуэты приближающихся всадников, кладет на колени винтовку, настороженно притихла.

- Лёш, а это кто? - девушка попыталась рассмотреть нежданных гостей, но те расплывались в знойном мареве, и понять, кто едет навстречу, было решительно невозможно.

- Не знаю, - угрюмо бросил траппер, не отрывая настороженного взгляда от незнакомцев. - Для англичан больно тускло одеты, для разбойничков - слишком однообразно, а на буров так и вовсе не похожи... Да ты не боись, - траппер на мгновение отвел взгляд от дороги и ободряюще подмигнул нахохлившейся девушке, - все хорошо будет. А если вдруг, что не так, не за пугач свой хватайся, а ныряй под фургон и под ногами не путайся.

- А что не так?

- А я знаю? Вдруг - он вдруг и есть. Да не мандражи, может, и не случится ничего.

- Стоя-я-я-ть! - шестеро незнакомцев, направив стволы винтовок в грудь Пелевину, встали полукругом напротив повозки. - Кто такие? Куда? Откуда, Зачем? - один из всадников выехал чуть вперед и остановил коня сбоку от Пелевина.

- Люди, - коротко буркнул Алексей, аккуратно сдвигая большим пальцем предохранитель винтовки. - Оттуда, - он качнул головой назад и новым взмахом указал вперед, - туда. А сами-то кто будете, господа хорошие, чтоб такие вопросы задавать?

- Лейтенант третьего принца Уэльского Драгунского Гвардейского полка Брэндон Уэйнрайт, - всадник, удерживая на месте, пританцовывающего жеребца, коротко кинул ладонь к фасонно заломленной поле шляпы. - Честь имею, сэр! А вы кто такие?- Офицер требовательно протяну руку вперед. - Предъявите документы!

- Не похожи вы что-то на драгун, - задумчиво протянул Алексей, обводя недоверчивым взглядом пыльно-табачного цвета с накладными карманами куртки всадников. - Ни тебе красных мундиров, ни шлемов с султанами, даже штаны, - траппер кивнул на табачные, в цвет мундиру брюки офицера, - и то не клетчатые...

- И не говорите, сэр, - несколько расстроенно вздохнул лейтенант, - как переодели, аж в зеркало смотреться не хочется, - и, напоминая о своём вопросе, вновь тряхнул рукой. - Документы!

- Путешественники мы, - Алексей, убрав палец со спускового крючка, полез во внутренний карман куртки. - Племянницу вон, - он кивнул на Полину, - к дяде везу...

- Я вообще подданная Французской республики! - горделиво вскинув подбородок, влезла в разговор Полина, - а Алекс - мой проводник.

Услышав имя возницы, один из всадников, до того расслабленно оглядывавший окрестности, вдруг напрягся и уставился на лицо Пелевина. Судя по тому, что солдат, злорадно ухмыльнувшись, подвел лошадь к офицеру и что-то горячо зашептал тому на ухо, результаты осмотра его более чем удовлетворили.

- Вы уверены, Мастерсон? - лейтенант перевел недоверчивый взгляд с подчиненного на возницу и обратно. - Не хотелось бы ошибиться...

- Да точно это он! - англичанин, наклонившись из седла вперед, стволом винтовки сдвинул шляпу Пелевина на затылок. - Я его рожу хорошо-о-о запомнил. Вы не сомневайтесь, сэр, - Мастерсон довольно осклабившись, почесал заросший щетиной подбородок. - Это та самая скотина, что в девяносто седьмом, когда мы с господином Бёрнхемом на Матонгу охотились, почитай десяток добрых христианских душ на тот свет отправила... Сид Бэккер, Билли Коул, Дейв Ходсон... - святой жизни люди были, а он их в могилу. Королевский суд, сэр, господин лейтенант, сэр, - Мастерсон, глядя на скрипнувшего зубами Пелевина, довольно ощерился, - его еще три года назад к петле приговорил. Так что на сук его без разговоров и всё по закону будет. Хотя, - британец подобострастно склонил голову перед офицером, - решать, конечно, вам...

- Вылазь! - лейтенант, щелкнув взводимым курком, навел револьвер на Пелевина. - А вы, мисс, - офицер кивнул Полине, - поторопитесь предъявить документы, подтверждающие ваше подданство!

- А Алекс? - потеряно выдохнула девушка, растерянно хлопая глазами. - Куда вы его, мистер?

- Боюсь, мисс, - лейтенант с деланным сочувствием развел руками, - вашего друга ждут короткая проповедь и длинная веревка. - Или тебе, - драгун покосился на стоящего под прицелом солдатских винтовок Пелевина, - желательно наоборот?

- Да нет, все как надо, - невозмутимо пожал плечами Алексей, покосившись на направленное на него оружие. - Длинных проповедей с детства не люблю, да и православных священников окрест не сыскать, а если короткую веревку попросить, так, боюсь, вы меня в петлю запрыгивать заставите...

- Додсон! - офицер обернулся к одному из солдат. - Обеспечьте выполнение последнего желания этому господину. - Бакстер, Фултон! - выпустив поводья, он ткнул пальцем в двух драгун, - спешиться и проводить преступника к месту казни!

- Охраняй! - Алексей, шикнув скалящемуся на солдат Бирюшу, бросил на землю свою шляпу и неторопливо побрел к дереву, под которым уже суетился Додсон. - А ты, Поль, - пройдя пару шагов, траппер обернулся к девушке, - прости, ежли обидел, когда ненароком.

- Мисс! - офицер, убрав револьвер в кобуру, вновь посмотрел на Полину, - я так и не увидел ваших документов. Поторопитесь.

Не вслушиваясь в слова офицера, девушка обезумевшими глазами посмотрела вслед уходящему в сопровождении двоих драгун Пелевину, судорожно сглотнула и шустро юркнула в фургон. Какое-то время из глубины повозки доносились только шум лихорадочного копошения, недовольное мявканье Феи и сдавленные чертыхания, а когда Полина выползла наружу и с горем пополам утвердилась на шатком облучке, офицер с удивлением заметил, что в руках у красотки не легкий сверток с бумагами, а тяжелый, десятизарядный маузер. Последним, что он увидел в этой жизни, было необычайно прекрасное, фантасмогоричное видение прекрасной девушки, направляющей ствол оружия прямо ему в грудь. Сделать что-либо лейтенант не успел. Громыхнул выстрел, из ствола пистолета вырвался ярко-оранжевый сноп пламени, и свинцовая пуля в мельхиоровой оболочке сбросила его на землю.

Дальше все закрутилось необычайно быстро.

Выстрел задрал ствол пистолета вверх, и не удержавшуюся на ногах девушку, буквально снесло вглубь фургона. Прямо на некстати вылезшую Фею. Кошечка, и без того перепуганная пальбой над ухом, крайне отрицательно отнеслась к приземлению любимой хозяйки на не менее любимый кошкою хвост и, ряззявив пасть в паническом мяве, вымахнула вперед. Вот только в намеченной для приземления точке, вместо пустого пространства маячил чужой жеребец. Конь испуганно шарахнулся в сторону, но увернуться от вопящего болида не успел. Понимая, что извернуться и брякнуться в другом месте она не успевает, Фея выпустила когти и отчаянно вцепилась в фыркающую лошадиную морду.. Обезумевший от боли конь, взвился на дыбы. Кошка, призвав на помощь все врожденные и приобретенные навыки, на коне удержалась, а вот наездник нет. Лошадь Мастерсона тоже шарахнулась в сторону. Британец, пытаясь успокоить животное, кинул взгляд на пленника и его конвоиров и побелел от страха.

На шум громыхнувшего на дороге выстрела, обернулись и Пелевин, и оба солдата. И пока драгуны оторопело наблюдали, как их командир, брызжа кровью из простреленной груди, падает в дорожную пыль, Алексей гаркнул Бирюшу: "Взя-я-ять!!!" и ребром ладони размозжил кадык конвоира справа. Ухватившись за ствол винтовки убитого, Пелевин резко шагнул вперёд и влево и, действуя оружием, как громоздкой дубиной, впечатал цевьё ли-метфорда в переносицу второго драгуна. Надсадно хрипя и заливаясь кровью, солдат повалился на землю, а Алексей, передергивая затвор, кувыркнулся вперед. Секундой позже он привстал на колене и всадил пулю в грудь Додсону, так и не выпустившему веревку из рук.

- Лошадку, конечно, жалко, - тихо выдохнул Алексей, наводя ствол винтовки, на пытающегося скрыться Мастерсона. - Вот только я ни разу не Христос, а с этой тварью до смерти покалякать хочется. До его смерти, - уточнил сам себе траппер и плавно выжал спуск. Сухо щелкнул выстрел и четырнадцатиграммовая пуля впилась в круп лошади. Ноги бедного животного подломились, и всадник, перелетев через голову коня, звучно шлепнулся о землю.

- Поднимайся, падаль, - траппер, потрепав по холке Бирюша, ткнул стволом винтовки в бок стоящего на коленях Мастерсона. - И хватит стонать, не разжалобишь.

Выдернув из ножен на поясе драгуна штык, Алексей рывком поднял Мастерсона на ноги и пинками погнал его к дереву, украшенному веревочной петлей.

- Ты Евангелие знаешь? - траппер, в очередной раз подтолкнув англичанина, заставил его встать прямо под самодельной виселицей. - Значит, помнишь, как Иуда с жизнью счеты свел, - констатировал Алексей, глядя на отчаянно кивающего британца. - Если сам петлю не наденешь, - Пелевин, щелкнул затвором, уткнул винтовочный ствол в живот Мастерсону, - сначала брюхо прострелю, потом колени, так и брошу. Подыхать будешь долго и мучительно. Лезь в петлю, говорю!

- И зачем? - безжизненно поинтересовалась Полина, переводя взгляд с болтающегося в петле англичанина на Пелевина, сваливающего винтовки в фургон.

- Дак оружие продать можно, - устало утер пот Алексей, потом, сообразив, что речь идет о другом, ткнул пальцем в повешенного. - Ты об этом что ли? Да опасаюсь я. Вдруг еще кто эту падаль святой жизни человеком признает. А самоубийцам в Рай ходу нет. А ты чего смурная?

- Я... я человека уби-и-ила-а-а, - по-прежнему уставившись в одну точку, простонала Поля, - шестую заповедь нарушила-а-а... - протяжно всхлипнув, девушка обхватила голову руками, - и теперь гореть мне в аду-у-у...

- Это вряд ли, - как можно уверенней заявил Пелевин, бережно обнимая рыдающую Полину за плечи. - Ты ж непросто так, из любви к душегубству, его прикончила, а меня спасая. А в Писании что сказано: "Больше сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя". Так что не реви, ад как-нибудь и без тебя перебьётся. И спасибо, что ты меня так ценишь.

- Ценю? - удивленно вскинулась Полина, на мгновение, позабыв про слезы. - Да я... я тебя... - девушка вдруг осеклась на полуслове, немного помолчала и продолжила более спокойным тоном. - Да, ты прав. Я тебя ценю. Как лучшего проводника и... как довольно интересного... попутчика. - Полина, стараясь не сказать лишнего, упрямо прикусила губу. - Такого, такого... - не находя нужных слов, Поля несколько раз крутнула кистью и, так и не справившись с эмоциями, выпустила часть душевного смятения наружу. - Тупого, упрямого и бесчувственного!!

- Это чего это я бесчувственный? - вжимая голову в плечи, смущенно промямлил Алексей. - И вовсе я не такой...

- Да-а-а?! - уязвлено бросила Полина, сверля Пелевина возмущенным взглядом. - Не бесчувственный?! Я ему жизнь, - девушка патетически потрясла в воздухе пальцем, - жи-и-знь спасла, а он мне - спасибо. Даже не поцеловал...

- Дак чего понапрасну-то лезть? - смущенно буркнул Алексей, старательно отводя глаза в сторону. - Ты б все равно не позволила...

- Конечно бы, не позволила! - девушка горделиво вскинула голову и небрежно бросила через плечо. - Но попытаться-то мог?

- Ну ты, это, не злись, а? - чувствуя, что понемногу краснеет, Пелевин присел на корточки и без особой нужды подергал колесную чеку. - Когда меня в следующий раз из-за тебя не убьют, я тебя точно поцелую. Точнее, попробую...

- Я тогда сама тебя прикончу, - дотронувшись до спрятанного на груди дерринджера, угрюмо буркнула Поля, - пистолетик-то - вот он, никуда не делся...

Обдав траппера злым взглядом, девушка тяжело вздохнула и, забравшись вглубь фургона, свернулась клубочком. Забыться сном она не успела. Парой минут позже в повозку забрался Пелевин и принялся копаться в поисках лопаты. С горем пополам отыскав шанцевый инструмент, Алексей, стараясь не тревожить и без того злобно зыркающую из-под полуприкрытых век Полину, полез наружу, но вдруг остановился и прошипел что-то ругательное. Девушка приподняла голову и в сердцах сплюнула: траппер рассматривал валяющийся перед облучком маузер и укоризненно качал головой.

- Это ж пистолет, - проворчал Алексей, поднимая маузер со дна повозки. - Боевое оружие, а ты им, как барахлом не нужным, разбрасываешься. Держи и владей, - перехватив пистолет за длинный ствол, Пелевин протянул оружие Поле. Девушка взглянула на подарок и испуганно ойкнула: в полутьме фургона полированные щеки рукояти матово поблескивали и казались залитыми кровью. Память предательски вытолкнула наружу еще свежие воспоминания о ярком всполохе выстрела и удивленных глазах умирающего офицера, и девушка, зажав ладонью рот, стремглав выскочила из фургона. Алексей, проводил попутчицу удивленным взглядом, но услышав сдавленный кашель и хрип подле кормы, понимающе вздохнул: судя по звукам, Полю мучительно рвало.

- Лейтенантик-то ихний сладкоежкой оказался, - пробурчал Пелевин, неловко протягивая немного успокоившейся девушке продолговатый предмет в бумажной упаковке. - На вот, шоколадку погрызи, полегчает...

- Какой там, погрызи, - брезгливо поморщилась Полина, отталкивая руку Алексея. - Я, наверное, еще долго есть не смогу, если вообще когда-нибудь смогу... - вспомнив о еде, девушка с трудом подавила рвотный спазм и, передернувшись от какой-то мысли, исподлобья взглянула на траппера. - Шоколадка... офицерская... так ты что, по карманам у них лазил?!

- Ну да, - охотник, равнодушно пожав плечами, сунул шоколадный батончик в карман. - Им добро уже ни к чему, а нам пригодится...

- Мародёр! - возмущенно выдохнула Полина, вскакивая на ноги.- Чурбан бесчувственный!!! Как ты мог?! Ну как ты мог брать у мертвых?!! - продолжая выкрикивать бессвязные обвинения, девушка подскочила вплотную к Пелевину и с силой затарабанила кулачками по его груди. Несколько минут Алексей стоически сносил истеричные выкрики и довольно ощутимые побои, потом занес руку над плечом, но передумал, и отвешивать пощечину не стал. Приподняв Полину за воротник, как щенка за шкирку, траппер отставил слепо молотящую кулаками воздух девушку в сторону и сунулся в фургон. После непродолжительных поисков он вынырнул наружу и вложил в руки Полины фляжку. Та, не раздумывая, глотнула, ошарашено вытаращилась на Алексея и через мгновение вновь согнулась над колесом, исторгая из себя проглоченный брэнди и чудом сохранившиеся в желудке остатки завтрака.

- Пей, - Алексей, подобрав с земли флягу, взглянул в покрытое испариной бледное лицо девушки, вновь вложил емкость со спиртным ей в руки. - Легче станет, пей.

- Меня же вырвет, - жалобно простонала Полина, ужасом глядя на траппера.

- Не вырвет. Ты из себя на неделю вперед всё выполоскала. Пей.

- Если выпью, - горестно всхлипнула девушка, поднося дрожащей рукой флягу ко рту, - я буду пьяная и некрасивая-я-я... А! - зажмурившись, Поля глотнула из фляги, закашлялась и приложилось к горлышку вновь, - чего уж теперь-то... - уподобясь войсковому горнисту, девушка откинула голову назад и трижды глотнула обжигающую гортань жидкость. Ненадолго оторвавшись от фляги, она шумно выдохнула, округлила глаза и приготовилась к повторному приему лекарства, но Алексей, бесцеремонно отобрав фляжку, силой усадил её на землю.

- Ой, - икнула девушка, примащивая голову на колесо, - и в самом деле не тошнит. И жить не стра-а-а... - Поля шумно зевнула, пьяно хихикнула и докончила слово, - ... шно! Лёш, а Лёш, - девушка попыталась ткнуть кулачком в бок Пелевина, но чуть не распласталась на земле и вновь замерла, облокотившись на стенку фургона. - Но ведь по-другому нельзя же было, а? Ну скажи, что нельзя-я-я?

- Конечно, нельзя, - хмуро вздохнул Алексей, понуро рассматривая носки запыленных сапог. - Если бы не мы их, то они нас. Ладно бы меня просто повесили, а тебя... Ты пойми, я три года назад дружков Мастерсона не из дурного характера или по-пьяни поругавшись, пострелял. Они девчонку совсем сопливую ссильничать хотели...

- Ой, - восхищенно вытаращилась Полина, всплескивая руками, - расскажи, а?

- Потом как-нибудь, - буркнул Пелевин, помогая девушке забраться в фургон. - Ты пока ложись, поспи, а я... дела у меня еще, в общем.

Убедившись, что Полина, умостив голову на пузике, возмущенной таким посягательством Феи, уснула, Алексей закинул карабин на плечо и, ухватив лопату за черенок, зашагал к обочине. Место для общей могилы он присмотрел еще загодя и очень надеялся, что успеет управиться дотемна. Имелись некие сомнения относительно того, допустимо ли читать православную молитву католикам, а то и вовсе протестантам, но поразмыслив, Алексей пришел к выводу, что всякому крещеному будет приятней упокоиться с любым Божьим словом, чем вовсе без оного, и отбросил сомнения прочь.

Проспав часа полтора, Полина проснулась от доносящихся откуда-то монотонных скрежещущих звуков. Избавляясь от остатков сна, девушка потянулась и жалобно застонала. Затекшее от неудобной позы тело отзывалось протяжной болью, тупо ломило затылок и жутко хотелось пить. Полина сунулась к корме фургона, но бидона с водой на привычном месте почему-то не оказалось, а к фляге с бренди даже притрагиваться не хотелось. Сдавленно изрыгая из пересохшей гортани проклятия всему мужскому роду, тяготеющему к алкоголю, девушка высунулась наружу и удивленно потерла глаза: силуэт машущего лопатой Пелевина, определенно, троился. Пытаясь избавиться от наваждения, Поля зажмурилась и потрясла головой, но видение в одночасье размножившегося Алексея никуда не ушло, наоборот, возле трех силуэтов землекопов вдруг возник четвертый. Не иначе, как мертвые англичане ожили и, заключив временное перемирие со своим убийцей, оказывают посильную помощь в обустройстве своего пристанища... Внезапно где-то поблизости всхрапнула чужая лошадь и перед глазами перепуганной Полины предстал образ всадников Апокалипсиса. Судорожно вцепившись в рукоять маузера, девушка попыталась незаметно улизнуть из фургона, но зацепилась за борт и шмякнулась на четвереньки. Словно издеваясь над нелепым падением, лошадь всхрапнула еще раз. Шипя от боли, Поля подняла глаза, сдавлено ойкнула и перекрестилась стволом пистолета: в двух шагах от нее стоял конь... Бледный...

Не рискуя поднять голову, дабы не встретиться взглядом с адским огнем, льющимся из глазниц кошмарной твари, Поля попятилась на четвереньках и чуть не задавила Фею. Недовольно фыркнув, кошечка как ни в чем не бывало, продефилировала мимо удивленной хозяйки и, усевшись напротив бледного коня, что-то проурчала назидательным тоном. Ошалев от отваги и бесцеремонности четвероногой любимицы, девушка, кряхтя и охая, утвердилась на подгибающихся ногах и уставилась на лошадь. Пустых глазниц и адского пламени не наблюдалось, зато присутствовали карие, чуть навыкате, умильные глаза, сивая, неровно подстриженная челка, тягловая упряжь и фургон... Резонно рассудив, что всадник из Откровений Иоанновых, не опошляя себя наличием повозки, предпочитал путешествия верхами, да и упитанная лошадка совсем не подходит смертоносному наезднику, Поля легонько потрепала животину дрожащей рукой. Та поощеряюще всхрапнула и сунулась мягкими губами в ладонь девушки.

- Мисс уже подружилась с Анни? - с жутким голландским акцентом прокряхтел по-английски чей-то голос за спиной девушки. - Рекомендую угостить её лепешкой с солью, она их обожает.

Испуганно вздрогнув, Полина отшатнулась от лошади, вцепилась в рукоять пистолета двумя руками и, прижимая оружие к груди, неловко развернулась всем телом. У обочины стоял Пелевин, но почему-то в чужой круглой шляпе и с бородой. Рыжей. Увидев, что бородач шагнул ей навстречу, девушка, пытаясь сообразить, какими галлюциногенными свойствами обладает бренди, отшатнулась назад, запнулась о выбоину и звучно плюхнулась в дорожную пыль.

- Если ты и дальше будешь полировать тракт своим задом, - ехидно обронили кто-то пелевинским голосом, - мы до Претории вовек не доберемся.

Вытянув шею и широко распахнув глаза, девушка уставилась на дорогу и удивленно икнула. Из-за спины бородатого Пелевина на обочину вышагнул еще один, но уже более привычный взгляду, Алексей и протянул ей руку.

"Лица похожие, одежда одинаковая, только один мой, второй рыжий... - судорожно размышляла обомлевшая девушка, переводя затравленный взгляд с одного Пелевина на другого. - Вот только какой из них мой, если всё совпадает, даже заплатка на месте?.."

Уцепившись за последнюю мысль, как голодный за хлебную корку, девушка уставилась на памятную, собственноручно третьего дня наложенную на рукав Лешиной куртки заплату и разочарованно вздохнула. Латка присутствовала, вот только размером была побольше, да стежки на ней мельче и аккуратней.

- Заканчивай глазёнками хлопать и вставай, - безбородый Пелевин рывком поднял Полину с земли и звучными шлепками принялся выбивать пыль из ее одежды. - Знакомьтесь. Поля - это Мартин Ван Зелькирт, Мартин - это Полина.

- Я смотрю, ты хорошо устроился, Алекс, - коротко хохотнул бородач, протягивая девушке заскорузлую, всю в мозолях, ладонь. - Путешествуешь в компании ангела.

- Это не ангел, - огрызнулся Алексей, поведя ладонью перед застывшими глазами Полины. - Это наказание Господне за грехи мои, прошлые и будущие. Больше частью - за будущие.

Осознав, что всё увиденное - не кошмарное видение и не галлюцинация, девушка оттолкнула Пелевинскую руку в сторону и на несколько минут разразилась пространной речью, преимущественно состоящей из возмущенных воплей и разгневанных междометий.

- Поль, ты чего? - удивленно протянул Алексей, изумленно глядя на разошедшуюся девушку. - Раскричалась ни с того, ни с сего, да еще и насквозь непонятно?

- Это табуированная лексика, - мрачно уведомила Полина, тщетно пытаясь самостоятельно выбить пыль из тыльной части брюк. - Акцентирующая, что я пребываю в негодовании и панике.

- Чего-о-о? - изумленно округлил глаза Пелевин и в поисках помощи оглянулся на ничего не понимающего Мартина. - Какая еще лексика? Ты меня по матери послала что ли?

- Мужла-а-ан... - окончательно придя в себя, презрительно фыркнула Полина. - Цинизм ваших помыслов в интерпретации данной концепции, сударь, весьма тривиален, ибо не каждый индивидуум способен трактовать аллюзии в рамках парадоксального мышления.

- Delirium tremens, - окинув девушку демонстративно сожалеющим взглядом, преувеличенно тоскливо вздохнул Пелевин. - Credo, quia verum.* Иди, умойся, грамотейка, да начинай ужин готовить ...

Неопределенно фыркнув, Поля сунула маузер за отворот куртки и шагнула вперед. Громоздкая железяка, словно вступив в сговор с насмешниками, воспользовалась отсутствием кобуры и, пребольно стукнувшись в падении о коленку девушки, шмякнулась в пыль. Шипя от возмущения и боли, Полина ухватила оружие за длинный ствол и, намереваясь забросить его подальше, широко размахнулась, но сделать ничего не успела. Пелевин, обменявшись с буром тоскливыми взглядами, сокрушенно покачал головой и, выхватив оружие из рук раздосадованной красотки, легоньким толчком направил девушку к чужому фургону. Бурча под нос что-то нелицеприятное о возомнивших о себе мужланах и нечто весьма хвалебное о суфражистках, девушка прошла несколько шагов и растерянно захлопала глазами В небольшой ложбинке, в нескольких ярдах от дороги, три женщины в серых домотканых платьях споро и без лишней суеты разводили огонь под пузатым котлом. Заметив Полину, та, что постарше, добродушно улыбнулась и, приветливо махнув рукой, произнесла что-то, то ли на африкаанс, то ли по-голландски. Изобразив всем видом, что не понимает ни слова, Поля смущенно развела руками и покаянно шмыгнула носом. Пренебрежительно отмахнувшись, мол, не переживай, голландка легонько обняла Полину за плечи и уверенно повела к костру. А еще через какое-то время, четыре женщины, ни мало не переживая из-за наличия языкового барьера и объясняясь исключительно жестами, весело перемигивались и хохотали, обсуждая достоинства и недостатки своих спутников. Главным образом - недостатки. Правда, когда к костру подошли Пелевин и четверо буров, поведение голландок моментально изменилось: женщины если и открывали рот, то только по делу, об улыбках не было и речи. Полина, недовольная такой переменой, брякнула нехитрую шутку из разряда походных, но улыбнулся ей почему-то только седобородый, патриархального вида, мужик, да Пелевин, оттащив девушку в сторону, злым шепотом устроил ей выволочку.

- Да мы-то недолго воевали, - продолжил свой рассказ Мартин, по окончании нехитрой, но обильной трапезы, - под Талан-Хиллом отметились да на Моддер-ривер постреляли. А после того как Пит Кронье под Магерсфонтейном англичанам навалял, папа, - бур почтительно кивнул в сторону невозмутимо попыхивающего трубкой патриарха, - сказал, что дальше и без нас справятся.

- Ой! - Полина, игнорируя шипение Пелевина, восхищенно всплеснула руками. - Расскажите, а как на Моддер-ривер дело было, а? Такой бой! Все о нем только и говорят! - девушка, отмахнувшись от разинувшего было рот Алекса, умильно уставилась на главу большого семейства. - Из газет много не узнаешь, а тут живые свидетели. Ну, пожалуйста-а-а...

- Да ничего там особенного и не было, - Мартин, дождавшись благосклонного кивка родителя, задумчиво почесал бороду. - Мы, значит, холмы, что на нашем, левом, берегу оседлали и сидим себе, ужин готовим. А Пит с Косом... - заметив недоумение в глазах девушки, бур еще раз почесал бороду и пояснил, - ну генерала наши, Кронье с Де Ла Реем, заместо ужина окопы нас копать погнали. Ну, хотели. А без еды - какая работа? Сидим, значит, кушаем. Марк, младший наш, - рассказчик кивнул на развалившегося на мешках подростка лет пятнадцати, - вон, как сейчас, спать завалился. Но тут дядя Хафкеншид, он тогда фельдкорнетом у нас был, его потом под Магерсфонтейном убили, и папа подошли, а они не генералы, с ними не поспоришь... Ну, откопали мы те траншеи, как по колено вырыли - решили хватит. Папа загнал нас в те ямки и давай камнями кидаться.... У-у-у, - вспомнив подробности, Мартин чуть обижено шмыгнул носом и, презабавно скорчившись, продолжил. - Синяков всем понаставил, мне вообще, вон, прям по черепушке зарядил, а весу в том камешке унций пять, а то и все семь... Но камни - оне, не пули, больно, но не смертельно. Мы вновь за заступы и зарылись, чуть не по брови. Соседи наши, кстати тоже.

- Ну нарыли вы этих, - подбирая слово, Полина покрутила в воздухе кистью, - траншей, а дальше? Дальше-то что?

- А ничего, - игнорируя женское нетерпенье, Мартин неторопливо раскурил трубку и аккуратно положил тлеющую головню в костер. - Соорудили окопы и сидели себе них. Три дня сидели. Только на четвертый англичане подошли, двадцать тысяч человек, с этим, как его, с Митуэном во главе.

- Не двадцать, а тридцать, - не отрывая голову от мешка, лениво зевнул Марк, - а еще пушек они с собой приволокли целую уйму. Стволов если не с полсотни, то, сорок пять-то, уж точно...

- Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни, - негромко буркнул патриарх и обвел сыновей укоризненным взглядом. - Отвергни от себя лживость уст, и лукавство языка удали от себя. Глаза твои пусть прямо смотрят... Обдумай стезю для ноги твоей, и все пути твои да будут тверды. Не слушай их, девочка, - старый бур, ласково погладил Полину по волосам. - Не со зла врут дети мои, из гордыни... А то грех! - Старик бросил косой взгляд на притихших сыновей и, словно стараясь вбить слова истины им в головы, тягуче произнес, отбивая ритм пальцем. - Не выдумывай лжи на брата твоего, и не делай того же против друга. Не желай говорить какую бы то ни было ложь; ибо повторение ее не послужит ко благу. Англичан там всего-то десять тысяч было, да пушек шестнадцать...

- А вас? - замерев под тяжелой ладонью патриарха, осторожно поинтересовалась Полина. - Вас, сколько было?

- Немало, - старик с превосходством хмыкнул и степенно огладил бороду. - Три тысячи Кронье привел, еще полторы с Косом пришли, да нас, из Хоомстада почитай пять сотен набралось... Вот и считай. Англичанам еще три раза по столько же надо было людей привести, чтоб нас хотя бы подвинуть, про разбить я уж и не заикаюсь. Ну а чего там было, тебе Мартин расскажет, ему языком трепать сподручней...

- Да там и рассказывать-то особо нечего, - печально вздохнул рыжебородый, не рискуя комментировать заявление отца. - Как англичане на семьсот ярдов подошли, так мы палить и начали. Те в ответ. Почти весь день палили. Да только у нас-то винтовочки-то маузеровские, - Мартин ласково похлопал по цевью составленного в козлы оружия, - бьют далеко и точно. А у них, - бур презрительно поморщился, - дай Бог, чтоб с пяти сотен куда-нить попасть можно было. Ну и наколотили мы их, ага! Я, вон, семерых подстрелил! - Мартин горделиво задрал бороду, но услышав, снисходительное хмыканье отца, опасливо повел глазами, и понизив голос, закончил. - Правда, до смерти - всего двоих. Папа сказал, что даже на войне не стоит со смертоубийством усердствовать, да с ранеными и мороки больше. Однако ж, больше пяти сотен англичан тогда насмерть полегло, да еще сотен шесть, а то и более, пораненными унесли. Наших же всего восемнадцать погибло. Да и то троих снарядом накрыло, а еще пятеро из-за Ольсена, криворукого, Богу души отдали, когда он динамитную шашку зажег, да под ноги себе её и брякнул. А нас с братьями, спасибо папе, ни одна пуля не задела.

- А почему вы из армии ушли? - недоуменно протянула Полина, обводя взглядом бурское семейство. - Побеждали же ведь...

- Кто наблюдает ветер, тому не сеять, и кто смотрит на облака, тому не жать, - назидательно обронил патриарх и приподнялся с лежанки. - Не дозволяй устам твоим вводить в грех плоть твою, и не говори пред ангелом Божьим: "это - ошибка!" для чего тебе делать, чтобы Бог прогневался на слово твое и разрушил дело рук твоих? Ибо во множестве сновидений, как и во множестве слов, много суеты; но ты бойся Бога.

- Поня-я-я-тно-о-о, - многозначительно протянула явно ничего непонимающая девушка. - А чего тогда вновь в Трансвааль возвращаетесь?

- Так англичане ж Блумфонтейн взяли! - тяжело вздохнул Мартин и зябко передернул плечами. - Папа говорит - беда пришла. А свои своих в беде не бросают, помогать надо.

19 мая 1900 года. Южная Африка, окрестности Претории

- Ну и чего мы опять встали? - недовольно проворчала Полина, комментируя очередную, как бы не пятую за утро, остановку.

За завтраком бурские женщины до отвала накормили чрезмерно тощую (по их мнению) девушку кукурузной кашей - футу, щедро приправленной чиллибайтсом* (chilli-bites - острая закуска). Умяв двойную порцию каши, Полина с трудом отговорилась от снятия пробы с машонжа* (mashonzha - гусеницы, живущие на деревьях mopani), но зато, распробовав, какая прелесть настоящий домашний бильтонг* (biltong - кусочки вяленой говядины, дичи или страусиного мяса) и бурворс* (boerwors - пикантные домашние колбаски) жевала их еще часа полтора после отправки в путь. Правда, теперь она маялась от обжорства, и каждая минута, отдаляющая от долгожданного привала, воспринималась как личное оскорбление. А тут еще, как на зло, то у бурского фургона чека с колеса соскочит, то недостаточно прочный настил над ручьем неугомонным бюргерам приспичит укрепить, то Фея, наотрез отказавшись греть переполненный хозяйский живот, удерет к Пелевину на козлы.

- Пейзажами любуюсь, - процедил Алексей, донельзя утомленный дорогой и бесконечными придирками и стонами пассажирки, и, пресекая очередную порцию возмущенного бурчания и жалоб, добавил. - Приехали. Вот она, Земля твоя Обетованная...

С трудом перевалившись через ею же самой созданный из мешков и тюков завал, Полина протаранила головой брезентовый тент и, как была на четвереньках, с любопытством высунулась наружу.

У подножия холма, на вершине которого замер их фургон, полукругом огибая изумрудный, с фиолетовыми вкраплениями цветущей жакаранды, мыс, стелилась желто-серая лента Тсваны. К самому краю мыса прилепились пятнистый от ржавчины, грузно осевший в воду чуть ли не по поручни, дебаркадер и маленькая пристань. Чуть дальше, над длиннющими рядами деревянных пакгаузов возвышалась громада железнодорожного вокзала, напоминающего Лондонский Тауэр, с тянувшимися к небу столбами дыма и пара. В просветах между круглыми, пыльно-коричневыми кронами деревьев виднелись ряды приземистых каменных домиков, среди которых редкими сталактитами возвышались двух и трехэтажные особняки. Где-то посередине скопления невысоких строений вавилонским столпом надменно возвышалась конусообразная башня, прилепленная к длинному, полукруглому, из красного кирпича зданию. Отличаясь формой, и цветом от остального города, она словно подчеркивала коричневым камнем свою исключительность. Чуть правее, окружая псевдоримскими порталами квадратную площадь, выстроились в разорванное каре четыре песочного цвета, сугубо официальных даже на вид, здания. Словно не устояв под натиском возвышающегося над городом монстра, фронтальная линия каре дрогнула и отступила, открывая взору квадратный плац, на котором суетились еле различимые фигурки людей.

