Во время перерыва студенты яростно резались в карты и даже не услышали звонка, известившего о начале следующей пары. От карт они оторвались, когда в аудиторию вошел преподаватель.
- Да-а! Будущие юристы... и карты! Оригинально! Не хватает пары пива и полуобнаженных женщин!
- Извините, Сан Саныч, заигрались, - раздался чей-то голос.
- Азарт в нашей профессии не последнее дело! Или Вы не согласны, Сан Саныч? - высокая, смуглая девушка с греческим профилем горделиво откинула назад голову, отправляя за спину тяжелый водопад черных волос. В ее глазах светились искорки вызова.
- Азарт?..
Крупный беляк снежным комом вырвался из запорошенного снегом молодого ельника и оказался на поляне. Вскинув уши, он на мгновение застыл снежным столбиком на обдуваемом ветром пятачке. Собачий лай, переходящий в визг, вновь резанул его слух. Заяц сделал замысловатый скачек в сторону, стараясь сбить преследователя со следа, стремглав бросился вперед. Три десятка метров отделяло его от спутанного и заваленного снегом ерника.
Маленький человек, стоящий под высокой раскидистой елью, быстро вскинул ружье. Но... по макушкам деревьев неожиданно пробежал порыв ветра, сдувая на голову охотника и его одностволку снежную порошу, мешая точно прицелиться. Этого короткого мгновения хватило беглецу, чтобы юркнуть в спасительный ерник. Еще через миг на заснеженную поляну шаром выкатился рыжий с белой грудью пес. Подскочив к человеку, он присел, задрал к небу широколобую морду, завыл протяжно - досадливо, упрекая охотника за нерасторопность. Хозяин, мальчик лет двенадцати, прижал его голову к ноге, словно оправдываясь, взволнованно заговорил:
- Не переживай, Амур, передохни! На третьем круге я его все равно возьму! Понимаешь, у меня всего один патрон. Промажу - второго мне батя не даст!
- Гав! Гав! У-у-у... - укоризненно взвыл пес.
Вывалив длинный розовый язык, он часто и глубоко дышал. Бока его ходили, как кузнечные меха. В черных глазах застыло недоумение: "Первый раз ты запнулся за ветку! Второй? Снег тебе в глаза попал? Почему ты такой неуклюжий? Со старшим хозяином мы бы его ободрали да у костра грелись". Пес потерся о ногу маленького хозяина, еще раз коротко взлаял и, хватая пастью снег, помчался за беляком, большой петлей огибая заросли ерника...
- Азарт?.. - Преподаватель подошел к окну, распахнул его, ненадолго задумался, глядя на осеннее буйство красок. Помолчав некоторое время, произнес как-то не совсем уверенно. - Пожалуй, вы правы, господа! Азарт в нашей профессии... не последнее дело. Я не знаю, как с этим обстоит дело у адвокатов, нотариусов... и у прочих... - он помолчал, и очевидно подобрав более мягкое выражение, добавил, - правозащитников. А вот какой азарт у сыщиков... у работников уголовного розыска, если быть точнее - мне знакомо!
- Может, поделитесь, Сан Саныч? - снова раздался голос смуглянки.
- А почему бы и нет? Правда я несколько отвлекусь от темы... но это вам не помешает... А может и пригодится... в выборе профессии.
Знаете, детство я провел в таежном селе. И было у нас принято, если в июне-июле, во время сенокоса, пацан брал в руки литовку, то в сентябре он уже мог брать ружье. На сотни километров вокруг тайга. Егерь свой! Ну так, когда за уши отдерет, чтобы не забывались, что в тайге он все же хозяин... Это я к чему? А все к нему! К азарту!
Был у нас пес - по кличке "Амур". Для него тайга - дом родной. Не дай Бог, вышел во двор с ружьем! Искрутится-извоется в ожидании, пока соберешься. Пристрастились мы с ним за зайцами ходить. Он выгонял, а я стрелял. Вот у него был азарт, так азарт! Пару раз его из тайги приходилось на руках выносить из-за этого азарта. По насту лапы в кровь раздерет, идти не может. Ляжет на снег. Глаза печальные: "Ты же меня не бросишь?" А скажешь ему тихо в ухо: "Заяц!" Откуда силы берутся? Даст круг и снова ложится. Я это вот к чему рассказываю. У собаки же нет понятий: долг, честь, совесть. Чувство преданности несомненно есть, да и то, основано на инстинкте... привязанности. А все остальное азарт. Собачий... звериный азарт...
Преподаватель замолчал.
