На второй день путешествия наша конная группа в три лошади стала подниматься по узкой таежной тропе в вершину речки Чивилюс.
С каждым километром тропа становилась менее заметной и делала изгибы, петляла среди огромных валунов и густых зарослей таёжных растений.
В середине дня мы выехали на горный "белок", на высоту более полутора тысяч метров. Здесь по россыпям буйно разрослась карликовая берёзка и другие мелкие кустарники. Лошади крайне осторожно продвигались вперёд, выбирая путь среди остробоких камней. Спустя ещё час езды, окружающая панорама плавно и незаметно изменилась.
Я с удивлением отметил, что теперь отряд движется в сплошных зарослях багульника. Невзрачные цветы головалома едва трепещут в потоке горного воздуха, жуткий запах зарослей пьянит как колдовское зелье.
Въедливый дурманящий эфир "свинюшника", так иногда называют это растение, наполнял легкие и кружил голову.
Лошади принялись тревожно всхрапывать воротить морды в сторону легкого ветерка, старались уловить свежий воздух.
Во главе отряда ехал мой приятель Жуланов. Он с тревогой всматривался в ровный, словно специально подстриженный массив багульника в надежде увидеть конец этому переходу.
Третий верховой, табунщик по фамилии Култаев свесив голову на грудь, казалось, задремал на ходу. Мужчина, по всей видимости, уже принял достаточную для себя дозу летучего яда выделяемого растением, и сознание его затуманилось.
Однако наездник временами вскидывал голову и крепче сжимал колени, чтобы не вывалиться из седла.
Отряд продолжал движение.
Эфирные волны багульника всё больше обволакивали наше сознание своим ядовитым испарением. Запах удручающе действовал и на лошадей. Только собака сопровождающая караван - пёс по кличке Вулкан, чувствовал себя более-менее здраво. Очевидно на высоте его головы, концентрация эфирных испарений оставалась на низком уровне.
Своё бедственное положение мы осознали слишком поздно.
С этого места тропы, до конца массива ядовитых зарослей в оби стороны, было одинаково далеко, и мы приняли решение продвигаться вперед к перевалу.
Багульник в плену, которого оказался наш караван в простонародье называют головаломом или болотным и как раз место на горе где мы сейчас продвигались, было обильно пропитано водой, которая способствовала его разрастанию.
Раньше никто из путешественников не встречал такого огромного массива багульника.
На подступах к перевалу и на самом перевале в зарослях багульника даже изредка перестали встречаться другие растения, кроме мха. Но и мох был чахлым, рыжеватого цвета. Во все стороны от тропы кроме цветущего и дурно пахнущего багульника, камня и воды, ничего не было.
Казалось всё живое стороной обходило и облетало это место.
На тропе невозможно было обнаружить звериный след и меня охватывало такое чувство, что её проторили не звери, а люди, изредка поднимающиеся на перевал пешим ходом или на лошадях.
Отряд продолжал напряженный подъем.
Наши лошади торопились, тревожно пряли ушами и фыркали, стараясь избавиться от въедливого запаха. Через некоторое время я вынужден был остановить караван, и приказал своим товарищам привязаться к сёдлам. Была вероятность, что кто-нибудь, надышавшись эфира не удержаться на лошади, свалиться под копыта коня или окажется в зарослях коварного головалома, который цеплялся за гривы лошадей, стремена, ноги и плащи.
При дальнейшем движении по истечению нескольких минут, я оценил состояние своих товарищей и пришел к заключению, что мужчины пока ещё продолжают твердо держаться в седлах, а лошади идут ходко. Я решил подбодрить караван словами, но в этот момент случилось то, чего я больше всего боялся.
Всё вокруг меня медленно поплыло. Тела впереди едущих всадников вытянулись кверху, стали искривляться и подниматься вместе с тропой, а потом резко провалились вниз, словно в преисподнюю и люди вместе с лошадьми мгновенно превратились в игрушечных наездников.
Однако мое сознание, несмотря на эти метаморфозы людей и животных, не оставило меня. Наоборот, я чётко понимал, что надо бы наклониться и обнять коня за шею, чтобы удержаться в седле. Точно не помню, удалось или нет мне, осуществить задуманный план? Возможно, какое-то время я провел в полулежащем положении? и поэтому не завалился на бок.
К глотке подступила тошнота и, чуть было не вывернула желудок наизнанку, но как раз в этот момент мое лицо овеяло прохладой.
Я чётко помню, жадно хлебнул свежего воздуха и увидел прямо перед собой, чуть выше лошадиной головы, человеческое лицо. Я узнал его. В воздухе метрах в трёх от меня висела голова Култаева.
Я узнал лицо товарища, но это не избавило меня от ужаса.
Кроме головы я видел обе руки предполагаемого приведения табунщика.
С моим сознанием творилось что-то необъяснимое, но я понял, что вижу не настоящую голову физического человека, а рожу приведения. Не было сомнений, сознание охватили жуткие галлюцинации. Успокаивало одно, я понимал всё происходящее и поэтому, отгоняя страх , продолжил наблюдать за видениями и постарался запомнить всё происходящее.