- Это что... Претория? - пристально, всматриваясь в раскинувшуюся перед ней картину, с непонятным Алексею разочарованием, спросила Полина. Почему-то шепотом.

- Претория, Претория, - неохотно буркнул Пелевин, поправляя упряжь. - Претористей не бывает... Ты хоть знаешь где твой дядюшка обитает?

- Ага! - девушка, бурча что-то под нос и корча рожицы, закопошилась в бесчисленных карманах своей куртки. - Куда ж я ее засунула-то? В конце концов поисковая операция увенчалась успехом и откуда-то, чуть ли не из-под подкладки, была извлечена мятая, пожелтевшая от пота и пыли бумажка. - Вот! Я ж говорила! - горделиво ухмыльнулась Полина, потрясая запиской в воздухе. - Мы, Кастанеди, славимся точностью, всякие там Тиссо, Февр-Жако и прочие ТАГ Хойеры с Шопарами* (швейцарские фирмы по производству часов и хронометров) и рядом с нами не стояли!

Показав язык скептически фыркнувшему Пелевину, девушка аккуратно расправила заветную бумажку с адресом и пробежалась глазами по выцветшим чернилам. Потом еще раз. После очередного прочтения короткого текста, Полина перевела беспомощный взгляд на траппера.

- Похоже, Chevalier a Marseille* (Шевалье из Марселя. Шевалье - известная марка французских часов 19 века.) дал сбой? - язвительно прищурился Пелевин, глядя на обескураженную девушку. - Чего хоть пишут-то? Опосля третьего баобаба направо и три версты посолонь солнцу?

- Что-то вроде этого, - удрученно протянула Полина, в очередной раз покосившись на записку. - Цване. Воортриккер. Угол Буковой Рощи и Старой Башни напротив пекарни Паулуса Наактеборгена. Спросить Матеуса ЧернОффа...

- Угу, - озадачено почесал подбородок Пелевин. - Ситуация прям по Антону Палычу - на деревню дедушке... Не адрес, а карта пиратского клада. Но ты не боись, в буше не заплутали, авось и в каменных джунглях не сожрут. А попробуют, так подавятся.

Алексей ободряюще подмигнул примостившейся на козлы Полине и, выводя лошадей из сонного транса, зычно щелкнул языком.

Примерно чрез час тряски по ухабам, фургон выкатился с проселочной дороги на приличный, даже по европейским меркам, тракт. Дожидаясь, приотставшее семейство Ван Зелькиртов, путешественники, радуясь кратковременному отдыху, остановились у обочины. Однако время шло, а буров всё не было. Спустя час ожидания, три выкуренных трубки и неспешную Полинину инспекцию окрестных кустов, бюргеры так и не появились. Проведя еще две четверти часа в напряженном ожидании, Алексей вполголоса чертыхнулся и, проинструктировав присмиревшую и чуть испуганную Полину, свистнул Бирюша и растворился в фиолетовом море жакаранды.

Проводив траппера тоскливым взглядом, девушка, нарисовала в мозгу картину необычайно героического подвига, выволокла из-под мешков все трофейные винтовки и разложила их вдоль бортика кормы фургона. Правда, к величайшему её облегчению, все прикидки по тактике и стратегии возможной обороны оказались не нужны: буквально через четверть часа из зарослей послышались громогласные пелевинские чертыхания и солидарное с хозяином рычание Бирюша. Парой минут позже на дорогу вышел донельзя злой траппер, а чуть погодя, неторопливо припылили "потерявшиеся" буры.

Окинув одобрительным взглядом Полину фортификацию, Алексей взгромоздился на козлы и, одарив бюргеров нелестными эпитетами, стронул повозку с места. Поля, не зная, что ей делать: радоваться молчаливому одобрению ее военных талантов или возмущаться отсутствием громогласного их восхваления, сунулась к Пелевину за разъяснением причин длительного отсутствия бородатых попутчиков и нарвалась на очередную гневную тираду.

Траппер, не обращая внимания на пунцовеющие уши собеседницы, ярко и смачно сравнил замшелых буров с уральскими староверами. Судя по возмущенному Алешиному бурчанию, в вопросах злоупотребления религией старообрядцы проигрывали бурам по всем статьям, а их "домострой", на фоне жизненного бюргерского уклада, смотрелся весело, задорно и необычайно прогрессивно. Завершая эмоциональную лекцию, Пелевин с чувством сплюнул на дорогу и умолк. Все попытки Полины растормошить угрюмого возницы успеха не имели. Тот, кидая через плечо злобные взгляды на пылящий позади бурский фургон, молчал до тех пор, пока из-за очередного поворота не показался пост на въезде в Преторию. Если можно назвать постом ветхий шлагбаум под охраной трех, увешанных патронташами подростков, и старика, бодро хромающего на деревянном протезе.

Несказанно удивив Полю, Алексей тепло попрощался с Ван Зелькиртами и, со всевозможным почтением оговорившись от предложения вступить вместе с ними в коммандо, вступил в длительную полемику с одноногим начальником охраны, выясняя, где находится искомый адрес и что за человек Матеус Чернов.

Выслушав неторопливую, густо приправленную цитатами из Библии инструкцию, Пелевин, оптимистично рассуждая, что старый бюргер - умный бюргер, смело направил фургон к ведущей к городу аллее. И менее чем через час блужданий по лабиринту пыльных улочек, благодаря (а скорее - вопреки) наставлениям старого бура, остановил повозку возле добротного особняка из желтого кирпича.

- Ну вот и приехали, - буркнул Алексей, с интересом разглядывая полукруглые арки террас. - А во-о-о-н та прохлаждающаяся личность, - траппер ткнул пальцем в человека, стоящего на маленьком балкончике на втором этаже, - наверное, твой Матеус и есть.

- Приехали, - печально согласилась Полина, неловко топчась перед витой оградой особняка. - Прощаться будем?

- А что еще остается? - пряча глаза, невыразительно пожал плечами Алексей и почесал за ухом жалобно мяукнувшую Фею. - Будем. Только не затягивая. Долгие проводы, они... - траппер на мгновение замялся, - толку нет от них, в общем. Да и в частности тоже толку в них нет. Так, что будь счастлива и прощай.

- Лёша-а-а! - обрадовавшись возможности хоть ненадолго задержать Пелевина, крикнула Полина вслед отъезжающему фургону. - А деньги? Деньги-то возьми! - Девушка взмахнула банковским векселем и, не оглядываясь на затопотившуюся следом Фею, побежала к остановившейся повозке.

- Да Бог с ним, с деньгами, - смущенно пробубнил Алексей, глядя на запыхавшуюся девушку. - Я и без твоих грошей не помру, а тебе пригодятся...

- Как же, перебьешься, - упрямо сжала губы Полина. - Тут не буш твой любимый, тут город. Здесь зверя на ужин не съохотишь - за всё платить надо, а у тебя ни сантима. Ни за еду, ни за ночлег не рассчитаешься... Так, может, - внезапно покраснев, потупилась девушка, - у нас пока поживешь? Уверена, дядя не откажет...

- Нет, не останусь, - немного подумав, отрицательно качнул головой Пелевин. - Не дело это, с небритым рылом да в барские хоромы. А за меня не переживай. Щас фургон, продам, коняшек с трофеями, вот монетой и обзаведусь. На первое время хватит, а там что-нибудь да подвернется.

- Так мы что, - девушка вскинула набухшие влагой глаза, - больше не увидимся? Никогда-никогда?

- Отчего ж - никогда, - наклонившись к девушке, Алексей ласково взъерошил ей челку. - Жизнь длинная, тропинки у нее узкие, авось, где-нибудь да пересекутся наши дорожки.

- Лёш! - обхватив руку мужчины двумя ладошками, Полина, мучительно решая про себя что-то невероятно для неё важное, беспомощно взглянула в глаза трапперу. - Если мы никогда не увидимся, я хочу, чтобы ты знал, я... - сглотнув враз ставшую вязкой слюну, она немного помолчала и выдохнула, - я всегда буду рада тебя видеть...

- Я... тоже... - не понимая, почему же ему так тоскливо, непослушными губами прошептал Пелевин. - Тоже буду рад тебя видеть. Ладно, Поль, беги, ждут тебя.

Мягко высвободив руку из девичьих ладоней, Алексей жестом позвал унылого Бирюша к себе и с силой щелкнул поводьями. Лошади обиженно всхрапнули и, увлекая за собой грустно поскрипывающий на выбоинах фургон, шагнули вперед.

Повозка уже давно скрылась за углом, а девушка, проклиная себя за нерешительность и давясь беззвучными слезами, всё стояла на месте и смотрела ей вслед. Долго. До тех пор, пока из особняка не вышел сухопарый мужчина и не увел ее в дом.

Тем временем мытарства разыскивающего временное пристанище Алексея затянулись до такой степени, что он уже начал жалеть о сходу отвергнутом предложении пожить в дядюшкином особняке. А посетив очередную, то ли шестую, то ли седьмую гостиницу, всерьез стал задумываться, как бы половчее вернуться к дому Полины и напроситься ночевать хотя бы и во флигельке... Нет, будь его воля, он бы и в фургоне отлично переночевал, но не судьба. Военное положение, чтоб его...

Едва Алексей, возмутившись заоблачным ценам за постой, озвучил мысль о ночлеге в фургоне первому же трактирщику, тот состряпал сочувствующую физиономию и с деланным сожалением поведал несведущему путешественнику о нововведениях. Оказывается, согласно приказу коменданта Претории, все приехавшие в столицу имели право оставить свои фургоны либо в пределах города, либо за его окраинами. Правда, надумавшим держать транспорт в городе пояснялось, что делать это можно только на специально отведенных площадках при трактирах, заплатив немалую денюшку... В государственную казну. А ежли кто вздумает посреди улицы в ночное время фургон оставить, тот и штраф заплатит, и повозки лишится. А самое плохое, что и за город выехать милсдарь Пелевин уже не успевает, потому как с минуты на минуту комендантский час начнется... И потому...

Торжествующе взглянуть в осунувшееся Алешино лицо и озвучить завышенную вдвое плату трактирщик еще успел, а вот проклятия скупцу он уже выхаркивал вместе с зубами, злобно уставившись в спину неспешно удаляющегося Пелевина.

Правда в других постоялых дворах ситуация повторилась, как в двухпенсовом романе, только что без битья хозяев. Город был переполнен. Сначала его наводнили беженцы из Оранжевой, из числа тех, что по каким-либо причинам не нашли убежища на фермах друзей или родственников. Следом за оккупировавшими трущобы провинциалами, нагрянули горожане - обитатели Блумфонтейна, чем несказанно порадовали хозяев гостиниц. Цены на жилье разом выросли втрое, на еду - вчетверо, на воду - впятеро. Фураж стало невозможно достать ни за какие деньги. Три дня Преторию трясло в "гостиничной лихорадке". А на четвертый, комендант столицы Ван Дирк, шестидесятилетний весельчак со специфическим чувством юмора, изрядно позабавил общественность, повесив троих и расстреляв пятерых особо жадных лавочников и хозяев странноприимных домов. Торгующий народ шутку оценил и цены снизил. Правда и пониженные расценки от довоенных отличались значительно, но хотя бы стали приемлемыми. Относительно приемлемыми.

Резонно рассудив, что возможность самостоятельно найти ночлег необратимо стремится к нулю, Алексей окончательно махнул рукой на гордость и направил повозку к дому Полины. И за полквартала до оного наткнулся на здоровенный домище, увенчанный аляповатой, трехфутовой вывеской с горделивым названием "Гордость Цваны". Как он, едва распрощавшись с Полиной, умудрился не заметить громаду гостиницы, для Алексея так и осталось загадкой.

К вящему его удивлению в гостинице имелись свободные номера и вполне приличный трактир, а цены даже не кусались, так, покусывали. Да вдобавок портье, разбитной ирландец, с розовой проплешиной, рыжими баками, краснющим носом и пивным брюшком, увидев Бирюша, расцвел и заявил, что землякам положена скидка. Ласково улыбаясь собаке и благосклонно кивая ее хозяину, ирландец без всякого смущения принял охапку английских винтовок в качестве платы за постой, провиант и фураж лошадям, а на сдачу надавал кучу советов. В принципе - бесполезных, но кто знает, что и когда может пригодиться. Особенно в военное время.

Облегченно сверзив тюк с походным барахлом на кровать в номере, Алексей повесил винтовку на первый попавшийся настенный крюк, наскоро сполоснулся и чуть ли не кубарем скатился в трактирный зал, есть - нет, жрать, хотелось неимоверно. В харчевне было полно народа, и свободное местечко удалось отыскать с трудом. Трапперу повезло: из-за стоящего поблизости стола выпала пьяная личность галльского облика, которая уперлась лбом в пол и невнятно, но чрезвычайно патриотично что-то замычала. Видимо, "Марсельезу". Вслед за певцом из-за того же стола, чертыхаясь и пошатываясь, выбрались двое то ли почитателей таланта, то ли собутыльников, которые споро подхватили товарища под микитки и потащили его к выходу.

Обрадовавшись освободившемуся месту, Пелевин плюхнулся на лавку, подозвал официанта и только тогда с удивлением заметил, что он за столом не один: с противоположной стороны лавки, горделиво, словно на троне, восседал, подкручивая усы и прихлебывая вино, субтильного вида мужичок во французском военном мундире без знаков различия. Бегло обменявшись невнятными приветствиями, соседи занялись каждый своим делом: француз продолжил крутить ус и тоскливо давиться вином, а Алексей - высказывать гарсону свои пожелания насчет ужина.

Лихо отбарабанив, чем он и Бирюш предпочли бы украсить вечернюю трапезу, траппер открыл было рот, чтобы заказать чего-нибудь горячительного, но, представив, как Полина будет морщить нос, долго и ехидно высмеивая стремление мужского рода вообще и Пелевина в частности опуститься до уровня андоманских дикарей, осекся и попросил принести морса. Парой мгновений спустя он врезал себе по лбу: несносная девчонка добилась, чего хотела, ныне счастливо обитает под гостеприимным дядюшкиным кровом, и теперь будет всячески отравлять существование другого мужчины. А жаль.

Остановив гарсона залихватским свистом, Алексей заказал порцию виски, нет, две! Нет, три! А, черт с нею, с печенью, тащи бутылку! И еще одну! Официант покладисто пожал плечами, флегматично потрусил к барной стойке и через минуту водрузил перед Пелевиным две бутылки, заполненные мутно-коричневой жижей. Покосившись на скептически сморщившегося Бирюша, Алексей с тяжелым вздохом отодвинул одну из бутылок гарсону, потрепал пса по загривку и, ожидая, пока принесут горячее, развернул валявшуюся на столе газету.

Заглавная статья была посвящена падению Блумфонтейна. Свободный репортер А.В. Хангри из газеты "Daily Telegraph", воспевая тактический и стратегический гений английского главнокомандующего, разливался соловьем. Если верить журналисту, Робертс, подобно Нострадамусу или иным великим провидцам, усилием мысли вызнал коварные замыслы буров и те, проведав о тщетности своих планов, разбежались без боя. А незначительные потери британцев во время штурма слишком незначительны, чтобы придавать им какое-либо значение.

- Странно, - удивленно проворчал вслух Алексей, откладывая газеты в строну. - Штурма и боя не было, но потери имеются. Странно.

- Прошу прощения, мсье! - француз, проследив за отброшенной в сторону прессой, прислушался к пелевинскому ворчанию. - Мсье поляк?

- Мсье - русский, - угрюмо буркнул по-французски Алексей и отсалютовал соседу полным до краев стаканом. - Ваше здоровье сударь! - Траппер залпом замахнул спиртное, скривился и, прошептал в сторону. - Как Бог свят, ваше, сударь, здоровье. Потому как моего такими темпами надолго не хватит...

- Судя по тому, как исказилось ваше лицо, - француз, решительно отодвинув в сторону бутылку виски, протянул Алексею наполненный рубиновой жидкостью бокал, - вы читали про героизм англичан и непревзойденную мудрость их военачальника? Прекрасно вас понимаю - полнейший бред, не имеющий ничего общего с реальными событиями...

- А фы, фначит, - Пелевин, еле дождавшись, пока гарсон сгрузит на стол многочисленные тарелки и судки, впился в прожаренный кусок мяса, - жнаете, как фсё на шамом деле обшстояло?

- Oui! Я был аккредитован при штабе Робертса, - галл азартно взмахнул пустым бокалом, словно саблей, - а Жан-Батист, ну тот, кого унесли Рене и Шарль, последние две недели не вылезал из Блумфонтейна!

Парировав недоверчивый пелевинский взгляд самоуверенной ухмылкой, журналист запалил длиннющую сигару и, помахивая ею словно дирижируя собственными мыслями, начал эпический рассказ. По мерности повествования и старательно подчеркиваемым гиперболам, было ясно, что он цитирует собственную статью.

- Избрав Паардеберг своей штаб-квартирой, сэр Робертс три недели не только дожидался подхода всех намеченных им для участия в штурме Блумфонтейна подразделений, но и загонял разведку и штабных до полусмерти. И даже, подтверждая легенды о своей храбрости и рассудительности, лично трижды выезжал на рекогносцировку.

Упомянув о достижениях британского командующего, француз пыхнул сигарой и преувеличенно небрежно заметил, что был в числе немногих сопровождающих. Почему немногих? Так рекогносцировка - дело опасное. Пули свистят над головой... снаряды... гнус вьётся. Вспоминая тяготы и лишения воинской службы, журналист выдохнул густую струю дыма и, проигнорировав ехидный вопрос, а не свистели ли сапоги над головами разведчиков, продолжил повествование.

- Ничто не предвещало беды. Склоны Высокого Велда были изрезаны траншеями, куртинами, редутами и прочими фортификационными изысками. Везде, насколько позволяли видеть бинокли и подзорные трубы, траншеи сочились дымом костров, виднелись расплывчатые пятна бородатых харь и редкие цветные витражи из чьих-то мундиров. Буры были на месте, и они готовились к бою. Terrifically! It is wonderful! Правда, непонятно, куда эти дикари запрятали свои пушки, но не беда: одна-две атаки - и вся бурская артиллерия будет как на ладони. А пока... пусть тешатся своим мнимым могуществом.

Услышав последнюю фразу, Алексей удивленно чавкнул, но уточнять, что же француз имел в виду под "мнимым могуществом" не стал. В борьбе между голодом и любопытством, чревоугодие одержало безоговорочную победу. А рассказчик, не обратив внимания на секундную заминку соседа, вскинул руку в патетичном жесте:

- И вот пришел ОН - День Славы! Сэр Робертс встретил рассвет счастливой улыбкой, но буры... Они свершили величайшую подлость, такую, какой от них не ждал никто... Британские войска, готовясь к броску через простреливаемые вдоль и поперек лощины, полночи выстраивали свои боевые порядки. А буры... Они просто не пришли на поле боя. Или, переняв традиции своих противников, ушли по-английски. Не попрощавшись.

- Не поверивший своим глазам, фельдмаршал, заранее поставив на бойцах крест, отправил к первой линии траншей две роты ирландских стрелков под командой полковника Карлстона. Отдавая честь, полковник скорчил морду в стиле: "Morituri te salutant!", что-то буркнул под нос, и роты растворились в знойном мареве. С концами.

- По крайней мере, за три часа с момента отправления рот с рубежа атаки никто не слышал ни выстрела, ни взрыва, от Карлстона не последовало ни одного донесения и, что ни удивительно, из лабиринта лощин региона Кару к предгорьям Высокого Велда никто так и не вышел.

Подчеркнув трагедийность ситуации интонацией, рассказчик шумно отхлебнул из бокала и, интересуясь реакцией слушателя, выжидательно уставился на Пелевина. Тот на мгновение перестав жевать, размашисто перекрестился и, констатировав про себя, что журналист явно сам собой заслушивается, махнул французу полуобглоданной костью, продолжай, мол, продолжай. Ожидавший более душевного отклика со стороны слушателя, журналист прочувствованной мимикой выразил свое недовольство бессердечием русского, пожал плечами и затараторил дальше:

- Внутреннее радуясь, что сможет изменить мнение о бурах в лучшую сторону, и хваля себя за предусмотрительность (ведь в хитромудрую вражескую ловушку попали всего две роты!), Робертс послал улан и австралийскую легкую кавалерию совершить обходной фланговый манёвр. И те, и другие должны были проверить оба фланга. Одновременно. Буквально получасом позже фельдмаршал получил возможность вновь возблагодарить себя за предусмотрительность: в полутора милях от рубежа атаки разразилась жесточайшая перестрелка. Битва длилась минут сорок, может, немногим дольше, после чего гром ружейной пальбы стал стихать, а еще немного погодя к лагерю вышли первые раненые: уланы, австралийцы и... ирландцы Карлстона... "Friendly fire" он только на словах - дружественный, а потери от него не меньше чем от вражеского.

А еще через час "Юнион Джек" гордо возреял над первым бурским редутом, потом над вторым, третьим... пятым... Траншеи были пусты...

Француз смакующе вытянул последние капли вина из бокала, с видимым сожалением покачал в руке пустую бутылку и, подзывая гарсона, звонко щелкнул пальцами. Потом еще раз. Безрезультатно. Чтобы перекрыть многоголосый гвалт, щелчков пальцами было явно недостаточно. А ручной пушкой или хотя бы револьвером француз разжиться не удосужился. Видя, что у француза то ли от безысходности, то ли от жажды наворачиваются слезы. Алексей, уподобляясь Соловью-разбойнику, оглушительно свистнул. Неизвестно о чем и как думал официант, но парой минут позже он бухнул на стол две бутылки вина и, видимо, на всякий случай, еще одну бутылку виски... Удивленный француз благодарно кивнул ошарашенному русскому, оросил пересохшую гортань глотком вина и продолжил:

- Полагая, что пустые траншеи и редуты - обманка и настоящие проблемы еще впереди, а основная масса паршивых сюрпризов поджидает атакующих непосредственно в городе, Робертс недрогнувшей рукой послал в разведку бронепоезд с ротой Нортумблендских фузилеров в качестве десанта. Британский бронепоезд, сторожко поводя по сторонам свиными рыльцами пулеметных и черными хоботами орудийных стволов, словно обожравшийся на полгода вперед удав, втягивался на станцию медленными рывками. Под рассерженный сип спускаемого пара и тоскливый скрежет тормозов, распахнулись двери товарных вагонов и на насыпь споро посыпались десантники. Безукоризненно выполняя требования Полевого Устава, фузилеры заняли оборону вдоль железнодорожного полотна. По обе его стороны. Враг молчал. После почти часового бесплодного ожидания контратаки буров, командир десантников, отправил два пехотных взвода проверить здание вокзала. Противник безмолвствовал. В шести часам пополудни вокзал и прилегающие к нему пакгаузы полностью контролировались британскими войсками. Оказать им сопротивление буры так и не решились. Или не пожелали. Командир десантников, капитан Гаррисон собрался было выдвинуть своих солдат дальше в город, но телеграмма командующего (как ни странно, но телеграф был исправен), ссылающегося на позднее для атаки время, заставила его остаться на месте. Утром к десантникам подошло подкрепление: рота первого батальона Королевских мюнстерских фузилеров, взвод сигнальщиков из Вустерширского полка с гелиографом, два эскадрона драгун из Стафордширского Королевского и батарея полевых скорострелок. Вот только полевую кухню никто из прибывших захватить не догадался. Разбив прилегающие к вокзалу районы на сектора ответственности, Гаррисон послал кавалеристов на разведку. К полудню разведчики дошли до центра города, тщательно обследовали ратушу, но противника так и не обнаружили. Дав сигнал белыми ракетами, что центр города чист и опасности не представляет, драгуны двинулись на Запад, к подножию гор Малути, а мюнстерские фузилеры решили проверить, как обстоят дела на восточных окраинах города... В условленное время в небо над различными частями города устремились ракеты: с запада - белые, с востока - красные...

Француз, прополоскав горло вином, выдержал вполне себе театральную паузу и только когда в глазах Алексей загорелся неподдельный интерес, продолжил.

- Специальная комиссия занималась расследованием этого инцидента почти две недели, но так и не смогла с уверенностью назвать виновных в гибели двадцати двух и ранении шестидесяти девяти британских военнослужащих, накрытых огнем британской же артиллерии. Неизвестно и доныне, то ли сами стрелки, дав сигнал ракетой не того цвета, ошибочно вызвали огонь на себя, то ли артиллерийские наблюдатели неверно поняли поданный сигнал. Или еще какая напасть приключилась. Достоверно установлено только одно - бурами в том районе и не пахло. На третий день с начала штурма в Блумфонтейн, под приветственные крики выстроившихся вдоль тракта солдат, торжественно въехал сэр Робертс. Захваченный город поразил его красотой зданий, разгулом цветущей зелени и... безлюдьем. Следующее потрясение настигло его возле ратуши, где героев-освободителей стоически поджидали десятка три ойтландеров - практически все, кто решил остаться в оккупированном городе. Торжественная делегация вынесла навстречу главнокомандующему поднос, на котором покоился сизый, с заметными следами счищенной ржавчины, ключ размерами и формой напоминающий амбарный. По сути он таковым и являлся, но "освобожденная" общественность, не найдя ключ от города, пришла к выводу, что символ - он символ и есть, чего символом обзовешь, то им и будет. А нам, журналистам, не очень-то интересно, какую именно железяку генералу вручают, главное - на ключ похоже, а там, хоть трава не расти! Похоже, что Робертс считал примерно так же, ибо на площади он принял "ключ от города" с благодарностью. Правда, уже на следующий день господа офицеры из контрразведки буквально вынули душу из господ встречающих... Но это уже совсем другая, скучная и никому, даже пишущей братии, не интересная история.

А трехдневная операция по захвату Блумфонтейна стоила Британской империи минимальной крови: полсотни убитых, сто семнадцать раненых... Учитывая, что взят третий по масштабам и второй по значению город двух республик, - практически бескровно. А то, что буров в городе не было, так эта история еще более скучна и неинтересная, чем случай с городским ключом...

По окончании истории о героической победе британской армии, Алексей настороженно покосился на газету, потом на француза, после на бутылки и в сердцах сплюнул на пол: война - чужая, проблем - нет (по крайней мере, на этот вечер нет), спирт - есть, до утра - далеко. Чёрт с ней с политикой, сегодня напьемся, а думать будем завтра. На свежую голову.

Услышав последнюю фразу, самосознание огорошено покачало головой, презрительно покрутило у виска пальцем и, заявив о том, что умывает руки, скрылось в неизвестном направлении.

18 мая 1900 года. Претория. Особняк Матвея Чернова

- А я еще раз повторяю! - раздраженно дернув щекой, процедил Матвей Чернов. - Ваше поведение, юная леди, иначе как вызывающим и провокационным назвать нельзя!

- Дядюшка, а ты сейчас к кому обращаешься-то? - Полина демонстративно скрежетнула ножом по вилке и откинулась на спинку кресла. - Точно ко мне? Или еще к кому-нибудь? Если тебе леди нужна, то факт - промашка с адресом вышла. Промаявшись больше года в окружении ледей, я тебе честно скажу: не вдохновил меня их пример. Не вдохновил...

- По-ли-на! - хлопнув ладонью по краю стола, отчеканил хозяин дома. - Ты...

- Ну вот и имя моё наконец-то не коверкая выговорил. Мо-ло-дец! - удовлетворенно кивнула племянница, хладнокровно глядя на разбушевавшегося дядю. - А то: "Аполлинария то, Аполлинария сё"... Тоже мне, мадам Сурье местного разливу. Переиздание африканское, адаптированное...

- О, Господи-и-и! - Чернов, обхватив голову руками, застонал, глядя куда-то сквозь стену. - И как только у сестренки сил с тобой бороться хватает?..

- Бабуля-то? - понятливо кивнула Полина, забавно шмыгая носом. - Как, как... - вспоминая старушкину манеру общения, девушка опасливо покосилась куда-то в угол. - Если честно - без особого пиетета. Как что не по ней, бац - подзатыльник, а то и два...

- Отличная мысль! - оживился мужчина и, словно прикидывая возможный маневр, окинул племянницу долгим взглядом. - А возьму-ка и я сестринский опыт на вооружение...

- Ты? Меня? Бить? - удивленно фыркнула Полина, потешно округлив глаза в притворном испуге. - У тебя - мужчины, - девушка, высмотрев на тарелке с жарким самый аппетитный кусочек, потянулась к нему вилкой, - поднимется рука на меня - женщину?

- Женщину?! - ошарашено прохрипел Чернов, не наигранно хватаясь за сердце. - Ты стала женщиной?

- Ну не мужчиной, это факт, - невнятно буркнула Полина. - Там где меня черти носили, мужчинки не выживали. Как правило.

- Кто этот мерзавец? - ледяным тоном отчеканил Матвей, выразительно разглядывая коллекцию крупнокалиберных штуцеров, развешенную на стенах зала. - Надеюсь, его родня достаточно состоятельна, чтобы обеспечить достойные похороны?

- Ты это сейчас про что? - Полина недоуменно покосилась на дядю, немного подумала и звонко шлепнула себя ладонью по лбу. - Про утраченную невинность? Остынь. Там все на месте и в порядке. Женщина - это в смысле поумненния... умудрения... умудренности... Вот!

- Мудрая женщина, - Чернов облегченно выдохнул и назидательно ткнул пальцем в воздух, - должна формулировать мысли четко, ясно, не допуская двусмысленного их толкования...

- Если без двусмысленности, - поморщилась Полина, презрительно оттопыривая губу, - это уже не женщина, а недоразумение какое-то получается...

- Никакого почтения к старшим, - понимая, что спорить с племянницей бесполезно, Чернов обреченно махнул рукой. - Куда катится этот мир? Вот, помнится, я в твои годы...

- Был просто паинькой, - преувеличенно подобострастно подхватила племянница, окидывая дядю ехидным взглядом. - Тихо-мирно наводил ужас на побережье Сомали. Или ты тогда уже вокруг Мадагаскара шлялся?

- Беседа с тобой - это что-то невообразимое, буквально за пределами моих возможностей, - Чернов подпер голову кулаком и, бесцельно поведя взглядом по сторонам, протянул. - А прикажу-ка я принести розгу подлинней и потоньше.... - погрузившись в грезы, мужчина, прикрыл глаза и мечтательно улыбнулся. - А как принесут - выпорю...

- Странные у вас фантазии, дядюшка, - словно сокрушаясь об упадке нравов, Полина укоризненно взглянула на родственника и покачала головой. - Учитывая ваш почтенный и мой цветущий возраст, подобные экзерсисы будут расценены окружающими не как воспитательный процесс, а как дань уважения произведениям маркиза де Сада...

- Ну и ладно. Померла так померла, - покладисто кивнул ответ Чернов. - Поздно перевоспитывать. - Он пристально, словно увидел впервые, уставился на племянницу. - Изменилась ты, Полинка, сильно изменилась. Два года назад са-а-авсем не такой была. Как вспомню: пигалица - пигалицей. А нынче и манеры другие, и речь как не своя... Понахваталась чужих словечек да привычек... Где и когда успела?..

- С кем поведешься, дядюшка, - девушка нарочито смиренно потупилась, но не удержала и весело фыркнула. - Годфри Де Колэнпрэн когда команду подгоняет, там хоть в трюм прячься, хоть уши затыкай, а один чё... ой... все равно все словечки услышишь.

- Так это что? - пренебрежительно поморщившись, Чернов вопросительно взглянул на племянницу. - Этот сморчок хранцузский тебе манеры попортил?

- Какой же он сморчок, дядя? - непритворно удивилась Полина. - Де Колэнпрэн прославленный капитан, ужас средиземноморья и все такое...

- Молодо-зелено, - шумно втягивая вино сквозь зубы, самодовольно хекнул Чернов. - Это для тебя и сопляков тебе подобных он ужас, а я его и тридцать лет назад как щенка за ухи таскал и сейчас, коль потребность возникнет, оттаскаю.

Полина в очередной раз недоверчиво покосилась на родственника, но от каких-либо комментариев воздержалась. Несмотря на почтенный возраст, рельефной мускулатуре дядюшки могли позавидовать многие молодые, а уж боевому опыту...

- И хоть и молодцом ты, Полинка, - думая о чем-то своем, Чернов перескочил на другую тему, - кровь-то в тебе наша, черновская за версту видна, а один чёрт, не пойму я, за что мне наказание такое: с племяшкой не разговоры разговаривать, а словно с палубным мастером лаяться...

- В таких случаях, - Полина совсем по-девчоночьи забралась на кресло с ногами и состроила умильную рожицу, - Лёша говорил, что я - наказание Господне. За грехи прошлые и будущие. А экстраполируя этот образ на нашей с тобой ситуацию, можно сделать вывод, что подобной манерой общения перед господом ты за юность лихую расплачиваешься.

- Это какой еще Лёша? - раскуривая трубку, подозрительно взглянул на племянницу поверх чубука, словно в прорезь прицела. - Тоже из Колэнпрэновской братии? Или еще чего похлеще?

- Дядя! - оперевшись руками в столешницу, Полина возмущенно уставилась на старшего родственника. - Лёша - это Алексей Пелевин! Местные его Алексом Пелеви обзывают. Я тебе про него уже рассказывала! Это тот самый, что меня и из ямы, и от крокодила спас. И через пол-Африки к тебе тащил, и с английским патрулем мы вместе дрались! Он... вообще он самый лучший! - распаленная девушка чуть замешкалась и, сбавив накал, добавила: - проводник.

- Пелевин... Пелеви, - вспоминая, что и когда слышал об этом человеке, Чернов шумно почесал затылок. - Слыхал я про этого... ухаря. Ничего так, способный вьюноша. Только помнится мне, он где-то в Замбези обитает и в наши края носа не кажет... А чего ж нынче сунулся? И зачем?

- Да не сунулся он! - резонно предполагая, что подозрительно-задумчивый дядюшкин взгляд вкупе с нарочитым повторением Лешиной фамилии может перерасти в не самые приятные для траппера последствия, Полина поспешила с разъяснениями. - Я ж тебе говорю: когда Мерьеза убили, я Лешу наняла!

- А может... - дядя, приняв позу роденовского мыслителя, буравил мрачным взглядом то племянницу, то стену, - может, он то нападение и устроил, чтоб потом к тебе в доверие втереться?..

- Не может, - Полина решительно пристукнула ладонью по столу. - Леша - наш... мой человек и точка. А ежли ты, дядюшка, не дай Бог, - девушка, скорчив кровожадную гримасу, пристально уставилась в глаза Чернову, - чего против него умыслишь...

- Да сдался мне тот Пелевин, - отводя глаза, чуть дрогнувшим голосом пробурчал Чернов. - Вот только и забот у меня, как бы твоему Лешеньке... - старик скользнул внимательным взглядом по напряженной девичьей фигурке и с сомнением покачал головой. - А ведь ты, Полинка, влюбилась. - И, глядя на моментально запунцевевшую племянницу, добавил: - Как пить дать - влюбилась...

