Запах колбасы густо вливался в ноздри, мощным натиском будоражил рецепторы, и от возникавшей истомы покруживалась голова. Колбаса была языковая - в белом окаеме жирка и круглых вставках из него же на нежно-розовом срезе. Да... и запах, и вид были отменные!
Но наслаждался ими Селищев с тревогой: вдруг колбаса закончится раньше, чем подойдет его очередь? Продавщица и так уже несколько раз выкладывала из холодильника новые батоны колбасы, а в секундный распах дверцы было невозможно разглядеть, сколько их там остается.
У Селищева упало сердце, когда перед ним купили последние полкило. К тому же внезапно Селищев обнаружил: продавщица поразительно похожа на его злобную соседку Зою Никифоровну - та же стать, то же мясистое лицо, редкие усики - и ему сделалось еще хуже. Но неожиданно миролюбиво "Зоя Никифоровна" сказала:
- Вам сколько?
Селищев растерялся.
- Сколько вам взвешивать? - повторила она.
- Килограмм! - решил не мелочиться Селищев.
- С вас 260 рублей.
Он отсчитал деньги. Продавщица взяла их и... удалилась.
" Наверно, в этом холодильнике колбаса закончилась, пошла к другому," - подумал Селищев.
Вскоре продавщица вернулась, неся белую картонную коробочку, - в такие обычно кладут пирожные. Ее она протянула Селищеву.
- Что это? - опешил он.
- Колбаса! - возмутилась продавщица, и от нее, как от настоящей Зои Никифоровны, завеяло опасностью.
Селищев торопливо поддел пальцем крышку коробки и заглянул внутрь. Там лежало несколько штук чего-то мясного, серого и бугристого, похожего на люля-кебаб.
- А где же языковая?
Продавщица будто и не слышала его:
- Брать будете?
- Вы все перепутали: я просил килограмм языковой колбасы!
- А вы мне тут не хамите! - застыла она круглыми глазами на лице Селищева. - Не хотите брать, - вернем деньги!
- Возвращайте! - в отчаянии озлобился Селищев.
Продавщица, порывшись под прилавком, выложила две сторублевки и какую-то бумажку.
- Прочтите и распишитесь, - ткнула она пальцем в бумажку и снова полезла под прилавок.
" Расписка, - прочитал Селищев. - Подтверждаю, что мною в счет шестидесяти (60) рублей, подлежащих возврату за не купленный товар, получены сандалии детские в количестве одной (1) пары". Он изумленно оторвал взгляд от прочитанного. Коричневые, с круглыми мысами сандалики уже ожидали его подле двух сотенных билетов.
"Вы издеваетесь?!" - хотел было крикнуть Селищев, но у него перехватило дыханье.
- А что, вы думаете, они этих денег не стоят? - по-своему истолковала его молчание продавщица. - Ну да, немного стерты каблучки, но это же ерунда, можно набойки поставить.
Селищев повернулся к очереди, показывая всем своим видом: да эта женщина сошла с ума!.. Но понимания не встретил.
- Мужик! - крикнул мордатый гражданин. - Ты чего всех задерживаешь? Бери что дают и отваливай!
А старушка со скорбным худым лицом прошипела:
- Сами не знают чего хочут...
Челюсть Селищева иглой прошила боль. Он вспомнил: у него же со вчерашнего вечера болел зуб, а сегодня утром он решил пойти к стоматологу. Так как же он оказался в этой очереди?
Селищев огляделся. Тьфу-ты, черт! Он дома! В собственной постели! На столике - книжка, которую читал перед сном. "Роман "Процесс", - уперся Селищев взглядом в строчки мелкого шрифта на обложке, - одно из лучших произведений выдающегося австрийского писателя Франца Кафки - основоположника сюрреалистической литературы, писателя, без которого жанра "абсурда" в прозе не существовало бы".
" Да, - усмехнулся Селищев, - не читайте на ночь Кафку..."