Лай Амура, сначала такой близкий и ясный, катился все дальше и дальше... И вскоре стих где-то внизу широкого распадка.
Багрово-рыжее солнце постепенно клонилось к горизонту, красным золотом озаряя покатые бока недалеких сопок. Короткими порывами задул "северяк". От его вздохов с макушек вековых елей, подсвеченных заходящим солнцем, розово-молочными облачками срывался снег, переливаясь и сверкая миллионами искорок, радугой ложился на зимнюю тайгу.
Маленький охотник неспеша одел подбитые камусом широкие лыжи, немного потоптался на месте, словно проверяя наст на прочность, заскользил в противоположный угол поляны. Он знал, что не пройдет и часа, как рыжий пес вновь выгонит на него долгожданную добычу. Он должен был подстрелить своего первого зайца единственным выстрелом.
Паренек, заехав за поваленную бурей старую березу, обтоптал у ее корневища рыхлый снег, снял лыжи и стал выбирать место для стрельбы. Несколько раз, прикладываясь щекой к холодному ложу, целился в противоположный угол поляны. Пристраивая на ствол березы ружье: то так, то эдак, наконец, выбрал позицию. Удовлетворенно хмыкнув, приставил старенькое ружьишко к молоденькой елочке. Вытащил из-за пазухи газетный сверток и, отломив от горбушки небольшой кусочек хлеба с удовольствием, сладко жмурясь, начал его жевать.
Вдоль распадка пробежал низовой ветерок. Захолодало. Зашумели таежными звуками деревья.
"К пурге... Дотемна бы выбраться! Эх, костерок бы запалить? Да нельзя! К костерку-то заяц, чай не прибежит! Ага... Гонит Амур!"
Собачий лай был едва слышен.
"Ветер снизу... Хорошо! Так, ружьишко пристрою... вот сюда, на сучек! Видно все здорово! Глаза, зараз, слезятся... Рукавицы снять? Нет, пока рано - руки застынут".
Лай все ближе. Еще ближе заверещала сойка.
"Вот зараза! Сюда б не налетела! Предупредит косого!"
Лай, временами переходящий в детский плач, уже рядом. Тревожно защемило сердце. Оно забилось учащенно в предвкушении чего-то нового, неизведанного.
"Амура бы не зацепить. Он, вообще-то, стороной всегда идет. Рукавицы в сторону... Ух... холодная рукоятка... Уже бы пора?"
На расплывающуюся мушку выкатился снежный ком беляка. Хлесткий выстрел громом расколол, притихшую было, тайгу. Его эхо, ударяясь о сопки, затихая, покатилось за горизонт. Заяц, словно споткнувшись, перевернулся через голову, по инерции проскользив по небольшому косогору, неподвижной кочкой застыл на снегу. Выскочивший следом Амур, с разбегу ткнувшись в заячью тушку носом, упал рядом, тяжело дыша.
- Амур! Амурушка! Я попал! Попа-ал!
- Ал-ал-ал... - покатилось вслед за раскатом выстрела, восторженное эхо мальчишеского крика
- Попал!
Проваливаясь по пояс в снегу, паренек поспешил к своей добыче...
Аудитория молчала. Это молчание нарушила светловолосая девушка с прической-каре:
- Что-то не совсем понятно, Сан Саныч! При чем тут собачий азарт и... профессиональный?
- Вот и я думаю! Причем?.. Знаете... в начале восьмидесятых государственные мужи вдруг с удивлением заметили, что в стране есть проблема... и проблема довольно нешуточная - наркомания. Вслух об этом говорить было не принято. Да и вообще, в те времена вслух мало о чем говорили. Дали милиции установку: ликвидировать заразу и доложить! Естественно, наши начальники в авральном порядке создали спецгруппы... по борьбе с наркоманией. Одну из таких групп и возглавил мой друг - Стрехов Ванька. Сейчас он конечно уже не Ванька, а Иван Иваныч. А тогда?.. Так вот, его задача была довольно проста - перекрыть каналы поступления наркотика в город. Ну, а коли задача поставлена - надо решать? И он ее решал!..
"Ну что за невезуха? На поле местная братва в кровь измочалила. Какой-то вонючей конопли пожалели. Их пятак видите ли! Хозяева хреновы! Хорошо, что барахлишко кой-какое было, откупился!.. А тут на ментов нарвался... Предупреждали же пацаны - сойди после Партизанска, а дальше на попутках. Не послушал! Вот, на тебе, влетел как... в рукомойник! Выпасли суки! Ну, ничего, ребятки, вы теперь меня взять попробуйте! Спасибо мужикам-попутчикам - самогоночкой подогрели. Эх... сумка тяжеловата. Интересно, заметили или нет, что я ушел?.."