Руки призрака были видны только по локоть, и по их положению было понятно, что табунщик что-то ими держит.
Я догадался, что эта была невидимая узда отсутствующей лошади.
Глаза на лице призрака, выглядел как две чёрные дыры.
Я вроде бы набрал в лёгкие воздуха и постарался крикнуть на приведение, но не смог выдавить из себя звука. Лицо призрака скривилось в улыбке и что-то сказало, так же как и я беззвучно шевеля губами.
Я не выдержал страшного напряжения и замахнулся на голову плёткой.
От движения руки с плетью моя лошадь резко дернулась. Толчок привел меня в чувство. Страшное лицо мгновенно переместилось в пространстве.
Я со страхом наблюдал, как голова с обрубками рук пролетела в обратном направлении и свалилась на тело Култаева. Сам табунщик в это время лежал на лошади, обхватив коня руками за потную шею.
К своему удивлению я испытал некое удовлетворение от того, что товарищ воспользовался моим приёмом, о котором я только что размышлял.
Буквально в следующую минуту караван выехал, наконец, на вершину перевала. Заросли багульника остались позади отряда, и мы немедленно остановили лошадей.
Ветерок дул в сторону ядовитых зарослей и нам уже не грозило отравление.
Другая сторона вершины перевала, была покрыта карликовой берёзкой и её запах, ласкал наши легкие и ноздри лошадей. Багульник уступил место берёзе, прервавшись ровной стеной. Кони перестали всхрапывать, но ещё долго не могли отдышаться, их потные тела постоянно вздрагивали. Глаза всех участников жуткого перехода блестели слезой, из носа копала едкая жидкость.
Култаев отвязал себя от седла и спешился первым.
Помня жуткое лицо приведения, я осторожно поинтересовался, как он себя чувствует. Мужчина посмотрел на меня вопросительно и пожал недоумённо плечами.
- Кажется, меня под действием дурного запаха головалома охватили галлюцинации? -
Объяснил он, тревожно переводя взгляд с меня на Жуланова.
- В последний момент я успел обхватить коня за шею и ехал в таком положении несколько минут. -
Култаев потёр воспаленные глаза, усмехнулся невесело и продолжил рассказывать:
- Помню, в глазах всё поплыло, будто я в мгновение ока оказался невероятно пьяным. Окружающее исказилось до такой степени, что стало неузнаваемым и мне почудилось, что я поднялся на метр или два над своей лошадью, на которой продолжало ехать моё согнутое тело.
В первый момент я даже усомнился, что это именно я вцепился в гриву коня.
С высоты своего полёта я прекрасно рассмотрел конец массива багульника.
Потом, - он опять тревожно посмотрел на меня, - я увидел тебя.
Твое лицо покачивалось совсем рядом от меня, хотя я помнил, что еду первым и не соображал, как такое могло случиться?
Я попытался крикнуть о том, что заросли багульника скоро закончатся. -
Култаев замолчал напряженно, что-то припоминая и, добавил.
- Я видел только тебя. Вернее твое лицо и одну руку держащую палку или черенок плети. Я испугался того, что не вижу твоей лошади и не вижу Жуланова вместе с конём. Через какое-то время твоё лицо, я это определил по двигающимся губам, что-то мне сказало, и рука замахнулась то ли на меня, то ли на невидимую лошадь?
В тот же миг галлюцинации закончились.
Я очнулся из-за того, что моё лицо больно уколола конская грива.
Черт знает, отчего такая ерунда пригрезилась? - Сказал Култаев.
- Сон какой-то странный охватил меня на короткое время. Наверное, вонь болотника меня свалила? - Предположил он.
Я решил не рассказывать товарищам о своем видении. Согласился с Култаевым, что под действием ядовитых выделений багульника, он действительно мог испытать причудливые галлюцинации.
Немного успокоившись, табунщик стал рассказывать о злополучном растении.
- Мой отец раньше обрабатывал отваром свинюшника скотину. Травил вшей и лечил различную паршу у пораженных животных.
Удивительно сколько его здесь наросло?
Если бы лошади ослепли или стали задыхаться, неизвестно чем бы всё закончилось? -
Он замолчал и стал вглядываться в огромное пространство, покрытое душистым цветущим кустарником.
- Раньше мне приходилось бывать в багульнике, собирать его для лечебных нужд, но с подобным воздействием головалома на человеческое сознание я столкнулся впервые. - Удивленно развёл руки табунщик.
- Может быть, на этой горе особый вид ядовитого растения произрастает?
Здесь на высоте багульник зацвёл гораздо позже обычного срока, и огромный его массив выделил невероятное количество ядовитых эфиров. При жаркой безветренной погоде этот дух подействовал на наши организмы отравляюще.
Если бы мы не ехали, а шли пешком, то неизвестно чем бы завершилось наше путешествие. -
Култаев покачал удивлённо головой и предложил отъехать подальше от зарослей и устроить настоящий привал. О своих галлюцинациях он больше не заикался.
Я чувствовал, что он боится случившегося и как и я не находит объяснения страшным видениям охватившим его в дурманящем багульнике.