2
Стоматолог-терапевт по фамилии Додин, человек лысый и с какими-то серо-металлическими глазами, постучал инструментом по больному зубу. Селищев скривился, а Додин ободряюще улыбнулся и, не вызвав у того ни капли симпатии, сказал:
- Дело поправимое... Вот вам направление (он чиркнул что-то на талончике), идите в кабинет триста семь.
- А потом?
- Суп с котом! - засмеялся Додин, поблескивая стальными глазами.
" Ну и урод", - подумал Селищев.
Внезапно посуровев, Додин заключил:
- Вам все там скажут.
Когда Селищев оказался перед кабинетом 307, ему стало понятно, отчего так веселился Додин: это был кабинет хирурга.
"Неужто зубу хана?" - содрогнулся Селищев.
Каждый выходивший из кабинета 307 прижимал к лицу круглую резиновую емкость, наполненную льдом, - "грелку наоборот", как назвал ее один гражданин из очереди, объясняя Селищеву необходимость прикладывания холода к освободившемуся от зуба месту. Судя по его ввалившимся щекам, он знал, о чем говорит.
- А что, там ничего другого не делают, как только зубы удаляют? - спросил Селищев.
- В девяноста девяти процентах из ста, - прошамкал гражданин.
Хирург оказался женщиной. Молодой, симпатичной. Белый халат нарочито подробно обрисовывал ее стройную, но далеко не модельную фигуру.
"А иначе откуда силам взяться, чтобы зубы рвать", - согласился с Природой Селищев.
В отличие от Додина она даже не прикоснулась к больному месту, а только внимательно осмотрела его и окрестности. Заключила:
- Вы знаете, может быть, зуб и удастся спасти. Сделайте для начала рентгеновский снимок.
И улыбнулась очаровательной улыбкой.
"Их бы местами поменять: садиста Додина - в хирурги, а ее в терапевты", - подумалось Селищеву.
Он опустился этажом ниже, отыскал кабинет, указанный в направлении на рентген.
- Кто крайний?
- Там... - сонно махнула рукой в конец коридора пухлая женщина с тусклым взглядом.
Надо сказать, что у всех сидящих и стоящих по обеим сторонам коридора были похожие, погашенные безнадежностью глаза. Не желая смиряться с догадкой, Селищев спросил:
- Это все на рентген?
Ответа он не дождался и побрел в конец коридора. Через 20 минут Селищев понял, что очередь не движется.
- А почему никто в кабинет не заходит? - обратился он к усатому мужчине, сидевшему рядом с местом его стояния.
- Ключ ищут, - буркнул тот.
- Какой ключ?
- От кабинета...
Селищев окинул взглядом очередь - ни одного возмущенного лица!
- Но ведь это... бардак!
- Послушайте! - нехорошо посмотрел на него усатый. - Не мешайте ждать!
"Может, они знают чего-то такое, чего я не знаю", - подумал Селищев, направляясь в регистратуру.
И точно.
- Что вы так кипятитесь? - укоряла его добрая бабушка-регистратор. - Я же ведь все объяснила очереди. Молоденькая медсестра пошла покурить, закрыла кабинет и потеряла ключ. Ну? - улыбнулась она. - Теперь вам все понятно?
- И вы полагаете, что это в порядке вещей? - не унимался Селищев.
- А что здесь необычного? Вы что ли никогда ничего не теряли?
- Ладно ... Ну а дальше-то что?
- Извините, Галина Павловна, - появился откуда-то очкарик с длинными волосами, завязанными хвостом на затылке. - Аня вышла не покурить, а позвонить в наш офис - сообщить, что аппарат сломался. А уж потом она пошла покурить и потеряла ключ. Я, гражданин, в отличие от вас тут уже больше часа кукую... и ничего!
- Блеск! Оказывается, еще и рентген не работает!
- Да не нервничайте вы так, - успокаивающе протянула бабушка. - Найдем ключ, починим аппарат, сделаем снимок, залечим зуб. Хорошо все будет...
- Но вы ключ-то хотя бы ищете?