- Парень, тебе что... жить надоело?
Его размышления прервал голос откуда-то сверху. Фрол поднял голову. Из разбитого окна вагона высунулся парень и обеими руками ухватил его за рубашку. Фрол крепко держась за поручни вагона, глянул вниз. Шпалы мелькали, сливаясь черно-серым потоком.
Фрол перекинул сумку на изгиб руки и освободившимися пальцами свернул кукиш:
- На!.. Ментяра... Я еще поживу!
Парень крепко держал рубашку, тогда Фрол просто вывернулся из нее. С обнаженным торсом он вдруг почувствовал себя беззащитным. Прицеливаясь прыгнуть на откос, краем глаза увидел, что в соседнем вагоне открылась дверь. Напряжение фигуры в дверном проеме говорило о том, что человек прыгнет вслед за ним.
"Ну, ладно, я убегаю от срока! А ты-то, мент, зачем прыгать будешь? Проблем тебе мало? Понтуешся?!.. Не прыгнешь..."
В глазах Фрола в бешеном ритме, стуча по стыкам, крутились колесные пары. Поезд вдруг дернулся, резко замедляя ход.
"Надо оттолкнуться подальше..."
Фрол прыгнул, выставив вперед сумку, туго набитую коноплей. Струящаяся серо-зеленая лента откоса, замедлив бег, больно ударила в лицо щебенкой. В голове мелькнуло:
"...Жив!.."
Он вскочил и увидел отделяющуюся от поезда фигуру. Про себя прикинул:
"...Форы - метров сто! Уйду! До складского забора... метров двадцать пять..."
Подхватив сумку, пробиваясь через ломкий камыш, Фрол кинулся к забору.
"...Повезло менту! На четыре масла упал. Уже встал... Бежит... Забор!"
Одним движением Фрол перекинул через забор сумку. Подпрыгнул, ухватился за край, подтянулся, перекинул ноги и, продираясь через колючую проволоку, спрыгнул вниз.
"Найти укрытие... затаиться..."
Фрол забился в какую-то щель среди пыльных ящиков, прикрытых сверху брезентом. Затаил дыхание.
"... ну, теперь ищи-свищи!"
Только здесь, в укрытии, он вдруг ощутил саднящую боль в ладонях, на лице, на груди. Услышал, как гулко бьется сердце. Вдруг стало невыносимо жарко под этим пыльным, удушливым брезентом. Не хватало воздуха, который хотелось вдохнуть полной грудью. Страшно, до тошноты, захотелось пить. Фрол ладонью вытер набежавший на глаза пот. Колени дрожали, хотелось присесть, но Фрол боялся пошевелиться. Он услышал осторожные шаги.
В гудящую после падения голову, эти шаги ударили как набат.
"Мент?.."
Шаги приближались...
Не спеша...
Временами останавливались!
"Видать, не дурак! Не суетится. Догадывается, что я где-то рядом. Затаиться!.. Ждать!"
Шаги рядом... остановились...
...как-то Иван выпрыгнул вслед за наркоманом, на ходу поезда и задержал его. Задержание было... так скажем... не совсем стандартным. Не каждый день опера прыгают из поезда на полном ходу...
По этому поводу начальник поручил мне написать на него представление на поощрение. Ну, я и написал. Как сейчас помню, дословно: "Проявив самоотверженность и мужество оперуполномоченный уголовного розыска, лейтенант милиции Стрехов выпрыгнул на ходу поезда вслед за подозреваемым и, невзирая на полученные при падении серьезные травмы, задержал его"
Я когда представление писал, спрашиваю у Ивана, а мы в это время с ним в одном кабинете работали:
- Ты когда прыгал за наркоманом, о чем-нибудь думал? Ну типа: долг, честь?...
Он не задумываясь, отвечает:
- Саня! Ты о чем?.. какой там долг? У меня, кроме звериного азарта ничего не было... хотя, - в его голосе зазвучали нотки сомнения, - было, что-то вроде стыда. А вдруг уйдет этот нарк?
- А страх! На каждый километр пути десяток пикетных столбов, да и щебёнка не пух...
- Нет, страха не было! Я же тебе говорю: я был как гончая.... Потом уже, через несколько дней, приснился мне сон. Летит та самая щебенка на меня, а среди щебенки - ромашка, такая одинокая. Ветерок её чуть-чуть пошевеливает, лепесточки загибает, и так мне не хочется, мять её своим телом. Вот тогда я от какого-то непонятного страха за этот цветочек проснулся и почему-то вспомнил этот прыжок.