- И ничего я, ни того... - безрезультатно пытаясь внешне остаться беспристрастной, невнятно пробормотала Полина. - Выдумал тоже... Вместо того, чтоб фантазии всякие строить, лучше расскажи толком, с какой радости мне через полмира переться пришлось.

Смерив племянницу внимательным взглядом, старик, с неожиданной для его возраста грацией беззвучно скользнул к двери, резко распахнув створки, выглянул наружу и ненадолго замер, вслушиваясь в шорохи в коридоре. Удовлетворившись результатами осмотра, отставной пират, запер двери и, не обращая внимания на удивленную Полину, вернулся к столу.

- Смотри и слушай, - Чернов вынул из внутреннего кармана сюртука сухо потрескивающий сверток из пожелтевшей бумаги и, аккуратно распрямив его, придавил края бокалами. - Это, - Матвей ткнул в мельтешение коричнево-зеленых разводов на поверхности карты, - капская колония. Ежели от форта Солберси на... - словно прикидывая расстояние "на глазок", старик прищурил один глаз и задумчиво почесал подбородок, - на запад полсотни с гаком миль пройти, будет городок один... затерянный. Кафры и матабеле его Лулусквабале называют. Точнее, слышать про тот город многие слышали, а где он находится, не знает никто. Кроме двух человечков. Да-с... - видимо вспомнив что-то нелицеприятное, Матвей с досадой поморщился, - занятные люди-человеки, любопытные... Были... А нынче только я да ты об том городе знаем....

- Ну и чего нам с тех развалин? - недоуменно двинув плечиком, вопросительно прищурилась Полина. - Дэвид Ливингстон когда еще про заброшенные городишки писал...

- Тот докторишка, слава те Господи, - кинув быстрый взгляд в красный угол, машинально перекрестился Чернов, - в основном по Замбези, да вокруг озера Альберта шлялся, да там и сгинул, а про Лулусквабале он и слыхом не слыхивал, а там...

- Сокровища царя Соломона ибн Дауда, мир с ними обоими? - скептично ухмыльнувшись, фыркнула девушка. - Или Антониу де Фария * (португальский корсар) ухоронку на черный день сделал, а забрать позабыл?

- Что-то вроде, - утвердительно кивнул Чернов, довольно поглядывая на ошарашенную племянницу. - Сокровища королей матабеле, - и, видимо, решив окончательно добить растерянную девушку, добавил: - и их колдунов. Ты, Полинка, про диамант "Эврика" слыхала? Про тот, что Эразм Якобс с фермы Де Калк в шестьдесят шестом в окрестностях Хоуптауна среди речной гальки нашел? Его потом губернатор Капской колонии, сэр Филипп Вудхауз, за бешеные деньги выкупил. Слыхала? Это хорошо. Так "Эврика" с теми диамантами, что Лулусквабале хранятся ни в какое сравнение не идет...

Неожиданно прервав рассказ, старик резко закрыл лицо невесть откуда взявшимся платком и зашелся в приступе глухого кашля. Закончив кырхать, Матвей покосился на потеки крови на платке, зло дернул щекой и, убрав окровавленную тряпицу, повернулся к племяннице.

- В том Лулусквабале камешков всяких до черта, но самое главное, - старик настороженно оглянувшись по сторонам понизил голос до шепота, - есть там один камешек: Камень Луны называется. Вот та лунная каменюка размером... - подбирая предмет для сравнения, Матвей задумчиво пробежался взглядом по сторонам, - он с твою голову будет. Ежли не больше.

- Допустим, про город и сокровища ты от "любопытных человечков" узнал, - недоверчиво прищурилась Полина, - только чего ж тогда они сами на сокровища лапы не наложили, а поспешили все тебе рассказать?

- Ну со мной-то особо не посекретничаешь, - криво ухмыльнулся старик, - и откровенничали они потому как выбора другого у них не было. Впрочем, как неделей до этого времени сокровища не нашлось - зулусы на хвосте сидели. Пока удирали да отбивались - далеко забрались, а там и я им повстречался. Во-о-о-т... А потом им не до разговоров стало - мертвые - оне народ не болтливый...

- И теперь ты хочешь... - внезапно охрипшим голосом просипела Полина, - что бы я...

- Именно, - удовлетворенно кивнул Чернов, набулькивая вина в свой бокал. - Завтра сведу тебя с верными людишками, день-два на сборы и айда, за камешком.

- А как мы камешек отыщем, - привередливо поморщилась девушка, - эти людишки меня к тебе возвернут или там же, подле лунного камешка, ножичком по горлышку?

- Нет, - отхлебнув из бокала, расслаблено потянулся Чернов, - не бойся. Люди верные...я им верю...

- Хорошенькое дело! - возмущенно вскинулась Полина. - Людям верит он, а по бушу и заброшенным городам шариться буду я?! Не-е-ет, дядюшка, коль к черту на рога меня отсылаешь, то пойду я с тем, кому я доверяю...

- Ну и где я тебе этого Пелевина сейчас сыщу? - понятливо хмыкнул Чернов, насмешливо глядя на нахохлившуюся племянницу. - Он, может, в армию уже записался или вовсе из Претории восвояси подался...

- Здесь он, - упрямо буркнула Полина, что-то вычерчивая черенком вилки на скатерти. - Здесь, в Претории, я точно знаю.

- Коли здесь, так отыщем, - устало зевнув, Чернов небрежно облокотился на угол стола. - С утра Дингане по кабакам отправлю. Но смотри, племяшка, если ты кому-нибудь, хоть слово...

- Голову отрежешь? - пренебрежительно фыркнула Поля, раздумывая о чем-то своем.

- Всё б тебе развлекаться, - угрюмо буркнул Чернов, выбивая пальцами дробь по столешнице. - . Найму в католической миссии двух теток посуровей, и поедешь в Европу, как миленькая.

- Вот еще! Миленькие в Европу не ездят, они оттуда бегут! - возмущенно вскинулась девушка, упершись руками в бока. - Дядя! Какие могут быть католички?! Я православная!

- Хорошо, - глядя на разъяренную племянницу, Чернов меланхолично пожал плечами, - найму трех...

Не найдя достойного ответа, Полина показала дяде язык и, стянув со стола перезрелый банан, нарочито неуклюже переваливаясь, затопала к выходу. Взявшись за вычурную дверную рукоять, девушка, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, ненадолго замерла и зачем-то вновь подошла к столу. Вытащив из дядиного коробка пару спичек, Полина что-то вымерила на карте и с крайне задумчивым видом развернулась к Матвею:

- Я вот думаю, думаю, и никак одного понять не могу, - Полина, перекидывая банан из ладони в ладонь, словно апаш нож, вопросительно взглянула на дядю. - А на кой чё... в общем, на кой именно я тебе сдалась? Расстояния не шибко большие, люди верные у тебя есть, сходил бы да сам нужный камешек того: прихапшил... Так нет, аж во Францию телеграмму направил да меня вытребовал? Ну и pourquoi?

- Да тут оно, знаешь, какое дело, - потупившись и нервно почесывая грудь, смущенно пробормотал Чернов. - Оно, вроде, как и чепуха да суеверия, но вот в чем закавыка... - Старик покосился на выжидательно постукивающую туфелькой по полу Полину, вздохнул и продолжил: - Суагилье, ну, профессор который, уверял, что камни из тайника только девка взять и может. А и как такому не поверишь - человек он шибко ученый, чтоб врать. Да и под зула мутвой * (название пытки)...

- Под чем? - непонимающе дернув щекой, перебила Полина.

- Под тем! - неожиданно зло огрызнулся Чернов. - Под зула мутвой! А что это да как, тебе того знать не надо! В общем, не мог он обмануть. Вот и выходит, Полинка, что нынче тебе голову в пекло сунуть придется... И желания большого тебя в буш отправлять у меня нет, да делать нечего...

- Так, может, и без лунной каменюги как-нибудь перебьемся? - с отсутствующим видом пробормотала Полина, - чай, и без тех алмазов закрома от сокровищ ломятся? Или промотал все до последнего?

- Коли бы дело только в деньгах стало, - мрачно пробурчал Чернов, разглядывая заляпанный легочной кровью платок, - и без тебя бы обошлись. Да только камень тот не только как солитер ценен, он еще и от хворей избавляет. А я б еще десяток-другой годков пожил... Так что, если без камня, внуков, как ты говоришь, факт - не увижу.

19 мая 1900 года. Претория. Трактир "Гордость Цване".

Как водится, похмельное утро нагрянуло внезапно. И, как всегда, на несколько часов раньше, чем того хотелось. У-у-у, чёрт, настырное какое! И чего, спрашивается, неймется?! Могло бы и до завтра подождать. А лучше - до послезавтра.

Слепо отмахнувшись от солнечных лучей, впившихся в неподъемные веки, словно игривая кошка в бабушкин клубочек, Алексей героическим рывком поднялся с лежанки и по стеночке побрел в дальний комнаты. Если верить памяти (а это та еще изменщица!), вчера там висел умывальник. Алексею повезло: полнехонькая бадья поджидала его на прежнем месте. Вдоволь нахлебавшись теплой, отдающей оцинкованным железом воды, траппер разведанным маршрутом добрел до койки и рухнул лицом в одеяло. Спать не хотелось, хотелось водки и определенности. Поскольку спиртного в наличии не было, из глубин памяти стали лениво выкарабкиваться размытые воспоминания о вчерашнем вечере.

Первой почему-то вспомнилась рожа мертвецки пьяного французика, мирно почивающего в остатках мясной закуски. Зрелище розоватой, с залысинами, черепушки в обрамлении багровых потеков соуса, своей чрезмерной анатомичностью вызывало рвотные позывы, и Алексей, мотая головой, словно ретивый жеребец в загоне, поспешил от неё избавиться. В результате избавился еще и от остатков вечерней трапезы и вновь потащился к умывальнику. Теперь на четвереньках.

С трудом взгромоздив непослушное тело на койку и, придав ему горизонтальное положение, траппер изнеможенно прикрыл глаза и вознамерился подремать, как вдруг вспомнил странные, в непривычной манере выстроенные и под незнакомую музыку озвученные слова:

И когда вода отступит назад,

Берег выйдет и откроет героя,

Берег выйдет и откроет врага,

Их по-прежнему останется двое...

Опасаясь трясти головой или вообще как-либо шевелиться, Алексей осторожно покопался в памяти. Безрезультатно. Слова и мелодию он помнил хорошо, а где, когда и от кого их услышал - нет. Память, игнорируя робкие хозяйские потуги достучаться, дрыхла самым бессовестным образом. Или искусно притворялась. То ли устав от настырных поползновений, то ли сжалившись над бедолагой, подсознание лениво выдало, что песню траппер слышал вчера в кабаке и, решив, что на сегодня подвигов достаточно, вновь погрузилась в спячку. С трудом протиснувшись мимо ленивой товарки, на поверхность выбралась ассоциативная память. Алексей обрадовался было случайной союзнице, но всмотревшись в показанные ею картинки, стыдливо шмыгнул носом и затих.

Незнакомая песня по ассоциации окольными путями вызвала к жизни образ Бёрнхема, давно и надежно похоронный в глубине души. А следом припомнилось, как вчера он бубнил сам себе, что Фредерик - лучший из англичан, встречавшихся ему на жизненном пути, но это не помешает отправить его в места, богатые дичью. В ответ на кровожадные помыслы, сознание и совесть, устав плескаться в алкоголе, еле слышно пролепетали, что: во-первых, Бёрнхем не единственный приличный человек среди англичан, а во-вторых, и вовсе американец, но смытые очередной порцией плохо очищенного вискаря, синхронно булькнули, ушли на дно и больше признаков жизни не подавали.

А Алексей, радуясь, что незваных советчиков больше не слышно, вливал в себя стакан за стаканом и бессвязно бормотал, что ему плевать, кто он такой этот Бёрнхем, англичанин, американец, француз... да будь он хоть эскимос, смерть его неизбежна, как крах... как... На этом месте фантазия, уподобясь котенку, гоняющемуся за своим хвостом, закрутилась детским волчком и додумать мысль не удалось. Ни вечером, ни утром. Плюнув на Бёрнхема и планы отмщения, Алексей вольготно раскинулся на койке и в который раз постарался уснуть. Не получилось.

Откуда-то слева прицокал когтями изнемогающий от жары и сочувствия к хозяину Бирюш. В очередной раз облизав лицо не реагирующего на ласку Пелевина, пес огорченно вздохнул, шумно рухнул на пол и затих.

Какое-то время в комнате были слышны только вездесущие мухи да отголоски трактирного гама, доносящегося с первого этажа. На лестнице, перед дверью послышались чьи-то шаги, Бирюш вдруг встрепенулся и, радостно рыкнув, заметался по комнате, разрываясь между чувством долга и желанием выскочить наружу. Не открывая глаз, Алексей потянулся к кобуре, валяющейся возле кровати, но остановился на полпути. Во-первых, если б к комнате приближались враги, то и Бирюш вел бы себя по-другому, а во-вторых... даже если сюда крадутся кредиторы, убийцы или какие другие злодеи, ухудшить его положение они уже не смогут. Куда еще хуже-то? В довершение размышлений слабенько трепыхнулась надежда, что это Полина пришла в гости, но тут же сгинула. Чего, спрашивается, порядочной девушке делать в третьесортном кабаке? Не его ж, охламона, разыскивать?

Незваный гость вежливо постучал в дверь, но ответа не получил. Алексей уткнулся носом в стену и блаженно замер: путем проб и ошибок он нашел позу, в которой его почти не мутило, и даже голова болела чуть меньше. Стук повторился, но Пелевин, резонно рассудив, что смерть войдет без спросу, а все остальные могут подождать до лучших времен, даже не пошевелился. Кто бы там не заявился - плевать! Очень мягко говоря.

Устав ждать хоть какой-нибудь реакции, докучливый посетитель долбанул по двери. Судя по звуку - каблуком и от души. Пелевин беззвучно поморщился от грохота содрогнувшейся двери и попытался вспомнить, запирал ли он дверь на засов. Не смог.

Отворившись без помощи хозяина, дверь, заглушая надсадным скрипом шаги, пропустила в комнату неизвестного визитера. Бирюш встретил вошедшего радостным лаем и, судя по звукам, теперь пытался облизать гостя с головы до ног. Донельзя удивившись поведению пса, траппер попытался приподняться, но, получив сдвоенный удар от тошноты и головной боли, отправился в нокдаун. Так и не узнав, кто же этот таинственный незнакомец, страдалец смиренно замер - гадать, кого же еще принесла нелегкая, хотелось еще меньше, чем двигаться.

Практически неслышно (топот радостно прыгающего Бирюша заглушил бы и шум ломовой телеги) кто-то почти вплотную подошел к койке. Словно разведчик во вражескую крепость, в ноздри траппера прокрался незнакомый, чуть сладковатый запах, умело маскирующий другой - знакомый, притягательный и, наверное, даже более приятный. Почти догадавшись, кто же рискнул нарушить его покой и, боясь поверить в догадку, Алексей открыл глаза. Видимо, зря.

Перед ошарашенным взором мерно покачивался до боли знакомый гостиничный стакан. Высокий, из мутного стекла и со щербинкой на краю. А что хуже всего - стакан был полон тягучей желто-коричневой жидкости, обдавшей его убойным сивушным запахом.

Передернувшись от отвращения, Алексей зажмурился и пролязгав, что сам не пьет, а пьяниц и их пойло презирает, стоически стиснул зубы. Неизвестный мучитель насмешливо хмыкнул, зажал трапперу нос и, дожидаясь, когда же задыхающийся Пелевин, раззявит рот, замер. Ждать пришлось недолго. Стоило Алексею выпучить глаза и полной грудью хапнуть воздух, как в горло хлынула обжигающая жидкость. Понимая, что его предательски отравили и сейчас он умрет, Алексей рывком подскочил с койки. Как раз для того, чтобы успеть увидеть, как серо-черная полоса, рассекая пространство размытой тенью, летит ему в лицо. Судорожно отмахнувшись от приближающейся напасти, Алексей удивленно наблюдал как Фея (это была явно она, хотя с похмелья все кошки серы), крайне удивленная подобным с ней обращением, плавно стекает на пол по москитной сетке на окне. Бирюш, смерив хозяина осуждающим взглядом и тявкнув что-то нелицеприятное, резво потрусил к обалдевшей от холодного приема кошечке, а до Пелевина вдруг, словно прорвав блокаду, донесся голос Полины.

- Ты чего? - со слезами в голосе простонала Полина. - Совсем с перепоя одурел что ли?

Рванувшись спасать любимицу, девушка запнулась о груду валяющегося на полу барахла, шумно брякнулась на колени, и теперь разрывалась между жалостью к себе и кошке и желанием обвинить Пелевина во всех смертных грехах. Ну уж в половине-то точно.

- Мне кажется или это ты? - не доверяя собственным глазам, Алексей проморгался, помотал головой и потянулся к миражу руками. - А-а-а.... А если ты, чего здесь делаешь?

- Тебя, дурака, ищу, - разозленная девушка с оттяжкой врезала по ладони траппера. - Искала, искала и нашла... на свою голову.

- Правда - правда? - пьяненько восхитился Пелевин, расплываясь в счастливой, абсолютно дурацкой улыбке. - А я тут это вот... проснулся только.

Свежая порция алкоголя удачно легла на старые дрожжи и теперь охотнику стремительно хорошело.

- Это хорошо, что ты меня искала... - спеша закрепить полученный результат, Пелевин, с трудом вписавшись в очень хитрую синусоиду, обогнул так и не вставшую с пола Полину и радостно вцепился в бутылку виски. Радость оказалась преждевременной - бутылка была пуста.

- Так чего искала-то? - раздраженно запулив находку в угол, хмуро буркнул Алексей. - Соскучилась или дельце какое нарисовалось?

- Тебе правду сказать или то, что ты хочешь услышать? - пренебрежительно дернула плечиком Полина, ласково поглаживая взъерошенную Фею. - Ни того, ни другого. Точнее, - удовлетворенно кивнула девушка, глядя на ошарашенную физиономию Алексея, - в начале было слово, тьфу ты, дело. А как посмотрела, как ты в стакане тонешь, так и решила - с выпивохой не связываюсь! А скучать по пьянчужке да садисту, - прижав разнежившуюся Фею к груди, Полина обиженно шмыгнула носом, - и вовсе печали не было.

- Это кто это пьянчужка? - ненатурально возмутился Пелевин, украдкой косясь на осколки в углу. - Я вчера и выпил-то сущих пустяков....

- Это для Изи может быть и пустяков, - поднимаясь с пола, Полина назидательно покачала пальцем. - А для тебя - состояние полной прострации и абстрагирования от всего сущего.

- А если по-русски и попроще? - Пелевин ожег девушка мрачным взглядом исподлобья. - Я с утра вельми неадекватен и басурманских ругательств не понимаю.

- Куда еще проще? - раздув ноздри, словно кобра капюшон, гневно вскинулась Поля. - Я захожу, а он в стельку пьяный - ни петь, ни танцевать!

- Допустим, песен с плясками от меня даже беспробудно трезвого не дождешься, - разыскивая второй сапог, флегматично пожал плечами Алексей. - Не взыщи, не дал Бог таланту.

- А-ле-ксей! - Полина, видимо, собираясь прочитать товарищу лекцию о вреде алкоголизма, уперла руки в бока и напряженно прищурилась. - Я...

- Голодное брюхо к нотациям глухо, - охотник, оборвав гневный спич на полуслове, развернул девушку лицом к двери. - Пошли, позавтракаем. Вот как поедим, так можешь сколько угодно меня презрением обливать.

- Нормальные люди уже обедать готовятся, - оставляя последнее слово за собой, вполголоса пробурчала Полина, вышагивая следом за Алексеем, - а этот...

Не подобрав подходящего эпитета или постеснявшись высказать свои мысли вслух, девушка сокрушенно махнула рукой и направилась к двери.

- Ну и куда нынче желаешь? - сыто икнул Пелевин, умяв традиционную яичницу с беконом. - В Кейптаун? В Австралию? Антарктиду? Хотя нет, ты холода не любишь и туда по доброй воле не пойдешь... Так чего запонадобилось?

- От тебя, - наматывая локон на палец, преувеличенно независимо фыркнула Полина, - ни-че-го.

- Эй, мисси, - видя, как девушка сморщила носик, удовлетворенно ухмыльнулся охотник.- Сказки ты кому другому рассказывай. Когда ты глазами вот так делаешь, - Алексей скорчил хитрющую физиономию, - тебе, факт, чего-то надо.

- Допустим, надо, - недовольно поджала губы Полина. - А ты пойдешь?

- Шмотря куда, шмотря когда и шмотря за школько, - обжегшись горячущим кофе, зашепелявил Лёшка. - И помни, в связи с войной цены повысились. В два, нет, в три раза. Ладно, не напрягайся, для тебя по знакомству в два. Ну и камо грядеши?

- Тут недалеко, - настороженно оглянувшись по сторонам, заговорщицки прошептала Полина. - В Лулусквабале. Полсотни миль туда, полсотни обратно... за недельку управимся?

- В Лулусквабале... - словно стирая все эмоции, Пелевин с силой провел по лицу ладонью и, прикусив губу, замолчал. - В Лулусквабале, - очнувшись от полиного тычка кулачком под ребра, задумчиво повторил траппер, - пойдем. За пару дней соберемся и пойдем, точнее побежим.

- А с чего нам бегать-то? - недоуменно дернула бровью Полина, скормив Фее очередной кусок мясного пирога. - Вроде никуда не опаздываем?

- Каждое утро в Африке просыпается газель, - тоном проповедника перед паствой начал объяснять Пелевин. - Она должна бежать быстрее льва, иначе погибнет. - Охлопав себя по карманам, траппер извлек кисет и трубку. - Каждое утро в Африке просыпается и лев. - Чиркнув спичкой, Алексей поднес огонь к чубуку. - Он должен бежать быстрее газели, иначе умрет от голода. - Раскурив трубку, Пелевин с наслаждением выдохнул облако ароматного дыма и назидательно взмахнул чубуком. - Не важно, кто ты - газель или лев. Когда встает солнце, надо бежать.

- Ни-че-го-не-по-ни-маю, - самым скептическим тоном произнесла Полина, глядя на Алексея, словно сестра милосердия на душевнобольного.

- Вроде по-русски говорил, - недовольно проворчал охотник, сдвигая посуду в кучу. - Смотри, -траппер отодвинул на левый край стола кружку Полины, - это - войска сэра Робертса. Это, - проводник отодвинул тарелку на противоположный край, - силы Де Ветта. Посередине, - допив кофе одним глотком, Алексей брякнул свою кружку на столешницу, - Скомпсванне. Единственный в этих горушках проход. И англичане, и буры, спеша столкнуться лоб в лоб, несутся к этой дыре. И если мы не хотим познакомиться с теми и с другими, нам надо очень быстро перебирать ножками, то есть - бежать. Понятно?

- Понятно, - обреченно вздохнула Полина и, немного подумав, умоляюще взглянула на Пелевина. - Лёш, а Лёш? А может, все же на фургончике нашем, а? Или хотя бы на лошадках. Если пешком побежим, Фея лапки собьет...

Услышав подобное заявление, Пелевин сморщился, словно от зубной боли, промычал что-то бессвязное и, бессильно махнув рукой, поплелся к лестнице.

- Лё-ё-ёш! - неторопливо поглаживая кошку, окликнула его Полина. - Так чего в дорогу-то брать?

Теша себя слабой надеждой подремать (хотя и понимая, что не получится), Алексей поднялся в номер, уныло покосился на кровать и, не запирая дверь, плюхнулся на стул. Расчет оказался верным. Не прошло и пяти минут, как по лестнице дробно простучали каблучки и в приоткрытую дверь просунулись две хитрющие физиономии: снизу - Феи, сверху - Полины. Углядев, что оппонент настроен мирно, в общем и целом к переговорам готов и опасности не представляет, дамы беззвучно просочились в комнату и устроились за столом. Точнее: Поля - за столом, Фея - на столе. Правда, когда Бирюш возмущенно взрыкнул, а Пелевин многообещающе занес руку, кошка, предпочитая шипеть на мужланов, находясь на недоступной для тех позиции, резво перебралась на колени хозяйке. Впрочем, подобное развлечение оказалось кратковременным - рабочее совещание прошло молниеносно. Уточнив размеры наличности, вкладываемой в оснащение экспедиции и, намереваясь побродить по городу, Пелевин распрощался с женской половиной компании. В принципе, девушки могли бы доставить немало приятных минут и всячески скрасить своим обществом унылую серость подготовительной суеты... вот только, ляпнув, что-нибудь невпопад и не вовремя, и вреда могли причинить немерено. Рассудив, что через день-два общества Полины и ее хвостатой компаньонки и так будет в избытке, траппер отправил обеих домой и сам быстренько смылся из гостиницы.

Мотаясь из конца в конец города, Алексей с радостью констатировал, что чем больше он бегает, тем лучше себя чувствует: голова, забитая кучей различных проблем и вопросов забывает болеть. А общая энтропия покидает организм вместе с потом. Правда, несколько раз складывалось впечатление, что чьи-то настороженные взгляды буравят спину, но поразмыслив, Алексей от мыслей о слежке отказался. В Преторию он попал во второй раз в жизни, врагами среди буров обзавестись не успел, а в наличии конкурентов весьма и весьма сомневался.

Прошатавшись полдня по столице и пообщавшись с массой народа, Пелевин стал счастливым обладателем десятка предложений различной степени сомнительности о приобретении амуниции, пяти "достовернейших" вариантов сведений о дислокации противоборствующих армий, трех "абсолютно точных" карт интересующей его местности и одной устной инструкции о маршруте путешествия. На общем фоне полученной информации, последняя воспринималась как наиболее правдоподобная. И совет, сходить, посоветоваться с одним опытным человеком. Он, правда, живет на другом конце города, но чудеса случаются и в жизни: именно сейчас обиталище Алексея расположено именно в том районе. Ну, почти.

Еле переставляя натруженные ноги, Алексей забрел в пустынный переулок в двух кварталах от его гостиницы. Городские улицы, укутавшись в сумерки, как часовой в старенькое одеяло, бойницами занавешенных окон настороженно наблюдали за человеком и собакой, устало тащившимися к дому Рика Декарда. Мало кто отваживался даже подойти к ограде усадьбы старого скиптрейсера (англ. Skiptracer, skip-tracer, дословно: выслеживающий удравших), а уж смельчаков, рискнувших звякнуть в дверной колокол или пнуть калитку каблуком и вовсе не припоминалось. По крайней мере, последние три года.

Понаблюдав с четверть часа за безжизненным с виду домом, Алексей уже потянулся к шнурку колокольчика, как вдруг из-за спины донеслось насмешливое покашливание.

- Вот, значит, кого Матеус Чернофф по бушу бегать подрядил, - откуда-то из темноты вышагнул, невысокий, загорелый чуть ли не дочерна европеец. - Авантажен, слов нет, авантажен...

Жутко жалея, что хлипкая калитка спину не прикроет, Пелевин не торопясь развернулся и обвел проулок внимательным взглядом. Как он и предполагал, насмешник был не один: справа и слева от него скалились еще двое. Точнее - трое, в руках бродяги слева, исключая любую возможность сопротивления, тускло поблескивал двуствольный дробовик. Алексей покачал головой и с досадой сплюнул на землю: как бы ловко ты ни обращался с револьвером и как бы ни был скор твой пес, с шести футов сдвоенный заряд дроби махом сметет любого ганфайтера.

- Ага! - коротко хохотнул незнакомец, - приметил дуру, что Аллен в руках нянчит? Приметил... - бродяга вынул из кармана длинную папиросу и неторопливо размял ее пальцами. - Так что, милсдарь, ты и сам за револьвер не хватайся и псинку свою придержи... Да и нас, - европеец повел рукой в сторону приятелей и скорчил демонстративно доброжелательную физиономию, - не опасайся. Расскажешь, куда и зачем Чернофф тебя налаживает, и пойдешь себе. С миром. Давай, рассказывай, - насмешник повелительно махнул рукой. - И насчет того, что перестрелять нас успеешь или на помощь кто придет, не обольщайся...

- Чтоб с такой швалью разобраться, - Алексей, остановив изготовившегося к прыжку Бирюша, презрительно оттопырил губу, - мне, мил человек, оружие не надобно.

Траппер смерил удивленных подобной наглостью оппонентов, поднял правую руку на уровень глаз и, направив указательный палец в лоб владельцу дробовика, словно взводя револьверный курок, шевельнул большим пальцем.

- Ы-ы-ы! - зайдясь в натужном хохоте, европеец гулко шлепнул себя ладонями по бедрам, - глянь, народ, какой весельчак нам нынче попался!

Глядя на охватившее его противников веселье, траппер язвительно фыркнул и, имитируя выстрел, зычно выкрикнул: "Туду-у-ух!!!", и, словно компенсируя отдачу выстрела, вскинул руку вверх. Внезапно, в ржание перегородивших дорогу бандитов вплелся глухой раскат револьверного выстрела, и голова владельца дробовика разлетелась вдребезги.

Одновременно, Алексей, освобождая Бирюшу место для броска, отпрыгнул в сторону и выхватил револьвер. А двое оставшихся бандитов почти синхронно рухнули на землю: весельчака свалил Бирюш, а его приятеля - пелевинская пуля.

- Здравствуйте, Владимир Станиславович! - Алексей довольно покосился на собаку, прижавшую оставшегося в живых бандита к земле, и приветливо махнул рукой в темноту. - Выходите уже! Я вас еще час назад возле старой мельницы срисовал!

- Теряете хватку, Лешенька! - Кочетков, материализовавшись на границе тьмы и света, укоризненно покачал головой. - Я уже часа четыре за вами, аки гиппопотам сквозь термитник топаю: с шумом, треском и не скрываясь. Почти не скрываясь.

- Я своей прозорливости дифирамбы пою, - огорченно буркнул Пелевин, стыдливо отводя глаза в сторону, - а оно эвона как... Лучший следопыт, русский Натти Бампо, - продолжал ворчать охотник, имитируя голос Полины. - Хрена! Как мальчишку, провели, как мальчишку...

- Пора б уже усвоить, юноша, - подполковник, смерив Пелевина укоризненным взглядом, ласково потрепал Бирюша по холке, - что чрезмерное самоуничижение это гордыня с обратным знаком, а значит - грех. Осознали? Вот и не грешите. Зря вы себя хулите, однозначно - зря.

Пес, словно подтверждая слова картографа, оглушительно тявкнул и переступил лапами по груди поверженного врага. Бандит сдавленно крякнул и затих. Пелевин, сконфузившись, словно девчонка-гимназистка при виде строгой наставницы, ойкнул, вытащил едва хрипящую тушку злодея из-под лап собаки, не найдя ни у него, ни у себя фляги, пожал плечами и отвесил сомлевшему бандиту звонкую пощечину. Придя в себя, весельчак очумело помотал головой, благодарно хлопнул глазами и скромно проблеял, что и он с приятелями следил за Алексеем уже пару часов, а то и больше. И тоже - без опаски. Окончательно поникший траппер совершенно по-детски расстроенно шмыгнул носом и, присев на корточки, зарылся лицом в собачью шерсть.

- А я повторюсь, что поводов для огорчений абсолютно нет, - Кочетков раскурил сигару и сунул её удрученному охотнику. - В том, что вы в городских дебрях ловки не так, как на природе, беды нет. Сколь вы в тех городах бываете? Вот тот-то и оно - мизер. Зато, скажу без лести, в буше или в иных каких диких местах, равных вам не сыщется. Помните, как в девяносто седьмом мы... вы зулусам нос натянули? Местные жители, аборигены, так сказать, а против вас, словно плотник супротив столяра...

- Лю-юди-и-и..., - настороженно продребезжал оклемавшийся разбойник, устав непонимающе вращать головой от Пелевина к Кочеткову. - А вы по-каковски болтаете? Вроде все местные языки знаю, а с вами как глухой, ни черта не понимаю.

- По-русски, мы разговариваем, милейший, - невозмутимо пожал плечами Кочетков, протягивая руку так и не вставшему с корточек Пелевину. - Исключительно на языке родных осин, берез и прочей растительности.

- Ой, мамочки, - европеец с совершенно обалдевшим видом схватился руками за голову. - Это что ж, Чернофф своих русских в одну кучу созвал? Ой, беда нам теперь всем, ой беда-а-а...

- Приятно видеть, что имя великороссов вызывает трепет и уважение, - заинтригованно протянул Кочетков, с удивлением поглядывая на сжавшегося в комочек бандита. - Но все же, мон шер, с чего бы такой пиетет?

- Да кто же не знает старого Мэтта Черноффа? - при упоминании строго русского, наемник передернулся и клацнул челюстью. - Этого душегуба даже Зяма Дедборн трогать опасается...

- Боже, - брезгливо поморщился Пелевин, - как можно жить с таким прозвищем?

- Это не прозвище, - угрюмо буркнул европеец, - это фамилия. Вот и представьте, милсдарь, что за человек Мэт Чернофф, если его боится даже мертворожденный...

Услышав последнюю фразу Кочетков задорно ухмыльнулся и, явно кого-то цитируя, продекламировал:

- Одни боялись Пью, другие - Флинта. А меня боялся сам Флинт.

Отчеканив фразу, подполковник фыркнул и ехидно покосился на Пелевина:

- А и интересные же люди к вам, мон шер, в родственники намечаются. Право слово, такие занимательные, что слов нет...

- Кто в родственники? - цыкнул сквозь зубы Пелевин и недоуменно уставился на старшего товарища. - К кому в родственники?

- Но ведь мосье Чернов близкий родственник вашей Полины, мой друг? - в свою очередь удивился подполковник. - Следовательно, в недалеком будущем и ваш.

- С чего б это она моя? - смущенно фыркнул Пелевин, передергивая плечами, словно от холода. - И вовсе она не моя, скажете тоже...

- Ну не ваша, так не ваша, - покладисто пожал плечами подполковник. - Простите великодушно, оговорился. Старею, видать.

Алексей, помня, что оговорки у Кочеткова встречаются реже чем в Писании, с сомнением посмотрел на картографа. Тот, с демонстративно удрученным видом, отвесил церемонный поклон и, заметив, что пленник встал на четвереньки и пытается потихоньку улизнуть, наступил ему на ногу.

- Осмелюсь заметить, мой друг, - Кочетков, утвердив беглеца на ногах, с деланным радушием отряхнул пыль с его одежды, заодно выбив из карманов пленника складной нож и маленький двуствольный пистолетик. - Ваше решение покинуть нашу компанию несколько преждевременно. Мне бы хотелось услышать ответы на некоторые вопросы.

- Ну и толку мне отвечать? - осознавая, что судьба вряд ли предоставит ему второй шанс скрыться, понурился европеец. - Один чёрт, убьете...

- По-моему, вы делаете неправильные выводы, исходя из неверных предпосылок, - остановив Пелевина жестом, Кочетков ободряюще похлопал пленника по плечу. - Я, конечно, могу несколько ошибаться, но вроде бы на вашей родине, - подполковник окатил европейца внимательным взглядом, - в Испании, говорят: "Vivir y dejar vivir"? ( исп. Живи и жить давай другим. букв.: "Живи и позволяй жить") Не вижу. Зачем и для чего нам отступать от этой доктрины? При условии полного взаимопонимания.

