Аннотация: Маленький кусочек из большой книги. Будущей большой книги, да :) Наличествуют: юный горец - 1 шт., эстерле - 1 шт., лорд из Лоуленда - 1 шт., равнинники - в больших количествах. И дуэли - всего-навсего 2 шт. На первый срок.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1.
Теплым летним вечером Кеннет МакРован ехал по дороге, ведущей на юг, насвистывал "Зелёные рукава" и ни о чём особенном не думал. Дорога -- узкая, ухабистая и наводящая на мысли, как неприятно будет по ней ехать в осеннюю распутицу -- петляла среди холмов, изредка выбегая на ровное место. В холмах, как убеждали равнинники, живут равнинные духи, очень красивые и очень злые, но Кеннет категорически не верил в существование духов, которые бы не убоялись горского железного талисмана. Вспомнив же, что местные жители, ничтоже сумняшеся, называют свои холмы горами, Кеннет не смог сдержать улыбки.
Кеннет МакРован из клана МакРованов был, естественно, горец -- и не какой-нибудь там лоулендер, попущением судьбы примазавшийся к Великим Горам. Его клан жил на Дунсеннанском хребте одни Боги знают, сколько веков; по крайней мере, Кеннет мог перечислить своих предков вплоть до самого Старого Брана, сражавшегося с воинами Хлодвига Бешеного, когда тот шестьсот тридцать четыре года назад высадился на северном берегу. У клана были свои земли, свои цвета и свои приёмы игры на волынке -- словом, Кеннет происходил из весьма уважаемой семьи и с полным правом считал себя настоящим хайлендером.
Две недели назад он покинул Дунсеннанские горы, смутно предчувствуя, что расставание будет долгим. А впереди, всего лишь в одном дне езды, лежала столица -- и при мысли о ней Кеннет испытывал смесь лёгкого презрения и невероятного любопытства.
...Остров Эйа -- холодный, туманный и не шибко-то пригодный для земледелия -- испокон веку чем-то привлекал к себе завоевателей. Захватить его пытались многие -- от воинственных северян, таки оттяпавших себе кусочек на Малом Архипелаге, до рыжих обитателей Эйрэ, почти братьев по крови, никак не желавших взять в толк, почему из двух соседствующих островов им достался меньший. Мудрые люди, конечно, знали, что происходит всё это оттого, что именно Эйа находится аккурат посерёдке земного диска, а значит, удостаивается особенного божественного внимания. Собственно, из-за этого эйтаны всегда были рады встретить захватчиков -- Богам, с любопытством взирающим с небес, придётся по вкусу очередная славная битва.
Завоевать Эйа удалось лишь триста двенадцать лет назад; и сделали это не северяне, ибо в их краях, болтают, заваривалась в те поры изрядная каша, и даже не младшие братцы с Эйрэ, бардам которых надоело слагать песни поражения. На остров пришли арталы, покинувшие Северный Галлиэн в поисках лучшей доли. Король Эдгар, естественно, лоулендер, повёл войска и блистательно проиграл; с тех пор галлиэнская кровь успела крепко смешаться с эйтанской, а лоулендеры спели немало печальных баллад о горящем вереске и о том, как жестока судьба к детям туманного острова. И того, и другого Кеннет наслушался по самые уши и более слушать не желал.
Впрочем, вернёмся к истории.
Завоевав практически всю Эйа -- и полуостров Кимри, и Дунсеннанские предгорья, и даже острова Малого Архипелага, потеснив там северян -- артальские короли попробовали было сунуться к хайлендерам, но тут их ожидало огромное разочарование. Привычные к постоянным междоусобицам, горцы легко отразили удар -- первый, затем второй и третий. Четвёртого удара не воспоследовало: очевидно, новый король сообразил, что удар этот может оказаться роковым не для горских родов, а для его собственного трона. Это было мудрое решение.
С тех пор горы и равнина жили в относительном мире. На всех картах Хайленд изображался владением эйтанских королей, но горцы отродясь не платили налогов, не участвовали во внешних войнах и вообще держались довольно замкнуто. Из-за этого на острове о них ходило немало баек, и смешных, и жутковатых -- причём часть из них явно сочинили сами горцы...
Выехав из-за очередного перелеска, Кеннет увидел, как вдалеке сверкнула серебром водная гладь. Речка Твин, отделявшая Север от Юга, в этом месте делала крутой поворот, обхватывая столицу водной петлёй. Чуть ниже по течению имелся мост, у которого в древности произошла великая битва, а у моста стоял трактир. Там-то Кеннет и собирался переночевать.
Чалый Чертополох так и норовил замедлить шаг, печально косясь на обочину. Там до сих пор кое-где виднелись розовые головки клевера. Но Кеннет хотел успеть под крышу до темноты: травы пахли всё сильнее, а солнце садилось за длинную тучу, похожую на Дунсеннанский хребет. По всем приметам выходило, что ночью стоило ждать дождя.
Солнце уже наполовину зашло за горизонт, когда горец подъехал к трактиру. Жестяная вывеска покачивалась и скрипела на ветру; на ней был грубовато, но точно намалёван тот самый знаменитый мост, и впрямь находящийся недалеко от заведения. От реки пахло сыростью, камышом и помоями, в воздухе звенели комары, зато из открытой настежь двери тянулись вполне себе достойные запахи. Конечно, правильную еду -- хаггис или куллен скинк -- здесь готовить не умели, но Кеннет не отличался привередливостью. Он спрыгнул с Чертополоха, привычно поправил шпагу и неторопливо огляделся кругом -- конюх, только что лениво переругивавшийся со служанкой, мгновенно оказался возле коня и принял поводья.
-- Вычистить, накормить и проверить подковы, -- коротко приказал Кеннет, уже усвоивший, какого именно тона ожидают от горца равнинники. -- Зайду и проверю.
Чертополох ударил в землю копытом, как будто подтверждая сказанное. Конюх посмотрел на него с некоторой опаской -- верно, прикидывал, каких пакостей можно ждать от горской лошади. Кеннет кивнул и зашёл в трактир.
Внутри всё было, как обычно, -- равнинники не поощряли разнообразие. Довольно просторный зал, каменный очаг, лестница на второй этаж. Давешняя служанка, подоткнув за пояс верхнюю юбку, протирала столы; на мгновение отвлёкшись от своего занятия, она бросила на горца быстрый взгляд, в котором любопытство мешалось с настороженностью.
-- Ммряу, -- хрипло сказали снизу. Кеннет глянул под ноги -- мимо его сапог, гордо задрав хвост, прошествовал чёрно-белый кот. Кот усиленно линял, но это никак не отразилось на его самомнении. Глаза у него были зелёные, равнодушные, и загадочные, как у тех духов, что жили в холмах.
-- Чего изволит господин? -- засмотревшись на кота, Кеннет всё ж таки не потерял бдительности и ещё из-за двери услышал шаги трактирщика. Это был тощий и жилистый человек неопределённого возраста, слишком темнокожий для холодного Эйа, с быстрыми маленькими глазами. За спиной у него виднелась худощавая женщина в застиранном чепце -- очевидно, жена. Вид у обоих был не особенно честный, но Кеннет менее всего опасался за свой кошелёк. С хайлендерами связываться рисковал не каждый, и это Кеннета даже слегка разочаровывало. Он уже устал от спокойной дороги и с удовольствием кого-нибудь бы проучил. Вероятно, именно это желание, печатными буквами написанное у горца на лице, и отпугивало от него лишних людей.
-- Ужин и комнату, до утра. Мой конь в вашей конюшне.
Трактирщик поспешил согнуться в поклоне:
-- Ужин для господина будет через пять минут, а жена пока проведёт вас наверх...
-- Клопы есть? -- для порядка уточнил Кеннет, расстёгивая куртку.
-- Сударь!.. Как же можно?
Клопы здесь были почти наверняка -- характерный запах горец почувствовал ещё в коридоре. Но на всём Эйа вряд ли можно было бы найти трактир, в котором не водилось бы насекомых. Осмотрев комнату, Кеннет счёл её вполне приличной. Он оставил там шляпу и спустился вниз, чтобы посмотреть, как устроили его коня.