- Чтобы найти, нужно знать, где искать, - мягко и мудро заметила Галина Павловна.
- Так спросите у этой... у Ани!
- Она уехала: ее главврач со статистикой отправил в райздрав.
У Селищева глаза полезли на лоб.
- Как же можно было в такой ситуации ее куда-то отправлять?!
- А кого же еще? - искренне удивилась бабушка. - Все же ведь заняты. Одна она оказалась без дела: кабинет-то закрыт.
- И аппарат сломан, - поддержал ее весомым аргументом очкастый мастер.
На секунду, не более, подобное объяснение показалось Селищеву логичным, но он тут же опомнился: "Да я с ними тут с ума сойду!" И выкрикнул:
- Так позвоните ей!
- Нельзя, - как можно спокойнее отвечала Галина Павловна. - Мобильный телефон она в кабинете оставила.
- Который закрыт, - на всякий случай напомнил хвостатый очкарик.
- У-у-у, - застонал Селищев, и на ум ему пришло еще одно - последнее:
- А разве не положено иметь запасных ключей? Есть они у вас?
- Положено, и они у нас есть, - в том же бережном тоне, как если б Селищев был чокнутым на гране припадка, продолжила бабушка. - Вот здесь запасные ключи от всех кабинетов, - указала она на плоский двустворчатый шкафчик, привешенный к стене.
- Что же мешает его открыть? Тоже ключ потерян? - нервно усмехнулся Селищев.
- Нет, не потерян. Он в личинке. Его Николай Ильич сломал.
- Кто???
- Наш завхоз. Полез спьяну зачем-то в шкафчик и обломил ключ. Для руководства это стало последней каплей терпения.
- И что дальше?
- Все. Уволили Николая Ильича.
- Я не об этом! Я про шкафчик!
- А... Так нового завхоза у нас все еще нет. Вот как назначат...
- Достаточно! - решительно перебил Галину Павловну Селищев. - Я пойду сам искать ключ от кабинета! Где тут у вас курилка?
- Дело в том, что Аня обычно ходит курить в поликлинику напротив - там ее подруга работает... А куда она пошла в этот раз - неизвестно. Кстати! - осенило бабушку. - Вы можете снимок сделать там. Правда, за деньги. Зато ждать не придется.
Селищев заинтересовано посмотрел на нее.
- В самом деле?
- Ну, конечно! Это самый разумный выход. Зуб-то, поди, болит?
Зуб не болел: Селищев в напряжении последнего часа забыл о нем, и тот от безразличия к себе стих. Но Селищев, конечно, понимал, что благополучие это обманчиво.
3
Селищева всегда раздражали эти два словечка, с недавних пор нагло угнездившиеся в русском языке. Одно из них - "секьюрити" - белело латиницей на черной униформе мужчины с важно-каменным лицом, коренастом и "беременном" (исключительно, чтобы не вступить в противоречие с замыслом божьим, оставим кавычки на месте).
Встретив Селищева при входе в поликлинику, он велел надеть бахилы и произнес второе ненавистное Селищеву слово - "ресепшен". Очевидно, указывать местоположение регистратуры входило в круг его должностных обязанностей (не от человеко же любия с таким-то лицом!)
К удивлению Селищева над ресепшеном висела "русская" табличка "регистратура". А еще приятно удивило, что ни туда, ни в кассу, ни в рентгеновский кабинет очереди практически отсутствовали. "Все-таки есть плюсы в платной медицине", - умиротворяясь, констатировал Селищев. Однако преждевременно потеплело у него на душе.
Рентгенша, худенькая блондинка с яркими губами, взглянув на направление, заявила:
- Мы одиночные снимки не делаем, только панорамные.
И глаза ее довольно блеснули.
- Как это?
- Целиком всей челюсти.
- А почему?
- Послушайте, гражданин! Я же вам объяснила, что аппарат сломался! Только панорамные выдает!
- Ничего вы мне не объясняли...
