Сержант запаса Корж хотел матюгнуться, но быстро оценивающе глянул на меня и передумал, отступил от правил рассказчика мужских баек о всевозможных случаях на охоте, рыбалке, войне или службе в рядах доблестных Вооруженных Сил.
- Невыносимая была жара, даже по меркам привыкших к ней кубинцев. -
Такое начало о страшном зное в тот напряженный в военном противостоянии ядерных держав год, на Острове Свободы, по всей видимости, приносило вдохновение рассказчику, подчеркивало его причастность к известному Карибскому кризису. В то же время факт нестерпимой жары в тревожном регионе мира, делал его самого и его товарищей по службе, жертвами упомянутого конфликта.
- Если не испытал лично, то не возможно представить такую жару даже в воображении. - Продолжал бывший сержант Советской Армии, выпучивая свои рыжие глазищи.
Такое определение цвета его глаз соответствует действительности.
Глаза у Коржа на самом деле рыжие, как и усы, и волосы на огромных конопатых ручищах. Голова же его была совершенно белая от седины. Это, удивительно? Почему-то многие считают, что рыжие люди не седеют вообще, это заблуждение, как раз наоборот, они чаще всего покрываются сединой с ранней молодости.
- Наш батальон по прибытию на Кубу, был в спешке развёрнут на краю огромных плантаций. На полях в низинах и на невысоких холмах произрастала всякая, всячина. Особенно большие пространства, были заняты зарослями сахарного тростника. -
Корж скорчил кислую гримасу, очевидно подразумевая совсем не вкус сладкого растения, из которого производят сахар.
- Жратва, я тебе скажу, была совершенно не съедобной. В нашей полевой солдатской столовой все съестное моментально прокисало.
Вечно голодный личный состав подразделений ходил по расположению части с полными карманами набитыми сухарями. Сухари были наши, отечественные. Однако бойцам из хозяйственного взвода постоянно приходилось пересушивать их, раскладывая на протвенях, сделанных из трофейного кровельного железа. Мы эти листы железа отдирали от обшивки штабных вагончиков, брошенных американцами при отступлении еще в то время, когда Фидель погнал их с острова в начале шестидесятых годов. -
Корж сделал характерное для кубинских повстанцев движение рукой со сжатым кулаком и сказал.
- Перехожу к основной сути рассказа. -
Эти слова, "к сути рассказа", сержант так же никогда не забывал произнести в своих новеллах о Кубинской военной экспедиции. Выражение, очевидно, вставлялось им в рассказ для придания солидности имевшим место происшествиям, произошедшим во время его службы на Кубе? Может быть, была какая-то иная причина?
- Так вот! жара навалилась неописуемая! - продолжал Корж. - Автомат плавится. Вода в Мексиканском заливе + 40, а в Карибском море + 41.
Купаться в солёной воде, еще хуже, чем не купаться.
Мы вообще не купались во время такого пекла.
В жаркий период года, в водоёмах острова всякая причудливая живность кишмя кишит.
Самое прохладное место в округе военного лагеря - заросли тростника, но там, в сладких трущобах мухота злющая, причем не безопасная. - Он посмотрел на меня испытывающе.
- Сам понимаешь, мошки, блошки и каждая такая козявка, какую-нибудь экзотическую заразу переносит. Наш батальонный врач не успевал воинам прививки делать, причем от таких болезней, название которых даже не выговоришь. Некоторые бойцы, кто послабей, так и служили с вечно повышенной температурой. Жарища, влажность, да еще и температура тридцать восемь. Кровь в жилах сворачивается. -
Вот такое вступление, к своему военно-мистическому рассказу, всегда прибавлял бывший сержант Корж.
- Главным действующим лицом тех страшных событий выступил наш славный старшина роты, сверхсрочник Ремнев, по прозвищу Ремень. - Продолжал рассказчик. - Скажу тебе, башковитый был старшина, злой на службу, но дисциплину в роте держал по справедливости. -
Рыжий сержант при упоминании непосредственного начальника подтянулся, поправил рубаху и непокорные вихры.