Испанец хотел было ляпнуть что-то ернически-недоверчивое, но посмотрел на искреннейшую добросердечную улыбку Кочеткова, резко контрастирующую с обжигающе-холодным взглядом и, резонно посчитав, что иного выхода нет, быстро и толково выложил все, что знал о своем непосредственном руководстве. А после, хоть его и не просили, новости из жизни криминальных сообществ Претории.

- Что-то подобное я и предполагал, - задумчиво протянул Кочетков, аккуратно, чтобы не вляпаться в лужи крови, вышагивая по небольшому проулку. - Благодарствую. - Подполковник барственно потрепал обмершего от страха испанца по щеке и, продолжая размышлять о чем-то своем, остановился напротив Пелевина. Заметив, что испанец, вцепившись в нательный крестик, тихо бормочет молитву, Кочетков повелительно махнул ему рукой.

- Право слово, ваше присутствие здесь более не обязательно, можете идти. Вот только объясните, зачем было нужно господина Декарда убивать?

- Убьешь его, как же, - прижавшись спиной к каменной стене и потихоньку пятясь, облегченно выдохнул испанец. - Старина Рик, сеньор, сам кого хошь прикончит и не охнет. Тут это, - бандит вплотную приблизился к границе между светом и тьмой и, споткнувшись о пристально-мертвенный дуплет взглядов Кочеткова и Пелевина, замер. - На прошлой неделе комендант местный награду за одного фриджека (англ. Freejack - беглец) назначил, так третьего дня к сеньору Декарду в гости Мик Фасэндик припылил. Вот они вдвоем за тем фриджеком и подались. Те еще rodares piedra.

- Кто, кто? - недоуменно поморщился Пелевин, не сумев самостоятельно бурчание испанца. - Это по какой такой матери он сейчас мужиков окрестил?

- Перекати-поле, если по-нашему, - небрежно отмахнулся Кочетков, жестами показывая говорливому пленнику, чтобы тот убирался по добру по здорову. - Право слово, семантические исследования интересуют меня в последнюю очередь. Не скрою, увидев вас в городе, я чрезвычайно обрадовался. Мне позарез необходимы ваши таланты...

- Так и знал, - расстроенно вздохнул Пелевин, корча преувеличенно трагическую физиономию и театрально заламывая руки, - никому-то я, сиротинушка, не нужен... Вот бы кто, мне, как человеку обрадовался: здорово, мол, друг Лёха! Пойдем вискаря хряпнем да пивком его заполируем! Так нет, всем чего-то надо: кто нёрвы мои истрепать жаждет, - Алексей волнистыми жестами изобразил в воздухе женскую фигуру, - кто, - траппер подозрительно покосился на подполковника, - таланты...

- Браво, - Кочетков, имитируя аплодисменты, трижды вяло шлепнул ладонью о ладонь. - Брависсимо. Лавры Садовского и Шумского вам, конечно, не светят, но, - подполковник озорно подмигнул Бирюшу, озадачено уставившемуся на ломающего комедию хозяина, - ежли выйти с подобным репертуаром на паперть... Думаю, публика, подкинув пару-тройку пенсов, по достоинству оценит ваши старания... А если отставить шутки в сторону - я рад вас видеть, Алёша, несказанно рад. Но, как говорят наши заклятые друзья: "business is business", а посему скажу прямо. Вы помните человека по имени Бёрнхем? Фредерик Рассел Бёрнхем?

- И хотел бы забыть - не получается, - заинтригованно прищурился траппер, машинально потирая правый бок. - Толку-то его вспоминать? Как заварушка с Матонгой закончилась, он, вроде в Америку подался...

- Увы и ах, мой друг, увы и ах, - Кочетков подхватил Пелевина под локоток и, настороженно поглядывая по сторонам, повел траппера по переулку. - Вот уже полгода, как ваш приятель бегает по Африке и всячески отравляет жизнь бурам. Причем, не могу не восхититься господином Бёрнхемом, проказничает он весьма оригинально, умно, задорно, можно сказать - артистично...

- И это всё о нём, - одобрительно кивнул Алексей, задумавшись о чем- то своём. - Артист оригинального жанра... Никогда не повторяется...

- Одна беда, - достав очередную сигару и спички, Кочетков вздохнул с непритворным сожалением. - Я и этот талантливый юноша находимся по разные стороны фронта. Поначалу я решил: copia ciborum subtilitas animi impeditur (лат. противоположное лечится противоположным), но херре Терон, несмотря на все свои таланты, с проблемой не справился. По опыту знаю: лучшего результата люди добиваются, когда реализация собственных интересов совпадает с общественными. Так почему бы вам, Лешенька, не завербоваться на бурскую службу, дабы и людям помочь, и самому месть свершить? Если скрестить ваши бойцовские таланты и мои, прямо скажем, недурственные способности к умозаключениям, смесь для врагов получится крайне опасная.

Подполковник окинул окрестности быстрым взглядом, мимоходом подхватил с земли камешек и запустил его куда-то в темноту. Темнота ответила удивленно-обиженным вскриком и грохотом падения чего-то массивного на землю. Бирюш, устав пританцовывать подле задумчивого Пелевина, словно говоря: что ж ты, хозяин, с командой-то припозднился, уж я бы..., обижено ткнулся мордой в Лешино колено, и, понимая, что развлечений больше не предвидится, огорченно рухнул на землю. Извиняясь за нерасторопность, Пелевин почесал расстроенную зверюгу за ухом и виновато покосился на Кочеткова.

- Вы ж знает, Владимир Станиславович, - как-то по-детски шмыгнул Алексей, смущенно царапая жесткий грунт носком ботинка, - вам я и словом, и делом всегда помочь готов. Надо - любому и каждому войну объявлю, надо - нательную рубаху отдам, но вот прямо сейчас - не могу... Дельце у меня тут одно наметилось, сперва его закончить надо, а потом уж и за всё остальное браться...

- Намереваетесь в компании старика Чернова и его племянницы прогуляться по бушу? - порывшись в карманах, Кочетков извлек массивную карамельку в цветастом фантике, прошуршал оберткой и протянул угощенье Бирюшу. Пес, дождавшись благосклонного хозяйского кивка, слизнул конфету с руки подполковника и, урча, словно довольный медвежонок, принялся гонять сладость меж клыков.

- Ага, - привычно удивляясь осведомленности старшего товарища, кивнул Пелевин. - Поля... Ну, Полина Кастанеди, то есть, подрядила меня до одного заброшенного городка прогуляться. Так что недельку-другую я как бы занят. Слегка.

- Никак в Лулусквабале решили наведаться? - Кочетков взглянул на траппера, словно умудренный старец на несмышленого ребенка и укоризненно покачал головой. - Вольно же вам, Лёша, в сказки о шаманских сокровищах верить? Чай, не гимназист и не безграмотный клошар с окраин, размышлять умеете.

- Хотите - смейтесь, хотите - нет, а я верю, - хрустнув в запале костяшками пальцев, вскинулся Пелевин. - Потому как доподлинно знаю - есть они там, есть!

- Ну есть так есть, - не желая понапрасну спорить, Кочетков покладисто пожал плечами. - Вы мне вот что скажите: после завершения... экскурсии по местам зулуской боевой славы, на вас можно рассчитывать, или там уже другие планы пойдут? Матримониальные?

- Да нет, какие там планы, - скрывая смущение, Алексей несколько заполошено достал из кармана трубку и принялся неуклюже набивать ее табаком. - Если уцелею - рассчитывайте, как на самого себя. Вот ежли помру, тогда, конечно, ой...

Траппер насмешливо фыркнул и тут же оглушительно чихнул - неутрамбованный табак взметнулся и забил ноздри.

- А пока, - чихнув в очередной раз, Пелевин утер слёзы в уголках глаз, - вы мне вот что скажите: этот Матвей - пчи-хи-и-и!!! - Чернов, он, - пчи-хи-и-и!!! - что за человек-то? - Пчи-хи-и-и!!! - Чего от него, - пчи-хи-и-и!!! - ждать?

- Человек? - задумчиво протянув Кочетков, подавая Алексею носовой платок. - Нормальный такой человек, где-то даже обычный, то есть обыкновенный... Хороший художник, недурственный поэт, а так как в этой части света высоким искусством на жизнь не заработаешь, немножко пират. Удачливый, но в прошлом. Он, вроде как завязал, но местные деловые его заслуженно опасаются. Оно и верно: старея, волки теряют зубы, но не характер. А у этого и с зубами все в порядке. Не ангел, конечно, но и не законченный подлец, хотя спиной поворачиваться к нему не рекомендую. А если и повернуться придется, то только предварительно поддев под сорочку кольчугу. Или две.

- Понятно-о-о, - непрестанно шмыгая носом и выплевывая табак, откашлялся Пелевин. - Он, вроде, сам лично не идет, племяшку посылает, но за подсказку спасибо - буду осторожен.

- Осторожность - в нашем с вами окаянном ремесле, Лёша, это само собой разумеющееся состояние, - словно подтверждая слова делом, Кочетков в очередной раз обвел окрестности внимательным взглядом. - А пока есть время, вы мне скажите, может, помощь, какая нужна? Снаряжением, советом, людьми или там прикрытием на маршруте?

- Разве что амуницией разодолжите, - Пелевин, прикидывая, что ему может потребоваться в ближайшее время, задумчиво почесал затылок. - Чернов, как человек опытный, конечно, всё, что ни скажу, даст, но я как-то привык на своё добро полагаться. А что до остального, - Алексей озадаченно потер подбородок и уставился куда-то во тьму, - так вроде больше ничего и не надо. Хотя... Если есть возможность на маршруте прикрыть, то сделайте вы, пожалуй, вот что...

27 мая 1900 года. Южная Африка, западные границы Капской колонии.

Золотисто-огненное солнце, раскинувшее лучи по аквамариновой глади безоблачного неба, напоминало то ли орден на чьей-то гигантской груди, то ли крест в навершии намогильного памятника. Учитывая, что путешественникам приходилось любоваться этой красотой со дна десятифутового колодца, ассоциации все чаще и чаще склонялись ко второму варианту.

- Во времена моей юности, - назидательно, с видом умудренной годами матроны, произнесла Полина, - довелось мне одну книжку занятную читать. Её...

- Юности? - иронично фыркнул Пелевин и продолжил наматывать на локоть самодельное, из отрезков бечевы, ружейных и поясных ремней, лассо.

- Не перебивай, - смущенно проворчала Полина, скептически наблюдая за попытками Пелевина набросить импровизированный аркан на крепкий с виду корень, выступающий над краем ямы. - Особенно, когда я про умные вещи рассказываю. - А написал ту книжку психолог один... как его?.. Эмиль Буарак, во!

Увидев, что Алексей, раскрутив петлю, метнул лассо вверх, девушка проводила полет аркана полным надежды взглядом, огорченным вздохом зафиксировала провал очередной попытки, вытряхнула комья земли из-за шиворота и продолжила:

- Называлась та книжка, - Полина, словно поправляя воображаемые очки, важно дотронулась до переносицы. - "LAvenir des sciences psychiques". * (фран.: Будущее психических наук) Во! - произнеся название без запинки, девушка сама себе удивилась. - Эвона когда читала, а помню... - Так вот, этот умный дядечка рассказывал про dйjа vu... - заметив удивленный пелевинский взгляд, Полина самодовольно улыбнулась и пояснила:

- Ну, это когда человеку кажется, что он когда-то уже видел то, что видит сейчас. - Осознавая, что непонимания в пелевинском взгляде становится всё больше и больше, Полина подвела черту:

- Так вот, сейчас у меня - дежавю! - девушка выбила очередное облако желтой пыли из своей одежды и с досадой покосилась на Алексея. - Полное! Опять Африка, опять яма и опять я в ней на пару с безруким компаньоном! Хотя в качестве напарницы Фея меня устраивала больше. С ней хотя бы поговорить можно было, не опасаясь за свое душевное состояние!

- Эк загнула - дежавю! - траппер зачем-то, словно портной клиента смерил Полину самодельной веревкой и задрал голову вверх. - Взяла привычку заумью по поводу и без оного кидаться. Я человек простой и скажу попросту: карма у тебя такая - ни одной ямы не пропускать, - пробурчал Алексей, пялясь в небо. Благо, отсюда оно казалось не особенно и далеким. - Заканчивай мудрить и забирайся мне на плечи. Как заберешься, - раздраженно выдохнул траппер, глядя на недоуменную мордашку Полины, - попробуй за край ямы уцепиться и вылезти. Поняла? Ну так чего стоишь? Полезай...

- Лё-ё-ёш... - жалобно пролепетала Полина, неуклюже балансируя на плечах поднимающегося с корточек Пелевина. - А может, я того? На шею сяду, а?

- Ты у меня на шее и так от самой Замбези сидишь, - надсадно прокряхтел Алексей, упираясь руками в края ямы. - А щас стой! А как подымусь, - прыгай!..

- А счастье было так близко, - устало выдохнул траппер, подхватив падающую Полину на руки. - Буквально - руку протяни. Ан, нет, не вышло...

- Ну не шмогла я, не шмогла, - виновато протянула девушка, отплевываясь от забившей рот земли. - Что ж мне, удавиться теперь и не жить?

- Давиться не надо, - оперевшись спиной на земляную стенку, устало прикрыл глаза Пелевин. - Придумаем чего-нибудь. Придумаем и вылезем.

Не обращая внимания на тихое, в четверть голоса, Полинино ворчание, траппер достал трубку и задумался. Отчаиваться всяко-разно рано, вот только девчонку б успокоить, а то у нее уже глаза на мокром месте. Пусть уж лучше злится, что ли?

- С Феей, конечно, тебе и вправду лучше было бы, - охотник подмигнул осунувшейся подруге и выдохнул струю ароматного дыма, - тут я с тобой, слов нет, согласен. Пока б вы в ямке по душам мурчали, как раз я и бы подоспел. И испоганил своим присутствием ваше уединение. А вы бы, не тратя времени на возмущение, радостно на мне повисли. А сообразив, что висеть неудобно, и вовсе на моей вые победно воссели. Сидеть, ножки свесивши, - совсем другое дело, а главное - знакомое давно и насквозь.

- Тоже мне, спаситель, тьфу ты, спасатель нашелся! - полыхнув гневным взглядом, выцедила сквозь зубы Полина. - Примитивнейшую ловушку, - девушка возмущенно потрясла в воздухе пальцем, - разглядеть не смог! - Видя, что охотник, вместо того, чтобы понуриться под градом обвинений, довольно улыбается, красотка в сердцах взмахнула руками, - а еще проводником называется!

- Как называешь, так и называюсь, - без обиды отмахнулся Пелевин и смачно затянулся.

- Я бы, - Полина, задыхаясь от ярости, выпучила глаза, - я бы тебя так назвала, так... - девушка скрежетнула зубами и бессильно выдохнула. - Только я матом не ругаюсь, вот!

- Мдя? - закончив дымить, Алексей с интересом покосился на девушку и выбил трубку. - И давно?

- А с тобой что ругайся, что не ругайся...- Полина шумно шмыгнула носом и украдкой смахнула слезу, - гиппопотам! И Фею мы так и не нашли, - от еле сдерживаемых рыданий губы девушки задрожали, - и Бирюш пропал.... А вдруг... - от неожиданной догадки глаза Полины округлились, - вдруг с ней случилось чего, а? Вдруг ее съели? Может, тут хищники, какие водятся...

- Да кому нужен этот клок шерсти? - преувеличенно бодро бросил Алексей, проверяя остроту ножа. - Не животина - сплошной кошмар: маленькая, юркая... вредная. Пока поймаешь - запаришься, а как словишь - там мяса на ползуба. Не-е-е... среди местных хищников идиотов, за кошаками гоняться, не водится. - Охотник несколько раз скрежетнул оселком по клинку тесака и, сочтя, что тот вполне пригоден для работы, принялся выковыривать в земляной стене ямы что-то вроде ступеньки. - Так что, никто ее не съел - факт. Она просто сверзилась в другую яму, напоролась на колышек и почила себе в бозе.

Как ни странно, выслушав пелевинскую тираду, Полина успокоилась, показала трапперу язык и, буркнув "сам дурак", с интересом принялась наблюдать за его работой. Слава Богу, молча. Примерно через полчаса, когда Алексей закончил возиться со второй ступенькой, откуда-то сверху послышался противный вой пополам с уханьем и, вроде бы, по верхней кромке ямы мелькнула чья-то вытянутая тень. Полина пробормотала что-то нелестное про хищников, с надеждой покосилась на спутника и его карабин, брезгливо раскидала ногой наибольшие комья грязи и, обняв плечи руками, плюхнулась на земляной пол.

- Да ты не дрейфь, - Алексей устало размазал пыль по мокрому от пота лицу, моментально превратив его в жуткую маску. - Пока я рядом на местных хищников можешь плевать с высокой ко... пальмы. - Траппер озорно подмигнул похожей на нахохлившуюся сову девушке и вновь вонзил клинок в жесткую стенку. - И вообще, что здесь, что в любом другом месте мира, самый страшный хищник - человек. Одно радует, что конкретно в этих краях сии кошмарики не водятся. Ну, почти.

Полина в очередной раз вздохнула, сиротливо шмыгнула носом и с головою залезла в пелевинский вещмешок. После недолгого копошения, девушка, невнятно бурча, вынырнула наружу, с сомнением поглядела на галету в левой руке и на кусковый сахар в правой, подумала немного и принялась грызть их по очереди. Когда с сахаром было покончено, Поля с тоской взглянула на огрызок галеты и, не переменув заметить, что с большим удовольствием угостила бы Фею, с тяжким вздохом протянула его Пелевину.

- Даже досадно, что мы сейчас без нее кукуем, - кивнул Алексей, вонзая зубы в осколок сухаря. - Ежли б не потерялась кошара, был бы запас продовольствия. Тебе кошек когда-нибудь готовить доводилось, нет?

Полина смерила Пелевина презрительным взглядом, надменно фыркнула и разразилась длинной гневной тирадой, непререкаемо доказывавшей, что если этот мир погибнет, то исключительно по вине безответственных мужчин в целом и Пелевина в частности.

- Я не безответственный, - коротко хохотнул Алексей, раздумывая, съесть ли еще одну галету, или оставить на потом. - Я безотказный. Ощути разницу и восхитись.

Услышав последнюю фразу, Полина удивленно выпучила глаза, словно призывая невидимых свидетелей подивиться Пелевинской наглости с обалдевшей улыбкой, медленно обвела взглядом яму, покрутила пальцем у виска и продолжила метать громы и молнии. Теперь суть обвинений сводилась к тому, что польза от мужчин в этом мире минимальна и им, особенно некоторым толстокоже-криворуким, нельзя доверить даже кошечку. Такую послушную, такую ласковую, такую... После многократного повторения эпитета "такую" фантазия Полины дала сбой, и она предпочла перейти к более широким обобщениям. Горделиво скрестив руки на груди, Полина приняла позу то ли древнеримского оратора, то ли базарной торговки и громогласно заявила, что все мужчины суть прислужники дьявола, потому как кто, ежели не рогатый, подзуживает их повоевать? Вот если бы мир состоял из одних только женщин и кошек, он наверняка был бы такой... такой... Теперь забуксовал уже словарный запас, и вместо слов девушка предпочла использовать мимику и жестикуляцию. Вот только гримасы были настолько кровожадными, что Алексей предпочел бы слова. На них хоть смотреть не надо.

- И вообще, - устав корчить рожицы и размахивать руками, безапелляционно заявила Полина, - тебе давно пора бы набраться мужества и, признавшись, что являешься причиной всех наших бед, попросить у меня прощения.

- Чего-о-о? - поперхнувшись от неслыханной наглости, Алексей выронил нож и изумленно захлопал глазами. - На себя-то посмотри! - И, не дожидаясь, пока Полина вновь заведет свою песню, перешел в решительное наступление. - А кто невесть кому половину нашего провианта отдал? Ладно б - продала, а она - за так... У-у-у, блаженная!

Полина попробовала пролепетать что-то о голодающих африканцах, чёрных и белых и о гуманизме, но быстренько стушевалась под гневным пелевинским взглядом и замолкла.

- А карабин свой в речке кто утопил? - продолжал орать Алексей, нависнув над сжавшейся в комочек Полиной, словно знаменитый меч над не менее знаменитым Дамоклом. - Да хрен с ними с ружьём и жратвой! - закырхал он, пытаясь избавиться от забившей глотку пыли. - А фургон? Фургон кто в овраг ухнул, да так, что с концами?

- Я случайно, - тихонько пискнула Полина, с собачьей преданностью заглядывая в глаза разошедшемуся партнеру. - Я ж как лучше хотела, ну, правда, Лёш...

- Угу, - понемногу успокаиваясь, угрюмо буркнул Пелевин, - а получилось как всегда: у нас ни хрена нет и мы в полной... яме.

- А знаете, Алексей, - осознавая, что гневный шквал прошел стороной и вновь можно безбоязненно выступать, ехидно прищурилась Полина, - вы - меркантильный тип! Я ему, - девушка, изображая бурю эмоций, театрально воздела руки вверх и закатила глаза, - о самом лучшем существе на свете, о Фее, говорю, а он... - она преувеличенно расстроенно всхлипнула, - а он нашел время мелочами считаться... Лучше б не в красноречии изощрялся, а придумал, как отсюда выбраться и Фею найти!

- Я не ослышался? - закончив выдалбливать четвертую ступень, Алексей вопросительно изогнул бровь. - Умнейшая, прямо таки гениальная женщина, испрашивает совета у глупого мужика?

- Нужны мне твои советы! - пренебрежительно фыркнула Полина. - Скажи, что делать нужно и свободен. Я дальше без всяких криворуких сама справлюсь.

- Тихо! - вдруг шикнул Пелевин и прислушался к доносившимся снаружи звукам.

Где-то поблизости тихонько потрескивали сучья, слышался отдаленный клекот стай попугаев и перекрик обезьян, в общем - обычный шум обычного буша. Если не считать тихой, еле различимой на общем фоне, скороговорки человеческой речи. Где-то неподалеку, а главное - сверху, переговаривались люди. Трое или четверо, а может, и того больше. Вот только слов было не разобрать. Но само присутствие людей в этих диких местах Алексею предсказуемо не понравилось. Сделав страшные глаза, он приложил палец к губам и покосился на девушку. Но предосторожность была излишней: Полина, видимо, придя к тем же выводам, обмерла. Вот только всё было бесполезно: над краем ямы мелькнула сначала одна тень, потом другая и в ловушку заглянули люди. И если их лица, сокрытые жуткого вида масками, были неразличимы, то покрытые татуировками руки, сжимающие острые на вид копья, были достаточно красноречивы. Вот только ничего хорошего это красноречие не предвещало.

- Лёш, а, Лёш, - пробормотала Полина испуганным шепотом, - а чего делать-то будем?

Девушка окинула нежданных гостей настороженно-испуганным взглядом и на всякий случай вжалась спиной в стену. Бесполезно, но какая-никакая, а иллюзия защищенности есть.

- Чего-чего, - напряженным голосом проворчал Пелевин, аккуратно сдвигая планку предохранителя карабина. - Если они, - Алексей нервно мотнул головой, указывая на чужаков, - возжелают забросать нас камнями и копьями - будем помирать. Не возжелают - будем договариваться. Третьего варианта я чегой-то не вижу.

По-видимому, среди незваных гостей нашелся кто-то решительный или просто объявился некто, обладающий правом распоряжаться. Как бы там ни было, но в монотонное бурчание наверху вплелся чей-то командный рык и мгновение спустя перед самым носом траппера призывно закачался конец веревки.

А теперь чего? - растеряно хлопнув глазами, повторила Полина и аккуратно потеребила охвостье каната. - Полезем?

- Нет, блин горелый, полетим, - коротко огрызнулся Пелевин, лихорадочно размышляя над сложившейся ситуацией. - Ты ж у нас ангел, - и, не обращая внимания на зардевшуюся от неожиданного комплимента девушку, продолжил, - правда, падший. Если и летаешь, то только сверху вниз. Ну а я даже в посмертном бытии вряд ли ангельского чина удостоюсь. Так что коли у нас крыльев нема, - Алексей, поколдовав на канатом, протянул его девушке, - тогда лезь в петлю. Да не на шею же! - траппер вырвал веревку из рук ошалевшей Полины, одним движением продернул канат до талии девушки и затянул на поясе. - Ну и чего замерла? Потяни за веревочку-то, глядишь - они тянут-потянут да и вытянут.

- Ну вытянут, а потом? - шмыгнула носом Полина, судорожно вцепившись в канат. - Потом-то чего?

- Вот выберемся и поглядим, чего потом будет, - флегматично пожал плечами Алексей, и, не дожидаясь, когда же Поля решится, сам дважды дернул за канат.

- Всегда у тебя так - поглядим, - Полина посмотрела на веревку с опаской, а на Пелевина - с откровенным недоверием. - Ой, - взвизгнула она, когда канат, поднимая её со дна ямы, рывками пополз вверх. - Лёша, ты тут того, не засиживайся-я-а-а-а!

Это она хорошо сказала. Можно подумать, что прозябание в грязной яме, особенно, когда на тебя таращится полдюжины весьма недобрых на вид страхолюдин с копьями наперевес, располагает к длительному, а главное комфортному отдыху... Впрочем, отдохнуть в одиночестве Алексею не довелось: грязь от Полиных ботинок и уже знакомый канат рухнули на Пелевина одновременно. Сунув револьвер за пояс под куртку, а второй нож в голенище сапога, траппер закинул карабин за спину, перекрестился и, крепко вцепившись в канат, резво покарабкался наверх. Едва его голова показалась над краем ямы, в плечи траппера вцепились три пары черных рук и одним рывком выволокли Пелевина наружу. Оказавшись на свободе, Алексей тут же повел глазами по сторонам, разыскивая Полину, а увидев ее, с облегчением вздохнул: девчонка сидела, прислонясь спиной к трухлявой акации, неспешно грызла какой-то плод и судя по виду, чувствовала себя превосходно. К удивлению охотника разоружать его никто не стал. Из полутора десятков чернокожих верзил, топтавшихся на поляне, внимание ему уделил лишь один: высокий, иссиня-черный, сплошь покрытый разнообразнейшим татуажем. Единственный, кто щеголял в бумажных штанах, перетянутых широким кожаным поясом с массивной золотой бляхой. Остальные обходились щитами и накидками. После сумбурной, но конструктивной беседы проходившей на уровне: "моя-твоя мало-мало понимай и каи-каи, он здесь!" до Алексея дошло, что освободитель желает представить освобожденных вождям племени. Правда, пару раз в речи татуированного проскакивало что-то вроде "белые сахибы", но траппер посчитал, что неправильно перевел. Откуда тут взяться белым?

Закончив переговоры, предводитель аборигенов, эмоционально жестикулируя, о чем-то распорядился и, по-видимому, дожидаясь отчета, вальяжно развалился в тенечке. Демонстративно подчеркивая собственную независимость и, показывая, что и путешественники не лыком шиты, Алексей обвел снисходительным взглядом деловитую суету чернокожих охотников и привалился к дереву напротив вождя. Дожидаясь команды к выступлению, Пелевин вынул из рюкзака кожаный кошель с точильными камнями и принялся неторопливо править лезвие ножа. Тонкий посвист затачиваемой стали привлек внимание зулуса. Скорчив недовольную физиономию, негр скосил глаза на Пелевина, какое-то время с гримасой превосходства взирал на траппера и что-то неразборчиво фыркал себе под нос. Впрочем, когда белый охотник, проверяя заточку, легким движением срубил средней толщины ветку, пренебрежение во взоре негра сменилось сначала недоумением, а после завистью. Испросив жестами разрешения, зулус бережно, словно младенца, взял нож в руки, и некоторое время ласково поглаживал матовую сталь, цокая языком и закатывая глаза от восхищения. Через четверть часа зулус с явной неохотой вернул клинок владельцу и скомандовал выступление.

Путь в неведомо куда занял около двух часов и показался Пелевину нескончаемым. Справа от него вышагивал вождь и, регулярно дергая охотника за рукав, всячески выражал свое восхищение отменным оружием и всеми доступными способами намекал, что откровенно был бы счастлив, если бы Леша ему ножичек подарил. Или дал попользоваться. На время. Неопределенное. Слева от Алексея уныло плелась Полина и, регулярно дергая охотника за рукав, бубнила о необходимости розыскать Фею и вообще сделать хоть что-нибудь. В свою очередь Пелевин, состроив самую простецкую физиономию, старательно пропускал зудение с обеих сторон мимо ушей и усиленно делал вид, что ни намеков, ни прямых требований не понимает.

Когда Пелевин уже был готов взорваться и, невзирая на пол и звания, разъяснить как же его все достали, буш как-то внезапно закончился, явив путешественникам поляну, сплошь заставленную какими-то увитыми зеленью нагромождениями. Причем геометрическая правильность их очертаний явно давала понять, что это - дело рук человеческих. Пелевин обменялся недоуменными взглядами с Полиной и, не сбавляя шаг, вынул из-за пазухи карту. Затерянный город должен был находиться где-то в этих местах и, по мнению траппера, являть собой груду бесприютных, мрачных развалин. Нет, развалины наличествовали, но уж никак не мрачные и, тем паче, не бесприютные. Благодаря чьим-то целенаправленным усилиям древние руины приобрели вид хижин, покрытых пальмовыми листьями. Между домами деловито сновали чернокожие женщины и степенно топотились пестрые куры. Тощий подсвинок, истошно вереща, безуспешно пытался скрыться от азартно вопящей ребятни, а роскошный, палево-рыжий петух, взгромоздившись на плетеную ограду, как на насест, громогласным клекотом комментировал погоню. Серый, похожий на ожившую мумию старик-кафр, невозмутимо попыхивал трубочкой и вполглаза надзирал, как необъятная, словно Африка, негритянка, что-то жарит посреди двора на выложенном из камней очаге.

И при всем при этом никаких зловещего вида развалин, никаких тяжеленных, покрытых вязью непонятных знаков, плит, никаких ядовитых змей и лиан, гроздьями свисающих над головами путников. Гигантских пауков и прочих скорпионов - и тех нет. Даже скучно.

Правда, в центре импровизированного поселка, словно католический костел посреди европейского города, возвышалось нечто громадное, изрядно источенное временем и без малейшего намека на входы-выходы. Определить с первого взгляда, чем является густо поросшее зеленью сооружение - башней или пирамидой было решительно невозможно и Алексей решил оставить решение этой загадки на потом. Или еще на чуть попозже.

- А говорили - заброшенный город, заброшенный город... - озадаченно пробормотал охотник, украдкой осматриваясь по сторонам. - Или мы не туда забрели, или молва чересчур ошибалась. Шибко здесь все обыденное и совсем не удивительное.

Вот только с выводом об отсутствии удивительного траппер явно поторопился, в чём и убедился, как только вышел на городскую площадь.

Прямо посредине вымощенного древними плитами квадрата, в окружении гурьбы черномазых ребятишек, возвышался средних лет мужчина, облаченный в суконную косоворотку-толстовку, подпоясанную тонким красным ремешком. Что примечательно - белый мужчина. Темноволосый, стриженый "под горшок", с редкой, тщательно расчесанной бороденкой и тонкой полоской усиков под длинным, мясистым, носом. И доброй, по-хорошему умиляющей и притягательной улыбкой. Чистой и искренней. Вот только, серые, пронзительно-острые, моментально оценивающие всё и всех глаза, никак не вязались с образом добренького дядюшки. А перед этой странной компанией, прилипнув к штативу с фотокамерой, напряженно замерла накрытая покрывалом спина в клетчатом пиджаке.

Узрев не самую привычную для этих мест картину, Пелевин удивленно крякнул и покосился на спутников. Полина, раскрыв рот в немом изумлении, не стесняясь окружающих, чесала в затылке, тогда как зулус равнодушно зевнул и пошагал прямиком к мужику в косоворотке. Оттолкнув стоящего на пути фотографа, негр что-то злобно шикнул, но, увидев, что белокожий бородач укоризненно покачивает головой, помог репортеру подняться и даже извинился. Вроде бы.

Полина, так и не закрыв рта, с абсолютно ошалевшим лицом повернулась к Пелевину, но сказать ничего не успела. В трех-пяти шагах от неё, укрывшись от солнца под брюхом радостно повизгивающего Бирюша, на каменных плитах развалилась Фея. А правее от нее, в вершину трехфутового каменного постамента судорожно вцепился облезлый, похоже, местный кот. Абориген регулярно встряхивал разодранными ушами и, недоумевая, почему же ему досталось не только от собаки, но и от кошки, горестно муячил. А когда Бирюш, крутя хвостом, словно гусар саблей, кинулся к хозяевам, кот ошалело взвизгнул, рухнул на землю и стремительно просочился в ближайшую расщелину меж плитами.

Потрепав пса по холке, Алексей тоскливо посмотрел на восторженно пищащую Полину и снисходительно мявкающую Фею, обреченно махнул рукой и направился к европейцу. Судя по всему, белый и есть неведомый "сахиб" из рассказа зулуса и является самой главной лягушкой в этом болоте. И теперь нужно засвидетельствовать свое почтение. Хотя бы номинально. А уж потом думать за кого сию лягушку почитать: за деликатес из меню французского ресторана, или объект охоты для естествоиспытателя. В общем, неважно за кого, лишь бы не за врага, потому как такой вот божий одуванчик может с необычайной легкостью обернуться волкодавом. Да таким, что куда там местным оборотням и прочим чупакабрам.

- Доброго дня, сударь, - остановившись напротив бородача, Пелевин вежливо приподнял шляпу. - Позвольте представиться: Алекс Пелеви - траппер и Полина Кастанеди - естествоиспытатель. Мы тут заплутали чуток...

- И вам добра и здоровья, - раскинув руки в приветливом жесте, расплылся в улыбке "сахиб", - мы всегда рады гостям в нашей скромной обители. Меня зовут дон Педро, - мужчина сложил ладони "лодочкой" и низко поклонился а, это, - распрямившись, он обвел рукой по сторонам город мира и добра "Дом Солнца".

- Дом Солнца-а-а?.. - надув губы, недовольно протянула Полина. - А я думала тут затерянный город затерялся... - Девушка расстроенно шмыгнула носом и почесала кошку за ухом, - нету, Феечка никакого Лулусквабале, сказки это всё.

- Отчего же сказки? - хитро прищурился дон Педро, горделиво опираясь на испещренную незнакомыми письмена глыбу. - Вот он, - бородач последовательно ткнул пальцем в дома и башню вокруг площади, - Лулусквабале - "мертвый город". Создав нашу скромную общину, я прослышал про это место и решил, что вот стоящая задача сделать из мертвого места - место счастья и полгода назад привел единоверцев сюда...

- Вона как оно не задалось-то... - Полина, пройдя несколько шагов, остановилась напротив поросшей зеленью башни и задрала голову вверх. - А мертвых-то не боитесь?

- Живых бояться надо, - фыркнул дон Педро и, полностью игнорируя присутствие Полины, повернулся к Алексею. - А чего отроковица естествоиспытует?