- Странноватые у тебя ассоциации.
... вдруг яркий солнечный свет ударил в лицо Фролу. Брезент упал к его ногам. Перед ним стоял тот самый парень, который выпрыгнул вслед за ним из поезда.
- Что? Доволен! Взял? - криво усмехнулся Фрол и хотел пренебрежительно плюнуть под ноги менту, но в горле запершило и он закашлялся.
Парень, тяжело дыша, оперся одной рукой на коленку, в другой он сжимал пистолет.
- Ты дурак или больной? Он же пер... семьдесят километров в час. А если бы ты разбился? А?.. Меня бы прокуратура... изжевала! Фу... жарковато...
Парень рванул ворот рубахи - посыпались пуговицы.
Фрол видел, что парню досталось не меньше, чем ему. Джинсы на коленях порваны. Светлая рубашка, выбившаяся из брюк, в пятнах мазута. Размазанная кровь на лбу и локтях.
Фролу стало дурно до тошноты. В глазах замелькали зелено-серые круги и его стошнило под собственные ноги.
- Во, во! Порыгай - полегчает!
Не выдержав боли в ноге, Фрол сполз по штабелю ящиков на землю.
- Ну, совсем-то не скисай! - парень, засовывая пистолет под ремень за спину, склонился над Фролом.
Фрол очнулся от размерного покачивания и от неудобной позы. Он тупо уставился на плывущий перед глазами асфальт, мотающиеся кисти собственных рук и мельтешащие каблуки чьих-то кроссовок. Он перевел взгляд по ноге и увидел торчащую из-за пояса рукоятку пистолета. В голове тяжело зашевелилась шальная мысль, и рука непроизвольно потянулась к этой рукоятке. Но тело вдруг подбросило, в живот остро уперлось чужое плечо.
- Не балуй... Ну и тяжел же ты браток. Потерпи - чуток осталось.
Фрол, как-то отдаленно, будто не сам, а со стороны, услышал лай собаки. Увидел, как чужая рука выхватила пистолет, и тот же голос прохрипел:
- Бабуля, убери собаку! Не ровен час - пальну!
- Белый, Белый! Фу! Фу! Ко мне! Вы кто такие? Здесь охранная территория! - женский голос был где-то рядом.
- Милиция! Телефон есть?
- На проходной. Тут рядом,... за складом! Сумасшедший какой-то...
Фрола мутило, все куда-то плыло.
Окончательно Фрол очнулся на деревянном топчане в каком-то небольшом помещении от едкого запаха нашатыря. Над ним склонилась женщина в белом халате.
- Ну вот, очнулся, сердешный! Кости вроде все целы? Так мы его забираем или в милицию повезете?
- Забирайте! - Фрол услышал знакомый голос. - Только позвоните. Я вам сейчас телефончик запишу. Вот, пожалуйста! Фамилия моя - Стрехов. Скажите - в какое отделение определили.
Над Фролом склонился парень с перевязанной головой, тронул его за плечо и сказал:
- Худ ты, дружище, как велосипед, но тяжел. В больничке веди себя прилично. К утру наведаюсь. Там и поговорим.
Паренек потрепал собаку за холку. Подхватив за уши безвольную тушку зверька, он осмотрел рану. Несколько дробинок попали зайцу в грудь. Капельки крови сочились на снег и застывали на его белизне красно-матовыми ягодками недозрелой брусники.
- Раз, два, три... пять. Пять штук из семнадцати? Чуть не промазал! Но не промазал же. Амур смотри!
Мальчишка сунул в нос собаке мертвого зайца.
Но Амур снова и снова хватал пастью снег, вывалив розовый язык. Он устал и у него не было сил по привычке трепануть шерсть подстреленного зайца. Пес, забив по снегу хвостом, отвернул морду. Его глаза блеснули укоризной: "Ну что за ребячество. Заяц, как заяц".
- Ну ладно, ладно... отдохни и будем выбираться, - паренек глянул на багровый диск солнца, уже цепляющийся своей кромкой за дальние горы.
Он прикидывал, как лучше выбраться на большак засветло.
"Пройти у Талого ключа по кромке льда или сделать петлю вокруг утеса? У ключа - короче, но риск?.. риск велик! Вокруг утеса через марь - далеко. Километров десять-одиннадцать. Да и снег на мари местами рыхлый... тяжелый..."
- Ну что, Амур, махнем напрямик? Через Талый?
Пес в ответ устало вильнул хвостом.
