Когда-то я увлекся сбором информации о снежном человеке.
Оказалось, что об этом загадочном существе в те годы ходили легенды практически во всех уголках Мира.
В нашей стране так же распространены мифы о жутких дикарях. Чаше всего о них рассказывают жители глухих таежных поселений, вокруг которых обитает много разнообразных диких животных.
Если эти рассказчики не читали специальной литературы, не видели телевизионных передач на интересующую тему, тогда их повести выглядят особенно необычными и правдоподобными.
С другой стороны я понимал, что упомянутые свидетели хотя и не чистые мистики, но близки к ним по своему психическому состоянию. Последние, как известно, не обязательно говорят о Боге или божественном.
Они с успехом рассуждают о любых тех вещах, до которых ещё не дотянулась наука.
Без сомнения в какой-то момент в умах мистиков появилась интригующая мысль о диком родственнике человека, якобы существующем на планете параллельно с нами.
Однако, известно и другое, немаловажное обстоятельство.
Мистические верования не могут зародиться на совершенно пустом месте. Есть то, что провоцирует умы мистиков верить в снежного человека.
Людей сталкивающихся с этим существом или похожим на него загадочным животным не так уж мало и, тем не менее, мне до сих пор приходиться рассуждать о существовании снежного человека с долей здравого скептицизма.
Несмотря на это, я тщательно изучил материалы проливающие свет на данный вопрос.
Необходимо признаться, что факты и предположения очевидцев существования дикаря не добавляли доверия и не развеивали сомнений.
Я не участвовал в экспедициях по его поимке, не искал специально свидетелей, которые якобы встречались с этим существом, но из всего узнанного о загадочном гоминиде, мне стало ясно, что он странно неуловим. Его практически никто в глаза не видел или видел необъяснимо короткое время, отчего не смог как следует разглядеть.
Одновременно эта тварь вообще не оставляет следов или оставляет очень редко и слишком мало, всего один два отпечатка.
Все очевидцы соглашаются в одном, что как только человек попытается взглянуть на это существо, оно странным образом исчезает и при этом не оставляет вещественных доказательств.
Сведения о двуногих существах своей формой и поведением похожих на человека, ставят перед людьми главный вопрос, ответ на который очевидно сможет дать знание о месте происхождения человечества.
Действительно ли люди произошли и эволюционируют на нашей планете, или они попали на Землю с других планет, а может даже из параллельных миров? А может быть, малая Родина человечества располагается на равнинах высокогорного Тибета. Или её место средь величественных поднебесных вершин Гималаев, или в обветренных горах Монгольского Алтая?
Эфиопы уверены, что на их землях, в их пещерах и ущельях появились первые люди и стали развивать свой разум. А жители побережья самого большого озера Африки - Виктория уверены, что именно отсюда человечество расселилось по всему земному шару, вначале спустились по Нилу к водам Средиземного моря, и образовали Египет, Еврейское государство. Они уверены, что с южного морского берега люди переселились в Европу, Азию и дальше на Американский континент.
Совсем по иному думают о происхождении людей жители островов Океании. Они всегда вглядываются на Север, где по их убеждению была Родина человечества. А народы Севера смотрят ещё дальше на Север, где как они думают, лежит под водами морей и океана их земля, давшая Миру человечество.
Встаёт вечный вопрос: Где же она родина человечества и является ли волосатый дикарь нашим братом?
... Мой интерес к упомянутому мифическому созданию подстегнул своим рассказом замечательный человек - Вяткин Алексей Степанович.
В те времена, я слушал его с огромным вниманием и записал не только эту, но и некоторые другие истории, стараясь ничего не менять.
Прежде чем ознакомить читателя с ниже изложенной повестью, необходимо коротко охарактеризовать самого рассказчика.
Начну с того, что мне посчастливилось не однажды беседовать с Алексеем Степановичем в его мастерской.
Вяткин был прирожденным мастеровым.
Он мог изготовить множество самых разнообразных вещей.
Мастерил, оружие, капканы, силки, ловушки, удочки и любую другую снасть. Справлялся с ремонтом автомобильных движков, мог отладить дизель, или лодочный мотор, знал устройство электрических приборов, делал прялки, веялки, сеялки. Налаживал молотилки, бензопилы, велосипеды, мотоциклы.