- В основном - мои нервы, - вполголоса по-русски буркнул Пелевин и перешел на английский. - Флору, господин хороший. В основном - флору, ну и изредка, - траппер покосился на угнездившуюся на руках хозяйки кошку, - фауну.

- Лёш, - Полина, недовольная наплевательским к себе отношением, требовательно потянула охотника за рукав, - ты погляди как местные на нас смотрят, чуть ли не облизываются! Может, они тут и вовсе все людоеды людоедские! Вон, как эта, - девушка мотнула головой в сторону стоящей неподалеку миловидной негритянки, - тебя глазами-то пожирает, не иначе, как первым блюдом меню видит!

- Да не похожи они на эдаких, - после длительного осмотра окружающей среды Пелевин сомнением пожал плечами. - Вполне, вроде, цивилизованные.

- Цивилизованные? Как же! - Полина, словно призывая Фею в союзницы, потеребила кошку за загривок. - Помнишь, что Цицерон говорил? Consuetudo est altera natura! (Привычка - вторая натура).

- Да откуда ж мне помнить?- вздев очи горе и задрав палец вверх, с притворным самоуничижением пожаловался Леша. - Где Цицерон - и где я? И вообще, de gustibus non disputandum est (О вкусах не спорят). Так что ты не словесами умными кидайся, а вызнай половчей, простые они людоеды или эти... как их?.. каннибалы.

- А разница? - Полина, позабыв, что ей полагается сердиться, недоуменно свела брови к переносице. - И те и другие людей едят... Вроде бы...

- Не скажи, - ехидно осклабился Пелевин, отрицательно покачивая головой, - людоеды, оне, обычных людей жрут, а каннибалы - эрудитов. Так что ежели они простые людоеды, то они тебя отпустить обязаны с извинениями и прочими соблюдениями дипломатического протокола. Наверное. Хотя могут и не отпустить, что с них взять: дикари-с, barbarian...

- Зачем плохое о людях говорите, дети? - выловив знакомые слова в незнакомой речи, укоризненно вздохнул дон Педро. - Все люди равны друг другу...

Алексей и Полина дружно обернулись. Дон Педро напялил плоскую фетровую шляпу, эдакий блин с полями, донельзя похожий на старинный испанский шлем, и теперь крайне напоминал Дон Кихота: то же субтильное телосложение, козлиная бородка, нелепые усы и глаза, пылающие безумным желанием облагодетельствовать весь мир.

- Угу, - вновь перейдя на русский, откровенно фыркнул Пелевин. - Правда, некоторые равнее других, а так сплошное человеколюбие. Особенно среди каннибалов.

Дон Кихот Африканский встопорщил бородку, сложил ладони лодочкой и, покачивая головой на каждом шагу, принялся вышагивать по пятачку напротив путников.

- Человекам пристали кротость, всепрощение и доброта бесконечная, - проповедник, дойдя до угла площади, кинул косой взгляд на Алексея и Полю, четко, словно вымуштрованный солдатик, развернулся через плечо и пошагал к противоположному краю. - Потому как добро, порожденное добром, наполняет мир радостью и светом, а зло, бесплодно аки пустошь каменная...

- Голодное брюхо к учению глухо, - переведя фразу на английский, Пелевин вклинился в поток речи. - И вообще голод - он скотинит и зверит человека, факт. Нам бы перекусить чего, утолить животный голод, так сказать. А опосля, - траппер, решительно выставив ладонь вперед, пресек спич возмущенно вскинувшегося проповедника и довершил фразу, - и про духовный голод можно будет перемолвиться. Наскоро.

Дон Педро, размышляя о чем-то про себя, недовольно пожевал губами, еле слышным шепотом отдал неграм какие-то распоряжения и, не переставая бурчать о необходимости добра, взмахом руки позвал путешественников за собой.

- То ли блаженный, то ли блажной, - Алексей прицеливающимся взглядом мазнул по спине Дона Педро и, аккуратно сдвинув предохранитель винтовки, зашагал следом.

Белый моралист с вкрадчивыми речами понравился ему куда меньше, чем чернокожие с копьями. Не то слово - не понравился! Вызвал откровенно брезгливое неприятие. Вроде, голос пуховый, взгляд медовый, речи и улыбка слащавые, а поди ж ты: глядишь на человека, а видишь копошение змеиной свадьбы. И не то чтобы страшно это - противно. Самое паршивое - проповедник насквозь непонятен как личность, а где и как добыть информацию о нем - неизвестно. Оставалась слабая надежда сделать какие-никакие выводы о сущности велеречивого хозяина по убранству его жилища и по тому, как обставлена будет трапеза. Если вообще будет. А заодно станет ясно, кто они тут, невольные гости или все ж таки пленники. Да и есть хотелось - отчаянно.

Путь до жилища главы общины оказался недолгим. Обогнув пару каменных хижин, Дон Педро ловко сиганул через невысокий каменный заборчик и проворно затопотился к живописным развалинам возле самого подножия башнепирамиды. При ближайшем рассмотрении оказалось, что развалины приведены в жилой вид: прорехи в стенах снаружи заделаны осколками каменных плит, а изнутри завешены циновками и гобеленами, стрехи крыши восстановлены и покрыты пальмовыми листьями, в окна вставлен бычий пузырь, а в паре проемов даже имеются грязные стекла. Правда, внутреннее убранство если чем-то и могло потрясти, так разве что отсутствием разнообразия. Пара узких скамеек из плохо оструганных досок, по-видимому, посадочные места для гостей, ветхое кресло-качалка, предмет невыносимой гордости хозяина и зависти иных жителей общины. Помимо сидений в хижине присутствовали колченогий, ровесник кресла, стол, плетеный короб и широченная, водруженная на пару чурбаков, доска. Последнюю правильнее было бы именовать кроватью, потому как она была застелена относительно чистым лоскутным покрывальцем. А прямо напротив кресла, к стене, на уровне глаз, был накрепко пришпилен фотографический портрет, с которого, воинственно топорща густую, как лесная чаща, бородищу и хмуря мохнатые брови, задумчиво взирал немолодой крестьянин в косоворотке. Признав в мужике графа Толстого, Алексей от неожиданности попятился. Уперевшись спиной в стену, траппер чертыхнулся и, раздраженно подергивая щекой, сплюнул. Еще во время обитания в Екатеринбурге, изображения Льва Николаича он неоднократно видел в журналах. Читая о малопонятных чудачествах и выходках титулованного, Пелевин немало удивлялся и даже, помнится, решил для себя, что все писатели, как и прочие премудрые бездельники, слегка того. Не в себе, одним словом. А уж столкнуться нос к носу пусть не с ним самим, а с его изображением, и не где-нибудь, а в диких африках, вовсе не ожидал. Полина скользнула по портрету равнодушным взглядом. Не узнала.

Одновременно с появлением хозяина и гостей в доме началась деловитая суета: две негритянки в пестрых бумазейных платьях, под ворчливым присмотром третьей, застелили стол потрепанной льняной скатеркой, придавив ее края массивными бронзовыми канделябрами с самодельными свечами. Вроде бы старинными, и вроде бы местной работы. Судя по шипящему треску сгорающих фитилей и приторно-пыльному амбре плавящегося воска, и подсвечники, и свечи изготавливали практически одновременно. Закончив декорировать стол и повинуясь молчаливому жесту Дона Педро, прислуга испуганной мышиной стайкой покинула "гостевую" залу. Минут через пять минут женщины вернулись и споро заставили стол глиняными чашками и плошками.

Пелевин обвел скептическим взглядом угощение, состоящее из фруктов и прочей зелени и вожделеюще склонился над громоздким кувшином, возвышающимся посреди стола. Обнаружив, что в полугалонной емкости плещется мутное и приторное даже на вид пойло, Алексей огорошено покачал головой.

- А что у нас насчет винца, а, хозяин? - траппер с видом завзятого выпивохи, выразительно щелкнул себя по горлу. - Ежли винища нет, так некоторые еще и виски с бурбонами пьют, или там бренди разные потребляют...

- Послушники нашей обители, - Дон Педро окинул Пелевина цепким взглядом и продолжил вещать с занудностью школьного ментора, - образ жизни ведут смиренный, от излишеств и страстей далекий.

Закончив недолгую речь проповедник, словно советуясь или ища поддержки и одобрения, покосился на портрет Толстого.

Полина, украдкой проследив за хозяином, кинула быстрый взгляд на фотографию и удивленно сморгнула. В полутьме скудно совещенной парой чадящих факелов хижины, ей показалось, что мужик на портрете одобрительно прикрыл глаза. Девушка тайком перекрестилась и посмотрела на фото вновь и облегченно вздохнула: граф по-прежнему пялился куда-то вдаль, а значит - привиделось.

- Да где излишества-то? - Алексей, прибывая в образе недалекого во всех отношениях наемника, неглядя ткнул пальцем в одну из тарелок, - здесь что ли? - Вляпавшись в густую, склизкую массу, тапер возмущенно сплюнул, - не еда, а трава сплошная. Я, чай, не козел, чтоб зеленью питаться, да и за окном не Пост Великий - можно и мясцом оскоромиться. А коли мясо зажал, так хотя бы чарку налей. Гости мы али кто?

- Гости, - продолжая сверлить Алексея взглядом, веско, словно забивая в сваю гвоздь, обронил Дон Педро. - Вы гости, а мы - хозяева. И пристало гостям хозяев слушать, почитать и оказать уважение трапезе...

- А чего тогда в хижину, куда фотографа отвели, - Полина, уперев руки в бока, вышагнула вперед и вопросительно уставилась на хозяина, - двое мордоворотов освежеванную кабанью тушку занесли? Или они ее есть, а фотографировать собираются? Сообразят групповой портрет на плэнере, так сказать?

- Четвертая власть, - слегка стушевавшись, покаянно развел руками Дон Педро. - Этих акул пера попробуй не накорми и не ублажи, самого вмиг схарчат... Э-э-эх! - проповедник обреченно махнул рукой, - где один грех, там и другой...

Дон Педро вновь покосился на фото Толстого и широко, словно на икону, перекрестился. От размашистых движений рук пламя факелов колыхнулось, и Полине вдруг показалось, что изображение на портрете сокрушенно покачало головой. Девушка крепко зажмурилась, а когда открыла глаза, в хижину все было по-прежнему: хозяин одновременно распоряжался на счет мяса и сокрушался об упадке нравов, Пелевин выжидательно хмурился, Толстой насупил брови и замер. А немного погодя служанки внесли громадное, благоухающее мясным ароматом блюдо, и ей стало абсолютно всё равно, что там с портретом: висит ли он без движения или подражает Дориану Грею.

Посетовав вполголоса на отсутствие вилок, девушка ухватила с подноса здоровенный кус мяса и, не обращая ни на кого внимания, с чавканьем вонзила в него зубы. Узрев, что Пелевин, хозяин и пара, невесть откуда взявшихся белокожих оборванцев с продувными физиономиями, по очереди макают мясо в плошку с мутно-желтой жидкостью, украдкой сунула туда пальцем. С подозрением оглядев маслянисто блестящую каплю, стекающую по руке, Полина облизала палец и презрительно сморщилась - оливковое масло к числу почитаемых ею деликатесов не относилось. Стремясь избавиться от ощущения вязкости во рту, Полина залпом опустошила поданный проповедником стакан, с ужасом ощутила, как алкоголь одновременно залпом бьет по желудку и в голову, сунулась за мясом на закуску и, уже жуя новый кусок, привалившись к каменной, испещренной вязью непонятных знаков плите, на некоторое время, выпала из общения.

Очнувшись, Полина обвела мутным взглядом вокруг. Сколько времени она провела в плену у Морфея, так и осталось неизвестным, но видимо - немало: один из оборванцев, обняв пустой кувшин, мерно похрапывал, второй вообще куда-то исчез, а его место занял давешний вождь-зулус. Алексей и дон Педро, устроившись друг напротив друга, под монотонные завывания зулуса, с пьяным упорством перетягивали пелевинский карабин и по сторонам не смотрели.

- Вот ты почитай час уже канючишь - оружие грех! - дернув винтовку к себе, возмущенно завопил Пелевин. - А коли грех, так какого черта ружье мое утянуть хочешь?

Видя покрасневшее от алкоголя и перекошенное от гнева лицо траппера, Полина собралась решительно вмешаться и заставить Алексея прекратить пить, но, заметив, холодно-трезвый взгляд, брошенный охотником исподлобья, с воинственными планами распрощалась и занялась инспекцией полупустых тарелок и кувшинов.

- Негоже без крайней необходимости за оружье, кое порождением диавола является, хвататься, - безрезультатно пытаясь вырвать винтовку из рук Пелевина, вполголоса бубнил дон Педро. - Нечистый не дремлет и неустанно внушает греховные помыслы детям Божиим. Мне дарована свыше милость быть пастырем, словом и примером побуждать заблудших к благим делам и от греха отвращать... - в очередной раз не добившись успеха, проповедник вдруг вскочил на ноги и завопил:

- Отдавай ружжо! Ружжо отдавай, кому говорю!

Алексей, удивленный афронтом дона Педро, а скорее всего, потеряв противовес, хлопнулся на спину, но винтовку из рук не выпустил. Воспользовавшись тем, что охотник ошарашен, зулус попытался незаметно стащить полюбившийся нож с пояса Алексея, но, получив звучный шлепок по рукам, обиженно скуксился и вновь затянул монотонную песню. Полина, понимая, что пьяным мужчинам нет никакого дела до скучающей женщины, переползла поближе к стене с портретом, благо, в багряных ответах факелов было явно заметно, что графу чрезвычайно скучно и неприятно следить за пьяной перепалкой. Усевшись на плиту, прямо напротив портрета, Полина, стеснительно водя пальцем по точенным каменным завитушкам, начала рассказ о том, каким дивным человеком является Пелевин и насколько это чудо тупо и невнимательно, что не видит её к нему отношения. Граф проницательно смотрел прямо в глаза и, одобрительно улыбаясь, поощрял продолжать жаловаться. Девушка, вдохновленная молчаливым сочувствием, покосилась на Пелевина, обиженно показала охотнику язык и, повернувшись к портрету, стала вдохновенно вещать об обидах и огорчениях, причиненных этим вандалом ей и её пушистой любимице. Граф проникновенно молчал и расстроено супил брови. Распалясь от обиды и пылающего поблизости факела, Полина расстегнула две верхние пуговицы рубашки и ошарашено замерла на месте: граф, забыв о всех ее горестях, с вожделением уставился в импровизированное декольте.

- Эх ты, ориентир моральный, - обиженно буркнула девушка, застегнув пуговицы и накинув поверх плеч стянутую со стола скатерть. - Что графья, что охотники, только об одном и думаете... - переведя взор на Пелевина, по-прежнему о чем-то спорящем с доном Педро, Полина окончательно огорчилась и расстроено буркнула: - Хотя нет, охотникам до девичьих прелестей дела как не было, так и нет. А ты, - разгневанная красавица вновь повернулась к портрету, - вместо того, чтоб пялиться, лучше б того, кого надо вразумил, когда и куда смотреть!

Граф на портрете равнодушно уставился куда-то вдаль и на причитания красавицы не реагировал.

- Кобель ты, а не граф,- презрительно фыркнула Поля и, имитируя пренебрежительную пощечину, звонко шлепнула ладонью по портрету и уныло поплелась на свое место.

- К слову говоря, хозяин! - проводив Полину недоуменным взглядом, Пелевин, покачивая на ладони полупустой кувшин с хмельным, заинтересованно взглянул на дона Педро. - А спотыкаловку-то свою, из чего гонишь?

- Чего сразу спотыкаловка?! - возмущенно нахохлился проповедник, выхватывая кувшин из рук траппера. - Вполне себе нормальная банановая брага, на конопле настоянная. Не вино, а роса божья. - Глава общины аккуратно примостил кувшин на край стола и ткнул пальцем в Полину. - А девку свою уйми! Святых людей хоть в жизни, хоть на портретах бить негоже. - Дон Педро попытался ухватить горло кувшина, промахнулся, фокусируя взгляд, направил палец на стол. Покачавшись пару минут в попытках прицелиться, проповедник размашистым жестом вцепился в посудину с бражкой и с жадностью присосался к горлу. Сделав пару шумных глотков, он с недоуменной обидой покосился на траппера:

- Не вино, а благодать небесная! А он - спотыкаловка...

Не желая спорить попусту, Пелевин равнодушно пожал плечами и заплетающейся походкой пошатался к Полине, примостившейся в противоположном углу. Девушка, предоставленная сама себе, боролась со скукой изо всех сил: чередуя вялое ковыряние в тарелках с попытками пристроить голову на ближайший постамент как на подушку. И то и другое безрезультатно.

- Ну, ты как? - добравшись до Полины, Алексей присел на корточки и озорно подмигнул подруге. - Впечатлилась хозяйскими речами или и дальше во мраке греховном пребывать намерена?

- А вот и намерена! - сверкнув из-под бровей полупьяным взглядом, с вызовом бросила Полина. - Как по мне, так лучше жить с грехом, но в радости, чем в такой, - девушка презрительно покосилась на проповедника, - тоске, но в благости загнуться. Лёш, а Лёш! - жалобно затянула Полина, привычно теребя Пелевина за рукав, - а давай сбежим отсюда, а? - Девушка тоскливо шмыгнула носом и просительно заглянула трапперу в глаза. - Ну не нравится мне святоша местный, никак не нравится. Доверия ни на грош не вызывает.

- А чего так? - аккуратно кидая настороженные взгляды по сторонам, одними губами прошептал Пелевин. - Гостеприимный, вроде, дядька, душевный такой. Чего, не веришь? - Алексей в очередной раз покосился на дона Педро и протяжно сплюнул в угол. - Еще какой душевный, так и норовит в душу залезть: то ручонками немытыми, а то и вовсе - сапогами...

- А еще он ни разу не пьяный, - прижавшись щекой к плечу траппера, сбивчиво зашептала Полина. - Вот стоит тебе в сторону посмотреть, или вообще отвернуться, так он ка-а-к зыркнет! А глазищи - холодные, внимательные, тре-з-вы-е! Боюсь я, его, просто до дрожи боюсь.

- Трезвые, говоришь? - задумчиво протянул Алексей, вызывающе хрустя костяшками пальцев. - Ну, это мы сейчас исправим.

Траппер демонстративно кряхтя, с заметным усилием утвердился на ногах и, раскачиваясь, словно яблоко под порывами ветра, пошагал к проповеднику. Доковыляв до места назначения, Пелевин мрачной тенью навис над столом и трясущимися руками разлил брагу по двум высоким стаканам.

- А-а-а, давай, дружище, вып...выпьем! - расплескивая брагу по сторонам, Алексей призывно взмахнул своей посудиной, - Мы уже пять минут как не пили!

Проповедник, бурча что-то про застарелую мигрень, попытался отодвинуть свой стакан в сторону, но подавился речью на полуслове. Едва заслышав про нежелание пить, траппер ухватил собутыльника двумя руками за грудки, рывком вздернул его на ноги и впечатал ошалевшего от такого обхождения дона Педро в стену.

- Я чет не понял, - нависнув над перепуганным проповедником Алексей закапал слюной в распахнутый ворот его косоворотки, - ты чего, меня...МЕНЯ не уважаешь? Выпить со мной брезгаешь?

- Я не... я завсегда, - залепетал хозяин заплетающимся языком. - Вы меня, честное благородное, не так поняли...

- А коли не так, - траппер разжал захват и протянул рухнувшему на пол проповеднику полный до краев стакан, - тогда - до дна! И без остановки!

Проследив, как хозяин, давясь и захлебываясь, глубокими глотками опустошает емкость, Пелевин с видимым радушием хлопнул дона Педро по плечу. Тот поперхнулся и, не устояв на ногах. Звучно впечатался лбом в ближайший постамент. Алексей, горестно сокрушаясь и громогласно прося прощения, недрогнувшей рукой вновь наполнил хозяйский стакан до краев и, приговаривая, что это не для пьянства, а здоровья для, аккуратно, не расплескав ни капли, влил брагу в глотку сомлевшего дона.

- Вот вроде и все, - Алексей одним движение смахнул тарелки со столешницы и бережно уложил на нее похрапывающего проповедника. - Собираем вещички и выдвигаемся зверье наше искать. Только где искать - ума не приложу. Ну да ничего, разберемся.

Не решившись потревожить клюющую носом Полину, Алексей примостил девушку в угол и, разыскивая рюкзак, целеустремленно заскользил по комнате. За последующие пять минут Пелевин успел обшарить все доступное пространство, засунуть нос в каждую расщелину, обнюхать каждый темный угол и трижды заглянуть под стол, но своих вещей так и не обнаружил. Устав от бесплодных поисков, траппер озадаченно почесал в затылке, с мимолетным умилением взглянул на тихонько посапывающую Полину, умудрившуюся свернуться клубочком в не самом широком кресле, с сожалением вздохнул и безжалостно растолкал девушку.

- Ты куда вещмешок дела, чудо? - Пелевин, решив для очистки совести проверить уголок, без усилия переставил кресло вместе с Полиной в сторону. - Всю хибару уже вверх дном перевернул. А вещичек-то нету...

- Какой еще мешок? - не удосужившись открыть глаза, недовольно поморщилась Полина. - Если ты про баул с нашим тряпьем печалишься, так его какая-то тетка, - девушка с усилием приподняла левое веко, зафиксировала взгляд на суетившейся по комнате служанке и, широко зевая, размашисто ткнула в нее пальцем, - куда-то утащила-а-а...

Приложив воистину титанические усилия, перескакивая с исузулу на пиджин-инглиш и обратно, Алексей всего за четверть часа сумел не только разузнать, куда же запропал их нехитрый скарб, но и выведать, где местное начальство определило им постой и уговорить служанку послужить проводником. В то, что толстогубая служанка отведет их туда, куда надо, верилось слабо, но в способность самостоятельно отыскать нужную им хижину среди десятков подобных, Алексей не верил совсем. Закинув винтовку на плечо, траппер попытался разбудить Полину. Убедившись после трех бесплотных попыток, что этот подвиг ему не по плечу, Пелевин подхватил так и не проснувшуюся девушку на руки и зашагал следом за служанкой. Полина что-то одобрительно буркнула под нос, обвила руки вокруг пелевинской шеи и, прижавшись щекой к мужской груди, удовлетворенно засопела. После того, как Алексей запнулся в темноте о камни, девушка недовольно зашипела и в голову охотника закрались подозрения, что ленивая хитрюга не спит, а лишь притворяется. Попытка разоблачить коварную красотку, потерпела фиаско: каждый раз, когда Алексей бросал на девушку взгляд, та безмятежно посапывала, а ударившись в очередной раз об очередной камень, Пелевин и вовсе плюнул на все несообразности. Благо, хижина, отведенная для их ночлега, подобно утесу, выступила из темноты. Коротко поблагодарив проводницу, Алексей попытался вынуть из нагрудного кармашка Полины маленькое зеркальце, но та, по-прежнему не открывая глаз, с оттяжкой врезала по длани расхитителя и чернокожая служанка, удовольствовавшись лишь устной благодарностью, от греха подальше поспешила наружу. Аккуратно пристроив спящую красавицу на самодельное подобие топчана, Алексей, раздумывая, где же ему искать зверье, решил сначала отыскать трубку и зашарил по карманам. Внезапно его внимание привлек шум, доносящийся из соседней комнаты, казалось, что там кто-то кого-то с аппетитом поедает. По крайней мере, чавканье слышалось явственно. Запалив трут и взяв револьвер наизготовку, траппер осторожно шагнул через порог и, облегченно вздохнув, замер: Фея и Бирюш, абсолютно не обращая внимания на вернувшихся хозяев, грызли копченый окорок. Один на двоих. . Копченое мясо пахло настолько аппетитно, что Алексей на пару мгновений даже задумался, а не заставить ли мохнатых приятелей поделиться трапезой? Но усталость оказалась сильнее голода, и траппер, оставив на потом решение загадки, как в обители проповедующего вегетарианство дона Педро зверье умудрилось разжиться мясом, рухнул спать.

Однако и утром ответов на вопросы и решений загадок не прибавилось: от давешнего окорока осталась только короткая кость, а на завтрак путешественникам вновь выдали груду разнообразной зелени. Бирюш с задумчивым видом посасывал мосол и на риторические вопросы о происхождении мяса не реагировал. Фея, поглощенная утренним туалетом, - тем более.

При таком наплевательском отношении к удовлетворению хозяйского любопытства, зверей пришлось оставить в покое, к тому же, проснувшаяся Полина, безрезультатно ища сострадания, начала монотонно ворчать о том, как ей плохо и искать виновника всех своих несчастий. Благо, поиски подходящей кандидатуры усилий не требуют: вон она, кандидатура, сидит себе в тенечке и трубочкой дымит. Мужлан неотесанный. Почти семейная идиллия, когда голодный пес выгрызает мозг из косточки, а непохмеленная женщина - мозг мужчине, могла длиться бесконечно долго, если бы из-за угла хижины, в сопровождении пары то ли клевретов, то ли почитательниц, не вынырнул бы кот. Среднестатистический европеец, с рыжей, свалявшейся шерстью, обгрызаным ухом, ободранным боком и наглющими глазами. Судя по обожающему мурчанию следующих в кильватере аборигенок - чрезмерно ушастых чернолапых кошек - местный Дон Жуан.

Узрев незнакомую пушистую красотку, европеец коротким рыком отослал сопровождающих куда подальше и с видом завзятого ловеласа неторопливо продефилировал перед Феей. Остановившись напротив кокетливо облизнувшейся кошечки, Дон Жуан издал было призывный вопль, но, заметив вальяжно развалившегося Бирюша, подавился мявом на полувздохе. Торопясь напугать противника (а скорее заглушая собственный страх) потасканный котяра задрал хвост в небо, выгнул спину и агрессивно зашипел. Героическая эскапада успеха не имела ни у кого: Бирюш, обдав задиру ленивым взглядом, презрительно фыркнул и продолжил грызть кость. Фея, ради которой, собственно и была разыграна боевая сцена, отнеслась к куртуазным потугам совершенно наплевательски и, словно насмехаясь над рыжим "героем", грациозным прыжком перебралась на спину Бирюша и продолжила неторопливо вылизываться. Воодушевившись бесподобной наглостью Феи и желая выглядеть в ее глазах как минимум не хуже, Дон Жуан вдруг противно заорал что-то победное, рыжей тенью подобрался поближе к собаке и, усевшись в безопасном отделении, вызывающе замахал лапами. Несмотря на все старания, выступление европейца потерпело полное фиаско: Бирюш даже не повернул голову, а Фея, устав вылизываться, стекла под бок мохнатому приятелю, закрыла глаза и начала задремывать. Разозленный полным игнорированием своей персоны, европеец то ли вызывая собаку на бой, то ли привлекая внимание Феи, истошно завопил необычайно противным голосом. В этот раз дикий вопль результат возымел и внимание привлёк, только совсем не такое, какого желал бы кот. Фея, ошарашенная громогласным мявом, вытаращила глаза и, вжимаясь спиной в мягкое брюхо Бирюша, что-то недовольно и явно просительно фыркнула. С совершенно человеческим вздохом собака отложила мосол в сторону, чуть привстала и вскользь двинула местного забияку по оскаленной в вопле харе. Получив нокаутирующий удар, европеец отлетел в мусорную кучу и, имитируя летальный исход, пару раз дернулся и затих. Пролежав бесчувственной тушкой пять минут и, удостоверившись, что на его бесценную шкуру никто не посягает, Дон Жуан аккуратно поднялся на ноги, прижал уши к затылку и, беспрестанно косясь на жуткого пса и совершенно непонятную кошку, скоренько потрусил за угол. Видимо, отсутствие погони отразилось на европейце самым благотворным образом, поскольку стоило тому скрыться с глаз Бирюша и Феи, как из-за угла раздался протяжный, присущий скорее победителю, а не побежденному, торжественный ор. Однако, стоило Фее вопросительно мяукнуть, как победные вопли, сменившись шуршанием и грохотом перевернутой кадушки, моментально стихли. Сторожко поводя ушками, кошечка проводила взглядом удаляющийся шорох, горделиво мяукнула и с торжественным видом Клеопатры, принимающей парад у Марка Антония, прошествовала на руки хозяйки.

Ободряюще подмигнув флегматично позевывающему Бирюшу, траппер коротко уведомил Полину, что собирается под видом променада устроить рекогносцировку и, неторопливо зашагал к базарчику, раскинувшемуся у подножия башнепирамиды. В голове вертелась пара идей, и Алексею не терпелось претворить их в жизнь.

С первой, заключавшейся в попытке разговорить аборигенов, Пелевин распрощался меньше чем через час общения с местными обывателями: объема его познаний в исузулу, а местных - в пиджин-инглиш, оказалось крайне недостаточно для полноценного разговора. Единственным, кто более или менее понимал Пелевина и мог хоть как-то ответить на его вопросы, оказался давешний вождь-зулус - Имбулу, да и тот, старался свести любую тему к пелевинскому ножу, точнее, к обладанию таковым. Скрепя сердце и скрипя зубами, Алексей пообещал назойливому почитателю уральского булата подарить нож при условии, что тот в ближайшее время раздобудет какую-либо стоящую информацию о местонахождении дворцов, храмов или иных присутственных мест в Лулусквабале. Имбулу, подобно рязанскому или курскому мужику, озадаченно почесал кучерявую шевелюру и, заверив траппера, что вытрясет из живущего неподалеку кунгоси * (жрец, шаман) всё, что можно, с решительным видом растворился среди поросших зеленью развалин.

Вторая идея - побродить по окрестным руинам и самостоятельно отыскать что-нибудь, похожее на древний храм, продержалась значительно дольше - до самого вечера. Логика и здравый смысл наперебой твердили, что если бы что-то подобное сокровищнице имело место быть, то местные зулусы давным-давно прибрали бы бесхозные драгоценности к рукам, но Алексей упрямо обходил квартал за кварталом, если так можно назвать оползшие, густо залепленные зеленью и птичьим пометом, практически неотличимые друг от друга фрагменты стен. К началу сумерек он обошел едва ли треть заброшенного города, ничего не нашел и к своей хибаре приплелся, когда темнота плотно окутала город. Уставший, голодный и злой. Правда, поспел аккурат к ужину. Вегетарианскому.

Понимая, что чернокожая служанка совершенно не причём, Алексей раздраженно уставился на гору принесенной зелени и еле сдержался, чтоб не надеть поднос с фруктами ей на голову. Выложив угощение, служанка неторопливо направилась к выходу, бесстыже вихляя на ходу бедрами. На пороге она остановилась, кинула Пелевину томно-призывный взгляд, белозубо оскалилась в прощальной улыбке. Проводив, а скорее - выпроводив, соблазнительницу, Алексей покосился на Полину - и подивился лютой ненависти, плескавшейся в глазах девушки. Ну фрукты, ну надоели, но что б так... Нет. Понять женщин, то панически беспокоящихся за фигуру, то готовых убить за унцию-другую мяса, нормальный мужчина не в состоянии. Алексей двумя пальцами, словно мышонка за хвостик, ухватил ближайший банан, глубоко вздохнул и недоуменно замер. В воздухе стойко пахло мясом. Копченым. Приложив к губам палец, Пелевин взмахом руки поманил за собой Полину и осторожно, на цыпочках, подкрался к соседней комнате. Предосторожности были излишни. Пес и кошка, точь-в-точь как прежде, игнорируя присутствие хозяев, чинно трапезничали, откусывая от копченого окорока куски мяса чуть ли не очереди.

- От те нате! - удивленно выдохнул Алексей, с чувством хлопнув ладонью по колену. - Мы там, - он мотнул головой в сторону заваленного фруктами стола, - можно сказать, с голоду подыхаем, а они тут!..

Траппер нагнулся и резким движением вырвал из пасти Бирюша остатки окорока. Пёс тоскливо скульнул и с трагизмом во взоре уставился на хозяина. Фея, ошеломленная моментальным исчезновением пищи из-под носа, втянула ноздрями воздух, перевела недоуменный взгляд с Бирюша на Алексея и, намереваясь вцепиться то ли в окорок, то ли в грабителя, взмыла вверх. Неудачно. Неуловимым взгляду движением траппер выхватил разгневанную кошечку из воздуха и тут же сунул опешившей хозяйке.

- А давай-ка, признавайся, дружище, - присев на корточки траппер приобнял жалобно повизгивающего пса за шею, - а где это ты мясцо спёр?

Бирюш, прислушиваясь к интонации хозяина, вопросительно склонил голову. Осознав, что наказания за самоуправство не последует, пёс коротко рыкнул и, призывно помахивая хвостом, направился к выходу из хижины. Фея, моментально поняв, куда направляется кудлатый друг, деловито посеменила следом. Пелевин и Полина обменялись недоуменными взглядами и, кусая по очереди изрядно погрызаный питомцами окорок, поспешили за зверями.

Дон Педро не зря назвал свою колонию "Домом Солнца" - иного освещения, кроме солнечного, в ней не водилось. Даже захудалых факелов - и тех не имелось, хотя столбы, предназначенные для их размещения, попадались регулярно. Благо, Бирюш, понимая, что хозяева всего лишь люди и в темноте ориентируются преотвратно, старался из поля зрения не пропадать, через каждые несколько ярдов останавливался и дожидался, пока Леша и Поля подойдут поближе. Проплутав, таким образом, не менее получаса, вся компания выбрела к торцовой стене какого-то домика. Пытаясь сориентироваться, куда же их завели Бирюш и нелегкая, Алексей пригляделся к хижине и с чувством сплюнул: стекла в окнах во всем поселении имелись только в одном доме, и он принадлежал дону Педро.

Решив поделиться частью проблемы и, чего греха таить, частью ответственности за принятие решения, Леша прямодушно поведал Полине о том, чья хибара манит их запретным в общине запахом, и был несказанно удивлен встречным предложением аккуратно забраться в домик и... реквизировать незаконно (если верить правилам общины) нажитое имущество. Несколько опешив от подобного предложения, Алексей сделал вид, что не до конца понимает, о чем девушка ведет речь, после чего Полина максимально прямолинейно озвучила лозунг: "Грабь награбленное!" и смерила Пелевина вопросительным взглядом, мол, ты идешь или нет? Прошипев сквозь зубы, что поскольку он ранее чужого, кроме как в виде трофеев не брал, Алексей ехидное поинтересовался у Полины, а есть ли у нее, наследницы русских искателей счастья и греческих контрабандистов, простой и осуществимый план по проникновению в сей домишко. Желательно скрытный и бесшумный. Штурм с применением огнестрельного оружия не предлагать.

Не дожидаясь, пока люди придут к единому мнению, Фея ловко протиснулась между их ногами, подбежала к стене и, призывно мяукнув Бирюшу, резво скрылась в широкой расщелине в фундаменте хижины. Пёс, в свою очередь, вопросительно покосился на хозяина и нырнул в проём вслед за кошкой.