- Только успели обжиться на новом месте, как Ремень вскоре договорился с местными крестьянами осуществлять бартер. После этой договорённости мы спокойно обменивали у кубинцев на патроны и ракетницы, любые овощи и фрукты. Иногда местные рыбаки давали нам рыбу, если улов был удачным.
Порой, бывало, в часть приносили её столько много, что потом дневальные по кухне закапывали протухшее рыбное месиво в больших ямах, вырытых на пустыре. Однажды Ремнев вернулся с плантаций из очередной разведки и доложил командиру, что в камышах и по окрестным холмам в зарослях кустарника, живет много индюков.
Позже, от местного населения нам стало известно, что птица когда-то была домашней. Но во время боестолкновений кубинских повстанцев с "янки", когда разорялись и сжигались противником целые деревни, индюки разбежались по округе и одичали. В благоприятном климате и при обильной естественной кормовой базе, они быстро расплодились.
Жители вели на птицу охоту, но она была мало эффективна по причине отсутствия у крестьян оружия. Кубинцы ловили индюков в основном петлями, устанавливая их в тех местах, где птицы купались в пыли, выгоняя из оперения паразитов.
Нам тоже строго запрещалось стрелять пернатых. За любой выстрел, командиры грозили штрафбатом.
Ремень покумекал и придумал способ брать дичь по-тихому.
На складе хозчасти гнила никому не нужная здесь в тропиках, маскировочная сеть. В кубинских условиях, она была совершенно бесполезной вещью. Тут без маскировочной сети, через каждую неделю весь личный состав батальона сутки напролет очищал территорию расположения от разных колючих, ползучих, травянистых и тростниковых растений.
По приказу старшины с батээровской массети были срезаны все разноцветные лоскуты, и она превратилась в необычный крупноячеистый невод. К этому сухопутному неводу, Ремень, велел привязать поперек полотна, через каждые полметра леску, снятую с комбатовского спиннинга, который хранился в каптерке у старшины со времени высадки нашего десанта. -
Корж усмехнулся и взлохматил седую шевелюру, очевидно припоминая, как кромсал командирскую снасть.
- Леска была японская, крепкая и совершенно невидимая на фоне сети. Когда орудие лова было готово, старшина на первую охотничью зорьку сходил на пару с лейтенантом Лихачевым. Часа через два они принесли в расположение части двух жирных индюков. Одного повар зажарил для офицеров, другого с большим удовольствием съели те, кто принимал участие в Ремневском мероприятии.
Командованию понравилось разнообразие в питании и поэтому на субботний день, была назначена следующая охота.
Будь он не ладен этот день. - Взволнованно проговорил сержант.
Чтобы как-то сгладить подступающую нервозность, Корж, описал способ ловли кубинских индюков с помощью маскировочной армейской сети.
Он подробно изложил, как охотники выбирали хорошо утоптанную тропу среди зарослей кустарника и расстилали на ней ловчую сеть. Потом, выгоняли на нее из непролазных зарослей разморённых жарой индюков.
Птицы, напуганные загонщиками, выскакивали в страхе на открытое пространство тропы и бежали как угорелые в сторону невидимой ловушки. Достигнув сети, они мгновенно запутывались в ней. Зацепившись за леску когтистыми лапами, собирали своеобразный невод на себя. Охотнику оставалось подойти и спокойно забрать добычу. Таким способом, как раз и удалось поймать первых двух птиц.
- В следующую субботу, - продолжил свой рассказ Корж, - мы пошли на охоту вдвоем со старшиной Ремнёвым. Обрадованный первой удачей командир разрешил нам отлучиться на промысел без офицера. Воодушевленные таким обстоятельством мы ранним утром двинулись на плантации. -
С этого момента в рассказе рыжего отставного сержанта начиналось описание главного события той трагической охоты. Он ежился, обнимал себя за могучие плечи и говорил таинственным голосом банальное выражение мистических рассказчиков.
- Хочешь, верь, а хочешь не верь, но все было так, как я тебе сейчас расскажу.
Мы с Ремнём быстро отыскали у края плантации довольно широкую тропу, испещренную птичьими следами, и раскинули по ней сеть. Вооружившись длинными палками, принялись выгонять индюков из густых зарослей тростника.