Ему, было все знакомо, и не было такой вещи в быту, которую он бы не смог сделать.
В мастерской, Степаныча, было самое невероятное количество различных инструментов.
Когда Вяткин умер, назначение некоторых из этих вещей, мы с моим отцом и братом так и не смогли определить. Больше того, мы были уверены в том, что большую часть инструментов Алексей Степанович изготовил собственными руками.
Он умел точить, сверлить, ковать, паять, но лучше всего Вяткин умел рыбачить и охотиться.
Этот человек знал о тайге и о реке если не все, то невероятно много. Ему были известны повадки любого зверя и самой малой рыбешки в той местности, где он жил и занимался промыслом. Алексей Степанович знал о погоде, о воде, о луне и о солнце такие тонкости, о которых не каждый человек мог даже подумать. Например, у него в мастерской во дворе в самом доме, к особой метеорологической школе были прикреплены аккуратно очищенные от коры веточки ели, по которым Вяткин безошибочно определял, когда пойдет дождь или начнется буря. Он и в тайге с большой точностью мог предвидеть по известным ему приметам о любых изменениях в природе, прочитывая подсказки в деревьях, кустарниках, траве в самом небе или в воде.
В тот раз, когда Вяткин рассказал мне описанный ниже случай, он ненадолго вышел из мастерской.
Я осмелился и без разрешения покопался в его бумагах.
Открыл первую толстую тетрадь, и удивился, поняв, что это своеобразный дневник, в котором Степаныч описывал все, что связано с текущим состоянием погоды.
Записи чередовались примерно в таком порядке.
Первым описывался день перед изменением погоды. Потом день начала оттепели или дождя, затем время перед новым циклоном или антициклоном, и. т. д. В дневник, записывались все подробности изменения в окружающей среде, наблюдения за растениями, животными и насекомыми, излагалось все простым понятным языком.
В следующей тетради были записи связанные с технологиями обработки металлов. Мне в инструкциях многое было не понятно, но суть я уловил. Без сомнения заинтересованный человек, мог бы применить эти знания на практике.
Нашлась у Вяткина довольно потрепанная тетрадка с записями, посвященными только рыбной ловли. Основное внимание в записках уделялось устройству снастей, описанию примет связанных с рыбной ловлей и законов жизни различных видов рыбы.
Таких тетрадей с записями на самые различные темы, оказалось более двадцати, однако, позже выяснилось, что подобных дневников, включая записки раннего периода жизни Алексея Степановича, была внушительная библиотека.
Забегая вперед, хочу сказать, что после смерти автора уникальных дневников, мой отец, по какой-то причине сжег все эти бумаги.
Позже, он и сам не мог понять, зачем это сделал. Очень переживал и корил себя за то, что совершил этот скверный поступок, запоздало сокрушался, что мало у Степаныча учился, к тому же по глупости уничтожил его дневники с ценными записями. Хотел ли Вяткин оставить кому-нибудь в наследство свои труды, неизвестно?
В последние годы жизни, он кое-чему научил моего брата, однако тот был еще слишком молод, чтобы всерьез воспринимать советы Степановича.
В мастерскую вернулся Алексей Степанович и прервал моё ознакомление с его дневниками. Мы заговорили об охоте. Зная, что Вяткин не любитель рассказывать о себе, я все же попросил вспомнить интересный на его взгляд случай произошедший в тайге или на реке.
- Были происшествия и очень даже удивительные, порой малопонятные. - Признался Алексей Степанович. - Иногда такое случается, что диву даешься, даже на бумагу не заносишь до тех пор, пока объяснения не найдешь произошедшему. - Он кивнул в сторону своих дневников и замолчал, очевидно, припоминая что-то особенное.
Так и не дождавшись его истории, я осторожно проинформировал охотника о том, что знал к тому времени о неуловимом снежном человеке.
Это его заинтересовало.
Степаныч достал из шкафчика старенькую тетрадку еще довоенного образца, полистал ее, нашел нужную страницу и сказал удовлетворенно.
- Был случай. Правда, не со мной, но я свидетель и косвенный участник этого жуткого события, произошедшего с моим напарником во время охоты. -
После некоторого раздумья Алексей Степанович уточнил, что это происшествие случилось вскоре после войны. Напомнил, что он жил тогда в селе Шурмак. Населённый пункт получил свое название от одноимённой речушки.