- Ну и долго ты намереваешься памятник изображать? - нетерпеливо прошипела Полина, настороженно вглядываясь в ночную темень. - Того и гляди прибежит кто-нибудь, а он застыл тут как... - подбирая подходящий эпитет, девушка еле слышно щелкнула пальцами, - как... дылда рязанская! - Полина обожгла Алексея повелительным взором и требовательно притопнула ногой. - Лезь давай! Лезь, кому говорю!

- Во-первых, не рязанская, а уральская - полушепотом проворчал Пелевин, встав перед расщелиной на четвереньки и расшатывая плиты по соседству с трещиной. - Я чего тебе, ящерка, что ли, по теснинам сигать? - Не-е-е-ет, - траппер, раскачав плиту, с похожим на крик выдохом вырвал ее из основания и отбросил в сторону, - че-ло-ве-к...- пытаясь отдышаться, Алексей уперся ладонями в землю, - это звучит гордо... - Траппер до пояса спустился в образовавшуюся яму и повернулся к Полине, - а это вообще звучит?

И с шумом и пылью сверзился вниз. Полина подумала пару секунд и, зажав рукой рот, прыгнула вслед за ним.

- Ты живой? - с явной тревогой и еле слышной дрожью в голосе прокашляла девушка, пытаясь осмотреться в кромешной тьме подвала.

- Вроде, да... - неуверенно, с явным сомнением в собственных словах откликнулся Пелевин, - по крайней мере мне так кажется...

- Так коли живой - спичку зажги! - сменив дрожь на злость, шикнула Полина. - Вот навязался же остолоп на мою голову! Вечно тебя всему учить приходится!

- Вот это ни себе чего-о-о-о... - с еле сдерживаемым восхищением протянул Алексей, поводя горящей спичкой вдоль стены, - чего там та Шахерезада про пещеру Аладдина трындела?

Колеблющееся пламя, не желая двигаться дальше, плотно застыло на стволах французских винтовок, составленных в ружейную пирамиду и, словно передавая эстафету, отразилось мимолетной тенью на выпуклом боке масляной лампы. - И это он, - помянув проповедника, словно нечистого, Алексей истово сплюнул на пол и, поводя головой вслед за светом лампы, чуть завистливо вздохнул, - нам про нестяжательство чего-то верещал?

Вслед за длиннющей ружейной подставкой светлячок пламени выхватил из темноты угол невысокой плетеной корзины, до трети заполненной тусклым поблёскиванием неограненных камней.

- Он еще и про воздержание вещал вдохновенно, - презрительно буркнула Полина, машинально, словно отряхиваясь, проводя рукой по коленям. - А сам чуть слюной не истёк, когда мне в вырез тужурки, - девушка чуть смущенно зажала отворот куртки ладонью, - пялился.

- В вырез, говоришь? - Алексей демонстративно уставился на девичьи руки, скрещенные на груди. - Вполне его понимаю. Вельми завораживающе зрелище. - Траппер смакующее причмокнул губами и, не дожидаясь, пока опешившая от подобного нахальства Полина, найдет подходящий ответ, повернулся к девушке спиной. - А хозяин-то наш, - Алексей уважительно мотнул головой в угол комнаты, - хоть и похабник, но отнюдь не дурак...

- Эта... ш чего это такхие фыфоды? - вгрызаясь в отобранный у Феи окорок, прошепелявила Полина. - Никак диплом профессора Сорбонны на имя дона Педро нашелся?

Кошка, нимало не огорчась очередной потере ужина за один вечер, пренебрежительно фыркнула и потопала отнимать мясо у Бирюша.

- Пока что только это, - натужно пропыхтел Пелевин, с усилием выволакивая на середину клетушки увесистый мешок, набитый чем-то до треска по швам, - и вот это... - с облегчением уронив увесистую поклажу, Алексей вытянул откуда-то смятый листок, водрузил его перед лампой и аккуратно расправил. - На-ка вот, полюбуйся.

- А на картинке наш хозяин авантажней, чем в жизни получился, - тщательно пережевывая очередной кусок, пробубнила Полина с интересом разглядывая португальскую полицейскую листовку со черно-белым изображением дона Педро. - Вот только не понимаю, на что ему сия бумажка сдалась. - Девушка шумно облизала стекающий с пальцев жир и аккуратно пододвинула прокламацию мизинцем к себе. - Если это и перечисление его достоинств, - пытаясь прочитать незнакомый текст, Полина потешно сморщила лоб, - то сдается мне, что за каждое из них лет судья по десять Кайены не глядя выпишет. Факт.

- Как память дорога, - весело фыркнул Пелевин, потроша свою громоздкую находку. - Думается мне, что любил наш старче долгими осенними вечерами... - замаявшись распутывать очередной узел пальцами, Алексей вцепился в него зубами, - вшпоминать бурную молодошть...

Победоносно завершив борьбу с хитроумными узлами, завязками и петельками, траппер распахнул широченные полы мешка и с уважительным удивлением покачал головой:

- Чего и говорить, запаслив дон Педро, - Алексей пододвинул лампу поближе к мешку и озадаченно почесал затылок. - Прям как белка какая... - охотник присел на корточки и, комментируя каждую находку, принялся бережно перекладывать содержимое мешка. - Одежка охотничья, кожаная, и обувка запасная... - это правильно... И что интересно - ни одной косоворотки. Так...- траппер, чихнув, отодвинул от себя какой-то пыльный сверток, - это у нас одеяла... две штуки. Тож верно, в Африке главное - не замерзнуть... А это никак сухпаек... - раскрыв очередной мешочек, Алексей шумно потянул ноздрями, - крупы, всякие, мясо вяленое, Бирюш, отстань! соль, спички, сахар... Фея! А тебе какого рожна здесь надо? Сахар... а это? О! опять сахар... Половина пайка у него из сахара - сладкоежка, однако. Нож, второй тесак, патронташ, револьвер, еще патронташ - уже ружейный... А тут у нас чего, снова сахар? Не-е-ет, не сахар - траппер удивленно уставился на связку трубок из плотного красного картона - динамит... Странные вкусы у нашего проповедника - взрывчатку в сухпаек засунуть... Это что ж, он в крепости своих зубов сомневается, коль не уверен, что без помощи динамита пообедать сможет?

Траппер с сомнением хмыкнул, на всякий случай отложил связку взрывчатки подальше от лампы и продолжил копошиться в напоминающем спасательный набор мешке. Наткнувшись на связку круглых кожаных кошельков, Алексей взвесил на ладони один из них, распустил завязки и сунул щепоть внутрь и мгновением позже взволнованно прохрипел:

- Полька! Бросай всё и иди сюда, ты только посмотри чего я нашел!

Пелевин поднял с пола лампу и осветил свою ладонь. Девушка всмотрелась в поблескивание на руке охотника и восхищенно ахнула - в бриллианте, искрящемся на ладони траппера, было не меньше пятнадцати карат, а то и все двадцать.

- Проняло? - хрипловатым шепотом поинтересовался Пелевин, убирая камешек в мешок. - Меня вот тоже... проняло. И таких вот блескучек там, - он бережно покачал мешочек на ладони, - как бы не с дюжину. Как до дома доберемся, - Алексей аккуратно убрал драгоценности за пазуху, - половину тебе отдам. Так что радуйся - ты теперь богатая невеста.

Услышав последнюю фразу, Полина презрительно фыркнула, потом кинула укромный взгляд на продолжающего копаться в мешке Пелевина, с грустью вздохнула и с сожалением покачала головой. Ласково взъерошив шерстку бесшумно подкравшейся Фее, девушка запалила найденную свечу и принялась самостоятельно обследовать комнату.

- Интересно, а чего этот Педра натворил, что в такую глушь скрылся? - вполголоса пробурчала Полина, рассматривая выступающую из пола плиту. - Давай эту листовку с собой возьмем, переведем и прочитаем? Интересно же?!

- С хозяином и его послужным списком потом разберемся, - раздраженно зашипел Пелевин, с ходу врезавшись во что-то ногой. - Там, в углу коробка с консервами пылится, - Алексей, наткнувшись в полутьме на корзину с патронами, бесцеремонно ухватил любопытствующую Фею за шкирку и одним движением задвинул кошечку себе за спину. - Пока я мародёрствую, - нависнув над боеприпасами, словно Кощей над сказочным богатством, траппер принялся отбирать подходящие по калибру патроны, - ты нам покушать собери... Ты вообще меня слышишь? - не дождавшись ответа, Алексей поднял лампу повыше и осветил всю комнату. - Увы, нет... - печально констатировал он, увидев, как Полина стоит в углу на коленях. - Эй! Ты там чего? - настороженно поинтересовался Алексей, видя с каким увлечением девушка дергает за каменные завитушки на вмонтированной в пол плите.

- А-а-а-атстань, - отмахнулась Полина, сдувая намокшую от пота прядь челки с кончика носа. - Не- ме-шай. Е-е-еще чуть-чуть, - она с видимым усилием передвинула пыльный кругляш сверху вниз, - и я... - глядя, как плита, взметнув вверх и в стороны столбы пыли, со скрежетом ушла вбок и вниз, ошарашено плюхнулась на пол, - её открою...

Алексей взглянул на Полину с безграничным терпением родителя, взирающего на шалости и проделки любимого чада, скривил губы в тоскливой усмешке и мрачно поинтересовался:

- И чего ты в этот раз сломать умудрилась?

Риторический вопрос остался без ответа и траппер, с опаской потрогав край выдвижной плиты, цепко, но осторожно ухватил за кончик уха девушки:

- Если ты по-русски понимать разучилась, спрошу по-иному: vous avez cassй?

- И вовсе я не сломала, - освободившись одним движением из захвата Пелевина, девушка с явным окатила траппера снисходительным взглядом и показала язык, - а нашла! - Неугомонная красотка села на край обнаруженной ямы и свесила ноги, - и не абы что, а потайной ход!

Видя, что охотник не разделяет её восторга, Полина изменила выражение чумазой мордашки на заискивающее и просительно потянула товарища за рукав. - Лёш, а Лёш! Пошли посмотрим, а?

- И чего мы там не видели? - Алексей осторожно потянул ноздрями затхло-холодный воздух, струящийся из подземелья, и брезгливо поморщился. - В ходу в этом?

- Ничего не видели, - наивно хлопнула глазами Полина, состроив донельзя простецкую физиономию. - А коли не видели - надо посмотреть. Лёш, ну чего ты, как этот?.. - подбирая подходящий эпитет, Полина несколько раз щелкнула пальцами и, не найдя нужного сравнения, поморщилась с досадой:

- В общем, сам знаешь, как кто. Заканчивай изображать из себя строгого дядечку и полезай вниз. Это же, - Полина сложила ладони лодочкой и закатила глаза, - романтика-а-аа...

Устав разыгрывать послушную просительницу, девушка прижала к себе кошку и кинула маленький камешек вглубь проема. Услышав, как брошенный осколок практически сразу ударился о пол хода, любительница древних тайн удовлетворенно ухмыльнулась и, зажав Фею под мышкой, ловко соскользнула вниз:

- Вот ты как хочешь, - донесся из-под земли её озорной голос, - а мы пошли! А вы там, - Полины выкрики, отдаляясь с каждым шагом, становились всё неразборчивее, - можете сидеть себе наверху-у-уу...

Следом раздалась какая-то длинная, неразборчивая фраза, подозрительно напоминающая ряд крайне нелестных для мужчина и пса эпитетов, но уточнять, верно ли он все понял, Алексей не стал. Достав из распотрошенной донпедровской укладки связку динамита и сунув ее уже в свой мешок, траппер помянул недобрым словом сумасшедших девчонок и их хвостатых любимиц и на пару с собакой нехотя последовал за первопроходчицами. Следует заметить, что долго догонять их не пришлось: обе кошки, выжидательно уставившись на край ямы, вальяжно расположились в пяти шагах от пролома.

- Пока вас дождешься, - с пренебрежительным превосходством бросила Полина, но, разглядев в отсветах лампы, как исказилось лицо Пелевина, поспешно прикусила язычок. Выдавать колкости как-то расхотелось, а придумать что-нибудь сообразное моменту не получалось. Ситуацию спасла Фея: спрыгнув с коленей хозяйки, кошечка грациозно скользнула к трапперу и, ласково потеревшись о его брюки, что протяжно и очень льстиво замурлыкала. Алексей усмехнулся, мимоходом почесал кошку за ухом и, позвав взмахом руки всех за собой, пошагал в темноту.

Подземный коридор, возведенный неизвестно когда неизвестно кем, сохранился в довольно-таки приличном состоянии: стены, облицованные шершавой на ощупь плиткой, не оплыли и не обрушились, в мощеном булыжником полу попадались выбоины, но редко и практически везде высота прохода была не меньше шести футов. Даже трезубые держатели для факелов имелись. Но, несмотря на подобное благолепие, путешественники продвигались вперед осторожно, можно сказать, крадучись, и потому - долго. Примерно через час неспешного продвижения искатели приключений уперлись в овальную деревянную дверцу, окованную широкими металлическими полосами. Как и следовало ожидать - запертую. Безрезультатно потарабанив несколько минут по ничуть не прогнившей за века дверце, Полина скорчила трагическую физиономию и с печальной надеждой во взоре уставилась на Пелевина.

Подмигнув спутнице, траппер зачем-то обстучал пальцем полотно двери вокруг кованной замочной скважины, удовлетворенно хмыкнул и, загнав Полину с кошкой за ближайший угол, отошел от преграды на пару шагов и выпалил по замку из карабина. В трубе коридора гулко тявкнуло воняющее порохом эхо. Раз, второй, третий. Вместо четвертого выстрела по подземному ходу раскатилось зычное хэканье траппера, а следом - жуткий грохот удара кованным ботинком по металлической обивке.

Любопытная Поля на пару с не менее любопытной Феей высунулась из-за угла, но ничего толком не увидела. Посреди прохода, в двух шагах от них, сидел Бирюш, напротив двери, слегка подсвеченной фонарем, отбрасывал тени Пелевин. Алексей еще раз врезал ногой по двери и сразу же за ударом послышался тихий, почти печальный треск и скрип. Дверь, словно простонав от боли, натужно взвизгнула проржавевшими петлями и отворилась.

Раздраженно шикнув на подбежавшую девушку и ее хвостатую спутницу, Алексей вложил недостающие патроны в магазин карабина и, отведя фонарь в сторону, шагнул в отворившийся проход. Какое-то время из-за приоткрытой дверцы доносился лишь хруст его шагов да неясные тени отбрасываемые лампой. Устав томиться неизвестностью, Полина смело шагнула к проёму, как вдруг из-за двери раздался хриплый вскрик Пелевина, заглушаемый хлестким треском винтовочного выстрела. Эхо несмело стукнулось в приоткрытую дверь, обрадовано вырвалось на свободу и, рикошетя от стен, понеслось по коридору, а следом, словно поводырь за слепцом, из-за двери выкатился череп. Возмущенно лязгнув нижней челюстью, мертвая голова утвердилась на основании, тускло блеснула пустыми глазницами и, преисполнившись снисходительного презрения ко всем и вся, замерла у порога, словно часовой.

Узрев черепушку, Полина испугано ойкнула, пару раз беззвучно хапнула воздуха и, вслушиваясь в темноту за дверью, приникла к Бирюшу, словно младенец к матери. Из потаенной комнаты послышались сдавленное чертыхание, надсадное сопение и неясный, похожий на борьбу, шум. Трясясь не столько от страха, сколько от неизвестности, Полина напряженно вслушивалась в доносящиеся из комнаты звуки, но когда зубовный скрежет: "Да отцепись ты, зараза!" сменился на металлический лязг, беспокойство за друга пересилило все остальные чувства, и девушка ринулась склеп. Пинком отшвырнула черепушку в сторону, залихватским ударом локтя распахнула покореженную створку и, раздраженно шипя, влетела в комнату. Окинув почти безумным взглядом освещаемое лампой пространство, девушка, с облегченным вздохом, громко, отчетливо и без запинок выдала матерную руладу.

- Ну и чего ты орешь? - хмуро буркнул Пелевин, отряхивая с ноги остатки то ли лианы, то ли ветхой веревки.

- А чего ты палишь? - уперев руки в бок, дрожащим от злости голосом буркнула девушка. - Я там уже невесть чего подумала, а он тут... расселся, как барин, - Полина смерила траппера ехидным взором, - или, вернее, баран?

- А чего оно?! - огорченно, чуть ли не с детской обидой, вскинулся траппер. - Я, понимаешь, сюда, а она, - Алексей с чувством врезал по склизкой на вид кучке то ли чьих-то останков, то ли растений, - меня р-р-раз! и за ногу, а оно, - траппер ткнул пальцем в каменный саркофаг у стены, - р-р-раз! и встает! Ну я и, - охотник виновато шмыгнул носом и стыдливо потупился, - бах!

Выслушав сумбурную речь, Полина с видом умудренной годами матроны сокрушенно покачала головой, протянула Пелевину флягу и начала методичный, словно в полицейском участке, допрос. Через пару минут и пять глотков, героически продравшись сквозь неохотные междометия и сочные эпитеты, картину происшествия, хоть и с трудом, но удалось воссоздать.

Дело было так: войдя в комнату и сделав буквально пару шагов, Алексей почувствовал, что запутался ногой в какой-то бечеве. Понимая, что, возможно, это активатор древнего самострела, или какой иной ловушки и уходя с возможной линии огня, он рухнул на бок. Резко, быстро, умело. Даже светильник умудрился не разбить. Бечева натянулась, но стрела из темноты не прилетела и потолок на темечко не рухнул. Зато над бортами прилепившегося к стене саркофага взметнулась полуистлевшая мумия. Вот её-то, не успевший разобраться в обстановке Алексей, и разнес выстрелом.

- Ой, подумаешь, страсти господни, - с деланой беспечностью, пренебрежительно фыркнула Полина. - Я-то думала, на тебя напал кто, помощь нужна, а тут...

- Да кто здесь нападёт-то?

- Кто? - Полина озадаченно прикусила указательный палец и сморщила лоб. - Ну, змеи, например, удавы, кобры, там, всякие...

- Змеи? - Алексей, приподняв лампу повыше, осветил красно-бело-черную кобру, неторопливо отползающую к расщелине в стене. - Змеи, - траппер покосился на разинувшую рот Полину и ехидно хмыкнул, - хоть и женского роду, как правило, существа мирные. Кобры, так вообще первыми не нападают.

- А это кобра, да? - Полина ткнула пальцем в мелькнувший за камнем хвост. - Красивая-я-я... девушка восхищенно шмыгнула носом, - и, наверное... вкусная... Лёш, а Лёш, - загоревшись какой-то мыслью, девушка привычно потеребила траппера за рукав, - а почему ты меня никогда змеёй не кормил, а?

- Да не люблю я как-то змеятину, - Пелевин кинул брезгливый взгляд вслед уползающей гадине и неопределенно пожал плечами. - Как по мне - курятина лучше. Вот есть у меня знакомец один - Макс Белов, вот тот бы тебе змею двадцатью способами приготовил...

- Познакомь, а? - в предвкушении нового знакомства Полина азартно потерла ладошки.

- Я б познакомил, - неохотно буркнул Алексей, обходя комнату по периметру, - да сейчас не выйдет. Он где-то в Австрии, или еще в какой Тмутаракани, трактиром заправляет. Так что не обессудь, придется и дальше стандартной дичью питаться.

Девушка разочарованно хмыкнула, и тщательно обметя ладонью ступеньку саркофага, попыталась присесть. Почти опустившись на холодный камень, девушка вдруг замерла, кинула подозрительный взгляд на кучку костей внутри каменного гроба и отошла на середину комнаты.

- Да будет свет! - продолжая обход подземелья, Алексей наткнулся на связку старых, но вполне пригодных к потреблению факелов и, распределив их по держателям в стене, по очереди запалил. - А ту-у-ут есть на что посмотреть, - застыв над продолговатым каменным желобом, протянул Пелевин совершенно обалделым тоном. - Вот теперь и помирать не стыдно, есть о чем внукам порассказать...

- А когда ты внуками обзавелся? - ехидно фыркнула Поля, отпихивая траппера в сторону. - Никак, когда в Стомбвиль ездил? Так и знала, что мужчин без присмотра и на минуту оставлять нельзя...

Девушка окинула желоб беглым взглядам и прикрыла распахнувшийся от удивления рот ладонью. - Ой! И вправду можно умирать...

В сундуке, и впрямь напоминающем громадный желоб водоотвода, кокетливо нежась под светом факелов и лампы, игриво переливалось граненое многоцветие камней, барственно распластавшихся на тускло мерцающей золотой перине. Еле слышно, но с чувством чертыхнувшись, Алексей поставил лампу поверх сокровищ, загреб полную горсть золота и, плюхнувшись на пол, с интересом стал рассматривать старинные монеты: круглые, овальные, квадратные, одни с отверстием посередине, другие с профилями забытых и незнакомых ему властителей прошлых лет. Вечное мерило ценности для большей части человечества. Слава Богу, что не для всех.

Устав от тусклого однообразия, Пелевин еще раз окинул золотые кругляши на своей ладони равнодушным взглядом, сунул одну, совершенно незнакомую и, судя по цвету и весу, платиновую монету в карман, ссыпал остальные в сундук и покосился на Полину. Девушка, не обращая внимания на Фею, гонявшую здоровенный, кроваво-красный карбункул по сундуку, словно британец футбольный мяч по полю, зачарованно уставилась на огромное, семидюймовое, сапфировое яйцо, внутри которого переливался гранями бриллиант размером с грецкий орех. Облокотившись на любопытно подсунувшегося Бирюша, Полина, удерживая драгоценность щепотью за основание, медленно крутила камень перед факелом. Тот переливался серебряными волнами и, кажется, тихонько звенел.

- Новая игрушка взамен забытым дома куклам? - ехидно-равнодушным тоном поинтересовался Пелевин, заворожено следя за необычной игрой света на гранях камня в руках девушки. - И что у нас нынче?

- Я думаю, - не обращая внимания на подтрунивания, благоговейно прошептала Полина. - Это - Камень Луны...

- Может быть, может быть... - не повышая голоса, пробормотал Пелевин, задумчиво разглядывая камень. - И где ты его надыбала?

- Там, - не отрывая взгляда от драгоценной находки, Полина, указывая на неприметную нишу в глубине саркофага, мотнула головой.

- Тут? - охотник поднес лампу к нише и с удивленным испугом сглотнул слюну. - Но, черт меня побери, - Алексей недоверчиво помотал головой, - как?

Подобрав с пола деревянную щепу, охотник осторожно постучал деревяшкой по бритвенно-острым, смазанным тягуче-маслянистой жидкостью лезвиям, выступающим из стены, брезгливо поворошил разрубленную на куски тушку черной мамбы и выразительно выматерился, разглядывая нож импровизированной гильотинки.

- Как, как, - недовольно пробурчала Полина, неохотно отведя глаза от драгоценности.- Руками.

- А поподробней? - Алексей попытался вытащить кусок змеи из ниши и продемонстрировать его подруге, но едва не оцарапался о лезвия и от мыслей о демонстрации бренных остатков ползучей гадины отказался.

- Я нашла камешек, - Поля достала из сундука приличного размера берилл, - и подбрасывала его. - Девушка чуть смущенно потупила глаза и шаловливо улыбнулась, - когда камень в воздухе кувыркается, он блестит так здорово... А Фея, - Полина с видом строгой воспитательницы ткнула в кошку пальцем, - решила, что я с ней играю, ка-а-ак даст лапой по блестяшке... ну и выбила. Каменюга, будь она не ладна, - девушка вновь кивнула на зловещую расщелину, - во-о-н в ту дырку и ухнула. Там чего-то щелкнуло, бамкнуло, зашипело и стихло. Я туда руку сунула, - Поля махнула кистью в сторону ниши, - а там, - она вновь поднесла облаченный в сапфировую мантию бриллиант к глазам, - он...

- А ты, куда руки суёшь, смотрела?! - зло скрипнул зубами Алексей, гневно рассматривая девушку.

- Нет, - Полина недоуменно хлопнула глазами и неуклюже двинула плечом. - А зачем?

Алексей, с чувством махнув рукой, попытался что-то сказать, но, привлеченный утробным, почти беззвучным рычанием Бирюша, настороженно замер. Буквально мгновением позже причина волнения собаки стала понятна: пламя факелов трепыхнулось влево и в невидимом из-за темноты коридоре послышались чьи-то шаги.

- А топают-то, - Поля задумчиво посмотрела на приближающее шарканье и задумчиво покосилась на перекошенную ее рывком дверь, - совсем не оттуда, откуда мы пришли... И кого, спрашивается, черти несут?

- Черти не черти, - Алексей, направив в ствол винтовки в сторону шагов, отставил лампу в бок и, жутко жалея, что не успевает потушить факелы, отодвинул Полину за ближайший выступ и сам присел за обломком плиты. Напряженно всматриваясь в шаркающую темноту, Пелевин успел подумать, что почему-то в спину повеяло свежей прохладой. Додумать мысль до конца он не успел: леденя кожу, в затылок уперся срез револьверного ствола.

- E manter as mгos а vista e nгo estragar* (порт.: А ручки держи на виду и не балуй), - раздался над ухом пропахший чесноком шепот. - Eu nгo - desculpe* ...(не послушаешь - пожалеешь)

Пелевин раздраженно дернул щекой, скосил взгляд в бок и, увидев еще чьи-то ноги в пыльных, воняющих дёгтем сапогах, аккуратно положил винтовку на пол.

- Вот это правильно, - простужено прохрипел чей-то довольный голос, коверкая слова жутким иберийским акцентом, и из-за спины вышагнул длиннорукий, похожий на гориллу мужик в кожаной безрукавке поверх красной рубахи. - Руки закинь за голову, - ибериец выразительно качнул стволами двуствольного дробовика перед носом охотника и покосился на оскалившегося Бирюша. - И шавку свою угомони. Дернется не так - разом всех положу.

Наблюдая, как Пелевин кладет свою шляпу перед Бирюшем и отдает команду охранять, горилообразный охранник довольно осклабился и снисходительно похлопал охотника по щеке. - А теперь замри и даже не дыши, - португалец озадаченно повертел головой по сторонам, обменялся с приятелем выразительными взглядами, и, не найдя ответа на мучавший его вопрос, повернулся к самому темному углу комнаты и заорал:

- Dom Pedro! Ramirez, Imbulu! Tudo bem! Vocк pode ir!* (Дон Педро! Рамирес, Имбулу! Всё в порядке! Можно заходить!)

В ответ на его призыв стена за саркофагом слегка вздрогнула, окуталась облаком темной пыли и бесшумно отъехала в сторону. В оседающем пыльном облаке замаячили расплывчато-желтые светлячки масляных и керосиновых ламп, кто-то шумно чихнул, и из проема, в окружении то ли послушников, то ли бодигардов, вышагнул дон Педро.

- Признаться, вам удалось меня удивить, - проповедник обдал Полину и Алексея пристальным взглядом, сплел пальцы на животе и уважительно покачал головой. - Даже дважды. Узнав о вашем интересе к истории Лулусквабале, я предполагал, что вы займетесь активными поисками, но что доберётесь до сокровищ раньше меня и представить не мог. Кстати! - португалец взмахнул указательным пальцем, словно дирижер своей палочкой. - А вы как сюда попали?

- Пришли, блин, - зло дернул щекой Пелевин и с досадой сплюнул на пол. - По дороге из желтого кирпича.

Охранник за его плечом, среагировав не столько на движение, сколько на агрессивные интонации в голосе пленника, с силой пнул Алексея в бок и что-то неразборчиво, но грозно пробурчал.

- Не стоит, друг мой, не стоит, - дон Педро движением руки остановил очередной удар, подошел к сундуку и, счастливо скалясь, погрузил руки в золото чуть не по локоть. - Во-первых, мы должны быть им благодарны... - заметив пренебрежительные гримасы на физиономиях подчиненных, португалец укоризненно покачал головой. - Да-да, друзья мои! Благодаря этим estranhos* (чужакам), - он ткнул пальцем в пленников, - мы нашли всё это...

- Благодаря нам? - удивленно протянула Полина и вопросительно покосилась на траппера. Тот скорчил непонимающую физиономию и недоуменно пожал плечами.

- Вам-вам, - радостно ухмыльнулся дон Педро, удовлетворенно наблюдая за пантомимой пленников. - Ваш приятель, - проповедник небрежным взмахом указал на Пелевина, - попросил моего, - он с признательностью потрепал Имбулу по плечу, - разузнать о местных достопримечательностях. Имбулу великолепно справился с задачей, только сведениями поделился не с вами, а со мной. И вот результат! Мы все здесь! Но, судя потому, что вы здесь оказались первыми и следов ваших мы не видели, существует еще какой-то ход... Ну и Бог с ним, - проповедник покосился на груду сокровищ и азартно потер ладошки. - Итог и так известен...

- А что там во-вторых? - Полина прижала руки к груди и попыталась свернуться в клубочек. - Вы сказали, что благодарность это - во-первых, а значит, должно быть и во-вторых...

- Вы правы, дитя моё, - проповедник зачерпнул горсть монет и принялся неторопливо переливать золотой ручеек из ладони в ладонь. - Есть и во-вторых, только вряд ли оно вам понравится.

Выдерживая почти театральную паузу, дон Педро начал ссыпать монеты в сундук по одной. Дождавшись, когда последняя из них звякнув, присоединится к своим товаркам, португалец пристально посмотрел в глаза девушке.

- Во-вторых, encantador* (прелестница), по моему скромному мнению, не стоит делать последние минуты тех, кто обречен, очень уж отвратительными. По крайней мере, запрещать дышать, как требовал мой непоседливый друг, - португалец подмигнул охраннику Пелевина, - это уже излишество. Вам скоро умирать, так что наслаждайтесь воздухом и жизнью, - дон Педро возвел очи горе, немного помолчал и ехидно ухмыльнулся. - По мере возможности.

- А почему вы не хотите нас отпустить? - игнорируя сочувственный взгляд траппера, робко поинтересовалась Полина и прижалась щекой к подрагивающей Фее.

- Почему? - проповедник задумчиво потер щепотью подбородок, флегматично пожал плечами и с оттяжкой врезал подзатыльник одному из своих клевретов, не вовремя потянувшемуся к золоту. - С одной стороны, вас можно было бы и отпустить. Сокровища - мои...- он настороженно стрельнул глазами влево и вправо и поправился, - наши. Да и добра здесь на десять жизней хватит.... Но есть одно НО! - проповедник без особой на то необходимости сдвинул револьверную кобуру на бок и назидательно поднял палец вверх. - Никто не гарантирует, что завтра вы не вернетесь во главе сотни-другой друзей-приятелей или просто проходимцев. Сокровищ много, это да! Но когда много делят на сто, а то и двести, его становится ощутимо меньше. А меня такой расклад совершенно не устраивает. Так что, - он снисходительно, почти по-отечески улыбнулся расстроенной девушке, - смиритесь с непреложным. И не бойтесь, мы вас не больно убьем. Чик, и вы на небесах....

- А может быть, - Полина, стараясь не коситься на направленное на нее оружие, осторожно шагнула к португальцу, - мы найдем способ остаться довольными друг другом и разойтись миром? - девушка расстегнула две верхние пуговицы куртки и демонстративно блеснула треугольником белой кожи внутри импровизированного декольте. - Скажем, - она чарующе улыбнулась проповеднику и снова шагнула вперед, - моя лояльность в обмен на вашу...

Дон Педро победоносно покосился на презрительно скривившегося Пелевина и сально подмигнул девушке:

- Ну если лояльность и покорность будут полны и всеобъемлющи, то почему бы и нет... Вот только одно условие, - он вновь покосился на Пелевина, - вы продемонстрируете свою добрую волю здесь и сейчас!

- А-а-а... как же эти? - Полина обвела испуганным взглядом охранников радостно скалящихся в предчувствии скорой забавы. - Я так не могу, чтоб на меня смотрели...

- Они отвернутся, - дон Педро резким шепотом отдал ряд распоряжений по-португальски и, дождавшись пока все присутствующие исполнят приказ, повернулся к девушке. - Все, кроме меня, закроют глаза, пока вы будете разоблачаться...

- Я буду вам признательна, - Полина подошла почти вплотную и, закрывая проповеднику веки, ласково провела ладошкой по его лицу. - Очень признательна.

Дон Педро счастливо улыбнулся и тут же поморщился с раздраженным недоумением: что-то железное больно царапнуло его по губам. Проповедник раскрыл глаза и поперхнулся от страха и удивления: стволы двуствольного карманного "дерринджера" не отличаются гигантскими размерами, но только до того момента, пока не смотрят прямо в лоб.

- А теперь открывай пасть пошире, ублюдок, - яростно прошипела Полина, тыча стволом пистолета в лицо португальцу. - Ну, примерно так, - удовлетворенно кивнула она, впихнув "Дерринджер" в рот дона Педро и вынув "Ле Матт" из его кобуры.

С усилием взведя тугой курок, девушка ободряюще подмигнула Пелевину, направила ствол трофейного револьвера на охранника и воркующим тоном произнесла по-русски:

- Лёша! Падай!

Едва траппер плашмя рухнул на пол, девушка без тени сомнений выжала тугой спуск, и тяжелая мельхиоровая пуля срубила бандита, словно умелый дровосек молоденькую акацию. Его горилообразный приятель с самым решительным видом развернулся на грохот выстрела, вскинул стволы дробовика и даже успел спустить курки чтоб разнести дуплетом каменную завитушку на потолке: Алексей, заметив, что громила в красной рубахе начинает разворот, не поднимаясь с пола, крутнулся юлой и, валя иберийца на камни, с силой врубил тому по ногам. Не оставляя противнику шанса подняться, траппер саданул каблуком сверху вниз по диафрагме громилы, перекатился к агонизирующему трупу охранника и, подхватив с пола липкий от крови револьвер, трижды грохнул по закутку, где укрылись Рамирес, Имбулу и прочие клевреты. По-видимому, удачно: из закутка донеслись проклятия, чей-то истошно-панический визг и пара заполошных выстрелов.

- Поля! - Алексей вновь перекатился к задыхающемуся от боли громиле и с оттягом врезал локтем тому под дых, - укройся за камнями и следи за тем углом.

Девушка, скорчив страдальческую рожицу, замахнулась рукоятью револьвера на дона Педро, но бить не стала - в ожидании удара тот втянул голову в плечи, превратившись в сиротливого гномика. Глядя на скукоженную фигурку португальца, Полина с чувством сплюнула и решительно навела револьвер на дальний угол. Кто бы там не прятался, мыши или португальцы, им не поздоровиться.

Мельком взглянув на эту пантомиму, охотник ухмыльнулся, подтянул к себе винтовку и, вскинув карабин одной рукой, словно пистолет, выпалил по укрытию бандитов. В ответ кто-то выставил из-за угла револьвер и пару раз шмальнул вслепую. Слава Богу, безрезультатно.

Раздраженно кривясь от противного визга рикошетов, Полина вскинула "Ле Матт" и трижды бахнула по невидимому стрелку. Она бы и четвертый раз пальнула, но палец, измученный тугим спуском, вдруг скривился, объявил забастовку и, призывая передохнуть, нудно заныл. Благо, противники проявлять активность тоже не торопились.