Пацан достал из-за пазухи краюху хлеба и разломил ее пополам.
- На, держи свою долю! - он кинул кусок перед псом.
Тот проворно схватил корку и расправился с ней за несколько секунд.
- Вкусно? То-то. Ну-ка держи еще!
Он отломил от своей части еще кусок и сунул под нос собаке. Амур одобрительно взглянул на мальчика, осторожно взял кусок из его рук и неторопливо съел.
- Закусили? Пошли!
Пес вскочил со снега и отряхнулся.
Паренек связал лапы зайца бичевой и закинул его за плечи. Надев лыжи, взял в руки ружье, легко заскользил по склону к скальному выступу, возвышавшемуся над мелким ельником.
В душе мальчишки билась радость. Он стал охотником.
Лыжи шли ходко. Встречный ветерок не щипал морозом, а лишь приятно холодил лицо. До большака оставалось пройти километра три - не больше. Но пятьдесят метров этого пути были довольно опасны. Нужно было пройти по узкому закрайку у незамерзающего ручья. Перед ручьем снять лыжи и осторожненько, цепляясь за скалу пройти вдоль его кромки. Самое главное, не сорваться в ключ и не намочить ноги. Прошел - считай, что дома.
Вот он - этот опасный участок.
Мальчишка оглядел ледяной закраек. В груди пробежал холодок сомнения: "Не пройти! Очень узкий... сплошной лед. Амур проскочит, а вот я?... Может вернуться?" Он неуверенно топтался на месте. "А!... Была - не была!" Паренек решительно снял лыжи. Потом связал их вместе и закрепил за спиной. Повесил на правое плечо ружье, приказал собаке:
- Амур, сидеть! Перейду - свисну. Сидеть!
Багряное солнце уже на половину диска забралось за раскаленный по его краям горизонт. Резко потянуло ветром.
"К ночи запуржит. Надо поторопиться. Так, осторожненько. Лицом к скале. Шаг... еще шаг... скользко. Перехватиться за следующий выступ. Еще шаг. Не торопиться! Черт!... надо было обойти! Не пройду!"
Мальчишка прошел половину пути. Оставалось еще три-четыре осторожных шага и кромка начнет расширяться.
"Надо отдохнуть. Поправить ружье..."
Он начал подтягивать ружье поближе к шее и задохнулся от ужаса. Бечевка, связывающая лыжи лопнула, и они, стукнувшись пятками о лед, во всю длину шлепнулись в воду. Течением их медленно развернуло вдоль струи и затянуло под лед...
Фрол лежал на больничной койке, тупо уставившись в потолок.
Все как-то пошло наперекосяк. В жизни Фрола шла черная полоса невезения.
А начиналось все, в общем-то, неплохо.
Его отец, работавший в управлении торгового порта, добился, чтобы Фрол после окончания института вернулся в родной город. Помог устроиться на хорошую работу. Разменял квартиру, решив, что сыну необходим максимум свободы и самостоятельности. После смерти матери отец чувствовал себя потерянным в большой четырехкомнатной квартире.
Скорая женитьба Фрола вызвала между ними холодок отчуждения. Отец не одобрил выбора сына. Он считал, что девочка-крановщица, с которой Фрол познакомился там же в порту, ему не пара - мог бы найти и получше, из привычного круга. Фрол тоже не высказал особой радости и восторга, когда обратил внимание на то, что отец стал следить за собой и молодиться. Он не долго тосковал по безвременно ушедшей супруге и через некоторое время познакомил сына со своей новой женой - моложавой сотрудницей своего отдела.
Несколько примирило отца и сына рождение первенца Фрола - Ивана.
"...хорошо, что отца перевели на Черное море. Хоть не будет свидетелем моего позора. Эх, как хорошо было приходить домой после работы. Свой небольшой уютный уголок. Отдельная гостинка, в только что отстроенном доме, с новой мебелью. Отцу спасибо - помог деньгами. Всегда все прибрано, приготовлено. Жена, из угловатой, застенчивой девчушки превратилась в настоящую красавицу. Фрол не раз ловил на ней взгляды молодых парней и зрелых мужиков, когда они гуляли по скверу на Ленинской. Восторг горячей волной пробегал по жилам!
... разом все оборвалось. Нет, не разом! Когда же все началось? С чего? Новые друзья? Страсть, которую приобрел в институте?..."
- Привет, парашютист!
На пороге палаты стояли два парня в небрежно накинутых на плечи халатах. С одним из них Фрол был уже знаком.
"Вот этот здоровый, коренастый меня взял! А второй? Наверное, следователь?"