Деревня расположена почти на самой границе с Монголией. В южном направлении от Шурмака, за перевалом, начинаются бескрайние каменистые степи и пустыни. На восток от села, на тысячи километров раскинулась сплошная тайга.
Проживая в Шурмаке, Вяткин какое-то время работал в местном лесхозе. Зимой, ходил на промысел пушного зверя, летом и осенью рыбачил, занимался заготовкой ореха, ягод и грибов.
Надо, заметить, он никогда не промышлял браконьерством и очень не любил тех, кто занимался подобными делами. В его приятелях не было упомянутого контингента охотников и рыбаков.
- Вот ты рассказываешь о снежном человеке. - Наконец, заговорил Алексей Степанович и я понял по его облику и интонации голоса, что история будет интересной.
- Я всю свою жизнь кроме тех лет, что был на фронте, по тайге, по речкам да озерам промышлял, повидал многое, но скажу тебе откровенно, людей каких-то диких, похожих на снежного человека не встречал, хотя побасёнки о них слышал. - Он взглянул на меня лукаво и добавил. - У меня кое-что записано на этот счёт, хотя вера во все россказни не такая уж твёрдая.
Тайга, друг мой, загадка. В ней все не так, как мы привыкаем видеть и слышать в своем доме, тем более, если наш дом в городе.
Посуди сам, в населенном пункте человек слышит только определенные звуки, причем повторяющиеся ежедневно, без каких-либо существенных изменений.
Как бы ни была насыщенной бытовая жизнь, дома и на работе человек различает не больше чем с десяток звуков, а внимание обращает только на те, которые ему необходимо немедленно анализировать, чтобы не расшибить лоб.
В городе или деревне наш слух привыкает не только к определённым звукам, тоже твориться с глазами, нос так же не отстает от своих коллег. -
Он поднялся и убавил звук в радиоприёмнике, посмотрел на меня, как бы приглашая согласиться с ним.
- Заметил, радио работает, а мы не обращаем на эти звуки никакого внимания, пусть себе трезвонит. Нашему слуху нет дела до этого привычного шума. Машина только что проехала мимо окна, а мы и ухом не ведем и если увидим ее краем глаза, не потрудимся распознать, что за механизм проехал, кто им управляет?
А зачем? Нам это не важно.
Другое дело в тайге да еще во время охоты, на реке или озере во время рыбалки. Там у человека совсем иное состояние.
Правда, не у всех. - Заметил Степаныч. - В окружении природы звуки совершенно иные, к которым невозможно привыкнуть, даже проведя годы среди леса или на берегу водоема.
Вот и почудится, привидится такое, что и пером не описать. Согласен? - Спросил он.
Спрятал тетрадку в шкаф и приступил к рассказу о тех давних событиях зафиксированных в его дневнике.
- На охоту в тот раз я взял с собой в напарники деревенского жителя Ваньку Осокина. Мужик, он был никудышный, всегда один жил, без бабы.
Женщины его как-то стороной обходили, я думаю, не было в нем силы. Не то, чтобы он был "гомиком" просто есть такие мужики, которых женский пол игнорирует, вроде бы не считает их твердыми во всех смыслах. -
Рассказчик весело подмигнул мне.
- Однако скажу тебе честно, Ванька в те годы был вынослив, физическая сила в нем имелась и немалая.
И почему его бабы не любили? - Спросил сам себя Вяткин, очевидно вспоминая подробности об Осокине.
- Поднялись мы в самую вершину Бурени. Река эта длинная, но с Шурмака до ее верховья не так далеко, да и путь не утомительный.
Я в те места каждый год поднимался по осени, хариуса сачком ловил, когда он скатиться на зимовку в Енисей засобирается.
Мы в тот раз тоже поймали десятка три рыбин. Больше не увезти.
Лошадь у нас одна была, на ней вьюк с харчами да манатками: плащи, топоры и другая разная мелочь, для охоты и рыбалки. В обратный путь все это на себе придётся нести. Коня, в случае удачной охоты, загрузим мясом.
Когда пришли на место, саму охоту начинать было поздно.
Наловили рыбы, и остались на ночевку неподалеку от реки. Ключик в том месте в нее впадает, Сморчок его название.
А почему Сморчок, спросишь?
Да потому, что каждую зиму кипит. Страшные наледи накипают, высотой до полдерева.