Воспользовавшись кратковременным затишьем, дон Педро скорчил выразительную гримасу и, безмолвно призывая Полину срочно найти укрытие, бешено завращал глазами. Девушка окинула быстрым взглядом доступное пространство, немного подумала и, прислушавшись к голосу разума и мычанию проповедника, отступила за саркофаг. Дон Педро попробовал было упереться и смыться, но впившийся в нёбо ствол "дерринджера" мгновенно разъяснил мятежнику, что подобное поведение опасно для жизни.

Алексей тоже не терял времени даром: ломая ногти о металлическую пряжку, содрал с мертвеца патронташ, перезарядил револьвер и, переместившись ползком вплотную к громиле, приставил нож к его горлу.

- В общем, так, милейший, - с фальшивой любезностью прохрипел Пелевин, ласково щекоча здоровяка клинком по горлу. - Сейчас ты быстро, четко и правдиво разъяснишь, как у меня за спиной оказался. Будешь говорить, - охотник плашмя припечатал лезвие ножа к щеке гориллы, - будешь жить. Не будешь говорить, - Алексей молниеносно переместил клинок к паху пленника, - тоже будешь жить. - Пресекая облегченный вздох громилы, траппер одним движением распорол пояс на брюках иберийца, - но без яиц.

- Там, - здоровяк покосился на приставленный к паху клинок, испуганно икнул, осторожно приподняв руку и, ткнув пальцем в стену, залепетал:

- Там ниша, за ней стенка, в стенке рычаг, за рычагом - ход.

- Длинный? - Алексей задумчиво покосился на стену, перевел взгляд на Полину и вжавшихся в пол пушистых питомцев и вновь пристально взглянул в глаза громиле. - Длинный ход, я тебя спрашиваю?

- Нет, сеньор, нет, - не отрывая взгляда от ножа, затараторил ибериец. - Он короткий, совсем короткий...

Пленник на мгновение умолк, потом вдруг закатил глаза и быстрым речитативом зашептал слова молитвы. Очнувшись от легкого укола ножа, он ошалело взглянул на Пелевина и продолжил:

- Совсем короткий, сеньор, шагов пять или семь всего, а потом снова стена с рычагом, а за ней пещерка... Ну та, знаете, что на склоне lвminas de macaco * (обезьяньей горки) приютилась...

- А почему я тебя не слышал? - Алексей, заметив краем глаза шевеление у противоположной стены, выстрелил навскидку по тени. - Ни шагов, ни голосов... - траппер ударом ладони взвел курок револьвера и вновь выстрелил в темноту. - Тут, понимаешь, слышу, а там, понимаешь, - он сунул воняющий порохом ствол под нос иберийцу, - ничего.

- Я не знаю, сеньор, я правда ничего не знаю, - громила шумно втянул в себя запах гари, плаксиво скорчился и пустил натяжную слезу. - Там, в ходу, все слышно, а почему здесь тишина, я не зна-а-аю-ю-ю...

- Ну не знаешь, так не знаешь, - Алексей откинулся в сторону, резким взмахом вспорол громиле горло, продолжая движение руки, стряхнул кровь с клинка и, убрав нож в ножны, взял нишу со сторонниками проповедника на прицел. - Я ж говорил, - охотник покосился на труп иберийца, - пока говоришь - живешь.

Траппер перевел взгляд на укрытие португальцев и резко сунулся головой в пол: из-за угла высунулись несколько стволов и полыхнули прощальным салютом. Неприцельно, зато громко. Отбивая охоту у любителей пальбы вслепую демонстрировать свое хобби, Алексей подобрал дробовик иберийца, вырвал из патронташа на поясе два патрона и, резво забив их в каморы, хлестнул дуплетом по противоположной стене.

- Давай, ко мне поближе переползай, - траппер махнул стволом дробовика Полине и потянулся к поясу иберийца за патронами. Изготовив двустволку к стрельбе, Алексей вновь взглянул на девушку и уважительно покачал головой: та, не вынимая оружия изо рта проповедника и прикрываясь его телом, как щитом медленно пятилась назад. Когда до его укрытия осталось не больше двух шагов, Алексей вскочил на ноги и, паля из револьвера по португальцам, дернул Полину вниз. Девушка и проповедник упали одновременно, причем пистолет по-прежнему пребывал во рту дона Педро.

- Да грохни ты его уже, - мельком взглянув на отплевывающегося кровью проповедника, Алексей брезгливо поморщился и перезарядил револьвер. - Чего тянешь? Пальцы свело или духу не хватает? - Пелевин сочувственно посмотрел на подругу и перевел взгляд на пленника. - Если сама не можешь, так давай я...

- Да я бы давно уже грохнула! - расстроено фыркнула Полина, окатывая португальца злобным взглядом. - Пистолет, будь он не ладен, не заряжен...

- Вот сколько раз говорено был, - траппер возмущенно потряс в воздухе руками. - Оружие - не тряпки и не куклы, даже не Фея твоя любимая! Оружие, - Алексей ласково провел по стволу винтовки, - это оружие, за ним следить надо. Да чего уж теперь, - Пелевин рывком вздернул дона Педро на ноги и, встав за ним, как за щитом, взял маузер на изготовку. - Если счастлив твой Бог, - Алексей зло цыкнув сквозь зубы, посмотрел в донельзя усталые глаза проповедника, - свои тебя не пристрелят ... А если нет... - траппер флегматично дернул плечом и покосился на обнимающую зверей Полину, - а вы чего прохлаждаетесь? Толстяк, - Лёша кивнул на труп иберийца, - сказал, что там, - он ткнул пальцем себе за спину, - еще один ход. Вот теперь дружно встали на четвереньки и поползли... Поползли, я кому сказал!

Дождавшись, пока Полина, Бирюш и Фея скроются за каменным уступом, Алексей, не сводя ствола маузера с укрытия португальцев, осторожно попятился, подманивая проповедника револьвером к себе.

- Лёша! - радостный вопль Полины взметнул столбик застоявшейся пыли, - давай сюда! Мы ход нашли-и-и-и!

Пелевин, на мгновение выпустив проповедника из поля зрения, дернул головой на крик. Дону этого оказалось достаточно: резко откинувшись на спину, португалец рухнул на пол и, уходя с линии огня, откатился в сторону. Алексей с досадой сплюнул на пол, заранее зная, что промахнется, выпалил вслед проповеднику и одним прыжком перемахнул до ниши с друзьями. За спиной вразнобой громыхнуло несколько стволов и, свинцовый рой, стремясь слиться с героем воедино, с восхищенным свистом ринулся следом за Пелевиным. Не разделяя восторгов смертоносных почитателей и не стремясь к теплой, точнее - обжигающей, встрече, траппер плюхнулся носом в пыль и, ежесекундно чихая и отплевываясь, ползком добрался до камней.

- Цел? - осторожно выглядывая из-за угла, напряженным шепотом поинтересовалась Полина. - Да не молчи ж ты, дубина стоеросовая! Я ж волнуюсь!

- Да в порядке я, в порядке, - хрипло выдохнул Пелевин, откручивая крышку фляги непослушными пальцами.- Сейчас передохнем немного, - сделав быстрый глоток, он протянул флягу Полине, - и будем выбираться...

- Какой передохнём?! - девушка возмущенно поперхнулась водой и зашлась в сдавленном кашле. - Они же сейчас сюда скопом полезут и чего?

- Эт вряд ли, - Алексей похлопал девушку по спине, положил дробовик себе на колени и с расслабленным вздохом откинулся спиной на стену. Понимают ведь, что в такой теснине я их одним дуплетом к чертям смету. Чуть попозжа они, конечно, сунутся, но осторожно. А пока, - траппер поставил шляпу на пол полями вверх и, щедро плеснув в нее воды, подозвал Бирюша и Фею, - минут с десяток у нас в запасе имеется.

Дождавшись, когда звери осушат импровизированную поилку, Алексей нахлобучил шляпу себе на голову и повернулся к Полине.

- Я пока за приятелями нашими прослежу, а ты, - Пелевин задумчиво покосился на револьвер в руках девушки, - ты... Там патроны-то есть? Или как в пугаче твоём - пусто?

- Есть, - угрюмо проворчала девушка, проверив каморы револьвера. - В барабане четыре заряда, да картечный ствол не тронут...

- Шумнуть хватит, - удовлетворенно кивнул охотник и осторожно выглянул из-за угла. - Бери Бирюша и проверь, где ход заканчивается и куда выводит. Если вдруг что или кто не так - пали не раздумывая...

- Пали и не думай, - девушка ожгла спину Пелевина недовольным взглядом и, потянув Бирюша за собой, шагнула к выходу. - Убивайте всех! Господь узнает своих! - Полина покосилась на револьвер в своей руке и раздосадовано сплюнула, - тоже мне, Арно Амори местного разлива. Нашел, блин, убийцу...

Продолжая бурчать себе под нос о том, что мужчины и не думают признавать за женщиной право думать, Полина скрылась за ближайшим поворотом. Несколько минут из коридора не доносилось ни звука и Алексей начал размышлять, нужно ли начинать беспокоиться, когда из-за угла показалась запыленная, но довольная физиономия девушки.

- Пошли скорей, - Полина подхватила Фею с пелевинских колен и сунула себе подмышку. - Тут идти - всего ничего, ярдов десять-пятнадцать и свобода-а-а!

Девушка вскинула руки вверх и радостно закружилась на каменном пятачке. Фея, недовольная скоростными и незапланированным подъемом, возмущенно мявкнула и попыталась осторожно царапнуть хозяйку. Та, недолго думая, сунула кошечку под нос Бирюшу и затормошила охотника.

- Лёш, ну пошли уже, а?! Вот только, - запал веселья, сменившись глубокой задумчивостью, внезапно пропал. - Как из подземелья выйдешь, там спуск длинный, а потом, наверно, с мили полторы открытое пространство... Мы даже если тихо-тихо убежим, они все равно успеют прийти сюда и если нас не догонят, так застрелят...- девушка растроенно шмыгнула носом и жалобно посмотрела на охотника. - Там спрятаться негде... никому, даже Фее...

- Значит, - Алексей озорно подмигнул удрученной девушке и сунул руку в свой мешок, - если тихо уходить, они успеют нас догнать? - Траппер вынул на свет связку картонных трубочек, демонстративно сдул с неё несуществующую пыль и весело ухмыльнулся. - Тогда будем уходить громко...

Бирюш, разделяя хозяйскую радость, плюхнулся на зад, лизнул изрядно запыленную Фею в нос и разразился радостным лаем. Алексей добродушно потрепал пса по загривку, сунул возмущенную бесцеремонным обращением кошку в руки хозяйке, вынул из кармана коробок спичек и потряс над ухом:

- Бери зверей и топай на улицу, - Алексей раскрыл коробок, пристально обозрел каждую из пяти оставшихся спичинок, недовольно дернул щекой и повернулся к Полине. - Как окажетесь снаружи - крикни погромче и зажимай уши...

- А это еще зачем? - подпоясавшись патронташем с ружейными патронами, Полина бодро закинула трофейный дробовик на плечо, ударилась локтем о приклад и зашипела от боли. - С какой печали-радости мне ухи закрывать?

- А я о твоей нравственности пекусь, - Пелевин надел рюкзак, проверяя, насколько равномерно распределен вес подвигал плечами и пару раз присел. - Как ты выйдешь, - Алексей, парируя удивленный взгляд девушки, забавно сморщил нос и расплылся в довольной улыбке, - я ругаться буду. Матом. Громко и долго.

- Па-а-а-думаешь, - пренебрежительно фыркнула Полина, вальяжно дефилируя к выходу в сопровождении кошки и собаки, словно королева в окружении свиты.- Тоже мне, сквернослов записной нашелся! Да я, чтоб ты знал... ой!

Девушка, получив неожиданный шлепок прикладом винтовки по заду, внезапно ускорилась, пробежала по инерции несколько шагов до поворота, ухватившись на бегу за выступ в стене, остановилась, показала Пелевину язык и скрылась за углом. Траппер проводил проказницу возмущенно-одобрительным хмыканьем, словно гордящийся дитенком родитель, в очередной раз проверил распределенную по плечам амуницию и, крутя в пальцах спичечный коробок, прислушался к удаляющимся шагам. Услышав неразборчивый, но громкий девичий вопль, Алексей споро прочёл молитву, коротко перекрестил пространство перед собой, поджег огнепроводной шнур на заранее подготовленной шашке и с силой швырнул динамит за угол. В склепе послышались панические крики, чья-то неразборчивая и явно ругательная скороговорка, заполошный выстрел и топот ног. Правда, весь инородный шум охотнику был еле слышен, так как все посторонние звуки заглушались топотом собственных ног. Секунд через двадцать приглушенно хлопнул взрыв, коридор тряхнуло, заволокло пылью, и в спину ударил спрессованный воздушный кулак. Еле удержавшись на ногах, Алексей стряхнул с полей шляпы комья земли, поджег шнур еще одной шашки, отчаянно отплевываясь швырнул ее через плечо и гигантскими прыжками понесся к еле различимому в стене пыли пятну света. Выскакивая из коридора, траппер получил еще один воздушный удар в спину, а перевалившись через порог - ослепляющий в голову. Не удержавшись на ногах, Алексей рухнул на колени и, запечатывая веки, с силой вжал ладони в глазницы. Через пару минут он с трудом утвердился на подгибающихся на ногах. Из коридора несло пылью, сгоревшей взрывчаткой и чем-то еще. Наверное, тленом истории или еще чем-нибудь заумным. Зажав саднящие болью виски ладонями, Алексей обвел округу слезящимся взглядом, коротким жестом отправил Полину с питомцами спуститься пониже и, запалив после недолго раздумья последнюю шашку, надсадно кряхтя, швырнул её в проход. Он успел спуститься ярдов на тридцать и даже окончательно придти в себя, когда внутри скалы громыхнуло, из подземного прохода, словно орудийный выстрел, выметнулся столб пыли с зарядом из щебня и скальных осколков. Карниз над входом в подземелье, словно раздумывая, как ему поступить в создавшейся ситуации, немного поскрипел и, перегородив вход в коридор, рухнул вниз. Алексей и Полина обменялись многозначительными ухмылками и, кликнув усевшихся поодаль питомцев, неспешно направились к зеленящейся вдали полоске буша. Уже у подножия скалы трапперу вдруг показалась, что поясницу леденит чей-то ненавидящий взгляд. Пелевин резко обернулся и, ругая себя за паранойю, с чувством сплюнул: всё вокруг, скала, редкие кустарник и попеченным солнцем камни, источало спокойствие и даже нагромождение камней у бывшего входа в подземелье перестало куриться пылью и дымом. Алексей еще раз оглянулся по сторонам, неопределенно пожал плечами и поспешил следом за ушедшими вперед друзьями.

- Не переживай, vossa excelкncia* (порт. твое превосходительство), - Рамирес успокаивающе похлопал дона Педро по плечу и вновь приник к просвету в завале на выходе из подземелья. - Эта парочка, - португалец, на миг оторвавшись от обозрения окрестностей, кивнул на удаляющихся мужчину и женщину, - отсюда только к Лоуматане выйдет и не раньше, чем завтра. Нет тут другого пути. А там, - ибериец смакующее причмокнул губами, - мы их встретим и тогда ...

- Вот когда встретим, - дон Педро ожег сподвижника ледяным взглядом, - тогда и будем сладострастным мечтаньям предаваться. А пока давайте из этой могилы выбираться. За камушками, -проповедник ухватил Рамиреса за шкирку и откинул от коридора в сокровищницу, - потом, как с конкурентами расквитаемся, вернемся.

- O que vocк diz, excelкncia ( как скажете), - португалец тоскливо взглянул на склеп и с тоскливым вздохом потопал к выходу. - Хотя, лично мне, горсть-другая камней, когда я на стволы этого seta mad* (безумного стрелка) полезу, душу бы согрела. О! excelкncia! - Рамирес загоревшись какой-то мыслью, спотыкнулся на ровном месте и повернулся к проповеднику. - А когда мы этих bastardos * (ублюдков) поймаем, вы им речь читать будете?

- Зачем? - дон Педро смерил сподвижника недоуменным взглядом и, отодвинув его с пути, неторопливо побрел дальше.

- Как зачем? - опешив от такого ответа, Рамирес остановился и удивленно помотал головой. - А увещевать? Ну, в смысле - перевоспитывать?

- Я что, дурак? - дон Педро с досадой пнул подвернувшуюся под ногу черепушку и со злостью сплюнул. - Таких, как эти...- подбирая подходящий эпитет проповедник прикусил мякоть большого пальца и, не найдя слов, с чувством махнул рукой. - Таких только могила исправит, да и то - гарантий никаких...

Окрестности крааля Лоуматане, пятнадцать миль на запад от Лулусквабале. Днём позже.

- К сожалению, мы оба оказались правы, - Алексей бесшумно просочился сквозь стену колючего кустарника и устало прислонился к стволу одинокого абаша, - и в том, что нас преследуют, и в том, что возглавляет охоту наш милейший дон Педро. - Охотник неторопливо стек к корням и с блаженной улыбкой вытянул ноги. - До них еще мили полторы, но идут, сволочи, шустро, так что нужно что-то делать...

- Так сразу и дон Педро, - недоверчиво фыркнула Полина, с подозрением посматривая на отдыхающего Пелевина. - Вот так ты, орел востроглазый, в такой дали и разглядел, кто там по бушу шарится?

- А монокуляр на что? - не удосужившись хотя бы приоткрыть глаза, траппер хлопнул по оттопыривающемуся нагрудному карману. - Оптика отличная, вот и разглядел. Следом за нами топают сеньор проповедник и шестеро его бодигардов.

- Опять бежать? - тягуче вздохнула Полина, обмениваясь тоскливыми взглядами с Феей. - Или что там у нас по плану?

- Да ничего особенного, - флегматично пожал плечами Пелевин, вынимая кисет и трубку. - Я покурю и пойду с загонщиками поздороваюсь, а ты, - Алексей покосился на девушку, - тут подремлешь, сил для предстоящего пути наберешься...

- Я с тобой, - Полина оперлась на дробовик, как на костыль и с видимым усилием оторвалась от земли. - Ишь чего удумал...

- Конечно, со мной, - прищурился траппер, выдыхая струю дыма. - Вот как вернусь, так ты сразу же со мной дальше потопаешь. А пока, - Алексей, надавив на плечо, усадил девушку на землю, - тут отдохни.

Выслушав компаньона, Полина от комментариев воздержалась, недовольно надула губы и, посадив Фею себе на колени, принялась с задумчивым видом рассматривать окрестности.

- Да! - понаблюдав пару минут за заговорщицки настроенными кошками, Пелевин звонко хлопнул себя ладонью по лбу. - А чтоб у вас никаких мыслей не было, - охотник щелчком подозвал Бирюша и, указав на девушку и кошку, буркнул:

- Охраняй. Пока не вернусь, никуда их не пускай.

Бирюш, вывалив язык, одарил хозяина обожающим взглядом и, расплываясь в улыбке, повернулся к Полине. Та, возмущенная мужским произволом, резво вскочила и даже успела шагнуть к кустам, но на этом её достижения и закончились: Бирюш, аккуратно прикусив полу её куртки, рывком кудлатой головы усадил мятежницу на место. Фея, пораженная до глубины души фактом посягательства какого-то пса на любимую хозяйку, выгнув спину, махнула лапой и зашипела, как разозленная змеюка. Бирюш удивленно покосился на подружку, флегматично зевнул и что-то примиряющее буркнул. Фея не угомонилась. Бирюш совершенно по-человечески вздохнул, слегка виновато покосился на Полину и придавил возмутительницу спокойствия лапой к земле. Алексей удовлетворенно улыбнулся, потрепал собаку по холке и, подмигнув расстроенной девушке, направился к кустам.

- Лёш! - Полина дернулась было следом, но, услышав недовольное урчание собаки, осталась на месте. - А они нас точнее не убьют?

- Кишка тонка, - Алексей остановился и скептично качнул головой. - И вообще: мы никогда не умрём!

- Точно? - с надеждой шмыгнула носом Полина и прижалась к Бирюшу.

- То есть абсолютно! - Пелевин немного подумал и, развернувшись лицом к друзьям, продекламировал:

Это больше, чем я, это больше, чем ты,

Это вечной свободы дурманящий вдох,

Это наша любовь, это наши мечты,

Это с неба тебе улыбается бог.

Это больше, чем я, это больше, чем ты,

Это теплое солнце и ночью, и днем.

Это наша любовь, это наши мечты,

И поэтому мы никогда не умрем!

- Понятно, чудо? - траппер в очередной раз подмигнул Полине и закинул винтовку на плечо. - Переживать совершенно не из-за чего...

- Лёш, а Лёш! - восхищенно прошептала Полина, - а это ты сам написал, а?

- Не, - чуть смущено буркнул Пелевин, - не я. В Претории услышал, вот и запомнил. - Алексей подумал, стоит ли уточнять, что стихи, а точнее, песню он слышал всего лишь раз, в кабаке, стремительно напиваясь в хлам, потом решил, что опускаться до подробностей не стоит и прощально махнул рукой.

- Лёш, а Лёш! - Полина привычно дернула охотника за рукав и вопросительно уставилась Алексею в глаза. - А ты, правда, так думаешь?

- Что мы никогда не умрём? - Пелевин неопределенно шевельнул бровью и залихватски сдвинул шляпу на затылок, - Не просто думаю - уверен!

- Да нет, - Полина тихонько вздохнула и отвела глаза, - про то, что любовь - наша...

Траппер запнулся на полуслове и медленно сглотнул слюну. Попытавшись что-то сказать, несколько раз беззвучно открыл рот, то ли не найдя слов, то ли просто не решившись, нервно дернул щекой, резко развернулся и, не оглядываясь, пошагал в глубь кустарника.

- Ну и где вас, спрашивается, черти носили? - облегченно выдохнул Пелевин, разглядывая преследователей после двухчасового ожидания в засаде. - Я уж думал, заблудились, или того хуже - другую дорогу нашли.

Сетования охотника остались без ответа: Имбулу, оторвавшись от основной группы преследователей и пригнувшись к земле, буквально обнюхивал песчано-желтую траву и пыльные камни, остальные с вялым, привычным любопытством, молча наблюдали. Закончив читать одному ему понятные письмена на земле, Имбулу подошел к дону Педро и, энергично жестикулируя, стал что-то рассказывать. Едва зулус закончил отчет, проповедник несколькими взмахами руки разбил отряд на две части: двое головорезов, возглавляемых Рамиресом, неторопливо направились по склону вправо от тропы, остальные же, под предводительством дона Педро и Имбулу, двинулись по еле видимой среди травы тропинке.

Немного поразмыслив над странностями поведения противника, Алексей флегматично пожал плечами и направился следом за Рамиресом: Имбулу ведет отряд непосредственно к укрытию Полины, но десять против одного, услышав выстрелы за спиной, преследователи повернут назад. Так что пусть пока идут, чем больше пройдут, тем больше устанут назад бежать.

Прошагав следом за португальцами полмили чуть ли не прогулочным шагом, Алексей в который раз подивился людской беспечности и, решив, что пора бы преподать урок невеждам, скинул маузер с плеча и навел в спину головного из троицы.

- Увидь меня сейчас Полина, - невесело хмыкнул под нос траппер, неторопливо выцеливая жертву, - воплей было бы до неба! Стрелять в спину! Кошмар! - Алексей тихонько выдохнул и плавно выжал спуск.- Это не по-рыцарски и не по-джентльменски!

В многоголосом гаме буша выстрел прозвучал не громче треска сломанной ветки и в первое мгновение Рамирес и его приятель даже не поняли, что заставило их товарища рухнуть на землю.

- Ну, так я и не джентльмен, - удовлетворенно фыркнул охотник, глядя на сучащего ногами по земле португальца. - И в рыцари меня не посвящали!

Лязгнув затвором, Пелевин выбросил гильзу, перевел ствол винтовки на кинувшегося в кусты Рамиреса и чертыхнулся: осознанно или случайно, но португалец нашел надежное укрытие за поваленным стволом жакардиньи. Решив оставить предводителя на потом, Алексей обшарил взглядом окрестные кусты в поисках последнего из несчастливой троицы. Спустя полминуты неудачник был обнаружен в ближайших от тропы кустах, правда, по своей же вине. Ища невидимого стрелка и Рамиреса, португалец высунулся наружу едва не по пояс, за что и поплатился: винтовочный выстрел сухим щелчком вспорол знойную тишину, и восьмиграммовая пуля разнесла любопытную голову, как переспелую тыкву.

Когда эхо выстрела устало скакать между деревьев и затихло, в буше воцарилась тишина. Мертвая. Если не считать истошных воплей обезьян, размеренного клекота разномастных птиц, возмущенного рева кого-то большого, клыкастого и, судя по воплям, очень голодного, а так же десятков иных, повседневных для буша, звуков. Алексей давно привык отрешаться от естественной лесной какофонии и находить противника по еле слышному бренчанию металла, скрипу плохо подогнанной кожи, а когда и по запаху эмоций: от кого-то веет усталостью, от кого-то разит спесивой самоуверенностью, от кого-то воняет страхом.

Однако в случае с Рамиресом полезные навыки дали осечку: никаких чужеродных звуков траппер не слышал, а из запахов доносилось только приторно-душное амбре от кучи перегноя слева от тропы. После пяти минут ожидания противник так и не объявился, зато мысль о возвращающемся доне и его друзьях всё чаще била по нервам. Алексей зло скрипнул зубами и скользнул в просвет между деревьями: идея самому начать охоту на охотника была ему совсем не по сердцу, вот только мысль оставить такого противника, как Рамирес, за спиной, нравилась еще меньше.

Раздвинув ветви очередных кустов стволом винтовки, Алексей краем глаза углядел обрывок цветастой тряпицы и наклонился, чтобы рассмотреть находку. Внезапно за спиной раздался еле слышный сухой щелчок осечки, затем - разъяренный выдох и свист рассекаемого воздуха. Не тратя время на разворот, Пелевин рухнул на бок и, разрывая дистанцию, откатился в бок. Встав на одно колено, траппер обернулся лицом к опасности и, увидев, как приближающийся Рамирес заносит свою винтовку, словно дубину, выстрелил навскидку.

Сбитое дыхание и ходящие ходуном руки сыграли паршивую шутку - вместо вражеской груди пелевинская пуля разнесла в щепы шейку приклада чужой винтовки, а времени, чтобы передернуть затвор, не оставалось. Правда, даже не поразив цель, выстрел принес ощутимую пользу: энергия пулевого удара по винтовке заставила Рамиреса отшатнуться и подарила Пелевину две бесценные секунды. Но и их оказалось мало. Вскочить на ноги Алексей успел, а уклониться от прущего, словно Циклоп на Одиссея, Рамиреса нет. Ухватив маузер за ствол и, парируя вражеские движения, Пелевин вскинул винтовку над головой. Первый удар наследника конкистадоров он отразил вполне успешно, хруст цевья маузера за потерю не считается. Второй удар Алексей, словно матадор на арене корриды, парировал с уходом в пируэт, и это стало почти роковой ошибкой: неистовый португалец просто вышиб винтовку из его рук. Уцелел охотник только благодаря инерции удара, не давшей Рамиресу возможности остановиться и прихлопнуть неуклюжего русского, словно таракана. Смяв и растоптав в мечтаниях неуловимую мишень, португалец вложил все силы в последний рывок, оттолкнулся от ближайшего дерева и, замахнувшись импровизированной дубиной, словно кузнец молотом, кинулся на покачивающегося Пелевина. Понимая, что увернуться от летящего в лицо винтовочного ствола он уже не успевает, Алексей откинулся спиной назад и, выхватив в падении револьвер, трижды выстрелил в упор.

Упали они почти одновременно. И тут же попытались подняться: Алексей - тяжело дыша, кряхтя и выгребая из-за шкирки колючки и обломки веток, Рамирес - скрипя зубами и пытаясь зажать ладонями сочащуюся из живота кровь. Не желая продлевать мучения противника, траппер вскинул револьвер, но так и не выстрелил: португалец что-то пробулькал хлынувшей из горла кровью, уткнулся лбом в землю, пару раз дернулся и затих. Алексей обвел поле боя усталым взглядом, прижавшись ухом к земле, попытался уловить шум приближающейся погони, но толком ничего не услышал, с трудом поднялся на ноги и, перезаряжая на ходу револьвер, побрел собирать трофеи.

Результаты осмотра не радовали: подняв изувеченный маузер с земли, Алексей сокрушенно побаюкал родное оружие и с тоскливым вздохом, аккуратно, словно боясь причинить боль, отложил в сторону - использовать винтовку было не возможно. Ли-метфорд португальца тоже представлял собой кошмарное зрелище: вместо приклада - веник щепы, измочаленное, во вмятинах и выбоинах цевьё, ствол - и тот погнут... жуть.

Осмотрев тело первого покойника, Алексей в озадаченном изумлении почесал затылок: португалец таскал с собой охотничью двустволку, принадлежавшую как бы ни его дедушке и это - в лучшем случае. Да и состояние ружья оставляло желать лучшего: ствол в кавернах и раковинах, замки покрыты ржой, трещина на цевье стянута бечевой... Несомненная ценность, жаль только, что ближайшая антикварная лавка в двухстах милях. В кобуре покойника обнаружился французский Ле-Мат, копия того, что Полина сперла у дона Педро. Придя к выводу, что с паршивой овцы хоть шерсти клок, а патроны девчонке пригодятся, Алексей закинул револьверный патронташ в рюкзак и побрел к месту упокоения любопытного португальца.

Увидев, что из-под брюха покойного виднеется приклад и край зарядной скобы Генри, Алексей поначалу обрадовался и, приподняв труп, потянул находку к себе. При ближайшем рассмотрении радость несколько померкла: найденный Winchester 1887, нет слов, отличный дробовик, вот только изрядно укороченный прежним владельцем ствол, приравнивает его по дальнобойности к револьверу, зато по убойности - к пушке.

Понимая, что гениальную идею - перестрелять дона Педро и его приспешников издалека - стоит похоронить вместе с верным маузером, Алексей перекинул патронташ от винчестера через плечо, проверил патроны в магазинной трубке ружья и побрел навстречу еще не видимой, но, несомненно, приближающейся погоне. Хочешь - не хочешь, ближнего боя не избежать. А жаль.

Дошагав до места, где отряд проповедника разделился и, не обнаружив никаких следов погони, Пелевин не на шутку разволновался. От мысли, что он просчитался и дон Педро, наплевав на пальбу за спиной, добрался до укрытия Полины, тряхнуло, словно от скорпионьего укуса. Поспешно покидав амуницию на землю, Алексей добежал до покореженной грозой акации на вершине полого холмика. Забравшись почти на самую крону, охотник обшарил внимательным взглядом доступные глазу окрестности. И когда узрел в объективе монокуляра дона Педро, в окружении соратников карабкающегося на вершину соседнего холма, облегчено, почти что радостно, вздохнул и пересчитал преследователей. Дон Педро, Имбулу, двое безымянных клевретов - вся команда в сборе и, следовательно, Полина в безопасности. Спустившись на землю и сожалея о погибшем маузере, Алексей в очередной раз помянул Рамиреса недобрым словом, подобрал дробовик и не спеша направился к выбранному для засады месту: носясь взад-вперед, погоня изрядно притомилась и теперь еле передвигала ноги, а посему можно было и не торопиться.

Обосновавшись в ложбинке у корней старой кхайи, царившей в зарослях пахучего крестовника, Пелевин наблюдал за преследователями и завистливо матерился: дон Педро жадно присосался к фляге, а один из клевретов раскурил длинную сигару, чей ароматнейший запах долетал даже до укрытия охотника. Заметив, что любитель табака, сухопаростью и унылым выражением вытянутого лица напоминавший даже не дон Кихота, а Росинанта, беспечно двинулся к кустам, траппер сглотнул слюну и, прильнув к земле, пополз навстречу португальцу.

Дошагав до облюбованных кустов, курильщик зажал ружьё подмышкой и принялся возиться с завязками на поясе. Когда чья-то рука удушающее захлестнула его горло, португалец даже не испугался, а возмутился: кто смеет ему мешать в таком деликатном, можно сказать, интимном деле? Разродиться какими-либо другими эмоциями он не успел: холодная сталь одним движением вспорола его горло, и все слова просто потонули в потоке багровой влаги, хлынувшей на желтую от солнца и пыли траву.

Заметив краем глаза, что отошедший по нужде приятель, всплеснув руками, вдруг скрылся из вида, Имбулу пихнул локтем дона Педро, отвесил подзатыльник успевшему задремать бодигарду и, указав товарищам в какой стороне притаилась опасность, пригнулся пониже и заскользил сквозь травяное море, как кайман по речной глади. Манера приподниматься над травой так, чтобы над жухлыми листьями виднелись только глаза, лишь усиливало сходство. Приподнявшись в очередной раз, зулус дернул головой на неясный свист откуда-то справа: внезапно перед глазами мелькнула серая молния, и что-то твердое, с противным хрустом, врубилось в диафрагму. Хрипя от надсадной, сковывающей боли, Имбулу скосил глаза и расплылся в радостной улыбке: его мечта сбылась, - нож, самый замечательный в мире нож, теперь принадлежит ему! Вождь липкими от крови пальцами судорожно вцепился в торчащую из груди рукоять и умер счастливым.

Понимая, что охота вдруг пошла как-то не так, что от численного преимущества почти ничего не осталось и помощи от Рамиреса, скорее всего, ждать бесполезно, дон Педро испуганным шепотом окликнул последнего приятеля и, настороженно поводя стволом по сторонам, медленно попятился к склону.

Португалец - коренастый, бородатый мужичина в кожаной безрукавке поверх домотканой сорочки, затравленно оглядываясь на каждом шагу, поспешил следом за ним - и застыл на месте, разинув рот в немом крике: из кустом напротив, прямо в лоб смертоносно скалился срез ствола дробовика. Дон Педро, намереваясь поторопить запаздывающего приятеля, повернулся как раз в тот момент, когда оглушительно грохнул выстрел и кровавые ошметки - некогда голова клеврета - багрово-серым дождем разлетелись по сторонам. Брезгливо выплевывая залетевшие в рот костяные брызги, проповедник, размазав рукавом липкие потеки, разлепил глаза и, икая на бегу от ужаса, бросил ружье и вприпрыжку понесся по холму: из кустов, закинув ствол дробовика на плечо, вышла Смерть. Правда в мужском обличье и небритая... Но когда речь идет о смерти такие нюансы значения не имеют: хочешь жить - уноси ноги, а были ли у неё коса и балахон потом думать будешь. Если доживешь.

Увидев удирающего проповедника, Алексей злорадно ухмыльнулся, навел винчестер на мелькающую среди травы спину и с досадой сплюнул: чертов дон бежал навстречу солнцу, а оно, спасая шкуру пройдохи, било охотнику в глаза. Злобно рыча на ходу о том, как он замаялся носиться по пересеченной местности, Алексей рванул следом. Пару раз он пальнул на ходу, но все усилия оказались тщетными: свист дроби над ухом только прибавлял проповеднику прыти.