Комары снаружи притихли, зато запели лягушки -- с запада наползала туча, и в самом деле, недалеко было до дождя. Кеннет зашёл в конюшню; репутация горцев и на этот раз дала результаты -- Чертополох уже был рассёдлан, правда, ещё не вычищен, но этого никто и не ожидал. Рядом суетился конюх со щётками.
Чертополох как всегда зачем-то полез мордой за полу куртки, словно пытаясь определить хозяина по запаху. Не иначе как в прошлой жизни его звали Шарик... Кеннет привычно погладил его по белой стрелке, строго зыркнул на конюха и вышел из конюшни.
Начинало накрапывать. Хайлендер прикинул, успеет ли высохнуть дорога, и решил, что к утру дождь закончится. Дни стояли жаркие, к тому же через несколько миль обычная дорога должна была смениться мощёной. Столица лежала в шести часах езды, и до неё несложно было добраться даже по размокшим тропам.
Когда он вернулся под крышу, еда была уже готова, и пахло от неё вполне достойно -- мясом и овощами. Давешняя служанка принесла кувшин с элем, горец поблагодарил её кивком и сел за стол, не отстёгивая шпаги: хайлендеры давно уяснили, что с оружием лучше не расставаться, иначе рискуешь раньше срока предстать перед предками и Богами. Возможно, равнинные обычаи предполагали иное, но Кеннета это заботило в последнюю очередь.
Трактирщик за стойкой явно маялся от безделья, прикидывая, с какой стороны лучше завести беседу.
-- Сударь, а вы из каких краёв? -- наконец, спросил он.
-- Я пришёл с севера, -- коротко ответил Кеннет, прожёвывая очередную порцию овощей. Верно поняв интонацию ответа, трактирщик замолчал. Хайлендеру не хотелось болтать.
В очаге трещали поленья, а снаружи шёл дождь, громко стуча по крыше, с шуршанием стекая по листьям и траве. С каждой минутой он всё усиливался, и Кеннет не успел понять, когда в шелест воды вплёлся стук лошадиных копыт. К трактиру подъехал ещё один странник, и горец навострил уши. Он не ожидал нападения, но воин всегда должен знать, что именно происходит вокруг.
Через некоторое время дверь отворилась, и вовнутрь дохнуло влагой и ветром. В зал быстро вошёл высокий человек в промокшем плаще; он был при шпаге и в шляпе, а по здешним понятиям это означало дворянина. Впрочем, это можно было понять и по тому, какое невероятное гостеприимство отразилось на физиономии трактирщика.
-- Ваша светлость! -- радостно воззвал он, самолично принимая у вошедшего плащ и шляпу. -- Сильно, поди, промокли?
Дворянин хмыкнул.
-- Да разве это дождь? -- насмешливо сказал он. -- Так, пара капель... Мне не было писем или известий?
-- Минуту, милорд... Кэтти, возьми вещи его светлости и высуши их, как положено!
Служанка приняла мокрый плащ и унеслась вверх по лестнице, трактирщик исчез за неприметной дверью, а дворянин сел за ближайший стол, вытянув ноги в забрызганных грязью сапогах, и закрыл глаза. На вид ему было лет тридцать пять или сорок, он был выше Кеннета, шире в плечах и определённо знал, с какого конца берутся за меч. Волосы у него были довольно светлые; это, в сочетании с характерными чертами лица и лёгким, но всё же заметным акцентом, выдавало в нём лоулендера.
-- Да, милорд, вам просили передать два письма, -- трактирщик снова появился в зале, уже с двумя конвертами в руке. Лорд забрал конверты, сунул их во внутренний карман куртки и поднялся из-за стола.
-- Ужинать я не буду, -- уведомил он, направляясь к лестнице, -- а завтра пусть меня разбудят в девять часов. Если, конечно, не приедет кто-нибудь со срочным делом.
-- Да, милорд, -- трактирщик деловито кивнул. -- Всё как обычно.
-- Ага. -- Лоулендер поставил было ногу на ступеньку, но тут дверь распахнулась снова, и на пороге воздвиглась промокшая и дрожащая фигура.
-- Я желаю ужин и комнату! -- гордо возвестила она, вваливаясь вовнутрь.
Неизвестный хайлендеру лорд мягко отступил в тень, а новый постоялец, наоборот, шагнул к свету. Он тоже оказался дворянином, но, во-первых, довольно молодым, не старше Кеннета, а во-вторых, это наверняка был столичный житель. Как-то так горец их себе и представлял -- щуплое и бледное существо в роскошной одежде, с коротенькой шпагой, рукоять которой была изукрашена драгоценностями. Вероятно, в сухом виде молодой дворянин казался вполне себе достойным кавалером, но вымокнув, он здорово походил на мокрую курицу. Сходство довершало белое перо, уныло свисавшее с полей шляпы. Матушка не раз говорила Кеннету, что не стоит судить по внешности, однако горец заранее решил, что второй незнакомец ему не нравится. Сочетание излишне богатой одежды с декоративной шпагой и надменным лицом сложно было назвать достойным мужчины и воина.
Впрочем, нарываться на драку Кеннет не собирался, памятуя наставления всё той же мудрой матушки. Другое дело, если столичный хмырь сам начнёт задираться... но хмырь, кажется, даже не заметил наличия горца. Пожалуй, это тоже могло бы стать поводом к драке, но, правду говоря, Кеннет изрядно устал. Он быстро доел ужин, допил эль и поднялся на второй этаж, сопровождаем бело-чёрным лохматым котом.
Котов горцы уважали, но когда зверь сделал попытку прошмыгнуть в комнату, Кеннет вежливо преградил ему путь ногой. Ему хватало тех животных, которые ожидали его в постели, кроме того, каждый должен знать своё место. Коту в его комнате делать было нечего: вряд ли он был натаскан на клопов.
А клопов в кровати было не так уж много. Кеннет лёг, несколько минут вслушивался в шум дождя, а потом быстро провалился в сон.
Через несколько часов Кеннет проснулся. Дождь уже закончился, за окном светила большая луна, в комнате было почти светло -- ночь, кажется, только перевалила за середину. Всё было очень ярким, чётким и в то же время зыбким: быть может, в этом стоило обвинять лунный свет.
Спать не хотелось. Хотелось действовать; сам не понимая зачем, Кеннет быстро встал с постели и тут обнаружил, что он полностью одет. Не хватало только сапог и шпаги.
Значит, это просто сон. Что же -- становилось интересно; в горах верили, что сны значат многое, а только Боги знают, что такое может привидеться горцу из клана МакРован, ночующему на равнине, в двух шагах от тамошней столицы.
На ходу застёгивая перевязь, Кеннет вышел из комнаты. В трактире было тихо; хайлендер прошёл по коридору, спустился на первый этаж, пересёк обеденную залу и подошёл к входной двери. Она была приотворена, и сквозь узкую щель на пол падала полоска лунного света.
Кеннет толкнул дверь и вышел на крыльцо. Снаружи было прохладно и светло; лунный свет заливал окрестности, чётко вырисовывая каждую линию дома, хозяйственных построек и старых деревьев в саду. Хайлендер не знал, что именно он ищет, но, ведомый непонятным предчувствием, спустился с крыльца и пошёл вокруг дома, с востока на запад. Возможно, это было глупым предрассудком, но вокруг стояла ночь и светила луна, так что действовать надо было сообразно обстановке.
Он обогнул трактир и очутился в его тени. Было очень тихо; Кеннет поймал себя на том, что держит ладонь на рукояти шпаги, и не стал её оттуда снимать. Он старался идти медленно и вслушивался в каждый звук, но не слышал ничего, кроме тихого шелеста листьев.
Ещё несколько минут, и Кеннет очутился на заднем дворе. Совсем рядом текла река, и от воды поднимался едва заметный туман. Задний фасад смотрел мрачнее переднего; краем глаза хайлендер увидел чужое движение и быстро оглянулся, но вокруг никого не было. Невольно он ускорил шаг, осознав же это, остановился и прождал несколько секунд, показывая неведомому противнику, что не боится. Будь это всё не сном, а явью, Кеннет поступил бы иначе -- какой дурак станет торчать на открытом месте, если за спиной прячется возможный враг? -- но здесь и сейчас поступить нужно было именно так.