Короче, сопливит ручей во время лютых морозов, а летом при любых дождях, никогда в нем вода не поднимается, всегда на одном уровне держится. Маленький ключ. Сморчок и никак иначе. Точно назвали. - Вяткин покрутил головой сбоку на бок, как бы радуясь и удивляясь такому названию ручейка.
- Переночевали мы на берегу Сморчка, уху сварили, к охоте утренней подготовились.
Чуть свет, еще по туману разошлись в разные стороны с уговором, после первого выстрела прекращать охоту.
- Что за условие? - спросил я. - Вдруг, выстрел будет неудачным?
- В подобном положении охотникам гадать не приходится, - объяснил Алексей Степанович. - Бросай охоту и иди на стан, только там и выяснишь точным или нет, был выстрел. Два зверя на двоих можно только зимой добывать. На морозе добыча не испортится, вернешься, заберешь, а если летом, то только при наличии двух, а то и трех лошадей.
Мы с Осокиным еще в деревне договорились одного зверя добыть.
Да ты знаешь обычный расклад. - Предположил Вяткин, потер свои крепкие руки и принялся готовить чай.
Этот знак говорил мне о том, что охотник расположен к неторопливой беседе и не будет препятствовать никаким вопросам.
- В первый день, когда мы с Иваном в речную разложину спускались, я тропу приметил. По ней копытный зверь на рассвете обязательно пойдет с перевала, на котором обычно кормится. Наверху травы хорошие, лучший корм для марала. Кабаний след там тоже повсюду встречался.
Примерно через час полтора лежа в засаде, я услышал выстрел.
Ванька выстрелил первым, как раз в той стороне куда ушел, но не так далеко. Это меня удивило.
По моим предположениям, он должен был бы находиться гораздо выше. Закончилась моя охота, - развел руками Степанович.
- Делать нечего, пришлось мне согласно уговору, возвращаться. Осокин зря никогда не палил. В белый Свет как в копейку не стрелял. Не стал я переживать о случившемся.
Для меня охота, это не удовольствие ради убийства зверя, однако и радости особой не было за напарника. Нашел вперед меня добычу Осокин и хорошо.
Иду открыто. Вижу, огонь большой горит на биваке. Подсказывает мне костёр, что Осокин удачно завершил охоту.
Точно помню, подумал тогда, что может быть Иван печень и другие потроха принес от добытого зверя. Ещё подумал, что напарник мяса решил поджарить меня поджидая.
Только одно было не понятно, зачем огонь такой большой понадобился охотнику? Подхожу ближе. Смотрю внимательно, Иван сидит у костра, не живой, не мертвый и карабин в руках держит, что таежник не должен бы делать. Огонь и оружие не совместимы.
Окликнул я Осокина на всякий случай, он встрепенулся, на ноги вскочил, карабин у него наизготовку. Понял тогда, что не подай я голоса, выстрелить мог Осокин в мою сторону.
Жутко мне стало, неизвестность какая-то поселилась во мне с того момента. Спрашиваю у Ивана, убил или нет зверя? Он на меня зыркнул затравлено, понимаю, боится чего-то Осокин, сам не свой от страха и напряжения.
- Что случилось? - Задаю вопрос, а сам чувствую, как тревога по мне поползла, такая знобкая, не страх еще, но уже подкрадывается, стремиться охомутать меня эта штуковина.
Жуткий вид был у Ивана, не свойственный ему. - Вяткин умолк, швыркнул горячим чаем и продолжил, понизив голос.
- Честно тебе скажу, страх иногда посещает и меня. В тайге ни один раз случалось испугаться, но особенно страшно было на фронте. Всю войну прошел, натерпелся этого страха проклятого. -
Он усмехнулся, наблюдая за моей реакцией.
- Потом расскажу, как мы с другом однополчанином два часа в немецком плену находились. Передряга жуткая случилась, но обошлось. Машину жалко, хороший ЗИСок фашисты сожгли. Новую машину больше так и не дали. -
Он помолчал недолго, теперь уже вспоминая войну и своего товарища, так и не дожившего до победы.
- Не убил я никого, - сказал мне Иван. - Самого зверь на тот чуть свет не отправил. -
Смотрю на него и глазам своим не верю. Трясется охотник, губы синие от страха, и объяснить ничего толком не может.