Внезапно мельтешение перед пелевинскими глазами резко оборвалось, раздался жуткий треск, затем - душераздирающий крик, потом снова треск, и тишина... Осторожно подобравшись к месту исчезновения проповедника, Алексей разочарованно покачал головой: меньше чем в ярде от его ног начинался невидимый в гуще растительности обрыв с крутыми, поросшими кустами и мелкими деревьями, склонами. Вынув монокуляр, траппер тщательно всмотрелся в промятый тушкой дона Педро след, но тела врага так и не обнаружил. Досадуя, что не имеет возможности спуститься (точнее, спустившись - подняться), Алексей вполголоса выматерился, с чувством сплюнул на возможную могилу врага и побрел назад. Солнце клонилось к закату, да и девчонки, наверное, волнуются...

Ярко-оранжевое пятно, колышущееся промеж деревьев, Алексей заметил еще ярдов за триста до стоянки и на какое-то время задумался, как отреагировать на поступок девчонки: устроить выволочку за демаскировку или вынести благодарность за то, что сумела развести костер по всем правилам. Пребывая в раздумьях, Пелевин подобрался поближе, но выходить к огню не стал, а бесшумно обогнул лагерь по широкой дуге. Почуяв приближение хозяина, Бирюш радостно замолотил хвостом, но поста не покинул. Фея, недовольная внезапной активностью лохматого друга, что-то полупрезрительно фыркнула и перебралась под бок ничего не подозревающей хозяйке.

Заметив, с какой настороженной решимостью Полина, не отводя занемевших пальцев от курков, поводит по сторонам стволами дробовика, траппер мысленно премировал себя бокалом бренди за предусмотрительность и спрятался за стволом дерева.

- Поля! - оценив точность и скорость наведенных на звук голоса стволов, Пелевин довольно улыбнулся и чуть смущенно откашлялся:

- Ты курки-то спусти, а то бахнешь еще ненароком, - услышав сдвоенный щелчок, Алексей облегченно вздохнул и шагнул к костру. - Рассказывай, как вы тут живете-можете...

- Лёша-а-а! - откинув дробовик в сторону Полина, едва не затоптав пса и кошку, метнулась к выходящему из тени охотнику. - Живо-о-ой! Вернулся!

- Да чего со мной сделается-то? - смущенно пробурчал Пелевин, осторожно снимая радостную Полину со своей шеи. - Там делов-то было всего ничего, а противников стоящих и вовсе ни одного...

- Да-а-а? - недоверчиво протянула Полина, удивившись тому, как Пелевин аккуратно, но всё же, с толикой небрежности, прислоняет к дереву незнакомое ей оружие. - А куда ты тогда ружье своё дел?

- Погибла Варенька, - отводя глаза в сторону, с ощутимой печалью в голосе буркнул Пелевин и, мимоходом потрепав Бирюша по холке, устало плюхнулся на землю.

- Как погибла? - всплеснув руками, недоуменно вытаращилась Полина. - Почему погибла?

- Меня спасала, вот и погибла, - траппер невыразительно дернул плечом и, закрыв глаза, прислонился спиной к дереву. - Где я теперь такую найду?

- Если хочешь, - уперев руки в бока, девушка горделиво вздернула носик, - я тоже погибну, чтобы тебя спасти!

- Если ставить приоритетом мои желания, - траппер с видимым трудом повернулся к Полине и смерил подругу усталым взглядом, - то меня больше устраивает, что защищая меня, ты живешь.

Не дожидаясь, пока ошеломленная девушка перестанет растерянно хлопать глазами, Пелевин стек на землю, повернулся на бок и меньше чем через минуту тихонько засопел. Полина нежно разгладила слипшиеся от пота и пыли волосы траппера, осторожно поцеловала его в лоб, и, укрыв охотника одеялом, примостилась сбоку.

Утро началось с недовольного фырканья придавленной Феи. Выбравшись из-под хозяйского бока, кошечка демонстративно вскарабкалась на Полину, с видом победительницы горделиво водрузила лапу на девичью грудь и что-то омерзительно мявкнула. Не открывая глаз, девушка сонно отмахнулась. Фея проводила хозяйские телодвижения презрительным взглядом и ехидным мяуканьем. Прямо в ухо. По-прежнему не размыкая век и не отрываясь от лежанки, Полина томно потянулась и шумно втянула в себя утреннюю свежесть. Та благоухала ароматами пшенной, изрядно приправленной тушенкой, каши. Желудок Полины, не кормленный больше суток, громогласным урчанием отдал команду: "Подъем!" и рывком вздернул толком не проснувшуюся девушку на ноги. Фея, не ожидавшая от хозяйки такой прыти, кубарем полетела на землю и, приземлившись, окатила девушку укоризненно-осуждающим взглядом. Только что когтем у виска не покрутила. Не обращая на кошачьи экзерсисы никакого внимания, Полина юркнула к костру, состроила умильную рожицу и, сложив ладошки лодочкой у груди, просительно уставилась на нависшего над огнём Пелевина.

- И чего ты в такую рань подорвалась? - Пелевин зачерпнул ароматное варево из котелка и, шумно дуя на ложку, поднес угощение Полине. - На, на соль попробуй.

- Щечас я буду кушать, - катая по языку и нёбу горячую пшенку, весело прошепелявила Полина, - щечас меня покормят!

- Значит, нормально, - Пелевин выгреб половину содержимого котелка на широченный на пальмовый лист и отложил остывать.

Бирюш и Фея, дожидаясь разрешения приступить к трапезе, уселись рядком напротив листа и принялись шумно глотать слюну, завистливо косясь на хозяев.

- Так чего дальше-то делать будем? - сыто икнула Полина, откладывая ложку в сторону. - Надеюсь, у тебя нет желания вторично посетить Лулусквабале?

- Никакого, - траппер отстегнул от вещмешка запасную флягу и потряс над ухом. - Злополучный камешек у тебя?

Полина кивнула и, ожидая продолжения, заинтересованно уставилась на охотника.

- У тебя, - невозмутимо констатировал Алексей, переливая воду из фляги в закопченный латунный чайничек. - Берем этот лунный булыжник и тащим твоему дяде. Ну а по прибытии в Преторию, - траппер вынул из кармана мешочек, реквизированный из кладовки дона Педро и покачал перед глазами, - делим находку поровну.

- Да дяде камень не особенно и нужен, - рассеянно глядя по сторонам, тоскливо протянула Полина. - А вот тебе он позарез необходим.

- Как не нужен, - Пелевин оторопело раззявил рот и непонимающе поскреб трехдневную щетину на щеке. - Мне сказали, что чахотка у него, кровью, мол, харкает...

- Кровью харкал, - Полина подхватила Фею на руки и прижала, рвущуюся к каше кошку к себе. - Он, дурень старый, рыбу ел, косточка в горле застряла и неделю, ты понимаешь - неделю! ходил, кырхал и платки кровью пачкал! - не найдя подходящих эпитетов, девушка закатила глаза и тяжело вздохнула. - Через неделю он врача пригласил - такого же дурня, как сам. Этот...

Вновь запнувшись при подборе подходящих случаю выражений, Полина, забыв про полупридушенную Фею, интенсивно потрясла руками. Кошка возмущенно взвыла и, крутнувшись юлой, вырвалась на волю. Девушка проводила беглянку укоризненным взглядом и продолжила:

- Этот, с позволения сказать, ескулап ошарашил дядюшку чахоточным диагнозом. И гроза морей и окиянов мсье Чернофф еще три дня ходил темнее тучи и готовился к отправке в мир иной, - Полина потянулась к кипящему чайнику, но вовремя одумалась и завертелась в поисках тряпки. - А третьего дня дядюшку приятель навестил - Ник Аллардайс - бывший судовой врач... Не знаю, что он там в морях делал, - девушка недоверчиво шмыгнула носом, - людей лечил или по абордажам скакал, но дядюшке мозги вправил, а заодно и кость вытащил.

- Кость в горле? - Пелевин ошалело помотал головой и вопросительно уставился на Полину. - А как же камень? Он же тебя задолго до сего диагноза выписал?

- Меня он позвал, потому что кроме женщины никто камень достать не мог, - терпеливо пояснила Полина, глядя на Алексея, словно учитель, дцатый раз разъясняющий ученику простейшее задание. - Правда, с чего он это решил, ума не приложу.

Пелевин, вспомнив жуткого вида лезвия и тушку ядовитейшей змеи, оберегавших ухоронку с камнем, нервно икнул и сглотнул слюну.

- Так что, когда вдруг на горизонте забрезжила жуткая болезнь и камень как избавление от оной, - не найдя ничего подходящего, Полину подняла с земли пелевинскую шляпу и теперь мучилась, пытаясь ухватить раскаленную дужку чайника негнущейся полой, - он решил соединить приятное с полезным. Ну а коли, опасений за его жизнь нет, как-нибудь и без камня перебьется. Так что, - девушка протянула Пелевину переливающийся на солнце камень, - бери и не спорь.

- А мне-то он зачем? - Алексей, аккуратно надавив ладонью на пальцы девушки, заставил ее зажать сокровище в кулаке. - Мне он теперь без надобности...

- Но ведь ты же хотел девушку свою, Вареньку, оживить! - возмущенно вскинулась Полина, поедая Пелевина ненавидяще-непонимающим взглядом. - Когда в Преторию меня вел, так чуть не каждую пьянку по свою идею фикс талдычил! А теперь - не надо?!

- Понимаешь, - Алексей поднялся на ноги и, повернувшись к девушке спиной, обессилено оперся плечом на акацию. - Раньше я хотел не то чтобы Вареньку - любовь свою оживить, а с тобой по земле походил и вижу - прав был Влад... один хороший человек, - нет добра в воскрешении мертвого и в одну реку дважды не входят... Я это к чему веду, - Пелевин резко повернулся и прямо взглянул в глаза замершей в ожидании девушки. - Я к тому, - преодолевая внутреннее сопротивление, траппер немного помялся, нервно дернул щекой и выдохнул:

- Ни к чему мне старая любовь. Я тебя люблю.

- Правда?! - расплываясь в счастливой улыбке, Полина ошалело хлопнула глазами. - Побожись, что не врешь!

Глядя, как Пелевин размашисто осенил себя крестным знамением, девушка шагнула к нему на встречу, но вдруг остановилась и недоуменно насупилась:

- И это всё? - буркнула она с изрядной долей разочарования и выжидательно уставилась на траппера.

- Что всё? - удивленно шевельнул бровью Алексей, искренне не понимая, о чем идет речь.

- Ну сказал: "люблю" и всё? - девушка, состроив патетическо-романтическую рожицу, вдохновлено взмахнула руками. - А как же всё остальное?

- А-а-а! - Алексей понимающе кивнул головой, - баллады-серенады, охапки роз и прочий романтизьм? Щаз все устроим, - траппер отломил от акации ветку с распустившимся бутоном и, встав на одно колено, протянул его ошалевшей девушку. - Душа моя, - запнувшись на полуслове, Пелевин закашлялся, отдышался и продолжил протяжным, в его понимании - донельзя лиричным, тоном, - душа моя, свет очей моих, будь же моей любовью и счастьем всей моей жизни...

- Дур-ра-а-ак, - счастливо засмеялась Полина, прижимаясь к груди охотника.- Нет, ну какой же ты...

- Милашка?

- Нет, остолоп. Одно хорошо, хоть дурной, но мой...

Алексей, прижал Полину к себе и вдруг вздрогнул: он вновь ощутил на спине чей-то леденяще-ненавидящий взгляд, точь-в-точь такой, как день назад у выхода из склепа. Осторожно, чтобы не потревожить Полину, траппер осмотрелся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил, облегченно перевел дух и вновь улыбнулся любимой.

Дон Педро, заметив, что безмятежный еще минуту назад охотник вдруг начал шарить взглядом по сторонам, отпрянул от ветвей скрывавших его зарослей, осторожно погладил отбитый падением бок и, отпив из фляги глоток бренди, вновь осторожно выставил ствол винтовки из кустов. Подведя мушку под диафрагму Пелевина, проповедник ненадолго задумался и, смещая прицел, уперся безумным взглядом в лопатки Полины. Внезапно только что четкая картинка стала блеклой и размывчатой: проповедник отложил оружие в сторону, насухо вытер лоб и, выбирая жертву, вновь приник к прицелу.

Винтовочный выстрел вспорол воздух, словно бич в руках палача - кожу на спине невольника: сухо, громко, с кровью и болью. Вслед отголоску умирающего выстрела трагичный до безумия вопль: "Не-е-ет!" взлетел в воздух и растворился среди равнодушных облаков.

Пока эхо с глухим рыком билось о стволы деревьев, Пелевин опрокинул ошарашенную Полину на землю и, каждую секунду ожидая тупого удара раскаленного свинца, прикрывая собой, навалился сверху. Однако второго выстрела он не дождался ни через секунду, ни через десять.

Алексей скатился с пищащей Полины, цепко ухватил за ворот куртки и, не давая девушке поднять голову, волоком потащил за ближайшее дерево. Недлинный путь занял две бесконечные минуты, но неизвестный стрелок так и не дал о себе знать. Ломая голову над тем, какую же каверзу удумал невидимка, траппер в два переката добрался до дробовика, немыслимым кульбитом нырнул в колючие заросли, отдышался и принялся неторопливо обшаривать взглядом вершины холмов, кроны деревьев и прочие укромные места. С момента выстрела прошло не менее пяти минут, но, кроме редких птичьи выкриков, никто и ничто так и не рискнул нарушить тишину.

Пелевин уже начал обдумывать, в какую сторону ползти на разведку, как вдруг из зарослей на вершине ближайшего холмика донесся угрожающий рык Бирюша и чье-то неразборчивое ворчание. А парой секунд позже из кустарника неторопливо вышагнул угрюмый дядька лет пятидесяти в походном охотничьем костюме и с маузеровской винтовкой в руках. На первый взгляд - типичнейший охотник или любой иной из многих тысяч ловцов удачи, шляющихся туда-сюда по просторам Африки. Единственным, что выделяло незнакомца из безликой массы разномастных авантюристов, была его шляпа, точнее - черный фетровый котелок с шелковой белой лентой, присущий скорее лондонскому денди, чем провинциальному трапперу. Незнакомец разгладил длиннющие, свисающие до подбородка усы, недовольно повел по сторонам багровым картофелеобразным носом, повесил винтовку на плечо и, глядя прямо на пелевинское укрытие, приглашающее махнул рукой:

- Эй вы, мистер! Как вас там? Я не причиню вам зла! - мужчина поднял руки вверх и покрутил пустыми ладонями в воздухе. - Выходите и помогите убрать вашего зверя от моей добычи! Пожалуйста.

Кинув косой взгляд на прикрывающее Полину дерево, Алексей удовлетворенно хмыкнул и, немного подумав, вышел из кустов. Правда, при этом ствол винчестера покоился на сгибе руки, а палец лежал на спусковом крючке, ну да в подобной глуши такие мелочи вполне вписываются в этикет.

- Не беспокойтесь, мистер, - невысокий, тонкокостный незнакомец, кажущийся вблизи безобидным дедушкой, растянул губы в дружелюбной улыбке, - я не бандит, я дружу с законом. - Прочищая глотку, мужчина откашлялся, степенно разгладил усы и протянул Пелевину ладонь. - Меня зовут Рик Деккард, сэр. Я, понимаете ли, охотник...

- А если быть совсем точным, - Алексей улыбнулся в ответ и крепко пожал протянутую руку, - скиптрейсер?

- О! - не прекращая улыбаться и не выпуская пелевинской руки, Деккард обвел траппера внимательным, моментально похолодевшим взглядом. - Не ожидал что скромное имя скромного служителя закона будет известно в такой глуши... Быть может, вы окажете мне честь, сообщив своё имя, сэ-э-эр?

- Пелевин, мистер Деккард, - Алексей облегченно выдохнул и весело взглянул в глаза баунтихантера. - Моя фамилия - Пелевин. Правда, местные больше Алексом Пелеви кличут.

- Наслышан о вас, юноша, - расцепив рукопожатие, Деккард вынул сигару и зашарил по карманам в поисках спичек. - Это ведь вашу голову мистер Сессил Родс внес в призовой список года этак три назад? Да? - охотник за головами прикурил от длинной спички и выжидательно уставился на траппера.

- Было дело, - недовольно буркнул Пелевин, прикидывая, что в случае чего окажется быстрее: его дробовик или мачете Деккарда, чью рукоять он ненавязчиво ласкал ладонью.

- Не беспокойтесь, юноша, - ехидно фыркнул скиптрейсер, поворачиваясь к Пелевину спиной. - Я не сотрудничаю с администрацией Капской Колонии, - образуя проход, Рик раздвинул кусты в стороны и приглащающе качнул головой. - А даже если бы и сотрудничал, то вас бы не тронул. Я знаю, как там обстояло дело...

Неопределенно покачивая головой, Алексей шагнул через проход на поляну и недоуменно замер: посреди пятачка жухлой травы угрожающе щерясь и капая слюной, грозно возвышался Бирюш. А под лапами пса, с перекошенной от ужаса рожей, боязливо елозил старый, сто чертей ему в печенку, знакомец - дон Педро.

- Извольте видеть, юноша, - Деккард бесшумно вынырнув из зарослей, небрежно ткнул пальцем в португальца. - Я честь по чести шел по следам этого дорогостоящего проходимца, - скиптрейсер протянул Пелевину афишу о розыске, и смакующе причмокнул губами, - и готов был его взять, как тут из кустов вылетает ваш зверь и валит мерзавца навзничь. Тот со страху палит и орет, орет, понимаешь, и палит... мда... - Деккард укоризненно шевельнул усами, - правду говоря, я тоже чуть не выпалил, - ловец человеков с уважительной опаской покосился на Бирюша и уточнил. - В зверя чуть не выпалил. Слава Богу, успел приметить, что на нем ошейник... Стало быть, не дикая тварь из дикого леса, а чья-то собственность. А зачем мне проблемы с хозяином? Вот и не выпалил, - Деккард хитро покосился на гладящего пса Пелевина и ехидно хмыкнул. - А там и вас приметил, благо, вы не шибко-то и прятались...

Алексей рывком поднял дона Педро на ноги, пинком препроводил его Деккарду и, скорчив простецкую физиономию, развел руки в деланном покаянии.

- У вас тут дела еще есть? - Деккард ударом под колено поставил проповедника на колени и вопросительно взглянул на Пелевина. - Нет? И слава Богу. Ведите сюда свою спутницу, а я пока поганца понадежней спеленаю.

Вернувшись вместе с Полиной и Феей на вершину холма, Алексей вынужден был признать, что старый скиптрейсер привык держать слово: не уповая на наручные кандалы, Деккард, словно паук муху, обмотал дона Педро тонким, но крепким шпагатом, и, дожидаясь случайных попутчиков, уселся на жертву сверху.

Увидев, кто служит Деккарду креслом, Полина удивленно охнула, машинально сунула Фею за пазуху и, обалдевшим тоном выдала руладу из репертуара посетителей бабушкиной таверны. Выпалив ругательства единым духом, Полина состроила смущенную рожицу, присела перед новым знакомцем в шутливом книксене и с покаянным вздохом развела руками. Фея, осторожно высунув мордочку из выреза куртки, солидарно мявкнула в трогательной тональности.

- Простите за назойливость, мсье, - Полина, глядя, как Деккард водружает дона Педро на ноги, осторожно потянула скиптрейсера за рукав. - А вы собираетесь это создание, - девушка брезгливо ткнула в проповедника пальцем, - гнать до Претории пешком? А если оно упадет? Нам нужно будет нести его на руках?

- Ну что вы, мисс, как можно? - баунтихантер прикусил ус и укоризненно покачал головой. - На лошадках поедем. И мы, и это...- Деккард ощерил в улыбке правый край рта и довольно ржанул, - создание. Понимаете, мисс, там, - Рик неопределенно махнул рукой за гряду холмов, - сеньора Авентуриеро еще пятеро молодчиков дожидались. Все как на подбор стволами-клинками увешались, словно не в буш на прогулку выехали, а провинцию-другую завоевать собирались.

- Дожидались? - Пелевин кинул косой взгляд на Деккарда и уважительно качнул головой. - И обо всей шайке-лейке в прошедшем времени... Стал быть они уже в высях горних пребывают?

- Или на адских сковородках пекутся, - скиптрейсер накинул дону Педро на шею удавку с длинным концом и уверенно пошагал вперед. - Рожи - сплошь каторжные, - Деккард остановился и выразительно щелкнул рукоятью ножа об устье ножен. - Вот и пришлось их того, покрошить слегка.

- Как покрошить? - Полина, спотыкнувшись, врезалась в спину Пелевина и осторожно выглянула из-за его плеча. - Всех пятерых - ножом?!

- Ну да, - Деккард равнодушно пожал плечами и двинулся дальше. - Из тех рож в розыскном листе ни одна не значилась, а значит - ни сантима не стоила. А тратить честную пулю невесть на кого... - Рик отрицательно помотал головой, - не-е-ет, и не уговаривайте, мисс. Пули - они денег стоят, а деньги стоят крови...

- Сударь! - задохнувшись от возмущения, Полина смолкла на пару секунд, отдышалась и гневно всплеснула руками. - Пусть они разбойники, но так ведь нельзя! Я хочу сказать вам, мсье, - девушка впилась разгневанным взглядом в безучастное лицо остановившегося Деккарда, - вы мясник, сударь!

- Увы, мадемуазель, увы, - Деккард грустно улыбнулся девушке и отрешенно качнул головой. - Я просто художник, вот только свои полотна привык расписывать красным.

До распадка, поименованного Деккардом "там", оказалось весьма не близко и посему, услышав, как буквально за соседним кустом возмущенно всхрапывают лошади, Полина обрадовано захлопала в ладоши. Однако стоило ей перебраться через кусты, как радость, вытаращив глаза и разинув рот от ужаса, моментально скрылась в неизвестном направлении. Оставаться на поляне она явно не желала. Полина, жалея, что лишена подобной мобильности, моментально спряталась за Лешкиной спиной и шумно перевела дух. Поляна могла служить прекрасной иллюстрацией для романа Стокера: из живых на маленьком, пять на семь ярдов, кружке травы среди деревьев, оставались только шесть лошадей и мухи. Прежние владельцы конников, обзаведясь, кто "улыбкой" от уха до уха через все горло, кто - непредусмотренными природой отверстия, сломанными куклами валялись то там, то тут. Кровь, густо залившая пожухлую траву, уже засохла и казалась огромным тёмным пятном, весьма и весьма смахивающим на черное солнце. Каждого из покойников густо облепили сонмища жирных мух, и оттого временами казалось, что мертвецы шевелятся. По крайней мере, Полине - точно.

- Бедные лошадки, - сочувственно пробормотала девушка, выглянув на мгновение из-за трапперского плеча и тут же нырнув обратно.

- А людей, значит, - Алексей усадил Полину спиной к жуткому полотну и, не спеша направился к ближайшей лошади, - не жалко?

- Мсье Деккард сказал, что покойные были сплошь мерзавцы и отребье, - Полина скосила глаза на скрюченные в агонии пальцы ближнего к ней мертвеца и брезгливо оттопырила губу. - К тому же, - девушка заелозила по ломкой траве, изо всех сил стараясь не поворачиваться к мертвецам лицом, - они уже того... померши. А лошадки, - услышав жалобное ржание, Полина сочувственно шмыгнула носом, - живые и мучаются!

- Не беспокойтесь мисс, - снисходительно фыркнул Деккард, распутывая бабки очередного коня. - Еще пять минут - и мы, и лошади, покинем это неуютное местечко. Так что потерпите чуток, а там - прыгните в седло и вперед, с ветерком! - Скиптрейсер ехидно покосился на встрепенувшуюся Полину и довольно потянул себя за ус:

-Только седло от крови оттереть не забудьте...

- Я думаю, - Полина нервно сглотнула слюну и постаралась бочком сползти поближе к кустам, - даже не так, - я не уверена, что смогу поехать на этих лошадках...

- Умение думать - изумительное умение, мисс, - назидательно буркнул Деккард, обыскивая седельные сумки. - Но бывают моменты, когда нужно запихать это умение в за... куда подальше и просто делать, что должно.

- Зачем запихать куда подальше? - жалобно протянула Полина и кинула беспомощный взгляд на Пелевина. Наткнувшись на встречный взгляд из серии "Сама напросилась, теперь расхлебывай", девушка обреченно вздохнула, зажмурилась и, глядя на мир через едва-едва приоткрытое веко, повернулась к Деккарду.

- Есть у меня племяшка, - скиптрейсер вынул из седельной сумы трофейный кисет с табаком, понюхал, одобрительно вздернул брови и полез за бумагой. - Мери-Сью звать, книжки умные любит - страсть. - Деккард свернул внушительную самокрутку, распалил и с видимым удовольствием выдохнул струю дыма. - И есть у племяшки живность: баран Андроид и овца Электра. И когда я у брата, племяшкиного отца, стало быть, гостюю, - он, заметив, что Полина непонимающе хлопает глазами, покровительственно ей подмигнул, - Мери, - Рик глубоко затянулся и медленно выдохнул дым, - понимаешь, Сью, - вечно теребит меня вопросом: а снится ли Андроиду овца Электра? И вот, что я скажу, мисс, - Деккард аккуратно подтолкнул Полину к лошади, - нет никакой разницы, думает ли баран об овце или не думает - один черт он её покроет, - заметив запунцевевшие щеки девушки, Рик самодовольно хохотнул и одним движением вскинул ее в седло. - Думай - не думай, толку - ноль. Один черт - ехать надо.

Деккард легонько шлепнул Полинину лошадь по крупу, перекинул дона Педро через седло другой и, взяв лошадь с пленником под уздцы, высвистал из кустов невзрачного на вид пегого мерина. Алексей, выпотрошив из мешков и сумок покойников все, что могло бы быть полезным в походе, взлетел в седло выбранного для путешествия жеребца и, свистнув Бирюша и ведя в поводу двух заводных, неторопливо двинулся следом за друзьями.

Три дня спустя. Претория.

Все усилия попасть в столицу засветло были сведены на нет бесконечной сутолокой возле блокпоста. Вереницы внешне малоотличимых друг от друга фургонов с беженцами и фуражирами стремились въехать в Преторию. Навстречу им двигались вереницы фургонов с беженцами, воинскими подразделениями и просто авантюристами, стремясь вырваться из города на оперативный простор.

Увидев, какую безумную карусель образовали оба потока, Полина с тоскливой обреченностью заметила, что разобраться в этом бедламе не сможет с Всевышний и, похоже старость свою она встретит здесь, на берегах Тсваны. К счастью для путешественников, начальник блокпоста - сухопарый немец в мундире без знаков различия - взвалил на себя функции вседержителя и с неторопливой основательностью направлял массы народа в нужную им сторону. Точно, но очень медленно. В конце концов, подошла и их очередь и, когда сумерки плотно укутали столицу, маленький отряд под предводительством Деккарда смог пересечь городскую черту.

- Стало быть, здесь наши пути и расходятся, - с усталой удовлетворенностью буркнул Деккард, остановив лошадей на одном из перекрестков. - Вам, стало быть, - туда, - скиптрейсер неопределенно махнул рукой, - а мне, стало быть, в городскую управу. Сдать свой груз, - Рик плотоядно обозрел съежившегося дона Педро, - и получить свои денежки...

- Так ведь ночь на дворе, - лениво потянулась Полина, раскидывая руки с явно слышимым хрустом. - Там и нет уже никого. Придется вам, мсье Деккард, сторожить своего пленника до утра... - представляя себе эту сцену, девушка мечтательно закатила глаза, - будете сидеть всю ночь на голом камне, клацать зубами от голода и холода и смотреть во все глаза, чтобы добыча не сбежала...

- Ничего подобного, мисс, - флегматично пожал плечами Деккард, проверяя подпругу. - В афише как написано? Правильно: "доставить живым или мертвым". Так если в мэрии никого не будет, я милейшего сеньора Авентуриеро преспокойно повешу на первом же столбе, а за денюжкой утром приду.

Не зная, что ответить Полина возмущенно фыркнула и, досадуя, что в очередной раз последнее слово осталось за старым скиптрейсером, отъехала в сторону.

- Прощайте, молодой человек, - подведя лошадь вплотную к Пелевину, Рик протянул трапперу руку. - Я был счастлив составить знакомство с таким храбрецом, как вы, сэр.

- С чего вы решили, что я храбрец, мистер Рик? - удивленно буркнул Алексей, выискивая в спокойных глазах скиптрейсера хотя бы намек на иронию. - Обратно мы без приключений и подвигов доехали, может, я при первом выстреле запрячусь куда, а вы, - храбрец...

- Во-первых, юноша, - скиптрейсер жестко ткнул пальцем в грудь Пелевину, - мне известна ваша репутация. А во-вторых, - Деккард неторопливо разгладил усы и покосился на Полину, - избрать себе в спутницы жизни такую... - подбирая подобающее выражение, Рик задумчиво пожевал кончик уса, - неординарную особу, - выбрав нужное определение, Деккард самодовольно ухмыльнулся и назидательно вздел указательный палец, - может только отчаянный храбрец! Кстати, юноша! Вы сразу под венец или попробуете растянуть удовольствие и сбежите на войну?

- Да сколько там той войны осталось, - недовольно поморщился Алексей, навалившись всем телом на луку седла. - Еще немного, и буры проиграют окончательно: Блумфонтейн сдан, почти вся Оранжевая под контролем британцев. Сейчас сэр Робертс чуток отдохнет и двинет свою армаду на Преторию, а там месяц-другой - и все...

- Позволю заметить, что, в отличие от меня, стратег из вас никакой, юноша, - Деккард окатил Алексея покровительственным взглядом и гордо вскинул голову. - Ставлю сотню золотых крюгерандов против ржавого пенса, что, заглотив Блумфонтейн одним махом, сэр Робертс поначалу обрадовался, а теперь грызет локти! Он сидит в сердце Оранжевой, - и что с того? - Рик залихватски ткнул пальцем в котелок и сдвинул его на затылок. - Местность вокруг ему не подконтрольна!

Ошарашив собеседника, Деккард, словно он сам сочинил план победоносной компании, претенциозно взмахнул рукой и расплылся в улыбке:

- Де Ветт захватил Д'Акр, а это не только ценный мех, тьфу ты, черт, не только склады с продовольствием, это еще и важнейшая железнодорожная развязка. Контролируя ее, Де Ветт контролирует размер армейских пайков, ведь запасы сэра Робертса ограничены, а новых, благодаря Де Ветту и его головорезам, не поступает.

- Может, я и не стратег вовсе, - задумчиво пожал плечами Пелевин, - но на месте британцев я бы ломанулся всей силой на Д'Акр и вышиб буров. А потом по железке - прямиков в Преторию. Бронепоездов-то у Робертса хватает...

- Если бы все было так просто, - распутывая тесемки кисета, хрипло кашлянул Деккард, - все бы давно закончилось. Но вся беда в том, что до Д'Акра - двести миль, и имеющихся у Робертса запасов для такого марш-броска недостаточно. Скажу больше - его припасов не хватит и на дорогу назад, в Капскую колонию, потому что савана под контролем Де Ла Рея, Боты, Сомсэта. И у каждого из этой милой троицы под рукой тысяч по пять стрелков, а то и больше... В общем, - Деккард торжествующе взмахнул самокруткой, рассыпал табак, чертыхнулся и принялся сворачивать новую, - если буры не сделают фатальной ошибки и не пропустят подмогу извне, на армии сэра Робертса можно смело ставить крест,- Рик ехидно покосился на Пелевина и добавил:

- Через месяц-другой...

Усадьба Матвея Чернова. Днём позже.

- Скажу честно, Алексей, - Чернов распахнул окно и уставился куда-то во двор, - ваше стремление побыстрей оказаться на этой, по сути, не нужной вам войне, мне непонятно... Может быть, вам нужна помощь? - Матвей развернулся к трапперу и пристально всмотрелся в его глаза. - Смею заверить, у меня имеются возможности.... убедить практически любого чиновника из местных военных ведомств, оставить вас в покое... вплоть до прямого выкупа.

- Благодарю, но нет, - Пелевин взглянул прямо в настороженные льдинки глаз старого пирата, добродушно улыбнулся и отрицательно покачал головой. - Во-первых, я уверен, что вы никоим образом не сможете воздействовать на человека, к которому иду...

- Это на картографа, штоль? - угрюмо буркнул Чернов, недовольно отводя глаза в сторону.

- Неважно, - отмахнулся Алексей. - А во-вторых, помимо каких-то материальных благ, клятв и прочих обязательств на войну меня зовет долг дружбы. Понимаю, - видя, как презрительно вздернулась губа Чернова, траппер флегматично пожал плечами, - звучит несколько выспренно, но тем не менее, звучание сути не меняет. Если я не пойду, то перестану себя уважать, это если вкратце.

- Да понимаю я, - с сожалением буркнул Чернов и неторопливо побрел к выходу, - надо так надо. Да! - он остановился возле двери в комнату и повернулся к Пелевину, - ты посиди пока здесь, не убегай, с тобой племяшка напоследок поболтать хочет...

Небрежное черновское "пока" затянулось почти на час. Траппер уже собрался пойти и самостоятельно найти Полину, как по коридору зацокали каблучки и в комнату ворвался златовласый радостный вихрь.

- И как тебе моё платье? - расцвечивая комнату счастливой улыбкой, Полина закружилась вокруг Алексей. - Нет, ну скажи же - премиленькое?

- Ну да, - осторожно промямлил Пелевин, стараясь разглядеть хоть что-то конкретное в безостановочном мельтешении кружев. Так ничего толком и не разглядев, он почесал подбородок и осторожно добавил:

- Тебе идет...

- Я так рада, что тебе понравилось! - Полина звонко хлопнула в ладоши и вновь блеснула улыбкой. - Мы когда после свадьбы будем по гостям ходить, я надену именно его!

- Какой свадьбы? - Пелевин нервно сглотнул слюну и утер моментально взмокший лоб. - Я ведь предложения тебе не делал? Вроде бы?

- Дождешься от тебя, - пренебрежительно отмахнулась Полина и пристально посмотрела в глаза охотнику. - И посему я сама делаю тебе предложение взять меня замуж! - не сводя с Алексея настороженного взгляда, девушка потерла пальцем подбородок и криво усмехнулась:

- Или откажешься?

- Я? Да нет... да я... - стремительно краснея, смущенно забормотал Пелевин. - Ну, это, если это...

- Так все-таки да, или все-таки нет? - притопнула туфелькой Полина, выжидательно глядя на ошарашенного охотника.

- Да, - потупив глаза, пробормотал Пелевин. - Конечно же, да! Я хочу, чтобы ты стала моей женой...

- Вот видишь, счастье моё, - Полина одарила Пелевина счастливой улыбкой, - ты согласен, я тоже согласна. Поэтому, коли тебе неймется, беги на свою войну, быстренько всех победи и возвращайся, - девушка закинула руки на пелевинскую шею и просительно заглянула в глаза:

- Только обязательно возвращайся, потому что мне без тебя жизни нет...