Через неделю, на обратном пути, мы испытывали объяснимое беспокойство тем обстоятельством, что нам придется вновь пересечь заросли головалома. Нам было известно, что кустарник всё ещё продолжал цвести.
Мы попытались было спланировать новый маршрут и обойти коварное место, но любая другая дорога оказывалась или не проходимой для лошадей, или увеличивала наш путь вдвое.
Напряжение оставило нас только на перевале.
На наше счастье небо заволокли тяжелые тучи, и пошёл нудный дождь.
В другое время мы бы проклинали непогоду, но в этот раз радовались дождю как манны небесной. Однако наше ликование по поводу такого благоприятного стечения обстоятельств было преждевременным.
Преодолев по знакомой тропе среди багульника примерно треть пути, мы вновь стали свидетелями необъяснимого явления, причиной которого, несомненно, был дурной запах ядовитого растения.
На этот раз во главе отряда ехал я. Култаев немного отстав, ехал последним.
Лошади шагали вниз резво и легко.
Как в прошлый раз, нас не мучил дурной запах багульника. Дождь не позволял подниматься над тропой ядовитым испарениям. Дышалось легко.
Неожиданно на очередном повороте мой конь остановился как вкопанный и стал напряженно смотреть вперёд. Лошадь явно что-то видела и не решалась продолжать движение. Я в свою очередь, на всём хорошо просматриваемом пространстве ничего не заметил и поэтому тревожно оглянулся, чтобы посмотреть на задних всадников.
Я увидел картину, которая заставила меня вздрогнуть.
Култаев полулежал в седле, обхватив лошадь за шею.
Я крикнул Жуланову, чтобы он оказал табунщику помощь. Тот с трудом развернул лошадь, поравнялся с табунщиком и принялся его расталкивать, одновременно поддерживая всадника в седле.
Как только Култаев пришёл в себя, мой конь не дожидаясь команды, двинулся вперёд, но по-прежнему с тревогой косил глазом и навострил уши, вслушиваясь в наш разговор и окружающие звуки.
Остаток пути через багульник мы проехали, молча в тревоге и напряжении. Наше настроение передалось лошадям, и они всю дорогу нервничали, гремя удилами.
Внизу на привале Култаев рассказал нам, что во время движения по зарослям, помня прошлое происшествие, он испытывал безотчётный страх. В какой-то момент не выдержал напряжения и стал терять сознание - засыпать. Не в силах бороться с навалившейся слабостью всё же успел уцепиться за шею коня.
- Как только я обнял шею лошади, то мгновенно увидел себя и вас с огромной высоты. Я не успел даже испугаться своего положения, в тот же миг не раздумывая, стал медленно снижаться на тропу чуть впереди каравана.
Делал всё так, как будто занимался этим всю жизнь. Кажется, я умел это делать! -
Признался с испугом табунщик.
- Коснувшись тропы, я не ощутил своих ног, но понимал, что стаю на них находясь впереди отряда. Твоя лошадь, - обратился ко мне табунщик, - очевидно, увидела меня в таком состоянии и остановилась. Конь пристально смотрел в мою сторону, но в его глазах я не увидел страха. Он наблюдал за мной с любопытством и явно узнал.
Потом ты крикнул Жуланову, чтобы он помог той части меня, которая осталась лежать на лошади. Ты приказал ему разбудить меня? - Неуверенно прокомментировал мой возглас Култаев.
- Через некоторое время, после того как Жуланов принялся тормошить моё тело, какая-то неведомая и непреодолимая сила подхватила меня как пушинку и вновь подбросила кверху. Я описал в воздухе огромную дугу и нырнул в свой бесчувственный организм. - Закончил второй странный рассказ Култаев.
Теперь он ни одного раза не упомянул, что это вновь были галлюцинации, якобы, вызванные дурным запахом багульника.
Мы тоже не пытались объяснить рассказанное товарищем.
Что касается меня, то во второй раз я не наблюдал призрака. Очевидно, на меня не подействовал яд головалома?
У меня даже мелькнула мысль, что Култаев мог на этот раз всё выдумать и понаблюдать за нашим поведением в экстремальных условиях похода. Однако я понимал и другое, что кроме нас людей, явно что-то видел мой конь. Животное остановилось без моей команды и продолжило путь без понуканий, как только очнулся табунщик.
Рассказ Култаева логически сходился со всеми действиями каравана и походил на правду.
До этого странного случая в горах я не допускал даже мысли, что человеческий организм состоит из нескольких переплетающихся тел. Не верил, что колдуны, мистики могут без труда раздваиваться и выделять своего двойника.
Когда мне говорили об этом знающие люди, я смеялся над их невежеством и суевериями.
Именно этот случай произошедший во время путешествия по зарослям багульника, заставил меня усомниться в дремучем материализме.
Теперь я знаю, что двойник человека существует на самом деле, и он способен покидать сложный организм и действовать самостоятельно. Значит вместе с двойником, организм покидает и разум или сознание.
Теперь я не верю и в то, что раздвоение человеческого организма возможно только у редких людей. Я уверен, двойника может выделять любой человек.