Кто же стрелял, спрашиваю, а в голове мысль мелькнула. Неужели, думаю, еще какой стрелок сюда пришел? Но сразу эту версию отметаю.
Мы тогда в Шурмаке все друг о друге знали и, если бы кто пошел на охоту на это место, точно бы в курсе были.
Я взял из рук Осокина карабин, но далеко от костра не отхожу, своё ружьё рядом пристроил, жду, когда Ванька успокоиться, дрожь в руках уймёт. Страх от него тягучий, ну прям в душу ко мне забирается, как перед боем на фронте.
Развязал я вещмешок, достал фляжку свою армейскую, плеснул Осокину граммов сто и себя не забыл. Выпили, сидим.
Потом я про лошадь вспомнил, она ниже на полянке со вчерашнего дня для пастьбы на привязи стоит. Утром проверить коня время не нашлось. Спросить у Ивана, ходил ли посмотреть лошадь, не решаюсь. Самому идти проверить коня сейчас не время, товарища оставить нельзя.
Подождал еще не долго, потом всё же говорю ему про лошадь, он в ответ отрицательно мотнул головой и давай рассказывать о случившемся.
Все выложил Осокин, как заведенный.
- Отошел я с километр, - говорит Иван, - смотрю, тропа кверху пошла, не так уж и тореная, но след есть. Я по ней и ударился. Иду тихо, ветки не трону, не шумну ничем, слух напрягаю.
Поднимаюсь по тропе, а сам чую, зверь где-то рядом, следит за мной.
Нутром почуял я его Степаныч. Понимаю, что близко где-то зверь, даже вроде бы запах от него дурной исходит, ударяет мне в ноздри. -
Иван, даже ткнул себя в грудь, показывая, как чувствовал присутствие животного.
- От тропы, в сторону свернул, обходить стал, чтоб за ветром оказаться. Я был уверен, что зверь то с правого боку, то с тыла за мной наблюдает. Подошел к толстому старому дереву, за него спрятался.
Кедр сухой, крепкий, стою не шевельнусь, карабин наизготовку держу, гляжу в оба в сторону тропы, а у самого мурашки по спине ползут.
Не поверишь, ничего не вижу и не слышу, а меня страх разбирает, неуютно мне как-то. Действует на меня кто-то или что-то, вроде следит за мной, а с какой стороны точно не могу определить.
Простоял я так не знаю сколько времени. Казалось, долго стоял, руки от напряжения даже карабин чувствовать перестали, на курке палец онемел, как замороженный сделался. Дыхание задерживаю, прислушиваюсь, а все одно, кажется, что пыхчу как паровоз.
Вдруг слышу, стукнуло что-то не громко, вроде спрыгнул кто-то или с валежины или с камня на мох. Тяжелый такой, глухой звук, как от человека или крупного зверя. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что за спиной твориться, а он, этот зверь, вмиг возле меня оказался. Головой своей шишковатой со всклоченными лохмами и горящими глазами чуть было не боднул.
Пасть у него жуткая с клыками, смрадом на меня дохнул и рванул из рук ружье. - Осокин покосился на оружие.
- Понял я тогда, что ему до сих пор не вериться в то, как это смог зверь выдрать из его рук взведенный карабин.
- Медведь что ли напал на тебя? - спросил я у Ивана. -
Он посмотрел на меня дурными от страха глазами и снова весь сжался, пододвигаясь к огню.
Степаныч хмыкнул сокрушенно, очевидно вновь переживая эпизод на давней охоте.
- Я боялся, что Осокин в костер залезет, а сам, тем временем все на карабин смотрит. Мне жутко стало от мысли, что Ванька мог меня убить со страха, когда я к биваку подходил. Не окликни я его, выстрелил бы обязательно, заметив или заслышав движение.
- Не медведь это был, - говорит Осокин. - Не знаю, что за зверюга, но не медведь. Там рядом с сухим деревом кедр стоит огромный, ветки на нём от самой земли. Он, наверное, с него и спрыгнул? - Предположил напарник.
Осматривается Иван затравлено, вглядывается в заросли. Чую, ждет появления жуткого зверя, не проходит у него страх, но сам не умолкает, рассказывает.
- Может, он не с дерева спрыгнул, а просто ко мне сделал скачек?