Он шёл дальше, вскоре миновав угол. Теперь Кеннет двигался вдоль торца, почти вплотную приблизившись к забору. Рядом росли лохматые кусты -- очень колючие, как выяснил горец секундой спустя.
Хайлендер дошёл почти до угла, когда -- снова краем глаза -- заметил на тёмной траве у самого забора светлое пятно. Поднырнув под ветку, он подошёл ближе -- и твёрдо уверился, что всё-таки спит.
На траве, раскинув изломанные крылья, лежала натуральная эстерле, как её изображают на знамёнах: до пояса -- птица в сером соколином оперении, выше -- дева изумительной, нечеловеческой красоты. Золотые волосы разметались по усыпанной перьями траве. Бледное лицо было искажено страданием, из уголка рта текла струйка крови, а тонкие руки были вывернуты под неестественным углом. Она ещё дышала, но каждый новый вдох был слабее предыдущего.
Сам не зная зачем, Кеннет опустился рядом с ней на колени.
-- Хэйа... -- шёпотом позвал он, не смея даже прикоснуться.
Он не ждал ответа, но лицо эстерле вдруг исказилось, и она медленно открыла глаза. Кеннет увидел чёрные, как запёкшаяся кровь, зрачки; потом ресницы вздрогнули, и эстерле чуть слышно прошептала:
-- Помоги... горец...
Изо рта её выплеснулась кровь -- алая, как у людей.
-- Как? Что мне сделать, хэйа?
Она умирала, Кеннет это понимал. Он ничем не мог ей помочь; да и вообще, это был всего лишь сон, о чём здесь говорить? Но осознание своей беспомощности наполняло душу хайлендера яростью -- и какой-то странной горечью, как будто он терял нечто важное. Нечто настолько важное, что даже жизнь не может с этим сравниться.
В чёрном небе захлопали крылья, и на забор, чёрным пятном выделяясь из лунной ночи, опустился большой ворон. Он хрипло каркнул, внимательно разглядывая Кеннета правым глазом; снова захлопали крылья, и второй ворон, точная копия первого, спланировал на траву. Размах крыльев у него был не меньше, чем у сокола.
Хайлендеры неплохо относились к воронам, почитая их мудрыми птицами. Но в круглых немигающих глазах чёрных птичек Кеннет не увидел никакой особенной мудрости; они прилетели, чтобы клевать труп, но эстерле была ещё жива. Быть может, не в его силах сохранить ей жизнь -- но уж воронов он отгонит!
-- Пошёл прочь! -- рыкнул Кеннет, резко взмахнув рукой.
Ворон на ограде издевательски каркнул в тёмное небо. Второй же в два прыжка очутился у эстерле на плече, но не успела она застонать, как Кеннет выхватил шпагу. Возможно, это было глупо -- кто нападает на птицу с мечом? -- но язык стали оказался понятен собеседнику. Ворон, к которому уже неслось отточенное лезвие, с хриплым криком спрыгнул обратно на траву, и в глазу его, обращённом к хайлендеру, Кеннет увидел разумную, отнюдь не птичью ненависть. Это не просто птицы, понял он -- и разом почувствовал, как ладони холодеют в перчатках. Это не просто птицы...
Но кем бы они ни были!..
Одним мощным движением ворон оттолкнулся от травы, расправляя крылья. Кеннет успел подумать, что он ни разу в жизни не видел птицы, взлетающей вот так, -- а в следующий момент в лицо ему метнулось нечто чёрное, пахнущее падалью и кровью. Дальше, как в любом бою, тело действовало быстрее разума. Шпага была здесь бесполезна -- левой рукой хайлендер выхватил нож, а правой закрыл лицо. В неё тут же вцепились острые когти, запросто разодрав прочную ткань горской куртки, -- Кеннет ударил, когти разжались, и куча вонючих перьев рухнула на землю.
Хайлендер машинально вытер клинок о траву, другой рукой нащупывая камень. Ворон на ограде правильно понял это движение и поспешил скрыться. Наверное, ему доводилось встречаться с горцами -- или, что вернее, он видел тех, кто после этой встречи выжил.
Носком сапога откинув падаль подальше от эстерле, Кеннет поднял шпагу и наклонился над девой. Странно, но она ещё была жива -- и дышала даже легче, чем прежде. Глаза её были раскрыты; почти не моргая, она медленно переводила взгляд с ворона на хайлендера.
-- Ты выбрал... -- прошептала она. -- Ты взял, и ты удержишь...
-- Хэйа... -- начал Кеннет и осёкся.
Со стороны реки медленно простучали копыта. Из лунного сумрака показался всадник -- на огромном коне, сам он тоже был куда выше человека. Лицо его скрывала тень от шляпы, а конь был вороным. На правом плече сидел ворон -- тот самый, встречавшийся с горцами, сразу понял Кеннет. Над мостовой злобно сверкнули две пары звериных глаз -- волчьих глаз. Хайлендер выпрямился, сжимая в одной руке шпагу, а в другой -- нож.
Кто приходит по ночам? Приходит на вороном жеребце, сопровождаем двумя воронами и двумя волками. Тот, лицо которого скрывает тень от полей старой шляпы, повидавшей немало ливней...
Кеннет сжал зубы, потом медленно выдохнул и вдохнул. Теперь он не боялся. Он знал имя тому, кто стоял перед ним, -- и наплевать, что оно не было именем человека!
Конь коротко заржал, отворачивая морду от забора. Всадник натянул поводья; он что-то приказал, коротко и глухо, и убитый Кеннетом ворон тяжело взлетел в воздух. Всадник подставил руку -- ворон сел на неё, точно обученный сокол, и хрипло каркнул, не то жалуясь, не то ругаясь.
Хайлендер ждал, глядя всаднику в лицо. У ног его тихо дышала эстерле, и Кеннет знал, что не сойдёт с места. Не сойдёт, даже если вслед за одним сюда явятся ещё двенадцать.
-- Кто ты такой? -- глухо раздалось в ночи, и Кеннет не сразу понял, что всадник обращается к нему. -- Кто ты такой, поднявший руку на Знание и на Память?
-- Я Кеннет МакРован из клана МакРованов, -- хайлендер гордо вскинул голову и увидел, как в тени, закрывающей лицо всадника, сурово сверкнули глаза. -- И я был в своём праве!
-- Вот как? -- в голосе всадника послышалась насмешка. -- И в каком же праве ты был, о непреклонный воин?
-- Я защищал ту, что попросила помощи.
-- А кто дал тебе право её защищать?
-- Моё рождение, -- твёрдо ответил Кеннет. -- Моя мать. И те, кто говорил мне, что долг мужчины -- защищать слабейшего. Тебя называют Отцом Воинов -- скажи, где я был неправ?
Ворон на перчатке снова каркнул, но всадник тряхнул рукой, и птица тут же замолчала, будто подавившись криком.
-- Кеннет МакРован из клана МакРованов, бывший в своём праве... Скажи мне, откуда ты пришёл?
-- С севера! -- каркнул ворон на плече.
-- С севера! -- расхохоталась луна.
-- С севера! -- прорычал волк, круживший вокруг ног коня.
Всадник вскинул руку, и всё замолчало.
-- Да будет так! -- проговорил он, и глаза его сверкнули ещё раз. -- Береги спину, назвавший имя, -- или в ваших горах забыли, кому можно его говорить, а кому нельзя?
-- Пусть спину берегут предатели, -- звонко и отчётливо произнесла эстерле. Даже лежа с переломанными крыльями, она была воистину величественна. И прекрасна... она уже не умирает, вдруг понял Кеннет. Да и крылья -- такие ли они переломанные?
-- Пусть спину берегут предатели, чьим отцом называют тебя, -- а он на своей земле, и она способна дать ему защиту!
Конь снова заржал, подёргивая ушами. Всадник легко развернул его на месте, и бросил через плечо:
-- Да будет так. Он выбрал.
-- Он выбрал, -- согласилась птицедева.
Кеннет промолчал.
Он всё-таки проснулся -- проснулся не в саду, а той постели, в которой засыпал. Сквозь грязноватое окно ярко светило утреннее солнце, снаружи наперебой трещали сороки -- скорее всего, где-то в саду было гнездо, и птенцы требовали еды. Снизу доносились голоса, которых, правда, было не так уж и много.