- Да? - холодно взглянула она. - Разве вы не знаете, что рентген неисправен?
- Знаю.
- От кого?
- От вас. Но...
- Так что же вы говорите, будто я вам ничего не объясняла?!
"А, черт!.." - сказал про себя Селищев и произнес:
-Ладно, хорошо... А скоро аппарат починят?
-Я заявку дала, - победительно смягчила напор рентгенша. Сейчас мастер на вызове в соседней поликлинике. Потом к нам.
-Ага, - зная, как поступить, сказал Селищев и вышел из кабинета.
4
-Да поймите вы... Как ваше отчество? - вот уже четверть часа бился с мастером Селищев.
- Альбертыч. Но можно просто, я же говорил, - Рудик.
- Объясните мне, Рудольф Альбертыч, так ли важно, в какой последовательности вы выполните заявки?
- Но дело в том, - вежливо отвечал Рудик, - что диспетчер мне не передавала заявку на ремонт в соседней поликлинике. У нас такой порядок: следующая заявка реализуется только после исполнения предыдущей.
- Ну ладно бы вы ничего не знали о второй заявке. Но вы же знаете!
- Только с ваших слов.
- Тогда позвоните диспетчеру...
Мастер вздохнул. Он смотрел на Селищева тихо и грустно. "Безнадежный случай", - говорило его молчание.
- В самом деле, молодой человек, - не выдержала Галина Павловна, присутствовавшая при споре, - разве допустимо нарушать очередь? Ведь в магазине на подобное вы не решились бы. Почему же здесь можно?
"А ведь так оно и есть, - толкнулось вдруг в голове Селищева. - Откуда у меня уверенность, что один я рассуждаю логично? Сейчас, пожалуй, бабуля права. Да и тогда, еще раньше, когда мне это только показалось..." Селищев виновато посмотрел на нее, на Рудика...
Он вернулся в поликлинику напротив. Охранник снова произнес фразу про бахилы и ресепшен, ничуть не смущаясь тем, что всего час назад уже говорил ее Селищеву. Правда, чтобы осознать этот факт, требовалось "включить" мозги.
"Ага, оно ему надо?!" - мысленно усмехнулся Селищев. "А, может, у него инструкция такая, - тут же возразил он самому себе, - не взирая ни на что, каждому говорить про бахилы и ресепшен". "Да брось, - никак не прогонялась усмешка. - Обыкновенный балбес, этот секьюрити. Подобные ему живут при каждом учреждении. Стоят себе, как кто-то метко выразился, "столбиками жира", и ни пользы от них, ни вреда. Так... атрибут уважающего себя заведения". "С чего ты взял, что ни пользы ни вреда? Ты был им? Знаешь круг его обязанностей?" - воинственно повставали справедливые вопросы. И спорить с самим собой больше Селищеву не захотелось.
- А точно на панорамном снимке будет виден нужный зуб? - спросил он, садясь в кресло.
- Там все будет видно, - обнадежила рентгенша. И как бы для себя, еле слышно добавила:
- Может еще какой зуб придется вырвать...
Селищев поежился.
- Я про удаление зуба ничего не говорил.
- И я не говорила.
- Да только что!
Женщина пожала плечами и молча ушла за перегородку колдовать над аппаратом.
- Селищев, пока снимок сохнет, - сказала она по окончании процедуры, - сходите на ресепшен и доплатите. Я вот тут вам написала.
- Я Селищев.
- А я и не возражаю.
Он, конечно, был готов доплатить, поскольку снимок одного зуба стоил меньше панорамного, но он совершенно не ожидал, что содержимого его бумажника окажется недостаточно.
- Да... - смутился он. - Ну и цены у них...
Всколыхнулась, пробежав волною, зубная боль, видимо, одергивая Селищева от изначальной мыслишки на все наплевать.
- Что ж, придется идти за деньгами домой.
Хорошо хоть идти, а не ехать на другой конец Москвы.
5
Селищев был недалеко от своего дома, когда к нему обратился гражданин в темном костюме, при галстуке, с портфелем в руках.