Я первым нашёл двух огромных петухов и сними стайку молодняка и спугнул их. Я видел как птицы проворно пробирались сквозь заросли по направлению к тропе. Уже минут через пять индюки бежали на сеть, а я и Ремнёв улюлюкая, мчались за ними, бросая в след палки. Когда до снасти оставалось несколько метров, Ремень вырвался вперед.
Я видел, что старшина почти догнал самого крупного индюка, однако в следующий миг произошло страшное - раздался оглушительный грохот. Взрыв поднял в воздух землю. - Корж, сглотнул судорожно слюну, замолчал ненадолго.
- Саперы потом выяснили, рванула пропущенная при разминировании пехотная мина. - Сержант посмотрел на меня сурово. - Не наши сапёры разминировали, - сказал он. - Кубинцы. У них, по всей видимости, опыта не хватило отыскать все заряды. - Корж опять тяжко вздохнул.
- То, что произошло дальше, было самым невероятным.
Старшину Ремнева и сопливого петуха убило первыми осколками, меня же не задел ни один, но дух из моего тела вышибло ударной волной.
Я уверяю тебя! - почти кричал Корж. - Мы не вознеслись над своими покореженными трупами, как обычно рассказывают те, кто переживал клиническую смерть, мы продолжали бежать!
Я видел, как размашисто бежит красноносый индюк. За индюком, вертя над головой палкой, скачет прыжками Ремень! Я с удивлением понимаю, что мчусь вслед за старшиной. Я даже запомнил, как перепрыгнул через окровавленный труп Ремнёва, потом обогнул воронку и только тогда опомнился, и затормозил.
Мы, стояли с Ремневым на сетке и с удивлением наблюдали, как наш индюк оторвался от земли и исчез в небе. При этом птица ни одного раза не взмахнула крыльями.
- Что происходит? - тупо спросил меня старшина. Я видел, как он ощупывает себя, как показывает мне рукой на то, что осталось позади нас после страшного взрыва.
Я оглянулся. Там у воронки валялись наши бездыханные тела.
Я затрудняюсь сказать что-либо о течении времени. В сознании осталось чувство его отсутствия, периода какого-то безвременья. Однако с таким же успехом можно было решить, что время было бесконечным.
Вдруг перед нами, неизвестно откуда появился человек.
Это был не кубинец, это был китаец или японец.
На человеке была странная полувоенная одежда. Я запомнил его жутковатую улыбку и характерные азиатские жесты.
- Это я разминировал мину. - Сказал китаец, и загоготал, дернувшись всем щупленьким тельцем. - Меня зовут, Чен. Я погиб, подорвался, когда выносил заряд... Мина, рванула у меня в руках. -
Чен странно подпрыгивал на месте, его тело искривлялось то в одну, то в другую сторону.
- Не успел обезвредить вторую, - он махнул в сторону страшной воронки.
- Я воин! Я имею солдатскую честь, поэтому дежурю у этой проклятой мины! - Кричал тощий азиат и стучал себя в тщедушную грудь.
- Я хотел вас предупредить, но вы не обращали на меня никакого внимания, пока взрывом не убило ваши тела! -
До меня плохо доходил смысл фраз жуткого солдата. - Признался сержант. - Я в этот момент лихорадочно соображал о том, почему без труда могу понимать китайца. Я был уверен, что он говорит по-китайски.
С большим усилием я оторвал взгляд от пришельца и посмотрел на старшину. Ремень к тому времени успел уже приподняться над землей примерно на метр. Я как завороженный наблюдал за его парением и краем глаза видел, что Чен тоже смотрит на него и качает радостно головой.
Повинуясь безотчетному желанию, я протянул руку в сторону товарища. Я намеривался схватить и удержать старшину, но Чен крикнул мне, чтобы я оставил Ремнева в покое.
- Его тело погибло! Сердце пробил осколок! - Крикнул китаец и я удивился тому, что он знает характер ранения Ремнёва.
- В следующее мгновение старшина сорвался с места и с большой скоростью улетел вслед за индюшинным петухом. Я видел как он, превратился в точку и исчез в голубизне неба. Тогда, охваченный невероятным волнением, я повернулся к китайцу, чтобы спросить у него, что произошло с Ремнёвым, однако не успел ничего сказать. Странный китайский солдат толкнул меня и опять закричал.