Горец оделся и застегнул перевязь. Разумеется, рукав куртки был целым, будто никакой встречи с воронами и не случилось. Будь Кеннет равнинником, он бы сказал: "А её и не случилось!" -- но родившиеся в горах отлично знали, что сны -- это просто другая сторона бытия, не менее настоящая, нежели явь. И пренебрегать ими может только полный дурак.
На первом этаже было пусто -- только кот, задрав заднюю лапу, сосредоточенно вылизывался под хвостом. Увидев Кеннета, он на секунду прервал своё занятие, смерил горца загадочным взглядом и вернулся к хвосту. Хайлендер вышел на крыльцо; солнце, пока ещё не очень жаркое, исправно подходило к своим обязанностям, и земля уже начинала подсыхать. К полудню должна была установиться настоящая жара. А к вечеру Кеннет будет уже в столице.
Он немного постоял во дворе, потом всё-таки решился и обошёл трактир, повторяя свой ночной путь. И нисколько не удивился, когда задворки постоялого двора, которых он в жизни не видел, оказались именно такими, какими он увидел их во сне. Хотя, разумеется, на траве не было ни крови, ни перьев, ни следов. Их там и не должно было быть.
Рассудив так, Кеннет вернулся в трактир, нашёл служанку и потребовал завтрак. Минуты через три ему принесли еду; горец быстро перекусил, расплатился серебряной монетой в полсворда и отправился седлать Чертополоха. Равнинный лорд, вероятно, поручил бы это слуге, но и здесь предпочтительнее было положиться на самого себя.
Конюх сидел на пороге конюшни и вдумчиво жевал травинку. Увидев Кеннета, он вскочил на ноги:
-- Ваша милость...
-- Я сам заседлаю. Подковы в порядке?
-- Да, но...
Горец сделал короткий жест, и слуга умолк. Вообще-то, про подковы Кеннет спрашивал для порядка: он подковал Чертополоха несколько дней назад, остановившись в лоулендской деревушке. Хайлендер смахнул комара и зашёл в конюшню.
Его встретили ржанием -- но не приветственным, а скорее, настороженным. Высокий конь, стоявший во втором деннике, недоверчиво выгибал шею; он был очень красивой масти, светло-серый в белые пятна, с длинной белой гривой. Чуть дальше флегматично выглядывала небольшая рыжая лошадка, зато первый денник, в котором ещё вчера стоял Чертополох, был абсолютно пуст.
Не веря своим глазам, Кеннет сделал знак от сглаза. Почти сразу же он заметил, что над дверью воткнута стрела и нацарапана какая-то руна; какой бы дух ни захотел похитить его лошадь, он не смог бы перешагнуть этот порог. А вот человеку стрела и руна не преграда...
Горец быстрым движением развернулся к слуге.
-- Где мой конь? -- тихо спросил он, чувствуя, как пальцы сами сжимаются на рукояти шпаги.
-- Сударь, сударь... -- конюх сделал шаг назад, не отрывая взгляда от шпаги. -- Клянусь, я тут не при чём...
-- А кто тут при чём? -- ещё тише поинтересовался Кеннет, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти к более решительным действиям. Пока что его останавливало только то, что силы определённо были неравны.
Слуга снова шагнул назад, но наткнулся спиной на захлопнувшуюся дверь.
-- Кто -- взял -- моего -- коня? -- Кеннет отчётливо выговаривал каждое слово, чтобы его, не приведи Боги, не поняли превратно. Но конюх от этого явно был далёк.
-- Молодой лорд из столицы, -- быстро ответил он. -- Тот, который приехал вчера вечером позже всех господ...
-- Этот мокрый общипанный придворный фазан?
Конюх неожиданно ухмыльнулся:
-- Ваша светлость очень точно понимает сущность людей...
Хайлендер, неожиданно произведённый в светлости, только хмыкнул.
-- И что же этот... хм-м-м... лорд изволил объяснить?
-- Он сказал, что оставляет вам свою лошадь... -- конюх ткнул пальцем в рыжую лошадку, безмятежно помахивавшую хвостом. -- Клянусь, ваша светлость, я ничего не мог сделать!
-- Ладно, -- после долгого молчания сказал Кеннет. В самом деле, что мог сделать какой-то трактирный слуга? -- По какой дороге поехал этот... -- он затруднился с подбором точного определения, но конюх понял и так.
-- Через мост он поехал, ваша светлость! А там дорога одна, прямо да прямо, до самой столицы. Только, позвольте сказать, ваша светлость его не догонит. Потому что чалый ваш был... то есть, есть! -- конь хороший, а эта лошадка еле бегает.
-- Посмотрим, -- коротко пообещал хайлендер.
Горцы седлали коней иначе, но общий принцип был одинаков, и Кеннет быстро разобрался в пряжках и ремнях. Через семь минут он вывел рыжую лошадёнку во двор и взглянул на неё при солнечном свете.
Лошадка была не так уж и плоха -- по крайней мере, не собиралась падать прямо здесь и сейчас. Вид у неё был, скажем так, не дворянский, и вполне возможно, что на ней в своё время возили муку или воду. Невысокая, крепкая, с мохнатыми бабками и короткой гривой... да, понятно, отчего вчерашний фазан возжелал сменить её на Чертополоха. Непонятно только, почему он выбрал именно чалого, а не того, серого, который был и породистее, и красивее. Впрочем, это было не слишком-то важно. Кеннет вскочил в седло и подобрал поводья.
Рыжая кобылка оказалась довольно послушна -- не капризничая, она вышла со двора и направилась к мосту. Вскоре подковы застучали по деревянным доскам; съехав с моста, Кеннет пустил её рысью, благо дело, дорога и в самом деле не делала поворотов.
Так. Наглость -- это хорошо, но едва ли столичный фазан отличается ещё храбростью. Украв чужую лошадь, он наверняка сначала пустился галопом, однако Чертополох конь хотя и воспитанный, но себе на уме. Вряд ли он слушался чужого всадника особенно хорошо, и скоро фазан, чтобы сберечь нервы, вынужден будет перейти на рысь, а потом -- на шаг. Если гнать Рыжую что есть мочи, вполне возможно, что получится его догнать...
Но гнать не хотелось. Кобылка, которая, к слову, точно была ни в чём не виновата, честно бежала рысью, и Кеннет быстро изменил своё мнение: лошадка была никак не крестьянская. Скорее уж, она предназначалась для мелких дворян, живущих в провинции. Самое то, чтобы объехать владения, поохотиться или съездить в гости к соседу. Выносливая, послушная, неплохо идёт по грязи -- конечно, Чертополох был лучше, но хороший хозяин обрадовался бы и Рыжей.
Дорога в очередной раз взбежала на холм, и с его вершины Кеннет увидел, что впереди лежит лес -- действительно, лес, а не равнинная роща. Тракт огибал лес с востока, вплотную прижимаясь к голубой ленте Твин. Там-то сейчас, надо полагать, и едет замечательный лорд из столицы. Едет шагом, потому что настроение у Чертополоха с каждой минутой всё хуже и хуже. Он едет по тракту -- а Кеннет поедет через лес. В любом лесу есть тропинки, по которым способна пройти лошадь.
Горец спустился с холма и понял, что не ошибся. Почти сразу же от тракта ответвлялась широкая тропа, достаточно утоптанная на вид. Наверняка не Кеннет был первым, кто сообразил, что куда удобнее будет поехать с холма напрямик. Не раздумывая, Кеннет направил лошадку на тропу. В здешнем лесу он не бывал ни разу, но из этого вовсе не следовало, будто эти места были ему чужими. Лес по определению не может быть чужим для того, кто носит по праву цвета клана МакРован.
Солнце стояло ещё не высоко. Кеннет глянул на него и прикинул, что догонит равнинника уже к полудню -- это если станет гнать несчастное животное. А если не станет, тогда на пару часов позже, что, в принципе, не имеет никакого значения.
***
Солнце с положенной скоростью двигалось по небу; его яркие лучи, проникая сквозь ветви, дробились на множество мелких лучиков и просвечивали сквозь листву. При таком освещении Кеннет предпочёл бы не драться -- слишком уж всё зыбко, не поймёшь, то ли противник дёрнулся, а то ли лист покачнулся -- но укравший его лошадь равнинник менее всего был достоин честной драки. На крайний случай, его можно было убить, но Кеннет не знал наверняка, стоит ли ему это делать. Ладно... встретимся, там поглядим.