- Извините, вы этот район хорошо знаете?
- Я здесь живу.
- Прекрасно. Тогда не могли бы вы мне сказать, где на улице Маши Порываевой дом номер тридцать?
- Но это Орликов переулок.
- Как Орликов? Ничего не понимаю... А что ж тогда это?
На офисном здании, возле которого они стояли, висела стандартная табличка с адресом "Маши Порываевой улица, 34".
Селищеву впору было протереть глаза: проходя каждый день мимо, он никогда не видел эту табличку.
- Чертовщина какая-то... Вон мой дом, а я живу в Орликовом переулке. Стало быть это точно не улица Маши Порываевой.
Гражданин достал платок, вытер им крупный лоб, сморгнул полными недоумения глазами.
- Вы знаете, - попробовал разобраться в казусе Селищев, - может, эту табличку повесили для почтальонов? Представьте: нужно доставить корреспонденцию в это здание, а дом, хоть он и стоит в Орликовом переулке, числится по соседней улице, то есть по улице Маши Порываевой.
- Все равно хрень какая-то, - не принял объяснений гражданин. - Почтальоны должны знать, как "Отче наш", все адреса на своей территории.
- Ну, пусть не для почтальонов это сделали, а, скажем, для посетителей здешних офисов... Чтобы быстрее найти нужное здание.
- Не знаю... не знаю... Может, посетителям и облегчение , а я чуть умом не тронулся. Убедитесь сами: дом номер тридцать четыре стоит между номерами семь и девять! Оказывается, дом тридцать четыре - это по улице Маши Порываевой, а семь и девять по Орликову переулку! И никто ничего толком не знает.
- Да откуда им знать? Они же здесь не живут, приезжают только на работу. А вам какой, собственно, адрес нужен?
- Улица Маши Порываевой, дом тридцать, вторая арка.
- Странный какой-то адрес.
- Ну да... Если кое-чего не знать...
- Чего же?
- Я коллекционирую... крышки люков.
Теперь недоуменно сморгнул Селищев.
- Каких люков?..
- Городской канализации, телефонной сети... Посмотрите себе под ноги... Теперь понятно? Да не подумайте, что я буквально их коллекционирую. Нет, конечно. Я не похищаю чугунные отливки! Я их снимаю...
У Селищева вскинулись брови.
- Ну, то есть фотографирую. Езжу с фотоаппаратом, - гражданин приподнял портфель, - и делаю снимки.
- А что же может быть интересного в этих крышках?
- Да ничего! - огорошил Селищева мужчина. Он помрачнел, явно перекидываясь на давно терзавшую его мысль. - Вот я никак не пойму: зачем все время отливать эти никому не нужные ГОСТы?!
Он кивнул на крышку канализационного люка, по окружию которой шла выпуклая надпись "ГОСТ 3634-61 1968г."
- И так практически на каждой крышке! Зачем? Кому нужно знать, по какому ГОСТу их производят? И ведь, судя по всему, делается это на протяжении многих десятков лет!
Гражданин насуплено помолчал.
- Мне иногда кажется, что вокруг - сумасшедший дом. Такой неявный, можно сказать, потаенный... Табличка с адресом оттуда... И чтобы естественно в этом мире существовать, нужно быть тихо сдвинутым. Ну да. Бывают же легко раненные. Почему бы не быть легко помешенным? Вот я такой. Коллекционирую крышки люков... И все бы ничего, если б иногда я не становился нормальным... Нет, может вы объясните мне, зачем изображается этот ГОСТ?
Селищев развел руками.
- Со здравым смыслом не согласуется. Хотя, возможно, существуют какие-то ведомственные резоны. И, если их знать, все встанет на свои места.
Гражданин с печальным сомнением посмотрел на Селищева.
- Но вы-то, как я понимаю, другие крышки собираете.