- Вот пришли навестить тебя, - здоровяк бесцеремонно уселся на кровать напротив. - Не возражаешь!
- У меня есть выбор? - грустно усмехнулся Фрол.
- Да, действительно, выбора у тебя нет! Двенадцать килограммов марихуаны - это круто. - Иван поднял глаза к потолку, очевидно, считая в уме. - Почти две с половиной тысячи доз. По ценам черного рынка? Без малого, двадцать пять тысяч рубликов. Две Волги вместе с берегами! Крути, не крути, а двести двадцать четвертая, часть вторая - тебе корячится. От шести до пятнадцати... с конфискацией имущества. Так-то мил-друг! Ну ладно, мы тебя не стращать пришли, а допросить. Пока формально. Подробно тебя допросит следователь. Моя фамилия - Стрехов, зовут - Иван. А это Сана Саныч - мой начальник. - Иван достал протокол допроса.
Ближе к вечеру мы поехали на обыск. Кое-как нашли два полуразвалившихся барака на окраине города. Это были старые довоенной постройки казармы, переделанные под квартиры, по большей части нежилые. Многие окна выбиты, местами просто заколоченные досками. Вокруг запустение: полынь в человеческий рост и старый, заброшенный сад.
Я уже подумал, что Фрол нас просто обманул, но увидел выбивающийся свет из-под прибитого вместо стекла старого одеяла в одном из окон.
- Иван, смотри свет!
Уже стемнело. Мы нашли узенькую тропинку, которая указывала, что жизнь в этом бараке все же существует.
На стук нам ответил тихий женский голос.
- Входите, не заперто!
Посредине небольшой комнатушки спиной к нам стояла русоволосая женщина в домашнем халате. Из-за ее плеча выглядывал ребенок, двух-трех лет. Она обернулась. Глаза ее расширились, у меня сложилось впечатление, что она испугалась нашего вида или то, что в комнату заходили два незнакомых мужчины. Я поторопился ее успокоить:
- Не волнуйтесь...
Договорить я не успел.
- Ваня!? - вскликнула она и качнулась в его сторону.
Но ноги у неё подкосились и она безвольно опустилась на стоящую рядом кровать.
- Анна! - в голосе Ивана прозвучало неподдельное недоумение. - Аннушка? - он шагнул к ней и вскинул руки навстречу, но остановился в нерешительности, - Ты? - он обвел каким-то безумным непонимающим взглядом комнату. - Что ты здесь делаешь?
- Ваня! Ну почему ты так долго шел?
Улыбка вдруг озарила ее лицо, но тут же она сменилась гримасой какой-то внутренней, казалось уже забытой боли. Прижавшись щекой к стриженой головке ребенка, она беззвучно зарыдала. Слезы тоненькой струйкой сочились из ее больших и серых, как море, глаз.
- Ваня, Ванечка, почему ты так долго шел? - прошептала она сквозь беззвучный плач.
В детской кроватке, стоящей у окна захныкал еще один ребенок.
Я стоял истуканом у двери, не понимая происходящего.
- Аннушка, милая Аннушка, - Иван, склонившись над ней, гладил ее по волосам.
- Я же ждала тебя! Ждала... столько лет, а ты все не шел и не шел, - рыдание сотрясало ее беззащитные, обнаженные плечи.
Я понял, что для этих двоих людей я перестал существовать.
Выйдя из комнатушки, я осторожно спустился по изломанному крыльцу и по тропинке пошел к машине.
На землю опустилась ночь. Из-за треугольника Сестры, с шапкой вечного тумана на вершине, медленно выползал оранжевый диск луны.
Паренек совсем выбился из сил.
Без лыж он буквально купался в снегу, пока выбрался на обдуваемый ветрами увал.
Амуру было не легче, после того как он, не удержавшись на узенькой ледяной кромке, свалился в воду, на длинную шерсть его лап налип снег, образовав ледяные колтуны. Временами он отставал от хозяина, ложился на тропу и с остервенением обгрызал свисающие сосульки.
Нужно было передохнуть. Паренек стал выбирать подходящее место, где-нибудь под деревом. На увале деревьев не было и ему пришлось сойти с обдуваемого места в небольшую лощину, где он сразу по пояс провалился в снег. Кое-как добравшись до корявой разлапистой ели, под которой снегу было поменьше, ему все равно пришлось его долго обтаптывать, чтобы устроить площадку для отдыха. Пробившись вслед за хозяином через снежное месиво, Амур выбрал себе место и, свернувшись калачиком, уткнул нос в пушистый хвост.