Горец в лесу чувствует себя лучше, чем дома, -- если, конечно, это настоящий лес и правильный горец. Лес был настоящий, и горец не подкачал -- так что в определённый момент Кеннет понял, что сворачивать нужно именно здесь. Под копыта лошадёнке как раз легла узенькая стёжка, наполовину заросшая цепкой земляникой, и Кеннет тронул левый повод. Лошадь, мгновенно поняв, чего от неё хотят, шагнула влево, и хайлендер положил себе, что потом её непременно нужно будет свести. Да, лошадка неказистая, ну и что с того? Зато соображает, чего о её пока что хозяине никак не скажешь...
Тропка кончилась минут через пять. Лес расступился, Кеннет выехал на широкую тропу и натянул поводья. Лошадь с готовностью остановилась; хайлендер благодарно похлопал её по шее и спрыгнул на землю, мельком глянув на солнце. Оно немного отклонилось от полуденной черты: это означало, что ждать придётся недолго.
Ждать и в самом деле практически не пришлось. Уже через три минуты за поворотом послышался стук копыт, и на тропе показался тот самый вчерашний равнинник, гордо восседавший на Кеннетовом чалом коне. Вид, впрочем, у вора был не самый довольный, и горец отлично знал, почему. Чертополох не зря назывался Чертополохом: норов у него был ещё тот, и всаднику, не пришедшемуся ему по сердцу, лучше было вовсе не садиться в седло. Сбросить конь его не сбросил, но нервы помотал изрядно.
-- Хэй! -- громко сказал Кеннет, выходя на середину тропы. Солнце светило ему в лицо, но он не щурился, внимательно разглядывая незнакомца. -- Далеко собрался?
-- Прочь с дороги! -- огрызнулся равнинник и дёрнул поводья, желая поднять коня на дыбы. Естественно, у него ничего не вышло: Чертополох, заржав от боли, присел на задние ноги, но этим дело и ограничилось.
Кеннет протянул руку и твёрдо взял коня под уздцы. Почувствовав хозяйскую руку, тот замер как вкопанный.
-- Слезай, сударь, -- приказал горец, обращаясь к всаднику. -- Приехал.
Равнинник оскорблённо вспыхнул и расправил плечи.
-- Ты с кем разговариваешь, горская морда? -- высокомерно осведомился он. Рука его нырнула в поясной кошель, и на солнце сверкнула крупная серебряная монета. Кеннет даже не шевельнулся, чтобы поймать её, по-прежнему внимательно глядя на вора. Впервые в жизни его так оскорбляли; пожалуй, стоило запомнить физиономию оскорбившего.
-- Забирай деньги и проваливай! -- повысил голос тот, видя, что горец даже не двигается с места. -- Ты что, по-эйтански не понимаешь?
По-эйтански Кеннет понимал -- и понимал куда лучше, чем того хотелось бы всаднику. И решение он уже принял. Ибо монета, небрежно брошенная всадником, -- это тяжкое оскорбление, нанесённое не только самому Кеннету, но и клану МакРован. Именно это и останавливало горца: он никак не мог понять, что именно ему должно сделать с тем, кто осмелился поднять руку на честь его клана. Простого поединка здесь, пожалуй, будет мало...
Неожиданно горец услышал, как по мягкой лесной земле стучат подкованные копыта. Кто-то ехал по занятой ими тропе -- рысью, с севера на юг. Кеннет не слишком-то разбирался в породах лошадей, но неизвестный конь бежал не совсем так, как Рыжая или Чертополох. Вор радостно навострил уши -- он явно верил, что присутствие свидетеля помешает Кеннету осуществить свои замыслы. Горец не стал его разубеждать.
Из-за поворота выбежал крупный конь серой в яблоках масти. Шёл он и в самом деле по-другому: присмотревшись, Кеннет успел заметить, что жеребец поочерёдно выносит вперёд то правые, то левые ноги, в результате слегка покачиваясь на ходу. Всадник чуть натянул поводья, и конь перешёл на шаг, а вскоре и совсем остановился, не доходя до Кеннета и вора от силы трёх шагов.
Коня Кеннет помнил -- он стоял в соседнем с Чертополохом стойле, когда они остановились на ночлег в давешнем трактире. Хайлендер, видевший в жизни не так уж много лошадей, не мог не запомнить коня такой красивой масти. А всадник был тот самый лоулендер, который спросил у трактирщика, не было ли писем или известий.
На боку у него, как моментально заметил горец, висела длинная шпага в старых кожаных ножнах. Совсем не чета той шпажке, которая свисала с пояса у вора. Что бы не говорил старый Фергюс мак Эван, не все равнинники забыли, для какой надобности Боги дали человеку оружие, -- эта шпага мало походила на раззолоченную игрушку. Такой можно было бы драться, с такой можно было бы умереть.
Надо полагать, вор тоже заметил шпагу и сделал соответствующие выводы. Или, что более вероятно, они со всадником просто друг друга знали. Ибо, присмотревшись к нежданному гостю, вор буквально позеленел.
-- Сударь Морсворт! -- весело сказал лоулендер, глядя на вора в упор. -- Бог мой, какая встреча! Вот уж не думал, что обнаружу в вас любовь к лесным прогулкам...
-- Добрый день, Райвенвуд, -- нервно ответил поименованный Морсворт, зачем-то сжимая рукоять своей шпаги.
-- Лорд Райвенвуд, если позволите, -- перебил его лоулендер. -- Моё дворянство куда старше вашего -- если, конечно, вашу семью вообще можно назвать дворянской.
Это было сказано самым небрежным тоном, но удар попал точно в цель. Вор задохнулся от негодования, а Райвенвуд, чуть тронув коня шпорами, подъехал поближе. Кинув на Кеннета один, зато очень внимательный взгляд, он начал демонстративно присматриваться к Морсворту, причём с каждым мигом на лице его всё отчётливее проступал скептицизм.
-- Да, сударь, -- наконец, вынес он свой вердикт. -- Я бы на вашем месте поспешил обратиться к врачу. У вас явные проблемы со зрением. Клянусь моей шпагой, -- в подтверждение своих слов Райвенвуд хлопнул ладонью по рукояти, -- в таких штанах у меня последний слуга не ходит! Вам вообще известно, что такое гармоничное сочетание цветов?
Равнинник побледнел и раскрыл было рот, но тут же закрыл его обратно. Он определённо желал ответить -- но совершенно не представлял, как именно следует реагировать на столь вопиющую наглость.
-- Да вы... да как вы смеете, Райвенвуд! -- наконец, выдохнул он.
-- Как заметил кто-то из отцов Матери Нашей Святой Церкви, -- лоулендер глянул на небо и небрежно изобразил Знак, -- говорить правду легко и приятно. Будьте уверены, от своих слов я не отступлюсь.
-- Вы... вы ответите мне, как подобает мужчине и дворянину!
-- О, -- обрадовался Райвенвуд, -- вы даже знаете такие слова? Как приятно, сударь, поговорить с понимающим человеком! Вот только, боюсь, игра будет нечестной -- у нас шпаги разной длины.
-- Да плевать я хотел на вашу шпагу!
-- Сударь, -- лоулендер откровенно забавлялся, -- моя шпага фамильная. Чего не скажешь о вашей. Кроме того, её украшает мастерство её владельца, что, опять-таки, у вашего оружия отсутствует. Но если вы настаиваете... МакРован, будете нашим секундантом.
Кеннет смутно понимал, что означает слово "секундант", но то, что делал лоулендер, не лезло ни в какие рамки. Равнинник Морсворт оскорбил честь клана и должен за это ответить, -- а как он ответит, если до поединка с Кеннетом его убьёт Райвенвуд?
-- Сударь, -- хайлендер положил ладонь на рукоять шпаги, -- это мой враг. И я вызвал его на поединок первым.