- Да, - улыбнулся мужчина, - изредка они все же попадаются. Без ГОСТа, со всякими рельефами: есть в шашечку, есть в чешуйку, в крапинку... Сегодня я приехал за одной из таких. Мне сказали, что она в восьмиугольниках. Так как все же попасть под ту самую арку?
Селищеву, конечно, захотелось взглянуть на шедевр, но он отчетливо почувствовал, что его нелепо запутавшееся дело ждать не будет, и после необходимых объяснений распрощался с коллекционером.
6
Пока Селищев ждал лифт, дверь в подъезде распахнулась, и раздался стук каблучков. Он обернулся. Это вошла высокая, медно-рыжая девушка. Потом, когда они ехали в лифте, Селищев обнаружил, что у нее карие, с лучистым подсветом радужки, носик уточкой, а в ушах странные сережки в виде прямоугольников, на которые были наклеены ее же собственные фотографии - черно-белые, с проштампованными уголками - как на документах. Она тоже ехала на седьмой этаж, в чем не было ничего особенного, но, когда, выйдя из лифта, она направилась к квартире Љ 87, Селищев удивился:
- Извините, а вы к кому?
- К Славику.
- Но там нет никакого Славика.
- Как это нет? Он сам мне позвонил и назвал этот адрес.
Голос у нее был низкий, с драматическими нотками и совершенно неожиданный при носике такого легкомысленного очертания и рассыпанных по лицу веснушках.
- Милая девушка, - начал Селищев, но дверь квартиры открылась. На пороге стояла его родная сестра.
Вера, добрая душа, время от времени наведывалась в жилище холостого младшего брата, чтобы тот, по ее выражению, не зарос грязью, почему и имела ключи от его квартиры.
- А я думаю, кто это там на лестничной площадке? Вообще-то мы тебя только к вечеру ждали... А вы Нюта? Проходите, пожалуйста.
Девушка, искоса глянув на Селищева, первой вошла в квартиру.
- Ты сказала "мы". У нас гости? - спросил Селищев, отмечая, что на сестре ее парадное темно-бежевое платье.
- Гости и не только... - интригующе сообщила Вера.
Пять минут спустя Селищев сидел ошарашенный на табурете, привалившись плечом к стене. А за пять минут до этого в коридор вышла немолодая женщина с высокой прической и знакомой грустью в глазах.
- Это Нонна. Нонна Красильникова, моя школьная подруга. Ты должен ее помнить, - с мягким нажимом сказала сестра.
Селищев едва успел кивнуть, когда появился молодой человек - юноша - не юноша, высокий, длинноволосый, с каким-то невнятным выражением лица: вроде бы он улыбался, а казалось, что вот-вот зарыдает. "Наверно это Нонкин сын, - решил Селищев, - а это, - уперся он взглядом в девушку, взявшую Нонкино чадо под руку, - ее старшая дочь".
Угадал Селищев только наполовину.
- Это Славик, - продолжала Вера. - Ноночкин сын. А это Нюта - его невеста.
"Вот те на!" - от души поразился Селищев. И хорошо, что от души, потому что не хватило уже сил остолбенеть от последовавшего затем известия. Селищев только качнулся и рухнул на табуретку в прихожей.
- Гена! Славик не только Ноночкин ребенок, он еще и твой сын!
Да... Сил изумляться не было, но и поверить в услышанное тоже не было сил. Распухающий мозг Селищева начал спасаться доводами "против". Во-первых, при сопоставлении возраста Славика (а тому лет семнадцать) и возраста Селищева получалось, что последний стал отцом первого в те же семнадцать лет. А тогда (за вычетом еще девяти месяцев) у Гены Селищева не то, что Нонны, вообще никакой женщины не было! Уж он-то отлично помнил стройотряд и ту рыжую бестию, которая приобщила его к греху. И исполнилось ему в ту пору (стыдно признаться, а потому это тайна) девятнадцать лет! Во-вторых, у Селищева никогда ничего не было с Нонной. Да он даже помыслить о чем-нибудь таком не мог. Она и старше лет на шесть, и совершенно не в его вкусе. Всегда печальная, тихая... А ему нравились самоуверенные девицы-кошки - непривязчивые, чуть стервозные, но с полным комплектом всего грациозного, округлого и шелковистого, что полагается иметь и девушке, и кошке. Ну вот, например, как эта Нюта.