- Возвращайся! - толкает меня и показывает рукой в сторону воронки. - Твоё тело ещё может жить! Возвращайся! - Кричал китаец.
Вслед за его толчками меня, что-то дернуло со страшной силой назад к воронке, и я плюхнулся на свое оглушенное тело, слегка присыпанное горячей землей от взрыва. -
Корж замолчал, уставился на меня рыжими не видящими глазами, потом откашлялся, как будто ему в глотку попала пыль того страшного взрыва и сказал вдруг охрипшим голосом.
- Очнулся я, когда бойцы на плащ-палатке тащили меня в медсанбат. Все! -
Корж опять поежился, обхватывая себя за бока, как будто ему стало холодно и неуютно в своем когда-то убитом теле.
- Представляешь, поели индюшатины? Жара! Воздух сорок, вода, сорок, я в палате оглушенный лежу. Ничего не вижу, ничего не слышу. Шум в башке, тошнота, а я только об одном думаю, об улетевших чудесным образом в небо старшине и индюке, да крикливом китайце Чене. Откуда он взялся и куда исчез потом, что там делал в зарослях?
Переборов головокружение, вечером я дополз до цинкового ящика с телом старшины. Гроб стоял за стенкой палаты, и попробовал его на вес. Тяжелый.
Понял я тогда, что труп Ремнёва запаян в цинковом коробе, а там, на тропе у страшной воронки, мы с Ченом видели не тело Ремня, улетающее в небо, а что-то другое. - Сержант посмотрел на меня испуганным взглядом.
- Это была копия сержанта. А значит и мая точно такая же копия наблюдала за всем происходящим.
Эти другие тела: моё собственное, старшины и китайца, были с ногами, руками, головами. Более того, Ремень держал в руках палку, которой только что выгонял из зарослей индюков. -
Корж замолчал, вновь переживая случившееся и наконец, нервно закончил свой рассказ:
- Когда в палату пришли бойцы из моего взвода, проведать чудом оставшегося в живых охотника я, как бы, между прочим, рассказал товарищам, что после взрыва видел какого-то странного китайца выскочившего из зарослей на тропу. Бойцы посмеялись, радуясь тому факту, что я ожил и стал, как обычно шутить.
Врач, усмехнувшись, определил мое состояние с медицинской точки зрения и сказал, что на почве контузии от близкого взрыва, в моей голове пошли глюки.
Тут же выяснилось, что убитого осколком индюка тоже принесли в часть и повар его уже зажарил. Жаркое использовали как раз на поминки старшины Ремнёва.
Я не стал жрать дичину, потому что точно помнил, как после взрыва сопленосый петух улетал вместе с сержантом, куда-то в необъятные небеса. -
Корж махнул рукой в потолок и замолк сокрушенно вздохнув.
- Вот такая история произошла со мной, так страшно погибшим старшиной Ремневым и кубинским индюком, прозванным армейскими поварами, Минером. Но самое главное в этой истории это то, что мне почему-то не жаль погибшего так бесславно Ремня. Я с тех пор точно знаю, что он хоть и погиб от жуткого взрыва, но не умер насовсем. Я видел его лицо, он ничуть не переживал о смерти своего растерзанного осколками тела.
Я бойцам тогда ничего не рассказал о двойнике старшины. Побоялся, что засмеют меня сослуживцы, будут считать ненормальным. С контуженными от взрывов воинами такое иногда случается.
Кому сейчас рассказываю о том случае, тоже не верят. Но я точно знаю, что жив Ремень и еще один человек знает, китаец Чен.
Одно мне неизвестно, почему погибший сапер толкался до сих пор у минного поля?
Неужели его там удерживала солдатская честь?
Если это действительно так, то ему после взрыва наверно тоже можно было уходить вслед за старшиной? -
Корж, недоверчиво окинул меня взглядом своих рыжих глаз, как бы проверяя, поверил я ему или нет и не найдя в моем облике ни одного признака сомнения успокоился.
Очевидно, я был тот редкий слушатель, который не сомневался в правдивости его повести.