-- Отнюдь, -- спокойно возразил лоулендер, спрыгивая на землю. -- Вы не успели сказать про поединок ни слова. Значит, занимайте очередь. Кроме того, -- он повысил голос, заметив, что Кеннет собирается перебить, -- кроме того, я старше и по возрасту, и по положению. Или клан МакРован уже забыл, что было обещано Эвану Райвенвуду?
Кеннет остановился, словно налетев на невидимую стену. Девять Солнечных мечей, вот откуда ему была знакома эта фамилия! Ну да, разумеется... триста сорок семь лет назад Эван Райвенвуд спас Камрана МакРована от когтей белого барса, и они смешали свою кровь, причём пращур Кеннета признал себя младшим. Получалось, что потомок Эвана приходился потомку Камрана старшим родичем, и Кеннет не мог оспаривать права Райвенвуда драться первым. А жаль.
С другой стороны, угрюмо подумал Кеннет, отступая к тису, -- с другой стороны, можно счесть, что это Райвенвуд защищает честь клана. Как-никак, он не совсем чужой. А если Морсворт его убьёт, за него можно будет отомстить как за родича... впрочем, судя по тому, как лоулендер держал шпагу, мстить предстояло Морсвортам.
-- МакРован, вы свидетель! -- ещё раз напомнил Райвенвуд, обнажая оружие. Сталь холодно блеснула на солнце. -- Морсворт, вас устраивает личность секунданта?
-- Устраивает, -- огрызнулся вор, стягивая расшитый золотом камзол. -- Других всё равно нет.
-- Тогда в позицию!
Бой был коротким -- а иного хайлендер и не ожидал. Он абсолютно правильно оценил поединщиков: Морсворт едва знал, за какой конец держать шпагу, Райвенвуд, напротив, чувствовал себя, как рыба в воде. Предсказуемым был и исход поединка -- с пару минут покружив по тракту и окончательно сбив противника с толку парой ложных выпадов, лоулендер проткнул ему правое плечо. Морсворт со стоном схватился за рану, Райвенвуд же, отступив на шаг, с явным удовольствием обозрел содеянное.
-- Нет, сударь, ваш брат владеет шпагой на порядок лучше, -- спокойно сообщил он. -- Ну так на то он и капитан гвардии. Вы не имеете ко мне никаких претензий? -- претензии Морсворт имел, но озвучивать их не стал, бережно ощупывая продырявленное плечо. -- Великолепно. В таком случае, МакРован, садитесь на коня и поехали отсюда.
Кеннет одним ударом вогнал в ножны наполовину вытащенную шпагу. Он злился и на себя, и на Райвенвуда; глядя на постанывающего равнинника, он ясно осознал, что, во-первых, лоулендер его вроде как уже наказал, а два раза за одно не карают, во-вторых же, по горским законам, свидетель не имел права драться с поединщиком. Ни сразу по окончании поединка, ни потом, сколько бы ни минуло времени. Получается, что поднять руку на этого... Морсворта Кеннет МакРован сумеет только в бою.
-- Поторопитесь, сударь горец! -- Райвенвуд был уже в седле, и Кеннету ничего не оставалось, как последовать его примеру. Чертополох коротко заржал, приветствуя хозяина, а рыжая кобылка проводила хайлендера печальным взглядом. "Не грусти, милая, это ненадолго", -- невольно подумал Кеннет.
Некоторое время они молча скакали стремя в стремя. По одну сторону дороги сверкала рябью Твин, по другую шелестели вязы, по мощёному тракту чётко стучали подковы.
-- Сударь, -- наконец, заговорил Райвенвуд, спокойно глядя перед собой, -- если мой вопрос не покажется вам оскорбительным, не соблаговолите ли вы сказать, куда вы направлялись до того, как судьба подарила нам эту встречу?
Кеннет быстро покосился на лоулендера, но, кажется, тот не издевался. Впрочем, понять было сложно.
-- Я ехал в столицу, -- хмуро ответил он и, выдержав паузу, добавил:
-- По делам.
-- Кто бы сомневался, -- вздохнул лорд. -- Кстати, родич, я до сих пор не знаю вашего имени.
Кеннет выпрямился в седле.
-- Я -- Кеннет мак Коннор МакРован, а...
-- Замечательно, -- перебил его лоулендер. -- Значит, так. Я, Рэндэл, лорд Райвенвуд, приходясь старшим родичем вышеупомянутому Кеннету мак Коннор МакРовану, считаю своим долгом взять означенного Кеннета под своё покровительство. Конкретнее, объявляю его своим оруженосцем -- отныне и до тех пор, пока он словом и делом не докажет, что достоин быть объявлен полноправным рыцарем. Я сказал!
Хайлендер молчал. Свалившиеся, как снег на голову, вассальные отношения его не обрадовали и не огорчили -- просто ошеломили. Он ехал и пытался понять, как именно ему надлежит к этому относиться.
С одной стороны, горец определённо был недоволен. Он не без оснований считал себя взрослым человеком, ему было шестнадцать лет, и этой осенью он должен был с полным правом принять кубок с октябрьским элем. Все свои проблемы он мог решить самостоятельно -- начиная от вора Морсворта и заканчивая тем, что ожидало его в столице. С другой стороны, глупо пытаться пробить стену лбом, если в двух шагах есть раскрытая дверь. Раз в столице живёт дальний родич, который желает оказать Кеннету помощь, -- тем лучше. Меньше времени придётся потратить на блуждание наугад.
Дорога тем временем отдалилась от реки, и вскоре о Твин напоминала только узкая полоска воды на горизонте. Через некоторое время исчезла и она. По левую руку от тракта расстилались луга и холмы; кое-где виднелись деревеньки, издалека почти не отличавшиеся от северных. Время приближалось к полудню: тени становились всё короче, а солнце -- всё жарче. Но ветер, порывами налетавший с юго-востока, нёс в себе прохладу и слабый запах соли. Бракката, столица Эйа, стояла на море.
Вскоре начались предместья, а потом впереди показались тёмные каменные стены; Кеннет смутно помнил, сколько лет стояла Бракката, но основали её за много веков до прихода аргалов. Он в жизни не бывал в таком старом городе; селения горцев, бесспорно, были гораздо старше, но горцы никогда не строили городов.
Столица тем временем приближалась. Дорога в очередной раз взбежала на холм, и Кеннет увидел Браккату внизу -- неожиданно большую, окружённую извилистой крепостной стеной. Где-то в середине он увидел массивную крепость с зубчатыми стенами; над самой высокой башней вился голубой флаг равнинных королей.
-- Это замок Святой Бригиты, -- негромко сказал лоулендер. -- Бывшая резиденция королей, нынешняя сокровищница и тюрьма. А теперь прибавим ходу!
Они съехали с холма, и Кеннет понял, что имел в виду Райвенвуд -- они успели как раз перед вереницей телег, медленно тащившейся по дороге. Ворота оказались совсем близко; камни и в самом деле были очень старые, а в высокий проём уходила кованая решётка. Верно, наследие тех времён, когда города брались не пушками, а мечами.
Ворота охраняли -- Кеннет заметил отряд стражников, одетых в кирасы, с вычеканенным на них королевским гербом. Но останавливать путников никто не стал; Райвенвуд мельком поздоровался с кем-то из стражников, так же мельком пожелал другому провалиться, и они проехали в город.
Внутри было шумно, тесно и грязно. Широкие улицы сменялись узкими, в некоторых местах сжимаясь так, что Кеннет легко мог дотронуться до стен противоположных друг другу домов. Посредине пролегал узкий желоб, в котором поблескивала грязная вода; на крышах сидели голуби и коты, а с балконов свешивались мокрые разноцветные тряпки. Пару раз путь пролегал мимо больших площадей; на одной из них Кеннет увидел высокую белую церковь, напоминавшую застывший в камне полёт. Она вся была один порыв, направленный вверх, и горец невольно придержал коня.
-- Собор Святой Девы, -- пояснил Райвенвуд, указывая на церковь рукой в перчатке. Знаком он себя осенил далеко не сразу. -- Лишь тот, кто родился в пределах слышимости его колоколов, считается истинным жителем Браккаты.
Скоро собор исчез за поворотом, впереди на мгновение открылась широкая площадь, а на ней -- высокая мраморная колонна, увенчанная бронзовой крылатой фигурой; потом улица вывернула к реке и побежала по набережной, мимо ряда дворянских особняков, отделанных мрамором и гранитом. На кованых воротах висели гербы.