- Чушь? - с обидой воскликнула Нонна. - А ты, Геночка, забыл, как в девяносто пятом году на дне рождения собственной сестры...
Нонна всхлипнула.
- Не помню я ничего такого...
- Вот именно, не помнишь! Боже, как я потом себя кляла!..
- Да, Гена, это все правда, - сказала сестра.
"Ну уж если сестра подтверждает, - объявился в Селищеве кто-то еще, будто из-за угла выскочил, - значит так оно и есть! Известное дело: напился, а организм-то по молодости к спиртному непривычен - вот и провал в памяти".
"Господи, дурдом какой-то!" - в отчаянии подумал Селищев и вспомнил вдруг коллекционера.
"Вот-вот! - поддержал его этот "кто-то еще". Вовремя вспомнил! В психушке нормальному не выжить. Соглашайся! Упорствовать - только усугублять..."
- Хорошо, - обреченно объявил Селищев. - Я согласен признать...
Он взглянул на Славика - довольно неказистый у него вышел отпрыск.
- ... ребенка.
Нонна зарыдала. Славик от радости обнажил зубы в брекетах, а Нюта подошла к Селищеву, который все еще не поднялся с табуретки.
- Папа, - сказала она своим грудным голосом, наклонилась и совсем нецеломудренно поцеловала Селищева в губы, толкнувшись между ними язычком. При наклоне она упруго коснулась грудью его плеча, и Селищев почувствовал, как по руке побежала струйка мурашек.
"Что она вытворяет?!" - подумал Селищев без всякого, однако, возмущения.
- Ну вот, - сказала Вера, когда Нонна перестала рыдать, а Селищев оторвался от табурета, - теперь давайте пить чай! Нет, лучше вино! Такое событие нужно обязательно отметить вином!
Тогда только Селищев вспомнил, почему оказался дома и поморщился.
- Вер, мне сейчас нужно к зубному. Я только за деньгами заскочил: не хватило расплатиться за рентгеновский...
- А можно мы с Нютой у вас поживем? - перебил его Славик. - А то мама замуж выходит.
Селищев пытливо посмотрел на Нонну. Глаза ее тут же налились слезами.
- Я по-твоему не имею права на простое женское счастье?
Селищев смутился:
- Да я что... имеешь, конечно...
Он взглянул на часы, кинулся к письменному столу, где в ящике хранились деньги.
- Так можно нам пожить у вас? - остановил его в дверях Славик.
Из глубины коридора на Селищева смотрели большие медовые Нютины глаза.
"Неужели это явь?.. А, может быть, сон?.." На секунду Селищев замер, а потом сказал:
- Что ж, поживите.
- Гена! - крикнула ему вслед сестра. - Мы тебя ждем!
7
Теперь, услышав в третий раз про бахилы и ресепшен, Селищев не обратил на зомбированного охранника никакого внимания. Сноровисто натянув на туфли синие чехлы, он направился в кассу.
- Ну и куда вы пропали? Платить-то будете? - недовольно спросила кассирша.
После расчета она направила его в регистратуру:
- Там снимок получите.
В регистратуре, однако, никого не оказалось. Селищев присел поблизости на твердый пластиковый стул. Стараясь ни о чем не думать, он закрыл глаза, но молчавший до этого зуб заставил их открыться. По счастью, девушка из регистратуры скоро пришла.
Селищев подал ей чек. Она подержала его и коротко взглянула на Селищева:
- Вас просили зайти в рентгеновский кабинет.
Ничему больше не удивляясь, он поднялся на второй этаж.
- Где вы ходите? - встретила его гневно смотрящая рентгеновская мадам. - Снимок не получился, переделывать надо! Но вы же где-то гуляете, найти невозможно!..