Я когда поворачивался, за сучек ремнем ружейным зацепился, а он тут, как тут. Рванул у меня из рук карабин и отбросил его в сторону. Выстрел сразу раздался, а это чудище ещё раз прыгнуло, теперь уже от меня, прямо на тропу.
Я плохо соображал от страха.
Видел, как он мелькает среди деревьев, лохматый, но не медведь. Я этих медведей повидал... Ты, знаешь. Медведь завсегда на четырёх лапах удирает. - Сказал Иван, а сам трясётся от волнения.
Я согласился с ним, что он хорошо знает медведей и это вроде бы как-то успокоило немного напарника, он как будто утвердился в том, что это был не медведь, и от этого охотнику стало легче.
Просидели, мы у огня часа два, а может три, потом лошадь пошли проведать. Мерин в порядке. Стоит, спит. Нас услышал, ушами зашевелил.
Если бы хищник поблизости оказался, то конь себя иначе повел бы. Ясно было, не чует ничего опасного лошадь.
Напоили мы его и пошли, наконец, посмотреть то место, где все случилось с Осокиным. Идем, оружие на взводе держим. Один по сторонам смотрит, другой, путь впереди отслеживает. Нашли быстро приметное сухое дерево, за которым Иван стоял, осмотрели все вокруг.
Я спрашиваю Осокина, может он для храбрости позже выстрелил, когда карабин подобрал? Он мотает головой, нет, говорит, ружье выстрелило, когда ударилось обо что-то.
Продолжили разведку.
След звериный плохо различим, мох кругом по колено. Но что зверь здесь топтался здоровенный, сомнения не оставалось. Он когда от Осокина прыгнул, то сломал молоденькую лиственницу с руку толщиной. Чтобы такую переломить, силу надо иметь медвежью. Шерсти небольшой клочок нашли на соседнем кедре, про который Иван говорил, но следов других на нем не обнаружили.
Не было основания думать, что зверь спрыгнул с дерева.
Возможно, животное пряталось за лесиной, поджидая Осокина.
Однако медведь так не ведёт себя. Для медвежьей засады, было слишком непривычное место.
Поднимая с земли ещё один клок шерсти, я подумал, что зверь, делая прыжок, не рассчитал направление и зацепился за кору дерева.
По завершению осмотра стало понятно, что тропу зверюга только пересек и удалился, судя по следу, в сторону перевала.
Вот такая, неудачная охота у нас с Осокиным случилась в ту осень. - Уточнил в конце Вяткин, так и не высказав своего мнения, кто же на самом деле, вырвал из рук охотника ружье.
Помолчав в задумчивости какое-то время, Вяткин неожиданно продолжил свою повесть.
- В тот год, как мне уезжать из Шурмака, я в тех местах снова решил поохотиться. Так же осень стояла, марал уже гон закончил.
Мы и на этот раз вдвоем на Сморчок пришли, на пару с одним местным мужиком по кличке Монгол.
Мужик, когда-то хорошим охотником считался, но по несчастью в тайге глаз потерял.
Стрелял Монгол по-прежнему хорошо, однако в лес в одиночку перестал ходить. Зрения не хватало. Зато слух у него неимоверно обострился.
Он себя с гусаком сравнивал. -
Вяткин, смешно, по-птичьи, наклонил на бок голову, как бы прислушиваясь к чему-то.
- Гуси, самые лучшие слухачи. Я держал эту птицу, наблюдал за вожаком. Собака еще спит, а гусак давно слышит, как кто-то за километр от избы по тайге идет. Услышит и заорет, загогочет, тогда только собака навострит слух.
Внимательным был охотником Монгол. - Заключил Вяткин.
- Когда мы по окончанию охоты сидели у огня, я рассказал одноглазому про Ивана и медведя, который ружье у него отобрал, но самого не тронул. Я предположил, что в тот раз Ивана спас случай. Когда медведь отбросил карабин, который стоял на взводе, произошел выстрел. Испугался зверь и деру дал, не стал ломать Осокина. Монгол долго обдумывал мой рассказ, а потом сказал.
- Не медведь это был Степаныч. Леший это был, лесовик. - Он назвал мифического персонажа лесов как-то по местному, короткое такое название, у меня даже холодок по телу от его слов побежал.