-- Закон гостеприимства, -- негромко сказал лоулендер, глядя на Кеннета, -- велит мне предложить родичу свой дом, и я его предлагаю. Правда, как честный человек, должен предупредить: слугам давно не плачено, и дом стоит пустой. Оттого на уют и хорошую кухню рассчитывать не приходится, хотя в кладовых непременно что-то да найдётся. Но разве этого недостаточно для двух воинов и настоящих мужчин?
Горец молча пожал плечами. Он вообще привык обходиться без слуг, кроме того, насколько он помнил равнинные обычаи, оруженосец должен был как-то заботиться о сеньоре -- вина наливать, что ли.
Райвенвуд повернул коня к крайнему дому у реки. Это был двухэтажный особняк серого камня, с решётками на окнах, окружённый невысоким кованым забором. Снизу его заплетала дикая трава, а на воротах, разумеется, располагался герб: простой щит зелёного цвета, с чёрным вороном, глядящим в левую сторону. Ворон Кеннету не понравился, но он смолчал. Дом выглядел старым, но никак не покинутым: Кеннету доводилось видеть брошенные дома, и он знал, что уже на третий день в них появляется нечто, что очень легко почувствовать, но очень сложно передать словами. Что бы там ни говорил Райвенвуд, в этом доме жили, и жили достаточно хорошо.
И в самом деле: не успел лоулендер подъехать к воротам, как калитка, расположенная чуть левее, распахнулась, и на улицу буквально выкатился маленький кругленький человечек, прямо-таки излучавший невероятную радость. Райвенвуд едва успел натянуть поводья, потому как человечек выскочил прямо под копыта его жеребца. Похоже, это как раз и был слуга -- или, что вернее, управляющий.
-- Ох, лорд Рэндэл, до чего же мы рады, что вы вернулись! -- бодро возвестил он. -- Комнаты в порядке, конюшня готова, обед скоро будет...
-- Что вы здесь делаете, Апдайк? -- перебил его лоулендер. Кажется, лорд и в самом деле был удивлён. -- Я же не выплачивал жалованье вам и слугам вот уже четвёртый месяц!
Апдайк махнул рукой:
-- Милорд, мы все работаем в вашем доме уже не первый год. И прекрасно знаем: если лорд Райвенвуд не выплатил сейчас, это просто означает, что он выплатит потом! Что ж вы, в первый раз уезжаете, что ли? А возвращаться в пустой дом -- это не дело... Молодой человек -- это гость милорда? Как к нему следует обращаться?
-- Я понял, -- после долгой паузы сказал Райвенвуд. -- Молодой человек -- мой дальний родич, ближайшее время будет жить в доме, пусть приготовят комнату. Сдаётся мне, он предпочитает, чтобы к нему обращались по имени -- лорд Кеннет.
-- Как будет угодно милордам, -- поклонился Апдайк. По нему не было видно, чтобы он был хоть немного удивлён; складывалось впечатление, что к Райвенвуду что ни день, приезжают родственники с гор. А может, слуги в этом доме были вышколены так хорошо, что, не моргнув глазом, согласились бы обращаться к хайлендеру хоть "ваша светлость", хоть "ваше высочество".
Изнутри отворили ворота; они раскрылись достаточно туго, но без скрипа, прочертив в пыли на мостовой два неодинаковых полукруга. Райвенвуд спешился, Кеннет последовал его примеру; вышедший слуга намотал на руку поводья и увёл коней, а лоулендер обернулся к почтительно ожидавшему Апдайку:
-- Ещё какие-то вопросы?
-- Да, милорд. Что вы желаете на обед?
-- Всецело на твоё усмотрение.
***
Изнутри дом оказался таким же, как снаружи -- довольно старым, не особенно богатым, но вполне себе обжитым. Впрочем, обжит он был довольно поверхностно: горцы отлично знали, что у дома появляется душа, только когда в него приходит хозяйка. Хозяйки здесь не было, Райвенвуд жил один.
Кеннету выделили комнату на втором этаже. Обставлена она была, по равнинным меркам, довольно скудно, но горцы никогда не отличались привередливостью в быту. Окно выходило на реку; при необходимости можно было покинуть дом и этим путём. Хайлендер прикинул, как именно это можно осуществить, и вышел в коридор -- осматриваться дальше. В конце концов, ему в этом доме ещё жить.
Устроен дом был несложно: два этажа, подвал и чердак. На втором этаже располагались "просто комнаты", которые предполагалось занимать членам отсутствующей семьи. В данном случае, они выполняли функцию гостевых спален. Друг с другом эти комнаты не сообщались, выходили в один и тот же коридор; это было не очень удобно, потому что Кеннет предпочитал, чтобы из каждого помещения было как минимум два выхода. Опыт подсказывал, что так оно безопаснее. Впрочем, если счесть за выход окна...
Зато лестниц было две -- справа и слева. В основном пользовались правой, потому что справа находилась комната Райвенвуда. Её, то бишь лестницу, устилал потёртый ковёр, намертво прикрепленный к ступеням. Прикрепленный -- это хорошо, значит, в случае чего, можно стоять на лестнице, не опасаясь, что тебя собьют с ног, выдернув из-под них ковёр. Кеннет спустился на первый этаж.
Внизу располагалась столовая, где Кеннет и пообедал полчаса назад, гостиная -- туда он заходить не стал, потому что дверь была закрыта -- и оружейная, в которой хайлендер невольно задержался. Оружия у Райвенвуда было не так уж много -- если сравнивать с оружейной клана -- но, пожалуй, многовато для равнинного лорда, вдобавок, поселившегося в столице. Лёгкая шпага, широкий кинжал, охотничьи ножи, большая шкатулка с двумя одинаковыми пистолетами, рукоятки которых были отделаны перламутром, два обычных пистолета и один -- новой системы, двухзарядный, несколько мушкетов, запас пороха и пуль. Был даже арбалет -- старый, но в отличном состоянии, и болты к нему. Кеннет не удивился бы, отыскав в дальнем углу маленькую, но действующую пушку. Даже странно было, что её здесь не нашлось. Наверное, следовало поискать получше.
Из оружейной Кеннет вышел, слегка задумавшись. Количество оружия наводило на мысли; особенный интерес мыслям придавал тот факт, что доля охотничьего вооружения среди этого арсенала была сравнительно невелика.
Недалеко от оружейной располагалась входная дверь -- естественно, парадная. С другой стороны дома имелся чёрный вход, к которому лепились людская, комнаты слуг и подсобные помещения. На всякий случай Кеннет прошёл по тёмному коридорчику и нашёл задний вход, попутно выяснив, что он был закрыт на замок. На этом поверхностный осмотр можно было счесть законченным, и хайлендер вышел во двор, проверить, как там Чертополох.
В здешней конюшне слуги были расторопнее, нежели в трактирных. Конь был уже вычищен и теперь деловито хрупал овсом. Серый в яблоках, стоявший в соседнем деннике, любопытно косил на Кеннета карим глазом. Одно ухо у него торчало вбок, другое было направлено на горца. Похоже, новый человек его заинтересовал... хайлендер с досадой вспомнил, что не прихватил с собой ничего, что сошло бы за повод для знакомства -- морковку, скажем, или кусок хлеба -- и вышел из конюшни.
Времени было немного -- часа три или четыре пополудни. С улицы доносились самые разные звуки, и Кеннет ненадолго задумался, остановившись посреди двора. С одной стороны, его никто не отпускал. С другой же, его никто и не задерживал; долг оруженосца горец представлял себе довольно смутно, но был уверен, что сидение за воротами сеньора в этот долг совсем даже не входит. Куда полезнее будет выяснить, какие здесь имеются обходные пути, каким образом можно тайно подобраться к особняку и где бы он, Кеннет МакРован, будь предводителем вражеского отряда, устроил, например, засаду.
Рассудив так, он вышел на улицу и глянул на ворота, чтобы запомнить их наверняка. Ворон с зелёного щита безразлично смотрел на запад, и Кеннет смутно припомнил, что на языке Лоуленда слово "ворон" звучит как "райвен". Зачем-то он протянул руку и потрогал край щита -- шершавая краска была на ощупь почти горячей. Ещё бы, ведь солнце жарило почти с самого утра.