Обломав нижние сухие ветки дерева, мальчишка сложил костерок. Через несколько минут языки пламени радостно затрещали по смолистым сучьям, принеся вместе с дымным запахом, тепло и некое подобие защиты от темной и ставшей неприветливой тайги.
Пацан устало прислонился к стволу дерева и, не мигая уставился на костер.
Оставалось пройти лощину и небольшую марь по другую сторону увала. Но как ее пройти, если снегу выше пояса? Хоть плыви по этому снегу! Хоть ползи!
Глаза мальчишки невольно закрылись, и он стал погружаться в тяжелую дрему.
"Не заснуть бы совсем! Костер прогорит - замерзну".
Подумалось как-то издалека, со стороны, будто об этом думал кто-то другой. Он с трудом открыл глаза. Встать не было сил. Сидеть, вот так, прижавшись к шершавому стволу дерева напротив веселого костерка было покойно и даже уютно. Всю жизнь бы так сидел, сидел и не двигался. Будто и нет вокруг этого непроходимого снега. Потрескивание костра заглушает шум ветра, порывы которого временами крошат белую порошу с разлапистых веток ели.
Дрема с новой силой навалилась на ослабшее тело мальчишки. Ему чудились: лукавая улыбка соседки - Маринки, она ловко прикрывает узкой ладошкой тетрадку, не давая списывать. Бабушка: "Шура, блинчики приспели!" Он старается носом поймать ароматный блинный запах, но вместо этого чувствует запах паленой шерсти.
В недоумении он открывает глаза. Дымится валенок, который уткнулся в затухающий костерок. Ничего не понимающий взгляд останавливается на свернувшейся в калачик собаке. Он встряхивает головой.
Ни лукавого Маринкиного взгляда, ни заботливых морщинок бабушки. Вокруг непроглядная тьма, лишь мелкие подрагивающие язычки пламени угасающего костра.
Пересилив себя, он подгребает остатки несгоревших сучьев. Встает, шарит по стволу дерева в надежде найти еще сучья. Снова садится на корточки. И опять забытьё.
"Засну - не проснусь! А кто же расскажет о точном выстреле? Кто принесет в школу белую заячью лапку? Маринке обещал самую пушистую елку.... Кто ее срубит и принесет? Надо встать... Надо встать... встать..."
Очнулся он от скулежа Амура. Тот царапал его лапой по телогрейке и тыкался влажным носом в лицо. Паренек в полудреме попытался обнять и прижать к себе собаку, но пес вырывался. Подскакивал снова, лизал горячим языком его лицо, скулил и временами взлаивал.
Из-за скального утеса неуверенно выкатывалась темно-оранжевая луна. Стало немного светлее.
"Все! Надо встать и идти... добраться до трассы"
- Надо помочь Аннушке!
- Как? Материал зарегистрирован. Дело по факту перевозки наркотиков возбуждено. Даже санкция на арест имеется. Как только Фрола из больницы выпишут, Владимир Иванович его сразу арестует. Двенадцать с лишком кэгэ наркоты - это ж особо крупные!... По нынешним временам кто с ним церемониться станет. Сам что ли пойдешь к прокурору?
- Да не о Фроле речь! - загорячился Иван.
- Но чтобы помочь Анне, надо помочь Фролу! - возразил я.
- Да, Фролу вряд ли поможем... А вот Анне? Ты видел, в каких условиях она живет. У черта на куличках, в какой-то дыре... бывшая казарма.
- Слушай, что-то я не пойму. Что ты о ней так печешься? Я, в общем-то не дурак, и понял, что вы были раньше знакомы. Ну и что из этого?
- Эх, Санек, Санек! Дурак-то я! Это ж... моя первая любовь! Из одного интерната мы. Десять лет за одной партой! Не сложилось все как-то. Армия, Афган... госпиталь. Думал, не выкарабкаюсь. А потом жизнь закрутила... Пробовал писать - письма назад приходили. В Находку после вышки МВД вернулся - знакомого встретил. А он и говорит: "Замуж вышла!" - Иван тяжело вздохнул, -...не дождалась! Кинулся было искать, но чувствую - прогорел. А! - он обреченно махнул рукой, нервно достал мятую пачку "Примы" и закурил. Чуть успокоившись, продолжил:
- Анна мне рассказала, что её идиот гостинку в центре города в карты проиграл... И знаешь кому?
- Кому?
- Афоне!
Я присвистнул:
- Круто! Афоню голой рукой не возьмешь. На него половина курьеров работает.
- Знаю! Вот что я думаю: наверняка он смотрящему на общаг отстегивает?
- По идее - должен.