Какой, говорю к черту леший. Ты что веришь в такое, спрашиваю Монгола, и говорю ему. Я, мол, всю жизнь по тайге хожу, но чтобы лешего вот так запросто, как Осокин увидеть, ни одного раза не удалось.
Конечно не без того и бывает иногда, почувствуешь на себе взгляд, звук какой-то необъяснимый услышишь или неуютно станет, страшно от присутствия кого-то невидимого.
Однако, в конце концов, хотя и подумаешь о лешем, а свалишь всё на зверя.
Напарник со мной не соглашается.
Тебе не удалось лешего увидеть, говорит Монгол, а Иван увидел. Чем-то, говорит он, его заинтересовал, или рассердил. Эти лешие, в любой настоящей тайге водятся. -
Алексей Степанович хмыкнул загадочно, глянул зорко на меня и сказал.
- Я всё же до сей поры, уверен, что леший существо бестелесное обитающее в глухих уголках леса, среди болот в недоступных оврагах, но обязательно вблизи человеческого жилья. В далёкой тайге или степи человеку не встречаются эти полупрозрачные твари. Лешему там нечего делать.
У лешего, на мой взгляд, человеческие повадки, значит, он родственник людей и не может обходиться без нашего внимания. Он подобен людям, но не человек. Леший, по моему разумению, своего рода домовой, только по какой-то причине ставший отшельником.
Среди людей тоже встречаются отшельники, которые всегда дружат с лешими и другими невидимыми для глаза сущностями.
Я тогда ничего подобного ни сказал Монголу, понимая, что у него о лешем совершенно другое мнение.
Одноглазый охотник выдал мне свою версию насчёт этого существа. Сказал, что на зиму лесовики так же как медведи спать заваливаются в теплую яму и прибывают в ней до самой весны. Делают себе, что-то вроде берлоги, только теплее и суше их спальня, чем у медведя.
Монгол уверял меня, что находил такое жилье лешего в этих местах, где мы в тот раз были. Грозился даже показать заброшенную берлогу, и клялся что она точно не медвежья.
Я не поверил охотнику, хотя понимал, что его дед и он сам, прожили в этих местах всю жизнь, а я только несколько лет. -
Вяткин, замолчал, обдумывая свой рассказ, потом улыбнулся еле заметно и продолжил.
- Монгол рассказал мне о том, что этих тварей, даже опытные таёжники всегда путают с медведями.
Зверь, по его словам, очень хитрый, осторожный и встречается редко.
Живет только в определенных местах. На зиму уходит в спячку, поэтому его практически невозможно обнаружить.
На след его если кто наткнётся, то обязательно решит что медведь прошёл или на росомаху подумает. Редко кто из охотников заподозрит, что какая-то другая, неизвестная тварь объявилась в округе.
Еще Монгол сказал, что его дед, этого редкого зверя о котором идёт речь, убитым видел.
В берлоге его нашли охотники в начале зимы и застрелили.
Они тогда были твердо уверены, что медведь в берлоге спит.
Ещё старик рассказал Монголу, что это животное действительно походит одновременно на медведя и на человека. Сказал, что это была самка. Её чёрная кожа была покрыта шерстью тёмно-бурого цвета. Сосцы у твари располагались на том же месте что и у медведицы.
Охотники тогда так и не решили, как удивительный зверь передвигался, на двух или четырёх лапах. Про наличие рук у твари, отличительный человеческий орган, Монгол ничего не сказал. Шкуру со зверя сдирать не стали, сбросили труп обратно в берлогу и ушли.
Описывают его очевидцы, как крупное существо, волосатое и от него исходит нестерпимый запах.
Такого зверя даже собаки медвежатники боятся, а раз боятся, значит, по следу не идут и берлогу его за километр обходят.
Вот такие, звериные страсти, иногда случаются с охотниками в тайге. - Сказал задумчиво Алексей Степанович. - А ты говоришь, снежный человек.
Человека, хоть кто в тайге найдет и догадается что это именно "наш брат", пусть он будет даже дикарём.
Человек много следов оставляет за собой и в корне отличается от хищного зверя. Люди не могут без огня в тайге обходиться, всегда оружие при себе держат. От дождя да холода защита любому человеку обязательно требуется, и спать он не может как некоторые животные месяцами.
Хотя, с другой стороны если зверь не пуган, если не охотится, то тоже кругом напакостит, хуже человека наследит.