Хайлендер пошёл по улице вниз, туда, откуда летел влажный ветер.
Начинало смеркаться, когда Кеннет вернулся. Он немного устал -- в основном, от непривычной обстановки -- но в общем был доволен прогулкой. Райвенвуд нашёл неплохое место для дома: здешние края назывались Норд-Энд, Северный Конец, и находились недалеко от городской стены. Буквально в двух кварталах от особняка лоулендера Кеннет приметил очень интересный трактир, мансарда которого почти вплотную приближалась к этой самой стене. Наверняка она выходила туда окном, достаточно широким для того, чтобы перебросить на стену доску и покинуть город без лишних помех. Кроме того, Норд-Энд был едва ли не самой старой частью города, и большинство здешних улиц представляло собой тёмный запутанный клубок, в котором несложно было и заблудиться с непривычки. Дворянские дома большей частью располагались на набережной, единственной относительно прямой и широкой улице здешних мест. Вообще-то, как успел узнать горец, куда более престижным считался Конец Западный, который начали застраивать сравнительно недавно. Любопытства ради он наведался и туда, на всякий случай поинтересовавшись, где тут живут Морсворты. Ему показали высокий кирпичный особняк, отделанный белым камнем; у ворот с бдительным видом торчал ливрейный слуга, за воротами, кажется, сидели собаки. Кеннет запомнил место, дав себе слово наведаться сюда, как только сможет.
Вообще, Бракката произвела на него впечатление, хотя хайлендер и не спешил признаваться себе в этом. Она была не просто большой -- она была огромной, и за пять-шесть часов Кеннет осмотрел не так много, как рассчитывал. Впрочем, главное он увидел. Поднимаясь по набережной к дому сеньора, он мысленно рисовал перед собой схему тех улиц, по которым, если что, можно будет скрыться от погони.
Ворота были ещё открыты, так что хайлендеру не пришлось воспользоваться знанием о том, где удобнее всего перелезть через ограду. Он зашёл вовнутрь, невольно ещё раз покосившись на ворона, пересёк двор и поднялся по ступеням крыльца. Пели кузнечики, солнце уже заходило, и западный край небосвода был пламенно-алым. Значит, завтра будет ясный день, а жаль. Давно уже не было дождя...
В коридоре летала муха, отчаянно жужжа и ударяясь о стены. Выждав момент, Кеннет поймал её и, открыв дверь, выкинул наружу. Насекомое немедленно попыталось залететь обратно, но горец оказался быстрее -- он захлопнул дверь, довольно хмыкнул и отправился к лестнице.
На втором этаже его остановил один из слуг, имени которого Кеннет пока ещё не знал.
-- Лорд Кеннет, лорд Райвенвуд ждёт вас в гостиной, на первом этаже.
-- И давно? -- уточнил горец, пытаясь понять, что нужно от него новоявленному равнинному родственнику.
Слуга пожал плечами:
-- Не знаю, милорд, около часа... Он сказал, чтобы вам передали, как только вы вернётесь. Ещё сказал, -- взгляд его на секунду задержался на шпаге Кеннета, -- чтобы вы пришли с оружием.
-- Понятно, -- кивнул Кеннет. -- Спасибо.
Значит, гостиная на первом этаже... Горец легко восстановил в голове схему расположения комнат. Ага. Это та самая, дверь в которую была закрыта. Не особенно быстро -- хайлендер не собака, чтобы бежать на свист! -- но и не особенно медленно он спустился с лестницы и прошёл по коридору. "Достойный человек всегда является вовремя", -- любила говорить матушка. Это только равнинники могли додуматься до того, чтобы назвать точность исключительно королевской привилегией. Впрочем, они всегда любили сваливать свои обязанности на кого-нибудь другого.
Дверь была чуть приоткрыта; Кеннет толкнул её, и она отворилась без скрипа. Внутри было довольно темно: смеркалось, вдобавок многие окна были закрыты ставнями. Хорошими, крепкими ставнями, которые не так-то просто выбить снаружи. Комната оказалась довольно просторной, там был камин и второй выход; из мебели имелось кресло, маленький столик рядом и пушистый ковёр под ногами. Ковёр был, кажется, дорогой, но Кеннет в этом не разбирался.
В кресле, развалившись и вытянув ноги, сидел равнинный родственник, и вид его говорил сам за себя. Глаза его блестели, губы кривились в презрительной -- это он так думал, он с матушкой незнаком! -- усмешке, а на скулах горели красные пятна. Короче говоря, Райвенвуд был попросту пьян, и Кеннет остановился, глядя на него с плохо скрываемым отвращением. Он ожидал от лоулендера чего угодно, но уж никак не этого. Мужчина может пить хоть эль, хоть ышге -- при условии, что остаётся крепок во хмелю. Да и то... сегодня был никак не Солнцекруг. Уважение к старшему родичу потихоньку начинало таять, но тут Райвенвуд поднял голову, пристально глянул на оруженосца и сделал резкое движение бокалом, явно приказывая приблизиться. Кеннет неохотно подчинился.
Вблизи лорд внушал не больше уважения, чем издалека. Хайлендер помянул девять Солнечных мечей, попросил у предков ещё немножко терпения и сжал зубы.
-- Ну и что скажете, сударь? -- безразлично осведомился лоулендер, отпивая из бокала. -- Как вы находите Браккату?
Кеннет молча пожал плечами. Сложно сказать, ожидал ли Райвенвуд ответа, но через минуту он заговорил снова:
-- Стало быть, сударь, вы у нас дитя гор. Я сказал бы "дикое и не испорченное цивилизацией", не болтайся у вас при поясе эта шпага. С каких это пор хайлендеры перешли на шпаги? Или в вашем клане закончились клейморы?
Очевидно, предки вняли воплю Кеннетовой души. Каким-то невообразимым образом он ухитрился сдержаться и, вспомнив матушку в сходной ситуации, процедил со всей имеющейся в наличии вежливостью:
-- Я был бы вам очень обязан... лорд, если впредь в разговоре вы не будете использовать слова "горы" и "клеймор". Не думаю, что вас это затруднит, ибо вы в жизни не видели того, что так называется.
-- Не только видел, но даже в руках держал, -- кажется, выпад Кеннета Райвенвуда только позабавил. -- Если, разумеется, речь идёт о мече, а не о горах. В оружейной у меня его нет, но мою комнату вы, надеюсь, не осмотрели?
Он потянулся к кувшину, который стоял на столике возле кресла, но, едва заглянув вовнутрь, разочарованно присвистнул.
-- Чёрт, вовремя -- как всегда!.. Ладно, молодой человек, вы мне и так обязаны -- безо всяких лингвистических выкрутасов. Как полагается уважающему себя сеньору и старшему родичу, я честно защитил ваши интересы -- а точнее, вашего коня -- и теперь вправе рассчитывать на вашу верность. От лошади я её вряд ли дождусь, остаётесь только вы, нравится вам это или нет... Кстати, а столь пламенно и страстно сжимать шпагу -- это традиция всех кланов, или так принято исключительно в вашей семье?
Больше сдерживаться Кеннет не мог и не желал.
-- Так принято у всех честных людей, сударь!
-- О, -- обрадовался Райвенвуд, -- наконец-то подбираемся к главному! Поверьте мне, молодой человек, наш народ погубит многоречивость... Вам нужен секундант или обойдёмся без?
Предложение было соблазнительное, но никто не мог обвинить клан МакРован в том, что он когда-либо пользовался слабостью врага. Язык у лоулендера слегка заплетался, и вряд ли он особенно крепко стоял на ногах. Представив, что скажет матушка, если узнает, что её сын победил в нечестном поединке, Кеннет решительно сказал:
-- Мы обсудим это завтра. Я могу идти?
-- Нет, конечно же! -- Райвенвуд встал, ухитрившись при этом почти что сохранить равновесие. -- Чёрт побери, я хочу драться, вы тоже этого хотите -- так зачем откладывать на завтра, что можно сделать прямо сейчас?
-- Я... -- начал Кеннет, толком не зная, что хочет сказать, но лорд его перебил:
-- Надеюсь, вас учили не только пиликать на волынке?