- Мы можем это проверить?
- Можем! Только, что из этого?
- Если он платит несоизмеримо мало? Можно пригрозить ему, что о его сверхдоходах станет известно братве.
- Ну и что?
- Чтобы мы молчали, я попрошу Афоню вернуть гостинку.
- Держи карман шире. Он просто тебя обхохочет. Легче уж тогда задержать его с наркотой. Но он осторожен, как черт. Обнон его уже несколько лет пытается взять. Взяли? То-то! У меня по этому поводу возникла другая идея... Азартен Афоня, ох азартен!.. Но мне надо подумать и кое с кем поговорить...
- С кем?
- Ты до утра подождать можешь?...
Ночное светило не успело пробиться к зениту, чтобы осветить дорогу маленькому путнику. Бледнеющий апельсиновый цвет луны накрыла непроницаемая туча. Ветер хлестанул с новой силой, закрутив снежную, бешеную круговерть.
Пацаненка охватил страх. Он потерял все ориентиры.
Амур, поскуливая, тыкался сзади в ноги. По такому снегу он не мог идти впереди и не мог быть помощником в выборе дороги.
Барахтаясь в глубоком снегу, пробиваясь метр за метром, мальчишка боялся одного - не сбиться на круг. В кромешной тьме по этому кругу можно ходить вечность.
Мелькнула спасительная мысль: "Ветер! Когда туча закрыла луну, он бил в левую сторону. Нужно держаться ветра. Быстро поменять направление он не может".
В какой-то момент мальчишка обнаружил, что Амур перестал тыкаться в ноги. Это его испугало и он закричал:
- Амур! Аму-у-ур!...
И услышал сквозь завывание ветра его лай впереди.
Рванувшись из последних сил, он, наконец, преодолел плен снега и через жесткий грейдерный отвал, перевалился на лесовозную дорогу.
Амур, радостно повизгивая, темной тенью вился у его ног.
"Вышел! Вышел!"
Но вместе с этой мыслью в тело проникла безмерная усталость.
"Отдохнуть.... Отдохнуть - чуть-чуть... ну, совсем немножко!"
Опершись на приклад ружья, он безвольно опустился на корточки. Амур тут же свернулся калачиком у его ног.
Глаза закрывались. Хотелось одного. Спать, спать, спать...
Он мягко привалился к снежному отвалу, обняв слабеющей рукой собаку.
В этот же вечер, придя домой я позвонил своему знакомому. Правда, у меня были сомнения, застану ли я его дома. Бывший сотрудник оперчасти одной из колоний, после выхода в отставку, работал проводником пассажирского поезда и поймать его дома было крайне сложно. Я его знал и раньше. Но как-то так: "Привет! - Привет!" А тут случай свел нас очень плотно. В одной из поездок к нему в вагон сели зэки, откинувшиеся из той самой зоны, где он и проходил когда-то службу. Вспомнили подвыпившие колоднички какие-то старые обиды и зажали моего знакомца в тамбуре. Еще бы несколько секунд и вылетел бы он из поезда с заточкой в животе. Но ему повезло - поезд сопровождала наша опергруппа. В итоге: отставнику мы спасли жизнь, а бывшие зеки, покуражившись на воле всего-то полдня, снова ушли топтать зону.
После этого случая он мне сказал: "Я твой должник, до конца дней!"
Толик, так звали моего знакомого, играл в карты. Не просто играл, а виртуозно. Возможно, у него был талант от рождения, возможно в зоне так насобачился в долгих караулах. Я видел, как он играет. Посмотреть со стороны - он насквозь видит карты своего визави. А уж, что он выделывал с карточной колодой, словами не передать.
Трубку взяли не сразу. Я стал беспокоиться.
Ответил женский голос. Я даже позабыл поздороваться и сразу спросил:
- Толик дома?
И услышал:
- Анатолий, это тебя! - и сразу же его голос. - Слушаю!
- Толик, привет с Тихой!
- Саня! - услышал я радостный голос Толика. - Привет! Как жизнь ментовская?
По голосу было слышно, что он рад моему звонку.
- Извини, что поздно, но у меня к тебе дело!
- Санек, дела у прокурора...
- Нет, действительно дело! - я перебил его радость серьезным голосом.
- Что? Все так плохо? Или мне показалось? - в телефонной трубке я услышал озабоченность.
- Тебе кликуха Афоня, что-нибудь говорит?
- Обижаешь, начальник! Я что в зоне четвертак отработал, как отсидел - напрасно?
- Ты бы мог с ним в картишки на интерес перекинуться? Тряхнуть стариной?